Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
По поводу посщенія султаномъ Лондона и Парижа.
‘Москва’, 4-го іюля 1867 г.
Потомокъ Османовъ, повелитель мусульманъ, духовный глава исламизма, калифъ, падишахъ и англійскаго ордена Подвязки кавалеръ, султанъ Абдулъ-Азисъ, заказавъ вроотступнику Омеръ-нашъ поторопиться истребленіемъ православныхъ христіанъ Крита, всемилостивйше соизволилъ на зовъ своихъ исконныхъ доброжелателей — повелителя Франковъ, сдящаго на престол ‘христіаннйшихъ’ государей Европы, и главы англиканской церкви — королевы Викторіи великобританской. Удостоивъ своимъ посщеніемъ Парижъ, принявъ отъ императора Французовъ увренія въ сердечномъ согласіи (entente cordiale), скрпивъ еще тсне, по словамъ оффиціальныхъ журналовъ, узы нріязни, связывавшія его съ французскою націей и ея вождемъ,— его величество отбылъ дале въ Авглію, которая положила не только встртить его со всми почестями, подобающими столь великому и славному монарху, но и превзойдти, если можно, Францію въ выраженіи преданности и сочувствія. Городъ Лондонъ включаетъ падишаха въ число своихъ гражданъ, англійское правительство напрягается изъ всхъ силъ, чтобы придать посщенію какъ можно боле знаменательности и блеска, окружить султана самою нжною внимательностью и соединить такимъ образомъ, съ торжествомъ и пышностью пріема, характеръ интимности и симпатіи. Чей пріемъ понравится султану боле и чье могущество покажется ему величественне и грозне — мы еще не знаемъ, но во всякомъ случа нигд не почувствуетъ себя султанъ въ такой симпатичной сред какъ въ правительственномъ кругу Парижа и Лондона: тамъ онъ свой. Тамъ порадуются вмсг съ нимъ извстіямъ о кровавыхъ успхахъ Омеръ-паши,— тамъ французскіе и британскіе министры снабдятъ его всевозможными лаками и политурами европейской цивилизаціи, наставятъ — какъ удержать подоле подъ пятою ислама, обувъ ее въ европейскій модный сапогъ, милліоны страждущихъ христіанъ, укрпятъ падишаха новою врою въ прогрессъ и будущность Турціи и въ исключительную зависимость этой будущности отъ Франціи и Британіи.
Если чья-либо поздка въ Парижъ на всемірную выставку представляетъ политическую важность и не останется безъ послдствій, такъ это безспорно поздка султана. Намъ кажется даже, что приглашеніе султана въ Парижъ и готовность повторить въ честь его ту же программу пріема и празднествъ, по которой такъ недавно чествовались самые знаменитые изъ державныхъ постителей, уже во всякомъ случа ослабляетъ политическое значеніе этихъ предшествовавшихъ посщеній. Поздка султана, обстановка этой поздки и впечатлнія, которыя она произведетъ и на султана и на европейское общество,— все это извращаетъ правду, упрочиваемъ ложь, вводитъ въ заблужденіе и Турцію и общественное мнніе Европы, и никакимъ образомъ не соотвтствуетъ требованіямъ современнаго положенія длъ и нашей политики на Восток. За то оно вполн отвчаетъ требованіямъ западной политики… Въ то самое время, какъ вс усилія христіанскихъ подданныхъ Порты направлены къ освобожденію отъ мусульманскаго ига, турецкій падишахъ торжественно причисляется къ сонму европейскихъ монарховъ, и Турція вводится, какъ равноправная, въ семью европейскихъ державъ. Больной человкъ, осужденный къ смерти, выдается за здороваго, диссонансъ, противорчіе, аномалія (потому что таково значеніе Турціи среди христіанской Европы), выставляются чуть не за образецъ созвучности и нормальности. Какое впечатлніе можетъ вынести султанъ изъ своего путешествія? То, что турецкая тираннія, осуждаемая Moсковомъ, въ образованнйшихъ странахъ Запада не встрчаетъ протеста, что страданія, бдствія и мученія православныхъ христіанъ не находятъ себ сочувствія въ западныхъ христіанахъ. Въ пріем, ему оказанномъ, въ выраженіяхъ вниманія и дружбы, въ празднованіяхъ и ликованіяхъ народныхъ, султанъ неминуемо долженъ видть санкцію политическаго существованія Турціи, освященіе и утвержденіе мусульманскаго надъ христіанами ига, одобреніе турецкой политики, осужденіе всхъ попытокъ Славянъ и Грековъ высвободиться изъ-подъ варварскаго гнета. Французскіе и англійскіе журналы, въ запуски другъ передъ другомъ, торжествуютъ, въ поздк султана, побду европейской цивилизаціи надъ ‘предразсудками Корана’. Дйствительно, самая поздка, появленіе главы правоврныхъ въ церквахъ и театрахъ, на балахъ и раутахъ Парижа и Лондона, есть великая уступка магометанина авторитету западной цивилизаціи, но не придется ли сему магометанину убдиться и въ томъ, что западные цивилизаторы точно также чуждаются и ‘предразсудковъ’ христіанской религіи — являясь совершенно равнодушными къ судьб своихъ христіанскихъ братій восточнаго вроисповданія? На заступничество Европы въ пользу Критянъ Турція отвчаетъ новыми неистовствами въ Крит, и Европа не только не оскорбляется, но напротивъ, предшествуемый и сопровождаемый телеграммами о подвигахъ азіятскихъ молчищъ Омеръ паши, повелитель сихъ полчищъ привтствуется съ восторгомъ заступавшимися государями, и Франція, Англія и Австрія какъ бы внчаютъ его внкомъ изъ лавровъ я миртъ!
Конечно, чудеса европейской цивилизаціи произведутъ свое обаяніе на турецкаго падишаха, но не въ меньшей степени произведетъ на него обаяніе и военное могущество Франціи и Англіи. Видъ этого могущества еще боле усилитъ значеніе Франціи и Англіи въ Турціи и ихъ вліяніе на дда Востока. А дипломатическая дятельность этихъ двухъ державъ на Восток не только въ противорчіи съ русскою, но и положительно враждебна Россіи, т. е. враждебна свобод и самостоятельности православныхъ христіанъ Турціи, въ чемъ заключается для Россіи высшій политическій и нравственный интересъ. Поздка султана въ Парижъ и Лондонъ не только не способна дать иное направленіе его политик, но напротивъ утвердитъ его въ этомъ направленіи, и надеждою на помощь столь могущественныхъ друзей ободритъ въ борьб съ крамольными православными раіями. Конечно, личное знакомство съ военною силой Европы способно было бы можетъ быть смирить падишаха и сдлать его сговорчиве къ уступкамъ въ пользу Славянъ и Грековъ, но не Франція и Англія внушатъ ему эту сговорчивость, а если и склонятъ его къ сговорчивости, такъ въ пользу своихъ личныхъ, эгоистическихъ видовъ и въ существенный ущербъ православному греко-славянскому міру, а слдовательно и Россіи.
Многіе русскіе и иностранные публицисты полагали, что высокая честь, оказанная русскимъ Императоромъ Наполеону III и Франціи посщеніемъ Парижа, послужитъ основаніемъ къ сближенію между Россіею и Франціей’ по Восточному вопросу. Мы никогда не раздляли этой увренности, по крайней мр не врили въ возможность серьезнаго соглашенія. Такое соглашеніе невозможно для Франціи безъ разрыва съ Англіей, а союзомъ съ нею Наполеонъ дорожитъ по многимъ и многимъ причинамъ, къ тому же мы несогласны и съ мнніемъ, столь часто повторяемымъ, объ отсутствіе будто бы у Россіи и Франціи противоположности интересовъ на Восток. Конечно, у Россіи съ Франціей на Восток нтъ столкновенія вещественныхъ интересовъ, но есть та противоположность интересовъ, которая лежитъ въ противоположности латинскаго и православнаго міра. А Франція (и при Наполеон III особенно) есть представительница и носительница той латинской идеи, которая еще со временъ крестовыхъ походовъ стремилась подчинить себ Востокъ. Объ этомъ мы теперь распространяться не станемъ, но напомнимъ читателямъ, что по настоянію же Франціи посланъ въ Кандію Омеръ-паша, и что ея происками, боле чмъ Англіи (дйствующей по крайней мр не двусмысленно, а довольно откровенно), задерживается успхъ русскихъ ходатайствъ въ пользу православныхъ христіанъ Турціи. Конечно, какъ на признакъ соглашенія съ Франціей можно указать на дипломатическую тождественную ноту, поданную Порт, представителями Россіи, Франціи, Пруссіи, а потомъ и Австріи (съ нкоторыми измненіями). Въ этой нот предлагается турецкому правительству прекратить въ Кандіи кровопролитіе и допустить европейскихъ коммиссаровъ произвести формальное изслдованіе о причинахъ неудовольствія жителей Крита и объ истинныхъ ихъ желаніяхъ, примнивъ въ послднемъ случа систему поголовнаго спроса (suflrage universel). Первое требованіе (о прекращеніи кровопролитія) было отклонено Портой подъ тмъ предлогомъ, что Омеръ-паша общалъ подавить возстаніе въ теченіи мсяца, поэтому Порта выговорила себ еще мсяцъ рзни,— а по окончаніи мсяца вроятно попроситъ отсрочки! На производство же слдствія она согласилась, но съ тмъ, чтобы слдствіе произведено было ею самою, хотя бы и въ присутствіи европейскихъ коммиссаровъ и по удаленіи съ острова всхъ греческихъ волонтеровъ! Производить изслдованіе тогда, какъ борьба,— кровавая, упорная борьба,— продолжается уже цлый годъ, когда взрывъ Аркадскаго монастыря и тысячи жертвъ, павшихъ за независимость Крита, достаточно свидтельствуютъ. чего хотятъ Критяне и сладка ли имъ была жизнь подъ мусульманскимъ игомъ! Вся эта процедура, все это примненіе къ кровавому международному спору слдственнаго формализма — похоже было бы просто на волокиту, пагубную для изнемогающихъ Критянъ, еслибы весь смыслъ европейскаго предложенія не заключался въ пріостановк кровопролитія. Но эта-то существенная цль предложенія и устранена, равно какъ и искаженъ самый характеръ слдствія. Спрашивается: возможность такого отвта со стороны Порты не доказываетъ ли, что ей хорошо было извстно — какъ нетвердо соглашеніе и какъ мало серьезной ршимости у европейскихъ державъ? Да и какой всъ могло имть это предложеніе, данное въ ту самую минуту, какъ прибылъ въ Дарданеллы французскій флотъ, не для угрозы султану, а для того, чтобъ принять его подъ покровительство французскаго флага и доставить въ Тулонъ какъ званнаго, желаннаго и почетнаго гостя? Должно-быть, сдланное падишаху, въ вид дипломатической ноты, подношеніе было не такого рода, которое могло бы помшать пріятностямъ его путешествія въ Парижъ, въ сопровожденіи французскаго посланника въ Константинопол, г. Буре. И покуда султанъ утшается изысканнымъ гостепріимствомъ Наполеона III, королевы Викторіи и Франца-осифа,— несчастные герои Крита успютъ задохнуться отъ усилій въ неравной борьб съ кровожадными полчищами Омръ-паши…
Султанъ — въ Париж, султанъ — въ салон королевы Викторіи, турецкій падишахъ — европейскимъ туристомъ! Всему этому можно было бы радоваться, какъ признаку разложенія мусульманскаго міра вообще и Турціи въ особенности. Но видть въ этомъ, безъ отреченія отъ ислама, нравственное пріобртеніе, здоровый прогрессъ и новую эру для Оттоманской имперіи — дйствительно это возможно только для того общества, въ которомъ іезуитизмъ и современная европейская цивилизація, только повидимому враждующія между собой, возвели сдлку или компромиссъ до апоова, выработали ее до утонченности и создали цлую атмосферу смшанныхъ нравственныхъ понятій, среднихъ терминовъ и чудовищныхъ сочетаній всякихъ противорчащихъ началъ. Было время, когда наслдники Османовъ явились среди разслабленной Европы дикою цльною силой, исполненною фанатической вры въ себя и въ свое призваніе. Булатъ и стрлы азіятскаго наздника привели въ трепетъ Европу — и вынужденное признаніе этой силы, этого несомнннаго историческаго факта, не имло въ себ тогда ничего оскорбительнаго для нравственнаго чувства: въ этомъ признаніи не было внутренняго примиренія, не было нравственной санкціи. Но когда наздникъ превращается въ кавалера, и не отрекаясь ни отъ своихъ завоеваній, ни отъ жизненнаго начала своего политическаго бытія, т. е. ислама, ни отъ притязаній властвовать надъ порабощенными нкогда христіанами, наводитъ на свою дикость глянецъ европейской цивилизаціи, садится за христіанскую трапезу, какъ за братскую — то это зрлище является въ высшей степени безобразнымъ. Здсь уже нтъ уступки могучей сил, нтъ одного вншняго призванія факта, а внутреннее съ нимъ примиреніе. Здсь звучитъ такая фальшивая нота, которая раздираеть уши всякаго неотупвшаго слухомъ. Но такъ, какъ примиреніе ислама съ христіанствомъ или Евангелія съ Кораномъ невозможно, такъ какъ вопіющій диссонансъ не можетъ разршиться въ гармонію,— то вс эти попытки Западной Европы привить къ почв ислама европейскую цивилизацію, отрзавъ только отъ нея ея христіанскій корень, и создать новую прогрессивную Турцію, въ сущности только задерживаютъ естественную смерть Османа, задерживаютъ освобожденіе христіанскихъ племенъ, — только увеличиваютъ опасность страшнаго, неминуемаго взрыва.