Письма к Э. Ф. Голлербаху, Бердяев Николай Александрович, Год: 1919 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 21 минут(ы)

Минувшее: Исторический альманах. 14.

М., СПБ.: Atheneum: Феникс. 1993.

ПИСЬМА Н.А. БЕРДЯЕВА К Э.Ф. ГОЛЛЕРБАХУ

Вступительная статья и публикация
А.Б. Блюмбаума и Г.А. Морева.

Комментарии Г.А. Морева

‘Полупоэт, полуфилософ, / Полуэстет, полумудрец…’ — такой автоэпиграммой характеризовал себя в 1918 Эрих Федорович Голлербах (1895-1945) {См.: [Голлербах Э.] Портреты современных писателей // Вешние воды. 1918. Т.31/32. С.42. При указании даты смерти Э.Ф. Голлербаха (1945 год вместо 1942) мы придерживаемся версии, впервые изложенной О.С. Острой (см. ее статью »Город муз’ в жизни Э.Ф. Голлербаха’ // Анциферовские чтения: Материалы и тезисы конференции [20-22 декабря 1989 г.]. Л., 1989. С.47, ср. также: Острой О.С., Юниверг Л.И. ‘Город муз’ в жизни Э.Ф. Голлербаха. // Голлербах Э. Город муз. М., 1990 [приложение к репринтному воспроизведению издания 1930 г.]. С.57). На обоснованность этой версии указывают и другие свидетельства (напр., запись в дневнике О.Н. Гильдебрандт от 18 мая 1942: РГАЛИ СПб. Ф.436. Оп.1. Ед.хр.7. Л.67).}. И если некоторые из перечисленных характеристик — и прежде всего присущий ему тонкий эстетизм, определивший многолетние и плодотворные искусствоведческие и библиофильские разыскания {См. автобиблиографию Голлербаха: Город муз. Указ. изд. С. 188-190. Об искусствоведческой, библиофильской и издательской деятельности Э.Ф. Голлербаха подробнее см. в указанной статье О.С. Острой и Л.И. Юниверга (С. 17-55).}, прочно вошедшие в историю культуры, однозначно утвердились в сознании его современников (вызывая, однако, далеко не однозначную реакцию и оценку) {См., напр., свод свидетельств и отзывов современников о Голлербахе, составленный им самим: Голлербах Э.Ф. Диоскуры и книга. Л., 1930. С.27-28.}, то собственное оригинальное — поэтическое и философское — творчество Голлербаха оказалось вытеснено на второй план (за исключением, пожалуй, монографии о Розанове, не потерявшей своей научной и источниковедческой ценности). Между тем именно ‘нечастое содружество любомудра и поэта, /…/ изощренность философствующего разума’ {Розанов С. [Рец. на кн.]: Э.Голлербах. Чары и таинства. [Пб., 1919], В зареве Логоса. [Пг., 1920] // Новый путь (Рига). 1922. No 299. 1 февраля. С.4.} отмечал рецензент ранних произведений Голлербаха — стихотворного сборника ‘Чары и таинства’ (Пб., 1919) {Впоследствии сам Голлербах отзывался об этой книге как о ‘случайной и очень слабой’ (письмо к Е.Я. Архиппову [1927]. — РГАЛИ. Ф.1458. Оп.2. Ед.хр.23. Л.З).} и книги ‘спорад и фрагментов’ ‘В зареве Логоса’ (Пг., 1920). Философской проблематике было посвящено и первое выступление Голлербаха в печати — антипозитивистское и антиматериалистическое эссе ‘Ценность индивидуализации’ {См.: Северный гусляр. 1915. No6. С.41-47, подпись ‘Э.Г.’.}.

‘Летом того же [1915] года, — вспоминал Голлербах в биографическом очерке 1920-х, одновременно кратко очерчивая направление своих философских поисков, — [состоялось] знакомство с В.В. Розановым, увлечение его мыслями. Переписка с ним до конца его дней. Переписка с Н.А. Бердяевым, З.Н. Гиппиус {Письма З.Н. Гиппиус к Голлербаху подготовлены к печати А.Л. Соболевым (см. сб. ‘Автографы З.Н. Гиппиус в Публичной библиотеке’. СПб., в печати).}, потом личные с ними встречи. Постепенно — полная ликвидация прежнего позитивизма, охлаждение к естествознанию. Глубокая погруженность в идеалистическую философию, интерес к оккультизму’ {РГАЛИ. Ф.341. Оп.1. Ед.хр.270. Л.25.}. Знаменательно, что основную в будущем область своих трудов — искусствоведение — в ранней, относящейся к ноябрю 1918, автобиографии, он рассматривает как свою ‘единственную связь /…/ с позитивным знанием’ {Собрание М.С. Лесмана. Позднее, в 1920, отвечая на печатные обвинения одновременно в ‘неомистицизме’ и в ‘неоэстетизме’, содержавшиеся в статье СБ. Любоша ‘Розанов — наизнанку’, посвященной его книге ‘В зареве Логоса’ (Вестник литературы. 1919. No12. С.8-9), Голлербах отвергнет и эту ‘единственную связь’, декларируя свою ‘веру в единую, великую мистику и эстетику’ (ОР РГБ. Ф.453. Карт.1. Ед.хр.13, цитируется статья Голлербаха ‘Сердитому критику. Письмо в редакцию’, которая, согласно авторской пометке на корректуре, ‘должна была быть напечатана в ‘Вестнике литературы’ No 8, 1920 г., но была в последнюю минуту снята с печатного станка по каким-то ‘тактическим’ соображениям А.Е. Кауфмана [редактора ‘Вестника литературы’. — Публ.]’).}.

Появление в достаточно скупой автобиографической хронике имен трех знаменитых корреспондентов Голлербаха не случайно: напряженный интерес к наиболее видным деятелям культурного и философского движения 1910-х, стремление к эпистолярному и личному общению с ними и желание быть ‘совопросником’ первых умов эпохи — отличительные черты его человеческого облика.

В июле 1915 Голлербах одновременно обращается с письмами к В.В. Розанову и Н.А. Бердяеву, причем, сколько можно судить и по письму к Розанову, вскоре опубликованному адресатом {См.: Розанов В. Из жизни, исканий и наблюдений студенчества // Вешние воды. 1916. Кн.7/8. С.73 (письмо от 10 июля 1915).}, и по ответу Бердяева, в них затрагивался примерно один и тот же круг жизненных вопросов, среди которых Голлербаху ‘самой тяжелой по своей безысходности задачей представляется /…/ примирение личности с миром’ {Там же. С.74 (из письма к Розанову от 21 июля 1915).}. И если ответ Розанова, действительно, послужил началом многолетнего и обширного эпистолярного диалога {См.: Письма В.В. Розанова к Э.Голлербаху. Берлин, 1922.}, то разговор с Бердяевым оказался для Голлербаха не столь плодотворным: в бердяевском письме (от 17 августа 1915) он увидел лишь ‘философские абстракции’ {Вешние воды. 1916. Кн.7/8. С.80 (из письма к Розанову от 22 ноября 1915).}. Но разговор этот продолжился, так и не став, впрочем, диалогом, и, неизменно поддерживаемый адресантом, приобрел со временем ‘вопросно-ответный’ и деловой характер.

Все же знакомство с Бердяевым, ‘подлинным творцом философии’ {[Голлербах Э.] Словарь русских философов // Жизнь искусства. 1919. No 205/ 206. 2/3 августа. С.2.}, сначала эпистолярное, а затем и личное, хоть и не оказало на Голлербаха того огромного формирующего воздействия, которое дало его общение с Розановым, имело важное значение в его интеллектуальной биографии. Голлербах посвятил Бердяеву два стихотворения и дружескую эпиграмму из цикла ‘Портреты современных писателей’ {См. стихотворения Голлербаха ‘Нежданное’ (Вешние воды. 1917. Т.30. С.56), ‘Преодоление’ (в его кн.: Чары и таинства. Пб., 1919. С. 10).}, а также несколько статей в периодической печати {См.: Голлербах Э. Рыцарь свободной мысли: К 20-летию литературной деятельности Н.А. Бердяева // Жизнь искусства. 1919. No 179. 3 июля. С.1, Его же. Н.А. Бердяев и его философия // Накануне. 1922. No 112. 20 августа. Лит. приложение No 14. С.8-10.}.

Близость в 1915-1919 к националистически ориентированным кругам русской общественности (В.В. Розанов, М.М. Спасовский и его журнал ‘Вешние воды’ {О М.М. Спасовском и его журнале подробнее см. ниже, в комментариях к письму Бердяева от 13 сентября 1916. Голлербах сотрудничал в ‘Вешних водах’ с ноября 1916 (и в 1916-1918 печатался исключительно в этом издании, ср. неудачную попытку напечатать цикл стихотворений ‘Христос и Еврейство’ в 1917 в журнале ‘Русское богатство’ — ИРЛИ. Ф.266. Оп.2. No81), преимущественно публикуя стихи, целиком соответствовавшие, впрочем, проводившейся Спасовским линии. См., напр., реплику Голлербаха в стихотворной полемике с З.Н. Гиппиус, утверждающую ‘арийское’ происхождение Христа (Вешние воды. 1917. Т.23/24. С.58-59).}) заставляла Голлербаха сочувственно выделять в творчестве Бердяева те стороны, которые были близки его собственным построениям. ‘Московский период’ (и особенно 1908-1918) для Бердяева был отмечен ‘сближением с православной средой’ {Бердяев Н. Самопознание. М., 1991. С.160.}, близостью к издательству ‘Путь’ и группировавшимся вокруг него философам-неославянофилам (С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский, В.Ф. Эрн). Патриотическая позиция, ярко выраженная Бердяевым в его философской публицистике военных лет — в частности, в статьях, публиковавшихся в газете ‘Биржевые ведомости’ и составивших впоследствии сборник ‘Судьба России’ (М., 1918), — с ее пафосом ‘славянского единения’ и ‘мировых задач’ России, и вместе с тем отчетливо неортодоксальный характер текстов Бердяева, заявленный в них интерес к оккультизму и антропософии (‘Смысл творчества’) несомненно импонировали Голлербаху и позволяли ему констатировать принадлежность философа к ‘школе миститического алогизма и возрожденного славянофильства’ {Голлербах Э. Рыцарь свободной мысли… Указ. изд. Подробнее о позиции Бердяева в годы Первой мировой войны см.: Хеллман Б. Когда время славянофильствовало: Русские философы и первая мировая война // Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia: Проблемы истории русской литературы начала XX века. (Slavica Helsingiensia. 6). Helsinki, 1989. С.211-239.}. Однако крайний философский эгоцентризм Голлербаха — черта, несомненно роднившая его с Розановым, — напротив, не мог не вызвать неприятия Бердяева, отстаивавшего идею ‘личной ответственности за коллектив’ и предупреждавшего об опасности растворения личности в ‘эгоцентрическом хаосе’. Эта, явственно обозначившаяся в публикуемых письмах, полярность мировоззренческих позиций, а также расхождения в отношении к фигуре Розанова {Полемику с известной статьей Бердяева ‘Христос и мир. Ответ В.В. Розанову’ см. в кн.: Голлербах Э. В.В. Розанов: Жизнь и творчество. Пг., 1922. С.64-65.}, ‘еврейскому вопросу’ {Позиция Бердяева в этом вопросе могла, однако, толковаться современниками неоднозначно, ср. в этой связи несомненно отмеченный в кругу М.Спасовского эпизод с частичной перепечаткой статьи Бердяева ‘Национализм и антисемитизм перед судом христианского сознания’ в юдофобском сб. ‘Израиль в прошлом, настоящем и будущем’ (Сергиев Посад, 1915), а также отказ М.Горького и С.В. Познера — редакторов сб. ‘Щит’ (М., 1915) — опубликовать статью Бердяева ‘О еврействе’, ‘ввиду ее антисемитизма’ (см.: Горький М. Из литературного наследия. Горький и еврейский вопрос / Сост. М.Агурский, С.Шкловская. Иерусалим, 1986. С. 174, 242).}, конечно, сказались и на восприятии Голлербахом работ Бердяева. Несмотря на крайнюю заинтересованность личностью философа, оно далеко от апологетики. Но критика им Бердяева, не будучи вследствие известной эклектичности построений самого Голлербаха философски тотальной, носит скорее импрессионистический и общий характер {Ср., напр., пассаж из статьи ‘Н.А. Бердяев и его философия’: ‘В его философии есть изрядная доля донкихотства. Она не столько свободна, сколько произвольна, как психологически, так и гносеологически. Она теоретична, предвзята и все-таки пытается быть доказательной несмотря на всю враждебность дискуссии. Она чрезмерно субъективна, склоняется к психологизму и антропософию подменяет антропоморфизмом. /…/ Драгоценные осколки ярких и сильных мыслей перемежаются в его книгах с самой беспомощной фразеологией’ (Указ. изд. С. 10).}, хотя не лишена и метких наблюдений {Ср., напр., в статье ‘Кошмарная мозаика’: ‘У Бердяева /…/ далеко не все свое, много чужого, но это чужое так хорошо усвоено, так прочно ассимилировано, что уже стало своим’ (Жизнь искусства. 1919. No 186. 11 июля. С.3).}. Публикуемые письма, как и другие известные сегодня эпистолярные документы из наследия Бердяева {См., напр.: Бердяев Н.А. Выдержки из писем к госпоже X. // Новый журнал. 1953. Кн.35, Там же. 1954. Кн.36, Письма молодого Бердяева / Публ. Д.Барас // Память: Исторический сборник. Вып.4. Париж, 1981, Письма Николая Бердяева / Публ. В.Аллоя // Минувшее: Исторический альманах. Вып.9. Paris, 1990, Бердяев Н.А. Письма Андрею Белому / Публ. А.Г. Бойчука // De Visu. 1993. No 2/3.}, отличает острая концептуальность. Часть писем варьирует актуальные темы, затрагивавшиеся Бердяевым в его ‘военных’ статьях (письмо от 17 августа 1915) и в только что законченной книге ‘Смысл творчества’ (письмо от 13 сентября 1916). Особенно же интересны автобиографические письма от 3(16) октября и 27 октября (9 ноября) 1918 — своеобразный пролог написанного двадцать лет спустя ‘Самопознания’.

Предлагаемые письма Н.А. Бердяева публикуются по автографам из архива Э.Ф. Голлербаха в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (Ф.207. Ед.хр.16). Письма инициировавшего эту переписку Голлербаха нам неизвестны {В архиве Бердяева, находящемся в РГАЛИ (Ф.1496) и недавно открытом для исследователей, они не обнаружены.}, за исключением черновика письма от 20 февраля 1919, сохранившегося в части архива Голлербаха, входящей в состав собрания М.С. Лесмана. Это письмо (среди других материалов) было любезно предоставлено нам вдовой М.С. Лесмана Н.Г. Князевой. Пользуемся приятной возможностью выразить ей, а также Е.А. Голлербаху признательность за помощь в подготовке публикации.

Ст. Люботин, Южных дорог, имение Трушевой

17 августа [1915]

Уважаемый г-н Голлербах!

Письмо Ваше, пересланное мне ‘Бирж[евыми] Ведом[остями]’, поднимает очень интересный вопрос. То что Вы пишете по поводу моей статьи¹, в сущности сводится к вопросу об отношении между личностью и коллективом, о личной ответственности за коллектив, о круговой поруке ответственности. Всеми своими примерами Вы хотите показать, что есть люди, которые в войне не виновны и потому не должны нести за нее ответственности. Здесь Вы вплотную подходите к тайне индивидуальной судьбы, которая рационально не может быть постигнута. Ведь в судьбе каждого человека многое представляется несправедливым и незаслуженным. Мы не можем постигнуть, почему у этого человека умирает близкий, почему он беден, почему несчастье и неудачи преследуют хороших людей. Такая судьба есть тайна. Можно верить в высший смысл всего свершающегося в жизни и отвергать [нрзб.] легкий случай. Но нам не дано постигнуть конкретно, почему именно это произошло с нами в жизни, почему отвергающий войну Пахом призывается на войну. Одно только для меня несомненно: личная судьба не может быть выделена из судьбы национальной, общечеловеческой и мировой, каждый человек несет ответственность за всех и за вся. Величайшая иллюзия думать, что находишься вне круговой поруки, потому что исповедуешь какие-нибудь учения, выделяющие из мира, напр[имер] толстовство. И Пахом несет вину, хотя бы он был самым крайним пацифистом. В национальном организме находится не только тот, кто признает идею национальности, но всякий живущий. Анархист также пользуется государством и также ответственен за государство, как и любой государственник. Вопрос этот решается не состоянием сознания лица, а объективной его принадлежностью к миропорядку, к национальному и государственному бытию. Даже святой в пустыне не может уйти от круговой поруки. Война — ужасна, с ней трудно примириться. Но она есть лишь частный случай ужаса жизни вообще. Жизнь в этом мире вообще ужасна, она вся в насилии, в постоянном убийстве. Трудно примириться с насилиями, которые совершает над человеческой судьбой природа и ее законы. Несчастный Пахом постоянно бывает раздавлен, не одной войной. Насилия войны — лишь частный случай вечных насилий, на которых основана жизнь в этом теле на этой земле. И с этим только можно примириться, лишь приняв ужас жизни внутрь, как путь искупления. Иначе мы обречены внешне бунтовать и быть рабами. Внешнее отрицание войны не освобождает нас. Еще мне хочется сказать, что искупление не есть наказание, что наказание есть чисто внешняя категория, неприложимая к духовной жизни. Поэтому не может быть и речи об арифметически справедливом соответствии между виной и тяжестью искупления вины. Христианство не знает арифметических подсчетов. Слова Христа, сказанные разбойнику, всегда ведь могут произвести впечатление отрицания закона справедливости, в них была благодать молитвы, а не законническая справедливость². Вот мысли, которые мне пришли в голову по поводу Вашего письма. Готовый к услугам

Николай Бердяев

¹ См.: Бердяев Н. Мысли о природе войны // Биржевые ведомости. 1915. 26 июня. Утр. вып. С.2, вошло в кн.: Бердяев Н. Судьба России. М., 1918.

² См.: Лука, 23:43.

Люботин. 13 сентября [1916]

Мне помнится, что в прошлом году я ответил на Ваше письмо. Во всяком случае в Вашем письме я не почувствовал ничего такого, после чего явилось бы нежелание ответить. Теперь отвечаю на письмо, пересланное редакцией] ‘Бир[жевых] Вед[омостей]’. Вы меня неверно понимаете, если думаете, что я проповедую ‘возврат к сухой и черствой церковности’. Я вообще не проповедую ‘возврата’. Моя последняя книга ‘Смысл творчества. Опыт оправдания человека’¹, лучше всего выражающая мои стремления, достаточно показывает, как я далек от ‘сухой и черствой церковности’ и от ‘возврата’. Но Ваша характеристика религиозных стремлений современной молодежи представляется мне слишком расплывчатой, слишком неопределенной, слишком желающей совместить несовместимое. Без жертвы, без выбора и разделения невозможна никакая религиозная жизнь и никакие религиозные достижения. Религиозная истина не определяется тем, что нравится или не нравится современной молодежи, что соответствует или не соответствует ее инстинктам. Суета мира (‘весь блеск, весь шум, весь говор мира’)² не может быть введена в религиозную систему. Религиозное сознание не может быть миродовольством и самодовольством. Но все должно быть имманентно пути, но все может быть путем человека, его испытанием, странствованием его духа к высшей жизни. Нельзя ‘предлагать’ молодому поколению уверовать в троичность Божества. Вера не может быть навязана, она может быть лишь плодом жизненного пути и опыта. Если для Вас еще мертвы слова о Троичности Божества и о Христе — Сыне Божьем, то и не нужно Вам принимать всего этого извне. Но я не верю в ‘Религию Мира’, которой, по Вашим словам, ‘ищет современная молодежь’³. Это была бы религия довольства, но всякая религия есть глубокое, страдальческое, трагическое недовольство ‘миром’. Всякое творчество есть недовольство ‘миром’, преодоление ‘мира’, исполнение заповеди — ‘не любите мира ни того, что в мире’⁴. Я бы хотел, чтобы современная молодежь помнила и любила Ницше и путь Заратустры. Это — жертвенный и суровый путь, путь горний, в нем есть совершенно своеобразный аскетизм духа. Жертва и аскетизм возможны не только во имя исполнения заповедей Бога, но также и во имя высшего достоинства и творческого призвания человека. Человек не должен быть рабом суеты мира, он должен быть свободен от низших стихий мира во имя своего творческого и царственного назначения. Человек не может допустить себя до того, чтобы быть распиленным ‘миром’. Человек должен творить себя и новый мир, претворять хаос в космос. Эгоцентризм может быть великим рабством и утерей своего ‘я’. Пер Гюнт у Ибсена был очень эгоцентричен. Нужно выковывать свое ‘я’, высвобождая его из эгоцентрического хаоса. Путь свободы — суровый путь и трудный. Легкий путь — путь рабства.

Вот мысли, которые мне хотелось высказать по поводу Вашего письма.

Я затрудняюсь выслать Вам мою книгу ‘Смысл творчества’, так как у меня нет ни одного экземпляра.

Мой адрес с конца сентября будет: Москва, Арбат, Бол. Власьевский пер., д. 14, кв.3.

Готовый к услугам
Николай Бердяев

¹ См.: Бердяев Н. Смысл творчества: Опыт оправдания человека. М., 1916.

² Перефразировка стиха из поэмы А.С. Пушкина ‘Медный всадник’ (1833), у Пушкина: ‘И шум, и блеск, и говор балов’.

³ Поиск философских оснований универсальной ‘вселенской религии’ занимал Голлербаха и позднее: в 1917 ‘компилятивная статья’ под таким названием была предложена им для журнала ‘Вешние воды’, но отвергнута редактором М.М. Спасовским (см. его письмо к Голлербаху от 19 декабря 1917. — ОР РНБ. Ф.207. Ед.хр.88. Л.9-10, далее при ссылках на письма Спасовского указываются лишь номер единицы хранения и лист). Ранее, в 1915, эта статья, в которой сам автор отмечал ‘много противоречий’, предлагалась им в журнал ‘Богема’ (см. письмо Голлербаха к В.В. Розанову от 21 июля 1915 // Вешние воды. 1916. Кн.7/8. С.74). Ср. также не раз анонсировавшуюся, но не вышедшую книгу Голлербаха ‘Основы вселенской мистерии’ (1919-1920). Михаил Михайлович Спасовский родился в марте 1890, в 1910-1915 учился на юридическом ф-те Петербургского ун-та, с 1909 занимался журналистикой. В 1913 организовал и возглавил Научно-литературный кружок русских студентов, выпустил сборник работ участников кружка ‘Вешние воды’ (СПб., 1914), в том же году предпринял издание одноименного журнала (выходил до 1918). В ноябре 1914 познакомился с В.В. Розановым и привлек его к сотрудничеству в журнале. Автор книги статей ‘Больное творчество’ (СПб., 1914), в которой, так же как и в редактировавшихся им журнале и сборнике ‘Молодая Русь’ (Пг., 1916), выступал с крайне националистических, юдофобских позиций. В 1917 пережил (как и Голлербах) ‘лихорадочное увлечение оккультизмом’ (письмо к Голлербаху от 19 апреля 1919. — Ед.хр.89. Л.20). В 1918 поступил в Академию художеств, занимал должность проректора по хоз. части. В 1924-1925 — член Совета и секретарь Ленинградского общества библиофилов (см.: [Голлербах Э.] Возникновение Ленинградского общества библиофилов. Л., 1928. С.20-23). В феврале 1926 выехал в Тегеран и в Россию не вернулся. С 1934 Спасовский, живший в Восточной Пруссии, участвовал в деятельности основанной в 1933 эмигрантской Всероссийской фашистской организации, публикуя в издававшейся в США газете ‘Фашист’ русский перевод ‘Mein Kampf’ (1934-1940) и ряд пропагандистских брошюр (Борьба за Россию. США, 1938, Тактика русских фашистов. США, б.г. и др.) под псевдонимом М.Гротт, использовавшимся им и ранее (см., напр.: Гротт М.М. Некам адонай! // Вешние воды. 1915. Кн.1, Кн.2/3). О Спасовском как идеологе русского фашистского движения см. в кн. Дж. Стефана ‘Russian Fascists. Tragedy and Farse in Emigration. 1925-1945’ (1978, сокр. русский перевод: M., 1992, автор, не располагающий сведениями о доэмигрантском периоде биографии Спасовского, ошибочно принимает псевдоним ‘Гротт’ за его настоящую фамилию). В конце 1930-х Спасовский опубликовал книгу ‘В.В. Розанов в последние годы своей жизни’ (Берлин, [1939?], переработанное 2-е изд.: Нью-Йорк, 1968), вызвавшую резко отрицательный отклик З.Н. Гиппиус (см.: Антон Крайний. Об одной книжке // Современные записки. 1939. T.LXIX. С.397-398, в связи с выходом 2-го издания см.: Ранн А. Два издания одной книги // Грани. 1970. No 76). Умер Спасовский, как сообщил нам Г.Г. Суперфин, 4 июля 1971 в Австралии.

⁴ 1-е Посл. Иоанна, 2:15.

4 февраля [1917]

Уважаемый Э.Ф.! Буду очень рад, если проездом через Москву на обратном пути¹ Вы зайдете ко мне. Лучше, конечно, будет, если Вы заранее предупредите, когда у меня будете (мой телефон — 4-46-76). Письмо Ваше через ‘Биржев[ые] Ведом[ости]’ получил и собирался отвечать Вам. Теперь уже лучше поговорим при свидании. Желаю Вам всего лучшего.

Николай Бердяев

¹ В конце 1916 Голлербах после перенесенного им тяжелого нервного заболевания жил в Крыму.

3-16 октября [1918]

Многоуважаемый Эрих Федорович! Вашу работу о Розанове¹получил и благодарю. Не сразу ответил Вам, т[ак] к[ак] был очень занят. Если Вы предполагаете писать обо мне², то биографические сведения можно найти в автобиографии, которую я дал для С.Венгерова (не знаю, напечатана ли уже)³. Сообщу Вам вкратце биографические данные о себе. Я родился в Киеве в 1874 г. в дворянско-помещичьей семье. Семья отца была военная, дед и прадед были генералами, отец служил в кавалергардском полку, но скоро вышел в отставку, был предводителем дворянства, а потом директором Земельного банка. Мать, рожденная княжна Кудашева, была полуфранцуженка и получила французское воспитание. Ее мать, т.е. моя бабушка, была Графиня Шуазель. Моя бабушка со стороны отца была монахиня, и в детстве на меня оч[ень] сильное впечатление произвело, когда бабушку хоронили по монашескому обряду. Монахиней была также моя прабабушка со стороны матери. Я всегда чувствовал в себе переплетающиеся влияния духа военного и духа монашеского. Также всегда чувствовал вместе западную кровь и влияние католичества. Воспитывался я в Киевском кадетском корпусе. Из 6 класса я был переведен в Пажеский корпус, но вместо переезда в Петербург совсем покинул корпус и начал готовиться на аттестат зрелости. В 1894 г. поступил в Киевский университет на естест[венный] факультет, а через год перевелся на юридический. В 1897 г. я был арестован, но в тюрьме просидел всего 1 месяц. В 1899 г. был сослан на три года в Вологду⁴. С детства часто бывал за границей. В 1904 г. я переехал в Петербург и редактировал вместе с Булгаковым ‘Новый путь’ и ‘Вопросы жизни’⁵. В 1907 г. я покинул Петербург и в течение ряда лет много жил в деревне, в Казанской губ[ернии], в усадьбе матери своей жены. Одну зиму провел в Париже, а затем переехал в Москву (в 1908 г.). В 1912 г. провел зиму в Италии.

Первая статья моя была написана об ‘Истории материализма’ Ланге и напечатана по-немецки в ‘Neue Zeit’ в 1899 г. Первая книга моя ‘Субъективизм и индивидуализм в общественной философии’ вышла в 1900 г. Затем следовали книги: сборник ‘Sub Specie aeternitatis’, книга ‘Новое религиозное сознание и общественность’, сборник ‘Духовный кризис интеллигенции’, книги ‘Философия свободы’, ‘А.С. Хомяков’, книга ‘Смысл творчества. Опыт оправдания человека’, которую я считаю главным трудом своей жизни, наконец совсем недавно вышел сборник ‘Судьба России’ и брошюра ‘Кризис искусства’⁶. За последние годы мной кончены книга ‘Философия неравенства. Письма к недругам’ и монография ‘К.Н. Леонтьев’, но еще не напечатаны. Сейчас задумано мной две книги — по философии истории и о Я.Беме⁷.

Моя внутренняя, духовная биография характеризуется несколькими кризисами. Первый кризис я пережил, когда мне было около 16 лет. Я начал искать смысл жизни. Я очень рано начал читать философские книги и вообще был раннего развития. Основное влияние на мою жизнь оказал Достоевский и он же навсегда остался моим любимым писателем. Из западных писателей большое значение для меня имели Шопенгауер, Гете и Карлейль. Следующий кризис пережил я, когда мне было около 25 лет. Я вернулся от социальных учений, которыми одно время увлекся, на свою духовную родину, к философии, религии, искусству. В это время для меня имели большое значение Ницше и Ибсен. Самым серьезным кризисом своей жизни я считаю кризис 1905 г., когда я окончательно сделался христианином. В 1908 г. я с особой остротой пережил жизнь Церкви. Наконец, последним кризисом был кризис 1912 г., после которого я написал ‘Смысл творчества’.

Было бы хорошо, если Вы могли прочесть мою автобиографию. Она коротка, но в ней мне удалось ясно сформулировать самое [нрзб.] и характерное. В письме могу Вам дать лишь самые краткие указания, [нрзб.] Писать обо мне работу биографического характера еще рано, но можно написать характеристику личности и творчества, что по-моему Вы и хотите сделать, [нрзб.] О Розанове Вы написали интересно, но недостаточно сконцентрировано [?].

Всего Вам лучшего.

Пред[анный] Вам
Николай Бердяев

Отрывки из этого письма были опубликованы (с неточностями), см.: Искусство Ленинграда. 1989. No 3. С.57-59. [Публикация В.Н. Сажина].

¹ Первое издание книги Голлербаха ‘В.В. Розанов. Личность и творчество. Опыт критико-биографического исследования’ — переплетенные отдельные оттиски из журнала ‘Вешние воды’, где книга печаталась (No 31-34 за 1918), — появилось в августе 1918 в количестве 200 экз. (См. письмо Голлербаха к А.Г. Горнфельду от 12 декабря 1921. — РГАЛИ. Ф.155. Оп.1. Ед.хр.277. Л.1об.). Ср. в письме Спасовского к Голлербаху от 1 сентября 1918: ‘Вас. Вас. [Розанов] счастлив (его выражение), что вышла брошюра’ (Ед.хр.88. Л.40).

² Голлербах намеревался писать о Бердяеве очерк для готовившегося им совместно с Н.Н. Русовым ‘Словаря русских философов’ (информацию об этом неосуществленном издании см.: [Голлербах Э.] Словарь русских философов // Жизнь искусства. 1919. 2/3 августа. No 205/206. С.2, Он же. Русская философия и ее судьба // Новая русская книга. 1922. No 2. С.1, Русов Н.Н. Словарь русских мыслителей // Вестник литературы. 1922. No 1(37). С. 17). По сообщению ‘Жизни искусства’, ‘в основу издания взяты, главным образом, новые материалы, автобиографии и пр.’.

³ Бердяев четырежды сообщал библиографу и историку литературы С.А. Венгерову биобиблиографические данные о себе: в письмах от 9 мая 1903 (опубл. в 6-м т. Критико-биографического словаря русских писателей и ученых [СПб., 1904]) и от 2 апреля 1905 (опубл. в 1-м дополнительном томе словаря Брокгауза и Ефрона [СПб., 1905]), автобиография с библиографическими сведениями послана Венгерову в 1912 и опубликована в Новом энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (т.6). Здесь Бердяев, скорее всего, имеет в виду автобиографию 1917, предназначавшуюся для 2-го (неосуществленного) издания Критико-библиографического словаря (все документы хранятся в РО ИРЛИ. Ф.377, сообщено Г.В. Обатниным).

⁴ Ошибки памяти: Бердяев был арестован в ночь на 12 марта 1898. Выдержки из протокола обыска и допроса Бердяева см. в комментариях А.В. Вадимова к новейшему изданию ‘Самопознания’ (М., 1991. С.415-416). В Вологду он был сослан 22 марта 1900 (подробнее см. публикацию Д.Барас ‘Письма молодого Бердяева’ — Указ. изд. С.211).

⁵ С октября 1904 журнал ‘Новый путь’, выходивший с 1903 под ред. П.П. Перцова, а с июля 1904 — Д.В. Философова, стал издаваться ‘при ближайшем участии’ Бердяева, вернувшегося в Россию из Швейцарии, и С.Н. Булгакова. С января 1905 Бердяев и Булгаков становятся фактическими руководителями журнала ‘Вопросы жизни’ (при официальном редакторстве Н.О. Лосского, подробнее см.: Колеров М.А. ‘Вопросы жизни’: история и содержание // Логос. 1991. No2. С.264-273).

⁶ Первая статья Бердяева, первоначально опубликованная по-немецки (F.A. Lange und die kritische Philosophie in ihren Beriehungen zum Sozialismus // Die Neue Zeit. 1899. No 32-34), была напечатана по-русски в 1900 (Ф.А. Ланге и критическая философия // Мир Божий. No 7). Далее Бердяев перечисляет свои книги: Субъективизм и индивидуализм в общественной философии: Критический этюд о Н.К. Михайловском. СПб., 1901, Sub Specie aeternitatis: Опыты философские, социальные и литературные, 1900-1906. СПб., 1907, Новое религиозное сознание и общественность. СПб., 1907, Духовный кризис интеллигенции: Статьи по общественной и религиозной психологии (1907-1909 г.). СПб., 1910, Философия свободы. М., 1911, А.С. Хомяков. М., 1912, Судьба России: Опыты по психологии войны и национальности. М., 1918, Кризис искусства. М., 1918.

⁷ См.: Бердяев Н. Философия неравенства: Письма к недругам по социальной философии. Берлин, 1923, Он же. Константин Леонтьев: Очерк из истории русской религиозной мысли. Париж, 1926. Говоря о задуманных книгах, Бердяев имеет в виду написанный в 1918 ‘Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы’ (Издано в Берлине в 1923). Замысел книги о Я.Беме не был осуществлен, к творчеству Беме Бердяев неоднократно обращался во многих своих произведениях, специально посвятив Беме отдельные статьи. См., напр.: Бердяев Н. Из этюдов о Я.Беме: Этюд I. Учение об Ungrund’e и свободе // Путь. 1930. No 20, Этюд II. Учение о Софии и андрогине: Я.Беме и русские софиологические учения // Там же. No 21.

Москва, 27 октября — 9 ноября [1918]

Многоуважаемый Эрих Федорович! Я начинаю думать, что писать так, как Вы хотите, можно только после смерти писателя. Конечно, и при жизни писателя можно и должно вскрывать его психологию и психологические основы его идей. Но это должно иметь свои границы. Я враг того совершенного разрыхления души, своей и чужой, которое производит Розанов. Это дает очень интересный материал и Розанов производит это с гениальностью. Но так поругается человеческое достоинство, так колеблется образ человека, падают границы личности и личность погружается в бесформенную стихию. Мне изначально присущ аристократизм, который этому противится. В наши дни я придаю особенное значение дисциплине, форме, иерархической дистанции. Это необходимо русским. Русские потеряли личность в распущенности и хаосе. Мне дорого в католичестве то, что оно дисциплинирует душу, превращает ее в крепость. Вообще у меня ведь есть очень глубокие и природные католические симпатии. Это имейте в виду. Я всегда горевал, что в России не было рыцарства. Рыцарство же родилось на католической духовной почве. Вся моя эстетика — латинская. И по складу моей природы в моей эстетике преобладает элемент живописно-пластический над музыкальным. На все интересующие Вас вопросы я считаю невозможным ответить. Ответ означал бы не только автобиографию, но и исповедь. Я же по характеру своему человек замкнутый и скрытный и очень мало похожу на Розанова. Но кое-что могу сказать Вам. Я эстетически очень привязан к предметам. Для меня огромное значение имеет изящество обстановки. Я очень страдаю от всего уродливого и грубого. Во мне есть природное эстетство, которое всегда доставляло мне не только радости, но и страдание. В мире и людях я всегда видел более уродства, чем красоты. Вообще у меня есть некоторый уклон к пессимизму, заложен[ный] в моем чувстве жизни. В обстановке комнат я люблю строгий порядок и аккуратность. Малейший беспорядок приводит меня в дурное настроение и мешает мне работать. В моем характере есть педантизм. Я живу по часам, работаю по часам и размеренно. Во мне самом есть хаотическое начало, но я всегда дисциплинирую и оформляю хаос и не выношу торжества хаоса в складе жизни. Одним из основных лейт-мотивов моего бытия является любовь к свободе, в которой вижу знак богоподобия и высшего достоинства человека. Но свободу я не отождествляю, а противопоставляю хаосу. Для меня характерна некоторая гордость, в которой есть и [нрзб.] старины, но есть и большой грех мой. Отсюда вытекает трудность близкого общения с людьми. Об отношении к животным и собакам могу Вам дать очень определенный ответ. Про меня всегда говорили, что животных я люблю больше, чем людей, и близкие даже шутливо просили, чтобы я относился к ним, как к собакам. Я очень люблю животных, и любовь эта привела меня к отказу от мясной пищи. К собакам же у меня настоящая страсть. У меня есть любимая собака, судьба которой имеет для меня огромное значение. Я всегда беспокоюсь о ней и волнуюсь от всяких пустяков в ее жизни. Сновидения имели очень большое значение в моей жизни. Вообще многое было связано у меня с ночью, многое раскрылось мне ночью. По существу моей природы я более ночной, чем дневной человек, хотя я всегда стараюсь иметь дневное обличье. Долгое время ночи мои были очень кошмарны, что-то темное обступало меня, но теперь я это преодолел. Связано это с моей религиозной жизнью. Я себя чувствую абсолютно и неизменно христианином. Это самое главное. Я, впрочем, дурной и грешный христианин, но верный и не сомневающийся. Вообще я не скептик по своей природе, я догматик. Душевные трудности для меня были связаны не с сомнениями, а с другим. Это — о себе. О вас же — вот что. Вам необходимо преодолеть импрессионизм и психологизм. Это преодоление связано будет с сосредоточенностью. Душевная сосредоточенность, духовное собирание самого себя — самое важное. Я придаю огромное значение духовной медитации. Это путь [нзрб.].

О Розанове Вы написали ‘интересно’ (а не ‘истерично’), но недостаточно сосредоточенно, слишком разбросанно. Нужно высоко ценить Розанова, но преодолеть его, сделаться свободным от него. В Розанове есть распадение личности, но выраженное в гениальной художественной форме¹. Необходима работа над душевным хаосом, необходим выбор и сосредоточенность, дисциплина и терпение. Это не абстракции, это — рождение личности, рождение Бога.

Да хранит Вас Христос.

Николай Бердяев

¹ В своих оценках Розанова Бердяев следует ранее высказанным им печатно суждениям. См. его статьи: ‘Христос и мир’ (Русская мысль. 1908. No 7), ‘О ‘вечно-бабьем’ в русской душе’ (Биржевые ведомости. 1915. 14, 15 января. Утр. вып.), ‘Апофеоз русской лени’ (Биржевые ведомости. 1916. 20 июля. Утр. вып.).

Повтор оценки книги Голлербаха о Розанове (‘интересно’), данной в предыдущем письме, вызван, вероятно, тем, что Голлербах неверно прочел это место бердяевского письма, написанного весьма неразборчивым почерком.

Москва 4-17 февраля [1919]

Многоуважаемый Эрих Федорович!

Простите, что так долго не отвечал Вам. Но я страшно занят и с трудом нахожу свободную минуту. По этой же причине не могу принять участие и в проектируемом Вами сборнике¹. Для писанья статьи у меня не будет времени в сколько-нибудь обозримом будущем. Моя занятость все увеличивается и будет увеличиваться, т[ак] к[ак] страшно много теперь уходит на заработок. Хотел написать Вам больше о самом плане сборника в духе старины, но сейчас не могу. С благодарностью возвращаю Вам Ваши две диссертации². Вид у них очень соблазнительный.

Умер В.В. Розанов. Ужасно, что негде даже написать о нем³.

Всего лучшего.

Пред[анный] Вам
Ник. Бердяев

¹ Идея, издания сборника или ‘критического альманаха с 2-3 небольшими, но красивыми /…/ беллетристическими вещами’ обсуждалась Голлербахом и Спасовским с 1917 (см. письмо Спасовского к Голлербаху от 19 февраля 1918. — Ед.хр.88. Л. 18), однако, не была осуществлена вследствие ‘неблагоприятных типографских условий и железнодорожной разрухи’ (там же). В 1918 Голлербах настойчиво возвращается к этому проекту. 17-19 марта 1918 Спасовский пишет ему: ‘Подумываю об организации издания сборника, о котором мы с Вами уже беседовали. Приготовьте статью, небольшую, но определенную, смелую. Сборник будет носить характер призыва — к созидательному творчеству Русских сил в планах государственного строительства России и нашего духовного просветления’ (Ед.хр.88. Л.24). Летом 1918 Спасовский, возможно, в связи с подготовкой сборника, просит Голлербаха сообщить ему адрес Бердяева (письмо от 18 июля 1918. — Ед.хр.88. Л.34). Окончательно идея предполагаемого сборника была, видимо, сформулирована Голлербахом в письме к Спасовскому от 23 декабря 1918. Ответ Спасовского позволяет судить о составе и направлении издания: ‘…идея нашего Сборника такова: прежде всего — он будет называться ‘Светлыми путями’ и должен отразить философскую идеологию жизненного благоустроения вне политических доктрин /…/. Хотелось бы иметь пять статей пяти авторов: В.В. Розанова, Н.А. Бердяева, Л.А. Мурахиной, Вашу и мою’. Далее Спасовский просит Голлербаха: ‘Окажите содействие, чтоб Бердяев прислал материал. Напишите ему’ (Ед.хр.88. Л.46об.-48об.). Одновременно с отказом от участия в сборнике в публикуемом здесь письме к Голлербаху Бердяев, очевидно, написал о том же и Спасовскому: 19 февраля 1919 последний сообщает Голлербаху: ‘Сегодня получил письмо от Н.А. Бердяева, — окончательно расстроился’ (Ед.хр.89. Л.7об.). Изменение позиции Бердяева, заявленное им в предисловии к книге ‘Судьба России’ (некоторые положения которой, несомненно, были близки платформе планировавшегося сборника, ср., напр., в статье ‘Славянофильство и славянская идея’: ‘Судьба славянской идеи не может стоять в рабской зависимости от /…/ политиканских расчетов’. — С. 142), его ‘горький пессимизм’ в отношении ‘потерявшего свою идею’ русского народа и возложенной на него миссии сделали невозможными дальнейшие переговоры и вызвали острую реакцию неприятия у Спасовского. 2 марта 1919 он писал Голлербаху: ‘Он [Бердяев] меня огорчил своим отречением от России’ (Ед.хр.89.-Л.9об.).

Одна из пяти упоминаемых участников сборника — Любовь Алексеевна Мурахина (урожд. фон Цеплин, 1843-47? — 1919), историческая романистка, журналистка и переводчица, сотрудница журнала ‘Вокруг света’, автор книги ‘Из глубины веков (очерки и рассказы из жизни и быта древних народов)’ (Харьков, 1915). В 1917 в ‘Вешних водах’ публиковался ее роман ‘Пирамида Хеопса’. Подробнее о ней см. в письме Спасовского к Голлербаху от 18 декабря 1919 (Ед.хр.90. Л.8-9) и в его книге ‘В.В. Розанов в последние годы своей жизни’ (Берлин. [1939]. С.34-35).

² О каких работах Голлербаха идет речь, установить не удалось.

³ В.В. Розанов умер 5 февраля 1919 в Сергиевом Посаде. Письмо Бердяева было для Голлербаха первым известием о его смерти. Вскоре после получения этого письма (20 февраля) Голлербах пишет Бердяеву: »Умер Василий Васильевич Розанов’. Если б Вы знали, что это для меня значит, и кого я в нем потерял. Да и не я один, вероятно. Безгранично много хочется о нем сказать, но пока не могу — слишком больно и жутко [говорить]. Правда ли? Не ошибка ли это известие? Э.Г.’ (собрание М.С. Лесмана). Последние строки из письма Бердяева процитированы Голлербахом в статье ‘Последние дни Розанова. (К 4-ой годовщине смерти)’ (Накануне. 1923. 11 февраля. No 258. Лит. приложение No 39. С.5).

Москва 28 мая 1919 г.

Многоуважаемый Эрих Федорович! Возвращаю Вам статью [о] Розанове. Очень жаль, что ее негде напечатать¹. Простите, что так долго не возвращал, но я все думал найти время, чтобы написать [настоящее письмо?] Вам. Время до сих пор не мог найти. Я так [страшно?] занят, что не имею свободной минуты. Адрес Михаила Осиповича Гершензона — Москва, Арбат, Никольский пер., д. 14, кв.З².

Если будете в Москве, заходите.

Преданный Вам
Ник. Бердяев

¹ Имеется в виду оставшийся неопубликованным некролог ‘Памяти В.В. Розанова (1856-1919)’, написанный Голлербахом 19 февраля 1919 (рукопись в архиве М.С. Лесмана). Вариант некролога появился 27 марта 1919 в газете ‘Жизнь искусства’ (No 105). Сохранился экземпляр публикации с пометой автора: ‘Этот некролог значительно искажен и урезан редакцией. Зачеркнутые слова присочинены, некоторые заменены другими, а иные фразы вовсе отсутствуют. Так процветает ныне ‘свободное’ слово’ (архив М.С. Лесмана). Цензурные препятствия встречали и другие публикации Голлербаха, связанные с именем Розанова: так, например, был конфискован номер 8/9 ‘Летописи Дома литераторов’ за 1922 со статьей Голлербаха ‘Воспоминания о В.В. Розанове. (К трехлетию со дня смерти)’, сопровождавшейся публикацией отрывков из писем Розанова к Голлербаху и ‘Последних мыслей’ Розанова, записанных его дочерью Надеждой в декабре 1918 (см. письмо Голлербаха к В.Е. Арене от 16 марта 1922. — ОР РНБ. Ф.33. Ед.хр.18. Л.9об.). Воспоминания Голлербаха одновременно появились и в рижской газете ‘Новый путь’ (1922. No 306. С.2-3), что повлекло за собой конфликт автора с редакцией ‘Летописи…’ (см. письмо Голлербаха к А.Г. Горнфельду от 28 июня 1922. — РГАЛИ. Ф.155. Оп.1. Ед.хр.277). В 1923 Иностранным отделом Главлита была запрещена к ввозу в Россию вышедшая в декабре 1922 в Берлине книга ‘Письма В.В. Розанова к Э.Голлербаху’ (РГАЛИ СПб. Ф.31. Оп.2. Ед.хр.13).

² Интерес Голлербаха к личности М.О. Гершензона, возможно, связан с той ролью, которую Гершензон сыграл в организации помощи умиравшему Розанову (подробнее см. комментарий В.Проскуриной к письму Розанова Гершензону конца 1918: Новый мир. 1991. No 3. С.242).

ПИСЬМА Н.А. БЕРДЯЕВА К Э.Ф. ГОЛЛЕРБАХУ

Читайте также: