Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дла Россіи. Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’ и ‘Руси’. Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860-1886. Томъ шестой
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887
По поводу дла о поддлк фальшивыхъ серій Полякомъ Шипшинскимъ.
‘День’, 9-го октября 1865 г.
Читатели найдутъ въ ныншнемъ No корреспонденцію — потрясающаго интереса. Г-жа Кохановская передаетъ намъ нкоторыя новыя подробности о дл, уже отчасти извстномъ Русской публик по краткимъ сообщеніямъ о немъ, напечатаннымъ въ газетахъ. Мы разумемъ здсь поддлку фальшивыхъ серій въ Изюмскомъ узд, успшно предпринятую и совершенную Полякомъ Шипшинскимъ, въ соучастіи съ двумя предводителями дворянства и другими представителями благороднаго сословія. Если сообразить вс наиболе рзкія особенности Харьковскаго дла съ таковыми хе особенностями поддлки пятипроцентныхъ билетовъ, открытой въ Москв, то нельзя не поразиться сходствомъ въ характеристическихъ чертахъ: то же участіе Поляковъ, то же участіе Русскихъ дворянъ — ‘столбовыхъ’ и ‘крупныхъ собственниковъ’, то же участіе лицъ ‘образованнаго’ класса. Харьковское происшествіе, разсматриваемое въ связи съ Московскимъ, такимъ образомъ уже не представляется частныхъ исключительнымъ случаемъ, изъ котораго было бы несправедливо длать общіе выводы и заключенія. Напротивъ: въ этомъ-то и состоитъ истинно трагическая сторона событія, что общіе выводы не только сами собою напрашиваются, но, такъ сказать, обязательно налагаются на наше общественное сознаніе самыми обстоятельствами дла. Отъ нихъ, отъ этихъ выводовъ, невозможно отворотиться, какъ бы мы о томъ ни старались. Да и не слдуетъ. Слдуетъ посмотрть имъ прямо въ глаза… Гд не производится фальшивой монеты? гд не бываетъ испорченныхъ людей, преступниковъ закоснлыхъ или вовлеченныхъ въ преступленіе голодною нищетою, неистовою страстью, наконецъ — падкими на соблазны — нравственнымъ невжествомъ и грубостью окружающей среды? Везд въ этихъ преступныхъ дяніяхъ вы легко можете сослдить ихъ внутреннюю духовную генеалогію. Уголовная статистика уже давно выработала общія положенія, въ силу которыхъ можно a priori опредлить, къ какому преступленію, при какихъ условіяхъ и обстановк жизни каждый способенъ. Такъ напримръ, богатый человкъ склонне стать убійцей, нежели мелкимъ воришкой, такъ есть преступленія, свойственныя преимущественно дворянскому, и другія — свойственныя простонародному классу, и т. д. Но въ Харьковскомъ и Московскомъ дл, кром какихъ-нибудь пройдохъ Поляковъ, Евреевъ, нсколькихъ Армянъ, мы видимъ участіе или прикосновенность людей, которые никакъ не подходятъ ни подъ категорію выше-очерченныхъ нами преступниковъ, ни вообще подъ какія бы то ни было общія положенія, выработанныя статистической криминальной наукой. Вспомнимъ только имена лицъ, замшанныхъ въ дл. Это все добрыя дворянскія имена, людей съ этими именами вы можете не однажды встртить въ такъ-называемомъ ‘лучшемъ обществ’, эти фамильныя имена имютъ многочисленное родство въ свтскомъ кругу, окружены, боле или мене, своего рода аристократическимъ блескомъ, по крайней мр на мстахъ ихъ жительства. Это люди нкогда блиставшіе въ свт, ‘вполн джнтльмены’, какъ любятъ выражаться на свтскомъ жаргон, люди съ изящными свтскими манерами, получившіе общее всмъ дворянское воспитаніе и образованіе, владющіе иностранными, или, врне, французскимъ языкомъ не хуже, если не лучше, чмъ своимъ собственнымъ. Мало того: это люди, имющіе значительное и почетное общественное положеніе въ своихъ губерніяхъ. Кто живалъ въ Курской и Харьковской губерніи, тотъ знаетъ, какимъ авторитетомъ въ кругу дворянъ и даже въ народ пользовались эти люди, напр. хоть несчастный г. Солнцевъ — мстный аристократъ по современному, ходячему въ дворянств опредленію, или ‘столбовой Русскій баринъ’ по понятіямъ купцовъ и мщанъ. Мало этого: изъ этихъ людей, одинъ занималъ еще недавно, въ прошломъ году, а другой занимаетъ еще и въ настоящее время — самую почетнйшую, по мннію нкоторыхъ, должность — предводителя дворянства, и тотъ и другой вполн законные представители благороднаго Россійскаго сословія, по свободному уполномочію дворянъ — свободно, по собственному вкусу и разсмотрнію, примнившихъ къ нимъ ‘выборное начало’. Можно правительство винить за многое, но уже никакъ не приходится винить ни правительство, ни чиновниковъ, ни бюрократію за то, что дворянство избираетъ своими представителями людей, способныхъ войти въ связь съ длателями фальшивыхъ ассигнацій. Можно было бы наконецъ ожидать, что чувство если не честности, то хоть дворянской чести, столь сродное, какъ говорится, дворянину и еще боле оживленное уполномочіемъ всего дворянскаго узднаго общества, удержитъ въ предлахъ чувство корыстолюбія въ носител чести дворянской — г-н Бахмутскомъ предводител, по крайней мр на время его предводительства. По отвлеченной теоріи, по принципу, люди при подобной обстановк и условіяхъ жизни, не будучи прочно гарантированы отъ увлеченій личныхъ страстей, напр. любви, ревности, мести, ненависти, азартныхъ игръ и даже ихъ послдствій (чего въ настоящемъ случа не было), въ то же время считаются довольно врно застрахованными отъ искушеній грубаго воровства и поддлки государственныхъ денегъ. Но ни дворянское чувство чести, ни почетное званіе, ни лестная довренность всего дворянскаго общества, ни положеніе въ свт, ни столбовитость, ни родовитость, ни доброе фамильное имя — не оказались въ настоящемъ случа достаточно надежнымъ обезпеченіемъ противъ соблазна. Можетъ-быть, впрочемъ, они не выдержали непривычнаго имъ гнета бдности, обрушившейся на нихъ вмст съ эманципаціей крестьянъ? Но если это и справедливо по отношенію къ г-ну, Солнцеву, котораго состояніе разорено (въ какой однакоже степени, мы не знаемъ), то едвали можетъ служить оправданіемъ г-ну Бахмутскому предводителю дворянства, который владетъ 22-мя тысячами десятинъ земли и здитъ шестерикомъ. Да разв наконецъ нтъ разницы въ степени образованія и развитости, между разорившимся мужикомъ, — ставшимъ разбойникомъ и разорившимся дворяниномъ — ставшимъ фальшивымъ монетчикомъ? Что же это такое наконецъ? Гд коренится возможность такихъ явленій въ дворянскомъ образованномъ быту? Тутъ нтъ мста внезапному ослпленію, внезапному одуряющему припадку корыстолюбія, не въ чаду безумной страсти совершалось преступленіе, — не таково его свойство. Оно совершалось исподоволь, осмотрительно, медленно, опасливо, оно тянулось не часъ и не день, а мсяцы, и можетъ-быть годы, оно требовало, для своего совершенія, полнаго обладанія умомъ и памятью и всегдашняго присутствія духа, оно не могло не быть проврено всми понятіями ума о нравственности, не могло не быть взвшено и обсужено совстью. Слдовательно и умъ, и память, и совсть оказались довольно сговорчивыми и удобными соглядатаями и пособниками преступленія. Но нельзя ли предположить, такъ какъ въ этихъ событіяхъ можно подозрвать махинацію политической мести со стороны Польскихъ эмигрантовъ, — нельзя ли предположить, что Русскіе сознательно приняли участіе въ подобномъ заговор противъ своего отечества? Хотя участники преступленія и не могли не знать, что подрываютъ кредитъ Русскаго государства и еще боле разоряютъ разоренную Русскую землю, однакоже трудно, почти невозможно допустить мысль, чтобъ они вполн сознательно подали руку врагу Россіи, на вредъ ей: мы осмливаемся даже гадать, что наврное эти дворяне, безъ особеннаго лицемрія, года два тому назадъ сочиняли и писали патріотическіе адресы и не мене патріотическія телеграммы. (Намъ бы очень хотлось получить объ этомъ врную справку.)
Дло въ томъ, что умышленное участіе Русскихъ дворянъ и представителей образованнаго класса въ политическомъ заговор, какъ бы ни было оно нелпо, безобразно и преступно, еще имло бы нкоторый смыслъ, было бы еще доступно прямому объясненію, обличало бы въ виновныхъ какое-либо положительное, хотя бы только политическое убжденіе. Но здсь есть нчто еще худшее, если это возможно: т. е. отсутствіе всякихъ — и политическихъ и нравственныхъ, дурныхъ или добрыхъ — какихъ бы то ни было убжденій, всесовершеннйшая деморализація.
Еще не такова бдность, чтобы довести до отчаянія, но уже и малйшее ощущеніе стсненности въ жизни, похожее на бдность, способно, въ людяхъ этого закала и этой среды, тотчасъ же расшатать и безъ того тонкія и зыбкія правила честности) взлелянныя въ нихъ средою, рождается желаніе пріобрсти денегъ, является соблазнъ, — и не устоять противъ него въ этихъ людяхъ ни чувству дворянской чести, ни чувству свтскаго нравственнаго приличія, вс эти привязи оказываются такъ плохи, такъ слабы сами по себ, при отсутствіи развитаго нравственнаго сознанія, что не въ состояніи сдерживать въ предлахъ не то чтобы страсть, но даже и прихоть человка, и сдается онъ преступленію и грху — такъ себ, даже безъ особенно упорной борьбы. Это особенно часто мы видимъ у насъ въ Россіи, разумется и въ этомъ случа имется своего рода постепенность. Есть въ этихъ людяхъ, пожалуй, и патріотизмъ, и въ ихъ сердцахъ легко можетъ взмылиться нчто похожее на чувство любви къ отечеству, особенно про всеобщемъ возбужденіи окружающей ихъ среды, и ихъ на ту минуту можетъ увлечь оно на самопожертвованіе — особенно въ виду врага, въ его военно-вражьей обстановк, но этотъ пылъ не выдерживаетъ никакого продолжительнаго испытанія, тухнетъ отъ какой-нибудь бездлицы и положительно ненадеженъ въ невоенное время, въ тсномъ смысл этого слова, на поприщ невоенной дятельности. Вспомнимъ только вс ужасы госпитальныхъ злоупотребленій во время севастопольской осады, которыя совершать, казалось, могли бы только враги Россіи и которыя совершались нашими же Русскими, еще недавно совершавшими чудеса браннаго патріотизма. Патріотизмъ неосмысленный, нынче же бросающійся на шею непріятелю, съ которымъ вчера боролся и котораго, по недостатку смысла и нравственной чуткости, не уметъ распознать въ новомъ его вид! патріотизмъ, готовый, въ минуту порыва, ‘сложить голову’, ‘постоять грудью’ на пол брани — и неспособный потерпть бдность и лишеніе, постоять волею, сердцемъ, убжденіемъ противъ нравственныхъ соблазновъ отъ того же врага, въ сфер мирныхъ общественныхъ отношеній! Когда мы слышимъ раздающіеся въ этой сред возгласы патріотическаго негодованія противъ Поляковъ, Нмцевъ и т. д., мы, признаться, не даемъ имъ никакой особенной цны и уврены заране, что при малйшемъ препятствіи, при самомъ неважномъ затрудненіи въ жизни, при невиннйшихъ обольщеніяхъ лести — и Полякъ и Нмецъ легко, даже безъ борьбы, возьмутъ верхъ надъ негодующими, взойдутъ имъ въ душу и подчинятъ своему вліянію.— Есть у людей такого закала и умъ и смтливость, но умъ лнивъ, не развитъ, не привыкъ къ сопротивленію, не привыкъ быть царемъ въ голов и править. Есть, конечно, и у нихъ понятія о добр и зл, о грх, о преступленіи, но понятія нравственныя такъ спутаны, перебиты и шатки, религіознаго воспитанія, по обычаю дворянскому, почти никакого нтъ и не было, а если и было, то такое поверхностное и формальное, что не могло выдержать состязанія съ тмъ ходячимъ курсомъ нравственности, который изучается въ свт, который — особенно въ силу господствующихъ модныхъ теорій матеріализма и практицизма — представляетъ вс истины лишь съ относительнымъ, а не безусловнымъ значеніемъ, возвеличиваетъ въ. принципъ общественныхъ отношеній эгоизмъ, поклоняется страстямъ, возводя ихъ въ предметъ какого-то особеннаго культа, а въ жизни, въ области житейскихъ отношеній требуетъ эластичности, сдлокъ, компромисовъ, вншняго благоприличія, формальной, наружной правды. И такъ, неразвитое мышленіе, неразвитая совсть, безъ царя въ ум, безъ царя въ душ, съ волею слабою, уступающею первому соблазну, не только не похожіе на какое-нибудь огнеупорное тло, но представляющіе собою какую-то нравственную мякоть, безъ костей и мускуловъ, безъ высшихъ порывовъ духа и безъ твердыхъ положительныхъ правилъ, не склонные ни къ упорной борьб, ни къ настойчивому достиженію цли, не выдерживающіе ни упрямаго труда, ни мирнаго продолжительнаго гражданскаго подвига,— эти люди лично почти не способны на какое бы то ни было смлое предпріятіе и оказываются, поэтому, самой лакомой и врной добычей для всякаго энергическаго злоумышленника. Явится Полякъ, Жидъ, Нмецъ — вообще человкъ предпріимчивый, съ какой-нибудь волей, хотя бы и злой,— натуры, такъ сказать, сухощавой, мускулистой въ нравственномъ отношеніи, — и онъ становится полнымъ господиномъ, забираетъ этихъ дряблыхъ людей въ свою полную власть и длаетъ ихъ послушными, жалкими орудіями своей воли. Такъ мы видимъ, что коноводъ всего дла, панъ Шипшинскій, дерзко величающій себя въ острог ‘главнымъ директоромъ банка фальшивой монеты’, да какой-то Жидъ, да какой-то Нахичеванскій Армянинъ — люди самаго дурнаго тона и стоящіе на низшей, повидимому, ступени общественной лстницы,— вотъ эти-то люди и опутали, скрутили, вовлекли въ гнусное преступленіе свтскихъ Русскихъ кавалеровъ и дамъ — благородныхъ Русскихъ дворянъ — крупныхъ собственниковъ, подвизавшихся на поприщ и государственной и общественной службы. Слдствіе по обоимъ дламъ еще не окончено, открывается громадное развтвленіе систематическаго заговора, составленнаго для поддлки фальшивыхъ ассигнацій въ Россіи, съ громаднымъ числомъ участниковъ,— въ томъ числ и изъ благороднаго и образованнаго сословія…
Конечно, возможность этихъ преступленій коренится въ личныхъ условіяхъ нравственности самихъ преступниковъ, но изъ той характеристики этихъ нравственныхъ условій, которую мы представили, читатель видитъ, что они не имютъ въ себ ничего индивидуально-типическаго, чего-нибудь случайнаго и исключительнаго, свойственнаго только этимъ, а не другимъ лицамъ. Напротивъ — это типическія условія цлой среды, въ которой возросли, воспитались и образовались несчастные участники преступленія. Сохрани насъ Богъ отъ мысли (которую наши доброжелатели захотятъ, можетъ-быть, усмотрть въ нашихъ словахъ), будто мы считаемъ вообще наиболе способными къ такому длу — наши образованные, преимущественно высшіе классы. Наиболе способны къ этому длу бдные люди изъ низшихъ сословій по своей невольной неразвитости, грубости и невжественности. Но возможность такого явленія въ нашей сред можетъ, въ настоящемъ случа, при изложенныхъ нами данныхъ, объясниться только общимъ нравственнымъ состояніемъ цлой среды. Мы не можемъ же не признать, что гражданская честность у насъ вообще добродтель рдкая, не говоря уже о какой-либо высшей доблести, что нравственность частнаго лица есть у насъ явленіе чисто личное, личная заслуга, личный подвигъ,— вовсе не плодъ нашего общественнаго воспитанія и общественной нравственности. Можно даже сказать, что у насъ члены общества хороши бываютъ только лично, вопреки самому обществу и господствующему въ немъ нравственному духу. Дворяне, уличаемые теперь въ поддлк серій и пятипроцентныхъ билетовъ — только цвтъ распустившійся на деморализованной почв нашей общественной среды. Разв не изъ этой среды большинство чиновниковъ, если не взяточниковъ (которыхъ также не мало), то низкопоклонниковъ и человкоугодниковъ изъ-за почестей и. отличій? Разв не эта среда оказалась неспособною поддержать, черезъ три года, институтъ мировыхъ посредниковъ на прежней степени гражданской нравственности? Разв, наконецъ, не эта патріотическая среда вшается теперь на шею иностранцамъ, нашимъ отъявленнымъ врагамъ и ругателямъ, бжитъ, чуть не въ половин своего состава, за границу, воспитываетъ для Россіи тамъ, среди враговъ, будущихъ Русскихъ дятелей и готова совсмъ экспатрироваться — ради невозможности, посл освобожденія крпостныхъ крестьянъ, держать экипажъ и лошадей, пользоваться вншнимъ комфортомъ и проживать по прежнему на ‘дворянскую широкую ногу’??
Мы должны желать какъ можно большей гласности въ этомъ дл и какъ можно боле тщательнаго изслдованія,— какъ можно боле данныхъ о воспитаніи и образ жизни фальшивыхъ монетчиковъ изъ нашей образованной среды. Пусть само общество произведетъ то, что называется enqute parlementaire, т. е. изслдованіе причинъ преступленія и связи его съ современнымъ нравственнымъ состояніемъ общества. Авось либо, при мрачномъ свт позора, содрогнемся мы, увидвъ наши недуги и язвы, и пойммъ, что если у насъ нужно ‘образованіе’, то еще нужне воспитаніе, котораго въ нашей дворянской сред почти нтъ вовсе,— что необходимо выработать намъ, наконецъ, въ нашемъ общественномъ сознаніи твердыя опоры и путеводныя нити, чтобъ окончательно не пасть и не заплутаться въ современномъ хаос нашего общественнаго развитія. Мы не на доброй дорог.