ПЛАЩ, ПОЭМА ВАСИЛЬЯ АЛФЕРЬЕВА
ПЛАЩ, ПОЭМА ВАСИЛЬЯ АЛФЕРЬЕВА
С.-Петербург, 1848.
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Плащ, поэма Василья Алферьева, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1848
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Том двенадцатый. Книга вторая. Критика. Публицистика (Коллективное и Dubia). 1840—1865
С.-Пб, ‘Наука’, 1995
Нет, еще священный огонь поэзии потух не во всех сердцах, еще (хотя, впрочем, очень редко) появляются у нас люди с печатью поэтического избрания на челе, и из уст их выливаются чудные, вдохновенные гимны, которым сам Новый поэт может не шутя позавидовать… Г-н Алферьев принадлежит к числу немногих избранных с печатью поэтического избрания на челе. Мы глубоко уважаем Нового поэта, во-первых, потому, что он наш сотрудник, во-вторых, потому, что он обладает необыкновенно разнообразным и бойким пером, но истина прежде всего, и мы не можем не сознаться, что теперь Новый поэт в лице г. Василья Алферьева находит для себя соперника очень опасного. Имя г. Алферьева является уже не впервые в печати, но произведения, предшествовавшие ‘Плащу’, произведения более или менее замечательные, ничто в сравнении с этой драгоценной поэмой, с этим перлом поэзии… В этой поэме — и неисчерпаемая глубина мысли, и юмор самый ядовитый и мрачный, перед которым ничто юмор Байрона и Ларры, биографию которого читатели прочтут в этой книжке ‘Современника’… У г. Алферьева страшный юмор!.. Талант нашего друга Нового поэта, как мы уже заметили, очень разнообразен, и в этом случае он имеет преимущество перед г. Алферьевым, но зато талант г. Алферьева несравненно более оригинален: Новый поэт — писатель остроумный, г. Алферьев — великий юморист, Новый поэт более художник, чем мыслитель, г. Алферьев, наоборот, более мыслитель, чем художник, правда, в произведениях Нового поэта много любви и чувства, но зато произведения г. Алферьева облиты горечью и желчью… Он дышит непримиримою ненавистью к человеческому роду и с высоты своего поэтического величия беспощадно клеймит своими превосходными стихами нас, бедных и простых смертных.
Герой новой поэмы г. Алферьева человек больной, и болен он странною болезнию, как замечает сам поэт: он грустит везде, даже
И в женских сладостных объятьях,
<,. . . . . . . . . . . . . .>,
О чем он так грустил — нет нужды
Про то читателям узнать:
Они, быть может, были б чужды
Его страданья разделять.
Далее говорит поэт:
Никто его понять не мог
В толпе друзей его бездушных,
К высоким думам равнодушных…
и проч.
Да! такова участь всех великих людей, а в особенности поэтов, подобных г. Алферьеву, — их никто не понимает… Но этот великий непонятый человек отыскал, однако, себе друга… Кто же этот друг? Как бы вы думали?..
Был этот друг не из людей, —
Созданий этих лицемерных,
Непостоянных и неверных…
Он был… могучим существом,
С душой, добром обворожонной,
И с всеобъемлющим умом…
Короче — был он плащ суконныйХ
Плащ с душой и с всеобъемлющим умом! Как это глубоко и ново!.. И плащ этот был таков, что
Не смел и резвый ветерок
Его затронуть, пролетая…
и с этим плащом страдалец-юноша разделял грусть души своей.
И вот однажды он услышал:
…будто шелест платья,
Перед собой неясный шум
И чьи-то на себе объятья.
Перед ним стоял его суконный плащ,
К нему кистями прикасаясь
И к ним прижать его стараясь…
И вдруг… о чудо! плащ заговорил:
Мой друг (говорил плащ), мне суждено судьбою
Всю жизнь с людьми не говорить,
Но я умел своей слезою
Себе дар слова испросить.
. . . . . . . . . . . . . . .
Нет, не земного ты начала
Во мне ищи, друг милый мой, —
Не создан я земной рукой,
Не из земного матерьяла!..
Вот каков этот плащ!.. Следовательно, он сшит не Шармером и не Сара, потому что у них, при всем их таланте, руки земные, кем же сшит этот чудный плащ?
— Меня седое время сшило, —
отвечает он… Из какой же материи? Сукно — земной материал, следовательно, этот удивительный плащ сшит не из сукна… Плащ смело отвечает и на этот вопрос:
Из туч хаоса я сгущен
Не без особенных стараний…
Да как же сам поэт назвал его сначала суконным плащом… Вот это что-то темновато!.. Потом плащ, сгущенный из туч хаоса, рассказывает свою историю, как он летал
…меж солнцем и землею
Иль меж землею и луною
и смотрел на все наукой,
Но и в науке близорукой…
Свой путь затменьем называл…
Далее плащ уверяет, что
Никто к нему не пламенел
Любовью даже временною!
К кому он страстью ни сгорал —
Во всех к себе он видел холод…
что он глотал воздух душой и проч<,ее>,.
В заключение он спрашивает у юноши-страдальца, то есть у героя поэмы:
Поведай мне, где я сыщу
К себе хоть дружбу, хоть участье,
Когда несчастному плащу
Блеснет приветливое счастье?..
<,. . . . . . . . . . . .>,
И плащ замолк. И перед ним,
Созданьем этим неземным.
Уже коленопреклоненный
Страдалец-юноша стоит —
И так с душою возрожденной
Ему, рыдая, говорит:
Издай еще хотя два звука!..
Вслед за тем страдалец-юноша умоляет плащ, чтобы он полюбил его как брата
И как не любят меж людьми.
И плащ исполнил его просьбу и полюбил его как брата. Тогда юноша воскликнул, обратясь в негодовании к людям:
О стыд вам, люди, вечный стыд!
Теперь, когда молчит участье,
Чтоб дать страдальцу веру в счастье,
И плащ безгласный говорит.
И я узнал, вотще привета
У душ бесчувственных ища,
Что есть душа и у плаща…
Какой глубокий юмор! Люди бездушны, а плащ с душой… Превосходно!
Когда юноша-страдалец подружился с плащом, тогда
Мир перед ним опять зацвел…—
но ненадолго — снова грусть овладела им — и он обращается к плащу и просит его, чтобы плащ указал ему путь блаженства…
И что же! плащ зашевелился,
Кистями шибко замахал,
Как будто он страдальца звал
Или на грудь его стремился,
Но ничего не отвечал,
Хоть слезы выступили градом
На черных складках у него.
И оценил страдалец взглядом
Участье друга своего…
Несмотря на участие друга, страдальцу пришла мысль застрелиться — и он схватился за пистолет… Плащ не допускает его, впрочем, до самоубийства… ‘Что же? ты мечтаешь возвратить меня надежде?’ — возражает он плащу…
Ты пистолет мой ухватить
Кистями длинными желаешь…
Уж поздно, поздно, милый друг!
Раздался выстрел… но прежде…
…чем от смертной муки
Он грешный дух свой испустил, —
На плащ свой взор он устремил…
И плащ понял этот взгляд, он повис на грудь страдальца —
И тесно с ним склеился кровью,
И по скале спустился вниз,
И рухнул в море вместе с телом,
И поплыл вдаль с убийцей смелым…
Такою-то страшною катастрофою разрешается эта поэма… Нет, никогда Новому поэту не придумать ничего такого оригинального. Г-н Алферьев решительно убил Нового поэта своей поэмой о плаще… В этой чудной поэме фантазия переходит за ту черту, когда она уже перестает называться фантазией, а называется другим, более прозаическим именем…
Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: С, 1848, No 3 (ценз. разр. 29 февр. 1848 г.), отд. III, с. 61—65, без подписи.
В собрание сочинений включается впервые.
Автограф не найден.
Приписывается Некрасову по характерному для него юмористическому содержанию и в связи с использованием в рецензии персонажа Нового поэта.
В пользу авторства Некрасова говорит также упоминание о ‘юморе’ М.-Х. Ларры, имя которого Некрасов часто использовал в качестве защитной маски при публикации своих якобы переводных сатирических стихотворений (см.: наст. изд., т. I, с. 583, 586, 590, т. II, с. 338, 429-430).
С. 75. Имя г. Алферьева является уже не впервые в печати…— Двумя годами ранее поэмы ‘Плащ’ В. П. Алферьев выпустил книгу ‘Картина, или Похождения двух человечков. Шутка …’. Ч. 1, 2. СПб., 1846.
С. 75. …юмор Ларры, биографию которого читатели прочтут в этой книжке…— В ‘Смеси’ мартовского номера ‘Современника’ 1848 г. (отд. IV, с. 1—28) анонимно напечатан перевод статьи Ш. Мазада ‘Испанский юморист Ларра. Биографический очерк’.
С. 75. …облитый горечью и желчью…— Реминисценция последнего стиха (‘Облитый горечью и злостью!..’) из стихотворения М. Ю. Лермонтова ‘1-е января’ (1840).
С. 76. И в женских сладостных объятьях ~ И поплыл вдаль с убийцей смелым.— Здесь и далее цитируется поэма Алферьева (с. 3, 6, 8-10, 13-15, 23-26, 28, 29, 35, 36).
С. 77. Шармер — Е. Ф. Шармер, петербургский портной.
С. 77. Сара — портной.