Л. Н. Толстой — об И. С. Тургеневе, Пыпин Александр Николаевич, Год: 1913

Время на прочтение: 4 минут(ы)

Л. Н. Толстой — объ И. С. Тургенев.
(Письмо къ А. Н. Пыпину).

Въ январ 1884 года Александръ Николаевичъ Пыпинъ обратился къ Льву Николаевичу Толстому съ слдующимъ письмомъ:

‘Милостивый Государь, Левъ Николаевичъ!

У меня есть къ Вамъ очень большая просьба, я просилъ ее предварительно передать Вамъ черезъ одного изъ московскихъ знакомыхъ, чтобы затмъ обратиться и самому къ Вамъ, но случившаяся болзнь глазъ до сихъ поръ мшала мн сдлать это послднее. Просьба эта относилась къ письмамъ Тургенева, Я хотлъ просить Васъ сообщить мн на короткое время т письма Тургенева къ Вамъ, какія у Васъ имются, и которыя могутъ представлять интересъ по отношенію къ тмъ или другимъ литературнымъ вопросамъ, Вашимъ и его литературнымъ мнніямъ, согласіямъ или спорамъ. Цль моей просьбы слдующая. У меня давно была мысль въ вид продолженія моихъ прежнихъ работъ остановиться на литератур конца 40-хъ и 50-хъ годовъ, тхъ годовъ, которые отчасти памятны мн и по собственнымъ воспоминаніямъ. Вамъ эти годы также очень хорошо памятны, къ нимъ относится начало Вашей дятельности, а также и первыя отношенія съ Тургеневымъ. Я не стану говорить Вамъ комплиментовъ, чтобы объяснять, что эта пора Вашихъ трудовъ и отношеній играетъ большую роль въ моихъ историческихъ представленіямъ о томъ, да и позднйшемъ времени, Вамъ и безъ того оно будетъ понятно. Свойство моего изложенія, быть можетъ, Вамъ не безызвстно,— предполагается чисто историческое, относящееся или, по крайней мр, всегда желающее относиться къ фактамъ спокойно и безпристрастно. Конечно, я считаю очень не безполезнымъ для массы общества, это обновленіе литературныхъ преданій.
Что касается употребленія того матеріала, который я надялся бы отъ Васъ получить, я моту сказать, что, кажется, хорошо понимаю ту границу, которая длитъ историческій интересъ отъ чисто личныхъ потребностей, для которыхъ еще нтъ мста въ печати. На этотъ послдній случай Вы могли бы дать, если понадобится, и прямыя указанія. Вмст, съ тмъ, я поручусь, конечно, и за полную сохранность матеріала, который возвратилъ бы (Вамъ въ самомъ непродолжительномъ времени, пересмотрвши его. Если бы Вы прибавили къ нему еще какія-нибудь фактическія разъясненія, это было бы для меня величайшимъ одолженіемъ.
Обращаясь теперь къ Вамъ, я позволю себ сдлать Вамъ еще вопросъ, относящійся уже не къ старин, а къ самой настоящей современности. Вамъ, вроятно, достаточно хорошо извстно, какой живйшій интересъ возбуждаютъ у всхъ, кому только извстно Ваше имя, Ваши новыя работы въ теченіе послднихъ годовъ. Он не являлись въ печати, но имли, несмотря на то. очень многихъ читателей. Я, какъ и очень многіе другіе, чрезвычайно сожаллъ, что этимъ произведеніямъ не суждено было до сихъ поръ явиться въ литератур общедоступной и вызвать отзывы общественной мысли и критики, которые, безъ сомннія. и для Васъ были бы любопытны въ большой степени. Многіе, конечно, не согласились бы съ Вашимъ взглядомъ на вещи, но всхъ глубоко интересовала и возбуждала самая постановка. высочайшихъ нравственныхъ, вопросовъ, которые Вы длали съ такой энергіей и смлостью. Къ судьб Вашихъ новыхъ трудовъ въ этой области и относится мой вопросъ. Въ какомъ положеніи относится дло о Вашемъ новомъ изданіи, которому даютъ названіе ‘нагорной проповди’? По слухамъ, Вы хотли предпринять печатаніе этого труда. Длается ли оно или уже сдлано и чмъ кончилось? Повторяю Вамъ, что это вопросъ не празднаго любопытства, а самаго живого участія, которое раздляется многими и многими.
Въ отвтъ на свою просьбу А. Н. Пыпинъ получилъ отъ Л. Н. слдующее письмо,

10 января 1881 г.

Александръ Николаевичъ!

Очень радъ случаю вступить съ Вами въ личныя сношенія. Я давно васъ знаю и уважаю. Письма Тургенева съ удовольствіемъ вамъ сообщу. Боюсь, что многихъ не найду. Я очень неряшливъ. Около масляницы поду въ деревню, и что разыщу, то пришлю вамъ. Секретовъ, т, е. такого, что бы я скрывалъ отъ другихъ, у меня нтъ никакихъ. И потому длайте изъ писемъ, что хотите. Теперь же посылаю одно письмо, которое мн здсь передала сестра. Мн кажется, что оно вамъ будетъ интересно. Сестра моя. гр. Марья Николаевна Толстая (Москва, гостиница Метрополь), была дружна съ Тургеневымъ: онъ полюбилъ меня по писаньямъ моимъ, познакомился съ ней прежде нашего знакомства, и писалъ ей обратитесь къ ней. У нея, кром этого письма, должны быть интересныя письма. Очень сочувствую вашей работ и очень интересуюсь ей. Я ничего не пишу о Тургенев, потому что слишкомъ много и все въ одной связи имю сказать о немъ. Я и всегда любилъ его, но посл его смерти только отмнилъ его, какъ слдуетъ. вренъ, что вы видите значеніе Тургенева въ томъ же, въ чемъ и я, и потому очень радуюсь вашей работ. Не могу, однако, удержаться не сказать то, что я думалъ о немъ. Главное въ немъ это его правдивость. По моему, въ каждомъ произведеніи словесномъ (включая и художественное) есть три фактора: 1) кто и какой человкъ говоритъ, 2) какъ?— хорошо или дурно онъ говоритъ, и 3) говоритъ ли онъ то, что думаетъ, и совершенно то, что думаетъ и чувствуетъ.— Различныя сочетанія этихъ 3-хъ факторовъ опредляютъ для меня вс произведенія мысли человческой. Тургеневъ прекрасный человкъ (не очень глубокій, очень слабый, но добрый, хорошій человкъ), который хорошо говоритъ всегда то самое, то, что онъ думаетъ и чувствуетъ. Рдко сходятся такъ благопріятно эти три фактора, и больше нельзя требовать отъ человка, и потому воздйствіе Тургенева на нашу литературу было самое хорошее и плодотворное. Онъ жилъ, искалъ и въ произведеніяхъ своихъ высказывалъ то, что онъ нашелъ — все, что нашелъ. Онъ не употреблялъ свой талантъ (умнье хорошо изображать) на то, чтобы скрывать свою душу, какъ это длали и длаютъ, а на то, чтобы всю ее выворотить наружу. Ему нечего было бояться. По-моему, въ его жизни и произведеніяхъ есть три фазиса: 1) вра въ красоту (женскую любовь — искусство). Это выражено во многихъ и многихъ его вещахъ, 2) сомнніе въ этомъ и сомнніе во всемъ. И это выражено и трогательно, и прелестно въ ‘Довольно’, и 3) не формулированная, какъ будто нарочно изъ боязни захватить ее (онъ самъ говоритъ гд-то, что сильно и дйствительно въ немъ только безсознательное), не формулированная, двигавшая имъ и въ жизни, и въ писаніяхъ, въ добро — любовь и самоотверженіе, выраженная всми его типами самоотверженныхъ и ярче, и прелестне всего въ ‘Донъ-кихот’, гд парадоксальность и особенность формы освобождала его отъ его стыдливости передъ ролью проповдника добра. Много еще хотлось бы сказать про него. Я очень жалю, что мн помшали говорить о немъ. Нынче первый день, что я не занять корректурами того, что я печатаю. Я вчера снесъ послднее въ топографію. Не могу себ представить, что сдлаетъ цензура. Пропустить нельзя. Не пропустить тоже, мн кажется, въ ихъ видахъ нельзя. Жму вамъ дружески руку.

Л. Толстой.

‘Современникъ’, кн. III, 1913 г.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека