Письма М. Л. и И. И. Слонимским, Добычин Леонид Иванович, Год: 1936

Переписка
Время на прочтение: 46 минут(ы)
Скачать в PDF

Леонид Добычин

Письма М. Л. и И. И. Слонимским

1925 год

1

27 января.
Михаил Леонидович. Я получил от К. И. Чуковского письмо о его отъезде. Два рассказа, которые я раньше послал в ‘Современник’, он рекомендует мне передать Е. Л. Шварцу. Они называются ‘Козлова’ и ‘Нинон’. Я пишу секретарше ‘Современника’ Вере Владимировне Богдановой, чтобы она эти рукописи Шварцу передала (между прочим, они вполне цензурны). Не устроите ли Вы, чтобы Шварц их получил?
Корней Иванович пишет, что рассказы следует поместить в журнале ‘Ленинград’. Я предоставляю их на Ваше усмотрение.
Не можете ли Вы сообщить мне личный адрес Чуковского (петербургский) — он мне нужен потому, что Чуковский предлагает остановиться в его комнате на случай моего приезда в Петербург, а адреса я не знаю.

Ваш Л. Добычин.

Чуковский пишет, что он начал бы ‘Ерыгина’ со второго абзаца. Первый абзац необходим. Там следы от волос на песке, в четвертой главе — следы от сена на снеге, оттого и написано: ‘что-то припомнилось’. Не выкидывайте, пожалуйста, первого абзаца.

Л. Добычин.

2

Михаил Леонидович.

Пойдет ли где-нибудь рассказ о Ерыгине?
Я просил Вас взять из ‘Современника’ мои два рассказа. Получили ли Вы их и пригодились ли они Вам?
Простите, что я опять обращаюсь к Вам с этим. Но мне так трудно было связаться с Петербургом, и теперь, с отъездом Корнея Ивановича, я боюсь опять потерять эту связь.

Л. Добычин.

2 февраля.
Брянск, Губпрофсовет.

3

10 февраля.
Михаил Леонидович. ‘Нинон’ мне тоже не нравится. Пожалуйста, не печатайте. Очень галантно Ваше упоминание о Гонораре: в ‘Современнике’, например, мне ничего не заплатили, хотя я дважды и не без назойливости требовал.
Если Начальники не пропустят ‘Ерыгина’, мне, увы, по-видимому, больше ничего не придется печатать: то, что я буду писать впредь, будет тоже недостойно одобрения.

Л. Добычин.

Брянск, Губпрофсовет,
Леониду Ивановичу Добычину.
Я прочел книжку, которая называется ‘Машина Эмери’.

4

Михаил Леонидович.

Когда будет напечатано про Козлову, не откажите прислать мне номер журнала — здесь он не продается.
С ‘Ерыгиным’, по-видимому, ничего не выйдет?
Сегодня я получил от ‘Современника’ деньги за рассказ. Итак, это стоит двадцать один рубль.

Ваш слуга Л. Добычин.

23 февраля 1925 г.

5

5 апреля.
Дорогой М. Л. Попробуем сделать в Ерыгине некоторые перемены.
1. В конце первой главы последнее слово вместо ‘РКП(б)’ — просто ‘РКП’.
Если и этого мало, то можно: ‘Начдив уехал, увозя воспоминание о честной беспартийной, спасшей его жизнь’.
2. Во второй главе речи иностранцев изобразить так: ‘Обманутые буржуазной прессой, они никак не ожидали того, что им пришлось увидеть’.
3. Конец четвертой главы переделать, начиная с ‘слушает трели и пьет чай’ и пустить так: ‘…чай. — Товарищ Ленинградов, — оборачивается Гадова, — я больше не могу молчать. — И открывает о епископе. — Вы знали и не доносили, — говорит товарищ Генералов (так!) и его любви как не было. Снова он тверд, как скала, и впредь его уж не завлекут в буржуазные сети’.
Если нужно, можно выпустить в третьей главе фразы ‘шагает рота…’ и ‘расскандалился безработный…’, но лучше оставить, без них будет куцо.
Пожалуйста, попробуйте это устроить: может быть, тогда пройдет. Мне кажется, главное дело — в этих местах. Можно еще пропустить, что мать, возвращаясь из клуба, плевалась: но лучше бы оставить (это в четвертой главе).

Ваш Л. Добычин.

6

7 апреля.
Дорогой М. Л. Я послал Вам список реформ, которые прошу сделать в ‘Ерыгине’ для смягчения начальников. Заодно, может быть, Вы не почтете за труд произвести две реформы на предмет улучшения ‘слога’. А именно, вычеркнуть в первом абзаце этой истории последнюю фразу (‘из-за реки’ и т. д.) и в конце первого абзаца второй главы два звукоподражания (‘Совьет репёблик’ и ‘реакшьон’ и т. д.).
Когда о ‘Ерыгине’ выяснится уже окончательно, — пожалуйста, напишите.

Ваш Л. Добычин.

7

8 апреля.
Дорогой М. Л. Я не каждый день буду посылать Вам по письму, а только сегодня, и после этого будет передышка. Секрет вот в чем: если рассказ не пропустят, то, пожалуйста, известите об этом сейчас же, и тогда я попробую его поскорей переделать, чтобы он подоспел к выпуску ‘Ковша’.

Ваш Л. Добычин.

Может быть, Вы укажете тогда и места, которые нужно перестряпать: ведь не все же сплошь обидно начальникам.

8

10 апреля.
Дорогой М. Л. Вот ‘Ерыгин’ переделанный. Пройдет ли? Поскорей бы.

Ваш Л. Добычин.

Кажется, так и ‘в смысле слога’ не хуже. Савкина Вам кланяется. Это особа из моего нового рассказа.

9

24 апреля.
Михаил Леонидович, простите, что я еще раз обращаюсь с этим, но нельзя ли окончательно выяснить вопрос о переданном Вам Чуковским рассказе. Если он не пойдет у Вас, то я буду считать себя свободным, чтобы обратиться с ним куда-нибудь в другое место. Если же он пойдет у Вас в последней (Получили ли Вы ее? Она послана 10 апреля на множестве осьмушек бумаги) посланной мною Вам ‘редакции’ (первую, переданную Чуковским, прошу считать взятой обратно), то есть одна поправка: в пятом абзаце седьмое слово не ‘довольный’, а ‘сияющий’. Вот и все. Этот вопрос деловой , а посему посылаю ‘марку для ответа’.

Л. Добычин.

Брянск, Губпрофсовет.

10

24 апреля.
Вот ведь история (сконапель истоар) [Вот такая история (фр.)]. Я послал сегодня Вам письмо и просил, если будете печатать ‘Ерыгина’, исправить ‘довольный’ на ‘сияющий’. Оказывается, ‘сияющая’ есть дальше. Приходится вместо ‘сияющий’ — ‘улыбающийся’.
Это — если будете печатать. Если же не будете, то прошу еще раз меня уведомить: у меня готово про Савкину, и тогда я их пошлю куда-нибудь вместе, чтобы они поддерживали друг друга.

Л. Добычин.

11

2 мая.
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Вы очень добры и во всем правы. ‘Савкину’ я пошлю Вам двенадцатого. Заглавия у нее нет, а Захватывающей Фабулы еще меньше, чем в ‘Ерыгине’ и в истории о Кукине, которая была напечатана в ‘Современнике’.

Ваш Л. Добычин.

12

Многоуважаемый Михаил Леонидович. Вот ‘Савкина’. Она вышла какая-то пустопорожняя. Это потому, что — без политики. Пожалуйста, напишите, годится ли она, чтобы печатать.

Л. Добычин.

11 мая 1925.

13

11 мая.
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Я должен был послать Вам ‘Савкину’ двенадцатого числа, а послал одиннадцатого — и уже наказан: оказалось, что в первой главе перепутал. Там есть про Гоголя (‘Чуденъ ДнЬпръ’), дальше написано ‘Когда стемнело, Савкина’, а нужно не ‘когда стемнело’, а ‘Появилась маленькая белая звезда. Савкина’ и т. д.
Если Вы ‘Савкину’ примете, то очень прошу это исправить (и обещаю больше про ‘Савкину’ не писать Вам ни слова. Поверьте).

Ваш Л. Добычин.

На другой стороне есть ещё .
Что касается первого или второго ‘Ерыгина’, то — какого удастся.

14

Многоуважаемый Михаил Леонидович. Посылаю ‘Козу’. Хвастался я, хвастался, а вышло короче воробьиного носа. Пожалуйста, напишите, годится ли. Что случилось с ‘Савкиной’? О ней ни слуху ни духу.

Л. Добычин.

13 июня.
Брянск, Губпрофсовет.

15

Многоуважаемый Михаил Леонидович.

Опять послал Вам изделие раньше срока и сегодня сделал в нем разные ужасные открытия. Выбросьте оное: завтра я вышлю другое, которое будет уже как следует.

Л. Добычин.

14 июня 1925.

16

20 июля.

Многоуважаемый Михаил Леонидович.

В верхнем правом углу Вашей последней открытки я нашел, что с дачи Вы напишете подробней. — Жду оного.
Чтобы покончить с ‘Савкиной’, не сообщите ли Вы мне номер, в котором она помещена, — тогда я начну приставать к конторе.
Я затеваю Сочинение об отъезжающей из города девице — ей приходят в голову разные штуки и прочее.
Когда поеду в Ленинград, выяснится в начале августа.
Как Вы нашли ‘Козу’? Ее заглавие, между прочим, изобретено в честь мадам Сейфуллиной, которую так хвалят.

Ваш Л. Добычин.

17

8 августа.

Многоуважаемый Михаил Леонидович.

Мое путешествие отложено на три-четыре недели: не выгорело с деньгами (в том числе и Савкинскими — я писал на Социалистическую, но сие было тщетно).
Если я скоро начну об отъезжающей девице (ее фамилия — Солоухина), то, может быть, к поездке оную подготовлю и прибуду с нею в Ленинград, как некоторый Флобер в Париж с ‘Мадамой’. Это будет бестолковая вещь, но приятная, с конторщичком Ваней, пьяницей и Местной Интеллигенцией. В числе украшений — бутыли на окнах, с вишнями и сахарным песком, и, если вместится, — собрание верующих по церковным делам.
Ваня очень мил, а пьяница совершенно приличен и ни капельки не бесчинствует, так что все будет очень комильфо, хотя, конечно, не так, как у Сейфуллиной: она недосягаема.
Это я потому позволяю себе все эти вольности, что Вы однажды предъявили мне анкету. Так это — на вопрос ‘что вы теперь пишете?’

Ваш Л. Добычин.

Существует ли издательство ‘Картонный Домик’ и действует ли там мосье Кузьмин?

18

Многоуважаемый Михаил Леонидович. Если не поздно, то вот исправления к ‘Козе’ (Вы когда-то не отказали сделать в ‘Савкиной’ исправление о звезде):
1. Вместо ‘перед запертой калиткой стоял Петька’ — ‘у запертой калитки дожидался Петька’.
2. Вместо ‘Водили к козлику? — спросила Дудкина’ — ‘Водили к козлику? — интересовалась Дудкина’.
3. В конце, где вожатый выпроваживает козла, вместо ‘Ихний? — спросила Зайцева’ — ‘Ихний? — уставилась Зайцева’.
Кроме того, Вы обещали написать С ДАЧИ.

Л. Добычин.

9 августа.

19

10 августа.

Многоуважаемый Михаил Леонидович.

Так как в середине августа Вы — в Ленинграде, то, если ‘Ленинград’ еще существует, не велите ли Вы ему послать мне деньги. Очень прошу. Пожалуйста. И т. п.
Есть ли какие-нибудь виды на напечатание ‘Козы’?
Как бы устроить, чтобы на это письмо получить от Вас ответ?

Ваш Л. Добычин.

Брянск, Губпрофсовет.
Между прочим, в конце сентября — начале октября или немножко позже адрес (постоянный) будет не ‘Брянск’, а ‘Ленинград’.

20

31 августа.
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Я буду в Ленинграде с 10 сентября — пять-шесть дней. Так как Вы мне не пишете, будете ли в это время в городе, я зайду на Николаевскую узнать. Если Вы не будете в отъезде, пожалуйста, оставьте для меня указания, когда Вас можно видеть, так как возможно, что я буду приходить всегда в Ваше отсутствие. У меня готово около половины отъезжающей девицы, и, может быть, к поездке удастся ее кончить.

Ваш Л. Добычин.

Если Вы ответите, то до 8 сентября я — в Брянске.

21

31 августа.

Дорогой Михаил Леонидович.

Я получил Ваше письмо (Ваше почтенное письмо) после того, как отправил свое.
Как хорошо бы, если бы удалось — книжку. Простите, но это совсем не то, что ‘Ленинград’.
Когда я увижу Вас, я расскажу, как одно высокопоставленное лицо учило меня приобретению перспектив. Под перспективами оно подразумевало ‘не одно же плохое, есть хорошее’.
Много благодарю Вас за весть о Сейфуллиной. Вы угадали: я ее очень люблю. В особенности — за перспективы. Конечно, — и за остальное.
В Ленинград я еду пробовать там остаться. Может быть, ничего и не выйдет. Если ничего не выйдет, то это будет ОЧЕНЬ ПЛОХО.
Какого это ‘Современника’ альманахи хотят выходить в Москве?
Уж не того ли, в желтой обложке?
Я у Вас буду спрашивать, что такое — журнал ‘Россия’.

Ваш Л. Добычин.

22

9 сентября.

Дорогой Михаил Леонидович.

Моя поездка опять отсрочена. Добрые Начальники задерживают меня до октября (‘пленум губкома и т. п.’). Так как деньги я получаю от Них, то и будет по-Ихнему.
Для Книжки я сделал вот что: приготовил все, что Вы от меня в разное время получали, и сочинил ‘Сорокину’ (она уже не отъезжающая, ибо никуда не едет и не собирается).
‘Сорокину’, когда перепишу, пошлю Вам и попрошу прочесть, потому что сам я в ней ничего не могу понять и не знаю, может ли быть такой рассказ. Политики в нем ни на грош, есть латинские слова русскими буквами. Там все — про амуры (это потому, что я люблю Сейфуллину).
В октябре я смогу быть в Ленинграде две недели, потому что Добр. Нач. дают мне за отсрочку лишнюю неделю, и пущусь во все тяжкие на предмет окончательного внедрения себя в оный.
Тяжких (см. выше), между прочим, не предвидится вовсе.

Ваш Л. Добычин.

23

16 сентября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Пожалуйста, прочтите отъезжающую и напишите мне про нее: я сам не могу разобрать. Кажется, все украшения ничего себе, но всё вместе — что-то кондитерское, ‘куаффер [Парикмахер (фр.)] Владислас и Геннадий’. Если да, то я ее упраздню, если же нет, то — пусть пускается куда следует.

Ваш Л. Добычин.

24

18 сентября.

Многоуважаемый Михаил Леонидович.

По моим расчетам, сегодня Вам принесут отъезжающую. По опыту Вы знаете, что за ней последует поправка. И впрямь: вот она, на маленькой бумажке.
Я придумал лесбический рассказ ‘Растратчица’. Он будет:
а) созвучен Нашей Эпохе,
б) понравится Кузьмину, этому гордецу (если Вы помните, что я Вам про него сообщал).
Этот рассказ будет полон политики, будет парить в ерыгинских сферах, но его пируэты будут цензурны.
Я читал прейскурант книжной лавки ‘Красной Нови’: там продаются ЧЕТЫРЕ (!!!!) Ваших книги — Господи, сколько же Вам лет, что Вы столько успели?
Убелены ли Вы сединами? Вы требовали от меня разных откровенностей (сколько лет и тому подобное), а я про Вас ничего не знаю.

Ваш Л. Добычин.

25

18 сентября.

Многоуважаемый Михаил Леонидович.

‘Сорокину’, пожалуйста, выбросьте. Я окончательно увидел, что она — гадость, хуже, чем пресловутая ‘Нинон’, какие бы ПОПРАВКИ к ней ни слать заказными письмами.

Ваш Л. Добычин.

26

26 сентября.

Многоуважаемый Михаил Леонидович.

Вы мне больше не отвечаете.
Все-таки я постараюсь Вас видеть (я поеду 3 октября).

Л. Добычин.

27

2 октября.
Михаил Леонидович, они меня опять задержали — только сегодня сказали. Бросить их и ехать не могу (потому что нет денег). Отложили до 25-го, и так и придется сделать.

Ваш Л. Добычин.

25-го поеду во всяком случае, потому что деньги тогда будут в руках, и если будут дальнейшие истории, я уеду несмотря ни на что.
Сейчас получил Ваше письмо. Значит — пусть, по крайней мере, я приеду при Вас.

28

3 октября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Я думаю, что это письмо Вас еще застанет, и посылаю на всякий случай, если уже пора, ‘Ерыгина’ с ‘Сорокиной’. Она подправлена, но все-таки какая-то мерзкая. Но если можно напечатать, то пусть идет, потому что печатаются штучки и похуже.
Вчера я очень рассердился на Добрых Начальников, но уже простил их, потому что это к лучшему — я Вас застану. Только жаль, что уходит время. Может быть, если удастся, я привезу с собой и покажу Вам начало длинного-предлинного и хорошего-прехорошего (как стыдно хвастаться — как Вы думаете?).

Ваш Л. Добычин.

29

27 октября.
Дорогой Михаил Леонидович. Вот какие домогательства:
1. Сегодня я справился у Чуковского, в нравах ли просить денег, когда вам говорят, что ‘три рассказа’ приняты. Он сказал, что удивятся, если не попросишь. Я очень прошу. Если это можно сделать, то, пожалуйста, пришлите мне в брянский адрес по возможности скорей (потому что сегодня я выспался и постараюсь вернуться в Ленинград с наибольшим проворством, дело в деньгах).
2. Я оставил некоторому корреспонденту Ваш адрес для написания по оному письма мне (потому что остальные существующие адреса внушали мне сомнение). Если он был так любезен, что написал это письмо, прошу Вас сохранить оное для меня.

Л. Добычин.

В состоявшемся между Чуковским и мной кратком собеседовании нами были пропущено слово Ваши качества. Вот-с.

1926 год

30

23 января.

Михаил Леонидович.

В день своего отъезда я имел тайно от Вас (ибо Вас еще не было) беседу с Фединым, который намекнул, что сочинение о Блиновой (как она получила открытку с Казанским собором) у вас не пойдет. Нельзя ли выяснить наверное. Если не пойдет, то я бы сделал исправления, которые мне пришли в голову, и послал бы Блинову Альтшулеру — пусть печатает бесплатно — он бедный человек (слышал об этом от Чуковского).
Не заметили ли Вы, был ли напечатан в ‘Красной’ мой XIV съезд, и если да, то произвел ли впечатление на Читателей (Иду Наппельбаум).
С участием думаю о предстоящей годовщине серапионов — осетрина, ветчина, паштет из печенки и прочее (каждый год одно и то же). Если бы я был фигурой более значительной, то представил бы к этому случаю свои поздравления.
Толстеете ли Вы? Нашелся ли жених для кошки?
Разрешите просить Вас передать поклон Мадам.

Ваш Л. Добычин.

Брянск МВБ, Привокзальная, 2 (два).

31

…давно прочел, и оказалось, что совсем не гениальная.
Напрасно Вы приписываете Мусе Терапани привет для меня — она меня никогда не видела.
Зощенко здесь нравится девицам. В особенности — как в лавку пришли с лошадью, лавочник гонит, а лошадиный хозяин удивляется: только что сидели с ней в пивной, и заведующий даже очень веселился. — Это из книжки ‘Тяжелые времена’. Фамилия главной любительницы — Ольга Пояркова.
Впрочем, она сказала, что была бы очень польщена, если бы к ней зашел (даже!) я (на безрыбье и рак рыба). ‘Даже’ относится не к ‘зашел’, а к ‘я’ и должно обозначать мою скромность.
Один раз вечером я обогнал пять евангелисток и трех евангелистов. Они пели благочестивый интернационал:
‘Никто не даст нам избавленья,
Ни меч, ни царь и ни герой.
Дарует нам освобожденье
Один Спаситель наш Святой’.
Остального я не слышал.
А как Вы получите котика, раз кошка осталась в девицах?
Продолжение опять на другой стороне.
Я называю Вас по имени и отчеству, потому что Марья Ивановна так называет, а я считал, что она столичное обхожденье знает тонко.
Какого цвета было платье без рукавов? Его вид я представляю себе так:
<рисунок>
очень славненькое, с бантиком и кружевцами, для рук — дырки.
Я здесь уже два раза пил хлебное вино — это бывшее ‘очищенное’ (а еще раньше — ‘русская горькая’).
В ‘Красной Ниве’ я читал рассказ Федина про бочки: вот теперь я из современной литературы начитан уже не в одном Юркуне.
Если, когда выйдет четвертый ‘Ковш’, мне его пришлют, то буду начитан еще больше (Полонская, Тихонов, Вс. Рождественский, М. Слонимский, К. Федин. В. Андреев и многие другие).
Ольга Пояркова выпросила мой портрет с усами и с бородой (такой я был в марте 1916 г.). Если я буду иметь у нее дальнейшую славу, я напишу.

Л. Добычин.

Брянск МВБ, Привокзальная, 2.

32

Михаил Леонидович.

Не просите Иду Исаковну, чтобы она напомнила Вам об ответе на мое предыдущее письмо в части, которая касается рассказа про Блинову: я его переделал и послал Лежневу, так что из шкафа в ‘Ковше’ его, пожалуйста, выбросьте.
Мне жаль, что Вы не пишете о том, толстеете ли Вы. Хотелось бы также знать, по-прежнему ли у Иды Исаковны по утрам болят кости лица. Если она будет добра напомнить Вам об этом написать, я буду очень благодарен.

Л. Добычин.

Брянск МВБ, Привокзальная, 2.
2 февраля 1926.

33

3 марта.

Дорогой Михаил Леонидович.

Теперь, может быть, уже можно спросить, когда выйдет четвертый ‘Ковш’ и попал ли я в него окончательно (Гайк Адонц, Ионов и т. д.).
Пожалуйста, если все это устроилось, сделайте, чтобы мне прислали книжку (я бы просто-напросто купил, но здесь нет) — это имеет для меня очень большое значение (не для славы у Ольги Поярковой и т. д.).
Альтшулер мне не отвечает, будет ли он что-нибудь печатать, да мне у него и не особенно хочется — я видел первый номер, и его тон весьма подхалимский.
Я когда-нибудь напишу два рассказа, которые придумал, — из них один хороший , — и тогда обрушу на Вас всё зараз — пять экземпляров: эти два и три альтшулерских, а Альтшулеру, если он к тому времени не исправится, пошлю отказ.
Состоялся ли Ваш пелеринаж [Паломничество, путешествие (фр.)] в Москву? От гордеца Тихонова ни слуху ни духу. Вообще мои акции стоят отменно низко, и улучшения оным не предвижу.
Несколько раз опять пил как хлебное, так и виноградное разных названий вино, но меньше, чем хотелось бы.
В ‘Красной Нови’ видел рецензию на рассказ А. Слонимского ‘Черныш’. Кланяюсь Дамам.

Ваш Л. Добычин.

Брянск МВБ, Привокзальная, 2.

34

8 марта.

Дорогой Михаил Леонидович.

Я получил от Альтшулеров это письмо и эти рукописи. Если возможно их куда-нибудь сунуть — пожалуйста, суньте. Мне кажется, секрет в том, чтобы только печатать, а что печатается, — совершенно все равно.
Вместе с этим я получил какое-то глупое письмо от секретаря ‘Круга’, что моя рукопись передана в ‘Красную Новь’, но ‘А. К. Воронскому не понравилась, а потому в журнале напечатана не будет’. При чем тут ‘Красная Новь’, не знаю, вижу только, что с ‘Кругом’ ничего не вышло. Ни с какими же ‘А. К.’ я дела иметь никогда не собирался.
Пожалуйста, напишите мне возможно скорей, можно ли где-нибудь напечатать эти два пустяка, а еще — про четвертый ‘Ковш’, то есть — печатаются ли там все три рассказа, и когда он выходит. Если рассказы печатаются, очень прошу книжку мне послать.
Скоро я пришлю еще один пустяковый рассказ, но приятный (по-моему), а через месяц или полтора рассказ побольше и действительно хороший (таким он мне кажется, хотя я его еще не начинал, но я уже многое придумал, и оно хорошо).
Если можно печатать, то — скорей бы, пока разные А. К. не сделали так, что меня печатать вовсе перестанут.
Дамам кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

Пожалуйста, ответьте.
Брянск МВБ, Привокзальная, 2.

35

9 марта.
Дорогие граждане. Я получил ваше письмо сегодня. А вчера я вам послал письмо с большой начинкой, но мне почему-то кажется, что на адресе я забыл написать номер дома.
То, что было про долговязую девицу, оказывается, будет совсем про другое. Не уезжайте в Париж, а то вам не удастся узнать — про что.
Вот почему парикмахер гадкий: там есть недопустимые грубости, например — будто бы он боялся нищих, потому что они пожалуются Богу. Это совершенно невозможно.
Вы два раза спрашивали, почему я не люблю Михаила Леонидовича. Потому что я люблю Зайцева. Нельзя же любить двоих — это получится, если я не путаю, Давид Копперфильд.
Понимаю потрясение Марьи Ивановны: эта ‘vie’ [Жизнь (фр.)] действительно довольно пронзительная.
Весна в разгаре, как говорится в Сочинениях. Я уже загорел и сделался тощий. А Михаил Леонидович потолстел?
Ольга Пояркова — желтоволосая. Моя слава у нее померкла, потому что я с ней очень грубо обращаюсь. Теперь я славлюсь только у Цукерманши, библиотекарши из ‘Карла Маркса’.
Мне очень скучно. Если требуется выразиться текстом из Евангелия, то ‘душа моя скорбит смертельно’. Сегодня я взял у Цукерманши ‘Арсена Люпена’ и, когда допишу это письмо, буду читать.
Как теперь говорит Михаил Леонидович: ‘л’ или ‘ль’? Когда у вас опять будут новости, то напишите, пожалуйста. Я напишу когда-нибудь подлинней, а сейчас я — в унынии.

Ваш Л. Добычин.

36

14 марта.

Дорогой Михаил Леонидович.

Сколько всего частей в Вашем романе? Я еще ничего не написал, все придумываю. Я очень поглупел после поездки в Петербург, и мне трудно придумывать. Все-таки, после этих двух рассказов, о которых я трублю, буду и я Писать Роман — через несколько лет.
Я уже прочитал ‘Арсения Люпена’ и, кроме того, ‘Петера Фосса, похитителя миллионов’. ‘Арсения’ я взял у Цукерманши (в ‘Карле Марксе’ течет крыша, и под капли подставлена лохань. Цукерманша держится за голову и говорит: ‘Ах, как действует на нервы’. Ей даны восемь шашечных досок, она должна их выдавать игрокам под залог удостоверений личности — и считает это профанацией), а ‘Петера’ — девчонки у Ольги Поярковой. Скоро они возьмут у нее ‘Яшмовую трость’, а у Цукерманши взять больше нечего, ее книги я все уже читал.
Вчера я видел Зайцева — он тоже очень поглупел, рассказывает только, как он совокупляется с разными красотками и какие у него долги, а еще — что очень много выигрывает в лотерею. Прежде он был гораздо приятней.
Я один раз написал Вам письмо с множеством картинок (‘Предметы одежды’, ‘Съестное’ и ‘Любовь золотоискателя’) и заклеил, и для Мадам вложил вербочку с барашками, но не послал, чтобы Вы не сказали, что это уже СЛIШКОМ.
Я с 22 февраля хожу на Временную Службу — по 3 целковых в день. На следующей неделе она, кажется, кончится. Она называется ‘Райуполтоп’. Сам райуполтоп вечно вздыхает. Служба сидит в его доме. Иногда через сени проходит его корова, топоча ногами. Печку топит его сноха. Иногда забегают и шепчутся с ним его жена, свояченица и мальчишки. Чиновников всего трое. Около меня сидит Поперечнюк — с рыжей бородой такого фасона, как у Гаршина на портрете (см. приложения к ‘Ниве’). Когда вскакивает баба и кричит с порога: ‘Молока не надо?’ — он строго отвечает: ‘Здесь учреждение’.
Он сочинил переложение чего-то, написанного для рояля, для оркестра балалаечников и давал мне взглянуть: ноты там написаны цифрами, очень мило.
Сегодня сломалась мясорубка, и девчонки заставили меня рубить мясо сечкой. Перед этим мне велели молоть кофе. Пришивать кружевца к нижним юбкам меня еще не усаживали. Михаил Леонидович сказал один раз, что я получил женское воспитание (потому что читал ‘Сонины проказы’ и ‘Лё пуркуа’), но я его получаю только теперь.
Ида Исаковна писала, что с тех пор она не напивалась. Я тоже не напиваюсь. У меня припрятана бутылка, и я тяну из нее глоточками. Получили ли Вы письмо с двумя гадкими рассказами, не взятыми Альтшулером, на котором я забыл написать адрес?
Если бы Вы меня столько не ругали, я бы писал лучше, а то я теперь пишу не так, как мне полагается, а все думаю угодить ругателям (еще ругались Никитин и ЗОЩЕНКО). Зощенку я особенными буквами написал из почтения, чтобы Михаил Леонидович не сказал, что у меня нет вкуса (есть у Ольги Поярковой). <зачеркнуто три строки> Никитина я даже собрался было что-нибудь прочесть, но у Цукерманши — нету.
Цукерманша спрашивала у меня, что нового в Духовном Мире , и я сказал ей, что ничего.

Ваш Л. Добычин.

Еще она спросила, кто считается Восходящей Звездой. А я всегда забывал у Вас спросить, как Вы
1. к О. Генри
2. к Пант. Романову.
Я к 1) плохо, к 2) — ничего себе.
Ольга Пояркова говорит ‘Сильвестр Боннар’ и ‘Анри де Ренье’. Вы все еще не читали ‘Желаний Жана Сервьяна’?
Вот выписка из предисловия к переводу ‘Арсена Люпена’:
‘Несколько почтенных книг с полки: ‘Красная лилия’ Анатолия Франса (Франции?), ‘Мистерии’ Кнута Гамсуна, ‘Новые чары’ Соллогуба, ‘Море’ Келлермана, ‘Мертвый Брюгге’ Роденбаха. Все прославленные романы. Прибавим сочинения Банга, Стриндберга, Эверта, Анри де Ренье, Мережковского, Бунина, Андреева и пр. Что это — повести? Нет, ибо там нет повествования, рассказы? — нет, там никто не рассказывает, романы? — нет, какая уж там эпопея. Это нудная лирика, умиление перед ‘красотами’, фотографические снимки во время каникул, письма к друзьям неврастеника, спермин для слабосильных, — все что угодно, только не повествование. Нужна выдержка профессионала или рабский атавизм интеллигента, чтобы дочитать до конца эти книги. Как понятны живые люди, предпочитающие Шерлока Холмса (среди них В. Резанов)!’
Предисловие подписано: ‘М. К.’ А что за фигура ‘В. Резанов’?
Если Вы получили альтшулерские рассказы, то, может быть, на днях придет от Вас Письмо.
Мне из Петербурга чаще всех пишет знаете кто? — Корнелий Иванович. И это человек, у которого много детей и даже внуки. Все же он находит время.
Ави зо лектёр [К читателю (фр.)].

Л.Д.

Надеюсь, Вы не найдете в этом письме ничего Дерзкого. Я замазал все сомнительные места.

37

18 марта.
Дорогой Михаил Леонидович. Вы, должно быть, находите, что я пишу Вам слишком часто, но это — ничего.
Весна уже кончилась, несколько дней стоит метель — я сообщаю, чтобы Вы не позавидовали погоде Брянска МББ.
Вчера после трех часов Поперечнюк заявил райуполтопу о решении оставить место. — Я служу три года, — сказал он (я подслушивал за печкой), — и никакой прибавки. — Вы никогда не интересовались делами, — возразил райуполтоп: — За три года вы не задали ни одного вопроса. — Не считаю нужным, — с достоинством ответил ему Поперечнюк, — задавать какие-то вопросы. — Тут я перестал подслушивать и отправился.
На улице подкараулил Зайцева. Он был очень мил. — Подожди минутку, — сказал он, — я пойду помою руки: трогал кожу . — Оказывается, что он просто-напросто был в лавке и приценивался к сапогам.
В кинематографе идут ‘Нибелунги’. Если бы я попросил Зайцева, он, может быть, со мной пошел бы, но я был страшно горд, и про кинематограф — ни слова.
Сегодня мы празднуем день парижЕской коммуны, и по этому поводу я купил за 15 копеек ‘Рассказы’ Федина: оказалась ‘Тишина’ из ‘Современника’, ‘Сад’, не знаю откуда, и ‘Бочки’ из ‘Красной Нивы’. Чтением ‘Сада’ я расширил свое знакомство с современной русской прозой.
Какая образина на обложке. Глядя на нее, я порадовался, что меня никто не хочет издавать — что подумала бы Ида Наппельбаум, если бы увидела меня в таком же виде?
Чтобы покончить с Литературой: — ‘Илья Садофьев’ — не от Семирамидиных ли это идет Садов?
Простите, я забыл поздравить Вас с широкой Масленицей. Поздравляю с постом. Успела ли выйти замуж кошка, а то придется отложить до Красной Горки.
Благодаря метели мне удалось отвильнуть от путешествия к матраснику. Когда-нибудь идти придется, но хоть не сегодня.
И все-таки через полтора месяца откроется Купальный Сезон. Вы читали мои Прозаические Перлы и, возможно, приметили, что сочинитель должен быть усердным купальщиком. Так это и есть. Я даже пользуюсь большой известностью в этом деле. — Я вас знаю, — сказал мне один раз неизвестный молодой человек, — ваша фамилия Добычин. Вы регулярно купаетесь. — Если этого мало, то вот еще: 1) тов. Абрамов из Госстраха, не имеющий счастья меня Лично Знать, беседовал с моим братом обо Мне, как Купальщике, 2) конторщики и девицы с наступлением Сезона говорят мне приветливо: — Ну что, купаетесь? — 3) один пятилетний малютка, когда я спросил, что он видел во сне, сказал: — Как вы купаетесь. — Вот. Вас трудно уверить.
Цукерманша спрашивала, какие в Ленинграде лозунги. Она увесила стены своей библиотеки лозунгами. ‘Каждый день читай хотя бы по одному часу, и обдумывай прочитанное’ и тому подобное.
В пику ей ‘Центральная библиотека’ наклеивает лозунги на окна. В лозунгах ‘Центральной’ заметно упоение победами : ‘Союз молота, серпа и книги победит мир’, ‘Наука — победа религии’. Может быть, это — успех работы по Военизации Населения.
Последнее о лозунгах: на базарном ларьке книжной лавки ‘Тва ‘Просвещение’, основанного Губкомом, Губисполкомом, Губпрофсоветом, Губсоюзом и Губнаробразом’, висит лозунг: ‘Бумага, Наука, Жизнь, Техника, Тетради’.
Я не знаю многих выражений. Поперечнюк сказал мне: ‘Сегодня ночью начистили многих ребят’. Я подумал, что это значит обокрали, и спросил: ‘На вашей улице?’ — ‘На разных, — сказал он, — к дяде на поруки’. — ‘К какому дяде?’ — пришлось мне унизиться до вопросов. — ‘Разве вы не знаете этого выражения? — поторжествовал он. — В исправдом, по делу Свешникова’. Свешников — это проворовавшийся бухгалтер.
И подумать, что Поперечнюк уходит и передо мной, можно сказать, гаснет один из очагов просвещения.
Михаил Леонидович, если Вы найдете, что я пишу Вам чересчур кокетливо, то вот в чем дело: письмо рассчитано также и на Иду Исаковну, а перед Дамами Холостяки в Летах всегда игривы. Обычно это им прощают. Не знаю, как Вы.
Вышли ли афоризмы ‘Пальцем в грудь’ Нельдихена?

Л. Добычин.

Брянск МББ, Привокзальная, 2.
Когда вы едете в Париж?
В письме Иды Исаковны я прочел, что она ‘одевала платье’ (без рукавов). Я исправил на ‘надевала’.

38

21 марта.
Дорогой Михаил Леонидович. Сегодня я купил на станции второй номер ‘Новой России’ и прочел свой рассказ. Они перепутали строки, и получилась совершенная бессмыслица. Это моя судьба: ‘Современники’ выпустили фразу, прибавили в восьми местах по словечку от себя и одно слово переменили: вместо ‘утонула’ напечатали ‘утопла’, полагая, по-видимому, что так — больше Комизма, ‘Ленинград’ переврал две фразы и сделал 20—30 опечаток: вместо ‘столб’ — ‘стол’, вместо ‘Венеция э Наполи’ — ‘Венеция Энаполи’ и так далее — я не помню. Вот почему мне и хочется Книжку — чтобы все было напечатано как следует.
Райуполтоп призвал меня служить вместо Поперечнюка, и я покамест согласился, хотя оно преневыгодно: но покамест больше ничего не наклевывается.
На получаемые от Райуполтопа деньги мною приобретено множество предметов туалета, парфюмерии и косметики. Поощрена также и виноторговля.
После своего последнего письма я прочитал две книжки Мопассана, книжку Генри и: ‘Черного пуделя’ Р. Хиченса. Обратите на него отменнейшее внимание (‘Всеобщая библиотека’ 52), это в самом деле превосходно. В ‘Тюрлюпене’ все время видно, как тяжеловесный сочинитель, сопя и кряхтя, мечется, чтобы подать свои неповоротливые тонкости, здесь же — ах!
Если Вам лень читать, может быть, прочтет Мадам.
Альтшулер все-таки галантен: в списке Светил, печатающихся его иждивением, он поместил и меня. Это — мило. Кроме того, его второй номер более независимого стиля, чем первый. Я к нему опять очень благосклонен, тем более что его письмо с отказом от моих, снабженных несомненными достоинствами рукописей составлено весьма любезно и напоминает грушевый компот. Я даже послал его Вам — в том письме, на котором забыл написать адрес.
Выслушайте мои оправдания: я Вам пишу только по праздникам. В этом месяце было много праздников, поэтому столько и писем.
Кланяюсь Дамам.

Ваш Л. Добычин.

При входе в Сквер написано, чего там нельзя делать. Заканчивается так:
‘За неисполнение — штраф или принудительных работ’.
Я вспомнил Двинск, где на вывесках было: ‘Табак, сигар и папирос’ и ‘Сыр, сметана и яиц’.
Вы больше никогда не будете писать в Брянск (МВБ): пришла Ольга Пояркова!
Я передал Зайцеву поклон Иды Исаковны. Он был необыкновенно доволен.

39

16 апреля.

Дорогой Михаил Леонидович.

Если про Воблину действительно будете печатать, то вот ее новый конец — на маленькой бумажке. А про Лёшку я свои листочки выбросил, потому что это — пустяки. Но если можно печатать, пожалуйста, печатайте — чтобы привыкали к фамилии. Я теперь пишу настоящее. Если оно успеет в осенний ‘Ковш’, то с Лешкой как-то странно печатать.
У меня был небольшой переполох: брат пришел домой и сказал: ‘Фомин видел где-то ваши три рассказа’. Три рассказа — это ‘Ковш’. Я заподозрил, что он уже вышел, и звонил Фомину. Оказалось, что видел не Фомин, а фоминская дочь. Я просил узнать, в чем дело, и на другой день опять звонил. Выяснилось, что фоминская дочь читала объявление о ‘Ковше’ (я не знаком с фоминской дочерью, но среди нее славлюсь).
Лежнев прислал ‘Россию’, денег не прислал, и я у него не спрашиваю.
Как называется Ваш роман и в скольких он частях?
Не заглядывайте на другую страницу — там письмо Иде Исаковне.

Ваш Л. Добычин.

Брянск МББ, Привокзальная, 2.
Видела во сне библиотеку:
Антирелигиозный и военный уголок. Читатели танцуют. Товарищ Митрофанов берет книгу и короткими плевками, как кассир, считающий бумажки, поплевывает себе на пальцы.
— ‘Александра Федоровна Григорович и младенец Георгий Рудников’, — читает он, сжимает губы и задумывается. — Это критика на женщин.
— Надо изъять, — цедит товарищ Компанеец.
Блинова — лицом к двери. В нетерпении она то зажигает, то гасит свой электрический фонарь.
Вбегает Воблина и останавливается. Костлявая, лицо в тени, а белобрысая прическа, задетая закатом, — розовая.
Все подступают к ней и, перешептываясь, смотрят, как она перенесет удар.

40

Дорогая ИДА ИСАКОВНА.

Я не удивлялся, что мне не писали — поделом, мои письма были уж очень разнузданные, и я думал, что со мной вообще больше не будут иметь дела.
Поперечнюка давно уже след простыл, и вообще произошло множество перемен, я уже не помню, какие последние события мною были Вам сообщены, и не знаю, какими новостями мог бы Вас изумить.
Кажется, я не писал Вам, что парикмахер у меня спросил: ‘Сами броетесь наиболее?’
Зайцев опять снимался, и 18 числа будет готов его портрет. Возможно, что мне будет поднесён.
Я видел ‘Доротти Вернон’. Она местами была немножко похожа на Вас.
С двадцатью тремя годами Вас — поздравляю. Чем больше лет, тем лучше. С нами в одном доме (в Брянске, МББ) жили Неминущие. Их бабушка (теперь умерла) говорила, что лучшее украшение дому, — это старуха.
Поите Михаила Леонидовича дрожжами и всякими штуками. Ему незачем быть тощим и зеленым — он ведь пишет не стихи.
Я перестал увлекаться напитками. В каком ряду Вы сидели на ‘Азефе’?
Я уже давно ничего не читал, кроме нашей (жителей) общей отрады ‘Правды’.

Ваш Л. Добычин.

Что Вы какая-то глупая, — не нахожу.
Недавно видел на заборе надпись: ‘Кто писал — не знаю, а я, дурак, читаю’ и очень обрадовался: повеяло от нее какою-то молодостью и невинностью. Вам нравится?

41

Жалею, что нет сведений об Анне Николавне. Ее обращения с маслом я никогда не забуду.

42

22 мая.

Дорогой Михаил Леонидович.

Очень благодарю Вас за письмо. Книжку, должно быть, еще получу.
Это ничего, что на последнем месте. Я очень рад и очень Вам обязан.
Я тронут тем, что Вы помните мои вкусы (Сейфуллина).
Вы собираетесь ехать купаться, а я уже прокупался насквозь.

Ваш Л. Добычин.

Брянск, Губстатбюро.

43

17 июня.

Дорогая Ида Исаковна.

Благодарю Вас за письмо. Да, в губстатбюро я буду очень долго, — может быть, там и ноги протяну. Платья меня очень интересуют, и Вы в этом отношении ошиблись.
Завтра мне стукнет тридцать два года.
Если Вы вывели, что Зайцев несимпатичный, из моих каких-нибудь слов, то я о них очень жалею. Я его очень люблю.
Есть одна вещь, о которой Вы в своем письме не написали — это о Кошке.
После ‘Доротеи Вернон’ я в кинематографе не был ни разу. И нигде не был. Подешевело ‘Великое — вечное’: было по четвертаку, съехало на пятак (то есть: билеты стали по пятаку, а не: дешевле на пятак).
Кланяюсь Михаилу Леонидовичу. Если мне полагается кланяться Семеновым, то — и им.

Ваш Л. Добычин.

44

20 июня.

Дорогой Михаил Леонидович.

Может быть, Вы посмотрите, как теперь выглядит ‘Лёшка’.
Если годится, то не возьмет ли Семенов его в ‘Звезду’ (она не закрыта?)?
Про похороны будет готово <слово зачеркнуто> к осени. Там, наоборот, будет ‘интересное’.
Я читал ‘На посту’: надеялся на что-нибудь скандальное, а оказалось — скука.
Шлю Вам портрет Сейфуллиной. Сам я к ней теперь совсем равнодушен.
Иссушающие ядра сменились обложными дождями — должно быть, и Вы мокнете в своей деревне.
Кланяюсь Иде Исаковне.

Л. Добычин.

Интересного в нем ничего нет, он похож — как будто ученик старших классов сочинял по Классическим Образцам, — но зато нет и ‘политики’.

45

20 июля.

Дорогой Михаил Леонидович.

Я очень рад, что Вам понравилось, а то Вы всё ругались. Чтобы печатать, нужно ли переписать, или можно на тех бумажках?
Можно ли под заглавием написать ‘Зайцеву’? — потому что это и на самом деле — Зайцеву.
Посылаю Вам портрет Федора Гладкова из ‘На посту’: больше похоже на тов. Крупскую в детстве.
Чем Вам понравилось? Тем, что не похоже, что это я писал?
Лето кончается, а я ничего не сделал. К ‘Похоронам’ с тех пор не прибавил ни строчки. А Вы, должно быть, написали восемь романов.
На сколько аршин Вы потолстели? Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

46

29 августа.

Дорогой Михаил Леонидович.

Есть ли в этом году какие-нибудь виды на журналы и т. п.?
Я ушиб ногу и т. д. С ногами — эпидемия: мать и сестра тоже поушибали ноги — до того, что их отправили залечивать на Кавказ. А я ушиб только позавчера, так что не знаю, отправят куда-нибудь или сойдет так.
Кланяюсь Иде Исаковне.

Л. Добычин.

Брянск, Губстатбюро.

47

11 сентября.
Дорогой Михаил Леонидович. История с ногой продолжалась полторы недели. В это время я присматривался к хромым — их очень много, и мужчин, и дамского пола.
Вспомнилась дама в Петербурге, которая, когда у неё калоши новые, присматривается к калошам, когда выдра, — к выдрам.
Представьте: а у нас грибов не было совсем.
Может быть, Вы, если будете писать еще раз, скажете, что было про меня написано в ‘Печати’ (здесь ее больше не выписывают), а что в ‘Новом Мире’, — я посмотрю. Пожалуйста (умоляю).
Цукерманша спрашивает, что выписать в библиотеку, и я сказал: роман ‘Завоеватели’.
Кланяюсь.

Л. Добычин.

Губстатбюро (этот адрес — навсегда).

48

12 сентября.

Дорогой Михаил Леонидович.

Не пишите мне, что было в ‘Печати’: я ее тоже нашел. Хорошо, что я из ‘На посту’ знаю, что А. Лежнев — дурак (там это доказано и даже снабжено картинкой), а то бы…
Напечатает ли ‘Лёшку’ добрая ‘Звезда’?
Я всегда хотел Вам написать и всегда позабывал: правда, приятная писательница Эльза Триоле?

Л. Добычин.

У нас во дворе сбесилась собака и покусала троих мальчишек. Они ходят на прививки. Было очень большое оживление.
Что нового у Вас?

1927 год

49

Дорогой Михаил Леонидович.

Позвольте попросить Вас написать мне, можно ли что-нибудь сделать с этими двумя рассказами.

Л. Добычин.

17 января.
Брянск, Губстатбюро.

50

10 апреля.

Дорогой Михаил Леонидович.

Не рассердитесь на меня за просьбу написать, получили ли Вы мои Рукописи.
Сегодня я понаслаждался замечательною песней ‘Любо парижанке’, исполнявшейся на речке тремя пьяницами:
Любо парижанке
Мужское сердце покорять.
‘Лавровых’ я на днях вручаю Цукерманше для библиотеки, чтобы Вы славились и здесь.
Я тоже (простите) придумал один Роман, только некогда писать. Если можно, то кланяюсь Вашей жене. Что она шьет к лету?

Л. Добычин.

51

20 апреля.
Дорогой Михаил Леонидович. Простите, что я еще раз прошу написать, получили ли Вы мои рукописи.
Мне очень не хотелось бы, чтобы они потерялись, потому что переписывать еще раз навряд ли я когда-нибудь соберусь.
Взять же их у Вас — найдется случай, отсюда иногда ездят в Петербург, и я смогу кого-нибудь попросить зайти за ними.
Я потому пишу про ‘взять’, что с печатаньем — не думаю, чтобы что-нибудь могло выйти. Мне суждены всего два читателя: 1) Вы, 2) Корней Иванович.
Я послал Вам эти две вещи 10 марта.
Не откажите написать мне об их получении. Пожалуйста.

Добычин.

Брянск, Губстатбюро.

52

Дорогой Михаил Леонидович.

Можно ли просить у Вас следующей консультации. ‘Мысль’ должна была заплатить мне до 1 августа, до сих пор она ни хрена не заплатила: пора ли уже считать, что она надула, следует ли (нет), если она надула, так ей это и оставить, если уж нет, то что тут делать?
Простите и т. д.

Ваш Л. Добычин.

4 октября. Брянск, Губстатбюро.
Я живу теперь (с прошлой среды) на новой квартире, где есть место для сочинения романа, и собираюсь оный сочинить. Кланяюсь.

53

(Первая половина октября.)

Дорогой Михаил Леонидович.

Мне очень не хочется Вам докучать, но больше мне спросить не у кого. Вот в чем дело: ‘Мысль’ должна была заплатить мне до первого августа . Она не платит и не отвечает на запросы. У меня на руках есть договор. Могу ли я что-нибудь (что именно) предпринять для ее вразумления?
Хотя я и не писатель, но раз дело идет о книжке, я мог бы поступить так, как в таких случаях поступают Писатели, — но что они проделывают, черт их знает.
Пожалуйста, простите, что я не оставляю Вас в покое. Если Вы захотите не ответить, то не отвечайте — я про это спрашивать больше не буду.
Один раз я вкусил нечто вроде славы: на улице ко мне подошел человек и сказал: — Вы, кажется, являетесь автором одной из книг.

Ваш Л. Добычин.

Брянск, Завальская, 49 (я в отпуску и не хожу в бюро).

54

Дорогой Михаил Леонидович, благодарю Вас за письмо. Писать я ничего не пишу.
Что касается книжки, то в ней 60 опечаток и за нее до сих пор не платят. О ней отзывались, что она нелогично составлена.
Позавчера мне пришлось закрыть свой Купальный Сезон: помертвело чисто поле, нет уж дней тех светлых боле.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

16 октября.
Если Вы прочтете надписи на конверте, то узнаете, что Вы атрымальник [Получатель (белорус., конверт отпечатан в Белоруссии)].

55

16 ноября.
Дорогой Михаил Леонидович, Вы пишете, что я чем-то горжусь, — а чем мне гордиться?
Благодарю Вас за Сметанича. Я никогда бы не позволил себе просить Вас собственноручно приводить его в порядок: я думал, Вы напишете, через какой Участок можно заставить его платить.
Готовность ‘Издательства писателей’ меня печатать в высшей степени любезна. Через несколько лет я смогу ею воспользоваться.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

Брянск, Завальская, 49.

56

30 ноября.
Дорогой Михаил Леонидович, Вы очень добры. 24 ноября ‘Мысль’ прислала телеграмму: ‘Завтра высылаем телеграфом’. Но прислать денег так и не прислала. Я подожду неделю, и если ничего не будет, то сделаю, как Вы написали. Спасибо.

Л. Добычин.

Из газет я знаю о множестве написанных Вами романов и рассказов (‘Средний проспект’, ‘Северный вокзал’).

57

Дорогой Михаил Леонидович.

К сожалению, недельная отсрочка этой кляузы оказалась ни к чему и недоброкачественный Сметанич не опомнился.
Я думаю, он рассуждает, что молодой человек и так облагодетельствован и должен чувствовать. Но тогда так и нужно было уговариваться с самого начала.
Я жалею, что не получил от него денег к отпуску, потому что смог бы съездить в Ленинград и еще раз воспользоваться Вашими советами и насладиться лицезрением Дам.

Ваш Л. Добычин.

Губстатбюро. 8 декабря.
Если Вас не затруднит, не откажите уведомить о получении этого письма.

58

18 декабря.
Дорогой Михаил Леонидович. Благодарю Вас за письмо и за мероприятия. Приятно, что Сметанич им сочувствует — теперь его опять можно считать Человеком Добродетели.
Не говорил он Вам, расходится ли книжка?
Чем больше я читаю, тем больше узнаю о Вас. Последнее известие — что Вы кончаете ‘Фому’ и составляете рассказы про Париж.
Я живу все там же, на Завальской, но все это уже переименовано: Завальская — в Октябрьскую, а 49 — в 47. Лучше всего — писать в Губстатбюро.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

59

26 декабря.
Дорогой Михаил Леонидович. Еще раз благодарю Вас за принятие мер. Они уже подействовали, и зарвавшиеся хозяйчики раскошелились.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

1928 год

60

26 марта.

Дорогой Михаил Леонидович.

Если можно, позвольте попросить Вас вот о чем: написать, когда Вы в этом году уедете на лето и когда вернетесь с оного.

Ваш Л. Добычин.

Брянск, Губстатбюро.

61

9 апреля.
Дорогой Михаил Леонидович. Я не знаю, когда я приеду. Вот — на Ваш первый вопрос.
А на второй: романа не написал, но теперь (недавно начал) пишу. Но если будет хорошая погода, — брошу. Ничего нет, что побуждало бы писать, а время (даже уже Средний Возраст) уходит. Деньги это дает совершенно ничтожные, а шуму — больше бывает, когда лягушка в воду прыгнет.
Скоро год, как вышла Сметаничева книжка, а о ней нигде ни разу не упомянули, даже к новобуржуазной литературе не причислили.
Я для того и про Альтшулера расспрашиваю, чтобы попросить его по знакомству похвалить — и потом при случае девушкам показывать.
Благодарю Иду Исаковну за поклон и сам ей кланяюсь. Чаще писать — решался бы, если бы и Вы писали.

Ваш Л. Добычин.

62

28 апреля.

Дорогой Михаил Леонидович.

Если я напишу к осени первую часть, то по Вашем возвращении с вод буду просить Вас попробовать поместить ее в ‘Звезде’ (если так бывает, чтобы печатать одну часть, хотя не обязательно сообщать, что это — просто Часть). Я ее пишу часто, но выходит очень мало.
Между прочим, в этом романе — щиплют корпию.
Благодарю Вас за письмо и кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

63

Дорогой Михаил Леонидович. Цукерманша требует немедленно ‘Средний Проспект’. Когда Вы поедете на курорт? У меня дела очень гадки. От времени до времени все-таки приходит в голову роман. Он страшно хороший, и если мне удастся его написать, то, может быть, в нем выйдет столько Печатных Листов, что его согласятся напечатать.
На базаре у нас есть два картонных автомобиля, в которых можно сниматься (2 карточки — 60 копеек). Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

Сегодня я буду смотреть ‘По Европе’.

64

12 июня.

Дорогой Михаил Леонидович.

Роман, который Вы велели, пишется. Готово 700 слов.
В Ленинград ехать придется, когда здесь выгонят, к чему идет, ибо нашего брата норовят заменить молодыми людьми из совпартшкол и т. п.
Осенью, если позволите, пошлю Вам на рассмотрение то, что к тому времени будет готово.
Разрешите принести Вам поздравления по поводу переезда в Сестрорецк.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

65

12 сентября.

Дорогой Михаил Леонидович.

Если Вы дома, я пришлю Вам свое ‘начало’. Печатать его ни в каких ‘Звездах’ не придется, потому что всего одна глава, но Вы, может быть, прочтете.
Роман этот будет аховский и, возможно, к моей смерти будет кончен (потому что я пишу по воскресеньям — и не каждое воскресенье).
В 10 номере ‘Поста’ было сообщено, что ‘ленинградский писатель Мих. Слонимский выехал заграницу’. Я понял так, что это — Вы, почему и терзаюсь сомнениями (см. 4 строку сверху) [В письме четвертая строка сверху ‘Если Вы дома…’].

Добычин.

Брянск, Октябрьская, 47.
В этот адрес не полагается писать открыток.

66

1 ноября.
Дорогой Михаил Леонидович. К сожалению, я Вам ничего не могу послать, так как, не получая от Вас ответа, подверг это сочинение другой экспертизе, которая его забраковала, и я его выкинул.
За Ваше пребывание в Крыму я видел множество Ваших портретов и разных сообщений о Ваших па зэ жест [Похождения, поступочки (фр., с оттенком богемного, художнического apго)]. Вы в славе. Больше месяца я спрашиваю у библиотекарши ‘Средний Проспект’, но он все в расходе.
Вчера вечером я насладился ‘Западниками’. Действительно, в Ленинграде и темно и постно.
Если Федин в самом деле сказал немцам такую штуку, то он очень любезен.

Ваш Л. Добычин.

67

21 ноября.

Дорогой Михаил Леонидович.

Экспертиза была вполне права. ‘Было, было, — писала она, — а видно, что ничего не было’. Поэтому с моей стороны было очень мило, что я поскорее отправил все это к свиньям.
‘Среднего Проспекта’ я так и не добился. Где-то я читал, что Вы платите в нем дань моде на жуликов. Что это за мода? Если бы я знал, то принял бы и себе к руководству.
Мне представляется, что в Петербурге должно быть скучно (Вам).
Приходит Зощенко и говорит, что ‘мы опять сдали позиции’, как мне один раз довелось слышать. И прочее.
А мне очень наскучило ни с кем не разговаривать. ‘Не могу молчать’, как выразился наш с Вами кумир Лев Николаевич. — Простите.

Ваш Л. Добычин.

1929 год

68

8 марта.

Дорогой Михаил Леонидович.

Вот что я еще узнал про Вас: что Вы были секретарем у Гржебина, что Вы писали ‘Литературные Салоны’ и что Вы переводили с сокращениями ‘1793 год’.
К осени я должен буду опять ехать в Ленинград: Брянск упраздняется, и я не знаю, дотянет ли до 1 октября. До своего приезда я пошлю ‘рукопись’ — еще не знаю когда.
Кланяюсь Вам, Вашей жене и Всем.

Л. Добычин.

69

1 апреля.
Дорогой Михаил Леонидович. На это письмо я Вас попрошу ответить.
Брянск ликвидируется между 1 июля и 1 октября. Может быть, — 1 июля, может быть, — 1 октября. Стоит ли мне ехать в Ленинград, то есть могу ли я там быть допущенным к какому-нибудь Пирогу неканцелярскому — с моей известностью Молоденького Сочинителя, единственное упоминание о котором можно видеть в интервью тов. Федина дан ль етранже? [За границей (испорч. фр.)]

Л. Добычин.

70

13 апреля.
Дорогой Михаил Леонидович. Очень благодарю Вас за ответ. Я, конечно, не сумею сочинять остроты, но делать что-нибудь более простенькое смогу. В общем, насколько я не ошибаюсь, приехать возможно. Если да, то и хорошо. Более подробно говорить, я думаю, еще не стоит, потому что вся эта история еще впереди и не имеет точных сроков.
Рукопись я вышлю обязательно отсюда. Она, по-видимому, будет ничего себе.
Почему Вы всегда пишете о Презираемых писателях? Я это отношу на счет иронии, похвалы которой радовали меня при чтении рецензий о ‘Лавровых’.
Кстати, Вы мне не ответили о жуликах. Я все же решил не отставать, и в составляемом мною сочинении будет о них.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

71

4 мая.

Дорогой Михаил Леонидович.

Позвольте поздравить Вас с религиозным праздником Пасхи.
В начале октября я буду иметь честь приветствовать Вас устно. Это выяснилось.
В пику религии, мы не празднуем сегодня и послезавтра и прибавляем эти дни к декретным отпускам. А вы что делаете?
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

72

16 мая.

Дорогой Михаил Леонидович.

Сочинение это я до октября вышлю. От Каверина я действительно получил письмо — чтобы послать цикл рассказов вроде ‘Встреч с Лиз’ для сборника, в котором будут следующие новаторы: Тихонов, Заболоцкий и Олеша. А я — тоже новатор. Это очень мило, и я на всякий случай даже сохранил — показать кому-нибудь. Только — некому.
У нас внезапно наступило лето, и я уже пять раз купался и один раз Внимал Соловью — случайно, проходя мимо. Сады с оркестрами и эстрадами открылись (состоялось открытие), одного гуляющего зарезали впотьмах, а в Бежице (девять верст от нас) двоих повесили: интеллигентские течения среди молодежи.
Какая-то мадам прислала мне письмо, что Бабель — это кружевной гипюр (не то кремовый гипюр, я забыл), а я — лес в инее при луне и должен обязательно познакомиться с Бабелем, а кроме того — я вроде Петера Альтенберга (а я не знаю, что это еще за Петер).
Вам (простите, я с сохранением дистанций) присылают письма мадамы?
Кланяюсь. Простите, что так длинно.

Л. Добычин.

73

20 июня.

Дорогой Михаил Леонидович.

Сочинение свое я стараюсь сочинить наилучшим образом, так что вдруг до Вашего выбытия оно не поспеет: что прикажете делать тогда — отправлять его в Ваше отсутствие или отложить и привезти с собой в чемодане?
Мне немножко страшно с Вами встретиться: вдруг Вы завели за это время Усы и Бороду.
Я пишу это письмо под аккомпанемент рассказов в соседней комнате мадамою, прибывшею из Ленинграда, об Ужасах оного (нет бельевой мануфактуры и прочее).
Про Институт истории искусств Вы действительно писали, но так как из Института этого ничего не вытекает, то я и присовокуплял это сведение к запасу других безразличных (Бог — в трех лицах, земля вертится и прочее).
Кланяюсь Вашей жене. Существуют ли еще шахматы?

Ваш Л. Добычин.

Насколько, между прочим, велики Ужасы и есть ли оные?

74

17 ноября.
Дорогой Михаил Леонидович. Я не знаю, как изобразить эту улицу. Может быть, Москвы написать прописью.
Идея этой улицы та, что она была просто Московская, но ее переименовали по случаю революции. Никакие объяснения в текст не умещаются, и я решил оставить так.
Я попрошу Вас приписать под заглавием ‘Посвящение’: ‘Г. Л. Рысюкову’. Я не люблю фамилиенбадов [Семейная баня (нем.)] и долго колебался на этот счет, но по разным причинам должен это посвящение сделать.
Спасибо за то, что Вы меня похвалили. Теперь я больше не думаю об этом рассказе (потому что он самый выверенный из всего, что я делал, а мне его до Вас чрезвычайно неприятным образом ругали), и у меня голова свободна.
Я ничего не могу иметь против человека, которого никогда не видал (это я про Каверина), и никогда никому не сказал бы о нем ничего сомнительного. Я не считаю, что у меня (мяса) что-нибудь произошло с ним — мясом. Столкновение было только между бумажками. Я старая канцелярская крыса и привык к тому, что на ‘бумагу’ должен быть сделан ответ.
Давайте отдадим это в альманах с новаторами: выгоды Вы мне уже изобразили, а в ‘Звезду’ какого бы то ни было рода мне все равно навряд ли попасть.
Только, пожалуйста, отдайте Ваш экземпляр, потому что каверинский — неокончательный, и в нем есть плохие места.
Что значит ‘ИПП’?
Спасибо еще раз за Ваше письмо. Мне от него гораздо лучше сделалось, чем до сих пор было.

Л. Добычин.

75

22 ноября.

Дорогой Михаил Леонидович.

С 1 декабря изменяется мой адрес, поэтому, если у Вас будут для меня какие-либо сообщения, то будьте добры повременить с ними до уведомления.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

1930 год

76

21 мая.
Дорогая Ида Исаковна, перед отъездом я отвел время, чтобы зайти к Вам, но меня сбило похищение неизвестными злоумышленниками в парикмахерской моей шапки, вследствие которого припасенное на заезд к Вам время ухлопалось на покупку новой шапки. От учтивостей позвольте перейти к просьбам. Вот в чем дело: попросите, если можно, Зою Александровну сказать Вам, когда это выяснится, берет ли Госиздат мою книжку в ТВЁРДЫЙ СЧЁТ, и, тоже если можно, напишите мне про это в Брянск (Октябрьская, 47). Я потому дерзаю насчет этого, что Вы меня приучили к Родительскому Отношению, благодаря чему я и обнаглел. Бумажечку эту и конвертик я купил в ларьке Моссельпрома и прошу Вас по их плохому качеству не судить о качествах и составителя сего письма.

Ваш Л. Добычин.

От Службы — я уже знаю, что Вы отказались. Накануне отъезда я видел МАТЬ МУСИ АЛОНКИНОЙ.

77

31 мая.
Дорогая Ида Исаковна, благодарю Вас за письмо. Вы мне одна ответили. Я писал Шварцу, но он не ответил. Приключения мои здесь вот какие. Я пошел в ‘Брянский рабочий’ и сшантажировал его на посылку меня в три колхоза. Там я очень позабавился и написал забавную вещицу, но она, конечно, не пошла, и я остался и не солоно хлебавши, и в долгу на 30 целковых за аванс. Литературная карьера кончилась, и завтра я иду на биржу — искать шансов в других сферах.
В. Каверин был последним из знакомых, которых я видел перед отъездом: он попался мне на Театральной улице, когда я отвозил на станцию багаж. Он произвел очень здоровенькое впечатление (то есть впечатление очень здоровенького молодого человека). Вероятно, это и останется от него последним впечатлением, ибо новые встречи крайне мало вероятны.
Если Вам когда-нибудь попадутся ‘Желания Жана Сервьяна’, — пожалуйста, прочтите. Когда прочтете, то узнаете, почему я об этом просил.
В письме к Михаилу Леонидовичу, пожалуйста, кланяйтесь ему от меня.

Ваш Л. Добычин.

Брянск, Октябрьская, 47.

78

1 июня.
Дорогая Ида Исаковна, это совершенно ужасно, но вот еще письмо. Это — совещание о названии книжки (моей). Тынянов сочинил название ‘Пожалуйста’, и Олянский к этому отнесся благосклонно. Но мне оно не нравится. Если уж название на ‘п’, то я назвал бы ПУАНКАРЕ (есть такое место в книжке: Пуанкаре, получи по харе). Одобряете ли Вы такое переименование? Если да, то можно ли выяснить через Зою Александровну, пройдет ли этот номер и нужно ли мне об этом писать в издательство особое письмо? Я потому не качусь с этим прямо в издательство, а ДЕЙСТВУЮ, как говорится, ЧЕРЕЗ ЖЕНЩИН, что издательство скорей всего мне просто не ответит, и мое РАБОЧЕЕ ИЗОБРЕТАТЕЛЬСТВО останется втуне.
Эти чернила мне и самому страшно не нравятся, и к следующему письму я постараюсь припасти другие.
Сегодня продолжалась моя биография: я ходил в кое-какие канцелярии, главные начальники уехали в Смоленск, а начальники второй руки открыли радужные перспективы: ДОЛЖНОСТЯ ИМЕЮТСЯ. В течение недели я, возможно, буду уж при чине, и ко мне вернется уважение от человеков.
Я прочел уже 54 страницы ‘Мангеттена’, но интереса еще не почувствовал. Удручает КРАСОТА эпитетов: ВИННАЯ заря, ЗВЕЗДНЫЕ НАРЦИССЫ и тому подобное.
Уезжая из Ленинграда, я оставил ШАМБР ГАРНИ [Меблированные комнаты (фр.)] за собой, и хотя уже ясно, что незачем, но еще как-то жалко отказываться. Завтра, должно быть, сделаю сей шаг (то есть письмо Шаплыгиной).
Немудрено, что формалисты восторгаются той пьесой, про которую Вы говорили: я похвалил при них Тагерию, так они подняли такое тявканье, какого я никогда еще не слышал. Даже Лидия Тынянова протявкала что-то. Отсюда видно, что у них — мозги набекрень.
Дальше в лес — больше дров: последних строк, кажется, совершенно уж невозможно разобрать.

Ваш Л. Добычин.

79

4 июня.
Дорогая Ида Исаковна. Не будем подымать шума из-за заглавия. Попросим только мадам Зою, если можно, присмотреть немного за обложкой. Обложку мне хотелось бы такую, как у Тагерши:
а) белую,
б) с такими же буквами и посаженными на таком же месте,
в) если расщедрятся на виньетку, то — такого же размера, как у Тагерши, в таком же (кажется) овале и следующего содержания: жалкая гостиная (без людей).
Клянусь прахом тов. Ленина, что больше не буду докучать Вам своими притязаниями и домогательствами. Это все оттого, что я еще не при деле. Высокие начальники прикатят из Смоленска послезавтра, и тогда я угомонюсь.
Я дочитал про Мангаттан и ничего не могу сказать — ни хорошо, ни плохо, обыкновенно. Не знаю, о чем шум. Когда-то Варковицкая (Л.Николаевна) писала мне, что если я пущусь на сочинение романа, то ‘она уверена, что это будет в плане Мангаттана’. А я даже и не разобрал, что там за план.
Не буду писать дальше, потому что у Вас сломаются глаза над этими заслоняющими друг друга строчками с той стороны листа и с этой.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

80

11 июня.
Дорогой Михаил Леонидович (ибо Вы, по предположениям, должны уже прибыть). В Ваше отсутствие у меня происходило крайнее оживление на фронте переписки с Идой Исаковной. В частности, я совещался с И.И. по вопросу о названии книжки. В конце концов я думаю, что не назвать ли ее скромно ‘Хиромантией’. Если Вы одобрите, то я (если нужно) пошлю об этом письмо Алянскому.
Я прибыл сюда в разгар весеннего сезона и кипения страстей. У нас в саду (при доме) несколько дней жил соловей. Гремело происшествие с летчиком. Познавая вблизи города одну свою знакомую, он Вошел к Ней и не смог выйти. Утром их нашел пастух и побежал за скорой помощью. Человеки собрались смотреть. Участники события были женаты — не друг на друге, а на третьих лицах. Разыгрались Жизненные Драмы. Через четыре дня дама умерла. Потом почувствовала в себе сильную игру страстей одна служащая губсуда, по имени Федора. У нес туберкулез в одной ноге, и она ходит с костылями. Она стала проявлять чертовскую игривость, делать соблазнительные жесты пальцами. Некоторые из судейских вошли к ней. Поощренная, она не знала удержу. Местком повел переговоры с психиатрической лечебницей. Решили поместить туда Федору на излечение. Заманили ее приглашением на пикник. С веселостями ехали на извозчике. Федора пела эротические песни и делала прохожим эротические Жесты Пальцами. Расположились на лужайке за психиатрической и, напоив Федору водкой, сдали ее пьяную в больницу. Мать вытребовала ее, и, оскорбленная, она теперь расхаживает по РКИ и профсоветам и подает жалобы. Много и других историй произошло с участием Любви.
Я писал уже Иде Исаковне, что мне удалось побывать в колхозах. Против станции было гороховое поле. Посреди гороха были расставлены — на ножках — корытца с патокой для привлечения бабочек и отвлечения их от гороха. В горохе же стояли крест и шест с красной звездой — под крестом закопаны 500 деникинцев, а под шестом — 2000 красноармейцев. В райисполкоме я получал лошадей. Приходили раскулаченные и просили, чтобы им выдали корову. — Подавайте заявление, — говорила секретарша и подмигивала мне на них. — Какие у хозяйства должны быть признаки, чтобы получить обратно часть скота? — спрашивали они канцелярским слогом. — Этого вам не нужно знать, — говорила секретарша, — достаточно, что председатель сельсовета знает. — И опять подмигивала мне: — Захотели, чтобы им сказали признаки! — Явилась председательница сельсовета в армяке и туфлях: — Можно взять у Батюшки дом, который он отдает даром под ясли? — Нельзя, — не разрешила секретарша. — Что это за подачки от попов? — А председательнице все-таки хотелось получить поповский дом. — Заведующая яслями говорила, это можно, — мялась она. — Заведующая яслями не знает Линии, — сказала секретарша. — Что она прошла? — двухнедельные курсы, только и всего.
Председателя колхоза не оказалось дома. У него в избе ползали по земляному полу дети с выпачканными чем-то черным физиономиями. На нарах, черными подошвами вперед, валялись две босые бабы. — Опять нагадила, — вскочила председательша и, подскочив к девчонке, привела в порядок пол, насыпав на него земли. — Идите в сельсовет, — сказала она, — председатель там на пленуме.
На сельсоветском пленуме, когда я пришел, обсуждались четыре акта ревизионной комиссии при каком-то, я не разобрал, уполномоченном. Все акты — одной и той же ревизии. По одному недоставало 126 рублей, по другому — 104, по третьему — 93, по четвертому — 52 рубля. — Это колыбель для воспитания растратчиков, — воскликнул председатель сельсовета и ударил себя в грудь. — Да он все говорил: постойте, я найду какие-нибудь документики, — оправдывалась председательница ревизионной комиссии, учительница.
О Населении я узнал, что с начала уборки до зимы оно не моется (не моет лица, рук и ног, остальные принадлежности вообще никогда не моются, ибо бань нет), потому что нет расчета — все равно опять запачкаешься. Вечером я видел поэтическую сцену на завалинке: молодые люди собрались над книжкой — Лермонтов с картинками. — Калашников, — рассказывал хозяин книги, — вызвал его на кулачную дуэль, и царь велел его повесить. Вот стоит палач с ножом, а он прощается с своими братьями: здоровые они какие, здоровей его. — Охота тебе, — проходя, остановилась учительница, неудачная председательница ревизионной комиссии, — читать! — Кому ж и читать, если не мне? — ответил он. В избе трещали два сверчка и хрюкали подсвинки.
Один колхоз мне подвернулся кулацкий. Дома были с деревянными полами, крыши — не соломенные, председатель с страшно тонким обхождением. — Вот наша культура, — вводя меня в дом. Все было очень чисто вымыто — под Вознесенье. — И хотят нас поравнять с этими дикарями. Как, скажите, — с интересом спросил он, — дальнейшая политика будет к развитию колхозов или к прекращению? — К развитию, — степенно ответил я, и он взмахнул рукой: — Довольно! Больше ничего не надо! — Отвозил меня молоденький колхозник. — Мы одни по всему сельсовету не разбежались из колхоза, — сообщил он: — нам спокойнее в колхозе: восьмерых у нас хотели раскулачивать, едва отстали.
Много и другого поучительного было, так что, если бы все описать (как кончается Евангелие Иоанна), то весь мир не мог бы вместить этих книг.
Вниманию Иды Исаковны позвольте предложить случай (это уже — в городе) с одной девицей, которая потеряла, где зад ее платья и где перед, и никак не может найти.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

81

25 июня.

Дорогая Ида Исаковна.

На Ваш запрос сообщаю, что из известных Вам лиц хорошо отношусь к нижеследующим:
1. Коле,
2. Шварцу,
3. Тагерии,
4. Эрлиху.
Не затрудняйте, пожалуйста, Михаила Леонидовича ответом на мой вопрос о заглавии, так как я уже послал Внутрь гостиного двора свое окончательное заглавие.
С Веней Кавериным я галантен совершенно достаточно, так что будто я его обижаю — это Ваши придирки.
Пишу Вам сегодня короче обыкновенного, потому что Катал Белье, стало поздно, и тороплюсь, чтобы не пропустить купальный сеанс.
Кланяюсь.

Л. Добычин.

82

1 июля.
Дорогой Михаил Леонидович. У Вас сделался совершенно новый почерк, и из Вашего письма я разобрал только три места:
1. Ужас ‘Брянского рабочего’.
2. Попреки страстью к а) Коле и б) Эрлиху, которые, действительно, очень милы.
Вчера я получил письмо от Шварца — он просил Вам кланяться.

Ваш Л. Добычин.

В конце у Вас я разобрал еще, что ‘если будете писать, то буду отвечать’, и это место показалось мне исполненным а) гордости и б) кокетерии.
Цукерманша получила из Смоленска вызов на соревнование — три пункта приняла, три отклонила и в один внесла поправки. Кланяюсь Иде Исаковне.

83

6 июля.
Дорогой Михаил Леонидович. Начинается в 1918 году, а кончается сегодня. Я тогда одно лето был УЧИТЕЛЕМ на ‘курсах для переэкзаменовочников’, изобретенных ‘культкомиссией ст. Брянск р.-о. ж.д.’. Один переэкзаменовочник назывался ‘Сенька Борщинский’, и ему было 14 лет. После этого я его один раз встретил в поезде. Он тогда был милиционером. Никаких вольностей, все было как по маслу.
Трах-тарарах, вдруг сегодня я столкнулся с ним на лестнице.
С.Б. (восклицает): Ну, как?
Я: Ничего (пробую пройти).
С.Б.: Ты, говорят, взял новую профессию (НА ТЫ, как выразилась персонажиха в ‘Сельской идиллии’!).
Я (изумляясь): Это что ж такое?
С.Б.: Сочиняешь, говорят.
Я: А! (пробую пройти).
С.Б.: Я твой один стишок читал в журнальчике.
Я: Скажите (пробую и проч.).
С.Б.: Хорошо ты пишешь. Только трудно. Еле хватило терпения дочитать.
Я: Ну, ладно (делаю обходное движение и прохожу). До свиданья.
С.Б.: Мое почтение.
Хек фабула доцет [Мораль сей басни такова (лат.)], что печатанье рассказиков развязывает бывших переэкзаменовочников и бывших милиционеров.
— ‘К кому вы хорошо относитесь?’ — как говорит Ида Исаковна.
Позапозавчера я наслаждался американскою комедией ‘Шумные соседи’. Кроме того, я насладился на этой неделе чтением Колиной книжки для детей двух возрастов (среднего и старшего) ‘Навстречу гибели’. Он очень мило пишет, хотя Вы к нему и придираетесь. Кроме того, на этой же неделе мне посчастливилось насчет конфет (в том числе — с изображением коровы). И, наоборот, не везет с погодой.
Я научился ловить шапку, брошенную вверх. Если мы еще встретимся, то покажу Вам.
Цукерманша вечером ведет работу на воздухе: приносит в сад Карла Маркса несколько отборных книг, завернутых в красную мануфактуру, и, раскинув мануфактуру по столу, раскладывает на ней книги: желающие могут почитать под фонарем, пока другие смотрят ‘Дину Дзадзу’ и пленяют дам. В залог берется профсоюзный билет.
Одна старуха сообщала, что Иностранные Державы требуют, чтобы их допустили на 16 съезд, а если не допустят, то они съезда ни за что не разрешат.
‘Гостеатр’ переименован в ‘Рабочий театр’.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

84

8 июля.
Дорогой Михаил Леонидович, это совершенно безобразно, но я опять с названием. Как было бы, если назвать ‘Портрет’? Я это хотел с самого начала, но :КОЛЯ: не одобрил. Если Вы одобрите, то будете иметь случай не согласиться с Колей.
Мне название очень интересно, потому что, может быть, это собрание сочинений и последнее, а снявши голову — по волосам не плачут, как говорилось в деревнях до расслоения оных.
Если Вы одобрите ‘Портрет’, то, может быть, велите сами ввести его в действие, я боюсь опять соваться внутрь Гостиного — там в высшей степени шикарно и едят пирожные. Кроме того — хотелось бы, чтобы обложка была не залихватская и не РАБОТЫ ЗАРЗАР.
О, простите, о, простите, о, простите. Я как молодые люди, которые хотят, чтобы Вы им написали предисловие. Но сознание — путь к исправлению.
Цукерманше нагорело за неизъятие резолюций 16-ой партконференции, которые теперь не в моде.

Ваш Л. Добычин.

Засекретилась ли Ида Исаковна?

85

19 июля.
Дорогой Михаил Леонидович, я очень рад, что ‘Портрет’ апробован. ‘Портрет’, конечно, хорошо, хотя и нелояльно по отношению к Коле Чукъ <Чуковскому>.
Я это письмо пишу и ужасаюсь: вдруг Вы уже на Каме, и письмо лежит на улице Марата, а Вы —
— Су ле Жемо у ль Амфор,* —
как выразился стихотворец.
8 — Под созвездием Близнецов или Амфоры (фр.)
Рекомендованную Идой Исаковной книжку с картинками я приобрету, как только она здесь появится. Стихов же о купце читать не хочется, как они ни выдержаны.
Ваше письмо со штемпелем четырнадцатого пришло вместо шестнадцатого — восемнадцатого, и так как каждое явление имеет свой смысл, посмотрите, пожалуйста, на который день получите Вы сие.
Нравятся ли Вам фамилии следующих трех врачей Окрздрава:
а) доктор Мальчик,
б) доктор Водонос,
в) доктор Барышник.
Я узнал недавно, что от работников прилавка на чистке требуется знание мясной и зерновой проблем, без коего они не смогут дать отпора потребительским настроениям покупателей.
Относительно ‘Портрета’, между прочим, я решился написать Зое Никитиной — туда, в приют этих пышных богачей,
— пур ки, —
— как выразился стихотворец,
— ле монд визибль эгзист. *
* — Для кого существует видимый мир (фр.).
Надеюсь, что картинки к Вашей книжке делала не Зарзар.
Когда Алянский будет видеть, что уже можно выслать остальные деньги, — пусть вышлет. На них будут закуплены картошка и дрова.

Ваш Л. Добычин.

86

13 августа.
Дорогая Ида Исаковна. Элисо к нам больше не показывала носа, и покамест я отсмотрел ‘Коллежский регистратор’, ‘Торговцы славой’ и ‘Последний бек’.
Мне страшно лестно получать письма, сделанные на машинке, — это имеет очень деловой и интересный вид.
Кому на время Вашего отъезда был поручен Кот? Я ужасно виноват — только вчера подумал о нем.
Вы писали, что у нас всегда что-то случается, — а только и случается, что дождь то перестанет идти, то опять пойдет.
Моя сестра вчера была на чистке. Было так:
Председатель: Расскажите вашу биографию.
Она: Мой отец был врач. Он умер, когда мне было полтора месяца.
Председатель: Как вы справляетесь с своей работой?
Она: Через несколько месяцев мне прибавили прибавку. Если бы не справлялась, то бы не прибавили.
Посторонняя женщина (врываясь запыхавшаяся ): Пусть скажет, как она относится к хозяйственным затруднениям.
Все (в негодовании): Это политический вопрос, это не имеет отношения.
Председатель: Но раз вопрос задан, придется отвечать. Как вы относитесь к хозяйственным затруднениям?
Чистимая (при общем шуме бормочет ): Это временные затруднения.
Председатель (перекрикивая шум ): Она сказала, что это временные затруднения.
На этом кончилось.
Пятнадцатого (послезавтра) мы ликвидируемся (ЛИКВИДАЦИЯ ОКРУГОВ), и я опять пущусь на поиски приюта на время ‘Хоз. затр.’.
Шварцу и Катерине Ивановне я не писал, так что ни о порядочных людях (порядочные люди не приглашают на определенный день, а сами скрываются неизвестно куда), ни о Вашем возвращении не имел случая им сообщить. Впрочем, если нужно, я их уведомлю об этом специальным письмом, о чем, пожалуйста, сделайте мне распоряжение.
Тощий ли (то есть тощее ли, чем зимой) Михаил Леонидович и что он курит?
Если можно узнать, на каком градусе (по Цельсию, то есть при ста градусах) дело с моей книжкой, то очень прошу. При мысли, что она не успеет выйти, у меня ЛЕДЕНЕЕТ КРОВЬ И ВОЛОСЫ СТАНОВЯТСЯ ДЫБОМ.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

Эти чернила, хотя и ТАК СЕБЕ, но не свои.

87

27 августа.
Дорогие граждане. ‘Ленинграда’ я не видел и ничего про это дело не слыхал. Ругательное примечание? Между прочим, Чумандринская записка на Путиловский завод хранится у меня в качестве кюрьозитэ агреабль [Забавная безделушка (фр.)].
Если Вы собираетесь уехать на октябрь, то ‘Фома’, по-видимому, приближается к концу. Когда он будет напечатан книгой, я дорвусь наконец до прочтения оного (будучи ненавистником ‘Звезды’).
Сметаничу я хотел бы сообщить, что по наведенным мной справкам Мангаттан по-американски называется ‘Мэнхаттэн’, а не ‘Манхэттэн’, но не знаю его адреса.
Какая рукопись Вени Каверина подвернулась Кошке: не ‘Брат’ ли ‘и его шпага’? Если оная, то как она Вам нравится? Не напишу ему, так как не помню его адреса (этот абзац кончается одинаково с предыдущим).
Последний вопрос (задаю чертовски заинтересованный): кто этот прекрасный юморист и вообще хороший человек, человек со вкусом, который признает мою квалификацию?
Мерзавка Элисо все еще не показывалась. Вместо этого был Марк Иванович Сагайдачный — научно-показательные сеансы гипнотизма — и комедия в 6 частях ‘Крупная неприятность’, зрелище, действительно лишенное всякой приятности и почему-то вызвавшее у меня большое подозрение, что сценарий сочинен Колей Никитиным.
Я нанялся с начала сентября на постройку электрической станции — третья остановка по железной дороге. Поезд отправляется из Брянска без двадцати в шесть утра, сиденье там с семи до четырех и возвращение в Брянск в половине шестого. Теперь же у меня свободный промежуток, поливаемый дождем.
Примерно уже месяц, как жизнь стала в высшей степени отрадной, благодаря отменному обилию груш и яблок. Тень же на нее наводит исчезновение мелких денег, без которых ни к мороженщику, ни к кинематографу, ни к продавцу сапожной мази нет подступа.
‘В наборе’, ‘верстка’ — так как я не Профессионал, то ничего в этом не понимаю. Через сколько приблизительно месяцев будет готово — это я, конечно, понял бы.
Чтобы закончить поэтически: началась осень, черт возьми, летает паутина и МЕЛЬКАЕТ ЖЕЛТЫЙ ЛИСТ НА ЗЕЛЕНИ ДЕРЕВ.

Ваш Л. Добычин.

Только что узнал, что появилось ЗАТРУДНЕНИЕ С УКСУСНОЙ ЭССЕНЦИЕЙ.

88

27 августа.
Дорогая Ида Исаковна, Вы спрашивали, какое впечатление произвело Примечание. Я купил эту книжку и прочел его. Оно глупо, потому что не видно, зачем же эти штуки в конце концов напечатаны. В ‘Стройке’ было лучше.
‘Высказывания на страницах’ я уже предвижу каковы должны быть, ибо все доброжелатели, сообщающие частным образом, что ‘я хотел писать о вас статью’, ни на каких ‘Страницах’ не ‘высказываются’.

Ваш Л. Добычин.

89

31 августа.
1) Дорогой Михаил Леонидович. Случилось вот что: я сочинил рассказец ‘Матерьял’, и половина уже написана. Не позже двух недель будет готово. Страшно и ужасно хочется, чтобы он вошел в Книжку. Его место третье от конца (между ‘Пожалуйста’ и ‘Сад’), длина 600—700 слов (около 1/8 листа). Можно ли его еще впечь туда? Если да, то очень прошу предупредить издательство и известить меня.
2) Ежедневно я съедаю больше 50 груш.
3) От этого я в высшей степени помолодел:
а) баба на реке спросила (У МЕНЯ): ‘Мальчик, где тут брод?’
б) три купальщицы кричали (МНЕ): ‘Молодой человек, вы откуда?’
4) Матерьял (см. п.1) не в смысле ‘мануфактура’, а в смысле ‘материал для чистки аппарата’.
5) Завтра я поеду в лес (куда я нанялся), чтобы узнать, с которого числа начнется там мое функционированье.
Кланяюсь. Приступлено ли к потреблению грибов, замаринованных Идой Исаковной?

Ваш Л. Добычин.

90

8 сентября.
Дорогой Михаил Леонидович. Я сочинил рассказик и посылаю его Вам в двух штуках, как требуется для издательства писателей.
Если возможно, то, пожалуйста, не откажите <зачеркнуто слово> устроить, чтобы его включили в книжку — между ‘Пожалуйста’ и ‘Садом’ или между ‘Садом’ и ‘Портретом’ — мне все равно, и будет как Вы скажете.
Не попадя в книжку, он никуда не попадет, и его надо туда обязательно ввернуть.
Так как я прошу Вас говорить с Алянским, то заодно, пожалуйста, скажите ему, что если может, то пусть вышлет полтораста рублей. В лес я не нанялся, потому что при трате времени в двенадцать часов в день там, оказалось, платят полтораста рублей, и из них еще нужно платить за поезд. Поэтому я подкарауливаю какую-нибудь ОТРЪШАНСЪ [Другая возможность (фр.)].
Что касается Высокой точки зрения, то, пожалуйста, напишите, каков этот рассказ с высокой точки, потому что я сам по обыкновению сразу ничего не могу сообразить.
Третье, что прошу сказать Алянскому, — это чтобы обязательно прислал корректуру.
Придумал четвертое: я видел замечательную обложку: ‘Пушкин’ — черными, ‘Письма’ — красными. Если бы мне такую сделали, то — ах, после этого можно хоть и помирать!
Только ‘Л. Добычин’, а не ‘Леонид’, как некоторые мерзавцы неизвестно на каком основании практикуют. Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

91

14 сентября.
Дорогой Михаил Леонидович. Я получил корректуру, и все строгости, о которых я просил Иду Исаковну, оказались не нужны.
На корректуре я увидел, что тираж — две тысячи (хотя по договору он ‘не менее 4000’), и денег, значит, больше мне не будет, а есть, должно быть, даже долг.
Одна гадальщица гадала мне на картах (поймя дня два-три назад), что денег, на которые я уповаю, я не получу, после чего мне будут отпущены разные ‘разочарования’ и ‘досады’. После этого с ‘мужчиной, на которого я рассчитываю’, произойдет ‘болезнь или какая-нибудь неожиданность’. Настанут ‘неприятности’ и ‘хлопоты’, и вдруг поступит неожиданное ‘выгодное предложение’, после которого — ‘дорога’, хотя и не столь далекая, как я предполагаю.
Первый пункт этой отталкивающей программы (‘деньги’) уже сбылся, остальные мерзости — еще грозят.
Я выдумал рассказ про ‘детский сад’ и собирался написать его перед ‘романом’, но в связи с ‘деньгами’ вся эта история откладывается, так как наступает неожиданная эпоха спешного разыскиванья канцелярских мест, чтобы занять из оных какое попало.
Если Вы не написали мне, как Вам понравился рассказ про ‘матерьял’, то напишите.
Ида Исаковна, пожалуйста, прочтите предыдущий абзац этого письма.
Позавчера я видел Нашумевший Боевик про Саламбо. Всё было очень так себе, и под конец Саламбо прилегла. Все решили, что она просто СОМЛЕЛА, но надпись объявила иное:
‘Так умерла Саламбо, дочь Гамилькара’.
Я был болен и у меня был бред в виде заглавия: не то ‘Эн шьен батизэ’, не то ‘Эн прэтр энбатизэ’, не то ‘Эн прэтр марье’ [Крещеная собака, некрещеный священник, женатый священник (фр.)], — все три вертелись, и я не мог выбрать. Это после того, как я кончил ‘рассказ’.

Ваш Л. Д.

1932 год

92

2 декабря.

Михаил Леонидович.

Я пробую написать Вам, потому что, может быть, причины, заставившие Вас перестать мне отвечать два с половиной года назад, уже не действуют.
Не знаю, продолжаете ли Вы жить в том же доме, но узнавать Ваш адрес через третьих лиц мне не хотелось.

Л. Добычин.

Брянск, Октябрьская, 47.

93

6 декабря.
Дорогой Михаил Леонидович. Позвольте Просить Вас позаботиться об этом маленьком рассказе. Он совсем готов, и я не буду докучать Вам исправлениями.
Я очень рад, что решился опять написать Вам.

Л. Добычин.

Брянск, Октябрьская, 47.

94

10 декабря.

Дорогой Михаил Леонидович.

Я таких писем, на которые бы не ответил, от Вас не получал. Впрочем, это не так важно. Если бы это Вас могло интересовать, Вы в свое время запросили бы.
Хоть у меня новыхрукописей нет, но за советом обратиться к Вам есть вот с чем. Старые рукописи я сильно поисправил. Они сделались приятней. Мне хотелось бы издать в Москве составленную из них книжку.
Так как изданная в Ленинграде, насколько я заметил, в продажу не пускалась, то в таком желании, думаю, нет ничего предосудительного.
Об этом и позвольте Вас спросить: может ли это пройти и куда следует адресоваться.
Кланяюсь.

Добычин.

95

30 декабря.
Дорогой Михаил Леонидович. Мне жаль, что я ошибся относительно непоступления книжки в продажу.
Нового я ничего не написал. Пишу роман. Когда будет готова (к лету) первая часть (конечно, один лист), я попрошу Вас посмотреть ее.
Мне бы хотелось написать Вам более частное письмо, но я отвык.
Я прочитал в прошлом году ‘Фому’. Вообще, по отношению к Вам держался в курсе.
‘Элисо’, которую мне поручила посмотреть Ида Исаковна, я так и не смотрел — прошу простить.

Добычин.

1933 год

96

31 января.

Дорогой Михаил Леонидович.

Не могу себе представить порядков в Вашем доме при наличии Грудного Сына.
Часть романа я пошлю, когда она будет готова. Её есть уже восемь глав и предстоят еще две. А писать их — месяца четыре. Я писатель только на полпроцента, к тому же эту зиму мы сидели без электричества.
Роман, который Вы кончаете, должно быть, тот, который будет напечатан в бывшем ‘ЛОКАФ’, — я читал об этом объявление.

Добычин.

97

15 марта.

Дорогой Михаил Леонидович.

Вот два рассказа, сочиненные еще в тридцатом году. Но так как они нигде не были помещены, то, может быть, их можно будет куда-нибудь упрятать.
Кроме того, здесь книжка, называемая ‘Матерьял’. Хотя она, как Вы мне написали, и неосуществима, но пусть, если Вы позволите, лежит у Вас.
Романа моего сочинено уже девять глав, а когда будет десять, я отправлю их Вам. Сочинение глав задерживается отсутствием.
а) в течение всей зимы электричества,
б) в течение более чем месяца — керосина, в результате чего испытывается недостаток освещения, выходные же дни посвящаются стоянию в очередях.

Добычин.

В книжке ‘Матерьял’ не откажите посмотреть рассказ ‘Сиделка’ (стр.27) — там всего больше изменений против прежнего.

98

31 марта.
Дорогой Михаил Леонидович. Благодарю Вас за согласие заботиться о тех предметах, которые Вы перечислили в Вашем письме.
Естественное освещение, как Вы предсказывали, в самом деле наступило.

Ваш Л. Д.

99

23 мая.
Дорогой Михаил Леонидович. Не откажите прочесть эту Первую Часть и написать мне, 1) как Вы находите се, 2) можно ли се где-нибудь напечатать — это мне было бы чрезвычайно желательно на предмет получения Платы.
Что происходит с теми двумя рассказами, которые я Вам отправил? По-видимому, с ними ничего не выйдет.
Извините почерк. Переписывать я ненавижу, и очень некрасиво получается.

Л. Д.

100

5 июня.
Дорогой Михаил Леонидович. Благодарю Вас за письмо. Я страшно ждал его, и оно пришло в тот самый день, когда, по моим расчетам, должно было прийти.
Благодарю Иду Исаковну за ее приписку. Кланяюсь.

Ваш Д.

101

19 июля.
Дорогой Михаил Леонидович. Вы были любезны написать, что Вы удивлены, что рукопись не принимают. Я не удивлен. Но все-таки хотелось бы ее пристроить. Если не удастся в ‘Современнике’, то Вы, может быть, захватите ее когда-нибудь в Москву. Пока она не попадет куда-нибудь, я не решусь на продолжение — это было бы уж чересчур филантропично.

Ваш Л. Д.

‘Превращение воды в китаянку и исчезновение китаянки в воздухе. Феерический аттракцион’. Это у нас на афише. Липы цветут.

102

Дорогой Михаил Леонидович. Я послал заявление в комиссию по распределению жилплощади о предоставлении мне помещения и письмо М. Э. Коханову о поддержке этого заявления. Коханову я написал, что попрошу Вас обосновать перед ним эту просьбу (потому что он сам обо мне ничего не знает). Очень прошу Вас сказать ему что-нибудь и, если нужно, — еще кому следует.
7/ХII.

Ваш Л. Добычин.

103

25 декабря.
Дорогой Михаил Леонидович. Я Вам писал недели две назад. Ответа я не получил. То обстоятельство, что письма пропадают, позволяет мне нарушить этикет и спросить, ответили ли Вы.
Моя ‘нагрузка’ — выписка газет. Поэтому я иногда держу в руках ‘Литературную газету’ и заглядываю, нет ли там чего-нибудь, чем мог бы и я поинтересоваться. Таким образом я вычитал, что Вы провели 24 часа за рулем в районе Смольного, встречали Федина и пишете ‘Евгений Левинэ’.

Добычин.

1934 год

104

9 марта.
Дорогой Михаил Леонидович. Не сочтите нескромностью, что я собираюсь переезжать в Ленинград. Мне отвели комнату Косова на углу проспектов 25 октября и Володарского. Но будет еще одно заседание комиссии из Казакова, Маргулиса и Чумандрина, на которой все это может полететь прахом.
Если позволите, очень прошу Вас сделать внушение этой комиссии, чтобы в отношении меня она оставила все без перемен.
Ее члены, конечно, не знают, что я их большой литературный поклонник.

Ваш Л. Добычин.

1935 год

105

Дорогой Михаил Леонидович. Может быть, Вы разрешите мне вместо ‘надоев уже нам’ написать ‘перестав уже нас занимать’.

Добычин.

9/VIII
По поводу того, что ‘надоев’ встретило с Вашей стороны отпор, я вспомнил заголовок:
Леди Астор дает отпор антисоветским выпадам герцогини Этолл.

1936 год

106

9 февраля.
Дорогой Михаил Леонидович. Вчера вечером Коля Степанов сообщил мне по телефону, что ему только что позвонил Лозинский и объявил, что вычеркивает из сделанной Колей Степановым рецензии (для ‘Литерат. Соврем.’) на ‘Город Эн’ все похвальные места, так как имеется постановление бюро секции критиков эту книжку только ругать. Рецензия, по словам Коли Степанова, была составлена очень осторожно и похвалы были очень умеренные и косвенные, так как К.С. приблизительно предвидел, где будут зимовать раки.
Я бы относился ко всему этому с коленопреклонением и прочим, если бы знал, что это делается с какой-то точки зрения или какой-то высоты, но вся тут высота-то — высота какого-нибудь Левы Левина и точка зрения — его левая нога.
Очень прошу Вас поговорить с московскими людьми, которых Вы увидите, и выяснить, действительно ли следует в этом отношении осенить себя крестным знамением, как выразился в 1861 году митрополит Филарет, и призвать благословение Божие на свой свободный труд, залог своего личного благосостояния и блага общественного, — или возможны какие-нибудь вариации.
Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

Добычин Леонид Иванович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Письма разным лицам, Добычин Леонид Иванович, Год: 1936
  2. Письма к К. Чуковскому. 1924 — 1931, Добычин Леонид Иванович, Год: 1931
  3. Письма к С. И. Пономареву, Геннади Григорий Николаевич, Год: 1867
  4. Письмо к П. А. Флоренскому, Булгаков Сергей Николаевич, Год: 1922
  5. Два письма к С. А. Колычову, Суворов Александр Васильевич, Год: 1799
  6. Письма к И. С. Аксакову, Костомаров Николай Иванович, Год: 1861
  7. Письма к А. Н. Островскому, Панаев Иван Иванович, Год: 1857
  8. Переписка c В. Г. Короленко, Горький Максим, Год: 1917
Электронная библиотека