‘За два года’. Сборникъ статей изъ ‘Искры’. Часть первая.
По поводу одного процесса.
По поводу одного процесса.
(18 апрля 1904 г. No 64).
Старовръ.
По поводу одного процесса, Потресов Александр Николаевич, Год: 1906
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Когда три года тому назадъ — въ отвтъ на боголповскій приказъ объ отдач студентовъ въ солдаты — раздался выстрлъ Карповича, и въ революціонныхъ кружкахъ молодежи опять, какъ и встарь, забродилъ старый призракъ террора, передъ русской соціалдемократіей всталъ тревожный вопросъ: не грозитъ ли этотъ стихійный взрывъ террористическихъ настроеній откристаллизоваться въ партійный пріемъ, не иметъ ли онъ вс шансы закрпить свое выраженіе въ соотвтствующей организаціи? Тревога соціалдемократовъ была тмъ боле законна, что преобладающе-интеллигентскій составъ авангарда движенія длалъ революціонную среду нарочито воспріимчивой для террористическаго повтрія, воспріимчивой особенно въ тотъ моментъ пробужденія демократіи, когда политическое сознаніе ея, казалось, такъ быстро росло, а рабочія массы такъ медленно за нимъ поспвали.
Повтріе и на самомъ дл захватило тогда весьма многихъ соціалдемократовъ, но, главное, отвело немаловажную струю отъ интеллигентскаго потока, безраздльно направлявшагося до тхъ поръ въ единое русло содіалдемократіи. Воздухъ, насыщенный симпатіями къ террору и отголосками студенческой борьбы, выростилъ въ сравнительно-короткое время то, что ране лишь едва прозябало: меньше, чмъ черезъ годъ посл выстрла въ Боголпова, худо ли, хорошо хи, но консолидировалась ‘партія’ ‘соціалистовъ-революціонеровъ’, а съ небольшимъ черезъ годъ — въ прокламаціи отъ 3 апрля 1902 года — политическому міру уже рекомендовалась ‘боевая организація’ этой партіи.
Правда, отъ наблюденія тхъ, кто внимательно слдилъ за жизнью революціонныхъ организацій, и тогда уже не ускользнули нкоторыя… какъ бы сказать — ‘странности’: съ первыхъ же шаговъ, въ первыхъ же словахъ новорожденнаго почуялось что-то неладное, какое-то противорчіе, не поддающееся еще точному учету, но оттого не мене ощутимое, противорчіе между тмъ, что есть, и тмъ, что кажется, между показной стороной и стороной интимной дйствительности. Дальнйшія событія, точне — ихъ полное почти отсутствіе, какъ нельзя лучше подтверждали первоначальныя предположенія — террористическій цвтокъ былъ простымъ пустоцвтомъ!
Но почему?— вотъ вопросъ. Почему террористическое слово такъ изъ рукъ вонъ плохо претворялось въ дло, и террористически настроенные слои демократической интеллигенціи оказались безсильными выдлить сколько нибудь деспособную организацію для осуществленія поставленной цли?
Кое-какимъ матеріаломъ для сужденія объ этихъ и связанныхъ съ ними вопросахъ можетъ служить намъ теперь процессъ Гершуни, разбиравшійся недавно въ Петербург.
Процессъ Гершуни есть процессъ ‘боевой организаціи’ или — правильне было бы оказать — процессъ ‘боевой организаціи’ есть процессъ Гершуни. Въ самомъ дл, попробуйте снять окутавшій ‘боевую организацію’ ‘романтическій’ флеръ, и передъ вами предстанетъ фигура одного человка, несомннно энергичнаго, самоотверженно-преданнаго своему длу и — что особенно важно — умющаго вліять, подчинять своей вол людей.
Кто стоитъ за четой Григорьевыхъ?— Гершуни, тотъ самый таинственный ‘Федоръ Петровичъ’, который, по словамъ Дорошенка-Бартошкина, ‘можетъ разъяснить всякій опоръ’ и ‘агитаціонныя бесды’ котораго дйствуютъ такъ неотразимо.
Кто подготовляетъ Капура?— Гершуни. ‘Гершуни настолько подчинилъ его своей вол,— говоритъ Качуръ въ своемъ показаніи — что онъ сталъ слпо врить, что убійство князя Оболенскаго есть заслуга передъ обществомъ’…
Кто, наконецъ, руководитъ молодымъ Балмашовымъ, вырабатывая ему планъ кампаніи?— Все тотъ же Гершуни.
Снаряжая въ походъ, онъ заботливо слдитъ — до послдняго шага — за подысканнымъ имъ же исполнителемъ, онъ входитъ въ мельчайшія детали предпріятія, вплоть до отпихиванія щекъ у револьверовъ Браунинга, онъ всюду и везд — искусный ловецъ человковъ, иниціаторъ, режиссеръ, лтописецъ, пиндаръ, адвокатъ ‘боевой организаціи’. Способный, кажется, на все, передъ однимъ онъ только пасуетъ — онъ не въ силахъ замнить многообразіемъ таланта коллективный трудъ организаціи. Въ томъ цломъ, которое олицетворяетъ собой Гершуни, есть все, что хотите, есть въ лучшемъ случа — бюро для пріисканія и экипировки одиночекъ террористической борьбы, но нтъ и самомалйшей тни планомрно дйствующей коопераціи, нтъ того, что составляло когда-то отличительную черту Исполнительнаго Комитета Народной Воли.
Достаточно вспомнить прежніе подкопы, покушенія и вообще сложныя въ своихъ развтвленіяхъ предпріятія, чтобы признать, что одно дло работа революціонной группы въ нсколько десятковъ членовъ и другое — обмундированіе смльчака, снабженіе его деньгами, совтами и револьверомъ съ подходящей надписью. Для послдней цли за-глаза довольно, пожалуй, и одной энергичной личности, время отъ времени секундируемой — для отдльныхъ случаевъ — тмъ или другимъ пособникомъ.
Гершуни и пришлось взяться именно за эту, единственно возможную для него упрощенную задачу. Онъ только не понималъ фатальности такого упрощенія, не понималъ, что тмъ самымъ онъ сразу замыкаетъ террористическое дло своей, soi-disant, организаціи въ т же тсныя рамки, о которыя обычно бьется порывъ террориста — одиночки, что тмъ самымъ исключена даже возможность развитія, возможность того наростанія сенсацій, безъ котораго терроръ — мертворожденное дтище. Что другое, а охранять своихъ членовъ, находящихся на важнйшихъ политическихъ аванпостахъ, самодержавная бюрократія уметъ и при малйшемъ намек на опасность создаетъ такія условія, при которыхъ наиболе ‘заинтересованныя’ лица достаточно гарантированы отъ дйствій упрощеннаго террора. Недаромъ, посмотрите,— начавъ оперировать съ министровъ, ‘боевая организація’ принуждена была затмъ отступить… къ губернаторамъ и — вн всякаго сомннія — только дальнйшее ея небытіе спасло ее отъ печальной необходимости — поддерживать свое существованіе истребленіемъ квартальныхъ…
Это было необходимое слдствіе упрощенной системы.
Но зачмъ было упрощать?— скажутъ намъ. И не было ли это упрощеніе первороднымъ грхомъ Гершуни?
Нтъ, то была не вина, а бда его, бда всего новйшаго періода террора: Гершуни не имлъ возможности создать организаціи, потому что для такой организаціи не существовало,— да и не могло существовать за послдніе годы,— подходящаго персонала. Если въ свое время Исполнительный Комитетъ Народной Воли, вмст со всмъ наслдьемъ предшествовавшаго періода, унаслдовалъ и испытанныхъ борцовъ, закаленныхъ въ жестокомъ искус революціоннаго отбора, то въ совершенно иномъ положеніи находилась современная демократія, едва пробудившаяся къ политической жизни и уже охваченная террористической лихорадкой. Она застала пустившее глубокіе корни движеніе, но это движеніе — отдльныя колебанія, неоформленныя настроенія не въ счетъ — не обнаружило ни малйшаго намренія поступаться ради нея своимъ революціоннымъ достояніемъ. Волей-неволей пришлось демократіи вербовать адептовъ террористической практики среди того хаоса элементовъ, который былъ вызванъ къ активности водоворотомъ студенческихъ волненій, среди лицъ, еще вчера не имвшихъ касательства къ ‘нелегальной’ работ, а сегодня волей судебъ предназначенныхъ играть отвтственныя роли. Неудивительно, что въ этой сред, лишенной преемственности и не успвшей создать традицій, можно было, на худой конецъ, найти храбраго юношу, готоваго схватиться за предложенный ему револьверъ и сложить свою побдную голову, но никоимъ образомъ нельзя было отыскать спеціалистовъ революціи, необходимыхъ кандидатовъ для подлинной боевой организаціи.
Конечно, случайности всегда приходится отводить извстное мсто, но нельзя одной злой случайностью объяснить то непомрно большое число предателей, которое фигурировало въ настоящемъ процесс. Это былъ симптомъ органическаго порока, основного неустройства современнаго террористическаго движенія, результатъ необходимости для организатора-террориста быть недостаточно строго разборчивымъ, дйствовать въ извстной мр ощупью, въ темную, въ обстановк, лишенной организаціонныхъ опоръ. А лучшимъ свидтельствомъ того, какой нетронутой революціонной новью была вся та почва, которая питала своими соками террористическое теченіе, можетъ служить намъ примръ самого Гершуни, этого несомннно наиболе выдающагося представителя современнаго терроризма.
‘Кто мы, и что насъ принесло сюда?’ спрашиваетъ Гершуни на суд я отвчаетъ разсказомъ своей жизни. Онъ былъ долгое время культурнымъ работникомъ. ‘Мн казалось,— говоритъ онъ,— что, не жертвуя своей личной жизнью, а на такъ называемой легальной почв можно истинно служить народу, можно, хотя и медленно, но прочно строить совмстно съ нимъ зданіе его будущаго блага’. И Гершуни остался бы этимъ культурнымъ работникомъ, если бы не т невыносимыя условія, въ которыя поставлена въ самодержавной Россіи просвтительная дятельность. Подъ ихъ вліяніемъ онъ началъ приходить въ заключенію, ‘что все то, что онъ длаетъ, есть не то, что долженъ длать, и что единственный виновникъ этого — современный политическій строй’. ‘И все же,— замчаетъ онъ,— какъ ни тягостно такое состояніе, я, какъ и многіе, тянулъ ту несчастную лямку, ограничиваясь лишь однимъ сочувствіемъ и услугами революціонному длу. Не знаю, долго ли тянулось бы для меня такое положеніе при другихъ условіяхъ, но одно событіе въ 1900 году для меня, какъ и многихъ другихъ, положило конецъ всмъ сомнніямъ и колебаніямъ. Я говорю о ‘временныхъ правилахъ’, какъ чудовище Павловскихъ временъ придавившихъ Россію’.
Эти слова необычайно знаменательны: не картина растущаго массоваго движенія, не отчаянная борьба приходящаго въ сознаніе пролетарія, усмиряемаго солдатскими прикладами, не тотъ основной контрастъ между богатствомъ и бдностью, который когда-то заставлялъ ‘семидесятника’ ‘отрекаться отъ стараго міра’ и ‘отрясать его прахъ съ своихъ ногъ’, выбилъ Гершуни изъ колеи народолюбиваго просвтительства, а только лишь зврская расправа со студентами, и не мшай, не уродуй правительство его культурныхъ начинаній, онъ — возможно — до скончанія дней своихъ такъ и остался бы на этой излюбленной стез либеральной демократіи.
Такъ думали, такъ чувствовали многіе.— прибавляетъ Гершуни. Возможно, скажемъ мы,— мы некогда не сомнвались въ томъ, что террористъ нашихъ дней есть лишь взбунтовавшееся чадо двуликой демократіи, которая однимъ своимъ лицомъ обращена къ народу, а другимъ — къ просвщеннымъ элементамъ имущаго общества.
Но, если правъ Гершуни, то что значатъ т громы, читатель, которые обрушились когда-то на ‘Искру’ — съ легкой руки ‘боевой организація’? и почему то, что является возможной,— и не только возможной, но и громогласно исповдуемой на суд — подоплекой революціонера Гершуни, вождя террористовъ, превращается въ собственную свою противоположность, въ оскорбленіе величества русской революціи, разъ рчь заходитъ — о студент Балмашов? Мудрый Эдипъ, разрши!…
Въ своемъ послднемъ ‘письм къ товарищамъ’ Гершуни говорить о вред партійной полемики, онъ заклинаетъ не полемизировать, онъ признаетъ, что много тяжелаго пришлось за все это время пережить, благодаря тому, что жандармы начали пользоваться совершенно новымъ орудіемъ — ‘партійной полемикой’.
Мы не можемъ, къ сожалнію, согласиться съ Гершуни, мы думаемъ, что и здсь ему измнило его чувство дйствительности, какъ измняло ему оно не разъ, какъ измняетъ и въ томъ случа, когда онъ хочетъ насъ уврить, что изъ процесса ‘съ очевидностью выяснилось’, что ‘правительство готово временно примириться съ существованіемъ всхъ другихъ теченій, но ршило направить вс свои удары, чтобы раздавить партію соціалистовъ-революціонеровъ’. Мы полагаемъ: если изъ процесса что-либо съ несомннной ‘очевидностью’ ‘выяснилось’, такъ это — негодность, нецлесообразность, недопустимость пріемовъ, которые мы окрестили когда-то названіемъ ‘революціонной беллетристики’. Это она, это фантазія ‘беллетриста’ несетъ теперь невыносимо-тяжелую расплату, это ей на каждомъ шагу мститъ печальная изнанка террористическаго дла, та некрасивая проза жизни, съ которой только что смыли румяна. И если Качуръ явился чьей либо жертвой, то ужъ, конечно, прежде всего, жертвой той внутренней фальши, которая пропитала — съ головы до пятъ — такъ называемую ‘боевую организацію’.
И плакаться приходится теперь не на полемику: рзкая полемика обычно только сыпь, которою разршается скрытая болзнь, подтачивающая силы революціонной среды, но она въ то же время и единственное лекарство, могущее иногда спасти больного, или тотъ оперативный ножъ, который тмъ врне даетъ желанный результатъ, чмъ остре отточенъ.
Подымать же приходится въ настоящее время вопросъ не о томъ, имла ли какую-либо возможность ‘Искра’ поврить на олово заявленію ‘боевой организаціи’ и тмъ самымъ — признать послднее слово Балмашева не отвчающимъ истин, {Балмашевъ на суд заявилъ, что дйствовалъ единолично (Ред.).} а гораздо боле серьезный вопросъ: почему завелась эта фальшь въ революціонномъ организм?
Было бы большою ошибкой свалить весь грхъ на ту или другую отдльную личность. Дло не въ отдльномъ лиц, хотя бы и склонномъ бъ ‘романтизму’, а въ томъ роковомъ противорчіи, среди котораго вращается любая заговорщическая группа, и отъ котораго только особенно круто пришлось — въ силу извстныхъ условій — злополучной ‘боевой организаціи’: это противорчіе между поставленными цлями и реальными возможностями, роковое противорчіе, изъ котораго — въ конспиративной, заговорщической обстановк — такъ легко развиваются тенденціи провести, обмануть дйствительность, хотя бы вытаскивая себя изъ болота безволія за собственные волосы.
Отъ этого противорчія, а значитъ, въ извстной мр, и отъ этой фальши не застрахована никакая группа, никакая партія, разъ только въ ней начинаютъ развиваться элементы заговора. Только постоянное общеніе съ массой и тактика, разсчитанная вся — съ начала до конца — на это общеніе, могутъ спасти такую партію или группу отъ надвигающейся опасности.
Таковъ урокъ, преподанный процессомъ Гершуни.
Caveant consules!