Письма к А. Н. Островскому, Невежин Петр Михайлович, Год: 1882 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Памятники литературного и общественного быта

Неизданные письма к А. Н. Островскому

М.—Л., ‘ACADEMIA’, 1932

Невежин, Петр Михайлович

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Посылаю Вам в прежнем виде ‘Блажь’, которая имела другое название и другие имена. Билеты на ‘Нищие духом’ еще вчера все разобраны, так как она идет в понедельник утром, а Марья Васильевна желала быть вечером, то я об утреннем спектакле мало и заботился. Сегодня узнал у Садовских, когда еще пойдет желаемая пьеса, тогда приму более прочные меры.

С истинным почтением имею честь быть Ваш покорнейший слуга

П. Невежин.

29 Дек. [1879].

7 сентября [1880?]

Многоуважаемый
Александр Николаевич,

С тех пор, как моя поездка к Вам была так случайно прервана на пути, погода стоит такая, что и думать нельзя об исполнении моего намерения впредь до бездождья. А теперь позвольте коснуться вопроса, конечно, слишком меня интересующего, это о ‘Блажь’.¹⁶³ Если бы я был сколько-нибудь уверен, что погода может измениться к лучшему, то я оставил бы всякие вопросы до свидания, но я стою в таком неопределенном положении относительно моего будущего пребывания в Москве, что не лишним считаю переговорить заочно. Относительно того, что ваше дорогое участие в сотрудничестве проведет пиесу, я спокоен с момента вашего слова, но мое нетерпение побуждает меня спросить, к какому времени и в чей бенефис Вы думаете ее поставить. Садовского бенефис 7 Ноября. Думаете ли Вы, как мы тогда решили, отдать ему. Он (между нами) находится в ажитации и вдвойне загоревал, когда узнал о вашем недуге, который, вероятно, явился от нашествия страшного врага — ненастья. Позвольте надеяться, что мой вопрос не обеспокоит Вас.

Теперь Александр Николаевич еще одна просьбица. Я написал новую пьэсу, которую и вез к вам. Но так как я вообще отрицательно счастлив, то и на этот раз со мной случился казус. Назвал я ее ‘Карьерист’. Представьте мое удивление, когда я узнал, что Ге написал и уже представил тоже ‘Карьериста’.¹⁶⁴ Невероятное счастие. Я должен был изменить название, и ныне она именуется, ‘Большие замыслы’. Потеряв веру в мое счастье, я вынужден прибегнуть к влиянию. Будьте добры, черкните театральному цензору, чтобы он отнесся с вниманием к этой пьесе. Зная, как такая просьба может быть щекотлива, я отнюдь не ищу цензорского снисхождения, но зная, как относятся к произведениям неизвестных авторов я прошу только внимания. В моей комедии нет ни одного слова ‘сомнительного’, я смело беспокою вас. Пожелав Вам дорогого здоровья, всей душею преданный Вам

П. Невежин.

P. S. Супруге вашей мое нижайшее почтение.

Адрес: Б. Дмитровка.

Мебл. Коми. Гусятникова.

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Потехин, наконец, окончил свою миссию по части окладов.¹⁶⁵ О всем вам, вероятно, сообщено подробно, поэтому я не вхожу в рассуждения. Не могу только об одном не сказать несколько слов, это об Ольге Осиповне. Ей назначили три тысячи. Это первому-то лицу в своем амплуа. Если объяснять 3600 данные Яблочкиной, то почему же Южину, вновь ангажированному с костюм[н]ыми дали более. Горько за так долго страдавшую и теперь еще страдающую Ольгу Осиповну. Был я у Потехина и сам. Считаю даже неловким повторять его разъяснения, почему он не принимает пьесу, так эти разъяснения жалки, а главное не напоминают прежнего Потехина, имя которого каждым из нас произносилось с уважением. ¹⁶⁶В заключение всего, во время моего посещения, явился Крылов. Это было зрелище по истине великолепное! Виктор Александрович диктует свои условия. Самым разъяренным тоном говорит: ‘ставьте мою пьесу в Петербурге в конце октября, а в Москве в начале ноября’. Соглашаясь с этим, Алек. Антип. добавляет, что к первому представлению его пьесы он и сам постарается быть в Москве!!. ‘О правда, правда, где же твоя сила?’ Вот что значит быть слабым человеком. И теперь уже имя сделалось не тем, чем было, и Крыловы утопят его совсем. Грустно за хорошего человека. Сообщаю вам о склонности Потехина гнуться во все стороны, не спроста. Было бы очень хорошо, если бы Вы заблаговременно сообщили о нашей пьесе,¹⁶⁶ а то ее припрут к январю. За что нее? Хотя меня успокаивает то уважение, которым Вы пользуетесь, но ведь Вы не Крылов, и человек в высшей степени деликатный, об этом знают те, кому это выгодно знать. Прошу сообщите, хотя что-нибудь подробно о пьесе, а также о том, когда Вы будете сюда. Потехин 3-го августа проезжает Кинешму. Всего было бы лучше, если бы Вы вручили ему пьесу. Он здесь взял несколько пьес, чтобы от дирекции проводить везде. Искренно преданный П. Невежин.

[1880]

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Несмотря на мое душевное желание быть у Вас 11 Августа, я остановлен был непредвиденными обстоятельствами. Злая судьба, в виде провалившегося на экзамене племянника, сказала мне ‘не моги’! Вот и поехал я в Нижний ‘устраивать’ моего злосчастного племянника-гимназиста. Тут пошла такая канитель, что только вздохнувши скажешь: ‘Боже, подкрепи’. День шел за днем, а дело не подвигалось. Тогда небо загрустило о моих неудачах и слезы полились из его всеведущих очей, да так полились, что соединившись с услугами начальства, уложили меня в лоск. И вот я ходя — лежу пять дней, помышляя только о том, как бы добраться до Москвы. Таким образом первое намерение мое побывать у Вас не осуществилось, но ведь достигается без неуспеха, сразу, только то, что или ‘все равно’ или ‘неприятно’, а то чего жаждешь и стремишься, всегда встречает препятствие, то я и должен был ожидать неудачи и непременно повторить мое намерение. Я и собираюсь повторить его в самом непродолжительном времени.

Пожалев о моей неудаче, позвольте пожелать Вам доброго здоровья и сказать — до свидания.

С истинным уважением и душевною преданностью.

Ваш П. Невежин.

Р. S. Марье Васильевне мое нижайшее по чтение.

Нижний.

15 Августа [1880?].

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Не посетуйте, что тревожу Вас просьбою. Приходится забыть свою щепетильность и говорить так, как не хотелось бы. По крайней мере, я утешаю себя тем, что обращаюсь к Вам т. е. человеку чуткому к чужой беде. Дело вот в чем. Я хочу получить авансом от Импер. театра за пьесу ‘На зыбкой почве’,¹⁶⁸ которая куплена у меня, но еще не играна, 500 р.— сумма эта пополняется 5—6 сборами, следовательно, дирекция ничем не рискует. Но чтобы получить нужные мне деньги, надо получить разрешение от Петрова. Александр Николаевич, прошу Вас не откажитесь помочь мне в этом деле и, выставив в нескольких теплых словах, положение драматического писателя, которых дирекция выразила желание поддерживать, замолвите за меня словечко и попросите Петрова не отказать мне. Если Вы будете так обязательны и не откажетесь способствовать успеху моей просьбы, то пришлите письмо ко мне, и я отвезу его сам в Петербург.

Еще раз прошу извинить за беспокойство. Может быть, когда-нибудь и я смогу быть хоть чем-нибудь полезным Вам.

С искренней преданностью и пожелав всего хорошего

Ваш П. Невежин.

P. S. Марье Васильевне мое глубочайшее почтение.

Москва. Кудринская Садовая, д. Сейделер.

16 Июня [1881-82?].

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Как Вы поживаете в вашем мирном уголке? Мы же тихо шумим! У Лентовского шибко шумят,— торгуем хлестко! В малом театре хотя и не раз задумывали ‘выгодные предприятия’, но народа для этого сбить не удалось, сошлись кое-кто из зевак — только и всего. Общее настроение в артистическом мире непоседное: кто вниз по матушке по Волге, кто в ‘Тыфлыс’…

Но получили ли Вы на кого-нибудь известия из Спб.? Что за невзгоды на нашу пьесу?¹⁰⁹Если есть какая-нибудь весточка сообщите. Бывший Спб, актер Алексеев — антрепренером в Рыбинске. У него же служит его дочь Кузьмина, которая просит разрешить ей поставить в бенефис ‘Василису Мелентьеву’. Если ее просьба вызывает любезное разрешение Ваше, то пришлите свое согласие Александру Алексеевичу Алексееву, на мое имя.

Адрес: Петровский парк Лозовский переулок, дача Паршина П. М. Н.

Пожелав Вам всего и всего хорошего — искренно преданный Вам

П. Невежин.

27 Мая [1881].

Марье Васильевне мое глубочайшее почтение.

Будьте добры, если не затруднит Вас, поторопитесь ответом.

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Не одно уже письмо к Вам было начато, но так и осталось в письменном столе. Причина очень простая. Хотелось выразить то, что передумал, поделиться тем, что набросано, а как только хочешь передать бумаге, так и явятся сомнения, недовольства и т. п. знаки препинания. Теперь решил явиться к вам заготовивши всякого строительного матерьяла вдоволь, а до тех пор не развлекать бесполезно и ваше внимание. Значит в конце июля — ваш гость. До тех нор меня удержат многие хлопоты и поездки на юг Руси.

Что сказать Вам новенького? Начав с себя, скажу, что женился, а продолжая про других, все люди театрального мира ходят понурые от избытка времени и недостатка капиталов. Грусть общая. Наступает новый сезон, и все остается по старому. Лентовский плывет в стороны — это его тащат карманы, куда он загребает свои десятки тысяч. Медведев грустит от безлюдья в ‘Семейном’. ¹⁷⁰ Никому он не платит, и все порядочные ушли. Был у него и человек-рыба, но по случаю безбожества нашедшего на православных, до рыбы, хотя теперь и пост, меньше стало охотников, и рыба принесла мало пользы. Официанты гурьбой стоят без дела и рады, если придется подать бутылку пива. Жаль Медведева! Буду готовиться к поездке к вам, очень подумывая об осени. Если же моя работа мне не полюбится самому, имею в виду некоторую комбинацию, о чем сообщу при свидании.

Затем позвольте пожелать здоровья и всего хорошего. Надеюсь, найдете минуту и черкнете несколько строк.

Уважающий и преданный душею

Ваш П. Невежин.

Р. Я.. Марье Васильевне мое нижайшее почтение.

Адрес: Новинский бульвар, д. Орлицкого.

18 Июля [1881].

Москва. 29 Июля.

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Видно до трех раз ничего не сделаешь! Второй раз ехал к Вам и неудачно. Доехал только до станции ‘Навки’ и вернулся назад. Выехал в Воскресенье в 4 часа, а в 6 погода до того переменилась, что я одолел н. с., прибегая к ним за медицинской помощью, но ни хина, ни мази, которые я добыл, не оказали помощи, и я из Навков вернулся назад, боясь слечь у Вас. И теперь билет от Навков до Кинешмы лежит на столе, как насмешка над моими удачами.

Очень хотелось быть у Вас, но поневоле отложил поездку до половины августа. Теперь посылаю рукопись, с которой Вы ознакомитесь к тому времени более. Пока же считаю нужным высказаться о тех затруднениях, о которых вы писали. Положение Адухина, как профессора, может быть без всякого ущерба изменено. Вы знаете, почему для меня это было нужно, но теперь, когда дело идет не столько об общественном вопросе, сколько о сценическом произведении, я смотрю иначе. Вместе с тем я полагал бы нужным удалить и всю денежную экспедицию ‘мужа’, а заменить ее более чистыми побуждениями. Предполагая предложить Вам эту пиесу, я тотчас же сделал и те изменения, о которых говорю. Поэтому я прилагаю и переделанный первый акт. Если для успеха дела Вы найдете нужным сделать мне какой-нибудь вопрос о каком-нибудь лице или положении, то я буду очень счастлив сообщить немедленно. Я с этими людьми не расстаюсь уже несколько лет, поэтому слишком хорошо с ними знаком.

Перед тем как ехать к вам, я был у Макшеева и звал его, но у него ‘дела’. Был у Садонского, чтобы взять ‘Гоцци’, который он обещал дать мне на время, чтобы доставить Вам, но экземпляр ‘затерялся’. Куплен же он кем-то из его знакомых Садовского в Париже и в Москве достать нигде нельзя.

Новостей нет, все перебираем старенькое. О том, что Садовская принята вы вероятно знаете. (800 ж[алованье] и 15 р. р[азовых]). Но неприятный случай, который с ней был, вам, вероятно, неизвестен: она выкинула. Вместо того, чтобы ехать, играть в Нижний, она слегла. Теперь поправляется.

Затем до свидания. Прошу передать Марье Васильевне благодарность за любезное приглашение и засвидетельствовать мое почтение.

Душевно преданный Ваш П. Невежин.

Москва. 29 Июля [1881].

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Как велика была моя уверенность, что я буду в Щелыкове, показывает то обстоятельство, что я все лето не поинтересовался спросить Вас, не встретилось ли еще какое-нибудь затруднение с пьесою. Но если я еще раз напомню, что я опекуном над четырьмя племянниками, у которых до крайности расстроенные дела в двух губерниях и не утверждено духовное завещание, и приходится по очереди возиться с каждым порознь, то все станет понятно… а тут встретилось еще затруднение? пришлось являться к военно-судебному следователю по делу о [не разборчиво], теперь ожидаю племянницу, которую пристроил на высшие женские курсы прикован!

Едва ли я пробуду до 26 сент. что для меня не только неприятно, но даже обидно. Дело в том, что ‘дело’, которое втягивает меня, начинается с 1 окт. и в Ростове, куда езды два дня, значит я должен буду уехать по крайней мере за неделю. Конечно, я не смею просить Вас ускорить дело вашего приезда в Москву, я еще не заслужил столько вашей любезности, что Вы ради меня измените ваше намерение, но это избавило бы и Вас от заочных переговоров со мною, которые почти всегда не удовлетворяют. Что касается меня, то я желаю этих переговоров лишь потому, что Вы этого желаете, и что дело может выиграть, хоть на маленькую крупицу. Относительно же того, что Вы как бы затрудняетесь без моего участия накладывать руку на некоторые сущности сюжета, то скажу Вам, мой дорогой учитель, что неизвестный Вам до сих пор ученик, теперь, как и всегда, верит, что каждая ваша строка будет украшением его скромного труда. Прошу считать эти слова вылившимися от сердца.

С Садовским виделся и категорически спросил о его намерениях. Сделал это потому, чтобы не вышло недоразумений. Он основательно ничего не знает.

Сожалею, что не могу исполнить вашего совета и задержать ‘Большие Замыслы’. Они уже отправлены в Комитет. Да я бы и не мог их задержать, так как ранее вашего письма связан был обещанием. Не могу ли узнать, почему Вы этого желали? Это меня до крайности интересует и беспокоит.

Малкиелевский театр, громко названный театром близь памятника Пушкина, заявил себя миру очень дурно. Обстановка богатая, хотя устройство вроде клубных театров. Но на этом хорошие качества и кончаются. Декоративная часть жалка, по небрежности, хотя тоже не бедна. Занавес постоянно устраивает сюрпризы: то покосится и не пойдет к верху, то зацепится и нейдет вниз. Шутки, смех, остроты… А ведь затрачено до 50 т. Что же касается исполнения пьес, то это уже ниже всякой критики. Пьесы рухают на пропалую. Недавно загубили ‘На всякого мудреца’ и ‘Дикарку’. На ‘мудреце’ я был. Что это было! Прошли три акта, ни улыбки ни апплодисмента. Вызывали только Чернову-Бларамберг — Мамаева, Калинович—Глумов не возможен. Отрадное явление представляли женщины. Чернова — Мамаева и Бороздина — Тарусина. Они были хороши. Но этого слишком мало. Теперь, кажется, сделан поворот к лучшему. Бурлака, который являлся в промежутках между трактирными трудами отдыхать на лоно восьмисот рублевого оклада, от режисерства устранили, и теперь ищут между ‘императорскими’ артистами вожака. Хочу советовать Вильде, как опытного дельца по кружку. Грустно, Александр Николаевич! Затевалось дело, как протест монополии, а теперь все видят, что сравнение даже невозможно. А цены? 1 ряд — 4 р.! 1 р. 50 только с 20 ряда. Что это такое? Писарева еще нет, его ждут на-днях и на него возлагают упования. Говорят даже, что он дольщик. Театр бывает на половину пуст, а ежемесячного расхода 14 т. Неужели дело загублено? На Малом театре играют в ‘Фофана’ Шпажинского. Актеры ругают, развращенная публика выражает удовольствие. Самарин все болеет, поэтому я бы просил Вас нельзя ли в ‘Блажи’ Лузинова отдать Грекову. Это будет вернее, и он ожидает, что Вы исполните свое обещание и не забудете его при распределении ролей. Из других слухов интересен один: о назначении Долгорукова министром

Двора, а к нам — Имеретинского. Дай бог! Бегичев обещал Ольге Осиповне, что как только это случится, она сейчас же будет представлена на оклад. И обещал даже это сделать через три недели. Верить ли?

И так, дорогой Александр Николаевич, позвольте надеяться, что если мне не удастся видеть Вас до моего отъезда, то напишите.

Пожелав вам от всей души всего хорошего, остаюсь искренно преданный

Ваш П. Невежин.

P. S. Марье Васильевне мое нижайшее почтение.

Москва. 14 Сентября [1881].

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Будьте так добры, известите, какие вы имеете сведения об участи ‘Старое по Новому’? Сам побывать не могу, расклеился окончательно.

Искренно преданный

Ваш П. Невежин.

15 Декабря [1881].

Москва. 7 Июня [1882].

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Тотчас по получении вашего письма поехал к Садовскому, но его целый день не было дома. Я просил сообщить и по почте сведения о [неразборчиво], но до сих пор один ответ на эту просьбу — молчание. Постараюсь увидеть его, узнаю и привезу.

Относительно работы скажу мало утешительного, по крайней мере, для меня. Я настолько ею недоволен, что считаю лучшим отложить до будущего, а взамен ее предлагаю Вам — так много похвал вызвавшую от вас — ‘В Койконе’, которую, если Вы примете в сотрудничество, немедленно пришлю, чтобы она не залежалась так же, как ‘Блажь’. Прошу поторопиться ответом, чтобы застать меня в Москве. Душою хочу быть теперь же у вас, но семейные обстоятельства таковы, что никак не выберешься. Но не думайте, что в нынешнем году может повториться прошлый.

В Пушкинском театре новость: Федотов режисером. Сборы — 50 р., жалованья не платят, актеры с легкими карманами, по случаю неплатежа жалованья, забыли все роли и играют неизвестно чьи пьесы. Суфлеры осипли, но по случаю хорошего резонанса в пустой зале их слышно публике довольно достаточно. Федотов при вступлении держал к актерам речь, призывая их к исполнению долга. Речь, кроме других достоинств, главное — имело то, что заставила актеров, упорно молчавших, удариться в мышление о кормлении соловьев баснями. Только по уходе рьяного режисера, Бурлак пустил ему вслед многозначительное изречение: ‘хороша бутылка, когда она с водкой, а коли она пуста, так ей всего пятак цена’. Что-то будет, что-то будет? Медведев закрыл лавочку. Дело идет уже на марки.

До свидания, дорогой Александр Николаевич. Марье Васильевне мое нижайшее почтение.

Душевно преданный Вам П. Невежин.

Многоуважаемый
Александр Николаевич.

Вчера видел у Садовских Губонина, который просил передать Вам, что он помнит свое слово, но ранее 1-го августа (он) об этом деле считает необходимым молчать для пользы дела.

Об отставке самого никто положительного ничего не знает, хотя в газетах уже есть слух о его выходе. С делами обращаются к Пчельникову. Все застыли, все в ажитации по поводу ‘окладов’. Видел Никулину, Вильде, Макшеева, но новостей никаких не узнал. Музиль в Москву не показывается. Греков, снявши у Бренко театр в Петр, парке, прогорает. Компаньон его Федотов доведет конечно и Ивана Николаевича до локтекусания. В одну неделю они понесли убытка около 600 р. Бренко же в последнем градусе умирания.

От Потехина получил холодное и до невероятности уклончивое письмо. Не знаю, что делать? Жду от вас словечка. Может быть Вам он разъяснит истинную причину. Я уверен, что сейчас же по получении ответа сообщите его мне. Мой ум окончательно омрачается. ‘Мученики Любви’, от которых все отворачиваются, с отвращением ставит, а другим хода нет. Ради бога, посоветуйте, что мне делать. Неужели переносить? В комитете о пьесе отозвались очень хорошо. Что вам известно о директоре: В Петербурге он или нет?

Простите за это горячечное письмо. Надломили меня. Успокоюсь, буду писать обстоятельнее.

Прошу передать мое нижайшее почтение Марье Васильевне.

С глубочайшим уважением и сердечною преданностью

Ваш П. Невежин.

12 Июня [1882?].

ПРИМЕЧАНИЯ

¹⁶³ ‘Блажь’, комедия в 4 действ., соч. А. Н. Островского и П. М. Невежина. ‘Отеч. записки’ 1881 г., кн. 3-я. Вышла отд. изд. у Рассохина, 1881 г.

¹⁶⁴ ‘Карьерист’, драма в 4 действ, и 5 картинах (3 действ, и 2 картинах), соч. И. Н. Ге. Дозволено цензурою Спб. 17 августа 1880 г.

¹⁶⁵ См. ниже письмо Потехина от 3 августа 1882 г.

¹⁶⁶ См. ниже письмо Потехина от 10 июля 1882 г.

¹⁶⁷ ‘Блажь’ (см. выше). Была сыграна на сцене Александринского театра в 1881 г. при следующем распределении ролей: Сарытова — Читау 1-я, Баркалов — Петипа, Ольга — Савина, Бондарова — Жулева, Бондаров — Нильский, Лидгунов — Давыдов и др.

¹⁶⁸ ‘На зыбкой почве’, комедия в 4 действ., напечатана отд. изд. М. 1882 г. Перепечатана в ‘Драматических сочинениях’, М. 1901 г., т. II, стр. 293 — 355.

¹⁶⁹ ‘Блажь’ (см. выше).

¹⁷⁰ Где помещался ‘Семейный сад’ в Москве, выяснить не удалось.

¹⁷¹ В письме Н. А. Некрасову из Твери 27 июня 1856 г. Островский, имея в виду фельетон В. Зотова в No 96 ‘Спб. ведомостей’, в котором утверждалось, что пьеса ‘Семейная картина’ написана Островским при участии Горева, сотрудничество которого упорно скрывается автором ‘Банкрута’ (‘Свои люди сочтемся’), писал: ‘Нет более возможности терпеть. Клеветы и оскорбления дошли до того, что я должен непременно отвечать. Наглость неслыханная’. Островский послал из Калязина в редакцию ‘Современника’ письмо от 4 июля 1856 г., где заявлял, что обвинение В. Р. Зотова — выдумка, что вопрос фельетониста, отчего под его пьесой, напечатанной в апрельской книжке ‘Современника’ 1856 г. (‘Семейная картина’), не подписано двух фамилий, подписанных будто бы под нею в No 60 ‘Московского городского листка’ 1847 г.,— ‘обвинение немаловажное’, но просил читателей справиться в 60 и 61 NoNo ‘Моск. городского листка’, есть ли там под его пьесой две фамилии. Это ‘Письмо в редакцию’ было напечатано в августовской книжке ‘Современника’ (т. VIII, отд. У, стр. 221). По тому же поводу Островский напечатал ‘Литературное объяснение’ в No 80 ‘Московских ведомостей’ (от 5 июля 1856 г.). Подробности этой газетной травли в эпизоде ‘Островский и Горев-Тарасенков’ рассказаны М. Д. Беляевым в сборнике ‘Памяти А. Н. Островского’ (Петроград 1923, стр. 70—88). Есть указание, что распространителем слухов об Островском, как плагиаторе, использовавшем для своих комедий материал ‘прогоревшего купца’ Тарасенкова, был А. А. Краевский. Слухи эти ходили в литературном мире задолго до письма Островского к Некрасову, как это видно из переписки Тургенева с II. В. Анненковым в ноябре 1853 г.

Невежин, Петр Михайлович

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также: