‘МЕНЯ ИНТЕРЕСУЕТ ВОСТОК…’
(Письмо Е. Е. Лансере к А. Я. Головину)
Публикация Т. Е. Павловой
——
Письмо к А. Я. Головину, Лансере Евгений Евгеньевич, Год: 1925
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Встречи с прошлым. Выпуск 3
М., ‘Советская Россия’, 1978
Евгений Евгеньевич Лансере (1875—1946) вырос в семье с богатыми культурными и художественными традициями. Отец — скульптор Е. А. Лансере. Прадед художника А. К. Кавос — крупный архитектор, строитель Большого театра в Москве и Мариинского театра в Петербурге. Дед по матери Николай Леонтьевич Бенуа — архитектор, его сыновья продолжили семейную традицию: Альберт Николаевич — художник-акварелист, Леонтий Николаевич — архитектор, профессор Академии художеств, и, наконец, Александр Николаевич — живописец, график, историк искусства, один из создателей художественного объединения ‘Мир искусства’.
Еще в юные годы Лансере принял участие в кружке, группировавшемся вокруг Александра Бенуа, и это в значительной степени определило его художественные взгляды. Для его творчества характерна необычайная многогранность — книжная графика, станковая и монументальная живопись, прикладное искусство, театрально-декорационное искусство. Как график Лансере начал работать в 1898 году, а его первые театральные работы относятся к 1901 году (эскизы к постановке балета Л. Делиба ‘Сильвия’).
В 1912 году Лансере получил интересный и большой заказ — иллюстрировать повесть Л. Н. Толстого ‘Хаджи-Мурат’. Это дало ему возможность поехать на Кавказ, чтобы на месте изучить натуру. С этого времени тема Кавказа, тема Востока становится одной из основных тем творчества Лансере. Так, в 1914 году он выполнил иллюстрации к ‘Ашик-Керибу’ М. Ю. Лермонтова, начал работать над его ‘Демоном’. Когда в 1914 году началась первая мировая война, Лансере уехал на Кавказский фронт (в ЦГАЛИ хранится дневник этой поездки — ф. 1982, оп. 1, д. 66). В декабре 1917 года Лансере с семьей уезжает в Дагестан, откуда в 1920 году переезжает в Тифлис. Живя в Грузии, он совершает много поездок по Грузии, Армении, Азербайджану, снова посещает Дагестан, в 1922 году едет в Турцию, в Анкару. С 1922 по 1934 год Лансере профессор Академии художеств Грузки. Почти 17 лет пробыл художник на Кавказе, и поэтому смело можно говорить о ‘кавказском’ периоде его творчества. Однако Лансере не терял связи с русскими художниками, живо интересовался новыми явлениями в живописи, в театре, свидетельством чего является и публикуемое письмо (ф. 739, оп. 1, д. 40).
Оно адресовано Александру Яковлевичу Головину (1863—1930), замечательному театральному декоратору и живописцу, тоже участнику объединения ‘Мир искусства’. В середине 1920-х годов он работал для МХАТа (‘Женитьба Фигаро’ П. Бомарше), участвовал в восстановлении сгоревшего Одесского театра. По-видимому, Головин рекомендовал Лансере как художника для оформления спектаклей в Одесском оперном театре, в первую очередь оперы К. Сен-Санса ‘Самсон и Далила’. Конечно, восточная, библейская тематика не могла не заинтересовать Лансере, и он охотно откликнулся на это предложение. Из письма видно, что художник выражал желание делать декорации и к операм А. П. Бородина ‘Князь Игорь’ и Ж. Массне ‘Вертер’. Но эти пожелания художника реализованы не были.
В письме упоминается И. А. Шарлемань — художник, также приглашенный для работы в Одесском оперном театре, пишет Лансере и о своих эскизах декораций к постановке ‘Юлия Цезаря’ В. Шекспира, которая была осуществлена в Малом театре в 1924 году.
Публикуемое письмо Лансере освещает интересные и малоизвестные факты из биографии выдающегося русского художника.
В заключение хочется сказать еще несколько слов об интересе Лансере к Востоку. Переехав в Москву, художник тем не менее никогда не забывал Грузии. В фонде Лансере, хранящемся в ЦГАЛИ, есть вырезка из газеты ‘Советское искусство’ от 29 февраля 1936 года со статьей ‘Пора расцвета’, в которой Лансере дает очень высокую оценку творчеству грузинских художников. Имеется также черновая запись Лансере о новой архитектуре Тбилиси, которую он расценивает весьма положительно. И наконец, небольшой черновой набросок, датированный декабрем 1937 года, о Сванетии, о ее удивительных пейзажах, о выразительности и колоритности сванских селений. До последних лет жизни художник оставался верен своим прежним симпатиям к Кавказу.
Тифлис
13 июля 1925
Лермонтовская ул., 15
Многоуважаемый и дорогой
Александр Яковлевич,
конечно, это Вашему доброму слову обо мне я обязан, что получил от Одесского оперного театра такой интересный заказ, и поэтому первым долгом шлю Вам свою искреннюю и сердечную благодарность. А потом мне страшно интересно будет узнать Ваше мнение о посылаемых эскизах. Я сделал их с большим интересом, напряжением, но, конечно, времени было слишком мало, чтобы как следует подготовиться в историческом отношении и так доработать эскизы, как я люблю.
Первоначально, как я и писал в письме директору, которое, очевидно, так им не было получено,— я предполагал приступить к этой работе лишь после возвращения из поездки в Дагестан, участвовать в которой я уже дал слово. Но поручение исполнения здешнему декоратору Новаку и удобство для Одесского театра поручить ему эту работу в летние же месяцы и некоторая возможность отложить отъезд — соблазнили меня исполнить эти эскизы теперь же. Однако на мою беду как раз эти последние дни я себя чувствую сильно простуженным, с повышенною темп[ературой] и с весьма пониженною трудоспособностью! Так что, дорогой Александр Яковлевич, не будьте очень строги!
И по возвращении из Дагестана, в сентябре, я был бы очень и очень рад быть снова ‘полезным’ театру, на что имею надежду благодаря телеграммам директора, в которых говорилось о нескольких операх, но из перечисленных мне, пожалуй, наиболее по душе ‘Вертер’ и ‘Игорь’, хотя, в первую очередь, теперь меня интересует Восток…
Но я все пишу о себе, а между тем мне так интересно было бы узнать, что пишете Вы сами и надолго ли приехали в Одессу, готовите ли что-нибудь для Питера или Москвы? Тифлис очень мне мил, но, конечно, здесь себя чувствуешь оторванным. Я очень рад также за своего друга Иосифа Адольфовича Шарлеманя, такого тонкого и культурного художника!
Искренно Вам преданный Е. Лансере,
Не слыхали ли Вы о моих эскизах к ‘Юлию Цезарю’ для Малого московского? Я в свое время много над ними поработал. Зима 1923—24.