ПЕТЕРБУРГСКІЕ ТЕАТРЫ
АЛЕКСАНДРИНСКІЙ
МИХАЙЛОВСКІЙ
ДОМЪ ИНТЕРМЕДІЙ
МАЛЫЙ
Сергй Ауслендеръ.
Петербургские театры, Ауслендер Сергей Абрамович, Год: 1910
Время на прочтение: 4 минут(ы)
‘Аполлонъ’, No 12, 1910
Возобновленіе Мольеровскаго ‘Донъ-Жуана’ въ постановк Вс. Эм. Мейерхольда съ декораціями А. Я. Головина — выдающееся театральное событіе.
Конечно, есть очень много печальнаго для современной драматургіи въ томъ, что ни одна изъ десятка премьеръ-пьесъ авторовъ современныхъ не можетъ сравниться съ ‘премьерой’ Мольеровской комедіи. Но зато какое торжество театра, какую силу талантливости, вкуса, блестящей фантазіи показали художники сцены, сумвшіе изъ старинной комедіи создать зрлище незабываемое и, въ конц концовъ, новое…
Я говорю ‘новое’, потому что, хотя въ замыселъ постановки и входило дать нкоторое возсозданіе подлиннаго театра Мольера, но этотъ спектакль вовсе не былъ нагляднымъ урокомъ по исторіи театра (что такъ отлично сдлалъ нсколько лтъ назадъ ‘Старинный театръ’), спектакль этотъ былъ настоящимъ спектаклемъ современнаго театра. Была фантазія и совершенство современнаго художника, создавшаго пышное великолпіе, какое, можетъ быть, не снилось ни Людовику XIV, ни его актерамъ. Это былъ не сухой музейный историзмъ, а яркое мечтаніе о прошломъ, изысканная фантастика, въ которой подлинное сливалось съ вымысломъ нераздльно. Только ворчливый педантъ могъ бы, не отдаваясь очарованію непосредственной красоты и граціозной веселости этого вечера, ршать, соблюдена ли ‘историческая точность’, или нтъ. Власть этихъ сладкихъ чаръ начиналась еще до начала спектакля… Знакомый, привычный залъ Александринскаго театра неузнаваемъ. Занавса нтъ, сцена придвинута къ зрителямъ. Пышныя декораціи Головина такъ удачно сочетаются по краскамъ съ бархатомъ и золотомъ, украшающимъ зрительную залу, что сцена кажется естественнымъ продолженіемъ зала, или, врне, весь театръ кажется такимъ же фантастически-великолпнымъ заломъ, какъ то, въ которое превращена сцена. Первыми на сцен показываются веселые ливрейные арапчата, которые зажигаютъ желтыя свчи въ люстрахъ и высокихъ подсвчникахъ, обходятъ сцену съ дымящейся курильницей, возвщаютъ антракты, собираютъ разбросанныя вещи, прислуживаютъ персонажамъ комедіи…
Вотъ выбгаетъ одинъ изъ нихъ и звонкомъ объявляетъ начало,два другихъ отдернули заднюю гобеленевую занавсь, скрывающую декораціи. Суфлеры въ зеленыхъ кафтанахъ, съ толстыми фоліантами прошли на свои мста за боковыя кулисы и отдернули занавсочки. На сцену выходитъ Варламовъ-Сганарель.
Любопытный и тревожный возникалъ вопросъ: сумютъ ли актеры не нарушить очарованія стильности, данной художникомъ и режиссеромъ, и вмст съ тмъ — преодолть обстановку, лично оживить эти роскошные холсты своей игрой? — мн кажется, что это удалось имъ въ значительной мр. Комедія Мольера была не только показана, но и разыграна.
Былъ живой Сганарель, воплощенный изумительнымъ талантомъ Варламова, поражавшаго неутомимой своей веселостью и тонкой чуткостью ко всему тому новому и для него необычайному, что требовала эта постановка.
Былъ и Донъ-Жуанъ (г. Юрьевъ), не тотъ съ оттнкомъ философическаго демонизма Жуанъ Байрона и А. Толстого, образъ котораго сталъ привычнымъ до банальности, а веселый Донъ-Жуанъ французской комедіи, блестящій, беззаботный повса, по-дтски отважный, по-дтски преступный, чуть-чуть смахивающій на версальскаго любезника, но почти фантастическій по какой-то очаровательной легкости.
Хорошъ былъ Юр. Озаровскій въ роли крестьянина Пьеро. Роль доньи Эльвиры оказалась не по силамъ г-ж Коваленской.
Въ ряд новаторскихъ попытокъ Мейерхольда ‘Донъ-Жуанъ’ представляетъ новую большую ступень и является безусловной побдой принциповъ талантливаго режиссера. Въ исторіи русскаго театра эта постановка должна быть отмчена, какъ новая возможность изъ богатства прошлаго создавать сокровища для театральной современности.
Въ ныншнемъ году къ симпатичнымъ спектаклямъ для учащихся замтно нкоторое охлажденіе. За три мсяца сезона дана только одна новая постановка — возобновленіе ‘Антигоны’.
Рядомъ съ ‘Донъ-Жуаномъ’ постановка ‘Антигоны’ можетъ служить нагляднымъ примромъ, какъ ставили до сихъ поръ классическія пьесы и какъ не нужно ихъ ставить. Во всякой классической пьес намъ дорогъ нкоторый архаизмъ ея. Не только часто сами по себ наивныя, драматическія коллизіи влекутъ наше воображеніе, но и т времена далекія, загадочныя, въ которыя переноситъ насъ дйствіе. Поэтому къ каждой пьес, не имющей непосредственнаго интереса современности, нужно подходить съ нкоторымъ возсозданіемъ стиля эпохи. Много блестящихъ и нисколько не заслоняющихъ самую сущность старинной пьесы возможностей дается въ такомъ подход къ постановк классиковъ.
Ничего подобнаго не было при возобновленіи ‘Антигоны’.
Провинціальная банальность декорацій, зазывающій хоръ въ розовыхъ чулкахъ на рукахъ и ногахъ, вульгарный, ложный, непрестанно переходящій въ крикъ паосъ нашихъ доморощенныхъ трагиковъ изъ второстепенныхъ актеровъ,— все это мало напоминало величавую строгость греческой трагедіи. Особенно карикатуренъ былъ г-нъ Ге со своей протодіаконской ‘завойкой’.
Въ самомъ названіи этого новаго предпріятія дано опредленіе его назначенія. Домъ этотъ долженъ стать изысканнымъ веселымъ центромъ литературно-художественной, артистической жизни Петербурга. Онъ не долженъ быть только театромъ, въ который разъединенные зрители приходятъ смотрть на сцену, въ этихъ уютныхъ гостиныхъ барскаго особняка, въ этомъ столь не похожемъ на обычно-театральныя залы зал, со столиками вмсто рядовъ, съ широкой лстницей, соединяющей зрителей со сценой,— маленькія, острыя представленія должны только создавать атмосферу граціознаго, непринужденнаго веселья. Публика сама должна играть какую-то роль въ вечерахъ Дома Интермедій. Трудно, конечно, заставить хмурую и ворчливую публику петербургскую веселиться. Но все же я не запомню такого блестящаго и оживленнаго вечера, какъ открытіе ‘Дома Интермедій’:
Первый циклъ открылся прологомъ М. Кузмина ‘Исправленный чудакъ’. Прологъ этотъ, къ сожалнію, не совсмъ хорошо поставленный, передаетъ стиль Гофманской фантастики, стиль насмшливаго гротеска, кукольной драмы изысканныхъ чудачествъ. Здсь и классическій Копеліусъ, и превращеніе куколъ въ живыхъ актеровъ, и появленіе персонажей изъ публики, и деревянные Шнитцлеръ и Донанье, пантомима которыхъ — ‘Шарфъ Коломбины’ является гвоздемъ перваго цикла.
Арлекинъ, Коломбина, блдный Пьеро оживаютъ въ новомъ блеск, благодаря отличной постановк доктора Допертутто. Нкоторые отдльные моменты этой кукольной трагедіи были истинно великолпны по яркости и острот. Такъ — балъ у Арлекина, танцы гостей передъ мертвыми Коломбиной и Пьеро.
Изящна пастораль Кузмина ‘Голландка Лиза’, съ танцами и пніемъ.
Остроумна ‘негритянская трагедія’ Потемкина и Гибшмана ‘Блекъ ендъ Уайтъ’.
Хочется отмтить молодыхъ исполнителей, показавшихъ въ своей игр много вкуса и заразительной искренности: Хованскую (Коломбина и очаровательная Молли въ ‘Блек»), Гейнцъ и Миме (танцы въ пантомим), Гибшмана (безподобный таперъ въ ‘Шарф Коломбины’ и помощникъ режиссера въ ‘Блек’), Альбова (Пьеро) и Кузнецова (слуга).
Давъ 25 представленій перваго цикла, ‘Домъ Интермедій’ закрылся временно вслдствіе перехода предпріятія въ товарищество (изъ дирекціи г-на Томашевскаго). На этихъ дняхъ онъ возобновилъ свою дятельность вторымъ цикломъ.
Въ новый циклъ вошли: ‘Обращенный Принцъ или Amor omnia vincit’, комедія въ 15 картинахъ (3 дйствіяхъ) Евг. Зноско-Боровскаго, стихи и музыка М. Кузмина, художникъ — С. Ю. Судейкинъ, инсценировка Доктора Допертутто и ‘Бшеная семья’, комич. опера И. А. Крылова (1793 г.), музыка М. Кузмина, художники — А. Араповъ и Н. Крымовъ.
Нельзя не пожелать удачи этому веселому и изысканному театру.
Малый театръ не унываетъ и даетъ новинку за новинкой. Уже поставлены за этотъ мсяцъ мелодрама изъ современной жизни Рышкова ‘Распутица’, ‘Лсныя тайны’ Чирикова и ‘Смшная исторія’ Трахтенберга. Чирикова давно уже тянетъ съ кислыхъ щей на ананасы. Стилизованныя повсти, поэтическія миніатюры, символическія драмы, вмсто описанія погромовъ, земельныхъ неурядицъ, стали то и дло появляться изъ-подъ пера этого почтеннаго писателя, забывшаго, что только для посмшища слона заставляютъ танцовать въ цирк вальсъ. Лсовики, фавны, русалки, вдьмы — все это было бы очень поэтично, если бы не такъ скучно. Глаголинъ, считающій посл ‘Шантеклера’ себя спеціалистомъ по изображенію всякихъ нечеловческихъ существъ, въ роли фавна ловко повисалъ внизъ головой на дерев,прыгалъ съ высоты и продлывалъ много другихъ, не мене любопытныхъ, гимнастическихъ упражненій.
Трахтенбергъ, авторъ ‘Смшной исторіи’, выдляется въ плеяд Мало-театральныхъ драматурговъ нсколько большимъ вкусомъ и литературностью, но все же не высокаго качества ‘шикарность’ его трюковъ ‘подъ занавсъ’ не можетъ скрыть шаблонности и пустячности общаго замысла и отдльныхъ положеній новой пьесы.
Впрочемъ, публика Малаго театра одобряетъ. ‘Пойдетъ эта исторія’, авторитетно заявлялъ одинъ капельдинеръ другому, ‘легко смотрится’.
Публика иметъ театръ и авторовъ, достойныхъ ея…