Лукиан Сильный
Лукиан Сильный
(Либрович Сигизмунд Феликсович)
Пинкертон русской литературы
Пинкертон русской литературы
Пинкертон русской литературы, Либрович Сигизмунд Феликсович, Год: 1908
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Пинкертоном должен быть критик. Так сказано г. Чуковским в предисловии к новому, третьему, изданию его литературных портретов и характеристик п.з. ‘От Чехова до наших дней’.
Что это мнение не вырвалось у г. Чуковского случайно, а напротив, явилось отражением глубокого убеждения, показывает, во-первых, то обстоятельство, что г. Чуковский в своем предисловии повторяет его дважды и даже подробно указывает обязанности этого Пинкертона: подслушивать, подглядывать и выслеживать в писателе то, чего он порою и сам не замечает в себе. И для такого Пинкертона литературы, по мнению г. Чуковского, ‘должен быть ненавистен всякий импрессионизм, всякое суждение по беглым впечатлениям: только факты и только вещественные доказательства должен представлять он читателю’.
Приняв на себя обязанности Пинкертона русской литературы, подобно знаменитому американскому сыщику, просто из любви к делу сыска, г. Чуковский в первой же строке своей книги заявляет, что для него ‘каждый писатель вроде как бы сумасшедший’. И вот, исходя из такого взгляда и заручившись пинкертоновским арсеналом сыскных дел, г. Чуковский старается выследить пункт помешательства у каждого писателя и выставить его напоказ. Сам г. Чуковский сознает, что это дело не легкое. Сразу не увидишь этого пункта, составляющего будто бы ‘сердцевину души писателя’, ибо, ‘как всякий помешанный’, писатель скрывает свою манию от других, он ведет себя, как нормальный, и о вещах судит здраво. Но это притворно. Пинкертон, который сумеет подойти к нему, разгадает его — конечно, разгадает только после долгих подходов, подглядываний и подслушиваний. И вот, Пинкертон русской литературы ‘выследил’, что Куприн помешан на ‘сороковом разе’, что Мережковский — ‘тайновидец вещи’, что Федор Сологуб всю вселенную считает мелким бесом и видит Передонова даже в солнце. Г. Чуковский прямо так и заявляет, что эту именно задачу он пытался наметить в своей книге.
Таким образом, задачи русской критики, если она пожелает следовать указаниям г. Чуковского, сведутся отныне к … пинкертоновщине.
Как-никак, а в оригинальности такого взгляда на задачи критики отказать нельзя. Странно, однако, то, что сам г. Чуковский в своей книге как будто перешагнул границы намеченной им психиатрической пинкертоновщины. Как я уже указывал в заметке по поводу второго издания его книги (Вестник литературы N4), она дает целый ряд метко схваченных, хотя и карикатурных до некоторой степени, портретов и характеристик русских писателей и не ограничивается одним только ‘выслеживанием’. В новом, третьем, издании многие из этих портретов дополнены, многие еще более ярко освещены фейерверочным светом, о котором я говорил в первой моей заметке. Это в особенности относится к Куприну и Юшкевичу.
Всего в послечеховском периоде г. Чуковский наметил писателей, достойных пинкертоновского выслеживания, свыше 25. Тут налицо почти все популярные теперь имена и беллетристов и поэтов послечеховского периода и только этого периода. Писателей нехарактерных для нынешней эпохи, но перешедших в эту эпоху из дочеховского периода, г. Чуковский не коснулся.
Громадный, просто небывалый успех, которым пользуется книга г. Чуковского, свидетельствует, что она пришлась по вкусу. Иные удивляются этому успеху, но кто прочтет внимательно предисловие г. Чуковского и сумеет разобрать и то, что сказано в нем между строк (быть может, помимо желания и воли автора), тот поймет и разгадает эту тайну успеха.
Мы живем в эпоху вкуса ко всякого рода пинкертоновщине. Критика в пинкертоновском духе, понятна, поэтому приходится многим по душе, в особенности, когда Пинкертоном литературы является человек безусловно талантливый, живой, отзывчивый.
Источник текста: Вестник литературы, No 1, 1908.
Оригинал здесь: http://www.chukfamily.ru/Kornei/Biblio/biblio.htm