Друзья и школьные товарищи.— Разговоръ на улиц.— Стихи въ честь прошедшаго.— О томъ, къ какимъ мрамъ прибгаютъ поклонники отживающаго порядка.— Разсказъ бднаго офицера, ищущаго мста.— Отрывокъ изъ письма о картин Иванова.— Новыя произведенія Айвазовскаго.— Объявленіе отъ Общества поощренія художниковъ.— Кукукъ, Каламъ и другія замчательныя картины у г. Негри.— Концерты съ живыми картинами.— Концерты прізжихъ артистовъ.— Виконтъ Альфредъ де Кастонъ.— Г. Левассоръ.— Чтенія Роде о строеніи земной коры.— Первые нумера ‘Подснжника’, дтскаго журнала, изд. г. В. Майковымъ.— Новый журналъ ‘Землевладлецъ’.— Литературныя новости.— Объясненіе по поводу книги г. Лебедева 3.— Некрологъ О. И. Сенковскаго.
Такой богатой, пестрой, оригинальной и разноцвтной коллекціи друзей, какую я составилъ себ въ теченіе моей жизни, едва ли владетъ кто нибудь. Я имю друзей ршительно во всхъ классахъ петербургскаго общества, за исключеніемъ, впрочемъ, того высокопочтеннаго класса, достойнымъ пвцомъ котораго явился недавно г. Эмиль-Жирарденъ въ своей комедіи: ‘Дочь мильонера’. Ядолженъ признаться съ грустію, что между русскими Адамами (добродтельный мильонеръ — герой комедіи г. Жирардена называется Адамомъ), я еще не имю ни одного друга.
Друзья не даютъ мн покоя, мшаютъ мн жить, не позволяютъ мн ничмъ заняться серьзно, не оставляютъ мн ни одной свободной минуты, чтобы углубиться въ самого себя, а такого рода углубленіе человку, какъ извстно, не только полезно, даже необходимо. Друзья врываются ко мн во всякій часъ, требуютъ отъ меня визитовъ, навязываютъ мн разныя порученія, сердятся, если я у нихъ долго не бываю. Я задыхаюсь отъ ихъ ласкъ, вниманія, заботливости, сплетень и папиросокъ. (Нкоторые изъ нихъ имютъ дурную привычку не выпускать изо рта папиросокъ изъ ядовитаго, разъдающаго глаза, зелья, называемаго Мариланомъ)…. И я, по слабости моего характера, всмъ имъ жму руки на право и на лво, всмъ улыбаюсь любезно, всмъ все общаю и никогда не успваю исполнять — И если у кого нибудь долго не бываю, то при встрч съ таковымъ на улиц въ смущеніи скрываюсь отъ него подъ ворота, чувствуя, что это глупо, что у меня съ этимъ господиномъ нтъ ничего общаго, что мн слдовало бы или вовсе не знакомиться съ нимъ, или давно прекратить знакомство. И, выходя изъ подъ воротъ и боязливо озираясь кругомъ, я бшусь на самого себя и проклинаю внутренно свою слабость.
Одинъ изъ моихъ друзей, имющій двухъ дочерей невстъ и супругу съ раскрашенными волосами и щеками, приглашаетъ меня безпрестанно то на балки (уменьшительное отъ слова балъ), то на домашніе концерты, въ которыхъ его дочери, затянутыя въ рюмочку, ноттого едва дышащія, разъигрываютъ на Фортепіано какія-то варіаціи въ четыре руки, посл исполненія которыхъ я непремнно долженъ кричать: Charmant! Charmant! хотя для выраженія этого Фальшиваго восторга у меня и языкъ не поворачивается и голосъ замираетъ, то на живыя картины, въ которыхъ дочери его являются съ растрепанными подвязными косами, въ различныхъ живописныхъ позахъ, въ вид Ундинъ, Сильфидъ и какихъ-то миологическихъ божествъ…. Я знаю, что на этихъ балкахъ, концертахъ и живыхъ картинахъ, удостоивающихся, между прочимъ, посщенія нкоторыхъ благонамреннйшихъ особъ въ генеральскомъ чин, — смертельная тоска, погружающая въ апатію не только людей, даже мухъ. Я, не шутя, замтилъ, что мухи въ дом моего друга какъ-то особенно сонны и вялы, даже въ самые сильные жары, придающіе имъ, какъ извстно, особенную быстроту и легкость — И, не смотря на все это, я зжу на увеселительныя вечеринки моего друга…. Зачмъ? для чего? Я очень хорошо понимаю, что я не нуженъ ни хозяину, ни хозяйки дома, ни его затянутымъ въ рюмочку дочерямъ, которымъ только нужны танцующіе и также затянутые врюмочку офицеры, или господа статскіе, съ проборомъ по средин головы и съ стеклышкомъ въ глазу, ни его генераламъ, посщеніе которыхъ доставляетъ ему несказанное блаженство, потому что его гости говорятъ потомъ: ‘Однако, сколько у Насилья Иваныча было звздъ-то на вечер! Шутите съ нимъ!’ Я вижу ясно, что для ихъ превосходительствъ, этихъ благонамреннйшихъ героевъ безвозвратнаго прошедшаго, такъ враждебно разсматривающихъ настоящее, — мое присутствіе непріятно, что они готовы были бы, если бы только это было въ ихъ власти, отправить меня въ отдаленныя губерніи, дабы не встрчаться со мною, жаркимъ поклонникомъ настоящаго. Я предчувствую, что мое присутствіе на увеселительныхъ вечеринкахъ моего друга, во-первыхъ, нсколько женирустъ его вслдствіе моихъ отношеній къ ихъ превосходительствамъ, во-вторыхъ, оно не доставляетъ ни малйшей пріятности моему другу, и въ-третьихъ, ни въ какомъ случа не можетъ льстить его самолюбію, ибо я не женихъ, не генералъ, не пользуюсь никакою особенною извстностью ни въ литератур, ни въ обществ, нетанцую, не играю въ карты, не умю занимать разговорами почетныхъ старушекъ, и, пріятно улыбаясь, поддакивать почетнымъ старцамъ, когда они, съ пною у рта, изволятъ отзываться о разныхъ улучшеніяхъ и нововведеніяхъ. Да, я все это вижу, знаю, понимаю, предчувствую, ощущаю, и все-таки не имю силы отказаться отъ приглашеній…. Странный я человкъ! Дай мой другъ также не безъ странности…. Я знаю, что если я не поду на его вечеринку, онъ внутренно будетъ очень доволенъ этимъ, но все-таки сочтетъ потомъ непремннымъ долгомъ упрекать меня за это и возьметъ съ меня честное слово быть у него на слдующей вечерник, — и я никакъ не съумю отдлаться отъ него и непремнно дамъ ему честное слово.
И еще если бы такого рода другъ былъ у меня одинъ!
Я имю честь получать три раза въ зиму литографированныя приглашенія отъ князя и княгини Л* на ихъ великолпные балы, на которыхъ присутствуетъ весь блестящій и Фешенебельный Петербургъ. Я, по природ своей, человкъ робкій, боящійся всякаго блеску, любящій боле всего на свт независимость и спокойствіе. Одна мысль о присутствіи на такомъ ослпительномъ бал, среди брильянтовыхъ дамъ и мужчинъ, среди Фонтановъ и тропическихъ растеній, одна мысль попирать эти ковры и мраморы, проходить мимо этого гордаго швейцара въ золотыхъ галунахъ, плюшевыхъ штанахъ и шелковыхъ чулкахъ,— приводитъ меня въ трепетъ, я знаю, что моего присутствія въ этихъ раззолоченныхъ и рзныхъ изъ дуба залахъ никто не замтитъ, я знаю, что ни князь, ни княгиня не будутъ упрекать меня за то, что я не воспользовался ихъ лестнымъ приглашеніемъ, по я, не смотря на то, что мн такъ хорошо и тепло дома, и такая лнь одваться, и дло есть, — все таки ду на княжескій балъ…. Зачмъ? Неужели же тщеславная и жалкая мысль показать себя въ большомъ свт, а на другой день, какъ будто случайно, замтить друзьямъ, не вызжающимъ въ этотъ свтъ, что я былъ на бал у князя…. неужели такое ничтожное побужденіе заставляетъ меня преодолвать вс нравственныя препятствія и пытки, которыя всякій разъ сопряжены съ моими выздами въ большой свтъ? И отчего въ такихъ случаяхъ, я слабый человкъ, вдругъ длаюсь героемъ? И что мн въ этомъ княз и въ этой княгин? Что общаго между мною и ими?. Еще съ моимъ другомъ, дающимъ вечера съ живыми картинами, у меня есть что нибудь общее: какіе-нибудь одинаковые интересы, мы немножко понимаемъ другъ друга, а съ княземъ и княгиней я чувствую себя просто глупымъ и не нахожу, о чемъ говорить съ ними…. О паденіи лорда Пальмерстона и о новомъ торійскомъ министерств?… Но что могу сказать я поэтому поводу новаго: князь и княгиня давно выслушали уже объ этомъ событіи мнніе одного важнаго дипломатическаго лица и толки различныхъ посланниковъ, секретарей и повренныхъ въ длахъ — О рчи Жюль-Фавра въ защиту Орсини?… Но ни князь, ни княгиня не могутъ слышать имени этого ужаснаго человка. О русской литератур?… Вотъ было бы забавно!… Князь, правда, получаетъ русскіе журналы, но не удостоиваетъ ихъ прочтенія, несмотря на то, что его камердинеръ постоянно ихъ разрзываетъ тотчасъ по полученіи и раскладываетъ ихъ въ его кабинет, а княгиня по русски даже понимаетъ плохо, не смотря на то, что въ ея княжескихъ жилахъ течетъ чистйшая русская кровь. Въ послднее свиданіе мое съ нею, я было хотлъ завести рчь о. г. Эдмон Абу, который такъ быстро пріобрлъ въ Париж извстность своими романами, за которые даже награжденъ орденомъ Почетнаго Легіона. Но княгиня отвчала мн коротко и холодно: ‘Oui, c’est un joli talent’, не желая, повидимому, входить въ дальнйшія объясненія и я долженъ былъ проглотить заготовленныя мною заране прекрасныя французскія фразы о значеніи этого господина во французской литератур…
Сколько разъ приходило мн въ голову бросить петербургскую жизнь, всхъ этихъ лестныхъ для моего самолюбія знакомыхъ и нжныхъ друзей, съ которыми я ежедневно раскланиваюсь, которымъ киваю головой и жму руки на Невскомъ проспект, до боли въ голов и въ рук, ухать куда нибудь какъ можно дальше отъ Петербурга, и отдохнуть гд нибудь въ глуши, на свобод отъ знакомствъ дружбы. Но, увы! вмсто того, чтобы осуществить эту мысль, я съ каждымъ мигомъ все боле и боле запутываюсь въ лабиринтахъ петербургской жизни, съ каждымъ днемъ умножаю количество своихъ друзей и даже возобновляю утраченныя знакомства и связи, какъ это случилось со мною мсяцъ тому назадъ.
Я шолъ по улиц, близкой къ Невскому Проспекту. Въ одномъ изъ домовъ этой улицы, въ подвальномъ этаж, находится харчевня подъ вывскою: Русское пирожное заведеніе. Эти пирожныя заведенія, помщавшіяся въ самомъ приличномъ для нихъ мст — туннел пассажа, благоразумно запертаго по распоряженію полиціи, вышли недавно изъ мрака на свтъ Божій во всей своей нечистот, съ пятнами горькаго масла на салфеткахъ, и съ кухоннымъ чадомъ отъ блиновъ, смшаннымъ съ Запахомъ алкоголя. Въ ту минуту, когда я поровнялся съ подвальнымъ заведеніемъ, изъ него вмст съ струею алкоголя поднялись на тротуаръ дв фигуры — одна въ какой-то неопредленной полувоенной форм, съ пурпуровымъ лицомъ, другая въ статской шинели и въ бархатной пестрой фуражк.
Послдній дружески ударилъ меня по плечу. Онъ мн былъ, какъ будто, знакомъ.
— Здравствуй, сказалъ онъ: — сколько лтъ и зимъ не видались!… Что, не узнаешь меня?
Я началъ вглядываться въ него.
— Не узнаетъ! замтилъ онъ иронически, обращаясь къ своему полу-военному другу: — вотъ оно, братецъ, что значитъ…. а вдь мы съ нимъ однокашники, на одной лавк сидли!… Гджь ему узнать стараго товарища — Мы, вотъ, видишь ли вышли изъ русской пирожной, такъ какъ же можно узнавать такихъ людей, хоть бы они были и однокашники!… Небрезгай, братецъ, нами, не брезгай. Вдь въ нашихъ жилахъ течетъ также, слава Богу, дворянская кровь.
— Они точно что васъ не узнаютъ, замтилъ полу-военный, улыбнувшись такъ, какъ улыбается г. Горбуновъ въ своемъ превосходномъ разсказ о господин, допившемся до чортиковъ.
— Я васъ узналъ, сказалъ я статскому, который держался за пуговицу моего пальто.
Это былъ точно одинъ изъ моихъ школьныхъ товарищей, окончившій курсъ годомъ позже меня, съ которымъ я никогда не имлъ никакихъ близкихъ отношеній, и котораго втеченіе двадцати-пяти лтъ встрчалъ нсколько разъ мелькомъ на улицахъ, на желзныхъ дорогахъ и на гуляньяхъ. Вс свднія мои о немъ ограничивались слухомъ, что онъ женатъ на какой-то помщиц въ триста или пятьсотъ душъ, что имніе жены его находится между Петербургомъ и Москвой, и что онъ занимается какими-то мелкими подрядами.
— Мы такъ рдко встрчаемся съ вами, прибавилъ я: — что если бы я и совсмъ не узналъ васъ, — это было бы не удивительно.
— Вы, васъ…. Слышишь, братецъ, ужь на вы съ однокашникомъ-то, съ старымъ товарищемъ-то!
Онъ обратился къ полу-военному, скорчилъ гримасу и покачалъ головой.
— Ну, Богъ съ тобой, какъ хочешь, сказалъ онъ съ ироніей, осматривая меня съ ногъ до головы: — пожалуй, говори мн вы’ а я съ тобой буду все-таки на ты, потому что я стараго товарища не забываю.
Я хотлъ было идти, но старый товарищъ безцеремонно схватилъ меня за руку.
— Нтъ, постой, куда ты! Не важничай! Еще успешь, сказалъ онъ: — погоди! Вы думаете, что вы сочинители, такъ вс передъ вами такъ и должны кланяться и врить каждому вашему слову?… Какъ бы не такъ! Нтъ, братъ, извини. Когда вы описываете тамъ эти цвточки, кусточки, или какъ тамъ какой нибудь господинъ влюбился въ барышню и катится съ нею въ лодк при закат солнца, — это можетъ быть и хорошо по вашему. Оно, пожалуй, иной разъ и прочтешь это съ удовольствіемъ, когда нечего длать, во время отдыха. А вотъ когда вы залзаете въ чужія усадьбы, да пускаетесь разсуждать о нихъ вкривь и вкось, когда вы добираетесь до нашего сельскаго устройства, о которомъ вы ничего не разумете, и хотите уврить насъ, что паши дды и отцы были глупы, хотите все передлывать на какой-то новый манеръ, когда вы посягаете, милостивые государи, на нашу собственность и хотите распоряжаться ею…. это ужь атанде!… Твое помстье, братецъ, изъ сколькихъ душъ состоитъ?
Господинъ въ бархатной фуражк разгорячился, глазки его налились кровью, а голосъ принялъ раздражительный тонъ.
— Сколько у тебя душъ? говори!
— Ни одной, отвчалъ я, улыбнувшись.
— А-а-а! Извольте видть! Вотъ оно что! Ну, такъ посл этого понятно. Ему нечего терять, такъ онъ можетъ разсуждать о новомъ сельскомъ устройств!… Матвй едорычъ, слышишь? Вдь это понятно, братецъ?…
Полу-военный улыбнулся по Горбуновски, а мой старый товарищъ продолжалъ, все не выпуская моей руки:
— У тебя нтъ ни одной души, — я и поздравляю тебя съ этимъ, а у меня своихъ сто, да за женой шестьсотъ, а у него (онъ кивнулъ головой на полу-военнаго) двадцать-дв души, онъ сосдъ мой…. Положимъ, что я не пропаду еще съ голода, а онъ? что будетъ длать онъ?… Ему вы прикажете съ сумой идти, дворянину-то?…
— Да, отъ предковъ. Ужь какіе бы ни были предки, а все-таки предки, перебилъ мой старый товарищъ: — у него имніе законное, родовое и документы на лицо, — а вотъ они, — эти господа сочинители (онъ указалъ на меня) говорятъ, что мы наше кровное, законное наслдіе должны отдать, уступить, или какъ-то тамъ раздлить пополамъ, — я ужь незнаю…. Прочти-ка, что они пишутъ!… Нтъ, любезнйшій, ты дворянинъ, теб долгъ, честь и совсть повелваютъ вступиться за нашего брата….
— Прекрасно, перебилъ я: — но я не понимаю, къ чему же вы мн все это говорите? Лотъ роду не писалъ никакихъ статей объ измненіи вашего сельскаго устройства.
— Ну если не ты, такъ я не знаю, кто тамъ у васъ сочиняетъ эту чушь, — и слава Богу, что не ты, потому что дворянину стыдно это писать!… Я не поврю, чтобы дворянинъ это писалъ. Но я все вижу, все…. я вижу, что ты противъ насъ, этого ты не скроешь….
— И за что же насъ обижать? произнесъ нетвердо полувоенный: — отнимутъ достояніе… чмъ же жить?
Я хотлъ было вырваться отъ моего стараго товарища, но онъ схватилъ меня за другую руку и закричалъ во все горло, такъ что уже около насъ начали останавливаться прохожіе.
— Нтъ, не пущу. Ты отвчай ему на вопросъ. Чмъ онъ жить-то будетъ?
— А сколько вы получали доходу съ вашихъ душъ? спросилъ я у полу-военнаго.
— Сто цлковыхъ-съ — у меня имніе заложено-съ….
— Такъ изъ чего же вы такъ хлопочите. Ну, положимъ, что вы ихъ не будете получать съ вашего имнія, вслдствіе новыхъ условій сельскаго быта, такъ неужели же вы собственнымъ честнымъ трудомъ не будете себ въ состояніи добыть вдвое противъ того, что вы получали съ вашего помстья? Вы не стары, сложеніе у васъ такое прекрасное, цвтъ лица такой —
— Да чтожь ему, однако, пойти въ поденьщики, что ли? перебилъ мой старый товарищъ:— онъ, любезнйшій, такъ же дворянинъ, какъ и ты. Вдь ты не пойдешь въ плотники! Онъ у себя въ деревушк живетъ себ покойно, валяется цлый день на лежанк въ своемъ тулупчик, да покуриваетъ трубку, или гарцуетъ въ отъзжемъ пол. Онъ у себя на всемъ на готовомъ и знать себ никого не хочетъ. Ему ста рублей за глаза довольно, а не хочетъ жить дома, возьметъ подводу у своего мужика, прідетъ ко мн, у меня прогоститъ мсяцъ-другой…. Онъ такъ мыкается иногда отъ сосда къ сосду круглый годъ,— тогда и ста-то рублей ему много. А теперь такъ, ни за что, ни про что таскайся по блу свту, кланяйся, да ищи работы, ради насущнаго прокормленія. Да я не хочу работать, не хочу именно потому, что мн предки оставили, кусокъ хлба, — не хочу! Они оставили мн его для того, чтобы я ничего не длалъ, а пользовался бы только правами и привилегіями своего сословія. Вотъ поэтому-то я и не хочу, если бы и могъ работать….
— Да у васъ никто ничего и не отнимаетъ, будьте покойны, не горячитесь напрасно.
Я хотлъ было снова вырваться отъ своего стараго товарища.
— Нтъ, братъ, погоди, шалишь!… Не выпущу такъ скоро! воскликнулъ мой старый товарищъ: — у меня накипло въ груди-то!… Не отнимаютъ! Ты это думаешь? Нтъ, ты прежде меня выслушай…. Мы вдь, братецъ, читаемъ вашу дребедень, конечно, сочинять не умемъ, но имемъ также въ голов логику, здравыя понятія. Моя деревенька устроена, — ты спроси у него (онъ ткнулъ пальцемъ на полу-военнаго), какъ игрушка: прекрасный садъ,— жена охотница до цвтовъ, оранжереи и много этакихъ разныхъ затй. Я въ своемъ помсть одинъ хозяинъ, все мое, все мн принадлежитъ, ну, а когда тутъ -будетъ сто, двсти, триста владльцевъ, когда эти неизвстные владльцы противъ моего дома на своей земл вздумаютъ на зло мн длать разныя безчинства. Ты не забудь, братецъ, вдь у меня жена — женщина образованная, воспитанная въ нг, въ баловств, — у дда ея было семь тысячъ душъ! Шутка сказать…. У меня четырнадцатилтняя дочь, при ней француженка, чистйшая парижанка…. Я ей тысячу рублей въ годъ плачу и вдругъ какой нибудь мужикъ, который, понимаешь, мн теперь за версту шапку снимаетъ, тутъ нарочно передъ нашими глазами будетъ ломаться въ пьяномъ вид, въ той мысли, что онъ самъ себ господинъ, будетъ еще насъ поддразнивать, что мы ужь не имемъ права распоряжаться съ нимъ, какъ слдуетъ, Ну, это каково будетъ, братецъ, я тебя спрашиваю?
Товарищъ мой скорчилъ ядовитую ироническую гримасу и захохоталъ трагическимъ хохотомъ.
— Да, это ужасно! сказалъ я:,— однако, прощайте…. мн холодно.
— А намъ не холодно, перебилъ онъ: — потому что’ мы себя предохранили отъ сырости. Не улыбайся, братецъ, не улыбайся. Теб кажется неприличнымъ, что мы изъ этого заведенія вышли… Ахъ вы франты! Да вдь вы насъ не удивите своими Борелями и Дюссо…. Ну, хочешь…. пойдемъ сейчасъ обдать къ Дюссо. Я тебя угощу. Хочешь, — идетъ, что, ли?
Я отказался отъ этого любезнаго приглашенія…
— Ну, Богъ съ тобой, сказалъ мой старый товарищъ: — честь приложена, а отъ убытка Богъ избавилъ…. Насильно милъ не будешь, а я тебя все-таки люблю… Ты не сердись на меня за правду. Я человкъ прямой. Когда тебя можно застать дома? Мн съ тобой, братецъ, нужно переговорить серьзно объ одномъ литературномъ дл. Я непремнно къ теб заду, непремнно. Мы еще должны переговорить о многомъ.
И при этомъ онъ обнялъ меня.
— Говори, когда же я могу застать тебя дома?…
— Всегда, отвчалъ я.
— Это значитъ никогда! Да ужь ты какъ тамъ хочешь, а я, братецъ, насильно ворвусь къ теб.
Я разсказалъ объ этой странной встрч одному изъ нашихъ общихъ товарищей, который объяснилъ мн, что товарищъ нашъ изъ русскаго пирожнаго заведенія точно женатъ на вдов помщиц съ состояніемъ, но что онъ промоталъ свои собственныя души, совершенно запуталъ ея имніе и кругомъ задолжалъ, пустившись въ какія-то нелпыя аферы, что жена отняла у него въ послднее время довренность на управленіе ея имніемъ, и что, вроятно, съ горя онъ началъ зашибать хмлемъ.
На дняхъ онъ сдержалъ свое слово и дйствительно ворвался ко мн, напрасно человкъ мой уврялъ его, что меня нтъ дома.
— Ты врешь! кричалъ онъ: — я знаю, что онъ дома…. Я старый товарищъ и другъ твоего барина, меня онъ всегда приметъ, у меня до него важное дло…
— Ага! поймалъ же тебя, продолжалъ онъ кричать, входя въ мой кабинетъ: — дома нтъ! Нтъ, братецъ, меня не надуешь!
Онъ схватилъ мою руку, крпко пожалъ ее, потомъ безъ церемоніи развалился на диванъ, закурилъ свою папиросу, распространившую въ комнат непріятный чадъ, вытащилъ изъ кармана засаленную рукопись и, ударя по ней рукой, произнесъ съ нкоторою торжественностію:
— Я принесъ теб, братецъ, кладъ такая статья, что фуроръ произведетъ. Я теб отвчаю за это: тутъ бездна ума, познаній, историческіе факты, все основано на данныхъ, глубоко обдумано и врно, это не то, что вы тамъ печатаете этакія фантасмагоріи о новомъ сельскомъ устройств,— тутъ, братъ, не теорія, а дло, практика. Тому, кому нечего терять, хорошо запускать фантасмагоріи-то, а это писалъ человкъ, имющій четыре тысячи душъ, хозяинъ, практикъ, все знающій, все изучившій. Вотъ, послушай….
И онъ развернулъ рукопись, приготовляясь читать.
— Нтъ, я не могу…. мн теперь нкогда, вскрикнулъ я съужасомъ.
Но мой старый товарищъ не внималъ ничему, и, не смотря на мое восклицаніе, началъ чтеніе, спотыкаясь и путаясь.
Сколько можно было понять изъ такого чтенія, въ рукописи доказывались вс прелести и выгоды крпостнаго состоянія и къ этому прибавлялось еще, что улучшеніе сельскаго быта не только полезно, но гибельно, что мысль объ этомъ улучшеніи пришла къ намъ изъ растлннаго Запада, исказившаго и извратившаго вс истинныя и здравыя понятія, что отъ сохраненія стараго крестьянскаго быта во всей его неприкосновенности зависитъ счастіе и благоденствіе нашего отечества, и прочее.
Когда чтеніе кончилось, мой старый товарищъ бросилъ на меня взглядъ побдителя и воскликнулъ:
— Ну, что, каково? Что ты посл этого скажешь?… Хочешь взять эту рукопись? Ты имешь связи съ разными журналистами,— отдай имъ, пусть они напечатаютъ. Вдь такая статья принесетъ пять тысячъ подписчиковъ, вдь за эдакую статью они должны мн въ ножки поклониться.
— Статья точно удивительная, но мн до нея нтъ никакого дла, отвчалъ я: — отправляйтесь сами къ журналистамъ, попробуйте, можетъ быть и напечатаютъ.
— Понимаю, братецъ, понимаю!… Ты мн эдакъ обинякомъ хочешь сказать, что вы такого рода статей не печатаете…. Не печатайте…. Не печатайте!… Намъ, братецъ, только бы выхлопотать издавать свой журналъ, тогда намъ наплевать на васъ. Извини за откровенность. Тогда мы покажемъ вамъ, въ чемъ дло-то. Мы забьемъ, братецъ, уничтожимъ васъ!… Такъ ты ршительно не берешься за то, чтобы эта статья была напечатана?
— Нтъ, отвчалъ я.
— Ну, въ такомъ случа чортъ съ тобой!… Вели-ка водки подать. У тебя что-то холодно…. Я, братецъ, безъ церемоніи, я старый товарищъ!
Старые школьные товарищи и однокашники еще ужасне простыхъ друзей и пріятелей.
На дняхъ ко мн явился также старый товарищъ, котораго я не видалъ нсколько лтъ. Помщикъ К* губерніи, статскій совтникъ и камеръ-юнкеръ, съ зачесанными отъ затылка на лобъ остатками волосъ. Боже мой! какъ время измняетъ людей, какія страшныя черты проводитъ по лицу, и какъ безжалостно обнаруживаетъ то, что подъ румяною и кудрявою юностью почти незамтно…. Мн какъ-то грустно стало, когда я вглядлся въ выраженіе выпуклыхъ оловянныхъ глазъ моего товарища, имвшихъ нкогда пріятный голубой оттнокъ, и въ его странную улыбку… Онъ, неизвстно по какой причин, безпрестанно улыбается и потомъ хохочетъ, хотя бы рчь шла о самыхъ грустныхъ предметахъ…. И этотъ хохотъ дйствуетъ какъ-то тяжело на нервы….
— Ну что, какъ ты поживаешь? произнесъ мой товарищъ густымъ басомъ и захохоталъ.
— Я ничего, отвчалъ я: — но ты разскажи мн лучше, какъ идутъ ваши деревенскія дла, и какъ вы разсматриваете мры къ улучшенію крестьянскаго быта?
— Мн, братецъ, что! отвчалъ онъ: — у меня вдь восемнадцать десятинъ на душу…. мн все равно…. Да что объ этомъ говорить, братецъ, заговоришь, а толку не выйдетъ….
И онъ опять захохоталъ.
— А вотъ я къ теб съ просьбой — Ты тамъ все что-то сочиняешь и со всми пишущими знакомъ…. Такъ вотъ, нельзя ли гд нибудь эти стишки напечатать. Прочти, братецъ, я не знаю, какъ по теб, а по моему это прекрасные стишки.
Я пробжалъ поданный мн листъ. То былъ гимнъ прошедшему времени, исполненный самыми смшными, нелпыми и непріязненными выходками противъ настоящаго.
— Ну, что, каково? спросилъ меня мой товарищъ, улыбаясь, когда я возвратилъ ему стихи.
— Превосходно! отвчалъ я: — стихи такъ хороши, что я совтую теб напечатать ихъ отдльно на веленевой бумаг золотыми буквами, съ гербами кругомъ и арматурой.
Мой товарищъ захохоталъ и выпучилъ на меня глаза.
— Въ самомъ дл, возразилъ онъ:— я объ этомъ подумаю. Такъ ты не напечатаешь ихъ?
— Нтъ.
Эти стихи, встрча съ моимъ товарищемъ изъ русскаго пирожнаго заведенія и его разговоръ, различныя замчанія, вопросы и намеки, исполненные раздраженія, колкостей, и прочее, которыя я почти ежедневно выслушивалъ отъ ожесточенныхъ враговъ всякихъ улучшеній и нововведеній, слухи о ихъ различныхъ продлкахъ,— все это грустно и смшно, наивно и дико!
И до чего доходятъ эти слпые поклонники прошедшаго, эти тупоумные эгоисты, прикрывающіе свои личные интересы святымъ именемъ патріотизма, когда чуть коснутся до ихъ безумныхъ предразсудковъ, которые они считаютъ священными и неприкосновенными!
Не такъ давно, въ одномъ изъ лучшихъ нашихъ журналовъ, напечатана была очень умная и дльная статья противъ одной нелпой статьи, въ которой доказывалось, что благоденствіе Россіи зависитъ отъ крпостного состояній. Пвецъ крпостнаго быта ожесточился и написалъ на статью своего противника еще боле нелпое и при томъ грубое возраженіе. Недли три тому назадъ, авторъ, обнаружившій дикость понятій и невжество пвца крпостнаго быта, получилъ по городской почт его нелпое возраженіе съ надписями на немъ карандашемъ чмъ глупе человкъ, тмъ самолюбиве…. Удивительно!люди, воспитывавшіеся въ такихъ-то и такихъ-то заведеніяхъ (эти заведенія поименованы), не знаютъ, чему ихъ учили и не умютъ писать по русски!…
Это фактъ.
Вотъ къ какимъ благороднымъ мрамъ прибгаютъ эти новаго рода старовры, безсильные панегиристы отжившаго, лицемрные патріоты и ci-devant благонамреннйшія особы!
На этотъ разъ, впрочемъ, я боле говорить объ нихъ не буду, тмъ боле, что мн остается еще передать читателямъ одинъ разсказъ, имющій интересъ своего рода.
Въ одно утро, когда я писалъ эти замтки, ко мн явился совершенно незнакомый мн молодой армейскій офицеръ.
— Извините меня, что я безпокою васъ, что я помшалъ вашимъ занятіямъ, началъ онъ: — я такой-то и ршился обратиться къ вамъ, войдите въ мое положеніе, если можете.
— Пожалуйста, садитесь…. Что вамъ угодно, и чмъ я могу быть вамъ полезенъ? спросилъ я.
— Я постараюсь не отнимать у васъ много времени, отвчалъ онъ: — но все-таки попрошу у васъ четверть часа, чтобы объяснить вамъ, какъ я очутился у васъ. Для этого надобно все-таки начать издалека. Ддъ мой былъ очень извстный и богатый помщикъ. Говорятъ, что онъ былъ человкъ умный, но безъ всякаго образованія, и съ дикой, ничмъ необузданной волей. По разсказамъ объ немъ моего отца, онъ долженъ былъ походить отчасти на Багрова, отчасти на барина въ ‘Старыхъ временахъ’, или на Пушкинскаго Дубровскаго. Изъ ддушкиныхъ шести тысячъ душъ, отцу моему досталось только шестьсотъ и т заложенныя. Насъ было человкъ восемь, изъ которыхъ осталось въ живыхъ четверо. Батюшка былъ человкъ добрый, горячо насъ любившій, но съ барскими понятіями, взглядами и предразсудками. Онъ непремнно хотлъ дать намъ блестящее въ барскомъ смысл образованіе, полагая, что съ такимъ образованіемъ намъ легко будетъ посл самимъ проложить себ дорогу, особенно съ именемъ, которое мы носимъ. Французы и француженки, англичанки, нмцы и нмки были выписаны для насъ. Въ деревн нашей былъ великолпный домъ съ садами, съ насыпными горами, съ вырытыми прудами и съ марками, въ этомъ имніи была ддушкина резиденція, батюшка, разумется, не могъ поддерживать всхъ этихъ барскихъ затй: пруды обсохли или заплснвли, домъ разрушался и половина его была заколочена на глухо, паркъ давно заглохъ, а садъ чисто содержался только передъ домомъ. Все это мучило его самолюбіе,— оскорбляло его гордость и постепенно раздражало его кроткій характеръ. Вы меня извините за подробности, мн хочется вамъ объяснить мое положеніе.-… Въ десять лтъ и порядочно, болталъ на-трехъ языкахъ, танцовалъ съ большою ловкостію и-былъ смлъ и развязанъ не по лтамъ. Эту смлость и развязность я пріобрлъ отъ своего гувернра француза. Не только вс наши сосди’ но. и вся наша губернія, начиная съ губернаторши, были,отъ меня въ восхищеніи. ‘Charmant enfant!’ только и слышалось повсюду. Волоса мн завивали въ локоны, платье выписывали изъ Москвы, также какъ и блье. До шестнадцати лтъ я носилъ блье изъ самаго тончайшаго полотна, а теперь вотъ неугодно ли вамъ взглянуть.
— Отецъ души во мн не чаялъ, продолжалъ онъ: — и баловалъ страшно. Матушка тоже. Въ шестнадцать лтъ отдали меня въ Московскій университетъ, отецъ полагалъ, что изъ меня выйдетъ геніальный человкъ, онъ прочилъ-меня въ дипломаты, но вышло не такъ: я учился плохо, а потомъ пересталъ совсмъ учиться, игралъ съ утра до вечера, въ трактирахъ на бильярд, пилъ, волочился и надлалъ долговъ, а въ заключеніе, не кончивъ курса, вышелъ въ полкъ юнкеромъ. Отецъ: былъ въ отчаяніи, но не оттого, что я велъ безпутную жизнь, — ‘это’ говорилъ онъ, ‘ничего, это молодость, это все пройдетъ!’ Но именно оттого, что я въ армейскомъ полку имю товарищей съ какими-то неблагозвучными фамиліями и могу испортить свои манеры. О гвардіи и подумать было нельзя, потому что уже въ это время батюшка былъ въ такихъ обстоятельствахъ, что и въ арміи едва могъ содержать меня. Черезъ годъ посл моего, производства онъ умеръ, матушка и два меньшіе мои брата умерли еще, прежде его… Имніе мы продали. Дв сестры мои были замужемъ и отдлены. За уплатой долговъ, мн и старшей сестр моей, большой двушк, осталось всего пятнадцать тысячъ…. Смерть отца и потеря почти всего поразили меня. Я вдругъ опомнился, какъ будто проснулся, увидлъ безобразіе своей жизни и всю ложь моего воспитанія. Къ тому же, мн стало очень жаль, мою бдную сестру, къ которой я былъ привязанъ съ дтства — Я отдалъ все сестр. Признаюсь вамъ, что этотъ великодушный поступокъ мн было сдлать не такъ легко, какъ выпить стаканъ воды. Я нсколько дней мочился и боролся съ самимъ собою, эгоизмъ чуть было не пересилилъ, но когда я уже отдалъ деньги сестр, я почувствовалъ себя совершенно покойнымъ и счастливымъ, не смотря на то, что сдлался нищимъ. Потомъ скоро началась война, я былъ слегка раненъ, а теперь вотъ нахожусь въ безсрочномъ отпуску и ищу себ мста.
‘Первое время мысль существовать своимъ трудомъ и бороться съ обстоятельствами приводила меня въ восторгъ. Я думалъ, что это не такъ трудно. На эту тему у меня были такія фантазіи, что теперь признаться стыдно. Я поборолъ въ себ почти совсмъ мои барскія вспышки. Я былъ достаточно развитъ для того, чтобы отдлаться отъ понятій, которыя внушали мн съ дтства, частію чтеніе, а частію опытъ жизни, нужда, заставили меня пріобрсть боле человческія понятія, но остатки прежнихъ дикостей все еще иногда и до сихъ поръ прорываются у меня, только не на словахъ, а на дл…. Что длать?…
‘Для пріисканія мста, я пріхалъ въ Петербургъ. У меня здсь по отцу и по матери родственники — люди богатые. Я отправился къ нимъ и объяснилъ имъ прямо и откровенно свое положеніе. Меня выслушали и то только потому, что мои бдствія я передалъ на бойкомъ французскомъ язык, а безъ этого, можетъ быть, мн просто бы на дверь указали. У насъ еще до сихъ поръ нкоторые люди изъ такъ называемаго порядочнаго общества, на человка, говорящаго хорошо по французски, смотрятъ какъ-то благосклонне и считаютъ неловкимъ отдлаться грубостями отъ такого человка. Родственники довольно вжливо отвчали мн, что они очень сожалютъ о моемъ положеніи, но не знаютъ, какъ помочь мн, потому что вообще мста въ Петербург доставать очень трудно, но общали поговорить обо мн князю такому-то и графу такому-то. Я разъ десять заходилъ посл этого узнавать, нтъ ли отвта отъ князя или отъ графа, по глупости я принялъ это общаніе серьзно, но когда мн намекнули, что я слишкомъ нетерпливъ и навязчивъ, что я безпокою собой, я раскланялся и съ тхъ поръ, разумется, не видалъ моихъ милыхъ родственниковъ. Нетерпливъ и навязчивъ!… Имъ хорошо въ своихъ великолпныхъ домахъ съ швейцарами и съ прислугой въ блыхъ галстукахъ разсуждать о терпніи, имъ и въ голову не прійдетъ, что человкъ можетъ умереть съ голоду. Въ самомъ дл, какъ можно умирать съ голоду дворянину, имющему хорошіе манеры и говорящему бойко по французски!… А что если бы еще увидли мою рубашку, которую не наднетъ ни одинъ изъ ихъ лакеевъ!… Но я припряталъ ее… Теперь мн ужасно досадно на себя, что я имлъ глупость просить этихъ людей, ходить къ нимъ, переносить грубость ихъ швейцаровъ и наглые взгляды ихъ лакеевъ. Все это неопытность! А вдь, кажется, тутъ и опытности-то большой не нужно имть: во всхъ романахъ пишутъ, что на богатыхъ родственниковъ надяться нечего…. Впрочемъ, одинъ изъ нихъ принялъ во мн какъ будто участіе, потому ли, что дйствительно вошелъ въ мое положеніе, или потому, чтобы похвастаться передо мною, съ какими людьми онъ иметъ связи, — это ужь я достоврно не знаю, но дло въ томъ, что онъ далъ мн письма къ нкоторымъ очень значительнымъ людямъ, изъ которыхъ нкоторые обнадеживали меня…
Офицеръ на минуту остановился и сказалъ, пристально посмотрвъ на меня:
— Но я, право, боюсь, мн кажется…. я отнимаю у васъ время. Скажите мн прямо я откровенно.
— Нтъ, нтъ, пожалуйста не церемоньтесь и продолжайте, отвчалъ я.
— Мое путешествіе по переднимъ и по лстницамъ значительныхъ особъ довольно любопытно. Если бы я имлъ талантъ, я бы описалъ это путешествіе, и въ этомъ разсказ могло бы быть много любопытнаго и поучительнаго…. по крайней мр для такихъ бдняковъ, какъ я — Я вамъ замчу только, что люди дйствительно значительные принимаютъ нашего брата еще благосклонне, чмъ т, которые подъ ними стоятъ, и отъ которыхъ въ сущности много зависитъ. Я сейчасъ кончу, позвольте мн вамъ только разсказать о томъ, какъ принялъ меня одинъ изъ этихъ послднихъ.
‘Я пришелъ къ нему…. это было не такъ давно…. въ мсто его служенія. Надо вамъ сказать, что я не былъ ему рекомендованъ никмъ, а ршился пойти спросить у него, нтъ ли обо мн чего нибудь, потому что его начальникъ общалъ имть меня въ виду.
‘Вхожу на департаментскую лстницу…. Господи! Какая лстница, какія колонны, какая чистота и какъ пахнетъ — амбре накурено! Спрашиваю я у швейцара: гд такой-то департаментъ? Онъ говоритъ: направо, во второмъ этаж, и прибавляетъ: да куда вы? Извольте здсь снять шинель.— А что, говорю я, его превосходительство пріхалъ?…— Нтъ еще, говоритъ, а скоро будутъ. Я поднялся съ біеніемъ сердца. У самыхъ дверей департамента стоялъ курьеръ и съ безпокойствомъ посматривалъ въ низъ, изъ чего я заключилъ, что дйствительно его превосходительство долженъ быть скоро. Вхожу въ первую комнату. У окна за столомъ передъ бумагами сидитъ старый плшивый чиновникъ, у дверей стоитъ унтеръ-офицеръ, на кожаномъ диван, прямо противъ двери, сидитъ какая-то не старая и не дурная дама, должно быть просительница…. Когда я вошелъ, плшивый чиновник апатически взглянулъ ни меня и потомъ, отвернувшись, звнулъ, а унтеръ-офицер спросилъ: ‘Кого вамъ нужно?’ Его- превосходительства, отвчалъ я.— ‘Не пріхали еще, ваше благородіе….’ Я слъ-на стулъ’… На стн часы тукъ, тукъ, тукъ….- Тишина и порядокъ такой во всемъ, только изрдка или чиновникъ высморкается, или дама нжно крякнетъ отъ нетерпнія, или скрыпнетъ дверь и молодой чиновникъ съ завитыми висками, которому должно быть смертельная тоска въ департамент, выглянетъ въ дверь, осмотрится кругомъ, броситъ особенно внимательный взглядъ на то мсто, гд сидитъ дама, выйдетъ изъ двери, поправляя виски, взглянетъ на стнные часы, посмотритъ на свои и опять броситъ взглядъ на даму.
‘— Прідетъ! отвчалъ плшивый чиновникъ, не глядя на завитаго. При этомъ онъ вынулъ табакерку, посмотрлъ на нее, и съ разстановкою понюхалъ табакъ.
‘Затмъ чиновникъ въ завиткахъ удалился, все смолкло, а часы все тукъ, тукъ, тукъ….
‘Такимъ образомъ и просидлъ боле часа.
‘Вдругъ на лстниц послышалось сильное движеніе. Унтеръ-офицеръ полуотворилъ дверь, выглянулъ на лстницу и, засуетившись, сказалъ: — пріхалъ:
‘Плшивый чиновникъ встрепенулся и своимъ клтчатымъ бумажнымъ платкомъ сдунулъ крошки табаку съ бумаги. Я все это наблюдалъ отъ нечего длать, хотя ему было не до того. Апатическое выраженіе въ лиц его мгновенно исчезло, о въ принялъ выраженіе озабоченное и робкое. Нсколько чиновниковъ выглянуло изъ двери въ пріемную, Также съ безпокойнымъ и робкимъ взглядомъ, плшивый чиновникъ махнулъ имъ значительно рукой и прошепталъ: — идетъ! идетъ! ‘
‘Все замерло на мгновеніе и часы какъ будто нсколько оробли… Тукъ-тукъ, раздавалось не такъ громко, по это уже, вроятно, мн такъ показалось.
‘Я никогда не видалъ его превосходительства, я только слышалъ объ немъ много съ тхъ поръ, какъ пріхалъ въ Петербургъ….
Но здсь я долженъ на минуту остановиться и объяснить читателю, что разсказъ офицера, хотя переданъ мною не слово въ слово,— онъ можетъ быть и не говорилъ такъ гладко, однако безъ всякихъ прибавленій съ моей стороны..’. Когда разсказчикъ назвалъ по имени его превосходительство, пришелъ въ совершенный восторгъ…
— Боже мой, воскликнулъ я: — да я-имю честь быть знакомымъ съ его превосходительствомъ. Это человкъ замчательный, несравненный, рдкій!…
Офицеръ улыбнулся.!
— Что вы улыбаетесь? Въ самомъ дл, съ его граціею и ловкостію ничто не можетъ сравниться, — и въ тоже время какъ онъ весь отъ пятки… вы замтили, что у него премаленькая и преузенькая пятка, какъ у героическихъ фигуръ на превосходныхъ медальонахъ графа . И. Толстаго…. какъ отъ пятки до небольшаго хохолка на темени, онъ весь проникнутъ высокимъ чувствомъ собственнаго достоинства хотя ростомъ и не высокъ… Какія принимаетъ онъ разнообразныя, живописныя позы и при томъ всегда соотвтственныя съ должнымъ положеніемъ и съ лицомъ, съ которымъ онъ разговариваетъ….. Говоря съ низшимъ и съ подчиненнымъ, онъ какъ бы выростаетъ, прекрасный станъ его не только выпрямляется, даже выгибается назадъ и принимаетъ какую-то упругость и твердость, и тогда гордый взглядъ его, въ которомъ есть что-то сокрушающее, говорящее: ‘понимаешь ли ты, что я могу тебя истереть въ порошокъ?’ внушаетъ невольный трепетъ и уваженіе къ его особ. Я имлъ честь испытать лично на себя, дйствіе этой позы и этого взгляда. При вид лицъ начальствующихъ и высшихъ, все туловище его превосходительства принимаетъ, напротивъ, необыкновенную эластичность, взглядъ его умягчается до умиленія, зрачокъ принимаетъ выраженіе благоговйной покорности… въ такія минуты, онъ чудно-хорошъ!.. Я слышалъ, что онъ до того проникнутъ чувствомъ собственнаго достоинства и превосходства, что даже во сн видитъ только лица до 4 класса включительно… Это замчательный человкъ…. но извините, что я перебилъ васъ.
— Ничего, помилуйте, отвчалъ офицеръ: — въ самомъ дл это удивительный господинъ…. и какую прекрасную карьеру онъ сдлалъ: ему на видъ не боле 45 лтъ….
— Чтожь, это не мудрено, замтилъ я: — при его ловкости и эластичности. Такого рода люди сквозь иглиное ухо легко пролзаютъ…. Но, сдлайте одолженіе, продолжайте….
— Признаюсь вамъ, продолжалъ офицеръ:— когда сторожъ отворилъ дверь изъ пріемной на лстницу и его превосходительство, предшествуемый курьеромъ съ портфедью, показался на порог двери, я почувствовалъ сильное волненіе и вскочилъ со студя…. Плшивый чиновникъ, унтеръ-офицеръ, дама-просительница и я, мы вс выпрямились въ одно мгновеніе, за тмъ дама присла, а мы почтительно склонили головы.
‘Его превосходительство, съ нсколько надвинутыми на глаза бровями, прошелъ мимо насъ, не обративъ на нашъ почтительный поклонъ ни малйшаго вниманія, за то, ловко, не теряя, впрочемъ, своего достоинства, разшаркнулся передъ дамой и сказалъ:
‘— Что вамъ угодно, сударыня?
‘— Я все по тому же длу къ вашему превосходительству, отвчала дама, бросивъ на него пріятнйшій взглядъ….
‘— Но, сударыня, возразилъ его превосходительство съ глубокомысленнымъ выраженіемъ: — вы требуете невозможной быстроты…. Если вы полагаете, что у насъ одно только ваше дло, вы совершенно ошибаетесь. У насъ есть дла, несравненно боле вашего важныя, — извините за мою откровенность, — дла государственныя. Надо имть немножко терпнія, сударыня.
‘И за тмъ его превосходительство, граціозно шаркнувъ ногою, продолжалъ свое шествіе.
‘Когда онъ удалился, а дама вышла, я простоялъ съ минуту въ раздумьи и потомъ подошелъ къ плшивому чиновнику.
‘— Доложите обо мн его превосходительству… мн нужно его видть…. я сказалъ ему мою фамилію.
‘Чиновникъ посмотрлъ на меня довольно равнодушно, а на сапоги мои съ нкоторымъ вниманіемъ и любопытствомъ. Къ несчастію у меня была заплата на одномъ сапог…. Онъ понюхалъ табаку, звнулъ и спросилъ:
‘— А вамъ зачмъ его превосходительство? Ихъ нельзя безпокоить. Они теперь очень заняты.
‘— Но я прошу васъ доложить….
‘— Это не мое дло, отвчалъ чиновникъ: — вонъ скажите сторожу…. и отвернулся къ окну.
‘Сторожъ отвчалъ мн, что генералъ никого не принимаетъ и что ему будетъ бда, если онъ доложитъ — У меня было четыре четвертака въ карман, я отдалъ одинъ сторожу. Это подйствовало и по нкоторомъ раздумьи, онъ пошелъ докладывать обо мн его превосходительству.
‘— Ничего, сказалъ онъ, вернувшись и дружески кивнувъ мн головою: — веллъ только погодить. У нихъ теперь Петръ Петровичъ.
‘Я ждалъ полтора часа.
‘Наконецъ меня позвали въ кабинетъ его превосходительства.
‘Они изволили меня принять стоя у стола и значительно упершись правою ладонью руки о столъ, съ нависшими на глаза бровями, съ озабоченнымъ и занятымъ видомъ.
‘Я поклонился.
‘— Что вамъ угодно? произнесъ его превосходительство такимъ тономъ, какъ будто хотлъ мн сказать: какъ вы смли меня безпокоить?
‘— Его высокопревосходительство, началъ я:— нсколько мсяцевъ назадъ тому, когда я просилъ его объ опредленіи меня въ его вдомство, изволилъ сказать мн, что онъ будетъ имть меня въ виду и поговоритъ обо мн съ вашимъ превосходительствомъ. Не имя до сихъ поръ никакого отвта, я ршился лично безпокоить ваше….
‘Но въ эту минуту слово замерло у меня на язык, потому что его превосходительство нетерпливо, гнвно и быстро поднялъ голову и вскрикнулъ:
‘— Только-то, сударь, только?… Я думалъ, что вы въ самомъ дл имете до меня какое нибудь дло — Прощайте.
‘И онъ величественно указалъ мн на дверь.
‘Я однако не вышелъ.
‘— Я потому ршился безпокоить ваше превосходительство, сказалъ я твердо:— потому, что у меня въ карман осталось только три четвертака (Я не сказалъ, что четвертый я отдалъ его сторожу, чтобы быть допущеннымъ). Если это смлость съ моей стороны, извините меня, я пріхалъ въ Петербургъ для того, чтобы снискать себ кусокъ хлба честнымъ трудомъ…. и долженъ былъ совсмъ прожиться…. потому что меня постоянно все обнадеживаютъ… боле года. Скажите мн, ваше превосходительство, ршительно….
‘Его превосходительство прервалъ мою смиренную рчь ударомъ кулака по столу…. Правая нога его пришла въ судорожное движеніе….
‘— Что такое?… Кто васъ обнадеживаетъ? снова закричалъ онъ: — что мн за дло до вашихъ трехъ четвертаковъ…. Вы, сударь, только по пусту отрываете меня отъ важныхъ занятій, его высокопревосходительство по доброт своей общалъ имть васъ въ виду,— чтожь изъ этого слдуетъ?… а вы съ вашими* четвертаками Что за четвертаки! Что это такое. Вы, сударь, забываетесь, вспомните, гд вы и передъ кмъ стоите….
‘Онъ при этомъ сдлалъ жестъ рукой, ткнувъ себя пальцомъ въ правую сторону груди съ блестящимъ украшеніемъ.
‘— Мн, сударь, нкогда разговаривать съ вами. Честь имю кланяться.
‘И онъ иронически поклонился мн. У меня вертлся на язык отвтъ ему, однако я промолчалъ и вышелъ….
‘Такимъ образомъ, я обилъ пороги всхъ значительныхъ лицъ въ Петербург, втеченіи этого года, перенесъ тысячи оскорбленій въ род разсказаннаго мною — и все напрасно, нкоторые, впрочемъ, очень вжливо водили меня за носъ — и за то спасибо…. Но нигд еще не вытерплъ я такого страшнаго оскорбленія, какъ въ дом одного мильонера, нажившагося золотыми промыслами или откупами, чмъ-то въ род этого Мн добрые люди посовтовали отложить надежды на казенное мсто, искать частнаго и обратиться съ этой просьбой къ господину, ворочающему мильонами, котораго я не назову вамъ по имени изъ скромности.
‘Я разъ десять въ разное время дня пробовалъ заходить къ нему, но швейцаръ его постоянно мн отказывалъ, наконецъ, также по совту добрыхъ людей, я занялъ немного деньжонокъ и попробовалъ дать швейцару два цлковыхъ….
‘Эта сумма, казалось, столь незначительная для швейцара господина, ворочающаго мильонами, подйствовала. Швейцаръ небрежно снялъ съ меня шинель и продолжалъ:
‘— Ступайте на верхъ. Онъ дома. Тамъ объ васъ доложутъ…
Я не помня себя отъ радости, почти взлетлъ по широкой лстниц, устланной драгоцннымъ ковромъ, покрытымъ сверху полотномъ снжной близны и остановился на мраморной мозаичной площадк, передъ раззолоченною дверью, за которой виднлись статуи въ цвтахъ и въ зелени, массивныя шолковыя портьеры занавсы, зеркала и прочее.
‘Я было уже хотлъ переступить порогъ этой завтной двери, какъ вдругъ передо мною очутился, точно какъ будто выскочилъ изъ подъ пола, какой-то господинъ, очень пюлный, прекрасной и значительной наружности съ темными бакенбардами, въ бломъ галстух, въ бломъ жилет съ золотой цпочкой и брелоками, съ перстнемъ на указательномъ пальц, въ тончайшемъ черномъ фрак и въ лакированныхъ сапогахъ… Я принялъ его за самого и, признаюсь, ороблъ нсколько при одной мысли, что стою передъ такой несокрушимой силой — и невольно съежился внутренно.
‘— Что вамъ нужно? спросилъ у меня господинъ значительной наружности, загораживая мн дорогу.
‘— Я съ просьбой къ ***… я назвалъ мильонера по имени.
‘— Они не принимаютъ…. куда же вы лзете? кто васъ пустилъ?
‘— Но нельзя ли обо мн доложить…. мн ихъ (я ужь употребилъ множественное мстоименіе отъ страха) очень нужно видть, сдлайте одолженіе’… Съ кмъ я имю честь говорить?…
‘— Я ихный камердинеръ и говорю вамъ, что ихъ нельзя видть….
‘У меня кровь бросилась въ голову.
‘— Нельзя ли повжливе, сказалъ я, задыхающимся голосомъ:— вы видите я офицеръ….
‘— Чтооо? протянулъ лакей: — много васъ эдакихъ…. извольте идти, идите, идите…. Что тутъ разговаривать-то?
‘У меня поднялась ужь рука, чтобы его ударить, но я пересилилъ себя, вы можете себя представить, чего мн это стоило, — я промолчалъ и началъ спускаться съ лстницы, ноги у меня подкашивались Я только невольно пробормоталъ вполголоса:
‘— Господи! и у министровъ лакеи вжливе и къ министрамъ легче доступъ.
‘— Идите, идите, закричалъ лакей сверху:— насъ министрами-то не удивите — Эй, дуракъ швейцаръ! Зачмъ ты сюда пускаешь чортъ знаетъ кого?…
‘Ужь не помню, какъ я выбжалъ на улицу, я опомнился только, когда очутился Богъ знаетъ гд, чуть не подъ Невскимъ. Дня два посл этого я былъ въ какомъ-то бшенств… я хотлъ отколотить этого подлаго лакея, поймать самого мильонера на улиц и нагрубить ему — Каковъ слуга, таковъ и господинъ, думалъ я. Хорошъ же долженъ быть господинъ!…
‘Но теперь, разсуждая хладнокровно и пересказывая вамъ мои похожденія, я думаю, что я былъ неправъ сердясь на родственниковъ, генераловъ, мильонеровъ, и на ихъ дворню, за нечеловческое, грубое обращеніе ихъ самихъ или ихъ лакеевъ, съ бдными просителями. Сколько насъ несчастныхъ ежедневно шляется къ нимъ съ просьбами и какъ мы должны надодать собою этимъ счастливымъ, избраннымъ особамъ, а еще боле ихъ лакеямъ. Теперь я сержусь не на нихъ, а на самого себя. Вольно же было мн унижаться и таскаться но раззолоченнымъ лакейскимъ. Теперь ужь нога моя не переступитъ за эти мраморные пороги..у. Человкъ средняго состоянія, испытавшій, что такое бдность, или бднякъ скоре сочувствуетъ бдняку. Я ужь, знаете, заходилъ въ разные магазины и предлагалъ себя въ приказчики — хотлъ все испытать…. Въ Гороховой есть одинъ маленькій магазинъ, хозяинъ его сжалился было надо мною и хотлъ мн дать уголъ и небольшое жалованье, да и то раздумалъ потомъ…. ‘Нтъ, говоритъ, не могу, воля ваша: съ васъ нельзя взыскивать…. Это мн говорили и другіе магазинщики….
‘Что же мн длать? Я думалъ-думалъ да и придумалъ обратиться къ вамъ. Вы имете связи съ разными журналистами, литераторами… Нельзя ли мн хоть за небольшую плату пріютиться къ какому нибудь изданію. Я могу переводить, поговорятъ переводчиковъ и безъ того много. Я предлагалъ на счетъ переводовъ свои услуги книгопродавцамъ, да т мн отказали:— переводчиковъ, говорятъ, какъ собакъ, особенно съ французскаго…. Я могу держать корректуру — не возьмутъ ли меня въ корректоры?
‘Если бы теперь мн кто нибудь предложилъ 25 р. с. въ мсяцъ, за мой трудъ, какъ бы онъ тяжелъ ни былъ, я счелъ бы его своимъ благодтелемъ…. Ботъ за чмъ я у васъ, неимя чести быть съ вами знакомымъ. Мн мой внутренній голосъ говорилъ, что вы примете во мн участіе….
Лицо, голосъ, манера говорить, все внушало довренность къ бдному молодому человку. Я крпко пожалъ его руку, поблагодарилъ за довренность ко мн и общалъ ему употребить вс мры, чтобы какъ нибудь и куда нибудь пристроить его….
Не поможетъ ли мн въ этомъ добромъ дл благосклонный читатель?…
Но я такъ заговорился, что чуть было не забылъ представить отчетъ о петербургскихъ новостяхъ за февраль мсяцъ….
Начинаю прежде всего съ художественныхъ новостей.
Говорятъ, что знаменитая картина Иванова, вполн оконченная художникомъ, будетъ привезена въ Петербургъ въ ма мсяц…. Сюда ждутъ также самого художника. Новость эта возбуждаетъ въ высшей степени любопытство знатоковъ и любителей живописи.
Я очень радъ, что кстати могу привести теперь отрывокъ изъ письма, полученнаго мною изъ Рима отъ одного изъ моихъ пріятелей — тонкаго цнителя искусствъ, въ этомъ отрывк говорился о знаменитой картин, о которой до сихъ поръ было столько противорчивыхъ слуховъ.
‘Ивановъ, воротясь изъ своей поздки по Европ, снова заперъ свою картину и никому ее не показываетъ, по той причин, что много русскихъ путешественниковъ желаютъ ее видть, а это показыванье отвлекаетъ его отъ занятій. Но намъ онъ показалъ ее. Признаюсь, картина его превзошла вс мои ожиданія. Прежде всего надо сказать, что Ивановъ не колористъ и не дана ему тайна гармоніи красокъ. Но глубина мысли, но характеристика лицъ, но правда выраженія, по высокое благородство стиля — вс эти достоинства картина Иванова иметъ въ высочайшей степени. Содержаніе ея вроятно извстно теб: мы видимъ передъ собой самое начало великаго событія, совершившагося между Евреями. Небольшая толпа людей разнаго званія и лтъ собралась около оанна, проповдывающаго о грядущемъ Мессіи и призывающаго къ крещенію. Нкоторые тутъ же окрестились и одваются, другіе только что выходятъ изъ воды. Нкоторые изъ послдователей оанна стоятъ возл него — между ними юношеская Фигура будущаго оанна Богослова. Вдали, одиноко, съ строгимъ и задумчивымъ лицомъ, приближается Христосъ. На него указываетъ оаннъ и вс съ различными чувствами и мыслями смотрятъ на идущаго. Въ иныхъ лицахъ любопытство, въ иныхъ изумленіе, въ иныхъ недоврчивость. Одинъ изъ Фарисеевъ, очевидно пришедшій сюда изъ любопытства, хладнокровно и отрицательно разсуждаетъ объ этомъ. оаннъ — благороднйшая Фигура идеалиста и энтузіаста. Вообще разнообразіе и искренность выраженій въ этой картин удивительна. Несмотря на то, что фигура Христа находится на-самомъ заднемъ план дйствія — она собственно составляетъ средоточіе его: чувствуешь, что онъ — духовный центръ картины. Величайшую задачу задалъ себ художникъ: изобразить удивительнйшее религіозное явленіе въ исторической, человческой сущности. И зритель чувствуетъ, что на этой обще- человческой почв совершается что-то необычайное и изумительное, словно стоишь передъ тою гранью, гд человческое преображается въ божественное, но именно въ человчески-божественное, а не въ сверхъ-естественное и миическое. Въ этомъ смысл я не знаю ни одной, ни старой, ни новой картины, которую бы можно было по содержанію поставить рядомъ съ картиной Иванова: эта религіозно-историческая картина нашего времени. Теперь, когда я увидлъ, къ какой сфер искусства принадлежитъ она, становится понятно, почему онъ такъ много лтъ сидлъ надъ ней. Работа мысли была въ ней несравненно огромне, нежели работа кисти. И потомъ — рисунокъ въ ней не только превосходенъ, — но исполненъ изящества удивительнаго. Есть фигуры, дышащія чистйшей Рафаэлевской граціей. Задній пейзажъ картины превосходенъ, но передній сухъ и грубоватъ. Вс Фигуры облиты яркимъ свтомъ (позднее утро), воздуха между ними не чувствуется, вс контуры рзки, а не обвяны воздухомъ, всегда длающимъ ихъ мягкими, какъ въ природ. Цвта не сливаются въ общую гармонію, а остаются красками. Конечно это не бравурная и кричащая пестрота Брюловской живописи, — въ этомъ отношеніи колоритъ Иванова строгъ и избгаетъ даже самыхъ позволительныхъ эффектовъ, но тмъ не мене надо помириться съ мыслію, что Ивановъ по колористъ и искать въ его картин другаго, а все другое иметъ она въ изумляющей полнот.’
Выставка Императорской Академіи Художествъ будетъ представлять въ настоящемъ году много замчательныхъ произведеній. Она будетъ украшена между прочимъ нсколькими новыми произведеніями И. К. Айвазовскаго. Превосходный талантъ г. Айвазовскаго пользуется блестящей извстностью не только въ своемъ отечеств, но и въ Европ. Это одинъ изъ художниковъ, которыми по справедливости можетъ гордиться русская школа. Онъ трудится неутомимо и при этомъ обладаетъ изумительною быстротою въ исполненіи. Мы на дняхъ любовались въ его мастерской нсколькими новыми его картинами и между прочимъ въ особенности двумя истинно поэтическими произведеніями, выполненными съ необыкновеннымъ искусствомъ и художественною тонкостію. Одно изъ нихъ представляетъ Лаго-Маджіоре и чмъ боле вглядываешься въ этотъ свтлый пейзажъ, съ гладкою, какъ зеркало, водою и съ ярко-голубымъ небомъ, которое отражается въ ней, тмъ боле оцняешь его высокое поэтическое достоинство… Какъ хорошъ берегъ съ строеніемъ на заднемъ план, какъ мастерски уловленъ тонъ воздуха и какое пріятное, успокоительное ощущеніе производитъ эта картина, когда входишь въ ея подробности и проникаешься ея содержаніемъ!… Другая картина представляетъ степь въ Малороссіи съ безчисленнымъ стадомъ овецъ, на переднемъ план съ лва большое густое дерево, за нимъ вдали горы и все это освщено яркимъ пламеннымъ закатомъ солнца, освтившаго стадо своимъ пурпуровымъ золотомъ. Мастерство и эффсктъ этого освщенія удивительны. Картина эта можетъ стать на равн съ его знаменитыми Чумаками…. Мы неговоримъ покуда о другихъ его картинахъ:— вс он будутъ на академической выставк, а до выставки уже не долго.
Общество Поощренія Художниковъ, столь заботящееся о развитіи изящныхъ искусствъ въ Россіи, разослало недавно слдующее объявленіе:
‘Государь Императоръ, по всеподданнйшему ходатайству Комитета Общества Поощренія Художниковъ, Высочайше повелть соизволилъ: для распространенія круга дйствій Общества и усиленія его средствъ, сверхъ дйствительныхъ членовъ, составляющихъ Общество въ настоящее время и имющихъ поступить въ оное впредь, принимать желающихъ членами-соучастниками.
‘Члены-соучастники пользуются слдующими правами:
а) Выставляютъ, безплатно, художественныя произведенія, для показа публик и продажи, на вновь учрежденной отъ Общества выставк, въ зал Рисовальной Школы для вольноприходящихъ, помщающейся въ зданіи С. Петербургской Биржи.
b) Присутствуютъ въ собраніяхъ Общества при чтеніи отчетовъ Комитета о дйствіяхъ его въ истекшемъ году.
c) По назначенію Комитета получаютъ, безденежно, издаваемыя на счетъ Общества художественныя произведенія.
d) Участвуютъ въ полученіи, безденежно, билетовъ и выигрываемыхъ художественныхъ произведеній при лоттереяхъ, бывающихъ въ собраніяхъ Общества между членами.
‘Члены-соучастники вносятъ но 10 р. въ годъ, или, если пожелаютъ, при вступленіи единовременно 100 рублей.
‘Комитетъ Общества Поощренія Художниковъ, объявляя о вышеизложенномъ, приглашаетъ гг. желающихъ поступить въ члены-соучастники, обращаться съ требованіями о выдач билетовъ на это званіе въ квартиру Комитета, Васильевской части, на углу 5-й линіи, напротивъ Академіи Художествъ, въ лом Тура, ежедневно съ 2 1/2 до 8 часовъ пополудни.’
Кстати объ искусствахъ. Мы недавно заходили къ г. Негри, который справедливо пользуется въ Петербург извстностію, какъ продавецъ изящныхъ произведеній — картинъ новйшихъ иностранныхъ художниковъ, стариннаго саксонскаго фарфора, античной бронзы и прочаго. У г. Негри находится замчательное собраніе картинъ бельгійскихъ и французскихъ современныхъ знаменитостей и, между прочимъ, превосходный пейзажъ Декампа, пользующагося въ сію минуту большою извстностію между французскими художниками…. Мы любовались у него также двумя превосходными, небольшими пейзажами Кукука и Калама….
Въ большой зал Магазина русскихъ издлій выставлены нкоторыя изъ вещей, оставшихся посл покойнаго графа Л. А. Перовскаго, которыя будутъ продаваться съ аукціоннаго торга — Тутъ есть между прочимъ и бронзы и мраморы и картины…. Между послдними однако мало заслуживающихъ вниманія.
Отъ художественныхъ произведеній и картинъ перейдемъ къ живымъ картинамъ и концертамъ….
Вс живыя картины, а ихъ было безчисленное множество на всхъ театрахъ: — Большомъ, Михайловскомъ, Александрынскомъ и проч., были поставлены очень недурно, но пальму первенства въ этомъ случа все-таки нельзя не отдать г-ну Роллеру. Лучшими живыми картинами были безъ сомннія т, которыя мы видли въ его бенефис. По выраженію одного изъ русскихъ фельетонистовъ, въ этихъ картинахъ принимали участіе лучшіе цвтки нашихъ труппъ.
Концертовъ въ ныншній короткій театральный сезонъ было множество. Ихъ всхъ не перечесть, да это скучно и безполезно. О своихъ домашнихъ артистахъ, и артисткахъ мы говорить здсь не будемъ: объ этомъ уже много и очень краснорчиво писали разные знатоки музыки въ разныхъ музыкальныхъ и не музыкальныхъ газетахъ.
Изъ прізжихъ къ намъ въ ныншній концертный сезонъ артистовъ упомянемъ о самыхъ замчательныхъ, по мннію знатоковъ:
Піанистка г-жа Тейнцмонъ-Эльменъ, ученица Дрейшока, замчательна, говорятъ, силою и смлыми, твердыми аккордами.
Віолончелистъ г. Монтаньи ни въ чемъ неуступаетъ г. Серве. Въ игр его много чувства, его механизмъ также весьма замчателенъ… Въ первомъ концерт его было немного публики, въ послдующихъ гораздо боле, потому что слухъ о талант г. Монтиньи быстро распространился по Петербургу посл перваго его концерта.
Хвалятъ также піаниста г-на Равина. Его игра очень топкая и мягкая.
О концертахъ гг. Коптскихъ и Дмитріева-Свчина, г-жи Гардеръ, г-жи Штаркъ (которая была забросана букетами), г-жи Леоновой, гг. Чіарди, Кюне (слпорожденнаго) и прочее, — мы только упомянемъ.
Слухи о прізд г-жи Дженни-Линдъ, къ сожалнію, оказались ложными….
На прощаньи съ концертами — замтимъ, что концертное общество въ зал пвческой капелы 14 февраля давало концерть для немногихъ, истинныхъ любителей музыки, въ которомъ они наслаждались съ благоговйнымъ вниманіемъ антрактами для трагедіи Эгмонтъ — Бетговена.
Концерты ныншняго сезона вообще немогли похвалиться многочисленною публикою, несмотря на то, что городъ Петербургъ почитается музыкальнымъ городомъ, но дло въ томъ, что музыкальная петербургская публика была занята боле г. Виконтомъ Алфредомъ де-Кастономъ (vicomte Alfred de Caston), соперникомъ знаменитаго Юма, современнымъ Кагліостро и Пинетти — чмъ высокимъ искусствомъ Моцарта и Бетговена. Въ теченіе всего февраля мсяца Петербургъ толковалъ только объ одномъ г. Кастон и удивлялся его чудесамъ. Политика, литература, различныя современныя улучшенія и вопросы — все отошло на второй планъ. Одинъ илъ первыхъ вопросовъ при всякой встрч былъ: ‘видли ли вы г. Кастона?’ или: ‘слышали вы что сдлалъ г. Кастонъ у В* или у Л*?…’ Безъ г. Кастона не обходился ни одинъ аристократическій вечеръ…. Извстность его быстро распространилась во всхъ слояхъ петербургскаго общества, о г. Кастон ходятъ невроятные слухи.
— Слышали-ли вы, что сдлалъ Кастонъ у г. NN, говорилъ при мн одинъ мой пріятель другому.
— Что же?
— Вообразите, онъ съ завязанными глазами прочелъ неспотыкаясь ни на единомъ слов — трахъ — ту страницу изъ книги, которая была открыта и положена ему на голову… Этого мало: съ нимъ хотли сшутить шутку, это мн разсказывалъ М*,— открыло страницу въ славянской книг,— онъ знаетъ почти вс языки, кром русскаго…. Чтожь бы вы думали? онъ — трахъ — отодралъ цлую страницу, какъ семинаристъ.
— Да чтожь тутъ мудренаго? возразилъ другой мой пріятель.
— Какъ чтожь? Это чудо, это необъяснимо! Я вамъ говорю, онъ ни по-русски ни по-славянски не знаетъ.
— А по моему, это очень легко объяснить.
— Какимъ же образомъ? Скажите.
— Да очень просто, — тотъ, кто разсказывалъ вамъ это — совралъ.
И вс мы расхохотались.
Люди доврчивые, малоразсуждающіе, или наклонные ко всему мистическому, чудному и необъяснимому (къ этому послднему разряду принадлежатъ большею частію дамы), разсказываютъ даже, что г. Кастонъ вызываетъ мертвыхъ и общалъ г-ж N вызвать ее умершую сестру. Для этого представленіе иметъ быть назначено за городомъ,— на Средней Рогатк, кажется, чтобы придать всему этому еще боле таинственности и поэзіи. Г. виконтъ беретъ за вечеръ по 150 р. с. и многія небогатыя семейства длаютъ складчину на г. Кастона…. Посл представленія въ Англійскомъ клуб 24 февраля, о немъ заговорили еще боле, тмъ боле, что г. Гречъ въ ‘Сверной Пчел’ объявилъ, что у чего закружилась голова отъ г. Кастона, что онъ всю ночь провелъ въ безпокойныхъ грезахъ и на яву бредилъ картами — игральными и историческими, что на этомъ вечер присутствовали военные генералы и высшіе гражданскіе чиновники, купцы, академики, врачи и другіе ученые, все люди образованные и видвшіе свтъ съ его чудесами и причудами и вс они были поражены г. Кастовомъ не мене самого его, г. Греча.
Мы позволимъ себя заимствовать небольшой отрывокъ изъ статейки г.Греча о Кастон: ‘Приступаю къ важнйшей части его опытовъ, говоритъ г. Гречъ, которую можно назвать историческою. Виконтъ (все съ завязанными глазами) проситъ четверыхъ изъ присутствующихъ написать карандашомъ на бумажкахъ четыре какія нибудь эпохи, годы или числа случившихся въ мір происшествій.— ‘Написали?’ — ‘Написали.’ — Онъ подходитъ къ одному, и говоритъ: ‘Вы написали два года девятнадцатаго, и по одному восемнадцатаго и шестнадцатаго столтій. Одно число напоминаетъ намъ ужасную эпоху ослпленія и изступленія народа, который ниспровергъ порядокъ, существовавшій въ теченіе вковъ, и самъ на себя обрушилъ величайшія бдствія — 1848 іодъ. Такъ ли?’ — ‘Такъ!’ — ‘Другимъ означенъ годъ, въ который Франція, покоривъ со славою Алжиръ, подверглась внутри раздору, мятежу и перемн правленія. Это — 1830 годъ. Такъ ли?’ — ‘Такъ.’ — ‘Третье число, шестнадцатаго столтія, ознаменовано плачевнымъ зрлищемъ мести и кровопролитія, предпринятыхъ во имя Святой Христовой Вры. Это 1572 годъ, эпоха Вароломеевской ночи. Такъ ли?’ — ‘Такъ.’ — ‘Еслибъ не случилось четвертаго событія въ восемнадцатомъ вк, я не имлъ бы чести быть въ Петербург, и стоять предъ вами. Это 1703 годъ — основанія Петербурга.’ Я привелъ только четыре отвта, наиболе врзавшіеся въ мою память, но виконтъ угадывалъ и характеризовалъ разныя эпохи исторіи до Рождества, и по Рождеств Христов, даже дни, въ которые что либо случалось.— Опыты кончились. Удовольствіе, изумленіе, недоумніе были общія. Вс спрашивали другъ у друга: ‘Какъ это возможно? Чему это приписать?’ Когда виконтъ (въ двнадцатомъ часу) снялъ повязку съ глазъ, лицо его было покрыто потомъ, онъ былъ блденъ, утомленъ до крайности и едва держался на ногахъ.’
На публичныхъ представленіяхъ г. Кастона въ залахъ у Бенардаки и въ Знаменской гостинниц задыхались отъ жара, до того стеченіе публики было многочисленно…
Петербургъ совершенно увлеченъ г. Кастовомъ.— Петербургскіе младенцы, еще не отнятые отъ груди, едва лепечущіе: мама и папа, повторяютъ уже имя Кастона…. это всего чудесне…
Мы же, переставшіе давно врить въ чудесное, должны прибавить отъ себя, что дйствительно г. Кастонъ одинъ изъ самыхъ умныхъ, ловкихъ и утонченныхъ фокусниковъ.— Такого, покрайней мр, мы еще на своемъ вку не видли.
Кром г. Кастона петербургская музыкальная публика развлекалась шуточными вечерами (Soire-bouffe) знаменитаго г. Левассора, перваго комика Полеройяльскаго театра, удостоившаго насъ неожиданно своимъ посщеніемъ. Г. Левассоръ безъ всякаго сомннія замчательный комическій талантъ, и отличный мимикъ, онъ мастерски разсказываетъ и ловко поетъ смшные куплеты…. но за чмъ же брать такія неслыханныя цны: по 25 р. за ложи, по 5 р. за креслы!… А впрочемъ почему же не брать, если даютъ, — если театръ ломится во время его представленій?… Нотъ что значитъ европейская-то извстность!… По нашему мннію, г. Горбуновъ разсказываетъ нехуже г. Левассора, да еще разсказы его понятне намъ, а попробуй г. Горбу попъ дать представленіе за половинныя цны противъ г. Левассора, на представленіяхъ г. Горбунова наврно не было бы тсно.
Г. Роде въ Театр-Цирк показывалъ свои любопытныя оптическія картины исторіи образованія земной коры. Представленія эти раздлялись на пять частей, въ первой части показывались:
‘1) Происхожденіе твердой коры земной, по мннію Лапласа, въ шести картинахъ. Во второй: продолженіе развитія земной поверхности посредствомъ морскихъ слоевъ Юрской Формаціи, въ пяти картинахъ, Формаціи, и ныншній міръ, человкъ — послднее произведеніе творенія. Въ третьей: разныя астрономическія наблюденія. Въ четвертой: ландшафтныя и архитектурныя изображенія: 1) южный пикъ въ Пиринеяхъ, 2) гора Бенедиктъ въ верхней Баваріи, 3) гробъ св. Зебальдуса въ Нюрнберг, 4) входъ въ церковь въ Испаніи, 5) берегъ у города Гавра, 6) залъ Доллигера въ Регенсбург, 7) партенкирхенъ въ Тирол, монументъ Фридриха Великаго въ Берлин, 9) горящій корабль, 10) подземелье въ одномъ изъ монастырей трапистовъ въ Пикаріи, 11) развалины храма Юпитера въ Сициліи, 12) утро въ Пиринеяхъ, и въ заключеніе: оптическія игры яркихъ цвтовъ и линій.’
Кром всхъ этихъ великопостныхъ развлеченій, были еще ежедневныя представленія въ цирк г-жи Лоры Бассенъ и К…
Теперь перейдемъ къ новостямъ литературнымъ и начнемъ съ дтской литературы.
Журналъ г. Майкова — ‘Подснжникъ’, о появленіи котораго мы извщали въ свое время публику, въ двухъ вышедшихъ нумерахъ представилъ много прекрасныхъ статей, особенно во 2 No. Стихотворенія гг. Майкова (А. Н.) и Михайлова (М. Л.), его русскія сказки, превосходная статейка г. Гончарова (‘Два случая изъ морской жизни’), кром того, статьи: о жизни и нравахъ пауковъ, о торговл въ Индіи, и прочее, — все это представляетъ для дтей чрезвычайно любопытное, разнообразное и полезное чтеніе. Мы смло можемъ рекомендовать теперь этотъ журналъ родителямъ.
Въ скоромъ времени должны появиться четыре новые журнала, вызванные вопросомъ объ улучшеніи крестьянскаго быта. Мы обращаемъ особенное вниманіе на одинъ изъ нихъ, подъ заглавіемъ: ‘Журналъ Землевладльцевъ’, который будетъ издаваться въ Москв съ апрля ныншняго года, однимъ изъ просвщенныхъ помщиковъ, г. Желтухинымъ. Вотъ его программа:
‘Цль этого періодическаго изданія — содйствовать успшному окончанію великаго дла — улучшенія быта крестьянъ, почему ‘Журналъ Землевладльцевъ’ исключительно посвящается:
1) Сообщенію всхъ нужныхъ по этому предмету свдній.
2) Доставленію большаго удобства хозяевамъ-землевладльцамъ высказывать собственныя по этому предмету мысли, и пояснять неизбжныя при всякомъ новомъ и сложномъ дл, и
3) Содйствію всякой частной предпріимчивости, направленной ко благу землевладльцевъ и крестьянъ.
I. Перечень всхъ обнародованныхъ дйствій и распоряженій правительства по предмету устройства отношеній между помщиками и крпостными людьми.
II. Сообщенія по этому же предмету, какія правительству благоугодно будетъ сдлать.
III. Историческое изложеніе мръ, какія съ этою цлію принимались въ другихъ странахъ Европы и въ нашихъ губерніяхъ.
IV. Критическое обозрніе всего, что по этому предмету появлялось въ литератур, и постоянный разборъ книгъ и журнальныхъ статей, которыя будутъ появляться въ отечественной и иностранныхъ литературахъ, съ извлеченіемъ того, что можетъ быть полезно и приложимо въ Россіи.
V. Хозяйственные вопросы изъ губерній и отвты на оные.
VI. Описаніе большихъ и малыхъ хозяйствъ, какъ отечественныхъ, такъ и иностранныхъ, замчательныхъ но разумному и выгодному употребленію познаній, капитала и труда.
VII. Практическія указанія на все, что иметъ отношеніе:
а) до улучшенія быта крестьянъ, ихъ образованія и воспитанія, здоровья, образа жизни, хозяйства, промысловъ, средствъ обезпеченія въ платеж податей, повинностей и всякихъ денежныхъ сборовъ, и
б) до правильнаго устройства помщичьяго хозяйства на началахъ свободнаго труда, развитія промышленности, строгой отчетности и разумнаго употребленія капиталовъ.
‘Сверхъ сего, въ интересахъ землевладльцевъ и крестьянъ:
‘Во-первыхъ. При контор ‘Журнала’ будетъ учреждена постоянная выставка чертежей, моделей и полныхъ экземпляровъ усовершенствованныхъ снарядовъ и машинъ, образцовъ произведеній промышленности и другихъ предметовъ, могущихъ дать наглядное и точное понятіе о важности и практической польз, какъ иностранныхъ, такъ и отечественныхъ улучшеній въ сельскомъ быт.
‘Во-вторыхъ. Въ ‘Журнал’ будутъ помщаться объявленія обо всемъ вышепрописанномъ, а также о покупк и продаж или объ отдач въ арендное содержаніе земель и цлыхъ имній, о составленіи земледльческихъ компаній и тому подобныхъ, до сельскихъ нуждъ относящихся, предметахъ.
‘Изъ этой программы ясно, что ‘Журналъ Землевладльцевъ’ будетъ имть характеръ чисто практическій, таково, по крайней мр, желаніе издателя, по осуществленіе этого желанія и самый успхъ журнала главнйше будутъ зависть отъ участія, какое примутъ въ изданіи гг. землевладльцы и хозяева. Ихъ опытныя указанія, положительныя свднія, дльныя мысли будутъ драгоцнны для редакціи.
‘Не стсняясь формою изложенія, всякій практическій дятель приглашается сообщать для напечатанія свои стать’: литературная ихъ отдлка, согласно выраженному желанію гг. сочинителей, съ уважительнымъ сохраненіемъ всхъ мыслей и самыхъ особенностей языка, будетъ дломъ редакціи.
‘Независимо отъ людей практическихъ, къ какому бы сословію они йи принадлежали, редакція журнала, имющаго главною цлію великое дло улучшенія быта крестьянъ и необходимое при ономъ усовершенствованіе хозяйства самихъ помщиковъ, покорнйше проситъ гг. ученыхъ, литераторовъ и всхъ образованныхъ соотечественниковъ, которымъ близко къ сердцу благо Россіи, не отказывать редакціи въ сообщеніи историческихъ, статистическихъ, этнографическихъ, политико-экономическихъ, финансовыхъ, агрономическихъ и вообще научныхъ свдній и замтокъ, могущихъ облегчить тотъ трудный и доблестный подвигъ, который всмъ намъ указанъ для достиженія высокой цли.
‘Редакція съ благодарностью помститъ на страницахъ своего журнала всякую статью, содержаніе которой будетъ соотвтствовать утвержденной программ, отличаться безпристрастіемъ и благонамренностію и общать пользу общему длу.
‘Издатель проситъ гт. присылающихъ статьи адресовать оныя въ контору ‘Журнала Землевладльцевъ’, и какъ ихъ, такъ и гг. подписчиковъ сообщать редакціи подробный и четко написанный ихъ адресъ.
‘Журналъ Землевладльцевъ’ будетъ выходить книжками въ большую осьмушку отъ четырехъ до шести листовъ два раза въ мсяцъ. Впрочемъ, редакція предоставляетъ себ право издавать вмсто двухъ по четыре книжки въ мсяцъ, если статьи, имющія современный интересъ, будутъ требовать скорйшаго сообщенія. Во всякомъ случа годовое изданіе будетъ заключать въ себ не мене ста-двадцати, а при обиліи матеріаловъ до ста-пятидесяти печатныхъ листовъ.’
Вотъ еще дв литературныя новости, о которыхъ насъ просили сообщить:
Г-жа Нарская (псевдонимъ), талантъ которой извстенъ читателямъ ‘Современника’, издаетъ романъ въ двухъ частяхъ, подъ заглавіемъ: ‘Дв сестры’. Отрывокъ изъ этого романа былъ нкогда напечатанъ въ нашемъ журнал. Дйствіе первой части происходитъ въ Одесс, въ ея блестящую эпоху, лтъ за десять до послдней войны. Задача романа — представить столкновеніе двухъ противоположныхъ характеровъ. Женщины съ артистической натурой, полной поэзіи, чистоты и высокихъ стремленій, съ другою, преданною практической жизни, съ прямымъ и холоднымъ взглядомъ на жизнь,^но съ живымъ и игривымъ умомъ. Истинно желаемъ успха этому произведенію.
Г. Щербина издалъ: ‘Сборникъ лучшихъ произведеніи русской поэзіи‘.
Этотъ ‘Сборникъ’ состоитъ изъ избранныхъ стихотвореній почти всхъ извстныхъ русскихъ поэтовъ, а также и изъ простонародныхъ псень. Издатель предположилъ себ цлью удовлетворить потребности публики — имть подъ рукою въ совокупности избранныя стихотворенія нашихъ поэтовъ. Книга издана красиво.
Редакторъ ‘Русскаго Инвалида’, полковникъ Лебедевъ 3, просилъ насъ объявить, что онъ не иметъ ничего общаго съ авторомъ книги: ‘Примненіе Желзныхъ Дорогъ къ защит материка’, сочиненіе подполковника Лебедева 3, который въ Библіографіи ‘Современника’, во 2 No, названъ по ошибк полковникомъ.
Въ заключеніе мы должны сообщить печальную новость.
монументъ Фридриха Великаго въ Берлин, 9) горящій корабль, 10) подземелье въ одномъ изъ монастырей трапистовъ въ Пикаріи, 11) развалины храма Юпитера въ Сициліи, 12) утро въ Пиринеяхъ, и въ заключеніе: оптическія игры яркихъ цвтовъ и линій.’