Письма к А. Н. Островскому, Крылов Виктор Александрович, Год: 1886

Время на прочтение: 16 минут(ы)
Памятники литературного и общественного быта
Неизданные письма к А. Н. Островскому
М.—Л., ‘ACADEMIA’, 1932

Крылов, Виктор Александрович

1

Многоуважаемый
Александр Николаевич,

Вас, конечно, удивит мое письмецо, но в деле театра такова моя страсть, чтобы собраться и туда, куда не просят. По слухам, Ильинская, актриса, с которой я вас познакомил, будет по всей вероятности принята на Малый театр. Рекомендую ее Вам на будущий печальный, в деле Московского персонала, сезон. Если Вам нужна будет для новой пьесы актриса на веселую, молодую живую роль, с симпатичной светлой улыбкой, Вы найдете в новой актрисе и хорошую исполнительницу и самую добросовестную работницу. Я Вам это сообщаю потому,— что сколько мне пришлось последить за ней, именно эти стороны у ней особенно удачны,— стало быть наилучшим образом могут быть эксплуатируемы. — Посплетничал бы Вам и про другие новости театральные, но они до такой бесконечности безотрадны, что лучше не говорить. — За то в Петербурге, кажется, формируется что-то хоть несколько получше. Конечно, Вы, избалованный прежней московской труппой, на эти слова мои зло улыбнетесь, но все таки при помощи Новикова, Сазонова, Варламова, Савиной — и многих второстепенных — пьеса может продержаться. До свидания, дорогой, крепко жму Вашу руку и желаю Вам, прежде всего, спокойствия и здоровья, всем Вас любящих на радость и утешение. — Передайте мой поклон вашей супруге весь Ваш

Виктор Крылов. 113

[1878?]

2

Дорогой
Александр Николаевич,

Мне вчера Бурдин114 сообщил, что на бывшем собрании ему не признали переданного Турбиным голоса, потому-что де об этом не сообщено комитету, я было хотел, набравши голоса их, послать Вам, но, боясь проволочек, посылаю бланковое письмо. — Потрудитесь подписать его и тотчас переслать Бурдину — я потом и впишу, кто кому передает. — Нарочно все письмо писано мной, чтобы моей же рукой потом вписать и имена.

Жму Вашу руку
весь Ваш
В. Крылов.

[1880].

3

Многоуважаемый
Александр Николаевич,

Мне вчера Бурдин сообщил, что Вы ему писали, что не сочли возможным подписать присланное мною Вам заявление. — Я это сделал единственно из того, чтобы собрать больше голосов, как у нас с Вами был разговор. Здесь сделали придирку, что передача голосов должна быть сделана чрез комитет, и так как я надеялся получить несколько таких передаточных писем, кои и представил бы на собрание — то думал, что Вы мне доверите подпись Вашу на том бланке, что я Вам прислал, так как это только пустая ничтожная формальность, во избежание придирок разных Ашебергов и проч. — Я перевидал много членов здешних и уже о сю пору получил пяток доверенностей, большинство, вообще, вполне разумно смотрит на дело, сумбур вышел только по трем причинам 1) от присутствия двух — трех крикунов,— 2) от неясного понимания дела — и 3) главное — от всеобщего страшного недовольства Бурдиным. — Это последнее я заметил в разговоре со множеством членов. Я этого, конечно, Бурдину не сказал и Вас прошу не говорить, потому что это была бы для него неприятность бесцельная, но мне прямо многие указывали на это, делая упреки комитету. — Мне говорили: ‘Вы уверяете, что комитет отвечает за агента,— какая же ответственность, если комитету беспрестанно заявляют, что у Бурдина беспрестанные недоборы и недосмотры, а комитет не решается сменить Бурдина, ведь эта ответственность—пустое слово! и т. д. в этом роде. — Вот это и была причина, почему они выдумали отделение комитета. — Когда я объяснил, что Бурд. сам хочет уйти, и что комитет хочет просить Артемьева, то все успокоились. Относительно Фед. Алекс.: я стараюсь поступать елико возможно деликатно, ношусь с ним, как с сырым яйцом, тем более, что знаю, что он в душе — (ей богу, не знаю, за что) — чувствует ко мне величайшую неприязнь, по крайней мере, прежде это было и особенно теперь, вероятно, по болезни раздражителен. (Это тоже мне говорили другие, говоря об этом.) Я стараюсь быть любезным с ним, ну как только умею, но все таки направляю дело на то, чтоб он отказался. — Когда он говорит, что откажется, я поохаю с ним, но не уговариваю остаться, вчера он мне сказал, что не знает, кого предложить в агенты, и я ему прямо назвал Артемьева,— и это вышло совсем не оскорбительно, потому что я заявил, что Артемьев может легче всех нас справляться с антрепренерами, так как он служит в драматической цензуре Глав. упр. по д.[елам] печати, и от него зависит. — Я Вам все это пишу, чтобы вы знали настоящий смысл дела,— так-как я всеми силами хочу добиться разумных результатов, не оскорбляя никого, но и никому не поблажая. Я даже скажу больше: я очень хорошо знаю, что в начале деятельности общества Фед. Алекс, много бескорыстно работал, ездил в министерства и сенат,— но в последнее время, конечно, по болезни, был неряшлив и раздражителен, оттого и восстановил против себя. — На предстоящее собрание соберутся многие, ради меня, по моей просьбе.— Если удастся, я постараюсь, чтобы взятые мною доверенности были признаны действительными. Я раздам их людям сочувствующим. Но вот что главнее всего и что мне ужасно больно: Бурдин сказал мне, что Шпажинский не внес своего предложения, но что Вы ему не написали никаких причин — почему. — Сделайте такую божескую милость, сообщите, хоть опять чрез того же Бурдина, почему это. Мне помнится, Вы говорили, что внести предложение сами готовы (словесно-то), что только нужно его формулировать,— а между тем, никто его не внес. — Теперь я хотел бы знать — есть ли это просто случайность, или Вы почему-нибудь передумали. — Если Вы почему-нибудь передумали, то я не хотел бы итти в разлад с Вами, а если это случайность, то я внесу предложение.— Первое изменение необходимо до крайности и должно состоять в том, что только тот писатель — член, чья пьеса хоть на какой-нибудь публичной сцене исполнена. — Второе предложение Шпажинского, которое можно или так, как Вы бы хотели. — Я знаю, что для того право голоса, или так получивший более 500 р. имеет 2, а более 1000 р. три голоса — а больше трех никто. — Первое мне кажется справедливее. Напишите, пожалуйста, хоть опять чрез Бурдина, как Вы смотрите на это, и как Вы бы хотели. — Я знаю, что для того, чтоб обсуждать теперь, надо было внести в прошлое собрание, а внеся теперь, будут обсуждать только осенью. Но вопрос настолько важен, что, если можно, не постараетесь ли Вы обсуждать сейчас же, а в крайнем случае, пускай хоть до осени останется, только я все-таки предложу.
С нетерпением жду Вашего ответа.

Весь Ваш
В. Крылов.

Думаю, что на святой буду в Москве.
С.-Петерб., 5 углов, Троицкий пер., д. фон Галли, No 27, кв. 16.
[1880].

4

Многоуважаемый
Александр Николаевич,

Вам, вероятно, уже сообщили о собрании, которое на сей раз прошло благополучно. О подробностях говорить не буду, ибо чередом их, при свидании, так-как, во всяком случае, надеюсь застать Вас в Москву до отъезда Вашего в деревню. — Касательно предложения Шпажинского и доверенности, я сделал, как Вы мне писали, не подавал ни того, ни другого. И в комитет думаю подать, только заранее обо всем подробно перетолковавши с Вами. — Личный переговор, конечно, всегда лучше, а то какое-нибудь неясное слово в письме всегда может подать повод к неверной мысли.
Насчет Бурдина и вообще агентуры тоже буду говорить с Вами при свидании. Мне самому нисколько не было бы желательно, чтоб его сменили насильно, это оскорбительно — и многие на собрании могли бы засвидетельствовать, что я поминал его прежние заслуги, когда он ездил по сенатам и проч. — для нас безвозмездно. Потому мне бы и не очень хотелось, чтоб его уличили в пропусках и неряшестве, какая же ему тут радость, а он и сам сознается, что, вероятно, пропуски были. Ей богу, мне его от души жаль, но он положительно больной человек — и глуховат очень и рассеян и сонлив, не говоря уже о ногах. Надо как-нибудь помочь ему и спасти от неприятностей, на которые он может наткнуться каждый день. — Все это подробно при свиданьи, я повидаю и его и Артемьева, может быть, можно будет иметь двух агентов, как уже и был о том разговор на собраньи.

До свиданья
Крепко жму Вашу руку
Душевно преданный
Ваш В. Крылов.

[1880].

5

Дорогой и многоуважаемый
Александр Николаевич,

Прежде всего, как Вам не грех делать такие приписки: ‘я никогда ни о чем не просил Вас лично для себя’ — Неужели же Вы до сих пор меня все еще так мало знаете. Конечно, не просил, я это очень хорошо знаю, и от души об этом жалею, потому что редко кому я был бы готов так охотно услужить, как именно Вам,— и поверьте не настолько я мелочный человек, что еслиб Вы мне когда-нибудь и доставили это счастье, я бы дал Вам хоть малейший повод в этом раскаяться. Конечно, не для себя лично, а для дела, но ведь ради чего же хлопочу и я. — Не так же уж мне дорого это вздорное предложение, чтобы считать это личным вопросом, да и будь это только моя единичная личная выгода, я бы и предлагать не стал. Вы знаете, что об этом мы спорили неоднократно, и я только тогда решился пустить в ход вопрос, когда заметил, что Вы в этом со мной солидарны. Ради этой солидарности я только и говорил о поддержке в Москве предложения, ибо этой солидарностью я очень дорожу и стараюсь, по возможности, ее держаться ‘в общем деле. А Вы это называете упреками и попреками, да еще говорите, что ведете дело честно, кто же и когда мог в этом самым отдаленнейшим образом сомневаться. Ужасно жаль, что меня не было на собрании, чтоб остановить поток ненужной воды, которой Боборыкин затопил собрание. Я очень хорошо понимаю, что Вы по своему положению и не должны входить в большие препирательства со всяким, но я все-таки не могу не поставить в укор собранию, что его мог увлечь трезвон юродивого, против ясно Вами высказанного мнения. В числе таковых, напр., я встречаю (в ‘Нов. врем.’) Садовского. Если это правда, то оно ужасно глупо. 2-я часть предложения касалась именно, между прочим, его, и за него говорили, ибо он тоже работал за лишние деньги по заказу Лентовскому. — Я менее чем кто-нибудь желал бы, чтоб председатель действовал против устава, но простите меня, я никак не могу согласиться, что по уставу требовалось большинство %. — Если б это было так, я бы не сделал предложения, ибо оно было бы бесцельно. Изменение устава пришлось бы вносить в министерство, а к чему же это делать теперь, когда весь устав будет пересматриваться. — Вы, вероятно, помните, что этот вопрос подымался (вопр. о 2/3) в том последнем заседании комитета, в коем сделано предложение — (при ревиз. комис.) — Обратите внимание на 8 ї устава. Там прямо сказано: автор — обязан право свое разрешать представления — передать Обществу на установленных обществом условиях. Это последнее мы и положили в основу того правила — (утвержденного простым большинством общего собр.), по которому, без особого разрешения автора, не позволяем в столицах играть неигранные на имп. сцене пьесы. Если это постановление простым больш. и устав не меняет, то и мое предложение тоже, ибо эти два требования: не ставить новых и не ставить игранных полгода — без назв. авт. — совершенно тождественны.— Я это тогда указывал комитету и, если припомните, комитет с этим согласился. Вот эта половина моего предложения во всяком случае решалась простым большинством. Касательно 2-й половины, это конечно дело стилистики. Я полагал, что мою редакцию можно объяснить так: что касательно новых неигранных пьес комитет, продолжая по уставу распоряжаться, дает авторам позволение входить в особое соглашение. — Пожалуй, если хотите, можно было редактировать лучше, именно: предоставить комитету право, в случае желания антрепренеров и авторов, установлять между ними особые соглашения касательно неигранных в столице пьес. Но главный вздор тут состоит в том, что прошло ли предложение или нет, все таки это делаться будет, и тот же оспаривающий предложение Садовский будет за особые деньги работать на Лентовского, а Бобор., которого ‘Сытых’ 115 не взяла Бренко, будет со злобы осуждать Шпажинского и Аверкиева за то, что они отдали новые пьесы не Малому театру, а ей. — А я бы, между прочим, от души порадовался бы, еслиб и Вы что-нибудь новое дали Бренко,— и я бы охотно дал, конечно и Вы на тех же особенных условиях, которые бы сделали нечувствительным ущерб от ухода иной пьесы с Малого театра. Впрочем, это все между делом. Возвращаясь к сказанному, я все таки думаю, что и по уставу надо было взять обыкновенное большинство и боясь, чтоб какая-нибудь обиженная за Петерб. собр. газетка не подхватила это. Им ведь писать теперь нечего. Посмотрите, как пошло фельетонист ‘Нового Времени’ описал собрание, он так приступает к этому описанию, словно облизывается, предвкушая жевать грязь. — А все и дело-то пустое и предложение-то только между прочим. На Шпажинского мне досадно, неужели так трудно отстаивать то, что ясно сознаешь. Итак, пока до свиданья, надеюсь, что это письмо застанет Марью Васильевну вполне здоровой, потрудитесь передать ей мой поклон. — Я пока в Москву не собираюсь, и если Вам что нужно здесь, только приказывайте. О театре сферы правительственные повидимому совсем забыли, не до него. Будут ли какие перемены, никто не знает, актеры ноют и входят в долги. — Крепко жму Вашу руку с самым искренним желанием пользоваться Вашим доверием и добрым расположением.

Виктор Крылов.

[1881].

6

Многоуважаемый
Александр Николаевич,

Сегодня в телеграммах ‘Голоса’ напечатано: ‘Вчера в общ. собр. драмат. пис. разрешен вопрос, обсуждавшийся в петерб. отделении общества. Местные члены общест. — Крылов и Шпажинск. — внесли предложение о предоставлении авторам драмат. произведений права на получение вознаграждения с антрепренеров частных театров сверх взимаемой с них комитетом общества платы за каждый акт драматических представлений. В собр. петерб. членов. общ. предложение это было принято, в общем же собрании оно не получило требуемых по закону двух третей голосов. Таким образом, предложение считается отвергнутым. Судя по бывшим по этому поводу прениям, предложение отвергнуто, как стеснительное для развития частных театров’.
Будьте так добры, тотчас же написать мне, что это значит, ибо я по этому поводу непременно напечатаю объяснение. — Вам очень хорошо известно, что наше предложение % не требовало — оно состояло из двух положений: 1) чтоб авторы могли не позволять впродолжение 6 месяцев, после 1-го представ, в столице, повторять пьесу на других столичных театрах,— 2) чтобы комитет имел право дозволять авторам входить в особые соглашения с антрепренерами столичных театров по поводу нигде не игранных пьес. Как первое, так и второе — есть соглашение общ. с антрепренерами, а не изменение устава, стало быть должно решаться простым большинством, стало быть если оно решалось %, то это беззаконно, и по этому надо будет потребовать экстренного собрания, чтоб осудить это.
Я вообще с великим нетерпением жду Вашего ответа. — Вам хорошо известно, как я принимаю участие в делах общества, как по нескольку раз езжу к Вам, чтоб договориться обо всем, спрашиваю, чтоб не ошибиться, а сделать все, согласно общим интересам и Вашей опытности, нарочно еду в Петерб., чтобы все нужное отстоять и добиваюсь здесь того, что нужно одним путем убеждения. Вы мне постоянно толкуете, что в Москве собрание состоит из людей понимающих и потому согласных с Вами, что Вы за Москву во многом можете поручиться, а между тем ни Ваше громкое имя, ни Ваш авторитет не может влиять, чтоб провести, собственно даже не особенно важное предложение, только потому, что оно принято в Петербурге. — Этот тупой антагонизм Москвы по истине удивителен,— как же иначе назвать оспаривание предложения, принятого здесь почти единогласно и поддерживаемого Вами и комитетом. — Разве, если Вы сами отказались от него, но этого я никак не могу предположить. Мы с Вами долго спорили об нем, и если бы я не видел, что Вы на него согласны (вы даже в таком виде замечание комитета, поставили), я бы предложения не сделал. — Несчастное отечество — где даже маленькое общество писателей не может договориться, чтоб не делать друг другу пакостей и не печатать вздорных телеграмм, вы знаете, как я сам осуждаю Петерб. собр., когда оно комитету делает тормоз и неприятности, как отстаиваю здесь комитет — я ждал от Вас того же в Москве. — Я в каждом вопросе справляюсь с Вами, чтобы выработать некоторую солидарность и уже ее отстаивать,— а то, что я предлагаю и с чем Вы соглашаетесь, Вы отстоять не можете. — Вы говорите, общество разваливается, да как ему не разваливаться, когда мы нашим маленьким кружком людей более заинтересованных не можем помогать друг другу.
Жду с нетерпением Вашего письма, ибо, повторяю, буду обстоятельно печатать об этом.

Ваш слуга.
В. Крылов.

Троицкий пер., д. No 27, кв. 16.
[Сбоку вдоль стр.]
Главное не могу понять, каким образом допущено незаконное голосование.
[1881].

7

Дорогой Александр Николаевич.
Ну, наше собрание прошло довольно благополучно, хотя крику и споров было много, и мы разошлись в 12-м часу.— История с ходатайством о театре особенно возбудила споры, и как я не говорил, они остались при своем — именно: что комитет (в принципе, не входя в обсуждение личного состава) не может вчинить такого дела, не спросясь, ибо иначе другой комитет, пожалуй, и мелочную лавочку откроет. Когда я говорил, что огласка помешала бы, мне указали, что и без огласки, ничего не добились. И в уставе мол нет разрешения вчинить такое дело.— Это и кое-какие другие заметки сделали, что выбирать стали комитет баллотировкой, а не единогласно, как бывало.— При этом я, конечно, перед баллотировкой прямо указывал на лиц, необходимых, оттого, как увидите, баллотировка все таки вышла хороша. Вас только трое не признали председателем из 26.— Майкова, Кондратьева и Шпажинского выбрали.— Но больше всего обидно за Родиславского,— хотя его и выбрали, но значительно меньшим числом голосов, чем Кондратьева. Я боюсь, что он тут усмотрит для себя и оскорбление и желание его спихнуть.— Направьте, если можно выборы так, чтобы Москва вся была за него, его оскорблять просто и стыд и грех. Тоже, сколько я не говорил о Цветкове, я ему мало мог добыть голосов, и потому надо бы Москве поправить это дело.— Таким образом, комитет сладите из Вас, Родисл., Цветкова, Майкова, Мещерского,— а вместо Кашперова и Чаева войдут Шпажинекий и Кондратьев.— Комисия устава выбрана, как мы хотели.— 12 человек высказались в пользу принятия мнений членов до 1 дек., но 14 — до 1 окт.— стало быть, Москва оставит, как и надо, до 1 окт. За сим по общественным делам больше сказать нечего — крепко жму вашу руку.

Ваш
В. Крылов.

5 углов, Троицкий пер. д. 27, кв. 16.
[1881].

8

Многоуважаемый
Александр Николаевич,

Согласно нашему решению я пригласил к Вам Шпажинского на Пятницу 7 часов вечера. Ему день был немножко неудобен, но я моею назойливостью заставил отложить все другие дела, чтоб заняться этим. И потому прошу ожидать нас и уж не изменить сему дню.

Весь ваш
В. Крылов.

[1882?].

9

Ну, уж не знаю, многоуважаемый Александр Николаевич, будете ли Вы довольны нашим собранием. Я сделал все, что мог.— Собрание было не столько бурно, сколько погано, благодаря присутствию Боборыкина, которого мне два раза пришлось резко остановить в его довольно скверных выражениях, касательно комитета.— Конечно, он смолкал, но пыжился, краснел и пыхтел — какой это вредный, всякому делу неприятный, человек.— Существенного только два неприятных вопроса — 1) что 12 дураков, отстраня прибавку с. к ст. 5 и касательно передачи голосов в Пет., постарайтесь в Москве поправить дело, для сего я шлю Вам доверенность Плещеева,— постараюсь прислать еще на чье-нибудь имя — кого-нибудь. Касательн о наших денег в Имп. Театре, никакого толку до сих пор добиться не могу —директор в Москве, здесь все тянут, а Потехин все только говорит, чтоб к нему обращались.— На днях буду справляться и опишу Вам и буду настаивать на Вашем деле и на своем, я и своих денег не добьюсь.
До свиданья, жму Вашу руку, поклон всем.— Я на 4-й недел[и] не буду, на Ваше собрание не приеду, а приеду прямо на страстной недели.

Ваш В. Крылов.

[1883].

10

Добрейший Александр Николаевич,
Спешу известить Вас о том, что впрочем, вероятно, Вы уже знаете. Министр утвердил Ваше ходатайство, авторам за старые пьесы будут выдавать 2% с акта бед всякого требования неисполнения на частных сценах: — В Московской конторе теперь уже получено это распоряжение, и потому Вам стоит только обратиться в Московскую контору, сделать должное заявление и потребовать деньги.
Вчера я смотрел здесь Вашего Красавца 116 — (в Москве не видал) — пьеса идет очень гладко и делает полные сборы. Я горько сетовал на убогость критики, которая по поводу пьесы могла бы многое сказать интересного, живого,— но так близорука, так все меряет на свой фальшивый аршин,— так чужда интересов общих, что соратников от нее никогда не жди.

До свидания, жму руку
Виктор Крылов.

[1883].

11

Спешу по делу и потому пишу только вкратце, как обещал. Постановление комитета принято во всех пунктах единогласно. 23 члена. Но мое предложение относительно пенсии провалилось.
Высказались.
10 голосов за выдачу пенсии процентно с валового сбора —
3 голоса за 3 %%
6 4%
1 за 5%
10 голосов высказались за определенную сумму — ежегодную.
Размер ее —
1 голос 1200 р.
8 — 1500 р!
1 — 2000 р.
Я остался один при своем мнении.
Крепко жму руку, на днях буду писать подробнее о других вещах, о чем просит меня Артемьев. Собрание окончилось скоро — таким образом и расхода на чай не было.

Ваш
В. Крылов.

[1884].

12

2 Марта, 1884 г.

Многоуважаемый
Александр Николаевич,

Будьте любезны, тотчас по получении сего письма, напишите мне, кого, по вашему мнению, надо выбирать в комитет сверх тех, кто в нем сидит. Теперь кандидатами я и Тарновский который вообще не очень желателен—очень вероятно, выйдет и Родиславский, следовательно, надо иметь кого-нибудь в виду. Я пересмотрел весь список и теряюсь — наметил себя, Музиля — и Матерна, которого лично знаю,— и он богатый человек.— Теперь он в худых руках, но он может попасть и в хорошие.— В Москве готовится борьба.— Я здесь буду присутствовать в собрании и тотчас приеду в Москву. Ужасно жаль, что нет человека, который бы присматривался к делу,— а все только совещательные члены.
Итак, пока до свиданья, собранье будет во вторник, ко вторнику могу Ваше письмо получить.

Ваш
В. Крылов.

13

5 Марта — Вторник. 1885
С.-Петербург.
Мне очень больно Вам высказать — многоуважаемый Александр Николаевич, что Ваше письмо меня тоже очень удивило.— Нет, что там не говори, Вы никогда не будете смотреть на меня с должным доверием и до самой могилы моей будете прислушиваться ко всяким сплетням про меня, старающимся хоть какую-нибудь тень набросить на мою искренность, добродушие и прямоту.— Мне было очень неприятно прочитать в Вашем письме, что ‘Вы ужь слышали, что я хочу провести в комитет Матерна’.— Как это слово провести звучит ‘окольным путем’ — и как это не похоже на меня — всегда идущего по прямой дороге.— Конечно, то, что Вы слышали, был чистый вздор.— Во первых, я в делах общества не действую никогда помимо Вас и Кондратьева, всегда с Вами советуюсь.— Господи, силы небесные, пора в этом убедиться.— Стало быть, еслиб желал, что проводить, то прежде всего сказал бы Вам, и Вы от меня бы об том слышали, а не от посторонних. Вот откуда вышло мое письмо: — ко мне пришел Алексей Ник. Плещеев с письмом из Москвы. Ему писали, что в Москве собирается партия обновить комитет — и предлагают помочь им, представляя своих кандидатов. Оставляя Вас и Майкова,— новыми членами предлагали — в первую голову, меня, потом Нем.-Данченко, Тарновского, Матерна, Гриднина и друг., не помню, кажется, Невежина и т. п.— Я, конечно, сказал, что это вздор и просил и его и Вейнберга быть на собрании. так как предполагал, что и другие члены Петербургские получили такие же предложения.— Но тут вспомнил о выборах, взял у Крюковского список членов и стал просматривать, кого взять в кандидаты и на место Родиславского, который, как я знаю, тормозит дело. Оттого тотчас и написал Вам.— Матерн только тут мне пришел в голову, и хоть я знаю, что он водится с Тарновским, но так как он юноша скромный и богатый, я думал, может быть он и годится, когда будет в других руках. Литерат. ценз тут ничего не значит, у нас первый работник Кондратьев — не литератор. Мы так бедны людьми. Но, когда мне пришло в голову, я тотчас написал Вам. А Вы, вместо простого мнения, как я ждал, делаете мне намеки о каком-то желании провести — кто это Вам сказал? интересно взглянуть.— Я и не думал о Матерне, пока не пришел Плещеев.
Не распространяясь дальше о всех, тому подобных недовериях,— сообщаю о собрании.
Я только-что вернулся домой из немецкого клуба, где оно состоялось.— Было 20 членов — я был избран предс. без баллотировки, единогласно. По прочтении докладов решено благодарить комитет.— При избрании комитета, Вас, Майкова и Кондратьева решено не балотировать, а прямо открыто подать за Вас голоса всех присутствующих членов.
Относительно остальных наибольшее количество голосов получили: Цветков 20, я 19, Кашперов 18, Родиславский 16, Шпажинский 15, Музиль 10, Юрьев 5, Садов. 5, Чаев 4, Невеж. 3 — Сумбатов 1.
В ревизионную комиссию больше всего получил голосов Крюковский, заявивший, что готов ехать в Москву,— 15, Андреев — 15, Невеж. — 11, Чаев — 10, Юрьев — 6, Музиль — 6 и прч.—
Судьями на Гриб, премию Вы, вероятно, останетесь недовольны — но как Вам угодно, они, не в пример, лучше избранных в прошлом году и было бы очень приятно, чтобы они и в Москве были избраны — это — Константин Арсеньев,— Орест Миллер, Спасович, Незеленов, Пыпин и Григорович. Спасович и Арсеньев очень любят театр, особенно первый и страстно интересуются литер. критикой,— которой не мало посвятили трудов. После завтра, в четверг, т. е. когда Вы получите это письмо, я выезжаю в Москву и сам привезу бумаги и буду совещательным членом на собрании — или достаньте мне чужой голос. А пока до свиданья — Крепко жму Вашу руку и желаю Вам здоровья прежде всего — остальное все само явится, только бы здоровье.

Ваш
В. Крылов.

Письмо в роде того, какое получил Плещеев, получили многие, и я принужден был по этому поводу сказать несколько слов перед выборами.

15

Многоуважаемый
Александр Николаевич,

Я в Москве уже полторы недели и желал бы с Вами по прежнему повидаться и побеседовать, но я очень подозрительный человек и постоянно боюсь показаться назойливым. Ужь одна мысль, что с тех пор, как Вы стали нашим начальством, Вас кругом осаждает всякий народ, приводит меня в великое сомненье, и потому, я не иду к Вам зря, тем более, что Вы сами никогда на это желания не изъявляли.
Если же Вы тоже не прочь со мной повидаться, будьте любезны сообщить мне с посланным, когда бы у Вас выбралось на это полчаса свободного времени?

Вам преданный
Виктор Крылов.

5 Апр., 1886.
С Понедельника я свободен, когда угодно.

14

13 Янв. [1886]

Многоуважаемый
Александр Николаевич,

Я получил от Черневского письмо, в коем он заявляет мне, что мой ‘Баловень’ — в Москве на 4 предст. дал 460 р. сбору, и что вследствие этого он не рискует более предлагать Вам ставить пьесу на репертуар. Таким образом, преследовавшая меня рука прежней дирекции отразилась даже за пределы ее полномочия. Погожев не только впродолжении целого сезона не поставил ни одной моей пьесы, хотя имел под рукой репертуарную ‘Надю Муранову’,— он спутал первое представление ‘Баловня’,— ставя его утром так, что репертуар менялся, и публика путалась,— самые репетиции производились с недельными промежутками. Конечно, это только способствовало печальной судьбе моей пьесы, главная же причина тут та, что, как мы и говорили, публика приучена смотреть только любимцев. Я слишком рискнул, понадеявшись на пьесу, которая сыграна прекрасно, но не звучит главными приманчивыми именами актеров. Я далек от того, чтобы предлагать Вам насиловать публику в ущерб Дирекции, но мне бы думалось, что совершенно отступить перед ее равнодушием к таким актерам, как Никулина, Макшеев, Музиль, Райская, Южин и проч.— и бросить пьесу, было бы не совсем справедливо. Я на своем веку видал случаи и мог бы указать на них, как пьеса, сделавшая около 500 р. на 4 представление, потом продержалась не один сезон.— Та публика, которая собирается на ‘Баловня’ — смеется и аплодирует, стало быть, главная причина в недоверии.— Если ‘Баловень’ не опирается на особенно излюбленных актеров, можно бы ему дать опереться на что-нибудь другое, чтоб действовать против недоверия.— Поставить пьесу тоже с небольшой комедией или поставить в праздник. Не предрешая ничего и не прося ничего, я, во всяком случае, думал бы, что нельзя пьесу совсем снять с репертуара, не давши ей хоть одного воскресенья и одного вечера на маслянице. Поддерживая такую пьесу, поддерживаешь играющих в ней актеров и, право, при всей скромности, не могу же я думать, что тут я один виноват. Каковы бы ни были актеры и публика в Петербурге, нельзя же думать, что между ими и Московскими такая громадная разница, что пьеса сделала здесь 18 полных сборов, а в Москве после 4-го ее уже не дают.— Разница слишком громадна, чтоб не заподозрить тут причин посторонних, лежащих в аномалии всего театрального дела. Если не бороться с этой аномалией, а покориться ей, будешь всегда зависеть от случайностей.— За мои 20 слишком лет работы для сцены, единственного моего дела, я никогда такого положения и ожидать не мог.
Повторяю — ничего не прося, предоставляю все изложенные здесь соображения и вообще мою деятельность на Ваше благое усмотрение, вполне веруя, что прежнее театральное дело должно вернуться в Москву под Вашим руководством.

Искренно Вам преданный
Виктор Крылов.

ПРИМЕЧАНИЯ

113 Письмо может быть датировано 1880 г. (см. ‘Островский и Бурдин’, 1923 г., стр. 490).
114 Письмо относится к маю 1880 г. (см. ‘Островский и Бурдин’, 1923 г., стр. 490).
115 ‘Сытые’, комедия в 5 действ. (‘Слово’, 1879 г., No 11).
116 ‘Красавец-мужчина’. Пьеса впервые представлена в Александрийском театре 6 января 1883 г.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека