Письма из Персии, Белозерский Евгений Михайлович, Год: 1886

Время на прочтение: 107 минут(ы)

Евгеній Блозерскій.

ПИСЬМА ИЗЪ ПЕРСІИ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Военная Типографія, въ зданіи Главнаго Штаба.
1886.

ПИСЬМА ИЗЪ ПЕРСІИ ОТЪ БАКУ ДО ИСПАГАНИ
1885-86 г.

Е. Блозерскаго.

Путь отъ Москвы до Баку настолько извстенъ, что я не буду описывать его, но, прежде чмъ начать говорить о Персіи, мимоходомъ скажу нсколько словъ о Баку, самомъ важномъ торговомъ пункт на Каспійскомъ мор, который иностранцы называютъ ‘Прикаспійской Марселью’. Городъ Баку, безспорно, одинъ изъ самыхъ красивыхъ приморскихъ городовъ Россіи, живописно расположенъ по береговому склону залива Каспійскаго моря, своими довольно высокими, сдланными изъ мстнаго сраго камня домами, онъ уже издали привлекаетъ къ себ вниманіе путешественника, а цлая масса плавающихъ и стоящихъ на якоряхъ судовъ и пароходовъ разныхъ размровъ и величинъ придаютъ ему какой-то очаровательный видъ. Только что нашъ пароходъ ‘Михаилъ’, замчательный своей качкостью, прекраснымъ ходомъ, чистотой и донельзя грубымъ капитаномъ г. Михельсономъ, причалилъ къ пристани, какъ громадная орда загорлыхъ и оборванныхъ персіянъ-носильщиковъ волной хлынула на палубу и внутрь парохода и просто силой начала рвать багажъ изъ рукъ пассажировъ, которые отбивались какъ могли и съ яростью защищали свои пожитки. Оффиціанты съ парохода и прислуга толкали персіянъ въ шею, въ воздух стояли крики и брань самаго крпкаго свойства. Мы сейчасъ почувствовали, что прибыли въ Азію. Персіяне, заполонивши наши чемоданы, потащили ихъ на себ въ гостинницы, а мы волей-неволей пошли за ними пшкомъ. Вотъ ужъ правда-то, что городъ, то норовъ. Баку безспорно персидскаго происхожденія и значитъ ‘отъ втра разрушающійся’ (бадъ-куба — бадъ-ку — баку). Въ немъ безспорно главное мстопребываніе богатыхъ персидскихъ купцовъ и средоточіе персидской торговли. Масса бакинскихъ домовладльцевъ — персіяне, что очень дурно отзывается на городскомъ хозяйств: составляя большинство гласныхъ, они упорно и систематически мшаютъ проведенію очень важныхъ мропріятій думы. Напримръ, извстно, сколько времени тянулся вопросъ о мостовыхъ, теперь впрочемъ благополучно разршенный, а вопросъ о водопровод тянется до сихъ поръ, хотя городъ положительно безъ воды, значитъ, и безъ должной чистоты и растительности. Конечно, не трудно догадаться, насколько это полезно для города въ гигіеническомъ отношеніи.
Нельзя не сказать нсколькихъ словъ похвалы бакинской набережной, которая могла бы служить украшеніемъ любого города Россіи. Гуляя по ней, невольно останавливаешься на одной высокой башн, которая теперь обращена въ маякъ и съ которой связано интересное преданіе объ одномъ хан и его дочери прекрасной Гюльнар. Я думаю, что не утомлю читателя, если передамъ это преданіе. Одинъ ханъ имлъ дочь, прекрасную Гюльнару, которая была хороша отъ рожденія и съ каждымъ годомъ хорошла еще боле. Ханъ-отецъ влюбился въ нее, влюбился той ‘ безумной старческой страстью, которая, какъ послдняя вспышка огня на пожар, тмъ и опасна, что послдняя. Старикъ пробовалъ сблизиться съ дочерью, но она была непреклонна. Неудача еще больше разжигала страсть отца, онъ терялъ самообладаніе и наконецъ сдлался до такой степени назойливъ, что Гюльнара видла необходимость на что-нибудь ршиться, чтобы выиграть время, она придумала хитрость.
— Отецъ, сказала она: построй мн такую башню, въ которой я была бы одна и куда никто не смлъ бы имть доступа.
Старикъ объяснилъ это въ свою пользу, былъ въ восторг и сейчасъ же веллъ выстроить башню въ нкоторомъ разстояніи отъ берега моря, такъ чтобы къ ней нужно было подъзжать въ лодк. Башня начала подниматься изъ воды и расти въ высь, а ханъ радовался и мллъ отъ ожиданія. Наконецъ, башня готова и прекрасная Гюльнара переселилась въ нее. Нетерпливый старикъ поспшилъ пріхать къ своей дочери, отпустилъ лодку и съ юношескимъ замираніемъ сердца, предвкушая сладость счастья, поднялся по лстниц на верхъ башни въ свтлицу Гюльнары. Когда послдняя увидала новыя настоянія своего отца, она открыла окно на море и сказала:
— ‘Нтъ, отецъ, не видать теб своей Гюльнары’, и бросилась въ море. Такъ погибла прекрасная, чистая Гюльнара и своей ршительной смертью увковчила свое имя въ памяти потомства.
Съ правой стороны Баку, въ верст разстоянія, находится такъ называемый ‘Черный городъ’, гд обработывается нефть, идущая по чугуннымъ трубамъ изъ Балаханы, за восемь верстъ отъ города. Когда втеръ со стороны Чернаго города, то въ Баку положительно дышать нельзя отъ дыму.
Быть въ Баку и не побывать на нефтяныхъ колодцахъ равняется преступленію. Поэтому я былъ особенно радъ, получивъ приглашеніе отъ одного персидскаго генерала похать съ нимъ компаніей на заводъ Кокорева въ Сураханы и оттуда въ Балаханы. Въ то время уже начался самый строгій мусульманскій постъ ‘рамазанъ’, строго запрещающій пребывающимъ дома мусульманамъ самыя незначительныя излишества въ пищ, но тотъ же постъ за то разршаетъ все, даже вино, путешествующимъ правоврнымъ. Подъ такимъ-то предлогомъ персидскій генералъ и совершилъ путешествіе изъ Тифлиса въ Баку по желзной дорог и, конечно, посл того, во имя Магомета, уже не стснялъ себя дой и питіемъ. Поздка на заводъ устроилась весьма кстати. Дорога туда дурна и не интересна. На завод очень обязательно и наглядно объяснили намъ постепенную переработку нефти въ бензинъ и керосинъ. Когда вы възжаете на первый дворъ завода, то видите, что изъ желзной трубы въ четверть діаметромъ, обложенной грудой каменьевъ, сопаетъ громадными языками пламя: это горитъ газъ, идущій изъ-подъ земли и почти никогда не угасающій.
На второмъ двор завода находится заброшенный теперь храмъ огнепоклонниковъ. Самьтй храмъ — невысокое одноэтажное зданіе, состоитъ изъ маленькихъ келій, каждая съ двумя кирпичными ложами — и больше ничего. Одна келья побольше и въ ней-то совершали обрядъ богослуженія два послдніе огнепоклонника, прибывшіе въ Баку въ начал 80-хъ годовъ изъ Индіи, но высланные полиціей за безписьменность… По средин двора довольно высокая бесдка съ пятью колоннами, съ выпуклой крышей и трезубцемъ на ней. Внутри этой бесдки квадратное углубленіе съ чугунными трубами. Здсь сожигали покойниковъ. На всемъ печать заброшенности и запустнія, производящихъ на душу ужасно тяжелое впечатлніе: вдь тутъ недавно еще самые чистые помыслы тысячъ людей возносились къ небу, къ тому самому Богу, котораго они дтски наивно представляли себ въ вид огня!… Наврно отсюда исходили самыя сокровенныя мысли человческаго сердца, а теперь здсь — одно запустніе! Но все же
‘Храмъ оставленный — все храмъ,
‘Куміръ поверженный — все Богъ’.
Посл обстоятельнаго осмотра завода мы отправились въ Балаханы, представляющія такое зрлище: точно могильные памятники, торчатъ сотни высокихъ, тонкихъ, съ черными крышами, усченныхъ пирамидъ — это нефтяные колодцы. Земля повсюду пропитана нефтью и подобна черному лосному тсту. Въ воздух сильный специфическій запахъ нефти, пожалуй недурной самъ по себ, когда принюхаешься къ нему. Новые колодцы сверлятся машиннымъ способомъ и только одинъ буравится при помощи лошадей, это или признакъ отсутствія средствъ у владльца, или наглядное доказательство убыточности дурно понятаго консерватизма. Завдывающій колодцами братьевъ Нобель, чтобы сдлать удовольствіе персидскому генералу, согласился заставить дйствовать одинъ колодецъ среднихъ размровъ. Пока шли приготовленія и открывался кранъ, мы встали вокругъ колодца. Вотъ подъ землею что-то загудло, почва затряслась, послышалось какое-то страшное шипніе, соединенное со свистомъ, точно вс адскія страшныя силы сошлись вмст, и — густая нефть цвта яичной подливки, клокоча и пнясь, полилась въ широкій жолобъ, а изъ него на землю и по канавк потекла въ резервуаръ, выкопанный въ земл же въ вид пруда. Все это сдлалось такъ неожиданно быстро и страшно, что вс мы невольно подумали, что земля провалится подъ нами.
Поблагодаривъ г. управляющаго, мы отправились въ Сураханы, гд одинъ бекъ Ибрагимъ, заране извщенный о прізд персидскаго генерала, приготовилъ закуску для него и его спутниковъ. Столъ былъ недурно сервированъ по-европейски. Во время ды хозяинъ жаловался на возрастающее уменьшеніе безопасности на Кавказ и на невозможность жить. Преувеличено ли это или правда такъ, отвтить не берусь, но такія жалобы я слыхалъ посл того не разъ отъ людей завдомо серьезныхъ и компетентныхъ. Въ то время, какъ будто для подтвержденія этого, убили помощника полиціймейстера въ Баку.
Пробывши въ Баку нсколько дней, я и мой спутникъ персіянинъ Мирза Джафаръ на пароход ‘Александръ II’ отправились въ Мешедессеръ черезъ наши Красноводскъ и Чикишляръ. Красноводскъ — это маленькая крпостца, расположенная по заливу того же имени. Представьте себ у подошвы красной цпи горъ небольшой квадратъ, обнесенный нетолстой стною, вымазанной глиной, съ двумя воротами — одни съ моря, а другія съ лвой сверной стороны крпости, надъ воротами но большому черному орлу съ распростертыми крыльями. Передъ стной направо домъ коменданта, лве маленькая деревянная церковь и опрснительная машина, длающая морскую воду черезъ выпариваніе годной для питья — натуральной прсной воды нтъ въ этой мстности, затмъ за сверными воротами расположено улицами домиковъ тридцать частныхъ владльцевъ съ лавками и кабаками, тутъ же рядомъ съ крпостью военный клубъ и маленькій садикъ при немъ, который, не смотря на вс усилія офицеровъ, плохо принимается, вслдствіе отсутствія воды, и все это находится у подошвы тянущихся но берегу красныхъ, безплодныхъ, голыхъ какъ ладонь горъ, за которыми начинаются недавно еще страшныя туркменскія степи, теперь прорзанныя нашей Закаспійской желзной дорогой, а населеніе этихъ степей — энергичные, бронзовые туркмены, съ сильно развитымъ лбомъ, быстрымъ взглядомъ небольшихъ глазъ, въ папахахъ или татарскихъ ермолкахъ (аракчи), въ блыхъ рубахахъ безъ пояса и синихъ шароварахъ шириною съ Каспійское море, предятельно разгружаютъ и нагружаютъ наши пароходы и суда,— любо, право, смотрть на оживленный нашей цивилизаціей безлюдный край.
Изъ Красноводска, не зазжая въ Чикишляръ, мимо острова Ашурадэ, мста стоянки нашей Каспійской флотиліи и послдняго русскаго пункта, мы отправились въ Астрабадскій заливъ, гд разгружались цлую ночь. Утромъ снялись съ якоря и направились въ Мешедессеръ, конечный пунктъ нашего плаванія и первый для нашего путешествія по Персіи. Почти начиная съ Никшиляра, весь персидскій берегъ покрытъ прекраснымъ лсомъ. Вотъ мы верстахъ въ двухъ отъ Мешедессера бросили якорь. На берегу никакого признака жизни. Прошло часа полтора, прежде чмъ отъ берега отчалила большая лодка, по мр приближенія ея къ пароходу, мы стали различать въ ней цлую массу народа: персіяне разныхъ видовъ, въ своихъ широкихъ желтоватыхъ абахъ (родъ нашей крылатки) и въ разноцвтныхъ, преимущественно зеленыхъ, архалукахъ, въ высокихъ бараньихъ шапкахъ, одинъ красивый мулла въ зеленой чалм — знакъ происхожденія отъ пророка,— подпершись рукою въ бокъ, свысока и съ сознаніемъ своего достоинства смотрлъ на пароходъ кяфировъ. На одномъ конц лодки на коврахъ сидлъ молодой человкъ въ поярковой шляп и чесунчовой блуз, а надъ нимъ какой-то персіянинъ держалъ широкій зонтикъ отъ солнца. Признаюсь, я подумалъ, что прибылъ въ Индію… Молодой человкъ оказался маленькимъ чиновникомъ изъ русскаго консульства. Наконецъ, гребцы, ударили еще нсколько разъ не веслами, а широкими лопатками, немного заостренными съ концовъ, и персидская лодка пристала къ пароходу. Пока прибывшіе съ берега взбирались на пароходъ, лодочники обмнивались съ матросами дынями, фруктами и овощами. Скоро и мы помстились на лодк и отвалили отъ парохода. Признаюсь, мн сдлалось какъ-то тяжело на душ. Хотя я много путешествовалъ, но всегда имлъ дло съ Европой, а теперь въ первый разъ готовился вступить на почву настоящей Азіи безъ всякихъ прикрасъ. Раздумывать было поздно и, вспомнивъ персидскую пословицу: ‘Не раскаявайся въ томъ, что длаешь добровольно’ (ходъ кярдара тадбиръ нистъ), ршился выпить чашу до дна. Вотъ мы въхали въ желтую полосу прсной воды — это устье небольшой рки Баабуль, на правомъ берегу которой лежитъ Мешедессеръ. Наконецъ, наша лодка остановилась у крутого берега — мы въ Мешедессер. По нашимъ понятіямъ естественно думать, что для выхода изъ лодки устроена какая нибудь лстница съ перилами. Даже намека нтъ на это и намъ пришлось взбираться положительно на четверенькахъ. На берегу стоитъ крытый черепицей двухъ-этажный домъ, съ большимъ дворомъ — это караванъ-сарай, выстроенный братьями Панеевыми, русскими армянами съ Кавказа. Благодаря знакомству съ ними Мирзы Джафара, моего спутника, мы были хорошо приняты и хорошо угощены мстнымъ, довольно плохимъ, виномъ, съ неизбжнымъ армянскимъ блюдомъ колоракомъ. Гг. Панеевы выстроились здсь на арендныхъ условіяхъ, потому что, говорили они, русскіе подданные по Туркманчайскому договору не имютъ права пріобртать въ Персіи землю въ собственность, но персидское правительство обязано отводить желающимъ поселиться на персидской почв 400 кв. саженъ земли, безъ права однако продавать ее. Насколько это справедливо, не знаю, но думаю, что гг. Панеевы говорятъ правду, такъ какъ имъ фактически приходилось имть дло съ персидскими правилами и порядками. Насколько дики подобныя правила въ отношеніи русскихъ подданныхъ — очевидно само собой, особенно въ виду того, что тысячи персіянъ живутъ у насъ и имютъ недвижимую собственность. Въ нашихъ интересахъ желательно было бы, чтобы т, кому это вдать надлежитъ, обратили должное и серьезное вниманіе на такія унизительныя для русскаго имени ограниченія и исправили что нужно. Если все это правда, то надо только удивляться, что подобныя нелпости могутъ существовать съ 1829 года!
Я началъ въ Персіи съ армянъ и думаю теперь кстати сказать здсь нсколько словъ о нихъ, чтобы потомъ больше не возвращаться къ этому вопросу. Вся главная торговля Персіи въ армянскихъ рукахъ и ужъ черезъ это одно армяне такая сила, съ которой надо считаться. У нихъ же въ рукахъ большая часть мняльныхъ лавокъ и конторъ, нчто въ род нашихъ банковъ, длающихъ вс денежныя операціи и заграничные переводы сравнительно съ персіянами дешевле и честне. Вотъ вамъ примръ, судите сами. Когда мн понадобилось изъ Тегерана сдлать переводъ небольшой суммы денегъ на Баку, то персіяне потребовали съ меня за это 20 тумановъ, теперь больше 70 рублей! Кром того, они до извстной степени представляютъ въ азіатской стран европейскій элементъ, живутъ по-европейски, вносятъ въ жизнь нкоторыя удобства и привычки, которыя ставятъ ихъ гораздо выше персіянъ, живущихъ по-азіатски, за самыми малыми исключеніями. Частію за это превосходство армянъ надъ собой, а частію за ихъ интрижный характеръ и презрительное отношеніе къ себ, персіяне терпть ихъ не могутъ.
Въ Мешедессер есть таможня, берущая 5% съ рубля по оцнк раисовъ, она со всмъ свернымъ побережьемъ Персіи отдана въ аренду Фарешъ-Хану въ компаніи съ тегеранскимъ богатымъ человкомъ Акберъ-Бегляръ-Ханомъ. Вс персидскія воды и рыбныя ловли сданы въ аренду астраханскому купцу г. Ліанозову за 50 т. тумановъ, около 200 т. рублей. По понятіямъ персіянъ, осетръ, севрюга, лососина, блуга — собачья рыба (сакъ-маи), т. е. поганая рыба, за то они сами дятъ маи-азадъ, свободную рыбу,— родъ форели и для этого у того же г. Ліанозова арендуютъ рки и ручьи, гд эта рыба водится!
Прежде чмъ однако оставить Мешедессеръ, я хочу прибавить, что былъ свидтелемъ громадной -безтактности со стороны одного агента русскаго правительства, который на персидской почв самовольно отобралъ у одного иностранца два карабина! Не скрою, что такая неумлость, такое непониманіе нашей роли, наконецъ такое подрываніе нашего авторитета въ Персіи тягостно отозвалось на мн. Лучше бы мн не видать этого! И откуда откапываютъ такихъ легкомысленныхъ дятелей, серьезно компрометтирующихъ великое русское дло на Восток?…
Верстахъ въ двадцати отъ Мешедессера находится Барфрушъ, по торговл второй городъ во всей Персіи. Онъ съ стотысячнымъ населеніемъ и, какъ вс азіатскіе города, представляетъ кучу безъ порядка набросанныхъ глиняныхъ домовъ и узенькія, преузенькія улицы, по которымъ часто нельзя разъхаться двумъ всадникамъ, не рискуя сломать себ ногу. Мы остановились въ какомъ-то грязномъ караванъ-сара безъ всякихъ удобствъ, безъ всякой мебели, съ глинянымъ поломъ и безъ прислуги. Это, какъ я узналъ отъ окружающихъ, еще прелесть въ сравненіе съ тмъ, что насъ ожидало. Заманчивая перспектива путешествовать по Персіи! Узнавъ еще въ Мешедессер, что въ Барфруш есть отдленіе московскаго фабриканта г. Коншина, ввренное г. Лиxviiiину, я безъ всякой церемоніи отправился къ послднему, былъ имъ радушно принятъ, накормленъ и даже оставленъ ночевать. Это хорошая искренняя натура, настоящій русскій человкъ, съ открытымъ добродушнымъ характеромъ, безъ всякихъ заднихъ мыслей, но въ то же время прекрасно понимающій окружающихъ его людей: онъ разсказалъ мн такую массу подвоховъ и мерзостей, устроенныхъ ему на первыхъ порахъ мстными армянами, что нельзя не удивляться, какъ онъ остался цлъ и невредимъ. Конечно, по простой логик вещей очень понятно, что его и не должны были принять иначе, потому что онъ прибылъ съ солиднымъ дломъ отъ солидной русской фирмы подрывать ихъ мелкое, но доходное дло, до сихъ поръ они продавали что хотли и за сколько хотли, были господами рынка, а тутъ вдругъ является контора съ громаднымъ выборомъ товаровъ и дешевле! Если бы этого не было, тогда конечно надобно было бы удивляться.
Самое географическое положеніе Барфруша на дорог между Каспійскимъ моремъ и Тегераномъ длаетъ его особенно важнымъ пунктомъ для насъ, конечно съ торговой точки зрнія. Русская торговля производится въ немъ съ Сентября до Іюня, въ этотъ срокъ въ немъ перебываетъ до 70 русскихъ купцовъ. Я не могъ узнать суммы ихъ годоваго оборота, но она во- всякомъ случа должна быть значительна. Поэтому понятно желаніе русскихъ купцовъ имть въ Барфруш русскаго вице-консула или агента, который защищалъ бы ихъ интересы. За то теперь тамъ есть агентъ со стороны астрабадскаго русскаго консульства, не получившій ни какого образованія армянинъ, персидскій подданный, который самъ арендуетъ рыбные промыслы, земли и имнія и потому естественно держитъ сторону персіянъ, отъ которыхъ въ сильной степени зависятъ его интересы и съ которыми ему во всякомъ случа не выгодно не ладить, тогда какъ русскіе люди зазжіе, сегодня здсь, а завтра нтъ. Замчательно, тоже явленіе повторяется и со стороны нашего консульства въ Решт: оно иметъ своимъ агентомъ въ Энзели какого-то персіянина, который, и распоряжается тамъ полновластно потому только, что его братъ служитъ мирзой (писцомъ) въ русскомъ консульств. Не невроятно поэтому, если мн не только говорили, но даже называли и указывали на нкоторыхъ важныхъ преступниковъ, персіянъ живущихъ въ Энзели, бжавшихъ сюда, съ Кавказа и особенно изъ Баку, живутъ они тамъ такъ спокойно и безопасно, что даже прізжаютъ на приходящіе туда русскіе пароходы и опять благополучно возвращаются домой. Если русскіе въ Энзели знаютъ это, то персіянинъ, агентъ русскаго консульства, можетъ этого и не знать, такія ли еще вещи можно видть на дальнихъ нашихъ окраинахъ! Caveant consules! и да обратятъ должное вниманіе на т мста — время и наше положеніе на Восток давно того требуютъ. Но какъ глубоко мы понимаемъ свою роль на Восток — вотъ доказательства. Когда я говорилъ съ однимъ важнымъ лицомъ объ учрежденіи русскаго вице-консульства или агентства въ Барфруш, то оно отвтило мн, что это требуетъ большихъ затратъ. Какая узкая экономія и какое незнаніе настоящаго состоянія вещей. Чтобы не попадать въ руки невжественныхъ пройдохъ, обманывающихъ насъ на каждомъ шагу, чтобы вообще не компрометтировать нашего обаянія и достойно поддерживать русское дло на Восток, не надо жалть нсколькихъ тысячъ рублей: это расходъ производительный. Англичане, находясь въ нашемъ положеніи, разсуждали бы иначе….
Я былъ въ Барфруш во время рамазана, самаго суроваго поста для правоврныхъ: не полагается не только сть, но даже и пить съ восхода солнца до заката, т. е. приблизительно съ 3 часовъ утра до ‘7—8 вечера, 16—17 часовъ! Въ это время и на базар ничего нельзя достать, такъ что прізжему человку просто приходится умирать съ голоду. За то съ закатомъ солнца начинается иная жизнь: правоврные набрасываются на пловъ и чловъ, кушанья изъ рису, дятъ до отвала, потомъ пьютъ стаканъ крпкаго и очень сладкаго чаю и курятъ кальянъ, такъ что со всхъ сторонъ только и слышишь бурчаніе воды въ стеклянныхъ резервуарахъ кальяновъ. Ночь во время рамазана проводится иначе, чмъ обыкновенно: чтобы правоврные бодрствовали, находятся сами отъ себя или даже нанимаются богатыми людьми любители, которые, взлзши: на крышу дома или на высокій минаретъ, ноютъ оттуда до восхода солнца священныя псни. Впрочемъ, говорить ‘поютъ псни’ это значитъ злоупотреблять словами. Вы слышите со всхъ сторонъ не пніе, а самое разнообразное завываніе и настоящій лай псовъ разныхъ величинъ и съ разными голосами, начиная съ баса и кончая фальцетомъ. Откровенно говорю, что лично не слыхавшему этого трудно съ ясностью представить себ подобные звуки.
Какъ я раньше упомянулъ, я остался ночевать у г. Лихушина, который даже уступилъ мн свой итальянскій пологъ отъ москитовъ, кусающихъ безобразно больно. Мысленно возстановляя теперь пережитое тогда, я съ ужасомъ вспоминаю эти дв первыя ночи, проведенныя мной въ Персіи. Только что былъ потушенъ огонь, и я легъ, какъ мгновенно почувствовалъ, что съ моимъ тломъ длалось что-то особенное: что-то невидимое ползало по моей кож. Я силился атаковать врага на мст и когда думалъ, что убилъ или изловилъ его, онъ нападалъ на меня совсмъ съ другой стороны, съ которой я меньше всего ожидалъ, я зажигаю свчу, чтобы удовлетворить свое естественное и понятное любопытство — взглянуть на врага, какъ онъ уже исчезъ. Я опять гашу свчу, ложусь и — опять цлыя миріады кого-то заползали по мн. Отъ тщетныхъ усилій энергія моя ослабла и я уже больше не сопротивлялся. Съ этого момента начались мои настоящія страданія: поднялся зудъ, тло страшно саднило, горло. О сн конечно нельзя было и думать. Отъ безсонницы холодный потъ выступилъ на лбу. Я лежалъ на постели, какъ трупъ. Когда стало брежжиться, врагъ исчезъ, мои страданія прекратились, и я заснулъ по истин сномъ праведника. На другой день г. Лихушинъ далъ мн объясненіе, и я узналъ, что въ Барфруш водится знаменитый азіатскій кенэ, особый микроскопическій клещъ, съ которымъ до сихъ поръ я былъ знакомъ только теоретически. Это замчательно своеобразный врагъ. Когда есть свтъ и данное лицо сидитъ, а нележитъ, то кенэ низачто не нападетъ, но стоитъ только загасить свчу и лечь, какъ онъ учиняетъ набгъ, отъ котораго можно только спастись, уйдя спать на улицу. Зимой кенэ не даетъ о себ знать, вроятно засыпаетъ. Вторая моя ночь была еще мучительне первой.
Передъ отъздомъ изъ Барфруша мы были въ шахскомъ дворц, зданіи въ восточномъ стил, съ глинянымъ поломъ, съ большими рамами и маленькими стеклами въ нихъ. Всюду заброшенность и запустніе. Садовникъ поднесъ намъ маленькій букетъ изъ плохихъ розъ. По цлымъ годамъ не получая жалованья, онъ живетъ, главнымъ образомъ, отъ овощей, которые разводитъ въ шахскомъ саду. Царскій дворецъ и овощами отстаивающій свое существованіе садовникъ — очень наглядное сопоставленіе для обрисовки персидскихъ порядковъ.
Чтобы выхать въ Тегеранъ, нужно было нанять лошадей для себя и для вещей. Для этого приглашаются чарвадары, содержатели лошадей, они осматриваютъ вашъ багажъ и ршаютъ, сколько нужно лошадей, съ лошади берутъ отъ десяти до пятнадцати рублей. Но какъ, напримръ, грузить сундуки на лошадь? На нее надвается большое, войлокомъ выложенное, сдло, идущее отъ шеи до хвоста и даже покрывающее животъ, а сверхъ него перекидываютъ шерстяныя веревки, замтьте — не пеньковыя, и укрпляютъ съ обихъ сторонъ лошади равновсящія вещи. Съ такимъ трупомъ лошадь идетъ отъ одной станціи до другой, часто верстъ 50—60. Неудивительно поэтому, что вс лошади, мулы и ослы чарвадаровъ обыкновенно съ обтертыми боками. При этомъ надо прибавить, что чарвадары люди надежные и извстные, пользующіеся довріемъ своего общества. Деньги за проздъ они берутъ частями по мр приближенія къ мсту назначенія. За отсутствіемъ колеснаго движенія и для быстроты сообщенія, персидское правительство учредило такъ называемыя чапаръ-ханэ, курьерскія станціи, на которыхъ останавливаются дущіе съ чапарами и чапары. Чапары это курьеры, везущіе почту и вс пересылаемые по почт пакеты и вещи. Чапаръ вооруженъ ружьемъ, заряжающимся съ дула, иметъ маленькіе мхи съ водой и детъ постоянно вскачь, такъ что длаетъ до 15 верстъ въ часъ. Персидскія лошади, помсь съ арабской, красивы и выносливы до поразительной степени, за то, благодаря сквернымъ дорогамъ, они обыкновенно разбиты на ноги и оступаются. Ихъ аллюръ большею частію иноходь, къ которой привыкаешь какъ къ люльк, такъ что всякая другая зда кажется уже тяжелой.
Черезъ нсколько часовъ посл отъзда изъ Барфруша мы очутились въ лсу: на каждомъ шагу высокіе гранатовые кусты, увшанные крупными краснющими гранатами, толстыя, обхвата въ два, фиговыя деревья, букъ и ясень и сплошь покрытая пушистыми розовыми цвтами высокая мимоза, рельефно выдляющаяся на окружающей ее зеленой листв, вчно зеленый лавръ, гордо поднимающій свою вершину, которая иногда украшена телеграфными стаканчиками и проволокою. Такъ странно иногда мняются роли въ міровой жизни: прежде мысль увнчивалась лавромъ, а теперь лавръ увнчанъ мыслью. Описать красоту природы въ Мазандеран и Гилян, двухъ прилегающихъ къ Каспію провинціяхъ, дло мудреное, можно безъ преувеличенія сказать, что вся остальная Персія не стоитъ этихъ двухъ провинцій. Тучность почвы и обиліе воды даютъ замчательные урожаи риса, хлопка, табаку, пшеницы и проч. Преобладающій злакъ рисъ, требующій очень сырой почвы и растущій даже въ вод, это тневая сторона этихъ провинцій, потому что въ области произрастанія риса обыкновенно свирпствуютъ злыя лихорадки.
Вотъ мы достигли города Аммоля, не дозжая до него, ночевали на голой земл, серьезно боясь опять попасться во власть кенэ. Ночью насъ окружили шакалы, вывшіе неподалеку отъ насъ до утра, но ничего не стащившіе у насъ. Мы съ трепетомъ ждали, что къ намъ ночью пожалуетъ барсъ или тигръ, но наши ожиданія, къ счастью, не сбылись. Часа въ четыре утра, напившись чаю, мы двинулись въ путь, прохали черезъ городъ Аммоль, но никогда злоупотребленіе словомъ не было такъ велико, какъ въ данномъ случа: это только сборъ жалкихъ лачугъ — не больше.. Одинъ красивый минаретъ съ арабскими надписями служитъ, пожалуй, признакомъ того, что Аммоль — городъ. Когда мы вызжали изъ города, то къ намъ подошелъ какой-то оборванный, съ длинными волосами, дикій человкъ и сталъ требовать себ пешкеша — подачки. Мы прохали молча, тогда онъ началъ ругаться. Стоявшій неподалеку персіянинъ сказалъ ему: ‘какое ты животное и сукинъ сынъ! разв настоящій мусульманинъ будетъ просить мылостыни у собаки — кяфира (неврнаго)?’ Вскор за Аммолемъ въ горахъ началась такая дорога, что едвали худшая еще найдется на свт. Черезъ горы ведетъ покатая, скользкая отъ сырости, тропинка въ аршинъ шириной, по которой проходятъ ослы съ тюками хлопка и прозжаютъ всадники. Ослы выбили въ тропинк углубленія, лучше сказать дыры, въ полъ-аршина и больше длины. По этимъ-то дырамъ лошадь и идетъ,— другой возможности нтъ, ибо направо — гора, а налво — пропасть. Я свалившись рисковалъ жизнью, но, слава Богу, отдлался только ушибомъ лица и растяженіемъ сухожилья кисти правой руки. Скоро мы спустились въ прекраснйшую долину, по которой пробгаетъ быстрая горная рка Аразъ. Отдохнувши и подкрпивши свои силы дой съ однимъ персіяниномъ, переселявшимся отъ жары со всмъ своимъ семействомъ въ горы, мы отправились дальше. Кстати сказать, что этотъ персіянинъ приставалъ къ намъ принять отъ него въ подарокъ прекрасную, еще молодую, арабскую лошадь, стоившую рублей триста. Понятно, мы отказались, потому что пешкешъ требуетъ равноцнной отплаты со стороны принявшаго его. Вотъ, наконецъ, мы выхали на шахскую дорогу, выстроенную на счетъ шаха и еще порядочную, хотя и начинающую уже разрушаться отъ недостатка ремонта. Жара стояла ужасная, на моихъ рукахъ и лиц съ подсолнечной стороны образовались обжоги. Наконецъ, мы подъхали къ шахскому барельефу, сажень 8 длины и 5 ширины, на немъ во весь ростъ на кон изображенъ шахъ съ его главными десятью сподвижниками, по пяти съ каждой стороны. Этотъ барельефъ поставленъ въ память сооруженія шахской дороги, во всякомъ случа крупнаго и дорогого сооруженія, это единственная дорога, сдланная въ это царствованіе, а вс другія имютъ начало отъ шаха Аббаса Великаго. Отъ барельефа мы начали постепенно подниматься въ область горъ къ снжному Демавенду. Богатая растительность длалась все бдне и бдне, наконецъ совсмъ исчезла. Мы попали въ царство страшныхъ втровъ, свиствшихъ среди голыхъ высокихъ скалъ съ невроятной силой. Кругомъ полное безлюдье, и только орлы, точно галки, стаями вьющіеся Надъ вашей головой, какъ бы говорятъ вамъ: ‘помни о смерти!’ и этимъ еще больше увеличиваютъ тяжесть вашей души. Трудность дороги увеличивается: въ теченіи одинадцати часовъ перезда мы сдлали только сорокъ верстъ. Наконецъ, черезъ четыре дня зды, мы достигли величественнаго Демавенда. Надъ его пасхообразной, покрытой снгомъ, вершиной всегда дымится облако — это, говорятъ, срные пары, исходящіе изъ кратера. Было нсколько попытокъ взойти на него, но безуспшно. Вида сверху за изгибами горъ нтъ, за то что за чудная картина, когда спустишься къ. подножію Демавенда. Не часто въ жизни приходится видть нчто подобное, демъ дальше въ Тегеранъ все по такой же безлюдной и безплодной дорог, нигд ни травинки, ни листка! Жара страшная, голова кружится, глаза слпнутъ отъ блеска солнца, руки и лицо страшно саднятъ отъ солнечныхъ обжоговъ. Наконецъ, небо сжалилось надъ нами: мы достигли шахскаго загороднаго дворца, гд шахъ останавливается во время охоты, и расположились у бгучаго журчащаго ручья. Тотъ только пойметъ всю прелесть журчанія ручья, кто прозжалъ по безводной пустын и испытывалъ жажду. Отсюда до Тегерана остается только три-четыре часа зды. Мирза Джафаръ детъ раньше насъ въ Тегеранъ съ тмъ, чтобы найти тамъ для насъ помщеніе. Мы отдохнувши опять пускаемся въ путь и съ замираніемъ сердца достигаемъ Тегеранской долины.
Итакъ, мы въ Тегеранской долин, лежащей на 1665 футовъ надъ поверностью моря, т. е., кажется, вдвое выше нашихъ Валдайскихъ горъ! Не думайте, что это обтованная земля, текущая медомъ и млекомъ,— вовсе нтъ: камень и срый песокъ, нигд — ни травинки, ни куста, ни строенія, ни живаго существа, если не считать за таковое боязливой ящерицы, бойко убгающей при вашемъ приближеніи, да какихъ-то рзко стрекочущихъ при перелет сверчковъ продолговатой формы и сраго цвта, подъ цвтъ песку.
Съ правой и лвой стороны долины тянутся невысокія горы, изъ которыхъ одна снжная, тающая въ самое жаркое время года и дающая свжую воду, благодаря которой у подошвы горъ видны темныя пятна зелени — это виллы персидской столицы, въ которыхъ лтомъ живутъ на дач шахъ, его приближенные и министры и иностранныя посольства и консульства. Когда явится предпріимчивость и капиталы и будетъ возможность доставлять свжую воду куда угодно и въ какомъ угодно количеств, тогда безспорно Тегеранская долина будетъ представлять замчательное явленіе по своему плодородію, теперь же пока она представляетъ только нсколько спорадически разсянныхъ уголковъ, принадлежащихъ знати,— вотъ и все. Посредин долины лежитъ большой четвероугольникъ — это толстая городская глиняная стна, съ окружающимъ ее неглубокимъ рвомъ, съ каждой стороны стны есть одни красивыя ворота въ арабскомъ стил, выложенныя цвтными изразцами. На-право отъ нашей дороги, недалеко отъ воротъ, шло ученье солдатъ и раздавался нестройный бой барабана. Когда мы подъхали къ городскимъ воротамъ, то къ намъ въ невозможномъ мундир подошелъ какой-то чиновникъ и потребовалъ гомрока — пошлины, которая берется съ възжающихъ и вызжающихъ изъ Тегерана. Чмъ руководствуются при этомъ, беря столько-то и не больше или меньше, я не знаю, но въ другой разъ, когда я возвращался изъ Испагани въ Тегеранъ, чиновникъ объяснилъ мн, что ‘они тоже чай хотятъ пить’!
Передъ воротами, какъ было условлено, нашъ спутникъ — персіянинъ не встртилъ насъ, и мы ршились одни въхать въ невдомую столицу,— непріятное положеніе, тмъ боле на Восток, гд нтъ комиссіонеровъ и проводниковъ. Мы въхали въ широкую улицу, по обимъ сторонамъ которой шли высокіе глиняные заборы, за которыми ничего не было видно. На улиц въ песк сидли трое голыхъ мальчиковъ — дтей и играли во что-то. Скоро мы попали на улицу, по обимъ сторонамъ которой тянулись высокія чинары и бжала журчащая вода — видъ очень красивый. По обимъ сторонамъ потянулись открытыя лавки неважнаго вида, съ самымъ разнообразнымъ товаромъ: отъ плова (кушанья изъ риса) и фруктовъ до небольшихъ блыхъ ословъ, на которыхъ такъ любитъ здить персидская знать, особенно духовенство отъ муштегеда до муллъ! Такимъ образомъ мы демъ все дальше въ городъ и наше положеніе становится все критичне и критичне, ибо мы не знаемъ куда хать. Наконецъ, армянинъ, хавшій съ нами изъ Москвы, ршился спросить у какого-нибудь встрчнаго армянина, есть-ли тутъ армянскій караванъ-сарай. Къ счастью, скоро намъ на встрчу попалась армянская физіономія, спрашиваемъ ее и узнаемъ, что такой караванъ-сарай есть. Мы направляемся туда, руководимые какимъ-то армяниномъ, точно выросшимъ изъ земли. Долго мы хали по какимъ-то длиннымъ сараямъ и прибыли, наконецъ, къ армянамъ. Намъ отвели комнатку надъ лавками, выходившую въ караванъ-сарай, маленькую, грязную, безъ воздуха, потому что только маленькое отверстіе въ потолк ея соприкасалось съ настоящимъ воздухомъ и облегчало притокъ его. Но посл всего испытаннаго нами мы рады были и этой грязной конур, съ соломенной циновкой вмсто мебели. Только что мы кой-какъ расположились, какъ явился нашъ персіянинъ, уже успвшій преобразиться: на немъ было надто нчто въ род желтаго полукафтана — саркари, и четки -въ рукахъ, знакъ глубоко врующаго мусульманина. Мы конечно догадались, что у него не хватило гражданскаго мужества сказать намъ, что онъ не сметъ въхать съ кяфирами (неврными) въ священнйшую столицу самой ханжеской страны на свт, почему и бросилъ насъ передъ самымъ Тегераномъ. Я не буду опять описывать нападенія на насъ цлой миріады наскомыхъ, хотя памятнаго мн кенэ и не было. Съ этой ночи начинается рядъ ужаснйшихъ страданій, когда въ нестерпимую жару приходится спать въ безвоздушномъ пространств. На слдующій день мы попали въ армянскую баню, потому что нереіяне ни за что не пустятъ неврнаго, который имъ опоганитъ все. Затмъ начались наши блужданія по городу. За исключеніемъ новой части города съ улицами — эта роскошь со времени поздокъ шаха въ Европу, въ самомъ город вмсто улицъ служатъ караванъ-сараи, длинные, шириною аршинъ въ 10—15 корридоры, подъ глиняными полукруглыми крышами, съ цлою массой маленькихъ лавочекъ по обимъ сторонамъ. Вс караванъ-сараи обыкновенно начинаются и оканчиваются воротами въ арабскомъ стил, съ цвтными изразцами.. Цвта изразцовъ подобраны съ замчательнымъ вкусомъ, преобладающіе — синій и зеленый съ розовымъ и желтымъ. Почти передъ каждыми такими воротами расположена небольшая площадь съ бассейномъ воды, откуда берутъ воду въ городъ и гд чистые правоврные моютъ руки, а иногда и отправляютъ свои маленькія нужды, для чего вода положительно необходима.
Днемъ въ караванъ-сараяхъ обыкновенно мало жизни, за то подъ вечеръ, особенно въ рамазанъ, все оживаетъ и кафэ интересно освщаются: для этого передъ входомъ, по средин комнаты, ставятъ столъ, уставленный зажженными, лампами съ разноцвтными колпаками, что въ темнот производитъ замчательно хорошее впечатлніе. Почти въ каждомъ кафэ есть, по крайней мр, одинъ перепелъ, такованье котораго съ особымъ щелканьемъ ужасно забавляетъ персіянъ. Внутри караванъ-сараевъ и при воротахъ обыкновенно сидитъ какой нибудь слпой или глухой и во всю глотку выкрикиваетъ стихи изъ корана. Оборванцы-дервиши блуждаютъ, прося подаянія. Ихъ нсколько орденовъ, изъ которыхъ главные: неэматъ-уллаи — лучшій и благочестивйшій изъ всхъ, хакъ-сэръ, овейси, бакташи, кадры, Али-уллаи и друг. Все это продаетъ, покупаетъ, пьетъ, стъ, говоритъ, кричитъ и ноетъ. Прибавьте къ этому пестроту костюмовъ, важную осанку идущихъ и дущихъ лицъ, массу двигающихся лошадей, ословъ и муловъ, съ ихъ погонщиками, то и дло кричащими: ‘хавардаръ!’ (берегись! дорогу!), и вы поймете всю привлекательность восточной толпы, но отнюдь не восточнаго человка, который вообще мало интересенъ, потому что вн толпы онъ неестественъ и ходу ленъ.
Въ Тегеран нсколько большихъ мечетей, съ большими куполами, врытыми изразцами съ куфическими надписями. Есть три четыре фотографіи, изъ которыхъ Ермакова изъ Тифлиса лучшая. Кстати упомяну еще объ европейскомъ ресторан съ номерами, содержимыми какимъ-то французомъ, бывшимъ лакеемъ, женатымъ на русской еврейк изъ Одессы. Нечего, я думаю, прибавлять, что здсь берутъ что вздумается.
До сихъ поръ я не упомянулъ о войск шаха. Это обыкновенно невысокаго роста солдатики, съ разбитой, тяжолой походкой, съ невоинственной физіономіей, въ нанковомъ мундир, обшитомъ краснымъ кантомъ, и такихъ же брюкахъ съ красными лампасами или кантомъ, съ уродливымъ кепи на голов, впереди котораго надъ козырькомъ мдная бляха съ солнцемъ, восходящимъ изъ-за льва. За исключеніемъ казаковъ шаха, вооруженныхъ скорострльными винтовками, все остальное войско иметъ ружья, заряжающіяся съ дула. Порохъ персидскій за его негодность вошелъ въ пословицу. Жалованья войскамъ платится плохо и наполовину остается въ рукахъ начальниковъ, личный составъ войска, говорятъ, обыкновенно гораздо меньше, чмъ числится, потому что офицеры за деньги отпускаютъ солдатъ по домамъ, а когда бываетъ парадный смотръ, такъ для пополненія недостающихъ берутъ кого пришлось. Вообще дисциплина войска неважная. Это даже можно видть на часовыхъ, которые преспокойно сидятъ себ на своихъ постахъ или чинятъ платье, или же спятъ. Конечно, починка платья необходима, а сонъ — полезенъ.
Будучи въ Тегеран, нельзя не быть въ русскомъ посольств, которое на лто переселяется въ Зергендэ, на свою дачу при подошв горъ, въ одиннадцати верстахъ отъ Тегерана. Вся дорога туда изъ Тегерана обсажена деревьями, такъ что все время дешь въ тни и прохлад и отчасти забываешь, что находишься въ жаркой Персіи. Прибывъ въ Зергендэ, мы увидали передъ собой огромный, обнесенный заборомъ, тнистый садъ, съ хорошо содержимыми дорожками и съ небольшимъ ручьемъ холодной воды, текущей съ сосднихъ горъ. Вообще мсто прекрасное и рдкое въ Персіи. Мы скоро перезнакомились со всми членами посольства, были ими прекрасно приняты и представлены посланнику А. А. Мельникову. Это высокаго роста господинъ, сдой, съ очень симпатичными чертами лица. Онъ видимо обрадовался намъ и сказалъ, что всякій русскій — его личный гость, фраза, которой мы, русскіе, никогда не слышимъ отъ нашихъ представителей за границей, обыкновенно разыгрывающихъ изъ себя начальство. Когда же я заявилъ г. Мельникову, что пріхалъ спеціально познакомиться на мст съ соціально-политическимъ строемъ страны и что результатъ отъ моихъ наблюденій въ вид писемъ будетъ печататься въ русской газет, то онъ сказалъ мн: ‘я всегда радуюсь, когда русскіе лично прізжаютъ знакомиться съ Персіей, и нахожу, что давно пора’. А когда я сообщилъ ему, что, пользуясь поздкой Мирзы Джафара въ Испагань, ду съ нимъ туда, то г., посланникъ былъ еще больше доволенъ, оставилъ насъ у себя завтракать и обдать, такъ что мы ужъ поздно ночью вернулись въ Тегеранъ. Когда же я потомъ, уже одинъ, возвращался, изъ Испагани, то имлъ удовольствіе еще разъ видться съ г., посланникомъ и со всмъ составомъ посольства и былъ удостоенъ даже приглашеніемъ на балъ 30 августа, традиціонно изъ года, въ годъ даваемый въ этотъ день и съ нетерпніемъ ожидаемый и персіянами и дипломатіей. Пользуясь случаемъ, я приношу здсь А. А. Мельникову, русскому посланнику въ Персіи, и всмъ его симпатичнымъ сослуживцамъ мою глубокую благодарность за ихъ хорошее отношеніе въ русскимъ, имющимъ дло въ Персіи, а надюсь, что ихъ примръ не прождетъ даромъ и для другихъ нашихъ посольствъ и консульствъ за границей. Посланники и вс члены посольства живутъ очень хорошо и мирно, за что въ дипломатическомъ мір наша миссія въ Тегеран не безъ основанія зовется ‘дипломатическимъ оазисомъ’, ибо во всхъ другихъ посольствахъ и консульствахъ не оберешься всяческихъ интригъ я самой непонятной вражды другъ къ другу, что обыкновенно рекомендуетъ насъ иностранцамъ съ самой непривлекательной стороны.
Не стану дальше описывать Тегерана, въ которомъ нтъ ничего особеннаго, кром арсенала, да шахскаго дворца, не превосходящаго нашей хорошей дачи гд-нибудь около столицы и отличающагося бдной восточной роскошью. Я знаю, что Тегеранъ описывался уже довольно часто въ европейской литератур, за то Испагань какъ бы забыта, вотъ въ нее то я и буду продолжать свой путь. Дорога отъ Тегерана до Испагани въ общемъ хороша и во много разъ лучше, чмъ отъ Тегерана къ Каспійскому морю черезъ Барфрушъ или Рештъ. За то она совершенно неживописна: только горы и горы, камень и камень, да иногда солончаки, бловатые отъ покрывающей ихъ соли, и нигд ни травинки, ни зеленаго листка! Точно Богомъ проклятая страна, осужденная на безплодіе. Изрдка кой-гд попадающіеся оазисы съ водой дйствительно богаты растительностью и привлекательны по виду. Я съ удовольствіемъ вспоминаю себ Магаллатъ, находящійся въ ста верстахъ въ сторон отъ испаганской дороги: благодаря обилію воды, въ громадномъ количеств бьющей изъ скалы, это одинъ изъ лучшихъ оазисовъ не — прикаспійской Персіи. Но такія благодатныя мста еще больше увеличиваютъ неприглядность безводной, выжженной солнцемъ, пустыни. Впрочемъ, при существующихъ въ Персіи способахъ передвиженія, право, не до восхищенія природой, если-бы она была во сто разъ лучше, чмъ въ этихъ оазисахъ. Благодаря ужасной жар, хать днемъ не мыслимо: тогда животныя попадали бы на полдорог. Поэтому караваны выступаютъ обыкновенно въ путь часовъ въ 7—8 вечера и, не останавливаясь, къ такому же времени утромъ приходятъ на слдующую станцію. Такимъ образомъ, всю ночь дешь и качаешься въ сдл безъ сна. По прізд на станцію, изъ удобствъ находишь только глиняный полъ на вышкахъ чапаръ-ханэ или въ грязныхъ кельяхъ безъ оконъ караванъ-сараевъ и — больше ничего. Въ существующихъ при нихъ лавочкахъ найдешь скверный хлбъ (лепешки), лукъ и маздъ, проквашенное особымъ образомъ молоко, которое своей кислотой у непривычнаго человка сгоняетъ всю слизистую оболочку во рту, рвущуюся лепестьями. Посл 10—12 часовой ночной безсонной качки эти прелести васъ ничуть не соблазняютъ, и потому съ великимъ удовольствіемъ^ кинувъ пледъ и кожанную подушку на полъ, засыпаешь настоящимъ богатырскимъ сномъ. А затмъ та же самая ночная качка, что и прежде, и такъ двнадцать дней!
Изъ городовъ между Тегераномъ и Испаганью замчателенъ Комъ, священный для персіянъ потому, что въ немъ находится гробница сестры Али, самаго чтимаго имама, покровителя Персіи. Сюда собирается масса поклонниковъ со всей Персіи, приходятъ на поклоненіе даже изъ Турціи и Индіи. Самый храмъ — родъ Кремля, внутри котораго большой золоченый куполъ и четыре высокихъ минарета. Начиная съ Аббаса Великаго Комъ служитъ усыпальницей для персидскихъ царей. Въ храмъ ведутъ четверо воротъ, изъ которыхъ одни предназначены для женщинъ: это бдное существо стоитъ такъ низко въ глазахъ персіянъ, что не можетъ вмст съ ними входить въ святое мсто.
Комъ представляетъ до сихъ поръ ‘баетъ’, т. е. такое убжище, въ которомъ рука правосудія не можетъ коснуться ни одного преступника, поэтому онъ служитъ сборищемъ всякихъ негодяевъ. Такихъ ‘баетъ’ еще нсколько въ Персіи. Говорятъ, что до недавняго времени такое убжище давала пушка, стоящая передъ дворцомъ шаха въ Тегеран! Подобный курьезъ не снился, конечно, никакимъ мудрецамъ.
Другой городъ Кашанъ въ нашемъ смысл ничмъ не замчателенъ, если не считать въ немъ страшнаго количества скорпіоновъ, да одного англичанина-телеграфиста, служащаго на англо-индійскомъ телеграф. Между Кашаномъ и Комомъ существуетъ постоянная непріязнь и по случаю этого въ Персіи существуетъ оригинальная поговорка: ‘Собака Кашанца лучше Комскаго дворянина, хотя въ то же время она лучше Кошанца’. Если мы вспомнимъ, что собака и свинья въ глазахъ мусульманина — самыя презрнныя животныя, то вся соль этого рченія сразу будетъ понятна.
Не могу также не упомянуть о прекрасномъ мстечк ‘Финъ’ около Кашана: въ немъ чудный минеральный источникъ, конечно, никмъ не эксплуатируемый, и цлая масса чудныхъ гордыхъ кипарисовъ. Оно принадлежитъ шаху, который, впрочемъ, здсь никогда не бываетъ.
Отсюда еще четыре дня зды — и мы въ Испагани.

——

Одинъ изъ лучшихъ большихъ городовъ Персіи есть безспорно Испагань. ‘Исфаганъ — несфэ джаганъ’,— съ гордостью говорятъ испаганцы, что скромно значитъ: ‘Испагань — полміра’. Это изрченіе, ставшее пословицей, увы! говоритъ не о настоящемъ величіи ея, а только о прошломъ. И дйствительно, по словамъ Шардэна, двсти лтъ тому назадъ бывшаго въ Испагани и описавшаго ее, она имла двнадцать лье въ окружности и шестьсотъ тысячъ жителей, а нкоторые путешественники увеличивали еще и эту цифру, теперь же число жителей ея не превосходитъ восьмидесяти тысячъ, потому что по переписи, произведенной пять лтъ тому назадъ, было семьдесятъ тысячъ съ чмъ-то.
Если читатель, повривъ персидской пословиц, вообразитъ себ Испагань городомъ, съ широкими чистыми улицами, съ громадными магазинами, то онъ жестоко ошибется. Вс улицы безъ исключенія узки, грязны, по обимъ сторонамъ ихъ открытыя отверстія помойныхъ ямъ, изъ которыхъ несетъ страшнымъ зловоніемъ. Не забудьте,— это теперь такое состояніе улицъ, посл того какъ по повелнію его высочества Зеллэ-султана былъ вымощенъ весь городъ, каково же было ихъ состояніе до мощенія? Кстати замчу мимоходомъ, что приказано было вымостить весь городъ въ четыре мсяца, и черезъ четыре мсяца вс улицы были вымощены, положимъ, по европейскимъ понятіямъ, плохо и неровно, но все же это громадная работа и едва ли мыслимая у насъ. По сторонамъ улицъ рдко можно видть что-нибудь другое, кром безобразныхъ высокихъ глиняныхъ стнъ, ни одного окна, и только попадающіяся миніатюрныя двери говорятъ еще о существующей здсь жизни. Отсутствіе выходящихъ на улицу фасадовъ домовъ придаетъ городу видъ какого-то кладбища. Двери для входа на дворъ обыкновенно не выше двухъ аршинъ, двухстворчатыя, плохія, съ желзными гвоздями на обихъ половинкахъ. У знатныхъ и богатыхъ лицъ он обыкновенно выше и лучше и украшены большими гвоздями съ громадными посеребренными шляпками: обыкновенно на каждой половинк штуки по три по четыре сверху, да постолько же снизу и вбиты по горизонтальной линіи одинъ за другимъ. Говорятъ, что очень высокія ворота есть знакъ того, что владлецъ ихъ — царскаго происхожденія. За рдкими исключеніями вс дома въ одинъ этажъ и построены изъ высушеннаго на солнц кирпича. Конечно, постройки изъ подобнаго матеріала держатся, благодаря сухости воздуха, въ нашемъ климат он не выдержали бы и году. Благодаря всюду употребляемой глин, на улицахъ такъ много пыли, что достаточно сдлать сто шаговъ, чтобы ‘посдть’. А если вамъ мимоходомъ придется заглянуть во дворъ къ бднякамъ, то, Боже мой, что тамъ за грязь, что за зловоніе! И въ такой атмосфер живутъ и дышатъ десятки тысячъ людей и выростаютъ будущія поколнія! Стоитъ только взглянуть на лица взрослыхъ и особенно дтей, чтобы видть, чмъ они дышатъ. Это какой-то зеленый цвтъ покойниковъ. На. улиц не рдкость встртить ребенка, у котораго все лицо покрыто оспенными болячками или глаза обмазаны чмъ-то липкимъ, и покрыты миріадами мухъ. Отъ страшной пыли и блестящаго солнца здсь очень обыкновенно воспаленіе глазъ.
Въ город цлый рядъ базаровъ, крытыхъ и со сводами, какъ и въ Тегеран, но гораздо чище, чмъ тамъ, и безъ того отвратительнаго специфическаго запаха, отъ котораго мн длалось дурно. Базаровъ очень много и они вообще длятся по ремесламъ: есть базары желзныхъ издлій и разныхъ подлокъ изъ металловъ, есть базары обуви, платья и шапокъ, цлые ряды золотыхъ длъ мастеровъ и мнялъ, продавцевъ състныхъ припасовъ, фруктовъ и проч.
Испагань, древняя Аспадана, т. е. богатая лошадьми, находится почти въ центр Персіи и лежитъ на лвомъ берегу рки Зендэруда. До багдадскихъ калифовъ она была незначительнымъ городкомъ, а при нихъ стала столицей Иракъ-Аджеми,— къ этому времени собственно и относится процвтаніе ея. Въ 1387 г., какъ извстно, Испаганью овладлъ знаменитый Тамерланъ и раззорилъ ее, посл чего она оставалась въ развалинахъ и упадк до 1600 г., т. е. до времени шаха Аббаса Великаго изъ династіи Сефевидовъ, который не только возстановилъ памятники прежнихъ халифовъ Багдадскихъ, но и самъ украсилъ городъ такими памятниками и сооруженіями, которые нкогда гремли на всемъ Восток и дали поводъ въ составленію той гордой пословицы, которая была приведена мной выше ‘Испагань-полміра’. Въ эту эпоху Испагань, какъ столица Персіи, славилась не только своимъ блескомъ, но и торговлей и была, такъ сказать, рынкомъ для всего Востока, который присылалъ ей всевозможные товары и получалъ отъ нея разнообразнйшіе подлки, предметы роскоши и персидскаго искусства, которое только въ Испагани и утвердилось прочно. Такая роль*Испагани на Восток продолжалась до 1722 г., когда авганцы овладли ею, раззорили ее, безжалостно разрушивъ ея лучшія памятники и зданія, о чемъ свидтельствуетъ теперь цлый рядъ развалинъ, тянущихся мимо Форахабада далеко за Джульфу и гд только теперь начинаютъ оживать исчезнувшіе испаганскіе сады, благодаря вод, проведенной по приказанію принца Зеллэ-султана съ сосднихъ горъ. Посл своего паденія столица Сефевидовъ находилась въ рукахъ афганцевъ 7 лтъ, но этихъ семи лтъ было достаточно, чтобы подорвать ея торговлю и сокрушить обаяніе ея на Восток. Посл этого срока Надиръ-шахъ изгналъ афганцевъ и возстановилъ господство Персіи надъ Испаганью, но, не будучи выдающейся натурой, мало заботился о возстановленіи памятниковъ ея и подорванной торговли, благодаря чему она приходила, все въ большій и большій упадокъ, такъ что ко времени выдающагося правителя Фетхъ-Али-Шаха (1798—1834) представляла печальную картину разрушенія и развалинъ, среди которыхъ рдко можно было встртить живое существо, кром лисицъ и шакаловъ. Фетхъ-Али-Шахъ возстановилъ нкоторыя зданія, но это была капля въ мор. Съ той поры Испагань еще больше начала приходить въ упадокъ, постепенно меркла слава ея религіозной учености и гасла торговля, такъ что ко времени прізда ныншняго ея правителя принца Заллэ-султана она представляла жалкій городъ, съ массой развалинъ, съ невроятной грязью и съ небольшимъ количествомъ жителей. Небо повидимому сжалилось надъ заброшенной Испаганью, пославъ ей такого развитаго правителя, который обратилъ вниманіе на памятники и который длаетъ все возможное и тратитъ большія деньги для поддержанія ихъ, но такъ какъ большая часть памятниковъ деревянные, то легко понять, что его усилія пропадаютъ даромъ. Если мы прибавимъ еще къ этому неумлость рабочихъ и недобросовстность завдующихъ работами чиновниковъ, то сравнительно плохое состояніе памятниковъ становится еще понятне. Такъ какъ размръ статьи не позволяетъ мн подробно останавливаться на памятникахъ Испагани, то я коротко перечислю ихъ.
Прізжающіе въ Испагань европейскіе путешественники обыкновенно видятъ только стны и больше ничего, но я находился въ лучшихъ условіяхъ, благодаря замчательной любезности принца Зеллэ-султана, давшаго мн въ проводники интеллигентнаго и симпатичнаго Абдулъ-Хуссейна-Хана, полковника артиллеріи, обязательно объяснившаго мн исторію каждаго памятника и его судьбу.
Пойдемте сперва на замчательную аллею ‘Хіябанэ-Чагаръ-Багъ’ — Аллея четырехъ садовъ. Она понравилась мн больше всего въ Испагани и представляетъ замчательное зрлище. Шахъ-Аббасъ — устроитель этого Чагаръ-Бага, который находится въ западной части города, тянется на протяженіи трехъ тысячъ двухсотъ шаговъ и упирается въ замчательный мостъ, ведущій черезъ рку Зендэрудъ въ Джульфу и выстроенный тоже Шахомъ-Аббасомъ. Ширина Чагаръ-Бага ни больше, ни меньше, какъ сто десять шаговъ или почти 37 сажень. Эта аллея въ четыре ряда обсажена двухсотлтними чинарами, изъ которыхъ нкоторыя въ нсколько сажень въ обхват и вс безъ исключенія очень высоки, такъ что посл безконечныхъ глиняныхъ заборовъ глазу трудно оторваться отъ той живой зелени, которую представляютъ чинары съ ихъ блыми стволами. Каждый промежутокъ между рядами чинаръ при шах Аббас представлялъ нчто особенное: между стной и первымъ рядомъ была дорога для пшеходовъ, между первымъ и вторымъ рядами во всю длину аллеи шла куртина, засаженная сплошь розовыми кустами, между вторымъ и третьимъ рядомъ чинаръ шла дорога для всадниковъ, здсь есть еще и теперь полуразрушенные и заросшіе травой бассейны и каналы, по которымъ когда-то текла чистая какъ кристаллъ вода, между третьимъ и четвертымъ рядами чинаръ шли опять розовые кусты съ цвтами, а между четвертымъ рядомъ и другой стной шла вторая дорога для пшеходовъ. Теперь, увы! нтъ и десятой доли сходства съ Чагаръ-Багомъ Шаха Аббаса, хотя я слышалъ, что Зеллэ-султанъ хочетъ возстановить ее во всей прежней красот. Жаль, если намреніе принца не будетъ приведено въ исполненіе, потому что, я увренъ, нигд въ мир нтъ подобной аллеи.
За стнами по обимъ сторонамъ Чагаръ-Бага тянулись сады шаха Сулеймана изъ Сефевидовъ. Съ лвой стороны, идя изъ города къ мосту, помщается дворецъ, который одни называютъ ‘Хаштъ-Бехештъ’ — ‘Восемь Раевъ’, а другіе ‘Хаштэ-Вехештъ’ — ‘Преддверіе рая’. Это большое зданіе въ одинъ этажъ, со срзанными углами, такъ что образуетъ громадный восьмиугольникъ, есть образецъ стариннаго персидскаго стиля и представляетъ небольшую террассу, по средин которой дв синія грубой работы деревянныя колонны, подпирающія высокій потолокъ, выложенный маленькими зеркалами, такими же зеркалами выложены и стны террасы, съ очень скверными деревянными двустворчатыми дверьми. За террасой слдуетъ главная часть зданія, съ бассейномъ безъ воды, съ узенькимъ каминомъ и стеклами съ надписями, идущими вверху въ вид бордюра кругомъ стнъ. Потолокъ этой части состоитъ изъ позолоченныхъ сталактитовъ съ рисунками, сдланными съ большимъ вкусомъ, посредин его возвышается куполъ изъ восьми оконъ съ ломанными углами, подъ потолкомъ идутъ низенькіе балконы опять съ позолоченными сталактитами. Внизу съ правой и лвой стороны террасы дв картины, изображающія Фетхъ-Али-Шаха: на одной онъ въ корон возсдаетъ на осыпан. немъ каменьями трон, вокругъ котораго нсколько лицъ въ дорогихъ шитыхъ золотомъ и каменьями платьяхъ, на другой онъ изображенъ на охот и въ тотъ самый моментъ, какъ онъ поразилъ какое-то животное копьемъ, изъ подъ котораго течетъ кровь. Об картины плохой работы. Говорятъ, что съ самаго Фетхъ-Али-Шаха это зданіе не было реставрировано и давно рухнуло-бы, если бы Зеллэ-султанъ не приказалъ реставрировать его. Замчательно, что въ этомъ зданіи есть портретъ одного русскаго, прізжавшаго къ Фехтъ-Али-Шаху, говорятъ, что онъ на память о себ написалъ свой собственный портретъ. Костюмъ его относится къ концу ХТІІІ-го вка. Продолжаю описаніе зданія. Съ двухъ сторонъ идутъ каналы съ водой, обсаженные чинарами и оканчивающіеся бесдками, а терраса выходитъ на длинную аллею высокихъ чинаръ. Четыре года тому назадъ въ этомъ зданіи открыта школа ‘Медрессаэ-мобарекаэ-масудія, т. е. ‘Благословенная школа Масуда’, названная такъ въ честь его высочества Зеллэ-султана, которому имя Масудъ-Мирза. О программ этой школы я поговорю отдльно.
Теперь перейдемъ къ замчательнйшему памятнику Испагани, къ ‘Чегель-Сутунъ’, т. е. ‘Сорокъ колоннъ’, хотя ихъ только двадцать. Этотъ дворецъ построенъ шахомъ Аббасомъ и представляетъ съ фасада огромную террасу, съ 20 колоннами, къ которой ведутъ четыре огромныхъ каменныхъ ступени и на которой безчисленные мирзы (писцы), въ своихъ желтоватыхъ шапкахъ и высокихъ бараньихъ шапкахъ, ожидаютъ добычи,— не подвернется-ли кто.
Посредин террасы громадный бассейнъ съ четырьмя колонками, имющими въ основаніи четырехъ каменныхъ львовъ грубой работы. Вс же другія колонны и потолокъ внутренней части зданія изъ зеркальныхъ пластинокъ разной величины, такъ что при вид этого получается какое-то новое странное впечатлніе, къ какому мы не привыкли: чувствуешь себя какъ-то неловко, впрочемъ, это ощущеніе неловкости скоро проходитъ и остается только сознаніе бдности подобной роскоши. Потолокъ надъ террассой представляетъ замчательный образецъ деревянной мозаики, вызолоченной настоящимъ золотомъ. Рисунокъ, по разнообразію красокъ, мягкости и искусству сочетанія цвтовъ, положительно замчателенъ. Вообще можно съ увренностью сказать, что для декоративнаго и набивнаго искусства персидскіе памятники могли бы служить неисчерпаемыми образцами Но продолжаемъ описаніе. Двери и окна изъ дерева, клеенаго восьмиугольными фигурками съ промежутками. Въ центр главнаго углубленія, похожаго на нашъ алтарь, находится портретъ шаха очень неважной работы. Потолокъ надъ портретомъ изъ зеркальныхъ сталактитовъ. Основаніе стнъ на плохомъ мрамор, раскрашенномъ цвточками. На стнахъ нсколько хорошо сохранившихся женскихъ портретовъ, можно сказать типовъ, потому что между ними есть одна персіянка, одна грузинка и одна армянка, а другихъ не умю назвать. Отъ фасада дворца прямо идетъ каналъ, заканчивающійся павильономъ, откуда хорошо виднъ низенькій широко раскинувшійся дворецъ Зеллэ-султана.
Зайдемте теперь внутрь этого зданія, въ этотъ алтарь, и посмотримъ что тамъ. Это громадная высокая комната съ прекраснымъ сталактитовымъ потолкомъ, вызолоченнымъ настоящимъ золотомъ во время недавней поправки, которая была необходима въ виду того, что часть потолка разъ уже обрушилась. Длина этой комнаты 33, а ширина 18 нашихъ аршинъ. Но чмъ вашъ глазъ шокируется ужасно, это дверями: почти во всхъ персидскихъ зданіяхъ скверныя деревянныя двери, годныя только для какого нибудь трактира, а не для дворца. Длинныя стны заняты живописью, а въ узкихъ — по три окна съ ломанными углами сверху и съ маленькими матовыми стеклами, вокругъ которыхъ симметрично расположены желтыя, синія и темнорозовыя стекла. Я боюсь, что много занялъ мста описаніемъ этихъ двухъ главныхъ памятниковъ Исяагани, а то я долженъ былъ бы описать шесть картинъ, находящихся здсь и составляющихъ гордость испаганцевъ. Эти картины изъ персидской исторіи и дйствительно лучшія изъ всхъ, которыя я видлъ, хотя он далеки отъ. совершенства.
Вообще же удивленіе испаганцевъ передъ этими картинами такъ велико, что я, признаюсь, боялся открыто высказать свое мнніе и вмст съ ними восклицалъ: хейли-хубъ! (прекрасно!), но въ нихъ, при живости красокъ, не достаетъ ерспективы, рисунка и идеи.
Въ Испагани посл Чагаръ-Бага, упомянутой мной аллеи съ чинарами, по-моему, нтъ ничего лучше Мейданэша — Царской площади, которая при шах Аббас называлась собственно Мейданэ-Накше-Джаганъ, т. е. площадь представленія міра, она была обсажена деревьями и имла нсколько павильоновъ, изъ которыхъ одинъ, Али-Капи, есть еще до сихъ поръ, а другой, въ которомъ были часы съ замчательнымъ механизмомъ, изчезъ безслдно. Эта площадь служила для смотра войскъ и для народныхъ гуляній и зрлищъ. Посл шаха Аббаса и она, какъ и вся Испагань, начала приходить въ упадокъ, стна, окружавшая ее, постепенно разрушалась, а самая площадь превращалась въ базаръ, такъ что ко времени прізда ныншняго правителя Испагани принца Зеллэ-султана, неизвстно какими путями, вся уже находилась въ рукахъ духовенства, которое прекрасно эксплоатировало ее, сдлавъ въ стн капельныя лавочки и отдавая ихъ и самую площадь по клочкамъ за дорогую цну. Говорятъ, по безпорядку и поразительной нечистот это было самое скверное мсто въ Испагани. Зеллэ-султанъ сейчасъ же началъ походъ противъ духовенства, доказалъ, что эта площадь должна принадлежать правительству и веллъ въ извстный срокъ очистить ее. Затмъ, по его же приказанію, сдлали кругомъ нея неширокій каналъ для воды, обсадили его деревьями, устроили нсколько колодцевъ для питья, сдлавъ надъ ними хорошенькіе павильончики, такъ что теперь видъ площади замчательный, а дв мечети, павильонъ
Али-Капи и ворота на базары придаютъ ей особенно интересный характеръ. Одна изъ мечетей, называемая Шасчедэша, т. е. царская мечеть, относится ко времени шаха Аббаса,— чисто арабскаго стиля, съ однимъ громаднымъ куполомъ и четырьмя минаретами, все, конечно, выложено цвтными изразцами. Видъ замчательный, и жалю, что не могу дать подробнаго описанія. Часть ея внутри я видлъ, но проникнуть туда не могъ, хотя мой обязательный проводникъ и совтовалъ мн переодться персіяниномъ, мн была какъ-то противна мысль хитростью врываться въ святое мсто. Посл моего путешествія во мн живетъ увренность, что скоро, по крайней мр въ Испагани, иностранцы будутъ имть свободный доступъ въ мусульманскіе храмы.
Этой мечети почти триста лтъ, она была реставрирована Фетхъ-Али-Шахомъ и Зеллэ-Султаномъ только внутри. Эта мечеть безспорно составляетъ лучшее украшеніе Испагани вообще и Мейданэша въ частности.
Другая мечеть Масчедэ-Шейхъ-Лотъ, т. е. мечеть патріарха Лота,— недалеко отъ первой, очень древняя и безъ двора, а входятъ прямо въ корридоръ, идущій внутри вокругъ мечети и образующій громадный кругъ, надъ которымъ возвышается громадный куполъ, обложенный желтымъ изразцомъ, по которому, въ вид черныхъ линій, идутъ разныя фигуры. Порталъ и входъ выложены сталактитами изъ изразцовъ. Относительно этой мечети есть преданіе, которое говоритъ, что она нкогда была храмомъ огнепоклонниковъ.
Противъ этой мечети, на другой сторон площади, есть двухъэтажный павильонъ Али-Капи, т. е. ворота Али, священныя для персіянъ по слдующей причин. Шахъ Аббасъ веллъ вылить изъ серебра такія-же ворота, какія были въ меджеф, въ томъ храм, гд покоится первый шіитскій имамъ Али, и послалъ ихъ туда съ просьбой обмнить ихъ на деревянныя. Его просьба конечно была уважена и неджефскія ворота торжественно были привезены въ Испагань и сдлались святыней для народа. Гд-то я читалъ, что эти ворота замчательной работы, но это положительно неврно: грубо сколоченныя сажени въ четыре доски, съ желзными скрпами, составляющими продолженіе громадныхъ крюковъ, на которыхъ ворота повшены, вотъ и все. Входъ завшенъ желзной цпью, которая вся увшена лоскутками и ленточками разныхъ матерій и разныхъ цвтовъ, прибавлю — и разной чистоты. Правоврные персіане, а чаще всего персіянки приходятъ сюда молиться и высказываютъ свои сокровеннйшія желанія: одна проситъ у Али жениха, другая желаетъ быть матерью, третья желаетъ денегъ и т. д., и въ знакъ памяти, чтобы святой пророкъ не забылъ о приходившей, каждая вшаетъ какой нибудь лоскутокъ. По дорог изъ Тегерана въ Рештъ, я, помню, видлъ нчто подобное. Мы спускались съ горы, вдругъ провожавшій меня персъ согнулся, положивъ руки на бедра, и началъ усиленно кланяться передъ чмъ-то, громко взывая ‘я Али!’ ‘я имамъ!’ (о, Али! о, святой!). Подъзжаю и вижу гранатовый кустъ, весь увшенный лоскутками и ленточками.— Спрашиваю у перса,— что это такое.— Это могила святаго, похороненнаго здсь при дорог. Народъ очень уважаетъ его и обращается къ нему съ своими просьбами.— Но вернемся къ воротамъ Али. Когда я прошелъ черезъ нихъ, то это уже было оскорбленіемъ святыни: какой-то грязный дервишъ, сидвшій на корточкахъ и тянувшій кальянъ, дико посмотрлъ на насъ и что-то грубо проворчалъ, но полковникъ прикрикнулъ на него, и мы по скверной лстниц поднялись на террасу, съ которой нкогда шахъ Аббасъ любовался дйствительно прекраснымъ видомъ и смотрлъ на маневры своихъ войскъ. Теперь эта терраса въ жалкомъ вид, и нтъ сомннія, что она, какъ и находящійся надъ ней потолокъ, поддерживаемый деревянными колоннами, скоро рухнутъ, и этотъ интересный памятникъ будетъ навсегда потерянъ для человчества. На балкон я видлъ два писанныхъ красками портрета: европейка въ костюм XVIIІ-го вка и одна грузинка.
Здсь еще нужно упомянуть о воротахъ, ведущихъ въ Базаръ Кайзеріэ — Царскій базаръ. Съ двухъ сторонъ есть павильончики, называемые Накарэхано, домъ древней персидской музыки, которая впрочемъ и теперь еще играетъ по вечерамъ, чтобы поддержать преданіе, и состоитъ изъ большихъ барабановъ, длинной трубы — кярна, изъ маленькаго духоваго инструмента, похожаго на флейту съ грубымъ тембромъ, сорна. Надъ воротами портретъ шаха Аббаса и три окна, находящіяся въ комнат даруги, который завдуетъ базарами и ночью совершаетъ обходъ по городу. Внутри за воротами прежде былъ монетный дворъ Заграбъ-ханэ, теперь обращенный въ лавку, принадлежащую какому-то голландцу.
Еще надо упомянуть о Медрессэ-Мадареша, Медресее (школа) матери шаха-султана Хуссейна, послдняго изъ Сефевидовъ, построенная въ 1302—1305 году нашей эры. Весь низъ громаднаго купола исписанъ куфическими (древне-арабскими) надписями изъ изразцовъ. Внутри двора небольшой садъ, кругомъ котораго идутъ комнатки безъ оконъ, съ одной дверью только, здсь по нскольку учениковъ занимаются вмст. Мебели никакой, только посредин стоитъ въ аршинъ вышиной деревянная тумбочка, на которую сидящій поджавши ноги ученикъ кладетъ громадную книгу и усиленно роется въ ней, ища начала всхъ началъ мусульманской мудрости. Внизу же, между комнатками, есть громадная терраса съ разукрашенными стнами и потолкомъ: здсь происходятъ словесныя состязанія учениковъ съ учителемъ, конечно ученымъ муллой. На верху, надъ комнатами, идетъ рядъ еще меньшихъ комнатъ, устланныхъ тми же коврами, которые были при основаніи школы и называются зилю, т. е. такими коврами, которымъ теперь 580 лтъ, если взять годъ окончательной постройки Медрессэ 1305. Въ Медрессэ два минарета, изъ которыхъ на одномъ изъ настоящаго золота шпицъ въ форм золотой звзды, съ другаго минарета, очень высокаго, шпицъ былъ украденъ неизвстно кмъ и до сихъ поръ не отысканъ. Это Медрессэ, въ смысл декоративнаго искусства, могло бы быть неисчерпаемымъ источникомъ для орнаментальныхъ рисунковъ по его удивительному разнообразію и благородному сочетанію красокъ. Признаюсь, въ своихъ блужданіяхъ по Европ я нигд и никогда не видалъ ничего подобнаго. Это главные памятники въ центр Испагани, но есть еще нсколько на другой сторон рки Зендэруда, такъ, почти заброшенный Дворецъ Сефевидовъ, около него разваливающійся теперь Аинаханэ — Зеркальный домъ, который наврно скоро рухнетъ, и Ламакъ-данъ, родъ круглой небольшой бесдки въ два этажа.
Говоря такъ подробно объ Испагани, нельзя не сказать нсколькихъ словъ объ ея окрестностяхъ. Он гораздо лучше самого города, который въ общемъ, кром Чагаръ-Бага и площади Мейданэша, представляетъ груду глины, скрываемую садами, которыхъ по окраинамъ города имется достаточно. Испаганская равнина считается одной изъ плодороднйшихъ въ Персіи: кром фруктовъ и плодовъ, на ней хорошо родится табакъ, хлопчатникъ, клещевина, марена, шафранъ и, кром того, ячмень и пшеница. Испаганскій виноградъ неваженъ и гораздо хуже по своему качеству, чмъ ширазскій: это видно и на винахъ: ширазское несравненно выше испаганскаго. Вс ноля, какъ и самый городъ, орошаются ркою Зендэрудомъ, единственнымъ виновникомъ существованія Испагани, и нсколькими источниками, проведенными съ горъ, обрамляющихъ равнину съ двухъ сторонъ и придающихъ окрестностямъ ея особенно интересный и живописный видъ. Прибавьте еще къ этому многочисленныя голубятни, разбросанныя тамъ и сямъ, и видъ будетъ прелестный. Эти голубятни имютъ видъ громадныхъ цилиндрическихъ башенъ, въ которыхъ сотнями тысячъ разводятъ голубей нарочно для удобренія полей, такой способъ полученія удобренія весьма практикуется въ Персіи, какъ единственно самый надежный, за неимніемъ богатыхъ пастбищъ и стадъ. По другую сторону Зендэруда есть какъ бы предмстье Испагани, это — Джульфа, населенная исключительно армянами и европейцами, самымъ трудолюбивымъ элементомъ въ Испагани. Здсь есть армянская церковь съ армянскимъ епископомъ, множество садовъ и совершенно европейскій образъ жизни, хотя вншность домовъ и улицъ ничмъ не отличается отъ персидскихъ ни архитектурой, ни чистотой. Благодаря Зеллэ-султану, армяне находятся въ привиллегированномъ положеніи. Ихъ торговля находится въ самой Испагани, куда они прізжаютъ днемъ, а часамъ къ 7—8 вечера возвращаются въ свою Джульфу.
Въ заключеніе моего письма объ Испагани я хочу сказать нсколько словъ о персидскомъ искусств, т. е. объ архитектур, живописи и музык, такъ какъ ваяніе совершенно неизвстно персіянамъ. Мы привыкли ожидать отъ архитектуры чего-то грандіознаго, импонирующаго на наше зрніе и на наши нервы.
Въ персидской архитектур это совершенно отсутствуетъ: она не отличается вышиной и поражаетъ васъ не смлостью выполненія плана, а мелкой отдлкой внутри въ вид сталактитовыхъ потолковъ изъ зеркальныхъ кусочковъ, или вызолоченныхъ и расписанныхъ красками сталактитовъ, мелкихъ лпныхъ рисунковъ на потолк, стнахъ и окнахъ, или въ вид рамъ съ разноцвтными стеклышками. Въ этомъ выразился весь характеръ персіянъ: ничего величаваго, смлаго, независимаго, безконечное множество изгибовъ при небольшомъ количеств основныхъ качествъ души. Уничтожьте сталактитовыя углубленія въ потолкахъ и лпныя украшенія на стнахъ и окнахъ — и ничего не останется, кром неуютныхъ комнатъ, лишенныхъ самыхъ обыкновенныхъ человческихъ удобствъ. Откиньте мысленно гибкость персидскаго характера, маскирующую его, и вы только получите полнйшую пустоту душевную, не интересную ли въ какомъ отношеніи для европейца, вообще богатаго индивидуальною психическою жизнью. Возьмемъ теперь живопись, и мы столкнемся съ такимъ же явленіемъ, какъ и въ архитектур: въ персидской картин играютъ важную роль краски и главное дйствующее лицо, которое нарочно представляется больше, чмъ даже позволяетъ величина картины, за то идея, перспектива и рисунокъ не играютъ въ ней никакой роли. И здсь опять персіянинъ вылился вполн: все его внутреннее ничтожество и пустота душевная прикрываются одеждой яркихъ цвтовъ и вншней казовой роскошью. Можетъ быть, мы будемъ счастливе въ псн, этомъ зеркал и мрил народной поэзіи. Національныхъ музыкальныхъ инструментовъ въ нашемъ смысл слова нтъ, но есть только свирль, собственно дв камышевыя дудочки, которыя вставляютъ въ ротъ подъ угломъ и на которыхъ выигрываютъ въ удивительно однообразныхъ звукахъ бдныя содержаніемъ псни, въ которыхъ обыкновенно говорится — какъ одинъ увезъ двицу, а другой погнался за ними и убилъ противника или самъ закололъ себя кинжаломъ съ горя. Въ пніи псенъ обыкновенно играетъ роль не мотивъ, а долгая трель, какое то задерживаніе словъ въ горл, что производитъ на васъ убійственно раздражающее впечатлніе, такъ что вы не знаете куда дться отъ этой мертвящей музыки.

——

Когда мы пріхали въ Испагань, то его высочество принцъ Зеллэ-султанъ былъ на охот, которой онъ обыкновенно посвящаетъ нсколько недль въ году. Въ его отсутствіе мы были прекрасно приняты и обласканы намстникомъ Испагани Наиболь-Хакума-мирза-Сулейманъ-ханомъ. Черезъ нсколько дней посл нашего прізда прибылъ и принцъ, но я въ это время заболлъ и цлыхъ дв недли не могъ представиться его высочеству. Нужно было видть, сколько вниманія было проявлено ко мн со стороны принца: онъ прислалъ ко мн своего молодаго симпатичнаго доктора Мирзу-Шейхъ-Могамета, который каждый день утромъ и вечеромъ долженъ былъ приходить ко мн и длить со мной время. Наконецъ, 30-го іюля я представился его высочеству. Конечно, заране просили у него разршенія, которое и послдовало въ такой форм: ‘за часъ до заката солнца’. За столько-то часовъ до заката или до восхода солнца — это обыкновенная формула, употребляемая высшими персидскими сановниками, когда у нихъ спрашиваютъ позволенія представиться, будь то персіянинъ или европеецъ. Къ назначенному времени намъ прислали верховыхъ лошадей, и я съ своимъ спутникомъ и четырьмя лакеями направился во дворецъ. Прохавъ цлый рядъ узкихъ улицъ, съ высокими глиняными заборами, мы приблизились къ воротамъ дворца, гд толпилось безконечное количество кричавшихъ безъ всякаго смысла слугъ и ржавшихъ лошадей. Мы сошли съ лошадей и направились къ воротамъ, затянутымъ цпью. Около нихъ стояли два солдата личной гвардіи его высочества. Когда мой спутникъ Мирза-Джафаръ, такъ любезно служившій мн за переводчика, шепнулъ этимъ сынамъ Марса одно слово, насъ сейчасъ же пропустили, и мы вошли во дворъ, раздленный на дв половины: направо садъ съ кругомъ для оркестра музыки, а слва — гимнастика, ровъ и другія приспособленія для упражненія солдатъ. Это мсто называется ‘Чагаръ-Хоусъ (Четыре Лужи) и содержится очень чисто. Въ этотъ часъ тутъ была собрана масса солдатъ и офицеровъ въ австрійской форм, т. е. въ какихъ то сренькихъ брюкахъ съ краснымъ кантомъ и въ такомъ же однобортномъ пиджак съ золотыми петличками на концахъ воротника вмсто погоновъ. По спрыснутой водой дорожк, вымощенной крупнымъ булыжникомъ, мы прошли прямо въ Багэ-Качъ, садъ около дворца Зеллэ-султана. Это большой, довольно красивый садъ, съ трехъ сторонъ котораго находятся помщенія для высшихъ чиновниковъ и приближенныхъ принца, какъ-то: его зятя Соуреметъ-Доуля — главнокомандующаго, Бонаподъ-Молька — министра присутствія, Мушироль-Молька — министра податей, Наиболь-Хокума — намстника Испагани, и др. Вдругъ я услыхалъ рзкій, непріятнаго тембра голосъ, что-то громко говорившій повелительнымъ тономъ. Я сейчасъ же догадался, что это былъ принцъ, то же мн подтвердилъ, и мой спутникъ.
Цлая масса придворныхъ, въ своихъ черныхъ суконныхъ шапочкахъ ‘коля’ и въ высокихъ бараньихъ шапкахъ, боязно столпилась на одной алле и шепотомъ перекидывалась другъ съ другомъ словами. Жалко было смотрть на этихъ трепетавшихъ за себя людей: на каждомъ лиц читался самый серьезный и безграничный страхъ. Конечно, если встать на ихъ мсто и посмотрть на положеніе съ ихъ точки зрнія, то будетъ не до смха: ихъ честь, имущество и самая жизнь зависятъ отъ одного взгляда, отъ одного слова правителя. Наконецъ, рзкій голосъ затихъ, въ толп послышалось выразительное ‘идетъ!’ и дйствительно съ противоположной отъ насъ стороны сада съ министромъ податей появился самъ Зеллэ-султанъ, довольно полная, невысокаго роста фигура, въ персидской ‘коля’ и въ европейскомъ сренькомъ костюм. Круглое лицо, орлиный носъ, пара крупныхъ усовъ на подобіе піявокъ и повелительный взглядъ,— вотъ въ нсколькихъ словахъ портретъ принца. При его появленіи вс придворные склонили головы на лвую сторону груди и многіе изъ нихъ приложили правую руку къ сердцу, принявъ самую почтительную позу. Когда принцъ приблизился ко мн, то я по-французски выразилъ ему свое счастье, что наконецъ лично вижу его высочество въ его столиц и лично могу засвидтельствовать ему свое удивленіе его дятельности на пользу Персіи и его симпатіямъ, которыя онъ питаетъ къ Европ и европейцамъ. Затмъ я сердечно поблагодарилъ его за все то вниманіе которое уже усплъ видть съ его стороны, не имвъ еще счастія представиться ему. Принцъ, разставивъ ноги, засунувъ руки въ карманъ и устремивъ на меня свой умный глазъ (другимъ онъ коситъ), очень терпливо выслушалъ меня, потомъ сказалъ по-персидски: ‘Хотя вы и заболли по прибытіи въ Иснагань, но я надюсь, что скоро поправитесь: такъ обыкновенно бываетъ со всми европейцами, прізжающими сюда. Надюсь, что цль вашего путешествія будетъ достигнута, и вы, погостивши у насъ, счастливо воротитесь въ Москву. Поперсидски говорятъ, продолжалъ онъ, что нкоторые своимъ появленіемъ какъ бы приносятъ хорошія извстія. Вы изъ ихъ числа, потому что я только-что получилъ телеграму, что бунтовщики въ Керманшах разбиты и 300 человкъ взято въ плнъ’. Затмъ, прибавивъ, что я во всякое время могу видть его, его высочество отпустилъ меня.
Личность принца Зеллэ-султана — такое замчательное явленіе само по себ, что быть въ Персіи и не познакомиться съ ней и съ ея дятельностью — просто преступленіе. Хотя его вс называютъ Зеллэ-султаномъ, т. е. тнью султана, но это не имя его, а только часть громаднаго титула, который читается такъ: его высочество, свтлйшій, священнйшій, славнйшій, самый похвальный, высочайшій, счастливйшій, важнйшій, величайшій, принцъ, десница государства, тнь султана, султанъ-Масудъ-мирза. Принцъ — старшій сынъ его величества Шахинша, царя царей. Объ его дтств вообще мало извстно, одно только можно положительно сказать, что принцъ всегда отличался замчательной любознательностью, которая впрочемъ оставалась безъ удовлетворенія, потому что его воспитаніе, говорятъ, велось съ большой небрежностью. И не смотря на это, онъ поражаетъ европейца своимъ свтлымъ умомъ, положительнымъ знаніемъ исторіи и политическаго положенія главныхъ государствъ міра, такъ что вообще трудно сказать, что представлялъ бы изъ себя этотъ человкъ, если бы получилъ европейское образованіе и лично видлъ Европу.
Зеллэ-султанъ выступилъ въ роли политическаго дятеля въ первый разъ, начиная съ 1874 года, когда по всей Персіи широкой волной прошло всеобщее неудовольствіе, потому что всюду царилъ произволъ и насиліе, положеніе торговли было ужасное, а земледльцевъ отчаянное, благодаря полному отсутствію законности и полной безнаказанности намстниковъ и губернаторовъ. Въ Испагани даже вспыхнуло возмущеніе, принявшее очень серьезные размры. Въ Тегеран при двор произошелъ серьезный переполохъ. Шахъ растерялся и не зналъ кому поручить усмиреніе возмущенія и умиротвореніе края. Посл долгихъ колебаній выборъ палъ на Зеллэ-султана, который блестящимъ образомъ оправдалъ ожиданія своего отца и тегеранскаго двора. Его высочество, хотя еще тогда очень молодой человкъ, лтъ 27, сразу обнаружилъ замчательныя способности хорошаго и умнаго администратора. Исполняя волю шаха, онъ отправился въ Испагань и сейчасъ же- принялся за упорядоченіе управленія, водвореніе спокойствія и обезпеченіе безопасности. Для этого прежде всего онъ началъ войну съ чиновниками, извстными взяточниками и грабителями, удаляя ихъ со службы и замняя своими, лично извстными ему, людьми изъ разныхъ провинцій. Всмъ былъ открытъ доступъ къ нему: всякій, старый и малый, богатый и бдный, могъ свободно идти къ нему и просить помощи или правосудія. Вторымъ его дломъ было учрежденіе существующаго до сихъ поръ ‘Диванъ-ханэ’, судилища для городскихъ уголовныхъ и важныхъ гражданскихъ длъ. Этотъ судъ былъ построенъ на новыхъ, совершенно неизвстныхъ въ Персіи, началахъ. Разбирательство должно было производиться въ немъ въ присутствіи нсколькихъ представителей: отъ гражданъ, намстника города, отъ духовенства — шейхъ-уль-ислама и отъ его высочества — личнаго его секретаря. Такимъ образомъ этимъ новымъ порядкомъ разбирательства въ судопроизводство вносилась уже нкоторая гарантія правосудія, чего до него не было въ Персіи. Затмъ онъ обратился къ разбжавшимся во время безпорядковъ купцамъ, приглашая ихъ вернуться въ столицу и общая имъ свое содйствіе и покровительство. Но торговля все-таки не могла идти по причин отсутствія безопасности и поразительно наглаго воровства въ город. Тогда Зеллэ-султанъ выкинулъ такую штуку, которой обманулъ и самихъ воровъ. По примру своихъ предшественниковъ, онъ вошелъ въ стачку съ ними, принималъ отъ нихъ ворованныя вещи, пока не узналъ всхъ главныхъ вожаковъ. Они, чувствуя свою безопасность, не особенно и скрывались.Тогда онъ веллъ всхъ перехватать и посадить въ тюрьму, а вс ворованныя вещи возвратить ихъ хозяевамъ. Благодаря такой мр, съ тхъ поръ воры изъ Испагани изчезли и теперь въ ней такъ тихо и спокойно, что можно удивляться.
Конечно, это надо приписать не поднятію нравственности въ народ, а страху передъ тми ужасными наказаніями, которыя до сихъ поръ еще практикуются во всей Персіи. Самое легкое наказаніе, это — палки по пятамъ, затмъ отрзываютъ уши, на что впрочемъ иметъ право только одинъ шахъ, а губернаторамъ и правителямъ предоставлено право рзать только мочки ушей, отрзываютъ носъ, продваютъ черезъ носовой хрящъ толстую иглу и на веревк водятъ по базарамъ, продваютъ черезъ ахилловы жилы у ступни ногъ веревку и связываютъ ею ноги,— нужды нтъ, что она гніетъ и въ ранахъ заводятся черви, отрзываютъ руки, ноги, употребляютъ пытки съ огнемъ, производятъ задушеніе веревкой, пригвождаютъ ухомъ къ двери, наконецъ отрзываютъ голову и это самое легкое наказаніе для преступниковъ. Самъ принцъ выразился слдующимъ образомъ о наказаніяхъ вообще, когда рчь зашла объ одномъ случа, бывшемъ до нашего прізда, когда преступника водили по базарамъ.
Мы не можемъ обойтись безъ такихъ наказаній,— сказалъ онъ: не забудьте, что мы азіаты и находимся въ Азіи. У васъ, въ Европ, вс дла длаются слугами, а государямъ остается только подписывать бумаги и санкціонировать дйствія своихъ слугъ. У васъ, такъ сказать, садъ розъ, изъ котораго удалены шиповникъ, капуста и всякое другое свинство, а у насъ весь садъ только и состоитъ изъ нихъ, и если попадется въ немъ роза или дв, то стоитъ ли изъ-за нихъ длать исключеніе?’ Эту свою общую мысль его высочество пояснилъ слдующимъ образомъ: ‘Если нашъ крестьянинъ узнаетъ, что за воровство только сажаютъ въ тюрьму и даютъ хлбъ и воду, а за убійство ссылаютъ, то завтра надо будетъ всю Персію посадить въ тюрьму. Мы пока должны дйствовать страхомъ,— другихъ средствъ еще нтъ у насъ’. Не правда ли, эти слова принца ярко иллюстрируютъ современное положеніе Персіи? Теперь интересно спросить: когда же отъ страха перейдутъ къ сознательному воздйствію на персидскій народъ? когда же примутся за его воспитаніе? Вдь на палк да варварскихъ пыткахъ далеко не удешь. И дйствительно-ли персидскіе правители все сдлали для народа, чтобы сказать, что кром страха и пытокъ въ ихъ распоряженіи нтъ другихъ средствъ?
Зеллэ-султанъ безспорно составляетъ исключеніе изъ цлаго ряда персидскихъ правителей. Это видно изъ его образа жизни и дятельности. Вотъ какъ онъ проводитъ свой день. Встаетъ въ 6 часовъ утра, около часа занимается гимнастикой по-европейски, посл этого одвается и пьетъ чай. Затмъ къ нему является министръ присутствія Вонаноль-Молькъ и читаетъ письма, полученныя отъ разныхъ губернаторовъ. На экстренныя письма отвчается сейчасъ же телеграмой или письменно, а обыкновенныя письма укладываются по порядку для отвта въ назначенный для того день, именно въ понедльникъ. Чтеніе писемъ продолжается часа два и въ это время хальватъ, т. е. никто не допускается къ его высочеству. Посл этихъ двухчасовыхъ занятій хальватъ мишекянатъ, т. е. хальватъ прекращается, и всякій можетъ явиться къ его высочеству и просить о чемъ угодно. Это до обда. Принцъ обдаетъ сидя на тюфяк приблизительно въ четверть толщиной. Передъ нимъ разстилается скатерть, на которую ставятся блюда съ пилавомъ и соусами, онъ указываетъ чего дать, и ему накладываютъ на тарелки и подаютъ. Во время обда являются нсколько человкъ ученыхъ и докладываютъ переводы изъ иностранныхъ газетъ: Times, Daily News, Temps, Norddeutsche Allgemeine Zeitung, которой я впрочемъ не видалъ, и нашей петербургской газеты Journal de St-Ptersbourg. Ученые мужи длаютъ докладъ, а его высочество, облокотившись на длинную пуховую подушку — мутакка, слушаетъ и немного дремлетъ. Прежде принцъ спалъ посл обда, но потомъ нашелъ, что много дорогаго времени пропадаетъ даромъ, поэтому отказался отъ сна. Это чтеніе продолжается около трехъ часовъ. Если кончаютъ раньше за неимніемъ матеріала, то еще читается исторія персидская или всеобщая. Затмъ принцъ одвается въ военную форму и съ барабаннымъ боемъ, въ сопровожденіи человкъ 20—30 изъ своей гвардіи, торжественно вызжаетъ верхомъ на лошади на знакомую уже намъ площадь ‘Чагаръ-Хоусъ’, смотритъ на ученье своихъ солдатъ и самъ иногда принимаетъ участіе. Это продолжается часа полтора или два. Затмъ онъ ворочается въ Багэ-Качъ, садъ около дворца, о которомъ говорилось выше. Здсь опять хальватъ и только министры находятся въ его присутствіи. Посл того часа два-три онъ принимаетъ рапорты отъ разныхъ частей войскъ и отъ испаганскихъ властей до времени ужина. Ужинъ подается такъ же, какъ и обдъ. Посл ужина, такъ около 10 часовъ вечера, его высочество направляется въ гендэрунъ (гаремъ), гд и остается до утра.
Военное дло — душа Зеллэ-султана, а войско — любимое дтище его, на которое онъ не жалетъ денегъ и которое поражаетъ европейца своей выправкой, опрятной формой и своимъ интеллигентнымъ видомъ. Среди этой азіатской дичи его войско, безъ всякаго преувеличенія, представляетъ пріятное по своей неожиданности зрлище. Это оазисъ среди пустыни. Нсколько лтъ тому назадъ въ войск Зеллэ-султана, какъ и у шаха, были европейскіе инструкторы, преимущественно австрійцы, которымъ почему-то очень посчастливилось въ Персіи. Изъ всхъ европейскихъ войскъ великихъ державъ австрійское считается самымъ слабымъ по своей дисциплин и самымъ изысканнымъ по форм. Первое обстоятельство, конечно, не было извстно шаху во время его путешествія по Европ, а второе должно быть было ршающимъ при выбор инструкторовъ. У Зеллзсултана они были немного лтъ, а затмъ подъ тмъ или другимъ предлогомъ были уволены, такъ что теперь въ Испагани нтъ больше ни одного, а въ Тегеран осталось очень мало, въ числ которыхъ есть и одинъ русскій инструкторъ казаковъ его величества шаха. Кто же заступилъ мста выбывшихъ инструкторовъ? Персіяне. Будучи очень способными отъ природы, они скоро усвоили себ европейскую военную науку — если не во всемъ ея объем и глубин, то въ практическомъ ея приложеніи, и теперь продолжаютъ усовершенствоваться подъ руководствомъ такихъ замчательно добросовстныхъ и даровитыхъ руководителей, какъ самъ его высочество Зеллэ-султанъ, его зять Соуреметъ-Доуля — главнокомандующій и замчательно симпатичный командующій войсками Керимъ-Ага. Послдній могъ бы служить образцомъ для генераловъ всхъ странъ, какъ нужно относиться къ длу: во всякое время и всюду присутствуетъ самъ, не обращая вниманія ни на какую погоду, къ очевидному ущербу для своего здоровья. За то плодомъ его усилій и является войско, невольно обращающее на себя вниманіе европейца.
Благодаря замчательной любезности и предупредительности Керимъ-Ага, я могъ очень подробно видть кавалерійскія казармы, помщенныя въ знаменитомъ по своей постройк караванъ-сара шаха Султана-Хуссейна изъ династіи Сефевидовъ. Подобно другимъ сооруженіямъ, и этотъ караванъ-сарай былъ заброшенъ и съ каждымъ годомъ разрушался все боле и боле и, конечно, скоро развалился бы, если бы практическій взглядъ принца не обратилъ на него вниманія. Теперь это наврное лучшія казармы во всей Персіи, громадный квадратный дворъ, вокругъ котораго идетъ въ два этажа балконъ съ безконечнымъ количествомъ комнатъ для офицеровъ и солдатъ, посредин двора течетъ рка, черезъ которую перекинутъ мостъ и сдлано каменное возвышеніе для сиднья по вечерамъ въ лтнюю пору, когда особенно душно. Съ одной стороны казармъ помщается цейхаузъ, который я видлъ во всхъ подробностяхъ. Представьте себ рядъ большихъ комнатъ, отмченныхъ литерами и нумерами: въ одной находится складъ только-что присланныхъ изъ Вны ружей, заряжающихся съ казенной части, въ другой — пистолеты, въ третьей — солдатское платье, въ четвертой — сапоги, въ пятой — сбруя для лошадей, въ шестой — колодки для сделъ и т. д., и весь этотъ громадный запасъ содержится въ удивительномъ порядк и чистот. Такой цейхаузъ выдержитъ сравненіе съ какимъ угодно европейскимъ.
Недалеко отъ кавалерійскихъ казармъ помщаются артиллерійскіе бараки,— иначе я не смю назвать этого низенькаго одноэтажнаго зданія, раздленнаго на рядъ комнатъ, въ которыхъ такъ же, какъ и въ кавалерійскихъ, помщается по четыре человка, внутри нтъ никакой мебели, а только на полу разостланъ войлокъ, на которомъ въ повалку спятъ солдаты, для каждаго изъ нихъ въ стн есть углубленіе на подобіе окошка, куда они ставятъ свои оловянныя чашки и глинянные кувшины для воды. На стнахъ развшено оружіе. Вообще чистота и порядокъ замчательные, и нтъ такой подробности, на которую не было бы обращено вниманія. Здсь мой обязательный и симпатичный чичеронэ, полкови. Абдулъ-Хуссейнъ-ханъ, показалъ намъ новыя горныя орудія, заряжающіяся съ казенной части и легко переносимыя, а также дальнобойныя новой системы, полученныя изъ Австріи. Передъ нами было сдлано примрное ученье наведенія орудій на видимую цль и на невидимую, и надо правду сказать, что солдаты, не торопясь, съ очевиднымъ пониманіемъ, очень толково исполняли свое дло, вообще видно было, что они сознательно исполняли что имъ приказывали. Здсь я считаю умстнымъ сказать еще разъ, что посл того какъ я видлъ въ Персіи столько дичи, я никакъ не ожидалъ встртить въ Испагани порядка совсмъ на европейскій ладъ: здсь, очевидно, лучше воспользовались услугами европейцевъ, чмъ въ Тегеран, гд собственно общенія съ Европой больше.
По-персидски есть выраженіе: ‘ если хочешь привязать къ себ войско, хорошо содержи его.’ Зеллэ-султанъ, очевидно, очень хорошо постигъ эту истину и для солдатъ ничего не жалетъ, чтобы только привязать ихъ къ себ. Что онъ ищетъ популярности между ними, это видно изъ его отношенія къ ихъ начальникамъ: онъ скоре приметъ сторону солдата, нежели начальника. Мн извстно нсколько случаевъ, хорошо иллюстрирующихъ это. Разъ принцъ былъ въ провинціи Магаллатъ. Тамъ стоялъ полкъ, въ которомъ полковникъ обижалъ солдатъ: такъ напр. у одного онъ задержалъ пять тумановъ (20 рублей на наши деньги). Солдатикъ пожаловался Зеллэ-султану. Послдній приказалъ полковнику уплатить солдату 25 тумановъ за пять, да 10 тумановъ за оскорбленіе чести солдата, затмъ веллъ вывсить въ полку такое объявленіе: ‘каждый солдатъ, въ случа обиды его полковникомъ, обязанъ донести объ этомъ его высочеству, а если не донесетъ, то — голову долой, точно также и полковникъ будетъ оштрафованъ за каждую задержанную копйку сотней, а посл трехъ разъ — голову долой’. Въ другой разъ одинъ солдатъ посл смотра пожаловался Зеллзсултану на одного офицера, который не уплатилъ ему жалованья. На вопросъ принца, почему это такъ, офицеръ отвтилъ, что забылъ. Тогда принцъ веллъ раздть ихъ обоихъ и платье офицера надть на солдата, а солдатское надть на офицера, сказавъ послднему, что онъ долженъ еще учиться бытъ офицеромъ.. Въ Персіи разсказываютъ много подобныхъ случаевъ, но и этихъ двухъ, думаю, достаточно для того, чтобы видть справедливость, вышевысказаннаго мною мннія о желаніи принца быть популярнымъ. И неудивительно, если начальники боятся, а солдаты любятъ его и готовы за него въ огонь и въ воду! Въ Тегеран у шаха иначе смотрятъ на службу….
Съ очень недавняго времени принцъ ввелъ у себя весенніе маневры вмсто обыкновеннаго ученья. Каждую весну его высочество перезжаетъ на полмсяца во дворецъ Сефевидовъ, и тогда изъ всхъ провинцій собираются войска въ Испагань, а отсюда къ дворцу Сефевидовъ, гд и располагаются лагеремъ. Его высочеству около дворца также ставятъ палатку, гд онъ и помщается. Войска трехъ родовъ оружія: пхота, артиллерія и кавалерія. Зеллэ-султанъ, сдлавъ имъ смотръ, раздляетъ ихъ на два отряда и начальникомъ одного назначаетъ главнокомандующаго, своего зятя Соуремедъ-Доуля, а другимъ командуетъ лично самъ. Затмъ, въ продолженіе 10—12 дней, происходятъ маневры по всмъ правиламъ военнаго искусства. Посл этого его высочество обыкновенно собираетъ солдатъ и офицеровъ вмст и говоритъ имъ нсколько словъ для поощренія. Вотъ напримръ смыслъ рчи, сказанной его высочествомъ посл послднихъ маневровъ: ‘Эти маневры доказали, чтобы сдлали большіе успхи, за что и благодарю васъ. Я надюсь, что и его величество, родитель мой, также вполн оцнитъ службу нашу и удостоитъ насъ своего милостиваго вниманія за нашу преданность и усердіе. Я отъ себя не буду повторять вамъ еще разъ, что вы мн дороги какъ братья, и такъ какъ я не могу обнять каждаго изъ васъ отдльно, то вмсто васъ цлую ваши знамена’. Затмъ принцъ съ подобающей торжественностью подошелъ въ знаменамъ и поцловалъ ихъ. Можно представить себ магическое дйствіе этихъ словъ на солдатъ, и безъ того уже боготворящихъ Зеллэ-султана, который при всякомъ удобномъ случа прибгаетъ къ подобному тонкому маневру, чмъ, конечно, увеличиваетъ свою популярность среди народа и привязанность къ себ войска, готоваго для него на все.
Эта-то популярность принца среди народа и безграничная къ нему привязанность войска и возстановляютъ шаха противъ него. Вообще нужно сказать, что въ Тегеран сильно боятся Зеллэ-султана, начиная съ шаха и кончая всми министрами, изъ которыхъ каждый зависитъ отъ одного слова принца. И есть основаніе его бояться: онъ управляетъ больше чмъ половиной Персіи, у него хорошо обученное и дисциплинированное войско, все вооруженное европейскими ружьями, заряжающимися съ казенной части, тогда какъ у шаха только его казаки имютъ эту роскошь, у него свои собственныя знамена, отдльныя отъ шахскихъ, наконецъ, онъ уменъ, самостоятеленъ и богаче шаха. Не вс ли здсь данныя для того, чтобы бояться его? Интересно, что шахъ, слыша о значительномъ прогресс въ провинціяхъ Зеллэ-султана, каждое лто собирается къ нему похать и каждое лто откладываетъ свою поздку. Его жены, сыновья, министры,— словомъ вс т, которые боятся за себя въ будущемъ, отговариваютъ шаха, говоря: ‘Куда ты дешь? Неужели ты самъ добровольно хочешь дать связать себ руки, чтобы быть посаженнымъ въ клтку’? Этихъ доводовъ бываетъ достаточно, и шахъ не детъ, а его клика распространяетъ слухъ, что Зеллэ-султанъ далъ шаху во столько-то. десятковъ тысячъ пешкешъ (подарокъ), чтобы онъ только не халъ къ нему, потому что вообще въ Персіи на поздки шаха въ провинціи смотрятъ какъ на кару Божію и стараются всяческими средствами отстранить ихъ, даже прямо откупаются отъ шаха. Въ отношеніи Зеллэ-султана это положительно неврно: онъ наоборотъ очень хотлъ бы, чтобы его величество видлъ, насколько имъ, принцемъ, довольны и что имъ сдлано за одиннадцать лтъ его управленія. Говорятъ, что принцъ вообще очень печалится, что его родитель подозрваетъ его въ измнническихъ планахъ противъ него, поэтому длаетъ все, чтобы убдить его въ противномъ. Разъ, передъ своимъ отъздомъ въ Тегеранъ, онъ веллъ собравшимся во дворецъ нищимъ говорить ‘аминь’, когда онъ кончитъ рчь, и сказалъ такъ: ‘Дай, Боже, много лтъ еще жить моимъ родителямъ. Когда же умретъ отецъ мой, то ты въ тотъ же день умертви и меня’. Нищіе сказали: ‘аминь!’ Но это, какъ говорятъ, не мшаетъ впрочемъ тому и другому имть шпіоновъ другъ у друга.
До прізда Зеллэ-султана въ Испагань духовенство играло первенствующую роль и держало правителей въ своей зависимости, теперь же роли перемнились: то высылкой изъ Испагани, то жалованьемъ или наградой, то лаской и привтомъ Зеллэ-султанъ добился того, что все духовенство въ управляемыхъ имъ провинціяхъ находится у него на служб, ждетъ отъ него милостей и старается показать къ нему свою симпатію, хотя онъ дйствуетъ прямо вопреки интересамъ духовенства. Такъ я помню, что когда былъ съ визитомъ у Имамэ-Джома, у перваго мусульманскаго духовнаго лица, по-нашему митрополита, то онъ говорилъ совершенно открыто и, какъ мн показалось, совершенно сердечно: ‘Я нисколько не завишу отъ Зеллзсултана и не боюсь его, потому что я силенъ слпымъ довріемъ ко мн массъ, но если ему будетъ угрожать опасность, то я провозглашу священную войну противъ его враговъ и велю поднять знамя пророка. Тогда увидятъ, что значитъ моя помощь’. Эти слова не требуютъ комментаріевъ. Такимъ образомъ эта страшная своимъ фанатизмомъ сила теперь обуздана и изъ слпаго врага правителя можетъ сдлаться его слпымъ защитникомъ.
Положеніе христіанъ, собственно армянъ, и положеніе евреевъ до Зеллэ-султана было самое жалкое: фанатизмъ персіянъ былъ такъ великъ, что запрещалось христіанамъ въ дождливую погоду входить въ городъ, чтобы стекавшею съ платья водой или каплями не осквернить правоврныхъ! Еще примръ: во время пожара въ Энзели персіяне отказывались заливать свои дома изъ ведеръ армянъ! Съ евреями было еще хуже. Принцъ даровалъ христіанамъ-купцамъ и евреямъ льготы, въ силу которыхъ они могутъ безпрепятственно торговать во всхъ городахъ Персіи. Армянскому епископу — халифэ, живущему въ Джульф, средоточіи армянскаго населенія въ Испагани, даже дано право разбирать помимо суда мелкія дла между армянами. Вообще принцъ настолько тонкій политикъ, что армяне съ одной стороны, а евреи съ другой считаютъ его своимъ, въ то время какъ онъ былъ, есть и будетъ персіяниномъ самой чистой крови и, конечно, никогда не поступится правами своихъ персіянъ въ пользу этихъ двухъ народностей. Кто думаетъ иначе, тотъ не знаетъ насколько Зеллэ-султанъ уменъ и политиченъ и какъ наружнымъ образомъ можетъ провести очень умнаго человка.
Есть еще люди, которыми очень много занимается Зеллэ-султанъ, это — дервиши. Они четыре раза въ году собираются къ Зеллэ-султану, оборванные, полунагіе, въ звриныхъ шкурахъ, лохматые, съ дубинами или громадными рыбьими костями на плечахъ. Когда они собираются, то Зеллэ-султанъ становится среди нихъ и проситъ Бога о слдующихъ вещахъ: 1) о здоровьи шаха и матери своей и о распространеніи справедливости, 2) о счастіи націи и о прогресс, 3) о вчномъ спокойствіи родины. Этого мало: въ теченіе всего мсяца могаррема (мартъ) эти дервиши въ гостяхъ у Зеллэ-султана и пьютъ и дятъ съ его кухни. Тогда же каждый вечеръ всякій изъ нихъ получаетъ по одному туману (по три рубля съ половиной), кром другихъ четырехъ разъ въ году, когда они тоже получаютъ отъ него. Всякій вновь прізжающій дервишъ является въ контору принца, записывается въ книгу и сейчасъ же получаетъ деньги на содержаніе, сколько бы ни оставалось до назначеннаго срока сбора дервишей. Между ними есть старшина, есть боле ученые и боле благочестивые, которые больше и получаютъ. кто изъ нихъ заявляетъ, что детъ на богомолье, и если старшина подтверждаетъ это, тому выдаются еще добавочныя деньги. Когда Зеллзсултанъ вызжаетъ съ войсками на маневры къ дворцу Сефевидовъ, то дервишамъ тамъ отводится особая палатка, въ которой они кутятъ на счетъ принца. Если принять, что ихъ собирается только сто человкъ (приблизительно столько я видлъ въ саду Зеллэ-султана), и вычислить, во что обойдется каждый, то въ годъ составится громадная сумма, которую тратятъ на этихъ дармодовъ, бродящихъ по стран и разносящихъ добрую славу о принц. Въ этомъ-то и состоитъ вся тонкость политики Зеллэ-султана съ этимъ бродячимъ элементомъ, имющимъ, къ несчастію, еще большое значеніе въ стран.
Недавно въ Гаштэ-Бехежтъ, о которомъ подробно уже было товорено, Зеллэ-султанъ открылъ военную школу, гд за исключеніемъ одного француза вс преподаватели — персіяне. Вотъ ея программа: французскій, арабскій, персидскій языки, ариметика, алгебра, геометрія, географія, военная наука, персидская и всеобщая исторія, естественная исторія, физика и химія, гимнастика, рисованіе и восточная каллиграфія. При открытіи ея изучался еще англійскій языкъ, но теперь онъ не преподается больше. Курсъ собственно четырехлтній. Во всей Персіи это вторая правительственная школа, а первая въ Тегеран и считается у персіянъ университетомъ. Я познакомился въ Тегеран съ однимъ студентомъ этой школы, одинъ часъ онъ слушалъ анатомію, другой — географію, а третій — французскій языкъ съ азбуки! Такъ какъ въ испаганской школ были каникулы, то я и не имлъ возможности составить себ хоть приблизительное понятіе о способ и объем преподаванія въ ней, о чемъ очень жалю.
Я имлъ счастіе нсколько разъ представляться его высочеству и теперь постараюсь воспроизвести здсь его рчи, записанныя мною сейчасъ же посл аудіенцій. Такъ, принцъ благодарилъ насъ за то, что мы пріхали въ Испагань, преодолвъ столько трудностей пути и неизбжныхъ лишеній. Говорилъ о томъ, что напрасно думаютъ и убждены въ Россіи, что онъ въ особенной дружб съ Англіей. ‘Относительно этой державы,— сказалъ принцъ,— мы очень разочарованы, а я между прочимъ самъ лично, съ самаго моего дтства, питаю къ Россіи особое расположеніе, всегда интересовался ея длами и слдилъ за ея успхами въ образованіи, въ развитіи торговли и промышленности, наконецъ въ развитіи военнаго дла, которое въ послднія десять лтъ приняло громадные размры. Въ этомъ отношеніи мы хорошо освдомлены, хотя нкоторые изъ вашихъ министровъ и думаютъ, что лучше оставлять своихъ азіатскихъ сосдей въ невдніи относительно положенія своихъ длъ въ государств. Это совершенно ложная точка зрнія: лучше имть сосдомъ знающаго и умнаго врага, чмъ глупаго невжду друга’. А не зналъ, на кого принцъ собственно намекалъ, и возразилъ на это въ общихъ чертахъ, что за-то наше общество и наша пресса за послднее время стали очень интересоваться Ираномъ и убждены въ его возрожденіи подъ руководствомъ его высочества.
Принцъ продолжалъ: ‘Зная силу Россіи, надо быть дуракомъ, чтобы искать союзовъ гд-то вн, когда подъ бокомъ есть такая держава, которая своей человколюбивой политикой въ Азіи давно привлекаетъ къ себ вс сердца, чего, къ сожалнію, о другихъ нельзя сказать ни въ какихъ отношеніяхъ. Въ самомъ дл, былъ-ли когда-нибудь примръ, чтобы русское правительство предательски и коварно поступало съ тми, которые отдавались подъ его покровительство? Если бы даже и была правда, что Англія — мой другъ, а Россія — врагъ, то я всеже предпочту лучше отдаться честному врагу, чмъ сомнительному другу. Поэтому я открыто высказываю свои симпатіи Россіи и русскому народу’. Дальше, онъ надется, что я въ своихъ письмахъ о Персіи буду безпристрастно называть дурное дурнымъ, а хорошее хорошимъ,— что онъ всегда сохранитъ въ сундук своего сердца воспоминаніе о нашемъ прізд. Затмъ, пожелавъ намъ лучшаго пути, его высочество подалъ руку и простился. На аудіенціи я сказалъ его высочеству, что въ виду его гостепріимства и милостей у меня нтъ другаго способа выразить ему мою благодарность, какъ гласно. Это я и спшу теперь сдлать, заявивъ, что всякій русскій найдетъ въ Испагани самую замчательную предупредительность и гостепріимство.

——

Въ Европ, за исключеніемъ Испаніи, никогда не было государства, которое въ такой степени находилось бы въ рукахъ духовенства, какъ Персія. На каждый помыслъ, на каждое движеніе, на каждое начинаніе духовная власть можетъ наложить свое veto, и она налагаетъ его, и ничто не можетъ идти противъ нея. Силу этого запрета. осязательно можно видть на томъ, какъ персидское духовенство не согласилось на нкоторыя реформы, предложенныя шахомъ посл его перваго путешествія въ Европу. Съ этой-то силой я и хочу предварительно познакомить читателей.
Магометанство, какъ религія, исчерпывается слдующими шестью положеніями, безусловно признаваемыми правоврными: 1) вра въ единаго Бога, 2) въ ангеловъ и архангеловъ, 3) во вс богооткровенныя книги, изъ которыхъ главныя: Пятикнижіе, Псалмы, Евангеліе и Коранъ, 4) вра въ пророковъ, 5) вра въ воскресеніе мертвыхъ и въ послдній день суда, 6) вра въ предопредленіе. Кром этихъ положительныхъ основаній магометанства, есть еще нсколько предписаній обрядныхъ, ставшихъ почти закономъ: очищенія и омовенія, молитва, постъ и паломничество въ святыя мста. Кром того, есть еще предписанія общаго характера, какъ-то: воздерживаться отъ убійства, воровства, прелюбодянія и другихъ грховъ, нарушающихъ чистоту духовную и тлесную. Несмотря на ясность этихъ основаній, въ магометанств произошелъ расколъ, который породилъ два толка — суннитовъ и, шіитовъ. Персія принадлежитъ къ шіитскому толку и въ силу вотъ чего.
Когда Магометъ умеръ и не оставилъ посл себя наслдника, тогда образовались дв партіи, изъ которыхъ одна хотла возвести въ халифы Али, двоюроднаго брата Магомета и зятя его, женатаго на любимой дочери пророка — Фатим, другая партія хотла возвести Абубекра, отца любимой жены пророка — Айши. Послдняя партія взяла верхъ, почему Али и его два сына, Хассанъ и Хусейнъ, были убиты. Персы, побжденные и обращенные въ исламъ Омаромъ, приняли сторону Али и считаютъ первыхъ халифовъ, Абубекра, Омара и Османа, узурпаторами и утверждаютъ, довольно странно однако, что Али, зять Магомета, долженъ наслдовать духовную несвтскую власть своего свкра. Поэтому они откидываютъ Сйнне4ь, сборникъ устныхъ преданій, основанныхъ на авторитет первыхъ халифовъ. Шіиты думаютъ, что титулъ имама, или намстника Магомета, принадлежитъ двнадцати ближайшимъ потомкамъ Али. Они врятъ, что послдній имамъ, по имени Магдій, не умиралъ, подобно другимъ’ людямъ, но былъ перенесенъ Богомъ въ неизвстное мсто въ 260 г. гиджры, т. е. 882 г. посл P. X., онъ появится опять ко времени послдняго суда надъ людьми. Тогда Іисусъ Христосъ сойдетъ съ небесъ, и вс послдователи его обратятся въ магометанство. Въ религіозныхъ отправленіяхъ суннитовъ и шіитовъ нтъ разницы, если не считать разнаго способа держать руки во время молитвы. Такимъ образомъ расколъ въ магометанств произошелъ, благодаря скоре политическимъ несогласіямъ, нежели религіознымъ взглядамъ.
Вообще, говоря о магометанств, нужно имть въ виду, что Магометъ сосредоточилъ въ себ все, что относилось къ духовной и политической жизни его послдователей. Лякоранъ и Сгинетъ, которые онъ оставилъ имъ, должны были быть непреложными руководителями ихъ посл его смерти, и строгое попеченіе о началахъ вры и право изслдовать ихъ и толковать было предоставлено достойнйшимъ изъ его послдователей. Халифы наслдовали политическую власть пророка, но не имли никакого права на законодательство: изучая и изслдуя Алкоранъ и Сюннетъ, они могли только подводить и утверждать формулы закона, служащія руководствомъ для другихъ, не имющихъ этого права.
Изъ духовныхъ лицъ Персіи самое высшее это — Имамуль-джома, собственно такое духовное лицо, которое назначается шахомъ въ большіе города совершать за него по пятницамъ намазъ (молитву), которая называется хотбаэ-джома. Имамуль-джома читаетъ ее по пятницамъ въ шахской мечети, стоя на возвышенномъ мст, похожемъ на каедру лютеранскихъ церквей для пасторовъ. Имамуль-джома, кром того, предсдательствуетъ въ суд, называемомъ Канунэ-Шарга. Въ Персіи есть два рода суда: одинъ — Канунэ-Орфъ, производимый чиновниками, такъ сказать, гражданскій судъ, основанный на обыча, другой судъ Канунэ-Шарга, производимый муллами и вдающій вопросы о собственности, наслдств, брак, развод и т. д., на основаніи писаннаго закона Шарга, взятаго изъ Корана, и Сюннета, или собранія преданій со времени первыхъ халифовъ. Въ каждой провинціи есть-Канунэ-Шарга, состоящій изъ ученыхъ муллъ, извстныхъ своими юридическими познаніями. Вотъ въ этихъ-то судахъ и предсдательствуютъ Имамуль-джома.
Кстати, здсь я скажу нсколько словъ объ испаганскомъ Имамуль-джома. Ага-Мирза-Моамедъ-Хашимъ,— маленькій, съ лицомъ изрытымъ оспой, курносый, съ симпатичными карими глазами и мягкимъ, почти женскимъ голосомъ,— производитъ вообще впечатлніе человка съ мягкимъ характеромъ. Онъ очень уменъ, изъ разговора его видно, что онъ мыслитъ отвлеченно и самостоятельно, что у него цлое міровоззрніе, а не узко-магометанская ученость, близкая къ ограниченности. Благодаря знакомству съ нимъ, я измнилъ свое мнніе о дух высшаго магометанскаго духовенства. Вншняя обстановка жизни Имамуль-джома представляетъ, въ европейскомъ смысл, жалкую роскошь, основанную на зеркальныхъ сталактитахъ. Его домъ старый и хотя великъ, но неудобенъ. Если взять вншнее величіе, которымъ окруженъ Имамуль-джома, то онъ не можетъ жаловаться: начиная съ шаха и правителей до послднихъ муллъ-секретарей, все преклоняется предъ нимъ, и, не смотря на это, онъ удивительно простъ. Разговоръ нашъ съ обычныхъ фразъ вжливости, о здоровья и выраженія радости видть другъ друга, перешелъ на политическую почву, на расположеніе его къ Зеллэ-Султану и на желаніе содйствовать ему дломъ, когда это окажется нужнымъ. Въ предъидущемъ письм я приводилъ его слова, что онъ не нуждается ни въ комъ и не зависитъ отъ Зеллэ-Султана, но все-таки такъ сочувствуетъ ему, что при случа велитъ поднять знамя пророка, т. е. объявитъ священную войну. Когда я сказалъ, что во власти его святйшества есть дйствительное средство подготовить народъ къ пониманію такихъ повелній, Имамуль-джома спросилъ, какое именно средство я разумю? Я отвтилъ, что онъ можетъ сдлать это путемъ школы. Такой отвтъ ему очевидно понравился, мы разстались большими друзьями, и я долго сохраню въ памяти образъ этого почтеннаго человка.
За Имамуль-джома слдуетъ Шейхуль-Ислямъ, что означаетъ — старйшина вры. Эта должность учреждена шахомъ Измаиломъ, основателемъ династіи Сефевидовъ. Во всхъ главныхъ городахъ Персіи есть по Шейхуль-Исляму, утверждаемому шахомъ, но выбираемому населеніемъ города. Права его почти такія же, какъ и Имамуль-джома. Для того, чтобы какой-нибудь городъ выбралъ кого нибудь Шейхуль-Ислямомъ, нужно отличаться богословской ученостью и всякими познаніями, а кром того требуется еще самая строгая, безукоризненная жизнь.
Чтобы дать читателямъ боле ясное понятіе о персидскомъ Шейхуль-Ислям вообще, я опишу свой визитъ къ испаганскому Шейхуль-Исляму, Мирз-Абдулъ-Рахиму. Прямо съ улицы вы входите въ темный и, по обыкновенію, узкій корридоръ, вымощенный булыжникомъ, и попадаете на широкій, обнесенный высокой стной дворъ. Направо отъ входа находится большая терраса съ бассейномъ воды и съ тремя углубленіями, изъ которыхъ среднее — главное, ведетъ посредствомъ трехъ узкихъ двустворчатыхъ дверей, замняющихъ въ то же время окна, въ кабинетъ Шейхуль-Исляма, въ которомъ я, кром одного неважнаго дивана, ничего не видалъ. Прямо отъ террасы къ бассейну противоположной стны идетъ дорожка, раздляющая дворъ на дв половины, представляющія каждая хорошій садикъ, изъ которыхъ въ одномъ высится прелестный кипарисъ. На террас передъ входомъ въ кабинетъ стоитъ огромная кровать съ основой для полога. Лвая и правая стны террасы украшены лпными цвтами. Потолокъ гладкій и только надъ бассейномъ — изъ зеркальныхъ сталактитовъ розетка съ крюкомъ, на которомъ виситъ люстра съ 8 свчами, закрытыми стеклянными колпаками съ персидскимъ гербомъ ‘Льва и Солнца’. Входя, вс, кром меня, конечно, сняли башмаки. Насъ встртилъ очень высокаго роста, атлетическаго тлосложенія человкъ и любезно попросилъ садиться. На немъ была широкая шерстяная аба желтоватаго цвта и подъ ней блый архалукъ, на голов, сверху пестрой ермолки, блая чалма, громадная, совершенно красная отъ дйствія хины борода, ярко красные ногти на рукахъ и громадныя, пухлыя, босыя ноги, очевидно, побывавшія въ хинномъ раствор, при чемъ не только ногти, но и подошвы были красныя. Громадная голова съ широкимъ лицомъ, съ толстыми мясистыми губами и срыми глазами. На всей фигур замчался перевсъ животной жизни надъ интеллектомъ.
Посл обычныхъ фразъ вжливости, разговоръ зашелъ объ его здоровья, потомъ объ устройств домовъ въ Европ, объ успхахъ испаганскихъ мастеровъ, во время разговора насъ угощали чаемъ. Но вотъ Шейхуль-Ислямъ неожиданно всталъ, сказалъ: ‘Подимъ молитвы’ и тутъ же при насъ, обратясь лицомъ къ востоку, сталъ творить намазъ, громко читая молитву. Такимъ казовымъ ханжествомъ вообще щеголяетъ персидское духовенство и импонируетъ толп.
За Шейхуль-Ислямомъ слдуетъ Мочтегедъ, или, какъ говоритъ простой народъ, Муштегедъ,— названіе, которое усвоимъ и мы, какъ общепринятое. Муштегедъ, съ арабскаго, значитъ занимающійся усердно, обыкновенно выбирается тоже муштегедами посл большею испытанія въ познаніяхъ религіи и религіозныхъ обрядовъ. Лица, желающія быть муштегедами, обыкновенно кончаютъ курсъ или въ Кербеля, гд похороненъ Хуссейнъ, третій имамъ, или же въ НеДжеф, гд похороненъ отецъ его Али. Посл окончанія курса и испытаній, кандидатъ детъ въ одинъ изъ большихъ городовъ Персіи и тамъ обыкновенно довольно легко устраиваетъ свою карьеру. Муштегеды приглашаются населеніемъ города. Они, по нашему,— юрисконсульты, и въ ихъ лиц населеніе какъ бы создаетъ съ своей стороны протестъ противъ всякаго насилія со стороны гражданскихъ властей. Поэтому нисколько неудивительно видть тотъ почетъ, которымъ толпа окружаетъ муштегеда. Въ нашъ домъ прізжалъ муштегедъ города Испагани, когда онъ выходилъ изъ дома, то толпа подхватила его на руки и буквально посадила на осла. Въ силу такого уваженія толпы къ муштегедамъ, и правители Персіи отличаютъ ихъ, а иногда просто боятся ихъ власти и вліянія. Такъ, отецъ теперешняго испаганскаго муштегеда былъ тоже муштегедомъ, пользовался громадной властью и былъ грозой для шаха, съ которымъ онъ нисколько не стснялся и говорилъ такимъ языкомъ: ‘Не забывай, что ты завдуешь тлами своихъ подданныхъ, а я повелваю ихъ душами’. Чтобы быть выбраннымъ въ муштегеды, нужно, кром религіозныхъ познаній, отличаться еще очень строгимъ поведеніемъ, для этого требуется почти отреченіе отъ міра и общества и особенно воздержаніе отъ всякаго общенія съ гражданскими чиновниками шаха. Правительство, конечно, въ своихъ интересахъ, поддерживаетъ каждаго муштегеда, давая ему нсколько сотъ тумановъ пенсіи, которая называется вазифэ и на которую имютъ право его наслдники. Муштегеды владютъ обыкновенно громадными богатствами, благодаря обильнымъ пожертвованіямъ частныхъ лицъ.
Здсь будетъ кстати сказать нсколько словъ вообще о пріемахъ и поведеніи высшаго персидскаго духовенства передъ толпой, составляющей его силу. Вс эти имамуль-джома, шейхуль-ислямы и муштегеды обыкновенно одваются въ худшее платье, чмъ могли бы имть, носятъ грубое блье, никогда не здятъ на лошадяхъ, а всегда на мулахъ или на маленькихъ верховыхъ ослахъ, стараются здить безъ большой свиты, только съ однимъ проводникомъ, валено держатся, часто устремляютъ глаза къ небу, говорятъ медленно и туманно, обыкновенно выраженіями изъ Корана или нравственными сентенціями, часто зазжаютъ въ мечети и подолгу молятся, нарочно громко читая непонятныя для народа арабскія молитвы, затмъ говорятъ длинныя аффектированныя проповди. И благодаря такому утонченному, разсчитанному ханжеству, доведенному до совершенства, эти фарисеи мусульманства своими пріемами совершенно ослпляютъ дикій фанатичный народъ: ложью и ханжествомъ пріобртаютъ его уваженіе къ себ и на его невжеств строятъ свое величіе.
Самую низшую ступень въ мусульманской духовной іерархіи представляютъ муллы. Нкоторые изъ нихъ также получаютъ поддержку отъ правительства, начиная отъ десяти до нсколькихъ десятковъ тумановъ въ годъ. Чтобы сдлаться муллой, требуется немного. Претенденты на эти мста учатся въ медрессэ, выучиваются сносно читать Коранъ и затверживаютъ рядъ необходимйшихъ молитвъ по-арабски, замнъ являются къ муштегеду и заявляютъ о своемъ желаніи стать муллой. Онъ экзаменуетъ ихъ и, въ случа удовлетворительныхъ отвтовъ, даетъ разршеніе внчать, погребать, говорить проповди и проч. Въ деревняхъ, въ которыхъ нтъ кази-судьи, на нихъ возлагается также разбирательство неважныхъ гражданскихъ длъ.
Муллы, въ большинств случаевъ не получающіе жалованья, ведутъ свои дла такъ, чтобы не обидть самихъ себя. Изъ ихъ судебной практики разсказанъ мн слдующій фактъ господиномъ, живущимъ много лтъ въ Персіи. Одинъ купецъ долженъ былъ получить съ другаго сто тумановъ (около 350 рубл.), не получая ихъ, онъ отправился къ мулл и заявилъ объ этомъ. Мулла вытребовалъ къ себ должника, но послдній, прежде чмъ явиться на разбирательство, зашелъ къ мулл какъ-то со стороны и показалъ свои 10 пальцевъ. Мулла, объяснивъ это себ такъ, что должникъ дастъ ему 10 тумановъ (около 30 рублей), ршилъ дло въ пользу должника и отказалъ истцу. Когда посл того рчь зашла о 10 пальцахъ, то есть объ уплат общанныхъ тумановъ, то должникъ объяснилъ, что онъ общалъ 10 кырановъ,— на наши деньги немного больше трехъ рублей. Тогда мулла заявилъ, что онъ ошибся, и перершилъ дло снова (Кашанъ).— Это дйствительный фактъ, но если мы примемъ его даже за анекдотъ, то онъ все-таки достаточно объясняетъ отправленіе правосудія въ Персіи.

——

Религіозны ли Персіяне? Что я слышалъ и видлъ, все говоритъ противъ ихъ религіозности. Одна половина населенія узко фанатична, а другая ни во что не вритъ — ни въ Магомета, ни въ рай, ни въ адъ, но, боясь мести муллъ, ревниво слдящихъ за правоврными, вншнимъ образомъ совершаетъ вс религіозные обряды и предписанія. Такъ, въ рамазанъ правоврнымъ предписано поститься съ трехъ часовъ утра до заката солнца. Передъ людьми они постятся, но дома надаются до отвала и, конечно, только темная масса постится какъ слдуетъ. Даже женщины, всюду самый религіозный элементъ, здсь, говорятъ, очень индифферентны къ религіи.
Въ Персіи замчается теперь любопытное явленіе — большое расположеніе среди персовъ къ протестантизму. Въ чемъ кроется причина такого страннаго расположенія, не знаю, отчасти, быть можетъ, зависитъ оно отъ того, что шіитамъ запрещено объяснять Коранъ и что они вообще большіе болтуны, обыкновенно ни цлымъ часамъ переливающіе изъ пустаго въ порожнее. Вообще ихъ расположеніе къ протестантизму нужно отмтить какъ фактъ, которымъ пользуются протестантскіе миссіонеры, готовя почву для будущаго, хотя ихъ проповдь до сихъ поръ больше ограничивалась армянами, чмъ персіянами. Въ прошломъ году въ Испагань пріхалъ изъ Индіи одинъ протестантскій миссіонеръ и началъ свою проповдь и раздачу евангелій на персидскомъ язык. Муллы вооружились противъ него и настоятельно требовали его удаленія, иначе грозили даже смертью. Что длать?— нужно было удалиться. Но миссіонеръ не хотлъ сдаться безъ бою. Чтобы отомстить мулламъ, онъ въ одну ночь развезъ по городу громадное количество экземпляровъ евангелія и разложилъ ихъ передъ каждой дверью, затмъ самъ удалился. Жители, конечно, нашли ихъ и прочитали, смя было брошено. Муллы потребовали, чтобы каждый, нашедшій такое евангеліе, сжегъ его, если онъ желаетъ только остаться правоврнымъ (эта фраза равна нашему отлученію отъ церкви). Часть книгъ была сожжена, а другая конечно осталась въ рукахъ населенія.
Про другаго миссіонера я слышалъ, что онъ дйствовалъ такъ сказать отъ противнаго. Кажется въ Лондон была отпечатана для Персіи, конечно на персидскомъ язык, брошюра, въ которой были собраны вс мннія ученыхъ и духовныхъ отцовъ, направленныя противъ Магомета и рисующія его обманщикомъ и невждой. Эту брошюру миссіонеръ ввезъ въ Персію и началъ раздавать жителямъ. Тогда, говорятъ, Зеллэ-султанъ призвалъ его и сказалъ, что онъ можетъ проповдывать, что ему угодно, но если онъ будетъ продолжать распространять свою брошюру, то онъ, Зеллэ-султанъ, дале не можетъ ручаться за его жизнь. Брошюра была конфискована, этимъ все дло и кончилось. Англичане ведутъ дло серьезне и стараются воздйствовать черезъ школы, основываемыя ими же и на свои средства, конечно это единственная возможность добиться чего нибудь въ мусульманской стран.
Мн приходилось встрчать персіянъ разныхъ профессій и положеній, которые читали довольно основательно евангеліе и открыто признавались въ томъ, что ихъ плняетъ его простота. Они чаще всего цитируютъ слдующія мста: ‘Оскверняетъ не входящее въ уста, но исходящее изъ устъ’ и ‘Возлюби ближняго своего, какъ себя самого’. Мн, вообще, думается, что если бы евангеліе читалось и толковалось въ школахъ, то черезъ какія-нибудь двадцать, тридцать лтъ въ Персіи произошелъ бы громадный религіозный расколъ. Въ данное же время тамъ не замчается никакого внутренняго движенія. Это пока царство сна и отсутствія всякой энергіи. Сама жизнь, вками вставленная въ извстныя рамки, течетъ такъ сказать по необходимости, вообще, нтъ того живительнаго духа, который на все налагаетъ печать оживленія и здоровой энергіи.
Теперь перейдемъ къ тому, какъ заключаются браки въ Персіи. Вслдствіе невозможности видть двушку-невсту, прибгаютъ къ свахамъ, которыя, подобно нашимъ въ купечеств, шныряютъ изъ дома въ домъ и знаютъ всемозможныя подробности о невст, ея характер, состояніи родителей и прочее. Родственники и родственницы желающаго жениться тоже наводятъ справки, и въ конц концовъ получаются настолько обстоятельныя свднія, что женихъ заране приблизительно знаетъ портретъ, красоту или отсутствіе ея у своей будущей невсты. Затмъ начинается серьезное дло сватовства и условій. Родные обихъ сторонъ собираются въ дом невсты, равно какъ и женихъ, котораго отецъ невсты принимаетъ, провожаетъ въ комнату, гд собралось общество, а самъ удаляется и не принимаетъ участія въ заключеніи контракта, поручивъ это родственникамъ и предварительно опредливъ размры того, что они должны требовать. Контрактъ заключается въ присутствіи муллы. Въ Персіи не какъ у насъ въ Европ: приданое и свадебные расходы платитъ женихъ, а не невста, кром того, женихъ платитъ еще отцу невсты такъ называемое ширбаха — плата за молоко, за воспитаніе. И это еще не все: женихъ долженъ приготовить для невсты калымъ, безъ чего онъ не получитъ ея. Калымъ — это родъ залога, обезпеченія невсты въ будущемъ: если мужъ захотлъ бы прогнать свою жену или развестись съ ней, то онъ обязанъ выплатить ей калымъ сполна. Если же жена уйдетъ изъ дома сама, то теряетъ право на полученіе калыма обратно Калымъ состоитъ въ томъ, что на имя невсты записываются нкоторыя драгоцнности, мебель и другое имущество, все это прописывается женихомъ въ описи, называемой акдъ-намэ, подписывается имъ и удостовряется или скоре утверждается мстными властями. Родители невсты, получивъ опись, торжественно вечеромъ отправляютъ невсту, посл обряда благословенія муллой, къ жениху — этимъ и исчерпываются главныя подробности при заключеніи брака въ Персіи. Конечно при этомъ есть масса другихъ подробностей, недоступныхъ для иностранца, напримръ, какъ вводятъ невсту и жениха въ спальню.
Сколько женъ можетъ имть персіянинъ? Законныхъ женъ по Корану только четыре, которыя называются акди, за то незаконныхъ, сикэ, сколько угодно, хоть тысячу. Кром описаннаго мной заключенія брака, въ Персіи есть еще одно замчательное явленіе, что можно жениться на какой угодно срокъ, хоть на мсяцъ, хоть на нсколько дней! Надо замтить при этомъ, что дти, происходящія отъ этого брака, считаются законными. Такой обычай Персіи аналогиченъ съ Японіей. Что же нужно, чтобы заключить подобный бракъ? То же самое, что уже описано мной, т. е. свадебныя издержки, ширбаха, калымъ и подарки платьемъ и проч. Одна возможность такого удивительнаго брака указываетъ уже на жалкое положеніе персидской женщины. Дорогая цна, которую женихъ платитъ за невсту, въ сущности вовсе не дорога, потому что онъ пріобртаетъ себ рабыню и игрушку, зажиточные классы такъ и смотрятъ на жену, а бдные цнятъ ее постольку, поскольку она можетъ длать въ дом,— словомъ, по ея полезности. Такимъ образомъ, персидская женщина не иметъ подходящаго и приличнаго для себя мста въ дом, потому что она въ сущности ничто. Вся жизнь ея, вс помыслы должны быть направлены къ удовлетворенію одного человка, вн его у нея нтъ и не можетъ быть жизни. Она поэтому только то, что сдлаетъ изъ нея мужъ: или гонимое нелюбимое существо, вся жизнь котораго только рядъ страданій, или фаворитка, которая можетъ пріобрсти такое вліяніе на мужа, на ходъ его длъ, на всю жизнь дома, что ея приходится бояться, передъ ней дрожать. Если бы мужъ и жена не сошлись характерами, то они могутъ и развестись: нигд разводъ такъ не легокъ, какъ у мусульманъ, стоитъ послднему только сказать: уалла! (клянусь Богомъ!) и все сдлано, разводъ данъ, жена можетъ уходить. Повторенная же три раза эта клятва безапелляціонна, а потому самая страшная. Если мужъ отсылаетъ жену, то онъ обязанъ, какъ мы сказали, возвратить ‘ей калымъ, если же жена сама уходитъ, то она теряетъ право и на калымъ и на дтей. Если мужъ и оставитъ ей дтей, то только до трехлтняго возраста. Посл развода и мужъ и жена имютъ право жениться и выходить замужъ. Разведенная женщина не иметъ права выйдти замужъ раньше сорока дней посл развода, а вышедшая замужъ вдовой не иметъ нрава посл развода выйти замужъ раньше ста тридцати дней. Въ чемъ смыслъ этихъ сроковъ, я не могъ добиться. Богатые и знатные персіяне имютъ по-многу женъ, но бдняки имютъ обыкновенно одну, потому что большее ихъ число значительно увеличиваетъ издержки дома.
Гаремъ это — святилище для персіянъ и тюрьма для персіянокъ. Доступъ въ гаремъ никому не дозволяется. Если бы даже самъ шахъ позволилъ себ это, то вся Персія посмотрла бы на такое дяніе, какъ на насиліе.
Персидская женщина въ гарем обыкновенно проводитъ время за своимъ туалетомъ, румянится, блится, подкрашиваетъ и выводитъ дугой брови, соединяя ихъ вмст, что производитъ ужасно скверное, отталкивающее впечатлніе на европейца. Кром того, въ гаремахъ высшей знати, женщины налпляютъ себ на лицо и лобъ сусальное золото, потомъ снимаютъ его частями такъ, что бы на лбу образовалось нчто въ род дерева или какая-нибудь фигура и т. д., этотъ способъ украшенія видла въ гарем важнаго персидскаго сановника въ Испагани одна русская дама, длавшая какъ-то визитъ въ гаремъ. Персіянки носятъ кисейныя или шелковыя рубашки, потомъ лифъ нчто въ род жилета съ свтлыми пуговицами и широкія, какъ паруса, шальвары, собранныя и застегнутыя у ступни ноги.
Кстати, тутъ нужно сказать и о женщин вн гарема. Сколько разъ мн ни приходилось въ городахъ или деревняхъ видть персидскихъ женщинъ близко, вс он бывали всегда въ одномъ и томъ же костюм: прямо на голое тло надта ситцевая кофточка, застегнутая рдко насаженными пуговицами, подъ ней коротенькая, еле покрывающая колна юбка, собранная въ складки на таліи и имющая видъ колпака отъ лампы. Ноги съ колнъ голыя, на ступняхъ маленькія безпятыя туфли. Такъ обыкновенно одты и молодыя, и старыя. Благодаря подобному костюму, при каждомъ движеніи женщины обнажается ея тло, что производитъ очень непріятное впечатлніе. Такъ какъ она всегда выходитъ подъ покрываломъ, то не особенно и заботится о своемъ костюм. Когда персіянка выходитъ на улицу, то лицо свое покрываетъ блой чадрой съ кисеей для глазъ, а на себя накидываетъ длинную и широкую, обыкновенно синюю накидку, подъ которой синія шальвары, такъ что вся ея фигура представляетъ изъ себя большихъ размровъ сигару съ головою въ вид шара.
Дйствительно-ли такъ красива персидская женщина, какъ говорятъ про нее? Я опишу ее въ общихъ чертахъ, и пусть всякій ршитъ — да или нтъ. Обыкновенно невысокаго роста, съ очень круглой небольшой головой, съ широкимъ лунообразнымъ лицомъ,— что идеалъ персидской красоты,— съ черными бровями, съ красивыми черными глазами, съ небольшимъ носомъ и ртомъ, едва замтнымъ подбородкомъ и неинтеллигентнымъ выраженіемъ лица.
Персидская женщина лишена всякаго воспитанія, чаще всего даже вовсе безграмотна, рдкія изъ нихъ выучиваются кой-чему, посщая школу только до семилтняго возраста. Поэтому заране можно думать о грубости ея въ обращеніи и въ разговорахъ съ другими. Такимъ образомъ, вовсе неудивительно, что когда вышеупомянутая русская дама, посл осмотра гарема, увидала его владыку, послдній спросилъ ее: ‘Ну, что, мои жены не наговорили ли глупостей или хуже того? Вы, вдь, знаете,— продолжалъ онъ,— наши женщины не видятъ общества и не знаютъ, что прилично и что неприлично’. Разсказываютъ, что ведущіяся въ гарем рчи для непривычнаго уха могутъ показаться крайне безцеремонными.
Въ заключеніе этого письма скажу еще нсколько словъ о погребеніи. Въ каждомъ город для мужчинъ и женщинъ отдльно есть нсколько мордешуръ-хат, омывательныхъ домовъ для покойниковъ. Эти дома строятся не городомъ или правительствомъ, а обыкновенно частными лицами, въ вид длъ благотворительности. Положимъ, что въ какомъ-нибудь дом есть покойникъ. Очень рдко бываетъ, что его омываютъ и приготовляютъ дома, а обыкновенно сейчасъ же даютъ знать въ мордешуръ-ханэ, откуда и присылаютъ дурно сколоченныя деревянныя носилки, десятки лтъ служащія для перенесенія труповъ. Тогда покойника, съ пніемъ стиховъ изъ Корана, обертываютъ въ саванъ, кладутъ на носилки и съ пніемъ нарочно для того собравшихся родныхъ и знакомыхъ несутъ въ мордешуръ-ханэ, гд и обмываютъ его, посл процедуры обмыванія, продолжающейся не больше полчаса, покойнику закрываютъ вс отверстія ватой и несутъ на кладбище, куда Коранъ предписываетъ идти всмъ мужчинамъ города съ оговоркой, впрочемъ, что каждый въ своей жизни можетъ сходить туда одинъ разъ. Поэтому, при погребеніи, кром родныхъ и знакомыхъ, обыкновенно никого не бываетъ на кладбищ. По магометанскому закону могила должна быть полтора метра глубиной. Въ нее-то и опускаютъ покойника безъ гроба, кладутъ на одинъ бокъ и лицомъ непремнно къ Мекк, затмъ сейчасъ же зарываютъ. Посл того мулла читаетъ молитву. Съ кладбища собираются въ домъ умершаго на поминки, которыя обыкновенно продолжаются три дня. Это называется хатмъ. На третій день или мулла, или кто нибудь изъ боле знатныхъ родственниковъ покойнаго, или даже изъ чужихъ, приходитъ снять этотъ хатмъ, при этомъ онъ говоритъ осиротвшимъ нсколько словъ утшенія. Собственно этимъ поминки и кончаются. Посл того хозяинъ или старшій въ дом обязанъ снявшаго хатмъ торжественно проводить къ нему домой, чмъ тому лицу какъ бы выражается благодарность за то, что оно сняло съ родныхъ покойника горе, к облегчило тяжесть ихъ утраты. Собственно за погребеніе духовному лицу ничего не платится, но за обязательную молитву посл погребенія нужно платить непремнно.
Въ Персіи, какъ и у насъ, есть обычай, что религіозные и думающіе о своей смерти люди еще при жизни готовятъ себ саванъ для погребенія. Для этого они покупаютъ дорогую парчу и посылаютъ ее или въ Комъ, или въ Кербеля, или даже въ Мешхедъ, гд за извстную плату и съ извстными церемоніями освщаютъ ее и возвращаютъ лицу но принадлежности, которое и хранитъ ее до своей смерти.
Есть еще одинъ видъ похоронъ въ Персіи, но довольно рдкій: по своей дороговизн и доступный только богатымъ людямъ. Нкоторыя лица завщаютъ хоронить себя въ священныхъ для персіянъ мстахъ, которыя я только что назвалъ. Тогда составляется процессія изъ родныхъ и знакомыхъ и даже изъ тхъ, кому нужно быть въ данномъ мст по дламъ, берется провизія, со всмъ необходимымъ въ дорог до кальяна включительно, и процессія цлыя недли идетъ къ цли, постоянно увеличиваясь въ числ сопровождающихъ ее. Подобныя процессіи конечно заставляютъ говорить о себ, о покойник и объ его дом. Это желаніе блеснуть во что бы то ни стало называется ташаккусъ. Персіяне и при жизни большіе охотники бросать пыль въ глаза, очевидно* не оставляютъ своей привычки и по смерти…
Что касается персидскихъ кладбищъ, то они помщаются обыкновенно въ самыхъ городахъ или на окраинахъ и своимъ видомъ производятъ необыкновенно тягостное впечатлніе. Представьте себ, что вы попадаете на нкоторое возвышеніе, на которомъ кром небольшихъ узкихъ плитъ изъ известняка, стоящихъ торчмя или лежащихъ по направленію отъ запада къ востоку вы ничего не видите: ни цвтка, ни травинки, ни куста, ни ршетки, ни ограды! Полнйшее запустніе и заброшенность.

——

Нтъ ничего печальне персидскихъ городовъ. Это отчасти происходитъ отъ узкихъ улицъ, но главная причина, несомннно* архитектура домовъ: извн это какіе-то короба, сдланные изъ сушеннаго на солнц кирпича. Черезъ маленькую дрерь вы попадете на открытый дворъ, въ богатыхъ домахъ обыкновенно съ маленькимъ садикомъ и бассейномъ съ водой. Сколько я ни видалъ домовъ, они обыкновенно одноэтажные, если не считать еще подвальнаго этажа, зиръ-заминъ. Корпусъ самаго дома называется хаю, плоская терраса на верху дома, гд лтомъ и въ хорошую погоду спятъ, называется баля-ханэ. Окна дома такой же величины, какъ и двери, и состоятъ изъ маленькихъ разноцвтныхъ стеклышекъ, обыкновенно грязныхъ. Во всякомъ дом есть бируни, прежнее диванъ-ханэ, для пріема гостей. Кром того, есть еще гендерунъ, женское отдленіе, собственно гаремъ, куда посторонній не Сметъ проникнуть, но бываетъ, хотя и рдко, что хозяинъ изъ особаго расположенія къ гостю вводитъ его туда. Отдленіе для мущинъ — марденэ. Для многочисленной прислуги обыкновенно имется особое помщеніе, довольно грязное. Въ зажиточныхъ домахъ полъ покрытъ толстымъ войлокомъ, сверхъ котораго посреди комнаты разстилается коверъ, не достигающій стнъ: около стнъ, гд проходятъ, и около оконъ, гд сидятъ, обыкновенно стелется пестрая бумажная матерія, блое съ синимъ. У знати ковры стелятся во всю комнату. У бдняковъ глинянный полъ ничмъ не покрывается, а только разстилается небольшой войлокъ на томъ мст, гд сидятъ. Въ караванъ-сараяхъ на полъ стелется иногда какая-то плетенка изъ соломы, за то войлоковъ или ковровъ и въ помин нтъ. Такъ какъ персіяне сидятъ поджавши ноги, то очевидно устаютъ, чтобы предупредить эту усталость, они кладутъ къ стн длинныя диванныя подушки, муттака, набитыя обыкновенно хлопкомъ, рдко пухомъ, и опираются на нихъ спиной и лвымъ локтемъ. Пусто и неуютно кажется въ персидскихъ комнатахъ, потому что нтъ никакой мебели: ни стола, ни стульевъ, ни шкафа, ни одного гвоздя, ни одного крючка — хоть шаромъ покати. За то въ углахъ комнаты лежатъ большіе свертки, это постели и подушки, свернутыя въ трубку и лежащія такъ цлый день до ночи, пока снова понадобятся. Въ стнахъ комнаты есть только углубленія въ вид оконъ, иногда идущія въ два ряда, гд кладутся разныя вещи и ставятся кувшины съ водой и большія чашки для воды поддльнаго китайскаго фарфора, фабрикуемаго въ Лондон.,
Какъ ни неудобны персидскіе дома лтомъ, но все же можно жить, ибо жары такъ велики, что безразлично гд ни лечь, лишь бы было прохладно. За то зимой совсмъ другое дло: всюду холодно, всюду сквозитъ и негд укрыться. Какъ же согрваются персіяне зимой? Не по нашему. Хотя у нихъ и есть камины въ комнатахъ, но это только для вида, они никогда ихъ не топятъ по причин крайней дороговизны топлива, за то грются чрезвычайно оригинальнымъ и дешевымъ способомъ: въ глиняномъ полу комнаты сдлано углубленіе, куда кладутся раскаленные уголья, надъ ними ставится нчто въ род стола, такъ около трехъ четвертей аршина вышины, на которой кладется довольно широкій коверъ. Лица, желающія грться, ставятъ свои ноги къ столику и покрываютъ себя ковромъ до пояса. Насколько такой способъ согрванія себя вреденъ для здоровья, читатели конечно могутъ сами судить.
Чистота дома при такихъ условіяхъ не мыслима: и дйствительно, пыль и грязь всюду проникаютъ и лежатъ на всемъ. Можетъ быть, это также зависитъ отъ сравнительно незначительнаго участія персидской женщины въ веденіи хозяйства.
День для персіянъ опредляется двумя моментами: восходомъ и заходомъ солнца. Поэтому у нихъ выработалась особая формула назначать время для визитовъ и разныхъ свиданій за ‘столько то часовъ до восхода или до захода солнца’. Персіяне начинаютъ день очень рано: они обыкновенно встаютъ до восхода солнца и умываются безъ мыла, только водой: о какихъ бы то ни было умывальникахъ они не имютъ ни малйшаго понятія. Слуга подаетъ воду прямо на руки, изъ глинянаго или металлическаго кувшина съ узкимъ горлышкомъ. Затмъ совершается утренняя молитва намази-собхъ. Въ это время скатываются въ свертокъ постели и готовится чай: гд нибудь въ углу комнаты стелютъ небольшую салфетку, ставятъ на нее подносъ, а на подносъ самоваръ. Персіяне заимствовали чай очевидно отъ насъ, потому что называютъ чай по нашему чаемъ, самоваръ самоваромъ и стаканъ истаканомъ (и прибавляется потому, что персидское слово не можетъ начинаться двумя согласными). Самовары обыкновенно русской работы изъ Тулы или Москвы, хотя теперь уже начинаютъ длать ихъ и въ Персіи: такъ, я видлъ самовары испаганской работы, довольно хорошо сдланные, хотя безобразной формы. Посуда чайная большею частію тоже русская, причемъ употребляются стаканы удивительно маленькихъ размровъ, такъ что питье изъ нихъ даже раздражаетъ русскаго человка — такъ они малы. Мн приходилось встрчать иностранную поддлку подъ русскій фарфоръ, это я видлъ по русскимъ надписямъ съ перемшанными русскими буквами, напр. вмсто н везд и и наоборотъ. Въ богатыхъ и важныхъ: домахъ для чая есть особый слуга, который называется чаидаръ, по нашему чаечерпіемъ. Нашъ московскій чай очень цнится персіянами, но обыкновенно употребляется чай, привозимый англичанами черезъ портъ Буширъ на Персидскомъ залив, конечно боле низкаго качества, чмъ нашъ. Самоваръ долженъ кипть постоянно, и во все время чаепитія чайникъ долженъ стоять на самовар. Сколько мн приходилось видть, персіяне обыкновенно пьютъ очень крпкій, перекиплый чай, похожій на сусло или на жидкій деготь: въ этомъ случа ихъ вкусъ сходится съ англійскимъ. Замчательно, что чай вошелъ во всеобщее употребленіе не больше 15—20 лтъ. До этого въ Персіи пили черный душистый кофе въ маленькихъ фарфоровыхъ чашечкахъ, называемыхъ фенджанами. Кофе и кальянъ были единственнымъ развлеченіемъ персіянъ, къ которымъ они прибгали во всякое время дня и ночи. Теперь же въ Персіи не умютъ больше варить кофе, и я пилъ его только два раза. За то чай всюду и сравнительно лучше, чмъ я ожидалъ. Какъ иногда быстро и необъяснимо мняются привычки цлаго народа, взлелянныя цлыми столтіями!
Выпивши стаканъ или два чаю, персіянинъ принимается за свое дло или ремесло, или же идетъ въ свою жалкую лавченку, безъ которой вообще его трудно представить себ,— такъ велика у нихъ страсть къ торговл. Въ это же время до обда онъ устраиваетъ свои домашнія дла, или самъ побываетъ тамъ — сямъ и узнаетъ вс новости, или къ нему кто зайдетъ и разскажетъ ихъ. Человкъ, имющій доступъ къ шаху или намстнику,-Успетъ побывать и тамъ. Такъ проходитъ время до обда, нагаръ,— между десятью и двнадцатью часами дня. Обдъ накрывается слдующимъ образомъ. Посреди комнаты на ковр разстилается цвтная бумажная скатерть софра, по краямъ которой иногда выбиты черной краской изреченія изъ Корана. По числу гостей или лицъ на эту скатерть раскладываютъ огромныя депешки нунъ, т. е. хлбъ, начиная съ угловъ скатерти, чтобы она не сбивалась. Посредин ея ставятъ дв чашки съ шербетомъ, который пьютъ прекрасно вырзанными деревянными ложками съ надписями стиховъ изъ любимыхъ поэтовъ. Около этихъ чашекъ ставятъ подносъ съ двумя сортами плова (пилава), т. е.. просто риса, называемаго чловомъ, и риса съ шафраномъ и бараниной. Изъ персидской кухни это самое капитальное, самое вкусное, хорошо приготовляемое блюдо. Затмъ кругомъ подноса ставятся какіе-то безобразно кислые соусы, прсный овечій сыръ, пряныя травы, изъ которыхъ астрагонъ подается въ большихъ количествахъ съ овечьимъ сыромъ, дале — фрукты. Я думаю, читатели не постуютъ, если я, кром плова, назову еще нкоторыя блюда изъ приносимаго намъ обда изъ кухни Зеллэ-султана. Ферени изъ молока въ род подквашенной сметаны, ашимазь изъ квашеннаго молока, кисловатая съ зеленью и мукой жидкость, которую персіяне называютъ супомъ и дятъ съ большимъ аппетитомъ, есть еще другой супъ, съ шафраномъ и бараниной, очень жирный. Къ супу прилагается коротенькая фарфоровая ложка, похожая на ноту хвостомъ вверхъ, или на арабскую букву тау. Дальше галявіатъ, въ род нашихъ тертыхъ яблоковъ съ сахаромъ, тстоподобное изъ муки съ медомъ съдобное, посыпанное въ вид разныхъ фигуръ корицей и, пожалуй, на первый разъ вкусное, тархалва тоже, что галявіатъ, только другой формы, куку, крутая яичница изъ зелени и яицъ, очень любимая персіянами, мурабба-зерештъ — варенье изъ барбариса, затмъ жидкій кипяченый медъ, шербетъ изъ меда и напитокъ изъ разведеннаго водой квашеннаго молока, или вода съ разведеннымъ въ ней сахаромъ. Вообще персіяне въ ча и напиткахъ употребляютъ страшное количество сахару.
Когда все поставлено и приготовлено, одинъ слуга объявляетъ ‘нагаръ хазыръ астъ’ — обдъ готовъ! а другой подходитъ съ тонкими и высокими кувшинами въ вид металлическаго вопросительнаго знака, поставленнаго на полоскательную чашку съ сткой сверху въ род нашей металлической песочницы. Если гость очень важенъ, то онъ не встаетъ, и ему подносятъ кувшинъ, а мене важный встаетъ самъ и гд нибудь въ сторон моетъ безъ мыла правую руку, прижимая нсколько разъ пальцы къ ладони, и обтираетъ ее о платье или объ усы и бороду, проводя ее такъ, какъ наши крестьяне, когда они пользуются рукавомъ вмсто носоваго платка. Посл этого вс становятся на колни, каждый передъ своимъ хлбомъ, и, присвъ на пятки и опершись лвой рукой на лвую ногу, правой рукой начинаютъ сть, для этого каждый своей рукой беретъ горстями съ блюда пловъ и кладетъ его къ себ на лепешку хлба, затмъ запускаетъ пальцы въ многочисленные соусы, уставленные вокругъ плова, и что поймаетъ кладетъ себ тоже на лепешку въ пловъ, все той-же рукой мшаетъ это въ одну массу, беретъ ее на правую ладонь, мнетъ еще пальцами и спускаетъ большимъ и указательнымъ пальцемъ въ ротъ,— этого безусловно требуетъ этикетъ персидской благовоспитанности. Не персіянину, христіанину, подаютъ отдльно, при этомъ требуется, чтобы подносъ, тарелки и блюда были или металлическіе или глинянные, но ни за что не деревянные, ибо въ послднемъ случа они считались бы опоганенными, такъ какъ христіанская поганость впитывается въ дерево, но не пристаетъ къ металлу или фарфору. Христіанинъ ни въ какомъ случа не можетъ класть себ съ общаго блюда самъ, иногда впрочемъ бываетъ, что хозяинъ, чтобы показать свое уваженіе и расположеніе къ гостю, своими грязными лапами кладетъ пловъ на тарелку, вотъ и извольте тогда сть! Сохрани Боже брезгливому человку попасть въ Персію.
да проходитъ въ совершенной тишин: опять по этикету никто не долженъ говорить ни слова, и только ужасное чавканье языка и губъ, да трескъ челюстей нарушаютъ эту тишину самымъ непріятнымъ образомъ.
Обдъ кончился. Слуги сейчасъ уносятъ подносы и снимаютъ софра — скатерть — съ пола, затмъ приносятъ кальянъ и подаютъ его самому важному лицу въ компаніи. Лицо беретъ кальянъ и начинаетъ предлагать его каждому по одиночк, хотя бы компанія состояла изъ двадцати человкъ, со словами бисмилля — во имя Божіе, т. е. пожалуйста, или захматэ-шома, т. е. къ вашимъ услугамъ. Это очень важная статья въ персидскомъ этикет: хотя предлагающій заране знаетъ, что никто не посметъ взять отъ него кальянъ, но все же предлагаетъ,— такова несокрушимая сила обычая. Иногда посреди компаніи ставится общій кальянъ съ длинной трубкой, составленной на подобіе зми изъ кожаныхъ колечекъ, въ такомъ случа кальянъ остается неподвиженъ, а передается только одна трубочка.
Посл обда, на сытый желудокъ, персіяне ужасно любятъ заниматься политикой,— или, скоре, политиканствовать, при чемъ обнаруживаютъ иногда смлыя до комизма комбинаціи и большое невжество въ географическомъ и политическомъ положеніи государствъ, о которыхъ они ведутъ рчь. Насколько я усплъ замтить, имъ вообще легче удается представить себ Петербургъ или особенно Москву, нежели другія европейскія столицы. Величіе государства измряется ими его обширностью и народонаселеніемъ. Посл обда персіяне обыкновенно спятъ, затмъ опять пай, а за чаемъ ужинъ съ тми же пріемами и подробностями, какъ и обдъ.
Какъ ни болтливы персіяне, однако же языкомъ нельзя всего замнить, поэтому у нихъ есть свои развлеченія исключительно посл ды, т. е. посл обда или ужина. Что мн особенно понравилось, это ихъ любовь къ поэзіи и чмъ южне, тмъ она больше. Кто нибудь читаетъ нараспвъ, постоянно покачиваясь взадъ и впередъ, а вс другіе внимательно слушаютъ и при всякомъ хорошемъ стих или выраженіи громко выражаютъ свое одобреніе или восклицаніемъ: ‘ба, ба, ба!’ или словами: ‘барикъ алля!’ въ такомъ же смысл какъ мы иногда говоримъ: ‘ей Богу, хорошо!’ или: ‘доростъ! доростъ!’ — врно, врно! И эти восклицанія повторяются во все время чтенія, кстати сказать, ужасно скучнаго но его убійственной монотонности. Раньше мы видли, что персіяне не имютъ понятія о музык и живописи въ нашемъ смысл и смотрятъ на нихъ не больше, какъ на безполезную забаву, за то поэзія составляетъ важнйшій отдлъ въ ихъ образованіи. Поэтому вовсе неудивительно, что они знаютъ наизусть цлыя тысячи стиховъ и декламируютъ ихъ при всякомъ удобномъ и неудобномъ случа. Поэзія ихъ культъ и незамнимое развлеченіе.
Персіянамъ приписываютъ изобртеніе шахматъ, и представьте себ я ни разу нигд и никогда не видалъ, чтобы въ нихъ играли, такъ что я даже вообще заподозрваю ихъ умнье играть въ шахматы, за то между ними распространена другая, совершенно неголоволомная игра ‘дузъ’, состоящая въ слдующемъ. Каждый изъ играющихъ, которыхъ должно быть только двое, беретъ по двнадцати какихъ-нибудь зеренъ, положимъ бобовъ, затмъ на дощечк или кирпичик рисуетъ мломъ три одинъ въ другомъ прямоугольника, соединяетъ ихъ углы и стороны прямыми линіями и начинаетъ разставлять зернышки такъ, чтобы занять сразу три точки на одной линіи, тогда противникъ всякій разъ снимаетъ по зерну у себя. Передвиженіе этихъ зеренъ по линіямъ и составляетъ всю игру ‘дузъ’. Есть еще какая-то игра шашками, но я забылъ ея названіе. Развлеченій въ нашемъ смысл никакихъ: ни театровъ, ни баловъ, ни концертовъ, ни разнообразныхъ игръ молодежи обоего пола. Со стороны шаха, посл его возвращенія изъ Европы, была сдлана одна попытка имть постоянный театръ, уже даже и выстроенный при дворц въ Тегеран, которая однако окончилась полнымъ фіаско: духовенство ни подъ какимъ видомъ не хотло согласиться на это развращающее нововведеніе, заимствованное отъ неврныхъ фаранги, т. е. европейцевъ. Но отсутствіе театра замняется у нихъ разъигрываніями въ лицахъ духовной мистеріи, представляющей смерть Али, что конечно нужно разсматривать какъ начало театра. Кром того, на площадяхъ передъ толпой поэты декламируютъ свои стихи или разсказываютъ съ выразительными жестами о національныхъ персидскихъ герояхъ, или грязные полуголые дервиши передъ этой же толпой воспваютъ въ стихахъ свою черноокую любовницу, хотя ни одна женщина не взглянетъ на такого урода, и хорошее вино, котораго онъ наврно во всю жизнь свою не видалъ въ глаза и не пробовалъ. Замчательно, что народъ ужасно любитъ эти сцены и вообще страстный охотникъ до тамаша,— зрлищъ. Стоитъ иностранцу раскрыть ротъ, и сотни любопытныхъ лицъ и открытыхъ ртовъ уставятся на него. Понятно, что такое любопытство является слдствіемъ отсутствія серьезнаго труда и интересныхъ развлеченій.
Говоря о развлеченіяхъ, нельзя не упомянуть объ охот, которую персіяне любятъ до самозабвенія. Они охотятся обыкновенно верхами на дикихъ козъ, ланей и дикихъ ословъ, также охотятся и на дикихъ зврей: на тигровъ, ягуаровъ, леопардовъ, но, понятно, не съ такимъ удовольствіемъ, какъ на первыхъ. Охотники очень любятъ выставлять на показъ головы отъ убитыхъ ими животныхъ, какъ несомннные трофеи ихъ искусства охотиться. Такъ, я помню у Зеллэ-султана украшены вс стны его сада козьими и оленьими рогами. Когда художникъ, нашъ спутникъ, представлялся ему и обратилъ вниманіе на это украшеніе стнъ, то его высочество съ гордостью сказалъ: ‘Я не подражаю моему отцу, и, что вы здсь видите, убито мной’. Понятно, что ружье съ каждымъ днемъ становится больше и больше достояніемъ персіянъ, хотя они употребляютъ только заряжающіяся съ дула. Соколиная охота еще до сихъ поръ очень уважается въ Персіи. Знатныя и богатыя лица приручаютъ львовъ, тигровъ и леопардовъ и держатъ ихъ для развлеченія и забавы. Разъ мы были поражены, когда среди благо дня къ намъ привели прекраснаго персидскаго льва, принадлежащаго Зеллэ-султану. Левъ въ Персіи вообще длается большой рдкостью и не пройдетъ и двацати пяти лтъ, какъ онъ совершенно исчезнетъ. Этотъ левъ былъ безъ гривы, съ длиннымъ хвостомъ, который оканчивается чернымъ пучкомъ волосъ въ вид большой кисти, вообще это былъ прекрасный экземпляръ персидскаго льва, по величин не уступавшій африканскому. Его привели два человка на двухъ толстыхъ цпяхъ и говорили, что не было примра, чтобы онъ когда-либо бросался на людей, однако же отъ его сосдства становилось какъ-то жутко.
Что касается нравовъ и характера персіянъ, то они замчательно внимательны и любезны съ иностранцами, особенно съ европейцами, внушено ли имъ это уваженіе или оно само явилось независимо отъ распоряженій и внушеній, я не берусь ршить. Кром того, они замчательно гостепріимны. Впрочемъ, въ стран съ такими убійственными путями сообщенія и семейной обособленностью нельзя обойтись безъ гостепріимства: сверни съ большой дороги — и при рдкости населенія, да безъ знакомыхъ умрешь съ голоду. Безъ сомннія, религія поддерживаетъ въ сильной степени эту черту на Восток. ‘Гость — даръ Божій’, говоритъ народъ и основываетъ гостепріимство между прочимъ на слдующемъ, интересномъ по своей наивности разсказ.
У одного мужа была ужасно упрямая и злая жена, особенно не любившая гостей, каждый гость былъ для нея, такъ сказать, личнымъ врагомъ. Такое отношеніе ея къ гостямъ, наконецъ, надоло мужу, потому что ни ссоры, ни брань, ни даже побои не помогали. Вотъ онъ въ отчаяніи и обратился къ пророку Магомету съ просьбой исправить его жену. ‘Хорошо, сказалъ пророкъ, убди ее хоть одинъ разъ принять гостей и я самъ приду къ теб въ гости’. Мужъ, вернувшись домой, началъ уговаривать свою жену такъ: ‘Я знаю, что сдлалъ непріятное теб, пригласивши еще разъ гостей, но безъ этого нельзя обойтись. Ради Бога не сердись на меня, это въ послдній разъ,— больше я никогда не буду тебя безпокоить’.— ‘Хорошо’, отвтила она мужу. Вотъ, на слдующій день она видитъ, что къ ихъ дому приближается пророкъ съ четырьмя изъ своихъ учениковъ, а его платье усяно жемчугомъ, золотомъ, серебромъ и драгоцнными каменьями,— вообще блескъ и богатство. Пророкъ остался у нихъ въ гостяхъ цлый день и, наконецъ, ушелъ. Когда онъ уходилъ, то злая жена увидала, что на полахъ его платья вмсто жемчуга, золота, серебра и камней сидли болзни, несчастія и бдствія, т. е. ушли съ пророкомъ изъ ея дома. Тутъ только она поняла, что значитъ принимать гостей’.
Въ манер персіянъ обращаться съ гостемъ есть тысяча пріемовъ, которые легко могутъ подкупить и обмануть неопытнаго человка, есть тысяча предложеній съ ихъ стороны, которыхъ ни подъ какимъ видомъ не нужно принимать, иначе рискуешь непоправимо и навсегда попасть въ списокъ абсолютныхъ невждъ: напр., никогда не врьте фразамъ: ‘весь домъ и все, что есть въ немъ,— къ вашимъ услугамъ’, или: ‘располагайте моими лошадьми, какъ вамъ угодно’, или: ‘ваше желаніе — мое желаніе’ и т. д. въ этомъ род, и горе гостю, если онъ согласится хоть на одно изъ этихъ предложеній: его осудятъ безусловно. Прибавьте къ этому вншнюю дланную вжливость, приторную какъ солодковый корень, тысячу церемоній съ привставаньями и смиренными наклоненіями головы на лвую сторону груди, милліонъ вжливыхъ отборныхъ словъ, часто лишенныхъ всякаго смысла и накиданныхъ одно за другимъ неизвстно зачмъ, присоедините къ этому аффектированную рчь, усыпанную пословицами и цитатами изъ поэтовъ, и вы поймете всю тяжесть положенія европейца, въ первый разъ попавшаго въ эту страну условной лжи. Самое искреннее отчаяніе овладваетъ имъ при вид всего этого и не оставляетъ его до тхъ поръ, пока онъ не покинетъ страны. Геродотъ, помнится, говоритъ, что персіяне учатъ своихъ дтей съ пятилтняго возраста тремъ вещамъ: здить верхомъ, стрлять изъ лука и говорить правду, изъ которыхъ теперь осталась первая, вторая уничтожена временемъ, а въ третьей можно положительно сомнваться, что она вообще когда нибудь существовала. Теперь ихъ дти предоставлены самимъ себ, совсмъ заброшены, воспитанія никакого, а образованіе самое жалкое.
У персіянъ очень развита страсть къ рчамъ о высшихъ святыхъ вещахъ, за то тотъ же ротъ способенъ говорить ужасныя вещи. Они длаютъ массу омовеній тла въ день и совершаютъ еще больше всякихъ дяній, основанныхъ на обман, хитрости и фальши. Нтъ такихъ святыхъ вещей, изъ которыхъ персіянинъ не извлекъ бы пользы: изъ религіи, изъ дружбы, изъ любви — все равно безразлично для него. Гд, какъ не въ Персіи, можно встртить такую удивительную изворотливость, хитрость, ловкость, мастерски замаскированную ложь и фальшь, рабскую низость характера, самую невроятную лесть и самую грязную распущенность? Ничто меня такъ не раздражало, какъ безсмысленная лесть, которую мн приходилось слышать во время моихъ визитовъ къ нкоторымъ знатнымъ лицамъ, напримръ: ‘До сихъ поръ мы жили во тьм, какъ въ тюрьм, вы освщаете насъ и нашъ домъ своимъ присутствіемъ’, или: ‘самое большое фруктовое дерево одно безъ прививки ничего не стоитъ, а вложатъ въ него одинъ хорошій сучекъ (т. е. привьютъ его) — и оно получаетъ цну. Также и вы для насъ: со времени вашего прізда къ намъ мы похожи на это дерево’ и т. д. тысяча примровъ въ этомъ род. Вотъ ужъ про нихъ то можно сказать, что ложь какъ кружево плетутъ, и это не будетъ метафорой. Вс они замчательные актеры и тщеславны до невроятнаго: каждый персіянинъ охотно пожертвуетъ всмъ святымъ и дорогимъ, не пожалетъ родителей, дтей и жены, литъ бы о немъ говорили, лишь бы его называли какимъ нибудь титуломъ, ну хоть ханомъ. Интересно, что народъ хорошо знаетъ слабость своихъ и когда хочетъ угодить кому нибудь, называетъ его ханомъ, точь въ точь какъ въ Германіи длаютъ барономъ того, кто нсколько копекъ дастъ больше на водку.
Не надо забывать, что персіяне очень способны, съ большой фантазіей и феноменальной памятью, такъ что обыкновенно знаютъ наизусть цлыя поэмы изъ своихъ любимыхъ поэтовъ, имютъ много расположенія къ искусству, судя по тмъ образцамъ ихъ самоучекъ, которые я видалъ. Вообще у нихъ гибкій и отвлеченный умъ, любятъ говорить о добр и зл, и наврно ни у одного народа нтъ столько хорошо сложенныхъ фразъ и выраженій о благахъ и несчастіяхъ міра, о добр и зл, какъ у нихъ, но это ихъ ни къ чему не обязываетъ. Когда говорятъ, то ужасно кричатъ, и неопытный человкъ подумаетъ, что они готовы драться, хотя между персіянами я никогда не видалъ дракъ, за то между адербеджанами — нсколько разъ. Персіяне очень вспыльчивы, хотя этого и не видно извн, судя по ихъ важной и медленной походк и обычной сдержанности съ иностранцами и незнакомыми людьми, они скоро мняются въ обращеніи, стоитъ только измниться обстоятельствамъ, властолюбивы, сластолюбивы и жадны до наживы, хотя жадность и бережливость нельзя признать одной изъ основныхъ чертъ ихъ характера, если они и прячутъ то, что имютъ, то это отъ власть имущихъ, которые всегда могутъ отнять у нихъ все. Храбрость тоже не можетъ считаться въ числ ихъ добродтелей. Татары говорятъ о персахъ въ вид пословицы, что Богъ далъ имъ голову (т. е. умъ) и глаза (т. е. эстетическій вкусъ), но не далъ имъ сердца (храбрости), и это замчательно врная и мткая характеристика. Вообще говоря, персы безпечны, лнивы и непредпріимчивы, вчно надются на волю Божію, поэтому выраженіе т-ша-алла, да будетъ воля Божія, да поможетъ Богъ,— любимое и единственное ихъ выраженіе, которое они употребляютъ въ такомъ безконечномъ количеств случаевъ и съ такимъ оттнкомъ въ смысл, что даже невозможно передать его. Считаютъ неприличнымъ жестикулировать въ разговор ходятъ мало и медленно, хорошо здятъ, верхомъ, рдко живутъ въ наемныхъ домахъ, всегда предпочитаютъ въ своихъ. Есть замчательно оригинальныя черты: такъ, за хорошія извстія даютъ большіе подарки или даже все то, что есть при данномъ лиц, которое извщаютъ, напр., что у него родился сынъ или что пріхалъ давно ожидаемый съ дороги. Любятъ животныхъ, особенно лошадей и кошекъ и считаютъ ихъ чистыми, собаку же считаютъ нечистымъ и поганымъ животнымъ, и, несмотря на это, не мшаютъ ей жить: вс улицы и базары обыкновенно кишатъ ими.
Кажется, можно принять за правило, что если въ соціальной и политической жизни народа царятъ насиліе, произволъ, беззаконность и безнаказанность бюрократизма, то тамъ хитрость, скрытность, плутовство и выискиваніе всяческихъ обходовъ представляютъ обычное явленіе. Этимъ, вроятно, и можно объяснить весь характеръ персіянъ, въ немъ все есть, кром самоуваженія и національной гордости, безъ которыхъ, однако, немыслимъ политически-самостоятельный народъ.

——

Нтъ народа суеврне персіянъ, потому что нтъ такого явленія, нтъ такой вещи, которымъ персіянинъ не придавалъ бы какого-нибудь сверхъестественнаго значенія. Онъ вритъ въ судьбу, въ духовъ, въ заклинанія, въ талисманы. Въ его представленіи судьба играетъ роль фатума древнихъ. Кром того, каждый персіянинъ проникнутъ дуализмомъ, т. е. врой въ постоянную борьбу двухъ враждебныхъ другъ другу началъ — добраго и злаго, причемъ перевсъ на сторон послдняго, отъ этого вс воззрнія его отличаются нкоторымъ пессимизмомъ, разочарованностью. Нтъ мста въ мір, которое, по представленію персіянъ, не было бы жилищемъ духовъ: домъ, кладбище, земля, вода, воздухъ — все исполнено духовъ. Добрый духъ, малякъ, показывается во всякомъ вид, кром собаки и свиньи, злой духъ — дохыпъ — является въ вид собаки и свиньи, т. е. въ самыхъ нечистыхъ животныхъ для мусульманина. Злые духи имютъ особое царство, съ царемъ во глав, женятся и производятъ дтей, назначеніе ихъ — соблазнять людей и мшать ихъ счастію. Между злыми духами есть мусульмане и кяфиры, первые держатъ сторону персіянъ, а вторые, какъ принадлежащіе неврнымъ,— противъ нихъ. Такимъ образомъ, религіозное дленіе людей на правоврныхъ (мусульманъ) и неврныхъ (кяфировъ) перенесено и на духовъ. Молитвы противъ злыхъ духовъ пишутся по средамъ. Только муллы обладаютъ такими сильными и дйствительными молитвами, что могутъ даже заговаривать припадки, которые приписываются тому, что страдающее припадкомъ лицо или наступило въ темнот на дтеныша злаго духа, или какимъ-нибудь непріятнымъ образомъ обезпокоило послдняго и тмъ раздражило его противъ себя, если же дло идетъ объ очень хорошенькой двушк, то, въ случаяхъ припадка, говорятъ, что злые духи влюбились въ нее, вошли въ нее, борятся между собой и не хотятъ оставить ея. Припадки и всякія падучія болзни — находка и манна небесная для муллъ: они могутъ долго и безъ всякой конкурренціи заниматься заклинаніями, вызываніемъ и изгнаніемъ духовъ, за что берутъ конечно хорошія деньги, да и другими даяніями не брезгуютъ. Заклинанія производятся обыкновенно при торжественной обстановк, въ присутствіи родныхъ и знакомыхъ больнаго или больной. При этомъ мулла становится въ парадныя позы и громко-торжественно обращается къ злому духу, засвшему въ больнаго, съ такими словами: ‘О, (такой-то) духъ (есть разные сорты и названія духовъ)! выходи вонъ, зачмъ ты безпокоишь такого-то или такую-то?’ Посл этого мулла, взявъ бутылку, длаетъ видъ, что ловитъ духа, размахиваетъ руками въ разныхъ направленіяхъ по комнат, потомъ закупориваетъ бутылку и запечатываетъ ее своей печатью. Посл этого, конечно, никто изъ присутствующихъ не сметъ сомнваться, что духъ безвозвратно навсегда пойманъ и больше не станетъ мучить больнаго. Или передъ лицомъ, одержимымъ припадкомъ, мулла ставитъ тазъ съ водой и заставляетъ больнаго смотрть въ него, затмъ громкимъ голосомъ кричитъ: ‘Хазыръ шодъ!’ (готово!), т. е. духъ вышелъ. Когда хотятъ узнать, кто обезпокоилъ духа, то посылаютъ мальчика въ баню, затмъ, по возвращеніи его, чернятъ ему ногти на большихъ пальцахъ и заставляютъ его смотрть на нихъ, потомъ спрашиваютъ: ‘Видишь что?’ — ‘Вижу’, отвчаетъ мальчикъ — ‘Кого?’ — Такого-то человка,— говоритъ раньше наученный мальчуганъ и вс врятъ этому. Въ случаяхъ кражи или пропажи прибгаютъ къ такимъ же пріемамъ вызываній. Особые муллы, длающіе вызыванія пользуются такой силой и довріемъ, что если кто изъ нихъ, въ злоб на человка, скажетъ: ‘Духи! возьмите его’,— съ человкомъ длается припадокъ. Такъ великъ страхъ толпы передъ этими шарлатанами, что одно слово ихъ заставляетъ ее терять, самообладаніе. Къ этимъ мулламъ надо прибавить еще колдуновъ,! называемыхъ дэюагударъ, которые, какъ наши цыгане, везд ходятъ! и гадаютъ по рук и предсказываютъ будущее. Я помню, когда мы прибыли въ городъ Кашанъ, то къ намъ пришелъ семидесятилтній еврей и напросился гадать. Я никакъ не могъ отддаться отъ него. Сначала онъ спросилъ у меня мое имя, потомъ имя моей матери, и долго смотрлъ въ еврейскую книгу, затмъ сказалъ, что я много страдалъ въ прошломъ году (это случайно было врно), что меня ждетъ такое счастье, что его ‘хоть саблей руби’, но что у меня есть врагъ, котораго я долженъ опасаться, въ заключеніе веллъ мн въ новолуніе смотрть себ на грудь, чтобы такимъ образомъ ослабить козни врага.
Персіяне, конечно, врятъ въ дурной глазъ, но не такъ просто какъ мы или испанцы. У нихъ есть два сорта дурнаго глаза, которые различаются и въ названіи: чешме бадъ и чешме задъ. Подъ первымъ обыкновенно подразумвается черный блестящій глазъ, который безсознательно можетъ сглазить, т. е. такъ, что владлецъ его не знаетъ даже, что можетъ сглазить. Этого глаза не очень боятся. Второй глазъ хуже, и зависитъ прямо отъ желанія обладателя его, такъ что послдній знаетъ свою силу и страхъ, внушаемый его глазами ближнимъ, и сознательно спрашиваетъ или своего противника, или знакомаго, съ цлью напугать его: ‘желаешь-ли, что-бы я сглазилъ твоего сына, дочь, лошадь (словомъ все, что угодно) и они умрутъ?’ Такіе люди пользуются громаднымъ почетомъ среди толпы и внушаютъ ей какой-то паническій страхъ.
Изъ дней недли самые лучшіе — пятница и четвергъ. Вызжать въ дорогу стараются въ четвергъ и никогда въ пятницу. По воскресеньямъ и средамъ вечеромъ обыкновенно не принимаютъ гостей, это считается дурнымъ знакомъ для дома. Изъ чиселъ самое скверное 13, которому придаютъ такое же значеніе, какъ и у насъ. Четныя и нечетныя числа тоже играютъ нкоторую роль въ жизни персіянина, такъ, онъ часто гадаетъ на четкахъ на четное и нечетное число зеренъ. Четки, кстати сказать, такое орудіе, которое, кажется, было выдумано съ цлью, чтобы окончательно лишить правоврныхъ ихъ мыслительныхъ способностей: постоянная переборка зеренъ пальцами мшаетъ думать и положительно мшаетъ сосредоточиться. А между тмъ всюду ходить съ четками считается въ Персіи особымъ щегольствомъ и доказательствомъ религіозности. Особенно выдающіеся ханжи носятъ четки въ тысячу зеренъ.
Поврій у персіянъ нтъ числа. Нельзя пройти на улиц между двухъ женщинъ: прошедшій между ними будетъ несчастенъ въ этотъ день. Если во время письма упадетъ перо изъ рукъ, то есть двнадцать примтъ его паденія: можетъ быть и худо, и хорошо, и къ ссор и въ дружб, и къ деньгамъ,— все зависитъ отъ того, въ какомъ знак зодіака это случилось. Если упадетъ кнутъ, то есть также 12 значеній, какъ и при паденіи пера. Если чешется та или другая рука, то это въ деньгамъ, но надо чесать ее не рукой, а о бороду или о волоса, иначе не исполнится желаніе. Когда бываетъ подергиваніе или судорога въ правомъ глазу, то это непремнно къ слезамъ, а въ лвомъ — къ счастью. Если неизмнныя туфли персіянина при сниманіи становятся пятками одна къ. другой, то это значитъ, что или говорятъ о хозяин ихъ, или ему придется куда-нибудь хать. Говорятъ, что ворона является зимой въ Персію (хотя я видлъ ее лтомъ въ Испагани), когда и въ какой- день увидитъ или услышитъ ее человкъ,— иметъ разныя значенія и объясненія. При первомъ выход изъ дому дурно встртить собаку и лисицу, очень хорошо встртить волка, змю, верблюда, осла — такъ себ, безразлично. Нехорошо также встртить кошку, а особенно если увидишь ее, когда утромъ встаешь съ постели, тогда весь день лучше ничего не предпринимай — напрасный трудъ. Видть всхъ птицъ хорошо, за исключеніемъ куропатки (кябкъ). Видть луну, когда она только что нарождается, очень хорошо, но сейчасъ же надо смотрть на особо назначенный для этого предметъ разный въ разные мсяцы, или иначе ничего хорошаго не будетъ, такъ, въ март — на золото, въ апрл — на зеркало, въ ма — на воду, въ іюн — на барана, въ іюл — на серебро, въ август — на важную женщину по богатству или по уваженію къ ней, въ сентябр — на коранъ, въ октябр — на цвты, въ ноябр — на острый ножъ, въ декабр на зеленыя растенія, въ январ — на ребенка, въ феврал — на красивую женщину. Если во время путешествія встртишь зайца и не убьешь его,— очень хорошій знакъ, потому что это духъ, предохраняющій путника отъ всякихъ золъ и бдствій. Дурно прозжать черезъ стадо, а если ужъ попалъ, то нужно пересчитать семь животныхъ одного цвта. Встртить сову во всей Персіи считается очень дурнымъ знакомъ и никогда не желательно, но что самое ужасное, собираясь куда-нибудь въ дорогу или по длу,— это чихнуть: въ такомъ случа персіянинъ обязательно вернется съ дороги домой, такъ какъ заране знаетъ, что не будетъ никакого толка изъ его предпріятія. Если курица поетъ птухомъ, то это иметъ разныя значенія по днямъ недли: въ одинъ день, напр., ее нужно подарить бдному, въ другой это означаетъ къ счастію, въ третій — къ несчастью. Сны имютъ очень важное значеніе въ жизни персіянъ и различаются по мсяцамъ и числамъ мсяцевъ, напр. перваго числа такого-то мсяца — недйствительны, а втораго — дйствительны и т. п. 365 или 366 снотолкованій въ году!
Но если въ мір такъ много дурнаго и страшнаго для человка, то онъ старается разными мрами обезпечить себя отъ этого. Это и сдлалъ персіянинъ: у него имется тысяча талисмановъ и сотни тысячъ ладонокъ, охраняющихъ его и ослабляющихъ дурную силу явленій. На немъ самомъ есть непремнно нсколько ладонокъ: на ше, на рукахъ, въ его дом надъ дверью повшена ладонка, его лошадь, оселъ или мулъ всегда украшены ладонкой, его скотъ безъ ладонки не выпускается въ горы. Для этихъ ладонокъ пишется знающимъ человкомъ нсколько арабскихъ стиховъ изъ Корана, непонятныхъ для большинства персіянъ, зашивается въ тряпицу и вшается по всмъ направленіямъ отъ дурнаго глазу и дурнаго человка. Также въ большомъ ходу разные талисманы, изъ которыхъ бирюза съ вырзанными и вызолоченными словами считается очень хорошимъ и дйствительнымъ, вырзается же обыкновенно: ‘омидъ’ — надежда, ‘динъ’ — вра, ‘голь’ — роза и проч. въ такомъ же дух, а мы за такіе талисманы платимъ иногда большія деньги!
Персія — страна, въ которой за частую грозитъ опасность отъ скорпіоновъ, тарантуловъ, ядовитыхъ змй и отъ. разныхъ хищныхъ животныхъ — тигровъ, барсовъ, пантеръ. Поэтому вовсе неудивительно, что суеврный народъ часто прибгаетъ къ заговорамъ отъ всхъ этихъ смертельно опасныхъ враговъ его. Люди, обладающіе способностью заговора, готовятся къ этому дйствію постомъ, молитвой и созерцаніемъ и пользуются громаднымъ уваженіемъ въ народ. Къ талисманамъ и ладонкамъ надо прибавить распространяющіяся теперь въ Испагани кольца отъ геморроя, которыя носятъ на пальцахъ, какъ обыкновенныя кольца. Я слышалъ, какъ одинъ муштегедъ (въ род нашего архіерея) трогательно разсказывалъ объ удивительно цлительномъ дйствіи кольца, полученнаго имъ отъ другаго муштегеда, изобртателя такого сокровища. А если муштегедъ хвалитъ что-нибудь, то этого совершенно достаточно, чтобы толпа запаслась этимъ средствомъ. Я пока видлъ такія кольца какъ новинку на рукахъ аристократовъ, черезъ нсколько времени они сдлаются достояніемъ слпой толпы.
Пословицы — это афоризмы, въ которыхъ выражается мудрость народная, филосовскій взглядъ народа на жизнь и человческія отношенія. По смыслу пословицъ можно сдлать приблизительно врное заключеніе о характер народа и его нравственности. Вотъ нкоторыя персидскія пословицы и поговорки, записанныя мною: ‘Сердце къ сердцу дорогу сыщетъ’. ‘Лучше умереть нищимъ, чмъ жаловаться другимъ на нужду или искать чужой помощи’. ‘Если ты хочешь узнать человка, путешествуй съ нимъ, или живи вмст, или веди торговлю’. ‘Ложь, дающая миръ душ, лучше правды, приносящей безпокойство’. ‘Знающій врагъ лучше невжды друга’. ‘Желтая собака — братъ шакала’, говорится въ смысл нашей: ‘Воронъ ворону глазъ не выклюетъ’. ‘Приходи вытащить осла изъ грязи’, т. е. если испортилъ дло, такъ помоги исправить испорченное или ошибку. Кто видалъ комичную картину, какъ упрямые ослы ложатся въ грязь, а ихъ проводники съ страшными усиліями стараются вытащить ихъ за хвостъ изъ грязи, тотъ пойметъ скрытый смыслъ пословицы,— какъ бываетъ трудно исправить ошибку или испорченное. ‘Кто взведетъ осла на крышу, тотъ съуметъ его и свести’. ‘Иностранецъ — слпъ’. Мн приходилось не разъ испытывать врность этой пословицы, и читатель не знаетъ, какого труда стоило выбраться изъ лабиринта лжи, которой умышленно окружаютъ путешественника въ Персіи. ‘Гд змя, тамъ и золото, гд роза, тамъ и шипы’. ‘Врности и привязанности учись у собаки’. ‘Отвтъ глупымъ молчаніе, а возмездіе клеветникамъ — невниманіе къ нимъ’. ‘Глупецъ — врагъ самому себ, какъ онъ можетъ быть другомъ другаго?’. ‘Узнать безумнаго можно потому, что онъ сердится безъ причины, говоритъ некстати, довряется всякому, мняется безъ основанія, ищетъ того, что ему не подходяще, не различаетъ своего друга отъ своего недруга’. ‘Кто хранитъ свою тайну, тотъ получаетъ желаемое’. ‘Кто говоритъ много словъ, тотъ въ нихъ же и запутывается’, въ pendant къ этой пословиц есть еще арабская, одинаково употребительная и въ Персіи: ‘Люди гибнутъ отъ излишка богатствъ и отъ излишка словъ’. ‘Тайна — твоя раба, пока ты ее хранишь, но если ты ее объявишь, то становишься ея рабомъ’. ‘Иглиное ушко достаточно широко для двухъ друзей, за то цлаго міра недовольно для двухъ враговъ’. ‘Дервишъ ничмъ не связанъ: добровольная бдность ставитъ человка выше міра’. ‘Кто желаетъ друга безъ недостатковъ, у того совсмъ не будетъ друзей’. ‘Три вещи удлиняютъ жизнь: хорошее платье, хорошій домъ и хорошая жена’. ‘Бойтесь того, кто васъ боится’. ‘Друзьямъ настолько открывай свои тайны, чтобы при ссор съ ними не раскаяться и не пострадать’.
Народныя лчебныя средства до сихъ поръ свободно практикуются въ Персіи знахарями и знахарками, со всми безобразными и таинственными пріемами невжества. Однако настоящая европейская медицина, хотя въ слабой степени, начинаетъ уже проникать туда: кром нсколькихъ европейскихъ докторовъ въ Тегеран и Испагани, теперь начинаютъ уже появляться даже въ маленькихъ городахъ Персіи ученики изъ тегеранской высшей школы. Одинъ ученикъ изъ этой шкоды Мирза-Шейхъ-Могаметъ лчилъ меня въ Испагани. Онъ состоитъ младшимъ докторомъ въ гарем его высочества Зеллэ-султана. Это высокаго роста красивый мужчина, съ крупными, симпатичными чертами лица, съ черными глазами и мягкимъ голосомъ. Когда я боллъ и не могъ двигаться, онъ по-долгу сидлъ у моей постели и всегда обязательно отвчалъ на мои безчисленные вопросы.
Полная противоположность ему во всхъ отношеніяхъ старшій врачъ при Зеллэ-султан Мирза-Хуссейнъ-Ханъ. Онъ, кажется, 18 лтъ пробылъ въ Европ, изъ которыхъ 10 или 12 лтъ провелъ во Франціи, штудировалъ въ Сорбонн и въ конц концовъ остался такимъ же варваромъ, какимъ былъ и прежде, такъ что Богу одному извстно, зачмъ этому человку понадобилось хать въ Европу.
Конечно нельзя сравнивать съ персидскими докторами лейбъ-медика Зеллэ-султана Мирзу-Таки-хана. Это очень замчательная и крупная личность въ современной умственной жизни Персіи. Онъ средняго роста господинъ, съ обрюзглымъ лицомъ татарскаго пошиба и съ выразительными глазами, въ генеральскомъ мундир, страдаетъ отъ ожирнія живота и еле можетъ ходить, говоритъ уже слабо по французски, хотя много лтъ тому назадъ воспитывался во Франціи и учился медицин. По своей судьб и дятельности онъ сильно напоминаетъ нашего Ломоносова, хотя безъ геніальности послдняго. Теперь онъ больше не занимается практикой и весь отдался наук, написалъ много популярныхъ сочиненій изъ естественныхъ наукъ, послднимъ его сочиненіемъ было по космографіи. Самое оригинальное и самое интересное для европейца сочиненіе Мирзы-Таки-Хана, это Тарбіятъ, т. е. о воспитаніи, въ которомъ онъ разбираетъ вс недостатки теперешняго обученія въ Персіи и осуждаетъ т дикіе педагогическіе пріемы, которые до сихъ поръ еще практикуются въ персидской начальной школ, какъ-то: битье линейкой по рукамъ и наказываніе палкой по пятамъ, и приводитъ нкоторые взгляды европейскихъ ученыхъ, уже установившіеся и систематически проводимые въ школ. Не подлежитъ никакому сомннію, что въ нашемъ смысл автора книги можно назвать самымъ ученымъ и самымъ передовымъ человкомъ Персіи, который старается своими трудами и публицистической дятельностью познакомить свою страну съ Европой и ея учрежденіями. Онъ состоитъ редакторомъ персидской оффиціальной газеты — Феріенкь (Разумъ), издаваемой правителемъ Испагани Зеллэ-Султаномъ, самой серьезной газеты Персіи. Очевидно, что такой человкъ не можетъ не знать своей страны и мстныхъ порядковъ, равно какъ своей націи, ея идеаловъ и стремленій. Съ нему то съ особымъ интересомъ и любопытствомъ я и отправился съ визитомъ. Онъ меня принялъ очень хорошо, угощалъ фруктами, чаемъ и кофеемъ и водилъ меня показывать свой садъ. Живетъ онъ хорошо и независимо, пріемная комната устроена по-европейски съ хорошо сервированнымъ столомъ, диваномъ и стульями. Скажите пожалуйста, спросилъ я его между прочимъ, замчается-ли въ Персіи хоть какое-нибудь стремленіе къ прогрессу въ европейскомъ смысл?
— Да, замчается, отвтилъ онъ: начинаютъ заводить столы, стулья, диваны, коляски, устраиваютъ даже свои жилища по-европейски и больше стараются сходиться съ европейцами, чмъ прежде. Конечно, прибавилъ онъ, подумавши, стремленіе къ прогрессу очевидно, но скорость водворенія вашей цивилизаціи будетъ зависть отъ того, сдлается-ли его высочество Зеллэ-султанъ шахомъ или нтъ.
Говоря о медицин и медикахъ, нужно упомянуть и о болзняхъ. Благодаря замчательно здоровому климату, чахотка и хроническія болзни почти неизвстны, въ Гилян и Мазандаран, двухъ прилегающихъ къ Каспійскому морю провинціяхъ, свирпствуетъ лихорадка и затмъ по всей Персіи всевозможныя накожныя болзни отъ нечистоты и болзни желудка отъ излишняго употребленія фруктовъ. Такъ какъ персіяне всякаго европейца принимаютъ за доктора, то многіе приходили ко мн, прося лкарства отъ того, что или зубы шатаются или вс зубы выпали, что десны гніютъ и отваливаются. Въ распространеніи такой болзни виноватъ конечно кальянъ, который курятъ вкруговую, передавая его отъ одного къ другому, а персидскій этикетъ не позволяетъ и считаетъ положительно неприличнымъ обтирать чубукъ. Кром этого, ужасно сильно распространена паршь головы, отъ которой совершенно вылзаютъ вс волосы. Замчательно, что эта болзнь продолжается только до 30-ти лтняго возраста.
До сихъ поръ еще вс персы пускаютъ кровь. Замчу при этомъ, что кровь у мусульманъ считается очень нечистымъ элементомъ, который грязнитъ и людей, и вещи. Актъ кровопусканія до сихъ поръ есть какое-то священнодйствіе. Разъ я просыпаюсь и вижу, что мой спутникъ-персіянинъ лежитъ на тахт (родъ деревянной кровати, замняющей и диванъ), а около него, съ круглой татарской рожей, сидитъ цирульникъ и караулитъ дв мдныя конусообразныя банки, поставленныя на его икры.
Когда достаточно натянуло кожу, то цирульникъ сдлалъ бритвой надрзъ и сталъ черезъ банку вытягивать кровь ртомъ. Посл этой операціи подходитъ вся прислуга дома и знакомые, если случаются на-лицо, и поздравляютъ съ окончаніемъ ея. Цирюльникъ очень важное лицо въ жизни мусульманина: онъ бретъ ему голову, значитъ, какъ бы совершаетъ нкоторое священнодйствіе, онъ пускаетъ ему кровь и тмъ, по мннію персіянина, даетъ ему здоровье, онъ, наконецъ, лчитъ лкарствами и мнтъ кости, иначе я не умю назвать эту операцію, которой и я подвергался нсколько разъ. И цирюльникамъ не безъизвстна ихъ важная и такъ сказать отвтственная роль въ жизни персіянъ.

——

Когда персидскій шахъ въ первый разъ възжалъ въ Москву, то въ обществ долго посл того только и было рчи, что о замчательныхъ брилліантахъ и драгоцнныхъ каменьяхъ, которыми блестлъ онъ и его свита. То же самое повторилось и за границей, и я часто былъ свидтелемъ замчательныхъ бснованій европейской публики. Въ виду этихъ драгоцнностей сколько было розсказней о невроятныхъ и неисчерпаемыхъ богатствахъ Персіи! Нкоторые чуть не серьезно думали, что это и есть обтованная земля, текущая медомъ и млекомъ. Но какъ бываютъ ложны заключенія о богатств страны по блеску и роскоши ея правителя. Можно положительно сказать, что Персія очень бдная страна. Трудно вообразить себ страну боле гористую, нежели Персія, и ея горы голы и положительно безплодны, такъ что иной разъ приходится прозжать цлые дни, не встртивъ воды, а слдовательно и растительности. Конечно, я не говорю этого о Сверной Персіи, двумя провинціями, Гиляномъ и Мазандараномъ, прилегающей къ Каспійскому морю, я имю въ виду земли, начинающіяся за этими провинціями и идущія до самаго Персидскаго залива, здсь воздухъ такъ сухъ, что вовсе не только дождя, но даже и росы не бываетъ. Такъ какъ въ Персіи не имютъ никакого понятія о статистик, то очевидно и невозможно требовать точныхъ данныхъ. Въ виду этого есть разногласіе во мнніяхъ относительно обработываемой части Персіи: одни сводятъ ее до 1/100. Другіе до 1/50 территоріи. Во всякомъ случа трудно принять больше 1/50. Способы обработки земли до сихъ поръ самые примитивные. Если наша соха поражаетъ своей первобытностью, то персидская еще боле, при твердости почвы обработывать подобнымъ орудіемъ землю очень трудно. О борон съ желзными зубцами вовсе не имютъ понятія. Вообще въ хозяйств персіянъ желза употребляется очень мало: оно для нихъ дорого, не по средствамъ. При уборк хлбъ не вяжутъ въ снопы, а держатъ на пол въ вид большихъ кучъ. Когда приходитъ время молотить, то крестьяне раскладываютъ солому веромъ въ одинъ кругъ, колосьями внутрь, запрягаютъ богатые — пару воловъ, а бдные одного осла въ маленькія зимнія салазки, на которыя садится одинъ работникъ, и начинаютъ возить эти салазки по солом кругомъ до тхъ поръ, пока зерно не высыплется. Затмъ его провваютъ, бросая лопатой на воздухъ, пріемъ, намъ хорошо знакомый.
Изъ продуктовъ, которые получаются отъ земледлія, больше всего въ Персіи рису, кукурузы, шафрану, табаку, хлопка, пшеницы, ячменя, гороху, бобовъ и чечевицы, въ нкоторыхъ мстахъ обрабатывается и макъ для опіума (Испагань). Вода,— нервъ жизни персидскаго землевладльца. Поэтому, можетъ быть, нигд въ цломъ свт не обращается столько вниманія на проведеніе воды и ея распредленіе. Очень можетъ быть, что при боле серьезномъ и боле заботливомъ правительств вся Персія имла бы воду и превратилась бы въ цвтущую страну, но теперь, къ сожалнію, это только одни хорошія предположенія. Насколько трудно и дорого добываніе воды, столь же строго и справедливо жители относятся къ распредленію ея по хозяйствамъ между собой: это урегулированіе въ распредленіи воды въ разныхъ мстахъ ведется на разныхъ основаніяхъ, и правительство, къ счастію, не вмшивается теперь въ это дло, тогда какъ еще очень недавно вода была очень доходной статьей для особыхъ агентовъ правительственной власти, которыхъ нарочно посылали въ провинцію распоряжаться этимъ дломъ.
Кто не слыхалъ о персидскихъ фруктахъ вообще и персикахъ въ особенности, дающихъ поводъ заключить о цвтущемъ состояніи садоводства въ Персіи? Дйствительность далеко не оправдываетъ этого заключенія. Я видлъ сады и огороды въ Испагани и Магаллат и былъ совершенно разочарованъ. Для примра я опишу вамъ образцовый садъ одного муллы-баши (главы муллъ) въ Магаллат. Меня пригласили туда пить чай. Войдя, я увидалъ полнйшій хаосъ: никакихъ дорожекъ для прохода, нужно, наклоняясь, пробираться между деревьями, съ ежеминутнымъ рискомъ оцарапать себ лицо и руки или выколоть глазъ, земля поросла густой травой, деревья разсажены безъ всякаго порядка и такъ часто, что кажутся одно на другомъ. Сухія втви не обламываются и не обрзаются, сухіе листья и опавшіе фрукты не подбираются и не выносятся, деревья никогда не окапываются, грунтъ никогда не унавоживается. И при такихъ-то условіяхъ и при такомъ уход получаются плоды, лучше которыхъ трудно себ представить, это особенно относится въ розовымъ персикамъ, очень крупнымъ (въ род нашихъ антоновскихъ яблоковъ), и къ блымъ, въ род нашего мелкаго благо налива, очень вкуснымъ, подобные персики я лъ въ первый разъ въ моей жизни, то же можно сказать о зардалю, родъ персика-скоросплки, который появляется уже въ конц іюня, и о шалил: это — искусственно произведенный плодъ отъ оплодотворенія сливоваго дерева персикомъ, замчательно душистый и вкусный. Я слышалъ, что у насъ въ Крыму есть этотъ фруктъ и называется нектариномъ, отъ слова нектаръ! Прибавьте къ этому еще прекрасныя яблоки, замчательныя по величин и вкусу груши, крупные гранаты, винныя ягоды, фисташки, орхи, оливы и не мене замчательные арбузы и дыни. Что сказано о садоводств, то же въ общемъ нужно сказать и объ огородничеств. Такъ какъ персіяне за столомъ употребляютъ много мяты и астрагону, то эти растенія разводятся въ большихъ количествахъ.
Нужно ли говорить, что фабричной обрабатывающей промышленности почти совсмъ нтъ въ Персіи? Когда я слыхалъ разсказы о тамошнихъ бархатныхъ, полотняныхъ, ситцевыхъ и красильныхъ фабрикахъ, то представлялъ себ ихъ въ нашемъ европейскомъ вид, на дл оказалось, что это въ род нашихъ кустарныхъ заведеній, съ самыми первобытными пріемами и способами обработки и съ немене первобытными орудіями и инструментами, такъ что смшно даже и называть такія учрежденія фабриками, а просто надо звать мастерскими. Я лично только одинъ разъ и видлъ пыхавшую фабричную трубу на монетномъ двор около Тегерана. Разсказываютъ, что есть еще оружейный и даже газовый заводы, построенные по приказанію шаха посл его поздки въ Европу, но я ихъ не видалъ. Наврно не помню, но мн почему-то кажется, что въ Тегеран есть одна улица, освщенная газомъ. Вообще противъ развитія фабричной промышленности въ Персіи есть одно важное обстоятельство: въ Персіи нтъ топлива, за исключеніемъ провинцій, прилегающихъ къ Каспійскому морю, и достать его нельзя при ныншнихъ путяхъ сообщенія. И кто разсчитываетъ наживать милліоны фабричнымъ дломъ въ самомъ центр Персіи (подобные фантазеры встрчаются), т не знаютъ ни современнаго состоянія Персіи, ни ея богатствъ. Въ Гилян и Мазандаран, гд обиліе топлива и воды, дйствительно можно многое сдлать. И теперь уже, наприм., въ Решт обработываютъ и ржутъ нашими машинами табакъ, тогда какъ еще очень недавно въ сыромъ вид привозили его къ намъ преимущественно въ Баку.
Относительно ремеслъ можно сказать больше и лучше, чмъ о фабричной промышленности: не смотря на несовершенство и первобытность орудій, употребляющихся ремесленниками, вещи, выходящія изъ мастерскихъ, отличаются большимъ совершенствомъ отдлки. Чтобы сдлаться ремесленникомъ, не требуется никакихъ испытаній, потому что собственно нтъ ремесленнаго цха. Представители каждаго ремесла выбираютъ отъ себя своего, такъ сказать, главу, который собираетъ слдующія съ данной группы ремесленниковъ деньги и представляетъ ихъ губернатору, Эти представители не получаютъ никакого жалованья, а только сами не платятъ за себя въ вид награды за свой трудъ по собиранію податей съ ремесленниковъ.
Организація купечества еще слабе: у нихъ есть только купеческій голова таджиръ-баши, который выбирается купечествомъ для хлопотъ и веденія длъ у губернатора или даже и въ столиц. Эта должность безъ функцій и есть ничто иное, какъ титулъ. Для такой почетной должности выбирается обыкновенно богатый и вліятельный купецъ, которому жалованья не платится. Однако, не смотря на то, что эта должность, такъ сказать, номинальная, она, кром представительства, даетъ извстныя выгоды. Положимъ, какому нибудь купцу или даже иностранцу по векселю нужно получить съ кого-нибудь въ город деньги. Понятно, что обращаются прежде всего къ купеческому голов съ общаніемъ извстнаго процента, и тотъ, разумется, хлопочетъ въ собственныхъ же интересахъ.
Благодаря тому, что въ Персіи нтъ организованнаго купечества, ровно какъ нтъ никакого торговаго кодекса, которымъ можно было бы руководиться, персидская торговля для насъ, европейцевъ, представляется какой-то пародіей, потому что интересы сторонъ ничмъ не гарантированы. Такъ какъ въ Персіи совсмъ нтъ бумажныхъ денегъ, а серебро въ большихъ количествахъ перевозить неудобно, то между торговцами установился обычай расплачиваться переводами изъ города въ городъ, которые называются боратами. Изъ предметовъ, вывозимыхъ изъ Персіи, самые замчательные — ковры, извстные своей прочностью и яркими довольно безвкусными рисунками, шелкъ сырецъ, хлопокъ, шерсть шали, бирюза, металлы, особенно свинецъ, рисъ, который, можетъ быть, уступаетъ въ качеств только индійскому, сухіе фрукты и плоды, изъ которыхъ гранаты, айва и смоква преобладаютъ. Самый главный предметъ вывоза изъ Персіи — сухіе фрукты, рисъ и особенно хлопокъ, который… запродается обыкновенно раньше, чмъ готовъ, и за который впередъ берется съ нашихъ купцовъ задатокъ. Поэтому до послдняго времени сплошь и рядомъ случалось, что въ мшкахъ вмст съ хлопкомъ находился песокъ, камень, кирпичъ и проч. Я слышалъ, что теперь, благодаря ходатайству передъ своимъ правительствомъ Мирзы-Аббасъ-Хана, персидскаго генеральнаго консула въ Астрахани, персіяне, дозволяющіе себ подобныя мошенническія выходки, подлежатъ большому штрафу и, кром этого, добавочной уплат пострадавшимъ за недостающее количество хлопка. Предметомъ ввоза въ Персію служатъ: сукна, шелковыя и бархатныя матеріи, ситцы, самовары, экипажи, часы, оружіе, фарфоръ, металлы, сахаръ, чай, въ небольшомъ количеств фабричныя машины и разные инструменты, порохъ, свинецъ, оружіе. Прежде европейскіе товары большею частію ввозились европейскими купцами, но за послднія десять — пятнадцать лтъ персіяне сами принялись за это дло, смекнувъ, что при этомъ могутъ оставаться нкоторые барыши, и и съ тхъ поръ европейскихъ купцовъ почти оттерли съ своихъ рынковъ. Кавказскій транзитъ сильно облегчалъ дло торговли и для европейскихъ купцовъ, и для персидскихъ. Послдствіемъ отъ этого было уменьшеніе сбыта нашихъ товаровъ. Въ чемъ искать причину этого уменьшенія? Подумали, подумали, да и нашли, что кавказскій транзитъ всему виною, который и былъ отмненъ. Понятно, посл запрещенія транзита на всемъ Кавказ наступило страшное затишье- въ торговл, потому что спросъ на наши товары не увеличился, а заграничные пошли въ Персію или черезъ Трапезундъ, или обходомъ черезъ Суэзскій каналъ и Персидскій заливъ черезъ Буширъ. Разъ черезъ запрещеніе транзита спросъ на наши товары не увеличился, то надо сдлать кой-какія облегченія ^для персидскихъ купцовъ: ршено было устроить ярмарки въ Астрахани и Баку. Философскій камень открытъ, остается только готовить карманы для будущаго золота и, потирая руки, ждать его прилива. Однако, опытные въ торговл люди, знающіе Востокъ и Персію, положительно сомнваются въ серьезномъ значеніи этого новонайденнаго средства: я не разъ слышалъ отъ компетентныхъ людей на Кавказ, что запрещеніемъ транзита было сыграно въ руку европейскимъ государствамъ, ведущимъ торговлю съ Персіей, т. е. Англіи, Франціи и Австріи. А между тмъ мы находимся въ самыхъ выгодныхъ условіяхъ относительно Персіи сравнительно съ конкуррирующими съ нами европейскими государствами. Благодаря главнымъ образомъ небрежности и халатности, съ которой наше купечество относится къ торговл на Восток, Персія, какъ большой торговый рынокъ, выскользаетъ изъ нашихъ рукъ, тогда какъ сама природа облегчаетъ намъ сообщеніе съ этой страной: съ одной стороны желзныя дороги и бассейны Чернаго моря съ Кавказской желзной дорогой, а съ другой — Каспійское море и громадный бассейнъ рки Волги, захватывающій нашу самую промышленную часть внутренней Россіи. Кажется, оставалось бы только воспользоваться этими естественными удобствами и, вмсто жалобъ на застой, искать расширить районъ сбыта нашихъ товаровъ, уменьшивъ провозную плату и страховую премію на товары, что длаютъ наши конкуренты и чмъ конечно подрываютъ нашъ успхъ въ Персіи. На Черномъ мор мы имемъ субсидированное русское Общество торговли, которое безъ всякой конкуренціи ведетъ свои дла и зорко слдитъ за всякой попыткой образовать какое-нибудь новое торговое Общество, могущее такъ или иначе конкуррировать съ нимъ и до нкоторой степени подрывать его доходы. На Каспійскомъ мор фигурируетъ тоже субсидированное Общество ‘Кавказъ и Меркурій’ и также почти безъ конкуренціи, если не считать сравнительно бднаго частнаго Общества ‘Лебедь’, которое беретъ то для фракта, что отказывается перевозить ‘Кавказъ и Меркурій’. Между прочимъ, за горючіе матеріалы Общество ‘Лебедь’ беретъ такую высокую страховую премію, что ввозить этотъ товаръ въ Персію положительно невыгодно. Отсюда понятно такое поразительное явленіе, что вся Персія получаетъ спички изъ Вны! Фактъ очень печальный для насъ. Такое явленіе, очевидно, возможно только при отсутствіи всякой конкуренціи съ нашей стороны. А насколько Персія можетъ быть хорошимъ рынкомъ для нашихъ спичечныхъ фабрикъ, можно судить по слдующему. До сихъ поръ еще въ цлой Персіи добываютъ огонь самымъ примитивнымъ образомъ. Въ каждой деревн есть какой-нибудь ресторанчикъ ‘кофейный домъ’, гд имется или котелъ, или горшокъ, въ которыхъ день и ночь поддерживаются горячіе уголья. И вотъ, кому нужно для кальяна или для свта, посылаютъ въ этотъ кофейный домъ двочку или мальчика, которые, взявъ тамъ нсколько угольковъ, возвращаются домой, бережно неся эту ношу на камушкахъ или черепочкахъ. Европейскія спички, кебритъ-фарати, считаются до сихъ поръ еще роскошью богачей. Какже австрійцы находятъ возможнымъ доставлять спички въ Персію съ пользой для себя, а мы нтъ? Очень просто: они запаковываютъ ихъ въ жестяныя коробки, герметически закупориваютъ и черезъ Адріатическое море, Суэзъ и Персидскій заливъ доставляютъ ихъ, какъ обыкновенный товаръ, въ Буширъ, а у насъ спички и отправляютъ спичками, со всмъ рискомъ подмочки, порчи и проч. Отсюда понятна высокая страховая премія торговыхъ Обществъ, берущихъ на себя отвтственность по перевозк. Между тмъ, прибавьте въ это дло желанія сбыть товаръ, энергіи и иниціативы, и результатъ былъ бы совершенно другой, австрійцамъ не приходилось бы конкуррировать. То же самое можно сказать по отношенію къ цлому ряду другихъ товаровъ: напр., при всемъ нашемъ богатств полотнами, до сихъ поръ не появлялось въ персидской продаж ни куска полотна, хотя его расхватали бы на всъ золота,— такъ, по крайней мр, мн было говорено въ Тегеран.
Если бы мы умли, то могли бы заполонить ихъ рынокъ нашимъ сахаромъ, нашимъ фарфоромъ, нашимъ чайнымъ серебромъ, ножами и перочинными ножичками и тысячью другихъ предметовъ, за которые тамъ платятъ большія деньги, какъ за англійское производство. Наши тульскія ружья, пистолеты и револьверы могли бы легко конкуррировать съ заграничными, потому что туда спускается обыкновенно дешевая дрянь. Мн самому приходилось слышать, когда говорилось о ружь, съ нкоторой гордостью произносимую фразу: ‘карэ русъ-астъ’, т. е. русской работы. То же самое говорилось о русскомъ порох, употребляемомъ въ Сверной Персіи. А сколько разъ на обратномъ пути изъ Персіи въ Россію мн приходилось видть, что персы тащили на своихъ плечахъ коляски московской работы Яковлевыхъ, Марковыхъ и Пирогова. Въ Тегеран я встртилъ г. Рида, агента компаніи Зингеръ для Кавказа и Персіи, который пріхалъ туда, чтобы открыть свое отдленіе для продажи машинъ. Онъ выяснялъ мн, что станки для этихъ машинъ будутъ длать въ Тифлис въ спеціальной мастерской. Какъ человкъ бывалый и опытный, онъ говорилъ мн, что для начала русскаго дла въ Персіи и вообще на Восток онъ считаетъ самыми подходящими евреевъ, понятно, подготовленныхъ и образованныхъ въ Россіи — это, по его мннію, лучшіе піонеры и незамнимый элементъ. Онъ оказался послдовательнымъ и на дл, потому что привезъ съ собой въ Тегеранъ для завдыванія отдленіемъ молодаго недавно женившагося еврея.
Такимъ образомъ, русское дло, не смотря на нашу косность и поразительный недостатокъ предпріимчивости, силою вещей все-таки идетъ впередъ, и теперь намъ нужно только серьезно приняться за него и вмсто устройства въ вид приманки разныхъ ярмарокъ для персіянъ мы сами должны двинуться въ Персію и, пока возможно, взять ея рынки въ наши руки почти безъ боя, если же мы и въ слдующія 10—15 лтъ этого не сдлаемъ, то наши боле ловкіе и боле искусные европейскіе конкуренты займутъ наше -мсто и ототрутъ насъ отъ персидскихъ рынковъ.
Наше купечество, къ счастію, иметъ достойный подражанія примръ г. Коншина, который открылъ уже два отдленія въ Персіи: одно въ Барфруш, а другое въ Тегеран. Понятно, если наши купцы захотятъ сейчасъ же имть большіе барыши и выгоды, то они ошибутся, дйствуя же настойчиво, хотя и медленно въ интересахъ будущаго, они не могутъ не выиграть. Иностранцы не спятъ, а думаютъ и дло длаютъ: напр., въ Тавриз открыта контора Циглера съ англійскимъ капиталомъ въ 2 мил. руб.! И замчательно, какъ только г. Коншинъ открылъ въ Персіи свои конторы. Циглеръ и К сейчасъ понизилъ цны на товаръ. Это доказываетъ, что русской конкурренціи боятся работающіе здсь иностранцы. Въ виду этого нашему купечеству нужно сплотиться и начать работать вмст, помня мудрую пословицу, что подъ лежачій камень и вода не течетъ. Говоря о торговл и нашихъ отношеніяхъ къ персіянамъ, не могу не привести мннія о нихъ русскихъ, управляющихъ отдленіями г. Коншина, что торговать съ персіянами въ кредитъ невозможно и что тотъ заране погибъ, кто такъ поведетъ съ ними дло. Замчательно, что то же мнніе высказалъ таджиръ-баши {Таджиръ-баши — купеческій толова.} въ Казвин, отозвавшись о торговой нравственности персіянъ съ самой невыгодной стороны. Этотъ таджиръ-баши самъ персіянинъ.
Самымъ опаснымъ конкуррентомъ Россіи въ Персіи является Англія, благодаря ея умнью дйствовать и энергіи, съ которой она ограждаетъ свои интересы въ начал даже съ явнымъ ущербомъ для себя: провести напримръ на свой счетъ почти въ пустынной стран индо-европейскій телеграфъ и содержать тамъ своихъ людей съ громаднымъ жалованьемъ и наградами можетъ только одна Англія. Приведу слова Зелле-султана, думаю, достаточно компетентнаго судьи въ этомъ дл: ‘Россія, сказалъ онъ, дйствуетъ обыкновенно прямо и открыто, потому что сознаетъ свое право, Англія же дйствуетъ обыкновенно окольными путями и пускаетъ въ ходъ деньги и хитрость. Отсюда понятно, почему Россія часто не добивается своего, а Англія выигрываетъ, потому что об дйствуютъ въ Персіи’. Надо замтить, впрочемъ, что въ дйствительности Англіи и Россіи въ сущности спорить не изъ-за чего, потому что ихъ интересы не сталкиваются прямо: Англіи какъ бы самой природой предназначено больше дйствовать въ Южной Персіи, а Россіи въ Сверной. И кто прохалъ большую часть Персіи, тотъ легко пойметъ это. Прибавьте къ этому, что русскіе пользуются въ Персіи большими симпатіями, чмъ англичане, и вы поймете, что намъ нужно запастись громадной долей небрежности, безпечности и безтактности, чтобы погубить то наше громадное вліяніе, которымъ мы пользуемся въ Персіи до настоящаго времени, и то обаяніе, съ которымъ въ ум персіянъ связано представленіе о Россіи и русскихъ.
Персы сами себя называютъ иранцами, а свою страну Ираномъ. Присвоенное нами названіе этой стран ‘Персія’ происходитъ отъ слова фарсъ, означавшаго на древне-персидскомъ язык ‘всадникъ’. Такъ называлась цлая провинція, съ главнымъ городомъ Персеполисомъ, на юго-восток Персіи, въ ныншней провинціи Фарсистан, съ главнымъ городомъ Ширазомъ. Поверхность Персіи около полутора милліоновъ квадратныхъ верстъ (1.650.000 гектаровъ) съ населеніемъ около 10 милліоновъ. Общій видъ страны въ общихъ чертахъ былъ уже описанъ мною въ предыдущихъ письмахъ, поэтому я и не буду касаться его. Въ этомъ письм рчь будетъ о политическомъ устройств и соціальномъ положеніи современной Персіи.
Эта страна такъ мало занималась своимъ географическимъ положеніемъ, что лишь очень недавно окончательно были очерчены ея границы. Персидская нація исторически сложилась изъ сліянія двухъ народовъ: мидянъ, туранскаго происхожденія, и персовъ — арійскаго, съ теченіемъ времени присоединялись конечно и другіе элементы. Нын-же царствующая династія Каджаровъ чисто-турецкаго происхожденія, почему при персидскомъ двор до сихъ поръ преобладающій языкъ турецкій. Замчательно, что борьба двухъ элементовъ, турецко-татарскаго и чисто-персидскаго, отражается даже на тип: въ сверной Персіи преобладаетъ турецко-татарскій типъ: невысокаго роста съ лунообразными физіономіями, грубыми, но энергичными и смлыми чертами лица, съ малоподвижными глазами,— знакъ устойчивости и сознанія собственнаго достоинства, въ южной Персіи преобладаетъ персидскій типъ: боле высокаго роста, съ маленькими бгающими глазами — знакъ хитрости и лукавства, съ обросшимъ черными волосами длиннымъ лицомъ и длиннымъ носомъ, нависшимъ въ вид треугольника надъ верхней губой, и мягкимъ голосомъ — это самый чистый персидскій типъ. За-то смшанный типъ изъ иранскаго и тюркскаго элементовъ можно считать образцомъ красоты.
Принято думать, что въ Персіи теократическое управленіе мн думается, что это скоре смсь крайняго абсолютизма съ демократіей. Какъ толпа ни безгласна, а можетъ быть ни одно правительство не прислушивается такъ къ ея голосу, какъ персидское. Тамъ собственно различаются дв власти: одна, исходящая отъ Бога, а другая отъ тхъ, которыхъ Богъ поставилъ править. Все находится въ ихъ власти и вн ихъ нтъ ничего. Отсюда понятны права, которыми издавна пользовались шахи, и то обожаніе, которое воздавалось имъ народомъ. Теперь отношенія къ глав правленія сильно измнились, и очень нердко можно встртить не только критическое, но даже и саркастическое отношеніе въ шаху. Ныншній шахъ Насръ-Эддинъ, сто двнадцатый наслдникъ знаменитаго Кира, если военными подвигами и не похожъ на своего предшественника, во всякомъ случа въ исторіи Персіи оставитъ очень замтный слдъ. Про него говорятъ, что онъ очень умный человкъ и заботливый правитель, что онъ самъ занимается длами и даже входитъ въ мелкія подробности длъ, что онъ большой другъ просвщенія, по характеру милостивый и великодушный, такъ что, будь у него хорошіе и умные исполнители, въ его царствованіе было бы сдлано для Персіи гораздо больше, чмъ это удалось. А персіяне, побывавшіе за границей и видвшіе разницу между порядками въ Европ и у себя, положительно несправедливы къ нему и даже несправедливо обвиняютъ его въ ничего-недланіи, въ препровожденіи своего времени только на охот или въ гарем. Мн передавали за фактъ слдующую дерзость, сказанную шаху однимъ очень умнымъ муллой, побывавшимъ въ Индіи, Африк и Европ.— ‘Ты самый счастливый изъ царей, сказалъ онъ: нтъ у тебя ни соціалистовъ, ни нигилистовъ, ни разныхъ аграрныхъ вопросовъ. Хочешь кого казнить — казнишь, хочешь кого простить — простишь, хочешь кого ограбить — ограбишь, и всю жизнь свою проводишь въ горахъ въ погон за козами, да въ гарем съ женами. Чего еще лучше? И какъ въ самомъ дл не завидовать теб другимъ государямъ, которые ночей не спятъ, все думая о благ своихъ подданныхъ?’
Хотя власть шаха не простирается на духовенство, но думали, что такая дерзость этому мулл не пройдетъ безнаказанно, однако шахъ обратилъ это въ шутку, и все ограничилось однимъ страхомъ за муллу. Конечно, въ этихъ характерныхъ словахъ есть большая доля правды, но всеже не нужно забывать и того, что сдлано Насръ-Эддиномъ для Персіи. Онъ первый сломалъ вковую стну персидской исключительности и обособленности и вопреки духовенству похалъ въ Европу. Кто знаетъ, что такое персидское духовенство, тотъ будетъ смотрть на это какъ на подвигъ. Кром того, нельзя не сознаться, что есть много вещей, которыя стали доступны въ Персіи только благодаря ныншнему шаху, устройство почтовыхъ линій и даже кое-гд колеснаго сообщенія, нкоторое улучшеніе дорогъ, все еще очень плохихъ, но, говорятъ, неузнаваемыхъ сравнительно съ прежними, введеніе телеграфа, реорганизація арміи, ставшей до извстной степени похожей на дисциплинированную массу, расширеніе сти ирригаціонныхъ каналовъ, большія сношенія съ Европой и, наконецъ, такъ или иначе проникновеніе въ Персію европейскихъ идей и годъ отъ году увеличивающійся наплывъ европейскихъ путешественниковъ и торговыхъ людей. Не надо забывать при этомъ, что цлая масса мропріятій не проникла въ жизнь, только благодаря упорству и ограниченности духовенства, кром того, цлая масса благихъ намреній такъ и осталась намреніями, опять-таки благодаря тому же противодйствію. Духовенство въ Персіи такъ сильно своимъ авторитетомъ и вліяніемъ на массы, что самъ шахъ, не смотря на свое полное нерасположеніе къ фанатизму духовенства, все-же ничего не можетъ сдлать.
Замчательное и, пожалуй, единстиннное въ мір явленіе, что въ Персіи совсмъ нтъ казны, а персидскій народъ вовсе не иметъ своего достоянія! Каждый въ отдльности персіянинъ можетъ быть собственникомъ, но весь народъ — бобыль и ничего не иметъ. Шахъ — единственный владлецъ всхъ доходовъ и сборовъ съ народа. За-то для страны ничего и не длается на ея же счетъ, а если что и длаютъ, то это не больше какъ милость шаха, которой онъ можетъ и не длать. Зато это единственная страна, которая не иметъ никакихъ долговъ, потому что въ сущности никто не знаетъ персидскаго народа и его платежныхъ способностей. Въ Персіи собственно врятъ только лично шаху, одному конечно больше, другому меньше — все зависитъ отъ личности его.
Изъ чего же составляются доходы шаха? Какъ и съ кого они получаются? Они составляются изъ такъ называемыхъ государственныхъ, лучше сказать — шахскихъ имуществъ, изъ податей, платимыхъ крестьянами и землевладльцами, изъ платы за должности, изъ таксы съ ремесленниковъ, изъ откупныхъ суммъ съ рыбныхъ промысловъ, таможенъ и проч. Подати платятся натурой и деньгами. Подать натурой — малліатэ-пагди — берется съ собственниковъ-землевладльцевъ, въ размръ 20% съ урожая, и этотъ процентъ называется доушръ (дв десятыхъ), но арендаторы земли платятъ 20% правительству и 20% владльцу земли, т.-е. всего 40% натурой. Крестьяне обыкновенно берутъ землю у владльцевъ изъполу, да кром того обязаны работать на него извстное число дней въ недл. Это число рабочихъ дней опредляется сообразно всу, какимъ пользуется землевладлецъ, и его близости къ мстному губернатору и властямъ. Персидскій крестьянинъ хитеръ и большой мастеръ комбинировать всевозможные шансы за и противъ себя: чмъ больше вроятности за то, что власти вступятся за землевладльца, тмъ крестьяне податливе и сговорчиве, чмъ меньше вроятности, что власти поддержатъ землевладльца, тмъ крестьяне несговорчиве и упряме, такъ что въ сущности не многіе изъ землевладльцевъ находятся въ выгодныхъ условіяхъ, а большинство ихъ должно постоянно бороться съ рабочей силой. Кром того, есть еще подать деньгами — малліатэ джинси. которая берется въ размр нсколькихъ тумановъ съ джуфта. Джуфтъ, это — количество земли, которое земледлецъ въ состояніи обработать на пар воловъ, и чмъ качество земли выше, тмъ количество тумановъ съ джуфта больше, и наоборотъ: берется напр. одинъ туманъ съ джуфта и больше десяти, даже, говорятъ, до двадцати тумановъ (рублей около 70). Какъ положеніе земледльцевъ, такъ и землевладльцевъ, съ европейской точки зрнія далеко не блестяще, но понятно, что положеніе послднихъ гораздо лучше первыхъ, потому что когда и гд положеніе безгласнаго и презираемаго раба хорошо?
О доходахъ съ рыбныхъ промысловъ и таможенъ уже говорено раньше, а именно, что они сдаются на откупъ на извстное число лтъ по контрактамъ съ правительствомъ, а по истеченіи условленнаго срока эти контракты возобновляются. Какъ эксплоатируются шахскія имущества и сколько съ нихъ получается, я не знаю, потому что, не смотря на мои разспросы, не получилъ положительныхъ разъясненій, слдовательно объ этомъ и не буду говорить, я прямо перейду къ доходамъ отъ продажи должностей губернаторовъ, т. е. будетъ лучше и точне сказать ‘губернаторствъ’, что длается слдующимъ образомъ. Въ праздникъ Новаго года, Ноурузъ, который считается самымъ большимъ праздникомъ у персіянъ, при салют изъ пушекъ, шахъ садится на свой престолъ и передъ нимъ происходитъ церемонія представленія, представляются тогда царевичи, визири, улемы и посланники иностранныхъ государствъ, посл окончанія этой церемоніи занимаются боле существеннымъ: представляютъ шаху претендентовъ на губернаторскія должности. такъ какъ минимумъ съ каждой провинціи опредленъ заране, то въ Новый годъ опредляютъ максимумъ, и кто изъ претендентовъ предложитъ больше, за тмъ и остается провинція. Конечно нельзя себ представить, чтобы выборъ кандидатовъ на губернаторскія должности происходилъ безъ содйствія министровъ, особенно вліятельныхъ при шах, которые, конечно, не забываютъ и себя. Посл того какъ сдланъ выборъ кандидатовъ на губернаторскія мста, слдуетъ утвержденіе ихъ шахомъ, разумется по предварительномъ взнос въ казну шаха слдующей за извстную провинцію суммы денегъ. Бываетъ такъ, что лицо, получившее губернаторство, перепродаетъ свое право другому, взявъ, конечно, солидную сумму отступнаго. Посл этого всякому становится понятно, что такой губернаторъ, явившись въ провинцій), будетъ выжимать изъ ея жителей все, что только можетъ, и конечно требовать отъ него сожалнія и человчнаго отношенія къ жителямъ значило бы требовать, чтобы онъ забылъ ту обыкновенно значительную сумму денегъ, которую онъ внесъ за свою должность. Понятно также, что при такой систем выбора правителей невозможно требовать отъ нихъ знаній и административныхъ способностей: обладаніе значительными суммами, къ сожалнію, не обусловливаетъ значительнаго ума и дарованій, такое совпаденіе рдко случается у насъ и тмъ оно рже на Восток, гд большія деньги часто заработываются самыми грубыми, варварскими путями. Въ распоряженіи губернаторовъ имются хакимы, какъ бы полицеймейстеры, у хакимовъ — калянтары, городскіе головы, даруги, завдывающіе базарами, и кетходы, въ род нашихъ бывшихъ квартальныхъ или теперешнихъ околодочныхъ надзирателей. Само-собой разумется, что вс эти должности пріобртаются помощью взятокъ и пешкешей высшимъ лицамъ, отъ которыхъ он зависятъ, и затмъ получившія мста лица берутъ направо и налво и съ лихвой вознаграждаютъ себя за вс издержки. При этомъ не забудьте, что, начиная съ губернаторовъ, никто изъ этихъ лицъ жалованья не получаетъ, равно какъ не получаетъ ни копйки ни на канцелярію, ни на другіе расходы, ихъ канцеляріи состоятъ изъ мирзъ,— писцовъ, изъ гулямовъ и ферратей, нашихъ, такъ сказать, разсыльныхъ и сотскихъ, которые тоже ничего не получаютъ, а между тмъ должны имть и оружіе, и лошадь, и кормъ, и сверхъ того содержать себя и свои семьи. Представьте себ всю эту безконечную араву крупныхъ и мелкихъ хищниковъ, которые какъ бы постоянно вьются надъ головою бднаго и невжественнаго персидскаго народа и жадно ждутъ, нельзя ли нмъ поживиться отъ него, и вы легко поймете положеніе народа и состояніе самой страны, о которой обыкновенно имютъ самое ложное и фантастическое представленіе.
Власть губернаторовъ очень велика, и ихъ полномочія обнимаютъ гражданскую, юридическую, административную и военную стороны жизни провинцій. Кром наблюденія за сохраненіемъ мира, тишины и спокойствія, кром наблюденія за отправленіемъ правосудія, губернаторамъ представлено право собирать подати, о которой говорено выше. Когда-то давно была произведена разцнка всякой персидской провинціи, т. е. на основаніи обилія ея водъ и каналовъ и доходности ея земли была опредлена извстная сумма дохода съ каждой провинціи, это и есть тотъ минимумъ сбора, который остается постояннымъ для персидскаго правительства. Понятно, что съ теченіемъ времени къ прежней правительственной оцнк губернаторы стали прибавлять извстный излишекъ, который могъ бы покрыть ихъ плату за губернаторство и за канцелярскіе и другіе расходы. Само-собой разумется, что со времени этой оцнки многое въ стран измнилось, цнность земли повысилась, доходность земли увеличилась часто въ десятки разъ, но персидское правительство, продавая право на губернаторство въ провинціяхъ, остается врно себ и этой перемны въ стран какъ бы не замчаетъ, требуя съ губернаторовъ уплаты податей по старой оцнк и показывая видъ, что не знаетъ, какъ дйствуютъ губернаторы. Если послдніе забудутся и перейдутъ всякую мру возможнаго въ выколачиваніи денегъ съ крестьянъ и землевладльцевъ, такъ что эти теряютъ терпніе и жалуются на нихъ шаху, тогда правительство длаетъ выговоры губернаторамъ и сдерживаетъ ихъ порывы, въ очень рдкихъ случаяхъ даже увольняетъ ихъ, чтобы уже окончательно не компрометтировать себя передъ народомъ. Не могу не замтить при этомъ, что вся эта масса хищниковъ, находящихся въ распоряженіи губернаторовъ, живетъ штрафами: кто бы въ чемъ бы ни попался, возникшее дло можетъ сейчасъ же прекратиться, если виновный предложитъ уплатить извстную сумму тому должностному лицу, которое его накроетъ или поймаетъ. Особенно эта охота производится въ городахъ на боле или мене богатыхъ и важныхъ лицъ, когда они попадаются или пьяныя, или съ женщинами: для мелкихъ властей это самая доходная статья въ Персіи!
Теперь слдуетъ упомянуть о министрахъ, этихъ главныхъ элементахъ, двигающихъ персидскую жизнь. Выборъ и назначеніе визирей, министровъ зависятъ отъ каприза шаха, равно какъ и ихъ увольненіе. Поэтому всякій министръ есть ни что иное какъ случайный баловень счастья, въ его жизни и карьер все зависитъ отъ того, хорошо ли онъ усплъ опутать шаха, удачно ли поддлался къ особенно любимой жен его разными подарками и приношеніями и усплъ ли подмазать тысячи колесъ въ придворномъ персидскомъ механизм, очень сложномъ по своему устройству, заскрипи хоть одно колесо, и министру придется быть насторож и бороться. Персидскій придворный міръ, это — совершенно шахматная игра, гд боле искусный и опытный дольше и безнаказанне двигаетъ своими фигурами безъ проигрыша. Никто конечно больше не сознаетъ шаткости своего положенія, какъ эти случайныя дтища счастья, за-то они и пользуются этимъ моментомъ въ своей жизни, беря направо и налво, съ богатаго и бднаго, съ вдовы и сироты. Они исходятъ изъ той точки зрнія, что бери они или нтъ, все равно скоро наступитъ такой день, когда ихъ уволятъ: въ виду этого лучше брать, чмъ не брать. Такимъ образомъ, благодаря подобной философіи, это самые крупные и важные хищники Персіи, которыхъ не связываетъ ни извстный кодексъ принциповъ, ни извстная отвтственность передъ страной и своими братьями,— для нихъ все это слова и слова. Сознаніе непрочности своего положенія и возможность пользоваться даннымъ благопріятнымъ моментомъ развиваютъ въ этихъ людяхъ какую-то лихорадочную дятельность по части обогащенія себя. Большая часть министровъ — чиновники безъ функцій, одно названіе и пустой звукъ, а косвенное вліяніе ихъ однако бываетъ громадно и приноситъ имъ большія выгоды. Отсюда цлый рядъ подъ часъ невозможныхъ министерствъ. Есть слдующія министерства: министерство иностранныхъ длъ (вазирэ-амурэ-хареджа), министерство внутреннихъ длъ (вазирэ-амурэ-дахиля), военный министръ (визирэ-харбъ), министръ финансовъ (визирэ-малліатъ, собств. министръ податей), министръ юстиціи (вазирэ-адліа), министръ народнаго просвщенія (вазирэ-улюмъ) съ двумя правительственными! школами во всей Персіи! Должно быть несообразность существованія подобнаго министра замчалась сама собой, потому что на него возложено еще слдить за литографіями и типографіями, значитъ, онъ функціонируетъ въ роли нашего главнаго цензора! У него же подъ началомъ находится управленіе переводчиковъ. Есть еще министръ торговли (вазирэ-туджаръ), министра путей сообщенія нтъ, а вмсто него есть такъ называемый чапаръ-баши, въ вдніи котораго находятся станціи (чапаръ-ханэ) на дорогахъ и почты. Представьте себ, есть еще вазирэ-фаваидъ — министръ государственной экономіи! Впрочемъ это только одинъ титулъ, и всякій можетъ купить его за деньги. Есть еще министръ раздачи пенсій (вазирэ-вазаифъ)! Прибавьте къ этому еще вазирэ-хузуфъ — министръ для пріема гостей, да назирэ, такъ сказать смотрителя дворцовъ, и вы въ общемъ будете имть врное понятіе о главныхъ министрахъ и министерствахъ въ Персіи.
Мн остается сказать нсколько словъ о сыновьяхъ шаха, которымъ также даются провинціи для управленія. Наслдникъ престола, валліатъ, Музаффаръ-Эддинъ-Мирза, правитель въ Азербейджан, долженъ жить всегда въ Тавриз. Собственно говоря, не онъ самый старшій, а Зеллэ-Султанъ, который на три года старше его. Почему же назначенъ валліатомъ, т. е. наслдникомъ не Зеллэ-султанъ, а Музаффаръ-Эддинъ? Извстно, что въ Персіи, благодаря многоженству, царствовавшіе шахи обыкновенно оставляли посл себя иной разъ цлыя десятки сыновей отъ своихъ законныхъ женъ и рабынь, которые сейчасъ же начинали между собой усобицы, матери претендентовъ, понятно, не хотли уступить другимъ своихъ правъ и соединенныхъ съ ними выгодъ и обезпеченнаго положенія, поэтому обыкновенно каждая заране подбирала себ приверженцевъ и составляла партію, которая и боролась за ея сына до тхъ поръ, пока престолъ былъ вакантнымъ. Какъ только ршался вопросъ о томъ, кто взойдетъ на престолъ, новый шахъ сейчасъ же по вступленіи принимался за своихъ многочисленныхъ соперниковъ: ихъ хватали и ослпляли раскаленнымъ желзомъ, а ихъ матерей разсаживали по тюрьмамъ, въ которыхъ он и кончали свою жизнь, впрочемъ, нкоторымъ иногда удавалось и освобождаться, если мнялись политическія обстоятельства или если ихъ партія брала случайно верхъ. Однимъ словомъ, это было ужасное время для Персіи, когда придворныя интриги бывали вчнымъ источникомъ несчастія и безпокойства для страны. Такъ продолжалось до царствованія Фетхъ-Али-шаха, когда этотъ порядокъ былъ измненъ и установленъ новый для престолонаслдія, по которому наслдникомъ престола можетъ быть только старшій сынъ шаха, родившійся отъ принцессы ‘царской крови’. Этимъ самымъ исключались вс претенденты на престолъ, происходившіе отъ шаха и рабынь. Съ тхъ поръ установился такой порядокъ вещей, который продолжается и до настоящаго времени. Этимъ самымъ и объясняется, почему старшій изъ сыновей шаха, Зеллэ-султанъ, не сдланъ наслдникомъ.
Я, къ сожалнію, не прозжалъ черезъ Тавризъ и потому не могъ лично познакомиться съ ныншнимъ наслдникомъ престола, но вотъ каковъ общій отзывъ о немъ: слабый, безхарактерный, предается съ излишкомъ удовольствіямъ, въ которыхъ потерялъ свое здоровье, слпо ненавидитъ европейцевъ и все европейское, врагъ всякаго прогресса и человкъ безспорно мало даровитый, не умвшій себя показать ни въ арміи, которая его не особенно уважаетъ, ни въ управленіи вообще ввренной ему провинціи. Но самое худшее говорятъ, то, что онъ до мозга костей фанатикъ и совершенно въ рукахъ духовенства, которое его не только не уважаетъ, а презираетъ, но не выпускаетъ изъ своихъ рукъ, какъ будущее послушное орудіе для своихъ выгодъ и для проведенія своихъ плановъ. Однимъ словомъ, наслдникъ нисколько не похожъ на своего отца, ныншній шахъ, кстати сказать, и не долюбливаетъ его, и разъ, два года тому назадъ, даже не хотлъ давать ему провинціи для управленія, но, говорятъ, по ходатайству Зеллэ-султана, отмнилъ свое намреніе. Можно себ представить, какъ подобнымъ, конечно небезцльнымъ заступничествомъ брата было задто самолюбіе наслдника! Разсказываютъ, что онъ посл дебоширствъ просиживаетъ цлыя ночи безъ сна и, для того, чтобы ‘связать языкъ шаха’ (утишить гнвъ), читаетъ двнадцать тысячъ разъ молитву по-арабски: ‘Да будетъ миръ надъ Магометомъ и потомками его’ и все перебираетъ четки въ тысячу зеренъ. Кром того прибавляютъ, что онъ весь въ долгахъ и находится въ рукахъ своихъ кредиторовъ. Но нужно быть справедливымъ и прибавить, что я слышалъ о наслдник и совершенно другіе отзывы, нисколько не похожіе на только-что приведенные. Одно высокопоставленное лицо говорило мн, что оно хорошо знакомо съ Музаффаръ-Эддняомъ и, кром хорошаго, ничего не можетъ сказать о немъ. Если же онъ и носитъ длинную персидскую абу и высокую баранью шапку, то только потому, что находится въ рукахъ духовенства, отъ котораго не иметъ средствъ отдлаться, что онъ гораздо умне, чмъ кажется, и придетъ день, когда онъ обнаружитъ это и докажетъ фактами. Можетъ быть, это и преувеличенно лестный отзывъ о наслдник, но я не могъ его не привести, чтобы не быть несправедливымъ къ человку, котораго я не знаю. Въ виду того, что наслдникъ сравнительно безъ средствъ и въ долгахъ, войско его плохо экипировано и плохо обучено и наличные шансы его на возможную борьбу изъ-за престола довольно слабы.
Совсмъ другое представляетъ изъ себя Зеллэ-султанъ, энергичный, дятельный, очень развитой и, что самое главное, очень богатый, такъ что, говорятъ, онъ даже богаче шаха, иметъ 50,000 хорошо экипированнаго войска, обученнаго европейскими инструкторами. Кто только хоть разъ видалъ Зеллэ-султана и могъ оцнить его способности, тотъ, понятно, сейчасъ же скажетъ, что подобный честолюбивый и сильный человкъ безъ боя не уступитъ сибихъ правъ. Дйствительно, онъ все длаетъ, чтобы обезпечить за собой благопріятный исходъ возможной борьбы. Такъ какъ одно письмо было мной посвящено исключительно обрисовк личности Зеллэ-султана и того, что имъ сдлано, то теперь я не стану повторяться и скажу только нсколько словъ о его приближенныхъ и о томъ, какъ они смотрятъ на свое положеніе и на будущее.
Зять Зеллэ-султана Саремедъ-доуля (кинжалъ государства), Абудь-Фатхъ-Ханъ, сынъ главнокомандующаго Персіи. Его праддъ былъ губернаторомъ Эривани въ то время, когда она была присоединена къ владніямъ Россіи. Саремедъ-доуля высокаго роста, красивый, съ замчательно интеллигентнымъ аристократическимъ видомъ, главнокомандующій Зеллэ-султана, и нтъ никакого сомннія, что онъ хорошо знаетъ военное дло и, когда нужно, голову положитъ за своего повелителя.
О его помощник, симпатичномъ и замчательно умномъ ага Керимъ-Хан, первомъ генерал и любимц Зеллэ-султана, я говорилъ въ томъ же письм, гд и о Зеллэ-султан. По его серьезному отношенію къ военному длу и любви къ нему солдатъ, нельзя не заключить, что онъ съуметъ быть полезнымъ Зелдэ-султану, Кром нихъ мн пришлось познакомиться со многими офицерами изъ войска Зеллэ-султана, и я долженъ правду сказать, что не ожидалъ встртить въ нихъ настолько развитыхъ въ европейскомъ смысл людей. Изъ гражданскихъ чиновниковъ есть не мене полезные и неоцненные для Зеллэ-султана, напр., Наиболъ-Гокума, намстникъ Испагани и предсдатель суда, Муширолъ Молъкъ (совтникъ государства), Мирза-Хабабъ-Улла-Ханъ, министръ податей,— въ его рукахъ вс доходы и расходы Зеллэ-султана, бывшій прежде бднякомъ, но теперь богатый, работящій, дятельный, гордый, малообщительный, Бананоль-Молькь (палецъ государства), прозванный такъ за прекрасный почеркъ руки, министръ двора Зеллэ-султана, самый приближенный и самый довренный къ нему человкъ. Кром этихъ есть еще много другихъ, вовсе недюжинныхъ людей, напр., кто не отмтилъ описаннаго мной Имамуль-Джома, главы мусульманства, замчательно умнаго, человка?
Теперь посмотримъ, какъ думаютъ и что говорятъ преданные Зеллэ-султану люди. ‘Зеллэ-султанъ, говорятъ они, долженъ быть готовымъ постоять за себя. Сама логика и здравый смыслъ говорятъ за это. Допустимъ, что въ силу какого-нибудь несчастій Зеллэ-султанъ не будетъ въ состояніи сопротивляться и наслдникъ Музаффаръ-Эддинъ вступитъ на престолъ, что тогда послдуетъ? Мало хорошаго для Зеллэ-султана, а для насъ еще меньше. Его схватятъ, выколютъ глаза (этотъ варварскій обычай еще въ ходу до сихъ поръ) и бросятъ куда-нибудь въ тюрьму или сошлютъ,— лучшей участи онъ не долженъ ожидать ни въ какомъ случа. Насъ, его слугъ, тоже схватятъ, съ помощью пытокъ вытянутъ изъ насъ все, что мы имемъ, и затмъ, ослпивши, нищими выбросятъ на улицу’. Таковы ихъ рчи и логика, изъ которыхъ нельзя не заключитъ, что сочувствующіе Зеллэ-султану хорошо знаютъ свою участь въ случа неудачи, потому вс ихъ стремленія и направлены къ тому, чтобы поддерживать Зеллэ-султана. За-то заране можно быть увреннымъ, что у наслдника Музаффаръ-Эддина не будетъ такихъ приверженныхъ сотрудниковъ и слугъ, и въ этомъ, можетъ быть, уже заране лежитъ причина его будущаго неуспха, если только какая-нибудь посторонняя сила не придетъ къ нему на помощь.
Въ виду того, что шахъ Насръ-Эддинъ не вченъ и что не сегодня, такъ завтра, посл его смерти, будетъ катастрофа и междуусобная война между двумя его сыновьями, интересно знать, какое положеніе займетъ Россія и какова должна быть ея роль. Въ моихъ предыдущихъ письмахъ изъ Персіи мной, кажется, было достаточно выяснено, какимъ вліяніемъ и авторитетомъ пользуется Россія въ представленіи персіянъ. Теперь мн остается выяснить, какъ она должна дйствовать. По туркманджайскому договору мы признали законъ Фетхъ-Али-шаха о престолонаслдіи и обязались поддерживать всякаго наслдника, признаннаго законнымъ, значитъ, въ данномъ случа, чтобы быть врными себ, мы должны будемъ признать и поддерживать ныншняго наслдника Музаффаръ-Эддина. А если Зеллэ-султанъ съ оружіемъ въ рукахъ будетъ отстаивать свое право сильнаго и добьется престола, тогда что мы будемъ длать? Въ случа крайности признаемъ совершившійся фактъ и встанемъ въ Гилян и Мазандаран въ положеніе 1723—1735 гг.,— положеніе единственно справедливое и согласное съ основными интересами Россіи и ея ролью на Восток.

Заключеніе къ Письмамъ изъ Персіи.

Культурная-ли страна Персія?— вотъ вопросъ, который представляется самъ собой по прочтеніи моихъ писемъ. Нтъ. Персія не культурная, но находится еще въ эпическомъ період культурной жизни. Что же ей нужно, чтобы сдлаться культурной страной? Прежде всего честное и серьезное правительство, а затмъ составленіе и изданіе точныхъ и строго опредленныхъ законовъ, благодаря которымъ упорядочится судопроизводство и администрація страны, представляющія теперь убжища и гнзда для крупныхъ и мелкихъ хищниковъ, обогащающихся на счетъ невжественной и безгласной толпы. Кром того, заведеніе несуществующаго теперь государственнаго хозяйства и устройство, казны и казначейства. Затмъ, введеніе систематическаго, раціональнаго образованія въ европейскомъ смысл, потому что нельзя, же считать серьезными разсадниками образованія существующія школы съ ихъ тупой долбней корана. Въ данное время во всей Персіи имются дв правительственныя школы. Но можно заране предсказать, что вс эти мры ни къ чему не приведутъ, если персіяне не откажутся отъ многоженства и не освободятъ своей женщины отъ рабства, благодаря чему въ Персіи нтъ семьи, а съ ней нтъ и общества, потому что нельзя считать семейнымъ очагомъ того самаго гарема, который своимъ дтямъ даже не даетъ фамиліи отца! Затмъ одной изъ первыхъ мръ правительства должно быть уменьшеніе политическаго могущества и значенія духовенства, ибо для всхъ странъ неизмнно одно правило: чмъ политически сильне духовенство, тмъ слабе правительство. Дале. Персидское правительство должно заняться устройствомъ своихъ путей сообщенія: то государство не можетъ сдлаться культурнымъ, которое не знаетъ колеснаго передвиженія (при этомъ я не считаю пока серьезнымъ недавняго введенія тарантаснаго сообщенія съ двумя ближайшими къ Тегерану городами): до сихъ поръ не только люди, но даже вс товары и строительные матеріалы перевозятся на спинахъ животныхъ! Въ самомъ дл, очень удивительно для европейскаго человка, когда онъ въ дорог вдругъ видитъ сотни ословъ, изъ которыхъ каждый везетъ по два дерева, связанныхъ вмст вершинами въ вид буквы X и волочащихся по земл своими толстыми концами! Т же ослы перевозятъ на своихъ спинахъ все, начиная съ хлба и кончая кирпичомъ и глиной,— словомъ, можно безъ преувеличенія сказать, что вся Персія создалась усиліями и усердіемъ ословъ и только имъ однимъ обязана своимъ существованіемъ! Конечно, только при такихъ способахъ подвозки матеріаловъ и понятна постройка домовъ и зданій подъ псни, положимъ, одинъ рабочій стоитъ наверху фундамента и поетъ: ‘Подай мн кирпичъ!’ или: ‘Подай мн глины!’ или: ‘Принеси воды!’ и другой, стоящій внизу, подаетъ и приноситъ все требуемое. Это самый наглядный, нарочно мной приведенный примръ того, что въ Персіи не имютъ еще ни малйшаго понятія о цнности времени, а при такихъ условіяхъ трудно усвоить себ европейскую культуру, очень сложную и въ своей основ имющую въ виду выигрышъ времени.
Время не терпитъ и настоятельно предлагаетъ Персіи два выбора: или остаться азіатской страной, или примкнуть къ европейской культур и европейскимъ государствамъ. Скоро-ли, долголи, но не подлежитъ сомннію, что ей придется столкнуться съ тмъ или другимъ европейскимъ государствомъ, при чемъ, можно заране предсказать, она выдержитъ это столкновеніе, если заблаговременно усвоитъ себ европейскую культуру съ ея средствами, и падетъ, если останется, какъ теперь, азіатской.
Длая относительно Персіи такое ясное и опредленное заключеніе, я этимъ исполняю желаніе тхъ симпатичныхъ представителей молодой партіи, съ которыми мн приходилось бесдовать въ Испагани. Прошу ихъ все время помнить, что я не предвзято отношусь къ ихъ стран, заботливо отмчаю все серьезное и симпатичное и, какъ серьезный человкъ, длаю свои заключенія только на основаніи видннаго или узнаннаго, при этомъ заране прошу снисходительнаго отношенія къ моему труду, можетъ быть одностороннему, но въ виду, того что жизнь всякаго народа и страны всегда боле или мене сложна, посторонній наблюдатель и долженъ больше всего заботиться о томъ, чтобы въ своихъ выводахъ. правильно намтить общую точку зрнія, подробности же и нужды данной страны на мст обыкновенно ясны сами собой.
Въ заключеніе приношу глубокую мою благодарность всмъ облегчавшимъ мн тяжесть моего путешествія, между прочимъ моему постоянному спутнику Мирз Джафару, безъ котораго мое’ знакомство съ Персіей было бы неполно, и глубоко знающему Востокъ Мирз-Мехмету-Али-Мустафаеву, много помогавшему мн своими разъясненіями.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека