По поводу циркуляра графа Игнатьева при вступленіи его въ Министерство внутреннихъ длъ
По поводу циркуляра графа Игнатьева при вступленіи его въ Министерство внутреннихъ длъ
‘Русь’, 16-го мая 1881 г.
По поводу циркуляра графа Игнатьева при вступлении его в Министерство внутренних дел, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1881
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Газеты всхъ оттнковъ не перестаютъ толковать объ отставк и перемщеніи министровъ, причемъ газеты мнимолиберальнаго пошиба впадаютъ въ нкій элегическій тонъ. Пророчатъ новыя отставки и новыя назначенія.— все пустилось въ гаданія. Если намъ, столичнымъ жителямъ, подробности этихъ странныхъ обстоятельствъ вдомы мало, то тмъ мене вдомы они въ провинціи. Россія не можетъ безъ недоумнія встрчать эти извстія объ удаленіи отъ длъ министровъ съ боле или мене громкими именами, боле или мене заслужившихъ общественное довріе, отъ которыхъ чего-то ждалось. Очень естественно, что прежде всего стараются уразумть поводъ. Никто, конечно, не удовольствуется оффиціальнымъ объясненіемъ ‘по болзни’: это такой обносившійся терминъ, который, повидимому, для того только я ставится, чтобъ ему не врили. Для остальной, нестоличной, а отчасти и столичной Россіи — и это, кажется, упущено изъ виду — имется налицо только странное совпаденіе двухъ несомннныхъ фактовъ: Высочайшій Манифестъ 29 апрля и немедленный вслдъ затмъ, добровольный, ‘по прошенію’, выходъ двухъ министровъ въ отставку. Перечитываютъ манифестъ: но манифестъ ничего новаго не возвщаетъ, точно такъ же, какъ ничего новаго въ будущемъ и не отрицаетъ,— не отрицаетъ и добраго стараго. Напротивъ. Принимая за точку отправленія государственной внутренней политики ‘дйствіе учрежденій’, дарованныхъ покойнымъ Царемъ, манифестъ только вновь, торжественно, подтверждаетъ незыблемость тхъ историческихъ основъ нашего государственнаго бытія, безъ которыхъ Русская Земля себя и не мыслитъ: до такой степени не мыслитъ, что можетъ-быть не было бы и надобности въ напоминаніи объ этихъ основахъ, если бы потрясающее событіе 1 марта не внесло нкоторой смуты въ умахъ — конечно не народа, а публики или общества,— и не понеслись по воздуху, Богъ всть откуда занесенныя, какія-то конституціонныя вянія. О чемъ-то скромно-конституціонномъ, въ тон внезапно-минорномъ, профальшувала и прокламація 12 марта отъ имени людей ‘Центральнаго Комитета’, еще не успвшихъ омыть и рукъ, обагренныхъ кровью мученика-Царя. Конституціонный вопросъ сталъ предметомъ ожесточенной газетной полемики…. Все это само по себ давало нкоторый дйствительный поводъ къ новому точному опредленію и подтвержденію тхъ началъ единоличной верховной власти, которыя установлены въ Россіи исторіей и народнымъ сознательнымъ произволеніемъ. Но опредляя и подтверждая эти начала, манифестъ, повторяемъ, не отрицалъ и не исключалъ ни одного изъ тхъ дальнйшихъ улучшеній въ способахъ управленія, которыхъ надобность сознавалась всми, которыя чужды не только конституціоннаго, но и какого бы, то ни било наноснаго политическаго характера, а имютъ характеръ естественнаго органическаго развитіи, чисто земскій и нисколько не противорчащій историческому принципу русской верховной власти.
Ничего нтъ хуже смшеніи, подмна понятій и ложной окраски. Съ этой точки зрніи, именно дли устраненіи превратныхъ толкованій и фальшивой окраски, изданіе манифеста 29 апрля представляется не только полезнымъ, но и необходимымъ. Нужно было, предъ началомъ дальнйшей правительственной дятельности, предпослать во всенародное слышаніе и вдніе такого рода символъ русскаго политическаго вроисповданія, и успокоить встревоженную Россію торжественнымъ ручательствомъ, что власть пребываетъ и пребудетъ нерасшатанною, крпкою, твердою, цльною, вопреки всмъ кознямъ и ухищреніямъ. Такъ, въ мір музыки, увертюра даетъ тонъ и опредленіе всей послдующей музыкальной драм: приводимъ этотъ примръ, конечно, не сравненія ради, а лишь для лучшаго разъясненія нашей мысли. Еслибы даже, положимъ, верховная власть вознамрилась созвать, по старин, земскій соборъ, и мы были призваны сказать о томъ свое мнніе, мы съ своей стороны непремнно бы посовтовали: растолковать предварительно всей нашей стран, и особенно тмъ, которые величаютъ себя ‘интеллигенціей’, что земскій соборъ вовсе не есть конституціонное, въ дух западноевропейскомъ, собраніе народныхъ представителей, ршенія котораго, по большинству голосовъ, обязательны для верховной власти и формально ее ограничиваютъ, но что это есть только одна изъ боле живыхъ формъ непосредственнаго общенія Царя съ народомъ, одинъ изъ врнйшихъ способовъ узнаванія народной мысли, проврки самимъ правительствомъ доброкачественности его собственныхъ распоряженій, однимъ словомъ — совтованія власти съ землею.
И не только растолковать это считали бы мы нужнымъ, но и крпко напечатлть въ общественномъ сознаніи, такъ какъ тьма развелась охотниковъ придавать понятіямъ и словамъ: ‘земля’, земство’, земскій’ какой-то несвойственный имъ цвтъ, значеніе чего-то совсмъ чуждаго русскому народному духу. Въ вид уступки національному вкусу, они благосклонно соглашаются окрестить и скрасить ими нчто совсмъ ‘однородное’, по любимому ихъ выраженію, съ политическимъ строемъ Европы. О такой повадк причесывать la russe разныя заимствованія изъ чужи, придлывать фронтонъ русской избы къ какимъ-то зданіямъ совсмъ иностраннаго стиля и для нашего климата неудобнымъ — мы уже не однажды говорили въ самомъ начал нашего изданія, за что въ то время и навлекли на себя грозные перуны нашихъ западниковъ-либераловъ.
Итакъ, въ виду подобнаго значенія манифеста 29 апрля, добровольный выходъ нкоторыхъ министровъ въ отставку, и притомъ въ такое трудное для Россіи время, способенъ породить въ большинств русскаго общества лишь тяжелое, скоре (къ сожалнію) невыгодное, чмъ благопріятное для нихъ недоумніе. Не могла же въ самомъ дл программа ихъ правительственной дятельности, если они таковую имли,— опрашиваютъ себя въ Россіи — заключать въ себ что-либо противорчащее принципамъ, выраженнымъ въ манифест! а кром принциповъ манифестъ никакой обстоятельной программы и не излагалъ. Такъ какъ закулисныя тайны, если таковыя были, не могутъ (по крайней мр въ скоромъ времени) стать достояніемъ публики, то все это вышло очень странно, и такое произвольное удаленіе отъ длъ самыхъ выдающихся министровъ представляется намъ крупною, съ ихъ стороны, политическою ошибкою. Этой печальной ошибки по всей вроятности и не было бы совершено, еслибъ они жили не въ Петербург и не принимали петербургскаго общественнаго мннія и сужденій нкоторой петербургской печати за общественное мнніе Россіи.
Врность нашего толкованія уже отчасти подтверждается циркуляромъ новаго министра внутреннихъ длъ, графа Н. И, Игнатьева. Мы уже привтствовали и отъ всей души вновь привтствуемъ нашего талантливаго дипломата на его новомъ поприщ. Графъ Игнатьевъ — прежде всего Русскій умомъ и душою, несмотря на вс превратности, и общія политическія и своей личной судьбы, онъ оставался своимъ русскимъ убжденіямъ неизмнно вренъ. Было время, когда держаться національной политики было весьма невыгодно, когда національное русское направленіе не только навлекало на своихъ представителей могущественную ненависть иностранныхъ политиковъ, но и непріязненное расположеніе вліятельной среды и у насъ дома. Но никто не можетъ упрекнуть графа Игнатьева въ томъ, чтобъ онъ когда-либо измнилъ тому знамени, которому служилъ въ теченіи всей своей служебной карьеры. За это онъ удостоился вражды, подчасъ озлобленной, многихъ заграничныхъ кабинетовъ: честь, которой, въ такой мр, едвали удостоивали въ чужихъ краяхъ кого-либо другаго изъ русскихъ дипломатовъ. Это просто значитъ, что онъ не былъ покладистъ для иностранцевъ въ ихъ козняхъ противъ русскихъ народныхъ интересовъ и что его дарованій, направленныхъ къ выгод русскаго дла, боялись. Его талантливость обнаружилась и на первомъ же его административномъ дебют въ званіи временнаго генералъ-губернатора Нижегородской ярмарки. Свободный отъ всякой бюрократической рутины, онъ умлъ подойти ко всякому длу такъ просто и съ его настоящей стороны, что его управленіе снискало ему самую горячую признательность всего громаднаго ярмарочнаго населенія и упрочило его популярность въ Россіи. Наконецъ, графъ Игнатьевъ хорошо знакомъ съ родною землею, съ внутреннимъ ея бытомъ и строемъ — какъ русскій помщикъ. Вс эти данныя вселяютъ увренность, что онъ оправдаетъ и довріе Государя, и надежды, возлагаемыя на него Россіею. Онъ безъ сомнніи суметъ доказать — въ той сфер дятельности, которая ему указана Государемъ,— что наша историческая форма правленія, такъ твердо опредленная манифестомъ 29 апрля, не только не исключаетъ возможности желанныхъ реформъ въ управленіи, но только она одна и способна, у насъ въ Россіи, дать дйствительное, реальное бытіе всякимъ разумнымъ улучшеніямъ и сочетать гармонически: незыблемость государственныхъ основъ съ внутреннимъ неослабнымъ движеніемъ,— крпость и цльность верховной власти съ свободнымъ развитіемъ общественной жизни. Уроки исторіи не должны пропасть даромъ. Мы слишкомъ наказаны за долгое отрицаніе нашихъ историческихъ народныхъ началъ, за то уклоненіе наше отъ истиннаго русскаго государственнаго типа, который, конечно еще въ грубомъ, неполномъ вид, былъ уже намченъ намъ нашею стариною… Къ намъ обращаютъ иногда упрекъ довольно пошлый: будто мы хотимъ вычеркнуть изъ нашей исторіи весь такъ-называемый петербургскій періодъ, т. е. цлыхъ почти 200 лтъ исторической жизни! На это даже и возражать странно,— но мы, конечно, думаемъ и утверждаемъ, что необходимо проврить весь этотъ долгій, пережитый Русскою землею искусъ и затмъ,— съ благодарностью обогатись самосознаніемъ, купленнымъ конечно дорогою цною,— отсчь все лживое и стремиться возстановить нарушенную этимъ періодомъ внутреннюю цльность нашего общественнаго организма. Но возвратимся къ циркуляру.
Конечно, это циркуляръ — написанный чуть не на другой день по вступленіи въ должность, но и въ этомъ своемъ вид онъ подтверждаетъ все сказанное нами о манифест 29 апрля: т. е. что манифестъ не только не исключаетъ, но онъ-то именно и допускаетъ, полагая для нея прочный фундаментъ, возможность разумной мирной программы дальнйшей правительственной дятельности. Держась основы манифеста и объявляя, что правительство намрено слдовать къ своей высокой цли ‘при содйствіи всей земли’, циркуляръ уже теперь начертываетъ нкоторую программу, которую, при внимательномъ чтеніи, можно извлечь изъ его содержанія въ слдующемъ вид,
1) ‘Искорененіе крамолы, при постоянномъ и живомъ содйствіи общественныхъ силъ страны’.
2) Утвержденіе воспитанія (другими словами школы высшей и народной) на ‘религіозныхъ основахъ и твердыхъ нравственныхъ началахъ’.
3) ‘Истребленіе неправды и хищенія въ администраціи’, слдовательно обновленіе, гд нужно, ея личнаго состава и преобразованіе условій ея дятельности, съ цлью сдлать эту дятельность вполн успшною и плодотворною.
4) ‘Водвореніе порядка и правды въ дйствіяхъ и учрежденіяхъ, дарованныхъ покойнымъ Государемъ’. Въ дальнйшемъ развитіи этой темы циркуляръ говоритъ слдующее:
‘Да будетъ оно (дворянство) уврено, какъ и все русское земство и городскія сословія, что дарованныя имъ права останутся въ полной неприкосновенности и что цль правительства стремиться, при врномъ всхъ служеніи и содйствіи, къ осуществленію на самомъ дл всего того, что было положено въ основу дарованныхъ Монархомъ учрежденій’.
Однимъ словомъ, чтобъ самоуправленіе у насъ стало правдой,— дйствительною, живою правдой.
5) ‘Облегченіе лежащихъ на крестьянств тягостей и улучшеніе его общественнаго устройства и хозяйственнаго быта’. Ори чемъ крестьянство предваряется, ‘что оно должно не внимать вреднымъ слухамъ и пребывать въ полой увренности, что ему сохраняются и дарованная ему свобода, и права’.
Наконецъ, въ заключеніе и какъ необходимое условіе для правильнаго разршенія поименованныхъ задачъ:
6) Принятіе со стороны правительства ‘безотлагательныхъ мръ, чтобы установить правильные способы, которые обезпечивали бы наибольшій успхъ здравому участію мстныхъ дятелей въ дл исполненія Высочайшихъ предначертаній’.
Таково содержаніе, таковы задачи, поставленныя правительствомъ и администраціи и обществу. Не вс он принадлежатъ ‘вдомству’ Министерства внутреннихъ длъ, но вс, конечно, входятъ въ область внутренней правительственной политики. Безъ сомннія, он являются теперь только въ общемъ очерк, но черты ихъ не замедлятъ, разумется, выступить въ строгой и точной опредленности Во всякомъ случа — двери въ ближайшее будущее открыты, и перспектива предстоящей работы видна — къ успокоенію и утшенію Россіи. Да, настаетъ трудовой, рабочій день: долой же шумиха фразъ и отвлеченныхъ рчей, пора приняться за дло!
Нкоторые пункты составленной нами на основаніи циркуляра программы сводятся, въ сущности, къ вопросу о преобразованіи мстнаго самоуправленія, какъ крестьянскаго, такъ и земскаго, что несомннно ведетъ за собою и видоизмненіе отношеній мстной администраціи къ земству (въ широкомъ смысл послдняго слова). Этотъ вопросъ уже поднятъ циркуляромъ бывшаго министра, требующихъ соображеній губернскихъ и уздныхъ земствъ о необходимой реформ уздныхъ и губернскихъ по крестьянскимъ длахъ присутствій. Циркуляръ этотъ, который останется однимъ изъ лучшихъ памятниковъ управленія графа Лорисъ-Мелнкова, допускаетъ, какъ извстно, возможность кореннаго преобразованія этихъ учрежденій и постановки общей задачи объ устройств узда вообще. Мы съ своей стороны, какъ знаютъ читатели, центръ тягости всего вопроса объ отношеніи земли къ государству видимъ именно въ правильномъ устройств узда, начиная отъ сельскаго міра (остающагося, конечно, неприкосновеннымъ) до высшихъ уздныхъ правительственныхъ и общественныхъ органовъ. Нельзя не пожалть. что многія земства отнеслись къ этой задач какъ-то формально, какъ бы лишь уступая требованію власти,— безъ достаточнаго сознанія всего зиждительнаго значенія предложеннаго имъ труда. Во всякомъ случа теперь вполн благовременно приступить къ разработк того вопроса, который мы поставили съ 1 No нашей газеты, и важность котораго выступила еще ярче посл событія 1 марта и грозныхъ вразумленій пережитыхъ нами историческихъ дней. Циркуляръ графа Игнатьева упоминаетъ о ложныхъ, вредныхъ слухахъ, смущающихъ крестьянство, о коварныхъ, со стороны извстной группы людей, совтахъ и подущеніяхъ сельскаго люда къ совершенію безпорядковъ, грабежей и такого отвратительнаго самоуправства, которому подверглись Евреи на юг. Въ предотвращеніи опасности, происходящей отъ этихъ кривыхъ толковъ, подущеній и слуховъ, мстная администрація оказывается совершенно безсильною, и невольно вспоминается тотъ институтъ, котораго, во время оно, высшая администрація, по незнанію дда, сама себя лишила. Это институтъ мировыхъ посредниковъ — ближайшихъ совтниковъ крестьянства, до сихъ поръ съ сочувствіемъ о нихъ вспоминающаго. Теперь наши крестьяне совершенно сиры и безпомощны, и не у кого имъ добыть себ луча свта и правды, добраго совта и защиты отъ кулаковъ, пройдохъ и ‘аблакатовъ’. Въ той или другой форм, этотъ институтъ долженъ быть возстановленъ, какъ звено, соединяющее крестьянскій міръ и его своеобразное самоуправленіе съ остальнымъ узднымъ обществомъ — земствомъ и мстной администраціей. Съ возстановленіемъ этого института тсно связывается и вопросъ объ искорененіи неправды и хищеній въ крестьянскихъ учрежденіяхъ, и о правильной, цлесообразной постановк народной школы, и о томъ, чтобы само земское наше управленіе стало правдой, стало близкимъ, роднымъ народу, пустило въ него живые корни, связалось съ нимъ плодотворными узами. Съ этимъ же вмст непосредственно вяжется и вопросъ о способахъ дйствительно-полезнаго ‘содйствія мстныхъ дятелей самому правительству въ исполненіи государевыхъ предначертаній’. Къ этой задач — преобразованія узда — мы и не замедлимъ вернуться.