Первый министр, Троллоп Энтони, Год: 1876 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 701 минут(ы)

ПЕРВЫЙ МИНИСТРЪ.

РОМАНЪ

ЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ПЕЧАТАНО ВЪ ТИПОГРАФІИ B. Н. АХМАТОВОЙ. ДМИТР. ПЕР., Д. No 17.
1877

ОТЪ РЕДАКЦІИ.

Первый Министръ составляетъ послднюю часть трехъ политическихъ романовъ, въ которыхъ талантливый романистъ мастерски изобразилъ Дизраэли и Гладстона подъ именами Добени и Грешэма. Борьба партій въ парламент, вражда Дизраэли и Гладстона и личности этихъ обоихъ государственныхъ людей особенно ярко обрисованы во второй части этой трилогіи: ‘Финіасъ Финнъ, возвратившійся назадъ’. ‘Первый Министръ’, хотя въ немъ являются лица, игравшія роль въ первыхъ двухъ романахъ, составляетъ особое цлое, имющее интересъ даже для читателей, не знакомыхъ съ первыми двумя частями. Желающіе же имть первые два романа, составляющіе два объемистые тома, могутъ получить ихъ изъ Конторы ‘Собранія Романовъ’ по слдующей цн:

Финіасъ Финнъ — 2 р. 50 к.

Финіасъ Финнъ, возвратившійся назадъ — 2 р. 50 к.

Глава I.
Фердинандъ Лопецъ.

Конечно, всякому человку пріятно знать, кто были его ддушки и бабушки, если онъ иметъ честолюбіе вращаться въ верхнихъ сферахъ общества, и также пріятно для того, чтобы имть возможность говорить о нихъ какъ о лицахъ, игравшихъ нкоторую роль въ свое время. Нтъ никакого сомннія, что мы вс очень уважаемъ тхъ, кто посредствомъ собственной энергіи возвысился въ свт, и когда мы слышимъ, что сынъ прачки сдлался лордомъ-канцлеромъ или архіепископомъ Кентербурійскимъ, мы теоритически и абстрактно чувствуемъ гораздо боле уваженія къ такому самодльному магнату, чмъ къ человку, который, такъ сказать, родился въ судебномъ или духовномъ пурпур.

Но тмъ не мене отрасли прачки приходилось имть много хлопотъ по поводу своего рожденія, если онъ, и въ молодости, и старости, не былъ дйствительно знаменитымъ человкомъ. Когда цль достигнута, почести, титулы и богатство пріобртены, человкъ можетъ говорить съ нкоторымъ юморомъ, даже съ любовью, о материнской лоханк, но пока продолжается борьба, пока борецъ питаетъ сильное убжденіе, что не можетъ достигнуть полнаго успха, пока его не будутъ считать джентльменомъ, не стыдиться, не скрывать своихъ семейныхъ обстоятельствъ, по-крайней-мр умалчивать о нихъ довольно трудно. И затрудненіе конечно не уменьшится, если счастливыя обстоятельства, а не усиленный трудъ и существенныя заслуги, возвели честолюбца до высокаго общественнаго положенія.

Можно ли посл этого ожидать, чтобы такой человкъ, обдая съ герцогиней, сталъ говорить о лавочк своего отца или о шил своего дда-башмачника? А между тмъ такъ трудно совсмъ умалчивать объ этомъ! Можетъ быть, для насъ нтъ никакой необходимости постоянно говорить о своемъ происхожденіи. Мы можемъ вообще умалчивать о нашихъ дядяхъ и теткахъ, и даже исключить изъ обыкновеннаго разговора нашихъ братьевъ и сестеръ.

Но если человкъ никогда не упоминаетъ о своихъ родныхъ даже тмъ, съ кмъ онъ живетъ, онъ становится таинствененъ и даже подозрителенъ. Начинается становиться извстнымъ, что никто ничего не знаетъ объ этомъ человк, и даже друзья начинаютъ бояться. Конечно, очень удобно имть возможность упомянуть хотя бы разъ въ годъ о какомъ-нибудь родственник.

Фердинандъ Лопецъ, который въ другихъ отношеніяхъ могъ радоваться многому въ своихъ обстоятельствахъ, имлъ относительно своихъ предковъ т заботы, которыя я старался описать. Онъ самъ зналъ немногое, но то, что онъ зналъ, онъ держалъ про-себя. У него не было ни матери, ни дяди, ни тетки, ни брата, ни сестры, ни даже кузена, о которыхъ онъ могъ бы упомянуть мимоходомъ своему дражайшему другу. Онъ безъ сомннія страдалъ, но съ спартанской твердостью такъ скрывалъ свои огорченія отъ свта, что никто не зналъ объ его страданіяхъ.

Т, съ которыми онъ жилъ и которые часто длали предположенія и желали знать, кто онъ такой, не воображали, что его молчаливость была въ тягость ему самому. Ни въ какомъ особенномъ расположеніи его жизни, ни въ какомъ період, на который могъ бы указать наблюдатель, не воздерживался онъ явно отъ какого бы то ни было объясненія, которое въ ту минуту могло быть естественно. Онъ никогда не колебался, не краснлъ, не пытался очевидно скрытничать, но фактъ оставался, что хотя много мужчинъ и не мало женщинъ знали Фердинанда Лопеца очень хорошо, никто изъ нихъ не зналъ, откуда онъ явился и кто были его родители.

Онъ былъ впрочемъ человкъ но природ сдержанный, онъ никогда не говорилъ о своихъ длахъ, если не имлъ передъ глазами какой-нибудь особенной цли. Слдовательно, молчаніе о томъ, о чемъ многіе обыкновенно говорятъ, было для него не такъ трудно, какъ для другихъ, и результатъ не такъ затруднителенъ. Милый старикъ Джонсъ, который разсказываетъ своимъ пріятелямъ въ клуб о каждомъ проигранномъ или выигранномъ фунт на скачкахъ, который хвастается расположеніемъ Мери и стуетъ о холодности Люси почти публично, который выдаетъ бюллетени о состоянія своего кошелька, своихъ конюшенъ и долговъ, не могъ бы при всемъ стараніи скрыть отъ насъ то обстоятельство, что его отецъ былъ писаремъ у стряпчаго и положилъ начало своему состоянію, дисконтируя мелкіе векселя. Вс это знаютъ и Джонсъ, который любитъ популярность, стуетъ на несчастную гласность.

Но за то у Джонса нтъ тяжелой ноши, которая согнула бы его бдныя плечи и которую даже Фердинандъ Лопецъ, человкъ сильный, часто находитъ труднымъ переносить не дрожа.

Вс соглашались, что Фердинандъ Лопецъ ‘джентльменъ’. Джонсонъ {Публицистъ и лексикографъ въ конц восемнадцатаго столтія. Пр. Пер.} говоритъ, что всякое отступленіе отъ первоначальнаго значенія этого слова: ‘человкъ, имющій предковъ’, будетъ прихотливо. Многіе, опредляя это выраженіе по своему, все-таки держатся опредленія Джонсона, но длаютъ разныя возможныя исключенія.

Очень многое говоритъ въ пользу человка хорошаго происхожденія, но исключенія могутъ существовать. Не вс вообще врили, что Фердинандъ Лопецъ хорошаго происхожденія, но онъ былъ джентльменъ.

Это драгоцнное званіе было присуждено ему, хотя онъ занимался — по-крайней-мр прежде — такимъ дломъ, которое само по себ не доставляетъ такого права на хорошее положеніе въ обществ, которое даютъ адвокатура, духовное званіе, военная служба и медицина. Онъ игралъ на бирж, и имлъ въ Сити какія-то дла, которыя не совсмъ ясно понимали его друзья.

Въ то время, которымъ мы занимаемся теперь, Фердинанду Лопецу было тридцать-три года, и такъ какъ онъ рано началъ жизнь, то уже давно находился въ свт. Это знали, что онъ воспитывался въ хорошей англійской частной школ, и говорили по словамъ одного изъ его товарищей, что въ школу за него платилъ какой-то старый господинъ, не родственникъ его. Потомъ семнадцати лтъ онъ былъ посланъ въ германскій университетъ и двадцати одного года явился въ Лондон, въ маклерской контор, гд скоро сдлался извстенъ какъ превосходный лингвистъ и очень талантливый человкъ — развитой, не преданный удовольствіямъ, способный къ работ, но не пріобртавшій доврія своихъ хозяевъ, не потому, чтобы былъ недобросовстенъ, но потому что имлъ наклонность скоре распоряжаться, чмъ служить.

Дйствительно періодъ его рабства былъ очень коротокъ. Не въ его характер было употреблять свою дятельность для другихъ. Онъ скоро сдлался дятеленъ для себя и одно время предполагали, что онъ составляетъ себ состояніе. Потомъ узнали, что онъ оставилъ дла, и стали ходить слухи, что онъ лишился даже всего, что пріобрлъ. Но никто, даже его банкиры и его повренные по дламъ — даже старуха, смотрвшая за его бльемъ — не знали настоящаго положенія его длъ.

Онъ былъ неоспоримо красивый мужчина — такой красоты, которую мужчины отрицаютъ и которою женщины восхищаются. Онъ былъ очень высокъ, очень смуглъ и очень худощавъ, съ правильными, прекрасно очерченными чертами, показывавшими весьма мало физіономисту, кром большого самообладанія. Волосы его были обрзаны коротко, бороды онъ не носилъ, а только черные усы. Его зубы были совершенствомъ по форм и близн — отличительная черта, которая хотя можетъ быть цнится въ общемъ каталог личной привлекательности, не всегда служитъ рекомендаціей для знакомыхъ.

Но около рта и подбородка этого человка было что-то мягкое, можетъ быть въ изгиб губъ, можетъ быть въ ямочк, что въ нкоторой степени уменьшало чувство суровости, возбуждаемое квадратнымъ лбомъ и смлыми, никогда не опускавшимися, задорливыми глазами. Тхъ, которые его знали и любили, примиряла нижняя часть лица. Большинство, знавшее его и не любившее, относилось непріязненно — хотя десять человкъ изъ девяти не могли бы объяснить этой непріязненности даже самимъ себ — задорливость его твердаго взгляда.

Онъ дйствительно принадлежалъ къ числу такихъ людей, которые всегда въ глубин души защищаютъ себя и нападаютъ на другихъ. Онъ никогда не давалъ пенни женщин на перекрестк, не бросивъ на нее взгляда, ясно выражавшаго ей, какъ несправедливо ея требованіе и что онъ не признаетъ за собою никакой обязанности давать ей эти деньги, сколько бы разъ онъ тутъ ни проходилъ. Онъ не могъ ссть въ вагонъ желзной дороги, чтобы не дать урокъ сосду, сидвшему напротивъ, что во всхъ взаимныхъ сдлкахъ въ путешествіи, въ возможности протянуть ноги, разложить мшки и отворять окна, сосдъ этотъ обязанъ покоряться, а онъ требовать. Онъ однако сражался скоре для принципа, чмъ для самаго дла. Женщина съ метлою получала пенни. Господину, сидвшему напротивъ, если онъ выражалъ взглядомъ покорность, позволялось поступать по своему съ ногами и окномъ. Я не хочу сказать, чтобы Фердинандъ Лопецъ былъ способенъ къ злонамренности, но онъ былъ самовластенъ и умлъ вкладывать свое самовластіе въ глаза.

Читатель долженъ выслушать еще нсколько мелочныхъ подробностей объ этомъ человк, потомъ самому ему предоставится заявить о себ. Никто изъ окружающихъ его не зналъ, какъ онъ заботился одваться хорошо и какъ старался, чтобы никто этого не зналъ. Даже портной считалъ его мотомъ на сертуки и панталоны, а друзья однимъ изъ тхъ счастливыхъ существъ, которымъ по природ дана способность хорошо одваться или почти невозможность одваться дурно. Мы знаемъ вс человка — почти всегда маленькаго, который всегда двигается медленно и тихо — и всегда иметъ такой видъ, какъ будто его прислали домой въ картонк. Фердинандъ Лопецъ былъ не маленькій и двигался довольно свободно, но всегда, каждую минуту — отправляясь въ Сити или узжая оттуда, верхомъ или пшкомъ, дома за книгами или въ лабиринт танцевъ — былъ онъ одтъ чрезвычайно изящно. Это сдлали деньги и время, но люди думали, что это у него врожденное, какъ его волосы и ногти.

Онъ всегда здилъ на лошади, которую знатоки находили настоящей лошадью для парка, она была спокойна, не становилась на дыбы, не шалила, не лежала ни въ которомъ поводу, словомъ — не на какой нибудь кляч, но на лошади красивой, съ мягкимъ ртомъ, съ прекрасными ходами, на которой здокъ можетъ сидть такъ спокойно, какъ статуя на монумент. Фердинанду Лопецу часто нравилось сидть спокойно на лошади, но онъ однако не походилъ на статую, потому что во всемъ Лондон находили, что онъ хорошій всадникъ.

Онъ жилъ роскошно — хотя имлъ ли онъ состояніе, или нтъ, никто не зналъ — потому что держалъ собственную колясочку, а во время охотничьяго сезона двухъ лошадей въ Лейтон. Одно время распространились слухи, что онъ раззорился, но т, которыхъ интересуютъ подобныя дла, узнали — или по-крайней-мр они такъ думали — что онъ аккуратно платилъ своему портному — и мнніе, что Фердинандъ Лопецъ былъ человкъ съ деньгами, одержало верхъ.

Нкоторымъ было извстно, что онъ нанималъ квартиру въ нижней части Вестминстера — но не многіе знали, гд именно находилась эта квартира. Ни одинъ изъ его друзей не входилъ въ нее. Въ умренной степени онъ имлъ наклонность къ гостепріимству — то-есть не частому, но когда представлялся случай, любезному гостепріимству. Но для этого выбирались какой-нибудь клубъ или таверна, или лтомъ какой нибудь берегъ у рки. Между лтнихъ цвтовъ у воды, для мужчинъ и женщинъ вмст, онъ былъ вжливымъ и радушнымъ хозяиномъ, потому что обладалъ рдкимъ даромъ хорошо устраивать такія вещи.

Охота кончилась, восточный втеръ еще дулъ, большей части лондонскаго свта въ город не было, когда въ одно непріятное утро Фердинандъ Донецъ отправился въ Сити по желзной дорог отъ Вестминстерскаго моста. Когда онъ отправлялся туда — не ежедневно, какъ человкъ дловой, но скоре какъ капиталистъ или любитель — онъ имлъ обыкновеніе здить въ своей собственной колясочк. Но теперь онъ прошелъ пшкомъ по берегу рки на темный, маленькій дворикъ, называемый Танкардскимъ, близъ Англійскаго банка, по узкому, длинному, темному коридору вошелъ въ маленькую контору съ задней стороны зданія, гд за конторкою сидлъ грязный господинъ въ новой шляп набекрень, которому могло быть лтъ около сорока. Тутъ было очень темно и человкъ этотъ перевертывалъ конторскія книги. Человкъ, незнакомый съ обычаями Сити, вроятно, могъ бы сказать, что онъ не длалъ ничего, но онъ конечно наполнялъ свою голову тми свдніями, которыя дадутъ ему возможность заработать пропитаніе. По другую сторону конторки маленькій мальчикъ списываль письма.

Это были мистеръ Секстусъ Паркеръ — въ просторчіи называемый Сексти Паркеръ — и его писарь. Паркеръ былъ очень хорошо извстенъ и въ настоящую минуту пользовался уваженіемъ на бирж.

— Какъ! это вы Лопецъ? сказалъ онъ.— Чрезвычайно радъ видть васъ. Что я могу сдлать для васъ?

— Пойдемте-ка сюда, отвтилъ Лопецъ.

За очень маленькою конторой Паркера была контора еще меньше, гд находились несгараемый сундукъ, маленькій сломанный столикъ, два стула и старый умывальный столъ съ измятымъ полотенцемъ. Лопецъ вошелъ первый въ это святилище, какъ будто зналъ его хорошо, Сексти Паркеръ пошелъ за нимъ.

— Отвратительная погода, не такъ ли? сказалъ Сексти.

— Да — скверный восточный втеръ.

— Прорзываетъ насквозь и въ то же время палитъ солнце. Въ это время года слдуетъ отправляться на зимовку куда-нибудь.

— Для чего же вы не отправляетесь? спросилъ Лопецъ.

— Дла хорошо идутъ. Вотъ оно что. Нельзя бросать дла, когда они идутъ. Не вс могутъ такъ поступать, какъ вы — бросить регулярный трудъ и то часокъ здсь, то часокъ тамъ улаживать выгодное дльцо по вашему вкусу. Я не смлъ бы заниматься этимъ.

— Не думаю, чтобы вы или кто нибудь другой зналъ, чмъ я занимаюсь, сказалъ Лопецъ съ обиженнымъ видомъ.

— И даже не заботимся знать, сказалъ Сексти: — только надемся для васъ, что вы занимаетесь дломъ хорошимъ.

Сексти Паркеръ зналъ Лопеца хорошо уже нсколько лтъ, и будучи самъ человкъ надменный — даже, если сказать правду, забіяка — и вовсе не способный уступать безъ особеннаго натиска, часто пытался ‘сладить’ съ своимъ другомъ, какъ выразился бы онъ самъ. Но я сомнваюсь, могъ ли онъ припомнить хотя одинъ примръ, когда могъ бы поздравить себя съ успхомъ. Онъ и теперь пытался сладить, но голосъ его ослаблъ, когда онъ уловилъ выраженіе въ глазахъ своего друга.

— Конечно, сказалъ Лопецъ.

Потомъ онъ продолжалъ, не измнивъ ни своего голоса, ни выраженія своихъ глазъ:

— Я скажу вамъ, чего я желаю отъ васъ. Я желаю, чтобы вы подписали этотъ вексель на три мсяца.

Сексти Паркеръ раскрылъ глаза и ротъ и взялъ бумажку, подаваемую ему. Это былъ вексель на 750 ф. с., который, если будетъ подписанъ имъ, обяжетъ его въ конц означеннаго періода заплатить эту сумму, если она не будетъ заплачена иначе. Его другъ Лопецъ обращался къ нему за этимъ, чтобы занять названную сумму. Объ одолженіи такого рода слдуетъ просить почти на колняхъ — и даже въ такомъ случа Секстусъ Паркеръ непремнно отказалъ бы — а объ этомъ проситъ Фердинандъ Лопецъ, котораго Секстусъ Паркеръ считалъ человкомъ богатымъ — и проситъ совсмъ не на колняхъ, а можно сказать, приставивъ къ горлу пистолетъ.

— Вексель! сказалъ Сексти.— Какъ! разв вы въ стсненныхъ обстоятельствахъ?

— Я не стану разсказывать вамъ теперь о моихъ длахъ, а желаю, чтобы вы исполнили мою просьбу. Я полагаю, вы не сомнваетесь, что я могу заплатить 750 ф. с.

— О! конечно нтъ, сказалъ Сексти, на котораго взглянули и который не совсмъ хорошо перенесъ этотъ взглядъ.

— Не думаю, чтобы вы отказали мн, даже если бы я находился въ стсненныхъ обстоятельствахъ, какъ вы выражаетесь.

Эти люди имли прежде между собою дла, въ которыхъ Лопецъ оказался вроятно сильне, и воспоминаніе о нихъ, вдобавокъ къ тому взгляду, который еще былъ на него устремленъ, было тяжело для бднаго Сексти.

— О! конечно, нтъ, я не думалъ отказать. Я полагаю однако, что можно же удивиться.

— Я не знаю, чему вамъ удивляться, такія вещи очень обыкновенны. Мн случилось взять долю въ займ, на который у меня не хватило наличныхъ денегъ, и вотъ почему мн нужно нсколько сотенъ. Я ни къ кому не обратился бы такъ охотно, какъ къ вамъ. Если вы… не боитесь, такъ подпишите.

— О! я не боюсь, сказалъ Сексти, взявъ перо и написавъ свое имя поперекъ векселя.

Но даже прежде, чмъ онъ кончилъ подписывать, когда отвелъ глаза отъ лица своего собесдника и устремилъ ихъ на непріятную бумажку, которую держалъ въ рук, онъ раскаялся въ своемъ поступк. Онъ почти остановилъ свою подпись на половин. Онъ колебался, но у него недостало духа остановить свою руку.

— А все-таки это странная сдлка, сказалъ онъ, откидываясь на спинку стула.

— Самая обыкновенная, возразилъ Лопецъ, непринужденно взявъ вексель, складывая его и кладя въ бумажникъ.— Разв наши имена не находились прежде на бумаг?

— Когда мы оба могли извлечь выгоду изъ этого.

— Вы не можете извлечь никакой выгоды и ничего не потеряете. Прощайте, очень благодаренъ, хотя я не приписываю этому такой важности, какъ вы.

Фердинандъ Лопецъ ушелъ, а Сексти Паркеръ остался одинъ съ своимъ изумленіемъ.

— Ей-Богу, это странно! сказалъ онъ самъ себ.— Кто могъ бы подумать, что Лопецъ нуждается въ нсколькихъ стахъ фунтахъ? Но, кажется, опасаться нечего. Онъ не явился бы такимъ образомъ, если бы дла его не были въ порядк. Но, можетъ быть, мн не слдовало бы длать этого. Человкъ не долженъ никогда длать подобныя вещи, никогда — никогда!

Мистеръ Сектусъ Паркеръ остался очень недоволенъ собою, такъ что когда вернулся домой въ этотъ вечеръ къ своей жен и своему маленькому семейству въ Пондерс-Эндъ, онъ былъ не очень любезенъ съ ними, потому что эти 750 ф. с. лежали у него на сердц за ужиномъ и давили его ночью во сн.

Глава II.
Эверетъ Вортонъ.

Въ этотъ самый день Лопецъ обдалъ съ своимъ пріятелемъ Эверетомъ Вортономъ въ новомъ клуб, называемомъ Прогрессъ, гд они оба были членами. Прогрессъ былъ новый клубъ и открытъ не боле трехъ лтъ, но все-таки онъ былъ уже на столько старъ, что видлъ многія надежды своей ранней юности поблекшими отъ старости и бездйствія. Прогрессъ намревался сдлать многое для либеральной партіи — или вообще для политической либеральности — и въ сущности сдлалъ очень мало или вовсе ничего. Его подняли съ значительнымъ энтузіазмомъ и одно время нкоторые ярые политики думали, что посредствомъ этого учрежденія люди геніальные, энергическіе и способные, но безъ состоянія — подразумвая всегда самихъ себя — получатъ непремнно мста въ парламент и министерств. Но такой результатъ достигнутъ не былъ. Недоставало чего-то — чувствуемаго, но неопредленнаго — что до-сихъ-поръ было гибелью. Молодые люди говорили, что это происходило оттого, что не было ни одного стараго актера, умвшаго дергать проволоку, который поставилъ бы клубъ на настоящую дорогу. Старые же люди говорили, что это потому, что молодые люди были самонадянныя куклы. Какъ бы то ни было, не было сомннія, что успхи Прогресса шли медленно и что либеральные политики страны, хотя особенный новый клубъ былъ открытъ для споспшествованія ихъ видамъ, пока еще мало подвигались впередъ.

— Намъ недостаетъ организаціи, сказалъ одинъ изъ молодыхъ передовыхъ людей.

Но организація еще не являлась.

Клубъ однако продолжалъ существовать, какъ всякіе другіе клубы, члены обдали, курили, играли въ бильярдъ и длали видъ, будто читаютъ. Нкоторые энергическіе члены еще надялись, что настанетъ день, когда осуществятся ихъ великія идеи — но вс члены вообще довольствовались только тмъ, что ли, пили и играли въ бильярдъ. Это былъ клубъ довольно хорошій — было нсколько либеральныхъ сыновей лордовъ, десятка два членовъ парламента, которыхъ уврили, что они пренебрегутъ обязанностями своей партіи, если не сдлаются членами этого клуба, и обычный подборъ адвокатовъ, стряпчихъ, купцовъ и людей праздныхъ.

Во всякомъ случа клубъ этотъ былъ хорошъ для Фердинанда Лопеца, который былъ разборчивъ на счетъ обда и имлъ свое собственное мнніе о винахъ. Слышали, какъ онъ говорилъ, что относительно спокойнаго комфорта ни одинъ клубъ въ Лондон не можетъ сравниться съ этимъ, но его слушатели не знали, что онъ когда-то получилъ черные балы въ Т— и въ Д—. Эти случаи Лопецъ имлъ дарованіе держать на заднемъ план. Его настоящій собесдникъ Эверетъ Вортонъ, былъ, такъ же какъ и онъ, однимъ изъ первыхъ членовъ, а Вортонъ принадлежалъ къ числу тхъ, которые надятся найти въ клуб ступень къ высокой политической жизни, и онъ теперь говорилъ часто съ лнивою энергіей о необходимости организаціи.

— Самъ я, сказалъ Лопецъ:— не могу представить себ боле пустого честолюбія, какъ мсто въ британскомъ парламент. Что человкъ выигрываетъ чрезъ это? Немногіе, имвшіе успхъ, трудятся усиленно за небольшое вознагражденіе и не получаютъ благодарности — или трудятся почти также усердно безъ всякаго вознагражденія и также мало получаютъ благодарности. Многіе, неимющіе успха, сидятъ праздно по цлымъ часамъ, подвергаясь утомительной задач слушать пошлости, и наслаждаются взамнъ теперь ршительно ничтожнымъ преимуществомъ выставлять на своихъ письмахъ Ч. П. {Членъ парламента. Пр. Пер.}

— Кто-нибудь долженъ же составлять законы для страны.

— Не вижу необходимости. Я думаю, что страна была бы очень довольна, если бы знала, что никакой старый законъ не будетъ отмненъ и никакой новый не сдланъ еще лтъ двадцать.

— Вы не отмнили бы хлбныхъ законовъ?

— Теперь такихъ законовъ нтъ.

— И не измнили бы подоходную таксу?

— Я не измнилъ бы ничего. Но во всякимъ случа, измнятся ли законы, или останутся, для меня утшительно, что мн не нужно соваться въ это самому. Конечно, есть одна выгода быть членомъ парламента.

— Вы не можете быть арестованы.

— Да — это и еще другое. Это помогаетъ человку достать мсто директора въ нкоторыхъ обществахъ. Люди еще такіе дураки, что врятъ комитету директоровъ, составленному изъ членовъ парламента, и поэтому разумется членовъ парламента принимаютъ туда охотно. Но если вы желаете поступить въ парламентъ, зачмъ вы не устроитесь съ вашимъ отцомъ, вмсто того, чтобы ждать, что клубъ можетъ для васъ сдлать?

— Отецъ не дастъ ни одного шиллинга для этого. Онъ самъ никогда въ парламент не былъ.

— И поэтому презираетъ его.

— Отчасти, можетъ быть. Никто не трудился такъ усиленно, какъ онъ, и въ своемъ род успшне, и видя, какъ одинъ за другимъ люди моложе его становились членами парламента, пока онъ оставался въ адвокатской сред, можетъ быть, онъ немножко и завидуетъ.

— Судя по тому, какъ я вижу, вы живете дома, я думаю, что вашъ отецъ сдлалъ бы для васъ все — если бы вы сумли взяться за это. Нтъ никакого сомннія, я полагаю, что его средства дозволяютъ это.

— Мой отецъ никогда ничего не говоритъ мн о своихъ денежныхъ длахъ, хотя очень много говоритъ о моихъ. Нтъ на свт человка скрытне моего отца. Но я думаю, что его средства позволили бы ему все.

— Желалъ бы я имть такого отца, сказалъ Фердинандъ Лопецъ.— Мн кажется, что я усплъ бы узнать наврно его состояніе и воспользоваться имъ.

Вортонъ чуть не спросилъ своего пріятеля — почти собрался съ мужествомъ спросить — много ли сдлалъ для него отецъ. Они были очень коротки и въ одномъ отношеніи которое Лопеца очень интересовало, даже откровенны. Но младшій и боле слабый человкъ не могъ ршиться сдлать вопросъ, который, по его мннію, будетъ непріятенъ. Ловецъ никогда прежде во все время ихъ знакомства не намекалъ на свои сыновнія стремленія. Точно будто онъ былъ созданъ самъ по себ, независимо отъ материнскаго молока или отцовскихъ денегъ. Теперь вопросъ могъ быть предложенъ почти естественно. Но онъ предложенъ не былъ.

Эверетъ Вортонъ былъ предметомъ заботъ для отца — но заботъ не такихъ мучительныхъ, какъ бываютъ нкоторые сыновья. Недостатки его были не такого свойства, чтобы наполнить горечью жизнь отца и покрыть горемъ его сдые волосы. Старику Вортону никогда не приходилось спрашивать себя, долженъ ли онъ наконецъ позволить своему сыну пасть въ самую низкую бездну, или еще бороться, чтобы поставить его на ноги, опять простить ему, опять платить его долги, опять стараться забыть безславіе и приписать все легкомыслію юности. Если бы это было такъ, мн кажется, что если не при первомъ или второмъ паденіи, то непремнно на третьемъ молодой человкъ упалъ бы въ бездну, потому что Вортонъ былъ человкъ суровый и способный дойти до яснаго заключенія о предметахъ, самыхъ близкихъ и самыхъ дорогихъ для него.

Но Эверетъ Вортонъ просто выказалъ себя неспособнымъ самъ содержать себя. Онъ никогда не отказывался отъ этого — но просто былъ неспособенъ. Онъ никогда не уврялъ, ни словами, ни дйствіями, что такъ какъ отецъ его богатъ, а онъ единственный сынъ, то онъ не хочетъ длать ничего. Но онъ пробовалъ три раза и каждый разъ посл короткаго испытанія уврялъ своего отца и своихъ друзей, что это занятіе для него не годится.

Не выдержавъ экзамена въ Оксфорд — потому что занятія въ университет ему не нравились — онъ поступилъ въ банкирскую контору, не простымъ конторщикомъ, но съ предложеніемъ отца, подкрпленнаго согласіемъ товарища банка, что онъ трудомъ проложитъ себ путь къ богатству и важному коммерческому положенію. Но чрезъ шесть мсяцевъ занятія въ банк показались ему отвратительными и онъ тотчасъ началъ заниматься съ юристомъ Онъ продолжалъ заниматься до тхъ поръ, пока не былъ сдланъ адвокатомъ — потому что человкъ можетъ сдлаться адвокатомъ занимаясь очень мало. Но потомъ онъ не былъ въ состояніи перенести одиночество въ своей квартир и въ двадцать-пять лтъ нашелъ, что игра на бирж самое удобное занятіе для такихъ дарованій и такой энергіи, какими обладалъ онъ. Неудачи его въ тотъ годъ, когда онъ поступилъ въ Сити, знали только онъ и его отецъ — можетъ быть, и Фердинандъ Лопецъ зналъ объ этомъ кое-что. Но двадцати-шести лтъ онъ бросилъ и биржу, и теперь двадцати-восьми лтъ Эверетъ Вортонъ узналъ, что природа и его способности предназначили его для парламентской карьеры. Онъ, вроятно, говорилъ объ этомъ отцу и получилъ холодный отказъ.

Эверетъ Вортонъ былъ хорошъ собою, мужественно сложенъ, высокаго роста, съ широкими плечами, свтлыми волосами, носилъ большую, шелковистую, густую бороду, заставлявшую его казаться старше его лтъ, ни по разговору, ни по наружности онъ не могъ быть принятъ за дурака, но самыя движенія его тла и выраженіе лица показывали, что у него недостаетъ твердости.

Онъ, конечно, дуракомъ не былъ. Онъ много читалъ, и хотя вообще забывалъ, что читалъ, въ немъ отъ чтенія оставался какой-то туманный свтъ, поддерживаемый мыслями другихъ, что позволяло ему говорить о многихъ предметахъ. О немъ нельзя сказать, чтобы онъ много думалъ самъ — но ему казалось, что онъ думалъ. Онъ воображалъ, что глубоко изучилъ политику, и имлъ право называть многихъ государственвыхъ людей ослами, потому что они не видли того, что видлъ онъ. Онъ зналъ по пальцамъ важный вопросъ о рабочемъ труд и все, что относится къ союзамъ и забастовкамъ. Онъ зналъ, какъ англиканская церковь должна быть уничтожена и составлена вновь. Онъ совершенно ясно понималъ финансовые вопросы и видлъ насквозь, что чрезъ нсколько столтій всякое желаніе личной собственности будетъ уничтожено филантропіей, столь всеобщей, что ее и добродтелью называть будетъ нельзя. А пока онъ никакъ не успвалъ платить аккуратно своему портному изъ 400 ф. с., которые отецъ давалъ ему въ годъ, и постоянно мечталъ объ удобствахъ хо рошаго дохода.

Онъ былъ популярный человкъ — весьма популярный съ женщинами, къ которымъ всегда былъ вжливъ — и вообще любимъ мужчинами, съ которыми былъ искрененъ и добродушенъ. Хотя онъ этого не зналъ, онъ былъ очень дорогъ своему отцу, который по своему, безмолвно, почти восхищался откровенностью и безковарною свободой характера, составлявшею противоположность съ его собственнымъ характеромъ.

Отецъ, хотя никогда не говорилъ сыну лестнаго слова, въ сущности приписывалъ ему гораздо боле способностей, чмъ онъ имлъ, и даже, когда повидимому показывалъ къ нему пренебреженіе, слушалъ желчную критику молодого человка съ удовольствіемъ.

Эверетъ также былъ очень дорогъ своей сестр, единственному другому члену этой отрасли Вортонской фамиліи. Мноroe будетъ сказано о ней на этихъ страницахъ и надо надяться, что читатель заинтересуется ея судьбою. Но здсь, говоря о брат, достаточно сказать, что сестра, которая была одарена гораздо большими способностями, чмъ онъ, тоже врила нсколько притязательнымъ правамъ своего мене даровитаго брата.

Можетъ быть, это было несчастье для Эверета Вортона, что нкоторые врили ему, и еще большее несчастье, что нкоторые другіе находили нужнымъ длать видъ, будто врили. Между послдними можно поставить пріятеля, съ которымъ онъ теперь обдалъ въ Прогресс. Человкъ можетъ льстить другому, какъ Лопецъ льстилъ иногда Вортону, безъ умышленной лжи. Человку иногда нужно быть въ хорошихъ отношеніяхъ съ другимъ человкомъ и онъ постепенно, почти безсознательно научается пользоваться слабостями другого. Для Лопеца было очень важно находиться въ хорошихъ отношеніяхъ съ членами Вортонской фамиліи, такъ какъ онъ добивался руки дочери этого дома. Въ ея привязанности онъ почти былъ увренъ. Въ согласіи отца на этотъ бракъ онъ имлъ причины боле чмъ сомнваться. Но братъ былъ его другъ — и въ подобныхъ обстоятельствахъ можно оправдать, что онъ льститъ брату.

— Я вотъ что вамъ скажу, Лопецъ, сказалъ Вортонъ, когда они вышли вмст изъ клуба нсколько поздне десяти часовъ: — ныншніе люди не даютъ себ труда занимать свои мысли предметами дйствительно интересными. Попе зналъ это хорошо, когда говорилъ, что ‘настоящее изученіе для человка есть человкъ’. Но теперь никто не читаетъ Попе, а если и читаютъ, то не трудятся понимать.

— Люди слишкомъ заняты наживаніемъ денегъ, любезный другъ.

— Въ томъ то и дло. Деньги очень хорошая вещь.

— Очень хорошая, сказалъ Лопецъ.

— Но поиски за ними унизительны. Если человкъ можетъ наживать деньги четыре, шесть или даже восемь часовъ въ день, а потомъ выкинуть изъ мысли это занятіе, какъ писарь въ контор выкидываетъ изъ мыслей копированіе писемъ и конторскія книги, тогда…

— Онъ никогда не наживетъ денегъ такимъ образомъ — и не сохранитъ ихъ.

— Слдовательно, это занятіе унизительно. Человкъ перестаетъ заботиться о великихъ интересахъ міра и даже забываетъ ихъ существованіе, когда вся его душа въ испанскихъ фондахъ. Изъ меня хотли сдлать банкира, но я нашелъ, что это убьетъ меня.

— Мн кажется, и я былъ бы убитъ, если бы долженъ былъ ограничиться испанскими фондами.

— Вы знаете, что я хочу сказать. Вы по-крайней-мр можете понять меня, хотя я боюсь, что вы зашли слишкомъ далеко и не бросите мысль о томъ, чтобы составить себ состояніе.

— Я бросилъ бы ее завтра, если бы могъ получить состояніе составленное. Человкъ долженъ же сть.

— Да — онъ сть долженъ. Но я не увренъ, задумчиво сказалъ Вортонъ: — что ему слдуетъ думать о томъ, что онъ стъ.

— Если говядину подадутъ безъ хрна!

Случилось такъ, что когда они сидли за обдомъ, то экономъ клуба не позаботился о достаточномъ количеств этой приправы и Вортонъ жаловался на это.

— Человкъ иметъ право на то, за что онъ платитъ, сказалъ Вортонъ съ притворной торжественностью:— и если онъ пропускаетъ такія вещи безъ замчанія, то наноситъ вредъ человчеству вообще. Я не попаду въ ловушку оттого, что люблю хрнъ съ говядиной. Ну, я не могу итти дальше, потому что мн нужно многое прочесть, прежде чмъ я брошусь въ объятія Морфея. Послушайтесь моего совта и отправляйтесь прямо къ отцу. Что ни чувствовала бы Эмилія, не думаю, чтобы она подала вамъ большія надежды, если вы не примитесь за это такимъ образомъ. У нея свои собственныя чопорныя понятія, которыя впрочемъ кажутся не такъ предосудительны, когда человкъ желаетъ жениться.

— Сохрани меня Богъ подумать, что въ вашей сестр есть что-нибудь предосудительное!

— Я самъ этого не нахожу. Женщины вообще поверхностны — но нкоторыя поверхностны добросовстно, а нкоторыя недобросовстно. Эмилія по-крайней-мр добросовстна.

— Позвольте на минуту.

Они шли подъ руку по широкой мостовой, которая ведетъ изъ Пелль-Мелля къ колонн Герцога Йоркскаго.

— Мн хотлось бы ясне понять вашего отца. Онъ всегда вжливъ ко мн, но смотритъ на меня холодно, и это заставляетъ меня думать, что я у него не на хорошемъ счету.

— Онъ таковъ со всми.

— Я никакъ не могу заглянуть къ нему въ душу. Вы врно слышали, какъ онъ говоритъ обо мн въ мое отсутствіе?

— Онъ никогда ни о комъ много не говоритъ.

— Но одно слово заставило бы меня понять, какъ онъ расположенъ ко мн. Вамъ хорошо извстно, что я мене всхъ наклоненъ къ любопытству о томъ, что другіе думаютъ обо мн. Я даже не забочусь объ этомъ, какъ слдовало бы заботиться. Я совершенно равнодушенъ къ мннію свта и никогда не откажусь отъ пріятнаго общества человка только потому, что онъ бранилъ меня за глаза. Я цню пріятными качествами человка, а не тмъ, любитъ онъ или не любитъ меня. Но въ этомъ заключается дражайшая цль моей жизни и мн можетъ послужить въ пользу такимъ или другимъ образомъ, если я узнаю, хорошее или дурное мнніе иметъ онъ обо ма.

— Вы обдали три раза въ прошлые три мсяца на Манчестерскомъ сквер, а я не знаю человка особенно молодого, который могъ бы похвастаться такимъ сильнымъ доказательствомъ короткости съ моимъ отцомъ.

— Да, и я знаю мои выгоды. Но я былъ тамъ какъ вашъ другъ, а не его.

— Онъ ни капельки не дорожитъ моими друзьями. Я хотлъ пригласитъ обдать Чарли Скета, но отецъ ни за что не хотлъ принять его.

— Чарли Скетъ ходитъ съ прорванными локтями и держитъ пари на бильярд. Я человкъ порядочный — или по крайней-мр вашъ отецъ такъ думаетъ. Вашъ отецъ боле заботится о васъ, чмъ вы думаете, и желаетъ, чтобы въ его дом было вамъ пріятно, пока это можетъ служить къ вашимъ выгодамъ. Относительно васъ онъ даже доволенъ мною, онъ думаетъ, что моя наклонность пріобртать деньги сильне моей наклонности тратить ихъ. Но все-таки онъ скоре смотритъ на меня какъ на друга вашего, чмъ своего, хотя онъ накормилъ меня обдомъ три раза въ три мсяца — и я сознаю всю обширность его гостепріимства — не думаю, чтобы онъ сказалъ слово въ мою пользу. Желалъ бы я знать, что онъ говоритъ.

— Онъ говоритъ, что ничего о васъ не знаетъ.

— О, вотъ что! Это? Стало быть, онъ не знаетъ ничего дурного. Если онъ еще разъ скажетъ это, спросите его, о сколькихъ людяхъ, обдающихъ у него, можетъ онъ сказать то же самое. Спокойной ночи, не стану задерживать васъ доле. Но вотъ что могу я вамъ сказать: если бы мы съ вами успли подладиться къ нему, вы могли бы получить мсто въ парламент, а я жену — то-есть, разумется, если она захочетъ выйти за меня.

Они разстались, но Лопецъ остался на улиц и сталъ ходить взадъ и впередъ, думая о разныхъ разностяхъ. Онъ конечно зналъ коротко своего пріятеля молодого Вортона, цнилъ его хорошія качества и вполн понималъ его слабость. Своими вопросами онъ выпыталъ достаточно для удостовренія, что отецъ Эмиліи непріязненно отнесется къ его предложенію. Онъ прежде почти не сомнвался, а теперь былъ убжденъ. ‘Онъ не многое знаетъ обо мн’, разсуждалъ онъ самъ съ собою. ‘Ну да, онъ не знаетъ — и не многое могу я сказать ему. Разумется, онъ благоразуменъ. Но и благоразумные люди длаютъ иногда сумасбродныя вещи. И у самыхъ осторожныхъ банкировъ въ Сити выманиваютъ деньги, женщинъ самой строгой нравственности можно заставить измнить добродтели, самыхъ опытныхъ государственныхъ людей можно заставить измнить ихъ правиламъ. Кто можетъ разсчитать вроятности на успхъ? Мужчины, предводительствующіе удальцами, обыкновенно не получаютъ ранъ — и пятый или шестой наслдникъ получаетъ титулъ’.

Это онъ говорилъ себ своимъ внутреннимъ голосомъ, а потомъ спросилъ себя вслухъ, какую вроятность на успхъ иметъ онъ съ самою двушкой, и почти осмлился сказать себ, что въ этомъ отношеніи онъ не долженъ отчаиваться.

Онъ дйствительно любилъ эту двушку и благоговлъ передъ нею, считая ее лучше, выше и благородне другихъ человческихъ существъ — какъ человкъ чувствуетъ, когда онъ влюбленъ, и думая это, онъ испытывалъ то сомнніе въ своемъ успх, которое происходитъ отъ такого благоговнія.

Глава III.
Мистеръ Эбель Вортонъ, К. А. (*)

(*) Королевинъ адвокатъ. Почетный титулъ, который дается королевою лучшимъ адвокатамъ по представленію лорда-канцлера. Пр. Перев.

Лопецъ былъ неспособенъ откладывать дла въ дальній ящикъ. Когда онъ усталъ ходить взадъ и впередъ по мостовой, подвергаясь все время холодному восточному втру, онъ отправился домой и думалъ все о томъ же, лежа въ постели.

Даже если бы онъ получилъ признаніе въ любви отъ двушки безъ согласія отца, онъ могъ очутиться гораздо дале, чмъ прежде, отъ своей цли. Вортонъ былъ человкъ стариннаго покроя и не только счелъ бы себя обиженнымъ, но нашелъ бы, что оскорблены общественные обычаи, если бы руку его дочери стали просить безъ его предварительнаго согласія. Если онъ дастъ положительный отказъ — ну, тогда борьба, хотя и отчаянная, могла бы, можетъ быть, вестись посредствомъ другой стратегіи, но обдумавъ зрло это дло, Лопецъ нашелъ нужнымъ сначала обратиться къ отцу. Длая это, онъ не будетъ испытывать глупаго страха. Что ни чувствовалъ бы онъ, говоря съ двушкой, онъ имлъ достаточно твердости, чтобы спросить отца, если не самоувренно, то покрайней мр безъ трепета. Онъ находилъ вроятнымъ, что отецъ при первомъ предложеніи не дастъ совершеннаго согласія и не откажетъ совсмъ. Характеръ этого человка не допускалъ ршительнаго отвта въ первую минуту. Влюбленный воображалъ, что можетъ быть ему будетъ выгодно воспользоваться періодомъ сомннія, которое такимъ образомъ будетъ возбуждено.

Вортонъ былъ уже давно адвокатомъ въ Суд по Справедливости. Цлую жизнь — онъ трудился лтъ пятьдесятъ — онъ не выходилъ изъ Вице-Канцлерскаго суда, къ которымъ было гораздо извстне имя Вортона, чмъ какого бы то ни было знаменитаго судьи, засдавшаго тамъ. Онъ рано началъ свою карьеру и трудился въ адвокатской мантіи до шестидесяти. Онъ накопилъ большое состояніе, посредствомъ своей профессіи по большей части, но отчасти также и отъ бережливаго употребленія своего собственнаго отцовскаго наслдства и денегъ жены. Вс знали, что онъ богатъ, но никто не зналъ, какъ велико его состояніе.

Когда онъ ршился надть шелковую мантію, онъ уврялъ своихъ друзей, что это предварительный шагъ къ удаленію отъ занятій. Измненная метода труда не годилась для его лтъ — и даже была невыгодна. Онъ надлъ шелковую мантію въ честь своихъ преклонныхъ лтъ.

Но теперь уже онъ трудился двнадцать или четырнадцать лтъ въ шелковой мантіи — почти такъ же усиленно, какъ и въ молодости, и также выгодно въ денежномъ отношеніи, и хотя каждый мсяцъ уврялъ онъ о своемъ намреніи не брать новыхъ длъ, и хотя иногда отказывался отъ работы, все таки его умственныя способности были также ясны и физически повидимому онъ не утомлялся.

Вортонъ женился сорока лтъ и теперь прошло два года посл смерти его жены. У него было шестеро дтей — изъ которыхъ осталось только двое на утшеніе его преклонныхъ лтъ. Ему было около пятидесяти, когда родилась его младшая дочь, и слдовательно теперь онъ былъ старымъ отцомъ молоденькой дочери.

Но онъ принадлежалъ къ числу такихъ людей, которые въ молодости никогда не бываютъ очень молоды, за то въ старости никогда не бываютъ очень стары. Онъ могъ еще бодро здить верхомъ по парку и длалъ это старательно каждое утро посл чашки чаю и передъ завтракомъ. Онъ могъ ходить пшкомъ изъ своей конторы каждый день и по воскресеньямъ могъ обходить паркъ пшкомъ. Два раза въ недлю, по средамъ и суботамъ, онъ обдалъ въ старомъ юридическомъ клуб Ильдон и игралъ въ вистъ посл обда до двнадцати часовъ.

Это было самое большое развлеченіе и, какъ мн кажется, главное удовольствіе его жизни. Въ половин августа онъ съ дочерью обыкновенно узжалъ на мсяцъ въ Вортонскій замокъ въ Гертфордшир, къ своему родственнику сер-Элореду Вортону — и это было единственной тягостью въ его жизни. Но его уврили, что для здоровья его, жены и дочери было необходимо, чтобы онъ каждое лто узжалъ изъ Лондона на время. Куда же было ему хать?

Сер-Элоредъ былъ родственникъ и джентльменъ. Эмиліи нравился Вортонскій замокъ. Приличне всего было здить туда. Онъ ненавидлъ Вортонскій замокъ, но не было ни одного мста вн Лондона, которое онъ не ненавидлъ бы больше. Разъ его уговорили създить на берега Рейна, но онъ никогда боле не здилъ за границу. Эмилія иногда узжала за границу съ своими родственниками и въ это время старый адвокатъ большую часть времени проводилъ въ своемъ клуб.

Онъ былъ худощавый, крпкаго сложенія человкъ, съ свтло каштановыми волосами, съ едва замтною сдиной, съ маленькими срыми бакенбардами, съ свтлыми глазами, косматыми бровями, длиннымъ, некрасивымъ носомъ, на который, по увреніямъ молодыхъ юристовъ, можно было повсить маленькій чайникъ, и довольно горячій въ разговор, когда съ нимъ не соглашались. При всемъ своемъ извстномъ хладнокровіи, мистеръ Вортонъ былъ способенъ очень горячиться въ спор, когда дло, о которомъ шла рчь, требовало горячности.

Въ одномъ отношеніи вс знавшіе его были согласны Онъ былъ юристъ съ головы до ногъ. Многіе сомнвались въ его краснорчіи, нкоторые увряли, что ему хорошо были извстны его собственныя способности, когда онъ воздерживался отъ высшихъ почестей своей профессіи, но никто не сомнвался въ его знаніи законовъ. Онъ когда-то написалъ книгу — о заклад государственныхъ бумагъ въ торговл, но это было въ молодости и съ-тхъ поръ онъ никогда не занимался литературой.

Онъ былъ такой человкъ, котораго вообще боятся. За вистомъ никто не осмливался сдлать ему выговоръ. Въ суд никто никогда не противорчилъ ему. Въ его собственномъ дом, хотя онъ былъ очень тихаго характера, слуги боялись прогнвить его и были внимательны къ его малйшимъ требованіямъ. Когда онъ соглашался хать съ знакомыми въ паркъ, вс знали, что старикъ Вортонъ долженъ опредлить аллюръ. Звали его Эбель и всю жизнь онъ былъ извстенъ какъ способный Эбъ — молчаливый, дальновидный, скупой, справедливый старикъ, въ которомъ однако не было недостатка въ сочувствіи и къ страданіямъ, и къ радостямъ человчества.

Была недля Пасхи, въ судахъ засданія не было, но Вортонъ по обыкновенію былъ въ своей контор въ десять часовъ. Настоящихъ удобствъ онъ не зналъ въ другомъ мст — разв за карточнымъ столомъ въ Ильдон. Онъ лъ, пилъ и спалъ въ своемъ дом на Манчестерскомъ сквер, но не могъ сказать, чтобы жилъ тамъ. Не тамъ умъ его былъ ясенъ, не тамъ его способности употреблялись въ дло.

Когда онъ выходилъ изъ столовой къ своей дочери посл обда, онъ заставлялъ ее пть, а самъ садился съ книгой. Но онъ никогда не читалъ у себя въ дом, неизмнно впадая въ пріятный, спокойный сонъ, отъ котораго просыпался, когда дочь цловала его, отправляясь спать. Потомъ онъ расхаживалъ по комнат, смотрлъ на часы, тревожно переминался съ ноги на ногу съ полчаса, пока совсть не дозволяла ему отправиться въ свою контору. У него не было занятій въ его собственномъ дом. Но съ десяти часовъ утра до пяти, а часто и до шести вечера, умъ его дятельно занимался какою-нибудь работой — теперь не всегда юридической, какъ бывало прежде. Въ ящик стараго шкапа, который стоялъ по правую руку его кресла, было спрятано много разныхъ книгъ, которыя ему было бы стыдно показать своимъ кліентамъ — стихотворенія, романы и даже волшебныя сказки. Вортонъ могъ все читать въ своей контор, хотя не могъ ничего читать въ своемъ дом. У него была пріятная комната, выходившая въ садъ — и тутъ, въ центр столицы, но въ совершенной тишин, Вортонъ проживалъ свою жизнь.

Около двнадцати часовъ на другой день посл того, когда Лопецъ постилъ Паркера и обдалъ съ Эверетомъ Вортономъ, онъ захалъ въ Каменное Зданіе и былъ введенъ въ контору адвоката. Его быстрые, зоркіе глаза тотчасъ примтили книгу, которую Вортонъ спряталъ, а на книг подозрительный билетикъ Мьюди {Извстный книгопродавецъ и содержатель библіотеки для чтенія. Пр. Пер.}. Юристы никогда не покупаютъ книгъ у Мьюди и Лопецъ тотчасъ догадался, что его желанный тесть читаетъ романы. Онъ не подозрвалъ такой слабости, но вывелъ изъ этого благопріятное предзнаменованіе для своего дла. Должно быть, въ сердц стараго юриста, проводившаго утро въ такомъ занятіи, есть мягкое мстечко.

— Какъ поживаете, серъ? сказалъ Вортонъ, вставая съ своего мста.— Надюсь, что вы здоровы, серъ.

Хотя онъ читалъ романъ, его тонъ и обращеніе были очень холодны. Лопецъ никогда прежде не бывалъ въ контор Вортона и не зналъ, хорошо ли сдлалъ, что явился туда.

— Садитесь, мистеръ Лопецъ. Чмъ я могу служить вамъ въ моей профессіи?

Очень многое могъ онъ сдлать какъ ‘отецъ’ — но какимъ образомъ объяснить ему это? Лопецъ не зналъ подозрвалъ ли старикъ то чувство, которое онъ теперь намревался объявить. Онъ былъ коротокъ въ дом на Манчестерскомъ сквер и сошелся съ нкоей мистрисъ Роби, которая была сестра мистрисъ Вортонъ. Жила на Беркелейской улиц, за угломъ Манчестерскаго сквера, и проводила большую часть времени съ Эмиліей Вортонъ. Он бывали вмст ежедневно, мистрисъ Роби какъ бы заняла мсто второй матери и Лопецъ зналъ, что ей извстна его любовь. Если между мистрисъ Роби и старымъ юристомъ существовало довріе, то старый юристъ также долженъ объ этомъ знать, но относительно этого Лопецъ находился въ совершенной неизвстности.

Задача говорить съ старымъ отцомъ не непріятна, когда влюбленный знаетъ, что ему улыбались и вообще одобряли его намренія впродолженіи шести мсяцевъ. Его потреплятъ по спинк, наскажутъ много лестнаго и примутъ въ семью. Ему скажутъ, что лучше его Мери или его Августы нтъ дочери на свт, и слдовательно, она будетъ лучшею на свт женой, а его самаго при этомъ случа осыплютъ непомрными похвалами — и все будетъ прекрасно.

Но очень трудно приступить къ подобному предмету, когда предварительно ничего не знаешь о немъ. Фердинандъ Лопецъ однако былъ не такой человкъ, чтобы стоять и дрожать на берегу, когда необходимо прыгнуть въ воду.

— Мистеръ Вортонъ, я осмлился явиться сюда потому, что желаю говорить съ вами о вашей дочери.

— О моей дочери?

Удивленіе старика было совершенно неподдльное. Разумется, когда онъ далъ себ время подумать минуту, онъ догадался, что ему хочетъ сказать поститель. Но до этой минуты онъ никогда не соединялъ въ своихъ мысляхъ свою дочь съ Фердинандомъ Лопецомъ. А теперь, когда ему пришла эта мысль, онъ взглянулъ на жениха строгими и недовольными глазами. Для жениха было очевидно, что первая догадка была непріятна отцу.

— Да, серъ. Я знаю, какъ велика моя самонадянность. Но, осмлившись, не скажу имть надежду, но дойти до такого состоянія, что могу быть счастливъ только надеждой, я счелъ за лучшее тотчасъ обратиться къ вамъ.

— Она знаетъ объ этомъ?

— О моемъ посщеніи къ вамъ? Ничего.

— О вашихъ намреніяхъ? Долженъ ли я понять, что вы длаете это съ ея одобренія?

— Вовсе нтъ.

— Говорили вы ей что-нибудь объ этомъ?

— Ни слова. Я явился къ вамъ просить вашего позволенія объясниться съ нею.

— Вы хотите сказать, что она ничего не знаетъ о… о вашемъ предпочтеніи къ ней?

— Этого я не могу сказать. Едва ли бы моя любовь къ ней дошла до такой степени, если бы она не примчала ее.

— Я хочу сказать безъ всякихъ околичностей — ухаживали ли вы за нею?

— Кто можетъ сказать, въ чемъ состоитъ ухаживанье, мистеръ Вортонъ?

— Чортъ возьми, серъ, джентльменъ это знаетъ! Джентльменъ знаетъ, игралъ ли онъ чувствами двушки, и когда джентльмена спрашиваютъ, какъ я спрашиваю васъ, онъ по-крайней-мр скажетъ правду. Я не желаю никакихъ опредленій. Ухаживали вы за нею?

— Я думаю, мистеръ Вортонъ, что я держалъ себя какъ джентльменъ и что вы сознаетесь по-крайней-мр въ этомъ, когда узнаете, что я сдлалъ и чего не сдлалъ. Я старался зарекомендовать себя вашей дочери, но никогда не говорилъ ей ни слова о любви…

— Эверетъ знаетъ обо всемъ этомъ?

— Знаетъ.

— И одобряетъ?

— Онъ знаетъ объ этомъ, потому что онъ самый короткій мой другъ. Какую женщину ни любилъ бы, я сказалъ бы ему. Онъ привязанъ ко мн и, я думаю, былъ бы не прочь назвать меня братомъ. Я говорилъ съ нимъ вчера объ этомъ и онъ сказалъ мн, что конечно мн слдуетъ прежде обратиться къ вамъ. Я вполн съ нимъ согласенъ, и вотъ почему я здсь. Въ его поведеніи не было ничего такого, что можетъ разсердить васъ, и я полагаю, также и въ моемъ.

Въ осанк говорившаго были достоинство и спокойное, самоувренное мужество, которое произвело впечатлніе на стараго юриста. Онъ чувствовалъ, что не можетъ сердиться и говорить двусмысленно о томъ, что джентльменъ сдлалъ бы или не сдлалъ. Онъ можетъ не желать имть зятемъ этого человка — и въ настоящую минуту онъ это думалъ — но все-таки человкъ этотъ заслуживалъ вжливаго отвта. Какъ могли бы влюбленные приблизиться къ предметамъ своей любви почтительне этого?

— Мистеръ Лопецъ, сказалъ онъ: — вы должны простить мн, если я скажу, что вы сравнительно человкъ совсмъ для насъ посторонній.

— Это обстоятельство легко исправить, если бы ваши желанія въ этомъ отношеніи были согласны съ моими.

— Но, можетъ быть, они не согласны. Въ этихъ вещахъ слдуетъ объясняться откровенно. Счастіе дочери должно составлять предметъ серіозныхъ соображеній — и нкоторые люди, къ которымъ, сознаюсь, принадлежу и я, соображаютъ, что равный долженъ жениться на равной. Я желалъ бы, чтобъ моя дочь вышла замужъ — не только въ моей сфер, ни выше, ни ниже, но съ человкомъ равнаго со мною званія.

— Я право не знаю, мистеръ Вортонъ, должно ли это исключать меня.

— Ну, сказать вамъ по правд, я ничего о васъ не знаю, кто былъ вашъ отецъ, англичанинъ ли, христіанинъ ли, протестантъ ли — даже былъ ли онъ джентльменъ. Это вопросы, которыхъ я и не думалъ бы задавать при всякихъ другихъ обстоятельствахъ, до которыхъ вовсе мн не было бы никакого дла, будь вы простой знакомый. Но когда вы говорите человку объ его дочери…

— Я вполн признаю ваше право разспросить меня.

— И я ничего не знаю о вашемъ состояніи — ршительно ничего. Я слышу, что вы живете какъ человкъ богатый, и полагаю, что вы трудомъ пріобртаете свой доходъ. Я ничего не знаю, какимъ образомъ вы его пріобртаете, ничего не знаю, какъ велики ваши средства.

— Разумется, объ этомъ слдуетъ разспросить, но могу я предположитъ, что вы не имете никакихъ возраженій, которыхъ не отстранили бы удовлетворительные отвты на эти вопросы?

— Я никогда охотно не отдамъ моей дочери тому, кто не сынъ англійскаго джентльмена. Можетъ быть, это предразсудокъ, но это мое желаніе.

— Мой отецъ, конечно, не былъ англійскимъ джентльменомъ. Онъ былъ португалецъ.

Сказавъ это и такимъ образомъ подвергнувъ себя тотчасъ возвращенію — такому возраженію однако, которое не влечетъ за собою ни проступка, ни безславія — Лопецъ чувствовалъ, что онъ пріобрлъ нкоторую выгоду. Онъ не могъ перемнить того обстоятельства, что онъ сынъ португальца, но сознавшись въ этомъ открыто, онъ думалъ, что можетъ избгнуть теперь разсужденія о томъ, что можетъ быть было бы непріятне, но о чемъ упоминать не будетъ надобности, если его происхожденіе окончательно ршитъ вопросъ.

— Моя мать была англичанка, прибавилъ онъ: — но мой отецъ не былъ англичанинъ. Я не имлъ счастія знать никого изъ нихъ, я сдлался сиротою прежде, чмъ понялъ, что значитъ имть родителей.

Это было сказано такъ трогательно, что на минуту остановило суровое порицаніе со стороны юриста. Вортонъ не могъ тотчасъ повторить свое возраженіе противъ отца, который былъ предметомъ такихъ грустныхъ размышленій, но онъ чувствовалъ въ то же время, что такъ какъ ему посчастливилось напасть на положительное и неоспоримое препятствіе для брака, непріятнаго ему, то было бы неблагоразумно перейти къ другимъ предметамъ, въ которыхъ онъ могъ имть мене успха. Поступивъ такимъ образомъ, онъ сдлаетъ видъ, будто отказывается отъ возраженій. Онъ полагалъ, что этотъ человкъ могъ имть достаточный доходъ, но онъ все-таки не желалъ имть этого человка своимъ зятемъ. Онъ считалъ возможнымъ, что португалецъ-отецъ, можетъ быть, былъ дворянинъ, и слдовательно принужденъ будетъ сознаться, что онъ и джентльменъ, а между тмъ человкъ, который теперь находился въ его присутствіи и котораго онъ продолжалъ разсматривать внимательно, не былъ тмъ, что называется джентльменомъ. Иностранная кровь была доказана и этого было достаточно. Когда онъ смотрлъ на Лопеца, ему вдругъ показались признаки жидовскаго происхожденія, но онъ боялся упомянуть о религіи, чтобы Лопецъ не сказалъ, что его предки были христіане съ тхъ самыхъ поръ, какъ св. Іаковъ проповдывалъ на полуостров.

— Я былъ воспитанъ въ Англіи, продолжалъ Лопецъ:— а потомъ посланъ въ германскій университетъ, оттого что заграничные языки не очень хорошо изучаются въ Англіи, не могу достаточно быть благодаренъ моему опекуну за это.

— Конечно — конечно. Французскій и нмецкій языки очень полезны. Я же собственно предпочитаю греческій и латинскій.

— Но мн кажется, я научился бы по гречески и по-латмни въ Бонн боле, чмъ научился бы здсь, если бы занялся исключительно ими.

— Конечно — конечно. Почемъ я знаю, можетъ быть, вы самый образованный человкъ на свт.

— Я не имлъ намренія хвастаться, серъ, а просто оправдать тхъ, которые заботились о моемъ воспитаніи. Если вы не имете никакихъ возраженій кром моего происхожденія, которое есть случайность…

— Когда одинъ человкъ перъ, а другой пахарь, то это также есть случайность. Пахаря не осуждаешь, но не приглашаешь его къ обду.

— Но мою случайность, сказалъ Лопецъ, улыбаясь:— вы не примтите, если вамъ не скажутъ. Называйся я Толботъ, вы не узнали бы, что я не такой же англичанинъ, какъ вы.

— Разумется, человка можно обмануть неправдой, сказалъ адвокатъ.

— Если вы не имете другихъ возраженій кром этого, надюсь, вы позволите мн бывать на Манчестерскомъ сквер.

— Могутъ быть десять тысячъ другихъ возраженій, мистеръ Лопецъ, но я право думаю, что и этого одного достаточно. Разумется, я ничего не знаю о чувствахъ моей дочери. Я долженъ полагать, что это дло такъ же неизвстно ей, какъ и мн. Но я не могу подать вамъ никакой надежды. Если у меня будетъ зять, то я желалъ бы, чтобъ онъ былъ англичанинъ. Я даже не знаю, какая у васъ профессія.

— Я занимаюсь иностранными займами.

— Это мн кажется очень ненадежно Это вдь въ род биржевой игры?

— Это такое занятіе, посредствомъ котораго устроились самые важные торговые дома въ Сити.

— Конечно-конечно. И посредствомъ котораго и раззорялись. Я имю величайшее уваженіе къ торговымъ предпріятіямъ и занимался не мене другихъ торговыми вопросами. Но не думаю, чтобы я желалъ выдать мою дочь за человка, занимающагося въ Сити. Разумется, это все предразсудки. Не стану отрицать, что, говоря вообще, я обладаю терпимостью не мене другихъ, но когда хотятъ втереться въ семью…

— При такомъ положеніи, какъ мое, мистеръ Вортонъ, это не значитъ втираться.

— По моему мннію, значитъ. Когда человкъ хочетъ войти въ самое сердце другого человка, раздлить съ нимъ и даже отнять отъ него самую дорогую его собственность, стать съ нимъ за одно для счастья или несчастья, тогда человкъ иметъ право беречь даже свои предразсудки какъ драгоцнный оплотъ.

Говоря это, Вортонъ ходилъ по комнат засунувъ руки въ карманы панталонъ.

— Я всегда стоялъ за терпимость въ религіи — всегда подавалъ голосъ за допущеніе католиковъ и жидовъ въ парламентъ, даже въ судъ. Въ обыкновенной жизни я никогда не спрашиваю о религіи человка. Для меня все-равно, если онъ вритъ Магомету или не вритъ вовсе ничему. Но когда человкъ проситъ у меня руки моей дочери…

— Я всегда принадлежалъ къ англиканской церкви, сказалъ Фердинандъ Лопецъ.

— Лопецъ — имя непригодное для церкви протестантской и я не желаю, чтобы моя дочь носила его. Я очень откровененъ съ вами, такъ какъ въ такихъ вещахъ мужчины должны понимать другъ друга. Лично вы мн довольно нравитесь и я былъ радъ видть васъ въ своемъ дом. Вы съ Эверетомъ казались друзьями и я не могъ ничего сказать противъ этого. Но вступить въ бракъ весьма серіозное дло.

— Никто не чувствуетъ этого боле меня, мистеръ Вортонъ.

— Лучше это прекратить.

— Даже если я буду такъ счастливъ, что заслужу ея расположеніе?

— Я не думаю, чтобы она интересовалась вами. Я совсмъ этого не думаю. Вы сказали, что не говорили съ нею, а она не такая двушка, чтобы самой бросаться на шею мужчин. Мн это не нравится и я думаю, что это лучше прекратить. Это слдуетъ прекратить.

— Я желалъ бы, чтобъ вы сказали мн причину.

— Вы не англичанинъ.

— Я англичанинъ. Отецъ мой былъ иностранецъ.

— Это противорчитъ моимъ убжденіямъ. Я полагаю, что могу имть свои убжденія о своей семь, мистеръ Лопецъ. Я вполн убжденъ, что моя дочь не сдлаетъ ничего противъ моего желанія, а это будетъ противъ моего желанія. Если мы будемъ продолжать толковать цлый часъ, я не буду въ состояніи сказать ничего боле.

— Надюсь, что я буду въ состояніи представить вамъ это въ такомъ измненномъ вид, сказалъ Лопецъ, приготовляясь уйти:— что вы перемните ваше мнніе.

— Можетъ быть — можетъ быть, сказалъ Вортонъ:— но я не считаю этого вроятнымъ. Прощайте, серъ. Если я сказалъ что-нибудь нелюбезное, отнесите это къ моему безпокойству какъ отца, а не къ поведенію моему какъ человка.

Дверь затворилась за постителемъ и Вортонъ остался одинъ. Онъ не былъ доволенъ собою. Онъ чувствовалъ, что поступилъ грубо и вмст съ тмъ не совсмъ ршительно. Онъ не объяснилъ этому человку, какъ желалъ бы, что отдать неизвстному португальцу — по всей вроятности, жиду — о которомъ никто ничего не зналъ, дочь Вортоновъ, одной изъ стариннйшихъ фамилій Англіи, было бы такъ чудовищно, что объ этомъ не могло быть и рчи.

Потомъ онъ вспомнилъ, что рано или поздно, а его дочь будетъ имть по-крайней-мр шестьдесятъ тысячъ фунтовъ стерлинговъ — обстоятельство никому неизвстное на свт кром него. Не лучше ли сдлать извстнымъ, что его дочь можетъ имть жениховъ предпочтительне этого смуглаго сына Іуды? Думая объ этомъ, онъ началъ бояться, что нехорошо ведетъ свои дла. Каково будетъ ему, если онъ узнаетъ, что двушка дйствительно влюблена въ этого смуглаго сына Іуды? Онъ никогда не освдомлялся о сердц своей дочери, хотя былъ одинъ человкъ, которому онъ надялся, что сердце его дочери можетъ быть когда-нибудь отдано.

Онъ почти ршился тотчасъ отправиться домой, такъ онъ тревожился. Но мысль провести цлый день на Манчестерскомъ сквер была для него нестерпима и онъ остался въ своей контор до обычнаго часа.

Лопецъ, возвращаясь изъ Линкольн-Инна въ свой клубъ, былъ доволенъ свиданіемъ. Онъ ожидалъ сопротивленія, онъ не думалъ, что вишня легко свалится ему въ ротъ. Но разговоръ не принялъ такого оборота, который могъ нанести ему положительный вредъ.

Глава IV.
Мистрисъ Роби.

Вортонъ, возвращаясь домой, вспомнилъ, что мистрисъ Роби обдаетъ у него въ этотъ вечеръ. Весь день посл ухода Лопеца онъ никакъ не могъ отвлечь свои мысли отъ предложенія, сдланнаго ему. Онъ пробовалъ и романъ, и процессъ чрезвычайно важный, которымъ онъ теперь занимался, но ни то, ни другое не могло развлечь его мыслей. Все утро онъ думалъ, что онъ скажетъ Эмиліи объ этомъ жених — какъ начнетъ разговоръ и какъ выразитъ свое мнніе, если найдетъ, что она хотя сколько-нибудь расположена къ этому человку.

Если она совершенно отвергнетъ его притязаніе, тогда затрудненій не будет. Но если она будетъ колебаться — если, что было конечно возможно, она выкажетъ пристрастіе къ этому человку, тогда завяжется узелъ, который потребуется развязать.

До-сихъ-поръ отношенія отца и дочери были просты и пріятны. Онъ давалъ ей все, о чемъ она просила, а она повиновалась ему во всхъ бездлицахъ, въ которыхъ онъ требовалъ повиновенія. Вопросы дисциплины, если только существовала дисциплина, обыкновенно предоставлялись мистрисъ Роби. Мистрисъ Роби обдала на Манчестерскомъ сквер въ этотъ день и, можетъ быть, ему не худо поговорить съ мистрисъ Роби прежде, чмъ онъ будетъ говорить съ своей дочерью.

У мистрисъ Роби былъ мужъ, но онъ не былъ приглашенъ обдать въ этотъ день. Мистрисъ Роби обдала у Вортоновъ очень часто, а мистеръ Роби очень рдко — не боле одного раза въ годъ по какому-нибудь особенному случаю. Онъ и Вортонъ были женаты на сестрахъ, но были совсмъ разнаго характера и не сдлались друзьями. Мистрисъ Вортонъ была двадцатью годами моложе своего мужа, мистрисъ Роби семью годами моложе своей сестры, а мистеръ Роби двумя годами моложе своей жены. Слдовательно, Вортонъ и Роби принадлежали къ различнымъ періодамъ жизни. Роби въ настоящее время былъ цвтущій сорокалтній юноша.

Состояніе у него было посредственное, наслдованное отъ матери, и онъ старательно его берегъ, но онъ любилъ скачки, читалъ спортсменскія газеты, любилъ охотиться и играть въ бильярдъ, стрлялъ голубей — и выражался не безграмотно — хотя мистеръ Вортонъ не разъ клеветалъ на него въ этомъ отношеніи одному короткому другу. Но Вортонъ его не любилъ и они не были друзьями. Можетъ быть, и мистрисъ Роби любила его не очень горячо. По-крайней-мр, она очень охотно оставляла свой домъ и приходила къ Вортонамъ, и въ такихъ случаяхъ мистеръ Роби всегда охотно обдалъ въ Немврод, клуб, въ которомъ онъ очень любилъ бывать.

Входя въ свой домъ, Вортонъ встртилъ на лстниц своего сына.

— Ты обдаешь дома сегодня, Эверетъ?

— Нтъ, серъ. Не думаю. Кажется, я почти общалъ обдать съ однимъ пріятелемъ въ клуб.

— Не думаешь ли ты, что въ конц года теб было бы легче сводить концы съ концами, если бы ты чаще обдалъ здсь, гд ты не платишь ничего, и рже въ клуб, гд ты платишь за все?

— Но то, что я сберегу, вы потеряете, серъ. Вотъ какимъ образомъ я смотрю на это.

— Я совтую теб смотрть на это другимъ образомъ и предоставить мн самому заботиться о себ. Поди сюда, мн надо говорить съ тобою.

Эверетъ пошелъ за отцомъ въ темную заднюю комнатку, наполненную книгами на полкахъ и вообще называемую кабинетомъ, но мрачную и неудобную, потому что въ ней рдко бывали.

— У меня сегодня былъ въ контор твой пріятель Лопецъ. Мн не нравится твой пріятель Лопецъ.

— Очень жалю объ этомъ, серъ.

— Это такой человкъ, что мн слдуетъ имть большія доказательства, чтобы поврить тому, чмъ онъ кажется. Онъ, должно быть, талантливъ.

— Мн кажется, онъ боле чмъ талантливъ.

— Должно быть — и хорошо образованъ въ нкоторыхъ отношеніяхъ.

— Я считаю его превосходнымъ лингвистомъ, серъ.

— Должно быть. Я помню слугу въ одной гостиниц въ Голборн, который уметъ говорить на семи языкахъ. Это искуство очень полезно для курьера.

— Неужели вы хотите сказать, серъ, что презираете иностранные языки?

— Я ничего подобнаго не говорилъ. Но, по моему мннію, они не могутъ замнить принципы, профессію, происхожденіе, родину. Вы, вроятно, говорили между собою о твоей сестр?

— Конечно.

— Молодой человкъ долженъ осторожно говорить съ постороннимъ о своей сестр. Имя сестры должно быть слишкомъ священно для клубнаго разговора

— Клубнаго? Боже милостивый, серъ! неужели вы думаете, что я говорилъ объ Эмиліи такимъ образомъ? Въ Лондон нтъ человка, который уважалъ бы свою сестру боле, чмъ я. Этотъ человкъ не легкомысленно, а совершенно серіозно сказалъ мн, что онъ привязанъ къ Эмиліи, и я, считая его джентльменомъ и съ состояніемъ, посовтовалъ ему обратиться къ вамъ. Можетъ ли это быть нехорошо?

— Не знаю, какое у него состояніе, и спрашивать не намренъ. Но я сомнваюсь, чтобы онъ былъ джентльменъ. Онъ не англичанинъ. Кто былъ его отецъ?

— Не имю ни малйшаго понятія.

— А мать?

— Онъ никогда не упоминалъ мн о ней.

— Его родные, его прошлая жизнь? Онъ свалился съ луны. Все это для насъ ровно ничего не значитъ въ простомъ знакомомъ. Между мужчинами, мн кажется, подобное невдніе должно исключать ршительную короткость — но это дло вкуса. Но для брака это должно служить препятствіемъ. Онъ, кажется, твой другъ. Теб лучше растолковать ему, что объ этомъ не можетъ быть и рчи. Я сказалъ ему это, а ты долженъ повторить.

Говоря такимъ образомъ, Вортонъ пошелъ одваться, а Эверетъ, выслушавъ приказанія отца, отправился въ клубъ.

Когда Вортонъ дошелъ до гостиной, онъ нашелъ мистрисъ Роби одну и тотчасъ ршился поговорить съ нею, прежде чмъ станетъ говорить съ дочерью.

— Геррьета, сказалъ онъ вдругъ:— вы знаете нкоего мистера Лопеца?

— Мистера Лопеца? О! да, я знаю его.

— Онъ короткій другъ вашъ?

— Какъ вс друзья въ Лондон. Онъ бываетъ у насъ и, кажется, охотится съ Дикомъ.

Дикъ былъ мистеръ Роби.

— Это рекомендація.

— Ну, мистеръ Вортонъ, я право не знаю, что вы хотите этимъ сказать, замтила мистрисъ Роби, улыбаясь:— не думаю, чтобы мой мужъ сдлалъ какой-нибудь вредъ мистеру Лопецу, и я уврена, что мистеръ Лопецъ не сдлаетъ никакого вреда моему мужу.

— Это конечно. Но не въ этомъ вопросъ. Роби суметъ поберечь себя.

— Именно.

— Суметъ конечно и мистеръ Лопецъ.

Въ эту минуту Эмилія вошла въ комнату.

— Милая моя, сказалъ ей отецъ:— я говорю съ твоею теткой. Согласна ты пойти внизъ и подождать насъ? Скажи тамъ, что мы придемъ обдать чрезъ десять минутъ.

Эмилія вышла изъ комнаты, а мистрисъ Роби приняла серіозный видъ.

— Человкъ, о которомъ мы говоримъ, былъ у меня и сдлалъ предложеніе Эмиліи.

Говоря это, онъ съ безпокойствомъ посмотрлъ въ лицо своей свояченицы, для того, чтобы по этому судить, на сколько она благопріятствовала этому браку — и ему показалось, будто она не противъ этого.

— Вы знаете, что объ этомъ не можетъ быть и рчи, продолжалъ онъ.

— Я не знаю, почему объ этомъ не можетъ быть и рчи. Но, разумется, ваше мнніе должно имть большой всъ въ глазахъ Эмиліи.

— Большой всъ! Ну — надюсь. А если нтъ, то я не знаю, чье же мнніе можетъ имть всъ. Во-первыхъ, этотъ человкъ иностранецъ.

— О, нтъ! Онъ англичанинъ. Но будь онъ и иностранецъ, многія англичанки выходятъ за иностранцевъ.

— Моя дочь не выйдетъ — по-крайней-мр съ моего позволенія. Надюсь, что вы не подали ему надежды.

— Я совсмъ не вмшивалась, сказала мистрисъ Роби.

Но это была ложь. Мистрисъ Роби вмшивалась. Мистрисъ Роби, разсуждая о достоинствахъ и характер поклонника съ молодою двицей, всегда помогала поклоннику — и удостоила принять отъ поклонника нсколько подарковъ, которые она не приняла бы, если бы не одобряла его намреній.

— А теперь скажите мн о ней. Часто видла она его?

— Онъ обдалъ здсь, въ вашемъ дом, мистеръ Вортонъ, очень часто. Я думала, что вы подаете ему надежду.

— Господи Боже мой!

— Разумется, она видала его. Когда человкъ обдаетъ въ дом, онъ обязанъ посщать. Разумется, онъ посщалъ — не знаю, какъ часто. Она видала его и за угломъ.

‘3а угломъ’ на Манчестерскомъ сквер означало домъ мистрисъ Роби въ Беркелейской улиц.

— Въ прошлое воскресенье они были вмст въ Зоологическомъ Саду. Дикъ досталъ имъ билеты. Я думала, что все это вамъ извстно.

— Вы хотите сказать, что моя дочь была въ Зоологическомъ Саду одна съ этимъ человкомъ? съ испугомъ спросилъ отецъ.

— Дикъ былъ съ ними. И я похала бы, да у меня болла голова. Вы не знали, что она похала?

— Да, я слышалъ о Зоологическомъ Сад, но ничего не слышалъ объ этомъ человк.

— Я думала, мистеръ Вортонъ, что вы благопріятствуете ему.

— Я вовсе ему не благопріятствую. Онъ особенно непріятенъ мн. Почему я знаю, можетъ быть, онъ продавалъ карандаши на улиц какъ всякій другой жиденокъ?

— Онъ бываетъ въ церкви, точно такъ, какъ вы — то-есть такъ же часто, какъ вы, мистеръ Вортонъ.

Мистеръ Вортонъ считалъ себя очень набожнымъ членомъ англиканской церкви, но въ церкви не любилъ бывать.

— Вы хотите сказать, спросилъ онъ, сжавъ руки и очень серіозно смотря на свою свояченицу:— что онъ нравится ей?

— Да, я думаю, что онъ нравится ей.

— Неужели вы хотите сказать… что она влюблена въ него?

— Она никогда мн этого не говорила. Молодыя двушки стыдятся говорить о своихъ чувствахъ прежде чмъ наступитъ надлежащая пора. Мн кажется, что она предпочитаетъ его всмъ, и если бы онъ сдлалъ предложеніе ей самой, она позволила бы ему обратиться къ вамъ.

— Онъ никогда боле не будетъ въ этомъ дом, запальчиво сказалъ Вортонъ.

— Вы должны устроить это съ нею. Если вы такъ сильно возстановлены противъ него, то я удивляюсь, зачмъ вы позволили ему здсь бывать.

— Какъ я могъ знать? Господи помилуй! только потому, что человку позволили здсь обдать раза два! Это ни на что не похоже!

— Папа, придете вы съ тетушкою обдать? сказала Эмилія, тихо отворяя дверь.

Они пошли обдать и за обдомъ ничего не было говорено о Лопец. Но имъ было не очень весело и Эмилія почувствовала, что о ея длахъ говорили довольно непріятнымъ образомъ.

Глава V.
Никто о немъ ничего не знаетъ.

Ни за обдомъ въ этотъ день на Манчестерскомъ сквер, ни посл обда, пока оставалась мистрисъ Роби, ни слова не было сказано о Лопец Вортономъ. Онъ оставался доле обыкновеннаго въ столовой съ бутылкою портвейна, и когда пришелъ наверхъ, то слъ и заснулъ, почти не сказавъ ни слова. Онъ не просилъ Эмилію пть и она сама не предлагала.

Но какъ только мистрисъ Роби ушла — а мистрисъ Роби ушла домой нсколько ране обыкновеннаго — тогда мистеръ Вортонъ тотчасъ проснулся и позвалъ свою дочь.

Мистрисъ Роби однако сказала нсколько словъ племянниц, приготовивъ ее къ тому, что ее ожидало.

— Лопецъ былъ у твоего отца, сказала мистрисъ Роби голосомъ не совсмъ веселымъ для такого случая.

Потомъ она помолчала, но племянница не сказала ничего, и она продолжала:

— Да — и твой отецъ бранилъ меня — точно будто я въ этомъ виновата! Если онъ не намренъ, чтобы ты выбирала сама, зачмъ онъ строже не присматриваетъ за тобою?

— Я еще никого не выбрала, тетя Геррьета.

— Ну — сказать по правд, я думала, что ты выбрала, и я ничего не могу сказать противъ твоего выбора. Мн кажется, что мистеръ Лопецъ не хуже самыхъ лучшихъ молодыхъ людей. Я не знаю, почему теб не выйти за него. Разумется, ты будешь богата, но я думаю, что и онъ пріобртаетъ большія деньги. А мистеромъ Флечеромъ вдь ты ни капельки не интересуешься?

— Такимъ образомъ, конечно.

— Безъ сомннія, твой отецъ станетъ объясняться съ тобою насчетъ этого теперь, приготовься же, что сказать ему. Если теб дйствительно нравится этотъ человкъ, я не вижу, почему не сказать теб этого и стоять на своемъ. Онъ сдлалъ формальное предложеніе, а въ ныншнее время двушки не могутъ быть рабами своихъ отцовъ.

Эмилія ничего боле не сказала тетк. Но узнавъ, что отецъ будетъ объясняться съ нею объ этомъ теперь, предалась размышленіямъ. Можетъ быть, вся ея будущая жизнь зависитъ отъ этого объясненія съ отцомъ.

Я не желаю, чтобы читатель почувствовалъ предубжденіе противъ мисъ Вортонъ вслдствіе того чувства, которое, можетъ быть, внушаетъ тетка. Мистрисъ Роби нравились маленькія интриги, она любила устраивать любовныя дла, любила, чтобы ее находили полезною въ подобныхъ длахъ, и была не прочь получать подарки. Она вышла за человка пошлаго и хотя не сдлалась похожею на него, а все таки опошлилась. Она была не совсмъ приличною собесдницей для дочери Вортона — чего отецъ не далъ себ труда разобрать. Тетка, жившая по близости, была для него очень удобною помощницей во всхъ его затрудненіяхъ. Но Эмилія Вортонъ вовсе не походила на свою тетку, не походила на нее и покойная мистрисъ Вортонъ. Нтъ сомннія, что тсныя отношенія были опасны. Вредъ, можетъ быть, уже быль нанесенъ. Можетъ быть, едва замтная грязь уже испортила чистую близну природнаго характера двушки. Но если такъ, пятно еще не было примтно для обыкновенныхъ глазъ.

Эмилія Вортонъ была высокая, блокурая двушка съ срыми глазами, немного выше обыкновеннаго женскаго роста. Черты ея были правильны и красивы, формы совершенны, но она побждала своимъ обращеніемъ и голосомъ скоре, чмъ красотой, и ясностью ума, соединенной съ той женственной нжностью, которая часто основывается на самоотреченіи. Т, которые знали ее хорошо и привязались къ ней. одаряли ее всми добродтелями и прелестью, которую посторонніе не находили на ея лиц. Но такъ какъ мы не освщаемъ нашихъ домовъ по всмъ угламъ для всякаго постителя, такъ и она не вкладывала въ свои глаза блестящихъ искръ иначе, какъ для какихъ-нибудь особенныхъ случаевъ. Для тхъ, которымъ дозволялось любить ее, не было женщины боле достойной любви. Въ ней до того были врожденны умнье цнить свое положеніе какъ женщины и принципъ самоотверженія какъ человческаго существа, что никакая мистрисъ Роби не могла не только уничтожить этого, но даже запятнать.

Подобно другимъ двушкамъ, и ей внушили, что ея предопредленіе — выйти замужъ, и подобно другимъ двушкамъ она много думала о сюей судьб. Молодой человкъ сбыкновенно считаетъ своею судьбой или успхъ, или неудачу въ свт, и думаетъ объ этомъ. Для него бракъ есть случайность, о которой онъ и не думаетъ, пока она не наступитъ.

Молодой человкъ можетъ сдлаться лордомъ-канцлеромъ, или по-крайней-мр спокойно зарабатывать насущный хлбъ судьею въ провинціи, но двушка почти не можетъ думать ни о чемъ другомъ, какъ только о возможности имть мужемъ хорошаго человка — или, если она это цнитъ — человка богатаго. Эмилія Вортонъ безъ сомннія думала объ этомъ и искренно врила, что нашла хорошаго человка въ Фердинанд Лопец.

Этотъ человкъ, конечно, былъ одаренъ необыкновенной способностью возбуждать это мнніе, когда онъ отправлялся въ контору Вортона, онъ не имлъ намренія внушать адвокату ошибочной идеи о своемъ происхожденіи, но ршилъ, что такъ поставитъ вопросъ о своемъ положеніи, чтобы въ душ старика утвердилось убжденіе, что относительно денегъ и дохода онъ не иметъ причины бояться разспросовъ. Ни слова не было сказано о его деньгахъ и доход, и Вортонъ почувствовалъ себя обязаннымъ удержаться отъ намека на эти вещи отъ убжденія, что не можетъ въ этомъ отношеніи сдлать основательнаго возраженія. Въ этомъ отношеніи Лопецъ добился чего хотлъ отъ Вортона.

Онъ убдилъ мистрисъ Роби, что главная привлекательность для него въ этой двушк состоитъ въ томъ, что она ея племянница. Онъ уврилъ Эмилію, что единственная страсть его жизни — его любовь къ ней, и это онъ сдлалъ не объясняясь съ нею въ любви. Онъ даже побезпокоился плнить Дика и слушалъ и самъ вычитывалъ наизустъ цлыя страницы изъ охотничьяго журнала. Надо признаться, что онъ любилъ эту двушку, какъ только былъ способенъ любить кого-нибудь, но прежде чмъ позволилъ себ полюбить ее, узналъ подробно о деньгахъ Вортона.

Какъ только мистрисъ Роби собрала свое вязанье и объявила, какъ всегда, что пойдетъ одна безъ провожатаго, Вортонъ началъ:

— Эмилія, душа моя, поди сюда.

Она подошла, сла на скамеечку у его ногъ и подняла глаза на его лицо.

— Знаешь ли ты, о чемъ я стану говорить съ тобою, моя милочка?

— Да, папа, кажется, знаю. Это о… мистер Лопец.

— Теб, должно быть, сказала твоя тетка. Да, это о мистер Лопец — человк, котораго я видлъ очень мало, а знаю еще меньше. Онъ приходилъ ко мн сегодня и просилъ моего позволенія… объясниться съ тобою.

Она сидла совершенно спокойно, все смотря на отца, но не говорила ни слова.

— Разумется, я не далъ ему позволенія.

— Почему же разумется, папа?

— Потому что онъ человкъ для насъ чужой и иностранецъ. Неужели ты желала бы, чтобъ я позволилъ ему обратиться къ теб?

— Да, папа.

Онъ сидлъ на диван и отшатнулся отъ дочери, когда она сдлала это откровенное признаніе.

— Я разсудила бы сама. Мн кажется, этого желала бы всякая двушка.

— Но разв ты приняла бы его предложеніе?

— Мн кажется, я прежде посовтовалась бы съ вами. Но я желала бы принять его предложеніе. Папа, я люблю его. Я еще никому этого не говорила. Я и вамъ не сказала бы этого теперь, если бы онъ… не говорилъ съ вами такимъ образомъ.

— Эмилія, этого не должно быть.

— Почему, папа? Если вы такъ говорите, то и не будетъ. Я исполню ваше приказаніе.

Онъ протянулъ руку и погладилъ дочь по волосамъ.

— Но мн кажется, вамъ слдуетъ сказать мн, почему это не должно быть — такъ какъ я люблю его.

— Онъ иностранецъ.

— Точно ли? Но почему же иностранецъ хуже англичанина? У него имя иностранное, но онъ говоритъ по-англійски и живетъ какъ англичанинъ.

— У него нтъ ни родныхъ, ни семьи. Онъ то, что мы называемъ авантюристомъ. Бракъ, душа моя, дло очень серіозное.

— Да, папа, я знаю это. Потребна большая осторожность. Какъ могу я отдать тебя человку, о которомъ не знаю ничего — авантюристу? Что скажутъ въ Гердфоршир?

— Я не знаю, зачмъ имъ говорить что-нибудь, но если и скажутъ, то мн ршительно все-равно.

— А мн нтъ, душа моя. Человкъ обязанъ думать о своихъ родныхъ. Что если посл вдругъ окажется, что онъ… безпутный?

— Вы можете сказать это обо всякомъ, папа.

— Но когда у человка есть родные, отецъ, мать, дяди и тетки, люди извстные всмъ, тогда есть нкоторое обезпеченіе. Слыхала ты когда, чтобы этотъ человкъ говорилъ о своемъ отц?

— Не помню.

— Или о его матери — или о его родныхъ? Не находишь ли ты, что это подозрительно?

— Я спрошу его, папа, если вы желаете.

— Нтъ, я не желаю, чтобы ты спрашивала его о чемъ-нибудь. Я не желаю, чтобы для этого теб представился случай. Если бы между вами была короткость, такія свднія явились бы естественно — само собою. Ты не давала ему общанія?

— О, нтъ, папа!

— Не говорила съ нимъ… о твоемъ вниманіи къ нему?

— Никогда — ни одного слова. И онъ не говорилъ со мною — кром такихъ словъ, которыя можно понять, даже если они не выражаютъ ничего.

— Я желалъ бы, чтобъ онъ никогда не видалъ тебя.

— Разв онъ дурной человкъ, папа?

— Кто знаетъ! Я не могу сказать. Можетъ быть, онъ очень дурной. Почему знать, дуренъ или хорошъ человкъ, когда ничего о немъ не знаешь?

При этихъ словахъ отецъ всталъ и началъ ходить по комнат.

— Дло въ томъ, что не надо видться съ нимъ.

— Вы сказали ему это?

— Да, не знаю, это ли именно я сказалъ, но говорилъ, что все должно быть кончено. И дйствительно должно. Къ счастію, ничего не было сказано съ той и другой стороны.

— Но, папа… разв не будетъ объяснено причины?

— Разв я причины не объяснилъ? Я не хочу, чтобы моя дочь поощряла авантюриста — человка, о которомъ никто не знаетъ ничего. Это причина достаточная.

— У него есть занятіе и онъ живетъ какъ джентльменъ. Онъ другъ Эверета. Онъ хорошо образованъ — о! гораздо лучше многихъ, съ которыми случается встрчаться. И онъ уменъ. Папа, я желала бы, чтобъ вы узнали его короче.

— Я не желаю узнать его короче.

— Не предубжденіе ли это, папа?

— Милая Эмилія, сказалъ Вортонъ, стараясь разсердиться, чтобы выказать твердость:— мн кажется, теб не совсмъ прилично длать твоему отцу такой вопросъ. Теб слдовало бы знать, что главная цль моей жизни — длать все лучшее для моихъ дтей.

— Я уврена въ этомъ.

— И ты должна чувствовать, что такъ какъ я имю продолжительную опытность, то на мое сужденіе о молодомъ человк положиться можно.

Съ этимъ мисъ Вортонъ согласиться не могла. Она уже выказала готовность покориться сужденію своего отца и вовсе не желала возмущаться противъ родительской власти. Но она чувствовала, что въ вопрос такомъ важномъ для нея она имла право защитить свое дло до произнесенія приговора, и убждалась во время этого разговора, что ея любовь къ этому человку настолько сильна, что даетъ ей право уврить отца, что ея счастіе зависитъ отъ измненія приговора, уже произнесеннаго.

— Вы знаете, папа, что я врю вамъ, сказала она.— И я общала вамъ, что не ослушаюсь васъ. Если вы скажете мн, что я не должна боле видться съ мистеромъ Лопецомъ, я съ нимъ не увижусь.

— Ты добрая двушка. Ты всегда была доброю двушкой.

— Но мн кажется, вамъ слдуетъ выслушать меня.

Онъ остановился, засунувъ руки въ карманы панталонъ, и смотрлъ на нее. Онъ не желалъ слышать ни одного слова, но чувствовалъ, что будетъ тиранъ, если откажетъ.

— Если вы мн скажете, что я не должна видть его, я не буду. Но я сдлаюсь очень несчастна. Я люблю его и никого другого не буду любить такимъ образомъ.

— Это вздоръ, Эмилія, а Артура Флечера?

— Я уврена, что вы не станете заставлять меня выходить за человка, котораго я не люблю, а Артура Флечера я никогда любить не буду. Если должно быть такъ, какъ вы говорите, я буду очень, очень несчастна. Пора вамъ узнать правду. Если это только оттого, что у мистера Лопеца иностранное имя….

— Не только отъ этого, о немъ никто не знаетъ ничего, не знаетъ даже, гд узнать.

— Мн кажется, вамъ слдовало бы узнать, папа, и удостовриться прежде, чмъ произносить подобный приговоръ противъ меня. Это будетъ для меня страшнымъ ударомъ.

Онъ посмотрлъ на нее и увидалъ, что на ея физіономіи выражается твердое намреніе, признаковъ котораго онъ прежде не примчалъ.

— Вы предъявляете права на мое повиновеніе и я признаю ихъ. Вы наврно поврите мн, когда я общаю вамъ не видться съ нимъ безъ вашего позволенія.

— Я теб врю. Разумется, я теб врю.

— Но если я длаю это для васъ, папа, мн кажется, вы должны удостовриться, чтобы я не даромъ переносила такое несчастіе. Вы подумаете объ этомъ, папа, не правда ли, прежде чмъ ршите?

Она прислонилась къ нему съ этими словами, а онъ поцловалъ ее.

— Теперь позвольте пожелать вамъ спокойной ночи, папа. Вы подумаете объ этомъ?

— Подумаю, подумаю. Разумется, подумаю.

Онъ началъ думать объ этомъ немедленно — прежде чмъ дверь затворилась за нею. Но о чемъ же было думать? Ничто изъ всего сказаннаго ею нисколько не измнило его мннія объ этомъ человк. Онъ былъ убжденъ не мене прежняго, что если бы не было чего скрывать, то и скрытности бы не было. Но имъ начинало овладвать сознаніе, что ему будетъ трудно устоять противъ просьбъ дочери. Онъ зналъ, что иметъ возможность совсмъ положить конецъ этому длу. Ему стоило только сказать ршительно разъ навсегда, что этого не должно быть, и этого не будетъ. Если онъ можетъ ожесточить свое сердце противъ горя дочери, хоть бы такъ сказать годъ, то побда будетъ одержана. Но онъ уже началъ бояться, что у него недостанетъ силъ ожесточить сердце противъ дочери.

Глава VI.
Нашъ старый пріятель отправляется въ Виндзоръ.

Чмъ же теперь сдлаютъ тебя?

Этотъ вопросъ сдлала своему мужу одна дама, съ которою можетъ быть читатели этого разсказа уже прежде познакомились. Эта дама была герцогиня Омніумъ, а ея мужъ разумется герцогъ. Для того, чтобы объяснить вопросъ герцогини, надо сказать, что именно въ это время политическія дла Англіи запутались въ такой отчаянный узелъ, что даже мудрость и опытность семидесятилтнихъ старцевъ не видла возможности распутать его. Главы партій стали втупикъ. Въ Нижней Палат не было большинства ни на чьей сторон. Мысли членовъ такъ разбрелись, что по самымъ врнымъ разсчетамъ могло быть только десять лишнихъ голосовъ противъ всякаго возможнаго кабинета. Наврно будетъ большинство противъ каждаго изъ испытанныхъ, но въ эту минуту не очень надежныхъ первыхъ министровъ, Грешэма и Добени. Были люди, номинально принадлежавшіе къ той или другой партіи, которые наврно чрезъ недлю посл составленія кабинета въ Парламент станутъ возставать противъ кабинета, который имъ слдовало бы поддерживать. Добени {Дизраэли.} былъ первымъ министромъ, хотя два раза выходилъ въ отставку. За Грешэмомъ {Гладстонъ.} два раза посылали въ Виндзоръ, первый разъ онъ взялся, а другой разъ отказался составить министерство. Добени придумалъ два-три плана и ничего придумать не могъ. Онъ еще, конечно, имлъ власть — могъ назначать епископовъ, перовъ и раздавать ордена. Но онъ не могъ издать законъ и, конечно, продолжалъ занимать свое неудобное положеніе не по собственной вол. Но первый министръ не можетъ оставить свое мсто, если не найдетъ преемника, и хотя преемникъ найдется и согласится сдлать попытку, несчастному прежнему министру не дозволяется освободиться, когда эта попытка окажется неудачной. Онъ не отдалъ еще ключей отъ ящиковъ и никто не возьметъ ихъ отъ него. Даже государь можетъ отречься отъ престола, но первый министръ конституціоннаго государства связанъ. Слдовательно, читатель можетъ понять, что герцогиня спрашивала своего мужа, какое мсто между политическими правителями страны предлагалъ ему послдній искатель мста перваго министра въ кабинет.

Но читатель долженъ понять боле и, можетъ быть, пойметъ, если читалъ наши прежніе разсказы. Герцогъ, прежде чмъ сдлался герцогомъ, занималъ очень высокое мсто, былъ канцлеромъ казначейства. Когда его перевели насильно въ палату лордовъ, онъ занялъ — какъ это случается иногда — низшее политическое мсто. Это не понравилось герцогин, которая была честолюбива и за себя, и за своего супруга, и думала что герцогъ Омніумъ не будетъ значить ничего въ министерств, если по-крайней-мр не будетъ близокъ къ вершин.

Но посл этого, съ простой и единственной цлью сдлать для націи одно особенное дло — которое, какъ ему казалось, никто сдлать не могъ — его свтлость по собственному желанію, по собственной просьб занялъ мсто еще ниже къ большому неудовольствію герцогини. А ея свтлость не привыкла скрывать такія горести въ глубин своего сердца. Когда она чувствовала себя обиженной, она высказывала это или мужу, или другому, прибгая скоре къ преніямъ, чмъ къ доводамъ, для поддержанія своихъ доказательствъ и для оправданія образа своихъ дйствій. Много острыхъ стрлъ пускала она въ своего мужа по поводу его добровольнаго униженія. Стрлы кололи его, но ни на одно мгновеніе не могли поколебать. И хотя кололи, но даже и не сердили. У нея въ характер было говорить такія вещи — и онъ зналъ, что он происходятъ отъ ея необузданнаго духа, а не отъ злости. Она была кром того его жена, а онъ думалъ, что мужъ обязанъ переносить безъ конца такія маленькія обиды. Иногда онъ старался объяснить ей, какія причины руководятъ имъ, но боялся, что он будутъ непонятны ей. Но онъ не понималъ всей силы ея разума. Она понимала его трудъ и но какимъ причинамъ онъ занятъ имъ, и по своему исполняла то, что считала своей обязанностью для того, чтобы возбудить въ его душ желаніе къ высшимъ занятіямъ.

‘Конечно’, говорила она себ: ‘если человкъ его званія сдлается министромъ, онъ будетъ министромъ великимъ, по-крайней-мр, на сколько ему позволятъ обстоятельства. Человкъ не можетъ спасать свое отечество, унижая себя.’

Съ этимъ онъ вроятно согласился бы, но его понятія объ униженіи не согласовались съ понятіями ея.

Поэтому, когда она спросила, чмъ сдлаютъ его, это походило на то, какъ если бы какая-нибудь насмшливая экономка въ знатномъ дом спросила дворецкаго — дворецкаго согласнаго на уступки въ подобныхъ вещахъ — чистить сапоги или носить уголья назначилъ ему баринъ. Посл того, какъ затянулись узлы и поздки въ Виндзоръ сдлались часты, ея свтлость длала много подобныхъ вопросовъ и получала весьма равнодушные отвты. Герцогъ иногда говорилъ, что дло еще не на столько подвинулось, чтобы онъ могъ дать отвтъ.

— Разумется, сказала герцогиня:— ты долженъ сохранять тайну. Издатели вечернихъ газетъ узнали это только часъ тому назадъ.

Въ другое время онъ сказалъ ей, что взялся оказать Грешэму помощь въ такомъ отношеніи, какъ отъ него потребуютъ.

— Ты будешь вроятно товарищемъ министра, какъ лордъ Фаунъ, отвчала герцогиня.

Потомъ онъ сказалъ ей, что попытаются составить смшанное министерство, но что онъ совсмъ не знаетъ, кому будетъ это поручено.

— Теб послднему скажутъ объ этомъ, возразила герцогиня.

Теперь же она знала, что онъ пріхалъ прямо отъ Грешэма, и сдлала и просъ въ своемъ обычномъ дух:

— Чмъ же теперь сдлаютъ тебя?

Но онъ отвтилъ на этотъ вопросъ не по обыкновенію. Онъ обыкновенно кротко улыбался на ея шутки и говорилъ нсколько словъ, показывавшихъ, что его не трогаютъ ея насмшки. Но теперь онъ былъ очень серіозенъ и стоялъ передъ нею, не давая отвта и смотря на нее грустно и почти торжественно.

— Теб сказали, что могутъ обойтись безъ тебя, сказала она почти съ гнвомъ.— Я знала это. Люди всегда цнятся другими, какъ сами цнятъ себя.

— Желалъ бы я этого, отвтилъ онъ.— Я заснулъ бы спокойне сегодня.

— Что это, Плантадженетъ? воскликнула она, вскочивъ съ своего стула.

— До-сихъ-поръ я никогда не обращалъ вниманія на твои насмшки, Кора, но теперь чувствую, что мн нужно твое сочувствіе.

— Если ты собираешься заняться чмъ-нибудь — если ты дйствительно будешь заниматься дломъ, ты мое сочувствіе получишь. О, ты получишь его вполн!

— Я получилъ приказаніе ея величества тотчасъ отправляться въ Виндзоръ. Я долженъ отправиться чрезъ полчаса.

— Ты будешь первымъ министромъ! воскликнула она.

Говоря это, она подняла руки кверху, а потомъ бросилась въ объятія мужа. Никогда съ самаго начала ихъ брака не обнаруживала она такъ своей любви и восторга.

— О, Плантадженетъ! сказала она:— если только я могу сдлать что-нибудь, я готова трудиться для тебя какъ раба.

Обнявъ рукою ея станъ, онъ уже чувствовалъ пріятную перемну ея отношеній къ нему. Она еще никогда не выражала ему своего обожанія, и поэтому ея обожаніе наполняло его тмъ восторгомъ, который обыкновенно чувствуетъ новобрачный герой.

— Постой на минуту, Кора. Я не знаю еще, что изъ этого выйдетъ. Но это я знаю, что если, не выказывая малодушія, я могу уклониться отъ этого, я уклонюсь.

— О, нтъ! Это было бы малодушіемъ, непремнно малодушіемъ, сказала герцогиня, не очень заботясь о томъ, какія узы свяжутъ ея мужа съ его задачей, только бы онъ считалъ себя связаннымъ.

— Онъ сказалъ мн, что считаетъ моей обязанностью сдлать эту попытку.

— Кто онъ?

— Мистеръ Грешэмъ. Я не нахожу, что его слова обязывали бы меня къ чему-нибудь, но герцогъ также это сказалъ.

Этотъ герцогъ былъ старый другъ нашего герцога, герцогъ Сент-Бёнгей.

— Онъ тамъ былъ? Еще кто былъ?

— Никто. Тутъ нечмъ восхищаться, Кора, потому что вроятность клонится къ тому, что я потерплю неудачу. Герцогъ общалъ помочь мн съ условіемъ, чтобы въ министерство были включены человка два и исключены также два, названные имъ. Въ томъ и другомъ случа я самъ сдлалъ бы предлагаемое имъ.

— А мистеръ Грешэмъ?

— Онъ выйдетъ въ отставку. Это разумется само собою. Онъ хочетъ поддержать насъ, но все это покрыто мракомъ, который, какъ мн кажется, всегда темне закрываетъ будущность политическую, чмъ всякую другую. Тучи поднимаются, никто не знаетъ, почему или откуда, и распространяютъ мракъ, когда ожидаешь свта. Но пока, ты должна это понять, еще ничего не ршено. Я не могу даже сказать, какой отвтъ я могу дать ея величеству, пока не узнаю, какія приказанія ея величество отдастъ мн.

— Ты долженъ ухватиться за это, Плантадженетъ, сказала герцогиня, сжавъ кулакъ.

— Я даже и пальцемъ не пошевелю въ видахъ моего личнаго честолюбія, сказалъ герцогъ.— Если бы съ меня могла быть снята ноша сію минуту, тогда моему сердцу было бы тяжело. Я тотчасъ вспомнилъ, сказалъ онъ — и говоря это, онъ обвилъ рукою ея станъ — когда мн помшали вступить въ министерство домашнія обстоятельства.

— И я это помню, сказала она очень кротко, поднявъ на него глаза.

— Для меня тогда это было прискорбно, хотя вышло такъ хорошо, потому что должность, тогда предлагаемую мн, я могъ бы выполнить съ честью. Тогда я въ этомъ былъ убжденъ, соображая то занятіе, которое давали мн. Но относительно этой попытки я въ себ не увренъ. Я сомнваюсь, есть ли у меня дарованіе, чтобы управлять людьми.

— Это придетъ современемъ.

— Можетъ быть, я долженъ попытаться, можетъ быть, я долженъ буду разбить мое сердце, потому что потерплю неудачу. Но я сдлаю эту попытку, если мн предпишутъ сдлать это, такимъ образомъ, который покажется мн удобнымъ. Теперь я долженъ уйти. Герцогъ будетъ у насъ вечеромъ. Пусть обдъ будетъ для меня готовъ, я не знаю, когда найду время пообдать.

Онъ ушелъ прежде чмъ она успла сказать слово.

Когда герцогиня осталась одна, она принялась думать обо всемъ такимъ образомъ, который показался бы очень необыкновеннымъ въ ней тмъ, которые знали ее хорошо. Она уже обладала всмъ, что званіе и богатство могли дать ей, и вмст съ этими хорошими вещами сама составила себ свое особенное положеніе, которымъ она гордилась и которое составила себ не посредствомъ званія и богатства, но безстрашною энергіей и способностью къ насмшливости, никогда ее не оставлявшей.

Ее многіе боялись, а она не боялась никого, многіе также любили ее — и она любила ихъ, потому что у нея характеръ былъ любящій. Она была счастлива въ своихъ дтяхъ, въ своихъ друзьяхъ, пользовалась прекраснымъ здоровьемъ и имла способность преувеличенно интересоваться всмъ, что подвертывалось подъ руку.

Можно бы пожалуй сказать, что политика была ей вовсе не нужна и что, какъ герцогиня Омніумъ, прежде извстная какъ леди Гленкора Паллизеръ, она имла боле обширное и пріятное вліяніе, чмъ то, которымъ могла пользоваться жена перваго министра. Она принадлежала къ числу тхъ женщинъ, которыя не будутъ довольны тмъ, что сдлаются извстны только какъ жены своихъ мужей. Она имла свою собственную извстность, совершенно, независимую отъ положенія ея мужа и которая не могла быть увеличена никакимъ блескомъ, никакимъ могуществомъ, прибавленнымъ къ нему.

Все-таки, когда онъ оставилъ ее и отправился къ королев съ надеждой сдлаться главой составляющагося министерства, ея сердце забилось отъ волненія. Настало наконецъ! и онъ, по ея мннію, сдлается политическимъ предводителемъ въ самомъ великомъ государств въ свт. Но она имла о немъ такое же мнніе, какъ леди Макбетъ о своемъ супруг. Она знала, что онъ совстливъ, неспособенъ преклоняться, когда этимъ можно выиграть что-нибудь, не любитъ повелвать, когда людей можно привести къ повиновенію только повелительностью. Пріобртать поддержку улыбками, когда внутри болитъ сердце, мужъ ея никогда не будетъ въ состояніи. Его никогда нельзя будетъ уговорить купить врага политическими дарами — онъ никогда не согласится заставить молчать самаго отъявленнаго своего врага, сдлавъ его своею правою рукой.

Но другой урокъ былъ легче, и она думала, что ему можно научиться. Власть такъ пріятна, что люди быстро научаются желанію наслаждаться ею и льстить себя мыслью, что патріотизмъ требуетъ повелительности. Она день и ночь будетъ стараться растолковать ему, что его обязанность къ родин требуетъ отъ него, чтобы онъ управлялъ ею. А потомъ, имя нкоторое понятіе о длахъ — а также многаго не понимая — она разсуждала, что онъ иметъ въ своемъ распоряженіи средства добиться популярности и власти, которыми не пользовался его предшественникъ и которыми, можетъ быть, до такой степени не обладалъ ни одинъ министръ въ Англіи. Богатство герцога Омніума было велико, но герцогиня была еще богаче мужа. Какимъ-то образомъ — она не знала какъ — ея состояніе было отдлено отъ мужнина и укрплено за нею и ея дтьми. Посл своего замужства она ни слова не говорила съ нимъ о своихъ деньгахъ — разв только спрашивала иногда, можно ли сдлать какую-нибудь лишнюю затрату, по большей части нелпую. Но теперь настало время мотать деньги. Она не только была богата, но пользовалась собственно ей принадлежащей популярностью. Новый первый министръ и жена новаго перваго министра будутъ принимать такъ, какъ еще никто не принималъ никогда между англійской знатью. И въ город, и въ деревн будутъ открыты т громадные замки, въ которыхъ теперь рдко бывали, потому что она находила ихъ скучными, холодными, неудобными. Не будетъ въ Лондон ни одного члена Парламента, котораго она не узнала бы и на котораго не имли бы вліянія ея лесть и любезность — а если найдутся люди, на которыхъ она вліянія имть не можетъ, они будутъ заклеймены и несчастны. Деньги не значили ничего. Доходъ ихъ былъ огромный и нсколько лтъ — по крайней-мр лтъ шесть, если можно такъ долго вести игру — они могли тратить втрое боле своего дохода, не нанося вреда своимъ дтямъ. Въ голов ея мелькали виднія объ изумительныхъ вещахъ, которыя можно сдлать — если только ея мужъ останется вренъ своему величію.

Герцогъ оставилъ ее около двухъ часовъ. Она не трогалась изъ дома въ этотъ день, но написала нсколько строкъ пріятельниц, которая жила недалеко отъ нея. Герцогиня жила на Карльтонской Террас, а ея пріятельница въ Парковомъ переулк. Записка была слдующаго содержанія:

‘Милая М.,

‘Прізжайте ко мн. Я слишкомъ взволнована и не могу сама къ вамъ.

‘Ваша Г.’

Это было адресовано къ мистрисъ Финнъ, нжно любимому другу герцогини. Мистрисъ Финнъ мигомъ явилась на Карльтонскую Террасу.

— Ну, моя душа, какъ вы думаете наконецъ ршили? сказала герцогиня.

Вроятно, подумаютъ, что жена перваго министра была нескромна и недостойна доврія, оказаннаго ей мужемъ. Но конечно у насъ всхъ есть одинъ другъ, которому мы говоримъ все, и у герцогини мистрисъ Финнъ была этимъ другомъ.

— Герцогъ будетъ первымъ министромъ.

— Какъ вы могли это угадать?

— Что другое могло привести васъ въ такое волненіе? Притомъ въ этомъ нтъ ничего страннаго. Я понимаю, что двухъ старыхъ бойцовъ испытывали такъ долго, что безполезно пытать ихъ доле, и если выберутъ новаго, то кого же всего вроятне, какъ не герцога?

— Вы думаете такъ?

— Конечно. Почему же мн не думать?

— Онъ унизилъ свое политическое положеніе такими ничтожными уступками. Потомъ онъ ничмъ не выставилъ себя впередъ — по-крайней-мр съ тхъ поръ, какъ оставилъ Нижнюю Палату. Можетъ быть, я не такъ поняла — но я удивилась, я очень удивилась.

— И обрадовались?

— О, да! Я могу сказать вамъ все, потому что вы не перетолкуете иначе моихъ словъ и не перескажете ничего. Да — мн будетъ пріятно видть его первымъ министромъ, хотя я знаю, что самой-то мн придется тяжело.

— Почему тяжело?

— Съ нимъ такъ трудно справиться. Разумется, я говорю не о политик. Разумется, сначала будетъ смсь, и мн все равно, радикализмъ или торизмъ водворится. Страна идетъ своею дорогой къ лучшему или худшему, все равно которая партія одержитъ верхъ. Мн кажется, какіе законы издаются, это составляетъ мало разницы. Но между нами, въ нашемъ кругу, составляетъ большую разницу, кто получитъ подвязку, кто сдланъ будетъ барономъ, кто графомъ и чьи имена стоятъ во глав всего.

— Вотъ какимъ образомъ вы смотрите на политику.

— Я признаюсь въ этомъ вамъ — и этому я должна научить его.

— Вамъ никогда это не удастся, леди Гленъ.

— Никогда слово длинное. Я намрена попытаться. Оглянитесь-ка назадъ и назовите мн хоть одного перваго министра, которому надола бы власть. Имъ опротиветъ власть, когда она уходитъ у нихъ изъ рукъ — тогда они длаютъ видъ, будто презираютъ ее, и отказываются отъ того, чмъ не могутъ пользоваться боле. Любовь къ власти усиливается въ человк по мр того, какъ онъ становится старе.

— Политика для герцога просто значитъ патріотизмъ, сказала мистрисъ Финнъ.

— Патріотизмъ можетъ остаться, душа моя, но не простота. Я не желаю, чтобы онъ продалъ свое отечество Германіи или превратилъ его въ американскую республику для того, чтобы самому сдлаться президентомъ. Но когда онъ возьметъ бразды правленія въ свои руки, я желаю, чтобы онъ удержалъ ихъ. Если онъ гораздо добросовстне другихъ, разумется, онъ боле всхъ годится на это мсто. Мы должны уврить его, что существованіе страны зависитъ отъ его твердости.

— Сказать вамъ по правд, леди Гленъ, я не думаю, чтобы вы могли уврить герцога въ чемъ-нибудь. Если онъ убждается въ чемъ нибудь, то или по привычк, или по выводамъ собственнаго ума.

— Вы всегда воспваете ему похвалы, Марія.

— Я не знаю, есть ли особенная похвала въ томъ, что я говорю, но насколько я могу видть, у него такой характеръ.

— Разумется, и мистеръ Финнъ вступитъ въ министерство, сказала герцогиня.

— Мистеръ Финнъ походитъ на герцога въ одномъ отношеніи. Онъ вспупитъ или не вступитъ, соображаясь съ своимъ взглядомъ, совершенно независимо отъ взглядовъ жены.

— Вя желали бы, чтобъ онъ поступилъ въ министерство?

— Нтъ! Зачмъ мн желать? Онъ чаще будетъ въ Парламент, будетъ оставаться позже, да еще въ придачу не будетъ дома по утрамъ. Но мн будетъ пріятно, чтобы онъ поступилъ такъ, какъ пріятно ему самому.

— Представьте, каково думать обо всемъ этомъ. Я стала бы просиживать ночи, дожидаясь его — я слушала бы вс пренія въ Парламент только для того, чтобы видть Плантадженета первымъ министромъ. Мн пріятно быть занятой. Ну, если это состоится…

— Такъ это еще не ршено?

— Какъ можно надяться, что одна поздка это ршитъ, когда вс другіе путешествовали взадъ и впередъ изъ Виндзора въ Лондонъ и изъ Лондона въ Виндзоръ, какъ ведра въ колодез, цлыхъ три недли? Но если это будетъ ршено, у меня составится мой собственный кабинетъ и я намрена поручить вамъ министерство иностранныхъ длъ.

— Лучше помстите меня въ казначейств. Я очень искусна въ счетахъ.

— Я займусь этимъ сама. Счеты, которые я намрена завести, испугаютъ всхъ мене отважныхъ, и я намрена быть моимъ собственнымъ домашнимъ секретаремъ, совтоваться только съ своею собственной совстью — и быть моимъ церемонимейстеромъ. Мн кажется, что небольшой кабинетъ будетъ лучше. Знаете ли, мн было бы пріятно затмить королеву.

— Что вы хотите сказать, ради Бога?

— Дло идетъ не объ измн. Но мн хотлось бы сдлать Букингамскій дворецъ второстепеннымъ и, кажется, это удастся мн. Мн кажется, вы не совсмъ понимаете меня.

— И мн такъ кажется, леди Гленъ.

— Поймете когда-нибудь. Прізжайте завтра передъ завтракомъ. Я полагаю, что тогда мн будетъ извстно все и я узнаю, что моя корзина съ глиняною посудой была уронена и все разбито.

Глава VII.
Еще старый другъ.

Около десяти часовъ вернулся герцогъ и сидлъ за своимъ простымъ обдомъ въ столовой — бифстексомъ и картофелемъ съ рюмкою хересу и аполлинарійскою водой. Въ Лондон не было въ то время ни одного человка, который былъ бы мене взыскателенъ на счетъ ды и питья. Онъ обдалъ одинъ, но жена сидла съ нимъ и услуживала ему, выславъ слугъ изъ комнаты.

— Я сказалъ ея величеству, что сдлаю что могу, сказалъ герцогъ.

— Такъ ты первый министръ?

— Совсмъ нтъ. Добени первый министръ. Я взялся составить министерство, если найду это удобнымъ, съ помощью такихъ друзей, какихъ имю. Я никогда прежде не чувствовалъ такъ, какъ теперь, что долженъ полагаться до такой степени, на другихъ.

— Полагайся только на себя. Довольствуйся собою.

— Это пустыя слова, Кора — совершенно пустыя. Человкъ всегда долженъ полагаться на себя. У него должно быть достаточно и правилъ, и совсти, чтобы удержать себя отъ того, что кажется ему дурно. Но разв можетъ кораблестроитель одинъ выстроить корабль, а часовой мастеръ сдлать часы безъ помощи? Въ прежнихъ случаяхъ я могъ бы сказать съ небольшой помощью, а можетъ быть и вовсе безъ помощи, хочу я или не хочу принять работу, предлагаемую мн, потому что я долженъ былъ строить только часть корабля или сдлать одно колесо къ часамъ. Моя способность къ настоящему труду зависитъ совершенно отъ содйствія другихъ, и къ несчастью тхъ, къ которымъ ни я не имю сочувствія, ни они ко мн.

— Не бери ихъ, смло сказала герцогиня.

— Но они хотятъ, чтобы взяли ихъ, и услуги ихъ страна въ прав ожидать.

— Такъ возьми ихъ и не заботься боле объ этомъ. Нтъ никакой пользы плакать о боли, которую вылчить нельзя.

— Содйствіе трудно безъ взаимности чувствъ. Я чувствую себя слишкомъ упрямымъ для этого мста. Мн было все-равно сидть въ одномъ кабинет съ человкомъ, котораго я не люблю, когда не я помстилъ его туда. Но теперь… когда я халъ домой, я почти чувствовалъ, что не могу этого сдлать. Я не зналъ прежде, до какой степени могу ненавидть человка.

— Кто этотъ человкъ?

— Кто бы онъ ни былъ, онъ долженъ теперь быть другомъ, и потому я не назову его даже теб. Но онъ не одинъ. Будь онъ одинъ, положительно отмченный и признанный, я могъ бы избгнуть его. Но у меня такъ мало друзей, истинныхъ друзей! На кого еще кром герцога могу я положиться съ довріемъ и любовью?

— На лорда Кэнтрипа.

— Едва ли, Кора. Лордъ Кэнтрипъ выходитъ съ Грешэмомъ. Они всегда вмст.

— Ты прежде любилъ мистера Мильдмэя.

— Мистера Мильдмэя — да! Если бы въ кабинет былъ Мильдмэй, то эти хлопоты не пали бы на мои плечи.

— Такъ я очень рада, что Мильдмэя тамъ не будетъ. Вроятно, и мистеръ Монкъ присоединится къ вамъ.

— Я думаю, мы его попросимъ. Но я еще не приготовился разсуждать о тхъ, кто будетъ.

— Ты долженъ немедленно говорить объ этомъ съ герцогомъ.

— Вроятно, но мн лучше поговорить о нихъ съ нимъ, чмъ называть ихъ даже теб.

— Ты помстишь мистера Финна въ министерство, Плантадженетъ?

— Мистера Финна?

— Да, Финіаса Финна — человка бывшаго подъ уголовнымъ судомъ.

— Милая Кора, мы до этого еще не дошли. По-крайней-мр, намъ не надо заботиться о мелкихъ рыбахъ, пока мы не удостовримся, что уговоримъ большихъ рыбъ присоединиться къ намъ.

— Я не знаю, почему ему быть мелкою рыбой. Никто не занимался лучше его, и если теб нуженъ человкъ преданный…

— Я не желаю, чтобы человкъ былъ преданъ мн. Мн нуженъ человкъ преданный стран.

— Ты говорилъ о сочувствіи.

— Ну, да — говорилъ. Но ты не называй теперь дальше никого. Герцогъ будетъ здсь скоро и я желаю теперь остаться одинъ.

— Я желаю сказать еще одно, Плантадженетъ.

— Что такое?

— Я хочу просить у тебя одной милости.

— Пожалуста не проси теперь ничего ни для кого.

— Я прошу одолженія для одной женщины, которой, полагаю, ты пожелаешь оказать услугу.

— Кто это?

Она поклонилась, улыбнулась и приложила руку къ груди.

— Это что-нибудь для тебя! Что можетъ быть теб нужно и что я могу сдлать для тебя?

— Ты сдлаешь — если можно?

— Конечно, сдлаю.

Тутъ ея обращеніе совершенно измнилось, она сдлалась серіозна и почти торжественна.

— Если, какъ я полагаю, вс важныя должности при двор ея величества измнятся, я желала бы сдлаться гофмейстериною.

— Ты? сказалъ онъ, и удивленіе заставило его почти выйти изъ обычнаго спокойствія.

— Почему же не я? Разв мое званіе не довольно высоко?

— Ты хочешь отяготить себя запутанностями и подчиненностью, скукою и напыщенностью придворной жизни! Кора, ты сама не знаешь, о чемъ ты говоришь, что ты навлекаешь на себя.

— Если я желаю взять на себя обязанность, почему я не могу въ этомъ отношеніи поступить какъ ты?

— Потому что я вступилъ уже въ колею, подчинилъ себя условнымъ формамъ, сдлалъ себя способнымъ для этого. Ты жила на свобод — и хотя я иногда ворчалъ, я вмст съ тмъ и гордился, что ты презираешь узы придворной жизни. Ты поднимала на смхъ всхъ придворныхъ дамъ.

— Личности Плантадженетъ, а не должности. Я начинаю старться и не вижу, почему мн не начать новую жизнь.

Ее нсколько усмиряла его неожиданная энергія и въ эту минуту она не была способна отвчать ему съ своей обычной рзкостью.

— Не думай объ этомъ, душа моя. Ты спрашивала, довольно ли высоко твое званіе. Должно быть, потому что нтъ званія выше твоего. Но твое положеніе, если случится, что твой мужъ станетъ во глав министерства, будетъ слишкомъ высоко. Я могу сказать, что въ какомъ положеніи ни находился бы, я не желалъ бы, чтобъ моя жена подчинялась другой сдержанности, кром той, которая свойственна всмъ замужнимъ женщинамъ. Я не желаю, чтобы она имла другія обязанности, кром тхъ, которыя относятся къ нашему семейству и дому. Но какъ первый министръ, я ни за что не соглашусь дать ей должность, которая зависитъ отъ меня.

Она посмотрла на него широко раскрывъ глаза и потомъ оставила его, не говоря ни слова. Она не имла другого способа выказать свое неудовольствіе и знала, что когда онъ говоритъ такимъ тономъ, то вс доводы ни къ чему не поведутъ.

Герцогъ оставался одинъ цлый часъ, прежде чмъ къ нему пріхалъ другой герцогъ, и въ этотъ часъ онъ ни минуты не думалъ о томъ, что, какъ можно бы предположить, должно занимать главное мсто въ его мысляхъ — то есть, какъ наполнить списокъ новаго министерства. Все, что онъ могъ сдлать въ этомъ отношеніи безъ чужой помощи, уже было сдлано очень легко. Было именъ пять врныхъ политическихъ друзей, трое или четверо такихъ же врныхъ враговъ, но которыхъ надо было непремнно пригласить въ министерство. Сер Грегори Грогрэмъ, бывшій генеральный атторней, разумется, будетъ приглашенъ занять свое мсто, но сер-Тимоти Бисвоксъ, который былъ теперь генеральный солиситоръ консервативной партіи, будетъ также приглашенъ остаться на своемъ мст.

Много подробностей было извстно не только обоимъ герцогамъ, которые собирались составить вдвоемъ министерство, но политическому свту вообще — и были факты, относительно которыхъ газеты были способны обнаружить свою удивительную догадливость и всезнаніе съ своей обычной самоувренностью. Относительно же того, въ чемъ онъ сомнвался — напримръ, слдуетъ ли этому старому тори, сер-Орланду Дроту, занять мсто въ почтовомъ управленіи, или предоставить ему остаться въ колоніяхъ — младшій герцогъ не желалъ затруднять себя, пока старшій не подоспетъ къ нему на помощь.

Но его собственное положеніе и сомнительная способность занять его занимали вс его мысли. Не только номинально, онъ и дйствительно хотлъ быть первымъ. Ему казалось, что его честь требуетъ, чтобы онъ удостоврился въ этомъ. Быть празднымъ главою противорчило и его убжденіямъ, и его наклоностямъ. Называться знатнымъ именемъ предъ свтомъ, а потомъ сдлаться гораздо незначительне этого имени, казалось ему унизительно. Но хотя онъ былъ твердо убжденъ въ томъ, что многимъ людямъ, такъ же твердо какъ и онъ, державшимся своей ршимости и поддерживаемымъ, какъ онъ, довріемъ другихъ, не было повода колебаться. Онъ сомнвался въ своей способности занять мсто, которое теперь занять онъ былъ обязанъ. Онъ боле чмъ сомнвался. Онъ безпрестанно повторялъ себ, что въ немъ не доставало благородной способности вызывать поддержку и повиновеніе отъ другихъ. Съ предметами и фактами онъ справиться могъ, но люди еще не были для него доступны. Но теперь было слишкомъ поздно, а между тмъ — какъ онъ сказалъ своей жен — неудача разобьетъ его сердце. Никакое честолюбіе не руководило имъ. Онъ въ этомъ былъ увренъ. Только одно соображеніе побудило его вступить въ эту большую опасность и другіе увряли его, что обязанность предписываетъ ему отважиться на эту опасность.

Теперь уже и уклониться возможности не было. Всякая уклончивость была бы несовмстна съ тою прямою истиной, отъ которой ему невозможно было отступить. Онъ могъ создать затрудненія для того, чтобы посредствомъ ихъ найти возможность возвратить королев должность, возлагаемую на него. Онъ могъ настаивать на какой-нибудь невозможной уступк. Но воспоминаніе о такой уклончивости разобьетъ его сердце не мене неудачи.

Когда о герцог доложили, онъ всталъ принять своего стараго друга почти съ жаромъ.

— Просто стыдъ вызывать васъ такъ поздно, сказалъ онъ: — мн слдовало явиться къ вамъ.

— Вовсе нтъ. Въ такихъ случаяхъ поставлено за правило, что человкъ наиболе занятой долженъ сидть на одномъ мст тамъ, гд другіе могутъ найти его.

Герцогъ Сент-Бёнгэй былъ старикъ лтъ восьмидесяти, съ волосами совершенно блыми. Входя въ комнату, онъ долженъ былъ снимать съ себя и шарфы, и наушники. Но онъ обладалъ не только полнымъ разумомъ, но и всми тлесными способностями, показывая, какъ многіе политическіе люди, что заботы о націи могутъ лежать на плечахъ человка много лтъ, но не только не сломятъ, но и не согнутъ ихъ. Герцогъ засдалъ въ министерствахъ полстолтія.

Онъ говорилъ о королев, выразилъ любезное желаніе спокойствія ея величеству во всхъ этихъ длахъ, упомянулъ о неудобствахъ этихъ политическихъ поздокъ взадъ и впередъ, сказалъ о деликатности и затруднительности предстоящаго дла, затруднительности, еще увеличивающейся отъ необходимости свести вмст людей какъ дружелюбныхъ союзниковъ, до сихъ поръ дйствовавшихъ съ горькой непріязнью другъ къ другу, прежде чмъ младшій герцогъ сказалъ слово.

— Намъ не худо бы, сказалъ старшій:— составить небольшой списокъ, и вы можете пригласить тхъ, которые будутъ съ вами, завтра утромъ пораньше. Но, можетъ быть, вы уже сдлали списокъ?

— Нтъ. Я даже и карандаша въ руки не бралъ.

— Такъ начнемъ, сказалъ старшій, оборачиваясь къ столу, когда увидалъ, что его мене опытный товарищъ не собирался начать.

— Для меня есть что-то страшное въ мысли писать имена людей для такой работы, какъ мальчики записываютъ играющихъ въ крикетъ.

Старый боецъ обернулся и вытаращилъ глаза на младшаго политика.

— Это дло само по себ такое важное, что слдовало бы имть помощь неба.

Плантадженетъ Паллизеръ былъ послдній человкъ на свт, отъ котораго герцогъ Сент-Бёыгэй ожидалъ бы романическихъ чувствъ во всякое время, а мене всхъ въ такое время.

— Помощь съ неба вы можете имть, сказалъ онъ:— прочитавъ молитву, и я не сомнваюсь, что вы просите ее и для этого дла, и для всхъ длъ вообще. Но ангелъ не спустится съ неба сказать вамъ, кому слдуетъ быть канцлеромъ казначейства.

— Ангелъ не спустится съ неба и, слдовательно, я желалъ бы умыть руки.

Его старый другъ все не спускалъ съ него глазъ.

— Для меня приниматься за это, не чувствуя себя способнымъ къ этому труду, кажется, похоже на святотатство. Меня лишаетъ мужества эта необходимость длать то, что, какъ я знаю, не могу сдлать какъ слдуетъ.

— Сегодня вамъ пришлось много работать головою.

— Она вовсе не работала. Мн нечего было длать и я дйствительно былъ неспособенъ думать о работ. Но я чувствую, что случайныя обстоятельства поставили меня въ такое положеніе, къ которому я неспособенъ и отъ котораго однако я уклониться не могу. Гораздо было бы лучше, если бы вы одинъ сдлали это — вы сами.

— Объ этомъ не можетъ быть и рчи. Я знаю и думаю, что всегда зналъ свои способности. Мои способности къ преніямъ и къ труду не даютъ мн права сдлаться первымъ министромъ. Но простите мн, если я скажу, что теперь объ этомъ нечего и разсуждать. Потому что вы работаете и можете работать, и потому что вы приспособили себя къ тому постоянному ясному объясненію, которое мы теперь называемъ преніями, люди обихъ партій обратились къ вамъ какъ къ лучшему человку, который можетъ выступить впередъ въ этихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Опять извините меня, другъ мой, если я скажу, что ожидаю найти въ васъ мужество равное вашимъ способностямъ.

— Если бы я могъ уклониться отъ этого!

— Какой вздоръ! сказалъ герцогъ, вставая.— Совсть иногда пускается въ такія тонкости, что дозволяетъ даже человку не длать ничего. Вы должны служить вашей стран. Вы знаете, что на такую помощь, какую я могу подать вамъ, вы можете положиться съ полной увренностью. Теперь примемся за работу. Я полагаю, вы пожелаете, чтобы я былъ предсдателемъ совта.

— Непремнно — само собою, сказалъ герцогъ Омніумъ, повертываясь къ столу.

Единственное практическое предложеніе заставило его тотчасъ же приняться за работу со всею своей энергіей. Это было не очень трудно, да и не много времени заняло. Если будущій первый министръ не зналъ еще наизусть всхъ членовъ министерства, будущій предсдатель совта зналъ. Скоро были записаны восемь человкъ, которыхъ герцогъ Омніумъ долженъ былъ спросить завтра утромъ, желаютъ ли они занять извстныя мста.

— Каждый изъ нихъ, можетъ быть, захочетъ взять съ собою въ министерство одного или двухъ человкъ, сказалъ старшій герцогъ:— и хотя, разумется, вы не можете соглашаться на все, но благоразуміе требуетъ сдлать нкоторыя уступки. Завтра не вызжайте ни къ кому, кром мистера Добени или ея величества. Я пріду къ вамъ въ два часа, и если ея свтлость дастъ мн завтракать, я позавтракаю съ нею. Прощайте и не слишкомъ много думайте объ обширности труда. Я помню, какъ милый старый лордъ Брокъ говорилъ мн, что гораздо трудне найти хорошаго кучера, чмъ хорошаго министра.

Герцогъ Омніумъ, цлый часъ проведя въ размышленіи на своемъ кресл, усплъ только доказать себ, что лорду Броку никогда не слдовало быть первымъ министромъ посл того, какъ онъ осмлился высказать такую плохую шутку о такомъ торжественномъ предмет.

Глава VIII.
Начало новой карьеры.

Въ то время, когда кончились праздники Святой недли — праздники, которыми воспользовались такъ удобно, чтобы составить новое министерство — трудъ составить упряжь былъ исполненъ соединенною энергіей обоихъ герцоговъ и другихъ друзей. Занять важныя мста вовсе не было такъ трудно или такъ скучно — и не причинило столько сердечныхъ сокрушеній — какъ пополненіе списка второстепенныхъ лицъ. Noblesse oblige {Знатность налагаетъ обязанности.}, Министры и канцлеры, и первые лорды, избранные изъ той или другой партіи, чувствовали, что глаза всей вселенной обращены на нихъ и что имъ слдовало выказать небывалыя въ нихъ доблести.

Они обыкновенно съ равнодушіемъ позволяли помщать себя на то или другое мсто, увряя, что имютъ въ виду только желанія королевы и пользу страны. Лордъ Трифтъ уступилъ мсто сер-Орланду Дроту въ Адмиралтейств, потому что сер-Орландо не могъ присоединиться къ новому министерству, не получивъ высокаго мста. Та же любезность была оказана лорду Дрёммонду, который оставался въ колоніяхъ, на томъ самомъ мст, которое было ему дано во время министерства Добени. И сер-Грегори Грогрэмъ не сказалъ ни слова, что ни думалъ бы, когда ему сообщили, что лордъ канцлеръ министерства Добени, лордъ Рамсденъ, останется хранителемъ печати.

Сер-Грегори, безъ сомннія, много думалъ объ этомъ, мста служебныя имютъ значеніе, составляющее большую разницу съ тмъ значеніемъ, которое имютъ политическія мста. Лордъ-канцлеръ получаетъ званіе пера и по выход изъ министерства пользуется пенсіей. Когда достигаешь шерстяного мшка, тогда сомнніе кончается и начинается спокойствіе. Сер-Грегори не былъ уже молодъ и это было страшнымъ ударомъ. Но онъ перенесъ его мужественно и не сказалъ ни слова, когда герцогъ заговорилъ съ нимъ, но убдился съ этой минуты, что не было въ Англіи боле неспособнаго юриста и боле самонадяннаго политика, какъ лордъ Рамсденъ.

Настоящая борьба однако заключалась въ надлежащемъ распрделеніи Рэтлеровъ и Роби, Фитцджибоновъ и Макферсоновъ между низшими должностями въ министерств. Макферсонъ и Роби, съ кучею другихъ, принадлежавшихъ Добени, приготовились, какъ объявили сначала, оказывать помощь герцогу. Они посовтовались объ этомъ съ Добени, и Добени сказалъ имъ, что они обязаны это сдлать. Это походило на любезность съ ихъ стороны къ государственному дятелю и герцогъ поблагодарилъ ихъ съ искренней признательностью. Но когда началось настоящее распредленіе мстъ, герцогъ, не умвшій строить нжную физіономію и говорить нжныя слова, когда горечь была въ его сердц, былъ готовъ не разъ взять назадъ свою благодарность. Его изумила безстыдная самоувренность этихъ притязаній относительно мстъ, которыя, по своей невинности, онъ считалъ раздаваемыми не надлежащимъ образомъ. Онъ врно оцнилъ себя, когда сказалъ старшему герцогу въ одномъ изъ тхъ тревожныхъ разговоровъ, которые происходили до этой попытки, что пока онъ самъ находился на мст, онъ не зналъ, что значитъ раздавать мста.

— Два господина были у меня утромъ, сказалъ онъ однажды герцогу де-Сент-Бёнгэю:— и каждый не только уврялъ меня, что вся прочность предпріятія зависитъ отъ того, чтобы я далъ ему эту должность, но уврялъ въ лицо, что я общалъ ему.

Старый государственный дятель засмялся.

— Слышать отъ двоихъ въ одинъ часъ, что далъ каждому общаніе!

— Кто эти двое?

— Рэтлеръ и Роби.

— Меня уврили, что они неразлучны съ тхъ поръ, какъ началось это дло. Они всегда опирались другъ на друга и теперь я слышу, что они проводятъ все время или на ступеняхъ Карльтона, или клуба Реформъ.

— Но что мн длать? Конечно, одинъ изъ нихъ долженъ быть министромъ.

— Каждый изъ нихъ хорошъ въ своемъ род.

— Но зачмъ они приходятъ ко мн, разинувъ ротъ, какъ собаки, просящія кость? Прежде этого не бывало. А между тмъ и прежде, какъ теперь, люди искали мстъ.

— Ну, да. Мы и прежде слыхали объ этомъ.

— Но мн кажется, никто не осмливался приставать съ просьбами къ мистеру Мильдмэю.

— Время упрочило его власть и, можетъ быть, люди ныншняго свта не такъ сдержанны, какъ были въ его время. Впрочемъ, я сомнваюсь, безчестне ли это, и не была ли тогда борьба такъ же безславна, какъ теперь. Вы не можете измнить людей и должны пользоваться ими.

Младшій герцогъ слъ и вздохнулъ надъ вырождающимся патріотизмомъ вка.

Но наконецъ даже Рэтлеры и Роби получили назначеніе, хотя и не совсмъ остались довольны, и полный списокъ членовъ министерства появился во всхъ газетахъ. Хотя это устраивалось долго, а все устроилось какъ-то неожиданно — такъ что при первомъ предложеніи составить смшанное министерство газеты не знали, поддерживать ли этотъ планъ, или противиться ему.

Безъ сомннія, въ головахъ всхъ этихъ издателей и сотрудниковъ укоренилось преданіе, что коалиція такого рода вообще бываетъ слаба, иногда вредна, а при случа даже безславна. Когда человкъ во время долгой политической жизни связалъ себя съ извстнымъ кодексомъ мнній, какъ онъ можетъ въ одно мгновеніе измнить этотъ кодексъ? И когда въ то же самое мгновеніе вмст съ перемной онъ получаетъ власть, покровительство и содержаніе, какъ можетъ простить ему общественный голосъ? Но потомъ опять, люди, которые трудами своей жизни достигли извстнаго положенія въ стран и безсознательно, но тмъ не мене дйствительно сдлались необходимы для этой политической стороны, или для той, не могутъ освободиться совершенно отъ отвтственности имть участіе въ длахъ, когда наступитъ такой періодъ, какой наступилъ теперь. Это также примчали газеты, и такъ какъ съ начала сессіи громко выставляли безславный застой правительственныхъ длъ, то не могли отказать въ поддержк всякой попытк устроить что-нибудь подходящее. Когда узнали, что герцогъ Омніумъ согласился сдлать попытку, об стороны громко расхваливали его и даже говорили, что это единственный человкъ въ Англіи, который могъ это сдлать. Вроятно, это поощреніе побудило новаго перваго министра продолжать предпріятіе, которое лично было непріятно ему и къ которому день-ото-дня онъ считалъ себя все мене способнымъ. Но когда газеты говорили ему, что онъ единственный человкъ, годящійся для этого, какъ онъ могъ врить себ предпочтительне, чмъ имъ?

Занятія въ Парламент начались очень спокойно. Но скоро должны были явиться причины къ раздраженію — англійская церковь, подача голосовъ, подоходная подать, вопросы по образованію — это знали вс. Но пока, можетъ быть даже цлый мсяцъ, можетъ быть даже всю сессію, должно быть спокойно и много времени для исполненія рутинныхъ обязанностей. Оппозиціи, такъ сказать, не было и сначала казалось, что одна скамья въ Нижней Палат останется незанятою. Но дня чрезъ два мистеръ Добени вернулся на мсто, которое обыкновенно занималъ соперникъ перваго министра, говоря съ улыбкой, что для пользы Парламента это мсто слдуетъ занять. Мистеръ Грешэмъ, занимавшій мсто предсдателя, въ это время просилъ и получилъ отпускъ, и находился за-границей. Кто будетъ предсдательствовать въ Нижней Палат? Это былъ важный вопросъ, возбуждаемый тмъ обстоятельствомъ, что первый министръ находился въ Палат лордовъ — и какую должность займетъ предводитель? Мистеръ Монкъ согласился занять казначейство, но право сидть напротивъ скамьи казначейства и считать себя на время главнымъ дятелемъ въ этой Палат наконецъ было предоставлено сер-Орландо Дроту.

— Это не годится, сказалъ Рэттлеръ Роби.— Я ничего не говорю противъ Дрота, который всегда былъ очень полезный человкъ для вашей партіи, но ему чего-то недостаетъ для этого положенія.

— Дло въ томъ, сказалъ Роби:— что мы такъ долго полагались на двухъ человкъ, что не умемъ даже предположить, чтобы кто-нибудь другой могъ занять ихъ мсто. Монкъ не годился бы. Парламентъ не дорожитъ Монкомъ.

— Я всегда думалъ, что это долженъ быть Уильсонъ, такъ и герцогу сказалъ. Онъ думалъ, что это долженъ быть кто-нибудь изъ вашихъ.

— Мн кажется, онъ правъ, сказалъ Роби.— Раздлъ долженъ быть равный. Можетъ быть, отдльныя личности довольны, но партія будетъ недовольна. Я самъ скоре предпочелъ бы остаться независимымъ членомъ, но Добени сказалъ, что по его мннію я обязанъ сдлаться полезнымъ.

— Я говорилъ герцогу съ самаго начала, сказалъ Рэтлеръ: — что не могу быть полезенъ ему. Разумется, я поддержалъ бы его. Но я до такой степени человкъ партіи, что не гожусь для новаго движенія такого рода. Но онъ считаетъ меня обязаннымъ присоединиться къ нему. Я спрашивалъ Грешэма и когда Грешэмъ тоже это сказалъ, разумется, мн нечего было длать.

Никто изъ этихъ превосходныхъ общественныхъ слугъ не сказалъ лжи. Подобные разговоры происходили, но человкъ не лжетъ, когда онъ преувеличиваетъ или даже тономъ придаетъ словамъ человка значеніе противоположное тому, которое придалъ бы другой тснъ. Если, длая это, онъ лжетъ, онъ самъ этого не знаетъ. Рэтлеръ вернулся къ своей прежней должности въ казначейств, а Роби былъ принужденъ довольствоваться мстомъ въ Адмиралтейств. Но, какъ сказалъ старый герцогь, они были короткіе друзья и готовы поддерживать вмст всякую борьбу, которая могла сохранить имъ ихъ настоящее положеніе.

Много заботъ первый министръ усплъ передать своему старшему другу. Онъ не хотлъ заняться распредленіемъ дамскихъ мстъ, говоря, что не понимаетъ въ этомъ ничего. Предложенія, разумется, были сдланы въ обычной форм, какъ бы прямо отъ королевы чрезъ перваго министра — но выборы были сдланы въ дйствительности старымъ герцогомъ по совту съ одною… знатною особой. Дло это занимало герцога только въ томъ отношеніи, что онъ не могъ выкинуть изъ головы странной просьбы своей жены.

‘Какъ могло прійти ей это въ голову!’ говорилъ онъ себ, не пріобртя достаточно опытности въ своихъ ближнихъ, чтобы знать, какъ изумительно поддаются искушенію даже т, которые повидимому наимене на нихъ падки. Городская лошадь, привыкшая къ пышной сбру, безъ сомннія, презираетъ работу своего деревенскаго собрата, а все-таки время отъ времени ею овладваетъ внезапное желаніе пахать. Желаніе пахать овладло и герцогинею, но герцогъ не могъ этого понять.

Онъ однако примтилъ, несмотря на множество длъ, что его отказъ тяжело давитъ его жену и что хотя она ничего боле не говорила, но помнила обиду. И у него на сердц было грустно, когда онъ думалъ, что раздосадовалъ ее — онъ любилъ ее всмъ сердцемъ, но сердце его никогда не было сообщительно. Онъ мучился, когда она была несчастна, хотя едва ли зналъ причину своего мученія. Ея насмшки переносить онъ могъ, хотя он уязвляли его, но ея горесть или ея неудовольствіе совершенно его разстроивали. Онъ былъ такъ мягкосердеченъ, что не могъ переносить горе единственной особы на свт, которая была къ нему близка. Онъ просилъ ея сочувствія въ предпринимаемомъ имъ дл — и этимъ уже нарушилъ нсколько обычную холодность своего обращенія. Она съ тмъ жаромъ, котораго можно было ожидать отъ нея, общала трудиться для него какъ невольница, если это будетъ нужно. Потомъ она обратилась къ нему съ просьбой, получила отказъ и теперь дулась.

— Герцогиня *** будетъ гофмейстериной, сказалъ онъ ей однажды.

Онъ пошелъ къ ней въ комнату, прежде чмъ началъ одваться къ обду, посвятивъ гораздо боле времени, чмъ ему слдовало бы какъ первому министру, на ршимость поправить дло съ нею и на то, какъ лучше сдлать это.

— Я слышала. Ей слдуетъ знать это дло, я помню, что она занимается этимъ дломъ съ тхъ самыхъ поръ, какъ я была десятилтней двочкой.

— Это было не очень давно, Кора.

— Сильвербриджъ теперь старше, чмъ я была тогда, и поэтому мн кажется, что это было очень давно.

Лордъ Сильвербриджъ былъ старшій сынъ герцога.

— Но что за бда! Если даже она начала свою карьеру въ царствованіе Георга IV, теб-то что до этого?

— Мн ршительно нтъ дла — только она начала свою карьеру въ царствованіе Георга III. Я уврена, что ей теперь, около шестидесяти.

— Мн пріятно, что ты такъ хорошо помнишь числа.

— А я жалю, что она не помнитъ чиселъ, судя по тому, какъ она одвается, сказала герцогиня.

Ему было удивительно, что его жена, которая, какъ леди Гленкора Паллизеръ, такъ явно выказывала пренебреженіе къ общественнымъ приличіямъ, что многіе считали ее врагомъ ея сословія, такъ огорчена невозможностью сдлаться главною служанкою королевы, что даже дошла до личностей.

— Я боюсь, сказалъ герцогъ, пытаясь улыбнуться: — что мои обязанности не даютъ мн право сдлать или даже предложить радикальную перемну въ нарядахъ ея свтлости. Но не думаешь ли ты, что намъ съ тобою не слдуетъ обращать вниманія на это?

— Мн, конечно. Для меня пусть она ходитъ хоть какъ Ева.

— Я надюсь, Кора, что ты не сердишься еще за то, что я не согласился съ тобою, когда ты хотла этого мста для себя.

— Не потому, что ты не согласился со мною — но потому что не счелъ нужнымъ положиться на мое мнніе. Я не знаю, почему меня всегда должны считать непохожею на другихъ женщинъ — точно я какая-то дикарка.

— Ты такова, какою сдлала себя сама, и я всегда радовался, что ты свжа, непринужденна, безъ предразсудковъ, которыми страдаютъ другія дамы, не спутана узами, которыми связаны он. Разумется, такое направленіе характера подвержено своимъ опасностямъ.

— На счетъ опасностей сомннія никакого не можетъ быть. Очень можетъ быть, что когда я увижу ея свтлость, то скажу ей, что думаю о ней.

— Я увренъ, что ты не скажешь ничего непріятнаго женщин, которую назначилъ на это мсто я. Но не станемъ ссориться изъ-за старухи.

— Я не стану ссориться съ тобою даже изъ-за молодой.

— Я не могу быть спокоенъ, когда думаю, что ты сердишься на мой отказъ. Ты не знаешь, до какой степени я постоянно думаю о теб.

— И совершенно напрасно, сказала она.

Но онъ тотчасъ могъ понять по измнившемуся тону ея голоса и по блеску ея глазъ, когда посмотрлъ на ея лицо, что гнвъ ея утихъ.

— Я исполнилъ твое желаніе объ одномъ твоемъ пріятел, сказалъ онъ.

Это происходило предъ тмъ, какъ окончательный и полный списокъ новыхъ членовъ появился въ газетахъ.

— О какомъ пріятел?

— Мистеръ Финнъ подетъ въ Ирландію.

— Подетъ въ Ирландію! что ты хочешь сказать?

— Это считаютъ очень большимъ повышеніемъ. Мн даже говорили, что его находятъ самымъ счастливымъ человкомъ въ этомъ министерств.

— Ты хочешь сказать, что онъ будетъ министромъ?

— Да. Онъ, конечно, не можетъ быть сдланъ лордомъ-намстникомъ.

— Но говорятъ, что Баррингтонъ Ирль долженъ быль хать въ Ирландію.

— Ну, да. Но мистеръ Ирль отказался. Оказывается, что мистеръ Ирль единственный человкъ въ Парламент настолько скромный, что не считаетъ себя годнымъ для мста, предлагаемаго ему.

— Бдный Баррингтонъ! ему не хочется такъ часто перезжать Британскій Каналъ. Я ему сочувствую. Такъ Финіасъ будетъ министромъ Ирландіи! А не въ кабинет?

— Нтъ — не въ кабинет. Съ какой стати ему тамъ быть?

— Это повышеніе, и я очень рада. Бдный Финіасъ! Надюсь, что его не убьютъ. Тамъ вдь иногда убиваютъ.

— Онъ самъ ирландецъ.

— Вотъ именно по этой причин. Разумется, онъ долженъ ршиться на это. Желала бы я знать, понравится ли ей здить туда. Они тамъ могутъ тратить деньги, а они это любятъ. Онъ вдь долженъ здить каждую недлю?

— Не думаю, чтобы такъ часто.

— Мн безъ нея будетъ скучно, если она будетъ долго оставаться въ отсутствіи. Я знаю, что ты не любишь ее.

— Я ее люблю. Она поступила хорошо и со мною, и съ моимъ дядей.

— Она была для него ангеломъ — и для тебя также, если бы ты зналъ. Наврно ты отправляешь его въ Ирландію для того, чтобы удалить ее отъ меня.

Это она сказала съ улыбкой, какъ бы не придавая этому значенія, хотя она значеніе отчасти придавала.

— Я просилъ его занять эту должность, торжественно сказалъ герцогъ: — потому что мн сказали, что онъ способенъ на это. Но мн было пріятно предложить ему это, потому что я думалъ, что доставлю теб это удовольствіе.

— Мн это доставляетъ удовольствіе, я не стану больше дуться и герцогиня *** можетъ носить какія угодно платья или ходить вовсе безъ платья. А что касается мистрисъ Финнъ, я не вижу, зачмъ она должна всегда здить съ нимъ. Ты можешь понять, какъ она необходима мн. Ей одной во всемъ Лондон я могу говорить что думаю, а вдь утшительно имть кого-нибудь.

Такимъ образомъ домашнее спокойствіе перваго министра устроилось и то сочувствіе и содйствіе, о которомъ онъ просилъ съ самаго начала, было ему дано. Даже это еще былъ вопросъ, не трудилась ли герцогиня еще прилежне, чмъ ея мужъ. Она сначала не смла сообщить ему своихъ мыслей относительно великолпія и гостепріимства. Она ничего не говорила объ излишней трат денегъ. Но она принялась дйствовать по-своему, намекая мужу объ обдахъ и вечерахъ, на это онъ возражалъ только тмъ, что у него не будетъ времени.

— Ты долженъ же обдать гд-нибудь, сказала она:— и теб надо будетъ входить только предъ тмъ, какъ мы будемъ садиться, и потомъ уйти въ свою комнату, вовсе не входя въ гостиную. Это я могу длать для тебя.

И она длала это съ изумительною энергіей весь май, такъ что въ конц мсяца, чрезъ шесть мсяцемъ посл того, какъ она услыхала въ первый разъ о составленіи сложнаго министерства, вс начали говорить объ обдахъ перваго министра и о пріемныхъ вечерахъ его жены.

Глава IX.
Обдъ мистрисъ Роби No 1.

Наши читатели не должны забывать горя бдной Эмиліи Вортонъ среди пышныхъ празднествъ въ дом перваго министра. Весь апрль и май она ни разу не видала Фердинанда Лопеца. Можетъ быть, помнятъ, что въ тотъ вечеръ, когда она разсуждала объ этомъ съ своимъ отцомъ, она общала ему не длать этого безъ его позволенія — сказавъ однако въ то же время очень откровенно, что ея счастіе зависитъ отъ этого позволенія. Недли дв или три ни слова не было говорено объ этомъ между нею и ея отцомъ и онъ старался изгнать этотъ предметъ изъ своихъ мыслей — чувствуя безъ сомннія, что всего лучше ничего объ этомъ не говорить. Но его дочь сама заговорила — очень просто и нисколько не скрывая своихъ чувствъ, но такъ, что отецъ не могъ сдлать ей выговоръ.

— Тетя Геррьета просила меня къ себ раза два вечеромъ, когда васъ не было дома. Я отказалась, думая, что мистеръ Лопецъ будетъ тамъ. Сказать ей, что я не должна видться съ мистеромъ Лопецомъ, папа?

— Если она приглашаетъ его для того, чтобы дать ему возможность видться съ тобою, я буду думать очень дурно о ней.

— Но онъ всегда бывалъ тамъ, папа. Разумется, если ваша ршимость непреклонна, то мн лучше не видться съ нимъ.

— Разв я не сказалъ теб, что ршился твердо?

— Вы сказали, что наведете справки и опять поговорите со мною.

Вортонъ справки наводилъ, но ничего успокоительнаго не узналъ — и даже не могъ узнать никакихъ фактовъ, на которые могъ бы ясно указать дочери, что это замужство неприлично для нея. О способностяхъ и положеніи этого человка, а также и его обращеніи вс вообще отзывались хорошо. Онъ получилъ черные шары въ двухъ клубахъ, но повидимому безъ всякой опредленной причины. Онъ жилъ такъ, какъ будто имлъ хорошій доходъ, но вовсе не былъ расточителенъ. Онъ считался короткимъ другомъ мистера Мильса Гепертона, одного изъ товарищей извстнаго торговаго дома Гёнки и Сыновья, который велъ милліонныя дла. Одно время ходили слухи, что его возьмутъ младшимъ товарищемъ въ домъ Гёнки и Сыновья. Было очевидно, что на многихъ производили благопріятное впечатлніе его обращеніе, разговоръ и образъ жизни. Но никто ничего о немъ не зналъ. Относительно его матеріальнаго положенія, Вортонъ, разумется, могъ предлагать какіе хотлъ вопросы и требовать доказательствъ на счетъ имущества. Но онъ чувствовалъ, что сдлавъ это, онъ откажется отъ своего возраженія противъ португальскаго происхожденія этого человка, а онъ не желалъ имть Фердинанда Лопеца своимъ зятемъ, даже если бы онъ сдлался товарищемъ Гёнки и Сыновья и былъ въ состояніи имть великолпный дворецъ въ Южномъ Кенсингтон.

— Я справки наводилъ.

— Ну что же, папа?

— Я ничего о немъ не знаю. Никто ничего не знаетъ о немъ.

— Не можете ли вы сами спросить его о томъ, что желаете знать? Если бы могла видть его, я спросила бы.

— Это совсмъ нейдетъ.

— Выходитъ вотъ что, папа, что я должна отказаться отъ человка, къ которому я привязана и съ которымъ, вы должны согласиться, мн было дозволено встрчаться, не предупредивъ, что его короткость со мною непріятна вамъ, потому что его зовутъ — Лопецъ.

— Совсмъ не то. Есть англичане съ этой фамиліей, но онъ не англичанинъ.

— Разумется, если вы этого желаете, такъ и быть должно. Я сказала тет Геррьет, что считаю ваши слова запрещеніемъ мн видться съ мистеромъ Лопецомъ, но мн кажется, папа, что вы немножко… жестоки ко мн.

— Жестокъ къ теб! сказалъ Вортонъ, чуть не заплакавъ.

— Я готова слушаться васъ какъ ребенокъ — но такъ какъ я не ребенокъ, то кажется, мн слдовало бы объяснить причину.

На это Вортонъ ничего не отвчалъ, но сталъ дергать свои волосы, переминаться съ ноги на ногу, а потомъ вышелъ изъ комнаты.

Нсколько дней спустя на него напала его свояченица.

— Должны ли мы понять, мистеръ Вортонъ, что Эмилія не должна встрчаться съ мистеромъ Лопецомъ? Это очень непріятно, потому что онъ у насъ въ дом коротокъ.

— Я ни слова не говорилъ о томъ, чтобы она не встрчалась съ нимъ. Разумется, я не желаю, чтобы встрча между ними была условлена.

— Такъ, какъ дло поставлено теперь, это ей вредитъ. Разумется, этого не замтить нельзя, и такъ странно, что молодой двушк запрещаютъ встрчаться съ мужчиной. Это иметъ для нея непріятный видъ — какъ будто она не умла держать себя.

— Я ни минуты не думалъ объ этомъ.

— Это такъ. Какъ вы могли бы это думать, мистеръ Вортонъ!

— Я говорю, что никогда не думалъ.

— Что можетъ онъ думать, когда узнаетъ — а узнать, разумется, онъ долженъ — что ей запретили встрчаться съ нимъ? Это можетъ заставить его вообразить, что его считаютъ очень опаснымъ. Все это нехорошо для двушки. Право такъ, мистеръ Вортонъ!

Разумется, во всемъ этомъ мистрисъ Роби дйствовала очень недобросовстно. Она оставалась врна обожателю Эмиліи — слишкомъ врна, но съ отцомъ Эмиліи она фальшивила. Если бы Эмилія согласилась, она устроила бы въ своемъ дом свиданія между влюбленными вопреки запрещенію отца. Но все-таки въ ея словахъ была нкоторая тнь правды, противъ которой Вортонъ ничего не могъ возразить. И въ то же время печаль дочери терзала его. До сихъ поръ онъ ни съ кмъ не совтовался на счетъ своихъ семейныхъ длъ, находя всегда свои собственныя свднія и разсудокъ достаточными для своихъ собственныхъ длъ.

Но теперь онъ прискорбно чувствовалъ недостатокъ опоры — опоры женской. Онъ не зналъ всхъ беззаконій мистрисъ Роби, но все-таки чувствовалъ, что она не составляетъ той опоры, въ которой онъ нуждался. Опоры такой у него не было, и онъ долженъ былъ сознаться себ, что въ этомъ печальномъ положеніи имъ должны руководить его собственная сила, его собственное соображеніе. Онъ передумалъ все это въ своей контор, оставляя безъ вниманія книгу и дла. Но онъ былъ въ сильномъ недоумніи относительно обширности своей власти и того, какъ ему слдуетъ употребить ее. Конечно, онъ не желалъ, чтобы дочь его совсмъ не встрчалась съ этимъ человкомъ. Онъ понималъ, что такое запрещеніе заставитъ всхъ ея знакомыхъ предполагать, что или она очень влюблена, или способна вести себя неприлично. Онъ дйствительно опасался, что она очень влюблена, но было неблагоразумно разгласить предъ всми ея тайну. Можетъ быть, ей лучше встрчаться съ нимъ — разумется, съ тмъ, чтобы не принимать отъ него никакого особеннаго вниманія. Если она послушна въ одномъ отношеніи, она вроятно будетъ послушна и въ другомъ, и дйствительно онъ нисколько не сомнвался въ ея послушаніи. Она повиноваться будетъ, но постарается показать ему, что это повиновеніе длаетъ ее несчастной. Онъ началъ предвидть, что ему предстоитъ непріятное время.

Когда онъ сидлъ, ничего не длая, а думая обо всемъ этомъ, мысли его устремились на другой предметъ. Можетъ ли онъ быть счастливъ или только спокоенъ, если она будетъ несчастна? Разумется, онъ старался убдить себя, что если онъ будетъ смлъ, ршителенъ и повелителенъ съ нею, то конечно для ея же собственнаго счастія. Отецъ часто бываетъ обязанъ не обращать вниманія на временное огорченіе своихъ дтей. Но увренъ ли онъ, что правъ? Онъ, разумется, по своему смотрлъ на жизнь, но разумно ли съ его стороны принуждать свою дочь смотрть на вещи его глазами? Человкъ этотъ былъ непріятенъ для него, потому что не подходилъ подъ его понятія объ англійскомъ джентльмен и не имлъ тхъ фибръ и корней, посредствомъ которыхъ прочность и твердость человческаго дерева могутъ быть обезпечены. Но свтъ измнялся около него каждый день. Сыновья перовъ искали только денегъ. И мало того, дочери перовъ выходили за жидовъ и лавочниковъ. Не лучше ли ему освдомиться о средствахъ этого человка и, если свднія окажутся удовлетворительны, позволить дочери поступить по ея желанію? Вдобавокъ ко всему этому, имъ овладло убжденіе, что молодость въ конц концовъ всегда одерживаетъ верхъ надъ старостью и что онъ будетъ побжденъ. Если такъ, зачмъ терзать себя и ее?

На другой день посл нападенія на него мистрисъ Роби онъ опять видлся съ нею, пославъ просить ее къ себ.

— Я желалъ дать вамъ знать, что не запрещаю Эмиліи видться съ мистеромъ Лопецомъ. Я могу вполн положиться на нее. Я не желаю, чтобы она поощряла его вниманіе, но вовсе не желаю, чтобы она избгала его.

— Передать мн Эмиліи ваши слова?

— Я самъ ей скажу. Я нашелъ необходимымъ сказать это и вамъ, потому что васъ, кажется, затрудняло опасеніе, что можетъ быть имъ случится увидать другъ друга въ вашей гостиной.

— Это было бы неловко, не правда ли?

— Я говорю съ вами теперь потому, что вы, кажется, такъ думали.

Его обращеніе съ нею было не очень пріятно, по мистрисъ Роби знала его много лтъ и не очень заботилась объ его обращеніи. Ей нужно было достигнуть цли, а для этого она могла перенести много.

— Очень хорошо. Такъ я знаю, какъ мн поступать. Но, мистеръ Вортонъ, я должна вамъ сказать, что Эмилія иметъ свою собственную волю, и вы не должны винить меня въ томъ, что можетъ случиться.

Какъ только услыхалъ это, онъ ршился отказаться отъ сдланной уступки — но не сдлалъ этого.

Очень скоро посл этого явилось приглашеніе отъ мистера и мистрисъ Роби къ Вортонамъ, отцу и дочери, отобдать у нихъ. Приглашеніе было по билетамъ — чего прежде не случалось никогда. Но и обдъ былъ особенный — какъ Эмилія объяснила отцу, потому что тетка все подробно сообщила ей. Мистеръ Роби, который вообще имлъ не совсмъ аристократическія знакомства, имлъ одного знатнаго знакомаго, съ которымъ посл долголтней ссоры помирился наконецъ. Это былъ его единокровный братъ, гораздо старе его, и не кто иной, какъ тотъ мистеръ Роби, который былъ сдланъ теперь морскимъ министромъ, а въ послднемъ консервативномъ министерств былъ главнымъ казначеемъ. У стараго мистера Роби, теперь давно отошедшаго къ своимъ праотцамъ, были дв жены и два сына. Старшій сынъ былъ не такъ обезпеченъ, какъ желали бы его друзья или, можетъ быть, онъ самъ. Но онъ сдлалъ себ дорогу въ свт своимъ собственнымъ умомъ, попалъ въ Парламентъ и сдлался, какъ извстно читателямъ этихъ разсказовъ, сильною опорой своей партіи. Но онъ всегда былъ бденъ. Казенныя мста занималъ онъ не такъ долго, какъ его другъ Рэтлеръ, и другіе источники его дохода были не очень врны. Младшій братъ, не пользовавшійся преимуществами старшаго относительно связей въ большомъ свт, получилъ небольшое состояніе отъ своей матери и — въ часъ несчастный для обоихъ — далъ брату денегъ взаймы. Вслдствіе этого они не говорили другъ съ другомъ нсколько лтъ. Въ этой ссор мистрисъ Роби всегда нападала на своего мужа, а не держала его сторону. Ея Роби, ея Дикъ, имлъ возможность содержать ее съ достаткомъ, но не имлъ возможности ввести ее въ то общество, котораго жаждала ея душа. Но мистеръ Томасъ Роби былъ знатный человкъ — хотя къ несчастію бденъ — и вращался въ высшемъ кругу. Оттого, что ему дали деньги — которыя на врно пропали навсегда — для чего же имъ терять также преимущество подобнаго родства? Не благоразумне ли было основать на этомъ долг нкоторое право для пріятныхъ общественныхъ сношеній? Дикъ, любившій деньги, долго не хотлъ смотрть на это съ такой точки зрнія, но приставалъ къ своему брату время отъ времени, что было совершенно безполезно, и колкостью своихъ словъ лишалъ мистрисъ Роби тхъ благъ, которыя она могла имть отъ такого знатнаго деверя. Но когда Томасъ Роби попалъ въ соединенное министерство, мистрисъ Дикъ поступила очень энергично. Она сама отправилась къ деверю и сказала ему, какъ она желаетъ помириться. О деньгахъ не будетъ и помину — по крайней мр теперь. Пусть братья будутъ братьями. Такимъ образомъ морской министръ съ своею женой долженъ былъ обдать на Берклейскомъ сквер и Вортона приглашали обдать съ ними.

— Я не особенно желаю обдать вмст съ мистеромъ Томасомъ Роби, сказалъ старый адвокатъ.

— Они желаютъ, чтобы вы были, сказала Эмилія:— потому что это семейное примиреніе. Вы бываете тамъ всегда раза два въ годъ.

— Я полагаю, надо быть, сказалъ Вортонъ.

— Мн кажется, папа, что они намрены пригласить мистера Лопеца, сказала Эмилія.

— Я говорилъ теб уже прежде, что не желаю допустить кого бы то ни было лишать тебя возможности бывать въ дом твоей тетки, сказалъ отецъ.

Такимъ образомъ дло было ршено и приглашеніе принято. Это было въ конц мая и въ то время начали уже говорить, что коалиція удалась, а нкоторые мудрецы предсказывали, что это министерство можетъ продолжаться лтъ двнадцать. Дйствительно, не было причины, чтобы министерство, построенное на такомъ фундамент, рушилось. Разумется, это было очень удобно для такихъ людей, какъ мистеръ Роби, такъ что когда морской министръ вошелъ въ гостиную своей невстки, на лиц его виднлся тотъ розовый оттнокъ человческаго блаженства, которое возбуждается чувствомъ торжества.

— Да, сказалъ онъ въ отвтъ на какое-то шутливое замчаніе брата:— мн кажется, мы довольно хорошо отдалили бурю. Кажется довольно странно, что я сижу рядомъ съ мистеромъ Монкомъ и господами этого рода, но они не кусаются. Во глав нашего министерства человкъ нашего кружка и онъ же предсдателемъ Парламента. Мн кажется, что въ конц концовъ мы одержали верхъ.

Это слушалъ Вортонъ съ большимъ отвращеніемъ — но Вортонъ былъ тори старой школы, ненавидвшій сдлки и чувствовавшій отвращеніе въ своемъ сердц къ тому разряду политиковъ, для которыхъ политика служитъ профессіей, а не врованіемъ.

Роби старшій ускользнулъ изъ Парламента и, разумется, пріхалъ послдній, заставивъ всхъ гостей ждать полчаса — какъ приличествуетъ парламентскому магнату въ самомъ разгар сессіи. Вортонъ, пріхавшій рано, видлъ, какъ прізжали вс другіе гости и между ними мистеръ Фердинандъ Лопецъ. Былъ тутъ и мистеръ Мильсъ Гепертонъ — товарищъ Гёнки и Сыновей — съ своею женой, въ которомъ Вортонъ сейчасъ увидалъ пріятеля Фердинанда Лопеца. Если такъ, какое вліяніе долженъ имть Фердинандъ Лопецъ въ этомъ дом! Мистеръ Мильсъ Гепертонъ былъ въ своемъ род великій человкъ и длалъ честь мистрисъ Роби. Были тутъ и сер-Дамаскъ, и леди Монограмъ, люди, вращавшіеся въ высшемъ кругу. Сер-Дамаскъ стрлялъ голубей такъ же, какъ и Дикъ Роби, отчего можетъ быть и произошла эта короткость. Но леди Монограмъ вовсе была не такая женщина, чтобы обдать у мистрисъ Дикъ Роби только по этой причин. Но знатное лицо между знакомыми можетъ сдлать такъ много! Вроятно, что присутстіе леди Монограмъ было первымъ плодомъ счастливаго семейнаго примиренія. Была мистрисъ Лесли, хорошенькая, но бдная вдова, которая была рада всякой вжливости отъ мистрисъ Роби и была предметомъ отвращенія Эмиліи Вортонъ. Мистрисъ Лесли говорила ей разныя дерзости на счетъ Фердинанда Лопеца и она обошлась грубо съ мистрисъ Лесли. Но мистрисъ Лесли была полезна мистрисъ Роби и теперь приглашена на обдъ.

Но мы еще не упомянули о двухъ самыхъ знатныхъ гостяхъ. Мистрисъ Роби удалось зазвать къ себ лорда — настоящаго парламентскаго пера! Это былъ не кто иной, какъ лордъ Монгроберъ, отецъ котораго былъ главнымъ судьей въ начал этого столтія и сдланъ перомъ. Помстья Монгроберовъ были не велики и вліяніе монгроберовское не очень сильно въ это время. Но вельможу этого часто видали въ обществ на обдахъ, которые считались хорошими.

Это былъ толстый, молчаливый, краснолицый, пожилой господинъ, говорившій очень мало, а если говорилъ, то всегда казался не въ дух. Онъ время отъ времени длалъ непріятныя замчанія о винахъ своихъ друзей, или замчалъ, когда ему подавали какое-нибудь рдкое кушанье, что оно бываетъ очень хорошо въ другое время года. Такимъ образомъ дама, заботившаяся о своихъ обдахъ, и хозяева, гордившіеся своими погребами, почти всегда дрожали предъ лордомъ Монгроберомъ. Можно также упомянуть, что лордъ Монгроберъ самъ никогда не давалъ обдовъ. На свт не было того мужчины и той женщины, которые обдали у лорда Монгробера. Но лондонскіе Роби были рады угощать его и мистрисъ Роби, когда онъ прізжалъ, побуждали своихъ кухарокъ къ необыкновенной энергіи, упоминая его имя.

Была также и леди Юстэсъ {Брильянты Юстэсовъ, романъ Энтони Троллопа, помщенъ въ ‘Собраніи Романовъ’ 1872 г. и изданъ отдльною книгой.}. О леди Юстэсъ невозможно сказать, что заставляло такихъ хозяевъ, какъ мистеръ и мистрисъ Роби, приглашать ее — красота ли ея, умъ, богатство, или замчательная исторія ея жизни. Такъ какъ ея исторія, можетъ быть, извстна нкоторымъ, то мы не станемъ повторять подробности. Въ это время она освободилась отъ супружескихъ преслдованій и въ извстномъ кружк общества очень ухаживали за нею. Другіе, напротивъ, увряли, что люди порядочные не должны встрчаться съ нею. Относительно поклонниковъ противъ нея ничего незьзя было сказать, но она имла несчастіе выйти замужъ неудачно во второй разъ, и потомъ была эта старая исторія о брильянтахъ! Но относительно ея денегъ и красоты не было ни малйшаго сомннія и были люди, находившіе ее умной. Она дополняла списокъ гостей мистрисъ Роби.

Вортонъ, пришедшій рано, не могъ не примтить, что Лопецъ, вошедшій вскор него, тотчасъ вступилъ въ разговоръ съ Эмиліей, какъ будто затрудненій никакихъ и не существовало. Отецъ, стоя на ковр предъ каминомъ и длая видъ, будто отвчаетъ на замчанія Дика Роби, могъ видть, что Эмилія говорила мало. Лопецъ впрочемъ держалъ себя такъ непринужденно, что Эмиліи не было никакой надобности выказывать особенную говорливость. Вортонъ возненавидлъ его за эту непринужденность. Сдлай онъ видъ, что пріунылъ отъ обстоятельствъ своего положенія, предубжденіе старика уменьшились бы можетъ быть.

Постепенно прізжали гости. Лордъ Монгроберъ также стоялъ на ковр, безмолвный, съ выраженіемъ сильнаго нетерпнія, когда же подадутъ обдъ, и едва удостоивая отвчать на попытки къ разговору мистрисъ Дикъ. Леди Юстэсъ вбжала въ комнату, расцловала мистрисъ Дикъ, а потомъ свою пріятельницу мистрисъ Лесли, которая вошла посл нея. Потомъ она какъ будто собиралась расцловать лорда Монгробера, съ которымъ заговорила шутливо, почти фамильярно. Но лордъ Монгроберъ только заворчалъ.

Потомъ пріхали сер-Дамаскъ и леди Монограмъ, и Дикъ тотчасъ началъ разговоръ о голубяхъ. Сер-Дамаскъ, самый добродушный человкъ на свт, тотчасъ заинтересовался и заговорилъ съ жаромъ, но леди Монограмъ осторожно осмотрлась вокругъ и, увидвъ леди Юстэсъ, вздернула носъ, да и лордомъ Монгроберомъ она не интересовалась. Если еще морской министръ Роби не будетъ, тогда она выскажетъ свои мысли младшимъ Роби. Мильсъ Гепертонъ съ женою заставили проясниться лобъ леди Монограмъ, потому что такъ велико было богатство и могущество дома Гёнки и Сыновья, что Мильсъ Гепертонъ былъ несомннно важнымъ гостемъ на каждомъ обд. Потомъ пріхалъ морской министръ съ женою и было приказано подавать обдъ.

Глава X.
Обдъ мистрисъ Роби No 2.

Дикъ пошелъ въ столовую съ леди Монограмъ. Сначала не знали, не слдуетъ ли ему вести леди Юстэсъ, но мистрисъ Дикъ ршила, что ея сіятельство лишилась своего права эксцентричностью своей карьеры, а также и потому, что она любезно извинитъ такую маленькую обиду, между тмъ какъ леди Монограмъ слдовало показать большое уваженіе. Потомъ шли сер-Дамаскъ съ леди Юстэсъ. Они составляли такую прекрасную пару, что и сомннія никакого быть не могло. Министръ Роби, герой дня, велъ мистрисъ Гепертонъ, а нашъ пріятель Вортонъ жену министра. Все это было легко — такъ легко, что судьба добродушно устроила вещи, которыя иногда устроить бываетъ трудно. Но явилось затрудненіе. Разумется, такому женатому человку, какъ мистеръ Гепертонъ, слдовало бы вести вдову мистрисъ Лесли, а единственные ‘молодые’ люди въ обыкновенномъ значеніи этого слова должны были бы итти къ обду вмст. Но мистрисъ Роби сначала боялась Вортона и устроила иначе. Но когда наступила послдняя минута, она собралась съ мужествомъ, дала мистрисъ Лесли важнаго торговца и съ храброй улыбкой просила Лопеца подать руку любимой имъ особ.

— Иногда такъ трудно устроить эти маленькія вещи, сказала она, подавая руку лорду Монгроберу.

Его сіятельство продержали въ этой отвратительной гостиной боле получаса, ожидая человка, котораго онъ считалъ жалкимъ чиновникомъ, и онъ былъ не въ дух. Вино Дика Роби было несомннно хорошо, но онъ, лордъ Монгроберъ, не былъ расположенъ покупать его такою цной.

— Всегда выходитъ путаница, когда ждешь цлый часъ кого-нибудь, сказалъ онъ.

— А что же длать, если засдаетъ Парламентъ? извинялась хозяйка.— Разумется, вы, лорды, можете ухать, но вдь у васъ и дла никакого нтъ.

Лордъ Монгроберъ заворчалъ, желая дать этимъ знать, что очень ошибается тотъ, кто предполагаетъ, что онъ обязанъ работать потому, что перъ Парламента.

Лопецъ и Эмилія сидли рядомъ, а прямо напротивъ нихъ Вортонъ. Конечно, не было никакого вроломнаго намренія, а то отца посадили бы на одной сторон стола съ влюбленнымъ, такъ чтобы онъ не могъ видть ничего. Но Вортону казалось, что свояченица положительно обманула его. Вотъ они сидятъ напротивъ него, разговариваютъ другъ съ другомъ повидимому съ взаимной откровенностью, когда именно онъ желалъ разлучить ихъ. Онъ ни слова не говорилъ съ дамами, сидвшими возл него. Онъ старался не смотрть на дочь и не слушать ея разговора — но все смотрлъ и все слушалъ, хотя не слыхалъ ни одной фразы. Голосъ Эмиліи до него не доходилъ, а Лопецъ слишкомъ хорошо понималъ игру, въ которую игралъ, чтобы возвышать голосъ. И видъ онъ имлъ такой, какъ будто говоритъ въ своею сосдкой самыя обыкновенныя вещи. Вортонъ почти ршился, что онъ броситъ своихъ кліентовъ, откажется даже отъ своего клуба и увезетъ дочь въ… въ… все-равно куда бы то ни было, только подальше отъ Манчестерскаго сквера. Другого средства не могло быть отъ этого зла.

Лопецъ, хотя говорилъ весь обдъ — обращаясь иногда къ мистрисъ Лесли, которая сидла по лвую его руку — говорилъ очень мало такого, чего не могли бы слышать вс. Но одно такое слово онъ сказалъ.

— Послдній мсяцъ былъ очень скученъ для меня.

Эмилія, разумется, ничего не могла отвтить на это. Она не могла сказать ему, что скучала гораздо боле его и что иногда сердце ея готово было разорваться.

— Желалъ бы я знать, всегда ли такъ будетъ со мною, сказалъ онъ, и потомъ опять заговорилъ о театрахъ и другихъ обыкновенныхъ предметахъ разговора.

— Должно быть, у васъ вышло все прежней шампанское! заоралъ лордъ Монгроберъ чрезъ весь столъ своему хозяину, держа въ рук бокалъ и съ сильными знаками неодобренія на лиц.

— Это то самое вино, которое мы пили, когда ваше сіятельство изволили въ послдній разъ обдать у меня, отвчалъ Дикъ.

Лордъ Монгроберъ поднялъ брови, покачалъ головою и поставилъ бокалъ.

— Не попробовать ли другую бутылку? спросилъ Дикъ.

— О! нтъ, будетъ то же самое, я ужь знаю. Я выпью хересу, если онъ у васъ есть.

Лакей подошелъ съ графиномъ.

— Нтъ, хересу, хересу! сказалъ его сіятельство.

Лакей сталъ въ тупикъ. Мистрисъ Дикъ не знала, что ей длать. Лорда Монгробера нельзя было заставлять ждать безнаказанно.

— Его сіятельство немножко не въ дух, шепнулъ Дикъ леди Монограмъ.

— Очень не въ дух, кажется.

— А хуже всего то, что во всемъ Лондон нельзя найти лучшаго вина, и его сіятельство знаетъ это.

— Я полагаю, что онъ для этого и прізжаетъ, сказала леди Монограмъ, которая по-своему была такъ же невжлива, какъ и лордъ.

— Онъ похожъ на многихъ другихъ. Онъ знаетъ, гд можно имть хорошій обдъ. Ничего не можетъ быть привлекательне этого. Разумется, хорошенькая женщина не согласится съ этимъ, леди Монограмъ.

— По-крайней-мр я не соглашусь съ этимъ, мистеръ Роби.

— Но я не сомнваюсь, что Монограмъ заботится о томъ, чтобы имть хорошаго повара, и также выбираетъ хорошее вино. Монгроберъ несправедливо отзывается объ этомъ шампанскомъ. Оно изъ погребовъ мадамъ Клико до войны и я далъ Сироту и Бёрлингамеру 110 шиллинговъ за дюжину.

— Неужели?

— Не думаю, чтобы въ Лондон нашлось десять человкъ, которые могли бы дать вамъ бокалъ такого вина. Что вы скажете объ этомъ шампанскомъ, Монограмъ?

— Очень хорошее вино, сказалъ сер-Дамаскъ.

— Еще бы! Я далъ за него 110 шиллинговъ до войны. Должно быть, у его сіятельства припадокъ подагры.

Но сер-Дамаскъ былъ занятъ своею сосдкой, леди Юстэсъ.

— Боле всего мн хотлось бы посмотрть на стрльбу голубей, говорила леди Юстэсъ.— Я слышу объ этомъ всю жизнь. Только мн кажется, что для дамы это не совсмъ прилично.

— О, да!

— Миленькіе голубки! Они вдь иногда спасаются? Надюсь, что они спасаются иногда. Я поду, когда устроится у васъ охота — если леди Монограмъ подетъ съ нами,

Сер-Дамаскъ сказалъ, что онъ устроитъ это, ршивъ однако въ то же время, что это послднее условіе можетъ быть во всякомъ случа препятствіемъ.

Роби, министръ, сидя на конц стола между своею невсткой и мистрисъ Гэпертонъ, очень откровенно выражался о министерств и парламентскихъ длахъ вообще.

— Да, дйствительно, разумется, это коалиція, но я не вижу, почему дламъ не итти очень хорошо. А къ герцогу я всегда имлъ величайшее уваженіе. Дло въ томъ, что въ настоящую минуту нтъ никакого особеннаго дла и нтъ причины, почему намъ не дйствовать согласно и не раздлять благъ между собою. Герцогъ помшанъ на счетъ десятичной системы. Онъ будетъ забавляться этимъ, но изъ этого ничего не выйдетъ и не сдлаетъ намъ вреда.

— Герцогиня, кажется, живетъ очень открыто? спросила мистрисъ Гэпертонъ.

— Да. Это длалось при старой лэди Брокъ и герцогиня повторяетъ это. У нихъ вдь денегъ бездна. Но это довольно скучно для тхъ, кто долженъ тамъ бывать.

Министръ Роби зналъ, что у его невстки потекутъ слюнки отъ его намека на возможность бывать въ дом перваго министра.

— Я полагаю, что министровъ приглашаютъ всегда.

— Мы должны бывать и за нами бдительно присматриваютъ. У леди Гленъ, какъ мы привыкли называть ее, глаза Аргуса. И разумется, мы, бывшіе на другой сторон, особенно обязаны оказывать ей почтеніе.

— Вамъ не нравится герцогиня? спросила мистрисъ Гэпертонъ.

— О! она мн очень нравится. Она сумасшедшая — это фактъ — и никто не можетъ угадать, какую штуку выкинетъ она. Всегда чувствуешь, что рано или поздно она сдлаетъ что-нибудь такое, что удивитъ весь свтъ.

— Прежде была какая-то странная исторія, кажется? спросила мистрисъ Дикъ.

— Я этому никогда не врилъ, отвчалъ Роби.— Это что-то на счетъ обожателя, который у нея былъ до ея замужства. Она узжала въ Швейцарію. Но герцогъ — онъ былъ тогда мистеръ Паллизеръ — похалъ за нею туда и все устроилось.

— Когда двицы могутъ сдлаться герцогинями, все устраивается, сказала мистрисъ Гэпертонъ.

По другую сторону мистрисъ Гэпертонъ сидлъ Вортонъ, совершенно неспособный разговаривать съ своею сосдкой съ правой стороны, женою министра. Старшая мистрисъ Роби конечно сама не много говорила, и Вортонъ бдствовалъ весь обдъ. Онъ ршилъ, что между его дочерью и Фердинандомъ Лопецомъ не должно быть никакой короткости — ничего боле простого знакомства, и вотъ они разговаривали на его глазахъ съ боле очевидными признаками взаимнаго соглашенія, чмъ выказывали вс другіе за столомъ. А между тмъ онъ не могъ на нихъ пожаловаться. Если люди обдаютъ вмст въ одномъ дом, разумется, можетъ случиться, что они сядутъ рядомъ. А если люди сидятъ рядомъ за обдомъ, то разумется они должны разговаривать.

Никто не могъ обвинить Эмилію въ кокетств, но она была такая двушка, которая ни въ какомъ случа не ршилась бы кокетничать. Но она смло объявила своему отцу, что любитъ этого человка, и вотъ теперь сидитъ и разговариваетъ съ нимъ. Не лучше ли будетъ отказаться отъ дальнйшихъ хлопотъ и позволить ей выйти за этого человка? Она наврно выйдетъ рано или поздно.

Когда дамы ушли наверхъ, бдствіе прекратилось на время, но Вортонъ все не былъ счастливъ. Дикъ переслъ на стулъ жены, такъ что сидлъ между лордомъ и своимъ братомъ. Лопецъ и Гэпертонъ вступили въ торговый разговоръ, а сер-Дамаскъ старался разговориться съ Вортономъ. Но задача была безполезная — какъ случается всегда, когда общество неудачно составлено. Вортонъ никогда не слыхалъ о новомъ экипаж, который сер-Дамаскъ ввелъ въ моду съ полковникомъ Бёскиномъ и сер-Альфонсомъ Блекбирдомъ. Когда сер-Дамаскъ сталъ уврять, что онъ самъ правитъ этимъ экипажемъ два раза въ недлю, Вортонъ сдлалъ видъ, будто считаетъ это невозможнымъ. Потомъ, когда сер-Дамаскъ выразилъ свое мнніе о причин неудачи какой-то лошади въ Нортгэмптон, Вортонъ и въ этомъ его не поощрилъ.

— Я никогда не бывалъ на скачкахъ, сказалъ адвокатъ.

Посл это сер-Дамаскъ молча пилъ вино.

— Вы помните это бордоское, милордъ? спросилъ Дикъ, думая, что обязанъ получить вознагражденіе за то, что было сказано о шампанскомъ.

Но обдъ недостаточно смягчилъ лорда Моагробера.

— О! да, я помню это вино. Не будь оно согрто у огня…

— Оно не было около огня, сказалъ Дикъ.

— Или вылито въ горячій графинъ…

— Вовсе нтъ.

— Или если съ нимъ не было поступлено какъ-нибудь скверно въ другомъ род, то это было бы хорошее вино.

— Вамъ трудно угодить сегодня, милордъ, сказалъ Дикъ, выведенный изъ себя.

— Какъ же надо говорить? Если вы говорите о вашемъ вин, я могу только сказать вамъ, что думаю. Всякій человкъ можетъ достать хорошее вино, если въ состояніи заплатить за него, но нтъ одного изъ десяти, который умлъ бы подать его на столъ.

Дику это показалось очень жестоко. Когда человкъ платитъ 110 шиллинговъ за дюжину шампанскаго и подаетъ его такому гостю, какъ лордъ Монгроберъ, который даже не отплатитъ ему подобной вжливостью, тогда человку можно позволить говорить о своемъ вин, не опасаясь выговора. Условіе такого рода не пишется на пергамент, но оно подразумвается и должно бы такъ же врно соблюдаться, какъ всякій законный контрактъ. Дикъ, въ которомъ иногда пробуждалась энергія, оттолкнулъ бутылку и откинулся на спинку стула.

— Если вы спрашиваете меня, я могу только вамъ сказать, повторилъ лордъ Монгроберъ.

— Не думаю, чтобы когда-нибудь предъ вами ставили бутылку въ лучшемъ порядк, сказалъ Дикъ.

Лицо его сіятельства надулось и покраснло, когда онъ обернулся къ своему хозяину.

— И, разумется, я говорю о моемъ вин съ тмъ, кто знаетъ въ этомъ толкъ. Я говорю съ Монограмомъ о голубяхъ, съ Томомъ о политик, съ Гэпертономъ и Лопецомъ о цн денежныхъ бумагъ, а съ вами о вин. Если бы я спросилъ васъ, что вы думаете о послдней новой книг, ваше сіятельство нсколько удивились бы.

Лордъ Монгроберъ заворчалъ, надулся и раскраснлся больше прежняго, но не сдлалъ попытки отвчать, и побда очевидно осталась за Дикомъ — къ большой его похвал. И онъ очень возгордился.

— Мы съ Монгроберомъ немножко повздорили, сказалъ онъ своей жен въ этотъ вечеръ.— Онъ человкъ очень хорошій, къ тому же лордъ, но иногда его слдуетъ остановить, и ей-Богу, я это сдлалъ сегодня. Спроси Лопеца.

На верху были дв гостиныя рядомъ. Эмилія ускользнула въ заднюю, избгая пылкихъ чувствъ и двусмысленной морали леди Юстэсъ и мистрисъ Лесли — и туда къ ней пришелъ Фердинандъ Лопецъ. Вортонъ былъ въ передней гостиной, и хотя, когда вошелъ, украдкой посмотрлъ, гд дочь, ему было стыдно итти отыскивать ее. Въ задней гостиной были и другіе — Дикъ и Монограмъ стояли на ковр у камина и старшая мистрисъ Роби сидла въ углу — такъ что въ положеніи влюбленныхъ не было ничего страннаго.

— Долженъ ли я понять, сказалъ Лопецъ:— что я изгнанъ съ Манчестерскаго сквера?

— Разв папа изгналъ васъ?

— Объ этомъ я и спрашиваю васъ.

— Я знаю, что вы видлись съ нимъ, мистеръ Лопецъ.

— Да, я видлся.

— Вы должны лучше знать, что онъ вамъ сказалъ.

— Онъ конечно объяснился съ вами лучше, чмъ со мною.

— Очень въ этомъ сомнваюсь. Папа вообще объясняется очень откровенно. Впрочемъ, я думаю, что онъ желаетъ васъ изгнать. Не знаю, почему мн не сказать вамъ правды.

— Я тоже не знаю.

— Я думаю, что онъ намренъ изгнать васъ.

— А вы?

— Я буду слушаться его во всемъ — насколько могу.

— Такъ и вы изгоняете меня?

— Я этого не говорю. Но если папа говоритъ, что вы не должны у насъ бывать, разумется, я не могу васъ приглашать.

— Но я могу видть васъ здсь?

— Мистеръ Лопецъ, я не желаю слышать нкоторыхъ вопросовъ.

— Вы знаете, почему я длаю ихъ. Вы знаете, что для меня вы дороже всхъ на свт.

Она помолчала, а потомъ ничего не отвтивъ ушла въ другую комнату. Ей было почти стыдно, что она не сдлала ему выговора, зачмъ онъ говоритъ съ нею такимъ образомъ посл его свиданія съ ея отцомъ, а между тмъ его слова наполнили ее восторгомъ. Онъ прежде никогда не говорилъ ей прямо о любви — хотя вопросы отца принудили ее признаться самой себ въ своей любви. Она была вполн уврена въ томъ, что этотъ человкъ былъ и будетъ всегда единственнымъ существомъ, которое она предпочтетъ всмъ другимъ. Ея судьба была въ рукахъ отца. Если онъ захочетъ сдлать ее несчастной, онъ можетъ это сдлать. Но она ршила одно. Она не станетъ скрытничать и отцу своему скажетъ всю правду. Если онъ станетъ спрашивать ее, она повторитъ ему, насколько вспомнитъ, т самыя слова, которыя Лопецъ говорилъ ей въ этотъ вечеръ. Она не будетъ спрашивать отца ни о чемъ. Онъ уже ей сказалъ, что этому человку слдуетъ отказать, и не сказалъ другихъ причинъ, кром того, что ему непріятно отсутствіе англійскаго родства. Она не станетъ спрашивать о причин, но дастъ понять отцу, что хотя повинуется ему, однако считаетъ его самовластіе тиранскимъ и неразумнымъ.

Они ушли ране другихъ гостей и прошли пшкомъ къ скверу.

— Какое пошлое общество! сказалъ Вортонъ, какъ только они сошли съ лстницы..

— Нкоторые — да! сказала Эмилія, длая исключеніе мысленно.

— Право не знаю, для кого можно сдлать исключеніе. Для чего, напримръ, быть знакомымъ съ такимъ человкомъ, какъ лордъ Монгроберъ, я понять не могу. Что вноситъ онъ въ общество?

— Титулъ.

— Но что же это значитъ само по себ? Онъ дерзкій, надутый скотъ.

— Папа, вы сегодня употребляете очень сильныя выраженія.

— И эта леди Юстэсъ! Боже милостивый! Можно ли уврять меня, что эта тварь леди!

Они подошли къ своей двери, и пока ее отворяли и входили въ свою гостиную, ничего боле не было сказано, но потомъ Эмилія начала:

— Я не знаю, зачмъ вы бываете у тети Гэррьеты. Вамъ не нравится ея общество.

— Сегодня мн не понравился никто.

— Зачмъ же вы бываете тамъ? Вамъ и тетя Гэррьета не нравится. Вамъ не нравится и дядя Дикъ. Вамъ не нравится и мистеръ Лопецъ.

— Это такъ.

— Я не знаю, кто вамъ нравится.

— Мн нравится мистеръ Флечеръ.

— Это говорить мн безполезно, папа.

— Ты спрашиваешь меня, а я отвчаю теб, мн нравится Артуръ Флечеръ, потому что онъ джентльменъ — джентльменъ того сословія, къ которому я принадлежу самъ, потому что онъ трудится, потому что мн извстно о немъ все, такъ что я могу быть увренъ въ немъ, потому что родители у него приличные, потому что я увренъ, что онъ не скажетъ мн ни неловкости, ни дерзости. Онъ не станетъ разсказывать мн, какъ возитъ какой-то тамъ новый экипажъ, какъ этотъ сумасбродный баронетъ, не станетъ разсказывать мн цну своихъ винъ, какъ твой дядя.

‘И Фердинандъ Лопецъ не станетъ говорить этого’, подумала Эмилія.

— Но во всхъ подобныхъ вещахъ, милая моя, самое важное — это равенство. Я назвалъ молодого человка только потому, что желаю дать теб понять, что могу сочувствовать не однимъ людямъ моего возраста. Но сегодня тамъ не было никого похожаго на меня — и, какъ я надюсь, похожаго на тебя. Этотъ Роби болтливый оселъ. Какъ подобный человкъ можетъ быть полезенъ въ министерств, понять я не могу. Гэпертонъ еще лучше другихъ, но и онъ-то чмъ можетъ зарекомендовать себя? Я всегда думалъ, что для того, чтобы составить состояніе въ Сити, нужно весьма мало ума.

Въ такомъ расположеніи духа Вортонъ пошелъ спать, но ни слова не было боле сказано о Фердинанд Лопец.

Глава XI.
Карльтонская Терраса.

Конечно, дло вела хорошо леди Гленъ — какъ еще многіе въ политическомъ мір продолжали называть ее. Она еще не совсмъ выполнила свой планъ — для чего надо было уговорить ея мужа на огромныя издержки и получить отъ него согласіе на продажу нкоторой части имнія. Она не могла найти для этого удобной минуты, имя при всемъ своемъ мужеств въ затаенномъ уголку своего сердца страхъ къ спокойному могуществу, которымъ обладалъ ея мужъ. Она не могла ршиться сдлать предложеніе, но поступала такъ, какъ будто оно было сдлано и одобрено.

Ея домъ всегда сіялъ цвтами. Разумется, будетъ присланъ счетъ — и мужъ ея, когда видлъ тропическія растенія и весь домъ, превращенный въ бесдку съ свжими, великолпными цвтами, долженъ знать, что присланъ будетъ счетъ. А когда онъ увидалъ, что каждую недлю бываетъ роскошный обдъ и почти царскіе вечера два раза въ недлю, когда жена спросила его, можетъ ли она купить пару гндыхъ экипажныхъ лошадей, какихъ, по ея увренію, еще не видали на лондонскихъ улицахъ — разумется, онъ долженъ знать, что будетъ представленъ счетъ. Можетъ быть, было лучше дйствовать такимъ образомъ, чмъ длать прямое предложеніе. Въ начал іюля она заговорила съ нимъ о гостяхъ, которыхъ собиралась пригласить въ Гэтерумскій замокъ въ август.

— Ты хочешь хать въ Гэтерумъ въ август? спросилъ онъ съ удивленіемъ, потому что она ненавидла этотъ замокъ и съ трудомъ ршалась проводить тамъ десять дней каждый годъ на Рождеств.

— Мн кажется, это надо сдлать, сказала она торжественно.— Теперь нельзя длать только то, что любишь.

— Почему же нтъ?

— Едва ли ты подешь въ такое ничтожное мсто, какъ Мачингъ, въ твоемъ настоящемъ положеніи. Ты долженъ угощать такое множество людей! У тебя, вроятно, въ одно время будутъ два-три посланника.

— У насъ всегда бывало довольно комнатъ въ Мачинг.

— Но ты не всегда былъ первымъ министромъ. Только въ такое время какъ теперь можетъ быть полезенъ такой домъ, какъ Гэтерумъ.

Онъ помолчалъ, думая объ этомъ, а потомъ согласился не говоря ни слова. Вроятно, она была права. Этотъ замокъ былъ великолпное зданіе, и конечно нкоторые думали, что герцогу Омніуму прилично жить въ такомъ дворц. Если это надо сдлать когда-нибудь, то надо сдлать теперь. Въ этомъ отношеніи жена его была нрава.

— Очень хорошо. Подемъ туда.

— Я все устрою, сказала герцогиня:— я и Лококъ.

Лококъ былъ дворецкій.

— Я помню, сказалъ герцогъ, и говоря это онъ улыбнулся съ особенно непріятнымъ выраженіемъ, которое иногда появлялось на его вообще не выразительномъ лиц:— я помню, что какой-то первый министръ объявилъ, что его положеніе налагаетъ на него издержки, для которыхъ его содержанія недостаточно. Я начинаю думать, что испытаю то же самое.

— Это тревожитъ тебя?

— Нтъ, Кора, это меня не тревожитъ, а то я не дозволилъ бы этого. Но я думаю, что должны быть границы. Ни одинъ человкъ не бываетъ такъ богатъ, чтобы расточать состояніе.

Если бы даже они стали расточать ея состояніе — т деньги, которыя она принесла въ приданое — десять лтъ сряду еще гораздо боле, чмъ намревалась она, то могли это сдлать, не касаясь Паллизерскаго имнія. Это она знала наврно. И расточительность будетъ употреблена во славу ему — чтобы онъ могъ остаться на своемъ мст какъ популярный первый министръ. Она хотла было сказать ему все это, но удержалась, и мысль о томъ, что она хотла сказать, вызвала краску на ея лицо. Она еще никогда не говорила съ нимъ о своемъ богатств.

— Разумется, мы тратимъ деньги, сказала она.— Если ты велишь мн удержаться, я удержусь.

Онъ взглянулъ на нее и прочелъ все на ея лиц.

— Ты имешь право длать это, если желаешь, сказалъ онъ.

— Для тебя!

Онъ наклонился, поцловалъ ее два раза и предоставилъ ей устраивать свои обды е вечера какъ она желаетъ. Посл этого она поздравляла себя, что не сдлала прямого предложенія, зная, что можетъ теперь длать что хочетъ.

Тутъ начались торжественныя совщанія, въ которыхъ она предсдательствовала, а мистрисъ Финнъ и Лококъ присутствовали. Въ другихъ совщаніяхъ предполагается, что какъ бы ни былъ предсдатель самовластенъ по характеру и выше другихъ по уму, все-таки ему приходится не рдко уступать мннію своихъ собратовъ. Но въ этихъ совщаніяхъ герцогиня всегда поступала по своему, хотя онъ настойчиво спрашивалъ совтовъ. Локока пугали издержки. До-сихъ поръ деньги получались отъ герцога. Герцогъ всегда подписывалъ чеки, но чеки обыкновенные, а теперь его надо было просить подписывать чеки необыкновенные. Въ банк лежало много денегъ на текучемъ счету, но Лококъ былъ увренъ, что скоро придется что-нибудь продать. Мысль о продаж чего бы то ни было устрашала Локока. Или придется занимать? До сихъ поръ Паллизеры не занимали никогда.

— Но его свтлость никогда не проживалъ своего дохода, сказала герцогиня.

Это было справедливо. Но когда накоплялись деньги, тогда продавалось другое имніе или улучшались помстья.

— Неужели вы хотите сказать, что мы не можемъ достать денегъ, если он намъ понадобятся?

Лококъ разсыпался въ увреніяхъ, что денегъ можно достать сколько угодно — только что-нибудь надо сдлать.

— Такъ сдлаемъ что-нибудь, сказала герцогиня.

Потомъ она сказала своей пріятельниц:

— Много есть богатыхъ людей, и даже очень богатыхъ, но никто, кажется, не бываетъ достаточно богатъ, чтобы имть наличныя деньги на то, что онъ желаетъ сдлать. Все скопляется въ большую сумму, до которой нельзя дотронуться безъ жертвы. Я полагаю, что у васъ всегда достаточно для всего.

Было хорошо извстно, что настоящая мистрисъ Финнъ, бывшая мадамъ Гёслеръ, богатая женщина.

— Нтъ — вовсе нтъ. У меня нтъ ни одного шиллинга.

— Что случилось? спросила герцогиня, притворившись испуганной.

— Вы забываете, что у меня есть мужъ и что надо спрашивать его.

— Вотъ это вздоръ! Но не находите ли вы, что женщины глупо длаютъ, выходя замужъ, когда у нихъ есть свое состояніе и он могутъ сами располагать собою? Я не могла. Меня заставили выйти замужъ прежде чмъ я настолько сдлалась взрослою, чтобы настоять на своемъ.

— И какъ хорошо сдлали они для васъ!

— Pas ci mal {Не дурно.}. Онъ первый министръ, что очень важно, и я начинаю преисполняться политическимъ честолюбіемъ. Я чувствую себя леди Макбетъ, готовою убить всякаго Дункана или всякаго Добени, который будетъ стоять на дорог моего властелина. А пока, подобно леди Макбетъ, мы должны приготовлять пиры. Ея повелитель явился и велъ себя дурно, мой повелитель совсмъ не явится — что мн кажется гораздо хуже.

Нашъ старый пріятель Финіасъ Финнъ, который теперь достигъ такого высокаго мста въ политик, о которомъ даже не мечталъ, хотя былъ членомъ Парламента, въ это время часто узжалъ изъ Лондона. Новая метла всегда мететъ чисто, а офиціальныя новыя метлы, кажется, метутъ чище другихъ. Кто не видалъ въ начал министерства, что какой-нибудь министръ или лордъ намреваются новыми геркулесовскими подвигами очистить царскія конюшни, ввренныя его попеченіямъ? Кто не знаетъ джентльмена въ министерств внутреннихъ длъ, намревающагося преобразовать полицію и положить конецъ преступленіямъ, или новаго министра путей сообщенія, который хочетъ украсить Лондонъ магическимъ взмахомъ руки — или боле всего новаго перваго лорда адмиралтейства, который ршилъ выстроить намъ флотъ, очистить адмиралтейство и сберечь въ то же самое время полмилліона?

Финіасъ Финнъ собирался разгадать ирландскаго сфинкса. Непремнно слдовало что-нибудь сдлать, чтобы доказать его щекотливымъ соотечественникамъ, что въ настоящую минуту никакое бдствіе не могло быть для нихъ тяжеле, какъ возможность имть собственное управленіе отдльно отъ Англіи, и онъ думалъ, что это тмъ будетъ легче, что убждался все боле и боле каждый день, что правители, окружавшіе его въ Парламент, были точно такого же мннія. Въ это время онъ часто здилъ взадъ и впередъ, но такъ какъ жена не сопровождала его въ этихъ поздкахъ, она имла возможность посвящать много времени герцогин.

Герцогин удавались ея обды и вечера. Были люди, жаловавшіеся, что у нея бываютъ вс безъ разбора относительно политики, принциповъ, званія, нравственности — и даже обращенія. Но въ труд, предпринятомъ герцогиней, ей невозможно было избгнуть порицанія. Т, которымъ было извстно, что длалось, знали, что въ этотъ домъ не приглашали никого безъ увренности, что его или ея присутствіе желательно — хотя бы въ отдаленной степени. Параграфы въ газетахъ значатъ очень много и поэтому писатели и издатели такихъ параграфовъ бывали тамъ — и иногда съ своими женами. Мистера Брука, издателя ‘Чайнаго Стола’, постоянно видали тамъ съ его женою леди Кербёри и бднаго стараго Букера, издателя ‘Литературной Хроники’. Торговцы Сити могутъ сдлать бюджетъ популярнымъ или нтъ, и поэтому принимались Мильсы Гэпертоны. Какихъ-нибудь знаменитыхъ адвокатовъ желательно сдлать генеральными солиситерами. И у любимаго современнаго Орфея, молодого трагика, который олицетворялъ настоящаго Гамлета, стараго живописца, разбогатвшаго отъ своей знаменитости, и у молодого живописца, сильнаго надеждой, и у молодого поэта, хотя довольно слабаго, и у нсколько деревяннаго романиста, у всхъ были языки и извстные способы выраженія, которыя могли помочь или повредить паллизерской коалиціи — какъ теперь называлось министерство герцога.

— Кто это? Я прежде видлъ его здсь. Герцогиня такъ долго разговаривала съ нимъ сейчасъ.

Этотъ вопросъ сдлалъ мистеръ Рэтлеръ мистеру Роби. За полчаса предъ тмъ Рэтлеръ старался сказать нсколько словъ герцогин, сообщить какую-то маленькую политическую тайну. Но герцогиня не очень заботилась о Рэтлерахъ, служившихъ въ министерств ея мужа. Услуги нкоторыхъ людей можно получить за извстную плату, и получивъ эту плату, они по мннію герцогини находились въ распоряженіи перваго министра безъ дальнйшихъ хлопотъ. Разумется, они бывали на пріемахъ и имли право на улыбку, когда входили въ гостиную. Но они не имли права ни на что другое, и теперь Рэтлеръ считалъ себя обиженнымъ. Ему въ голову не пришло разбранить герцогиню. Герцогиня была слишкомъ необходима, чтобы бранить ее. Но о всякомъ пріятел герцогини — о всякомъ любимц минуты — разумется, можно было посудачить.

— Это Лопецъ, сказалъ Роби, пріятель Гэпертона:— говорятъ, очень умный человкъ.

— Вы видали его гд-нибудь?

— Да — я встрчалъ его на обдахъ.

— Его въ Парламент нтъ. Чмъ онъ занимается?

Рэтлеру было прискорбно думать, что всякій трутень можетъ пробраться въ улей рабочихъ пчелъ.

— О! денежными длами, я думаю.

— Онъ не товарищъ Гёнки?

— Кажется, нтъ. Я бы это зналъ.

— Она должна бы помнить, что люди пользуются тмъ, что бываютъ здсь, сказалъ Рэтлеръ.

Она, разумется, была герцогиня.

— Это вдь не частный домъ. И то вліяніе, которое пріобртаютъ бывающіе здсь, теряетъ она. Кому-нибудь слдовало бы объяснить ей это.

— Не думаю, чтобы вы или я могли это сдлать, отвтилъ Роби.

— Я сейчасъ скажу герцогу, замтилъ Рэтлеръ.

Можетъ быть, онъ думалъ, что можетъ сказать герцогу, но мы можемъ сомнваться, не спряталъ ли онъ свою храбрость въ карманъ, когда встртился съ глазами герцога.

Лопецъ былъ тутъ въ третій разъ въ половин іюня и усплъ сдлаться лично извстнымъ герцогин. Изъ Сити была депутація къ первому министру просить добавочной почты изъ Сан-Франциско въ Японію, и хотя Лопецъ не интересовался Японіей, однако усплъ присоединиться къ депутатамъ. Онъ усплъ также, когда депутація уходила, сказать отъ себя нсколько словъ министру. Герцогъ вспомнилъ о немъ и сказалъ, что ему надо послать пригласительный билетъ. Теперь онъ находился въ третій разъ между цвтами, знатью, красавицами и политиками на вечер герцогини.

— Очень хорошо устроено — право очень хорошо, сказалъ ему Боффинъ.

Лопецъ обдалъ у мистера и мистрисъ Боффинъ и теперь встртился съ ними. Боффинъ принадлежалъ къ прежнему министерству, но его какъ-то сочли ненужнымъ для коалиціи. Разумется, онъ гордился своей твердостью и критиковалъ принципы людей, которые могутъ быть сегодня консерваторами, а завтра либералами. Онъ былъ трудолюбивый и честный человкъ, но недостаточно энергичный, чтобы не пожалть о своей честности въ настоящихъ обстоятельствахъ. Для многихъ изъ насъ легко удерживаться отъ воровства, когда воровство ведетъ прямо въ тюрьму, но когда воровство доставляетъ шелки и атласы, а съ шелками и атласами всеобщее уваженіе, результатъ честности кажется не такъ-то ясенъ. Откуда явится награда и когда? На кого падетъ наказаніе и гд? Конечно, человкъ не попадетъ въ адъ за то, что принадлежалъ къ министерской коалиціи. Боффинъ приходилъ въ нкоторое недоумніе, думая обо всемъ этомъ, но вмст съ тмъ очень гордился своей твердостью.

— По моему, это такая прелесть! сказала мистрисъ Боффинъ.— Вы смотрите сквозь элизіумъ родедондроновъ въ зеркальный рай. Не думаю, чтобы прежде бывало въ Лондон что-нибудь подобное.

— У насъ, кажется, не было такихъ богатыхъ людей, чтобы длать то, что длается теперь, сказалъ Боффинъ:— и такихъ вліятельныхъ, чтобы собирать вмст такое множество людей. Если страною можно управлять посредствомъ цвтовъ и зеркалъ, разумется, это очень хорошо.

— Цвты и зеркала не помшаютъ стран управляться хорошо, сказалъ Лопецъ.

— Въ этомъ я не увренъ, сказалъ Боффинъ.— Мы вс знаемъ, до чего это довело Римъ.

— До чего довело? спросила мистрисъ Боффинъ.

— До того, что одинъ человкъ сжегъ Римъ, душа моя, для собственнаго удовольствія, нарядившись въ атласную юбку и гирлянду розъ.

— Я не думаю, чтобы герцогъ такъ нарядился, сказала мистрисъ Финнъ.

— А я не думаю, сказалъ Лопецъ:— чтобы трата богатства въ дом богатаго человка могла деморализировать народъ.

— Попытка здсь, сказалъ Боффинъ строго:— состоитъ въ томъ, чтобы деморализировать правителей народа. Я радъ, что пріхалъ разъ посмотрть, что длается здсь, но какъ независимый членъ Нижней Палаты я не желаю бывать часто въ гостиной герцогини.

Тутъ мистеръ Боффинъ увезъ домой мистрисъ Боффинъ, къ большому сожалнію этой дамы.

— Это волшебная страна, сказалъ Лопецъ герцогин, когда уходилъ.

— Будьте же здсь въ числ волшебниковъ, отвтила она очень любезно:— мы всегда дома по средамъ.

Въ этихъ словахъ заключалось приглашеніе на весь сезонъ и Лопецъ счелъ ихъ признакомъ большой милости. Надо признаться, что герцогиня имла наклонность выбирать фаворитовъ, можетъ быть, безъ основательной причины, но надо сознаться, что она рдко бросала тхъ, кому отдавала свое расположеніе. Надо также признаться, что возненавидвъ мужчину или женщину, она вообще ненавидла ихъ до конца. Не было рая слишкомъ очаровательнаго для ея друзей, не было ада слишкомъ страшнаго для ея враговъ.

Относительно Лопеца она сказала бы, если бы ее спросили, что она пригласила его повинуясь мужу. Но въ сущности ей понравились и наружность, и голосъ этого человка. Ея мужъ и прежде поручалъ ея вниманію и доброт людей, которыхъ съ перваго же раза она лишала своего расположенія и продолжала длать это впослдствіи, какъ бы ни убждалъ ее мужъ.

Еще одинъ нашъ старый пріятель находился у герцогини въ этотъ вечеръ и встртился съ мистрисъ Финнъ. Это былъ Баррингтонъ Ирль, давнишній политикъ, котораго многіе еще считали молодымъ человкомъ, потому что онъ всегда былъ извстенъ какъ молодой человкъ и не сдлалъ ничего такого, что компрометировало бы его положеніе въ этомъ отношеніи. Онъ не женился, не поселился въ своемъ собственномъ дом, не страдалъ подагрой, не пересталъ заботиться о своемъ костюм. Конечно, сдыхъ волосъ было у него больше, чмъ черныхъ, и на лиц, виднлись признаки морщинъ, если пристально смотрли на него, и онъ сталъ очень заботиться о тепломъ пальт и дождевомъ зонтик. Ему было уже около пятидесяти лтъ, но и въ Палат, и между министрами, и между женами членовъ Палаты и министровъ онъ все еще считался молодымъ человкомъ. И когда его пригласили быть министромъ Ирландіи, вс чувствовали, что онъ слишкомъ молодъ для этого мста. Онъ впрочемъ отказался, и когда поступилъ въ почтовое вдомство, тамъ всмъ казалось, что надъ ними поставили мальчика. А между тмъ Финіасъ Финнъ, сдлавшійся министромъ Ирландіи, былъ десятью годами моложе Баррингтона Ирля. Но Финіасъ Финнъ былъ женатъ уже два раза и вынесъ въ своей жизни такія вещи, отъ которыхъ человкъ старетъ.

— Какъ Финіасу это нравится? спросилъ Ирль.

Финіасъ Финнъ и Баррингтонъ Ирль вмст выдержали политическую борьбу и были очень дружны.

— Надюсь, что не очень, отвчала мистрисъ Финнъ.

— Почему? Потому ли, что долго находится въ отсутствіи?

— Нтъ, не по этому. Я не жалла бы объ его отсутствіи, если бы это занятіе удовлетворяло его. Но я знаю его такъ хорошо! Чмъ боле онъ пристращается къ этому теперь, тмъ сильне будетъ разочарованіе, когда онъ разочаруется. Тамъ вдь нечмъ особенно заняться, мистеръ Ирль.

— Я. нахожу, что въ Финн всегда было слишкомъ много усердія.

— Разумется. А съ усердіемъ всегда бываютъ излишнія ожиданія, горькое отчаяніе, презрніе къ другимъ и вс элементы для несчастія.

— Это печальная программа для вашего мужа.

— У него есть энергія, которая всегда заставитъ его оправиться, но я сомнваюсь, созданъ ли онъ быть политикомъ въ этой стран. Вы помните лорда Брока?

— Милаго старика Брока?— разумется, помню. Какъ мн не помнить, если вы помните его?

— Молодые люди еще находятся въ училищ, когда женщины уже давно вызжаютъ въ свтъ. Онъ былъ настоящій образецъ англійскаго государственнаго человка. Онъ нжно любилъ свою страну и желалъ, чтобы она была первою націей въ мір. Но онъ не находилъ, чтобы большія улучшенія способствовали ея величію. Пусть событія идутъ своимъ путемъ съ легкимъ направленіемъ въ ту или другую сторону, какъ потребуютъ обстоятельства. Вотъ какова была его метода править страною. Онъ врилъ боле въ людей, чмъ въ мры. Пока его окружали честные люди, онъ могъ быть и самъ счастливъ, и врить счастію страны. Онъ никогда не сокрушался, если не могъ ввести ту или другую реформу. Его огорчило бы пораженіе въ личной борьб. Но онъ всегда могъ поставить на своемъ и всегда былъ счастливъ. Но человкъ чувствительный, съ пылкимъ честолюбіемъ, съ сильнымъ желаніемъ быстрыхъ улучшеній никогда не бываетъ удачнымъ политикомъ.

— Мистрисъ Финнъ, вы понимаете это лучше всхъ, кого я зналъ.— Я давно наблюдала за этимъ, и разумется, наблюдала очень близко съ тхъ поръ, какъ вышла замужъ.

— Но вы пріучили себя видть все это. Какимъ полезнымъ членомъ были бы вы въ министерств!

— Но у меня никогда недостало бы терпнія просидть цлый вечеръ на скамейк въ Нижней Палат. Какъ могутъ выдерживать это мужчины? Они не должны читать. Они не могутъ думать, потому что тамъ говорятъ. Разговаривать они не могутъ. Не думаю, чтобы они слушали. Не въ человческой натур слушать по цлымъ часамъ такія плоскости. Мн кажется, они пріучили себя къ дремот наяву, но и это не можетъ быть пріятно.

— Но, мистрисъ Финнъ, мы можемъ уходить въ библіотеку и курительную.

— О! да, и писарь въ контор можетъ читать газеты, вмсто того, чтобы исполнять свою обязанность. Но тамъ есть надзоръ и требуется извстное количество труда. Я встрчала лордовъ на обдахъ по понедльникамъ и четвергамъ, но мы смотримъ на нихъ какъ на мальчиковъ, убжавшихъ изъ школы. Мн кажется, мистеръ Ирль, что въ конц-концовъ намъ, женщинамъ, досталась лучшая доля.

— Я не думаю, чтобы вы стояли за свои права.

— Не утвержденныя парламентскимъ актомъ или митингами на платформ. Я имю очень высокое мнніе о женскихъ правахъ, но мн кажется, что такимъ образомъ можно только уничтожить ихъ. Что вы думаете о вечерахъ герцогини?

— Леди Гленъ въ своемъ род такая же великая женщина, какъ и вы — можетъ быть, выше, потому что ее не останавливаетъ ничто.

— Между тмъ какъ я иногда совщусь.

— Ея свтлость не совстится. У ней есть чувства и убжденія, которыя не сбиваютъ ее съ прямого пути, но совстливости у ней нтъ. Посмотрите, вотъ она разговариваетъ теперь съ сер-Орландо Дротомъ, котораго она ненавидитъ и презираетъ. Я увренъ, что она предвидитъ то счастливое время, когда герцогъ швырнетъ за бортъ сер-Орландо и будетъ править кораблемъ со мною или съ какимъ-нибудь другимъ подчиненнымъ. Такое время не наступитъ никогда, но она это думаетъ. А разговариваетъ она теперь съ сер-Орландо такъ, какъ-будто высказываетъ ему всю свою душу, и сер-Орландо вритъ ей. Сер-Орландо на седьмомъ неб, а она пользуется его легковріемъ.

— Она очень весело устроила свой домъ.

— И тратитъ громадныя деньги, сказалъ Баррингтонъ Ирль.

— Что это за бда?

— Конечно, никакой, если герцогу это нравится. Мн казалось, что герцогъ будетъ недоволенъ такою выставкой на показъ. Вотъ онъ. Видите его въ углу съ его собратомъ герцогомъ? По виду нельзя сказать, чтобы онъ былъ доволенъ. Никто не подумалъ бы, чтобъ онъ былъ обладателемъ всего этого. Онъ почти спрятался за ширмы. Я увренъ, что это ему не нравится.

— Онъ старается находить пріятнымъ то, что нравится ей, сказала мистрисъ Финнъ.

Мужъ ея былъ въ Ирландіи и мистрисъ Финнъ гостила въ дом герцогини. Это нашли удобнымъ, потому что герцогин она была нужна. Когда гости разъхались, герцогиня и мистрисъ Финнъ остались вдвоемъ.

— Не правда ли, вдь съ нимъ не подлаешь ничего? спросила герцогиня.

— Съ кмъ?

— Господи Боже мой! съ Плантадженетомъ — съ кмъ же еще? Кто другой въ своемъ собственномъ дом придетъ къ своимъ гостямъ и станетъ говорить только съ однимъ человкомъ? И подумайте! Въ здшней стран популярность единственная опора, на которую могутъ положиться министры.

— Политическая, но не общественная.

— Вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, что он об идутъ рядомъ. Мы достаточно насмотрлись на это даже въ наше время. Что разстроило министерство мистера Грешэма? Если бы Плантадженетъ совсмъ не выходилъ, могли бы подумать, что онъ читаетъ или длаетъ разсчеты, или приготовляетъ рчь. Это было бы гораздо лучше. Но онъ приходитъ и полчаса шепчется съ другимъ герцогомъ. Я ненавижу герцоговъ!

— Онъ разговариваетъ съ герцогомъ де-Сент-Бёнгэемъ, потому что онъ полагается на него больше всхъ. Нсколько лтъ тому назадъ онъ сдлалъ бы то же съ мистеромъ Мильдмеемъ.

— Душа моя, сказала герцогиня съ гнвомъ: — вы обращаетесь со мною какъ съ ребенкомъ. Разумется, я знаю, почему онъ выбираетъ изъ толпы этого старика. Ужь конечно не изъ глупой гордости по поводу его званія. Я знаю очень хорошо, какія идеи руководятъ имъ. Но не въ этомъ дло. Онъ долженъ размыслить, что другіе думаютъ объ этомъ, и стараться длать, что нравится имъ. Я должна была наговорить цлую кучу турусовъ на колесахъ этому старому дураку сер-Орландо Дроту, когда одно слово Плантадженета произвело бы гораздо боле эфекта. И почему онъ не можетъ поговорить съ женами? Он не укусятъ его. Онъ иногда говоритъ съ вами, когда это совсмъ не важно, душа моя…

— Я этого не знаю.

— Но съ другими женщинами онъ не говоритъ никогда. Онъ пробылъ здсь сегодня ровно сорокъ минутъ и не раскрылъ ротъ ни съ одною женщиной. Я наблюдала за нимъ. Какимъ образомъ протолкну я его, если онъ будетъ продолжать такъ? Да, Лококъ, я иду спать и, кажется, не встану цлую недлю.

Глава XII.
Собираются тучи.

Весь іюнь и первую недлю іюля дла министерства шли успшно, несмотря на общественные грхи герцога и отчаяніе герцогини. Были политики, думавшіе или по-крайней-мр предсказывавшіе, что соединенное министерство не продолжится и мсяца. Были люди, такіе какъ лордъ Фонъ съ одной стороны и Боффинъ съ другой, непріятно очутившіеся на мели безъ всякаго врнаго положенія. Эти господа ожидали затрудненій, усложненій, ошибокъ, но пока министерство было спасено отъ этихъ опасностей или энергіею перваго министра, или популярностью его жены, или можетъ быть прозорливостью старшаго герцога, такъ что составилось убжденіе, что коалиція именно то, что было нужно. Въ одномъ отношеніи она дйствительно была успшна. Собственное управленіе и вообще ирландская партія остались безъ поддержки.

Потомъ возникло небольшое затрудненіе, надлавшее много хлопотъ соединенному министерству. На судейской скамь опросталось мсто — мсто довольно почетное и важное, хотя не совсмъ высокое. Сер-Грегори Грогрэмъ, человкъ богатый, энергичный, ршившійся добиться званія пера и убжденный, что если коалиція распадется, либеральный элементъ одержитъ верхъ и шерстяной мшокъ сдлается для него доступенъ — отказался занять это мсто. Сер-Тимоти Бисвоксъ, генеральный солиситоръ, увидалъ, что оно какъ-разъ по немъ, и нисколько не колеблясь выразилъ свое мнніе. Но мсто не было дано сер-Тимоти. Ему объяснили, что старое правило, или лучше сказать обычай — предлагать высокія казенныя мста лицамъ судебнаго вдомства, былъ уничтоженъ. Какой-то первый министръ или, вроятно, вс кабинетные министры, нашли этотъ обычай дурнымъ и права на это мсто сер-Тимоти не имлъ никакого. Ему сказали, что Парламентъ не можетъ лишиться его драгоцнныхъ услугъ. Нкоторые говорили, что ему вредитъ его характеръ. Другіе держались того мннія, что онъ возвысится слишкомъ быстро, и лордъ Рамсденъ, принадлежавшій къ той же партіи, думалъ, что сер-Тимоти еще не заслужилъ шпоръ. Генеральный солиситоръ, подавъ въ отставку, взялъ ее назадъ. Сер-Грегори думалъ, что этого не примутъ во вниманіе, потому что находилъ сер-Тимоти несимпатичнымъ товарищемъ. Нашъ герцогъ посовтовался со старымъ герцогомъ, между теоріями объ офиціальной жизни котораго занимала видное мсто снисходительность ко всмъ товарищамъ и подчиненнымъ. Поэтому отставку взять назадъ позволили — но коалицію посл этого нельзя было называть сильною относительно судебнаго вдомства.

Но первое нападеніе на министерство было сдлано по поводу бюджета. Монкъ, согласившійся взять на себя обязанности канцлера казначейства по настоятельнымъ просьбамъ обоихъ герцоговъ, разумется, опоздалъ съ своимъ бюджетомъ. Представленный бюджетъ былъ очень популяренъ. Бюджеты, какъ младенцы, всегда возбуждаютъ любовь при рожденіи. Но потомъ ихъ забираютъ въ руки. Пивовары давно просили освободить ихъ отъ патентовъ, депутація посылалась за депутаціей, но Монкъ объявилъ, что онъ не останется въ министерств, если пивоваровъ освободятъ отъ патентовъ.

Тогда-то Финіаса Финна наскоро призвали изъ Ирландіи. Два вечера происходили пренія и Монкъ одержалъ верхъ. Коалиція осталась побдительницей, но возникло общее чувство, что ея сила поколебалась.

Глава XIII.
Вортонъ жалуется.

— Я нахожу, что вы измнили мн.

Это обвиненіе было сдлано Вортономъ мистрисъ Роби въ ея гостиной и было возбуждено словами, сказанными старому адвокату его дочерью. Онъ былъ очень разсерженъ и выражался почти запальчиво, такъ что своимъ обращеніемъ далъ большое преимущество той, которую обвинялъ.

Мистрисъ Роби несомннно обманула своего зятя. Она измнила доврію, оказанному ей. Онъ объяснилъ ей свои желанія относительно своей дочери, которой она нкоторымъ образомъ замняла мать, а она, длая видъ, будто исполняетъ его желаніе, прямо поступила противъ нихъ. Но врядъ ли онъ могъ доказать ея вроломство, хотя могъ быть увренъ въ немъ. Онъ желалъ, чтобы его дочь какъ можно рже видалась съ Фердинандомъ Лопецомъ, но не ршался дать положительное приказаніе, чтобы она совсмъ не встрчалась съ нимъ. Онъ даже самъ взялъ ее на обдъ, гд зналъ, что она встртится съ нимъ. Но мистрисъ Роби измнила ему. Посл того обда она устроила встрчу въ своемъ дом, въ которой Эмилія Вортонъ была совершенно неповинна. Эмилія встртилась съ этимъ человкомъ въ дом тетки, не ожидая этой встрчи, и влюбленный имлъ возможность объясниться свободно. Она также высказалась откровенно. Она не хотла давать ему слово безъ согласія отца. Съ его согласія она даетъ — о, какъ охотно! Она не скрывала своей любви. Онъ можетъ быть увренъ, что она не выйдетъ ни за кого другого. Ея сердце вполн принадлежитъ ему. Но она дала общаніе отцу и ни подъ какимъ видомъ не нарушитъ этого общанія. Потомъ она прибавила, что посл всего случившагося имъ лучше не встрчаться. Въ такихъ встрчахъ удовольствія не можетъ быть никакого, а огорченіе большое. Но она давала ему позволеніе употреблять какіе онъ хочетъ доводы съ ея отцомъ.

Вечеромъ въ тотъ же день она разсказала отцу все это — не пропустивъ ни одной подробности изъ того, что сказала она и что было сказано ей — прибавивъ положительное увреніе въ своемъ повиновеніи, но съ такой строгой торжественностью и съ такимъ явнымъ сознаніемъ обиды, что сердце отца почти разорвалось.

— Твоя тетка, должно быть, нарочно пригласила его, сказалъ Вортонъ.

Но Эмилія не хотла ни обвинять, ни защищать свою тетку.

— По-крайней-мр, я ничего объ этомъ не знала, отвтила она.

— Я это знаю! воскликнулъ Вортонъ.— Я это знаю! Я ни въ чемъ не обвиняю тебя, душа моя — кром того, что ты думаешь, будто знаешь свтъ лучше меня.

Эмилія ушла, а Вортонъ остался проводить часть ночи въ задумчивомъ недоумніи, чувствуя, что въ конц-концовъ онъ будетъ принужденъ уступить, и вмст съ тмъ увренный, что сдлавъ это, онъ подвергнетъ опасности счастіе своей дочери.

Онъ былъ очень сердитъ на свою свояченицу и на слдующій день рано утромъ напалъ на нее.

— Я нахожу, что вы измнили мн.

— Что вы хотите этимъ сказать, мистеръ Вортонъ?

— Вы пригласили сюда этого человка нарочно для того, чтобы онъ объяснился Эмиліи въ любви.

— Я не длала ничего подобнаго. Вы сами сказали мн, что ихъ не слдуетъ разлучать. Онъ бываетъ здсь, и было бы очень странно если бы я велла слугамъ его не принимать. Если вы хотите ссориться со мною, разумется, вы можете. Я всегда старалась быть добрымъ другомъ Эмиліи.

— Давать ей возможность видться съ этимъ авантюристомъ не значитъ быть добрымъ другомъ для нея.

— Я не знаю, почему вы называете его авантюристомъ. Но у васъ такія странныя идеи! Его принимаютъ везд и онъ бываетъ постоянно у герцогини Омніумъ.

— Мн нтъ никакого дла до герцогинь.

— Очень можетъ быть. Только герцогъ первый министръ и въ его дом собирается лучшее общество въ Англіи, даже можно сказать въ Европ. И я нахожу, что когда молодой человкъ бываетъ у такихъ людей, какъ герцогъ Омніумъ, то это говоритъ въ его пользу. Я думаю, что многіе отцы позаботились бы о томъ обществ, въ которомъ бываетъ молодой человкъ, выдавая дочь замужъ.

— Я не выдаю ее замужъ. Я не желаю выдать ее замужъ — по крайней-мр за этого человка. И думаю, что въ гостиной герцогини Омніумъ точно такъ же могутъ быть негодяи, какъ и у всякой другой дамы въ Лондон.

— Разв такіе люди, какъ мистеръ Гепертонъ, вступаютъ въ сношенія съ негодяями?

— Я ничего не знаю о мистер Гепертон, да и не желаю знать.

— Онъ иметъ двадцать тысячъ фунтовъ годового дохода отъ своей профессіи, и разв Эверетъ дружится съ негодяями?

— По всей вроятности.

— Я никогда не знала человка съ такими предубжденіями, какъ вы, мистеръ Вортонъ, когда хотите поставить на своемъ, вы способны сказать все. Я полагаю, это происходитъ оттого, что вы занимаетесь въ суд.

— Я скажу вамъ прямо, сказалъ адвокатъ:— что если Эмилію будутъ приглашать сюда встрчаться съ Лопецомъ, я долженъ буду запретить ей бывать у васъ.

— Длайте какъ знаете. Но сказать вамъ по правд, мистеръ Вортонъ, бда уже сдлана. Когда такая двушка какъ Эмилія вздумаетъ полюбить человка, она не откажется отъ него.

— Она общала не говорить съ нимъ безъ моего позволенія.

— Мы вс знаемъ, что это значитъ. Вы должны будете уступить. Вы увидите, что будетъ такъ. Суровый отецъ, осуждающій свою дочь на постоянное заточеніе за то, что она не хочетъ выходить за человка, который нравится ему, не принадлежитъ къ этому вку.

— Кто говоритъ о заточеніи?

— Неужели вы полагаете, что она откажется отъ любимаго человка потому, что онъ не нравится вамъ? Разв такимъ образомъ двушки живутъ въ ныншнее время? Она съ нимъ не убжитъ, потому что она не такого сорта, но если сердце ваше не сурове того, какъ я предполагаю, она сдлаетъ вашу жизнь въ тягость вамъ. А чтобы я измнила вамъ, это вздоръ. Вы не имете права это говорить. Я не стану ссориться съ вами за ваше выраженіе, но вы не имете права это говорить.

Вортонъ, уходя въ свою комнату, стовалъ о себ, зная, что у него сердце не суровое. Его свояченица говорила правду. Если бы онъ могъ освободиться отъ внутренней тревоги, заставлявшей его чувствовать, что дйствительно жизнь ему въ тягость, если его дочь несчастна, ему стоило только оставаться безстрастнымъ и просто не давать позволенія, безъ котораго его дочь никогда не дастъ слова этому человку. Но безпокойство тревожило каждый часъ его жизни. Его свояченица была тупая, пошлая, суетная и самая вроломная женщина — но она понимала, что говоритъ.

А въ словахъ объ обществ въ дом герцогин Омніумъ и о Гепертон было нчто, имвшее свое дйствіе. Если этотъ человкъ водился съ знатными и богатыми, то стало быть о немъ и о его положеніи думали хорошо. Фактъ, что онъ ‘противный иностранецъ’ и, вроятно, жидовскаго происхожденія, оставался. Для него, Вортона, этотъ человкъ будетъ всегда противенъ. Но онъ съ трудомъ могъ возражать противъ человка, о которомъ люди избраннаго свта думали хорошо. Онъ старался быть справедливъ. Можетъ быть, это было предубжденіе. Другіе, вроятно, не находили человка противнымъ оттого, что онъ иностраннаго происхожденія и носитъ иностранное имя. Другіе не станутъ подозрвать въ человк жидовской крови оттого, что онъ смуглъ, и даже не найдутъ ничего противъ того, что онъ жидовскаго происхожденія.

Но для него было удивительно, что его дочери понравился такой человкъ — понравился до такой степени, что она выбрала его спутникомъ своей жизни. Ея воспитаніе пріучило ее предпочитать англичанъ, англійскій образъ мыслей и англійскіе обычаи — и даже англійскіе обычаи прошлаго времени.

Въ этотъ вечеръ онъ ничего боле не говорилъ своей дочери, но сидлъ съ нею молчаливый и недовольный, поздне, когда она ушла въ свою комнату, Эверетъ пришелъ, пока старикъ расхаживалъ взадъ и впередъ по гостиной.

— Гд ты былъ? спросилъ отецъ, нисколько не интересуясь отвтомъ, когда сдлалъ вопросъ, но почти разсердившись, когда отвтъ былъ данъ.

— Я обдалъ съ Лопецомъ въ клуб.

— Ты, кажется, живешь съ этимъ человкомъ.

— Разв есть какая-нибудь причина противъ этого?

— Ты знаешь, что есть очень хорошая причина для того, чтобы не было особенной короткости. Но я не думаю, чтобы мои желанія или счастіе твоей сестры интересовали тебя.

— Это жестоко, серъ.

— Я не такой дуракъ, чтобы предполагать, что ты долженъ поссориться съ человкомъ, потому что я не одобряю его любви къ твоей сестр, но я думаю, что пока это продолжается и онъ идетъ наперекоръ моему прямому отказу, теб не слдуетъ вступать съ нимъ въ особенную короткость.

— Я не понимаю вашихъ возраженій противъ него, серъ.

— Можетъ быть. Есть много, чего ты не понимаешь. Но я возражаю.

— Ему предстоитъ прекрасная будущность. Мистеръ Роби сейчасъ говорилъ мн…

— Кому интересно знать, что говоритъ такой дуракъ, какъ Роби?

— Я говорю не о дяд Дик, а о его брат, который, я полагаю, значитъ что-нибудь въ свт. Онъ сейчасъ говорилъ мн, что удивляется, почему Лопецъ не вступаетъ въ Парламентъ, что онъ непремнно получилъ бы мсто, если бы захотлъ, и занялъ бы тамъ мсто видное.

— Я думаю, что онъ могъ бы поступить въ Парламентъ. Я не знаю никого изъ достаточныхъ негодяевъ, которому нельзя бы предсказать того же. Мсто въ Нижней Палат не сдлаетъ человка джентльменомъ, какъ мн кажется.

— Мн кажется, что вс находятъ Фердинанда Лопеца джентльменомъ.

— Кто былъ его отецъ?

— Мн не случилось знать его, серъ.

— Кто была его мать? Не думаю, чтобы ты поврилъ чему-нибудь, если я это говорю, но опытность сказала мн, что человкъ не часто бываетъ джентльменомъ въ первомъ поколніи. Человкъ можетъ быть очень достойный, очень умный, очень богатый — такой, знакомствомъ съ которымъ можно дорожить, если хочешь — но когда дло идетъ о томъ, чтобы вступить съ нимъ въ тсное родство, то, я полагаю, желательно знать что нибудь объ его отц и матери.

Тутъ Эверетъ ускользнулъ и Вортонъ опять остался съ своими собственными размышленіями. О, какую опасность, какія хлопоты, какой лабиринтъ затрудненій представляла дочь! Онъ долженъ быть или суровымъ, жестокосердымъ отцомъ, совершенно равнодушнымъ къ чувствамъ своей дочери, и употреблять съ тиранствомъ ту власть надъ нею, которою онъ пользовался только вслдствіе ея сознанія дочерняго долга — или долженъ отказаться отъ своего мннія и уступить ей въ дл, когда такая уступчивость можетъ быть пагубна для ея счастія.

До сихъ поръ онъ ничего не зналъ о средствахъ этого человка — да и не желалъ знать. Но такъ, какъ дла шли теперь, онъ началъ чувствовать, что если могъ бы услыхать что-нибудь противъ этого человка, то это усилило бы его возраженія противъ него.

На слдующій день онъ отправился къ своему старому пріятелю банкиру — человку, котораго онъ зналъ почти полстолтія и котораго поэтому не боялся разспросить. Вортонъ въ обыкновенныхъ сношеніяхъ не любилъ длать вопросы и давать отвты.

— Знаете ли вы что-нибудь о человк, называющемся Фердинандомъ Лопецомъ?

— Я слышалъ о немъ. Но зачмъ вы спрашиваете?

— Я имю на это причины. И не могу сказать, чтобы желалъ объяснить эти причины.

— Я слышалъ, что онъ въ дол съ домомъ Гёнки, сказалъ банкиръ:— или, лучше сказать, съ однимъ изъ товарищей этого дома.

— Онъ человкъ со средствами?

— Я такъ думаю — но не знаю. У него, кажется, большія дла по иностраннымъ займамъ. Не ухаживаетъ ли онъ за моимъ старымъ другомъ мисъ Вортонъ?

— Да.

— Вамъ лучше собрать больше свдній, чмъ я могу вамъ дать. Но, разумется, прежде чмъ устроиться, вы позаботитесь, разузнать о его средствахъ.

Вотъ все, что Вортонъ узналъ въ Сити, а это было неудовлетворительно. Ему не хотлось сказать своему другу, какъ онъ желаетъ услыхать, что этотъ иностранецъ нищій, авантюристъ, человкъ совершенно недостойный, но таково было дйствительно его желаніе. Потомъ онъ подумалъ о 60,000 тысячахъ, которыя онъ самъ назначалъ своей дочери. Если женихъ будетъ ему нравиться, денегъ окажется достаточно. Хотя онъ бережно копилъ деньги, но не былъ жаденъ даже для своихъ дтей. Если его дочь непремнно захочетъ выйти за этого человка, онъ позаботится, чтобы у нея всегда былъ доходъ достаточный.

Прежде всего — тотчасъ — ее надо увезти изъ Лондона. Теперь былъ іюнь и въ семейств адвоката было обычаемъ оставлять на два мсяца домъ на Манчестерскомъ сквер въ август. Вортонъ любилъ откладывать поздку и ускорять возвращеніе. Но теперь былъ вопросъ, не лучше ли хать тотчасъ — хать куда-нибудь и на боле продолжительное время, чмъ обыкновенно. Не схватить ли ему быка за рога и объявить намреніе прожить весь годъ въ ***, все-равно гд бы то ни было, онъ думалъ, что Дрезденъ довольно далеко и годится не хуже всякаго другого мста. Потомъ ему пришло въ голову, что его родственникъ сер-Элоредъ былъ въ Лондон, и что прежде чмъ ршиться на что-нибудь, ему лучше видться съ нимъ. Его, по обыкновенію, ждали въ Вортонскомъ замк осенью, и этого нельзя было перемнить безъ объясненія.

Сер-Элоредъ Вортонъ былъ баронетъ и владлецъ прекраснаго стариннаго помстья въ Вай, въ Гертфордшир. Предки его были баронетами съ самыхъ первыхъ временъ баронетства, и жили въ Вортонскомъ замк съ незапамятныхъ временъ. Поэтому можно вообразить, какъ сер-Элоредъ гордился своимъ именемъ, помстьемъ и званіемъ. Но въ его счастіи были пятна. Его имя должно было перейти къ племяннику, котораго онъ терпть не могъ — и по-дломъ. Помстье его, какъ ни было восхитительно во многихъ отношеніяхъ, едва могло поддерживать его положеніе при томъ радушномъ гостепріимств, которое онъ любилъ — другого состоянія у него не было. А званія своего онъ почти стыдился съ тхъ поръ, какъ всякаго зажиточнаго свчного фабриканта жалуютъ теперь въ баронеты.

Онъ жилъ дома съ женою и дочерьми, не позволяя себ роскоши лондонскаго сезона, для котораго было недостаточно скромныхъ четырехъ тысячъ годового дохода — и такимъ образомъ, живя вдали отъ всякихъ клубовъ, парламентовъ и смшаннаго общества, онъ искренно думалъ, что его милая страна прямо стремится къ погибели. Онъ былъ такъ твердъ въ своихъ политическихъ убжденіяхъ, что впродолженіи послдней четверти столтія чистосердечно уврялъ, что одна сторона такъ же дурна, какъ и другая. Такимъ образомъ все свое счастіе онъ извлекалъ изъ прошлаго. Онъ не могъ ожидать ни радости, ни славы въ будущемъ для своей страны и своей семьи. Его племянникъ — и о, горе! его наслдникъ — былъ нищій мотъ, съ которымъ онъ не могъ имть никакихъ сношеній. По брачному контракту его жена и дочери останутся съ средствами весьма ничтожными, и хотя онъ усиливался скопить кое-что, обязанность жить какъ приличествовало сер-Элореду Вортону, владльцу Вортонскаго замка, длала эти усилія недйствительными.

Онъ былъ меланхолическій, гордый, несвдущій человкъ, ведопускавшій личной свободы и думавшій, что предъявленіе общественнаго равенства со стороны людей низкаго званія равняется отнятію личной свободы, читалъ онъ мало, почти ничего, и думалъ, будто ему извстна исторія своей страны, потому что онъ зналъ, что Карлу I отрубили голову, а Георгъ былъ изъ Ганновера. Если бы Карлу I не отрубили головы, а Георгъ не былъ призванъ изъ Ганновера, Вортоны, вроятно, были бы теперь великими людьми, а Великобританія великою націей. Но Злого Духа допустили одержать верхъ и все покривилось, и сер-Элореду ничего не оставалось на этомъ свт, какъ утшаться туманнымъ воспоминаніемъ о прошломъ величіи и восхищаться красотою своей рки, своего парка и своего дома.

Сер-Элоредъ со всми слабостями и недостатками былъ честный, простодушный человкъ, не умлъ лгать, не могъ никому сдлать зло и былъ искрененъ въ своихъ желаніяхъ обезпечить спокойствіе и по возможности счастіе окружающихъ его. Разъ въ годъ прізжалъ онъ въ Лондонъ на недлю повидаться съ своими повренными, снять мрку для фрака и захать къ дантисту. Это были предлоги, на которые онъ ссылался, но нкоторые думали, что главная причина его парикъ.

Сер-Элоредъ и Эбель Вортонъ были двоюродные братья и короткіе друзья. Сер-Элоредъ доврялъ своему двоюродному брату во всемъ, считая его Великимъ Свточемъ Великобританіи, а Эбель Вортонъ платилъ своему двоюродному брату взаимной привязанностью, чувствуя что-то похожее на благоговніе къ глав фамиліи. Онъ нжно любилъ сер-Элореда — любилъ и его жену и дочерей. А несмотря на это, вторая недля въ Вортонскомъ замк становилась для него скучна, а на четвертой, пятой и шестой онъ умиралъ отъ скуки.

Можетъ быть, безсознательное опасеніе этой скуки заставило его упомянуть сер-Элореду о Дрезден. Сер-Элоредъ пришелъ къ нему въ контору и оба старика сли у открытаго окна. Сер-Элореда приводила въ восторгъ возможность сидть тамъ, какъ будто дававшая ему право заглянуть въ внутренніе обычаи лондонской жизни поболе того, что онъ могъ узнать въ гостиниц или у парикмахера.

— Похать въ Дрезденъ на зиму! воскликнулъ онъ.

— Не только на зиму. Мы подемъ сейчасъ.

— Неужели прежде, чмъ побываете въ Вортон? сказалъ изумленный баронетъ.

Вортонъ отвтилъ тихимъ, печальнымъ тономъ:

— Въ такомъ случа мы совсмъ не похали бы въ Гертфордширъ.

Баронетъ и обидлся, и огорчился.

— Да, я знаю, что ты скажешь и какъ ты добръ.

— Это совсмъ не доброта. Ты прізжаешь всегда. Это разстроитъ все.

— Все должно разстроиться рано или поздно. Это чувствуешь, когда становишься старше.

— Мы съ тобою, Эбель, однихъ лтъ. Зачмъ ты говоришь со мною такимъ образомъ? Ты довольно силенъ, каковъ бы ни былъ я. Зачмъ теб не пріхать? Дрезденъ! никогда не слыхалъ ничего подобнаго. Этотъ вздоръ наврно выдумала Эмилія.

Тутъ Вортонъ разсказалъ все.

— Эмилія выдумала вздоръ! началъ онъ.— Да, это вздоръ — и хуже, чмъ ты думаешь. Но она не хочетъ хать за границу.

Стованія отца, какъ онъ жаловался баронету, нтъ никакой надобности передавать читателю. Хотя ему было необходимо объясниться, однако онъ старался воздержаться. Сер-Элоредъ слушалъ молча. Онъ любилъ свою племянницу Эмилію, и зная, что она будетъ богата, зная преимущества ея происхожденія и признавая ея красоту, ожидалъ, что она сдлаетъ партію почетную для Вортоновъ. Но португальскій жидъ! человкъ, никогда не упоминавшій о своемъ отц! Постепенно Вортонъ былъ принужденъ признаться во всхъ грхахъ жениха, хотя старался скрыть силу любви своей дочери.

— Ты хочешь сказать, что онъ нравится Эмиліи?

— Я этого боюсь.

— А сдлаетъ ли она — сдлаетъ ли что-нибудь безъ твоего позволенія?

Онъ всегда думалъ, какое безславіе навлекаетъ на него родной племянникъ, а теперь если еще двоюродная племянница такъ забудется, что ее придется изгнать изъ ндръ Вортонской фамиліи, какъ сдлается очевидно, что домъ ихъ лишился всей своей славы!..

— Нтъ! она не сдлаетъ ничего безъ моего позволенія. Она дала слово — а оно свято.

Говоря эти слова, старый адвокатъ ударилъ рукою по столу.

— Такъ зачмъ теб бжать въ Дрезденъ?

— Потому что она несчастна. Она не выйдетъ за него и даже не станетъ видться съ нимъ, если я запрещу. Но она возл него.

— Гертфордширъ далеко, упрашивалъ баронетъ.

— Для нея необходима перемна, сказалъ отецъ.

— Для нея не можетъ быть боле перемны, какъ въ Вортон. Она всегда любила Вортонъ. Тамъ встртила она Артура Флечера.

Отецъ только покачалъ головою, когда было произнесено имя Артура Флечера.

— Ну, это грустно. Я всегда думалъ, что она наконецъ согласится выйти за Артура.

— Невозможно понять молодую женщину, сказалъ старый адвокатъ.

Такой англійскій джентльменъ, какъ Артуръ Флечеръ, и такой португальскій жидъ, какъ Лопецъ, казались ему Гиперіономъ и Сатиромъ. Мракъ отуманилъ глаза двушки и на время она лишилась здраваго смысла.

— Я не вижу, почему Вортонъ годится мене Дрездена, продолжалъ баронетъ.

Вортонъ никакъ не могъ растолковать своему двоюродному брату, что перемна жизни за границей и новый образъ жизни могутъ постепенно произвести свое дйствіе, между тмъ какъ всегдашняя поздка и знакомыя мста дйствія не произведутъ. Однако онъ уступилъ. Въ Германію сейчасъ ухать нельзя, а въ Вортонъ поздку можно ускорить, а тамъ устроить заграничное путешествіе. Ршили, что Вортонъ и Эмилія подутъ въ Вортонскій замокъ въ конц іюля.

— Зачмъ вы дете ране обыкновеннаго, папа? спросила его Эмилія.

— Потому что нахожу, что такъ лучше, отвтилъ онъ сердито.

Могла бы она по-крайней-мр понять причину.

— Разумется, я буду готова, папа. Вы знаете, что я всегда любила Вортонъ. Нтъ мста на свт, которое нравилось бы мн боле, а ныншній годъ мн будетъ особенно пріятно ухать изъ Лондона. Но…

— Что такое?

— Мн нестерпима мысль, что вы дете для меня.

— Мн приходилось переносить вещи похуже этого, душа моя.

— О! папа, не говорите со мною такимъ образомъ. Разумется, я знаю, что вы хотите сказать. Нтъ никакой причины для вашего отъзда. Если вы желаете, я общаю не видться съ нимъ.

Онъ только покачалъ головою — намекая, что такое общаніе не сдлаетъ его счастливымъ.

— И здсь, и въ Вортон, и въ другомъ мст, будетъ одно и то же, папа. Вамъ нечего бояться меня.

— Я боюсь не тебя, а за тебя. Я боюсь и за твое, и за мое счастіе.

— И я также, папа. Но что же длать? Я полагаю, что иногда люди должны быть несчастны. Я не могу перемнить себя, не могу перемнить и васъ. Я чувствую себя связанной съ мистеромъ Лопецомъ точно такъ, какъ будто я его жена.

— Нтъ, нтъ! ты не должна этого говорить. Ты не имешь права это говорить.

— Но я дала вамъ общаніе и сдержу его. Если мы должны быть несчастны, все-таки мы не должны ссориться, папа, не такъ ли?

Она подошла къ нему и поцловала его, а онъ ушелъ изъ комнаты, отирая глаза.

Въ этотъ вечеръ онъ опять заговорилъ съ нею, сказавъ только одно слово.

— Мн кажется, душа моя, что мы назначимъ нашъ отъздъ тридцатаго числа. Сер-Элоредъ желаетъ этого.

— Очень хорошо, папа — я буду готова.

Глава XIV.
Настойчивость влюбленнаго.

Фердинандъ Лопецъ тотчасъ узналъ отъ мистрисъ Роби, что отъздъ въ Гертфордширъ назначенъ рано.

— Я пошла бы къ нему и высказалась прямо, сказала мистрисъ Роби,— Не укуситъ же онъ васъ.

— Я этого нисколько не боюсь.

— Вы умете говорить такъ хорошо! Я сказала бы ему все, особенно на счетъ денегъ, которыхъ наврно у васъ много.

— Да — много, сказалъ Лопецъ, улыбаясь.

— И вашихъ родныхъ.

— О которыхъ наврно вы мннія не весьма хорошаго.

— Я ничего о нихъ не знаю, сказала мистрисъ Роби:— и не интересуюсь знать. У него старосвтскія понятія. Во всякомъ случа вамъ надо сказать что-нибудь, чтобы онъ не могъ пожаловаться, что вы скрытничали съ нимъ. Если что-нибудь должно сдлаться извстнымъ, лучше объ этомъ сказать.

— Но говорить-то не о чемъ.

— Такъ не говорите ему ничего — но все-таки скажите ему это. Посл того вы можете положиться на нее. Я не думаю, чтобы она согласилась бжать съ вами.

— Я увренъ, что она не согласится.

— Но она упряма какъ лошакъ. Она одержитъ надъ нимъ верхъ, если у васъ дйствительно намреніе серіозное.

Онъ уврилъ ее, что намреніе у него серіозное, и ршилъ, что послушается ея совта и увидится или постарается увидться еще разъ съ Вортономъ. Но прежде онъ счелъ нужнымъ привести въ порядокъ свой домъ, чтобы быть въ состояніи объяснить положеніе своихъ длъ, если этого потребуютъ. Процвтаютъ они, или наоборотъ, можетъ быть, онъ будетъ поставленъ въ необходимость говорить о нихъ — по-крайней-мр съ наружнымъ чистосердечіемъ.

Читатель, можетъ быть, вспомнитъ, что въ апрл Фердинандъ Лопецъ усплъ выманить подпись отъ своего несчастнаго пріятеля Сексти Паркера для уплаты значительной суммы денегъ въ конц, іюля. Дло это было весьма непріятно Паркеру. Какъ только онъ принялся думать объ этомъ по уход Лопеца, онъ никакъ не могъ простить себ свое сумасбродство. Онъ — Секстусъ Паркеръ — позволилъ уговорить себя пустыми словами подписать вексель въ семьсотъ-пятьдесятъ фунтовъ безъ всякой выгоды для себя! Чмъ боле думалъ онъ объ этомъ, тмъ боле убждался, что деньги его пропадутъ. На слдующій день онъ еще боле утвердился въ своемъ опасеніи, а не прошло и недли, какъ онъ записалъ уже эту сумму въ расходъ. Онъ не говорилъ объ этомъ никому. Ему не хотлось признаться въ своемъ сумасбродств. Но онъ наводилъ о своемъ пріятел справки, оказавшіяся безполезными. Никто изъ его знакомыхъ ничего не зналъ о длахъ этого человка. Но онъ видалъ время отъ времени своего пріятеля въ Сити, сіяющаго какъ сіяютъ люди, имющіе успхъ, и слышалъ, что его имя длается извстнымъ въ Сити. Все-таки онъ очень страдалъ. Его деньги наврно пропали.

Такъ провелъ Паркеръ весь май и іюнь — тяжесть все становилась тяжеле по мр приближенія времени. Когда онъ находился еще въ уныніи, не оставлявшемъ его посл того рокового дня, Фердинандъ Лопецъ вдругъ вошелъ къ нему въ контору съ самою веселою улыбкой, въ великолпной шляп. И ничто не могло быть веселе обращенія его пріятеля — такъ что Сексти самъ почти сдлался веселъ. Лопецъ слъ и почти тотчасъ началъ описывать спекуляцію, въ которой участвовалъ на довольно большія деньги и приглашалъ участвовать Паркера. Онъ, очевидно, намревался не просить милости, а оказать ее.

— Я думаю, что постоянныя дла лучше, сказалъ Паркеръ.— Надюсь, что съ 750 ф. не случилось ничего дурного.

— Ахъ, да! я хотлъ сказать вамъ. Оказалось, что деньги эти были мн нужны не боле, какъ на дв недли, и такъ какъ не было никакой надобности въ этомъ вексел, я уплатилъ по немъ.

Говоря это, онъ вынулъ бумажникъ, изъ бумажника вексель и показалъ его Сексти. Сердце Сексти затрепетало въ груди. На этой бумажк еще стояло его имя и имъ еще можно было воспользоваться. Разумется, вексель, показанный ему до срока, подавалъ большія надежды, но онъ никакъ не могъ ршиться протянуть за нимъ руку.

— То, что вы говорите о постоянныхъ длахъ, разумется, очень хорошо, сказалъ Лопецъ:— это зависитъ оттого, желаетъ ли человкъ имть небольшой доходъ или большое состояніе.

Онъ все еще держалъ вексель, какъ будто хотлъ сложить его, и важность этого поступка такъ сильно занимала мысли Сексти, что онъ едва могъ понять доводъ о постоянномъ занятіи.

— Я сознаюсь, что не довольствуюсь первымъ, продолжалъ Лопецъ:— и хочу имть большое состояніе.

Говоря эти слова, Лопецъ разорвалъ вексель на три или четыре куска, повидимому, вовсе не думая объ этомъ, и бросилъ лоскутки на полъ. Точно будто гору сняли съ груди Сексти. Онъ почти былъ готовъ послать за бутылкой шампанскаго и доводы его пріятеля раздались въ его ушахъ съ совсмъ инымъ звукомъ. Привлекательность постояннаго дохода поблднла въ его глазахъ и онъ сказалъ себ теперь, какъ часто говорилъ прежде, что если только будетъ смотрть зорко и не робть, то нтъ причины, почему ему не сдлаться милліонеромъ.

Но Лопецъ скоро оставилъ его и ничего подробно не сказалъ о своей спекуляціи. Чрезъ нсколько дней однако тоже самое блеснуло предъ глазами Сексти съ другой стороны. Онъ узналъ со стороны, что домъ Генки и сыновья принималъ большое участіе въ этой спекуляціи. Непринужденность, съ какою Лопецъ разорвалъ свой вексель, произвела на Сексти большое впечатлніе. Доводы о большомъ состояніи или небольшомъ доход еще раздавались въ его ушахъ. Сначала Лопецъ обратился къ нему по дламъ, а теперь ему необходимо было обратиться къ Лопецу. Онъ однако поступилъ очень осторожно. Онъ постарался встртить Лопеца на улиц и самъ, по своему, брякнулъ прямо — и въ результат оказалось то, что въ конц іюля онъ положилъ крупную сумму на американскіе рудники. Но онъ уже и выручилъ кое-что, и хотя иногда дрожалъ по утрамъ, прежде чмъ выпивалъ свою ежедневную порцію портвейна и водки съ водою, все еще не терялъ надежды жить въ парк, имть отель въ Вест-Энд и мсто въ Парламент.

Зная также, что его пріятель Лопецъ коротокъ съ герцогинею Омніумъ, онъ возлагалъ большія надежды на короткость этихъ отношеній. Онъ ступилъ на тонкую закраину и разсчитывалъ, возвращаясь домой, сколько времени пройдетъ прежде, чмъ онъ можетъ попросить своего пріятеля предложить его членомъ въ какой-нибудь вест-эндскій клубъ.

Въ одинъ лтній, тихій вечеръ Лопецъ обдалъ у Паркера, улыбался мистрисъ Паркеръ и игралъ съ маленькими Паркерами. При этомъ случа Сексти уврилъ свою жену, что считаетъ свою дружбу съ Фердинандомъ Лопецомъ самымъ счастливымъ обстоятельствомъ въ своей жизни.

— Будь остороженъ, Сексти, сказала бдная женщина.

Но Паркеръ прямо сказалъ ей, что она ничего не понимаетъ въ длахъ. Въ этотъ вечеръ Лопецъ вселилъ въ него полнйшее убжденіе, что если только направишь свои мысли къ этому, то такъ же легко составить большое состояніе, какъ и не большой доходъ.

За недлю до отъзда Вортоновъ въ Гертфордширъ, Лопецъ, повинуясь совтамъ мистрисъ Роби, зашелъ въ контору адвоката. Трудно сказать, что вы не хотите принять человка, когда онъ стоитъ по другую сторону отворенной двери, да и въ этомъ случа Вортонъ самъ не зналъ, лучше ли ему не видться съ этимъ человкомъ. Но пока онъ сомнвался — во всякомъ случа прежде, чмъ онъ ршился отказать — человкъ этотъ вошелъ уже въ комнату. Вортонъ всталъ, колебался, съ минуту, а потомъ подалъ руку постителю такъ неохотно и недружелюбно, какъ многіе изъ насъ испытали, когда пожимали руку какому-нибудь не совсмъ пріятному знакомому.

— Ну, мистеръ Лопецъ — что я могу для васъ сдлать? сказалъ онъ, опять садясь.

У него былъ видъ совершенно непринужденный. Онъ достаточно владлъ собою, чтобы принять такой видъ. Но сердце его почти замерло. Чмъ боле онъ смотрлъ на этого человка, тмъ мене онъ нравился ему.

— Вы можете сдлать для меня одно, только одно, сказалъ Лопецъ.

Его голосъ былъ особенно нженъ, и когда онъ говорилъ, его слова какъ будто имли боле значенія, чмъ на язык другихъ людей. Но Вортонъ не любилъ нжныхъ голосовъ и сладкихъ словъ — по-крайней-мр у мужчинъ.

— Не думаю, чтобы я могъ сдлать что-нибудь для васъ, мистеръ Лопецъ, сказалъ онъ.

Наступило краткое молчаніе, во время котораго поститель поставилъ шляпу и какъ будто колебался.

— Мн кажется, вы напрасно пришли сюда. Разв я не объяснился, когда прежде видлъ васъ?

— Но я боюсь, что я не объяснился. Я ничего вамъ не разсказалъ.

— Вы можете, разумется, разсказать, что вамъ угодно — если думаете, что это принесетъ вамъ какую-нибудь пользу.

— Я не могъ сказать вамъ тогда, какъ могу сказать теперь, что ваша дочь приняла мою любовь.

— Вы не должны были говорить съ моею дочерью объ этомъ посл того, что произошло между нами. Я откровенно объяснилъ вамъ мои мысли.

— Ахъ! мистеръ Вортонъ, возможно ли повиновеніе въ подобныхъ вещахъ? Что вы сами подумали бы о человк, который повиновался бы въ подобномъ положеніи? Я не тайно видлся съ нею. Я ничего не длалъ украдкой. Прежде чмъ прямо сталъ просить ея любви, я обратился къ вамъ.

— Какая въ томъ польза, если вы обратились къ ней потомъ вопреки моимъ желаніямъ? Вы считали себя обязаннымъ, какъ счелъ бы великій джентльменъ, спросить позволеніе отца, а когда вамъ было отказано, вы дйствовали, какъ будто позволеніе было дано. Что же, это насмшка?

— Теперь, серъ, я могу сказать то, чего не могъ сказать тогда. Мы любимъ другъ друга. И я съ такою же увренностью могу сказать о ней, какъ и о себ, что мы останемся врны другъ другу. Вы должны знать ее настолько, чтобы также быть увреннымъ въ этомъ.

— Я увренъ только въ томъ, что не дамъ ей согласія сдлаться вашею женой.

— Что же вы имете противъ меня, мистеръ Вортонъ?

— Я уже объяснилъ вамъ это, насколько считалъ себя обязаннымъ объяснить.

— Неужели мы должны быть принесены въ жертву по какой-то причин, непонятной никому изъ насъ?

— Какъ вы смете говорить, что это непонятно для нея? Если я не желаю объясняться подробне съ вами, постороннимъ человкомъ, почему вы предполагаете, что я стану молчать съ родной дочерью?

— Относительно денегъ и общественнаго положенія, я могу дать моей жен мсто въ обществ нисколько не хуже того, какое она занимаетъ какъ мисъ Вортонъ.

— Я деньгами не дорожу, мистеръ Лопецъ, а наши понятія о положеніи въ обществ, можетъ быть, не сходятся. Мн нечего боле говорить вамъ и не думаю, чтобы вы могли сказать мн что-нибудь стоющее вниманія.

Кончивъ эти слова, онъ поднялся съ своего мста и сталъ прямо, заявляя этимъ требованіе, чтобы его гость ушелъ.

— Какъ честный человкъ, я долженъ, мистеръ Вортонъ, сказать вамъ, что считаю себя помолвленнымъ съ вашей дочерью, и хотя она отказалась дать мн слово, я увренъ, что она останется такъ же тверда въ своемъ выбор, какъ я въ своемъ. Разумется, мое счастіе не можетъ имть для васъ никакого значенія.

— Очень мало, сказалъ адвокатъ съ сердитымъ нетерпніемъ.

Лопецъ улыбнулся, но запомнилъ эти слова и общалъ не забывать.

— Очень мало пока, сказалъ онъ.— Но ея счастіе должно имть для васъ большое значеніе.

— Всевозможное. Но думая о ея счастіи, я долженъ принимать въ соображеніе не одно настоящее. Вы должны извинить меня, мистеръ Лопецъ, если я скажу, что предпочитаю не разсуждать съ вами объ этомъ.

Тутъ онъ позвонилъ и ушелъ въ другую комнату. Когда пришелъ письмоводитель, Лопецъ, разумется, ушелъ.

Вортонъ былъ очень твердъ и вмст съ тмъ онъ поколебался. Постепенно въ его голов укоренялась мысль, что матеріальное состояніе этого человка обезпечено. Онъ даже боялся намекнуть на это, когда говорилъ съ этимъ человкомъ, чтобы не быть подавленнымъ очевидностью въ этомъ отношеніи. Притомъ онъ зналъ, что обращеніе этого человка, хотя очень непріятное для него, Вортона, нравилось другимъ. Онъ былъ хорошъ собою, жилъ въ обществ уважаемыхъ людей, умлъ говорить и бывалъ часто въ дом перваго министра. Такъ велика была слава герцогини и ея гостепріимства въ послдніе два мсяца, что успхъ Лопеца въ этомъ отношеніи дошелъ даже до Вортона. Онъ боялся, что свтъ будетъ противъ него, и начиналъ уже бояться соединеннаго сопротивленія свта и своей дочери. Онъ думалъ, что въ ныншнемъ свт не заботятся о томъ, есть ли отцы и матери у мужей дочерей. Въ ныншнемъ свт не заботились, христіане или жиды зятья, имютъ ли они блую кожу, смлый взоръ и скромную рчь англійскаго джентльмена, или смуглый цвтъ лица, фальшивую гримасу и проворный языкъ какой-нибудь низшей латинской расы. Но онъ заботился объ этомъ — и ему ужасно было думать, что его дочь не заботилась.

— Кажется, мн лучше бы умереть и предоставить имъ самимъ заботиться о себ, сказалъ онъ, возвращаясь къ своему креслу.

Лопецъ остался не совсмъ недоволенъ этимъ свиданіемъ. Онъ и не ожидалъ, что Вортонъ согласится сейчасъ и тотчасъ благословитъ его какъ будущій тесть. Кое-что надо было сдлать прежде чмъ получить благословеніе, дочь — и деньги. Онъ уврилъ сегодня въ своемъ матеріальномъ благосостояніи, говорилъ о себ какъ о человк съ деньгами — и это заявленіе не встртило противорчія — даже сомннія. Онъ конечно не предполагалъ, чтобы сопротивленіе было побждено, но у него доставало смысла примчать, что отвращеніе къ нему въ другомъ отношеніи можетъ помочь ему преодолть это затрудненіе. Если только женится на этой двушк, онъ не сомнвался, что онъ можетъ устроиться на деньги стараго адвоката.

Изъ Линкольи-Инна онъ отправился въ Беркелейскую улицу и заперся съ мистрисъ Роби.

— Можете вы зазвать ее сюда прежде чмъ они удутъ? сказалъ онъ.

— Она не придетъ — а если мы устроимъ это, не сказавъ ей, что вы будете здсь, она скажетъ отцу. Въ ней нтъ ни капельки женской интриги.

— Тмъ лучше, сказалъ влюбленный.

— Вамъ хорошо это говорить, но когда человкъ длается такимъ тираномъ, какъ мистеръ Вортонъ, двушка обязана позаботиться о себ. Будь это я, давно бы убжала съ моимъ молодымъ человкомъ, а ужь не стала бы терпть подобнаго обращенія.

— Вы можете передать ей письмо.

— Она покажетъ его отцу. Она такая упрямая, что мн иногда хочется сказать, что я не хочу имть съ нею никакого дла.

— По-крайней-мр, вы передадите ей мои слова?

— Да, это я могу сдлать, потому что могу сдлать такимъ образомъ, что это не покажется важнымъ.

— Но я желаю, чтобы мои слова были очень важны. Скажите ей, что я видлся съ ея отцомъ и предлагалъ объяснить ему мои дла — чтобы онъ могъ знать, что ему нечего опасаться за нее.

— Онъ безпокоится не о деньгахъ.

— Все-таки передайте ей, что я говорю. Онъ не хотлъ слушать ничего. Тогда я уврилъ его, что не откажусь отъ нея ни за что на свт, и что увренъ въ ней такъ же, какъ и въ себ. Скажите ей это — скажите ей, что я считаю ее обязанной сказать мн слово прежде, чмъ она подетъ въ деревню.

Глава XV.
Артуръ Флечеръ.

Я думаю, это еще вопросъ, благоразумно ли поступили два старика, пригласивъ Артура Флечера въ Вортонскій замокъ, пока тамъ была Эмилія. Исторію его любви къ мисъ Вортонъ можно вкратц разсказать. Онъ былъ второй сынъ, а теперь второй братъ гертфордширскаго сквайра, владвшаго боле обширнымъ помстьемъ, тмъ то, которое принадлежало сер-Элореду Вортону. Джонъ Флечеръ, эсквайръ, владлецъ Лонгбарнса, отстоявшаго миль за двадцать отъ Вортона, былъ человкъ значительный въ Гертфордшир. Онъ женился на старшей дочери сер-Элореда, а младшій братъ почти съ самаго дтства былъ извстенъ своей любовью къ Эмиліи Вортонъ. Вс Флечеры и все принадлежавшее имъ обожалось въ Вортонскомъ замк. Со временъ Генриха VII въ этихъ семействахъ были браки, а дружба существовала гораздо раньше. Относительно знатности фамиліи вс притязанія Флечеровъ уважались Вортонами, но этотъ Флечеръ былъ настоящею жемчужиною флечерскаго племени. Хотя былъ младшій братъ, онъ имлъ довольно порядочное состояньице. Хотя родился въ довольств, онъ такъ усиленно трудился въ своей юности, что уже составилъ себ состояніе въ адвокатур.

Онъ былъ блокуръ, красивъ, съ проницательными, пылкими глазами, съ орлинымъ носомъ и именно съ такимъ ртомъ и подбородкомъ, какіе Эбель Вортонъ считалъ признаками хорошей крови. Онъ былъ довольно худощавъ, высокъ и считался лучшимъ здокомъ въ графств. Онъ былъ однимъ изъ самыхъ популярныхъ людей въ Гертфордшир и въ Лонгбарнс пользовался почти такимъ же уваженіемъ, какъ самъ сквайръ.

По наружности его нельзя было принять за безнадежнаго любовника. Онъ походилъ на тхъ счастливыхъ людей, которые родились для счастія. Ни за однимъ молодымъ человкомъ его лтъ такъ не ухаживали ни мужчины, ни женщины. Никто мене его не страдалъ отъ тхъ непріятностей, которымъ иногда подвергаются англійскіе юноши: недостатокъ въ деньгахъ, строгость родителей, природная застнчивость, опасеніе насмшекъ, неумнье говорить и вообще чувство своего ничтожества въ соединеніи съ горячимъ желаніемъ возбудить въ себ чувство сознательнаго превосходства. Природа сдлала такъ много для него, что ему не нужно было домогаться ничего. Во всемъ графств считались счастливыми т мужчины и двицы, которые имли право называть его Артуромъ.

И этотъ счастливецъ былъ напрасно влюбленъ въ Эмилію Вортонъ, которая не хотла знать его любви, предпочтя — какъ отецъ разъ выразился въ горячности — грязнаго жида изъ помойной ямы!

Теперь сочли нужнымъ пригласить его въ Вортонъ, хотя лтнія вакаціи адвокатовъ еще не начались. Но для этого былъ предлогъ, кром его любви: братъ его Джонъ Флечеръ съ своею женой тоже будутъ тамъ, такъ что въ Вортон должно было собраться большое фамильное общество Вортоновъ и Флечеровъ, тамъ будетъ также старая мистрисъ Флечеръ, чрезвычайно аристократичная и благородная старушка съ волосами блыми какъ снгъ и кружевами по пятидесяти гиней ярдъ, желавшая не мене другихъ, чтобы ея младшій сынъ женился на Эмиліи Вортонъ. Разумется, обитатели Лонгбарнса знали, что Эмилія Вортонъ получитъ въ приданое 60,000 ф. с.

Я не хочу этимъ сказать, чтобы они желали продать за деньги своего любимца. Флечеры были люди хорошіе, благородные, не способные къ подобной низости. Но когда любовь, старинная дружба, хорошее происхожденіе, лта, обращеніе и поведеніе могутъ соединяться съ деньгами, то подобное соединеніе всегда бываетъ пріятно.

Когда Артуръ пріхалъ въ замокъ, вс считали необходимымъ сказать ему о Фердинанд Лопец. Артуръ послднее время не часто бывалъ на Манчестерскомъ сквер. Хотя старикъ Вортонъ всегда дружелюбно принималъ его, а Эмилія Вортонъ была очень ласкова, хотя не показывала ему той любви, какой онъ желалъ, онъ послдніе четыре мсяца не бывалъ у нихъ. Въ прошлую зиму и въ начал весны онъ возобновилъ свое предложеніе, но получилъ отказъ съ горячимъ увреніемъ въ искреннйшей дружб, но не любви. Онъ условился съ старшими Вортонами, что вс они увидятся въ замк Вортон, и была выражена надежда, что можетъ быть еще все кончится хорошо. Но въ то время еще почти ничего не было извстно о Фердинанд Лопец.

Но теперь старый баронетъ заговорилъ съ нимъ — отецъ поручилъ эту непріятную обязанность своему другу, самъ не желая даже намекать на безславіе своей дочери.

— О! да, я слышалъ о немъ, сказалъ Артуръ Флечеръ.— Я встрчалъ его у Эверета и, кажется, ни къ кому не чувствовалъ такого отвращенія. Эверетъ, кажется, очень его любитъ.

Баронетъ печально покачалъ головою. Грустно было находить, что Вортоны могутъ такъ заблуждаться.

— Онъ бываетъ въ дом на Карльтонской Террас — у герцогини, продолжалъ молодой человкъ.

— Я не нахожу, чтобы это говорило въ его пользу, сказалъ баронетъ.

— Я этого не знаю, но только они стараются поймать всякую полезную рыбу въ свою сть.

— Вы тамъ бываете, Артуръ?

— Былъ бы, если бы пригласили. Я думаю, всякій былъ бы. Видите, это коалиція, всякій чувствуетъ, что онъ поддерживаетъ свою партію, бывая у герцогини.

— Я ненавижу коалиціи, сказалъ баронетъ.— Я нахожу, что он безславны.

— Ну — да, можетъ быть. А все-таки повозку надо везти. Нельзя завязнуть въ грязи. Притомъ, герцогъ Омніумъ человкъ достойный уваженія, хотя либералъ. Герцогъ Омніумъ не можетъ желать гибели страны.

Старикъ покачалъ головою. Онъ многаго не понималъ, но былъ убжденъ, что герцогъ и его собраты губятъ страну, каковы бы ни были ихъ желанія.

— Я еще лтъ десять не стану думать о политик, поэтому не забочусь о вечерахъ герцогини, но думаю, что похалъ бы, если бы меня пригласили, продолжалъ Артуръ.

Сер-Элоредъ чувствовалъ, что онъ не приблизился къ трудному предмету.

— Я радъ, что теб не нравится этотъ человкъ, сказалъ онъ.

— Мн онъ совсмъ не нравится. Скажите мн, сер-Элоредъ, для чего онъ такъ часто бываетъ на Манчестерскомъ сквер?

— Въ томъ-то и дло.

— Вдь онъ постоянно бываетъ тамъ?

— Нтъ — нтъ. Я этого не думаю. Онъ мистеру Вортону нравится не боле, чмъ теб. Онъ находитъ его весьма непріятнымъ молодымъ человкомъ.

— А Эмилія?

— Въ томъ-то и дло.

— Неужели вы хотите сказать, что она имъ интересуется?

— Ему подала надежду ея тетка, которой, насколько я понимаю, вовсе не слдовало бы такъ часто бывать съ такою двушкой, какъ наша милая Эмилія. Я видлъ ее только одинъ разъ и она совсмъ мн не понравилась.

— Она простая, добрая женщина. Но что же могла она сдлать? Не могла же она подчинить Эмилію своему вліянію.

— Не думаю, чтобы изъ этого вышло что-нибудь, но двушки забираютъ себ въ голову разныя фантазіи — не надолго.

— Онъ хорошъ собою, разсуждалъ горестно Артуръ Флечеръ.

— Мой двоюродный братъ говоритъ, что у него препротивная жидовская физіономія.

— Нтъ, сер Элоредъ. Онъ красивый мужчина, съ прекраснымъ голосомъ, смуглый и на англичанина не похожъ, но я могу себ представить… это непріятное извстіе для меня, сер-Элоредъ.

— Мн кажется, она здсь забудетъ о немъ.

— Она не забываетъ ничего. Я прямо спрошу ее. Она знаетъ мои чувства къ ней, и не сомнваюсь, что она скажетъ мн все. Она слишкомъ честна и не солжетъ. Есть у него состояніе?

— Братъ думаетъ, что онъ богатъ.

— Наврно. О, Боже! вотъ ударъ. Желалъ бы я имть удовольствіе застрлить его на поединк, какъ это длалось нсколько лтъ тому назадъ. Но какая была бы въ этомъ польза? Двушка еще боле возненавидла бы меня. Самое лучшее было бы застрлиться самому.

— Не говорите такимъ образомъ, Артуръ.

— Я не откажусь отъ своего намренія, пока останется малйшая надежда, сер-Элоредъ. Но плохо мн придется, если меня побдятъ. Я не считалъ возможнымъ, чтобы могъ чмъ-нибудь огорчиться до такой степени.

Онъ сталъ дергать свои волосы, засунулъ руки въ карманы жилета и отвернулся, чтобы его старый другъ не видалъ слезъ на его глазахъ.

Его старый другъ также былъ очень огорченъ. Для него было ужасно, что счастіе Флечера и спокойствіе Вортоновъ вообще будутъ испорчены человкомъ съ такимъ именемъ, какъ Фердинандъ Лопецъ.

— Она никогда не выйдетъ за него безъ согласія отца, сказалъ сер-Элоредъ.

— Если она желаетъ, разумется, онъ согласится.

— А я увренъ, что онъ не согласится. Ему такъ же мало нравится этотъ человкъ, какъ и теб.

Флечеръ покачалъ головою.

— Онъ такъ къ теб привязанъ, какъ къ родному сыну.

— Что-жъ изъ этого? Если двушка захочетъ выйти за человка, разумется, она выйдетъ за него. Если бы у него не было денегъ, тогда другое дло. Но если онъ иметъ состояніе, тогда онъ будетъ имть успхъ. Ну… я полагаю, что и другіе переносили то же прежде меня и не умерли отъ этого.

— Будемъ надяться, мой милый. Она дорога мн столько же, какъ вы.

— Да, мы можемъ надяться. Я не откажусь отъ нея. Она же наврно знаетъ, что лучше для нея. Я ничего не могу сказать противъ него — кром того, что мн было бы пріятно разрубить его на четыре части.

— Но онъ иностранецъ.

— Двушки не обращаютъ на это вниманія — какъ вы и мистеръ Вортонъ. Мн кажется, имъ нравятся смуглые мужчины съ льстивыми голосами, увертливые и таинственные. Я сейчасъ обращусь къ ней и разузнаю все.

— Вы будете говорить съ моимъ братомъ?

— Непремнно. Онъ всегда былъ моимъ лучшимъ другомъ. Я знаю, что въ этомъ онъ не виноватъ. Но что же длать? Двушки выходятъ замужъ не потому, что имъ такъ велдтъ.

Флечеръ говорилъ съ отцомъ Эмиліи и узналъ отъ него боле, чмъ ему сказалъ сер-Элоредъ. Онъ узналъ всю правду. Лопецъ два раза являлся къ отцу свататься и два раза получалъ отказъ самый ршительный. Эмилія однако прямо высказала свои чувства, выражая желаніе выйти замужъ за этого противнаго человка, общая не выходить безъ согласія отца, но очевидно чувствуя, что этого согласія ее не лишатъ. Все это мистеръ Вортонъ сказалъ очень прямо, гуляя съ Артуромъ незадолго до обда по тнистой, уединенной тропинк, которая шла вдоль рки Вай по парку. Потомъ онъ сказалъ еще другія слова, которыя отняли у его молодого друга всякую надежду. Старикъ шелъ медленно, заложивъ руки за спину и потупивъ глаза на дорогу, и говорилъ онъ медленно, очевидно взвшивая свои слова и вложивъ въ сердце своего собесдника убжденіе, что дло, о которомъ они разсуждали, было чрезвычайно важно для говорившаго — и что онъ думалъ объ этомъ дл много, такъ что могъ выразить ршительное намреніе.

— Теперь я сказалъ вамъ все, Артуръ, мн осталось сказать только вотъ что. Я не знаю, какъ долго буду въ состояніи сопротивляться предложенію этого человка, если его будутъ подкрплять просьбы Эмиліи. Я очень много думаю объ этомъ, Я не знаю, могъ ли я думать о чемъ-нибудь другомъ послдніе два мсяца. Для меня всего важне на свт то, какъ она и Эверетъ устроятся въ жизни, а то, какъ она выйдетъ замужъ, гораздо важне, чмъ все, что можетъ случиться съ нимъ. Если онъ сдлаетъ ошибку, ее можно будетъ поправить. Но замужство женщины vestigia nulla retrorsum {Никакихъ слдовъ назадъ.}. Она сброситъ вс свои старыя связи и сдлаетъ новыя, которыя будутъ продолжаться всю ея жизнь. Сознавая это очень сильно и питая большое отвращеніе къ тому, чтобы онъ сдлался такъ близокъ къ ней — я чувствовалъ себя въ прав упорно сопротивляться желанію моей дочери. Я отказалъ въ моемъ согласіи на бракъ ему и ей — хотя, сказать по правд, мн было трудно найти основательную причину для этого. Я не имю права распоряжаться жизнью моей дочери по моимъ убжденіямъ.. Моя жизнь прожита. Ея начинается. Въ этомъ дл я поступилъ бы жестоко, если бы дйствовалъ по вліянію эгоистическихъ наклонностей. Если бы я зналъ, что она погибнетъ для меня навсегда, обязанъ уступить — если приду къ убжденію, что, уступивъ, я не пожертвую ея счастіемъ. Въ этомъ дл, Артуръ, я не долженъ даже думать о васъ, хотя я очень васъ люблю. Я долженъ соображать только благосостояніе моей дочери, и поступая такимъ образомъ, я долженъ постараться разобрать мои чувства и мое сужденіе, и удостовриться, если это возможно, благоразумно или безразсудно мое отвращеніе къ этому человку, пользу я сдлаю ей или принесу ее въ жертву моимъ упорнымъ отказомъ. Съ вами я могу говорить откровенне, чмъ съ нею. Я обнажилъ предъ вами все мое сердце и всю мою душу. Вс мои желанія принадлежатъ вамъ, но вы должны понять, что моей постоянной помощи я не общаю вамъ.

Говоря такимъ образомъ, Вортонъ протянулъ руку и пожалъ руку своего собесдника. Потомъ онъ медленно повернулъ на боковую тропинку, которая вела чрезъ паркъ къ дому, и оставилъ Артура Флечера одного на берегу рки.

Такимъ образомъ постепенно ударъ обрушился на него весь, ему отказывали два раза. Потомъ до него дошли слухи — не о томъ, что у него есть соперникъ, но что есть человкъ, который можетъ сдлаться его соперникомъ. А теперь это соперничество и этотъ успхъ были объявлены ему прямо. Онъ сказалъ себ съ этой минуты, что надежды на успхъ у него не было.

Заглядывая впередъ, онъ могъ видть все. Онъ достаточно понималъ характеръ этой двушки и былъ увренъ, что перемна мста не заставитъ ее перемнить одну любовь на другую. Поздка въ Дрезденъ — или Новую Зеландію — только подкрпитъ страсть такой двушки, какъ Эмилія Вортонъ. Ничто не могло измнить ее, кром увренности, что этотъ человкъ недостоинъ ее — и то только въ такомъ случа, если она удостоврится въ этомъ собственными глазами. А потомъ пройдутъ годы, прежде чмъ она склонится на другую любовь.

Потомъ еще былъ одинъ вопросъ, который онъ не забылъ задать себ. Дйствительно ли этотъ человкъ былъ недостоинъ ея, оттого что его звали Лопецъ и что онъ происходилъ не отъ англійской крови?

Стараясь думать объ этомъ если не хладнокровно, то благоразумно, онъ слъ на берегъ и началъ сбрасывать камешки съ дороги между скалъ, среди которыхъ въ этомъ мст быстро пробиралась вода. Бывали минуты, когда онъ почти стыдился своей любви — и теперь онъ не зналъ, стыдиться или гордиться ею долженъ онъ, но онъ сознавалъ, что она терзаетъ его и будетъ постоянно терзать. Онъ зналъ, что онъ въ Лондон популяренъ — что онъ принадлежалъ къ числу такихъ людей, по которымъ по общему мннію вздыхали двушки, а не къ такимъ, которые напрасно будутъ вздыхать по двушкамъ сами. Онъ часто говорилъ себ, что ему унизительно унывать, что онъ долженъ сбросить съ себя это горе, какъ утка сбрасываетъ съ себя воду, утшаться размышленіемъ, что если эта двушка иметъ такой дурной вкусъ, то она врядъ ли достойна его. Онъ старался причислить себя къ такой школ, которая отбрасываетъ отъ себя сердце, а управляетъ только одною головой. Онъ зналъ, что другіе — можетъ быть, не т, которые знали его коротко, но все-таки многіе изъ его постоянныхъ собесдниковъ — приписывали ему подобную власть надъ собой. Для чего человку мучить себя неудовлетвореннымъ желаніемъ и унывать оттого, что двушка не улыбается ему, когда онъ ухаживаетъ за нею?

‘Если она не хочетъ быть прекрасной для меня, какое мн дло до того, какъ она прекрасна!’

Онъ нсколько разъ повторялъ себ эти строки и стыдился за себя, потому что не могъ съ ними согласиться.

Бросая камни въ воду, онъ говорилъ себ, что это горе онъ не уничтожитъ въ себ никогда. Хотя свтъ ласкалъ его, хотя онъ былъ любимъ въ своемъ клуб, въ отъзжемъ пол, на балахъ и арбалетныхъ сборищахъ, хотя старики называли его восходящею звздой, онъ говорилъ себ, что онъ искалченъ и изувченъ навсегда. Онъ не могъ объ этомъ разсуждать. Природа надлила его нкоторой слабостью. У одного человка горбъ, у другого слабое зрніе, третій заикается. А его судьба надлила какимъ-то разстройствомъ кровеносныхъ сосудовъ.

Онъ наконецъ залился слезами, напрасно стараясь успокоить себя воспоминаніемъ о тхъ благахъ, которыя свтъ имлъ еще для него въ запас.

Потомъ онъ старался утшить себя мыслью, что можетъ гордиться своей любовью, даже если бы она сдлалась для него нестерпимою ношей. Разв это ничего не значило, что онъ былъ способенъ такъ любить, разв ничего не значило, что та, которую онъ удостоилъ выбрать предметомъ своей любви, была ея достойна?

Но даже въ этомъ онъ не могъ найти утшенія, будучи не въ состояніи ясно разобрать, въ чемъ дло. Ему казалось безславно, что она предпочла ему такого человка, какъ Фердинандъ Лопецъ, и это безславіе онъ преувеличивалъ, не обращая вниманія на то обстоятельство, что сама двушка могла быть обманута ложной, и притворной привлекательностью. Для него она была такою богиней, что всегда должна быть права, и потому превосходство Фердинанда Лопеца надъ нимъ было доказано. Онъ не могъ гордиться своей отвергнутой любовью. Онъ готовъ бы сейчасъ выкинуть ее изъ своего сердца, если бы зналъ, какъ это сдлать. Онъ бросился бы къ ногамъ какой-нибудь второстепенной, пошлой, знатной, извстной красавицы — только въ немъ не осталось силъ выказать необходимое чувство. Тутъ онъ услыхалъ шаги и, вскочивъ съ своего мста, очутился лицомъ къ лицу съ Эмиліей Вортонъ и ея кузиною Мэри.

— Что-жъ это вы не идете одваться въ обду, молодой человкъ? спросила Мэри.

— Успю, если вы можете успть, сказалъ Артуръ, усиливаясь выказать веселость.

— Какъ это мило съ его стороны, не правда ли? сказала Мэри.— Мы одты, чего еще вамъ нужно?.. Мы пришли отыскивать васъ, хотя не имли намренія зайти такъ далеко. Теперь уже восьмой часъ, а мы обдаемъ четверть восьмого.

— Для меня будетъ достаточно нсколькихъ минутъ.

— Но вамъ надо еще дойти до дома. Впрочемъ бжать сломя голову надобности нтъ, папа только сейчасъ вернулся съ снокоса. Сегодня сложили послдній стогъ и была обычная церемонія. Мы съ Эмиліей смотрли.

— Я жалю, что все время здсь не пробыла, сказала Эмилія:— я ненавижу Лондонъ въ іюл.

— И я также, сказала Артуръ:— и не только въ іюл, но и во всякое другое время.

— Вы ненавидите Лондонъ? сказала Мэри.

— Да — и Гертфордширъ — и вс другія мста вообще. Если мн еще надо одваться, то мн лучше отправиться по парку какъ можно скоре.

Онъ оставилъ ихъ. Мэри обернулась и посмотрла на своего кузена, но въ эту минуту не сказала ничего. Страсть Артура была хорошо извстна Мэри Вортонъ, но Мэри еще не слыхала ничего о Фердинанд Лопец.

Глава XVI.
Никогда не слдуетъ бжать.

Во весь этотъ вечеръ все общество въ Вортонскомъ замк усиливалось выказать веселость — что конечно не удалось, какъ бываетъ постоянно при подобныхъ попыткахъ.

Разговоръ шелъ о снокос. Об двушки слушали молча, а Артуръ Флечеръ держалъ книгу въ рук, которую усиливался читать. Вс находившіеся въ комнат знали объ общемъ желаніи, чтобы Артуръ Флечеръ женился на Эмиліи Вортонъ, а также и о томъ, что Эмилія отказала ему. Для Артура, разумется, это чувство было только добавочною досадой. Въ комнат не было никого, кром разв только Мэри Вортонъ, кто боле или мене не сердился бы на Эмилію, считая ее злой и безразсудной. Даже для Мэри странное упорство ея кузины было предметомъ удивленія и огорченія, потому что Артуръ Флечеръ казался ей полубогомъ, которому ни въ чемъ не можетъ быть отказано, которому стоитъ только выразить желаніе и получить согласіе.

Она не отдала ему своего собственнаго сердца только потому, что не очень высоко ставила себя, зная, что приданаго не иметъ, и изъ продолжительныхъ размышленій убдившись, что ей не суждено быть ничьею женой. Она считала Артура Флечера наиболе достойнымъ любви изъ всхъ извстныхъ ей мужчинъ, хотя, зная о своемъ положеніи, не мечтала о своей любви къ нему. Ей некчему было сердиться на другую двушку за это, она только удивлялась, что Артуръ Флечеръ вздыхаетъ напрасно.

Сумасбродство и упрямство Эмиліи въ этомъ отношеніи были извстны всмъ имъ, но еще большее сумасбродство, и худшее упрямство, ея развращенный вкусъ и ужасное пристрастіе къ португальскому авантюристу были извстны только двумъ старикамъ и бдняг Артуру.

Когда эта суровая и величественная старуха, мистрисъ Флечеръ, предки которой были вельскими королями во времена римлянъ, услышитъ объ этомъ, кровля стараго замка не будетъ въ состояніи сдержать ея гнвъ и смятеніе. Старые короли умерли, но Флечеры, Вогены, отъ которыхъ она происходила, Вортоны оставались, люди особенные въ такомъ вк, который быстро шелъ къ погибели, и съ особенными обязанностями. Между этими обязанностями самою главною была обязанность женщина такъ направлять свои чувства, чтобы они не длали вреда членамъ своей фамиліи. Он могли выходить замужъ или нтъ, это все равно. Она не могла утвердительно сказать, что Эмилія Вортонъ непремнно должна выйти за Артура Флечера только потому, что такой бракъ приличенъ, хотя думала, что въ этой двушк должно быть много дурного, если она не могла принудить себя исполнить желаніе своихъ родныхъ. Но любить человка ниже себя, сына неизвстнаго отца, иностранца, какого-то неизвстнаго жида, только потому что у него блестящіе глаза, орлиный носъ и льстивый языкъ — чтобы рожденная Вортонъ сдлала это!.. Это было такъ не натурально, что мистрисъ Флечеръ едва ли могла принудить себя обращаться вжливо съ двушкою посл того, какъ услыхала, что ея сердце и наклонности приняли такое ложное направленіе. Все это сер-Элоредъ и адвокатъ знали и боялись ея негодованія тмъ боле, что сочувствовали старушк.

— Я нахожу, что Эмилія Вортонъ нисколько не любезне прежняго, сказала мистрисъ Флечеръ леди Вортонъ въ этотъ вечеръ.

Об старушки сидли наверху и съ ними мистрисъ Джонъ Флечеръ. Въ подобныхъ совщаніяхъ мистрисъ Флечеръ всегда одерживала верхъ къ полному удовольствію старой леди Вортонъ, но не ея невстки.

— Я боюсь, что она не очень счастлива, сказала леди Вортонъ.

— Она иметъ все, что должно сдлать двушку счастливою, и я не знаю, чего ей нужно. Я сержусь, когда смотрю, какъ она недовольна. Она не говоритъ ни слова, а сидитъ насупившись. На мст Артура я цлые полгода не говорила бы съ нею ни слова.

— Я полагаю, матушка, сказала младшая мистрисъ Флетчеръ, которая называла мать своего мужа матушкой, а свою мать мамашей:— двушка не должна выходить за того, кого она не любитъ.

— Но она должна стараться полюбитъ его, если онъ приличный женихъ во всхъ отношеніяхъ. Я не намрена объ этомъ хлопотать. Артуръ не долженъ испрашивать милости. Только я не пріхала бы сюда, если бы знала, что она намрена всегда такъ сидть.

— Врно ей непріятно, что она не можетъ исполнить нашего желанія, сказала леди Вортонъ.

— Какое! она сама захотла бы этого, если бы никто изъ насъ этого не желалъ. Я удивлялась, почему Артуръ такъ прельстился ею.

— Лучше ничего не говорить объ этомъ, матушка.

— Я и не намрена говорить. Для меня это ровно ничего. Артуръ можетъ очень хорошо прожить и безъ Эмиліи Вортонъ. Только двушки такого рода часто длаютъ неприличную партію, и намъ всмъ это будетъ непріятно.

— Я не думаю, чтобы Эмилія сдлала что-нибудь неприличное, сказала леди Вортонъ.

Тутъ он разошлись.

Въ это время оба брата курили трубки въ комнат экономки. Въ Вортонскомъ замк эта комната назначалась для этого.

— Это довольно странно, сказалъ старшій братъ: — что ты пріхалъ сюда до начала вакацій.

— Это ничего не значитъ.

— А я думалъ бы, что это значитъ что-нибудь, то-есть если ты намренъ продолжать свои занятія.

— Я не намренъ сдлать изъ себя раба. Не думаю, чтобы я женился когда-нибудь — а сдлаться замчательнымъ человкомъ въ моей профессіи я не стремлюсь.

— Прежде ты очень къ этому стремился. Ты бывало говорилъ, что если не достигнешь знаменитости, то не твоя будетъ вина.

— Я трудился — и тружусь. Но обстоятельства перемняются. Мн даже приходитъ охота бросить все, забрать побольше денегъ и отправиться съ намреніемъ посмотрть вс закоулки міра. Я полагаю, что человкъ можетъ сдлать это въ тридцать лтъ, если столько проживетъ. Вотъ это именно было бы по мн.

— Дйствительно. Я не знаю человка, который боле жилъ бы въ обществ, и слдовательно, теб какъ нельзя боле будетъ кстати жить одному всю жизнь. Ты всегда трудился усиленно — я долженъ отдать теб эту справедливость — и поэтому ты именно такой человкъ, что способенъ довольствоваться праздной жизнью. Ты всегда былъ честолюбивъ и самоувренъ, и слдовательно, ты какъ-разъ годишься на то, чтобы быть ничмъ и не длать ничего.

Артуръ сидлъ молча и курилъ очень усиленно, а братъ его продолжалъ:

— Кром того, ты иногда читаешь.

— Я буду читать еще больше.

— Весьма вроятно. Но то, что ты читалъ въ старыхъ комедіяхъ, напримръ, должно было научить тебя, что когда мужчин не удастся съ женщиной — что, я полагаю, теперь случилось съ тобою — то онъ никогда не излчивается отъ своей любви. Вдь онъ не излчивается по прошествіи извстнаго времени — такъ? Такому человку лучше сейчасъ пойти въ монахи, такъ какъ для него уже все кончилось на свт. Мужчины не забываютъ этого мсяца чрезъ два и не становятся такими же, какъ прежде. Ты самъ этого не видалъ никогда?

— Я не собираюсь ни зарзаться, ни пойти въ монахи.

— Нтъ. Теперь есть и пароходы, и желзныя дороги, и потому путешествовать легче. Ужь не прохать ли теб въ Петербургъ и посмотрть, не принесетъ ли это пользы теб? А если не принесетъ, то и продолжать не слдуетъ, потому что значитъ ты безнадеженъ. А если принесетъ, ты можешь воротиться, потому что второе путешествіе сдлаетъ все остальное.

— Съ тобою ни о чемъ нельзя говорить, Джонъ, ты сейчасъ начнешь горячиться.

— Надюсь, что всегда такъ будетъ. Мн кажется, дло въ томъ, что эта двушка любитъ кого-нибудь другого.

Артуръ кивнулъ головою.

— Кто это? Я знаю его?

— Не думаю.

— А ты знаешь?

— Я встрчался съ этимъ человкомъ.

— Порядочный?

— Отвратительно неприличенъ, долженъ я сказать.

Джонъ сдлался очень мраченъ, потому что и въ немъ гордость на счетъ Вортоновъ, Богеновъ и Флечеровъ была очень сильна.

— Мн кажется, ты этого человка въ Лонгбарнсъ не пустишь.

— Для этого могутъ быть разныя причины. Можетъ быть, потому что ты не захотлъ бы встртиться съ нимъ.

— Да, я полагаю, что не захотлъ бы. Но и безъ этого онъ не понравился бы теб. Мн кажется, онъ не англичанинъ.

— Иностранецъ?

— У него иностранное имя.

— Итальянскій вельможа?

— Мн кажется, онъ не можетъ быть вельможею ни въ какой стран.

— Что же онъ за чортъ?

— Его зовутъ… Лопецъ.

— Пріятель Эверета?

— Да, пріятель Эверета. Я не очень обязанъ мастеру Эверету за то, что надлалъ онъ.

— Я видлъ этого человка. Я могу даже сказать, что знаю его, потому что разъ обдалъ съ нимъ на Манчестерскомъ сквер. Самъ старикъ Вортонъ, вроятно, пригласилъ его.

— Онъ былъ тамъ какъ пріятель Эверета. Все я узналъ только сегодня, хотя кое-что прежде слыхалъ.

— По этому ты и пожелалъ путешествовать. Насколько я могъ примтить, онъ не глупъ.

— Въ этомъ я не сомнваюсь.

— И джентльменъ.

— Не могу оспаривать, сказалъ Артуръ.— Я не имю права сказать противъ него ни одного слова. Судя по словамъ Вортона, я полагаю, что онъ богатъ.

— Онъ и собою не дуренъ, по-крайней-мр, на мужчинъ такого рода женщины любятъ смотрть.

— Именно. Я не имю причины ссориться ни съ нимъ — ни съ нею. Но…

— Да, другъ мой, я вижу все, сказалъ старшій братъ: — мн кажется, я знаю все. Но бжать не слдуетъ. Можно сказать съ увренностью, что мужчин не слдуетъ бжать ни отъ чего.

— Дло въ томъ, чтобы быть счастливымъ, если можешь, сказалъ Артуръ.

— Нтъ — дло не въ томъ. Я не философъ, но на сколько могу видть, въ свт есть философія двухъ родовъ. Одна состоитъ въ томъ, чтобы самому быть счастливымъ, а другая въ томъ, чтобы счастливыми длать другихъ. Послдняя удается лучше.

— Я не могу увеличить ея счастіе, шатаясь но Лондону.

— Это игра словъ. Мы говоримъ не о ея счастіи и не о томъ, чтобы ты шатался по Лондону. Занимайся своимъ дломъ. Поставь дло прежде чувствъ. Что длаетъ бдный человкъ, который ставитъ заборы и копаетъ канавы, когда у него въ дом лежитъ мертвый ребенокъ? Если ты получилъ ударъ въ лицо, отплати тмъ же, если слдуетъ отплатить, но не жалуйся на боль. Если даже испорчена вся твоя жизнь — переноси это какъ мужчина. Но вспомни, что не вся же твоя жизнь испорчена.

— Почти.

— Это не вся твоя жизнь. Отъ этого человкъ излчивается почти всегда. Я думаю, что всегда, хотя нкоторыхъ это такъ поражаетъ, что они никогда не пробуютъ этого опять. Но скажи мн вотъ что: старикъ Вортонъ далъ согласіе?

— Нтъ. Онъ отказалъ, сказалъ Артуръ очень выразительно.

— Какъ же теперь будетъ?

— Онъ поступилъ очень хорошо со мною. Онъ сдлалъ все, что могъ, чтобы отвязаться отъ этого человка — и съ нимъ, и съ нею. Онъ сказалъ Эмиліи, что не хочетъ имть никакого дла съ этимъ человкомъ. А она не сдлаетъ ничего безъ его согласія.

— Стало быть, все останется по прежнему?

— Нтъ, Джонъ, не останется. Онъ сказалъ, что хотя отказалъ — и отказалъ довольно грубо — онъ долженъ уступить, если увидитъ, что она дйствительно отдала ему свое сердце. А она отдала.

— Она теб сказала?

— Нтъ, онъ сказалъ мн. Я завтра объяснюсь съ нею, если могу. А потомъ уду.

— Ты прідешь сюда на охоту перваго числа?

— Нтъ. Мн кажется, ты правъ, говоря, что я долженъ прилпиться къ моей работ. Такъ малодушно бжать изъ-за женщины.

— Изъ-за чего бы то ни было. Останься и выдержи все, что тамъ ни было бы.

— Такъ, но я не могу остаться и встрчаться съ нею. Пользы это не сдлаетъ. Для всхъ насъ мн лучше ухать. Я могу охотиться съ Мёсгревомъ и съ Карнеджи въ Пертшир. Кажется, я поду туда.

— Это будетъ лучше, чмъ отправляться на вс четыре стороны земного шара.

— Я не говорилъ о немедленномъ отъзд. Я не сомнваюсь, что буду охотиться здсь довольно весело на Рождеств. Но человкъ долженъ же высказаться кому-нибудь.

Старшій братъ протянулъ руку и ласково положилъ ее на руку младшаго брата.

— Я не стану визжать во все горло, какъ прибитая собака. Хуже всего то, что многіе знаютъ это.

— Ты хочешь сказать — здсь?

— О! везд. Самъ я никому не говорилъ. Но это считается семейнымъ дломъ, подлежащимъ всеобщему сужденію.

— Это пройдетъ.

— А пока это скучно. Но это будетъ прекращено. Не говори мн ни слова объ этомъ и я теб не буду говорить. Ни матушк, ни Сар не говори.

Сара была жена Джона Флечера.

— Это слдуетъ прекратить, потому прекратимъ какъ можно скоре. Если она выйдетъ за этого человка, не думаю, чтобы она часто бывала въ Лонгбарнс или Вортон.

— Въ Лонгбарнс уже наврно нтъ, отвтилъ Джонъ.— Можно ли представить себ, что матушка станетъ величать ее мистрисъ Лопецъ? И я сомнваюсь, понравится ли онъ сер-Элореду. Онъ не нашего поля ягода. Онъ слишкомъ хитеръ, слишкомъ большой космополитъ — это человкъ такого рода, у котораго нтъ никакихъ предразсудковъ, которому все равно, конину или говядину будетъ онъ сть, только бы конина была такъ же вкусна, какъ и говядина, у него наврно нтъ никакихъ воспоминаній въ жизни. Спокойной ночи, старина, пріободрись и пришли намъ побольше тетеревовъ, если подешь въ Шотландію.

Джонъ Флечеръ, какъ я надюсь уже видли, вовсе не былъ человкомъ малодушнымъ или братомъ равнодушнымъ. Онъ былъ добросердеченъ, остроуменъ и, можетъ быть, немножко самонадянъ, такъ какъ въ графств его считали однимъ изъ самыхъ благоразумныхъ людей. Дйствительно никто никогда не отваживался сомнваться въ его мудрости во всхъ практическихъ предметахъ — кром его матери, которая, видя его почти каждый день, предпочитала младшаго сына.

— Артуръ очень огорченъ этою двушкой, сказалъ онъ своей жен въ этотъ вечеръ.

— Эмиліей Вортонъ?

— Да, твоею кузиной Эмиліей. Не говори ничего ему, но будь съ нимъ ласкова.

— Ласкова съ Артуромъ! Разв я не всегда съ нимъ ласкова?

— Будь боле обыкновеннаго нжна съ нимъ. Почти готовъ расплакаться, когда видишь такого человка въ такомъ огорченіи. Я могу это понять, хотя со мною никогда этого не случалось.

— Съ тобою никогда не случалось, Джонъ, сказала жена, крпче прижавшись къ мужу съ этими словами.— Теб все легко досталось — можетъ быть, слишкомъ легко.

— Если бы двушка отказала мн, я поврилъ бы ея отказу, могу теб сказать. Второй разъ предложенія не сдлалъ бы.

— Стало быть, я хорошо сдлала, что ухватилась за тебя съ перваго раза?

— Не знаю, какъ было бы.

— Я сдлала хорошо. О, Боже! что если бы я не ршилась, ты такъ бы и пропалъ. Ты наврно попытался бы еще разъ — такъ?

— Ты нахохлилась бы какъ старая курица съ сломаннымъ крыломъ и разжалобила бы меня такимъ образомъ.

— А теперь у бднаго Артура сломано крыло.

— Ты не должна показывать вида, что оно сломано, и крыло излчится въ свое время. Но какъ глупы двушки!

— Это правда, Джонъ, особенно была глупа я.

— Можно ли себ представить, чтобы такая двушка, какъ Эмилія Вортонъ, продолжалъ Джонъ, не удостоивая обратить вниманія на ея шуточку: — отказала такому человку какъ Артуръ для грязнаго, смуглаго иностранца!

— Иностранца?

— Да — человка называющагося Лопецомъ. Не говори объ этомъ ничего пока. Доживетъ онъ до того, что она увидитъ разницу и узнаетъ, что сдлала! Могу назвать теб одного человка, который не пожалетъ о ней.

Глава XVII.
Прощайте!

Артуръ Флечеръ поврилъ наставленіямъ брата и послушался его совта, такъ что еще не настало утро, а онъ уже ршился, что какъ ни глубока была бы рана, а онъ такъ будетъ вести себя въ свт, что свтъ его раны не увидитъ. То, что уже люди знали, знать они должны, но ничего боле они не узнаютъ отъ него ни изъ его словъ, ни изъ признаковъ. Онъ, какъ сказалъ брату, ‘объяснится съ Эмиліей’, а потомъ, если она прямо скажетъ ему, что любитъ этого человка, онъ простится съ нею и просто выразитъ сожалніе, что пути ихъ будутъ разъединены. Онъ былъ увренъ, что она скажетъ ему всю правду. Ее не удержитъ ни ложная скромность, ни притворное нежеланіе разсуждать о своихъ длахъ съ другомъ такимъ врнымъ ей, какимъ онъ былъ. Онъ зналъ ее настолько, что былъ увренъ, что она цнитъ его любовь, хотя не могла принять ее.

Бываютъ отвергнутые обожатели, которые только потому, что они обожатели, становятся предметами подозрнія и даже отвращенія для двушекъ, которыхъ они любятъ. Но опять бываютъ такіе мужчины, которые даже когда имъ откажутъ, считаются достойными любви и всякаго уваженія, почти благоговнія, а между тмъ обожательницы любить ихъ не хотятъ.

Не анализируя всего этого, но нсколько сознавая, съ какой точки зрнія смотритъ на него эта двушка, Артуръ зналъ, что все, что онъ скажетъ будетъ выслушано съ уваженіемъ, но что касается того, чтобы поколебать ее — отговорить и убдить — это ни одной минуты не казалось ему возможнымъ. На это не было никакой надежды. Онъ самъ не зналъ, зачмъ онъ будетъ стараться объясниться съ нею до отъзда изъ Вортона, но между тмъ онъ чувствовалъ, что объясниться надо. Если онъ допуститъ ее выйти за этого человка, не поговоривъ съ нею, это будетъ имть такой видъ, что онъ какъ будто поссорился съ нею навсегда. Но теперь, въ то время, когда онъ лежалъ на постели, когда одвался утромъ, когда вышелъ на снокосъ съ трубкою во рту посл завтрака, онъ пришелъ къ заключенію весьма далекому отъ ссоры.

Онъ любилъ Эмилію всмъ сердцемъ. Это была не гостинная любовь, возродившаяся между двумя вальсами и подкрпленная двумя минутами, проведенными въ какой-нибудь давк. Онъ зналъ, что онъ человкъ свтскій, и не желалъ быть инымъ. Онъ могъ разговаривать съ мужчинами, какъ разговариваютъ мужчины, и дйствовать такъ, какъ дйствуютъ они, и точно также могъ поступать съ женщинами. Но одна женщина была для него выше всхъ. Въ его сердц былъ отдльный уголокъ, гд вмщался только одинъ образъ. Онъ питалъ въ себ надежду, что одинъ чистый источникъ вчно бгучей воды наконецъ будетъ принадлежать одному ему и всегда будетъ готовъ утолять его жажду. Теперь эта надежда была потрясена, упованіе исчезло и его желаніе было обмануто. Но женщина осталась, хотя она не могла принадлежать ему. Уголокъ сердца оставался тамъ же, хотя не она наполнитъ его. Источникъ все будетъ течь — чистйшимъ источникомъ — хотя не онъ будетъ утолять въ немъ жажду. Онъ не позволитъ себ думать о ней съ меньшимъ уваженіемъ и не перемнитъ мннія объ ея характер.

Когда онъ стоялъ прислонившись къ лстниц, которую еще не убрали отъ одного стога сна, и машинально набивалъ трубку во второй разъ, онъ соображалъ вроятное положеніе своей будущей жизни. Разумется, Эмилія выйдетъ за этого человка очень скоро. Ея отецъ уже высказалъ, что не иметъ боле силъ сопротивляться ея желаніямъ. Разумется, Вортонъ уступитъ. Онъ самъ признался, что уступитъ. Тогда — какую же жизнь будетъ она вести? Никто ничего не зналъ объ этомъ человк. Думали, что онъ богатъ, но такое богатство, какъ его, богатство, подвергающееся спекуляціямъ, можетъ исчезнуть въ одно мгновеніе. Можетъ быть, это человкъ жестокій, авантюристъ или даже злодй, вдь объ немъ никто ничего не зналъ.

Артуръ Флечеръ постарлъ въ эти полчаса, пускаясь въ размышленія о такихъ глубокомысленныхъ житейскихъ правилахъ, которыя казались ему смшны. Но могъ онъ только дойти до такого заключенія, что такъ какъ она все останется для него источникомъ, хотя онъ не будетъ утолять изъ него жажду, хотя только ея образъ станетъ наполнять уголокъ его сердца, онъ не перестанетъ заботиться о ея счастіи, когда она сдлается женою этого иностранца. Съ самимъ иностранцемъ онъ никогда не будетъ въ дружелюбныхъ отношеніяхъ, но для жены этого иностранца онъ всегда останется другомъ, если ей будетъ нуженъ другъ.

За часъ предъ завтракомъ Джонъ Флечеръ, шатавшійся по дому все утро, что случалось съ нимъ очень рдко, поймалъ Эмилію Вартонъ, когда она проходила чрезъ переднюю, и сказалъ ей, что Артуръ въ разсадник и желаетъ говорить съ нею.

— Наедин? спросила она.

— Да, конечно, наедин.

— Мн пойти къ нему, Джонъ? спросила она.

— Конечно.

Исполнивъ данное ему порученіе, Джонъ могъ заняться своимъ дломъ.

Эмилія тотчасъ надла шляпу, взяла зонтикъ и вышла изъ дома. Для нея было что-то непріятное въ той мысли, что она должна, по просьб человка, влюбленнаго въ нее, итти на свиданіе съ нимъ, но подобно всмъ Вортонамъ и Флечерамъ, она врила въ Джона Флечера. А потомъ ей пришло въ голову, что есть нкоторыя обстоятельства, длающія такое свиданіе желательнымъ. Она ничего не знала о томъ, что произошло въ послдніе двадцать четыре часа. Она не имла ни малйшаго понятія, что вслдствіе разговора съ ея отцомъ и братомъ Артуръ Флечеръ откажется отъ своего намренія ухаживать за нею. Если бы знала это, она безъ малйшей нершимости пошла бы на свиданіе съ нимъ. Она предполагала, что ей придется выслушать прежнюю исторію. Если такъ, она выслушаетъ ее, и тогда будетъ имть случай сказать ему, что ея сердце отдано другому вполн. Она знала все, чмъ обязана ему. Она любила его въ нкоторой степени. Онъ имлъ право на всевозможное ласковое вниманіе къ нему. Но ему слдуетъ сказать правду.

Когда она вошла въ разсадникъ, онъ вышелъ на встрчу къ ней и подалъ руку съ откровеннымъ, свободнымъ видомъ и пріятною улыбкой. Его улыбка была такъ свтла, какъ струя морской воды, и глаза его тогда блистали, и блые зубы виднлись, и ямочка на подбородк длалась глубже.

— Какъ вы добры, что пришли! Я такъ и думалъ, что вы придете. Врно Джонъ васъ попросилъ.

— Да, онъ сказалъ мн, что вы здсь и что мн надо къ вамъ пойти.

— Не знаю, надо ли, но думаю, что такъ будетъ лучше. Хотите походить? Я желаю сказать вамъ кое-что.

Онъ повернулъ, и она повернула съ нимъ въ лсокъ.

— Я не стану вамъ боле докучать, моя дорогая, сказалъ онъ.— Вы все еще моя дорогая, хотя посл этого я уже не стану называть васъ такимъ образомъ.

Сердце ея почти замерло въ груди, когда она услыхала это — хотя именно это желала услыхать. Но теперь между ними должно быть объясненіе отчасти нжное. Она знала, какъ много обязана ему, какъ добръ былъ онъ къ ней, какъ врна была его любовь, и чувствовала, что у нея недостанетъ словъ для выраженія того, что слдовало сказать.

— Такъ вы отдали ваше сердце… Какому-то Фердинанду Лопецу?

— Да, отвчала она жесткимъ, сухимъ голосомъ:— да, я отдала. Я не знаю, кто сказалъ вамъ, но дйствительно я отдала.

— Вашъ отецъ сказалъ мн. Мн лучше знать — не правда ли? Вамъ не жаль, что я знаю?

— Лучше.

— Я не буду говорить ни слова противъ него.

— Не длайте этого.

— И противъ васъ. Теперь я здсь только за тмъ, чтобы сказать вамъ… я удаляюсь.

— Вы не поссоритесь со мною, Артуръ?

— Поссорюсь съ вами! Я не могу поссориться съ вами, если бы и хотлъ. Нтъ — ссоры не будетъ. Но я не думаю, что мы будемъ очень часто видться другъ съ другомъ.

— А я надюсь.

— Можетъ быть, иногда. Мн кажется, что не слдуетъ выказывать дружбу къ успшному сопернику. Вроятно, онъ превосходный человкъ, но какъ мы съ нимъ можемъ быть хороши? А у васъ всегда будетъ одинъ человкъ — кром него — кто будетъ любить васъ боле всхъ на свт.

— Нтъ — нтъ — нтъ!

— Такъ должно быть. Въ этомъ не будетъ ничего дурного. У всхъ есть какой-нибудь дорогой другъ, и вы всегда будете моимъ другомъ. Если что-нибудь дурное случится когда-нибудь съ вами — чего, разумется, не будетъ — Тогда у васъ всегда есть человкъ, который… Но я не желаю говорить вздоръ, я только желаю, чтобы вы врили мн. Прощайте, да благословитъ васъ Господь!

Онъ протянулъ правую руку, держа шляпу въ лвой рук.

— Вы не узжаете?

— Я уду, можетъ быть, завтра. Но прощусь я съ вами здсь, теперь, сегодня. Надюсь, что вы будете счастливы. Желаю этого отъ всего моего сердца. Прощайте, да благословитъ васъ Господь!

— О, Артуръ!

Она подала ему свою руку.

— Я любилъ васъ такъ много. Я любилъ васъ всмъ сердцемъ. Вы никогда не понимали меня вполн. Но любовь моя была истинна какъ небо. Я думалъ иногда, что если бы не такъ серіозно увлекся этимъ, я казался бы не такъ глупъ. Мужчин не слдуетъ до такой степени поддаваться этому, какъ поддался я. Проститесь со мною, Эмилія.

— Прощайте, сказала она, все оставляя свою руку въ его рук.

— Не позволяйте имъ всмъ здсь ссориться съ вами изъ за этого. Разумется, въ Лонгбарнс нкоторое время это не будетъ имъ нравиться. О, если бы это могло быть иначе!

Тутъ онъ выпустилъ ея руку и, быстро повернувшись къ ней спиной, пошелъ по дорожк.

Она ожидала и почти желала, что онъ поцлуетъ ее. Щеки двушки не бываютъ такъ священны для нея самой, какъ для ея обожателя — если онъ любитъ ее. Въ поцлу было бы нчто похожее на примиреніе, но общаніе будущей доброты, чему даже Фердинандъ не позавидовалъ бы. Этотъ поцлуй отнялъ бы отъ разлуки ту горечь страданія, которую его слова возбудили въ ней. Объ этомъ онъ не думалъ, горечь существовала для него и онъ ничмъ не могъ изгладить ее.

Эмилія горько плакала, возвращаясь домой, а между тмъ она имла причину радоваться. Становилось ясно, что ея отецъ хотя не выказывалъ ей признаковъ уступчивости, тмъ не мене приготовился уступить. Это ея отецъ заставилъ Артура Флечера удалиться какъ отвергнутаго жениха. Но въ эту минуту она не могла ршиться взглянуть на это дло съ такой точки зрнія. Мысли ея обращались къ тмъ пріятнымъ минутамъ ея юныхъ лтъ, когда она была счастлива съ Артуромъ Флечеромъ, когда она сначала привыкла любить его, а потомъ начала понимать съ какимъ-то недоумніемъ, что не любила его такъ, какъ любятъ другъ друга мужчины и женщины. Но почему не полюбила она его такимъ образомъ? Но тогда она не могла бы понять, какъ онъ правдивъ и твердъ. Но тогда, независимо отъ собственныхъ своихъ чувствъ, отстранивъ себя на время, какъ она и обязана была сдлать, думая о человк такомъ добромъ къ ней, какъ Артуръ Флечеръ, она нашла, что личная радость не можетъ подавить горе, которое она раздляла съ нимъ. На одно мгновеніе мысль о сравненіи между этими людьми насильственно пришла въ ней, но она отогнала ее отъ себя, спша домой.

Глава XVIII.
Герцогъ Омніумъ думаетъ о себ.

Блескъ, возбужденный герцогинею Омніумъ въ три мсяца лондонскаго сезона, былъ очень ярокъ, но онъ ничего не значилъ, сравнительно, съ тмъ сіяніемъ, котораго ожидали въ Гэтерумскомъ замк — ничего не значилъ по общественнымъ слухамъ и общему мннію. Конечно, домъ на Карльтонской Террас былъ открытъ такъ, какъ еще не бывалъ ни одинъ домъ перваго министра или, можетъ быть, герцога въ Англіи, но это сдлалось постепенно и не сопровождалось такимъ трубнымъ звукомъ, какъ увеселенія, готовившіяся въ Гэтерум.

Я не желаю заставить предполагать, чтобы трубные звуки раздавались по приказанію герцогини. Ихъ раздували вс газеты и очень много языковъ, пока наконецъ звуки инструментовъ почти испугали герцогиню.

— Не странно ли, говорила она своей пріятельниц мистрисъ Финнъ:— что нельзя пригласить въ деревню нсколькихъ друзей безъ того, чтобы не подняли такого шума!

Мистрисъ Финнъ не находила этого страннымъ, такъ и сказала. Тысячи фунтовъ тратились очень замтнымъ образомъ. Приглашенія въ Гэтерумъ даже дня на два — даже на одни сутки — выпрашивались самымъ униженнымъ образомъ. Вс понимали, что первый министръ добивался величія и популярности. Разумется, трубы трубили очень громко.

— Если не поостерегутся, сказала герцогиня:— я всмъ откажу и запру Гэтерумъ. Я могу сдлать это теперь каждую минуту.

Можетъ быть, изъ всхъ лицъ, кого это боле или мне касалось, человкъ, мене всхъ слышавшій трубный звукъ, былъ самъ герцогъ. Конечно, онъ видалъ кое-что въ газетахъ, но его это не поражало такъ часто и такъ сильно какъ другихъ. Онъ только жаллъ, что общественная и частная жизнь человка подвергается такимъ замчаніямъ, но это несчастіе всегда навлекаютъ богатство и знатность. Онъ давно призналъ этотъ фактъ и одно время старался думать, что его намреніе провести время въ Гэтерумскомъ замк было дломъ не боле гласнымъ, какъ осеннее мстопребываніе другихъ герцоговъ и другихъ первыхъ министровъ. Но постепенно трубные звуки стали доходить даже до его ушей. Хотя самъ онъ былъ слпъ ко многому, возл него всегда былъ тотъ другой герцогъ, который не оставался слпъ ни къ чему.

— У васъ въ ныншнемъ году въ Гэтерум приготовляются великолпныя вещи, сказалъ герцогъ.

— Ничего особеннаго, я полагаю, сказалъ первый министръ съ внутреннимъ трепетомъ, потому что постепенно имъ стало овладвать опасеніе, что его жена длаетъ ошибку.

— А я думалъ, что именно что-то особенное.

— Это все длаетъ Гленкора.

— Я не сомнваюсь, что ея свтлость права. Не предполагайте, что я критикую ваше гостепріимство. Мы сами будемъ въ Гэтерум въ конц мсяца. Я первый разъ буду тамъ посл смерти вашего дяди.

Первый министръ сидлъ въ своемъ кабинет въ Казначейств и до прихода своего друга добросовстно старался опредлить себ, не свою будущую политику, а прошлую политику послднихъ двухъ мсяцевъ. Занятіе это было для него не очень весело. Онъ сдлался главою министерства — и это ему удалось, потому что онъ все еще оставался главою, поддерживаемый большинствомъ, имя передъ собою шестимсячную вакацію.

Люди, имвшіе право говорить съ нимъ откровенно объ его положеніи, почти горячо утверждали его успхъ. Рэтлеръ недлю тому назадъ не видлъ причины, почему министерству не продержаться по-крайней мр четыре года. Съ другой стороны Роби выражалъ такое же довріе. Но оглядываясь на сдланное имъ и смотря впередъ на свои будущія намренія, онъ не могъ видть, почему непремнно ему слдуетъ быть первымъ министромъ. Онъ былъ когда-то канцлеромъ казначейства и зналъ, почему онъ занимаетъ это мсто. Онъ осмливался уврять себя въ то время, что его партія не могла найти лучшаго человка для этой должности, и оставался доволенъ. Но теперь онъ не имлъ этого удовольствія. Люди, стоявшіе ниже его, дйствительно работали. Лордъ-канцлеръ принялся за судебныя реформы. Монкъ работалъ и сердцемъ и душой надъ подоходной податью и привилегіями пивоваровъ — такъ что у нашего перваго министра слюнки текли. Лордъ Дрёммондъ дятельно занимался колоніями. Финіасъ Финнъ по-крайней-мр имлъ свои идеи объ Ирландіи.

Но для перваго министра — по-крайней-мр такъ герцогъ говорилъ себ — все было пусто. Политика довряла ему и ожидала, что въ его рукахъ удержится коалиція. Эта задача не удовлетворяла его. А теперь, постепенно — сначала очень медленно, потомъ все увренне — имъ овладвала мысль, что эта сила для коалиціи, которую искали, находилась не въ его политическихъ способностяхъ, а въ его званіи и богатств. Можетъ быть, его жена, герцогиня — та леди Гленкора, сумасбродныхъ побужденій и вообще непрактичности которой онъ всегда опасался — она съ ея обдами и пріемами, съ ея залами, наполненными толпой, ея музыкой, ея пикниками и общественными искушеніями, скоре была первымъ министромъ, чмъ онъ. Можетъ быть, это понимали коалиціонныя партіи, словомъ — понимали вс кром него. Можетъ быть, нашли, что въ настоящемъ положеніи вещей министерство лучше удержится не парламентскими способностями, а общественнымъ устройствомъ, какимъ могла руководить его герцогиня, одна его герцогиня. Въ ней и только въ ней одной есть достаточно и энергіи, и денегъ, и ума для этого. Разумется, въ такомъ положеніи вещей, онъ, какъ ея мужъ, долженъ быть номинальнымъ первымъ министромъ.

Въ сердц его не было гнва, когда онъ думалъ объ этомъ. Несправедливо было бы сказать, что въ немъ была зависть. Въ характер его не было зависти. Но былъ стыдъ — и самообвиненіе, зачмъ онъ принялъ такую важную должность, имя такъ мало опредленныхъ цлей для важнаго труда. Можетъ быть, онъ былъ обязанъ даже подчинить свою гордость для пользы страны и согласиться сдлаться министромъ празднымъ, позолоченнымъ полномъ, потому что, оставаясь въ такомъ положеніи, онъ дастъ возможность министерству продержаться. Но какъ ничтожно положеніе, какъ оно низко, какъ противно той высокой иде объ общественномъ труд, которая до сихъ поръ была главною пружиной всей его жизни! Какъ будетъ онъ жить, если это продолжится годъ отъ года — онъ длаетъ видъ, будто управляетъ, а управляютъ другіе — станетъ являться то въ одномъ публичномъ мст, то въ другомъ, въ голубой лент и занимать первое мсто за столомъ везд, принимая притворное уваженіе и будучи извстенъ всмъ какъ праздный первый лордъ казначейства? Когда онъ думалъ обо всемъ этомъ, къ нему вошелъ самый врный изъ его друзей и тотчасъ заговорилъ о тхъ самыхъ обстоятельствахъ, которыя такъ тяготили его душу.

— Я такъ обрадовался, продолжалъ старшій герцогъ:— когда услыхалъ, что вы ршились въ ныншнемъ году хать въ Гэтерумскій замокъ.

— Если ужь есть у человка большой домъ, мн кажется, онъ долженъ жить въ немъ иногда.

— Конечно. Вашъ дядя и выстроилъ его именно для такой цли. Онъ никогда не былъ общественнымъ человкомъ, и хотя, кажется, здилъ туда каждый годъ, жилъ тамъ очень мало.

— Онъ терпть его не могъ. И я терпть его не могу. И Гленкора терпть не можетъ. Я не вижу, почему человкъ долженъ нарушать тишину своей частной жизни и держать открытый караван-сарай для людей, которыми онъ ни крошечки не дорожитъ.

— Вы не захотли бы жить одинъ?

— Одинъ съ женою и дтьми непремнно захотлъ бы, по-крайней-мр часть года.

— Я сомнваюсь, чтобы такая жизнь даже на мсяцъ, даже на недлю, была совмстна съ вашими обязанностями. Вы едва нашли бы это возможнымъ. Могли ли бы вы обойтись безъ вашихъ секретарей? Знали бы вы достаточно то, что происходитъ, если бы не разсуждали объ этомъ съ другими? Человкъ не можетъ быть и частнымъ и общественнымъ лицомъ въ одно и то же время.

— А я боюсь, что напрасно согласился на такое большое общество въ Гэтерум, продолжалъ младшій герцогъ.— Гленкора всегда поддается своимъ впечатлніямъ и немножко преувеличила это. Взгляните.

Онъ подалъ своему другу письмо. Старый герцогъ надлъ очки и прочелъ все письмо, которое состояло въ слдующемъ:

‘Въ собственныя руки.

‘Милордъ герцогъ,

‘Я не сомнваюсь, что вашей свтлости извстно мое положеніе въ журналистик страны, и смю уврить вашу свтлость, что мое настоящее предложеніе сдлано не по поводу той великой чести и того великаго удовольствія, которыя достанутся мн, если ваша свтлость согласится на это, но потому что я увренъ, что такимъ образомъ я буду боле способенъ выполнить важную обязанность для пользы публики вообще.

‘Ваша свтлость будете принимать все лучшее англійское общество и многихъ знатныхъ иностранныхъ посланниковъ въ замк вашихъ предковъ, не только для вашего собственнаго удовольствія — потому что человкъ въ высокомъ положеніи вашей свтлости не можетъ думать только о пріятной жизни, но чтобы обаяніе вашего коалиціоннаго министерства могло лучше поддерживаться. Въ томъ, что ваша свтлость этимъ исполняете обязанность къ стран, не можетъ сомнваться ни одинъ человкъ, понимающій страну. Но, можетъ быть, страна заинтересуется вашими празднествами и потребуетъ отчета въ тхъ веселостяхъ, которыя будутъ происходить въ вашемъ герцогскомъ дворц. Ваша свтлость, вроятно, согласитесь со мною, что отчетъ объ этомъ лучше отдастъ человкъ, которому вы сами дадите на это право, человкъ, который, бывши тамъ, станетъ писать въ пользу вашей свтлости, чмъ какой-нибудь пришлецъ, который узнаетъ все изъ вторыхъ рукъ.

‘Теперь мн остается только сообщить вашей свтлости, что если вы удостоите меня приглашеніемъ въ Гэтерумскій замокъ, я буду повиноваться вашему зову съ величайшей поспшностью и посвящу мое перо и публичный органъ, находящійся въ моемъ распоряженіи, къ услугамъ вашей свтлости съ величайшимъ удовольствіемъ.

‘Имю честь быть

‘Милордъ герцогъ,
‘Вашей свтлости покорнйшій
‘И нижайшій слуга
‘Квинтусъ Слайдъ.’

Старый герцогъ, прочтя это письмо, засмялся отъ души.

— Не есть ли это страшно дурной признакъ настоящаго времени? сказалъ младшій.

— Едва ли, какъ мн кажется. Человкъ этотъ и дуракъ, и негодяй, но не думаю, чтобы мы по этому могли предполагать, что есть много такихъ дураковъ и негодяевъ, какъ онъ. Желалъ бы я знать, чего именно онъ хочетъ.

— Онъ хочетъ, чтобы я пригласилъ его въ Гэтерумъ.

— Онъ едва ли можетъ этого ожидать. Не думаю, чтобы онъ былъ такой дуракъ. Ему, можетъ быть, пришло въ голову, что возможность есть, и онъ захотлъ попытаться. Разумется, вы оставите безъ вниманія его просьбу.

— Я просилъ Уорбертона отвчать ему, что онъ не можетъ быть принятъ въ моемъ дом. Я велю отвчать на вс письма, если только ихъ не пишутъ сумасшедшіе. Не оскорбились ли бы вы, если бы къ вамъ въ домъ старались ворваться такимъ образомъ?

— Онъ не можетъ ворваться къ вамъ.

— Можетъ. Онъ врывается. А будетъ онъ тамъ или нтъ, онъ можетъ и станетъ писать о моемъ дом. И хотя никто другой не выставитъ себя дуракомъ какъ онъ въ своемъ письм, все-таки даже это есть признакъ того, что длаютъ другіе. Вы сами говорили сейчасъ, что мы собираемся сдвать что-то особенное.

— Это были ваши слова и я повторилъ ихъ. У васъ, вроятно, будетъ очень большое общество.

— Я боюсь, что Гленкора зашла за границы. Не знаю, зачмъ мн безпокоить васъ этимъ, но это меня тревожитъ.

— Я не вижу, почему.

— Я боюсь, что она забрала себ въ голову удивить весь свтъ непомрною тратою денегъ.

— А я думаю, что она забрала себ въ голову завоевать весь свтъ любезностью и гостепріимствомъ.

— Это также дурно. Это въ сущности одно и то же. Для чего ей завоевывать то, что мы называемъ свтомъ? Она должна желать угощать моихъ друзей, потому что это мои друзья, и если по моему общественному положенію у меня боле такъ называемыхъ друзей, чмъ было бы въ боле счастливой частной жизни — ну! тогда она должна угощать большее количество людей. Дале этого заходить не слдовало. Намреніе завоевывать друзей, какъ вы это называете, посредствомъ обдовъ и вечеровъ для меня гнусно. Если это будетъ продолжаться такимъ образомъ, я сойду съ ума. Я долженъ буду отказаться отъ всего, потому что не могу переносить этой тяжести.

Онъ сказалъ это съ такомъ волненіемъ и такимъ гнвомъ, какихъ его другъ не видалъ въ немъ прежде, такъ что старый герцогъ испугался.

— Мн совсмъ не слдовало быть на этомъ мст, сказалъ первый министръ, вставая съ кресла и расхаживая по комнат.

— Позвольте мн сказать, что вы ршительно ошибаетесь, сказалъ его свтлость герцогъ Сент-Бёнгэй.

— Я не могу даже вамъ показать внутренность моего сердца въ такомъ дл, сказалъ его свтлость герцогъ Омніумъ.

— Мн кажется, я вижу. Можетъ быть, говоря это, я приписываю себ боле способности, чмъ у меня есть, но мн кажется, я вижу. Но пусть ваше сердце говоритъ что хочетъ, я увренъ въ томъ, что когда государыня, по совту двухъ бывшихъ министровъ и съ согласія Нижней Палаты, призываетъ человка служить ей и стран, этотъ человкъ не иметъ права отказываться только потому, что сомнвается, годится ли онъ. Если здоровье вамъ измняетъ, вы можете это знать и говорить. Или, можетъ быть, ваша честь — ваша увренность въ другихъ запрещаетъ вамъ занять это положеніе. Но о томъ, годитесь ли вы, вы должны подчиниться приговору общаго совта. Онъ видитъ ясне васъ, что именно нужно, и знаетъ лучше васъ, какъ слдуетъ получить то, что нужно.

— Если я не длаю ничего, долженъ я оставаться?

— Человкъ, который стоитъ во глав правительства страны, не можетъ не длать ничего. Не безпокойтесь о толп въ Гэтерум. Герцогиня легко, почти безъ всякихъ усилій, сдлаетъ то, что для васъ и даже для меня было бы невозможно. Предоставьте ей дйствовать по-своему и не обращайте вниманія на Квинтусовъ Слайдовъ.

Первый министръ улыбнулся, какъ будто намекъ на письмо Слайда вернулъ его веселость, и не сказалъ ничего боле о своихъ затрудненіяхъ. Сказали нсколько словъ о будущемъ собраніи Кабинета о томъ, что надо ршить, о занятіяхъ и положеніи того или другаго, кому сдлать намекъ, кому дать урокъ — потому что эти два государственныхъ дятеля часто держали между собою эти частныя кабинетныя совщанія — а потомъ герцогъ Сент-Бёнгэй ушелъ.

Нашъ герцогъ, какъ только его другъ оставилъ его, позвонилъ своего секретаря и принялся прилежно работать, какъ будто ничто не разстроило его. Я не знаю, очень ли высокаго свойства были его труды въ тотъ день. Если не случится какихъ-нибудь особенныхъ усилій для того, чтобы провести новый законъ или билль о реформ, или сдлать попытку по вопросу о воспитаніи, сковать или ослабить какія-нибудь оковы, первый министръ не долженъ трудиться такъ усиленно, какъ его товарищи. Но многимъ людямъ нужно многое и они успваютъ посредствомъ многихъ способовъ заявлять о своихъ нуждахъ первому министру. Декану хочется быть епископомъ, судь сдлаться главнымъ судьею, члену комитета предсдателемъ, секретарю членомъ комитета. Найтамъ хочется сдлаться баронетами, баронетамъ баронами, баронамъ графами. Въ такомъ или другомъ вид нужды людей заявляются и работа есть. Орденъ нельзя дать, не разбивъ, можетъ быть, сердца трехъ человкъ и ихъ женъ и дочерей.

Потомъ герцогъ похалъ въ Палату Лордовъ — послдній разъ въ этой сессіи. Завтра кончатся занятія и члены Парламента будутъ распущены въ ихъ деревенскіе дома и къ ихъ деревенскимъ удовольствіямъ.

Ршили, что на другой день посл распущенія Парламента герцогиня Омніумъ подетъ въ Гэтерумъ приготовиться принимать гостей, которые должны были съзжаться три дня спустя, и возьметъ съ собою своихъ министровъ, мистрисъ Финнъ и Локока, а ея мужъ съ своимъ секретаремъ и бумагами отправится на эти три дня въ Мачингъ, замокъ поменьше Гэтерума и къ которому онъ больше привыкъ.

Если, какъ герцогиня думала, герцогъ останется доле въ Мачинг, она была уврена, что будетъ въ состояніи на собственныхъ плечахъ вынести тяжесть Гэтерумскаго замка. Она думала также, что если отсутствіе ея мужа продолжится не слишкомъ долго, то это можно объяснить гостямъ. По мннію герцогини, первый министръ ничего не потеряетъ въ извиненіе своего отсутствія, сославшись на дла. Разумется, наконецъ онъ появиться долженъ. Но на счетъ этого она не опасалась. Его робость, да и совсть также не позволятъ ему совсмъ отстраниться отъ Гэтерума. Она была уврена, что онъ прідетъ, ей было все-равно, какъ долго ни откладывалъ бы онъ своего прізда. Потому не мало удивилась она, когда онъ сообщилъ ей перемну въ своихъ планахъ. Это онъ сдлалъ чрезъ нсколько часовъ посл того, какъ герцогъ Сент-Бёнгэй оставилъ его въ Казначейств.

— Я думаю сейчасъ хать съ тобою въ Гэтерумъ, сказалъ онъ.

— Что это значитъ?

Герцогиня не умла скрывать свои чувства, по-крайней-мр отъ него, и тотчасъ показала ему голосомъ и глазами, что эта перемна не доставляетъ ей удовольствія.

— Такъ будетъ лучше. Я думалъ-было провести два спокойныхъ дня въ Мачинг. Но такъ какъ мн надо быть въ Гэтерум, то лучше сдлать это сейчасъ. Хозяинъ долженъ самъ принимать своихъ гостей. Не могу сказать, чтобы я съ большимъ удовольствіемъ длалъ это, но сдлаю.

Очень также легко было понять тонъ его голоса. Въ немъ слышалось какое-то оскорбленное достоинство, какое-то предвщаніе будущихъ супружескихъ намреній — какая-то слабость и уныніе.

Она не желала, чтобы онъ тотчасъ пріхалъ въ Гэтерумъ. Много денегъ было истрачено, а издержки еще предстояли. Онъ могъ еще вмшаться, не вс палатки были раскинуты, не вс фонарики повшены въ оранжереяхъ. Повозки все еще будутъ подъзжать, работники все еще будутъ работать. То, что будетъ сдлано, поразитъ его мене, чмъ то, что будетъ длаться при немъ. И огромная толпа, которая соберется въ Гэтерум въ первую недлю, отниметъ отъ приготовленій видъ обширности. А на счетъ денегъ онъ далъ ей полную волю, такъ какъ въ одинъ нершительный періодъ его министерства она заставила его согласиться на ея планы. Относительно же денегъ онъ скажетъ себ, что ему не слдуетъ мшать ея прихотямъ, если только не сочтетъ нужнымъ уничтожить прихоть по какой-нибудь другой причин.

Половина ихъ состоянія принадлежала ей, и даже если въ этотъ годъ онъ истратитъ боле своего дохода — если удвоитъ или даже утроитъ трату прошлыхъ лтъ — онъ не можетъ уничтожить то добавленіе къ его богатству, которое накопилось посл ихъ брака. Поэтому онъ написалъ къ своему банвиру, къ своему повренному по дламъ, повидался съ Лококомъ, и руки его жены были развязаны.

— Я, ваша свтлость, не думалъ, сказалъ Лококъ герцогин:— чтобы его свтлость былъ такъ… такъ… такъ…

— Что такое, Лококъ?

— Такъ сговорчивъ, ваша свтлость.

Герцогиня, думая объ этомъ, сказала себ, что ея мужъ былъ самый благороднйшій вельможа во всей Англіи. Она уважала его, восхищалась имъ, почти была въ него влюблена. Она знала, что онъ гораздо лучше ея. Но она не могла сочувствовать ему и была совершенно убждена, что онъ не сочувствовалъ ей. Онъ былъ такъ добръ на счетъ денегъ! Но все-таки было необходимо, чтобы онъ не зналъ всей растраты. А теперь онъ разстроилъ часть ея плановъ, пріхавъ въ Гэтерумъ прежде, чмъ онъ нуженъ тамъ. Она знала, что онъ упрямъ, но можетъ быть есть возможность вернуть его къ прежнему намренію, если искусно взяться за это.

— Разумется, это будетъ гораздо пріятне для меня, сказала она.

— Этого одного было бы достаточно.

— Благодарю тебя, другъ мой. Но мы пригласили сначала тхъ, съ которыми, какъ я думала, теб не весьма пріятно будетъ встртиться. Сер-Орландо и мистеръ Рэтлеръ будутъ съ женами.

— Я привыкъ къ сер-Орланду и мистеру Рэтлеру.

— Это конечно, но я все-таки хотла избавить тебя отъ ихъ общества. Герцогъ, котораго ты такъ любишь, еще не прідетъ. Я думала также, что теб надо кончить твою работу. Я боюсь, что эта работа не изъ такихъ, которыя кончаются.

— Во всякомъ случа я ршился и уже веллъ Лококу дать знать въ Мачингъ, что не буду туда. Сколько времени продолжится это въ Гэтерум?

— Кто можетъ это знать?

— Я думалъ бы, что ты можешь. Я полагаю, что гости прідутъ же не навсегда.

— Когда одинъ кружокъ удетъ, приглашаешь другой.

— Разв ты еще недостаточно назвала? Мн хотлось бы знать, когда мы можемъ ухать изъ Гэтерума.

— Ты знаешь, что теб нтъ никакой надобности оставаться до конца.

— Но ты должна оставаться?

— Непремнно.

— А я желалъ бы, чтобъ ты похала со мною, когда мы отправимся въ Мачингъ.

— О, Плантадженетъ! сказала его жена: — неужели ты хочешь, чтобы мы сдлались съ тобою похожи на Дерби и Джонъ? {Дерби и Джонъ — супруги, жившіе боле столтія тому назадъ въ деревн Гиловъ, въ Йоркшир, и извстные своею долгой жизнью и супружескимъ счастіемъ. Пр. Пер.}

— Да, хочу. Такая жизнь, какую вели Дерби и Джонъ, именно по мн.

— Только Дерби долженъ быть въ своемъ министерств цлый день и въ Парламент цлый вечеръ — а Джонъ должна оставаться дома.

— Разв ты желала бы, чтобъ я не бывалъ ни въ министерств, ни въ Парламент? Но пусть не будетъ между нами недоразумнія. Ты длаешь, что находишь лучшимъ для моей пользы.

— Длаю, сказала герцогиня.

— Я люблю тебя каждый день боле за это.

Это до такой степени удивило ее, что когда она взяла его за руку, то глаза ея наполнились слезами.

— Я знаю, что ты трудишься для меня такъ же усиленно, какъ тружусь я самъ, и съ единственнымъ честолюбіемъ видть твоего мужа великимъ человкомъ.

— А себя женою великаго человка.

— Это одно и то же. Ноя не желалъ бы, чтобы ты преувеличивала свои труды, я не желалъ бы, чтобы ты выставляла себя напоказъ. Есть злые люди, которые говорятъ такія вещи, которыхъ ты и не ожидаешь и къ которымъ я буду чувствительне, чмъ слдуетъ мн быть. Избавь меня отъ этого огорченія, если можешь.

Онъ все еще держалъ ея руку, а она отвтила ему, только кивнувъ головой:

— Я поду съ тобою въ Гэтерумъ въ пятницу.

Тутъ онъ оставилъ ее.

Глава XIX.
Пошлость.

Герцогъ и герцогиня съ дтьми и слугами пріхали въ Гэтерумскій замокъ наканун ожидаемой первой толпы гостей. День былъ прекрасный, осенній, и герцогъ, старавшійся быть любезнымъ во всю дорогу, предложилъ, какъ только жаръ спадетъ, пойти погулять по парку и посмотрть, что тамъ сдлано. Они могли обдать поздно, въ половин девятаго или въ девять часовъ, такъ чтобы погулять отъ семи до восьми.

Но герцогиня, пріхавъ въ замокъ, отказалась отъ этого предложенія. Дорога была жаркая и пыльная, и герцогиня сдлалась немножко не въ дух. Они пріхали въ пять часовъ, и тогда она объявила, что выпьетъ чашку чаю и приляжетъ, она такъ устала, что гулять не можетъ, а солнце, говорила она, еще палитъ.

Герцогъ спросилъ, могутъ ли дти итти съ нимъ. Но дв двочки устали, а два мальчика — старшій пріхалъ изъ Итона, а младшій изъ какого-то другого училища — уже убжали въ паркъ веселиться по-своему. Такимъ образомъ герцогъ отправился гулять одинъ.

Герцогиня, конечно, не желала осматривать работы вмст съ своимъ мужемъ. Она знала, сколько ей самой надо осмотрть. Но она не могла ни длать, ни смотрть вмст съ нимъ, а о томъ, чтобы прилечь, она знала, что не можетъ быть и рчи. Она уже разузнала, что жизнь, выбранная ею, состояла въ безпрерывномъ труд. Но она не была ни слаба, ни лнива. Она была совершенно готова трудиться, если бы только могла трудиться по-своему и съ сотрудниками, выбранными ею самою.

Не будь ея мужъ такъ упрямъ, она пріхала бы съ мистрисъ Финнъ, пріздъ которой теперь былъ отложенъ на два дня, и Лококъ былъ бы съ нею. Герцогъ сдлалъ распоряженіе, по которому пріздъ Локока необходимо было отложить на день, и это было новымъ поводомъ къ досад. Герцогиня была очень не въ дух и начала соображать, не длаетъ ли это мужъ, чтобы нарочно терзать ее. Но какъ только она узнала, что онъ ушелъ, она принялась за дло. Она не могла отправиться къ палаткамъ, на лужки и въ оранжереи, такъ какъ вроятно встртится съ нимъ. Но она сдлала распоряженіе на счетъ спаленъ, посмотрла, какъ убраны пріемныя, взглянула на знамена и воинственные трофеи, висвшіе въ обширной передней, на бюсты и статуи, украшавшіе углы, посмотрла на серебро, приготовленное для большой столовой, и наблюдала, какъ переносили кресла, диваны и столы.

— Знайте наврно, мистрисъ Причардъ, сказала она экономк: — что два мсяца сряду у насъ будетъ не мене сорока человкъ.

— Сорокъ будутъ ночевать, миледи?

Для мистрисъ Причардъ герцогиня была столько лтъ леди Гленкорой, что она продолжала называть ее ‘миледи», а не ‘ваша свтлость’, и можетъ быть понимала, что ея барын боле нравится прежнее названіе.

— Да, сорокъ будутъ ночевать, сорокъ сть и сорокъ пить. Но это не значитъ ничего. А каково сорокъ человкъ занимать каждый день впродолженіи двадцати-четырехъ часовъ! Все ли у васъ есть, что нужно?

— Это зависитъ, миледи, сколько времени каждый останется.

— Одну ночь! Нтъ — скажемъ въ общемъ числ дв ночи.

— Такимъ образомъ очень часто придется перестилать постели — не такъ ли, миледи?

— Пошлите завтра къ Подику за простынями. Зачмъ не подумали объ этомъ прежде?

— Подумали, миледи, и мн кажется, у насъ достанетъ. У насъ поставлена паровая машина для блья.

— А полотенцы? спросила герцогиня.

— Полотенцы есть, миледи. Подикъ прислалъ много вещей. Цлая повозка пріхала со станціи. Только скатерти не довольно длинны для большого стола.

Лицо герцогини вытянулось.

— Надо положить дв скатерти. На очень длинныхъ столахъ, миледи, всегда кладутся дв.

— Зачмъ вы не сказали мн, я заказала бы. Невозможно-невозможно одной голов подумать обо всемъ. Достаточно ли у васъ людей въ кухн?

— Ужь больше и невозможно, миледи, а то пользы никакой не будетъ — станутъ только мшать — особенно когда ихъ не знаешь. Я полагаю, мистеръ Мильнуа скоро прідетъ.

Это былъ французскій поваръ, еще неизвстный въ замк.

— Онъ прідетъ вечеромъ.

— Жаль, что онъ не могъ быть здсь денька два пораньше, миледи, чтобы осмотрться.

— А какъ же мы обдали бы въ Лондон? Онъ не сдлаетъ никакихъ затрудненій. Кондитеръ пріхалъ?

— Пріхалъ, миледи, и сказать по правд, напился вчера такъ, что… Ахъ, Господи! мы не знали, что намъ съ нимъ длать.

— Мн это все-равно, пока еще нтъ гостей. Я не думаю, чтобы онъ сталъ пьянствовать, когда долженъ будетъ работать для такого множества гостей. Яицъ у васъ достаточно?

Эти вопросы шли такъ быстро, что, задавая ихъ, герцогиня успла пройтись по всмъ комнатамъ прежде, чмъ стала одваться къ обду, и въ каждой комнат примчала что-нибудь, о чемъ надо было говорить или что похвалить или побранить.

Въ это время герцогъ гулялъ одинъ. Еще было жарко, но онъ ршился насладиться первымъ загороднымъ днемъ, погулявъ въ своемъ собственномъ парк, и не остановился за жаромъ. Онъ прошелъ по громадной передней, вышелъ въ громадную дверь, которая такъ была громадна, что отворялась рдко. Но теперь она была отворена по случаю приготовленій, и онъ вышелъ на большую террасу съ знаменитымъ и хваленымъ портикомъ надъ головою.

Къ самой террас, хотя она была очень высока, шла дорога, устроенная на аркахъ, такъ что знатные гости могли възжать почти въ домъ. Герцогъ, никогда не чувствовавшій себя очень знатнымъ, стоя тутъ и смотря на видъ, далеко разстилавшійся передъ его глазами, не могъ припомнить, чтобы когда-нибудь прежде стоялъ на этомъ мст. Къ чему служили этотъ портикъ, этотъ мраморъ, эта громадная груда камня — къ чему служила громадная передняя позади него, раздлявшая домъ надвое и показывавшая ясно своимъ видомъ и размрами, что она выстроена напоказъ, а вовсе не для пользы или удобства?

Съ того мста, гд герцогъ стоялъ, онъ могъ видть, что въ парк было сдлано уже много: тутъ уравнена земля, тамъ положенъ дернъ, здсь проведена новая дорога. Неужели его друзей нельзя было угостить безъ всхъ этихъ перемнъ? Тутъ онъ примтилъ палатки, и спустившись съ террасы и повернувъ налво къ концу дома, наткнулся на новую оранжерею. Тропическія растенія, которыми эта оранжерея должна быть наполнена, привозились въ эту минуту на большихъ тачкахъ. Герцогъ постоялъ и посмотрлъ, но не сказалъ ни слова работникамъ. Они смотрли на него, но очевидно не знали, кто онъ. Почему они могли его знать, когда онъ такъ рдко бывалъ тутъ, а если и бывалъ, то никогда не выходилъ изъ дома?

Онъ пошелъ дальше и наткнулся на большее количество работниковъ. Сдланъ былъ большой заборъ, съ трехъ сторонъ окружавшій большой параллелограмъ, отнятый отъ парка и открытый съ того конца, гд былъ садъ, величиною, какъ ему показалось, около десятины.

— Для чего это вы длаете? спросилъ онъ одного работника

Тотъ вытаращилъ на него глаза и какъ будто сначала совсмъ не хотлъ отвтить.

— Тутъ господа будутъ стрлять изъ лука сказалъ онъ наконецъ, продолжая свою легкую работу и похлопывая лопатою по укатанной земл.

Онъ очевидно смотрлъ на этого незнакомца какъ на постителя, который не иметъ права длать вопросы, хотя ему позволено гулять по парку.

Герцогъ ходилъ отъ одного мста къ другому, видлъ перемны, новыя постройки и какія-нибудь выдумки бросать деньги куда ни попало. Его сердила мысль, что въ свт осталось такъ мало простоты, что человкъ не могъ угощать своихъ друзей безъ всякой подобной суеты. Его мысли стали часто устремляться на денежныя сображенія, не потому, чтобы ему было жаль денегъ, но потому, что он тратились на такое дло.

Потомъ ему пришло въ голову, что все это не слдовало длать безъ его согласія. Если бы жена пришла къ нему съ какимъ-нибудь планомъ сдлать перемны и заставила его думать, что это перемны вкуса или личнаго удовольствія, онъ вроятно далъ бы тотчасъ свое согласіе, не думая о деньгахъ. Но все это было сдлано только для показа.

Потомъ онъ пошелъ дальше и увидалъ флагъ, разввающійся надъ замкомъ и показывающій, что онъ лордъ, намстникъ графства, былъ тутъ на своей собственной земл. Это было хорошо. Такъ должно быть, потому что флагъ разввался сообразно принятому обычаю. Онъ очень гордился всмъ этимъ достояніемъ, принадлежащимъ его званію и положенію, и не дозволитъ уменьшенія того наружнаго уваженія, на которое они имли право. Если они лишатся этого по его вин, то права другихъ на пользованіе ими подгнервутся опасности, и польза, пріобртаемая его страной, изъ установленныхъ знаковъ уваженія тоже подвергнется опасности. Но тутъ было какое-то присвоенное пошлое величіе, которое было доступно всякому богатому плуту или какому-нибудь разбогатвшему лавочнику — съ какимъ-то видомъ новизны, что было очень непріятно для него.

Потомъ также онъ зналъ, что ничего этого не было бы сдлано, не будь онъ первымъ министромъ. Съ какой стати длать перемны въ парк человка только потому, что онъ сдлался первымъ министромъ?

Онъ шелъ, разсуждая объ этомъ самъ съ собою, такъ что наконецъ довелъ себя до гнва. Ему было ясно, что онъ долженъ самъ боле вмшиваться во все, или его сдлаютъ смшнымъ предъ свтомъ. Онъ зналъ, что равнодушіе онъ можетъ перенести. Суровое порицаніе по его мннію онъ тоже могъ вынести. Но къ насмшкамъ онъ всегда былъ чувствителенъ. Что если въ газетахъ скажутъ, что онъ выстроилъ новую оранжерею и сдлалъ мсто для стрльбы изъ лука для того, чтобы поддержать коалицію?

Вернувшись домой, онъ нашелъ свою жену одну въ маленькой комнат, въ которой они намревались обдать. Посл всхъ своихъ трудовъ, она теперь прилегла на нсколько минутъ на время отсутствія своего мужа, зная, что посл обда ей придется написать кучу писемъ.

— Не знаю, сказала она:— чтобы я когда-нибудь въ жизни такъ уставала.

— Дорога не очень длинная.

— Но домъ очень большой, и мн кажется, я побывала въ каждой комнат, какъ пріхала, и собственными руками передвигала мебель въ гостиной, сосчитала масло по фунтамъ и осмотрла простыни и скатерти.

— Разв это было необходимо, Гленкора?

— Если бы я вмсто этого легла въ постель, я полагаю, свтъ все продолжалъ бы итти и сер-Орландо Дротъ все руководилъ бы Нижнею Палатой — но я полагаю, что за вещами все же надо присмотрть.

— На то есть люди. Ты, какъ Марфа, заботиться о многомъ.

— Я всегда находила, что съ Марфой поступлено нехорошо. Не будь Марфъ, нечего было бы сть. Но странно, какъ любятъ бранить женъ. Не длай я ничего, это не понравилось бы такому занятому и трудолюбивому человку, какъ ты.

— Кажется, я не бранилъ — до-сихъ-поръ.

— А теперь начнешь?

— Не бранить, дружокъ. Если ты оглянешься назадъ, можешь ли вспомнить, что я бранилъ тебя?

— Я могу вспомнить, что ты очень часто долженъ былъ бранить.

— Но сказать теб по правд, мн не нравится то, что ты сдлала здсь. Я не вижу, чтобы это было необходимо.

— Люди длаютъ иногда перемны въ своихъ садахъ безъ всякой надобности.

— Но эти перемны длаются для твоихъ гостей. Если бы он были сдланы для твоего собственнаго удовольствія, я не сказалъ бы ничего — хотя даже въ такомъ случа, мн кажется, ты могла бы сказать мн, что ты намревалась сдлать.

— Какъ! когда ты такъ занятъ, что не знаешь, куда повернуться?

— Я никогда не бываю такъ занятъ, чтобы не могъ повернуться къ теб. Но ты знаешь, что я жалуюсь не на это. Будь это сдлано для тебя самой, хотя бы было крайне пошло, я принудилъ бы себя остаться довольнымъ. Но мн непріятно думать, что то, что прежде находили достаточно хорошимъ для нашихъ друзей, находятъ недостаточнымъ, потому что я занимаю такое мсто. Въ этомъ есть какая-то… какая-то… я почти готовъ сказать пошлость, огорчающая меня.

— Пошлость! воскликнула герцогиня, вскочивъ съ дивана.

— Я беру назадъ это слово. Я ни за что на свт не ршусь сказать что-нибудь непріятное для тебя, но пожалуста, пожалуста, брось это все.

Тутъ онъ опять оставилъ ее.

Пошлость! Никакое другое слово не могло быть такъ жестоко. Онъ конечно сказалъ, что не обвиняетъ ее въ пошлости — но все-таки обвиненіе было сдлано. Можете вы назвать вашего друга лжецомъ ясне, если скажете, что не хотите сказать, что онъ солгалъ?

Они обдали вмст и съ обоими сыновьями, но за обдомъ говорили мало. Страшное слово звучало въ ушахъ жены и воспоминаніе объ этомъ сказанномъ слов тяжело лежало на совсти мужа. Онъ очень ясно сказалъ себ, что это пошлость, но не намренъ былъ употреблять это выраженіе. Онъ даже самъ удивился, когда произнесъ его. Но оно было произнесено, и несмотря ни на какія извиненія, слово воротить было нельзя. Когда онъ смотрлъ чрезъ столъ на свою жену, онъ видлъ, что слово это было принято за большую обиду.

Она ускользнула — писать письма, сказала она, еще до конца обда.

— Пошлость!

Она произнесла это слово вслухъ, садясь въ маленькой комнат наверху, которую она назначила для своего собственнаго употребленія. Но хотя она очень сердилась на мужа, она даже въ душ не противорчила ему. Можетъ быть, это было пошло. Но почему ей не быть пошлой, если она можетъ врне получить желаемое посредствомъ пошлости? Что значитъ пошлость? Разумется, она каждый день длаетъ такія вещи, которыя были бы для нея противны, не будь ея мужъ публичный человкъ. Она покорялась постояннымъ сношеніямъ съ непріятными людьми. Она расточала свои улыбки — такъ она говорила теперь себ — на мясниковъ и мдниковъ. То, что она говорила, что читала, что писала, что длала, куда здила, къ кому была ласкова, къ кому нтъ — не длалось ли все это для него и его популярности? Когда человкъ желаетъ быть первымъ министромъ, онъ долженъ покоряться пошлости и долженъ отказаться отъ своего честолюбія, если эта задача будетъ слишкомъ непріятна для него. Герцогиня думала, что это подразумвается со временъ Коріолана.

‘Старый герцогъ отстранялся отъ этого’, говорила она себ: ‘и захотлъ жить другимъ образомъ. А онъ самъ выбралъ. Онъ пожелалъ этого. А когда я длаю это для него, потому что онъ самъ не можетъ этого длать, онъ даетъ этому гадкое названіе!’

Тутъ ей пришло въ голову, что свтъ говоритъ ложь каждый день — и въ сложности гораздо боле лжи чмъ правды — но что свтъ благоразумно ршилъ, что свтъ не слдуетъ обвинять во лжи. Даже мужъ жен не осмлится высказать открыто недовріе, а въ свт вообще каждое сказанное слово подразумвается справедливымъ — потому что оно сказано. Джонсъ сказалъ это и поэтому Смитъ — знавшій, что это ложь — подтвердилъ увреніе Джонса, и тоже солгалъ. Но такимъ образомъ свтъ можетъ жить пріятно. Какъ же она можетъ жить пріятно, если мужъ обвиняетъ ее въ пошлости? Разумется, это пошлость, но зачмъ ему говорить ей это? Она длала это не для собственнаго удовольствія.

Письма оставались долго ненаписанными, а потомъ настала минута, когда она ршилась было совсмъ ихъ не писать. Трудъ былъ очень большой, но какая польза выйдетъ изъ того? Зачмъ ей пачкать свои руки, такъ что даже ея мужъ обвиняетъ ее въ пошлости? Не лучше ли отказаться отъ всего, быть замчательною женщиной, знатною дамой въ другомъ род — трудной для доступа, скупой на благорасположеніе, аристократкой съ головы до ногъ — герцогиней изъ герцогинь? Эту роль было бы очень легко разыграть. Для этой роли требовались знатность, деньги, умніе себя держать, а это у нея было. Старый герцогъ длалъ это легко, безъ малйшихъ затрудненій для себя, и съ нимъ обращались почти какъ съ божествомъ, потому что онъ держалъ себя поодаль отъ всего. Она могла еще и теперь сдлать перемну — а такъ какъ мужъ назвалъ ее пошлой, то она непремнно это сдлаетъ.

Но наконецъ, прежде чмъ она отошла отъ своего письменнаго стола и бумагъ, къ ней пришла другая мысль. Ничто не было для нея такъ непріятно, какъ неудача. Она знала, что затрудненія будутъ, и уврила себя, что преодолетъ ихъ съ мужествомъ и твердостью. Не есть ли это обвиненіе въ пошлости просто одно изъ затрудненій, которыя она должна преодолвать? Неужели мужество уже оставило ее? Неужели она такъ слаба, что одно слово можетъ лишить ее силъ слово, въ которомъ очевидно раскаялись, какъ только оно было произнесено? Пошлость! Ну — пусть она будетъ пошлою, только бы достигнуть цли. Потомъ къ ней пришла боле возвышенная мысль — мысль, которую она анализировать не могла, но которая тмъ не мене произвела свое дйствіе. Она твердо врила въ своего мужа, находила, что онъ боле всхъ другихъ людей въ стран годился быть первымъ министромъ. Его слава была ей дорога. Натура у нея была честная, и хотя, можетъ быть, она въ молодости могла бы чувствовать къ нему боле любви, будь онъ блестяще, веселе, преданъ удовольствіямъ, пристрастенъ къ бездлицамъ, все-таки она признавала въ немъ достоинства, которымъ могла сочувствовать. Ему слдовало быть первымъ министромъ въ Англіи и поэтому она сдлаетъ все для того, чтобы онъ удержался на мст. Пошлость была существенной необходимостью. Онъ могъ этого не признавать — могъ даже, еслибы ему былъ предоставленъ выборъ, отказаться быть первымъ министромъ на подобныхъ условіяхъ. Но ей не слдуетъ отказываться отъ своихъ плановъ. Обдумавъ все такимъ образомъ, она взяла перо и кончила вс письма прежде, чмъ позволила себ лечь спать.

Глава XX.
Политика сер-Орланда.

Когда гости начали съзжаться, наша пріятельница герцогиня, вроятно, преодолла свои маленькія затрудненія, потому что принимала гостей съ тмъ радушнымъ гостепріимствомъ, которое такъ пріятно, потому что кажется выходящимъ изъ сердца. Мужъ ничего боле не говорилъ съ нею объ этомъ и она ршила выкинуть изъ памяти оскорбительное слово.

Прежде всхъ пріхала мистрисъ Финнъ, но скоре какъ помощница хозяйки, чмъ какъ гостья, и ей герцогиня шутя намекнула на свои затрудненія.

— Соображая время, не надлали ли мы чудесъ? Вдь очень мило, не правда ли? Нигд нтъ грязныхъ кучъ и все такъ зелено, какъ будто всегда было такъ. Мы приготовили сорокъ пять спаленъ. Слугъ всхъ помстили тамъ гд-то въ комнатахъ надъ конюшнями очень удобно, увряю васъ. Имъ даже это понравилось. Вс комнаты нумерованы, какъ въ гостиниц. Это былъ единственный способъ. Одна тетрадь у меня, другая у Лекока. У меня записано, кто въ какой комнат и сколько времени долженъ занимать ее. Тутъ же написано, кто кого долженъ вести къ обду впродолженіи двухъ недль. Разумется, это придется измнять, но все же легче, если у насъ будетъ основа. И для себя я также записала, кто за кмъ долженъ волочиться.

— Вамъ надо припрятать хорошенько эти отмтки.

— Никто не пойметъ ни слова, если даже он и попадутся въ руки. Если написано А. В., то надо понимать X. Y. Z. А вотъ росписаніе для стрльбы изъ лука. Я никогда въ жизни не стрляла, а между тмъ все составила сама и напечатать велла. Если хочешь что-нибудь пустить въ ходъ, надо придать этому особенную важность. И я составила на первую недлю списокъ блюдъ съ Мильнуа, который настоящій джентльменъ — настоящій.

Тутъ она вздохнула, вспомнивъ слово мужа, такъ оскорбившее ее.

— Я привыкла думать, что Плантадженетъ усиленно трудится для десятичной системы, но не думаю, чтобы онъ трудился такъ усиленно, какъ я.

— Что говоритъ герцогъ на все это?

— Онъ ведетъ себя какъ ангелъ, ведетъ такъ хорошо, что мн часто приходитъ въ голову бросить все — для него. А въ другое время я намреваюсь продолжать то же для него.

— Онъ не разсердился?

— Не длайте вопросовъ, душечка, и не услышите лжи. Вы замужемъ уже два раза и не можете не знать, что у женщинъ не можетъ все итти гладко. Онъ сказалъ только одно слово. Его трудно было перенести, но теперь прошло.

Въ этотъ день привалила цлая толпа. Прежде всхъ пріхали мистеръ и мистрисъ Роби, мистеръ и мистрисъ Рэтлеръ. Пріхали также сер-Орландо и леди Дротъ, лордъ Рэмсденъ и сер-Тимоти Бисваксъ. Эти господа съ своими женами представляли министерство, котораго герцогъ былъ главою, и были приглашены для того, чтобы ихъ врноподданство и покорность были такимъ образомъ прикованы.

Пріхали также мистеръ и мистрисъ Боффинъ и лордъ Трифтъ съ дочерью Анджеликой, бывшіе въ первомъ министерств — одинъ на либеральной, другой на консервативной сторон — и находившіеся теперь въ числ другихъ гостей герцога для того, чтобы другіе могли видть, какъ широко герцогъ желалъ раскрыть свои объятія.

Былъ и нашъ пріятель Фердинандъ Лопецъ, конечно, воспользовавшійся такимъ прекраснымъ случаемъ, чтобы пріобрсти себ такую важную общественную выгоду, какъ приглашеніе въ Гэтерумскій замокъ. Какимъ образомъ могъ отецъ, бывшій простымъ адвокатомъ, не взять въ зятья человка, который былъ гостемъ въ замк герцога Омніума?

Были тутъ также сосди, Френкъ Грешэмъ изъ Грешэнбёрійскаго замка, съ женою и дочерью, начальникъ охоты въ томъ краю, богатый сквайръ стариннаго рода и глава фамиліи, къ которой принадлежалъ человкъ, имвшій притязаніе сдлаться современемъ первымъ министромъ. Лордъ Чильтернъ, начальникъ другой лисьей охоты за два графства отъ этого и пріятель нашъ, былъ также приглашенъ и привезъ свою жену. Была леди Розина де-Курси, старая два, жившая далеко и привыкшая бывать въ Гэтерумскомъ замк тридцать лтъ сряду, единственный остатокъ фамиліи, когда-то жившей въ этомъ краю горделиво, а теперь старшій братъ Розины, графъ, былъ разоренный человкъ, а младшіе братья жили съ женами за границей, сестры вышли замужъ за людей довольно ничтожныхъ по общественному положенію, мать умерла, а леди Розина жила одна въ небольшомъ котедж за оградою стараго парка и все еще питала въ груди старинную гордость де-Курси.

Были капитанъ Гённоръ и майоръ Понтни, два молодые человка среднихъ лтъ, номинально служившіе въ арміи, которыхъ герцогиня послднее время внесла въ списокъ приверженцевъ, которые могутъ быть полезны въ своемъ род. За обдомъ они не были застнчивы, танцовали, когда требовалось, хотя очень неохотно, разговаривали, хотя немного, и бгали по порученіямъ — перство они знали наизусть и могли разсказать подробности каждаго несчастнаго брака за послднія двадцать лтъ.

Каждый считалъ себя необходимымъ для состава лондонскаго общества и утшался убжденіемъ, что достигъ полнаго успха въ жизни, достигнувъ преимущества обдать три раза въ недлю съ перами и ихъ женами.

Мы помстили не такой полный списокъ гостей, какой можно было найти въ тогдашнихъ газетахъ, но мы достаточно назвали именъ, чтобы показать, какого рода было общество.

— Герцогин придется начать съ кружка довольно несговорчиваго, сказалъ майоръ капитану.

— О, да! Я знаю это. Она желала, чтобы я былъ полезенъ, и я, разумется, пріхалъ. Я останусь здсь недлю, а потомъ вернусь въ сентябр.

Пока капитанъ Гённеръ еще не получалъ приглашенія на сентябрь, но вдь могъ же получить.

— Я составлялъ съ нею правила для стрльбы изъ лука, сказалъ Понтни:— и далъ слово пріхать, чтобы помочь начать. Дочка Грешэма недурна.

— Немножко вялая.

— Очень пріятный цвтъ лица. Она будетъ очень богата, вы знаете это?

— У нея есть братъ, сказалъ капитанъ.

— О, да! есть братъ, который получитъ Грешэмское имніе, но ей достанутся деньги матери. На счетъ всего этого есть очень странная исторія.

Тутъ майоръ разсказалъ исторію, и во всхъ подробностяхъ разсказалъ не такъ.

— Невста не плохая ни для кого, сказалъ майоръ.

Это была правда, потому что мисъ Грешэмъ была очень милая двушка, но, разумется, майоръ все вздоръ насказалъ о деньгахъ.

— Теперь, когда вы испытали, что вы думаете объ этомъ?

Этотъ вопросъ былъ предложенъ сер-Тимоти сер-Орланду, когда они сидли въ уголку кружка для стрльбы изъ лука, въ палатк, смотря, какъ майоръ Понтни училъ мистрисъ Боффинъ, какъ класть стрлу на лукъ.

Всмъ было извстно, что сер-Тимоти враждебно относился къ коалиціи, хотя еще принадлежалъ къ ней, и что будетъ помогать разстроить ее, если только представится случай примкнуть къ той партіи, въ рукахъ которой останется власть. Съ сер-Тимоти обошлись дурно и онъ этого не забылъ. Сер-Орландо также послднее время выказалъ признаки растревоженнаго честолюбія. Онъ былъ предсдатель Нижней Палаты и почти сдлалось закономъ конституціи, что предсдатель Нижней Палаты долженъ быть первымъ министромъ. По-крайней-мр многіе знали, что сер-Орландо такимъ образомъ понимаетъ законы конституціи.

— Идемъ себ, сказалъ сер-Орландо.

— Да — да, идемъ. Можете ли вы вообразить какое нибудь возможное сцпленіе обстоятельствъ, въ которыхъ мы перестали бы итти? Въ Парламент всегда слишкомъ много здраваго смысла для ршительнаго застоя. Но довольны ли вы?

— Не скажу, чтобы былъ недоволенъ, сказалъ осторожный баронетъ.— Я не ожидалъ ничего особеннаго отъ коалиціи и ничего особеннаго отъ герцога.

— Мн кажется, что мы добивались только одного — благополучно дойти до конца сессіи. Этого мы, конечно, достигли. Это уже очень многое, сер-Тимоти. Разумется, главная задача Парламента состояла въ томъ, чтобы собрать добавочное пособіе, и когда это сдлалось легко, когда вс нужныя деньги были присуждены единогласно, разумется, министры очень рады отвязаться отъ Парламента. Теперь такъ же естественно министру ненавидть Парламентъ, какъ его ненавидлъ бы король изъ рода Стюартовъ двсти-пятьдесятъ лтъ тому назадъ. Довести сессію благополучно до конца есть успхъ и восторгъ.

— Никакое министерство не можетъ продолжаться съ такимъ ничтожнымъ принципомъ и ни одинъ министръ, придерживающійся этого принципа, не можетъ долго остаться въ министерств.

Сер Тимоти, говоря это, можетъ быть, намекалъ на герцога, а можетъ быть и на самаго сер-Орланда.

— Разумется, такъ какъ я не въ кабинет, то не имю права говорить, но мн кажется, если бы я былъ въ кабинет и желалъ — чего, признаюсь, я не желаю — продолженія настоящаго положенія вещей, я постарался бы добиться отъ герцога какого-нибудь понятія объ его политик на слдующую сессію.

Сер-Орландо былъ человкъ съ дарованіями неоспоримыми. Онъ могъ говорить бгло — и вмст съ тмъ медленно — такъ что и репортеры, и вс могли его слышать. Онъ былъ терпливъ и въ Палат, и въ своемъ министерств, и обладалъ большимъ дарованіемъ длать то, что ему поручали люди, понимавшіе дло лучше чмъ онъ. Онъ никогда не ошибался въ своемъ офиціальномъ дл, потому что всегда слушался письмоводителей и слдовалъ тому, что было прежде. Онъ былъ человкъ полезный и остался бы такимъ, если бы его не подняли слишкомъ высоко. Такъ какъ его надлили особеннымъ почетомъ и дали особенное мсто, онъ желалъ еще большаго.

Объ умренности дарованій и энергіи герцога, и вообще недостатк его умнія управлять такъ часто упоминали въ послднее время при сер-Орланд, что сер-Орландо постепенно началъ думать, что онъ равенъ герцогу въ кабинет и что, можетъ быть, ему слдуетъ направлять герцога. Въ начал ихъ соединенныхъ дйствій онъ нсколько боялся герцога, и можетъ быть, остатокъ этого чувства къ герцогу лично еще удерживалъ его. Герцоги Омніумъ всегда были людьми знатными. Но все-таки онъ, можетъ быть, обязанъ сказать нсколько словъ герцогу. Сер-Орландо уврилъ себя, что если онъ убдится въ необходимости сдлать это, то можетъ сказать даже нсколько словъ и герцогу Омніуму.

— Я увренъ, что мы не можемъ такъ продолжать, какъ мы дйствуемъ теперь, заключилъ разговоръ сер-Тимоти.

— Гд они его подцпили? сказалъ майоръ капитану, указывая головой на Фердинанда Лопеца, который стрлялъ изъ лука съ Анджеликою Трифтъ, Боффиномъ и однимъ изъ домашнихъ секретарей герцога.

— Герцогиня отыскала его гд-то. Это одинъ изъ тхъ баснословныхъ богачей въ Сити, которые разомъ загребаютъ сотни тысячъ, говорятъ, что его родные были грандами испанскими.

— Знаетъ ли его кто-нибудь? спросилъ майоръ.

— Вс скоро его узнаютъ, отвтилъ капитанъ:— я слышалъ, что онъ будетъ депутатомъ отъ какого-то мстечка, зависящаго отъ герцога. По наружности онъ мн не нравится, но если у него есть деньги и онъ бываетъ здсь, да еще хорошъ собой, конечно онъ будетъ имть успхъ.

Въ отвтъ на это майоръ только заворчалъ. Майоръ былъ двумя годами старе капитана и, слдовательно, не такъ былъ расположенъ, какъ его пріятель, допустить право новичка на общественныя почести.

Именно въ эту минуту герцогиня подошла къ стрлявшимъ съ мистрисъ Финнъ и леди Чильтернъ. До-сихъ-поръ она еще не выходила въ садъ и, разумется, около нея собралась толпа. Майоръ и капитанъ, отодвинутые успхомъ Фердинанда Лопеца, вернулись съ пріятнйшими улыбками. Боффинъ отложилъ свой трактатъ на счетъ привилегій, которыя изучалъ для того, чтобы предводительствовать оппозиціей противъ министерства на слдующую сессію, и даже сер-Тимоти Бисваксъ, кончившій свое дло съ сер-Орландомъ, присоединился къ толп.

— Теперь я надюсь, сказала герцогиня: — что вы вс стрляете по новому уставу. Это будетъ Гэтерумскій Стрлковый Уставъ, и сердце у меня разорвется, если кто-нибудь пойдетъ противъ него.

— Здсь есть двое, трое, сказалъ майоръ Понтни серіозно: — которые не хотятъ потрудиться понять.

— Мистеръ Лопецъ, сказала герцогиня, указывая пальцемъ на нашего пріятеля:— ужь не вы ли этотъ мятежникъ?

— Я боюсь, что я предложилъ… началъ Лопецъ.

— Я не хочу никакихъ предложеній — ничего кром повиновенія. Вотъ сер-Тимоти Бисваксъ, мистеръ Боффинъ и сер-Орландо Дротъ недалеко, а вотъ и мистеръ Рэтлеръ, ужь лучше такого авторитета въ подобныхъ вещахъ желать нельзя. Спросите ихъ, требуются ли предложенія въ другихъ предметахъ.

— Разумется, нтъ, сказалъ майоръ Понтни.

— Ну, мистеръ Лопецъ, хотите вы или не хотите руководиться строгимъ истолкованіемъ гэтерумскаго устава? Если не хотите, то я боюсь, что мы будемъ принуждены принять вашу отставку.

— Я выходить въ отставку не хочу и буду повиноваться, сказалъ Лопецъ.

— Прекрасный министерскій отвтъ, замтила герцогиня:— я не сомнваюсь, что со временемъ вы достигнете высшихъ должностей и сдлаетесь опорой гэтерумской конституціи. Какъ онъ стрляетъ, мисъ Трифтъ?

— Онъ будетъ стрлять очень хорошо, герцогиня, если станетъ практиковаться, отвчала Анджелика, жизнь которой въ послднія семь лтъ была посвящена стрльб изъ лука.

Майоръ Понтни ушелъ далеко въ паркъ, за цлую четверть мили, и курилъ сигару подъ деревомъ. Разв для этого онъ потратилъ цлый мсяцъ на то, чтобы составлять уставъ, нсколько разъ бывалъ даже въ типографіи для того, чтобы исполнить желаніе герцогини?

— Женщины чертовски неблагодарны, сказалъ онъ громко самъ себ, уединившись въ сторону:— а нкоторые мужчины чертовски счастливы.

Лопецъ умлъ положительно извлечь пользу изъ своего непослушанія.

Шуточка герцогини на счетъ министровъ вообще и преимуществъ покорности съ ихъ стороны начальнику нкоторымъ показалась неумстна. Эта шуточка была именно такого рода, какія герцогиня любила говорить — не очень значуща, но все-таки не совсмъ безцльна. Она была направлена скоре на ея мужа, чмъ на присутствующихъ его товарищей и такъ поняли т, которые дйствительно знали ее, такъ поняли мистрисъ Финнъ и Уорбертонъ, домашній секретарь. Но сер-Орландо, сер-Тимоти и Рэтлеръ, вс слышавшіе это, подумали, что герцогиня намекала на раболпство ихъ положенія, а Боффинъ, слышавшій это, возрадовался внутренно, что это не могло относиться къ нему, и думалъ, съ какимъ удовольствіемъ онъ разскажетъ этотъ анекдотъ въ дальнихъ закоулкахъ клубовъ. Бдная герцогиня! грустно думать, что посл такихъ геркулесовскихъ трудовъ она испортила свое дло однимъ необдуманнымъ словомъ, можетъ быть, боле чмъ подвинула его всею своею энергіей.

Во все это время герцогъ былъ въ замк, но рдко выходилъ къ гостямъ — какъ читатели, надюсь, поймутъ, вовсе не изъ сознанія важности своего присутствія, но подъ вліяніемъ убжденія, что публичный человкъ не долженъ даромъ тратить время. Онъ завтракалъ въ своей комнат, потому что такимъ образомъ могъ кончить завтракъ въ десять минутъ. Вс газеты читалъ одинъ, потому что могъ такимъ образомъ устремить вс свои мысли на ихъ содержаніе. Жизнь всегда была для него слишкомъ серіозна для того, чтобы тратить ее даромъ. Каждый день посл двнадцати часовъ онъ выходилъ гулять для моціона и охотно принялъ бы всякаго спутника, если бы какой-нибудь спутникъ предложилъ ему себя. Но онъ выходилъ въ какую-то боковую дверь, находя ее удобне, и поэтому когда его видли другіе, то предполагали, что онъ желаетъ остаться невидимымъ.

— Я и понятія не имлъ, чтобы въ герцог было столько гордости, сказалъ Боффинъ своему старому товарищу сер-Орланду.

— Гордость ли это? спросилъ сер-Орландо.

— Можетъ быть, застнчивость, отвтилъ мудрый Боффинъ.— Два эти качества такъ похожи, что вы не можете замтить разницу. Но человкъ, къ несчастію одаренный тмъ или другимъ качествомъ, едва ли можетъ быть первымъ министромъ.

На другой день посл этого сер-Орландо думалъ, что настало время, когда онъ можетъ сказать то полезное слово герцогу, которое непремнно нужно, чтобы кто-нибудь сказалъ изъ его товарищей и которое, конечно, никто изъ товарищей не имлъ такого права сказать, какъ тотъ, кто былъ предсдателемъ Нижней Палаты. Онъ ясно понималъ, что хотя они собрались въ Гэтерумскомъ замк для веселостей, однако всякое время годится для разсужденія о государственныхъ длахъ. Неизвстно ли всему свту, что когда осенью Бисмарки сего міра, или т, кто выше даже Бисмарковъ, съзжаются въ томъ или другомъ прелестномъ здоровомъ мстечк, дла міра сего ршаются въ маленькихъ собраніяхъ, легче, скоре и врне, чмъ въ большихъ парламентахъ министерства! Сер-Орландо до-сихъ-поръ зналъ это, но едва ли когда этимъ пользовался. Онъ давно занималъ правительственное мсто, но эти пріятныя совщанія могутъ по самому своему свойству доставаться въ удлъ весьма немногимъ. Но теперь очевидно настало время.

Въ воскресенье сер-Орландо поймалъ герцога въ то самое время, когда онъ выходилъ изъ дома гулять. Многіе въ замк еще спали. Много было разговоровъ о томъ, прилично ли въ воскресенье заниматься стрльбою изъ лука, и при этомъ разсужденіи упомянуто распространявшееся мнніе о томъ, что Національную Галерею слдуетъ открывать въ воскресный день. Но герцогиня не хотла дозволить стрльбу.

— Намъ-то именно и не слдуетъ предршать этотъ вопросъ, сказала герцогиня.

Герцогиня съ разными дамами, съ Понтни, Теннеромъ и другими послушными мужчинами, была въ церкви. Никто изъ министровъ, разумется, не могъ оставить толстыя сумки, всегда присылаемыя изъ Лондона по суботнимъ вечерамъ, вроятно-какъ мы думаемъ — предлогъ, чтобы не итти къ обдн, и спокойно проводили утро, дремля надъ новыми романами.

Герцогъ, всегда справедливый въ своемъ намреніи, но всегда ошибавшійся на дл, остался дома работать все утро и этимъ привелъ въ негодованіе людей строгихъ, а въ церковь пошелъ одинъ посл двнадцати часовъ, оскорбивъ этимъ людей общежительныхъ. Церковь была возл дома и онъ вернулся перемнить сертукъ и шляпу и взять палку. Но когда онъ подкрадывался изъ боковой калитки, сер-Орландо налетлъ на него.

— Если ваше сіятельство идете гулять и примите спутника, я буду очень радъ сопровождать васъ, сказалъ сер-Орландо.

Герцогъ выразилъ удовольствіе и дйствительно былъ доволенъ. Онъ былъ бы радъ увеличить свою личную короткость съ своими товарищами, если бы это можно было сдлать пріятнымъ образомъ.

Они прошли почти милю по парку, наблюдая за величественными движеніями оленей и разговаривая о разныхъ ничтожныхъ предметахъ, прежде чмъ сер-Орландо нашелъ случай вставить свое словцо. Наконецъ онъ сдлалъ это довольна круто.

— Мн кажется, что намъ порядочно удалась прошлая сессія, сказалъ онъ, все стоя подъ старымъ дубомъ.

— Порядочно удалась, повторилъ герцогъ.

— И я полагаю, намъ нечего очень бояться слдующей сессіи.

— Я не боюсь ничего, сказалъ герцогъ.

— Но…

Сер-Орландо колебался, однако герцогъ не сказалъ ни слова, чтобы помочь ему. Сер-Орландо вдругъ нашелъ, что герцогъ никогда еще не казался до такой степени герцогомъ какъ теперь. Сер-Орландо помнилъ стараго герцога и вдругъ нашелъ, что племянникъ и дядя очень походили другъ на друга. Но предводителю Нижней Палаты неприлично было бояться кого-нибудь.

— Какъ вы думаете, продолжалъ сер-Орландо:— не постараться ли намъ условиться между собою относительно политики? Я не знаю, долго ли министерство безъ опредленнаго образа дйствій можетъ пользоваться довріемъ страны. Возьмите послднее полстолтіе. Было много разныхъ политикъ, пользовавшихся боле или мене общимъ согласіемъ, вольная торговля… Тутъ сер-Орландо ласково махнулъ рукою, показывая, что изъ уваженія къ своему собесднику онъ готовъ помстить во глав списка политику, не всегда пользовавшуюся его собственнымъ согласіемъ:— постоянная реформа въ Парламент, чему я отъ всего моего сердца оказалъ мою ничтожную помощь.

Герцогъ вспомнилъ, какъ была украдена одежда купавшагося, и что сер-Орландо былъ одинъ изъ самыхъ проворныхъ воровъ.

— Уничтоженіе папства, ирландскія немощи, баллотировка, сокращеніе расходовъ все имло свое время.

— То, что слдуетъ сдлать, я полагаю, представляется само, потому что это само по себ желательно, а не по потому, что желательно длать что-нибудь.

— Именно — безъ всякаго сомннія. Но все-таки, если вы подумаете хорошенько, то никакое министерство не продолжится безъ какой-нибудь политики. Послднюю часть прошлой сессіи мы вс запряглись и ничего боле нельзя было ожидать отъ насъ, но мн кажется, что въ будущемъ году намъ нужно опредлить себ политику. Я боюсь, что ничего нельзя сдлать въ Ирландіи.

— Мистеръ Финнъ иметъ планы…

— Ахъ! да, ну, ваша свтлость, мистеръ Финнъ очень талантливый молодой человкъ, это врно, но я не думаю, чтобы мы могли поддержать себя его планомъ объ ирландской реформ.

Сер-Орландо нсколько увлекся своимъ собственнымъ краснорчіемъ и смирнымъ видомъ герцога, и прервалъ герцога. Герцогъ опять принялъ герцогскій видъ, но тутъ сер-Орландо не замтилъ его физіономіи.

— Самъ я склоняюсь въ пользу усиленнаго вооруженія. Я изучалъ этотъ предметъ и думаю, что народъ не прочь слегка увеличить смту въ этомъ отношеніи. Разумется, есть выборы.

— Я подумаю о томъ, что вы говорили, сказалъ герцогъ.

— А что касается выборовъ…

— Я объ этомъ подумаю, сказалъ герцогъ.— Видите вы этотъ дубъ? Это самое большое дерево здсь въ Гэтерум и я сомнваюсь, есть ли дерево больше него въ этой части Англіи.

Голосъ и слова герцога не были невжливы, но въ нихъ было что-то такое, помшавшее сер-Орланду опять вернуться съ выборамъ и усиленному вооруженію.

Глава XXI.
Новый лебедь герцогини.

Когда общество пробыло въ Гэтерумскомъ замк около недли, Фердинандъ Лопецъ очевидно сдлался фаворитомъ герцогини и по ея просьб общалъ остаться тамъ еще нсколько дней. Онъ едва ли говорилъ съ герцогомъ съ-тхъ-поръ, какъ былъ въ его дом — но не многіе изъ этого пестраго собранія разговаривали съ герцогомъ. Гённеръ и Понтни ухали — капитанъ уврялъ, что его отвращеніе къ выскочк португальцу было такъ сильно, что онъ не могъ доле оставаться съ нимъ въ одномъ дом, а майоръ, отличавшійся большею энергіей ршилъ, что онъ осадитъ этого выскочку.

— Ужасно думать, какую силу имютъ деньги въ ныншнее время, сказалъ капитанъ.

Капитанъ совершенно стряхнулъ съ своихъ ногъ гэтерумскій прахъ, но майоръ устроилъ такъ, что для него опять будетъ постель въ октябр — еще на одну счастливую недльку, но онъ долженъ былъ вернуться только по зову герцогини.

— Вы не забудете, герцогиня? сказалъ онъ, умоляя ее вспомнить о немъ, когда прощался.— Я вдь очень трудился надъ уставомъ — не такъ ли?

— Мн кажется, они не интересуются уставомъ, сказала герцогиня:— но я все-таки вспомню.

— Съ кмъ это я видла тебя въ саду? сказала герцогиня своему мужу въ одинъ день.

— Съ леди Розиной де-Курси, я полагаю.

— Господи помилуй! какую спутницу выбралъ ты!

— Почему же? Почему мн не говорить съ леди Розиною де-Курси?

— Я вовсе не ревную тебя, если ты намекаешь на это. Я не думаю, чтобы леди Розина похитила твое сердце у меня. Но для чего ты выбралъ именно ее, когда многіе считали бы себя осчастливленными навкъ, если бы ты прошелся съ ними разъ?

— Но я не желаю осчастливить никого, сказалъ герцогъ:— а особенно такимъ образомъ.

— О чемъ ты могъ съ нею говорить?

— Она говорила о своихъ родныхъ. Мн нравится леди Розина. Она живетъ здсь одна и въ бдности. Можетъ быть, на свт нтъ ничего печальне женской отрасли благороднаго, но обднвшаго дома.

— Ничего не можетъ быть скучне, конечно.

— Для меня искренніе люди не скучны. Я жалю объ этой бдной двушк. Она гордится своимъ происхожденіемъ и вмст съ тмъ не стыдится своей бдности.

— Однако, несмотря на свое происхожденіе, она всю свою жизнь была готова освободиться отъ своей бдности. Не доле какъ три года тому назадъ она употребляла вс силы, чтобы выйти за пивовара въ Сильвербридж. Я желала бы, чтобъ ты могъ посвящать нсколько боле времени другимъ.

— То-есть стрлять изъ лука?

— Нтъ, я не желаю стрлять. Ты можешь исполнять обязанность хозяина не стрляя. Неужели ты не можешь гулять съ кмъ-нибудь кром леди Розины де-Курси?

— Я въ прошлое воскресенье гулялъ съ сер-Орландомъ Дротомъ и несравненно боле предпочитаю леди Розину.

— Вы не поссорились? рзко спросила герцогиня.

— О, нтъ!

— Конечно, онъ пустоголовый идіотъ. Всмъ это извстно. И мсто-то въ Палат ему дали свыше его способностей. Но съ нимъ ссориться теперь негодится.

— Мн кажется, что я человкъ не сварливый, Кора. Не могу даже припомнить, чтобы я ссорился съ кмъ-нибудь. Но, можетъ быть, мн позволительно…

— Осадить человка, хочешь ты сказать. Ну, я на твоемъ мст не длала бы даже и этого съ сер-Орландомъ, хотя могу понять, что это и легко, и пріятно.

— Я желалъ бы, чтобъ ты не говорила за меня пошлыхъ фразъ, Кора. Если я нахожу, что человкъ навязывается мн насильно, я, разумется, обязанъ высказать ему мое мнніе.

— Сер-Орландо навязывался теб?

— Вовсе нтъ. Онъ занимаетъ такое положеніе, которое даетъ ему право говорить мн многое такое, чего другой сказать не можетъ. Но опять я его мнніемъ не дорожу и не умю длать видъ, будто согласенъ съ человкомъ, когда пропускаю безъ вниманія его слова.

— Это совершенно справедливо, Плантадженетъ.

— И вотъ почему мн было непріятно разговаривать съ сер-Орландомъ, когда я могъ сочувствовать леди Розин.

— Что ты думаешь о Фердинанд Лопец? спросила герцогиня съ умышленной внезапностью.

— Что я думаю о мистер Лопец? Я вовсе о немъ ни думалъ. Съ какой стати мн думать о немъ?

— Я желаю, чтобы ты о немъ подумалъ. Я нахожу, что онъ очень пріятный человкъ, и уврена, что онъ на пути къ успху.

— Ты можешь думать послднее и быть уврена въ первомъ.

— Очень хорошо. Для того, чтобы сдлать теб удовольствіе, я буду думать послднее и буду уврена въ первомъ. Я не полагаю, правда, что мистеръ Грей детъ въ Персію?

Мистеръ Грей былъ короткій другъ герцога и депутатъ отъ сосдняго съ Гэтерумомъ мстечка Сильвербриджа.

— Кажется, подетъ. Я не сомнваюсь въ этомъ. Онъ подетъ посл Рождества.

— И откажется отъ своего мста?

Герцогъ отвчалъ не сейчасъ. Только что было ршено — ршено самимъ его другомъ — что мсто будетъ оставлено, когда поздка въ Персію была предпринята. Мистеръ Грей, не послушавшись совта герцога, ршилъ, что онъ не можетъ, будучи въ Персіи, исполнять въ то же время свою обязанность въ Нижней Палат. Но это намреніе пока было извстно только герцогу и онъ недоумвалъ, какъ герцогиня такъ проворно напала на него. Онъ даже съ намреніемъ скрывалъ это отъ герцогини, чувствуя, что она, можетъ быть, захочетъ сказать что-нибудь непріятное, какъ только до нея дойдетъ извстіе объ этомъ.

— Да, сказалъ герцогъ:— кажется, онъ откажется отъ своего мста. Это его намреніе, хотя я не нахожу его нужнымъ.

— Пусть это мсто получитъ мистеръ Лопецъ.

— Мистеръ Лопецъ?

— Да, онъ даровитъ, по всей вроятности, будетъ имть успхъ и сдлается полезенъ теб. Потрудись съ нимъ поговорить. Теб именно нужна помощь такого рода. Вы, министры, тасуете старыя карты до того, что он такъ изорвутся и загрязнятся, что вы не въ состояніи различать очковъ.

— Я самъ изъ колоды старыхъ, грязныхъ картъ, сказалъ герцогъ.

— Ты самъ знаешь, что это вздоръ. Человкъ, стоящій во глав длъ, какъ ты, не можетъ быть включенъ въ ту колоду, о которой ты говоришь. Теб нужна новая кровь, или новое дерево, или новый металлъ, или какъ бы ты ни назвалъ это. Послушайся моего совта и испытай этого человка. Онъ не нищій. Ему деньги не нужны.

— Кора, у тебя вс гуси — лебеди.

— Это несправедливо съ твоей стороны. Я еще никогда не представляла теб гуся. Вс мои лебеди лебедями и оказывались. Кто свелъ тебя и самого любимаго твоего лебедя, мистера Грея? Я называть никого не хочу, но это твои лебеди оказались гусями.

— Не мое дло выбирать депутата отъ Сильвербриджа.

Когда онъ сказалъ это, она бросила на него взглядъ, который нарушилъ даже его серіозность, взглядъ, который почти выражалъ просьбу не говорить этого глухимъ.

— Ты не понимаешь, Кора, этихъ вещей. Вліяніе, которое землевладльцы имютъ въ мстечкахъ, примыкающихъ къ ихъ земл, понижается каждый день, и отсюда возникаетъ вопросъ, долженъ ли добросовстный человкъ пользоваться этимъ вліяніемъ.

— Не думаю, чтобы теб было пріятно видть въ Парламент твоимъ противникомъ депутата отъ Сильвербриджа.

— Мн, можетъ быть, придется выносить что-нибудь еще хуже этого.

— Да — въ томъ-то и дло. Человкъ этотъ здсь и ты имешь случай узнать его. Разумется, я ничего ему не намекала. Если бы кто-нибудь изъ Паллизеровъ захотлъ этого мста, я не сказала бы ни слова. Какой боле патріотическій подвигъ можетъ совершить покровитель мстечка, какъ не выбрать человка не извстнаго ему, не родственника, совершенно посторонняго, а за одни его достоинства.

— Но я не знаю достоинствъ мистера Лопеца.

— Я за нихъ поручусь, сказала герцогиня.

Герцогъ засмялся и оставилъ ее.

Герцогиня сказала истиную правду своему мужу — она дйствительно не говорила ни слова Лопецу о Сильвербридж, но не много прошло времени посл этого, когда она сказала нсколько словъ. Въ тотъ же самый день она осталась съ нимъ одна въ саду — и если не совсмъ одна, топо-крайней-мр могла сказать ему нсколько словъ наедин. Онъ конечно воспользовался временемъ, которое провелъ въ замк, и заслужилъ расположеніе многихъ дамъ и неудовольствіе многихъ мужчинъ.

— Вы, кажется, еще не были въ Парламент? сказала герцогиня.

— И не старался попасть туда.

— Можетъ быть, вамъ это не нравится.

— Напротивъ, сказалъ онъ:— я считаю это здсь, въ Англіи, выше всего. Мсто въ Парламент даетъ здсь человку такое положеніе, какого онъ не иметъ ни въ какой другой стран.

— Такъ зачмъ же вы не попытаетесь?

— Затмъ, что я попалъ въ другую колею. Я сдлался человкомъ Сити — однимъ изъ тхъ, которые занимаются торговыми длами для того, чтобы нажить деньги.

— И вы довольны этимъ?

— Нтъ, герцогиня, конечно, нтъ. Это не удовлетворяетъ меня, а напротивъ, внушаетъ отвращеніе. Не то чтобы я не любилъ деньги, но ихъ недостаточно для цли жизни. Я полагаю, что постараюсь когда-нибудь попасть въ Парламентъ. Но мстъ въ Парламент не такъ много, какъ ягодъ на куст.

— Почти, сказала герцогиня.

— Не въ моей сторон. Эти хорошія вещи какъ будто нарочно достаются однимъ, а не другимъ. Будь завтра общіе выборы, я не зналъ бы, гд искать мсто.

— Они иногда находятся безъ общихъ выборовъ, сказала герцогиня.

— Вы на что-нибудь намекаете теперь?

— Да, намекаю. Но я очень скромна и дальше намековъ нейду. Мн кажется, что мистеръ Грей, депутатъ отъ Сильвербриджа, детъ въ Персію, мистеръ Грей членъ Парламента. По общему мннію никто въ Англіи не знаетъ лучше мистера Грея, что человкъ долженъ длать. Вотъ почему мистеръ Грей не будетъ депутатомъ отъ Сильвербриджа. Это логично, не правда ли?

— А можетъ ли ваша свтлость такъ же логично доказать мн, что я могу занять его мсто?

— Нтъ — а если и могу, то мою логику въ этомъ отношеніи я оставляю при себ.

Конечно, у нея былъ въ голов небольшой силлогизмъ о томъ, что если герцогъ управляетъ мстечкомъ, а жена герцога управляетъ герцогомъ, то поэтому она можетъ управлять и мстечкомъ, но она не сочла благоразумнымъ произносить это теперь.

— Я нахожу, что членамъ Парламента лучше быть неженатыми, сказала герцогиня.

— Но я женюсь, сказалъ Лопецъ.

— Вы женитесь?

— Я не имю права это говорить, потому что отецъ двицы отказалъ мн.

Тутъ онъ разсказалъ герцогин всю исторію, и разсказалъ такъ, что пріобрлъ ея полное сочувствіе. Разсказывая, онъ не говорилъ, что богатъ, не хвастался, что поиски за богатствомъ, о которыхъ онъ упоминалъ, были успшны, но далъ понять, что за деньгами остановки не будетъ.

— Вы, можетъ быть, слыхали объ этомъ семейств? прибавилъ онъ.

— Я, разумется, слышала о Вортонахъ и знаю, что изъ нихъ одинъ баронетъ — но боле ничего о нихъ не знаю. Кажется, онъ человкъ не богатый.

— Моя мисъ Вортонъ — та, которую я желаю назвать моею — дочь лондонскаго адвоката. Онъ, кажется, богатъ.

— Такъ она богатая наслдница?

— Я полагаю такъ — но это соображеніе ничего не значитъ для меня. Я всегда считалъ себя творцомъ своего собственнаго состоянія и не желаю быть обязанъ матеріальными удобствами жен.

— Чистая любовь! замтила герцогиня.

— Да, мн кажется такъ. Это очень смшно.

— А почему не соглашается богатый адвокатъ?

— Богатый адвокатъ, герцогиня, закоренлый старый тори, который думаетъ, что его дочь должна выйти только за англійскаго тори, а я не совсмъ таковъ.

— Въ ныншнее время отецъ не можетъ связать дочь свою политикой, когда она влюбилась.

— Есть другія причины. Онъ не любитъ иностранцевъ. А я англичанинъ, но имя у меня иностранное. Онъ думаетъ, что такое важное саксонское имя, какъ Вортонъ, нельзя перемнить на такое ничтожное латинское, какъ Лопецъ.

— А двица не пренебрегаетъ латинскимъ именемъ?

— Думаю, что нтъ.

— И тмъ, кто его носитъ?

— А! этимъ я хвастаться не долженъ. Но сказать по правд, намъ служитъ препятствіемъ только нежеланіе отца.

— Когда и у васъ, и у нея денегъ вдоволь? спросила герцогиня.

Лопецъ пожалъ плечами. Это при подобныхъ обстоятельствахъ могло не значить ничего, но герцогиня приняла это за доказательство, что вопросъ ршенъ и затрудненій не допускается.

— Такъ ужь лучше старику согласиться сейчасъ. Разумется, дочь можетъ одержать надъ нимъ верхъ.

Такимъ образомъ герцогиня Омніумъ сдлалась другомъ Фердинанда Лопеца.

Глава ХХІI.
Сент-Джемскій паркъ.

Въ конц сентября Эверетъ Вортонъ и Фердинандъ Лопецъ были вмст въ Лондон, и такъ какъ тамъ не было никого — по-крайней-мр оба говорили такъ — они часто видались. Мы знаемъ, что Лопецъ провелъ часть прошлаго мсяца въ Гэтерумскомъ замк и хорошо употребилъ свое время, но Эверету Вортону посчастливилось мене. Онъ немножко сердился на отца, можетъ быть даже на всхъ Вортоновъ вообще, которые, какъ онъ находилъ, недостаточно цнили его. Если ‘что-нибудь случится’ съ негоднымъ племянникомъ, онъ, самъ Эверетъ, сдлается наслдникомъ, и часто предавался размышленіямъ, что весьма вроятно, что-нибудь съ племянникомъ случится.

Онъ не часто видалъ этого двоюроднаго братца, но всегда слышалъ о немъ какъ о пьяниц, обремененномъ долгами и затруднительными обстоятельствами, и въ такомъ положеніи, въ которомъ вроятно что-нибудь ‘случится’. Разумется, всегда опасно, что молодой человкъ можетъ жениться и имть сына, но пока объ Эверет Вортон такъ же много думали въ Вортонскомъ замк, какъ и объ Артур Флечер. Его пригласили въ Вортонскій замокъ, но какъ ему показалось, не совсмъ лестнымъ для него образомъ, и онъ отказался. Потомъ онъ собирался похать съ Артуромъ Флечеромъ куда-то на охоту, но это неудалось по милости нсколькихъ словъ, которыми онъ размнялся съ Артуромъ о Лопец. Артуръ желалъ услышать отъ него, что Лопецъ самозванецъ и нахалъ — но онъ принялъ сторону Лопеца, и поэтому когда настала пора, ему нечего было хать на охоту. Онъ оставался въ Лондон до половины августа, а потомъ отправился за границу одинъ съ горячимъ намреніемъ изучать германскую политику, но онъ, можетъ быть, нашелъ, что германская политика не обнаруживается осенью, или что чужеземный край нельзя хорошо изучать въ одиночеств — и вернулся.

Поздно осенью, какъ-разъ предъ отъздомъ отца и сестры изъ Лондона, ему пришлось перемолвиться нсколькими словами съ старымъ адвокатомъ. Надо было расплатиться по нкоторымъ счетамъ и содержанія, получаемаго Эверетомъ отъ отца, оказалось недостаточно. Его часто было недостаточно и потомъ Эверету были необходимы деньги на поздку въ Германію. Вортонъ, вроятно, говорилъ бы мене о деньгахъ, если бы сынъ не прибавилъ къ своей просьб намекъ на Парламентъ.

— Нкоторые господа теперь серіозно собираются въ Прогресс и, разумется, будетъ необходимо знать, кто будетъ готовъ выступить впередъ при слдующимъ выборахъ.

— Я знаю одного, кто не выступитъ, сказалъ отецъ:— судя по умнью, съ какимъ онъ теперь распоряжается денежными длами.

Въ этомъ было боле строгости, чмъ старикъ имлъ намреніе выказать, потому что онъ часто думалъ про себя, не лучше ли ему понудить своего сына вступить въ Парламентъ. И сумма, которую теперь просили его дать впередъ, была не велика — не боле того, чего онъ ожидалъ вдобавокъ къ той скромной сумм, которую давалъ своему сыну. Онъ былъ богатъ и не жаллъ денегъ. Но онъ находилъ въ этомъ двойномъ нападеніи какую-то наглость, которую считалъ своимъ долгомъ наказать. Поэтому онъ мало подалъ надежды своему сыну.

— Разумется, если вы мн скажете, что не намрены давать мн боле того содержанія, которое положили мн, такъ нечего и говорить.

— Мн кажется, напротивъ, что ты просилъ меня сейчасъ заплатить значительную сумму кром твоего содержанія и что я согласился.

Эверетъ боле не спорилъ, но позволилъ себ думать, что отецъ дурно обращается съ нимъ. Придетъ время, когда онъ вроятно сдлается наслдникомъ не только отцовскихъ денегъ, но и Вортонскаго титула и Вортонскаго помстья — когда его положеніе въ стран сдлается, какъ онъ часто говорилъ себ, значительнымъ. Возможно ли ему не порицать отца за то, что онъ не позволяетъ ему получить въ молодыхъ лтахъ то парламентское воспитаніе, которое позволитъ ему сдлаться украшеніемъ Нижней Палаты и охраною своей страны не будущее время?

Кром него и Лопеца почти никого не было въ клуб. Лопецъ былъ совершенно доволенъ тмъ, что остался въ Лондон. Онъ не только былъ уже разъ въ Гэтерумскомъ замк, но и опять халъ туда. И онъ имлъ предъ собою блистательныя надежды — такія блистательныя, что он начали наконецъ принимать видъ вроятія. Онъ переписывался съ герцогинею и сообразилъ изъ ея нсколько двусмысленныхъ словъ, что герцогъ, вроятно, согласенъ съ ея желаніями на счетъ Сильвербриджа. Ваканція еще не была объявлена. Грей не оставилъ за собою мста въ Парламент, хотя могъ бы это сдлать, но совсть не позволяла ему исполнять въ отдаленной части свта обязанности несовмстныя съ мстомъ члена Парламента. Искатели мстъ, безъ сомннія, уже напали на слдъ, но герцогиня думала, что мсто это слово герцога можемъ доставить Лопецу. Счастливый искатель принялъ это за общаніе. Были у него также въ виду разныя денежныя спекуляціи, относительно которыхъ онъ не могъ положиться вполн на энергію Секстона Паркера или помощь Мильса Гепертона. Сектусъ Паркеръ всмъ сердцемъ и всею душой втянулся въ это дло, но Мильсъ Гепертонъ довольно холодно отнесся къ этому. Но, несмотря на это, Фердинандъ Лопецъ былъ счастливъ. Вроятно ли, чтобы мистеръ Вортонъ сталъ сопротивляться браку, который сдлаетъ его дочь женою члена Парламента и короткаго друга герцогини Омніумъ?

Онъ сказалъ нсколько словъ о своихъ надеждахъ относительно своего брака, но Эверетъ сначала такъ былъ занятъ своими собственными длами, что обращать большое вниманіе не могъ на дло сравнительно ничтожное.

— Честное слово, сказалъ онъ:— я начинаю сердиться на моего родителя, а это мн не нравится совсмъ.

— Я могу понять, что вы не можете быть довольны, когда онъ сердится на васъ.

— Это меня не такъ волнуетъ. Онъ одумается. Какъ бы ни былъ онъ несправедливъ теперь, онъ мене всхъ на свт способенъ сдлать несправедливость въ своемъ завщаніи. Я имю къ нему полное довріе. Но я вынужденъ непріязненно относиться къ нему, потому что убжденъ, что онъ не допуститъ меня сдлать важный шагъ въ жизни, пока вся моя жизнь не пропадетъ даромъ.

— Вы думаете о Парламент?

— Разумется. Я не говорю, что вы не англичанинъ, но вы не на столько англичанинъ, чтобы понять, что значитъ для насъ Парламентъ.

— Я надюсь понять — когда-нибудь, сказалъ Лопецъ.

— Можетъ быть. Можетъ быть, вы это поймете посл двнадцатилтняго брака на англичанк и когда у васъ будетъ полдюжина дтей англичанъ. Но взгляните на мое положеніе. Мн двадцать восемь лтъ.

— Я четырьмя годами старе васъ.

— Для васъ въ этомъ нтъ важности ни на волосъ, продолжалъ Эверетъ: — но для меня нсколько лтъ значатъ все. Я имю право предполагать, что могу быть способнымъ представителемъ графства — положимъ, лтъ чрезъ двадцать. Тогда, вроятно, я буду главою фамиліи и богатъ. Сообразите, что значило бы для меня парламентское воспитаніе. А между тмъ я именно въ этой жизни могу быть полезенъ. Вы не сочувствуете мн, но понять меня можете.

— И сочувствую, и понимаю. Я самъ думаю поступить въ Парламентъ.

— Вы?

— Да, я.

— Стало быть, вы очень измнили вашъ образъ мыслей въ послдніе два мсяца.

— Я перемнилъ мои идеи. Главная цль моей жизни, какъ вамъ извстно, жениться на вашей сестр, и будь я членомъ Парламента, я думаю, что часть затрудненій устранилась бы.

— Но вдь выборовъ не будетъ по-крайней-мр года три, сказалъ Эверетъ Вортонъ, вытаращивъ глаза на своего друга.— Неужели вы заставите Эмилію ждать распущенія Парламента?

— Бываютъ случайныя ваканціи, сказалъ Лопецъ.

— Разв вамъ представляется что-нибудь въ этомъ род?

— Кажется. Я не могу разсказать вамъ всхъ подробностей, потому что он касаются другихъ, но нтъ ничего невозможнаго, что я попаду въ Палату до… пожалуй, хоть чрезъ три мсяца.

— Чрезъ три мсяца! воскликнулъ Эверетъ, у котораго слюнки потекли при мысли о надеждахъ его друга.— Вотъ что значитъ гостить у перваго министра!

Лопецъ пожалъ плечами.

— Честное слово, я васъ не могу понять, продолжалъ Эверетъ.— Кажется, не такъ давно вы разсуждали въ этой самой комнат о нелпости парламентской карьеры — да, подтрунивали надо мною, когда я заступился за нее — а теперь вы сами попадаете въ Парламентъ какимъ-то таинственнымъ образомъ, котораго я не могу понять.

Очевидно, Эверетъ Вортонъ считалъ себя обиженнымъ успхомъ своего друга.

— Никакой таинственности нтъ, я только не могу называть именъ.

— Какое это мстечко?

— Не могу сказать вамъ теперь.

— Вы знаете наврно, что ваканція будетъ?

— Наврно.

— И васъ пригласятъ?

— Въ этомъ я увренъ.

— Разумется, всякій можетъ сдлаться кандидатомъ, приглашенъ или нтъ.

— Если я выступлю кандидатомъ, я это сдлаю съ очень сильною подпорой. Не говорите объ этомъ виконту. Я говорю вамъ это потому, что уже считаю мои отношенія къ вамъ такими близкими, что могу говорить вамъ все.

— А между тмъ вы не говорите мн подробностей.

— Я говорю вамъ все, что могу сказать по совсти.

Эверетъ Вортонъ, конечно, былъ оскорбленъ извстіями, сообщенными ему другомъ, и прямо это показалъ. Такъ было непріятно, что если въ Парламент оказывалась неожиданная ваканція, она доставалась этому человку, который совсмъ ею не дорожилъ и могъ извлечь изъ нея пользу только для себя. Кому нужно, чтобы Фердинандъ Лопецъ былъ въ Парламент? Фердинандъ Лопецъ не обращалъ вниманія на великіе политическіе вопросы государства. Онъ ничего не зналъ о труд и капитал, о союзахъ, забастовкахъ, закрытіи фабрикъ хозяевами. Но потому, что онъ былъ богатъ, и будучи богатъ, пробрался къ знати, онъ получитъ мсто въ Парламент. А между тмъ богатство могло бы быть также въ распоряженіи его, Эверета, если только отца его можно уговорить смотрть на дла съ надлежащей точки зрнія. Относительно же дружбы знатныхъ людей — первыхъ министровъ, герцогинь и тому подобныхъ — Эверетъ Вортонъ былъ совершенно убжденъ, что можетъ блистать между ними не хуже Фердинанда Лопеца. Онъ былъ слишкомъ добродушенъ, чтобы позволить себ отнестись несправедливо къ своему другу на основаніи своего негодованія. Онъ не желалъ лишить своего друга богатства, герцогинь или мста въ Парламент. Но въ эту минуту имъ овладло сомнніе, такъ ли Фердинандъ талантливъ, такой ли джентльменъ по наружности и такой ли во всхъ отношеніяхъ замчательный человкъ, и почти убжденіе, что онъ вовсе не хорошъ собою.

Они отобдали вдвоемъ и очень поздно вечеромъ пошли въ Сентъ-Джемскій Паркъ. Въ Лондон не было никого и обоимъ нечего было длать, они и сговорились погулять по парку, хотя знали, что паркъ теменъ и мраченъ. Лопецъ видлъ и совершенно понялъ горечь, давившую Эверета, и съ той невозмутимой веселостью, которая составляла часть его характера, перенесъ все это даже съ нжностью. Онъ, какъ многіе люди его расы, могъ переносить противорчіе, несправедливое подозрніе и дурное обращеніе безъ малйшаго злопамятства, но также имя цль былъ способенъ добиваться ее безъ малйшей совстливости. Эверетъ Вортонъ велъ себя очень непріятно и Лопецъ переносилъ все это съ ангельскимъ терпніемъ, но если бы Эверетъ сталъ на его дорог, онъ пожертвовалъ бы имъ безъ малйшаго зазрнія совсти. Теперь Лопецъ все переносилъ и только отмтилъ въ ум, что Эверетъ еще боле глупый оселъ, чмъ онъ считалъ его. Вортонъ желалъ обойти паркъ кругомъ, а Лопецъ не соглашался.

— По ночамъ тамъ страшно темно и не знаешь, кого можно встртить.

— Неужели вы хотите сказать, что боитесь обойти со мною Сент-Джемскій Паркъ, потому что темно? сказалъ Вортонъ.

— Одинъ я боялся бы, но съ вами не знаю. Но для чего это?

— Все лучше, чмъ сидть здсь и не длать ничего, когда не съ кмъ сказать слово. Я уже выкурилъ полдюжины сигаръ и такъ отуманенъ, что не понимаю ничего. Днемъ гулять жарко, а теперь настоящее время для прогулки.

Лопецъ уступилъ, чувствуя желаніе въ эту минуту уступать во всемъ брату Эмиліи Вортонъ, и хотя эта прогулка казалась ему глупою донельзя, они вошли въ Сент-Джемскій Паркъ у дворца, повернули направо и направились къ Букингамскому дворцу.

Дорогою Вортонъ продолжалъ обвинять отца, говорилъ также колкости Лопецу, такъ что тотъ началъ наконецъ думать, что выпитое имъ вино подйствовало не мене сигаръ.

— Не могу понять, зачмъ вы хотите вступить въ Парламентъ, сказалъ Эверетъ.— Какое вы имете понятіе о немъ?

— Если я поступлю, я могу научиться не хуже другихъ, полагаю.

— Половина изъ поступающихъ не научается. Они годятся только на то, чтобы поддерживать ту партію или другую.

— А почему мн не поддерживать ту или другую партію?

— Мн кажется, вы не знаете, какую партію будете поддерживать, вы знаете только, что подадите голосъ за герцога, если, какъ я предполагаю, поступите по вліянію герцога. А я поступилъ бы въ Парламентъ съ ршительной и опредленной цлью.

— Я еще не поступилъ, сказалъ Лопецъ, желая прекратить разговоръ.

— Это будетъ стоить вамъ дорого и помшаетъ вашей профессіи. Что же касается Эмиліи, то мой отецъ не согласится никогда.

— Онъ поступитъ безразсудно.

— Вовсе нтъ, если онъ будетъ находить, что вы сдлаете вредъ вашимъ профессіональнымъ надеждамъ. Это чертовски сумасбродно — коротко и ясно.

Это, конечно, было очень невжливо и почти разсердило Лопеца. Но онъ ршилъ, что другъ его выпилъ слишкомъ много, и не разсердился даже на это.

— Оставимъ въ поко и политику, и Парламентъ, сказалъ онъ:— и вернемся домой. Мн начинаетъ это надодать. Ужасно темно, и когда мн слышатся шаги, я думаю, что кто-нибудь собирается насъ обобрать… Пойдемте.

— Чего вы боитесь? спросилъ Эверетъ.

Издали виднлся еще свтъ отъ газоваго рожка у воротъ, но дорога, по которой шли Эверетъ и Лопецъ, была очень темна. Деревья чернли надъ ихъ головами и около нихъ не слышно было ничьихъ шаговъ. Было около полуночи. Между недостатками Лопеца, конечно, нельзя было считать трусость. Въ этотъ вечеръ онъ два раза упоминалъ о своей боязни, но боязнь эта происходила отъ самой обыкновенной осторожности, и цлью его сначала было не допустить Вортона войти въ паркъ, а потомъ вывести его оттуда какъ можно скоре.

— Пойдемте, сказалъ Лопецъ.

— Ей-Богу! вы трусите, сказалъ тотъ.— Я слышу, какъ ваши зубы стучатъ.

Лопецъ, начинавшій сердиться, шелъ впередъ и не говорилъ ничего. Онъ находилъ, что сердиться нелпо, но шелъ нсколько впереди Вортона, намреваясь показать, что онъ недоволенъ.

— Вамъ лучше ужь бжать, сказалъ Вортонъ.

— Честное слово, я начинаю думать, что вы пьяны, сказалъ Лопецъ.

— Пьянъ! возразилъ Вортонъ.— Какъ вы смете говорить мн это? Вы никогда не видали, чтобы вино производило на меня какую-нибудь перемну.

Лопецъ зналъ, что это неправда.

— Я видалъ васъ пьянымъ, сказалъ онъ.

— Это ложь, замтилъ Вортонъ.

— Послушайте, Вортонъ, сказалъ Лопецъ:— не безславьте себя подобнымъ поступкомъ. Что-то разсердило васъ и вы не знаете, что говорите. Я не понимаю, зачмъ вы желаете оскорбить меня.

— Вы оскорбили меня. Вы сказали, что я пьянъ. Когда это говорили, вы знали, что это неправда.

Лопецъ шелъ молча, обдумывая эту нелпую ссору. Потомъ онъ обернулся и заговорилъ.

— Такихъ нелпостей я не слыхивалъ во всю жизнь. Я пойду домой и лягу спать, а завтра утромъ вы одумаетесь. Но пожалуста вспомните, что ни при какихъ обстоятельствахъ не слдуетъ называть человка лжецомъ, если вы не ршились поссориться съ нимъ и раздлаться за эту ссору.

— Я готовъ раздлаться.

— Спокойной ночи, сказалъ Лопецъ, отправляясь впередъ быстрыми шагами.

Они подходили тогда къ повороту парка и Лопецъ продолжалъ итти впередъ. Идя онъ прислушивался къ шуму шаговъ своего друга и чрезъ нсколько времени примтилъ, или такъ ему показалось, что шумъ этотъ прекратился. Онъ находилъ, что Вортонъ совсмъ рехнулся — онъ оскорбилъ его такъ ршительно, и безъ всякаго повода къ тому. Онъ употреблялъ вс силы, чтобы преодолть его досаду добродушнымъ терпніемъ, и предположилъ Вортона пьянымъ только для того, чтобы дать ему какой-нибудь предлогъ къ извиненію. Но если его спутникъ дйствительно пьянъ, какъ онъ теперь началъ думать, хорошо ли оставить его одного въ парк? Обращеніе Эверета было странно весь вечеръ, но признаковъ опьяннія не было, пока они вышли изъ клуба. Но Лопецъ слыхалъ, что люди, казавшіеся по виду трезвыми, становились пьяны, когда выходили на воздухъ. И теперь могло быть то же, хотя голосъ и походка Вортона не показывали человка пьянаго. Во всякомъ случа Лопецъ хотлъ вернуться и присмотрть за нимъ, и вернувшись ршилъ, что все сказанное Вортономъ въ этотъ вечеръ онъ оставитъ безъ вниманія. Онъ былъ слишкомъ благоразуменъ, чтобы помшать своему браку съ Эмиліей ссорою съ ея братомъ.

Остановившись, онъ убдился, что слышитъ шаги не Эверета Вортона. Онъ даже убдился, что это шаги не одного человка. Онъ остановился на минуту и прислушался, а потомъ ясно услыхалъ бготню и драку. Онъ вернулся къ тому мсту, гд оставилъ своего друга, и сначала думалъ, что различаетъ въ темнот толпу.

Но подойдя ближе, онъ увидлъ мужчину и двухъ женщинъ. Вортонъ лежалъ на спин, мужчина стоялъ на колнахъ на его ше и голов, а женщины опоражнивали его карманы. Лопецъ, самъ не зная, что длаетъ, налетлъ на нихъ въ одно мгновеніе, сначала на мужчину, который вскочилъ, чтобы схватиться съ нимъ. Лопецъ тотчасъ же получилъ тяжелый ударъ по голов отъ какого-то оружія, который впрочемъ его шляпа остановила на столько, что онъ не упалъ и не былъ оглушенъ, а потомъ онъ получилъ другой ударъ за ухомъ, сообразивъ посл, что его нанесла одна изъ женщинъ. Но прежде чмъ онъ могъ осмотрться и узнать, какъ все это случилось, мужчина и об женщины бросились бжать, а Вортонъ стоялъ уже на ногахъ, прислонившись къ желзной решетк.

Все это заняло очень немного времени, а между тмъ послдствія были очень важны. Въ первую минуту Лопецъ оглянулся и прислушался, нтъ ли по близости какой-нибудь помощи, какого-нибудь полицейскаго или хотя ночного бродяги, у котораго, можетъ быть, достанетъ честности помочь ему. Но онъ не слыхалъ и не видалъ никого. Преслдовать негодяевъ онъ не могъ, такъ какъ ему нельзя было оставить своего друга, прислонившагося къ желзнымъ периламъ.

Для него тотчасъ сдлалось очевидно, что Вортонъ очень пострадалъ или по-крайней-мр не способенъ итти домой отъ полученныхъ ударовъ, и поднеся руку къ своей голов, съ которой свалилась шляпа въ драк, онъ не былъ увренъ, не пострадалъ ли онъ самъ. Лопецъ могъ видть, что Вортонъ былъ очень блденъ, что галстукъ почти сорванъ съ его шеи и рубашка запачкана, онъ могъ видть также, что часовая цпочка оборвана и виситъ, показывая, что часы исчезли.

— Очень вы ушибены? сказалъ онъ, подходя къ своему другу и нжно взявъ его за руку.

Вортонъ улыбнулся, покачалъ головой, но не сказалъ ни слова. Онъ былъ боле потрясенъ, оглушенъ и ошеломленъ, чмъ ушибенъ. Мошенникъ схватилъ его за горло, сорвалъ галстукъ и съ полминуты онъ чувствовалъ, что задыхается. Въ то время, какъ онъ боролся, одна женщина вытащила его часы, а другая портмонне — онъ боролся безуспшно, мужчина сталъ колнями на его грудь, давилъ его же галстукомъ и тяжело напиралъ на его горло. Конечно, посл нсколькихъ секундъ такого обращенія человкъ растеряется и потеряетъ желаніе говорить.

— Скажите что-нибудь, если можете, шепнулъ Лопецъ, заглядывая въ лицо Эверета тревожнымъ взоромъ.

Въ эту минуту въ голос Вортона мелькнуло воспоминаніе, что онъ обошелся очень дурно съ своимъ другомъ, и какое-то туманное сомнніе, не приключилась ли съ нимъ вся эта бда по милости его вины. Но онъ зналъ въ то же время, что Лопецъ въ этой бд не виноватъ, и какъ онъ ни былъ разстроенъ, все-таки могъ понять, что въ этой борьб Лопецъ оказалъ ему дружескую услугу, онъ не могъ еще говорить, но видлъ, что кровь струится по виску и лбу его друга, и поднявъ руку, дотронулся пальцемъ до этого мста. Лопецъ также приложилъ руку къ этому мсту и отнялъ ее, покрытую кровью.

— О! сказалъ онъ:— это ничего не значитъ. Я знаю, что получилъ ударъ, и боюсь, что потерялъ свою шляпу, но мн не сдлано никакого вреда.

— О, Боже!

Это было произнесено съ тихимъ вздохомъ. Потомъ наступило молчаніе, во время котораго Лопецъ поддерживалъ пострадавшаго.

— Я думалъ одно мгновеніе, что все кончено со мною.

— Теперь вамъ будетъ лучше.

— О! да. Мои часы исчезли.

— Я этого боюсь, сказалъ Лопецъ.

— И мое портмонне, сказалъ Вортонъ, достаточно собравшись съ силами, чтобы поискать своихъ вещей.— У меня было въ немъ восемь пятифунтовыхъ билетовъ.

— Не жалйте о вашихъ деньгахъ или часахъ, если кости ваши не сломаны.

— А все-таки скучно терять все до послдняго шиллинга.

Они пошли очень медленно къ ступенямъ колонны герцога Йоркскаго. Вортонъ, по мр того какъ шелъ, собирался съ силами, но все-таки могъ итти тихо. Лопецъ не нашелъ своей шляпы, и будучи покрытъ кровью, находился по наружности въ худшемъ положеніи, чмъ его пріятель.

У подножія ступеней они встртили полицейскаго, которому разсказали, что случилось съ ними, и который, разумется, почувствовалъ немедленное желаніе арестовать ихъ обоихъ. Для полицейскаго показалось бы очень прискорбно, что человкъ съ окровавленнымъ лицомъ и безъ шляпы, котораго спутникъ отъ слабости едва идетъ, не былъ отведенъ въ полицію. Но посл десятиминутныхъ разговоровъ, во время которыхъ Вортонъ сидлъ на нижней ступени, а Лопецъ объяснялъ вс обстоятельства, полицейскій согласился привести имъ кебъ, записать ихъ адресъ, а потомъ пойти одному въ полицію съ рапортомъ. Было очевидно, что воры убжали съ своею добычей. Лопецъ отвезъ Эверета въ домъ на Манчестерскомъ сквер, а потомъ вернулся домой въ томъ же кеб и безъ шляпы.

Вернувшись, онъ принялся думать, какъ бы ему воспользоваться событіями этого вечера. Онъ не думалъ, чтобы Эверетъ Вортонъ серіозно пострадалъ. Конечно, можетъ быть, утромъ его ушибы окажутся боле опасными. Но дйствіе этого на взволнованнаго и ограбленнаго несчастнаго молодого человка было такъ сильно, что давало право Лопецу сдлать важный шагъ, если только этотъ шагъ могъ принести ему пользу. Было ли лучше разгласить это происшествіе, или умолчать о немъ, насколько можно? Онъ ршилъ въ ум, что его пріятель непремнно былъ пьянъ. Никакимъ другимъ образомъ онъ не могъ объяснить себ его поведенія. А ссор съ пьянымъ человкомъ въ полночь въ парк не повритъ никто. Но все-таки лучше разсказать ему самому, чмъ если это разгласится чрезъ другихъ. Старая ключница на Манчестерскомъ сквер должна это знать и, разумется, станетъ разсказывать, что знаетъ, потеря денегъ и часовъ, по всей вроятности, тоже сдлается извстна. Онъ еще не дохалъ до дома, какъ ршилъ, что самъ разскажетъ эту исторію и по своему.

Онъ и разсказалъ прежде чмъ легъ спать. Онъ смылъ кровь съ лица и головы, отрзалъ прядь слипшихся волосъ и написалъ письмо старику Вортону въ Вортонскій замокъ. Въ четвертомъ часу утра онъ вышелъ и бросилъ письмо въ ближайшій ящикъ, такъ что оно должно было дойти первое до мста назначенія. Письмо, которое онъ послалъ, состояло въ слдующемъ:

‘Любезный мистеръ Вортонъ,

‘Съ сожалніемъ долженъ сообщить вамъ о непріятномъ приключеніи, которое случилось съ Эверетомъ. Я пишу въ три часа пополуночи, я только что отвезъ его домой, а случилось это около полуночи. Вы можете быть совершенно уврены, что опасности нтъ, а то я увдомилъ бы васъ телеграммой.

‘Въ Лондон длать нечего и поэтому, такъ какъ вечеръ былъ прекрасный, мы имли глупость обойти Сейт-Джемскій паркъ посл обда. Этого не длаетъ никто, но мы сдлали. Когда мы почти обошли паркъ, я пошелъ скоре, а Эверетъ шелъ медленно, и такимъ образомъ я его опередилъ. Но не прошелъ я и двухсотъ шаговъ, какъ на него напали три человка, одинъ мужчина и дв женщины. Мужчина, кажется, подкрался къ нему сзади, но Эверетъ еще недостаточно собрался съ мыслями, чтобы вспомнить случившееся въ точности. Я услыхалъ борьбу и, разумется, вернулся — къ счастію во-время, прежде чмъ Эверету былъ нанесенъ серіозный вредъ. Мм кажется, что безъ того этотъ человкъ удавилъ бы его. Съ сожалніемъ долженъ сказать, что онъ лишился часовъ и портмонне.

‘Эверетъ, конечно, былъ очень потрясенъ и совершенно ошеломленъ, какъ говорится. Извините за выраженіе, но мн кажется, лучше объяснить то, что я желаю вамъ растолковать. Рука человка, схватившаго его за горло, остановила его дыханіе на нсколько секундъ. Онъ конечно не получилъ никакихъ серіозныхъ поврежденій, но я не стану удивляться, если онъ будетъ не совсмъ здоровъ нсколько дней. Сообщаю вамъ все точь-въ-точь какъ случилось, потому что мн пришло въ голову, не вздумаете ли вы на день пріхать въ Лондонъ на него взглянуть. Но опасности никакой нтъ. Разумется, завтра у него будетъ докторъ. Ночью не было никакой надобности приглашать доктора. Мы дали знать полиціи, возвращаясь домой, но я боюсь, что мошенники успли убжать. Онъ былъ слишкомъ слабъ, а я такъ занятъ имъ, чтобы подумать преслдовать ихъ во-время.

‘Разумется, онъ на Манчестерскомъ сквер.

‘Преданный вамъ
‘Фердинандъ Лопецъ.’

Онъ ни слова не сказалъ объ Эмиліи, но зналъ, что Эмилія увидитъ письмо и замтитъ, что онъ спасъ ея брата, и самъ старый адвокатъ, по мннію Лопеца, не могъ не быть признателенъ за его поведеніе. Онъ дйствительно поступилъ съ Эверетомъ очень хорошо. Онъ получилъ тяжелый ударъ по голов, защищая молодого Вортона, и этимъ ршился воспользоваться, хотя счелъ нужнымъ ничего не сказать объ удар въ своемъ письм. Наврно это все поможетъ ему. Наврно отцовское сердце смягчится къ нему, когда отцу растолкуютъ, какъ велика была его услуга сыну. Онъ нисколько не боялся, чтобы Эверетъ не оцнилъ того, что онъ для него сдлалъ. Эверетъ Вортонъ былъ иногда глупъ, но никогда не бывалъ невеликодушенъ.

Несмотря на ночное приключеніе, Лопецъ былъ на Манчестерскомъ сквер на слдующее утро и налпилъ на лобъ черный пластырь.

— У меня голова толста, сказалъ онъ смясь, когда Эверетъ спросилъ объ его ран.— Но плохо бы мн пришлось, если бы мошенникъ ударилъ крошечку пониже. Я думаю, что меня спасла шляпа, хотя я помню очень мало. Да, дружище, я написалъ вашему отцу и думаю, что онъ прідетъ. Такъ будетъ лучше.

— Со мною не случилось ничего дурного, сказалъ Эверетъ.

— Вчера вечеромъ этого знать было нельзя. Во всякомъ случа его пріздъ вамъ не повредитъ. Всегда хорошо имть возл себя банкира, когда фонды понизились.

Потомъ, посл нкотораго молчанія, Эверетъ извинился.

— Вчера я выказалъ себя осломъ.

— Не думайте объ этомъ.

— Я сказалъ слово, котораго не долженъ былъ говорить, и прошу у васъ прощенія.

— Ни слова больше, Эверетъ. Между вами и мною ничего не можетъ произойти непріятнаго. Мы слишкомъ любимъ другъ друга.

Глава XXIII.
Уступка.

Письмо, приведенное въ предыдущей глав, было получено въ Вортонскомъ замк поздно вечеромъ въ тотъ самый день, какъ было написано, и вс Вортоны разсуждали о немъ весь вечеръ. Разумется, не подлежало никакому сомннію, что отецъ подетъ въ Лондонъ завтра. Письмо это было именно такого рода, которое должно было заставить отца устремиться къ больному сыну. Напиши самъ сынъ, тогда другое дло, но такъ какъ письмо было написано другимъ, это казалось доказательствомъ, что бдный страдалецъ писать не можетъ. Въ совщаніи Вортоновъ о Лопец было мало говорено, но вс чувствовали, что онъ поступилъ хорошо.

— Очень странно, что они въ парк разошлись, сказалъ сер-Элоредъ.

— Но очень счастливо, что они не разошлись раньше, сказалъ Джонъ Флечеръ.

Если подозрніе противъ Лопеца могло закрасться въ души ихъ посл замчанія сер-Элореда, то это подозрніе устранилъ отвтъ Джона Флечера, потому что вс знали, что у Джона Флечера хватитъ здраваго смысла на дв семьи. Разумется, вс ненавидли Фердинанда Лопеца, но изъ этого приключенія ничего нельзя было извлечь предосудительнаго для него, потому что подробности были еще неизвстны.

Когда они сидли и разсуждали объ этомъ въ гостиной, Эмилія Вортонъ не говорила ни слова. Она тихо вскрикнула, когда ей прочли письмо, а потомъ слушала съ безмолвнымъ вниманіемъ, что говорилось вокругъ нея. Когда возникло сомнніе — или лучше сказать вопросъ, потому что сомннія не было — тотчасъ ли ея отцу хать въ Лондонъ, она сказала только эти слова:

— Конечно, вы подете, папа.

Посл этого она не говорила ничего, пока не пришла въ комнату отца.

— Конечно, я поду завтра съ вами, папа.

— Я не нахожу этого нужнымъ.

— О, да! Подумайте, какъ я буду тревожиться.

— Я тотчасъ телеграфирую теб.

— А я телеграмм не поврю. Разв вы не знаете, какъ бываетъ всегда? Кром того, мы пробыли дольше обыкновеннаго. Мы хотли хать въ Лондонъ чрезъ десять дней и вы, конечно, не вернетесь за мною. Разумется, я поду съ вами. Я уже начала укладываться. Дженъ теперь убираетъ все.

Отецъ, не зная, какъ ей отказать, согласился, и Эмилія прежде чмъ легла спать сообщила хозяйкамъ, что она также намрена хать завтра утромъ въ восемь часовъ.

Въ начал путешествія Вортонъ и Эмилія разговаривали мало. Въ вагон сидли другіе, и хотя Эмилія намревалась сказать отцу нсколько словъ до прізда домой, но еще не ршила, какія будутъ эти слова. Но наконецъ они остались въ вагон одни. Она сидла напротивъ отца и посл непродолжительнаго разговора дотронулась рукою до его колна.

— Папа, сказала она:— я полагаю, что теперь мн придется встрчаться съ мистеромъ Лопецомъ на Манчестерскомъ сквер.

— Зачмъ теб встрчаться съ нимъ?

— Онъ, разумется, будетъ прізжать къ Эверету. Посл того, что случилось, вы не можете запретить ему бывать у насъ. Онъ спасъ жизнь Эверету.

— Я не знаю, сдлалъ ли онъ это, сказалъ Вортонъ, колебавшійся между различными мнніями.

Онъ врилъ въ душ, что португалецъ, котораго онъ такъ ненавидлъ, спасъ его сына отъ воровъ, и также почти пришелъ къ убжденію, что долженъ отдать свою дочь этому человку, но въ то же время еще не могъ ршиться отказаться отъ сопротивленія этому браку.

— Можетъ быть, вы думаете, что эта исторія несправедлива.

— Я нисколько въ ней не сомнваюсь. Разумется, въ подобномъ происшествіи одинъ человкъ помогаетъ другому, и я не сомнваюсь, что мистеръ Лопецъ поступилъ, какъ всякій англійскій джентльменъ поступилъ бы на его мст.

— Всякій англійскій джентльменъ, папа, навщалъ бы потомъ друга, котораго онъ спасъ. Какъ вы думаете?

— О! да, онъ можетъ пріхать.

— А мистеръ Лопецъ иметъ еще причину — и я надюсь, что онъ прідетъ. Какъ вы думаете, прідетъ онъ?

— Я совсмъ не хочу объ этомъ думать, сказалъ отецъ.

— Но я желаю, чтобы вы думали, папа. Я знаю, папа, что вы не равнодушны къ моему счастію.

— Надюсь, что ты знаешь это.

— Знаю. Я совершенно въ этомъ убждена. Поэтому я думаю, что вы не должны бояться говорить со мною о томъ, что такъ важно для моего счастія. Я же отдала себя мистеру Лопецу. Только его женитьба на другой женщин или смерть заставятъ меня думать, что я не принадлежу ему. Я нисколько не стыжусь сознаваться въ моей любви — вамъ и ему, если представится случай. Я нахожу, что между людьми столь дорогими другъ другу не слдуетъ скрывать такихъ важныхъ вещей. Я говорила вамъ, что исполню ваши приказанія относительно его. Если вы скажете, что я не должна говорить съ нимъ или видть его, я не стану длать этого. Вамъ нечего бояться, чтобы я вышла за него безъ вашего позволенія.

— Я вовсе этого не боюсь.

— Но мн кажется, вамъ надо бы подумать о томъ, что длаете вы. А главное, вамъ надо сказать мн, должна ли я видться съ мистеромъ Лопецомъ на Манчестерскомъ сквер.

Вортонъ внимательно слушалъ то, что дочь говорила ему, время-отъ-времени качая головой, какъ бы равно растревоженный ея безстрастнымъ послушаніемъ и страстными увреніями въ любви, но не сказалъ ничего. Когда она кончила, онъ откинулся на спинку кресла и чрезъ нсколько времени взялъ книгу. Можно сомнваться относительно того, много ли онъ читалъ, потому что вопросъ о счастіи дочери былъ такъ близокъ къ его сердцу, какъ только она могла пожелать.

Поздно въ этотъ день пріхали они на Манчестерскій скверъ и оба съ удовольствіемъ узнали, что присутствіе Лопеца не потревожило ихъ въ первую минуту. Эверетъ былъ дома, въ постели, и еще не оправился отъ дйствія, произведеннаго колнями вора на его дыхательное горло, но чувствовалъ себя настолько хорошо, что уврилъ отца и сестру, какъ напрасно они поспшили возвращеніемъ изъ Гертфордшира для него.

— Сказать по правд, прибавилъ онъ:— Фердинанду Лопецу досталось больше меня.

— Объ этомъ онъ не упоминалъ, сказалъ Вортонъ.

— Что же было съ нимъ? спросила Эмилія самымъ спокойнымъ и тихимъ голосомъ.

— Дло въ томъ, сказалъ Эверетъ, начиная разсказывать исторію по-своему:— что не будь онъ со мною, я не остался бы въ живыхъ. Мы разошлись, какъ вамъ извстно….

— Что могло заставить двухъ человкъ разойтись въ темнот Сент-Джемскаго парка?

— Ну — сказать по правд, мы поссорились. Я выказалъ себя осломъ. Вамъ некчему узнавать подробности, кром того, что я одинъ виноватъ во всемъ. Разумется, это не была настоящая ссора — когда Эверетъ сказалъ это, Эмилія, сидвшая возл его постели, пожала его руку подъ одяломъ — но я сказалъ грубость, а онъ ушелъ, чтобы это прекратить.

— Это было ужасно глупо, сказалъ старикъ Вортонъ:— а еще глупе обходить вокругъ парка въ такое позднее время.

— Несомннно, серъ, но это моя вина. И не пойди онъ со мною, а пошелъ бы одинъ.

Новое пожатіе руки.

— Я былъ немножко не въ дух и хотлъ прогуляться.

— Но онъ-то какъ пострадалъ? спросилъ отецъ.

— Человкъ, душившій меня колнями, вскочилъ, когда услыхалъ шаги Лопеца, и ударилъ его по голов какимъ-то орудіемъ. Я услыхалъ ударъ, хотя самъ въ это время былъ чуть живъ. Кажется, мн удара не наносили, но что-то накинули мн на шею и я почти былъ удавленъ, прежде чмъ понялъ, что они длаютъ со мною. Бдный Лопецъ страшно обливался кровью, но говорилъ, что это ничего.

Новое пожатіе подъ одяломъ — Эмилія чувствовала, что братъ ходатайствуетъ за нее въ каждомъ слов.

Около десяти часовъ на слдующее утро Лопецъ пришелъ и спросилъ Вортона. Его провели въ кабинетъ, гд онъ нашелъ старика и тотчасъ началъ разсказывать все спокойно и непринужденно. На голов у него былъ большой черный пластырь, который былъ налпленъ такъ, что очень шелъ къ нему. Но онъ былъ такъ замтенъ, что вызвалъ вопросъ отъ Вортона.

— Я боюсь, что вы сами получили сильный ударъ по голов, мистеръ Лопецъ.

— Я, конечно, получилъ ударъ, но странне всего то, что я этого совсмъ не зналъ, пока не почувствовалъ крови въ глазу посл, того какъ воры убжали. Но я потерялъ шляпу, и надъ вискомъ большая рана. Это не сдлало мн ни малйшаго вреда. Хуже всего то, что они утащили часы и деньги Эверета.

— Много денегъ?

— Сорокъ фунтовъ.

Лопецъ покачалъ головой, показывая этимъ, что въ настоящую минуту Эверету Вортону тяжело потерять сорокъ фунтовъ. Вообще онъ держалъ себя очень хорошо, старался снискать расположеніе отца, не упоминалъ о дочери и говорилъ какъ можно меньше о себ. Онъ спросилъ, можетъ ли видть своего друга, и разумется ему это было дозволено. За минуту предъ тмъ, какъ онъ вошелъ, Эмилія вышла. Они другъ друга не видали. По-крайней-мр онъ не видалъ ее. Но каждый чувствовалъ, что другой близко, и былъ почти убжденъ, что происшествіе въ парк будетъ имъ полезно.

— Это неоспоримо, что онъ спасъ жизнь Эверету, сказала Эмилія отцу на другой день.

— Спасъ или нтъ, а онъ сдлалъ что могъ, сказалъ Вортонъ.

— Когда дло идетъ о близкомъ и дорогомъ лиц, сказала Эмилія:— и когда жизнь его спасена, поневол чувствуешь признательность если, даже это была случайность. Надюсь, что онъ по-крайней-мр знаетъ о моей признательности.

Старикъ не пробылъ въ Лондон и недли, какъ положительно удостоврился, что проигралъ свою игру. Мистрисъ Роби вернулась домой, очевидно съ цлью помогать своимъ родственникамъ ухаживать за Эверетомъ — для него конечно она не была нужна, но по мр того, какъ дло подвигалось, Вортонъ подозрвалъ, что ея возвращеніе устроилъ Фердинандъ Лопецъ. Какъ бы то ни было, но она громко расхваливала человка, который спасъ жизнь ея ‘милаго племянника’, и старалась заставить другихъ расхваливать его.

Скоро весь Лондонъ услыхалъ объ этомъ происшествіи и даже вн Лондона разсуждали объ этомъ. Въ Гэтерунскомъ замк знали объ этомъ отчасти — но разсказъ всегда доставлялъ большой почетъ и славу герою. Майора Понтни совсмъ это сокрушило, а капитанъ Гённеръ въ письм къ своему пріятелю выразилъ убжденіе, что это была ‘штука’ ихъ обоихъ. Газеты ‘Чайный Столъ’ и ‘Вечерняя Кафедра’ громко расхваливали Лопеца, но ‘Знамя’, подъ редакціей Квинтуса Слайда, конечно, набросило большое подозрніе на это происшествіе, когда издателю сдлалось извстно, что Фердинандъ Лопецъ былъ въ гостяхъ у герцога и герцогини Омніумъ.

‘Мы всегда чувствовали маленькое сомнніе относительно дла, случившагося дв недли тому назадъ, въ полночь, въ Сен-Джемскомъ парк. Намъ было бы пріятно узнать, успла ли полиція отыскать украденныя вещи, или сдланы ли по-крайней-мр попытки отыскать ихъ.’

Это былъ одинъ изъ параграфовъ, а посл были еще боле ясные намеки на то, что Эверетъ Вортонъ, нуждаясь въ деньгахъ, устроилъ это съ намреніемъ обратиться къ кошельку отца. Но общее впечатлніе было полезно Лопецу. Эмилія Вортонъ считала его героемъ. Эверетъ былъ чрезмрно признателенъ ему — не только за то, что спасъ его отъ воровъ, но и за то, что ничего не говорилъ объ его предыдущемъ сумасбродств. Мистрисъ Роби всегда относилась къ этому такъ, какъ будто во вс грядущіе вка каждый Вортонъ долженъ чувствовать, что признательность Лопецу есть первый долгъ въ жизни.

Старикъ чувствовалъ, какъ все это нелпо, но все-таки когда прізжалъ Лопецъ, онъ не могъ оставаться грубъ къ человку, который оказалъ услугу его сыну. Потомъ онъ считалъ себя вынужденнымъ сдлать что-нибудь, онъ или долженъ увести дочь, или уступить. Но возможность увезти дочь казалась ему мене вроятной, чмъ прежде. Въ ней былъ видъ какого-то спокойнаго, незаслуженнаго страданія, трогавшій его. Онъ уступилъ.

Это случилось вотъ какимъ образомъ. Или разстроенный силою нападенія, сдланнаго на него, или по какой другой причин, Эверетъ сдлался нездоровъ посл этого приключенія и дв недли не выходилъ изъ своей комнаты. Въ это время Лопецъ навщалъ его ежедневно, и ежедневно Эмилія Вортонъ пряталась отъ него. Это она длала съ большимъ тактомъ и очень спокойно, но не безъ страдальческаго вида, который задвалъ отца за живое.

— Душа моя, сказалъ онъ ей въ одинъ вечеръ, когда она хотла уйти изъ гостиной, услышавъ стукъ Лопеца:— останься, если хочешь.

— Папа!

— Я не желаю длать тебя несчастной, если бы. я могъ умереть и не мшать теб, можетъ быть, это было бы лучше.

— Папа, вы убьете меня, если будете говорить такимъ образомъ. Если вы желаете сказать ему что-нибудь, скажите.

Она ушла.

Это была добавочная горечь, но конечно онъ былъ обязанъ это сдлать. Если онъ намревался согласиться на этотъ бракъ, то конечно онъ обязанъ былъ сообщить объ этомъ согласіи Лопецу. Отстранить себя и предоставить своей дочери дйствовать самой, какъ будто у нея не было на свт ни одного друга, было недостаточно. Уступка, которую онъ сдлалъ своей дочери, была побужденіемъ минуты, но теперь ее нельзя было взять назадъ. Онъ вышелъ на лстницу, и когда Лопецъ хотлъ пройти въ спальню Эверета, онъ взялъ его за руку и привелъ въ гостиную.

— Мистеръ Лопецъ, сказалъ онъ:— вы знаете, что я не желалъ принять васъ въ мой домъ какъ зятя. Въ душ моей есть причины — можетъ быть, предразсудки — очень сильныя противъ этого. Он и теперь сильны по прежнему. Но она желаетъ этого, а я безусловно полагаюсь на ея постоянство.

— И я также, сказалъ Лопецъ.

— Позвольте на минуту, серъ. Въ такомъ положеніи отецъ думаетъ только о счастіи и благоденствіи своей дочери. Я долженъ соображать не свое счастіе. Я слышу, что о васъ хорошо говорятъ въ свт, и не нахожу, чтобы имлъ право требовать отъ моей дочери, чтобы она отняла отъ васъ свою привязанность, оттого… оттого что вы не таковы, какимъ я желалъ бы видть ея мужа. Вы имете мое позволеніе видть ее.

Потомъ, прежде чмъ Лопецъ усплъ сказать слово, онъ вышелъ изъ комнаты, взялъ шляпу и поспшилъ въ свой клубъ.

Дорогой онъ спохватился, что не сдлалъ никакихъ условій, но потомъ разсудилъ, что никакихъ условій длать не слдуетъ. Повидимому, вс знали, что дла Лопеца идутъ хорошо — въ такой профессіи, въ которой самъ Вортонъ ровно ничего не понималъ. Онъ имлъ намреніе дать за дочерью въ приданое большую сумму, которая была бы выплачена сполна, если бы Эмилія вышла за Артура Флечера. Какъ будутъ употреблены и укрплены эти деньги самымъ безопаснымъ и удобнымъ образомъ для интересовъ Флечеровъ и Вортоновъ вообще, давно было ршено между ними. Но теперь этотъ другой человкъ, этотъ иностранецъ, этотъ португалецъ, долженъ получить это наслдство. Но этотъ иностранецъ, этотъ португалецъ долженъ ждать. Вортонъ зналъ, что онъ старикъ, она была его дочь и онъ ее не обидитъ. Но посл его смерти деньги будутъ укрплены за нею и ея дтьми, если они у нея будутъ. Это онъ сдлаетъ въ своемъ завщаніи. Онъ ничего не скажетъ о деньгахъ Лопецу, а если Лопецъ, по всему вроятію, спроситъ о состояніи его дочери, онъ отвтитъ такимъ образомъ. Потомъ онъ ршилъ, что отдастъ свою дочь этому человку, не разспрашивая объ его состояніи. Бракъ этотъ долженъ совершиться и онъ боле не станетъ объ этомъ хлопотать.

Спокойствіе его жизни исчезло. Его домашній кровъ перестанетъ быть для него домашнимъ кровомъ. Его дочь не можетъ теперь быть собесдницею. Чмъ скоре смерть придетъ къ нему, тмъ лучше, но прежде чмъ наступитъ смерть, онъ долженъ утшиться, играя въ вистъ въ Эльдон. Такимъ образомъ Вортонъ думалъ о наступающемъ брак своей дочери съ ея обожателемъ.

— Я получилъ согласіе вашего отца жениться на вашей сестр, сказалъ Фердинандъ, какъ только вошелъ въ комнату Эверета.

— Я зналъ, что это должно наступить скоро, сказалъ больной.

— Я не могу сказать, чтобы согласіе было дано очень любезно — но оно дано очень ясно. Онъ позволилъ мн видть ее. Это были его послднія слова.

Началась пересылка записокъ изъ комнаты больного въ комнату сестры больного. Эверетъ писалъ, Фердинандъ писалъ и Эмилія писала — каждый нсколько строкъ — нсколько словъ. Послдняя записка отъ Эмиліи состояла въ слдующемъ:

‘Пусть онъ придетъ въ гостиную. Э. В.’

Такимъ образомъ Фердинандъ пошелъ на свиданіе съ своею возлюбленной — первый разъ какъ ея будущій мужъ и женихъ. Какъ ни была горяча, явна и неограниченна ея любовь къ этому человку, короткость сношеній между ними до-сихъ-поръ была очень ограничена. Между ними не бывало тхъ ласкъ, которыя такъ восхитительны для мужчины и такъ удивительны для двушки, пока привычка не притупитъ ихъ. Онъ никогда не сидлъ обнявъ ее рукою, онъ рдко даже держалъ ея руку въ своей доле нсколькихъ секундъ. Онъ никогда не цловалъ ее даже въ лобъ. И вотъ теперь она стояла предъ нимъ, отданная ему вполн, съ объявленной любовью съ ея стороны и съ объявленнымъ согласіемъ ея отца.

Даже онъ нсколько сконфузился, отворяя дверь — даже онъ, остановившись, чтобы затворить за собою дверь, долженъ былъ подумать, какъ ему обратиться къ ней, и можетъ быть ничего не придумалъ. Но когда онъ вошелъ въ комнату, у него не было ни одной минуты для того, чтобы думать. Онъ ли это сдлалъ, или она, онъ самъ не зналъ, но она лежала въ его объятіяхъ и губы ея прижались къ его губамъ, а рука его крпко обхватила ея станъ, прижимая ее крпко къ груди. Какъ будто все, чего недоставало, было понято въ одно мгновеніе, и какъ будто они жили вмст и любили другъ друга цлый годъ. Она первая заговорила.

— Фердинандъ, я такъ счастлива! А вы счастливы?

— Моя возлюбленная, моя дорогая!

— Я знаю, что вы никогда не сомнвались во мн.

— Сомнваться въ васъ, моя милочка!

— Я осталась бы тверда. А теперь папа былъ такъ добръ ко мн, и какъ скоро проходитъ горе! Я ваша, мои возлюбленный, навсегда и навсегда! Вы это знали прежде, но мн пріятно вамъ сказать. Я буду вамъ врна во всемъ. О, мой дорогой!

Онъ мало говорилъ, но мы знаемъ, что у влюбленныхъ разговоръ замняется поцлуями. Въ такія минуты молчаніе очаровываетъ и почти вс слова кажутся некстати, кром тихаго шопота любви, который, какъ ни сладостенъ для слуха, едва ли можетъ быть такъ написанъ, чтобы сдлаться сладостнымъ для читателя.

Глава XXIV.
Бракъ.

Помолвка устроилась въ октябр, а свадьба совершилась въ послднихъ числахъ ноября. Когда Лопецъ упрашивалъ не откладывать свадьбы — а онъ упрашивалъ очень сильно — Эмилія не длала никакихъ затрудненій, чтобы воспрепятствовать его желанію. Отецъ, довольно сумасбродно, сначала хотлъ отложить и выказалъ себя съ такой непріятной стороны Лопецу, настаивая на этомъ, что невста была принуждена заступиться за своего жениха. Такъ какъ уже это было ршено, то что же можно было выиграть отсрочкою? Это не могло доставить ему радости, и даже смотря на это съ той точки зрнія, какъ онъ смотрлъ, могъ ли онъ даже радоваться ея присутствію въ эти промежуточныя недли?

Лопецъ предложилъ увезти свою молодую жену въ Италію на зимніе мсяцы и остаться тамъ по-крайней-мр декабрь и январь, ссылаясь на то, что онъ долженъ вернуться въ Лондонъ въ начал февраля, и это было поводомъ для ускоренія брака.

Когда свадьба была ршена, Лопецъ вернулся въ Гэтерутскій замокъ, какъ условился съ герцогинею, и усплъ заинтересовать ея свтлость во всхъ отношеніяхъ. Она общала сдлать визитъ его жен въ Лондон и даже послала ей дорогой свадебный подарокъ.

— Вы знаете наврно, что у нея есть деньги? спросила герцогиня.

— Я наврно не знаю ничего, отвчалъ Лопецъ:— кром того, что не намренъ длать ни малйшаго вопроса по этому поводу. Если онъ ничего не скажетъ мн о деньгахъ, я конечно ничего не скажу ему. Вотъ что я чувствую, герцогиня: я женюсь на мисъ Вортонъ не изъ-за денегъ. Если деньги и есть, то он не имютъ къ этому никакого отношенія. Разумется, будетъ пріятно, если деньги есть.

Герцогиня поздравила его и сказала, что все это такъ и слдуетъ.

Относительно мста депутата отъ Сильвербриджа встртилось затрудненіе.. Отъздъ Грея въ Персію былъ отложенъ — герцогиня думала только на мсяцъ или шесть недль. Герцогъ однако полагалъ, что Грей не оставитъ своего мста, пока не будетъ назначенъ день его отъзда. Кром того, герцогъ не далъ общанія поддержать фаворита жены.

— Не имйте слишкомъ большихъ надеждъ, мистеръ Лопецъ, сказала герцогиня:— но будьте уврены, что я не забуду васъ.

Такимъ образомъ было ршено, чтобы свадьбу не отлагать и предполагаемой поздки въ Италію не оставлять изъ-за возможной ваканціи въ Сильвербридж. Ежели ваканція откроется во время его отсутствія и если герцогъ согласится, онъ можетъ вернуться тотчасъ. Все это случилось за дв недли до свадьбы.

Было много разныхъ маленькихъ обстоятельствъ, не способствовавшихъ полному счастію Эмиліи Вортонъ. Она написала своей кузин Мэри Вортонъ, а также и леди Вортонъ, а отецъ ея написалъ сер-Элореду, но обитатели Вортонскаго замка не изъявили своего одобренія. Старая мистрисъ Флечеръ была еще тамъ, но Джонъ Флечеръ вернулся въ Лонгбарнсъ. Упорство Вортона, вроятно, могло происходить отъ этихъ двухъ обстоятельствъ. Мистрисъ Флечеръ громко объявила, какъ только это извстіе до нея дошло, что она не желаетъ боле ни видть Эмилію Вортонъ, ни слышать о ней.

— Это должно быть двушка съ закоренло-пошлыми наклонностями, сказала мистрисъ Флечеръ.

Сер-Элоредъ, къ которому письмо Вортона было очень коротко, отвтилъ своему кузену такъ же коротко:

‘Любезный Эбель, мы вс надемся, что Эмилія будетъ счастлива, хотя разумется сожалемъ объ этомъ брак.’

Отецъ, хотя самъ не писалъ съ торжествомъ, или даже съ надеждой — какъ отцы имютъ привычку писать, когда отдаютъ дочерей замужъ — былъ оскорбленъ короткостью и холодностью отвта баронета, и въ эту минуту объявилъ себ, что никогда боле не подетъ въ Гертфордширъ.

Но на слдующій день разразился ударъ посильне короткихъ строкъ сер-Элореда. Эмилія, нисколько не сомнваясь, что на ея просьбу послдуетъ обычное скорое согласіе, пригласила Мэри Вортонъ провожать ее къ внцу. Надо полагать, что отвтъ былъ написанъ если не подъ диктовку, то по-крайней-мр подъ вдохновеніемъ мистрисъ Флечеръ. Онъ былъ слдующій:

‘Любезная Эмилія,

‘Разумется, мы вс желаемъ, чтобы вы были очень счастливы въ замужств, но также мы вс разочарованы. Мы привыкли думать, что вы еще тсне соединитесь съ нами, а не отдлитесь совершенно отъ насъ.

‘При подобныхъ обстоятельствахъ, мама думаетъ, что было бы неблагоразумно съ моей стороны хать въ Лондонъ провожать васъ къ внцу.

‘Ваша любящая кузина
‘Мэри Вортонъ.’

Это письмо разсердило бдную Эмилію на цлые два дня.

— Это и безразсудно, и зло, сказала она брату.

— Чего другого могла ты ожидать отъ чопорныхъ и исполненныхъ предразсудковъ провинціальныхъ невждъ?

— Мэри говоритъ неправду. Она не думала, что я тсне соединюсь съ ними, какъ она выражается. Я была вполн откровенна съ нею и всегда говорила, что не могу быть женою Артура Флечера.

— Съ какой стати теб выходить замужъ въ угожденіе имъ?

— Оттого, что они не знаютъ Фердинанда, они ршились оскорблять его. Это оскорбленіе — и ни разу не упомянувъ его имя! И отказаться пріхать на мою свадьбу! Свтъ обширенъ и мста довольно и для нихъ, и для насъ, но мн прискорбно-очень прискорбно — что я должна съ ними разойтись.

Тутъ слезы выступили на ея глазахъ. Безъ сомннія, разойтись хотли вполн, потому что никакого свадебнаго подарка не прислали изъ Вортонскаго замка невст. Но изъ Лонгбарнса — отъ самаго Джона Флечера — явился кофейникъ, который, несмотря на свою безполезность и некрасивость, былъ очень дорогъ Эмиліи.

Но былъ еще одинъ изъ ея гертфордширскихъ друзей, который получилъ извстіе о ея замужств не поссорившись съ нею. Она сама написала своему прежнему обожателю:

‘Любезный Артуръ,

‘Между нами было столько истинной дружбы и привязанности, что мн было бы непріятно, если бы вы услыхали отъ кого-нибудь кром меня, что я выхожу за мистера Лопеца. Мы будемъ внчаться ровно чрезъ мсяцъ — 28 ноября.

‘Преданная вамъ
‘Эмилія Вортонъ.’

На это она получила очень короткій отвтъ:

‘Любезная Эмилія,

‘Я таковъ, какъ былъ всегда.

‘Вашъ А. Ф.’

Онъ не послалъ ей подарка, не написалъ ничего кром этого, но въ свой гнвъ противъ гертфордширскихъ жителей она не включила Артура Флечера. Она перечитывала эту записочку разъ двадцать, плакала надъ нею, спрятала ее между своими самыми дорогими вещицами и говорила себ, что тысячу разъ жаль. Она могла говорить и говорила съ Фердинандомъ о Вортонахъ и о старой мистрисъ Флечеръ, и описывала ему высокомріе, чопорность и невжество гертфордширскихъ сквайровъ вообще, но никогда не говорила съ нимъ объ Артур Флечер, кром одного раза, когда, какъ вс двушки, разсказала своему обожателю о другомъ обожател, который любилъ ее.

Но эти вещи, разумется, придавали нкоторую меланхолію этому торжественному случаю, которую, можетъ быть, увеличивали время года, ноябрскіе туманы, пустота и вообще скука Лондона. Къ этому прибавилась меланхолія старика Вортона. Давъ свое согласіе на бракъ, онъ позволилъ себ нкоторую короткость съ своимъ будущимъ зятемъ, приглашалъ его обдать, разсуждалъ о предметахъ обще-интересныхъ, но въ сущности никогда не открывалъ ему своего сердца вполн. Да и какъ же можно открывать сердце тому, кого не любишь? Можно только сдлать видъ, будто открываешь сердце, но Вортонъ не длалъ даже этого. Очень скоро посл помолвки Лопецъ ухалъ въ Гэтерумъ. Его старанія получить мсто въ Парламент были извстны его будущей жен, но онъ не говорилъ ни слова объ этомъ ея отцу, и она, дйствуя по его инструкціямъ, также молчала.

— Онъ узнаетъ меня современемъ, говорилъ онъ ей: — и его обращеніе смягчится со мною. Но пока не наступитъ это время, я не могу ожидать, чтобы онъ искренно интересовался моимъ благосостояніемъ.

Когда Лопецъ ухалъ изъ Лондона, между нимъ и его отцомъ ни слова не было произнесено о деньгахъ. Вортонъ остался доволенъ этимъ молчаніемъ, не желая общать немедленно назначить дочери содержаніе и длая видъ, какъ будто желаетъ сказать, что такъ какъ его дочь сама постлала себ постель, то пусть и ложится на нее, какова бы она ни оказалась.

Это молчаніе очень было кстати для Фердинанда Лопеца въ то время. Сказать по правд, хотя онъ и не совсмъ былъ безъ денегъ, состоянія у него никакого не было. Онъ предпринималъ денежныя спекуляціи безъ капитала, и хотя иногда он удавались, но случалось, что и неудавались. Онъ усплъ присоединить свое имя къ именамъ извстныхъ богатыхъ торговцевъ и въ послдній годъ даже коротко сошелся съ весьма солиднымъ капиталистомъ, Мильсомъ Гепертономъ. Но сношенія его съ Секстусомъ Паркеромъ въ сущности были откровенне, чмъ съ Мильсомъ Гепертономъ, и въ настоящую минуту бдный Сексти Паркеръ безпрестанно переходилъ отъ торжества къ отчаянію, когда дла принимали тотъ или другой оборотъ.

Поэтому неудивительно, что Фердинандъ Лопецъ ничего не говорилъ старику о деньгахъ и вопросовъ никакихъ не длалъ. Онъ былъ вполн убжденъ, что у Вортона есть то богатство, которое предполагали у него, и полагался на свое умнье получить порядочную долю, какъ только сдлается зятемъ Вортона. Онъ находился въ такомъ положеніи, что разумется долженъ былъ рисковать.

Потомъ также въ его словахъ была доля правды, когда онъ сказалъ, что женится не на деньгахъ. Фердинандъ Лопецъ былъ нечестный и нехорошій человкъ. Онъ былъ пронырливый интригантъ, не умвшій отличить чести отъ безчестья. Но въ немъ по-крайней-мр было то хорошо, что онъ любилъ ту двушку, на которой хотлъ жениться. Онъ готовъ былъ обманывать всхъ, чтобы имть успхъ, разбогатть, сдлаться важнымъ и богатымъ человкомъ, но не желалъ обманывать ее. Теперь его честолюбіе состояло въ томъ, чтобы завладть ею и придумать, какъ научить ее помогать ему обманывать, особенно ея отца. Самъ онъ думалъ, что называемое обманомъ не есть безчестье. По моему мннію, въ борьб, которую такой человкъ какъ онъ долженъ былъ вести съ свтомъ, прежде чмъ проложить себ въ немъ путь, было что-то смлое, величественное, живописное и почти прекрасное. Онъ не вытаскивалъ вещей изъ чужого кармана, не игралъ фальшивыми картами, не подписывался подъ чужое имя. То, что онъ длалъ и желалъ длать, называлось у него спекуляціей.

Когда онъ уговаривалъ бднаго Сексти Паркера рискнуть всмъ, зная хорошо, что убждаетъ несчастнаго человка врить неправд и полагаться на ненадежное, онъ самъ не думалъ, что заходитъ за границы честныхъ предпріятій. Его женитьба, по его мннію, могла доставить ему богатство. Если бы онъ могъ сейчасъ получить долю своей жены въ деньгахъ адвоката, онъ не сомнвался, что быстро составитъ себ состояніе. Ему не годилось высказать желаніе получить эти деньги хоть однимъ днемъ ране надлежащаго времени, но когда наступитъ время, разв жена не поможетъ его блестящей карьер? Но прежде чмъ она будетъ въ состояніи это сдлать, ей надо растолковать, въ чемъ состоитъ эта карьера, и необходимость подобной помощи.

Разумется, поднялся вопросъ, гд они будутъ жить. Но у Лопеца готовъ былъ отвтъ. Онъ нанялъ квартиру въ нижнемъ этаж, въ Пимлико, или лучше сказать въ Бельгревіи. Онъ предложилъ нанять съ мебелью, пока они не осмотрятся и не выберутъ домъ по своему вкусу. Понравится ли ей жить въ нижнемъ этаж? Ей понравился бы съ нимъ и погребъ, такъ она и сказала ему. Они отправились взглянуть и старикъ Вортонъ согласился пойти съ ними. Хотя сердце его не лежало къ этому браку, онъ все-таки думалъ, что обязанъ заботиться объ удобствахъ дочери.

— Комнаты очень хорошія, сказалъ Вортонъ, осматривая довольно нарядную мебель.

— О! Фердинандъ, не слишкомъ ли это великолпно? спросила Эмилія.

— Можетъ быть, это слишкомъ великолпно для насъ теперь, сказалъ онъ.— Но я разскажу вамъ, серъ, какъ это случилось. Человкъ, котораго я знаю, захотлъ отдать ихъ въ наемъ на годъ и предложилъ мн ихъ за 450 фун.— если бы я могъ заплатить впередъ. Я и заплатилъ.

— Такъ вы ихъ взяли? спросилъ Вортонъ.

— Такъ это уже ршено? спросила Эмилія почти съ досадой.

— Я заплатилъ деньги, но это вовсе не ршено. Вамъ стоитъ только сказать, что он вамъ не нравятся, и васъ не попросятъ даже войти сюда.

— Мн он нравятся, шепнула она.

— Дло въ томъ, серъ, что нтъ ни малйшаго затрудненія передать ихъ. Когда мн встртился такой случай, я думалъ, что лучше воспользоваться имъ. Надо было это сдлать, такъ сказать, въ одинъ часъ. Другъ мой — насколько онъ можетъ быть моимъ другомъ, потому что я его не знаю — нуждался въ деньгахъ и долженъ былъ ухать. Вотъ комнаты и взяты, а Эмилія можетъ длать съ ними что хочетъ.

Разумется, комнаты считались съ этой минуты будущимъ жилищемъ на весь годъ мистера и мистрисъ Лопецъ.

Они обвнчались. Свадьба была вовсе не весела и главныя хлопоты пали на мистрисъ Роби. Мистрисъ Роби не только доставила завтракъ — или лучше сказать позаботилась, чтобы онъ былъ доставленъ, потому что, разумется, заплатилъ за завтракъ Вортонъ, но и четырехъ двицъ, которыя провожали невсту къ внцу. Внчались въ церкви въ Вирской улиц, оттуда отправились въ домъ на Манчестерскомъ сквер, а чрезъ два часа новобрачные были на дорог въ Дувръ. О деньгахъ не было сказано ни слова. Въ послднюю минуту — когда Лопецъ уже не опасался разспросовъ объ его длахъ — Лопецъ надялся, что старикъ скажетъ что-нибудь. ‘Вы найдете столько-то тысячъ у вашего банкира’, или ‘вы можете разсчитывать на столько-то сотенъ въ годъ’. Но ни одного слова сказано не было. Двушку выдали за него, не общавъ за ней ни одного шиллинга. Въ своихъ усиліяхъ взять ее за себя онъ имлъ успхъ. Когда думалъ объ этомъ въ вагон, онъ обнималъ жену рукою. Если ужь на то пойдетъ, онъ будетъ бороться съ свтомъ для нея. Но если этотъ старикъ окажется упрямъ, скупъ и отдастъ вс деньги сыну изъ-за этого брака — ахъ! какъ тогда перенести такую обиду?

Разъ десять во время этой поздки въ Дувръ ршался онъ не думать объ этомъ, по-крайней-мр, недли дв, а между тмъ, пріхавъ въ Дувръ, сказалъ-таки жен:

— Желалъ бы я знать, что твой отецъ намренъ длать съ деньгами. Онъ теб не говорилъ?

— Ни слова.

— Очень странно, что онъ не сказалъ ничего.

— А разв это не хорошо?

— Вовсе нтъ. Но, разумется, я долженъ говорить съ тобою обо всемъ, а это странно.

Глава XXV.
Начало медового мсяца.

Утромъ, въ день свадьбы, прежде чмъ похалъ въ церковь, Лопецъ принялъ нсколько намреній относительно своего будущаго поведенія. Во-первыхъ, онъ хотлъ дв недли посл свадьбы не думать о деньгахъ. Онъ сдлалъ нкоторыя распоряженія, которыя заставили Секстуса Паркера вытаращить глаза отъ изумленія и облиться потомъ отъ испуга, но которыя однако окончились успшно. Векселя были даны до февраля, наличныя деньги явились и спокойствіе относительно денегъ было упрочено на весьма короткій періодъ.

Увренность, которую Секстусъ Паркеръ когда-то чувствовалъ въ рессурсы своего друга, нсколько убавилась, но онъ все еще врилъ искуству и геніальности своего пріятеля, и посл надлежащихъ справокъ вполн сталъ врить въ тестя своего пріятеля. Секстусъ Паркеръ все думалъ, что дло обойдется. Фердинандъ — Паркеръ теперь называлъ своего пріятеля просто по имени — Фердинандъ былъ чудно, изумительно самоувренъ, и Сексти, которымъ въ нкоторой степени управлялъ Фердинандъ, также былъ самоувренъ — въ нкоторые часы. Онъ былъ очень самоувренъ, когда выпивалъ дв-три рюмки хересу за завтракомъ и выкуривалъ сигару съ грогомъ по вечерамъ. Но бывали часы по утрамъ, когда онъ трясся отъ страха и обливался потомъ отъ испуга.

Но самъ Лопецъ, съ помощью друга удобно устроивъ свои дла мсяца на два, сначала общалъ себ двухнедльную свободу отъ всякихъ заботъ. Второе его намреніе состояло въ томъ, что въ конц двухъ недль онъ начнетъ дйствовать на Вортона.

До послдней минуты онъ надялся — почти ожидалъ — что ему вручатъ какую-нибудь сумму. Даже тысячи дв пока были бы ему очень полезны — но не сказано было ни одного слова. Разумется, такъ не могло продолжаться. Онъ не имлъ намренія разыгрывать роль труса съ своимъ тестемъ. А третье намреніе относилось къ жен. Ее надо пріучить къ его образу дйствій. Ее надо научить смотрть на свтъ его глазами. Ее надо научить понимать важность денегъ — не въ жадномъ, скряжническомъ, прозаическомъ дух, но чтобы она могла участвовать въ томъ его чувств, въ которомъ было столько величественнаго, столько восхитительнаго, столько живописнаго. Онъ не станетъ приглашать ее скупиться — даже экономничать. Онъ будетъ тщеславиться, видя ее хорошо одтою, въ ея собственныхъ брильянтахъ и разъзжающую въ карет. Но ее надо научить тому, что наслажденіе этими вещами должно быть основано на убжденіи, что самая важная цль въ жизни — пріобртеніе денегъ. А прежде всего ее надо заставить понять, что она иметъ право по-крайней-мр на половину состоянія отца. Онъ примтилъ, что она иметъ большое вліяніе на отца, и ее надо научить пользоватся этимъ вліяніемъ въ пользу мужа.

Мы уже видли, что подъ вліяніемъ своихъ мыслей онъ уже нарушилъ свое первое намреніе часа чрезъ два посл свадьбы. Человку легко говорить, что онъ прогонитъ заботы и будетъ наслаждаться вполн радостями минуты. Но такою властью одарены только дикари — или, можетъ быть, ирландцы. Мы научились этому уроку отъ святыхъ отцовъ, философовъ и поэтовъ: post equitem sedet atra cura {Позади всадника сидитъ суровая забота. (Изъ Горація).}. Такимъ образомъ Фердинандъ Лопецъ возымлъ о себ высокое мнніе, потому что одержалъ побду относительно своего брака, и дйствительно чувствовалъ, что свтъ не можетъ доставить ему такихъ высокихъ наслажденіи, какъ сидть возл своей жены и сознавать, что она принадлежитъ ему. Но суровая забота сидла на его плечахъ. Что съ нимъ будетъ, когда въ конц трехъ мсяцевъ Вортонъ не захочетъ ничего сдлать для него, и если одна спекуляція, въ которую онъ втянулъ Сексти Паркера, окажется неудачной? Онъ врилъ въ эту спекуляцію, врилъ въ Вортона, но ужасно находить, что все состояніе зависитъ отъ несговорчиваго тестя или возвышенія въ цн гуана. Потомъ какъ онъ сойдется съ женою, если и тесть, и гуано окажутся противъ него, и какъ она будетъ переносить свою бдность?

Суровая забота принудила его сдлать вопросъ даже прежде, чмъ они дохали до Дувра. ‘Разв это не хорошо?’ спросила она. Тогда на время онъ отогналъ отъ себя заботы и объявилъ, что никакіе денежные вопросы не могутъ составлять для него большой важности — и этимъ сдлалъ свою будущую задачу еще трудне.

Посл этого онъ ничего не говорилъ съ нею въ первый день свадьбы, но не могъ помшать себ думать объ этомъ. Если бы онъ даже раззорился не имя жены, какая была бы бда? Сколько лтъ сряду занимался онъ все этимъ самымъ дломъ — но пока онъ не былъ женатъ, въ самой опасности было какое-то очарованіе. Когда онъ былъ холостъ, ему удавалось, правда, онъ бывалъ иногда совсмъ безъ денегъ, но все-таки жить могъ. Теперь онъ взялъ на себя ношу, тяжесть которой чрезвычайно увеличилась отъ самой силы его любви. А не думать объ этомъ было невозможно. Разумется, жена должна помогать ему. Разумется, ее надо научить, какъ это необходимо, чтобы она тотчасъ начала помогать ему.

— Не безпокоитъ ли тебя что-нибудь? спросила Эмилія.

Она сидла, прижавшись къ нему, посл обда въ дуврской гостиниц.

— Что можетъ меня безпокоить въ такой день?

— Если есть что, скажи мн, то-есть не теперь, именно въ эту минуту — если ты не желаешь. Каковы бы ни были твои заботы, для меня будетъ величайшимъ счастіемъ и первой обязанностью уменьшить ихъ, если могу.

Это общаніе было хорошо. Оно было направлено куда слдуетъ. Оно показало ему, что она по-крайней-мр приготовилась принять долю въ соединенныхъ трудахъ ихъ жизни. Но все-таки ее надо избавить отъ этого въ эту минуту.

— Когда будутъ заботы, теб скажется все, сказалъ онъ, прижимая губы къ ея лбу:— но теперь ничего не должно безпокоить тебя.

Онъ улыбнулся, говоря это, но въ тон его голоса было что-то такое, сказавшее ей, что заботы будутъ.

Въ Париж онъ получилъ письмо отъ Паркера, которому онъ былъ принужденъ оставить адресъ, но съ общаніемъ, что Сексти будетъ писать ему только при самыхъ настоятельныхъ обстоятельствахъ. Обстоятельства не были настоятельны. Въ письм заключался только одинъ важный параграфъ, и то Лопецъ приписывалъ его трусости своего союзника.

‘Пожалуста помните, что я не могу и не хочу уладить дло о векселяхъ, по которымъ надо платить 1500 ф. с. 3 февраля.’

Вотъ въ чемъ состоялъ параграфъ. Кто просилъ его улаживать дло по этимъ векселямъ? А между тмъ Лопецъ очень хорошо зналъ, что онъ имлъ намреніе заставить бднаго Сексти ‘уладить’ въ случа, если ему неудастся устроиться съ Вортономъ.

Наконецъ онъ не имлъ никакой возможности пропустить дв недли, не начиная уроковъ, которымъ должна была научиться его жена. А относительно перваго намренія — прогнать заботы на время изъ своей головы — онъ уже давно отказался отъ этой попытки. Ему было необходимо выманить у своего тестя значительную сумму денегъ, по-крайней-мр, до конца января, и одна недля и даже день могли быть очень важны.

Они похали на югъ изъ Парижа и въ конц первой недли прохали Симплонъ и остановились въ хорошенькой гостиниц на берегу Комо. Все въ ихъ путешествіи было восхитительно для Эмиліи. Этотъ человкъ, котораго въ сущности она знала такъ мало, имлъ нкоторыя пріятныя дарованія — онъ былъ уменъ, имлъ хорошій характеръ, обладалъ пріятнымъ голосомъ, обращеніемъ и наружностью — что до сихъ поръ удовлетворяло ее. Мужъ, который также и любовникъ, долженъ быть восхитителенъ для новобрачной. И до сихъ поръ ни одинъ любовникъ не могъ быть нжне Лопеца. Каждое его слово и каждый поступокъ, каждый взглядъ и каждое прикосновеніе выражали любовь.

Если бы Эмилія боле знала свтъ, она можетъ быть почувствовала бы, что тамъ, гд столько дается, и ожидается что-нибудь. Можетъ быть, боле суровое обращеніе, нкоторый оттнокъ супружеской власти были бы боле безопаснымъ началомъ брачной жизни — боле безопаснымъ для жены, какъ начало, положенное мужемъ. Артуръ Флечеръ въ это время попросилъ бы жену принести ему туфли, безконечно гордясь исполненіемъ маленькихъ просьбъ такою милой услужницей. Но теперь обожаніе Фердинанда Лопеца было очень пріятно для Эмиліи.

Но настала минута для перваго урока.

— Твой отецъ не писалъ теб посл нашего отъзда? спросилъ онъ.

— Ни строки. Онъ не зналъ нашего адреса. Онъ не любитъ писать письма. Я писала ему изъ Парижа, а вчера набросала нсколько словъ Эверету.

— Очень странно, что твой отецъ не пишетъ ко мн.

— А ты ожидалъ, что онъ будетъ писать?

— Сказать по правд, ожидалъ. Я не сталъ бы ожидать, если бы онъ говорилъ со мною объ одномъ предмет. Но такъ какъ объ этомъ предмет онъ не раскрывалъ со мною рта, я почти думалъ, что онъ напишетъ.

— Ты говоришь о деньгахъ? спросила она очень тихимъ голосомъ.

— Да, я говорю о деньгахъ. Все до сихъ поръ такъ странно шло между нами. Садись, душа моя, намъ надо начать настоящій супружескій разговоръ.

— Скажи мн все, отвчала она, прижавшись къ нему.

— Ты знаешь, какъ все шло сначала между нами. Онъ отказалъ мн запальчиво — я хочу сказать, прямо мн въ глаза. Но онъ основывалъ свое возраженіе только на моей національности — національности и крови. А о моемъ положеніи въ свт, состояніи или доход онъ не спросилъ ни слова. Это было странно.

— Онъ врно зналъ.

— Онъ не могъ знать, моя дорогая. Но не мн было навязывать ему этотъ разговоръ. Ты сама понимаешь это.

— Я уврена, что ты во всемъ поступаешь справедливо, Фердинандъ.

— Онъ неоспоримо богатый человкъ, въ которомъ можно предположить и возможность, и желаніе дать своей единственной дочери значительное состояніе. Но я, конечно, и не помышлялъ жениться на деньгахъ.

Тутъ она приложилась своимъ лицомъ къ его рук.

— Я чувствовалъ, что не мое дло говорить о деньгахъ. Если онъ хотлъ молчать, то и я могъ. Спроси онъ меня, я сказалъ бы, что у меня никакого состоянія нтъ, но что я пріобртаю большой, хотя ненадежный доходъ. Тогда онъ долженъ былъ бы объявить, что онъ намренъ длать. Это, я думаю, было бы предпочтительне. Теперь же мы вс въ сомнніи. Въ моемъ положеніи для меня было бы очень важно знать, что твой отецъ намренъ сдлать.

— А ты не спросишь его?

— Мн кажется, что между нимъ и тобою всегда существовало полное довріе.

— Конечно, во всемъ нашемъ образ жизни. Но о деньгахъ онъ никогда не говорилъ со мною ни слова.

— А между тмъ, душа моя, деньги очень важная вещь.

— Разумется, я это знаю, Фердинандъ.

— Не спросишь ли ты?

Она не отвтила ему, а задумалась. Онъ также помолчалъ, прежде чмъ продолжалъ урокъ. Но для того, чтобы этотъ урокъ оказался дйствителенъ, онъ долженъ даже на этомъ первомъ урок сказать ей какъ можно больше.

— Сказать теб во правд, для меня это очень важно теперь — гораздо важне, чмъ я думалъ, когда мы назначили день нашей свадьбы.

Душа ея дрогнула при этихъ словахъ, хотя она очень заботилась о томъ, чтобы онъ не замтилъ этого движенія.

— Мои дла ненадежны.

— Въ чемъ состоятъ твои дла, Фердинандъ?

Бдная женщина! какъ же это ее допустили выйти за этого человка, и посл свадьбы длать такой вопросъ!

— Коммерческія. Я продаю и покупаю, по соображенію. Свтъ стыдится новыхъ словъ и еще не далъ этому названія. Я теперь занимаюсь южно-американскою торговлей.

Она слушала, но ничего не могла понять изъ его словъ.

— Когда мы сдлались женихомъ и невстой, все улыбалось мн.

— Зачмъ ты не сказалъ мн этого прежде, чтобы мы были осторожне?

— Такая осторожность была бы для меня противна. Я и теперь не сказалъ бы теб ничего, но посл нашего отъзда изъ Англіи я получилъ письмо отъ моего товарища. Наши дла иногда сбиваются. Для меня было бы очень полезно узнать о намреніяхъ твоего отца.

— Ты желаешь, чтобы онъ тотчасъ далъ теб денегъ?

— Такъ длается всегда, душа моя, если хотятъ дать денегъ. Но я желаю, чтобы ты спросила его, что онъ самъ сдлать намревается. Онъ уже знаетъ, что я взялъ для тебя квартиру, заплатилъ за нее, онъ знаетъ… но въ это нечего входить.

— Скажи мн все.

— Онъ знаетъ, что предстоятъ большія издержки. Разумется, будь онъ бденъ, нечего было бы и говорить. Я по совсти могу сказать, что не имй онъ ни копейки, это не составило бы разницы для моего намренія имть тебя женою. Но это сдлало бы разницу для нашихъ послдующихъ плановъ. Онъ человкъ понимающій свтъ и долженъ знать объ этомъ. Я увренъ, онъ долженъ чувствовать, что надо сдлать кое-что для тебя и меня, какъ твоего мужа. Но у него такой странный характеръ, и такъ какъ я самъ съ нимъ не говорилъ, то и онъ молчитъ. Теперь, моя дорогая, мы не можемъ съ тобою ждать, кто дольше промолчитъ.

— Чего ты желаешь отъ меня?

— Чтобы ты написала къ нему.

— И попросила денегъ?

— Не совсмъ такъ. Мн кажется, теб надо сказать, что намъ было бы пріятно узнать о его намреніяхъ, и упомянуть, что деньги теперь были бы очень кстати для меня.

— Не лучше ли теб самому? Я только спрашиваю, Фердинандъ. Я никогда не говорила съ нимъ о деньгахъ, и разумется, онъ догадается, что ты продиктовалъ мн мои слова.

— Безъ всякаго сомннія. Это очень естественно съ моей стороны. Я надюсь, что настанетъ время, когда я самъ буду писать совершенно свободно твоему отцу, но до-сихъ-поръ онъ едва былъ вжливъ ко мн. Я желаю, чтобы написала ты — если теб все-равно. Напиши письмо сама и покажи мн. Если тамъ будутъ выраженія слишкомъ сильныя или слишкомъ слабыя, я скажу теб.

Такимъ образомъ былъ данъ первый урокъ. Бдной молодой жен этотъ урокъ вовсе не понравился. Хотя въ глубин души она не винила своего мужа, однако начинала понимать, что жизнь, предстоявшая ей, не будетъ усыпана розами. Первыя слова, сказанныя ей въ вагон, до прізда въ Дувръ, дали ей это понять. Она тотчасъ почувствовала, что будутъ хлопоты на счетъ денегъ. А теперь она еще не совсмъ поняла, въ чемъ именно будутъ состоять эти хлопоты, и хотя не поняла ничего изъ намековъ мужа о южно-американской торговл, хотя оставалась въ прежнемъ невдніи относительно его длъ, все-таки чувствовала, что хлопоты наступятъ скоро. Но ни минуты не казалось ей, что мужъ поступаетъ несправедливо, вовлекая ее въ эти хлопоты. Они любили другъ друга, и каковы бы ни были хлопоты, ему и ей слдовало сдлаться мужемъ и женою. Въ душ ея не было искры гнва противъ него, но она была несчастна.

Онъ попросилъ ее написать письмо почти тотчасъ посл вышеприведеннаго разговора и, разумется, письмо было написано — написано и переписано, потому что параграфъ о деньгахъ былъ составленъ по его словамъ. Она не могла сдлать остальное въ письм пріятнымъ. Все письмо отзывалось просьбою о деньгахъ. Но читателю надо только взглянуть на то мсто, въ которомъ Фердинандъ Лопецъ изъявлялъ свою просьбу — рукою жены.

‘Фердинандъ говорилъ со мною о моемъ состояніи.’

Какъ было ей непріятно писать эти слова: ‘мое состояніе’!

— Но у меня состоянія нтъ, сказала она.

Онъ однако настойчиво объяснялъ, что она иметъ право употребить это выраженіе, основываясь на несомннномъ богатств отца. Такимъ образомъ съ ноющимъ сердцемъ она написала эти слова:

‘Фердинандъ говорилъ со мною о моемъ состояніи. Разумется, я сказала ему, что у меня нтъ ничего, а такъ какъ онъ никогда не говорилъ мн о деньгахъ до нашей свадьбы, то я и не спрашивала о нихъ. Онъ говоритъ, что для него было бы очень полезно узнать о вашихъ намреніяхъ, онъ также надется, не позволите ли вы ему получить отъ васъ хотя нкоторую часть теперь. Онъ говоритъ, что 3000 ф. с. были бы очень полезны для его длъ.’

Вотъ каковъ былъ параграфъ и написать его для нея было такъ непріятно, что она едва принудила себя начертить эти слова. Ей казалось, что будто она воспользовалась первою минутою свободы для того, чтобы поступить дерзко съ отцомъ.

— Это его собственная вина, моя милочка, сказалъ ей мужъ:— я чрезвычайно уважаю твоего отца, но онъ взялъ привычку скрывать вс свои дла отъ своихъ дтей, и разумется, если они вступаютъ въ свтъ, то эту скрытность слдуетъ нсколько нарушить. То же самое длается между нимъ и Эверетомъ, только Эверетъ гораздо грубе съ нимъ, чмъ ты позволишь себ. Онъ не даетъ возможности Эверету узнать, богатъ онъ или бденъ.

— Онъ даетъ ему содержаніе.

— Потому что иначе не можетъ поступить. Теб онъ не положилъ даже содержанія, потому что можетъ такъ поступать. Я предоставилъ все ему, а онъ не сдлалъ ничего. Но это не хорошо, и ему надо сказать объ этомъ. Не думаю, чтобы ему можно было сказать въ боле почтительныхъ выраженіяхъ.

Эмиліи не нравилась мысль говорить отцу что бы то ни было непріятное для него, но просьбы мужа были для нея въ начал супружеской жизни повелительными приказаніями.

Глава XXVI.
Конецъ медового мсяца.

Мистрисъ Лопецъ просила отца адресовать отвтъ до Флоренцію, гд — какъ она объяснила ему — они надялись быть чрезъ дв недли по отправленіи письма. Къ озеру они пріхали въ конц ноября, когда погода была еще хорошая, но намревались провести зимніе мсяцы, декабрь и январь, въ теплыхъ городахъ.

Эти дв промежуточныя недли были для Эмиліи періодомъ мучительныхъ ожиданіи. Она боялась увидать почеркъ отца, будучи почти уврена, что онъ страшно разсердился на нее. Въ это время мужъ часто говорилъ съ нею о письм — о ея письм и ожидаемомъ отвт отца. Ей необходимо было выучить урокъ, а этого можно было достигнуть только тмъ, чтобы сдлать слово ‘деньги’ знакомымъ ея слуху. Въ планы его не входило говорить ей о способахъ, посредствомъ которыхъ онъ надялся сдлаться богатымъ человкомъ. Чмъ меае она будетъ знать объ этомъ, тмъ лучше. Но то обстоятельство, что ея отецъ непремнно обязанъ дать ему большую сумму, какъ часть ея состоянія, слдовало непремнно сдлать яснымъ для нея. Онъ очень желалъ сдлать это такимъ образомъ, чтобы она не подумала, будто онъ обвиняетъ ее — или обвинитъ, если деньги не будутъ даны. Но она должна узнать это обстоятельство, должна быть пропитана убжденіемъ. что съ мужемъ ея будетъ поступлено до крайности дурно, если деньги не будутъ даны.

— Я нсколько тревожусь на счетъ этого, сказалъ онъ, намекая на ожидаемое письмо: — не столько относительно денегъ, хотя это очень важно, но относительно поведенія его. Если онъ думаетъ просто оставить насъ безъ вниманія посл нашего брака, онъ поступитъ очень дурно.

Эмилія ничего не могла отвтить на это. Она не могла защищать отца, потому что, сдлавъ это, она оскорбитъ мужа. А между тмъ довріе къ отцу, которое она питала всю жизнь, не могло позволить ей считать возможнымъ, что онъ дурно поступитъ съ ними.

По прізд во Флоренцію, Лопецъ тотчасъ отправился въ почтовую контору, но письма еще не было. Но дв недли, о которыхъ упоминалось въ письм, только что прошли. Каждый день супруги осматривали зданія, глядли на картины, любовались мраморомъ и бронзой, здили въ хорошенькія деревеньки, пріютившіяся на горахъ вокругъ города — словомъ, поступали въ этомъ отношеніи именно такъ, какъ вс новобрачные, посвящающіе часть медового мсяца Флоренціи, во во всхъ ихъ странствованіяхъ, во всхъ удовольствіяхъ, суровая забота сидла не только за нимъ, но и за нею. Тяжелая забота жизни уже начинала проводить линіи на ея лиц. Она уже сидла нахмуривъ брови, думая о наступающихъ заботахъ. Отецъ ея непремнно откажетъ и тогда не будетъ ли мужъ ея мене любить ее и не такъ ласково обращаться съ нею?

Каждый день цлую недлю ходилъ онъ въ почтовую контору, а все письма не было.

— Не можетъ быть, наконецъ сказалъ онъ ей:— чтобы онъ совсмъ не отвтилъ на письмо своей дочери.

— Можетъ быть, онъ боленъ, отвтила она.

— Если бы это было, Эверетъ написалъ бы намъ.

— Можетъ быть, онъ вернулся въ Гертфордширъ.

— Разумется, письмо отправлено ему туда. Признаюсь, я нахожу очень страннымъ, что онъ не пишетъ. Точно будто онъ ршился совсмъ отказаться отъ тебя, потому что ты вышла замужъ противъ его желанія.

— Нтъ, Фердинандъ — не говори этого.

— Ну, мы увидимъ.

На слдующій день они увидали. Лопецъ ходилъ въ контору до завтрака и вернулся съ письмомъ. Эмилія ждала это съ книгою на колняхъ и тотчасъ увидала письмо.

— Отъ папаши? спросила она.

Онъ кивнулъ головою и подалъ ей письмо.

— Распечатай и прочти, Фердинандъ. Я такъ тревожусь, что не могу сдлать этого сама. Мн это кажется такъ важно.

— Да — это важно, сказалъ онъ съ угрюмою улыбкой и распечатывая письмо.

Она пристально наблюдала за его лицомъ, пока онъ читалъ, и сначала ничего не могла разобрать. Въ эту минуту ей въ первый разъ пришло въ голову, что онъ уметъ удивительно владть своими чертами. Все это однако продолжалось полминуты. Потомъ онъ положилъ письмо между чайными чашками и, подойдя къ жен, схватилъ ее въ объятія и н сколько разъ поцловалъ, такъ что ей почти сдлалось больно отъ силы его поцлуевъ.

— Ласково пишетъ онъ? спросила она, какъ только успла перевести духъ.

— Признаюсь, я совсмъ этого не думалъ. Дорогая моя, какъ я теб обязанъ за вс хлопоты, которыя надлалъ теб!

— О, Фердинандъ! если онъ былъ добръ къ теб, то я буду такъ счастлива!

— Онъ былъ ужасно добръ. Ха-ха-ха!

Потомъ онъ началъ ходить по комнат и хохоталъ самымъ неестественнымъ образомъ.

— Честное слово, жаль, зачмъ мы не назначили четыре или пять тысячъ. Кто бы могъ думать, что онъ исполнитъ мое желаніе буквально? Это гораздо лучше, чмъ я ожидалъ, вотъ все, что я могу сказать. И въ настоящую минуту это чрезвычайно важно для меня.

Все это заняло не боле двухъ минутъ. Эмилія была такъ ошеломлена обращеніемъ мужа, что почти вообразила, будто выраженіе его восторга было ироническое. Онъ такъ не походилъ на себя, что она почти сомнвалась въ дйствительности своей радости. Но когда она взяла письмо и прочла, она увидала, что его радость была довольно чистосердечна. Письмо было очень коротко и состояло въ слдующемъ:

‘Любезная Эмилія,

‘То, что ты мн написала по порученію твоего мужа о деньгахъ, я нахожу по нкоторомъ размышленіи довольно справедливымъ. Мн кажется, ему надо было поговорить со мною до брака, но опять, можетъ быть, мн бы самому слдовало съ нимъ поговорить. Я охотно дамъ ему сумму, которую онъ желаетъ имть, и заплачу 3000 ф. с., если онъ мн скажетъ, куда я долженъ ихъ послать. Посл этого я буду считать, что исполнилъ въ отношеніи его мою обязанность. А относительно того, что я намренъ длать съ остальными деньгами, которыя могутъ быть у меня, я не думаю, чтобы онъ имлъ право спрашивать меня.

‘Эверетъ выздоровлъ и по прежнему не длаетъ ничего. Твоя тетка Роби дурачитъ себя въ Гераугет. Я не получалъ никакихъ извстій изъ Гертфордшира. Здсь все спокойно и уединенно.

‘Твой любящій отецъ
‘Э. Вортонъ’

Такъ какъ онъ обдалъ въ Эльдон каждый день посл отъзда дочери и игралъ въ вистъ двнадцать роберовъ каждый день, онъ не имлъ права жаловаться на уединеніе въ Лондон.

Эмиліи письмо показалось очень холодно, и если бы мужъ ея не обрадовался до такой степени, то она сочла бы письмо неудовлетворительнымъ. Конечно, 3000 ф. с. даны будутъ, но на сколько она понимала слова отца, въ этомъ будетъ заключаться все ея состояніе. Она никогда ничего не знала о намреніяхъ и состояніи отца, но предполагала, что состояніе ея будетъ больше этого. Она какъ-то слышала, что Артуръ Флечеръ вмст съ ея рукой получилъ бы большую сумму, если бы она ршилась выйти за человка, который нравился ея роднымъ. Теперь же, узнавъ, что мужъ ея такъ нуждается въ деньгахъ, она пришла въ смятеніе отъ отцовской скупости.

Но Лопецъ былъ вн себя отъ радости, до такой степени даже, что потерялъ то самообладаніе, которое было свойственно ему. Онъ радовался за завтракомъ, разговаривалъ — не упоминая именно объ этихъ 3000 ф.— какъ будто распоряжался почти неограниченными средствами. Онъ взялъ экипажъ, повезъ жену и накупилъ ей подарковъ — все такихъ, которые они прежде ршили не покупать изъ-за дороговизны.

— Пожалуста не трать денегъ на меня, сказала она ему.— Для меня очень пріятно получать отъ тебя подарки, но еще пріятне было бы думать, что я могу избавить тебя отъ издержекъ.

Но онъ находился въ такомъ расположеніи духа, что съ нимъ спорить было нельзя.

— Ты не понимаешь, сказалъ онъ.— Я не желаю быть избавленъ отъ такихъ маленькихъ тратъ. По обстоятельствамъ деньги твоего отца очень для меня важны въ настоящую минуту, но онъ послушался бича и согласился, деньги будутъ, и этимъ заботамъ конецъ. Теперь мы можемъ наслаждаться. Конечно, скоро явятся другія заботы.

Ей не совсмъ было пріятно слышать, что ея ‘отецъ послушался бича’, но она желала думать, что это фраза обыкновенная у мужчинъ и что длать имъ замчанія по этому поводу было бы жеманствомъ. Въ радости ея мужа было что-то непріятное для нея. Неужели такая небольшая сумма, какая теперь досталась ему въ руки, всегда будетъ дйствовать на него такимъ образомъ? Не малодушно ли было это, или по-крайней-мр не лишено ли достоинства? Она старалась примириться съ этимъ и прилаживалась къ его веселости какъ могла.

— Не написать ли мн отцу и поблагодарить его? сказала она въ этотъ вечеръ.

— Я думалъ объ этомъ, сказалъ онъ.— Ты можешь написать, если хочешь, и разумется напишешь. Но я также буду писать, и мн лучше написать прежде тебя. Такъ какъ онъ оказался сговорчивъ, то я полагаю, мн надо поступить вжливо. То, что онъ говоритъ объ остальныхъ деньгахъ, разумется, нелпость. Я спрашивать его не стану, но безъ сомннія чрезъ нсколько времени онъ сдлаетъ какое-нибудь распоряженіе.

Все касавшееся дла оскорбляло Эмилію боле или мене. Она теперь примтила, что мужъ ея считаетъ эти три тысячи только первою уплатою того, что онъ можетъ получить, и что его радость происходитъ только отъ перваго успха. Потомъ онъ ей въ глаза назвалъ нелпыми слова ея отца. Сначала она хотла защищать отца, но пока еще не могла ршиться оспорить слова мужа даже но этому поводу.

Онъ написалъ Вортону, но при этомъ бросилъ свои легкомысленныя выраженія, которыя такъ были непріятны его жен. Онъ понималъ вполн, что письмо это можетъ имть для него важныя послдствія, и употребилъ на это большія усилія. Самою главною заботой его жизни должно быть теперь вкраться въ милость къ этому старику, такъ чтобы посл смерти старика онъ могъ получить по-крайней-мр половину его денегъ. Онъ долженъ позаботиться о томъ, чтобы между его женой и ея отцомъ не было такого охлажденія, которое заставило бы отца подумать, что сынъ его долженъ пользоваться преимуществами первородства или мужского пола. А если можно было бы устроить такъ, что дочь сдлается любимицею отца, то и это будетъ хорошо. Онъ очень старательно сочинилъ письмо, которое состояло въ слдующемъ:

‘Любезный мистеръ Вортонъ,

‘Я не могу не поблагодарить васъ за вашъ великодушный отвтъ въ письм къ Эмиліи на мою просьбу. Во-первыхъ, позвольте мн уврить васъ, что если бы вы до нашей свадьбы спросили меня о моихъ денежныхъ длахъ, я разсказалъ бы вамъ все очень подробно, но такъ какъ вы этого не сдлали, я думалъ, что съ моей стороны будетъ слишкомъ смло самому о томъ заговорить. Писать объ этомъ въ письм заняло бы слишкомъ много мста, но когда вамъ будетъ угодно спросить меня объ этомъ, я разскажу вамъ все чистосердечно.

‘Я занимаюсь такими длами, которыя иногда требуютъ значительныхъ суммъ. Посл нашей свадьбы мн понадобились деньги для того, чтобы избавиться отъ необходимости пожертвовать грузомъ гуана, который очень поднимется въ цн чрезъ три мсяца, а иначе долженъ быть проданъ по цн сравнительно низкой. Ваша доброта спасла меня отъ этого затрудненія.

‘Разумется, въ длахъ, которыми я занимаюсь, врнаго ничего нтъ, но я каждый день стараюсь это отстранить и надюсь въ скоромъ времени ввести ихъ въ боле постоянную колею, которая боле прилична человку женатому. Если я попрошу васъ помочь мн въ этомъ, можетъ быть, вы неоткажете, если мн удастся разъяснить вамъ все. Пока я искренно благодарю васъ за то, что вы сдлали. Я прошу васъ передать 3000 ф. с., общанныя вами по доброт вашей ко мн, Гёнки и Сыновьямъ, въ Ломбардской улиц. Это не постоянные мои банкиры, но у меня есть тамъ счетъ.

‘Мы странствуемъ и наслаждаемся самымъ романическимъ образомъ. Эмиліи иногда кажется, что она отказалась бы отъ всякихъ длъ, Лондона и всякихъ подлунныхъ заботъ, и поселилась на всю жизнь подъ итальянскимъ небомъ. Но мысль эта не долго преобладаетъ въ ней. Уже начинаютъ показываться признаки тоски по Манчестерскомъ сквер.

‘Всегда преданный вамъ
‘Фердинандъ Лопецъ.’

На это письмо Лопецъ не получилъ отвта — и не ожидалъ. Эмилія писала отцу и получила отъ него нсколько писемъ не очень длинныхъ и не очень интересныхъ. Ни въ одномъ однако о деньгахъ не упоминалось ни слова. Но въ начал января Лопецъ получилъ самое убдительное, почти можно сказать отчаянное письмо отъ своего пріятеля Паркера. Письмо состояло въ томъ, что Паркеръ тотчасъ долженъ продать ожидаемый грузъ гуана — за что бы то ни было — если онъ не получитъ тхъ денегъ, которыя должны быть заплачены въ феврал и которыя онъ, Паркеръ, долженъ будетъ заплатить, если Фердинандъ Лопецъ самъ не уплатитъ по обязательству. Отвтъ Паркеру мы представляемъ читателю.

‘Моему милому, старому, ужасно глупому и нелпо нетерпливому другу.

‘Вы вчно терзаетесь безъ малйшаго повода. У Гёнки лежитъ моихъ денегъ больше, нежели нужно для этого. Почему вы не можете положиться на этого человка? Если вы не врите моимъ словамъ, то можете сходить къ Мильсу Гепертону и спросить его. Но помните, что мн будетъ очень непріятно, если вы сдлаете это — и что такія справки могутъ принести мн вредъ. Впрочемъ, если вы не врите мн, подите и спросите. Во всякомъ случа оставьте гуано въ поко. Каждый изъ насъ потеряетъ боле тысячи ф. с., если вы не послушаетесь меня. Ей-Богу, нельзя жениться и ухать изъ Лондона на день, если имешь дло съ такимъ трусомъ, какъ вы. Я думаю вернуться недли за дв раньше назначеннаго мною срока, чтобы вы и другіе кое-кто не подумали, что я улетучился совсмъ.

‘Безъ малйшей нершимости говорю, что въ торговл боле понесено потерь отъ трусости, чмъ отъ неблагоразумія и неосторожной траты денегъ. Волосы становятся дыбомъ, когда вы говорите о продаж гуана въ декабр, потому что по векселямъ надо платить въ феврал. Ободритесь, мой милый, осмотритесь вокругъ и примтьте, что длаютъ люди съ большимъ мужествомъ.

‘Всегда вамъ преданный
‘Фердинандъ Лопецъ.’

Это единственныя письма нашихъ новобрачныхъ съ ихъ друзьями на родин, которыми я долженъ безпокоить читателя. И о медовомъ мсяц боле мн нечего разсказывать. Если это время не было для Эмиліи исполнено радостей безъ примси — а мы должны этого бояться — то надо помнить, что обитатели сей юдоли слезъ не пользуются никогда радостямя безъ примси даже въ первые два мсяца посл брака.

Въ первыхъ числахъ февраля пріхали они въ свою квартиру въ Пимлико, и Эмилія Лопецъ поселилась въ своемъ новомъ дом съ сердцемъ столь же полнымъ любви къ мужу, какъ и въ то время, когда она вышла изъ церкви посл внца, хотя, можетъ быть, сладостныя иллюзіи отчасти исчезли.

Глава XXVII.
Бдствія герцога.

Мы должны вернуться въ Гэтерумскій замокъ и взглянуть на гостей, которыхъ герцогиня собрала на Рождество. Гостепріимство въ дом герцога поддерживалось всю осень. Въ конц октября они похали въ Мачингъ, провести спокойный мсяцъ, какъ выражалась герцогиня, но по просьб герцога мсяцъ продлился шесть недль.

Но даже и тамъ домъ былъ полонъ все время, хотя по недостатку спаленъ гостей было гораздо меньше, чмъ въ Гэтерум. Но въ Мачинг герцогиня была растревожена и почти сердита. Мистрисъ Финнъ ухала съ мужемъ въ Ирландію, а герцогиня привыкла думать, что не можетъ жить безъ мистрисъ Финнъ. Мужъ герцогини непремнно захотлъ окружить себя политиками своего кружка, людьми, предпочитавшими трудъ стрльб изъ лука или даже охот, и разсуждавшими о вред прямыхъ налоговъ положительно въ гостиной. Герцогиня была уврена, что страною нельзя управлять съ помощью такихъ людей, и была очень рада вернуться въ Гэтерумъ — куда пріхали и Финіасъ Финнъ съ женою, и Сент-Бёнгэи, и Баррингтонъ Ирль, и Монкъ, канцлеръ казначейства, съ лордомъ и леди Кэнтрипъ, и лордъ и леди Дрёммондъ, лордъ Дрёммондъ былъ единственный представитель другой соединенной партіи. И майоръ Понтни былъ тутъ, неотступно выпросившій позволеніе герцогини и подробно объяснившій своему пріятелю капитану Гённеру, что онъ согласился на желаніе герцогини только по увренію ея свтлости, что тамъ не будетъ Фердинандца Лопеца. Такими увреніями пріятели размнивались часто, но разумется ни одинъ не врилъ другому.

И леди Розина была въ числ многихъ. Грустная бдность леди Розины плнила герцога.

— Пусть она передетъ жить сюда, сказала герцогиня въ отвтъ на какую-то просьбу мужа, относившуюся къ его новой пріятельниц:— я не сомнваюсь, что она охотно согласится.

Въ Гэтерум было не такъ многолюдно, какъ сначала, но все-таки тридцать человкъ садились за обдъ каждый день, и Лококъ, Мильнуа и мистрисъ Причардъ было много дла. И герцогиня наша не лнилась. Она постоянно поддерживала коалицію, писала къ людямъ незначительнымъ, которые, какъ ничтожны ни были, могли сдлаться великими посредствомъ амальгамаціи.

— Вязанку всегда слдуетъ вязать самой, сказала она мистрисъ Финнъ, не напрасно прочитавъ Езопа.

Когда сер-Орландо Дротъ узжалъ изъ Гэтерума въ конц своего второго посщенія, герцогиня шепнула ему:

— Гд мы были бы безъ васъ?

Она не могла терпть сер-Орланда и знала, что ея мужъ не выказалъ такой любезности, какую политика требовала бы оказать его могущественному коллег. Ея мужъ особенно избгалъ сер-Орланда съ того дня, какъ они вмст гуляли въ парк, и вотъ почему герцогиня шепнула сер-Орланду вышеприведенныя слова.

— Не слишкомъ замтно связывайте вязанку, сказала ей мистрисъ Финнъ.

Герцогиня опустилась на кресло, почти выбившись изъ силъ отъ своихъ трудовъ, къ которымъ примшивались сожалнья и сомннія, время отъ времени осаждавшія даже ея смлую душу.

— Я не божество, сказала она:— не Питтъ, не итальянецъ съ длиннымъ именемъ, начинающимся съ М, и не могу длать этого, не впадая въ ошибки. А между тмъ это надо сдлать. Онъ же не помогаетъ мн. Онъ бродитъ между тучами таблицы умноженія и думаетъ, что большинство голосовъ въ Палат свалится къ нему въ ротъ только потому, что онъ не закрываетъ его. Можете вы лучше связать вязанку?

— Мн кажется, я бы оставила ее несвязанной, сказала мистрисъ Финнъ.

— Вотъ ужь нтъ! Вы хлопотали бы точно такъ, какъ я.

Такимъ образомъ велась игра въ Гэтерумскомъ замк день-отъ-дня.

— Но ты вдь его не оставишь?

Это сказала Финіасу Финну его жена за два дня до Рождества.

Вопросъ относился къ тому, думаетъ ли Финіасъ Финнъ оставить свое мсто.

— Нтъ, если это будетъ зависть отъ меня.

— Теб нравятся занятія такого рода?

— Къ несчастію, это иметъ мало отношенія къ вопросу. Конечно, я люблю заниматься чмъ-нибудь. Я люблю зарабатывать деньги.

— Не знаю, зачмъ теб это любить, сказала ему жена, смясь.

— Какъ бы то ни было, я люблю — и въ нкоторомъ смысл люблю власть. Но служа вмст съ герцогомъ, я нахожу недостатокъ сочувствія, которое слдуетъ имть къ своему начальнику. Онъ никогда не скажетъ мн ни слова, если я самъ не заговорю. А когда я говорю, хотя онъ слушаетъ вжливо, даже чрезчуръ, я знаю, что ему скучно. Ему нечего говорить со мною о стран. Когда онъ желаетъ сообщить что-нибудь, онъ предпочитаетъ сказать Уорбёртону, а тотъ напишетъ Мортону, и такимъ образомъ это доходитъ до меня.

— Разв это не одно и то же?

— Можетъ быть. Есть причины, связывающія меня съ нимъ, которыя не связываютъ другихъ. Другіе со мною не говорятъ, потому что знаютъ, что я связанъ съ нимъ чрезъ тебя. Но мн извстно, что это чувство существуетъ. Нельзя быть преданнымъ королю, когда никогда его не видишь — если онъ сидитъ взаперти въ какой-нибудь священной ниши.

— Король не долженъ терять своего обаянія, Финіасъ.

— Это такъ. Король долженъ знать, гд провести черту. Но герцогъ никакой черты не проводитъ. Онъ по характеру не сообщителенъ и поэтому не годится быть главою министерства.

— У нея разобьется сердце, если что-нибудь пойдетъ не такъ.

— Ей слдуетъ помнить, что министерства рдко долго длятся, сказалъ Финіасъ.— Но она выздороветъ, если сердце и разобьется. Въ ней такъ много жизненности, что ее никакое бдствіе не сокрушитъ. Слышала ты, что хотятъ сдлать съ сильвербриджскимъ депутатствомъ?

— Герцогиня хочетъ отдать это мсто Фердинанду Лопецу.

— Но оно еще не общано.

— Мсто еще не свободно, сказала мистрисъ Финнъ: — и я не знаю, когда это будетъ. Кажется, есть какая-то помха — и мн кажется, что герцогиня очень разсердится.

Всю осень герцогъ былъ несчастный человкъ. Когда продолжалась парламентская работа, онъ находилъ какое-нибудь утшеніе, но теперь, хотя онъ былъ окруженъ своими секретарями и хотя бумаги получались два раза въ день, хотя онъ долженъ былъ давать инструкціи на дюжины писемъ, все-таки ему въ сущности длать было нечего. Ему казалось, что настоящій трудъ отъ него отняли его товарищи, а онъ пользуется мнимой властью — что онъ нчто въ род деревяннаго перваго министра, отъ котораго не требуется никакого настоящаго управленія. Прежде онъ опасался, что онъ неспособенъ, но теперь опасался, что другіе считаютъ его неспособнымъ. Монкъ занимался своимъ бюджетомъ, лордъ Дрёммондъ десятками мятежныхъ колоній, сер-Орландо Дротъ своимъ планомъ какъ предводительствовать Палатою и строить корабли, Финіасъ Финнъ Ирландіей, лордъ Рамсденъ составленіемъ свода законовъ — вс работали, вс занимались чмъ-нибудь спеціально. Онъ же долженъ былъ заботиться о королев, о томъ, какіе раздавать ордена, кто долженъ написать адресъ. Онъ вздыхалъ, когда думалъ о тхъ счастливыхъ дняхъ, когда бывало боялся, что душа его и тло изнемогутъ подъ тяжестью десятичной системы.

Но Финіасъ Финнъ врно опредлилъ характеръ герцога, сказавъ, что онъ несообщителенъ и поэтому не годится управлять англичанами. Онъ самъ это думалъ и теперь каждый день все боле и боле удостоврялся въ своей неспособности. Онъ не могъ вступить въ дружескія отношенія съ сер-Орландомъ Дротомъ или даже Монкомъ. Но хотя онъ прежде не желалъ занять этого высокаго мста, теперь, занимая его, онъ опасался неудачи, которая послдуетъ за его отставкой. Это-то чувство, скоре чмъ настоящее честолюбіе, скоре чмъ любовь къ власти или покровительству, или деньгамъ, заставляетъ людей держаться на своихъ мстахъ. Отсутствіе настоящаго труда и большое количество труда ложнаго длали жизнь скучной для него, но онъ не могъ перенести мысли, что въ исторіи будетъ упомянуто, что онъ дозволилъ сдлать себя празднымъ министромъ и даже въ этомъ потерплъ неудачу. Исторія забудетъ то, что онъ длалъ какъ работающій министръ, вспоминая слабость министерства, которое будетъ носить его имя.

Единственный человкъ, съ которымъ онъ могъ говорить свободно и съ которымъ могъ совтоваться, находился теперь съ нимъ, въ его замк. Онъ сначала стыдился даже герцога Сент-Бёнгэя, но эту застнчивость онъ обыкновенно преодолвалъ посл нсколькихъ часовъ. Но хотя онъ всегда былъ увренъ въ сочувствіи и благоразуміи своего стараго друга, однако сомнвался въ его способности понимать его.

Младшій герцогъ чувствовалъ, что у стараго герцога кожа толще, чмъ у него, и слдовательно онъ неспособенъ понять шипы, которые такъ колятъ его тло.

— Мн говорятъ о политик, сказалъ хозяинъ.

Въ это время они сидли запершись въ собственномъ святилищ перваго министра и оставались тамъ до-тхъ-поръ, пока пришло время одваться къ обду.

— Кто говоритъ о политик?

— Сер-Орландо Дротъ.

Герцогъ Омніумъ не забылъ дерзости совта, даннаго въ парк.

— Сер-Орландо, разумется, иметъ право говорить, хотя я не знаю, способенъ ли онъ сказать что-нибудь такое, что стоитъ слушать. Въ чемъ состоитъ его политика?

— Если бы она у него была, разумется, я выслушалъ бы его. Онъ не желаетъ ничего особеннаго, но думаетъ, что мн надо придумать что-нибудь особенное для того, чтобы Парламентъ могъ быть удовлетворенъ.

— Если вы желаете имть на своей сторон большинство, можетъ быть, это справедливо, выслушайте его и покончите съ этимъ.

— Я не могу продолжать такимъ образомъ. Я не могу покоряться жалобамъ господъ, дйствующихъ заодно со мною. И они не покорятся моему молчанію. Я начинаю чувствовать, что я поступилъ нехорошо.

— Я не думаю, чтобы вы поступили нехорошо.

— Тотъ человкъ, который усиливается нести тяжесть слишкомъ большую для своихъ силъ, поступаетъ нехорошо.

— Нервная чувствительность, отъ которой вамъ слдовало бы освободиться какъ отъ болзни, есть единственный источникъ вашей слабости. Думайте о вашемъ дл, какъ башмачникъ думаетъ о своемъ, поступайте какъ знаете и предоставьте другимъ судить о себ, caveat emptor {Да остороженъ будетъ покупщикъ.}. Человкъ никогда не долженъ цнить самъ себя, а принимать ту цну, которою другіе оцниваютъ его, только онъ долженъ заботиться о томъ, чтобы узнать, въ чемъ состоитъ цна. Ваша политика должна состоять въ томъ, чтобы удержать министерство большинствомъ голосовъ. Составленіе новыхъ законовъ часто есть не что иное, какъ несчастная необходимость, налагаемая на насъ нетерпніемъ народа. Продолжительный періодъ спокойнаго и, слдовательно, хорошаго министерства съ новыми законами былъ бы величайшимъ благодяніемъ для страны. Я совтовалъ вамъ исполнить желаніе королевы, потому что думалъ, что вы можете начать такой періодъ гораздо надежне всякаго другого человка.

Старый герцогъ былъ совершенно доволенъ такимъ положеніемъ вещей, какое описывалъ. Онъ былъ кабинетнымъ министромъ боле чмъ половину своей жизни. Ему нравилось быть кабинетнымъ министромъ. Онъ думалъ, что вообще для страны хорошо, чтобы его партія была въ сил — и если не вся партія, то по-крайней-мр какъ можно боле членовъ этой партіи. Онъ не ожидалъ, что о немъ будутъ писать какъ о Питт или Сомерс, но думалъ, что о немъ отзовутся какъ о полезномъ вельмож — и оставался доволенъ. Онъ не только не былъ самъ честолюбивъ, но шумное честолюбіе другихъ было ему непріятно. Честность была въ немъ второю натурой и продолжительная практика научила его въ совершенств покоряться пораженію безъ стыда или горести. Ему хотлось бы сдлать своего собрата герцога такимъ же, какъ онъ, если бы у его собрата герцога не была къ сожалнію такая тонкая кожа.

— Я полагаю, что намъ надо попытаться сдлать это въ другую сессію, сказалъ герцогъ Омніумъ слезливымъ голосомъ.

— Разумется, надо — и въ нсколько другихъ сессій, какъ я надюсь и уповаю, сказалъ вставая герцогъ Сент-Бёнгэй.— Если не пойду наверхъ, я опоздаю и тогда ея свтлость будетъ смотрть на меня безпощадными глазами.

На слдующій день посл завтрака первый министръ пошелъ гулять съ леди Розиною де-Курси. Онъ взялъ привычку гулять съ леди Розиною почти каждый день, такъ что обитатели замка начали думать, уже не обладаетъ ли леди Розина какою-нибудь своею собственной глубокомысленной политикой. Тамъ были многіе, дйствительно полагавшіе, что политика и день, и ночь въ голов министра. Но въ сущности леди Розина тмъ и сдлалась пріятна первому министру, что не длала даже отдаленнаго намека на публичныя дла. Можно было даже сомнваться, знала ли она, что человкъ, оказывавшій ей такую честь, былъ не только герцогъ Омніумъ, но и глава министерства.

Она была высокая, худощавая, зябкая старуха, не очень старая, можетъ быть лтъ пятидесяти, но казавшаяся десятью годами старе, очень меланхолическаго характера, а иногда и очень сердитая. Она была замчательно религіозна, но это постепенно проходило по мр того, какъ она становилась старе. Строгая суровость религіи требуетъ полной энергіи среднихъ лтъ. Она осталась на свт одна, съ весьма ничтожнымъ доходомъ и весьма малымъ количествомъ друзей, принимавшихъ въ ней участіе. Но она знала, что называется леди Розина де-Курси, и чувствовала, что это имя должно быть для нея дороже денегъ и друзей, даже братьевъ и сестеръ.

— Погода не пугаетъ васъ, сказалъ герцогъ.— Выпалъ снгъ и дорожки, даже тамъ, гд подметены, мокры и скользки.

— Погода никогда не пугаетъ меня, ваша свтлость. На мн всегда толстыя ботинки съ пробковыми подошвами.

— Пробковыя подошвы великолпны.

— Я признаюсь, что обязана моей жизнью пробковымъ подошвамъ, сказала съ энтузіазмомъ леди Розина.— Мн шьетъ Спрутъ въ Сильвербридж. Ваша свтлость никогда не заказывали ему ботинокъ?

— Кажется нтъ, сказалъ первый министръ.

— Такъ закажите. Онъ шьетъ очень хорошо и очень дешево. А лондонскіе мастера берутъ цны неимоврныя. Я могу носить ботинки Спрута цлую зиму и потомъ велю только сдлать новыя подошвы. Я полагаю, вы о такихъ вещахъ не думаете никогда.

— Я люблю, чтобы мои ноги были сухи.

— А мн приходится соображать цну.

Они въ то время прошли мимо майора Понтни, который расхаживалъ между конюшнями и домомъ, и снялъ шляпу и поклонился хозяину и его спутниц, можетъ быть, съ большей вжливостью, чмъ было необходимо.

— Я никогда не слыхала, какъ зовутъ этого господина, сказала леди Розина.

— Понтни, мн кажется, его называютъ майоромъ Понтни.

— О! Понтни. Въ Лейстершир живутъ Понтни. Можетъ быть, онъ изъ тамошнихъ?

— Право не знаю, откуда онъ, сказалъ герцогъ:— и даже, сказать по правд, зачмъ онъ здсь.

Леди Розина взглянула на герцога съ любопытствомъ.

— Онъ, кажется, принадлежитъ къ числу такихъ людей, которые прізжаютъ въ чужой домъ, сами того не зная, и никогда не длаютъ ничего.

— Я полагаю, вы пригласили его, сказала леди Розина.

— Герцогиня, должно быть, приглашала.

— Какъ было бы странно, если бы она предполагала, что пригласили его вы!

— Я думаю, герцогин извстно все.

Наступило непродолжительное молчаніе

— Она вынуждена принимать всякихъ людей, извинился герцогъ.

— Должно быть. У васъ безпрестанно назжаютъ и узжаютъ гости. Съ сожалніемъ должна сказать, что срокъ мой кончается завтра и я должна уступить свое мсто другимъ.

— Надюсь, что вы не удете, леди Розина — если не приглашены къ другимъ. Намъ очень пріятно видть васъ здсь.

— Герцогиня была очень добра, но…

— Я боюсь, что герцогиня слишкомъ занята, чтобы заниматься отдльно съ каждымъ изъ гостей, какъ ей слдовало бы. Мн ваше присутствіе здсь доставляетъ большое удовольствіе.

— Вы слишкомъ ко мн добры — слишкомъ добры. Но я дожила свой срокъ и думаю, герцогъ, хать завтра. Я очень аккуратна, герцогъ, и всегда дйствую по правиламъ. Я уже прошла теперь дв мили и пойду въ комнаты. Если вамъ понадобятся ботинки съ пробковыми подошвами, обратитесь къ къ Спруту. Господи! это опять майоръ Понтни. Съ-тхъ-поръ какъ мы гуляемъ здсь, онъ прошелъ уже раза четыре мимо насъ.

Леди Розина пошла въ комнаты, а герцогъ вернулся, думая о своей пріятельниц, а можетъ быть и о пробковыхъ подошвахъ, которыя были такъ необходимы для ея удобствъ.

Онъ не воображалъ леди Розину умной и мы не можемъ вообразить, чтобы ея разговоръ удовлетворялъ т потребности, которыя были необходимы ему и всмъ намъ. Но все-таки леди Розина нравилась ему и онъ никогда съ нею не скучалъ. Въ ней не было притворства и ничего не было нужно отъ него. Говоря о пробковыхъ подошвахъ, она не имла задней мысли. Потомъ она не наступала на его нравственныя мозоли. Онъ ршился уговорить жену попросить леди Розину остаться въ замк. Размышляя объ этомъ, онъ снова повернулъ въ паркъ и опять наткнулся на майора Понтни, когда тотъ возвращался изъ конюшенъ.

— Очень холодный день, сказалъ герцогъ, чувствуя, что нелюбезно пройти мимо своего гостя не сказавъ ему нсколькихъ словъ.

— Дйствительно очень холодный, ваша свтлость, очень холодный.

Герцогъ имлъ намреніе пройти дальше, но майоръ усплъ остановить его на дорог. Майоръ вовсе не зналъ герцога. Онъ слышалъ, что герцогъ былъ застнчивъ, и поэтому думалъ, что онъ робокъ. До-сихъ-поръ герцогъ никогда не говорилъ съ майоромъ — и майоръ приписалъ это застнчивости и робости герцога. Обдумавъ глубоко этотъ предметъ, майоръ ршился перемолвиться нсколькими словами съ своимъ хозяиномъ и поэтому ходилъ взадъ и впередъ между домомъ и конюшнями.

— Дйствительно очень холодный, но у насъ была прекрасная погода. Не знаю, случалось ли мн такъ пріятно проводить время, какъ теперь въ Гэтерумскомъ замк.

Герцогъ поклонился и сдлалъ небольшое, но тщетное усиліе пройти дальше.

— Великолпное зданіе! сказалъ майоръ, граціозно протягивая руку къ замку.

— Домъ большой, сказалъ герцогъ.

— Величественный домъ. Можетъ быть, самый величественный въ трехъ королевствахъ, сказалъ майоръ Понтни: — я видалъ очень много самыхъ лучшихъ загородныхъ резиденцій въ Англіи, но ни одна не можетъ сравняться съ Гэтерумомъ.

Тутъ герцогъ сдлалъ маленькое усиліе пройти впередъ, но отважный майоръ опять остановилъ его.

— Кстати, ваша свтлость, если у вашей свтлости есть нсколько свободныхъ минутъ — даже полминуты — я желалъ бы просить у васъ позволенія сказать вамъ кое что.

Герцогъ принялъ недовольный видъ, но поклонился и пошелъ впередъ, позволивъ майору итти рядомъ.

— Я имю величайшее желаніе, милордъ герцогъ, вступить въ публичную жизнь.

— Я думалъ, что вы уже служите въ арміи, сказалъ герцогъ.

— Служу, я былъ въ штаб сер-Бартоломью Бона въ Канад два года и послужилъ-таки довольно. Теперь я желаю поступить въ Парламентъ, ваша свтлость. Состояніе у меня есть, я выдержу вс издержки по выборамъ, но затруднительне всего получить мсто, и разумется, если бы это можно устроить частнымъ образомъ, то было бы очень пріятно.

Герцогъ посмотрлъ на него — но на этотъ разъ не поклонился. Майоръ, не отличавшійся наблюдательностью, самъ устремился на свою погибель.

— Намъ всмъ извстно, что Сильвербриджъ скоро сдлается вакантнымъ. Позвольте мн уврить вашу свтлость, что если бы планы вашей свтлости въ другихъ отношеніяхъ позволяли вамъ милостиво обратить ваше вниманіе на меня, вы нашли бы во мн самую надежную опору и, можетъ быть, могу сказать человка, который въ Палат былъ бы полезенъ не мене другихъ.

Примчая, что его не прерываютъ, майоръ продолжалъ свою рчь не останавливаясь. ‘Ничего не спросишь, ничего не получишь’, было девизомъ его жизни, и не разъ выражалъ онъ капитану Гённеру свое убжденіе, что: ‘всего можно добиться, только бы смлости хватило’. Въ этомъ случа, конечно, у майора недостатка въ смлости не было.

— Если бы мн было дозволено считать себя кандидатомъ вашей свтлости, я былъ бы чрезвычайно счастливъ, докончилъ майоръ.

— Я нахожу, серъ, отвчалъ герцогъ:— что ваше предложеніе самое неприличное и самое дерзкое, съ какимъ когда-либо кто обращался ко мн.

Лицо майора вытянулось и онъ вытаращилъ глаза на герцога.

— Прощайте, сказалъ герцогъ, быстро повернулъ и ушелъ.

Майоръ стоялъ нсколько времени пригвожденный къ мсту, и хотя погода была холодна, онъ былъ весь въ поту. Сознаніе, что онъ ‘провалился’, почти ошеломило его. Потомъ онъ уврилъ себя, что герцогъ ‘не можетъ же его състь’, и съ этимъ утшительнымъ размышленіемъ поплелся въ свою комнату.

Осадить этого человка для герцога, разумется, было легко, но онъ этимъ доволенъ не былъ. Майору показалось, что герцогъ ушелъ равнодушно, но въ сущности герцогъ былъ очень растревоженъ. Дерзкая просьба майора оскорбила его во многихъ отношеніяхъ. Ему прискорбно было думать, что онъ былъ принужденъ оскорбить своего собственнаго гостя. Ему прискорбно было думать, что уваженіе къ нему не на столько велико, чтобы защитить его отъ подобнаго оскорбленія. Ему прискорбно было, что къ нему открыто обращается посторонній, какъ къ человку, который не посовстится отдать мсто въ Парламент, какъ мста отдавались въ былое время. А главное, прискорбно ему было то, что вс эти несчастія постигли его какъ результатъ гостепріимства его жены. Если это значило быть первымъ министромъ, то конечно онъ доле не хочетъ быть первымъ министромъ. Разв какой-нибудь искатель политическихъ мстъ осмливался обратиться такимъ образомъ къ лорду Броку или лорду Де-Терье, или къ мистеру Мильдмэю, прежнимъ первымъ министрамъ, которыхъ помнилъ онъ? Онъ этого не думалъ. Они поступали иначе. Они были способны защитить себя отъ такихъ нападокъ на личное достоинство. И было ли возможно, чтобы какой-нибудь человкъ осмлился говорить такимъ образомъ съ его дядею, покойнымъ герцогомъ? Онъ не думалъ этого.

Запершись въ своей комнат, онъ внутренно страдалъ отъ глубокаго горя. Чрезъ нсколько времени онъ пошелъ въ комнату жены, все въ разстроенномъ дух. Разстройство увеличивалось съ минуты на минуту. Онъ предпочиталъ совсмъ отказаться отъ политики и уединиться такъ, чтобы не подвергаться дерзости какого-нибудь Понтни.

У жены онъ нашелъ мистрисъ Финнъ. Къ ней лично онъ чувствовалъ самое горячее уваженіе. Имъ случалось имть вмст разныя весьма важныя дла и по мннію герцога она всегда поступала хорошо. Между ними установилась короткость, позволявшая ему чувствовать себя свободнымъ съ нею — такъ что ея присутствіе часто было утшеніемъ для него. Но въ настоящую минуту онъ не желалъ найти кого-либо у жены и чувствовалъ, что мистрисъ Финнъ ему мшаетъ.

— Можетъ быть, я вамъ помшалъ? сказалъ онъ голосомъ и торжественнымъ, и какимъ-то погребальнымъ.

— Вовсе нтъ, сказала герцогиня, которая была весела.— Я желаю, чтобы ты далъ мн общаніе на счетъ Сильвербриджа, не обращая вниманія на нее. Разумется, она знаетъ все.

Слышать, что всякая знаетъ все, было для него новымъ ударомъ.

— Я сейчасъ получила письмо отъ мистера Лопеца.

Хорошо ли было, что его жена переписывается на счетъ такого предмета съ человкомъ, такъ мало извстнымъ, какъ этотъ Лопецъ?

— Могу я ему сказать, что онъ можетъ положиться на тебя, когда мсто опростается?

— Конечно нтъ, отвтилъ герцогъ, такъ нахмуривъ брови, что, даже жена его испугалась.— Я желалъ поговорить съ тобою, но наедин.

— Тысячу разъ прошу извиненія, сказала мистрисъ Финнъ, приготовляясь уйти.

— Не уходите, Марія, сказала герцогиня: — онъ хочетъ браниться.

— Если мистрисъ Финнъ позволитъ мн, при всемъ моемъ совершенномъ уваженіи и искреннемъ вниманіи къ ней, просить ее оставить меня съ тобой на нсколько минутъ, я очень буду обязанъ. А если съ своею обыкновенною сердечною добротой она проститъ мою крутость…

Тутъ онъ не могъ продолжать отъ слишкомъ сильнаго волненія, но взялъ ея руку, поднесъ къ губамъ и поцловалъ. Эта минута была такъ торжественна, что колебаться уже было нельзя. Герцогиня на минуту онмла, а мистрисъ Финнъ, разумется, вышла изъ комнаты.

— Ради Господа Бога, Плантадженетъ, что случилось?

— Кто такой майоръ Понтни?

— Кто такой майоръ Понтни! Почему я могу знать? Онъ — майоръ Понтни. Онъ бываетъ везд.

— Не приглашай его боле въ мой домъ. Но это бездлица.

— Я полагаю, все касающее майора Понтни должно быть бездлицей. Не получено ли извстіе, что небо обрушится на насъ? Только это могло придать теб такой торжественный видъ.

— Во-первыхъ, Гленкора, позволь мн просить тебя не говорить мн боле о Сильвербриджскомъ депутатств. Я не расположенъ теперь разсуждать съ тобою объ этомъ, но ршилъ, что знать ничего не хочу о выборахъ. Какъ только мсто опростается, если оно опростается, я позабочусь сдлать извстною въ Сильвербридж мою ршимость.

— Зачмъ ты хочешь отказаться отъ твоей привилегіи въ этомъ отношеніи? Это просто слабость.

— Вмшательство пера противорчитъ смыслу конституціи.

— Вотъ въ Браксон, съ жаромъ сказала герцогиня: — маркизъ Крёмберъ регулярно выбираетъ депутата, несмотря на вс ихъ билли о реформ, а Бамфордъ, Коблерсборо — посмотри на лорда Лёмли, онъ все графство держитъ въ своемъ карман, не говоря уже о двухъ мстечкахъ! Какой вздоръ, Плантадженетъ! Все конституціонно или противоконституціонно, именно какъ захочешь взглянуть.

Было ясно, что герцогиня старательно изучила этотъ предметъ.

— Очень хорошо, душа моя, пусть это будетъ вздоръ. Прошу тебя только врить, что это мое намреніе, и дйствовать соображаясь съ этимъ. Я еще долженъ сказать теб одну вещь. Мн жаль помшать удовольствію, которое ты, можетъ быть, находишь въ обществ, но пока я занимаю мсто, навязанное мн, я не желаю боле имть гостей въ моемъ дом.

— Плантадженетъ!

— Ты не можешь выгнать тхъ, кто теперь здсь, но прошу, чтобы, когда они удутъ, не было взамнъ ихъ другихъ приглашеній.

— Другія приглашенія уже разосланы давно и были приняты. Ты, должно быть, боленъ, другъ мой.

— Боленъ нравственно — да. По-крайней-мр, другихъ-то приглашеній не разсылай.

Тутъ онъ вспомнилъ доброе намреніе, принятое имъ въ начал этого дня.

— Однако я былъ бы радъ, если бы ты попросила леди Розину де-Курси остаться здсь.

Герцогиня вытаращила на него глаза, дйствительно думая теперь, здоровъ ли онъ.

— Все это вышло такъ неудачно, что я желаю прекратить. Это унижаетъ меня.

Потомъ, не давъ ей даже минуты на отвтъ, онъ вернулся въ свою комнату.

Но даже тутъ не успокоилась его душа. Этотъ майоръ не долженъ остаться безъ наказанія. Хотя онъ терпть не могъ шума, онъ долженъ сдлать что-нибудь. Онъ написалъ слдующее майору:

‘Герцогъ Омніумъ надется, что майоръ Понтни не сочтетъ для себя неудобнымъ оставить Гэтерумскій замокъ въ самомъ непродолжительномъ времени. Если майоръ Понтни пожелаетъ переночевать въ замк, герцогъ Омніумъ надется, что онъ будутъ обдать и завтракать въ своей комнат. Экипажъ и лошади будутъ готовы для майора Понтни и отвезутъ его въ Сильвербриджъ, какъ только майоръ Понтни сообщитъ слуг свои желанія въ этомъ отношеніи.

‘Гэтерумскій замокъ, декабрь 18—.’

Эту записку герцогъ самъ послалъ съ своимъ слугою, сказавъ ему достаточно объ экипаж и обд въ спальн майора, чтобы тотъ понялъ случившееся. Записку майора принесли герцогу, когда онъ одвался. Герцогъ, взглянувъ на записку, бросилъ ее въ огонь. А майоръ въ этотъ вечеръ обдалъ въ гостиниц въ Сильвербридж.

Глава XXVIII.
Герцогиня въ большихъ хлопотахъ.

Одному человку трудно выгнать изъ своего дома другого безъ того, чтобы многіе не узнали объ этомъ, а когда одинъ человкъ первый министръ, а другой майоръ Понтни, толки разростутся до большихъ размровъ. Герцогъ, разумется, не раскрывалъ рта объ этомъ иначе, какъ въ отвтъ на вопросы герцогини, но вс слуги это знали,

— Причардъ сказалъ мн, что ты выгналъ изъ дома этого несчастнаго человка, сказала герцогиня.

— Я дйствительно выгналъ его.

— Онъ не стоитъ твоего гнва.

— Онъ совсмъ моего гнва не стоитъ, но я не могу сидть за обдомъ съ человкомъ, который оскорбилъ меня.

— Что онъ сказалъ, Плантадженетъ? Врно что-нибудь о Сильвербридж.

На этотъ вопросъ герцогъ отвта не далъ, но относительно Сильвербриджа онъ былъ твердъ какъ камень. Чрезъ два дня посл отъзда майора въ Сильвербридж сдлалось извстно, что управляющій герцога не предложитъ кандидата по обыкновенію. По этому поводу въ газет графства былъ параграфъ, такъ же какъ и въ лондонской газет ‘Вечерняя Кафедра’.

Герцогъ Омніумъ — для того, чтобы выказать свое уваженіе къ законамъ, не только къ букв, но и къ духу закона — далъ знать своимъ арендаторамъ въ Сильвербридж и около него, что онъ никакимъ образомъ не желаетъ имть вліяніе на выборъ кандидата. Но эти газеты не сказали ни слова о майор Понтни.

Въ клубахъ, разумется, объ этомъ знали, и больше всхъ зналъ капитанъ Гённеръ. Вскор посл Рождества онъ встртилъ своего пріятеля майора на ступеняхъ новаго военнаго клуба Дятельная Служба, который, по увреніямъ многихъ въ арміи, уничтожилъ вс другіе военные клубы.

— Какую ты тамъ кашу заварилъ у герцогини, Понтъ? сказалъ онъ.

— Желалъ бы я узнать, что именно ты знаешь объ этомъ.

— Я слышалъ, что ты ухалъ оттуда необыкновенно скоро.

— Разумется, я ухалъ скоро.

Майоръ зналъ, что это непремнно должно быть извстно. Были подробности, которыхъ онъ не могъ опровергать, такъ какъ невозможно было свое опроверженіе подтвердить доказательствами.

— Я прозакладую пять фунтовъ, что ты ничего объ этомъ не знаешь.

— Я слышалъ, что герцогъ веллъ теб убираться.

— Въ нкоторомъ отношеніи — да. Есть обстоятельства, когда человкъ не можетъ поступить иначе.

Это было дипломатично, потому что давало поводъ капитану предполагать, что герцогъ не могъ поступить иначе.

— Разумется, меня тамъ не было, сказалъ Гённеръ:— и я ршительно ничего не знаю, но мн кажется, что ты помшалъ герцогин на счетъ Сильвербриджа. Гленкора многое перенесетъ — но съ тхъ поръ, какъ она взялась за политику, ей-Богу! теб лучше не трогать ее въ этомъ отношеніи.

Наконецъ стали думать, что майоръ выгнанъ по приказанію герцогини, потому что осмлился сдлаться оппонентомъ Фердинанда Лопеца, и майоръ чувствовалъ искреннюю признательность къ своему пріятелю капитану за то, что онъ разсказывалъ эту исторію такимъ образомъ. Потомъ къ этой исторіи примшались намеки, будто зависть майора къ Лопецу была двойного свойства — и къ герцогин, и къ мсту депутата — такъ что онъ отчасти избавился отъ того безславія, которое преслдуетъ человка, выгнаннаго изъ чужого дома. Тутъ была таинственность, а гд есть таинственность, тамъ человка не осуждаютъ никогда. Когда замшана женщина, нельзя ожидать, чтобы мужчина говорилъ правду. О томъ, чтобы вызвать на поединокъ перваго министра или какимъ бы то ни было образомъ наказать его, разумется, не могло быть и рчи, такъ что въ конц-концовъ майоръ почти возгордился этимъ и говорилъ объ этомъ охотно-съ таинственными намеками, въ чемъ преуспвалъ въ совершенств отъ привычки.

Но для герцогини это дло оказалось очень серіозно, такъ что она наконецъ принуждена была обратиться за совтомъ — не только къ своему постоянному другу мистрисъ Финнъ, но и къ Баррингтону Ирлю, и къ Финіасу Финну, и наконецъ даже къ герцогу Сент-Бёнгэю, которому ей не весьма хотлось подчиниться, такъ какъ герцогъ былъ короткимъ другомъ ея мужа.

Но это дло сдлалось такъ важно для нея, что она не могла этимъ шутить. Въ Гэтерум объ изгнаніи майора Понтни скоро забыли. Когда герцогиня узнала, въ чемъ дло, она одобрила изгнаніе, только намекнула Баррингтону Ирлю, что если выгонять, то ужь надо было выгонять какъ слдуетъ — пинками. Потерю вліянія на Сильвербриджъ, хотя это ее очень оскорбляло, перенести было можно. Она должна написать своему пріятелю Фердинанду Лопецу, когда наступитъ время, извиниться какъ можетъ и лишиться восхитительнаго наслажденія самой поставить члена Парламента. Газеты однако заговорили объ этомъ какъ слдуетъ и этимъ можно было воспользоваться. Потеря Сильвербриджа хотя ранила, но костей ничьихъ не сломала. Но герцогъ опять выразился необыкновенно сурово о ея герцогскомъ гостепріимств и повторилъ свое намреніе провести остальную часть періода своей публичной жизни въ республиканской простот.

— Мы пробовали и потерпли неудачу, пусть будетъ этому конецъ, сказалъ онъ жен.

Простое и прямое неповиновеніе такому приказанію такъ же мало входило въ ея характеръ, какъ простое или прямое повиновеніе. Она знала своего мужа хорошо, знала, какъ имъ можно управлять и какъ нельзя. Когда онъ объявилъ, что пусть будетъ этому конецъ, подразумвая ту самую систему, которою она надялась продолжить его власть — она не смла спорить съ нимъ. А между тмъ онъ такъ былъ неправъ! Это испытаніе вовсе не было неудачно. Дло было сдлано, и сдлано хорошо, оно удалось. Неужели можно было ожидать неудачи оттого, что одинъ дерзкій человкъ попалъ къ нимъ въ домъ? А потомъ бросить тотчасъ систему, удалась она или нтъ, значило привлечь общее вниманіе на неудачу и сознаться въ ней — а это можетъ повести къ потер всего. Теперь сдлалось извстно — такъ разсуждала герцогиня сама съ собой — что она способствовала къ упроченію коалиціи любезнымъ гостепріимствомъ, которое позволяло ей оказывать богатство ея и мужа. Она сдлалась первою министершей по той любезности, съ какою раскрыла свои залы, столовыя и сады. Прежде этого не длалось никогда, а теперь длалось хорошо. Неудачи не было. А теперь все должно рушиться, потому что нервы ея мужа были раздражены.

— Пусть кончится само собою, сказала мистрисъ Финнъ.— Гости прідутъ сюда и удутъ, а потомъ когда вы вернетесь въ Лондонъ, вы мало-по-малу вернетесь къ своему прежнему образу жизни.

Но это было не по нутру новому честолюбію герцогини. Она такъ пропитала себя смлыми надеждами, что не могла допустить, чтобы это ‘кончилось само собою’. Она въ душ устроила себ образъ дйствій, который сдлаетъ ее извстной какъ жену перваго министра, и можетъ быть безсознательно примняла этотъ эпитетъ боле къ себ, чмъ къ мужу. Она тоже желала, чтобы о ней упомянули въ запискахъ и помстили въ исторіи. А теперь ей говорятъ: ‘пусть это кончится само собою!’

— Я полагаю, что онъ немножко желченъ, сказалъ Баррингтонъ Ирль.— Не думаете ли вы, что онъ забудетъ все это, когда переберется въ Лондонъ?

Герцогиня была уврена, что ея мужъ не забудетъ ничего. Онъ никогда ничего не забывалъ.

— Я желаю, чтобы ему говорили, замтила герцогиня: — что вс находятъ, что онъ поступаетъ очень хорошо. Я говорю собственно не о политик, а о томъ, какъ соединять партіи. Разв вы не находите, что мн удалось?

Баррингтонъ Ирль думалъ, что удалось, но намекнулъ и на признаки слабости.

— Сер-Орландо и сер-Тимоти Бисваксъ ненадежны, сказалъ Баррингтонъ Ирль.

— Онъ не можетъ сдлать ихъ надежне, сидя взаперти какъ отшельникъ, сказала герцогиня.

Баррингтонъ Ирль, пользовавшійся своими преимуществами, общалъ, что какъ только представится случай, онъ скажетъ герцогу, какъ ихъ партія довольна его образомъ дйствій.

— Вы не думаете, что мы заварили кашу? спросила герцогиня Финіаса.

— Я не думаю, чтобы герцогъ или вы заварили кашу, сказалъ Финіасъ, который полюбилъ герцогиню, потому что его жена любила ее.— Но это не можетъ продолжаться вчно, герцогиня.

— Вы знаете, что сдлала я, продолжала герцогиня, увренная, что мистеръ Финнъ зналъ все, что знала его жена.— Достигло это цли?

Финіасъ молчалъ съ минуту.

— Разумется, вы скажете мн правду. Вы не станете мн льстить теперь, когда для меня это такъ важно.

— Я почти думаю, сказалъ Финіасъ:— что прошло то время, которое можно назвать вліяніемъ гостиныхъ. Прежде оно было очень сильно. Старый лордъ Брокъ очень имъ пользовался, хотя вовсе не такъ, какъ ваша свтлость. Но духъ общества перемнился съ тхъ поръ.

— Духъ общества никогда не перемняется, сказала герцогиня съ горечью.

Но она боле всего полагалась на стараго герцога. Гости изъ замка почти вс разъхались, когда она стала совтоваться съ Сент-Бёнгэемъ. Она настолько повиновалась своему мужу, что не приглашала другихъ гостей посл его приказанія, но приглашенные прежде пріхали и ухали, какъ было назначено. Потомъ, когда замокъ почти опустлъ, когда Лококъ, Мильнуа и Причардъ удивлялись между собою этому общему затишью, герцогиня просила у мужа позволенія пригласить ихъ стараго друга опять дня на два.

— Я такъ желаю видть его и думаю, что онъ прідетъ, сказала герцогиня.

Герцогъ далъ позволеніе съ улыбкой — не потому что предлагаемый гость былъ его короткимъ другомъ, но ему пріятно было согласиться на подобную просьбу посл отданнаго приказанія. Назови она майора Понтни, мн кажется, онъ и тогда улыбнулся бы и согласился.

Герцогъ Сент-Бёнгей пріхалъ и герцогиня Омніумъ высказала ему всю свою душу.

— Я длала это для него и для его чести, чтобы мужчины и женщины могли знать, какъ онъ любезенъ и какъ добръ. Разумется, много было и затратъ, но онъ могъ это сдлать, не обижая дтей. Такъ было необходимо членамъ разныхъ партій узнать другъ друга! Здсь случилась маленькая нелпая непріятность. Человкъ совершенно ничтожный, одинъ изъ тхъ мотыльковъ, которые только занимаютъ мсто и болтаютъ съ двицами, подступилъ къ нему и наговорилъ дерзостей. Онъ такъ чувствителенъ, что не могъ затоптать эту тварь въ грязь, какъ сдлали бы вы. Это разсердило его — мн кажется, оттого что онъ видлъ такъ много незнакомыхъ лицъ — такъ что онъ пришелъ ко мн и объявилъ, что пока остается въ министерств, онъ не хочетъ видть въ нашемъ дом никого, ни здсь, ни въ Лондон. Это его буквальное намреніе, и онъ хотлъ, чтобы и я буквально его поняла. Я должна была просить особеннаго позволенія пригласить такого милаго и стараго друга, какъ ваша свтлость.

— Я не думаю, чтобы онъ не захотлъ видть меня, сказалъ герцогъ, смясь.

— Разумется. Онъ былъ очень радъ вашему прізду. Но просьбу принялъ, какъ будто бы такъ и слдовало. Если такъ продолжится, это убьетъ меня. Посл всего, что я сдлала, я не могу показаться нигд, и ему это принесетъ такой вредъ! Не можете ли вы сказать ему это, герцогъ? Никто на свт не можетъ сказать этого кром васъ. Мы не длаемъ ничего нечестнаго, никакихъ не предпринимаемъ штукъ, я старалась сдлать его домъ пріятнымъ для постороннихъ, для того, чтобы они могли смотрть на него любезно и благопріятно. Дурно это? Неприлично для меня?

Старый герцогъ потрепалъ ее по голов какъ двочку и утшилъ боле другихъ ея совтниковъ. Теперь онъ ничего не хотлъ говорить ея мужу, но они оба будутъ въ Лондон при открытіи Парламента и тогда онъ скажетъ своему другу, что по его мннію не слдуетъ длать никакой внезапной перемны.

— Вашъ мужъ очень странный человкъ, сказалъ онъ, улыбаясь:— его честность не похожа на честность другихъ. Она пряме, добросовстне, такъ сказать, мене способна выносить даже тнь того пятна, которое можетъ набросить на него недобросовстность чужая. Отдайте ему справедливость во всемъ этомъ и помните, что нельзя найти всего въ одномъ и томъ же лиц. Онъ очень практиченъ въ нкоторыхъ вещахъ, но сомнительно, не слишкомъ ли добросовстенъ для того, чтобы быть практичнымъ во всемъ.

Въ конц разговора герцогиня поцловала его и общала руководиться его совтами. Происшествія послднихъ недль очень смягчили герцогиню.

Глава XXIX.
Два кандидата для Сильвербриджа.

По прізд въ Лондонъ, Фердинандъ Ловецъ нашелъ ожидавшеее его письмо отъ герцогини. Онъ получилъ его тотчасъ по прізд и, разумется, прежде всего обратилъ вниманіе на него.

— Тутъ заключается моя судьба, сказалъ онъ жен, положивъ руку на письмо.

Онъ много толковалъ ей о счастіи, выпавшемъ ему на долю, и выказывалъ большое честолюбіе къ сдланной ему чести. Она, разумется, сочувствовала ему и охотно готова была думать все хорошее о герцогин и герцог, если они посадятъ въ Парламентъ ея мужа. Лопецъ помолчалъ, все держа письмо въ рук.

— Ты едва ли повришь, что я трушу распечатать это письмо, сказалъ онъ.

— Теб надо это сдлать.

— Или заставить тебя сдлать это для меня, сказалъ онъ, подавая ей письмо.— Теб еще надо узнать, какъ я слабъ. Когда тревожусь, я становлюсь похожъ на ребенка.

— Не думаю, чтобы ты бывалъ когда-нибудь слабъ, сказала она, лаская его.— Если надо длать что-нибудь, ты сдлаешь это тотчасъ. Но я распечатаю, если ты хочешь.

Тутъ онъ разорвалъ конвертъ съ видомъ комической важности и нсколько времени читалъ молча.

— Я примчаю, что изъ-за этого тамъ вышелъ шумъ, сказалъ онъ.

— Шумъ? какой шумъ?

— Мой дорогой другъ герцогиня не совсмъ сошлась въ этомъ съ моимъ мене дорогимъ другомъ герцогомъ.

— Неужели она объ этомъ пишетъ?

— О! нтъ. Мой другъ герцогиня слишкомъ для этого скромна, но я могу видть, что это такъ.

— Будешь ты депутатомъ? Если это устроится, я нисколько не забочусь о герцог и герцогин.

— Такія вещи устраиваются не такъ легко. Во всякомъ случа я не могу получить мста безъ борьбы. Вотъ письмо.

Письмо герцогини къ ея новому приверженцу будетъ приведено, но надо прежде понять, что много разныхъ мыслей промелькнуло въ голов писавшей въ тотъ промежутокъ, какъ написано было письмо и приказаніемъ, даннымъ первымъ министромъ жен о Сильвебридж. Она, разумется, тотчасъ поняла, что Лопецу надо дать знать, что она не можетъ для него сдлать общаннаго. Но необходимости сейчасъ писать не было никакой. Грей еще не оставилъ мста, а Лопецъ путешествовалъ. Январь прошелъ въ сравнительной тишин и въ это время въ Сильвербридж сдлалось извстно, что выборы открываются. Герцогъ даже не намекалъ, не выражалъ, не чувствовалъ неудовольствія, если выберутъ члена враждебнаго министерству. Постепенно герцогиня привыкла къ такому положенію длъ, и такъ какъ смятеніе, возбужденное въ ней повелительнымъ поведеніемъ ея мужа, прошло, она начала спрашивать себя, не оставить ли ей свою игру. Она не могла сама поставить члена Парламента, какъ нкогда леляла надежду, но все-таки могла сдлать что-нибудь. Она не хотла ни въ чемъ ослушаться мужа, но если Лопецъ долженъ быть депутатомъ отъ Сильвербриджа, то пусть тамъ будетъ извстно, что Лопецъ былъ ея другомъ. Поэтому она написала слдующее письмо:

Гэтерумъ, январь 18—.

‘Любезный мистеръ Лопецъ,

‘Я помню, вы сказали, что въ это время будете дома, и вотъ почему пишу къ вамъ теперь.. Обстоятельства перемнились съ тхъ поръ, какъ вы ухали, и — какъ я боюсь — перемнились не въ вашу пользу.

‘Мы узнали, что мистеръ Грей оставитъ свое мсто въ конц марта и что выборы будутъ въ апрл. Кандидата отъ насъ не будетъ. Мы обыкновенно предлагали кандидата и нашъ кандидатъ иногда одерживалъ верхъ, а иногда долженъ былъ отретироваться, но эти хорошія времена прошли. Мн кажется, что вс хорошія времена прошли. Нтъ никакой причины, сколько мн извстно, почему бы вамъ также не выступить впередъ. Вы можете сдлать это ране другихъ, потому что только теперь сдлалось извстно, что кандидата гэтерумскаго не будетъ. И мн сдается, что уже разнеслась молва, что если бы былъ фаворитъ, то имъ были бы вы, это можетъ быть вамъ полезно.

‘Едва ли нужно мн говорить о моемъ желаніи, чтобы мое имя не произносилось въ этомъ дл.

‘Искренно преданная вамъ
‘Гленкора Омніумъ.’

‘Я не сомнваюсь, что Спруджонъ, торговецъ желзными товарами, съ гордостью подастъ голосъ за васъ.’

— Я не совсмъ понимаю этого, сказала Эмилія.

— Разумется. Не одинъ новичокъ не можетъ этого понять. Конечно, ты никому не скажешь о письм ея свтлости.

— Конечно!

— Она намрена сдлать для меня все лучшее. Я не сомнваюсь, что какой-нибудь подчиненный изъ замка имлъ сношеніе съ Спруджономъ. Дло въ томъ, что герцогъ не хочетъ показываться въ этомъ дл, но герцогиня не намрена выпустить Сильвербриджъ изъ рукъ.

— Ты попытаешься?

— Если я попытаюсь, я долженъ украдкой послать повреннаго къ Спруджону, и чмъ скоре, тмъ лучше. Желалъ бы я знатъ, что твой отецъ скажетъ объ этомъ.

— Онъ старый консерваторъ.

— Но разв ему не будетъ пріятно видть зятя въ Парламент?

— Не думаю, чтобы онъ очень заботился объ этомъ. Онъ, кажется, всегда смется надъ людьми, которые желаютъ вступить въ Парламентъ. Но если ты желаешь, Фердинандъ…

— Я не желаю истратить кучу денегъ. Когда я сначала вздумалъ о Сильвербриджскомъ депутатств, издержки были бы самыя ничтожныя. Но теперь наврно будетъ борьба.

— Откажись, если твои средства этого не дозволяютъ.

— Ничмъ не рискнешь, ничего не получишь. Ты думаешь, что твой отецъ не поможетъ мн? Это возвысило бы и твое положеніе, и мое.

Эмилія покачала головой. Она всегда слышала, что отецъ ея насмхается надъ сумасбродствомъ людей, которые тратятъ боле, чмъ позволяютъ имъ средства, на тщеславіе писать дв буквы посл своего имени.

— Ты не прочь спросить его? сказалъ онъ.

— Конечно, я спрошу его, если ты желаешь.

Съ самой свадьбы ихъ онъ училъ ее — училъ съ намреніемъ — что они оба должны вымогать отъ отца какъ можно боле. Она уроку училась, но онъ былъ для нея противенъ. Это не заставило ее дурно думать о муж. Она была слишкомъ имъ ослплена, слишкомъ влюблена въ него. Но она начала чувствовать, что свтъ вообще жестокъ, жаденъ и непріятенъ. Если отецъ долженъ давать дочери деньги, когда она выходитъ замужъ, зачмъ же отецъ ея не сдлалъ этого безъ просьбъ? А если онъ этого не желалъ, то не лучше ли предоставить ему дйствовать, какъ онъ заблагоразсудитъ? Но теперь она начала примчать, что отца ея надо считать дойною коровой, а ее коровницей. Мужъ ея иногда ужасно безпокоился объ этомъ. Получивъ общаніе на 3000 ф. с., онъ пришелъ въ восторгъ, но посл того постоянно говорилъ о томъ, что отецъ долженъ больше сдлать для нихъ.

— Лучше мн взять быка за рога, сказалъ онъ:— и самому сдлать это. Тогда я узнаю, дйствительно ли онъ принялъ наши интересы къ сердцу, или смотритъ на тебя какъ на постороннюю за то, что ты отчуждилась отъ него.

— Я не думаю, чтобы онъ смотрлъ на меня какъ на постороннюю.

— Мы увидимъ, сказалъ Лопецъ.

Ему скоро пришлось сдлать опытъ. Онъ назвалъ себя трусомъ, распечатывая письмо герцогини, но въ сущности у него всегда доставало мужества для опасностей этого рода.

Въ день прізда они обдали у Вортона на Манчестерскомъ сквер и старикъ съ искренней радостью принялъ свою дочь. Онъ былъ вжливъ и съ Лопецомъ, а Эмилія, обрадовавшись его пріему, забыла о своихъ непріятностяхъ. Кром ихъ троихъ никого не было, и когда Эмилія спросила о своемъ брат, Вортонъ засмялся и назвалъ Эверета осломъ.

— Вы съ нимъ не поссорились? спросила она.

Онъ сказалъ, что ссоры не было, но повторилъ, что Эверетъ дуракъ.

Посл обда Вортонъ и Лопецъ остались вмст, потому что старикъ, и одинъ, и съ гостями, всегда сидлъ съ полчаса, прихлебывая портвейнъ, по примру своихъ ддовъ. Лопецъ уже ршилъ, что не пропуститъ этого случая, и тотчасъ началъ аттаку.

— Меня пригласили, серъ, сказалъ онъ съ пріятнйшей улыбкой:— быть депутатомъ отъ Сильвербриджа.

— И васъ! сказалъ Вортонъ.

Но хотя въ его восклицаніи была сатира, эта сатира отзывалась добродушіемъ.

— Да, серъ. Насъ всхъ взнуздаютъ рано или поздно.

— Я никогда не былъ взнузданъ.

— Ваша проницательность и философія удивляли всхъ, серъ. Но не подлежитъ сомннію, что въ моей профессіи мсто члена Парламента было бы чрезвычайно полезно для меня. Оно даетъ человку возможность сдлать многое, чего онъ не сдлалъ бы безъ этого.

— Можетъ быть, я ничего этого не знаю.

— Потомъ это большой почетъ.

— Это зависитъ отъ того, какой будетъ успхъ и какъ вы имъ воспользуетесь, а также и отъ того, годитесь ли вы для этого мста.

— Надюсь добросовстно заслужить успхъ, если мн удастся. А что касается того, гожусь ли я, то я долженъ предоставить удостовриться въ этомъ другимъ, когда попаду туда. Съ сожалніемъ долженъ сказать, что будетъ борьба.

— Я полагаю такъ. Мсто въ Парламент безъ борьбы не сваливается на голову молодому человку.

— Оно почти свалилось на меня.

Тутъ онъ разсказалъ своему тестю почти вс подробности сдланнаго ему предложенія и какимъ образомъ мсто было предложено ему. Онъ нсколько колебался, называя герцогиню, и оставилъ въ душ Вортона впечатлніе, что предложеніе было сдлано герцогомъ.

— Если будетъ борьба, поможете ли вы мн?

— Въ какомъ отношеніи? Я не могу собирать голоса въ Сильвербридж.

— У меня и въ мысляхъ не было навязывать хлопоты вамъ.

— Я ни души не знаю тамъ. Я не зналъ бы даже, существуетъ ли такое мсто, если бы оно не посылало въ Парламентъ депутата.

— Я думалъ о деньгахъ, серъ.

— Платить за выборы! Конечно, нтъ. Съ какой стати сдлаю это я?

— Для Эмиліи.

— Не думаю, чтобы это принесло какую-нибудь пользу Эмиліи и даже вамъ. Это роскошь, которую человкъ можетъ позволять себ только при излишк.

— Роскошь?

— Да, роскошь, все-равно, что экипажъ или яхта. Вступаютъ въ Парламентъ для того, что это даетъ всъ и положеніе.

— Я буду служить моей стран.

— Вы, кажется, сказали, что ваша цль успхъ въ вашей профессіи. Разумется, вы должны дйствовать по вашему усмотрнію. Если вы спрашиваете моего совта, я совтую вамъ не вступать. И, конечно, деньгами вамъ не помогу. Дуракъ Эверетъ теперь въ ссор со мною за то, что я не хочу дать ему денегъ быть депутатомъ отъ какого-то тамъ мстечка.

— Не отъ Сильвербриджа?

— Этого я не могу сказать. Но не побуждайте меня поступить несправедливо съ нимъ. Надо отдать ему справедливость, онъ разсудительне васъ, и только хочетъ, чтобы я общалъ ему заплатить издержки по выборамъ на будущихъ общихъ выборахъ. Я отказалъ ему, хотя по причинамъ, о которыхъ нтъ надобности упоминать, я нахожу, что онъ боле годится для Парламента, чмъ вы. Я долженъ вамъ отказать. Никакъ не могу понять, съ какой стати долженъ я истратить хоть одинъ шиллингъ для того, чтобы вы вступили въ Парламентъ. Если вы не желаете пить вина, мы пойдемъ къ Эмиліи наверхъ.

Это было сказано очень ясно и вовсе для Лопеца неутшительно. Поссориться съ своимъ тестемъ онъ не могъ и, слдовательно, долженъ былъ терпливо переносить его не очень лестныя выраженія. Онъ былъ готовъ переносить многое, пока усматривалъ возможность получить вознагражденіе, хотя если этой возможности не будетъ, онъ не прочь отмстить. Но въ настоящемъ отказ была ршимость, заставившая его убдиться, что будетъ напрасно повторять просьбу.

— Я узнаю, серъ, сказалъ онъ:— будетъ ли это дорого стоить, и если такъ, то откажусь. Вы довольно сурово отнеслись къ причинамъ, побуждающимъ меня.

— Я только повторилъ, что вы сказали мн сами.

— Я совершенно убжденъ въ моихъ намреніяхъ и знаю, что мн нечего ихъ стыдиться.

— Да, если у васъ много денегъ. Все зависитъ отъ этого. Если у васъ много денегъ и вамъ это нравится, тогда очень хорошо. Пойдемте наверхъ.

На другой день Лопецъ видлся съ Эверетомъ Вортономъ, который встртилъ его съ горячей привязанностью.

— Онъ ничего не хочетъ сдлать для меня — ничего. Я почти начинаю сомнваться, будетъ ли онъ говорить со мною.

— Вздоръ!

— Я разскажу вамъ все, сказалъ Эверетъ.— Въ январ я проигрался въ вистъ. Разумется, я долженъ былъ сказать ему. Онъ такъ мало даетъ мн, что я не могу выдержать никакой неудачи, не обращаясь къ нему какъ школьникъ.

— Много это было?

— Нтъ, для него не больше, чмъ полкроны для васъ. Я просилъ у него полтораста фунтовъ.

— Онъ отказалъ?

— Нтъ — не отказалъ. Будь въ десять разъ больше, онъ и тогда заплатилъ бы мои долги. Но онъ разнесъ меня, началъ говорить о картежничеств и… и…

— Я счелъ бы это весьма естественнымъ.

— Но я не картежникъ. Человкъ можетъ время-отъ-времени позволять себ такія вещи, а если у него состояніе порядочное и эти вещи случаются съ нимъ не часто, онъ можетъ и вынести эти издержки.

— А я думалъ, что вы поссорились за Парламентъ.

— О! нтъ. Онъ всегда твердитъ одно и то же, говоритъ мн, что я прямо стремлюсь къ погибели, а я этого выдержать не могу. Я не буду удивляться, если онъ проигралъ въ карты послдніе два года гораздо больше меня.

Лопецъ предложилъ себя въ посредники для примиренія, но Эверетъ отказался.

— Это значило бы придать слишкомъ важности вздору, сказалъ онъ.— Когда захочетъ видться со мною, онъ наврно пошлетъ за мною.

Лопецъ отправилъ повреннаго къ Спруджону въ Сильвербриджъ и повренный нашелъ Спруджона очень осторожнымъ человкомъ. Спруджонъ сначала зналъ очень мало или даже ничего — не зналъ будто бы даже, что Сильвербриджъ отправляетъ депутата въ Парламентъ, и объявилъ себя совершенно равнодушнымъ къ парламентскому характеру мстечка. Но наконецъ онъ смягчился и постепенно за рюмкой горячаго грога съ повреннымъ въ гостиниц признался, что выборъ мистера Лопеца депутатомъ отъ Сильвербриджа не будетъ непріятенъ для лица или лицъ, живущихъ недалеко отъ мстечка.

Лопецъ поручилъ своему повренному дйствовать совершенно осторожно. Повренный долженъ былъ только навести справки и не длать ничего. Кліентъ его не имлъ намренія предъявить себя въ кандидаты, если не будетъ увренъ въ успх съ весьма незначительными издержками.

Но повренный нсколько переступилъ инструкціи своего доврителя. Спруджонъ, когда морозъ первой скромности растаялъ, представилъ повреннаго Спруту, тому башмачнику, который длалъ ботинки съ пробковой подошвой, и Спруджонъ съ Спрутомъ ршили между собою, что Фердинандъ Лопецъ будетъ выбранъ въ депутаты какъ кандидатъ отъ Замка.

— Герцогъ вмшиваться не станетъ, сказалъ Спруджонъ:— и разумется повренный герцога не можетъ сдлать ничего открыто, но приближенные герцога будутъ знать.

Потомъ Спрутъ сказалъ повренному, что есть еще другой кандидатъ, и шепнулъ его имя. Вернувшись въ Лондонъ, повренный сообщилъ Лопецу, что онъ непремнно долженъ выступить. Сильвербриджъ ожидаетъ его. Спруджонъ и Спрутъ считали себя обязанными поддерживать его, повинуясь Замку. Спруджонъ былъ совершенно убжденъ, что вліяніе Замка преобладаетъ. Въ Сильвербридж не упоминалось имя не только герцога, но даже и герцогини. Посл отказа герцога ‘Замокъ’ взялся за ту роль, которую бывало игралъ старый герцогъ. Повренный былъ совершенно убжденъ, что никто не можетъ сдлаться депутатомъ отъ Сильвербриджа, если не будетъ имть Замка на своей сторон. Разумется, объявленіе герцога имло то непріятное послдствіе, что вызвало состязателя и такимъ образомъ причинило издержки. Теперь этому помочь было нельзя. Повренный держался такого мннія, что герцогу ничего боле не оставалось. Повренный намекнулъ, что времена измнились, и что хотя герцоги остались еще герцогами и могли еще имть герцогское вліяніе, но были принуждены дйствовать въ измненномъ вид. Объявленіе главное было необходимо потому, что герцогъ былъ первый министръ.

Повренный думалъ, что герцогъ нисколько не разсердится на Лопеца. Замокъ сдлаетъ все, что только возможно, и Лопецъ безъ сомннія будетъ выбранъ — хотя къ несчастію не безъ издержекъ. Сколько это будетъ стоить? отвчать наврно на такой вопросъ невозможно, но по всей вроятности около 600 ф. с., а можетъ быть 800, но ужь никакъ не боле 1000. Лопецъ поморщился, услышавъ эту сумму, но отъ состязанія не отказался.

Потомъ имя другого кандидата сказано было шопотомъ Лопецу. Артуръ Флечеръ! Лопецъ вздрогнулъ и спросилъ, какое же вліяніе иметъ мистеръ Флечеръ въ тхъ мстахъ. Флечеры были въ родств съ де-Курси, и какъ только объявленіе герцога сдлалось извстнымъ, т, на которыхъ имли вліяніе де-Курси, пригласили молодого адвоката, подававшаго такія блистательныя надежды, Артура Флечера быть депутатомъ отъ Сильвербриджа съ строго консервативными взглядами. Артуръ Флечеръ согласился и напечаталъ декларацію о своей цли и политическихъ принципахъ.

‘Я уже разъ побдилъ его,’ сказалъ себ Лопецъ: ‘и, мн кажется, могу побдить его опять.’

Глава XXX.
Да, ложь!

— Итакъ вы все-таки ходили къ Гепертону, сказалъ Лопецъ своему союзнику Секстусу Паркеру: — вы не хотли врить мн, когда я говорилъ, что деньги есть. Ужь настоящій же вы песъ!

— Вы правы, ругайте меня.

— Да, это ужасно. Разв я вамъ не говорилъ, что это повредитъ мн въ мнніи конторы? Какъ два человка будутъ въ состояніи вести дла, если они не врятъ другъ другу? Даже если бы я ввелъ васъ въ затрудненіе, неужели вы считаете меня такимъ негодяемъ, что я стану вамъ говорить неправду относительно денегъ?

Сексти походилъ на пса и чувствовалъ какъ песъ, котораго прибили. Онъ не сердился на своего друга за то, что тотъ ругалъ его, а только хотлъ извиниться.

— Я былъ разстроенъ, сказалъ онъ:— и не зналъ, какъ мн поступить.

— Хватили чрезчуръ водки съ содовою водой! замтилъ Лопецъ.

— Можетъ быть, немножко, хотя я не часто позволяю себ такія вещи. Я не знаю, какой человкъ трудится усиленне меня для своей жены и дтей. Но когда видишь такія вещи около себя, человкъ, имвшій вчера цлую свору охотничьихъ собакъ, вдругъ раззоряется, другой покупаетъ домъ въ Пиккадилли и срываетъ его для того, что онъ не довольно великъ, а между тмъ лтомъ былъ доволенъ крошечнымъ домикомъ, право не знаешь, на которой ног стоять.

— Если вы хотите научиться, посмотрите на этихъ двухъ человкъ и вы увидите, въ чемъ состоитъ разница. Одинъ смлъ, а другой трусъ.

Паркеръ почесалъ въ голов, покачался на заднихъ ножкахъ стула и безмолвно согласился въ справедливости всего, о чемъ говорилъ его предпріимчивый другъ.

— Что, старикъ Вортонъ поступилъ хорошо? наконецъ спросилъ онъ.

— Я ни слова не говорилъ старику Вортону о деньгахъ, отвтилъ Лопецъ:— исключая издержекъ для выборовъ, о которыхъ я вамъ говорилъ.

— И онъ ничего не хочетъ сдлать?

— Онъ вовсе этого не одобряетъ. Но я не сомнваюсь, что мы съ старикомъ скоро поймемъ другъ друга.

— Вы теперь знаете, на что онъ способенъ.

— Но я не намренъ приставать къ нему. Я могу прожить и безъ этого. Онъ старикъ и не можетъ взять съ собою своихъ денегъ, когда отправится въ дальній путь.

— Вдь есть братецъ, Лопецъ?

— Да — есть братъ, но у Вортона достаточно для двухъ, а если онъ захочетъ кого-нибудь лишить наслдства, то ужь конечно не мою жену. Старики не любятъ разставаться съ деньгами, а онъ похожъ на всхъ другихъ стариковъ. Не будь этого, я вовсе не сталъ бы заниматься торговлей.

— А достаточно ли у него для этого, Лопецъ?

— Я полагаю, у него четверть милліона.

— Боже мой! откуда же это у него?

— Бережливость, серъ. Откладывайте по шиллингу каждый день, посмотрите, сколько наростетъ процентовъ въ конц пятидесяти лтъ. Мн кажется, старикъ Вортонъ откладывалъ по дв или три тысячи ихъ своего адвокатскаго дохода по крайней мр лтъ тридцать. Такимъ образомъ можно составить состояніе.

— Это недостаточно скоро для васъ и для меня, Лопецъ.

— Да. Это старинный способъ и самый врный. Но какъ вы говорите, онъ не довольно скоръ и лишаетъ человка возможности пользоваться деньгами, когда состояніе составится. Но очень пріятно находиться въ близкомъ родств съ человкомъ, который уже составилъ состояніе такимъ образомъ. Въ деньгахъ сомннія не можетъ быть. Он не имютъ крыльевъ и не улетятъ.

— Но человкъ, у котораго есть такія деньги, очень придерживается ихъ.

— Разумется, но онъ не можетъ взять ихъ съ собою.

— Онъ можетъ оставить ихъ на больницы, Лопецъ, вотъ штука-то въ чемъ!

— Сексти, мой милый, я вижу, что вы имете такое воззрніе на человческую жизнь, которое длаетъ вамъ честь. Да, онъ можетъ оставить деньги на больницы, но зачмъ ему оставлять деньги на больницы?

— Отъ страха за свою душу, я полагаю.

— Нтъ, я не думаю. Человкъ, скупившійся всю жизнь, самъ составившій себ состояніе и не разстающійся съ нимъ до конца, не станетъ думать, что онъ принесетъ своей душ какую-нибудь пользу, если оставитъ деньги на больницы, когда не можетъ боле самъ пользоваться ими. Душа его освободилась давно отъ такой паутины. Только тотъ отдастъ свои деньги на больницы, кому осталось послднее удовольствіе насолить своимъ роднымъ. Это дйствительно большое удовольствіе для старика, когда родственникамъ надоли его старость и любовь къ деньгамъ. Мн кажется, я самъ бы это сдлалъ.

— А мн кажется, я предоставилъ бы себ возможность попасть на небо, сказалъ Паркеръ.

— Разв вы не знаете, что люди обманываютъ даже на смертномъ одр, читая молитвы все время? Старикъ Вортонъ не откажетъ деньги на больницы, если окружающіе будутъ умть обращаться съ нимъ.

— А вы обращаетесь съ нимъ хорошо, Лопецъ?

— Я не стану съ нимъ ссориться, не буду называть его скрягою за то, что онъ не длаетъ всего, что я хочу. Ему за семьдесятъ, а денегъ своихъ онъ взять съ собою въ могилу не можетъ.

Все это оставило такое живое впечатлніе на счетъ благоразумія его друга въ душ Секстуса Паркера, что несмотря на опасенія, мучившія его не разъ, онъ позволилъ уговорить себя вступить въ нкоторыя финансовыя сдлки, по которымъ Лопецъ могъ не безпокоиться о деньгахъ по-крайней-мр четыре мсяца. Онъ сказалъ себ тотчасъ, что его выборы будутъ стоить 1000 ф. с. Когда называютъ разныя суммы, говоря о подобномъ дл, то врне всего принимать въ разсчетъ самую большую, можетъ быть, еще врне прибавить пятьдесятъ процентовъ къ этой сумм. Онъ зналъ, что ему не слдовало соваться въ эти выборы, но уврилъ себя, что другого выбора ему не остается.

Къ несчастію, герцогъ объявилъ свое намреніе относительно мстечка посл предложенія герцогини. Онъ былъ почти принужденъ послать повреннаго разузнать, а повренный, наводя справки, поставилъ его въ неловкое положеніе. Онъ долженъ теперь продолжать. Можетъ быть, удовольствіе при мысли о короткости съ герцогинею Омніумъ поощрило въ немъ этотъ образъ мыслей. Герцогиня вернулась въ Лондонъ въ феврал, и Лопецъ оставилъ карточку на Карльтонской Террас. На слдующій же день герцогиня оставила карточку мистрисъ Лопецъ въ ея квартир въ Бельгревіи.

Лопецъ здилъ въ Сити каждый день, вызжая изъ дома около одиннадцати часовъ и не возвращаясь до обда. Молодая жена сначала не знала, что ей длать съ своимъ временемъ. Ея тетка мистрисъ Роби была противна ей. Она уже узнала отъ своего мужа, что онъ совсмъ не уважаетъ мистрисъ Роби.

— Помнишь сафировую брошку, сказалъ онъ ей однажды:— это часть той цны, которую я долженъ былъ заплатить за позволеніе приблизиться къ теб.

Онъ сидлъ въ это время обнявъ жену рукою, смотря въ окно на прелестное мстоположеніе и говоря о своихъ прежнихъ затрудненіяхъ. У нея не достало духу разсердиться на него, но эти слова были непріятны ей. А на мистрисъ Роби она ршительно разсердилась. Разумется, въ то время мистрисъ Роби навщала ее, и разумется, когда Эмилія бывала на Манчестерскомъ сквер, она заходила въ домъ за угломъ — но между теткою и племянницею короткости не было.

Многіе изъ друзей ея отца, которыхъ она считала принадлежащими къ гертфордширскому кружку, были съ нею очень холодны. Она не прославила себя въ Гертфордшир и — какъ говорили вс эти люди — сокрушила сердце лучшаго гертфордширскаго молодого человка. Это сдлало большой проблъ въ ея знакомств, который былъ тмъ боле чувствителенъ, что будучи двушкой, она имла не много короткихъ подругъ. Боле всхъ она любила Мэри Вортонъ, а Мэри Вортонъ отказалась провожать ее къ внцу, почти даже не выразивъ сожалнія.

Отца она видала время отъ времени. Разъ онъ обдалъ у нихъ и Лопецъ на этотъ разъ употребилъ большія усилія, чтобы составить приличное общество. Были Роби изъ Адмиралтейства, Гепертоны, сер-Тимоти Бисваксъ, съ которымъ Лопецъ познакомился въ Гэтерум, и старикъ лордъ Монгроберъ. Но адвокатъ, часто обдавшій въ былое время въ гостяхъ, примтилъ усиліе. Кто, съ трудомъ собиравшій гостей на обдъ, былъ способенъ потомъ изгладить слды борьбы? Это была однако первая попытка, и Лопецъ, у котораго мужества было вдоволь, думалъ, что скоро ему удастся составить что-нибудь получше. Если онъ попадетъ въ Парламентъ и отличится тамъ, тогда у него обдать будутъ охотно.

Но пока это происходило, Эмилія вела жизнь довольно скучную. Мужъ купилъ ей экипажъ, ее окружала даже роскошь, но постепенно ею овладвало чувство, что замужство отдалило ее отъ ея кружка. Но она не дозволяла этому чувству мшать ея врности къ мужу. Не знала ли она, что этотъ разрывъ случится непремнно? Не вышла ли она за него именно потому, что любила его боле своего кружка? Итакъ она садилась и читала Данте — они изучили вмст итальянскій языкъ во время медового мсяца. Она много работала и уже начала ожидать счастія, которое наступитъ для нея, когда на ея рукахъ будетъ лежать его ребенокъ.

Она, разумется, очень интересовалась выборами. Пока еще ничего сдлать было нельзя, потому что ваканціи не было, но каждый день они говорили объ этомъ.

— Какъ ты думаешь, кто будетъ состязаться со мною? сказалъ онъ однажды съ улыбкой.— Твой старый другъ.

Она тотчасъ догадалась, кто это, и кровь бросилась ей въ лицо.

— Мн кажется, ему не слдовало бы выступать, сказалъ онъ.

— А онъ зналъ? спросила она шопотомъ.

— Разумется, зналъ. Онъ длаетъ это нарочно. Но я ужь разъ побдилъ его, старушонка — вдь такъ?— и опять одержу надъ нимъ побду.

Ей понравилось, что онъ назвалъ ей старушонкой. Она любила ту короткость, съ которою онъ обращался съ нею. Но ее покоробилъ намекъ на человка, который любилъ ее. Разумется, она разсказала ему все. Она сочла своей обязанностью сдлать это. Но этимъ должно было и кончиться. Можетъ быть, ему надо было сказать ей, кто его противникъ. Она не могла не узнать этого, когда настанетъ борьба. Но ей не понравилось, зачмъ онъ хвастался, что уже разъ побдилъ Артура Флечера и побдитъ его опять. Такимъ образомъ онъ сравнилъ нжное благоуханіе ея любви съ грязной бурей выборнаго состязанія.

Онъ не понималъ — какъ онъ могъ понять?— что хотя она никогда не любила Артура Флечера, никакъ не могла принудить себя полюбить его, когда вс ея друзья этого желали, тмъ не мене она чувствовала къ нему привязанность и дружбу, считала его совершенствомъ въ своемъ род, настоящимъ джентльменомъ, человкомъ, который ни за что на свт не скажетъ лжи, самымъ великодушнымъ между великодушными, самымъ благороднымъ между благородными. Когда другіе Вортоны отвернулись отъ нея, онъ не былъ къ ней холоденъ. Въ тотъ же самый день, какъ мужъ оставилъ ее, она взглянула на записочку: ‘Я таковъ, какъ былъ всегда’. Она вспомнила прощаніе на берегу рки.

‘У васъ всегда будетъ одинъ человкъ — кром него — кто будетъ любить васъ боле всхъ на свт.’

Такія слова опасно было помнить, но припоминая ихъ, она часто увряла себя, что для нея они опасны не будутъ. Она была слишкомъ уврена въ своемъ сердц, чтобы бояться опасности. Одного человка она любила, другого нтъ, а между тмъ теперь, когда мужъ заговорилъ о томъ, что онъ опять побдитъ этого человка, она не могла не припомнить этихъ словъ.

Она не думала, что Артуръ Флечеръ охотно выступитъ противъ ея мужа. Ей тотчасъ пришло въ голову, что онъ врно сдлался кандидатомъ, не зная, кто его противникъ. Но Фердинандъ уврилъ ее, что Флечеръ это зналъ.

‘Должно быть, въ политик люди поступаютъ иначе’, сказала она себ.

Мужъ ея очевидно предполагалъ, что Артуръ Флечеръ предложилъ себя кандидатомъ для Сильвербриджа съ намреніемъ сдлать вредъ человку, который лишилъ его любимой женщины.

Она повторила себ слова своего мужа: ‘Онъ длаетъ это нарочно.’ Ей было непріятно не соглашаться съ мужемъ, но она никакъ не могла поврить, чтобы Артуру Флечеру пришла въ голову подобная месть.

Вскор посл этого, когда она жила уже въ Лондон около мсяца, ей принесли письмо и она тотчасъ узнала почеркъ Артура Флечера. Она была въ то время одна и ей пришло въ голову сначала, что можетъ быть ей не слдуетъ вступать съ нимъ въ сношенія, не показавъ письма своему мужу. Но потомъ ей показалось, что въ такой нершимости будетъ заключаться сомнніе и въ немъ, и въ ней. Зачмъ ей бояться, что кто бы то ни было пишетъ къ ней? Она распечатала письмо и прочла его — съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ. Оно заключалось въ слдующемъ:

‘Любезная мистрисъ Лопецъ,

‘Мн кажется, лучше объяснить вамъ одно обстоятельство, которое можетъ быть перетолковано не такъ, если не будетъ объяснено. Я узнаю, что мы съ вашимъ мужемъ противники за Сильвербриджъ. Я желаю сказать, что я далъ слово выступить кандидатомъ прежде чмъ услыхалъ его имя. Съ тми мстами у меня связаны очень старинныя воспоминанія и меня пригласили въ кандидаты друзья, знавшіе меня всю жизнь, какъ только сдлалось извстно, что состязаніе длается открытымъ. Я не могу теперь отступить, не измнивъ моей партіи, и даже не знаю, есть ли къ тому поводъ. Однако я не выступилъ бы впередъ, если бы зналъ, что мистеръ Лопецъ будетъ кандидатомъ. Я думаю, что вамъ лучше сказать ему это и сообщить ему также съ моимъ поклономъ, что я надюсь вести съ нимъ нашу политическую битву съ взаимнымъ доброжелательствомъ и добрымъ чувствомъ.

‘Искренно вамъ преданный

‘Артуръ Флечеръ.’

Эмиліи это письмо принесло большое удовольствіе и вмст съ тмъ она поплакала надъ нимъ. Она чувствовала, что понимаетъ вс причины, побудившія этого человка написать письмо. Относительно же истины этого письма она не со мнвалась. О, если бы этотъ человкъ могъ сдлаться другомъ ея мужа, какъ это было бы пріятно! Разумется, она желала, желала всею душой, чтобы ея мужъ имлъ успхъ въ Сильвербридж. Но она могла понять, что такое состязаніе можно вести безъ личной вражды. Письмо выражало всего Артура Флечера — оно было такое доброе, такое благородное, такое великодушное, такое правдивое!

Какъ только мужъ ея пришелъ, она показала ему письмо съ восторгомъ.

— Я была уврена, сказала она, когда онъ читалъ письмо:— что онъ не зналъ о твоемъ кандидатств.

— Онъ это зналъ не хуже меня, отвтилъ Лопецъ и мрачно нахмурилъ лобъ.— Какая чертовская наглость писать къ теб!

— О, Фердинандъ!

— Ты этого не понимаешь, а я понимаю. Онъ заслуживаетъ, чтобы его отхлестать за то, что онъ осмлился писать къ теб, и если встрчусь съ нимъ, я такъ и поступлю.

— О, ради Бога!

— Человкъ, который былъ твоимъ отвергнутымъ обожателемъ, который два года старался жениться на теб, осмлился начать переписку съ тобою безъ позволенія твоего мужа!

— Онъ хочетъ, чтобы ты видлъ его письмо. Онъ говоритъ, чтобы я сказала теб.

— Вотъ еще! Это просто трусость. Онъ хочетъ, чтобы ты не говорила мн, и если бы ты отвтила ему, не сказавъ мн, онъ сейчасъ взялъ бы надъ тобою верхъ.

— О! Фердинандъ, какія злыя мысли у тебя!

— Ты дитя, душа моя, и должна позволить мн предписать теб, что ты должна думать въ подобныхъ обстоятельствахъ. Говорю теб, онъ зналъ все о моемъ кандидатств, и все, что онъ тутъ говоритъ, чистая ложь, да — ложь.

Онъ повторилъ это слово, потому что видлъ, что она задрожала, услышавъ это, но онъ не понялъ, почему она задрожала — мысль объ обвиненіи Артура Флечера была нестерпима ей.

— Я никогда не слыхалъ ни о чемъ подобномъ, продолжалъ онъ.— Разв ты предполагаешь, что мужчины, получившіе отказъ, имютъ обыкновеніе писать тотчасъ посл свадьбы къ тмъ женщинамъ, которыя отказали имъ?

— Разв обстоятельства не оправдываютъ этого?

— Нтъ — обстоятельства длаютъ это гораздо хуже. Онъ долженъ былъ понять, что не иметъ права писать къ теб, и какъ къ моей жен, и какъ къ жен человка, съ которымъ онъ намренъ состязаться въ Сильвербридж.

Это онъ сказалъ съ такимъ гнвомъ, что испугалъ ее.

— Это не моя вина, сказала она.

— Нтъ, это не твоя вина. Но ты должна считать это большою виной съ его стороны.

— Что же мн длать?

— Отдать мн это письмо. Ты, разумется, не можешь сдлать ничего.

— Ты не станешь ссориться съ нимъ?

— Непремнно поссорюсь. Неужели ты думаешь, что я позволю кому бы то ни было оскорблять мою жену? Что я сдлаю, я еще сказать не могу, и что бы я ни сдлалъ, теб лучше этого не знать. Я никогда не былъ высокаго мннія объ этихъ гертфордскихъ франтахъ, которые воображаютъ себя украшеніемъ всего свта, а теперь я презираю ихъ еще больше.

Онъ замолчалъ, а она медленно вышла изъ комнаты одваться. Все это было ужасно. Онъ никогда прежде не былъ съ нею грубъ и она совсмъ не могла понять, почему теперь онъ былъ такъ грубъ съ нею. Не можетъ быть, чтобы онъ ревновалъ къ ней за то, что ея старый обожатель написалъ къ ней такое письмо. Потомъ ее ошеломило мнніе, высказанное имъ о Флечер, мнніе, которое, какъ она была уврено, было совершенно ошибочно. Лжецъ! о Боже! А письмо было такое искреннее и такое честное! Какъ она ни желала исполнять вс приказанія мужа, она не могла руководиться имъ въ этомъ отношеніи. Потомъ она припомнила его слова: ‘Ты должна позволить мн предписать теб, что ты должна думать’. Неужели въ брак подразумвается и это, неужели мужъ иметъ право предписывать жен, какое мнніе она должна имть объ этомъ или другомъ лиц — а главное о человк, котораго она знала такъ хорошо, а онъ не зналъ никогда? Конечно, она могла такъ думать только соображаясь съ своей опытностью и своимъ умомъ. Она была уврена, что Артуръ Флечеръ не лгунъ. Даже ея мужъ не можетъ заставить ее думать это.

Глава XXXI.
Да — съ хлыстомъ въ рук.

Эмилія Лопецъ, вернувшись къ мужу предъ обдомъ, почти не могла говорить съ нимъ, до такой степени она была разстроена, взволнована и приведена въ ужасъ тмъ неудовольствіемъ, которое возбудило въ немъ письмо Артура Флечера.

Наедин она обдумала все это, желая заставить себя сочувствовать своему мужу, но чмъ боле она думала объ этомъ, тмъ очевидне становилось ей, что онъ ошибается. Онъ ошибался до такой степени, что ей казалось лицемрствомъ соглашаться съ нимъ. Мужъ ея съ своей точки зрнія обвинялъ Флечера въ множеств проступковъ. Онъ былъ лгунъ, ложно объясняя свою кандидатуру — трусъ и врагъ ея, составившій заговоръ, по которому надялся заставить ее дйствовать противъ ея мужа, усиливавшійся вступить съ нею въ переписку и такимъ образомъ компрометировать ее. Все это, такъ легко казавшееся ея мужу, было не только невозможно для нея, но и такъ ужасно, что она не могла удержаться, чтобы не чувствовать отвращенія къ мыслямъ своего мужа. Письмо было оставлено ему, но она помнила каждое слово. Она была уврена, что это письмо честное, что въ немъ выражалось именно намреніе писавшаго — просто желавшее объяснить ей, что онъ не хотлъ бы сдлать непріятность другу женщины, которую любилъ, помшавъ надеждамъ ея мужа. А между тмъ ей говорили, что она обязана думать какъ ей мужъ велитъ! Она такъ думать не могла. Если мужъ не вритъ ея сужденію, то пусть это дло будетъ представлено на судъ ея отцу. Фердинандъ во всякомъ случа долженъ сознаться, что ея отецъ можетъ понимать это дло, если не можетъ она.

За обдомъ Лопецъ ничего не говорилъ объ этомъ, не говорила и Эмилія. Прислуживалъ имъ мальчикъ, котораго онъ нанялъ, чтобы служить ей, и обдъ прошелъ почти молча. Она часто взглядывала на него и видла, что его лобъ былъ еще мраченъ. Какъ только они остались одни, она заговорила съ нимъ, придумавъ за обдомъ, какія слова сказать прежде.

— Ты пойдешь сегодня въ клубъ?

Онъ говорилъ ей, что въ Прогресс занимались этими выборами, и что можетъ быть вечеромъ онъ встртитъ тамъ двухъ, трехъ человкъ. Сдлано было предложеніе, чтобы клубъ принялъ на себя часть издержекъ, и Лопецъ очень заботился объ этомъ.

— Нтъ, отвчалъ онъ:— я сегодня никуда не пойду. У меня не достаточно легко на сердц.

— Отчего же у тебя тяжело на сердц, Фердинандъ?

— Мн казалось бы, что ты должна знать.

— Положимъ, я знаю — но я не знаю, почему это такъ, я не знаю, почему это теб непріятно. По-крайней-мр, я ничего не сдлала дурного.

— Нтъ — относительно письма. Но меня удивляетъ, что ты такъ… такъ связана съ этимъ человкомъ.

— Связана съ нимъ, Фердинандъ!

— Нтъ — ты связана со мною, но ты такъ уважаешь его, что не видишь, какъ грубо онъ оскорбилъ тебя.

— Я дйствительно уважаю его.

— И смешь говорить мн это?

— Смю! какова же была бы я, если бы у меня было чувство, котораго я не осмлилась бы сообщить теб? Смотрть съ дружелюбнымъ чувствомъ на человка, котораго я знала съ дтства и котораго вс мои родные любили, въ этомъ нтъ ничего дурного.

— Твои родные желали выдать тебя за него.

— Желали. Но я вышла за тебя, потому что любила. Но зачмъ же мн думать дурно о старомъ друг только потому, что я не влюблена въ него? Зачмъ теб сердиться на него? Чего ты можешь бояться?

Тутъ она сла къ нему на колни и стала ласкать его.

— Это онъ долженъ меня бояться, сказалъ Лопецъ.— Пусть онъ откажется отъ кандидатства, если думаетъ, что говоритъ.

— Кто же попроситъ его объ этомъ?

— Не ты — конечно.

— О, нтъ!

— Я могу попросить его.

— Можешь ли ты, Фердинандъ?

— Да — съ хлыстомъ въ рук.

— Право, право, ты его не знаешь. Скажи все моему отцу и предоставь ему сказать теб, дурно ли поступилъ съ тобою мистеръ Флечеръ.

— Ужь конечно я этого не сдлаю. Я не хочу, чтобы твои отецъ вмшивался между тобою и мною. Если бы я послушался твоего отца, ты не была бы теперь здсь со мною. Твой отецъ еще до сихъ-поръ не другъ мн. Но когда онъ узнаетъ, что я могу сдлать и что я могу стать выше этихъ гертфордширцевъ, тогда, можетъ быть, онъ сдлается моимъ другомъ. Но я не стану совтоваться съ нимъ ни въ чемъ касающемся меня и моей жены. И ты должна понять, что посл того, какъ ты сдлалась моею женой, всякія твои обязательства къ нему прекратились. Разумется, онъ твой отецъ, но въ такомъ дл, какъ это, онъ не боле посторонняго иметъ право предписывать свое мнніе теб.

Посл этого онъ почти не говорилъ съ нею, а сидлъ цлый часъ съ книгою въ рук, а потомъ всталъ и сказалъ, что подетъ въ клубъ.

— Столько длается гадостей везд, прибавилъ онъ: — что человкъ, если иметъ какое-нибудь намреніе, долженъ оставаться на-сторож.

Оставшись одна, Эмилія тотчасъ залилась слезами, но скоро отерла глаза, отложила работу и принялась думать обо всемъ. Что это значило? Зачмъ мужъ такъ перемнился къ ней? Возможно ли, чтобы это былъ тотъ самый Фердинандъ, которому она отдала себя, нисколько не сомнваясь въ его достоинствахъ?

Каждое его слово посл того, какъ она показала письмо Артура Флечера, было оскорбительно для нея. Почти казалось, точно будто онъ ршился поступать съ нею какъ тиранъ и откладывалъ эту роль до перваго удобнаго случая посл ихъ медового мсяца. Но, несмотря на все это, она оставалась предана ему. Она будетъ повиноваться ему во всемъ, гд только повиновеніе возможно, и будетъ любить его боле всхъ на свт. О! да — вдь онъ мужъ ея. Если онъ даже окажется самымъ дурнымъ человкомъ на свт, она все-таки будетъ любить его.

Но она никакъ не могла убдить себя сказать, что Артуръ Флечеръ поступилъ дурно. Она лгать не могла. Она знала хорошо, что его поведеніе было благородно и великодушно. Потомъ безсознательно и невольно — или, лучше сказать, вопреки своей вол и внутреннимъ усиліямъ — она мысленно проводила сравненіе между своимъ мужемъ и Артуромъ Флечеромъ. Одинъ безспорно обладалъ какимъ-то особеннымъ даромъ или граціей, или привлекательностью, которыхъ въ другомъ не доставало. Въ чемъ заключалось это? Она слышала отъ отца, когда они разговаривали о джентльменахъ — о той рас джентльменовъ, съ которыми ей пришлось жить — что изъ свиного уха нельзя сшить шелковаго кошелька. Эта пословица очень оскорбила ее, потому что она знала хорошо, кого онъ тогда считалъ шелковымъ кошелькомъ и кого свинымъ ухомъ.

Но теперь она примчала, что во всемъ этомъ была истина, хотя старалась по прежнему хорошо думать о своемъ муж и надлять его всми возможными добродтелями. Когда-то она осмлилась составить себ свою доктрину, прочесть самой себ проповдь и убдить себя, что благородная кровь и благородное воспитаніе, о которыхъ отецъ ея думалъ такъ много и которымъ въ Гертфордшир приписывалось нчто божественное, были ничто боле, какъ слабыя, ничтожныя качества. Они могли существовать безъ разума, безъ сердца и при весьма умренномъ образованіи. Они могли вмщать большое ничтожество и много пороковъ. Что же касается любви къ той честной и мужественной истин, которую ея отецъ приписывалъ этому, она смотрла на его теорію какъ основанную на легендахъ, какъ въ былое время существовала теорія о мужеств, постоянств и честности тогдашнихъ рыцарей.

Самый лучшій идеалъ мужчины, который она представляла себ, былъ одаренъ, во-первыхъ, разумомъ, потомъ любовью и наконецъ честолюбіемъ. Она не понимала, почему такой герой ея фантазіи долженъ родиться отъ лордовъ и леди, а не отъ ремесленниковъ, и долженъ быть англичаниномъ, а не испанцемъ или французомъ. Человкъ не могъ быть ея героемъ безъ образованія, безъ дарованій, достигаемыхъ безъ сомннія гораздо легче богатыми, чмъ бдными, но при состояніи, при достигнутыхъ дарованіяхъ, она не видала, почему ей или свту заходить дале личности человка. Таковы были ея теоріи о людяхъ и ихъ качествахъ, и дйствуя по этому, она отдала себя и свое счастіе въ руки Фердинанда Лопеца.

Теперь же постепенно наступала перемна въ ея убжденіяхъ — перемна весьма непріятная, которую она старалась отвергнуть — въ принятіи которой она не хотла сознаться даже въ то время, когда принимала ее. Но съ самаго часа своей свадьбы она начинала узнавать, что подразумвалось въ словахъ ея отца, когда онъ говорилъ объ удовольствіи жить съ джентльменами.

Артуръ Флечеръ былъ неоспоримо джентльменъ. Онъ не поддался бы подозрнію, которое выразилъ ея мужъ. Онъ непремнно поврилъ бы сдланнымъ увреніямъ. Онъ никогда не намекнулъ бы своей жен, что другой человкъ старался заманить ее въ секретную переписку. Ей представлялось, будто она слышитъ тонъ голоса Артура Флечера въ то время, какъ голосъ ея мужа еще раздавался въ ея ушахъ, когда онъ просилъ ее помнить, что она теперь избавилась отъ контроля ея отца.

Время отъ времени слезы навертывались на ея глазахъ, когда она сидла и размышляла съ уныніемъ въ сердц. Тогда она вдругъ пробуждалась дрожа и брала книгу съ намреніемъ, что будетъ читать прилежно, и убждала себя, что ея мужъ все еще остается ея героемъ. По-крайней-мр, умъ оставался при немъ и, несмотря на его грубость, любовь, которой она жаждала. Оставалось и честолюбіе. Но, увы, увы! зачмъ такія гнусныя подозрнія осквернили его душу?

Онъ вернулся поздно, она уже лежала въ постели, но онъ поцловалъ ее и она догадалась, что досада его прошла. Она притворилась, будто ей хочется спать, хотя не спала. Она не желала говорить съ нимъ въ эту ночь, но съ радостью удостоврилась, что утромъ онъ улыбнется ей.

— Будемъ раньше завтракать, сказалъ онъ ей на слдующее утро:— я ду сегодня утромъ въ Сильвербриджъ.

Она вскочила.

— Сегодня?

— Да — безъ четверти въ двнадцать. Времени довольно, только не опоздай.

Разумется, она встала ране обыкновеннаго, и когда вышла, нашла его за газетою.

— Теперь все ршено, сказалъ онъ:— Грей оставляетъ свое мсто. Это случилось немножко неожиданно, какъ всегда бываетъ посл продолжительнаго замедленія. Но говорятъ, что эта неожиданность послужитъ мн въ пользу.

— Когда же выборы?

— Кажется, чрезъ дв недли — а можетъ быть и позже.

— И ты долженъ быть въ Сильвербридж все это время?

— О! нтъ, я останусь тамъ ночевать, а можетъ быть и завтра переночую. Разумется, я буду телеграфировать теб, какъ только узнаю, въ чемъ дло. Я увижусь съ главными лицами и, вроятно, скажу нсколько рчей.

— Я желала бы послушать тебя.

— Теб показалось бы очень скучно, моя душа. И я тоже найду это скучнымъ. Не могу вообразить, чтобы Спруджонъ и Спрутъ были пріятными собесдниками, ну, я останусь тамъ дня два и ршу, когда долженъ хать для ршительнаго собиранія голосовъ. Я долженъ буду съ шляпою въ рук навстить каждаго жителя въ этомъ грязномъ городишк и просить ихъ всхъ подать голосъ за ихъ нижайшаго слугу Фердинанда Лопеца.

— Мн кажется, вс кандидаты должны длать то же самое.

— О! да, твой другъ мистеръ Флечеръ тоже долженъ длать это.

Она задрожала при этомъ. Артуръ Флечеръ былъ ея другъ, но въ настоящую минуту онъ не долженъ былъ такимъ образомъ говорить съ нею.

— Судя по всему, что я слышу, онъ человкъ такого рода, который любитъ длать это. А мн противно просить людей, которыхъ я презираю.

— Зачмъ теб презирать ихъ?

— Низкіе, несвдущіе, грязные негодяи, не имющіе понятія о настоящемъ значеніи политическихъ привилегій, люди, которые готовы продать свои голоса за тридцать шиллинговъ, если бы было можно!

— Если они таковы, я не сдлалась бы ихъ представителемъ.

— Сдлалась бы, когда бы стала понимать свтъ. Въ Парламент быть очень хорошо, а только такимъ образомъ можно попасть туда. Однако, теперь я пока еще увижу только самыхъ значительныхъ гражданъ въ город — Спрутовъ и Спруджоновъ.

— Ты подешь въ Гэтерумскій замокъ?

— О, нтъ! Герцогъ длаетъ видъ, будто не иметъ никакого понятія о томъ, кто кандидаты. Я не думаю, чтобы при немъ упоминали о Сильвербридж.

— Но ты вступишь по его доброжелательству.

— Или по ея — по-крайней-мр, я надюсь такъ. Я не сомнваюсь, что Спрутамъ и Спруджонамъ дано знать Локаками и Причардами, въ чемъ состоятъ желанія герцогини, и что также сдланъ намекъ какими-нибудь обиняками, что герцогъ желаетъ сдлать удовольствіе герцогин.

— А издержки? замтила Эмилія.

— Ахъ! да, издержки. Когда начнешь говорить объ издержкахъ, дло принимаетъ не такой пріятный видъ. Я никогда въ жизни не видалъ такихъ дураковъ, какъ эти люди въ клуб. Они говорятъ, говорятъ, но никто изъ нихъ не знаетъ, какъ взяться за дло. Въ клуб затяли это дло и я не понимаю, какое право имютъ они предполагать, чтобы одинъ человкъ несъ на себ вс издержки. Меня забираетъ чертовская охота надуть ихъ.

— Не длай этого, Фердинандъ, если твои средства не позволяютъ.

— Теперь я долженъ продолжать. Я не могу не чувствовать, что меня немножко надули. Когда герцогиня общала мн, я долженъ былъ просто пройтись пшкомъ въ Сильвербриджъ. Теперь, выбравъ своего кандидата, они отступаютъ и предоставляютъ каждому право выступить впередъ. Не могу выразить теб, что я думаю о Флечер за то, что онъ воспользовался такимъ случаемъ. А политическій комитетъ въ клуб говоритъ хладнокровно, что у нихъ денегъ нтъ. Это, знаешь, не честно.

— Я не совсмъ это понимаю, сказала Эмилія грустно.

Каждое слово, которое онъ говорилъ о Флечер, раздирало ей сердце, не потому, что ей было прискорбно, зачмъ Флечера бранятъ, но что ея мужъ унижаетъ себя этой бранью. Она избавилась отъ спора въ эту минуту, объявивъ, что не совсмъ понимаетъ это дло, но она знала, что Артуръ Флечеръ имлъ точно такое же право, какъ и ея мужъ, выступить кандидатомъ, и что ея мужъ унижаетъ себя личною враждой къ этому человку. Когда Лопецъ узжалъ, она сказала ему:

— О! Фердинандъ, какъ я желаю, чтобы ты имлъ успхъ!

— Я не думаю, чтобы онъ имлъ успхъ. Судя по тому, что говорятъ, онъ долженъ быть глупъ, пускаясь на попытку, то-есть если Замокъ останется вренъ мн. Я подробне узнаю, когда вернусь.

Въ этотъ день Эмилія обдала съ отцомъ и встртилась съ мистрисъ Роби. Разумется знали, что Лопецъ ухалъ въ Сильвербриджъ, и Эмилія узнала на Манчестерскомъ сквер, что Эверетъ ухалъ съ ея мужемъ.

— Судя по тому, что я слышу, они оба останутся въ дуракахъ, сказалъ адвокатъ.

— Почему, папа?

— Герцогъ отказался.

— Но его участіе остается.

— Ничуть не бывало! Въ Англіи нтъ человка честне герцога Омніума. и онъ всегда говоритъ что думаетъ. Предоставленные самимъ себ, жители такого городка, какъ Сильвербриджъ, непремнно выберутъ консерватора. Половина ихъ мелкіе фермеры и, разумется, поступятъ такъ, если ихъ не направятъ въ другую сторону. Если клубъ намренъ заплатить расходы…,

— Клубъ ничего не заплатитъ, папа.

— Такъ я могу только надяться, что дла Лопеца идутъ хорошо.

Ничего боле не было сказано о выборахъ, но Эмилія примтила, что ея отецъ противъ поступленія ея мужа въ Парламентъ и что его сочувствіе и даже его желанія отданы другому кандидату. Когда мистрисъ Роби намекнула, что для всхъ нихъ было бы очень хорошо видть Фердинанда въ Парламент — она теперь всегда называла его Фердинандомъ — Вортонъ напустился на нее.

— Почему это было бы хорошо? Желалъ бы я знать, есть ли у васъ въ голов какой-нибудь смыслъ, когда вы говорите это. Или вы полагаете, что человкъ получитъ 1000 ф. с. въ годъ, вступивъ въ Парламентъ?

— Господи! мистеръ Вортонъ, какъ же вы невжливы! Разумется, мн извстно, что члены Парламента жалованья не получаютъ.

— Такъ почему же это хорошо? Если человкъ иметъ много свободнаго времени и изучилъ законодательство, разумется, это можетъ быть хорошо, потому что онъ станетъ выполнять свою обязанность, или станетъ служить, какъ вашъ деверь, или, если онъ человкъ праздный и съ большимъ состояніемъ, то по-крайней мр есть куда ходить. Но почему это должно быть хорошо для Фердинанда Лопеца, я не могу понять. Эверетъ тоже все говоритъ о Парламент, хотя я не согласенъ съ нимъ.

Легко можно понять, что посл этого Эмилія ничего не хотла говорить на Манчестерскомъ сквер о видахъ своего мужа относительно Сильвербриджа.

Лопецъ провелъ въ Сильвербридж два дня и вернулся, по мннію жены, вовсе не увренный въ успх. Онъ пробылъ въ Лондон около недли и въ это время усплъ видться съ герцогинею. Онъ сообщилъ ей письменно, что будетъ имть честь явиться къ ней, и былъ принятъ. Но разсказъ его своей жен объ этомъ посщеніи былъ не очень удовлетворителенъ.

Онъ сказалъ ей уже поздно вечеромъ, гд былъ. Онъ имлъ намреніе промолчать объ этомъ и наконецъ заговорилъ, руководимый чувствомъ, заставляющимъ всхъ мужей разсказывать секреты своимъ женамъ, потому что ему утшительно было поговорить съ тою, которая открыто не станетъ противорчить ему.

— Хитрячка она, сказалъ онъ.

— А мн всегда казалось, что она скоре слишкомъ откровенна, чмъ хитра, сказала его жена.

— Люди всегда, стараются заслужить репутацію совершенно противоположную той, которую заслуживаютъ они. Когда я слышу, что этому человку всегда можно врить, я знаю, что онъ самый опасный лжецъ. Она запиналась, лепетала и не хотла сказать слова о Сильвербридж. Даже ршилась сказать мн, что я не долженъ ни слова говорить ей объ этомъ.

— Не лучше ли было это, если мужъ ея не желалъ, чтобы она говорила объ этомъ?

— Это все вздоръ и ложь. Она знаетъ, что я трачу деньги на это, и должна честно поступать со мною. Она должна сказать мн, что можетъ сдлать и чего не можетъ. Когда я спросилъ ее, можно ли положиться на Спруджона, она отвчала, что желаетъ не слышать отъ меня объ этомъ. Я называю это недобросовстностью и хитростью. Я не стану вовсе удивляться, если Флечеръ былъ у герцога. Если я узнаю это, не лучше ли мн разгласить это объ обоихъ ихъ?

Глава XXXII.
Твое ли это дло?

Дла герцогини шли не совсмъ гладко посл отъзда гостей изъ Гэтерумскаго замка, можетъ быть, даже не гладко шли и дла герцога. Теперь былъ мартъ. Въ Парламент опять были засданія, и герцогъ и герцогиня оба были въ Лондон, но пока они оставались въ замк, ни для кого изъ нихъ не казался удобенъ этотъ огромный замокъ, когда сдлался пустъ.

Одно время герцогиня присмирла отъ суровой ршимости мужа, но когда онъ опять сдлался кротокъ съ нею — даже своимъ обращеніемъ какъ будто извинялся въ своей непривычной грубости — она пріободрилась и объявила себ, что не откажется отъ борьбы. Не для него ли длала она все это? И почему ей не имть также своего честолюбія? И не удалось ли ей во всемъ, что длала она? Справедливо ли, что ее приглашаютъ бросить все, признаться въ своемъ пораженіи, показать свту, что ей неудалось только потому что какой-нибудь майоръ Понтни выказалъ себя дуракомъ? Она приписывала все это майору Понтни — весьма ошибочно. Когда мысли человка стремятся къ какой-нибудь ршимости, къ какому-нибудь заключенію, къ которому не могутъ дойти, то почти всегда какая нибудь бездлица наконецъ опредлитъ это заключеніе. Герцогъ постепенно сталъ ненавидть толпу, окружавшую его, прежде чмъ даже зналъ, что въ его дом находится майоръ Понтни. Другіе оскорбляли его, и боле всхъ его же товарищъ сер-Орландо. Герцогиня не врно поняла характеръ мужа и совсмъ не поняла руководившихъ его причинъ, когда думала, что все можетъ быть забыто, какъ только пройдетъ непріятное воспоминаніе о майор.

Но, по ея мннію, ни въ чемъ мужъ ея не поступалъ такъ глупо, какъ отказавшись отъ своихъ правъ на Сильвербриджъ. Когда она услыхала, что назначенъ день для объявленія кандидатовъ, она осмлилась сдлать вопросъ. Обращеніе мужа съ нею было боле чмъ вжливо послднее время, въ немъ проявлялась даже горячая любовь. Онъ ухаживалъ за нею, ласкалъ ее и разъ даже сказалъ, что никакія непріятности не будутъ тяжелы для него, пока она съ нимъ. Прежде никогда не говорилъ онъ ей ничего подобнаго. Она собралась съ духомъ и сдлала вопросъ — не тотчасъ, а вскор посл этого:

— Могу я поговорить съ Спруджономъ о выборахъ?

— Ни слова!

Онъ посмотрлъ на нее точь-въ-точь какъ въ тотъ день, когда сказалъ ей о грхахъ майора. Она покачала головою, надула губы и ушла не говоря ни слова. И вотъ почему, хотя его обращеніе выражало любовь, дла шли съ нимъ не совсмъ гладко.

И его дла шли не совсмъ гладко. Онъ получилъ весьма непріятное посланіе отъ сер-Орланда Дрота, который, оставшись недоволенъ, что Монкъ будетъ первенствующимъ лицомъ въ Нижней Палат, предлагалъ первому министру боле напирать на ‘политику’. А понятія сер-Орланда о политик состояли въ томъ, чтобы выстроить четыре военныхъ корабля такіе громадные, какихъ еще не бывало — съ огромными пушками, съ большимъ количествомъ команды и толстою желзною обшивкой, а главное, съ большими издержками. Онъ даже дошелъ до того, что сказалъ, хотя не въ этомъ письм къ первому министру, что ‘спасеніе государства’ должно быть возгласомъ коалиціи.

Герцогъ Омніумъ думалъ, что государство не подвергается никакой опасности, и во все время своей политической жизни былъ противъ увеличенія издержекъ на армію и флотъ. Онъ считалъ новые четыре корабля ненужными — и когда ему выставляли на видъ, что онъ можетъ такимъ образомъ упрочить коалицію, сказалъ, что предпочитаетъ обойтись безъ коалиціи и четырехъ кораблей, чмъ имть дло съ ними, и мнніе это сочли измной организованной партіи. Тайны Кабинета не такъ легко открываются, но какъ-то разнеслись слухи — какъ вообще слухи разносятся — что между министрами возникло неудовольствіе. Первый министръ, герцогъ Сент-Бёнгэй и мистеръ Монкъ были противъ постройки четырехъ кораблей. Сер-Орланда поддерживали лордъ Дрёммондъ и еще одинъ изъ его старыхъ друзей.

По совту старшаго герцога сочинили параграфъ, что ‘ея величество, въ виду безопасности націи и возможной, хотя невроятной войны, думала, что слдуетъ принимать въ соображеніе усиленіе флота.’

— Это дастъ ему возможность выстроить корабль по новой систем, сказалъ герцогъ Сент-Бёнгэй.

Но первый министръ, если бы могъ слдовать своему желанію, не далъ бы сер-Орланду никакой возможности. Онъ послалъ бы къ чорту коалицію и отказался бы отъ своего политическаго положенія, но только не отважился бы допустить сказать о себ, что его попытка неудалась, потому что онъ былъ упрямъ, повелителенъ и самонадянъ. Онъ зналъ, когда занялъ это мсто, что долженъ будетъ уступать другимъ, но не зналъ, какъ ужасно уступать, если задты принципы — какъ велико страданіе, когда человкъ принужденъ поступать противъ своего убжденія. Вотъ почему, хотя онъ очень любилъ жену, дла для него шли не гладко.

Герцогиня прямо ослушалась мужа и поговорила съ Спруджономъ. Проживая въ Гэтерумскомъ замк, она часто здила чрезъ Сильвербриджъ и разъ ея экипажъ остановился у лавки торговца желзнымъ товаромъ. Спруджонъ вышелъ и человкъ шесть, стоявшіе на улиц, могли слышать, что она говорила. Мильнуа, поваръ, требовалъ въ кухню какой-то новый желзный листъ. Разумется, герцогиня заране придумала предлогъ. Когда повару было нужно что-нибудь, онъ не чрезъ герцогиню давалъ знать поставщикамъ. Но на этотъ разъ герцогиня пожелала видть, какъ этотъ желзный листъ будетъ дйствовать. Потомъ, выбравъ удобную минуту, она сказала:

— Я полагаю, что намъ нечего безпокоиться на счетъ мистера Лопеца.

Когда Спруджонъ хотлъ отвтить, она покачала головою и продолжала толковать о желзномъ лист. Этого было достаточно, чтобы дать Спруджону понять ея заботу о представител мстечка. Спруджонъ былъ человкъ не глупый и обладалъ скромностью до нкоторой степени. Какъ только увидалъ, что герцогиня нахмурилась и покачала головой, онъ понялъ все. У него съ герцогинею былъ секретъ. Можетъ быть, въ Замк придется подновить вс желзныя вещи и, можетъ быть, герцогиня поручитъ это Спруджону? Надо ему постараться, но его старанія ни къ чему не послужатъ, если другіе не станутъ помогать ему. Онъ шепнулъ нсколько словъ Спруту, и скоро сдлалось извстно, что вліяніе Замка дйствуетъ.

Но, къ несчастію, герцогъ тоже не дремалъ. Онъ серіозно ршился бросить прежній обычай относительно вліянія Замка на Сильвербриджъ и усиливался убдить въ этомъ намреніи свою жену. Герцогъ боле былъ знакомъ со всми подробностями своихъ имній, чмъ думали его жена и приближенные. Онъ узналъ, что, несмотря на его приказанія, вліяніе Замка поддерживается, и даже ему шепнули, что это дло его жены.

Это было въ половин февраля и семья герцога приготовлялась къ перезду въ Лондонъ. Герцогъ уже здилъ въ Лондонъ на засданія Парламента и теперь вернулся въ Гэтерумъ, чтобы совсмъ перехать въ Лондонъ вмст съ женою. Тутъ-то ему и сдланъ былъ намекъ, что ея свтлость заботится о выборахъ и выразила свою заботу. Слухи эти оскорбили герцога, хотя онъ не врилъ имъ. Они показали ему только, не то что жена поступила съ нимъ вроломно, какъ оно дйствительно было — но что даже ея имя не могло быть избавлено отъ клеветы. И заговорилъ онъ съ нею объ этомъ скоре потому, чтобы доказать ей, какъ ей необходимо держать себя поодаль отъ подобныхъ длъ, чмъ съ желаніемъ разузнать дло подробне. Но онъ узналъ всю истину.

— Такъ трудно искоренить давнишнее зло, сказалъ онъ.

— Какое зло неудалось теб искоренить?

— Эти сильвербриджцы все говорятъ, что я желаю выбрать для нихъ депутата.

— О, вотъ это какое зло! А знаешь ли, я думаю, что ты не искореняешь зла, а уничтожаешь прекрасный обычай.

Это была большая неосторожность со стороны герцогини. Посл словъ, сказанныхъ ею Спруджону наперекоръ приказаніямъ мужа, она должна была бы боле остерегаться.

— Объ этомъ, Гленкора, я лучше могу судить самъ.

— О! да — ты въ этомъ былъ и присяжнымъ, и судьей, и палачомъ.

— Я поступилъ, какъ мн казалось, что я долженъ былъ поступить. Мн жаль, что я не могу убдить тебя раздлять мое мнніе на этотъ счетъ, но даже, несмотря на это, я долженъ исполнять мою обязанность. Ты по крайней-мр согласишься со мною въ томъ, что если я говорю, какъ слдуетъ поступать, то мн должны повиноваться.

— Если ты захочешь сломать домъ, срубить деревья и превратить все здсь въ пустыню, мн кажется, теб стоитъ только сказать слово. Разумется, я не имю никакого права имть свое мнніе.

Она находилась въ самомъ задорливомъ расположеніи духа. Хотя мужъ могъ принудить ее повиноваться, онъ не могъ принудить ее молчать.

— Гленкора, не думаю, чтобы ты знала, какъ ты увеличиваешь мои непріятности, а то наврно ты не говорила бы такимъ образомъ.

— Что же должна я говорить? Я нахожу, что отказаться отъ вліянія на Сильвербриджъ равняется самоубійству. Кто тебя поблагодаритъ? Какую поддержку будешь ты имть? Какъ это усилитъ твою власть? Ты походишь на короля Лира, который сбросилъ съ себя платье въ бурю, потому что дочери выгнали его. Ты сдлалъ это совсмъ не потому, что находилъ, что такъ должно поступить.

— Именно по этому, сказалъ герцогъ, нахмуривъ брови.

— Ты сдлалъ это, потому что майоръ Понтни раздражилъ тебя. Ты выгналъ его. Почему это не удовлетворило тебя, а теб еще надо было жертвовать Сильвербриджемъ? Не я одна это говорю, а вс.

— Я такъ желаю.

— Очень хорошо.

— И я не желаю, чтобы твое имя примшали къ этому. Въ Сильвербридж говорятъ, что ты собираешь голоса для Лопеца.

— Кто это говоритъ?

— Я полагаю, что это несправедливо.

— Кто это говоритъ, Плантадженетъ?

— Все-равно, кто бы ни говорилъ, если это неправда. Я полагаю, что это ложь.

— Разумется, это ложь.

Тутъ герцогиня вспомнила слова Спруджона и ложь показалась ей непростительной трусостью. Я сомнваюсь, въ такое ли бы негодованіе привела ее мысль о лжи, если бы она была уврена, что ложь спасетъ ее, но по характеру она была женщина не фальшивая, она была слишкомъ мужественна для того, чтобы лгать. Теперь ей казалось, что ложь сдлаетъ ее подчиненной мужу, и она прямо выболтала правду.

— Я говорила съ Спруджономъ. Я сказала ему, что… что я надюсь, что мистера Лопеца выберутъ. Не знаю, назовешь ли ты это собираніемъ голосовъ.

— Я просилъ тебя не говорить съ мистеромъ Спруджономъ! закричалъ герцогъ.

— Все это очень хорошо, Плантадженетъ, но если ты попросишь меня совсмъ не раскрывать рта, что я должна длать?

— Твое ли это дло?

— Я полагаю, что могу имть свои политическія симпатіи наравн со всми. Ты становишься такимъ деспотомъ, что я должна буду стать подъ защиту женскихъ правъ.

— Стало быть, ты хочешь дать мн понять, что намрена пойти прямо противъ меня?

— Что теб за охота длать изъ мухи слона? сказала она.— У тебя вс виноваты. Ты заставляешь меня жалть, зачмъ я не молочница или жена фермера.

Она величествено вышла изъ комнаты, оставивъ герцога съ тоскою въ сердц, упавшаго духомъ и въ сомнніи, правъ онъ или нтъ въ своихъ попыткахъ справиться съ женою. Конечно, онъ правъ, чувствуя, что на томъ высокомъ мст, которое онъ занималъ, отъ него въ прав ожидать боле прямого образа дйствій, чмъ отъ другихъ. Извстное званіе налагаетъ извстныя обязанности. Для его дяди было дломъ весьма естественнымъ пользоваться привилегіей назначать члена въ Перламентъ, и когда радикальныя газеты бранила дядю, его дядя считалъ это весьма естественнымъ. Старый герцогъ дйствовалъ по-своему и не заботился, что говорятъ о немъ. И самъ онъ, сдлавшись герцогомъ, былъ не таковъ, какъ теперь. Обязанности, хотя и тогда тяжелыя, были гораздо легче. Серіозныя дла были мене серіозны. Теперь съ нимъ сдлалась перемна, непріятнаая, но необходимая. Ему хотлось бы чувствовать какъ другіе, но онъ не могъ. Но ему было необходимо сочувствіе единственной особы — той, которая была всхъ ближе къ нему — она должна дйствовать съ нимъ заодно. А она не только ослушивалась его, но сказала ему, какъ жена какого-нибудь лавочника, что ‘онъ длаетъ изъ мухи слона’!

Потомъ, когда онъ думалъ о сцен, описанной нами, онъ не могъ одобрить и себя. Онъ зналъ, что онъ слишкомъ самонадянъ — что слишкомъ думаетъ о поведеніи своемъ и поведеній другихъ относительно его. Въ одномъ только онъ былъ увренъ — что съ нимъ случилось страшное бдствіе, когда обстоятельства принудили его сдлаться первымъ министромъ.

Онъ ничего боле не говорилъ своей жен, пока не пріхали они въ Лондонъ, и тамъ ему хотлось опять приласкать ее, выказывая ей свою любовь и показать, что онъ прощаетъ ее. Но она обращалась съ нимъ рзко, какъ будто не желала, чтобы онъ простилъ ее.

— Кора, сказалъ онъ:— не расходись со мною.

— Не расходиться! что это пришло теб въ голову? Я и не думала ни о чемъ подобномъ.

Герцогиня отвтила ему такъ, какъ будто онъ намекалъ на дйствительную разлуку.

— Я не объ этомъ говорю. Боже избави отъ такого несчастія! Не отстраняйся отъ меня во всхъ этихъ непріятностяхъ.

— Что же мн длать, когда ты бранишь меня? Ты, кажется, долженъ знать, что я не люблю, когда меня бранятъ. ‘Я просилъ тебя не говорить съ мистеромъ Спруджономъ!’

Повторяя слова мужа, она передразнила его манеру и голосъ.

— Я и съ дтьми не говорю съ такимъ величественнымъ гнвомъ. ‘Твое ли это дло!’ Ни одна женщина не любитъ такихъ вещей, а мн кажется, что я не знаю ни одной женщины, которая любила бы это мене Гленкоры, герцогини Омніумъ.

Сказавъ шопотомъ послднія слова, она поклонилась чуть не до земли.

— Ты знаешь, какъ я забочусь, началъ онъ:— чтобы ты все раздляла со мною — даже въ политик. Но во всемъ долженъ быть одинъ распоряжающійся голосъ.

— И, разумется, твой.

— Въ такомъ дл — да.

— И вотъ почему я люблю поступать по своему у тебя за спиною. Это въ природ человка и ты долженъ это переносить. Я желала бы теб лучшую жену. Наврно многія жены были бы лучше меня. Вотъ герцогиня Сент-Бёнгэй никогда не надодаетъ политикою своему мужу, а бранитъ его только, когда втеръ дуетъ съ востока. Очень можетъ быть, однако, что теб попалась бы жена еще хуже меня.

— О, Гленкора!

— Теб лучше довольствоваться такою женой, какая досталась теб, и не ожидать отъ нея многаго. И не обращайся съ нею слишкомъ повелительно. Предоставь ей хоть немножко поступать по-своему, если ты дйствительно думаешь, что ей дороги твои интересы.

Посл этого онъ убдился вполн, что она одержала надъ нимъ верхъ. Онъ улыбнулся, поцловалъ ее и ушелъ. Но онъ не остался доволенъ. Ему грызло сердце ея желаніе итти ему наперекоръ, и прискорбно ему было, что онъ не можетъ заставить ее понять его чувства въ этомъ отношеніи.

Если будетъ такъ продолжаться, онъ долженъ отказаться отъ всего. Ruat caelum, fiat… {Пусть упадутъ небеса, но да свершится…} Ничья жена не пользовалась до такой степени полнымъ самовластіемъ въ домашней жизни. Но для него было нестерпимо, что она старалась вмшиваться въ политическія дла. А она длала это постоянно. Она вчно устраивала то одно дло, то другое посредствомъ своихъ политическихъ союзниковъ Баррингтона Ирля и Финіаса Финна. Онъ въ душ подозрвалъ ее въ намреніи управлять министерствомъ по своему съ своимъ искреннимъ другомъ мистрисъ Финнъ, которая занимала должность перваго министра. Если не можетъ инымъ способомъ положить конецъ этому злу, онъ долженъ положить конецъ своей политической жизни. По его мннію, женщины не должны вмшиваться въ его дла.

Теперь можно понять, почему дла герцога и герцогини шли не совсмъ гладко, можно также понять, почему герцогиня такъ мало могла сказать о выборахъ Лопецу. Она знала, что обязана сдлать что-нибудь для Лопеца, котораго она поощрила выступить кандидатомъ, послала свою карточку его жен, и хотла пригласить ихъ обоихъ на свои вечера — но теперь Лопецъ ей немножко надолъ, и можетъ быть, не совсмъ справедливо она уподобляла его несчастному майору Понтни.

Глава XXXIII.
Показывающая, что мужчина не долженъ хныкать.

Артуръ Флечеръ въ своемъ письм къ мистрисъ Лопецъ сказалъ ей, что когда онъ узналъ, кто его противникъ по Сильвербриджу, для него было уже поздно отказаться отъ борьбы. По его мннію, онъ былъ обязанъ продолжать борьбу по своимъ отношеніямъ къ другимъ. Онъ былъ въ Лонгбарнс съ братомъ, когда услыхалъ о намреніи Лопеца, и тотчасъ выразилъ желаніе отказаться. Это свдніе получилъ онъ отъ Френка Грешэма, родственника де-Курси, который первый предложилъ Артуру это мсто. Въ Лонгбарнс ршили, что честь обязываетъ Артура не измнять Грешэму и его друзьямъ, и онъ уступилъ.

Посл замужства Эмиліи Вортонъ ея имя не упоминалось въ Лонгбарнс въ присутствіи Артура. Въ его отсутствіе — а разумется, онъ по большей части жилъ въ Лондон — старая мистрисъ Флечеръ вдоволь бранила дуру, которая измнила своему званію для португальскаго жида. Но ея старшій сынъ, владлецъ Лонгбарнса, растолковалъ ей, что при Артур не слдуетъ говорить ни слова.

— Мн кажется, его слдуетъ учить забыть ее, сказала мистрисъ Флечеръ.

Но Джонъ, по своему, спокойно, но повелительно, объявилъ, что есть люди, которымъ такихъ уроковъ преподавать нельзя, и что Артуръ принадлежитъ къ числу такихъ людей.

— Разв онъ такъ-таки никогда не долженъ жениться? спросила мистрисъ Флечеръ.

Джонъ не могъ взять на себя отвчать на этотъ вопросъ, но былъ совершенно увренъ, что его брата не убдишь жениться на другой обвиненіями противъ Эмиліи Лопецъ. Когда мистрисъ Флечеръ объявила въ гнв, что Артуръ сумасшедшій, Джонъ ей не противорчилъ, но объявилъ, что сумасшествіе такого рода требуетъ нжнаго обращенія.

Дла находились въ такомъ положеніи въ Лонгбарнс, когда Артуръ сообщилъ своему брату содержаніе письма Грешэма и выразилъ свое намреніе оттазаться отъ сильвербриджскаго кандидатства.

— Я не вижу, зачмъ это, сказалъ Джонъ.

— Я знаю, что ты не можешь видть этого. Я даже не понимаю, какъ мн говорить съ тобою объ этомъ, хотя считаю тебя самымъ мягкосердечнымъ человкомъ на свт.

— Не сознаюсь въ мягкосердечіи — но продолжай.

— Я не хочу мшать этому человку. Я чувствую, что если ужь онъ отнялъ у меня ее, то пусть отниметъ и мсто.

— Это мсто, какъ ты выражаешься, существуетъ не для его и твоего удовольствія, а для того, чтобы для интересовъ Сильвербриджа былъ представитель въ Парламент.

— Пусть выберутъ другого. Я не хочу вступать съ нимъ въ борьбу и не желаю итти ей наперекоръ.

— Кандидата нельзя перемнять ни съ того, ни съ сего. Ты измнишь Грешэму, и если спрашиваешь меня, то я скажу, что по моему мннію ты не имешь на это права. Твое возраженіе сентиментально, а мужчина ничего не долженъ такъ опасаться, какъ сентиментальности. Не твоя вина, что ты оппонентъ Лопеца. Ты первый объявленъ кандидатомъ, и ты долженъ продолжать свое дло.

Джона въ Лонгбарнс, когда онъ выражался такъ ршительно, всегда считали правымъ, и теперь, по обыкновенію, его мнніе одержало верхъ. Тогда Артуръ Флечеръ написалъ къ Эмиліи.

Онъ неохотно признался бы, что сочинялъ это коротенькое посланіе цлый часъ. Онъ желалъ, чтобы Эмилія поняла его чувства, а между тмъ было необходимо не вложить въ свои выраженія ни любви, ни душевныхъ чувствъ. Онъ долженъ дать ей знать, что хотя пишетъ къ ней, но что это письмо назначается и къ ея мужу, не только къ ней самой, и что онъ не опасается, чтобы это письмо показалось неумстнымъ. Письмо вышло просто и справедливо, а между тмъ оно показалось неумстнымъ.

Артуръ Флечеръ еще не оправился отъ удара, который онъ получилъ въ тотъ день, когда Эмилія разсказала ему все на берегу рки, но надо также сказать, что онъ и не желалъ оправиться. Онъ принадлежалъ къ числу такихъ людей, которые, взявъ ношу на спину, убдятъ себя, по извстнымъ причинамъ, что будутъ носить ее всю жизнь. Эти люди понимаютъ, что съ ношею они не могутъ итти какъ безъ ноши, но по причинамъ, однимъ имъ извстнымъ, они захотли взвалить эту ношу на Себя, отказаться отъ всякихъ сожалній и покориться обстоятельствамъ. Такъ было и съ Артуромъ Флечеромъ. Онъ не длалъ попытокъ сбросить свою ношу. Три году тому назадъ онъ убдилъ себя въ своемъ желаніи сдлать Эмилію Вортонъ подругой своей жизни. Съ самаго того дня она была осью, на которой вращалась вся его жизнь. Эмилія отказывала ему нсколько разъ, но съ такою нжною добротой, что онъ чувствовалъ раны и ушибы, но цли своей не оставлялъ. Ея отецъ и вс его родные поощряли его. Ему постоянно говорили, что ея холодность происходитъ просто оттого, что ея сердце еще не заговорило. Онъ и настаивалъ, твердо стремясь къ цли, пока Эмилія сама не сказала ему, что ея любовь отдана другому.

Тутъ онъ увидалъ, что обязанъ измнить цль своей жизни. Онъ не могъ убить своего соперника, не могъ увезти любимую женщину, какъ это длалось въ другія времена. Въ такой катастроф теперь человку ничего боле не оставалось какъ покориться. Но онъ могъ покориться и сбросить свою ношу, или покориться и нести ее мужественно. Онъ выбралъ послднее. Эмилій была его богиней и онъ не хотлъ поклоняться другому кумиру.

Потомъ въ голов его стали мелькать идеи — не надежды, не намренія, не даже увренность въ возможность исполненія — но идеи смутныя, воздушные замки, что можетъ быть придетъ время, когда онъ будетъ въ состояніи быть полезенъ ей и доказать неопровержимо, какого рода была его любовь.

Какъ вс его родные, онъ дурно думалъ о Лопец, считая его авантюристомъ, который, по всей вроятности, попадетъ въ бду, какъ бы высоко ни держалъ теперь голову. У него, конечно, нтъ ни земли, ни трехпроцентныхъ облигацій — на которыя могли опираться Вортоны и Флечеры. Нтъ никакого сомннія, что жена этого человка, въ случа его паденія, будетъ имть помощь не отъ отвергнутаго обожателя. У ней есть отецъ, братъ, другіе родственники, которые помогутъ ей. Слдовательно, его идеи были воздушными замками, а между тмъ она все-таки была дорога ему. Онъ ршилъ, что будетъ жить для нея и что она всегда останется его богиней, хотя была жена другого и онъ, можетъ быть, никогда не увидитъ ее боле.

Онъ ни слова не говорилъ объ этомъ никому, но братъ его понималъ все и безмолвно сочувствовалъ ему. Джонъ не могъ говорить съ нимъ о любви, или отмчать ему въ книгахъ поэтическія мста, или обращаться съ нимъ романически, но онъ заботился, чтобы у его брата были самыя лучшія лошади для верховой зды, самое удобное мсто на охот и чтобы все въ дом было устроено для его удобствъ. Въ Лонгбарнс, какъ сквайръ смотрлъ и говорилъ, такъ другіе смотрли и говорили — такъ что всмъ было извстно, что мистеру Артуру ни въ чемъ противорчить нельзя. Если бы въ это время онъ приказалъ срубить дерево въ парк, мн кажется, его срубили бы, не спросившись хозяина. Но, можетъ быть, власть Джона всего боле чувствовалась въ томъ тон, которымъ онъ сдерживалъ выраженіе горячаго негодованія своей матери.

— Низкая шлюха! отозвалась она однажды объ Эмиліи при своемъ старшемъ сын.

По ея мннію, Эмилія дйствительно была низкая шлюха. Она не знала, по мннію мистрисъ Флечеръ, обязанностей, налагаемыхъ на нее ея происхожденіемъ.

— Матушка, сказалъ Джонъ Флечеръ:— вы разобьете сердце Артура, если будете говорить при немъ такимъ образомъ и выгоните его изъ Лонгбарнса. Оставьте это мнніе при себ.

Старуха сердито покачала головою, но старалась поступать какъ ей велли.

— Не слишкомъ ли неосторожно братъ вашъ здитъ на этой лошади? сказалъ Джону Флечеру однажды на охот Реджинальдъ Котгревъ.

— Я не примтилъ, отвтилъ Джонъ:— но онъ на всякой лошади здитъ неосторожно.

Артуръ халъ на большой, чистокровной, вороной лошади, которую онъ купилъ самъ мсяцъ тому назадъ и которая, бывая нсколько разъ на скачкахъ съ препятствіями, стремглавъ перескакивала чрезъ всякій заборъ. Братъ просилъ его отдать эту лошадь какому нибудь ухорскому назднику, пока она научится ходить спокойно, но Артуръ стоялъ на своемъ. И весь день сквайръ былъ въ тревог, чтобы не случилось чего-нибудь.

— Кажется, онъ прежде былъ разсудительне, продолжалъ Котгревъ.— Онъ сейчасъ наскочилъ на этотъ двойной заборъ что есть мочи. Если бы лошадь не перескакнула, гд онъ очутился бы?

— Въ канав, я полагаю. Но вы видите, что лошадь перескакнула.

Отвтъ этотъ годился для Реджинальда Котгрева, которому Флечеръ не имлъ никакой надобности объяснять вс обстоятельства. Но сквайръ зналъ не хуже Котгрева, что его братъ здитъ неосторожно, и понималъ, по какимъ причинамъ.

— Я не нахожу, что человкъ долженъ ломать себ шею, сказалъ онъ:— только потому, что вс его желанія не могутъ исполниться.

Оба брата только что вернулись съ охоты и стояли у камина въ комнат сквайра.

— Кто хочетъ сломать себ шею?

— Мн говорятъ, что ты объ этомъ старался сегодня.

— Потому что я халъ на горячей лошади. Она лучше всхъ беретъ барьеръ и быстре всхъ на бгу.

— Безспорно. Но человкъ не долженъ здить такъ, чтобы о немъ говорили такія вещи.

— А что же длать, если не можешь удержать лошадь?

— Слзть съ нея.

— Что за вздоръ, Джонъ!

— Нтъ, это не вздоръ. Ты знаешь очень хорошо, что я хочу сказать. Ежели я завтра лишусь половины моего имнія, какъ ты думаешь, должно ли это порядочно ошеломить меня?

— Меня это ошеломило бы.

— А что ты сталъ бы думать о мн, если бы я началъ хныкать?

— Разв я хныкаю? сердито спросилъ Артуръ.

— Всякій хныкаетъ, если отъ непріятностей измняетъ свой обыкновенный образъ жизни. Всякій человкъ хныкаетъ, если вчно хмурится.

— Разв я хмурюсь?

— Или хохочетъ.

— Разв я хохочу?

— Или скачетъ какъ сумасшедшій, желающій освободиться отъ своихъ долговъ, сломавъ себ шею. А quam memento… {Помни о томъ…} Ты помнишь всю фразу? {Начало фразы изъ Горація: ‘Помни о томъ, чтобы въ трудныхъ длахъ сохранять спокойный духъ.’ Пр. Пер.}

— Помню, но это сдлать не легко.

— Постарайся. Въ жизни многое можно сдлать, кром женитьбы. Ты вступаешь въ Парламентъ.

— Я этого еще не знаю.

— Грешэмъ говорилъ мн, что въ этомъ нтъ ни малйшаго сомннія. Устреми свои мысли на это. Не принимай этого какъ случайное обстоятельство, а какъ цль, для которой ты долженъ жить. Если ты это сдлаешь — если постараешься сдлать въ Парламент то, что можешь сдлать только ты одинъ, ты не станешь скакать на лошади, какъ скакалъ сегодня.

Артуръ почти со слезами взглянулъ на брата.

— Ты знаешь, что мы многаго ожидаемъ отъ тебя. Я гожусь только для того, чтобы быть хорошимъ управляющимъ фамильнаго помстья и не дать старому дому разрушиться, Ты человкъ талантливый — такъ что если мы вдвоемъ съ тобою будемъ исполнять нашу обязанность, то Флечеры будутъ преуспвать. Мой домъ будетъ твоимъ домомъ, моя жена твоимъ другомъ, мои дти твоими дтьми, твой почетъ будетъ моимъ почетомъ. Подними твою голову — продай эту лошадь.

Артуръ Флечеръ пожалъ руку брата и пошелъ одваться.

Глава XXXIV.
Сильвербриджскіе выборы.

Мсяцъ спустя посл своей зды на бшеной лошади, Артуръ Флечеръ отправился въ Грешэмсбёри за недлю до выборовъ. Грешэмсбёри, помстье Френсиса Грешэма, человка важнаго въ тхъ мстахъ, находилось за двадцать миль отъ Сильвербриджа, и слдовательно, утомительный трудъ собиранія голосовъ не могъ производиться оттуда, но онъ провелъ дня два съ своимъ старымъ другомъ и узналъ, что говорилось и длалось въ мстечк.

Грешэму не было еще сорока лтъ, онъ пользовался большой популярностью, имлъ большую семью, былъ очень богатъ и начальникъ охоты въ этомъ графств. Его отецъ, имя большое помстье, нуждался въ деньгахъ, но этотъ Грешэмъ женился на женщин съ громаднымъ богатствомъ и ему повезло. Политикой онъ не занимался, въ Парламент быть членомъ не желалъ, не желалъ и тхъ благъ, которыя можетъ дать политическая власть, и былъ противъ коалиціи. Онъ находилъ, что сер-Орландо Дротъ и другіе унизили себя, но сознавалъ, что думая такимъ образомъ, онъ принадлежитъ къ меньшинству, и какъ ни дуренъ былъ свтъ, окружавшій его, какъ ни ужасно было паденіе славы старой Англіи, онъ согласенъ былъ жить безъ громкаго ворчанія, пока фермеры платили ему аккуратно, работники не длали стачекъ, а земля оставалась въ цн.

Поэтому онъ не позаботился удостовриться, что Артуръ Флечеръ дастъ слово составить оппозицію коалиціи, прежде чмъ предложилъ ему свою помощь на выборахъ. Найти такого кандидата или заставить выбрать его, когда онъ найдется, было не легко. Флечеры всегда бывали хорошими консерваторами и годились занять мсто въ Парламент.

Разумется, консервативный членъ въ Парламент принужденъ соглашаться на введеніе многаго такого, чего онъ въ сущности не одобряетъ. Грешэмъ это понималъ вполн. Нельзя вернуть прежнихъ отжившихъ вещей, но если уже старыя учрежденія страны должны погибнутъ одно за другимъ, то лучше, чтобы они получали удары отъ любящихъ рукъ, чмъ были грубо затоптаны радикалами. Поэтому Грешэмъ, если бы оказалось необходимо, былъ готовъ истратить свои деньги, чтобы посадить Флечера въ Парламентъ и отстранить какого-нибудь Лопеца.

Явился еще третій кандидатъ. Это было первое извстіе, услышанное Флечеромъ.

— Это принесетъ громадную пользу, сказалъ Грешэмъ:— сильвербриджскіе радикалы не довольны Лопецомъ. Они говорятъ, что не знаютъ его. Пока извстный кружокъ могъ распространять слухи, что онъ избранъ герцогомъ, они были согласны принять его, даже хотя онъ не былъ предложенъ прямо, по обыкновенію, приближенными герцога. Но герцогъ наконецъ высказался. Вы видли письмо герцога?

Артуръ не видалъ письма герцога, публикованнаго въ сильвербриджской газет, и теперь прочелъ его, сидя въ судебной комнат, которая называлась такимъ образомъ въ дом Грешэма со временъ его прадда.

Письмо герцога было адресовано его повренному и заключалось въ слдующемъ:

‘Карлтонская Терраса — мартъ 187—.

‘Любезный мистеръ Морстонъ (Морстонъ былъ преемникъ Фотергилля, распоряжавшагося самовластно въ этой сторон при жизни стараго герцога).

‘Я боюсь, что мои желанія относительно предстоящихъ выборовъ членовъ въ Парламентъ отъ Сильвербриджа поняты не ясно, хотя я старался разъяснить ихъ, будучи въ Гэтерумскомъ замк. Я надюсь, что ни одинъ избиратель не подастъ своего голоса за кого бы то ни было съ той мыслью, что выборъ какого-нибудь кандидата будетъ пріятенъ мн. Баллотировка, разумется, не позволитъ мн и никому другому узнать, за кого избиратели подали голоса, но я желаю уврить всхъ избирателей вообще, что если они вздумаютъ выбрать члена для оппозиціи въ министерств, въ которомъ участвую я, то это ни въ чемъ не измнитъ моихъ дружелюбныхъ чувствъ къ городу. Мн, можетъ быть, позволено будетъ прибавить, что по моему мннію избиратели только тогда выполнятъ свою обязанность, когда подадутъ голосъ за кандидата, котораго считаютъ наиболе способнымъ принести пользу стран. Изъ тхъ кандидатовъ, которые теперь выступили впередъ, я не предпочитаю никого, а если бы такое предпочтеніе и существовало, я не желаю, чтобы оно имло вліяніе на голосъ хотя одного избирателя. Я желалъ публиковать это письмо такимъ образомъ, чтобы вс избиратели могли видть его.

‘Преданный вамъ
‘Омніумъ.

Когда герцогъ выражалъ опасеніе, что его желанія не поняты, онъ разумется намекалъ на герцогиню и Спруджона. Спруджонъ, разумется, догадался, но желая заслужить расположеніе герцогини, тотчасъ поспшилъ объяснить своимъ друзьямъ въ Сильвербридж, что даже это письмо не значитъ ничего. Первый министръ обязанъ такъ говорить. Но Сильвербриджъ, если желаетъ угодить герцогу, долженъ выбрать Лопеца, несмотря на письмо герцога. Такова была доктрина Спруджона. Но Спрута онъ не убдилъ.

Спрутъ тотчасъ увидлъ удобный случай и предложилъ Дю-Бунгу, мстному пивовару, выступить впередъ. Значеніе Дю-Бунга въ мстечк быстро возрастало и онъ съ радостью ухватился за это предложеніе. Такимъ образомъ оказывалось три кандидата.

Дю-Бунгъ приготовлялся поддерживать коалицію, но очень осторожно. Дю-Бунгъ въ своемъ печатномъ адрес отзывался о герцог вообще очень любезно. Сосдство герцога было счастіемъ для Сильвербриджа. Но соображая настоящій, можетъ быть, безпримрный кризисъ въ длахъ, Дю-Бунгъ приготовлялся очень осторожно поддерживать министерство герцога. Артуръ Флечеръ прочелъ адресъ Дю-Бунга тотчасъ посл письма герцога.

— Чмъ больше, тмъ веселе, сказалъ Артуръ.

— Именно. Дю-Бунгъ не отниметъ отъ васъ ни одного голоса, но того другого подкоситъ совсмъ. Видите, относительно политической программы между вами выбрать не изъ чего. Вы все будете на сторон министерства.

— Съ нкоторою разницей.

— Въ наше время вс такъ похожи другъ на друга, продолжалъ Грешэмъ:— что надо имть очень хорошее зрніе, чтобы разсмотрть оттнки.

— Такъ вамъ ужь лучше поддерживать Дю-Бунга, сказалъ Артуръ.

— Я думаю, что на вашей сторон все таки есть преимущество. А Дю-Бунга я, конечно, скоре поддержалъ бы, чмъ такую иностранную бестію, какъ Лопецъ.

Артуръ Флечеръ нахмурился, а Грешэмъ сконфузился, вспомнивъ исторію о молодой двиц, которая дошла и до него.

— Дю-Бунгъ прежде былъ просто англичанинъ Бунгъ, пока не разбогатлъ, продолжалъ Грешэмъ:— но мистеръ Лопецъ, должно быть, иностраннаго происхожденія.

— Я не знаю, какого онъ происхожденія, угрюмо сказалъ Артуръ:— мн говорятъ, что онъ джентльменъ, но такъ какъ мы вступаемъ съ нимъ въ состязаніе, надюсь, что онъ не побдитъ.

— Разумется, вы надяться должны. Онъ не побдитъ. Не побдитъ и Дю-Бунгъ. Побдите вы, попадете въ первые министры и меня сдлаете перомъ. Хочешь, чтобы твой папа сдлался лордомъ Грешэмсбёри? спросилъ онъ двочку, которая вбжала въ комнату.

— Нтъ, не хочу. Я хочу, чтобы папа подарилъ мн пони, который продаютъ тамъ на двор.

— Она совершенно права, Флечеръ, сказалъ сквайръ.— Я скоре буду въ состояніи покупать имъ пони, какъ простой Френкъ Грешэмъ, чмъ въ то время, когда долженъ буду поплачиваться за званіе лорда.

Это было въ суботу, а въ понедльникъ Грешэмъ отвезъ кандидата въ Сильвербриджъ и отправилъ его собирать голоса. Дю-Бунгъ уже занимался этимъ посл блестящаго предложенія Спрута, а Лопецъ началъ еще прежде него. Каждый кандидатъ заходилъ въ домъ каждаго избирателя, а въ Сильвербридж каждый былъ избирателемъ. Чрезъ нсколько дней каждый кандидатъ уврялъ, что собралъ достаточное количество голосовъ для обезпеченія себ успха, и каждый кандидатъ старался не меньше прежняго обезпечить себ хотя одинъ лишній голосъ. Честные граждане увряли каждаго кандидата, съ какимъ удовольствіемъ увидятъ они его своимъ депутатомъ, если онъ окажетъ малую денежную помощь, такъ чтобы ихъ бдныя дти не пострадали, когда они пойдутъ подавать голосъ. Но кандидаты и ихъ агенты сурово сопротивлялись подобнымъ искушеніямъ.

На третій день собиранія голосовъ Артуръ Флечеръ съ свитою своихъ агентовъ и приверженцевъ встртилъ Лопеца съ его свитою на улиц. Этой встрчи можно было ожидать и Флечеръ ршилъ заране, что онъ долженъ длать. Онъ подошелъ къ Лопецу и съ доброй улыбкой протянулъ ему руку. Хотя они даже не были знакомы, но Флечеръ ршился показать, что онъ не хочетъ ссориться съ человкомъ только потому, что онъ оказался его счастливымъ соперникомъ. Въ сравненіи съ другимъ соперничествомъ эта кандидатура, разумется, была дломъ ничтожнымъ.

Но Лопецъ принялъ намреніе совершенно другого рода. Онъ подбоченился и отвергъ предложенную вжливость.

— Лучше ступайте себ, сказалъ онъ, и нахмурившись остановился на томъ самомъ мст, гд Флечеръ долженъ былъ проходить, Флечеръ посмотрлъ на него, поклонился и прошелъ. Человкъ двнадцать по-крайней-мр видли, что случилось, и поняли, что мистеръ Лопецъ выразилъ свое намреніе поссориться съ мистеромъ Флечеромъ, несмотря на выраженное мистеромъ Флечеромъ желаніе дружелюбія. И, разумется, вс эти двнадцать человкъ узнали причину въ тотъ же день. Кому-то въ Сильвербридж было извстно, что Артуръ Флечеръ. былъ влюбленъ въ мисъ Вортонъ, по что мисъ Вортонъ недавно вышла за мистера Лопеца. Нтъ никакого сомннія, что это происшествіе усилило пріятное волненіе, возбужденное въ Сильвербридж выборами. Личная ссора привлекательна всегда.

Грешэмъ былъ въ Сильвербридж въ этотъ день и Флечеръ не могъ не сказать ему объ этомъ.

— Этотъ человкъ долженъ быть свинья, сказалъ Грешэмъ.

— Для меня это было бы ршительно все равно, сказалъ Артуръ, усиливаясь скрыть волненіе, выказывавшееся на его лиц, — если бы онъ не женился на женщин, которую я давно зналъ и глубоко уважаю.

Онъ чувствовалъ, что не можетъ не упомянуть объ этомъ брак, и между тмъ ршился не говорить ни слова, которое его братъ назвалъ бы ‘хныканьемъ’.

— Прежде ни ссоры, ни обиды не было? спросилъ Грешэмъ.

— Ни малйшей.

Говоря такимъ образомъ, Артуръ совсмъ забылъ о написанномъ письм, а если бы вспомнилъ, то никакъ не могъ думать, чтобы это письмо могло показаться обиднымъ. Пострадалъ онъ, а не Лопецъ. Этотъ человкъ лишилъ его счастія, и хотя было глупо ссориться изъ за-такой непріятности, все-таки могло быть нкоторое извиненіе, если бы онъ вздумалъ это. Но онъ сообразилъ, какой вредъ ни нанесъ ему этотъ человкъ, въ этомъ вред несправедливости не было и, слдовательство, онъ жаловаться не долженъ. Но для него было непонятно, что этотъ человкъ можетъ жаловаться на него.

— Онъ не стоитъ вашего вниманія, сказалъ Грешэмъ.— Онъ просто не джентльменъ и не знаетъ, какъ себя держать. Мн только очень жаль его жену.

При этомъ намек на Эмилію Артуръ почувствовалъ, что вся кровь бросилась ему въ лицо, онъ почувствовалъ также, что его другъ не долженъ былъ говорить такъ открыто — такъ непочтительно — о такомъ священномъ предмет. Но въ эту минуту онъ не сказалъ ничего боле. Собираніе голосовъ оказалось успшно, и Артуръ началъ удостовряться, что онъ будетъ депутатомъ. Этимъ наступающимъ торжествомъ онъ старался потопить свое горе.

Но Лопецъ вовсе не былъ доволенъ собираніемъ голосовъ и поведеніемъ Сильвербриджа вообще. Онъ началъ уже чувствовать, что и герцогиня, и Спруджонъ, и Сильвербриджъ постыдно отказались отъ него. Немедленно по прізд въ Сильвербриджъ, тамошній ходатай по дламъ съ самою любезною улыбкой попросилъ у него чекъ на пятьсотъ фунтовъ. Разумется, деньги надо было тратить тотчасъ, и эти деньги должны быть даны изъ кармана кандидата. Лопецъ зналъ все это заране, а между тмъ требованіе денегъ показалось ему оскорбленіемъ. Онъ далъ чекъ, но показалъ ясно своимъ обращеніемъ, что онъ разсердился. Это не расположило къ нему тхъ, въ чьемъ присутствіи была сдлана эта просьба. Потомъ, когда началось собираніе голосовъ, онъ увидалъ, что ничего не можетъ сдлать именемъ герцога и даже именемъ герцогини, а на второй день самъ Спруджонъ сказалъ, что ему лучше хлопотать ‘отъ себя’. Но собственно отъ себя въ Сильвербридж врядъ ли онъ могъ бы сдлать что нибудь. Спруджонъ держался еще того мннія, что многое можно сдлать благоразумными мрами, и даже намекнулъ, что другой чекъ на пятьсотъ фунтовъ въ рукахъ Вайза, ходатая по дламъ, принесъ бы дйствительную пользу. Но Лопецъ другого чека не далъ, и Спруджонъ шепнулъ ему, что герцогиня никакъ не могла сладить съ герцогсмъ.

Лопецъ все-таки настаивалъ, и кучка прихлебателей, окружавшихъ его, не имла возможности извлечь какую-нибудь пользу изъ выборовъ. Но утромъ въ тотъ день, когда Лопецъ встртилъ Флечера на улиц, Дю-Бунгъ зашелъ къ нему въ сопровожденіи Дю-Бунговскихъ агентовъ и самаго Спруджона, и предложилъ Лопецу отказаться отъ состязанія, такъ чтобы Дю-Бунга можно было выбрать и чтобы либеральные интересы мстечка не могли быть принесены въ жертву.

Это былъ тяжелый ударъ и Фердинандъ Лопецъ не былъ способенъ перенести его спокойно. Какъ только герцогиня назвала ему Сильвербриджъ, онъ считалъ дло ршенымъ. Потомъ онъ сталъ понимать, что выборъ его будетъ сопряженъ съ большими хлопотами и издержками, чмъ онъ ожидалъ, но думалъ, что все-таки успхъ вренъ. Онъ не взвсилъ вліянія герцогини и ршимости герцога. Спруджонъ, разумется, желать имть кандидата и приманилъ его. Можетъ быть, дйствительно въ нкоторой степени Сильвербриджъ дурно обошелся съ Лопецомъ. Но сознаніе оказанной несправедливости всегда доводило этого человка до бшенства, хотя онъ никогда не задавался мыслью о своей несправедливости къ другимъ. Когда ему сдлано было это предложеніе, онъ нахмурился и объявилъ, что будетъ бороться до конца.

— Такимъ образомъ вы непремнно доставите мсто мистеру Флечеру, сказалъ Спрутъ.

Въ Сильвербридж преобладала мысль, что хотя вс кандидаты готовы поддерживать мнніе герцога, Дю-Бунгъ и Лопецъ были либералы.

— Я вотъ что вамъ предложу, сказалъ Лопецъ:— бросимъ жребій, кому изъ насъ удалиться.

Спрутъ протестовалъ противъ этого предложенія. Дю-Бунгъ пользовался большимъ вліяніемъ въ Сильвербридж, и даже если онъ удалится, то Лопецъ выбранъ не будетъ. Спрутъ выразилъ сожалніе, что такому джентльмену, какъ мистеръ Лопецъ, были даны обманчивыя понятія. Онъ все время говорилъ Спруджону, что намреніе герцога серіозно, но Спруджонъ не хотлъ этого понять. Жаль! Но въ Сильвербридж вс видятъ, что мистеръ Лопецъ не иметъ никакой надежды. Если мистеръ Лопецъ удалится, Дю-Бунгъ непремнно будетъ выбранъ, а если мистеръ Лопецъ будетъ Дю-Бунгу мшать, то депутатомъ наврно будетъ Флечеръ.

Вотъ какую картину нарисовалъ Спрутъ, который слышалъ о любви двухъ кандидатовъ и думалъ, что Лопецъ будетъ радъ повредить успху Артура Флечера. Въ этомъ онъ не ошибался, но чувство оскорбленія, нанесеннаго ему самому, до такой степени терзало Лопеца, что онъ не могъ руководиться разсудкомъ. Мысль объ удаленіи была очень ему непріятна и онъ не врилъ этимъ людямъ. Онъ полагалъ, не хотятъ ли они способствовать выбору Артура Флечера. О Дю-Бунг онъ до прізда въ Сильвербриджъ не слыхалъ. Онъ не хотлъ врить, что Дю-Бунга выберутъ.

Обдумавъ все это нсколько секундъ, онъ сказалъ:

— Меня призвали сюда бороться и я буду бороться до конца.

— Вы выдадите Сильвербриджъ мистеру Флечеру, сказалъ Спрутъ, вставая и выводя Дю-Бунга изъ комнаты.

Посл этого въ тотъ же день Лопецъ и Флечеръ встртились на улиц. Встрча продолжалась не доле минуты и они разошлись каждый въ свою сторону. Вечеромъ Спруджонъ сказалъ своему кандидату, что не хочетъ боле мшаться въ эти выборы. Онъ очень жаллъ о случившемся, очень жаллъ. Конечно, слдовало жалть о томъ, что герцогъ остался такъ твердъ.

— Но, прибавилъ Спруджонъ, пожимая плечами: — когда такой знатный человкъ, какъ герцогъ, захочетъ поступить по своему, ему надо уступить.

Спруджонъ прибавилъ, что продолжать было бы потерею денегъ, потерею времени, потерею энергіи, а потомъ выразилъ свое намреніе совсмъ отказаться отъ выборовъ, и когда Лопецъ его спросилъ, то онъ признался, что вс, дйствовавшіе съ нимъ заодно, приняли такое же намреніе.

— Не думаю, чтобы съ тхъ поръ, какъ депутатовъ стали выбирать въ Парламентъ, съ кмъ-нибудь было поступлено такимъ образомъ, сказалъ Лопецъ.

— Ну! да, серъ, это немножко тяжело. Но видите, серъ, его свтлость намревался поступить къ лучшему. Въ этомъ нтъ ни малйшаго сомннія. Въ замк вышло маленькое недоразумніе, серъ.

Тутъ Спруджонъ ушелъ и Лопецъ понялъ, что боле не увидитъ его.

Разумется, ему ничего боле не оставалось, какъ удалиться — отряхнуть прахъ съ своихъ ногъ и ухать изъ Сильвербриджа какъ можно скоре. Но вс его друзья бросили его и онъ не зналъ, какъ ему удалиться. Онъ заплатилъ 500 ф. с. и думалъ, что часть денегъ по-крайней-мр слдовало вернуть ему. Онъ сильно сознавалъ нанесенный ему вредъ и въ то же время чувствовалъ, что ему не слдуетъ бжать изъ Сильвербриджа, какъ прибитой собак, не показываясь никому.

Но самое сильное чувство его въ эту минуту была ненависть къ Артуру Флечеру. Онъ былъ увренъ, что Артуръ Флечеръ будетъ депутатомъ. Въ Дю-Бунга онъ не врилъ. Онъ дйствительно убдилъ себя, что Флечеръ оскорбилъ его, написавъ къ его жен, и оскорбленіе увеличилось при встрч на улиц. Онъ сказалъ своей жен, что потребуетъ отъ Флечера отказаться отъ мста депутата, и потребуетъ съ хлыстомъ въ рук. Теперь было слишкомъ поздно требовать отказа отъ мста, но дйствовать хлыстомъ поздно не было. Онъ имлъ сильное желаніе привести въ исполненіе угрозу на счетъ хлыста, будучи убжденъ, что такимъ образомъ онъ унизитъ Флечера въ глазахъ своей жены. Онъ не ревновалъ по обыкновенному значенію этого слова. Любовь его жены была еще такъ недавно отдана ему и такъ горячо поддерживалась, что ревности быть не могло. Но въ сердц его были злопамятная ненависть къ этому человку и убжденіе, что его жена уважала человка, котораго онъ ненавидлъ. Притомъ, не будетъ ли удаленіе его изъ Сильвербриджа почетне, если онъ предъ удаленіемъ отдуетъ хлыстомъ своего успшнаго противника? Мы, знающіе чувство англичанъ вообще лучше Лопеца, можемъ утвердительно сказать — нтъ. Мы думаемъ, что такое происшествіе не сдлало бы чести Лопецу. И самъ онъ, вроятно, въ боле хладнокровныя минуты увидлъ бы сумасбродство въ подобномъ намреніи. Но гнвъ на Сильвербриджъ сводилъ его съ ума и теперь въ его злополучномъ воображеніи это намреніе имло для него нкоторую прелесть. Этотъ человкъ оскорбилъ всякое приличіе, написавъ къ его жен. Разумется, онъ иметъ право отдуть его хлыстомъ. Но на это встрчались затрудненія. Человка нельзя отдуть хлыстомъ только потому, что вы этого желаете.

Вечеромъ, когда Лопецъ сидлъ одинъ, онъ получилъ письмо отъ Спруджона, въ которомъ тотъ предлагалъ ему напечатать въ газет коротенькое и нетрудное письмецо къ сильвербрижскимъ избирателямъ, въ которомъ объяснилъ бы, что хотя выборы общаютъ ему успхъ, онъ считаетъ своею обязанностью удалиться, чтобы не нанести Сильвербриджу вредъ, раздливъ либеральные интересы съ уважаемымъ согражданиномъ Дю-Бунгомъ.

Въ этотъ же вечеръ Лопецъ списалъ его и послалъ въ контору газеты. Если ужь онъ долженъ удалиться, то лучше сдлать это извстнымъ способомъ. Но онъ написалъ еще другое письмо слдующаго содержанія:

‘Серъ,

‘До начала этихъ выборовъ вы оказались виновны въ грубой дерзости, написавъ къ моей жен — къ ея чрезвычайному неудовольствію и къ моему законному гнву. Всякій джентльменъ подумалъ бы, что ея поступокъ съ вами долженъ былъ бы спасти ее отъ подобнаго оскорбленія, но нкоторымъ людямъ никогда нельзя дать урока безъ битья. Посл вашего прізда сюда вы осмлились предложить мн руку на улиц, хотя вамъ слдовало бы знать, что я не захочу встртиться съ вами на дружелюбной ног посл того, что случилось. Я теперь пишу къ вамъ затмъ, чтобы сказать вамъ, что пока я здсь, я буду ходить съ хлыстомъ, и если опять встрчу васъ на улиц до отъзда, то отхлещу васъ.

‘Фердинандъ Лопецъ.’

‘Мистеру Артуру Флечеру.’

Это письмо Лопецъ отослалъ сейчасъ своему врагу и про сидлъ долго ночью, думая о своей угроз и о томъ, какъ онъ приведетъ ее въ исполненіе. Если бы онъ могъ нанести хорошій ударъ Флечеру, то по его мннію цль была бы достигнута. Когда въ дло бываютъ пущены хлысты, то истину разобрать трудно. Человкъ, нанесшій первый ударъ, обыкновенно считается побдителемъ другого. Все послдующее, какъ бы ни было оно неудобно, перенести надо. Этотъ человкъ оскорбилъ его, написавъ къ его жен, и онъ думалъ, что свтъ будетъ сочувствовать ему. Надо отдать ему справедливость и признаться, что самъ онъ встрчи не боялся.

Въ этотъ вечеръ Артуръ Флечеръ здилъ въ Грешэмсбёри и на слдующее утро вернулся съ Грешэмомъ.

— Ради Бога, посмотрите, сказалъ онъ, подавая письмо своему другу.

— Разв вы писали къ его жен? спросилъ Грешэмъ, прочтя письмо.

— Да — писалъ. Все это ужасно дли меня, ужасно. Мн совсмъ не слдовало выступать кандидатомъ. Когда вы предложили мн, я не слыхалъ, что онъ тоже кандидатъ. Я написалъ къ ней это и сказалъ ей, что если бы я это зналъ, то отказался бы.

— Я не вижу почему, сказалъ Грешэмъ.

— Можетъ быть, можетъ быть, я былъ глупъ. Но въ это мы входить не станемъ. Во всякомъ случа въ этомъ для него не было ничего оскорбительнаго. Я писалъ очень просто.

— Принимая все въ соображеніе, я думаю, вамъ лучше было не писать.

— Вы не сказали бы этого, если бы видли письмо. Я въ этомъ увренъ. Я зналъ ее всю жизнь. Мой братъ женатъ на ея двоюродной сестр. О, Боже! мы были почти помолвлены. Я готовъ былъ сдлать для нея все на свт. Не было ли естественно съ моей стороны написать ей это? Относительно же выраженій, письмо можно было прочесть хоть на площади.

— Онъ говоритъ, что ей было непріятно, что она была оскорблена.

— Невозможно! Это письмо могъ написать всякій мужчина всякой женщин.

— Ну, вамъ нужно остерегаться во всякомъ случа. Что вы будете длать?

— Что я долженъ сдлать?

— Обратиться къ полиціи.

Грешэмъ въ молодости самъ отхлесталъ человка, оскорбившаго его, и почувствовалъ себя сильно обиженнымъ, когда обратились къ полиціи. Но это случилось двадцать лтъ тому назадъ и мннія Грешэма созрли, можетъ быть, отъ времени.

— Нтъ, я этого не сдлаю, сказалъ Артуръ Флечеръ.

— Вы должны это сдлать.

— Не могу.

— Такъ оставьте письмо безъ вниманія и всегда носите съ собою толстую палку. Она должна быть довольно толста, чтобы порядочно отколотить его, но не нанести серіознаго вреда.

Въ эту минуту вошелъ одинъ изъ агентовъ съ извстіемъ объ удаленіи Лопеца.

— Онъ ухалъ? спросилъ Грешэмъ.

— Нтъ, онъ не ухалъ, но сегодня утромъ его никто не видалъ.

— Я лучше пойду и куплю вамъ палку, прежде чмъ вы покажетесь на улиц, сказалъ Грешэмъ.

Палка была выбрана. Когда оба шли по улиц, они увидали Лопеца, стоящаго у дверей гостиницы съ хлыстомъ въ рук. Онъ былъ въ эту минуту одинъ, но на противоположной сторон улицы шелъ медленно полицейскій — одинъ изъ мстныхъ констеблей. Движенія его были такъ медленны, что всякій смотрвшій на него пришелъ бы къ заключенію, что эта часть улицы имла для него именно въ эту минуту какую-то особенную привлекательность. Ахъ и увы! какъ лта измняютъ мысли человка! Двадцать лтъ тому назадъ Френкъ Грешэмъ счелъ бы негодяемъ всякаго, кто поставилъ бы полицейскаго между нимъ и его врагомъ. Но надо опасаться, что выбирая палку, онъ сказалъ нсколько словъ, заставившихъ констебля расхаживать медленно по улиц.

Но Грешэмъ не обращалъ вниманія на полицейскаго, а Флечеръ совсмъ его не примтилъ.

— Экой оселъ! сказалъ Флечеръ, крпко ухватившись за палку.

Тутъ Лопецъ подошелъ къ нимъ, приподнявъ хлыстъ, но въ это самое время полицейскій перешелъ чрезъ улицу быстро, но очень спокойно, и остановился прямо предъ нимъ, такъ что Лопецъ не могъ никакимъ образомъ дотронуться до Флечера своимъ хлыстомъ.

— Вы всегда ходите подъ защитой полицейскаго? сказалъ Лопецъ со всмъ презрніемъ, какое только умлъ вложить въ свой голосъ.

— Я не зналъ даже, что онъ здсь, сказалъ Флечеръ.

— Разсказывайте другимъ! Весь Сильвербриджъ узнаетъ, какой вы трусъ.

Онъ обернулся и закричалъ на всю улицу:

— Этотъ человкъ, осмливающійся предлагать себя въ кандидаты Сильвербриджу, оскорбилъ мою жену! А теперь, боясь, что я отдую его хлыстомъ, онъ ходитъ по улиц подъ защитой полицейскаго!

— Это невыносимо, сказалъ Флечеръ, обращаясь къ своему другу.

— Мистеръ Лопецъ, сказалъ Грешэмъ:— я съ сожалніемъ долженъ сказать, что обязанъ пожаловаться на васъ въ полицію, если вы не общаете оставить городъ, не приставая къ мистеру Флечеру ни словомъ, ни дломъ.

— Я ничего не общаю, сказалъ Лопецъ.— Этотъ человкъ трусъ и оскорбилъ мою жену.

Около двухъ часовъ въ этотъ день Лопецъ явился въ Сильвербриджскій судъ и долженъ былъ дать слово не ссориться съ мистеромъ Флечеромъ впродолженіи полугода. Посл этого ему позволили ухать изъ Сильвербриджа и онъ вернулся въ Лондонъ къ своей жен къ обду.

Чрезъ день произошла баллотировка и въ восемь часовъ вечера Артуръ Флечеръ былъ избранъ депутатомъ. Но Дю-Бунгъ мало отъ него отсталъ. Флечеръ получилъ 315 голосовъ, а Дю-Бунгъ 308.

Друзья Дю-Бунга послдніе два дня длали всевозможное, чтобы извлечь пользу для своего кандидата изъ ссоры Лопеца съ Флечеромъ. Если Флечеръ оскорбилъ жену Лопеца, то конечно онъ не могъ быть приличнымъ депутатомъ отъ Сильвербриджа. Потомъ ссора была объявлена позорною. Два чужіе человка прізжаютъ въ этотъ мирный городокъ, ссорятся на улиц съ палками и хлыстами, и ругаютъ другъ друга разными неприличными именами. Не лучше ли выбрать своего собственнаго почтеннаго согражданина? Все это произвело свое дйствіе. Но, несмотря ни на что, Артуръ Флечеръ былъ все-таки избранъ.

Глава XXXV.
Лопецъ опять въ Лондон.

Лопецъ, возвращаясь въ Лондонъ, нсколько опомнился, хотя все еще воображалъ, что Артуръ Флечеръ нанесъ ему положительное оскорбленіе, написавъ къ его жен. Но мало-помалу это сумасбродство вышло у него изъ головы и онъ началъ понимать, что поступилъ дурно, пустивъ въ дло хлыстъ. Онъ очень пріунылъ на возвратномъ пути домой. Деньги, истраченныя имъ, были ему, необходимы и потеря ихъ оставляла его въ настоящую минуту почти безъ средствъ. Пока у него была надежда сдлаться членомъ Парламента, онъ поддерживалъ въ себ бодрость. Одно это положеніе придало бы ему всъ въ глазахъ Сексти Паркера и, какъ Лопецъ думалъ, имло бы даже вліяніе на его тестя.

Но теперь онъ возвращался человкомъ побжденнымъ. Кто не испыталъ паденія съ высоты надеждъ къ полнйшиму отчаянію, которое происходитъ отъ одной неудачи?

Думая объ этомъ, Лопецъ сознавалъ, что его гнвъ довелъ его до большого неблагоразумія въ Сильвербридж. Онъ упустилъ изъ вида осторожность, необходимую для человка окруженнаго такими затрудненіями, какъ онъ. Всю свою жизнь онъ сдерживалъ свой характеръ — иногда съ большимъ трудомъ, но всегда съ сознаніемъ, что все въ его жизни можетъ зависть отъ этого. Теперь же, къ сожалнію, онъ потерялъ самообладаніе. Безспорно, онъ былъ оскорбленъ — но тмъ не мене онъ поступилъ нехорошо, заговоривъ о хлыст.

Теперь самою главною его цлью должно быть войти въ милость къ тестю. А онъ увеличилъ свои затрудненія ссорою въ Сильвербридж. Разумется, все это будетъ разсказано въ лондонскихъ газетахъ, и разумется, не въ его пользу, такъ какъ главныя лица городка возстали противъ него. Но онъ зналъ свой умъ и надялся преодолть эти затрудненія.

Потомъ ему пришло въ голову, что онъ непремнно долженъ привлечь жену на свою сторону. Въ ея любви онъ не сомнвался, но существовало то прискорбное обстоятельство, что она имла хорошее мнніе объ Артур Флечер. Можетъ быть, онъ слишкомъ повелительно поступилъ съ женою. По характеру, онъ не могъ не распоряжаться повелительно въ своемъ дом, и даже не дома, если это было возможно — но онъ сознавалъ, что потерплъ неудачу въ Сильвербридж, и долженъ на время подобрать свои паруса.

Онъ телеграфировалъ жен о своемъ пораженіи и возвращеніи.

— О, Фердинандъ! встртила она его:— какъ я огорчена!

— Посчастливится въ другое время, отвтилъ онъ съ нжной улыбкой.— Какая польза горевать о пролитомъ молок? Со мною обошлись не совсмъ хорошо — правда?

— Полагаю — хотя я не совсмъ понимаю все это.

Ему ужасно хотлось разругать Артура Флечера, но онъ воздержался. Онъ воздержался по-крайней-мр въ эту минуту.

— Герцоги и герцогини конечно люди очень важные, сказалъ онъ:— но жаль, что они не умютъ вести себя честно, какъ ожидаютъ этого отъ другихъ. Герцогиня бросила меня самымъ гадкимъ образомъ. Я этого не могу понять. Я удивляюсь, когда думаю объ этомъ. Должно быть, она поссорилась съ мужемъ.

— Кто будетъ выбранъ?

— О! безъ сомннія Дю-Бунгъ.

Онъ этого не думалъ, но не могъ ршиться объявить ей объ успх своего врага.

— Тамошніе знаютъ его. Твой старый другъ такъ же неизвстенъ тамъ, какъ и я. Кстати, мы съ нимъ немножко пошумли тамъ.

— Пошумли, Фердинандъ?

— Не пугайся, моя милочка, я не убилъ его. Но онъ заговорилъ со мною на улиц и я сказалъ что думаю объ его письм къ теб.

Когда Эмилія услыхала это, на ея лиц выразилось большое огорченіе.

— Я не могъ удержаться. Послушай — ты должна сознаться, что ему не слдовало писать.

— Онъ сдлалъ это по доброт.

— Онъ не долженъ былъ этого длать. Разсуди. Положимъ, что я ухаживалъ бы за какою-нибудь двушкой — хотя я ухаживалъ только въ моей жизни за одною — тутъ онъ обнялъ жену и поцловалъ — и вдругъ она вышла за другого. Что сказали бы обо мн если бы я тотчасъ началъ съ нею переписку? Не думай, чтобы я обвинялъ тебя, дружокъ.

— Конечно, я этого не думаю, сказала Эмилія.

— Но ты должна сознаться, что это ужь было чрезчуръ.

Онъ замолчалъ, но она не сказала ничего.

— Мн кажется, что ты не можешь ршиться обвинить его въ чемъ-нибудь. Такъ вотъ мы пошумли, полицейскій подошелъ, и съ меня взяли общаніе, что я не долженъ стрлять въ него или длать что нибудь подобное.

Услышавъ это, Эмилія поблднла, но не сказала ничего.

— Разумется, я не желаю застрлить его. Я желалъ только дать ему знать, что я думаю объ этомъ, и сказалъ ему. Мн такъ непріятно тревожить тебя всмъ этимъ, но я никакъ не могъ перенести мысли, что ты не будешь этого знать.

— Это очень грустно.

— Довольно грустно! Многое приходилось мн вынести, могу тебя уврить. Вс отвернулись отъ меня тамъ. Вс бросили меня.

Онъ примчалъ, что долженъ возбудить ея сочувствіе къ себ, разсказывая свои бдствія, а не грхи Артура Флечера.

— Я былъ одинъ и не зналъ, какъ мн держать себя въ такихъ ужасныхъ непріятностяхъ. Потомъ я долженъ былъ заплатить громадныя суммы за мои издержки.

— О, Фердинандъ!

— Подумай, что они потребовали отъ меня пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ!

— Ты заплатилъ?

— Конечно. Длать было нечего. Разумется, они позаботились взять деньги прежде чмъ заговорили о моемъ удаленіи. Мн кажется, что все это было ршено заране. Я нахожу, что съ начала до конца это было плутовство. Право я готовъ даже думать, что герцогиня знала объ этомъ.

— О пятистахъ!

— Можетъ быть не о сумм, но о томъ, какъ все будетъ сдлано. Въ ныншнее время не знаешь, кому врить. Мужчины, да и женщины, сдлались такъ недобросовстны, что положиться ни на кого нельзя. Все такъ страшно обрушилось на меня — страшно. Не думаю, чтобы когда-нибудь въ жизни потеря пятисотъ фунтовъ такъ много значила для меня, какъ теперь. Вопросъ состоитъ въ томъ, что сдлаетъ для насъ твой отецъ.

Эмилія не могла не вспомнить о сильномъ желаніи своего мужа получить деньги отъ ея отца не боле какъ три мсяца тому назадъ, какъ будто все зависло отъ того, получитъ ли онъ ихъ, и потомъ его восторгъ, какъ будто вс печали его кончились отъ того, что деньги были общаны. А теперь — почти немедленно — онъ опять очутился въ такомъ же положеніи. Она усиливалась думать о немъ ласково, но сомнніе къ его дламъ тотчасъ возродилось въ ней и ея сердце замерло. Тогда, по его увреніямъ, все было достигнуто посредствомъ этихъ трехъ тысячъ — суммы, конечно, ничтожной для достиженія такого результата для человка, жившаго, какъ жилъ ея мужъ. А теперь и эти три тысячи исчезли — сумма, конечно, большая для того, чтобы исчезнуть въ такое короткое время. Ненадежность длъ она могла понять, и непремнно дла должны быть опасно ненадежны, когда они подвергаются такимъ превратностямъ.

Но когда мысли такого рода толпились въ голов ея, она повторяла себ безпрестанно, что должна раздлять съ мужемъ и радость, и горе. Если горе наступаетъ, она должна оставаться врна своему общанію.

— Теб лучше сказать моему отцу обо всемъ, сказала она.

— Не лучше ли это сдлать теб?

— Нтъ, Фердинандъ. Разумется, я сдлаю то, что ты мн велишь. Я длаю все, что могу сдлать. Но теб лучше самому сказать ему. Онъ по своему характеру будетъ уважать тебя боле, если ты скажешь ему самъ. Притомъ ему необходимо знать все — все.

Она сдлала особенное удареніе на этомъ слов.

— Ты можешь сказать ему все такъ же, какъ и я.

— Ты можетъ быть не захочешь сказать мн все, да я и не пойму. Онъ пойметъ все, и если уврится, что ты сказалъ ему все, онъ во всякомъ случа будетъ уважать тебя.

Онъ сидлъ молча нсколько времени и размышлялъ, все сильне чувствуя нанесенный ему вредъ — ни минуты не подумавъ, что самъ вредилъ другимъ.

— Три тысячи фунтовъ, которыя далъ теб отецъ, не могутъ назваться состояніемъ.

Она не отвчала, но застонала въ душ, услышавъ обвиненіе.

— Не чувствуешь ли ты этого сама?

— Я ничего не понимаю въ деньгахъ, Фердинандъ. Если бы ты веллъ мн поговорить съ нимъ до нашей свадьбы, я сдлала бы это.

— Онъ долженъ былъ говорить со мною. Это удивительно, какъ можетъ быть скупъ старикъ. Не можетъ же онъ взять деньги съ собою въ могилу.

Онъ просидлъ полчаса въ угрюмомъ молчаніи, а она въ это время прилежно шила. Потомъ онъ вскочилъ съ обращеніемъ совершенно измнившимся — веселый, только попытка была такъ очевидна, что не могла обмануть даже ее — и отряхнулся, какъ будто хотлъ сбросить съ себя заботы.

— Ты права, старушонка. Ты почти права всегда. Я пойду завтра къ твоему отцу и разскажу ему все. Не многаго я буду у него просить. Дла поправятся опять. Мн стыдно, что ты видла меня въ такомъ уныніи, но меня раздосадовали выборы и разсердилъ этотъ мистеръ Флечеръ. Ты не должна видть меня въ такомъ уныніи. Поцлуй меня, старушонка.

Она поцловала его, но не могла даже сдлать видъ, что развеселилась какъ онъ.

— Не лучше ли намъ не держать экипажа? сказала она.

— Ради Бога не говори такимъ образомъ! Ты ничего не понимаешь.

— Это правда.

— Это не оттого, чтобы у меня не было средствъ къ жизни, но мои дла часто требуютъ наличныхъ денегъ. И въ моемъ настоящемъ положеніи прибавка къ моему капиталу дала бы мн возможность сдлать такъ много!

Она, конечно, не понимала длъ, но обладала достаточнымъ знаніемъ свта и здравымъ смысломъ, чтобы понимать, какую важность должны имть издержки по ихъ настоящему образу жизни для человка, который такъ чувствовалъ потерю пятисотъ фунтовъ стерлинговъ, растраченныхъ имъ въ Сильвербридж.

На слдующее утро Лопецъ былъ въ контор Вортона рано — такъ рано, что адвоката еще не было тамъ. Лопецъ ршился — не разсказать все, такіе люди никогда не намре ваются разсказывать все — но разсказать многое. Онъ долженъ, если возможно, подйствовать на старика двоякимъ образомъ. Онъ долженъ войти къ нему въ милость — и въ то же время дать понять, что удобства Эмиліи въ жизни много зависятъ отъ щедрости ея отца. Сначала надо достигнуть перваго, если возможно, а потомъ второго, чему онъ во всякомъ случа могъ по-крайней мр, заставить врить. Не женился же онъ на дочери богатаго человка безъ всякаго намренія относительно его денегъ. Вортонъ это пойметъ. Если ужь дойдетъ до того, Вортонъ, разумется, долженъ содержать свою дочь и мужа своей дочери. Но еще до этого не дошло. Лопецъ не имлъ намренія въ настоящемъ случа выставлять это на видъ своему тестю.

Когда Вортонъ вошелъ въ свою контору, онъ нашелъ Лопеца сидящаго тамъ. Онъ самъ въ эту минуту былъ очень несчастенъ. Онъ возобновилъ свою ссору съ Эверетомъ — или скоре Эверетъ возобновилъ свою ссору съ нимъ. Они поговорили крупно о деньгахъ, проигранныхъ въ карты, и Эверетъ сказалъ отцу, что если кто-нибудь изъ нихъ былъ игрокъ, то ужь конечно не онъ. Вортонъ разсердился и выгналъ сына — а теперь эта ссора очень огорчала его. Онъ очень сожаллъ, что назвалъ сына игрокомъ, а его сыну, по его мннію, было непростительно сдлать такое возраженіе. Друзья считали Вортона очень суровымъ, но для него не было счастія на свт независимо отъ его дтей. Дочь оставила его, какъ ему казалось, не при счастливыхъ предзнаменованіяхъ, и теперь, въ эту минуту, онъ былъ расположенъ къ ней очень нжно. Что могло въ свт заключаться для него кром его дтей? А теперь онъ чувствовалъ себя одинокимъ. Вистъ въ клуб уже надолъ ему. То, что доставляло ему величайшее удовольствіе два раза въ недлю, почти опротивло, когда возобновлялось каждый день — а тмъ боле когда сынъ сказалъ ему, что и онъ игрокъ.

— Такъ вы вернулись изъ Сильвербриджа, сказалъ онъ.

— Вернулся, серъ, вернулся не съ торжествомъ. Человкъ не можетъ надяться всегда одерживать побды.

Лопецъ ршился пріободриться и держать себя какъ прилично мужественному человку.

— Вы, кажется, попали тамъ въ какую-то бду, кром того что потеряли мсто.

— О! вы уже видли это въ газетахъ. Я пришелъ сказать вамъ объ этомъ. Такъ какъ въ этомъ замшана Эмилія, вамъ слдуетъ знать.

— Замшана Эмилія! Какимъ образомъ она замшана?

Тутъ Лопецъ разсказалъ всю исторію — по своему и вмст съ тмъ не лживо. Флечеръ написалъ Эмиліи письмо, которое показалось ему, Лопецу, очень оскорбительнымъ. Услышавъ это, Вортонъ принялъ очень серіозный видъ и спросилъ письмо. Лопецъ отвчалъ, что онъ письмо уничтожилъ, не думая, чтобы такой документъ слдовало сохранить. Потомъ онъ объяснилъ, что письмо относилось къ выборамъ, а ему показалось въ высшей степени неприличнымъ, чтобы Флечеръ писалъ его жен о чемъ бы то ни было.

— Это очень много зависитъ отъ письма, сказалъ старикъ.

— О чемъ бы то ни было — посл того, что случилось.

— Они очень старые друзья.

— Разумется, я съ вами спорить не стану, мистеръ Вортонъ, но признаюсь, что письмо разсердило меня. Оно очень разсердило меня — очень. Я счелъ это письмо оскорбительнымъ для нея, и когда онъ подошелъ ко мн на улиц въ Сильвербридж, я сказалъ ему это. Можетъ быть, я поступилъ неблагоразумно, но я сдлалъ это для нея. Конечно, вы понимаете, что подобное письмо можетъ разсердить человка.

— Что же онъ писалъ?

— Что онъ все сдлаетъ для нея — даже отступится отъ Сильвербриджа, если его друзья позволятъ ему.

Вортонъ почесалъ въ голов и Лопецъ увидалъ, что онъ въ недоумніи.

— Долженъ ли онъ былъ предлагать ей сдлать для нея все посл того, что случилось?

— Я такъ хорошо знаю этого человка, сказалъ Вортонъ:— что не могу поврить и не врю, чтобы ему пришли въ голову неприличныя мысли относительно моей дочери.

— Можетъ быть, это было только безразсудство.

— Можетъ быть, не могу ничего сказать. Такъ васъ потребовали въ судъ?

— Да, разсердившись, я угрожалъ ему. Тутъ явился полицейскій, поднялся шумъ, и я долженъ былъ присягнуть, что не сдлаю ему вреда. Разумется, я не имлъ никакого желанія сдлать ему вредъ.

— Я полагаю, что это повредило вашему успху въ Сильвербридж.

— Я самъ такъ полагаю.

Это была ложь, такъ какъ Лопецъ отступился прежде этой исторіи.

— Я теперь боле всего забочусь о томъ, чтобы вы не осудили мой поступокъ.

Исторія была разсказана очень хорошо и Вортонъ былъ почти расположенъ сочувствовать своему зятю. Онъ былъ совершенно убжденъ, что Артуръ Флечеръ не имлъ ни малйшаго намренія оскорбить его дочь, но очень могло быть, что длая предложеніе съ великодушнымъ намреніемъ, онъ употребилъ выраженія, которыя могли показаться безразсудными отъ положенія дйствующихъ лицъ.

— Я полагаю, сказалъ Вортонъ:— что вы истратили много денегъ въ Сильвербридж.

Это дало Лопецу ту возможность приступить къ длу, которой онъ искалъ, и онъ описалъ, какимъ образомъ отъ него выманили пятьсотъ фунтовъ.

— Вы не могли даромъ вести эту игру, сказалъ Вортонъ.

— А именно теперь мн это не подъ силу. Я не сдлалъ бы этого, если бы не желалъ не пренебречь такой возможностью возвыситься въ свт. Какъ хотите, а мсто въ Нижней Палат есть почетъ.

— Да — да — да.

— А когда герцогиня говорила со мною объ этомъ, она такъ была уврена въ успх.

— Я заплачу пятьсотъ фунтовъ, сказалъ Вортонъ.

— О! серъ, какъ это великодушно!

Онъ всталъ и взялъ за руки старика.

— Когда-нибудь, когда вы будете свободны, я надюсь, вы позволите мн объяснить вамъ настоящее положеніе моихъ длъ. Я писалъ вамъ изъ Комо, что желаю сдлать это. Вы не прочь?

— Нтъ, сказалъ адвокатъ съ чрезвычайной нершимостью въ голос:— я не прочь. Только я не знаю, какъ могу быть полезенъ для вашихъ длъ. Теперь я долженъ заниматься, но чекъ я вамъ дамъ. Если вамъ и Эмиліи нечего лучше длать, прізжайте завтра обдать.

Лопецъ съ искренними слезами на глазахъ взялъ чекъ и общалъ пріхать завтра.

— А пока я желаю, чтобы вы повидались съ Эверетомъ.

Разумется, Лопецъ общалъ повидаться съ Эверетомъ.

Опять онъ былъ въ восторг. На этотъ разъ не столько отъ пріобртенія денегъ, какъ отъ возрастающаго убжденія, что его тесть способенъ сдлаться дойною коровой. А ссора Эверета съ отцомъ ясно могла принести ему пользу. Онъ или угодитъ старику, уговоривъ Эверета покориться, или успетъ занять въ сердц и жизни отца то пустое мсто, которое оставятъ проступки сына. Онъ по-крайней-мр сдлается необходимъ старику, а старикъ съ каждымъ днемъ будетъ становиться старше и боле нуждаться въ помощи. Онъ думалъ, что увидлъ способъ вкрасться въ довренность. Старикъ былъ не такой желзный, какъ онъ опасался, но очень ручной, и если съ нимъ обойтись какъ слдуетъ, то онъ будетъ очень мягокъ и податливъ.

Онъ видлъ Сексти Паркера въ Сити въ этотъ день и съ торжествомъ хвалился своимъ чекомъ въ 500 ф. с., то лаская, то подзадоривая свою бдную жертву. Сексти также онъ долженъ былъ разсказать свою исторію въ Сильвербридж. Онъ грозилъ отколотить этого человка на улиц и этотъ человкъ не посмлъ выйти изъ дома безъ полицейскаго. Да, онъ не былъ выбранъ. Онъ не могъ справиться съ сильвербриджскими плутами. Но онъ льстилъ себя надеждой, что надъ Флечеромъ одержалъ верхъ. Вотъ какимъ тономъ разсказалъ онъ эту исторію своему пріятелю.

До обда онъ засталъ Эверета въ клуб. Эверета Вортона тамъ можно было найти почти каждый день. Клубъ намревался сдлать вещи великія — отыскивать либеральныхъ кандидатовъ во всхъ англійскихъ городахъ и мстечкахъ и снабжать этихъ кандидатовъ деньгами. Такова была великая цль Прогресса. До сихъ-поръ кандидаты еще не были отысканы, а деньги не собраны. Въ политическомъ отношеніи въ клуб было очень смирно. Вотъ почему Эверетъ Вортонъ, бывшій тамъ по чувству долга, проводилъ время или въ игорной комнат, или въ бильярдной.

Исторію сильвербриджскую пришлось разсказать опять, и она была разсказана почти такъ же, какъ Лопецъ разсказывалъ ее Вортону. Конечно, онъ могъ больше бранить Артура Флечера и съ большей увренностью утверждать, что Флечеръ оскорбилъ его жену. Но къ предстоявшей ему задач Лопецъ перешелъ очень скоро.

— Что случилось между вами и вашимъ отцомъ?

— Просто то, что я иногда играю въ вистъ, а онъ назвалъ меня игрокомъ. Тогда я напомнилъ ему, что онъ также иногда играетъ въ вистъ, и спросилъ, какой выводъ слдуетъ сдлать.

— Онъ ужасно сердитъ на васъ.

— Разумется, я поступилъ какъ дуракъ. Отецъ иметъ надо мною верхъ, потому что у него есть деньги, а у меня нтъ, съ какой же стати было мн это говорить. Во всемъ Лондон нтъ человка, который уважалъ бы своего отца такъ, какъ я, который любилъ бы его горяче. Но тяжело переносить такое притсненіе. Игрокъ гадкое слово.

— Да, очень гадкое. Но какъ же не назвать игрокомъ человка, когда онъ проигрываетъ столько, что долженъ просить своего отца заплатить за него?

— Если онъ длаетъ это часто, тогда онъ игрокъ. Я прежде никогда не просилъ у него денегъ на это.

— Я удивляюсь, зачмъ вы сказали ему.

— Я никогда ему не лгу и онъ долженъ это знать. Но онъ изъ такихъ людей, которые къ своему сыну относятся строже, чмъ къ другимъ. Чего онъ теперь хочетъ отъ меня?

— Не знаю, хочетъ ли онъ чего-нибудь отъ васъ, сказалъ Лопецъ.

— Онъ послалъ васъ ко мн?

— Нтъ, этого я не могу сказать. Я сказалъ ему, что разумется увижусь съ вами, а онъ отвтилъ что-то грубое и назвалъ васъ осломъ.

— Какъ не назвать.

— Но если вы спрашиваете меня, продолжалъ Лопецъ: — мн кажется, что онъ ласково васъ приметъ, если вы пойдете къ нему. Обдайте тамъ сегодня, какъ будто не случилось ничего.

— Я не могу этого сдлать, если онъ не позоветъ меня.

— Я не могу сказать, чтобы онъ звалъ васъ, Эверетъ. Я сказалъ бы даже эту ложь, если бы не боялся, что отецъ вашъ скажетъ какую-нибудь грубость, такъ что ложь мою узнаете вы оба.

— А вы зовете меня обдать къ нему!

— Да, зову. Вдь вы можете уйти, если онъ приметъ васъ грубо. Ну, а если онъ приметъ хорошо, такъ дло сдлано.

— Если желаетъ видть меня, онъ можетъ меня пригласить.

— Вы говорите объ этомъ, мой милый, какъ будто вашъ отецъ человкъ посторонній. Будь у меня отецъ такой богачъ, ей-Богу! я позволилъ бы ему отколотить меня палкой, если бы онъ захотлъ, а на другой день обращался бы съ нимъ какъ ни въ чемъ не бывало.

— Къ несчастію, я немножко настойчивъ, сказалъ Эверетъ, гордясь своей настойчивостью и будучи, можетъ быть, такъ же мало ‘настойчивъ’, какъ всякій ныншній молодой человкъ.

Въ этотъ вечеръ на Манчестерскомъ сквер разговоръ съ тестемъ и зятемъ шелъ почти исключительно о сын и шурин. О выборахъ говорили мало, почти ничего, и имя Артура Флечера не упоминалось. Но отецъ говорилъ отъ полноты сердечной. Эверетъ огорчалъ его. Неужели Эверетъ намренъ бросить его?

— Онъ хочетъ, чтобы вы взяли назадъ какое-то бранное слово, сказалъ Лопецъ.

— Этого онъ могъ бы требовать отъ какого-нибудь запальчиваго пріятеля однихъ съ нимъ лтъ. Неужели онъ ожидаетъ, чтобы отецъ прислалъ къ нему письменное извиненіе? Онъ проигрался въ карты и я назвалъ его игрокомъ. Разв отецъ не можетъ этого сказать?

Лопецъ пожалъ плечами и выразилъ свое сожалніе.

— Онъ истерзаетъ мое сердце, если станетъ продолжать такимъ образомъ, сказалъ старикъ.

— Я звалъ его обдать къ вамъ, но онъ не хотлъ.

— Какъ ему хотть! Онъ любитъ только бывать въ этомъ проклятомъ клуб.

Въ конц вечера Лопецъ почувствовалъ, что онъ сдлалъ много хорошаго. Онъ еще не совсмъ ршилъ, разъединить ли ему отца съ сыномъ. Это не входило въ его стратегическіе планы, по-крайней-мр теперь. Но онъ имлъ намреніе сдлаться необходимымъ старику — стать сыномъ старика и, если можно, его любимымъ сыномъ. И теперь онъ думалъ, что сдлалъ уже много къ достиженію своей цли.

Глава XXXVI.
Веселый дроздъ.

Большое торжество было въ Лонгбарнс, когда извстіе о побд Артура дошло туда, а когда самъ Артуръ пріхалъ съ своимъ пріятелемъ Грешэмомъ, онъ былъ принятъ какъ побдоносный герой. Но, разумется, извстія о ‘ссор’ дошли туда до его прізда и ему съ Грешэмомъ пришлось разсказывать всю исторію. При этомъ были и сер-Элоредъ Вортонъ, и мистрисъ Флечеръ.

Старушка слышала о ссор и, разумется, потребовала, чтобы ей разсказали вс подробности. Это было не совсмъ пріятно для героя, потому что, говоря о Лопец, онъ не могъ не упомянуть о его жен.

— Какая ужасная непріятность для бднаго Вортона! сказала старушка сер-Элореду, качая головою.

Сер-Элоредъ вздохнулъ и не сказалъ ничего. Конечно, непріятность ужасная и боле или мене касавшаяся всхъ Вортоновъ.

— Вы говорите, что онъ хотлъ ударить Артура хлыстомъ? спросилъ Джонъ Флечеръ.

— Я знаю только то, что онъ стоялъ съ хлыстомъ въ рук, сказалъ Грешэмъ.

— Я думаю, ему самому досталось бы больше.

— Вы расхохотались бы, сказалъ Артуръ:— увидя меня величественно расхаживающимъ по улиц съ палкою въ рук, которую Грешэмъ купилъ мн. Я не сомнваюсь, что Лопецъ хотлъ драться. Вдругъ является полицейскій. Я никакъ не могъ понять, откуда онъ явился.

— Полицейскихъ въ Сильвербридж много, сказалъ Грешэмъ.— Они постоянно расхаживаютъ по городу.

— Онъ долженъ быть сумасшедшій, сказалъ Джонъ.

— Бдная, несчастная молодая женщина! сказала мистрисъ Флечеръ, поднявъ кверху об руки.— Я должна сказать, что не могу не осуждать мистера Вортона. Если бы онъ остался твердъ, до этого никогда бы не дошло. Я желала бы знать, видается ли онъ съ нимъ.

— Какъ же не видаться? сказалъ Джонъ.— Почему ему не видаться? И вы видались бы съ нимъ, если бы онъ женился на вашей дочери.

— Никогда! воскликнула старуха.— Если бы у меня была дочь, забывшая до такой степени всякое уваженіе къ себ, я не скажу, чтобы не видалась съ нею. Можетъ быть, человческое чувство одержало бы верхъ. Но охотно я не вступила бы въ сношенія съ женщиной, такъ унизившей меня и моихъ родныхъ.

— Очень желаю знать, что мистеръ Вортонъ сдлаетъ съ своими деньгами, сказалъ Джонъ.

Артуръ позволилъ себ провести въ Лонгбарнс два дня, а потомъ поспшилъ въ Лондонъ занять свое мсто въ Парламент. Тамъ его удивили многочисленные вопросы о ‘ссор’ и то, какъ много знали объ этомъ, а въ сущности такъ мало. Вс слышали о ссор и вс знали, что дло шло о женщин. Но вс вообщ думали, что съ этой женщиной было поступлено дурно и что Артуръ Флечеръ выступилъ какъ паладинъ защитить ее. Написано было письмо и мужъ, какъ людодъ, перехватилъ письмо. Женщина была пренесчастнйшее созданіе и утшалась только постоянствомъ своего бывшаго обожателя. Относительно подробностей въ разсказахъ было разногласіе, но вс соглашались въ одномъ. Вс знали, что Артуръ Флечеръ здилъ въ Сильвербриджъ, выступилъ кандидатомъ и отнялъ мсто у своего соперника — за то, что соперникъ отнялъ у него невсту. Какимъ образомъ это случилось, никто не могъ сказать. Вс думали, что похищенная невста была очень привязана къ человку, за котораго не вышла. Но капитанъ Гённеръ все ясно объяснилъ майору Понтни, увривъ его, что отецъ принудилъ ее къ этому браку. Такимъ образомъ Артуръ Флечеръ увидалъ себя такимъ же героемъ въ Лондон, какъ въ Лонгбарнс.

Не пробылъ Флечеръ въ Лондон и недли, какъ ему уже страшно надоли слухи, доходившіе до его ушей, когда получилъ приглашеніе отъ Вортона обдать съ нимъ въ таверн подъ названіемъ Веселый Дроздъ. Это приглашеніе удивило его — какъ такой человкъ приглашаетъ его обдать въ такомъ мст — и, разумется, онъ приглашеніе принялъ. Его очень интересовалъ билль о дренаж общихъ выгоновъ около Сильвербриджа и онъ собирался сказать свою первую рчь, но разсчиталъ, что можетъ отобдать и вернуться вовремя къ преніямъ.

Онъ отправился въ таверну Веселый Дроздъ, очень странную, старинную таверну по сосдству съ Португальской улицей. Артуръ никогда тутъ прежде не бывалъ и былъ удивленъ черной обшивкой стнъ, черными стнами, стариннымъ каминомъ, двумя свчами на стол и безмолвнымъ слугою.

— Я желалъ видть васъ, Артуръ, сказалъ старикъ, грустно пожимая его руку: — но не могъ пригласить васъ на Манчестерскій скверъ. Они иногда прізжаютъ по вечерамъ и могло быть весьма непріятно. Въ тхъ клубахъ, въ которыхъ бываете вы, молодые люди, позволяется обдать постороннимъ. У насъ въ Эльдон этого нтъ. Вы увидите, что здсь дадутъ вамъ очень хорошую рыбу и прекрасное мясо.

Артуръ объявилъ, что онъ находитъ эту таверну отличной.

— И бордоское у нихъ очень хорошее, лучше, я нахожу, чмъ у насъ въ Эльдон. О шампанскомъ этого не могу сказать. Мы попробуемъ. Вы, молодые люди, всегда пьете шампанское.

— Я пью его очень рдко, сказалъ Артуръ.— Мои вина хересъ и бордоское.

— Очень хорошо — очень хорошо. Я желалъ видть васъ, мои милый. Дло-то вышло не такъ, какъ мы желали…

— Не совсмъ такъ.

— Вы знаете старую поговорку: ‘Господь располагаетъ всмъ’. Я долженъ помириться съ этимъ, да и вы, безъ со мннія.

— Безъ сомннія, сказалъ Артуръ тихимъ и почти сердитымъ голосомъ.

Они были въ зал не одни, но въ углубленіи, отдлявшемъ ихъ отъ другихъ.

— Я не знаю, долженъ ли говорить объ этомъ, но для меня это одно изъ такихъ обстоятельствъ, которымъ совсмъ помочь нельзя. Когда человкъ лишится ноги, онъ ковыляетъ, и иногда это не мшаетъ ему хорошо проводить время, но онъ все-таки безъ ноги.

— Это не моя вина, Артуръ.

— Ничьей не было вины кром моей. Я бжалъ взапуски и меня перегнали. Вотъ и все, и нечего больше говорить.

— Вы не удивились, что я пожелалъ видть васъ?

— Напротивъ, я очень обязанъ вамъ. Я думаю, что это большой знакъ доброты съ вашей стороны.

— Я не могу, какъ вы, начать новую жизнь. Я не могу гоняться за политикой и вступить въ Парламентъ. Теперь слишкомъ поздно для меня.

— Я начинаю новую жизнь. Сегодня вечеромъ будутъ читать билль интересный для меня. Вы не должны сердиться, если я убгу незадолго до десяти часовъ.

Тутъ Артуръ Флечеръ пустился въ длинныя разсужденія о дренаж общихъ выгоновъ и Вортонъ, нисколько не интересовавшійся этимъ и ничего не понимавшій въ дренаж, внутренно вздыхалъ, что безнадежная любовь могла завести такого умнаго адвоката въ такіе туманные лабиринты.

— А вамъ надо навстить насъ на сквер когда нибудь.

— О, разумется!

— Я не хотлъ приглашать васъ обдать туда, потому что думалъ, намъ будетъ здсь не такъ грустно, но вы не должны бросать насъ совсмъ. Вы не видали Эверета по прізд?

— Нтъ, серъ. Мн кажется, онъ часто, очень часто бываетъ съ мистеромъ Лопецомъ. Въ Сильвербридж была маленькая ссора. Разумется, это пройдетъ, но теперь мы съ нимъ расходимся.

— Онъ очень огорчаетъ меня, Артуръ.

— Что же случилось?

— Моя дочь вышла за этого человка. Я ничего не могу сказать противъ него, но разумется, это было мн не по вкусу, и я принимаю это какъ разлуку. А теперь Эверетъ поссорился со мною.

— Поссорился съ вами?

Тутъ отецъ разсказалъ, какъ сынъ его проигрался, а онъ назвалъ его игрокомъ, и поэтому сынъ не хочетъ у него бывать.

— Горько лишиться ихъ обоихъ, Артуръ.

— Это такъ непохоже на Эверета.

— Мн кажется, что вс перемнились кром меня. Кому могло прійти въ голову, что она выйдетъ за этого человка? Хотя я ничего не могу сказать, кром того, что онъ не изъ нашихъ. Съ Эверетомъ онъ хорошъ. Но Эверетъ не хочетъ у меня бывать, если я не возьму назадъ сказаннаго слова — я назвалъ его игрокомъ. Такое предложеніе сынъ не долженъ длать отцу.

— Это совсмъ непохоже на Эверета, повторилъ Артуръ — Онъ вамъ это написалъ?

— Онъ не писалъ мн ни слова.

— Зачмъ вы сами съ нимъ не повидаетесь и не объяснитесь?

— Разв я долженъ хать къ нему въ клубъ? спросилъ отецъ.

— Напишите къ нему, чтобы онъ пріхалъ къ вамъ. Я откажусь отъ своего мста въ Парламент, если онъ не прідетъ къ вамъ. Эверетъ былъ всегда причудливъ немножко, знаете, лнивъ — все ищетъ идей…

— Онъ не глупъ, сказалъ отецъ.

— Вовсе нтъ, только нершителенъ. Но онъ мене всхъ на свт способенъ глупо чваниться своей важностью предъ вами.

— Лопецъ говоритъ…

— Я не совсмъ довряю Лопецу.

— Онъ человкъ не дурной, Артуръ. Разумется, не такого зятя желалъ бы я имть. Мн этого не нужно говорить вамъ. Но онъ добръ, обращенія кроткаго и всегда былъ привязанъ къ Эверету. Вы знаете, онъ спасъ жизнь Эверета, рискуя своею собственной.

Артуръ не могъ не улыбнуться, примчая, какъ оплелъ старика зять, котораго старикъ такъ бранилъ прежде, чмъ онъ сдлался его зятемъ.

— Кстати, что это вышло изъ-за письма, которое вы писали къ нему?

— Эмилія — я хочу сказать мистрисъ Лопецъ — разскажетъ вамъ, если вы спросите ее.

— Я не желаю спрашивать ее. Я не желаю имть видъ, будто возстановляю жену противъ мужа. Я увренъ, мой милый, что вы не написали ничего оскорбительнаго для нея,

— Не думаю, мистеръ Вортонъ. На сколько знаю себя и свой характеръ, я кажется неспособенъ оскорбить вашу. дочь.

— Нтъ, нтъ, нтъ. Я знаю это, мои милый. Я всегда былъ увренъ въ этомъ. Выпейте вина.

— Я не буду больше пить, благодарю. Я долженъ уйти, потому что билль меня очень тревожитъ.

— Я не могъ спросить Эмилію объ этомъ письм. Теперь, когда они обвнчаны, я долженъ съ этимъ мириться — для нея. Я не могу сказать ей ничего такого, что можетъ обвинить его.

— Я считалъ необходимымъ, серъ, объяснить ей, что если бы я не находился въ рукахъ другихъ людей, то не сталъ бы мшать ея счастію, вступая въ состязаніе съ ея мужемъ. Мои выраженія были очень осторожны.

— Онъ уничтожилъ письмо.

— У меня есть копія, если понадобится, сказалъ Артуръ.

— Можетъ быть, лучше ничего боле не говорить объ этомъ. Ну, прощайте, мой милый, если ужь вамъ надо итти.

Флечеръ отправился въ Парламентъ, удивляясь перемн въ характер его стараго друга. Вортонъ всегда былъ человкомъ твердымъ, а теперь сдлался слабъ. Относительно Эверета Флечеру казалось что-нибудь не такъ, но онъ видлъ, что вмшиваться не можетъ. Теперь онъ былъ отчужденъ отъ этой семьи. Но онъ повторялъ себ постоянно, что это отчужденіе не должно быть вчнымъ. Она всегда будетъ для него дороже всхъ на свт.

Глава XXXVII.
Горнсъ.

Первые мсяцы засданій въ Парламент прошли почти такъ, какъ послдняя сессія. Министерство не сдлало ничего блистательнаго. Оппозиціонной партіи не было на столько сильной, чтобы противорчить министерству въ чемъ бы то ни было. Т, которые только изучали политику въ газетахъ, воображали, что коалиція очень сильна. Но сами члены и постители клубовъ, всегда теревшіеся около членовъ, понимали дло лучше. Оппозиція коалиціи находилась въ самой коалиціи. Сер-Орландо Дроту не дозволили выстроить четырехъ кораблей и онъ поэтому изъявилъ горячія опасенія о нападеніи на Англію Франціи и Германіи, которыя продадутъ Индію Россіи, что Канада будетъ присоединена къ Соединеннымъ Штатамъ, что обширная, независимая римско-католическая іерархія учредится въ Ирландіи, а Мальту и Гибралтаръ отнимутъ отъ Англіи, и вс эти несчастія были бы отвращены постройкой четырехъ кораблей. Такъ какъ сер-Орланду не дали возможности выстроить четырехъ кораблей, то онъ не хотлъ дозволить и Монку передлать выборы въ графствахъ. Когда о план Монка разсуждали въ Кабинет, сер-Орландо не хотлъ согласиться съ нимъ. А если мистеръ Монкъ будетъ настаивать на этой мр, то онъ, сер-Орландо, долженъ съ величайшимъ сожалніемъ подать въ отставку и думаетъ, что его друзья будутъ принуждены послдовать его примру.

Тогда нашъ герцогъ посовтовался съ старымъ герцогомъ. Герцогъ подалъ свой всегдашній совтъ. Настоящее министерство пользовалось поддержкою страны и старый герцогъ считалъ обязанностью перваго лорда казначейства оставаться на своемъ посту. Стран нечего было спшить и вопросъ о выборахъ въ графствахъ можно было отложить. Потомъ онъ прибавилъ совтъ, который можно бы назвать частнымъ, такъ какъ онъ назначался только для слуха его младшаго друга.

— Ослабьте веревку сер-Орланду и онъ повсится самъ. Онъ надостъ своей собственной партіи. Если вы поссоритесь съ нимъ въ эту сессію, Дрёммондъ, Рамсденъ и Бисваксъ выйдутъ вмст съ нимъ и министерство распадется, но на слдующую сессію вы можете безопасно освободиться отъ него.

— Я желалъ бы, чтобъ министерство распалось, сказалъ первый министръ.

— Вы должны исполнять свою обязанность къ стран и королев и не должны имть въ виду свои желанія. На слдующую сессію Монкъ опять представитъ свой билль. Пусть тогда сер-Орландо выходитъ въ отставку, если хочетъ. Если онъ выйдетъ, я сомнваюсь, чтобы кто нибудь вышелъ вмст съ нимъ. Дрёммондъ любитъ его не больше насъ съ вами.

Бдный первый министръ былъ принужденъ повиноваться. Старый герцогъ былъ его единственный надежный совтникъ и совсть принуждала его повиноваться своему совтнику.

Однако, когда сер-Орландо, какъ предсдатель Нижней Палаты, въ отвтъ на вопросъ какого-то горячаго и разочарованнаго радикала, отвчалъ, что. вс министры ея величества согласны по вопросу о выборахъ графства, онъ едва могъ воздержаться.

— Если есть разница въ мнніи, то ее слдуетъ скрывать, сказалъ герцогъ Сент-Бёнгэй.

— Ничто не можетъ оправдать лжи, сказалъ герцогъ Омніумъ.

Такимъ образомъ не была проведена единственная мра, которая находилась у министровъ подъ рукою, и министерство герцога начали называть министерствомъ Лежебоковъ.

Но герцогиня, хотя потерпла много неудачъ, все-таки стояла на своемъ. Время-отъ-времени она объявляла себя въ уныніи и говорила, что дла должны итти своимъ чередомъ, что она выйдетъ въ отставку, будетъ жить частной жизнью и доить коровъ, что не будетъ боле пожимать рукъ парламентскимъ ‘свиньямъ’, что проведетъ слдующіе три года въ кругосвтномъ путешествіи, и наконецъ пусть будетъ что будетъ, а сер-Орландо Дротъ никогда боле не будетъ приглашенъ въ домъ, гд она хозяйка. Эту послднюю угрозу, которая, можетъ быть, была самою неосторожною изъ всхъ, она дйствительно сдержала — и этимъ очень увеличила затрудненія своего мужа.

Но въ середин іюня собранія въ дом на Карльтонской Террас были такъ же часты и такъ же многочисленны, какъ прежде. У герцогини была прехорошенькая маленькая вилла въ Ричмонд, называемая Горнсъ, и она давала тамъ празднества, когда въ Лондон они уже прекратились. Она давала пикники, цвточныя выставки, приглашала на чай, и днемъ, и вечеромъ, на лугу — такъ что половина Лондона постоянно или хала въ Ричмондъ, или узжала оттуда.

Какъ герцогиня трудилась! А между тмъ каждый день она клялась, что свтъ неблагодаренъ и что она не хочетъ боле трудиться. Свтъ дйствительно былъ неблагодаренъ. Вс здили. Она имла успхъ въ томъ отношеніи, что никто не думалъ пренебрегать ея приглашеніями. У герцогини нельзя было не бывать и въ Ричмонд, и въ Лондон. Но ее бранили и надъ нею смялись. Говорили, что она интриговала для того, чтобы найти политическую поддержку своему мужу — и, что было еще хуже, говорили, что ей не удалось. Неудача однако была не полная. Свтъ не былъ такъ плненъ, какъ она замышляла. Юные члены Парламента не поддерживали ее и ея мужа съ такимъ горячимъ энтузіазмомъ, какъ надялась она. Она не сдлалась гранитнымъ учрежденіемъ, о чемъ мечтала съ такой любовью, потому что были минуты, когда она почти думала, что можетъ управлять Англіей, давая обды и ужины, угощая мороженымъ и шампанскимъ. Т, которые ли ея мороженое и пили ея шампанское, оставались ей врны тупо, флегматически. Говорили, что Гленкора женщина хорошая и что ее слдуетъ поддержать. И когда насмшки становились слишкомъ сильны, а брань слишкомъ рзка, ее защищали, прямо разсказывая ей объ этомъ и ошибочно принимая въ такихъ случаяхъ ея веселость за сочувствіе.

Успха было достаточно для того, чтобы не допустить ее бросить ея планы, чмъ она такъ часто угрожала, но не столько, чтобы доставить ей торжество. Она была слишкомъ умна для того, чтобы не видть, какъ надъ нею насмхались. Она знала, что мужчины называютъ ее Гленкорой между собою. Она сама понимала, что въ ней недостаетъ достоинства, и что при всхъ способахъ, находившихся въ ея распоряженіи, при всемъ ея мужеств и всхъ дарованіяхъ, она не совсмъ такъ, какъ бы слдовало, разыгрывала роль настоящей знатной дамы. Но она постоянно говорила себ, что настойчивый трудъ будетъ наконецъ имть успхъ, и что она иметъ силы для того, чтобы перенести удары этихъ людей. Она не думала, что дйствуетъ матеріалами перваго сорта, но полагала — мнніе и ошибочное, и къ сожалнію довольно обыкновенное — что первоклассныхъ результатовъ можно достигнуть второстепенными средствами.

— Какъ мы вчера воевали за вашу свтлость! сказалъ ей капитанъ Гённеръ.

— И вы были моимъ рыцаремъ?

— Именно. Я никогда не слыхалъ подобнаго вздора.

— Что же говорили?

— О! все старое — что вы похожи на Марфу и хлопочете о многомъ.

— Почему же мн не хлопотать? Жаль, капитанъ Гённеръ, что многимъ изъ васъ, мужчинамъ, не о чемъ хлопотать.

Все это было непріятно. Въ такихъ случаяхъ она могла отдалить отъ себя всякаго капитана Рённера, который осмлился бы взять слишкомъ много на себя. Но она чувствовала, что въ своихъ усиліяхъ гоняться за популярностью подвергла себя непріятной фамильярности — и хотя продолжала дйствовать по прежнему, но сердилась на себя.

Когда она начала свою кампанію какъ жена перваго министра, самое главное затрудненіе состояло въ деньгахъ. Потребовались громадныя издержки, для чего слдовало получить особенное одобреніе мужа, и даже оказывалась необходима его личная помощь, но это было сдлано и затрудненія въ этомъ отношеніи боле не было. Она могла тратить сколько хотла.

Между нею и мужемъ бывали разныя ссоры, но въ каждой она выигрывала что-нибудь. Онъ выразилъ ей величественное негодованіе относительно кандидатуры въ Сильвербридж, но какъ обыкновенно бываетъ съ многими изъ насъ, не могъ сердиться въ одно время на дв вещи, или скоре въ величіи своего гнва на ея вмшательство, онъ не хотлъ снизойти до меньшихъ проступковъ ея расточительности. Онъ какъ будто соглашался уступить ей во всемъ другомъ, съ условіемъ, чтобы ему позволено было самовластно распоряжаться на счетъ Сильвербриджа. Въ этомъ она уступила и не раскрывала рта посл несчастныхъ словъ Спруджона. Но за то считала себя въ прав безъ угрызеній бросать тысячи — и бросала ихъ.

— Это ваши двадцать-пять тысячъ, душа моя, сказала она однажды мистрисъ Финнъ, которая часто позволяла себ выражать сомнніе въ благоразуміи всхъ этихъ тратъ.

Это относилось къ сумм, которую старый герцогъ отказалъ мадамъ Гёслеръ — какъ тогда называлась мистрисъ Финнъ — но этого наслдства она не приняла. Деньги эти были отданы родственниц герцога по взаимному согласію наслдницы и герцога, но герцогиня любила упоминать о нихъ иногда, какъ будто это наслдство еще существовало {‘Финіасъ Финнъ, возвратившійся назадъ’, романъ того же автора. Пр. Ред.}.

— Моихъ двадцати пяти тысячъ, какъ вы ихъ называете, не на долго бы достало.

— Что за польза въ деньгахъ, если ихъ тратить нельзя? Герцогъ продолжалъ бы копить деньги и прикупать помстья — что всегда увеличиваетъ хлопоты — не потому, что это какъ-то легче, чмъ трата. Если бы онъ женился на женщин, не имвшей ни одного шиллинга, онъ все-таки былъ бы богачомъ. Случилось такъ, что мое состояніе даже боле, чмъ его. Если мы можемъ сдлать пользу, тратя деньги, почему намъ не тратить ихъ?

— Если вы можете сдлать пользу.

— А какъ же иначе. Мн вовсе не нравится жить въ водоворот. Я возненавидла эту жизнь. Теперь я отдала бы все на свт, чтобы быть въ Мачинг только съ дтьми и гулять въ соломенной шляпк и кисейномъ плать. Мн представляется, что я могу сидть подъ деревомъ, читать проповдь и находить это пріятнйшимъ развлеченіемъ, но я сдлала попытку устроить это все, и не имть успха какъ-то малодушно!

— Но чмъ же это кончится?

— Конца не будетъ, пока онъ останется первымъ министромъ. Онъ первое лицо въ Англіи, нкоторые сказали бы въ Европ и даже въ свт. Принцъ долженъ угощать какъ принцъ.

— Ему нтъ никакой надобности угощать всегда.

— Гостепріимство должно литься изъ рукъ человка съ его богатствомъ и въ его положеніи, какъ вода изъ источника. Вс знаютъ, что его руки полны, и вс должны знать, что он раскрыты. Когда дло идетъ объ удовольствіи его друзей, онъ не долженъ думать объ издержкахъ. Жемчугъ долженъ сыпаться изъ его рукъ какъ изъ рукъ волшебницы. Но мн кажется, вы не понимаете меня.

— Не понимаю, когда жемчугъ должны подбирать капитаны Гённеры, леди Гленъ.

— Я не могу сдлать лучше мужчинъ — и женщинъ. Это жалкія, ничтожныя существа. Свтъ созданъ изъ таковыхъ. Я не знаю, чмъ капитанъ Гённеръ хуже сер-Орланда Дрота или сер-Тимоти Бисвакса. Люди, видимые душой, совсмъ не таковы, какъ предметы видимые глазами. Они становятся все меньше и меньше, когда вы приближаетесь къ нимъ, между тмъ какъ предметы становятся больше. Я помню, что думала бывало, что члены Кабинета похожи на боговъ, а теперь они мн кажутся не лучше трубочистовъ — только не такъ живописны. Намедни онъ напомнилъ мн то время, когда отказался отъ власти для того, чтобы везти меня за границу. Ахъ, Боже мой! какъ много случилось посл того! Мы васъ тогда не знали.

— Онъ былъ для васъ добрымъ мужемъ.

— А я была для него доброю женой. Ни на одинъ часъ не выкидывала я его изъ моего сердца, ни на минуту не забывала объ его интересахъ. Я не могу постоянно бывать съ нимъ, потому что онъ запирается, читаетъ разныя премудрости и всегда или въ министерств, или въ Парламент — но я желала бы, если бы могла. А все это разв я длаю не для него? Неужели вы думаете, что капитаны Гённеры особенно пріятны мн? Подумайте о вашей жизни и моей. У васъ были обожатели.

— Одинъ въ моей жизни — когда я имла на это полное право.

— Ну, а я герцогиня Омніумъ, жена перваго министра, и ни у одной молодой двушки въ цломъ свт не было такого огромнаго состоянія, какъ у меня, я, Гленкора Мек-Клюски, составила сама себ репутацію, которой не стыжусь. Но завтра же я согласилась бы быть женою пастора и стряпать пуддинги, если бы могла имть возл себя мужа и дтей. Какая польза во всемъ этомъ? Я люблю васъ больше всхъ на свт, а вы браните меня.

Такимъ образомъ собранія все продолжались, герцогиня усердно занималась своими гостями, надвала свои брильянты, оставалась на ногахъ всю ночь, каждую ночь, была вжлива съ однимъ, весела съ другимъ, доврчива съ третьимъ, насмшлива съ несчастнымъ четвертымъ — а по утрамъ прилежно разсматривала списки, смотрла, кто былъ и кто не былъ, устраивала, кого пригласить и кого не приглашать.

Герцогъ между тмъ совершенно уклонился отъ всего этого. Сначала онъ показывался и исчезалъ какъ можно скоре — но теперь его вовсе не видали въ дом, кром нкоторыхъ большихъ обдовъ. Въ Ричмондъ онъ совсмъ не здилъ, а въ своемъ лондонскомъ дом даже рдко проходилъ въ ту дверь, которая вела въ пріемныя комнаты. У него не было времени для общества. Такъ говорила герцогиня. И многіе, можетъ быть, большинство изъ посщавшихъ его домъ дйствительно врили, что его офиціальныя обязанности не оставляли ему времени для разговоровъ.

Но въ дйствительности время проходило для него скучно, когда онъ одинъ сидлъ въ своемъ кабинет, вздыхая по какой-нибудь пріятной парламентской работ и сожаля о томъ времени, когда онъ имлъ право сидть въ Нижней Палат до двухъ часовъ утра, въ надежд включить въ билль о десятичной систем два или три пункта.

Въ начал іюля на празднеств въ Горнс у герцогини, Артуръ Флечеръ первый разъ увидалъ Эмилію посл ея свадьбы, а Лопеца посл происшествія въ Сильвербридж. Онъ пришелъ на лугъ посл нихъ и засталъ ихъ разговаривающими съ герцогинею. Она задалась мыслью быть вжливой къ мистеру и мистрисъ Лопецъ, чувствуя, что въ нкоторой степени сдлала ему вредъ на выборахъ, и потому не разъ приглашала къ себ и Лопеца, и его жену. Артуръ Флечеръ же былъ тутъ какъ молодой человкъ извстный въ свт и поддерживавшій министерство герцога.

Герцогиня подхватила Артура Флечера — какъ она имла привычку подхватывать новичковъ, а Лопецъ уже ей надолъ. Разумется, она слышала о выборахъ и ей сказали, что Лопецъ поступилъ дурно. Лопеца она такъ мало знала, что нисколько не интересовалась имъ, но принимала хорошо, потому что завлекла его въ неудачу.

Теперь она удержала Лопецовъ съ минуту на террас предъ окнами, чтобы сказать имъ нсколько словъ, и Артуръ Флечеръ присоединился къ небольшому обществу, прежде чмъ увидалъ, съ кмъ встртился.

— Я очень рада, сказала герцогиня:— что два сильвербриджскіе герои встрчаются здсь какъ друзья.

Она должна была сказать что-нибудь, хотя сдлала бы лучше, если бы не намекала на ихъ героизмъ. Мистрисъ Лопецъ протянула руку и Артуръ Флечеръ, разумется, взялъ ее. Потомъ Лопецъ и Флечеръ слегка поклонились другъ другу, приподнявъ шляпы. Артуръ оставался на минуту съ ними, когда они отошли отъ герцогини, думая сказать нсколько словъ дружелюбнымъ тономъ, но нахмуренное лицо мужа заставило его молчать и онъ былъ почти принужденъ уйти, не говоря ни слова. Для него было очень трудно молчать, такъ какъ привтствіе ея было ласковое. Но все-таки не могъ онъ не примтить неудовольствія на физіономіи этого человка. Такимъ образомъ дотронулся онъ до своей шляпы и попросилъ Эмилію напомнить о немъ отцу, повернулся и ушелъ.

— Зачмъ ты пожала руку этому человку? сказалъ Лопецъ.

Въ первый разъ посл свадьбы голосъ его показывалъ человка сердитаго и оскорбленнаго мужа.

— Почему же мн не пожать ему руки? Мы съ нимъ старые друзья и не ссорились.

— Ты должна раздлять дружбу и ссоры твоего мужа. Вдь я говорилъ теб, что онъ оскорбилъ тебя.

— Онъ никогда не оскорблялъ меня.

— Эмилія, ты должна предоставить мн быть въ этомъ судьею. Онъ оскорбилъ тебя, а потомъ поступилъ какъ трусъ въ Сильвербридж, и я не хочу, чтобы ты зналась съ нимъ. Когда это говорю, я полагаю, что этого довольно.

Онъ ждалъ отвта, но она не сказала ничего.

— Я прошу тебя сказать мн, что ты будешь повиноваться мн въ этомъ.

— Разумется, онъ не будетъ въ моемъ дом и я не буду у него, если ты не желаешь.

— Не будешь у него! Вдь онъ не женатъ.

— Онъ можетъ жениться. Фердинандъ, можетъ быть, намъ лучше не говорить съ тобою о немъ.

— Не должно быть ни одного предмета, о которомъ я боялся бы говорить съ моею женой, сказалъ Лопецъ.— Я настаиваю на томъ, чтобы ты уврила меня, что ты не будешь боле говорить съ нимъ.

Онъ повелъ жену по верхней алле, потому что она была пуста, и какъ онъ думалъ, онъ могъ говорить тамъ съ нею не будучи слышанъ никмъ. Она почти безсознательно сдлала слабую попытку поворотить его на лугъ, безъ сомннія, чувствуя отвращеніе къ разговору наедин въ эту минуту, но онъ настоялъ на своемъ и разсердился на ея попытку. Мысль, что она не хочетъ слышать, какъ онъ будетъ бранить Артура Флечера, не хочетъ отказаться отъ этого человка, желаетъ уклониться отъ его приказанія отказаться отъ него, прибавила пищи къ его ревности. Для него было недостаточно, что она отказалась отъ этого человка и вышла за него. Этотъ человкъ былъ ея обожателемъ и ее надо было заставить отказаться отъ этого человка. Для него было необходимо сдерживать свои чувства при старик Вортон, но онъ на столько зналъ свою жену, что могъ быть увренъ, что она не станетъ дурно говорить о немъ и не измнитъ ему предъ своимъ отцомъ. Ея преданность къ нему, которую онъ могъ понять, хотя не оцнить, позволяла ему поступать съ нею какъ тиранъ. Онъ теперь повторилъ ей свое приказаніе, остановившись на дорожк, голосомъ неумышленно громкимъ и нахмурившись на нее.

— Ты должна сказать мн, Эмилія, что ты никогда боле не будешь говорить съ нимъ.

Она молчала, глядя ему въ лицо не дрожащими глазами, но съ безконечнымъ горемъ, выражавшимся въ нихъ, если бы онъ былъ способенъ прочесть выраженіе. Она знала, что онъ унижаетъ себя, а все-таки она его любила.

— Если ты не велишь мн говорить съ нимъ, я не буду, но онъ долженъ узнать почему.

— Онъ ничего отъ тебя не узнаетъ. Неужели ты хочешь сказать, что напишешь къ нему?

— Папа долженъ ему сказать.

— Я не хочу. Въ этомъ дл, Эмилія, я долженъ быть господиномъ — оно такъ и слдуетъ. Я не хочу, чтобы ты говорила съ твоимъ отцомъ о мистер Флечер.

— Почему же, Фердинандъ?

— Потому что я такъ ршилъ. Онъ старый другъ вашего семейства. Я это понимаю и потому не желаю вмшиваться между нимъ и твоимъ отцомъ. Но онъ осмлился написать дерзкое письмо къ теб, моей жен, и вмшиваться въ мои дла. Относительно того, какъ ты должна держать себя съ нимъ, долженъ быть судьею я, а не твой отецъ.

— Итакъ я не должна говорить объ этомъ съ папашей?

— Не должна.

— Фердинандъ, мн кажется, ты не принимаешь въ соображеніе воспоминанія и привязанности цлой жизни.

— Я ничего не хочу слышать о привязанностяхъ, сказалъ онъ сердито.

— Неужели ты… ты сомнваешься во мн?

— Конечно, нтъ. Я слишкомъ много думаю о себ и слишкомъ мало о немъ.

Ему въ голову не пришло сказать, что онъ думаетъ о ней слишкомъ хорошо для этого.

— Но человкъ, который оскорбилъ меня, долженъ считаться виновнымъ и въ оскорбленіи тебя.

— Ты можешь пожалуй сказать то же самое и о моемъ отц.

Онъ помолчалъ, но только одну минуту.

— Конечно, могу. Это невроятно, но конечно могу. Если бы твой отецъ поссорился со мною, ты врно не станешь колебаться между нами.

— Ничто на свт не можетъ разъединить меня съ тобою.

— Ни меня съ тобою. И въ этомъ дл я только беру твою сторону, но ты не хочешь понять.

Они прошли дальше, встрчая другихъ лицъ, и пробрались чрезъ маленькій кустарникъ на дальнюю лужайку. Эмилія надялась, что такъ какъ они окружены людьми, то онъ перестанетъ говорить объ этомъ. Она еще не ршила, что сказать, если онъ станетъ приставать къ ней. Но если такъ пройдетъ, если онъ ничего боле не станетъ требовать отъ нея, она постарается забыть все и скажетъ себ, что это произошло отъ вспышки гнва. Но въ немъ было слишкомъ много ршимости для того, чтобы кончить дло такимъ образомъ, и слишкомъ сильное желаніе подчинить жену себ вполн. Онъ повернулъ ее и повелъ назадъ по кустарнику, а въ середин остановилъ ее опять и возобновилъ свое требованіе.

— Общай мн не говорить боле съ мистеромъ Флечеромъ.

— Я должна сказать папаш.

— Нтъ — ты не должна говорить ему ничего.

— Фердинандъ, если ты требуешь отъ меня общанія, что я не буду говорить съ мистеромъ Флечеромъ, не стану кланяться ему, если обстоятельства сведутъ насъ, какъ теперь, я должна объяснить моему отцу, почему я поступаю такимъ образомъ.

— Ты хочешь умышленно ослушаться меня?

— Въ этомъ я должна.

Онъ сверкнулъ на нее глазами, точно будто собирался ударить ее, но она перенесла его взглядъ безъ трепета.

— Я оставила всхъ моихъ старыхъ друзей, Фердинандъ, и отдалась теб душою и сердцемъ. Ни одна женщина не длала этого съ боле искренней любовью, съ боле горячимъ намреніемъ исполнять свою обязанность къ своему мужу. Но ты не можешь и я не могу для тебя уничтожить прошлое.

— Я не желаю уничтожать прошлаго, я говорю о будущемъ.

— Между нашимъ семействомъ и семействомъ мистера Флечера существовала старинная дружба, которая и теперь еще очень дорога моему отцу — воспоминаніе о которой еще очень дорого мн. По твоей просьб я готова отказаться отъ всего этого. Мн незачмъ видться съ кмъ нибудь изъ Флечеровъ. Если мы встртимся, наше привтствіе будетъ очень незначительно. Разлука можетъ состояться безъ словъ. Но если ты требуешь ршительнаго общанія — я должна сказать моему отцу.

— Мы сейчасъ подемъ домой, сказалъ Лопецъ громко.

Они похали и ни слова не говорили дорогою. Лопецъ положительно почернлъ отъ бшенства, а Эмилія довольствовалась молчаніемъ. Общаніе не было дано, да и не требовалось при условіяхъ, предложенныхъ женою. Лопецъ очень желалъ подчинить себ жену во всемъ и былъ готовъ тиранить ее, но только такъ, чтобы ея отецъ ничего не зналъ. Онъ не могъ позволить себ поссориться съ Вортономъ.

— Теб лучше итти спать, сказалъ онъ, возвратившись въ Лондонъ.

Она пошла, если не спать, то по крайней мр въ свою комнату.

Глава XXXVIII.
Сер-Орландо выходитъ въ отставку.

— Онъ препротивный человкъ. Онъ пріхалъ сюда и положительно поссорился съ тмъ другимъ человкомъ въ моемъ дом, въ Ричмонд, одурачилъ себя, а потомъ поссорился съ женою и увезъ ее. Что за дураки, что за ослы эти мужчины! Какъ невозможно быть вжливой и любезной, не попавъ въ бду! Меня подбиваетъ сказать, что я никого больше знать не хочу.

Такъ жаловалась герцогиня мистрисъ Финнъ чрезъ нсколько дней посл ричмондскаго празднества, и изъ этого было очевидно, что послднее происшествіе не было оставлено безъ вниманія.

— Онъ шумлъ? спросила мистрисъ Финнъ.

— Шума не было, но ссора была замтна и слышна. Онъ расхаживалъ и громко разговаривалъ съ бдной женщиной. Разумется, это моя вина. Но онъ человкъ умный и понравился мн.

— Герцогъ слышалъ?

— Нтъ, надюсь, что и не услышитъ. Это было бы для него такимъ торжествомъ посл сильвербриджской каши! Но онъ никогда не слышитъ ничего. Если бы эти люди дрались на поединк въ его собственной гостиной, онъ послдній въ Лондон узналъ бы объ этомъ.

— Ничего не говорите объ этомъ и не приглашайте боле никого изъ нихъ.

— Вы можете быть уврены, что женатаго я больше не приглашу. Тотъ другой членъ Парламента и отъ него не такъ легко отдлаться, притомъ не онъ и виноватъ. Но мн опротивло все это. Мн сказали, что сер-Орландо жаловался Плантадженету, что мы не приглашаемъ его на обды.

— Не можетъ быть!

— Не разсказывайте объ этомъ, но онъ жаловался. Мн это говорилъ Уорбёртонъ.

Уорбёртонъ былъ домашній секретарь герцога.

— Что сказалъ герцогъ?

— Не знаю. Уорбёртонъ одинъ изъ моихъ приближенныхъ, но мн не хотлось спрашивать его о томъ, чего онъ, можетъ быть, не хотлъ сказать мн. Уорбёртонъ предложилъ тотчасъ пригласить сер-Орланда, но тутъ я заупрямилась. Разумется, если Плантадженетъ велитъ мн, я стану приглашать его обдать каждый день, но по моему мннію, имъ лучше освободиться отъ сер-Орланда, а если онъ станетъ лягаться и рвать постромки, то пусть умчится. У всхъ насъ есть птички, доставляющія намъ всевозможныя свднія, и одна птичка сказала мн, что сер-Орландо и мистеръ Роби не говорятъ между собою. Мистеръ Роби самъ не важенъ, но онъ хорошій флюгеръ, показывающій, откуда дуетъ втеръ. Плантадженетъ ничего не говорилъ мн о сер-Орланд и я боюсь, что сер-Орландо долженъ искать себ обдовъ не у насъ.

Герцогъ прямо высказался Уорбёртону, но съ такимъ горячимъ гнвомъ, что домашній секретарь не сказалъ этого даже герцогин.

— Эти вещи показываютъ недружелюбіе, которое можетъ быть гибельно для насъ, сказалъ сер-Орландо величественно герцогу, а герцогъ ничего не отвчалъ.

— Мн кажется, что къ себ въ домъ я могу приглашать кого хочу, сказалъ онъ потомъ Уорбёртону: — хотя въ публичной жизни я невольникъ всякаго.

Уорбёртонъ, желая, разумется, поддержать согласіе партіи, сказалъ герцогин то, что по его мннію заставитъ ее уступить, но не повторилъ замчаній герцога, которыя, какъ думалъ Уорбёртонъ, были враждебны партіи. Герцогиня только улыбнулась и состроила гримасу, которая уже была хорошо знакома секретарю. И сер-Орландо не получилъ приглашенія.

Въ то время сер-Орландо былъ несчастливъ и раздражителенъ, сомнвался въ дальнйшихъ успхахъ коалиціи, но ршался скоре уничтожить все министерство, чмъ самому выйти изъ него. Ему казалось невозможнымъ, чтобы коалиція существовала безъ него. На него находили минуты высокаго честолюбія, въ которыя онъ чувствовалъ себя великимъ человкомъ, требуемымъ страной, единственнымъ правителемъ, который могъ бы одинъ править страною лтъ десять. Есть люди, думающіе, что для нихъ ничего не можетъ быть труднаго, и опять другіе, которые не могутъ заставить себя подумать, что способны достигнуть чего-нибудь великаго. Обстоятельства такъ высоко поставили сер-Орланда, что онъ вообразилъ себя способнымъ подняться еще выше. Герцогъ же, напротивъ, постоянно сомнвался въ самомъ себ. Сер-Орландо примтилъ слабость своего предводителя и возмечталъ, что можетъ воспользоваться ею. Онъ считалъ себя не только замчательнымъ членомъ Кабинета, но и предсдателемъ Нижней Палаты. Онъ разсмотрлъ факты и узналъ, что въ теченіи двадцати-пяти изъ тридцати послднихъ лтъ предсдатели Нижней Палаты длались первыми министрами. Сер-Орландо находилъ, что былъ бы малодушнымъ человкомъ, если бы не протянулъ руки, чтобы схватить добычу, назначенную ему. Герцогъ былъ жалкій, робкій человкъ, не умвшій выставить себя. Потомъ насталъ эпизодъ съ обдами. Всмъ сдлалось очевидно, что герцогиня Омніумъ не хочетъ принимать сер-Орланда Дрота, что жена перваго министра, такая гостепріимная, не хочетъ пустить къ себ въ домъ перваго лорда адмиралтейства. Происходившее въ Гэтерумскомъ замк, на Карльтонской Террас и въ Горнс наблюдалось такъ внимательно, что такія вещи не могли быть пропущены безъ вниманія.

Съ самаго начала сессіи съ газет ‘Знамя’ печатался рядъ ругательныхъ статей противъ перваго министра и въ одной стать выставлялось въ весьма сильныхъ выраженіяхъ неприличіе подобнаго поступка съ сер-Орландомъ. Издатель ‘Знамени’ узналъ, что сер-Орландо Дротъ единственный человкъ въ Парламент способный управлять страною. Пока Парламентъ не придетъ къ этому убжденію, издатель ‘Знамени’ думалъ, что надежды для страны нтъ никакой.

Сер-Орландо, разумется, видлъ эти статьи и пришелъ къ такому убжденію, что нашелся наконецъ человкъ, способный издавать газету. Герцогъ также къ несчастію просматривалъ ‘Знамя’. Въ прежніе счастливые дни двухъ газетъ въ день, одной утромъ, другой предъ обдомъ, было достаточно для него, чтобы узнавать все. Теперь онъ находилъ необходимымъ просматривать всякій лоскутокъ издаваемыхъ газетъ. Пробгая все, пока не нападалъ на строки, въ которыхъ его чернили, онъ съ болью въ сердц и раздраженными нервами останавливался надъ каждымъ оскорбительнымъ словомъ.

Онъ откусилъ бы себ языкъ, скоре чмъ высказать претерпваемыя имъ муки, но онъ мучился и претерпвалъ. Онъ зналъ причину язвительныхъ нападокъ на него, зналъ на смшки, еще боле мучительныя для него, которыми осыпали общественный блескъ его жены. Онъ хорошо помнилъ попытку Квинтуса Слайда получить доступъ въ его домъ и свой презрительный отказъ на предложеніе этого господина. Онъ зналъ лучше всхъ, какъ слдовало цнить мнніе этого талантливаго издателя. А между тмъ каждое слово терзало его. Каждый параграфъ раскрывалъ раны, которыхъ онъ не могъ показать никакому врачу, для которыхъ не могъ найти утшенія ни въ какой дружб. Даже жен не могъ онъ сказать, что Квинтусъ Слайдъ истерзалъ его.

Потомъ выступилъ самъ сер-Орландо. Онъ объяснился очень любезно. Онъ, разумется, понималъ, что никто не иметъ права жаловаться на то, что его не приглашаютъ въ домъ другого человка. Но дла страны должны стоять выше частныхъ соображеній, и онъ, побуждаемый общественными чувствами, ршается сдлать то, что при другихъ обстоятельствахъ было бы невозможно. Печать, всегда зоркая, выставила на видъ, что есть какое-то офиціальное отчужденіе, потому что сер-Орландо не былъ включенъ въ списокъ гостей, приглашаемыхъ его свтлостью. Не находитъ ли его свтлость, что въ такомъ положеніи вещей могутъ быть смяна… онъ не желалъ бы сказать упадка коалиціи?

Герцогъ помолчалъ, а потомъ сказалъ, что онъ не находитъ такихъ смянъ. Сер-Орландо надменно поклонился и ушелъ, клянясь, что коалиція должна распасться на тысячу обломковъ. Это происходило за дв недли до тхъ празднествъ въ Горнс, откуда бдную мистрисъ Лопецъ такъ поспшно увезли.

Но сер-Орландо, когда началъ дйствовать сообразно этому намренію, не нашелъ сначала ожидаемой поддержки. Къ несчастію, онъ крупно поговорилъ съ мистеромъ Роби, политическимъ министромъ Адмиралтейства. Роби не помогалъ сер-Орланду относительно четырехъ кораблей и сер-Орландо въ своей гордости отважился обращаться свысока съ мистеромъ Роби. Конечно, мистеръ Роби могъ вынести надменность не хуже другихъ подчиненныхъ, но онъ былъ одинъ изъ такихъ людей, которые разсматриваютъ этотъ вопросъ, чтобы удостовриться, стоитъ или нтъ это переносить. Онъ тоже съ своими друзьями разсуждалъ о положеніи коалиціи и пришелъ къ заключенію не совсмъ согласному съ мнніемъ сер-Орланда. Поэтому, когда сер-Орландо сталъ вывдывать отъ него, не слдуетъ ли сдлать какой-нибудь шагъ къ боле твердымъ политическимъ комбинаціямъ, чмъ нын существующія — разумется, подъ этимъ подразумвалось сверженіе перваго министра — Роби обошелся съ нимъ свысока. Такимъ образомъ образовалось такое положеніе вещей, которое почти оправдывало слова, сказанныя герцогинею мистрисъ Финнъ.

— Желалъ бы я знать, правда ли, что сер-Орландо жаловался герцогу, зачмъ его не приглашаютъ на обды? спросилъ Роби Рэтлера.

— Не думаю. Я никакъ не могу себ представить, чтобы у него хватило смлости, сказалъ Рэтлеръ.— Съ герцогомъ не такъ-то легко говорить о такихъ вещахъ.

— Это ужасно что такое! Кто ршился бы на это? Но вдь вы сами видите, что у Дрота совсмъ закружилась голова.

— Вы знаете, что наша сторона никогда не имла о немъ очень высокаго мннія.

— А между тмъ ваша же сторона посадила его на это мсто, возразилъ Роби.

— Это судьба случайностей, Роби, сажаетъ многихъ изъ насъ на наши мста и длаетъ насъ ничтожными или великими людьми. Не одинъ Дротъ, есть и другіе, которыхъ качали и подбрасывали до-тхъ-поръ, что они не понимаютъ, что выше у нихъ, голова или ноги.

— Я врю въ герцога, сказалъ Роби, почти испугавшись намека своего новаго друга.

— И я врю, Роби. Онъ не такъ неумолимъ, какъ лордъ Брокъ, не отличается невыразимымъ воображеніемъ мистера Мильдмэя, ни блестящимъ умомъ мистера Грешэма {Гладстона.}.

— Ни живописнымъ воображеніемъ мистера Добени {Дизраэли.}, сказалъ Роби, чувствуя себя обязаннымъ защищать своего бывшаго начальника.

— Ни его смлостью, сказалъ Рэтлеръ: — но онъ иметъ свои особенныя дарованія, дарованія годныя для особенной комбинаціи обстоятельствъ, если онъ только суметъ воспользоваться ими. Онъ справедливый, не честолюбивый, разумный человкъ, къ которому чрезъ нсколько времени страна будетъ имть безусловное довріе. Но онъ обидчивъ и суровъ.

— Я слъ въ его ладью, сказалъ Роби съ энтузіазмомъ:— и онъ увидитъ, что я останусь вренъ ему.

— Пока лучшей ладьи нтъ, сказалъ слегка насмшливый Рэтлеръ.— А ладью Дрота гораздо трудне будетъ спустить на воду, чмъ вс четыре корабля. Сказать по правд, Роби, мы, кажется, останемся безъ сер-Орланда. Я очень уважаю этого человка.

— Не могу сказать, чтобы онъ мн нравился, сказалъ Роби.

— Я не говорю о томъ, кто нравится кому, но онъ достигъ успха и его надо уважать. Теперь онъ потерялъ голову и непремнно свалится. Вопросъ состоитъ въ томъ — кому свалиться вмст съ нимъ.

— Я вовсе не чувствую себя обязаннымъ жертвовать собою.

— Не знаю, кто это чувствуетъ. Сер-Тимоти Бисваксъ, я полагаю, разсердится, если ему сдлаютъ вредъ, я не могу думать, чтобы сер-Орландо Дротъ и сер-Тимоти Бисваксъ могли составить прочное министерство. Всякое паденіе есть слабость, разумется, но мн кажется, мы можетъ это пережить.

Такимъ образомъ Роби и Рэтлеръ ршили, что перваго лорда Адмиралтейства можно выкинуть за бортъ безъ большой опасности для королевина корабля.

Сер-Орландо однако принялъ намреніе серіозное. У него было достаточно самолюбія для того, чтобы чувствовать, что ему ничего другого не оставалось посл того, какъ онъ удостоилъ намекнуть, что его слдуетъ приглашать на обды, и получилъ отказъ. Онъ выпытывалъ Роби и узналъ, что Роби человкъ низкій, дорожившій своимъ жалованьемъ. Потомъ онъ вывдывалъ у лорда Дрёммонда, представляя разныя причины. Страна будетъ не безопасна, если не прибавятъ кораблей. Мистеръ Монкъ совершенно неправъ относительно дохода. Идеи мистера Финна объ Ирландіи революціонныя. Но лордъ Дрёммондъ думалъ, что настоящее министерство служило стран хорошо, и считалъ себя обязаннымъ держаться его.

‘Онъ не можетъ перенести мысли лишиться власти’, сказалъ себ сер-Орландо.

Потомъ онъ поговорилъ съ сер-Тимоти, но сер Тимоти былъ не такой человкъ, чтобы позволить сер-Орланду водить себя за носъ. Сер-Тимоти былъ обиженъ и намревался отмстить, но онъ умлъ выбирать время.

— Герцогъ человкъ не дурной, сказалъ сер-Тимоти:— можетъ быть, немножко слабый, но доброжелательный. Мн кажется, мы должны поддерживать его. Ирландскимъ биллемъ Финна я не занимался вовсе.

Тогда сер-Орландо уврилъ себя, что сер-Тимоти трусъ, и ршился дйствовать одинъ.

Въ половин іюля онъ отправился къ герцогу въ Казначейство, заперся съ нимъ и въ весьма длинномъ разсказ о своихъ несогласіяхъ, затрудненіяхъ, мнніяхъ и обидахъ объяснилъ герцогу, что совсть предписываетъ ему выйти въ отставку. Герцогъ выслушалъ, поклонился и въ нсколькихъ громко произнесенныхъ словахъ выразилъ свое сожаленіе. Потомъ сер-Орландо въ другой длинной рчи открылъ свое сердце начальнику, котораго оставлялъ, высказавъ, съ какимъ невыразимымъ горемъ долженъ длать шагъ, который, какъ онъ опасался, можетъ нанести вредъ политическому положенію человка, котораго онъ такъ уважалъ.

Тутъ герцогъ опять поклонился, но ничего не сказалъ. Человкъ этотъ оказался виновенъ въ неприличныхъ замчаніяхъ относительно домашняго гостепріимства герцога, и герцогъ не могъ принудить себя быть искренно вжливымъ съ виновникомъ такого поступка. Сер-Орландо прибавилъ, что разумется объяснитъ свои взгляды въ кабинет, на что онъ считалъ своимъ долгомъ прежде сообщить ихъ герцогу.

— И лучшіе друзья должны разставаться, герцогъ, сказалъ онъ, прощаясь.

— Надюсь, что нтъ, сер-Орландо, надюсь, что нтъ, сказалъ герцогъ.

Но сер-Орландо былъ такъ занятъ собою и словами, которыя онъ будетъ говорить, и тмъ, что онъ будетъ длать, что не понялъ ни словъ герцога, ни его молчанія.

Такимъ образомъ сер-Орлчндо вышелъ въ отставку и доставилъ единственную частичку политическаго интереса въ этой сессіи.

— Обращайте на него такъ же мало вниманія, какъ если бы ушелъ вашъ лакей, совтовалъ старый герцогъ.

Разумется, Кабинетъ собрался по этому случаю, но волненія было мало, такъ какъ каждый членъ зналъ прежде чмъ вошелъ въ комнату о намреніи сер-Орланда. Лордъ Дрёммондъ сказалъ, что это шагъ достойный большого сожалнія.

— Дйствительно очень большого, сказалъ герцогъ Сент-Бёнгэй.

Его слова были фальшивы и лицемрны, но тонъ голоса уничтожалъ весь обманъ.

— Я боюсь, сказалъ первый министръ:— изъ словъ, сказанныхъ мн частнымъ образомъ сер-Орландомъ, что мы не можемъ надяться, чтобы онъ перемнилъ свое намреніе.

— Этого ужь я конечно не сдлаю, отвтилъ сер-Орландо съ величественнымъ мужествомъ современнаго мученика.

На слдующее утро вс газеты были полны этимъ политическимъ фактомъ, обрадовавшись предмету, по поводу котораго могли пустить въ ходъ свою пророческую проницательность. Замчанія были вообще благопріятны министерству. Три или четыре изъ утреннихъ газетъ выразили мнніе, что хотя сер-Орландо былъ человкъ сильный и хорошій общественный слуга, министерство могло существовать и безъ него. Но ‘Знамя’ объясняло всмъ вообще, что единственная крупинка соли, сохранявшая министерство отъ гніенія, была теперь выброшена, и что умерщвленіе, смерть и порча должны воспослдовать изъ этого. Это было одно изъ величайшихъ усилій Квинтуса Слайда.

Глава XXXIX.
Оплести его.

Фердинандъ Лопецъ сердился на жену боле недли посл сцены въ Ричмонд, поддерживая свой гнвъ размышленіями о томъ, что онъ называлъ ея ослушаніемъ. Гнвъ его былъ непритворный. Она объявила свое намреніе дйствовать вопреки его приказаніямъ. Онъ чувствовалъ, что его настоящее положеніе вредило его интересамъ и что онъ долженъ опять сдлаться ласковъ къ жен, для того, чтобы входить въ расположеніе къ ея отцу, но никакъ не могъ преодолть свой гнвъ. Онъ находилъ, что она обязана повиноваться ему во всемъ и что непослушаніе относительно ея бывшаго обожателя оскорбленіе гнусное, заслуживавшее строгаго неудовольствія со стороны мужа, которое сдлало бы ее несчастной по-крайней-мр на цлый мсяцъ. Онъ не колебался бы продолжить это несчастіе и на три мсяца,

Но старикъ былъ главною надеждой его жизни и передъ нимъ разстилалась блистательная перспектива. Лопецъ сначала думалъ, что Вортонъ человкъ здоровый и можетъ прожить досадно долго. Но теперь, когда присмотрлся къ нему ближе, онъ нашелъ его очень старымъ. Онъ сидлъ согнувшись въ кресл въ своей контор и казался столтнимъ старикомъ. Каждый день онъ все боле и боле опирался на своего зятя, посщенія котораго продолжались и всегда принимались хорошо.

Постояннымъ предметомъ разговоровъ между ними былъ Эверетъ Вортонъ, еще не видавшій своего отца посл ихъ несчастной ссоры. Эверетъ разъ двнадцать говорилъ Лопецу, что придетъ къ отцу, если отецъ этого пожелаетъ, а Лопецъ столько же разъ передавалъ отцу, что Эверетъ не придетъ, если отецъ не выразитъ такого желанія. Такимъ образомъ они не видались. Лопецъ не предполагалъ, чтобы старикъ совсмъ лишилъ наслдства сына — можетъ быть, и не желалъ этого. Но онъ думалъ, что душевное состояніе старика подйствуетъ на раздлъ наслдства и что старикъ непремнно сдлаетъ новое завщаніе въ настоящемъ положеніи его длъ.

Старикъ постоянно спрашивалъ о своей дочери, приглашалъ ее къ себ и наконецъ оказалось необходимымъ назначить день.

— Мы съ радостью прідемъ или сегодня, или завтра, сказалъ Лопецъ.

— Лучше завтра. Сегодня нечего будетъ сть. Теперь домъ ужь не таковъ, какъ прежде.

Поэтому сдлалось необходимо, чтобы Лопецъ преодоллъ свой гнвъ, воротившись домой, и приготовилъ свою жену обдать на Манчестерскомъ сквер въ приличномъ расположеніи духа.

Эмилія была очень несчастна — гораздо несчастне, чмъ воображалъ ея мужъ, не только оттого что его неудовольствіе длало ея жизнь скучной и лишало единственное общество, которое она имла, всего его очарованія, и не только оттого, что ея сердце было оскорблено его гнвомъ. Такія огорченія могутъ кончаться скоро. Но она видла — она не могла не видть — что его поведеніе недостойно ея и ея глубокой любви. Хотя она сильно боролась съ этимъ чувствомъ, она не могла не презирать низость его ревности. Она знала очень хорошо, что въ письм Артура Флечера не было ни малйшаго повода къ обид, знала, что ни одинъ хорошій человкъ не обидлся бы этимъ письмомъ. Она старалась смягчить приговоръ своего разсудка противъ мужа, но разсудокъ оказался даже сильне ея сердца. Она начала узнавать, что ея кумиръ былъ весьма жалкое человческое существо и что ей не слдовало бы поклоняться такому ничтожному идолу. Но все-таки любовь продолжалась, онъ былъ ея мужъ и она хотла остаться ему врна.

Когда каждое утро онъ оставлялъ ее все съ тмъ же суровымъ и нахмуреннымъ лбомъ, она глядла на него умоляющими глазами, а когда онъ возвращался, принимала его съ нжнйшею улыбкой.

Наконецъ онъ тоже улыбнулся. Онъ пришелъ къ ней посл свиданія съ Вортономъ и сказалъ ей тмъ мягкимъ, но звучнымъ голосомъ, который она такъ любила, что они будутъ обдать у ея отца на слдующій день.

— Прекратимъ все это, сказалъ онъ, обнявъ ее и поцловавъ.

Разумется, она не сказала ему, что ‘все это’ произошло отъ его капризовъ, а не отъ ея.

— Признаюсь, я сердился, продолжалъ онъ: — теперь я ничего боле не хочу говорить объ этомъ, но этотъ человкъ раздражалъ меня.

— Я такъ жалла о твоемъ раздраженіи!

— Ну, оставимъ это. Я нахожу, что у твоего отца не совсмъ хорошій видъ.

— Онъ не боленъ?

— О! нтъ. Онъ чувствуетъ потерю твоего общества. Онъ совсмъ одинъ. Теб надо чаще у него бывать.

— Разв онъ еще не видлся съ Эверетомъ?

— Нтъ. Эверетъ не совсмъ хорошо ведетъ себя.

Эмилію это огорчило и она выказала свое огорченіе.

— Онъ добрйшій человкъ на свт, могу сказать по правд, что никого я не люблю такъ горячо, какъ твоего брата. Но онъ забираетъ въ голову неврныя идеи и ничто не выбьетъ ихъ изъ его головы. Желалъ бы я знать, что твой отецъ сдлалъ съ своимъ завщаніемъ.

— Не имю ни малйшаго понятія. Ты можешь быть увренъ, что ничто не заставитъ его поступить несправедливо съ Эверетомъ.

— А! ты не знаешь, написано ли его завщаніе?

— Ничего не знаю. Онъ конечно не станетъ говорить объ этомъ ни мн, ни кому бы то ни было.

— Такую таинственность я считаю несправедливою. Она ведетъ къ такой неизвстности! Ты не захочешь спросить его?

— Конечно, нтъ.

— Я удивляюсь, какъ ты боишься твоего отца. Есть у него земля?

— Земля!

— Помстье. Ты понимаешь, что я хочу сказать. Онъ не могъ имть земли безъ того, чтобы ты этого не знала.

Она покачала головой.

— Это, знаешь, могло бы сдлать для насъ громадную разницу.

— Почему?

— Если онъ умретъ не сдлавъ завщанія, дома и всякая недвижимость перейдутъ къ Эверету. Я никогда не зналъ человка, который такъ мало говорилъ бы своимъ дтямъ. Я хочу растолковать теб эти вещи. Мы съ тобою будемъ въ весьма дурномъ положеніи, если онъ не сдлаетъ чего-нибудь для насъ.

— Ты не думаешь, чтобы онъ былъ дйствительно боленъ?

— Нтъ — онъ не боленъ. Но семидесятилтніе старики часто умираютъ, какъ теб извстно.

— О, Фердинандъ! какъ можно такъ говорить объ этомъ!

— Ну, душа моя, обстоятельство это такъ обыкновенно, что гораздо лучше смотрть на это обыкновеннымъ образомъ. Я не желаю смерти твоему отцу.

— Надюсь, надюсь.

— Но я былъ бы очень радъ узнать, что онъ намренъ длать, пока живъ. Я желаю, чтобы ты сочувствовала мн въ этомъ отношеніи, но это такъ трудно.

— Я право сочувствую теб.

— Дло въ томъ, что онъ почувствовалъ отвращеніе къ Эверету.

— Боже сохрани!

— Я длаю все, чтобы этого не допустить. Но если онъ оттолкнетъ Эверета, намъ надо воспользоваться этимъ. Говорить такимъ образомъ нтъ ничего дурного. Представь себ, что будетъ, если онъ заберетъ себ въ голову отказать деньги на больницы. Боже! представь себ, каково будетъ мое положеніе, если я услышу о подобномъ завщаніи! Если онъ уничтожилъ старое завщаніе отчасти потому, что ему не понравился нашъ бракъ, отчасти отъ гнва на Эверета, и умретъ не сдлавъ другого завщанія, его имніе будетъ раздлено между вами — если онъ не купилъ землю. Ты видишь, какъ много опасностей существуетъ. О, Боже! я заглядываю впередъ и вижу себя безумнымъ или гордо торжествующимъ!

Все это ужасало его жену, но онъ не видалъ ея ужаса. Онъ зналъ, что это ей не нравится, но думалъ, что ей не нравятся хлопоты и что она опасается своего отца.

— Я думаю, что ты можешь помочь мн, продолжалъ онъ.

— Что я могу сдлать?

— Оплести его, когда ему всгрустнется. Такимъ образомъ побждаютъ стариковъ.

До какой степени ему были неизвстны ея характеръ и душа! Мужъ говорилъ ей, что она должна ‘оплести’ отца!

— Ты должна видться съ нимъ каждый день. Онъ будетъ въ восторг, если ты придешь къ нему въ контору. Или ты позаботилась бы встртить его по возвращеніи домой. Не знаю, не лучше ли намъ бросить эту квартиру и переселиться на житье къ нему. Теб это все-равно?

— Мн все-равно жить, гд ты захочешь.

— Но ты не хочешь сдлать ничего, что я совтую насчетъ твоего отца.

— Если бы знала, что онъ желаетъ, чтобы я была съ нимъ, я готова каждый день ходить къ нему пшкомъ.

— На это нтъ никакой надобности, у тебя есть экипажъ.

— Я желала бы, Фердинандъ, чтобы ты пересталъ держать экипажъ. Мн вовсе его не нужно. Я съ удовольствіемъ зжу и въ кебахъ. А пшкомъ я хожу очень охотно.

— Ты совсмъ не понимаешь моихъ идей. Если дла наши пойдутъ дурно, я предпочту нанять пару лошадей, чмъ отказаться отъ одной нашей лошади.

Она, конечно, не понимала его идей.

— Мы должны высоко держать голову. Мн кажется, онъ смягчается ко мн. Онъ очень скрытенъ, но я вижу, что онъ любитъ мои посщенія. Разумется, когда онъ становится старе день-отъ-дня, ему постоянно будетъ нуженъ кто-нибудь для подпоры.

— Я переселилась бы къ нему, если ему нужна.

— Я и объ этомъ думалъ. Это было бы сбереженіемъ — безъ всякаго паденія. И если мы оба будемъ тамъ, мы непремнно будемъ знать, что онъ длаетъ. Ты могла бы это предложить, могла бы? Ты могла бы сказать это?

— Я могу спросить, не желаетъ по онъ этого.

— Именно. Скажи, что теб пришло въ голову, какъ онъ одинокъ, и что мы оба перехали бы къ нему тотчасъ, если онъ найдетъ это удобнымъ для себя. Я увренъ, что это самый лучшій шагъ. Мн уже предлагали взять эту квартиру и я могъ бы выгодно распродать купленныя нами вещи.

Это тоже было ужасно для нея и въ то же время совершенно непонятно. Ее уговорили накупить разныхъ вещицъ, чтобы украсить ихъ домъ, она уже привыкла находить удовольствіе въ окружавшихъ ее предметахъ, что составляетъ одно изъ величайшихъ удовольствій молодой новобрачной. Двушка, въ своемъ прежнемъ дом, прежде чмъ она выйдетъ замужъ, иметъ много источниковъ для интереса и, можетъ быть, ежедневно видитъ многихъ знакомыхъ. Мужчина, вступившій въ бракъ, продолжаетъ свои занятія и окруженъ толпой. Но новобрачная, когда прошелъ весь почетъ медового мсяца, когда нжныя заботы первой колыбели еще не явились, обыкновенно остается одинока и принуждена любоваться хорошенькими вещицами, которыми мужъ и друзья окружили ее. Такъ было и съ этою молодой новобрачной, которую мужъ оставлялъ по утрамъ и возвращался къ позднему обду. А теперь ей говорятъ, что ея домашнимъ сокровищамъ назначена цна и что они будутъ продаваться. Она предлагала навстить отца, а мужъ сейчасъ предложилъ, чтобы они совсмъ поселились у старика! Она готова была отказаться отъ экипажа, хотя любила удобства, но на это мужъ ея не согласился, потому что это придавало ему видъ богатства, но безъ малйшей нершимости ухватился за мысль навязать ея отцу тяжесть содержать ее и его. Она понимала значеніе всего этого. Мысли его въ этомъ отношеніи она прочесть могла. Она старалась не слишкомъ пристально читать ихъ — но он раскрывались ей все боле и боле каждый день, и она знала, что уроки, получаемые ею, были пошлы и омерзительны.

А между тмъ она должна была скрывать отъ него свою оцнку. Она должна была сочувствовать его желанію и вмст съ тмъ не длать того, чего его желанія требовали отъ нея. Увы, бдная женщина! она скоро узнала, что ея бракъ былъ ошибкою. Вроятно, не было ни одной минуты, въ которую она не призналась бы въ этомъ себ. Но убжденіе находилось въ ея душ, какъ будто сознаніе было сдлано. Потомъ къ ней являлись непрошенныя воспоминанія объ Артур Флечер — мысли, которыя она старалась преодолть, обвиняя себя въ какомъ-то гнусномъ преступленіи, когда эти мысли возвращались къ ней. Она вспоминала его свтлые, волнистые волосы, которые любила, какъ любятъ красивую собачку, и въ которыхъ, какъ казалось ея юному воображенію, недоставало мужественности. Она вспоминала его горячія, мальчишескія, честныя мольбы къ ней, въ которыхъ для нея недоставало того достоинства и превосходства, которыми долженъ обладать мужъ. Она сознавала, что тмъ мене думала о немъ, чмъ боле онъ думалъ о ней. Она обожала этого другого человка, потому что онъ принялъ видъ превосходства и показалъ ей, что можетъ быть ея властелиномъ. Но теперь — теперь было уже слишкомъ поздно — покрывало свалилось съ ея глазъ. Она могла теперь видть разницу между мужественностью настоящей и ‘осанкой’. Ахъ, какъ она была слпа, а воображала, что видитъ ясне старшихъ! А теперь хотя наконецъ видла ясно, не могла имть утшенія, чтобы сказать кому-нибудь о томъ, что видла она. Она должна все молча переносить и жить съ тмъ глинянымъ кумиромъ, который она выбрала себ. И сверхъ того, она никогда не должна позволять себ даже думать о человк съ волнистыми, свтлыми волосами, о томъ человк, который возвышается въ свт, котораго вс хвалятъ, который своими трудами показываетъ, какой онъ человкъ, и въ истинной нжности котораго она никогда сомнваться не могла.

Ей оставался ея отецъ. Она могла еще любить своего отца. Можетъ быть, для него будетъ лучше, если она вернется въ свой прежній домъ и станетъ заботиться объ его преклонныхъ лтахъ. Если онъ пожелаетъ, она безъ труда разстанется съ предметами, окружающими ее. Что значила красота обстановки для той, чья душа была истерзана такимъ безобразіемъ? Можетъ быть, имъ лучше жить на Манчестерскомъ сквер — если отецъ пожелаетъ этого. Для нея теперь было ясно, что ея мужъ сильно нуждается въ деньгахъ, хотя о его длахъ, даже о его способахъ пріобртать деньги она не знала ничего. Разумется, она охотно согласится на всякое возможное сокращеніе расходовъ, какое предложитъ ей мужъ. Потомъ она подумала о другихъ наступающихъ радостяхъ и горестяхъ, какъ она должна будетъ учить свою дочь ложно врить, что ея отецъ хорошій человкъ, а сыну вперять хорошія правила, тогда какъ отецъ съ своей стороны будетъ преподавать ему уроки другого рода.

Но въ ошибк своей она сознавалась. Человкъ, который могъ совтовать ей ‘оплести’ ея отца, никогда не могъ быть достоинъ ея любви.

Глава XL.
Попробуйте перехать.

Мужъ былъ почти веселъ, когда вернулся домой во-время, чтобы везти свою молодую жену на обдъ къ отцу.

— Какой день провелъ я въ Сити! сказалъ онъ смясь.— Желалъ бы я познакомить тебя съ моимъ другомъ Секстусомъ Паркеромъ.

— А разв этого нельзя?

— Не совсмъ. Онъ конечно понравится теб, потому что онъ такой удивительный человкъ, но не годится для твоей гостиной. Онъ препошлйшее существо, какое когда либо приходилось теб видть, и вмст съ тмъ онъ мой товарищъ по дламъ.

— Слдовательно, ты вришь ему?

— Нтъ, не врю, но я извлекаю изъ него пользу. Бдный Сексти! Пожалуй я врю ему въ нкоторой степени, потому что онъ довряетъ мн и думаетъ, что для него ничего не можетъ быть лучше какъ придерживаться меня. Старинная поговорка ‘и у воровъ есть честь’ иметъ въ себ частичку правды. Когда два человка сидятъ въ лодк, они должны быть врны другъ другу, иначе никто изъ нихъ не выйдетъ на берегъ.

— Ты приписываешь своему другу не весьма благородный образъ дйствія.

— Я боюсь, что въ свт, особенно въ Сити — и даже Вестминстер — мало людей съ благороднымъ образомъ дйствій. Едва ли благороденъ тотъ образъ дйствій, который заставляетъ людей, думающихъ различно обо всемъ, сходиться вмст изъ-за платы и власти. Я право не знаю, чмъ образъ дйствій Секстуса Паркера не благородне образа дйствій герцога Омніума. Не думаю, чтобы чей-нибудь образъ дйствія могъ назваться ниже образа дйствія герцогини, когда она обманула меня насчетъ Сильвербриджа. Это все-равно, и сто лтъ спустя все будетъ одно и то же. Одвайся, я хочу, чтобы ты была у твоего отца немного ране обда.

Потомъ, когда они сидли вмст въ колясочк, онъ началъ курсъ весьма ясныхъ инструкцій.

— Слушай, душа моя, теб лучше заставить его поговорить съ тобою до обда. Наврно тамъ будетъ мистрисъ Роби, я отведу ее въ сторону. Во всякомъ случа ты можешь это устроить, потому что мы прідемъ рано, а я возьму книгу, пока ты будешь говорить съ нимъ.

— Что же ты желаешь, чтобы я сказала ему, Фердинандъ?

— Я думалъ о твоемъ предложеніи и увренъ, что намъ лучше бы перехать къ нему. Дло въ томъ, что я нсколько запутался съ этою квартирой и не могу остаться, не платя за нее очень дорого.

— Я думала, что ты уже заплатилъ.

— Ну! да, въ нкоторомъ смысл я заплатилъ, но ты длъ не понимаешь. Ты лучше не прерывай меня, такъ какъ мн нужно сказать многое до отъзда. Мн было бы очень съ руки передать квартиру. Она мн не нравится и очень дорога. Ты сама сказала, что намъ было бы отлично перехать къ твоему отцу.

— Я думала только погостить.

— Ну! да, погостить — но мы можемъ остаться очень долго.

Странно, какъ мало въ этомъ человк было добросовстнаго чувства, что онъ даже не понималъ, какъ возмутительны были выражаемыя имъ мысли!

— Ты можешь постараться развдать у него. Сначала скажи, что ты боишься его одиночества, онъ самъ сказалъ мн, что онъ одинокъ, и ты можешь сослаться на это. Потомъ скажи, что мы оба готовы сдлать все, что можемъ для его облегченія. Обними его, поцлуй, словомъ — окружи его всми нжностями въ этомъ род.

Она отшатнулась отъ него въ уголъ колясочки, а онъ и не примтилъ этого.

— Потомъ скажи, что по твоему мннію онъ будетъ счастливе, если мы передемъ къ нему на время. Можешь растолковать ему, что насчетъ квартиры затрудненія не будетъ. Но не говори всего этого заразъ, какъ будто это приготовленная рчь, хотя, разумется, ты можешь сказать, что ты предлагала мн и я согласенъ. Постарайся заставить его понять, что это мысль твоя.

— Эта мысль не моя.

— Ты сама предлагала погостить у него. Скажи ему это, только это. Потомъ объясни, что онъ можетъ обдать въ клуб такъ часто, какъ только хочетъ. Когда ты жила съ нимъ здсь одна, разумется, онъ долженъ былъ возвращаться домой, но теперь онъ не долженъ длать этого, если не хочетъ. Разумется, колясочка будетъ моимъ дломъ. А если онъ скажетъ о томъ, что слдуетъ раздлить издержки по хозяйству, ты можешь сказать ему, что я согласенъ на вс его предложенія.

Чтобы отецъ ея сталъ раздлять издержки по хозяйству въ своемъ собственномъ дом и съ своими дтьми!

— Ты можешь сказать все это до обда, такъ что когда мы вс будемъ сидть за столомъ, онъ можетъ предложить это, если хочетъ. Для меня было бы очень удобно перехать на слдующей недл, если возможно.

Такимъ образомъ урокъ былъ данъ, она почти ничего не отвчала и онъ кончилъ только, когда въхали на скверъ. У нея не осталось ни минуты подумать въ чемъ она должна и въ чемъ не должна слдовать инструкціямъ своего мужа. Послушайся она собственнаго разсудка, она сказала бы своему отцу тотчасъ, что пожить нсколько времени въ его дом было бы для нихъ полезно въ денежномъ отношеніи. Но этого она сдлать не могла. Она понимала, что ея обязанность къ мужу запрещала ей провозглашать его бдность вопреки его желаніямъ. Она не хотла говорить ничего такого, чего онъ не желалъ, чтобы она говорила — но никакая обязанность не могла заставить ее сказать ложь. Она предложитъ перемну мстожительства и сдлаетъ это съ надлежащей любовью, но относительно ихъ самихъ просто скажетъ, что для нихъ было бы удобно передать квартиру.

Вортонъ былъ одинъ, когда они вошли въ гостиную, но, какъ Лопецъ и предполагалъ, пригласилъ свою невстку обдать.

— Роби всегда нуженъ предлогъ, чтобы попасть въ свой клубъ, сказалъ старикъ:— а Геррьетъ любитъ найти предлогъ, чтобы уйти куда-нибудь.

Лопецъ скоро началъ разыгрывать свою роль, слъ возл отвореннаго окна и сталъ смотрть на скверъ, а Эмилія, сидя возл отца, держа его за руку, никакъ не могла прогнать отъ себя мысль, что и она также играетъ роль.

— Я такъ рдко вижу тебя, жалобно сказалъ старикъ.

— Я бывала бы чаще, если бы знала, что вы этого желаете.

— Я не могу этого желать, душа моя. Разумется, ты должна жить съ своимъ мужемъ. Не грустно ли, что Эверетъ не хочетъ здсь бывать?

— Очень грустно. Но Эверетъ не живетъ здсь уже очень долго.

— Я не знаю, зачмъ ему было не жить. Глупъ онъ былъ, что перехалъ отсюда. Бываетъ онъ у тебя?

— Да — иногда.

— Что же онъ говоритъ?

— Я уврена, что онъ тотчасъ былъ бы у васъ, если бы вы позвали его.

— Я его звалъ. Я безпрестанно звалъ его чрезъ Лопеца. Если онъ хочетъ, чтобы я написалъ къ нему, какъ я сожалю о томъ, что оскорбилъ его, я этого не сдлаю. Не говори о немъ боле. Это такъ меня сердитъ, что мн иногда хочется сдлать то, въ чемъ я непремнно раскаюсь, когда умру.

— Вы не сдлаете ничего во вредъ Эверету, папа!

— Желалъ бы я знать, думаетъ ли онъ когда-нибудь, что а старъ и одинокъ, и что его зять каждый день бываетъ у меня. Но онъ дуракъ и не думаетъ ни о чемъ. Очень грустно сидть одному каждый вечеръ.

Вортонъ, безъ сомннія, забылъ въ эту минуту, что вс вечера проводилъ онъ въ Эльдон, хотя если бы вспомнилъ, могъ. бы сказать совершенно правдиво, что удовольствій клуба было для него недовольно достаточно.

— Папа, сказала Эмилія: — хотите, мы передемъ жить сюда?

— Какъ! ты и Лопецъ, сюда, на скверъ?

— Да — на время. Онъ думаетъ передать нашу квартиру.

— А мн казалось, что онъ нанялъ ее надолго.

— Она ему не нравится и дорога, а передать онъ можетъ. Если вы пожелаете, мы передемъ сюда — на время.

Онъ обернулся и посмотрлъ на нее почти подозрительно, а она покраснла, вспоминая, какъ точно повинуется приказаніямъ мужа.

— Мн было бы такъ весело опять жить съ вами!

Тонъ ея голоса тотчасъ успокоилъ его.

— Ну, сказалъ онъ:— попробуйте перехать. Домъ довольно великъ. Это будетъ легче для его кармана, а для меня утшеніемъ. Попробуйте перехать.

Она удивилась, что это сдлалось такъ легко. Все, что мужъ ея предлагалъ устроить посредствомъ глубокомысленной дипломатіи, было ршено въ трехъ словахъ. А между тмъ ей было стыдно, точно будто она обманула своего отца. Страшная просьба ‘оплести его’ еще раздавалась въ ея ушахъ. Не оплела ли она его? не обманула ли?

— Папа, сказала она:— не длайте этого, если не уврены вполн, что это будутъ вамъ пріятно.

— Какъ же можно быть увреннымъ въ чемъ-нибудь, моя милая?

— Но если вы сомнваетесь, не длайте этого.

— Я увренъ въ одномъ, что это будетъ большою экономіей для твоего мужа, и почти увренъ въ томъ, что онъ не можетъ быть равнодушенъ къ этому. Здсь много мста и во всякомъ случа для меня будетъ утшеніемъ видть тебя постоянно.

Въ эту минуту вошла мистрисъ Роби и старикъ началъ громко разсказывать новости.

— Эмилія ухала ненадолго. Она возвращается назадъ.

— Неужели жить здсь? сказала мистрисъ Роби, оглянувшись на Лопеца.

— Отчего же и нтъ? Мста здсь для нихъ достаточно, а издержки сократятся. Когда вы передете, душа моя?

— Когда домъ будетъ готовъ, папа.

— Онъ готовъ теперь. Теб надо это знать. Я не стану покупать новую мебель для твоихъ комнатъ. Лопецъ можетъ перехать и повсить свою шляпу когда ему угодно.

Въ это время Лопецъ не зналъ, какъ и что сказать. Онъ очень желалъ, чтобы жена его проложила путь, какъ онъ выражался. Онъ настойчиво уговаривалъ ее проломить ледъ. Но ему въ голову не приходило, чтобы это дло ршили не спросясь его. Разумется, онъ слышалъ каждое слово изъ разговора и зналъ, что его бдность была выставлена причиною такого поступка.

Это было очень важно для него во всхъ отношеніяхъ. Онъ будетъ жить даромъ и получитъ возможность находиться постоянно съ Вортономъ по мр приближенія его старости. Это скорое исполненіе его желаній было благодяніемъ слишкомъ драгоцннымъ для того, чтобы его можно было лишиться. Но между тмъ онъ чувствовалъ, что его собственное достоинство требовало, чтобы отнеслись къ нему. Ему было непріятно, что его тесть считаетъ его нищимъ, неимющимъ возможности дать пріютъ своей жен.

— Эмилія предложила это, серъ, сказалъ онъ:— изъ заботливости о вашемъ спокойствіи.

Адвокатъ обернулся и посмотрлъ на него, Лопецу не понравился этотъ взглядъ.

— Это ей первой пришло въ голову и, конечно, она думала только объ этомъ. Когда она сказала объ этомъ мн, я съ большой радостью согласился.

Эмилія слышала все это и покраснла. Положительной неправды въ словахъ не было, но смыслъ былъ ложенъ. Однако она не могла противорчить ему.

— Мн кажется, это будетъ очень хорошо, сказала мистрисъ Роби.

— Надюсь, сказалъ адвокатъ.— Эмилія, я долженъ вести тебя къ обду сегодня. Ты вдь еще не дома теперь. Если ужь вы передете, то чмъ скоре, тмъ лучше.

За обдомъ объ этомъ не говорили ни слова. Лопецъ старался быть любезнымъ и разсказалъ все, что слышалъ о затрудненіяхъ Кабинета. Сер-Орландо подалъ въ отставку и вс вообще думали, что коалиція разсыпается. Видлъ мистеръ Вортонъ послднюю статью въ ‘Знамени’ о герцог?

Лопецъ думалъ, что мистеръ Вортонъ непремнно долженъ прочесть эту статью.

— Никогда въ жизни не было у меня въ рукахъ ‘Знамени’, сказалъ адвокатъ съ гнвомъ:— и конечно, не будетъ.

— Ахъ! серъ, это исключеніе. Вамъ непремнно надо прочесть. Когда Слайдъ захочетъ отдлать человка, онъ уметъ это сдлать. Никто не можетъ сравниться съ нимъ. А герцогъ это заслужилъ. Онъ жалкій, нершительный человкъ, герцогиня водитъ его за носъ, а она — судя по всему, что слышишь — вовсе ничего нестоющая женщина.

— Я думалъ, что вы большой пріятель съ герцогинею, сказалъ Ворюнъ.

— Я не очень дорожу подобной дружбой. Она самымъ постыднымъ образомъ отказалась отъ меня.

— И поэтому, разумется, вы имете право чернить ея репутацію. Я никогда не видалъ герцогини Омніумъ и, вроятно, почувствовалъ бы себя очень неловко, если бы находился въ ея обществ, но полагаю, что она женщина хорошая въ своемъ род.

Эмилія сидла молча, зная, что ея мужъ получилъ выговоръ, но чувствуя, что онъ заслужилъ его. Онъ однако не унывалъ, но перемнилъ разговоръ, заговорилъ о слухахъ въ Сити и о судебныхъ реформахъ. Старикъ время отъ времени говорилъ маленькія колкости, показывавшія, что его разумъ не ослаблъ, и все это зять переносилъ невозмутимо. Не то чтобы ему это нравилось или чтобы онъ оставался къ этому равнодушенъ, но онъ зналъ, что не можетъ пользоваться благами, которыми Вортонъ могъ надлить его, не заплативъ за нихъ такъ или иначе. Онъ долженъ былъ принимать колкости старика — и сверхъ того принимать все, что только можетъ получить.

Когда они остались вдвоемъ посл обда, Вортонъ принялъ совсмъ другой тонъ.

— Если вы передете, сказалъ онъ: — то можете перехать такъ скоро, какъ хотите.

— Для насъ будетъ достаточно двухъ дней.

— Вамъ надо знать кое-что. Я буду очень радъ видть вашихъ друзей во всякое время, но мн было бы пріятно заране знать, когда они будутъ.

— Само собою, серъ.

— Я часто не обдаю дома.

— Вы обдаете въ клуб, подсказалъ Лопецъ.

— Въ клуб или въ другомъ мст, это все-равно. Для васъ и Эмиліи здсь всегда будетъ обдъ, если даже меня не будетъ дома. Я говорю это для того, чтобы не было ни разспросовъ, ни сомнній впослдствіи. И пусть между нами никогда не будетъ рчи о деньгахъ.

— Конечно.

— Эверетъ получаетъ содержаніе, а это будетъ равняться содержанію Эмиліи. Вы также получили 3500 ф. с. Надюсь, что вы хорошо употребили эти деньги, кром 500 ф. с. на выборы, которые, разумется, были брошены.

— Первая сумма была употреблена на дло.

— Я не знаю вашихъ длъ. Но вы съ Эмиліей должны понять, что эти деньги составляютъ ея состояніе.

— О! конечно такъ, то-есть, часть ея состоянія, хотите вы сказать.

— Я хочу сказать именно то, что говорю.

— Я называю это частью, потому что, какъ вы замтили сейчасъ, наша жизнь здсь будетъ составлять какъ бы содержаніе, которое вы положили Эмиліи.

— Хорошо, вы можете смотрть на это въ такомъ свт, если хотите. Ключъ отъ погреба у Джона. Я полагаюсь на него. Каждый день за столомъ у меня подаютъ портвейнъ и хересъ. Если вы любите бордоское, я велю купить нсколько дешевле того, которое подается, когда у меня бываютъ мои друзья.

— Вс вина для меня совершенно равны.

— Я люблю вина хорошія и дурныхъ у меня нтъ. Завтракаю я всегда въ половин десятаго. Вы можете завтракать раньше, если хотите. Кажется, не о чемъ больше говорить. Надюсь, что мы будемъ понимать другъ друга и останемся взаимно довольны. Не пойти ли намъ наверхъ къ Эмиліи и мистрисъ Роби?

Такимъ образомъ было ршено, что Эмилія вернется въ въ свой домъ чрезъ восемь мсяцевъ посл брака.

Вортонъ просидлъ долго въ эту ночь одинъ-одинехонекъ думая объ этомъ. То, что сдлалъ, онъ сдлалъ угрюмо и сознавалъ это. Онъ не сіялъ улыбками, не раскрывалъ съ любовью своихъ объятій, не просилъ Бога благословить своихъ милйшихъ дтей, не говорилъ имъ, что если они передутъ и будутъ сидть у его камелька, онъ будетъ счастливйшимъ старикомъ въ Лондон. Онъ говорилъ мало или почти ничего о своей любви даже къ дочери, но обсудилъ дло только съ денежной точки зрнія. Онъ узналъ, что для Лопеца очень важно сократить издержки, и ршилъ, что въ этомъ его поступк не должно уклоняться отъ правды. Его почти просили взять къ себ новобрачныхъ и кормить ихъ — такъ чтобы они могли жить безъ издержекъ. Онъ длалъ это охотно, но не желалъ выказывать притворства въ нжныхъ словахъ. Онъ почти понималъ Лопеца вполн, хотя не считалъ его способнымъ къ такой глубокой недобросовстности и къ такой большой хитрости, какими онъ обладалъ.

Но относительно Эмиліи имъ также руководило личное желаніе видть ее у себя. Онъ тосковалъ по ней, когда остался одинъ, самъ не зная, въ чемъ онъ нуждался. Теперь, когда думалъ о всемъ этомъ, онъ сердился на себя, что не выказалъ боле любви и нжности въ своемъ обращеніи съ нею. Она по крайней-мр была честна. Ни малйшаго сомннія въ этомъ не мелькало въ его душ. А между тмъ онъ быль съ нею суровъ — суровъ въ своемъ обращеніи — только потому, что не желалъ имть видъ, будто обманутъ ея мужемъ. Думая обо всемъ этомъ, онъ всталъ, подошелъ къ своему письменному столу и написалъ записку, которую Эмилія получитъ на слдующее утро посл ухода мужа.— Записка была очень коротка.

‘Дорогая Эмилія,

‘Я вн себя отъ радости, что ты возвращаешься ко мн.

‘Э. В.’

Онъ судилъ о ней совершенно справедливо. Она очень огорчалась тмъ, какъ устроилось это дло. Въ немъ не было любви, ничего кром увреній съ одной стороны, что многое дается, а съ другой признанія, что многое получается. Она знала, что въ этомъ ея отецъ осуждалъ ея мужа. Она также осуждала его и чувствовала, увы! что и ее также осуждаютъ. Но эта записочка вырвала жало. Она могла прочесть въ записк отца вс дйствія его души. Онъ зналъ, что обязанъ оправдать ее, и сдлалъ это съ прежнимъ столь цнимымъ выраженіемъ его любви.

Глава XLI.
Преимущество толстой кожи.

Сер-Орландо Дротъ долженъ былъ горько чувствовать то спокойствіе, съ которымъ онъ удалился на вторую скамью оппозиціонной стороны Палаты. Разъ онъ имлъ возможность воспользоваться своимъ преимуществомъ и объяснить четыремъ или пятистамъ присутствующимъ непреодолимыя препятствія, заставившія его отдлиться отъ своихъ благородныхъ друзей, дйствовать съ которыми составляло для него и удовольствіе, и обязанность, и радость, и спокойствіе. Потомъ онъ провелъ почти цлый часъ браня этихъ друзей и вс ихъ мры. Это конечно было удовольствіемъ, такъ какъ отъ навыка онъ за словами не останавливался, и онъ могъ наслаждаться тмъ отсутствіемъ отвтственности, которое составляетъ какъ бы прохладную душистую ванну для министра, только что освободившагося отъ министерскихъ путъ.

Но за удовольствіемъ послдовало сильное страданіе, когда Монкъ — Монкъ, занявшій его мсто предсдателя Палаты — употребилъ только пять минутъ на отвтъ ему, сказавъ, что онъ и его товарищи очень сожалютъ о потер услугъ высокороднаго баронета, но что едва ли ему нужно защищать министерство во всхъ тхъ пунктахъ, на которые были сдланы нападки, такъ какъ ему пришлось бы повторять т доводы, посредствомъ которыхъ каждая мра, предложенная настоящимъ министерствомъ, была поддержана. Тутъ мистеръ Монкъ слъ и все пошло въ Палат точь-въ-точь такъ, какъ если бы сер-Орландо Дротъ совсмъ не оставлялъ своего мста.

— Отчего это везд и во всемъ такой застой? сказалъ сер-Орландо своему старому другу Боффину, когда они въ этотъ вечеръ возвращались домой изъ Парламента.

Въ былое время они были закадычные друзья и сидли рядомъ на оппозиціонной скамь. Но когда сер-Орландо присоединился къ коалиціи, и суровый духъ Боффина предпочелъ принципы мсту — употребляя выраженія, въ которыхъ онъ при мкъ говорить себ, своей жен и своимъ роднымъ о своемъ самоотверженіи — между ними произошло охлажденіе. Боффинъ былъ человкъ не богатый и вовсе не равнодушный къ удобствамъ жизни, и сильно чувствовалъ вредъ, нанесенный ему, когда его прежніе друзья такъ холодно бросили его. Во все время своей парламентской опытности Боффинъ не зналъ ничего подобнаго. Онъ былъ убжденъ, что британская честь и британское величіе пришли къ концу. Но отставка сер-Орланда дала толчокъ его жизни. По-крайней-мр онъ могъ возвращаться домой съ своимъ прежнимъ другомъ и говорить объ ужасахъ настоящаго времени.

— Ну, Дротъ, если вы спрашиваете меня, вы знаете, я могу говорить только какъ чувствую. Везд долженъ быть застой, когда люди съ различными мнніями обо всемъ на свт сходятся для того, чтобы вести министерство, все-равно какъ какую-нибудь торговлю. Дло длается, но безъ всякаго одушевленія.

— Но вдь дло непремнно должно длаться, сказалъ баронетъ, извиняя свой прежній проступокъ.

— Безъ сомннія. И я вовсе не намренъ осуждать тхъ, кто сдлалъ попытку. И прежде это бывало, и какъ мн кажется, не удавалось никогда. Я самъ этому не врилъ и думаю, что мертвенный застой, о которомъ вы говорите, есть одно изъ самыхъ худшихъ послдствій этого.

Посл этого Боффинъ опять принялъ сер-Орланда въ самую нжную глубину своего сердца.

Потомъ насталъ конецъ сессіи, очень спокойно и очень рано. Въ конц іюля ничего не оставалось длать и лондонскій свтъ могъ удалиться въ деревню почти за дв недли до обычнаго времени.

Многіе и въ Парламент, и не въ немъ, сомнвались, къ хорошему или дурному ведетъ все это. Везд былъ застой. Въ газетахъ не было ничего интереснаго, исключая тхъ случаевъ, когда Слайдъ бралъ въ руки томагавку. Въ эту сессію ни одинъ членъ Парламента не возвышался надъ другимъ, какъ во времена горячей политической борьбы. Одинъ изъ самыхъ живыхъ источниковъ нашего національнаго волненія какъ будто исчезъ изъ жизни. Мы вс знаемъ, что случается со стоячею водой. Такъ говорили и Боффиниты, такъ говорилъ теперь и сер-Орландо. Но министерство процвтало и страна благоденствовала. Нкоторыя полезныя мры были проведены нечестолюбивыми людьми, а герцогъ Сент-Бёнгэй уврялъ, что никогда не зналъ парламентской сессіи боле удовлетворительной для министровъ.

Но старый герцогъ высказывалъ такимъ образомъ, такъ сказать, свое публичное мнніе — сообщая, довольно правдиво, немногимъ изъ своихъ товарищей, какъ напримръ лорду Дрёммонду, сер-Грегори Грогрэму и другимъ, результаты своей опытности, но въ глубин сердца и съ однимъ изъ своихъ друзей онъ былъ принужденъ признаться, что на неб собираются тучи.

Первый министръ сдлался такъ угрюмъ, такъ раздражителенъ и такъ несчастливъ, что старый герцогъ былъ принужденъ сомнваться, могутъ ли дла продолжаться доле такимъ образомъ. Онъ привыкъ говорить объ этихъ вещахъ съ своимъ другомъ лордомъ Кэнтрипомъ, который не былъ членомъ министерства, но прежде былъ товарищемъ обоихъ герцоговъ, и къ которому старый герцогъ имлъ особенное довріе.

— Не могу объяснить этого вамъ, сказалъ онъ лорду Кэнтрипу.— Кажется, ничто бы не должно безпокоить его. Съ тхъ поръ, какъ онъ на этомъ мст, противъ него ни въ одной Палат не было большинства. Я не помню, чтобы когда-нибудь для перваго министра дло обходилось такъ легко — со временъ лорда Ливерпуля. Была у него одна колючка въ боку — нашъ пріятель въ Адмиралтейств — и эта колючка, подобно всмъ другимъ, сама отвалилась. А между тмъ теперь его нельзя уговорить назначить преемника сер-Орланду.

Это было говорено за недлю до окончанія сессіи.

— Я полагаю, это происходитъ отъ его здоровья, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

— Онъ здоровъ, какъ я вижу, но непремнно занеможетъ, если не перестанетъ такъ напрягать свои нервы.

— Вы думаете, что онъ долженъ подать въ отставку?

— На это нтъ никакой необходимости. Бда въ томъ, что онъ слишкомъ серіозно принимаетъ все. Если бы его можно уврить, что онъ можетъ сть, спать и развлекаться, какъ другіе, онъ былъ бы очень хорошимъ первымъ министромъ. Его терзаетъ совсть. Я видлъ очень много хорошихъ первыхъ министровъ, Кэнтрипъ, и не нахожу въ нихъ большой разницы съ другими людьми. Отъ перваго министра требуется много хорошихъ вещей, но вещей не великихъ. Онъ долженъ быть талантливъ, но не геніаленъ, добросовстенъ, но не натянутъ, остороженъ, но не робокъ, смлъ, но не отваженъ, онъ долженъ имть хорошее пищевареніе, искреннее обращеніе, а боле всего толстую кожу. Вотъ какія дарованія нужны намъ, но мы не всегда можемъ ихъ имть и должны обходиться безъ нихъ. Я съ своей стороны нахожу, что хотя Смитъ очень хорошій министръ и можетъ быть лучшій, какого можно было имть въ то время, и Джонъ будетъ министромъ хорошимъ, если Смитъ откажется.

— Стало быть, у васъ будетъ Джонъ, если Смитъ откажется?

— Безъ всякаго сомннія. Англія не падетъ оттого, что герцогъ Омніумъ запрется въ Мачинг. Но я люблю этого человка и съ нкоторыми исключеніями доволенъ составомъ. Мы не могли составить министерство лучше, и сердце у меня болитъ, когда я вижу, какъ онъ страдаетъ, и зная, что я его уговорилъ взяться за это.

— Онъ детъ въ Гэтерумъ?

— Нтъ, въ Мачингъ. Насчетъ этого вышло какое-то несогласіе.

— Я полагаю, сказалъ Кэнтрипъ почти шопотомъ, хотя они сидли взаперти вдвоемъ: — я полагаю, что герцогиня немножко капризна.

— Она милйшая женщина на свт, сказалъ герцогъ Сент-Бёнгэй.— Я люблю ее почти какъ родную дочь. Она усердно желаетъ быть полезной ему.

— Мн кажется, она заходитъ за границы.

— Это такъ.

— А онъ страдаетъ, примчая это.

— Но человкъ не иметъ права предполагать, что у него никакихъ непріятностей не будетъ. У самой лучшей лошади есть какой-нибудь недостатокъ. Она или тянетъ, или пуглива, или лниво беретъ барьеръ, или неохотно ходитъ по рыхлой земл. Онъ не иметъ права ожидать, чтобы его жена знала все и длала все безошибочно. Притомъ у него самого есть большіе недостатки. У него кожа такъ тонка! Помните милаго старика Брока? Вотъ ужь была кожа недоступная ни для огня, ни для желза! Онъ не сталъ бы кипятиться оттого, что его жена назвала много гостей. Впрочемъ, я еще не совсмъ отказался отъ надежды.

— Я полагаю, что человческая кожа можетъ сдлаться толще.

— Безъ сомннія — какъ рука кузнеца.

Но хотя герцогъ Сент-Бёнгэй уврялъ, что не совсмъ отказался отъ надежды, тмъ не мене очень безпокоился объ этомъ.

— Зачмъ вы не отпускаете меня? сказалъ ему другой герцогъ.

— Какъ! изъ-за того, что сер-Орландо Дротъ вышелъ въ отставку?

Но герцога Омніума побудила сдлать этотъ вопросъ не отставка сер-Орланда.

Въ это время ‘Знамя’ было спрятано въ куч другихъ газетъ за стуломъ перваго министра и огорченіе его въ настоящую минуту происходило отъ Квинтуса Слайда. Имть гноящуюся рану и не имть возможности показать ее доктору дйствительно несчастіе большое.

— Это не сер-Орландо, а сознаніе неудачи вообще, сказалъ первый министръ.

Тутъ его старый другъ сослался на всегдашнее большинство для доказательства, что неудачи не было.

— На всю страну напала какая-то летаргія, сказала бдная жертва.

Тутъ герцогъ Сент-Бёнгэй догадался, что его другъ прочелъ статью въ ‘Знамени’, потому что самъ читалъ эту статью, помнилъ слово ‘летаргія’ и понялъ тотчасъ, что ядъ подйствовалъ.

Это было за недлю до того, какъ герцогъ Омніумъ согласился пригласить кого бы то ни было занять мсто сер-Орланда. Онъ не позволялъ предлагать себ, а самъ не называлъ никого. Старый герцогъ сдлалъ однако предложеніе и, разумется, отъ него все переносилось терпливо. Онъ думалъ, что для Адмиралтейства годится Баррингтонъ Ирль. Но первый министръ покачалъ головой.

— Во-первыхъ, онъ откажется, и это было бы для меня большимъ ударомъ.

— Я могу отъ него узнать, сказалъ старый герцогъ.

Но первый министръ опять покачалъ головою и перемнилъ разговоръ. При всей своей робости, онъ становился самовластенъ и сердитъ. Потомъ онъ обратился къ лорду Кэнтрипу, и тогда со всею добротой, которую умлъ вкладывать въ свои слова, объяснилъ причины, заставлявшія его теперь отказаться отъ вступленія въ министерство, онъ опять пришелъ въ отчаяніе. Наконецъ онъ сталъ приглашать Финіаса Финна перейти въ министерство, и когда нашъ старый пріятель повиновался нсколько неохотно, разумется, для перваго министра опять настало затрудненіе замнить Финна. Сдлались необходимы другія перемны и усложненія, и Квинтусъ Слайдъ, ненавидвшій Финіаса Финна еще больше чмъ бднаго герцога, нашелъ обильную пищу для своего патріотическаго негодованія.

Все это происходило на послдней недл сессіи и наполнило душу перваго министра прискорбіемъ и смятеніемъ именно въ то время, когда другіе жаловались, что не о чемъ думать и нечего длать. Мужчины не любятъ оставлять Лондонъ прежде чмъ охота за тетеревами вызоветъ ихъ — или, лучше сказать, обычай этой охоты. И нкоторыя дамы очень разсердились, что такъ рано должны разстаться съ своими городскими обожателями. И торговцы были въ неудовольствіи, такъ что и другіе голоса повторяли брань ‘Знамени’. Герцогиня употребила вс мры, чтобы продолжить сессію еще на недлю, говоря мужу о дурныхъ послдствіяхъ вышеупомянутыхъ, но онъ развелъ руками и спросилъ съ притворнымъ смущеніемъ, неужели онъ долженъ продолжать засданія для того, чтобы въ лавкахъ было продано больше лентъ.

— Больше нечего длать! почти съ гнвомъ прибавилъ герцогъ.

— Такъ слдуетъ что-нибудь сдлать, передразнила его герцогиня.

Глава XLII.
Возмездіе.

Герцогиня сильно убждала мужа послдніе два мсяца, возобновить осеннія празднества, но потерпла весьма плачевную неудачу. Герцогъ объявилъ, что не хочетъ боле толпы въ деревн, ни повторенія того, что онъ называлъ лондонскимъ вторженіемъ въ его владнія. Онъ не могъ забыть необходимости, представившейся ему, выгнать майора Понтни изъ дома, перемнъ, сдланныхъ въ его саду, и попытокъ жены получить его согласіе на счетъ Сильвербриджа.

— Ты хочешь сказать, спросила она:— что у насъ не будетъ никого?

Онъ отвтилъ, что по его мннію лучше хать въ Мачингъ.

— И жить какъ Дарби и Джонъ {Добродтельные супруги, жившіе душа въ душу въ XVIII столтіи. Пр. Пер.}, сказала герцогиня.

— Я ничего не говорю о Дарби и Джон. Каковы бы ни были мои чувства, я думаю, что мы неспособны вести такую жизнь. Мачингъ не такъ великъ, какъ Гэтерумъ, но это и не хижина. Разумется, ты можешь пригласить своихъ друзей.

— Я не знаю, кого ты называешь ‘моими друзьями’. Я всегда стараюсь приглашать твоихъ друзей.

— Я не знаю, находились ли въ числ моихъ друзей майоръ Понтни, капитанъ Гённеръ и мистеръ Лопецъ.

— Можетъ быть, ты считаешь своимъ другомъ леди Розину? сказала герцогиня:— я буду рада пригласить ее въ Мачингъ, если ты желаешь.

— Мн было бы очень пріятно видть въ Мачинг леди Розину де-Курси.

— И никого больше не нужно? Я боюсь, что мн покажется немножко скучно, когда вы вдвоемъ будете раскрывать другъ другу ваши сердца.

Тутъ онъ сердито посмотрлъ на жену.

— Не можешь ли ты придумать пригласить еще кого-ни будь, кром леди Розины?

— Я полагаю, ты пожелаешь пригласить мистрисъ Финнъ.

— Какъ хорошо придумано! Ты будешь волочиться за леди Розиной, а я буду ворчать на это съ мистрисъ Финнъ.

— Какое противное слово! сказалъ первый министръ.

— Что — волочиться? Я не вижу ничего дурного въ этомъ слов. Не слово, а дло опасно. Но я даю теб волю, если ты не пойдешь дальше леди Розины. Желала бы я знать, желаешь ли ты пригласить еще кого-нибудь?

Разумется, онъ не далъ положительнаго отвта на этотъ вопросъ и, разумется, положительнаго отвта не ожидали. Онъ зналъ, что она старается раздражить его, потому что онъ не позволяетъ ей длать то, что она длала въ прошломъ году. Онъ не сомнвался, что домъ будетъ полонъ, когда они передутъ въ Мачингъ. Онъ не могъ этому помшать. Но сравнительно съ Гэтерумомъ Мачингъ былъ малъ, а его домашней власти было достаточно для того, чтобы на время запереть Гэтерумскій замокъ.

Я не знаю, не бывали ли иногда страданія герцогини такъ же сильны, какъ страданія герцога. Онъ по-крайней-мр былъ первымъ министромъ, а она, какъ ей казалось, сдлалась ничтожествомъ. Вначал онъ съ необыкновенной нжностью просилъ ея сочувствія на свое предпріятіе, и она, насколько могла, отдала ему свое сочувствіе отъ всего сердца. Она думала, что нашла способъ помочь ему въ его важномъ занятіи, и трудилась для этого какъ невольница. Она говорила себ каждый день, что не любитъ ни капитановъ Гённеровъ, ни майоровъ Понтни, ни сер-Орланда, ни даже леди Розины. Она не по своей охот занималась простынями и полотенцами, и хлопотала объ устройств стрльбы изъ лука, она не спустила ни одной стрлы во весь сезонъ, не интересовалась даже тмъ, кто выигралъ и кто проигралъ. Не для собственнаго удовольствія угощала она въ дом сорокъ человкъ впродолженіи четырехъ мсяцевъ, между тмъ какъ мужъ ея ни на волосъ не облегчилъ ея труда, ни однимъ словомъ, ни однимъ поступкомъ. Все это длалось для него — для того, чтобы его царствованіе могло быть долго и продолжительно, чтобы свтъ могъ говорить, что его гостепріимство было благородно и неограниченно, чтобы его имя повторяли вс уста и чтобы онъ могъ благоденствовать какъ британскій министръ. Такъ по-крайней-мр она увряла себя, когда думала о своихъ непріятностяхъ и заботахъ.

Теперь она сердилась на своего мужа. Хорошо ему было просить у нея сочувствія, но самъ онъ ни въ чемъ ей не сочувствовалъ! Онъ не могъ жалть о ея неудачахъ — даже когда самъ былъ причиною ихъ. Она думала, что если бы въ немъ осталась хоть капля разсудка, то онъ долженъ былъ бы понять, какъ ей должно быть прискорбно перемнить свое великолпное угощеніе на одиночество въ Мачинг и такимъ образомъ признаться при всхъ, что она была побждена.

Потомъ, когда она спрашивала его совта, когда дйствительно желала знать, какихъ гостей можетъ пригласить, не оскорбивъ ее, онъ просилъ ее пригласить леди Розину де-Курси. Если онъ хочетъ быть смшнымъ, пусть его! Она пригласитъ леди Розину де-Курси. Дйствительно разсердившись, она написала леди Розин церемонное письмо, въ которомъ говорила, что герцогъ надется имть удовольствіе видть ее въ Мачинг перваго августа. Письмо было нелпое, немножко длинное, написанное по большей части отъ имени герцога, съ преувеличенными выраженіями дружелюбія, придуманными отчасти отъ смшного предположенія, что такой человкъ, какъ ея мужъ, будетъ волочиться за такою женщиной, какъ леди Розина. Въ письм преобладали также гнвъ и оттнокъ мести.

Герцогиня послала это приглашеніе. Леди Розина приняла его безъ всякаго подозрнія и отвчала, что она съ величайшимъ удовольствіемъ прідетъ въ Мачингъ. Герцогиня сказала себ, что не будетъ приглашать никого кром тхъ, кого назначилъ мужъ, и никакихъ другихъ приглашеній не разсылала.

Онъ веллъ ей также пригласить мистрисъ Финнъ. Теперь даже невозможно было поступить иначе. Отъ случайныхъ обстоятельствъ между этими женщинами возникла такая сильная связь, что мужья ихъ понимали о необходимости для нихъ жить всегда близко другъ отъ друга. И мужья также находались въ самыхъ доброжелательныхъ отношеніяхъ другъ къ другу. Характеръ герцога былъ таковъ, что съ самымъ любящимъ сердцемъ онъ не былъ способенъ къ откровенности, которая необходима для положительной дружбы. Въ немъ была какая-то холодная сдержанность, которую сознавалъ онъ самъ и которая почти не допускала дружбы. Но онъ любилъ Финна, и какъ человка, и какъ члена своей партіи, и всегда былъ радъ имть его своимъ гостемъ. Поэтому герцогиня нисколько не сомнвалась, что мистрисъ Финнъ будетъ у нея и что мистеръ Финнъ также прідетъ на то время, которое можетъ удлить отъ Ирландіи.

Но когда приглашеніе было сдлано словесно, Финнъ уже перешелъ въ Адмиралтейство и собирался выйти въ море, какъ слдовало доблестному моряку.

— Мы демъ на два мсяца на Черной Вахт, сказала мистрисъ Финнъ.

Черная Вахта была адмиральскою яхтой.

— Вотъ теб-на! воскликнула герцогиня.

— Это длается всегда. Съ перваго лорда Адмиралтейства сорвутъ эполеты, если онъ не пойдетъ въ море въ август.

— И вы должны хать съ нимъ?

— Я общала.

— Я нахожу это очень жестокимъ, очень недружелюбнымъ ко мн. Разумется, вы знали, что будете мн нужны.

— Но если я нужна моему мужу?

— Господь съ нимъ, съ вашимъ мужемъ! Жалю отъ всей души, что я помогала вашему браку.

— Онъ состоялся бы и безъ того, леди Гленъ.

— Вы знаете, что я не могу обойтись безъ васъ. И онъ долженъ это знать. Мн не съ кмъ будетъ сказать слово.

— Зачмъ вы не пригласите мистрисъ Грей?

— Она детъ въ Персію къ мужу. Потомъ она не довольно зла. Она вчно читаетъ мн нравоученія. Что вы думаете случится?

— Ничего ужаснаго, я надюсь, сказала мистрисъ Финнъ, помня новый почетъ своего мужа въ Адмиралтейств и надясь, что герцогъ не повторитъ своей угрозы объ отставк.

— Мы демъ въ Мачингъ.

— Я такъ и думала.

— И кто, вы думаете, будетъ у насъ тамъ?

— Неужели майоръ Понтни?

— Нтъ — я не стану его приглашать.

— И не мистеръ Лопецъ?

— И не мистеръ Лопецъ. Отгадайте.

— Я полагаю, придется отгадывать разъ двнадцать.

— Нтъ! воскликнула герцогиня.— Угадать надо только одинъ разъ. Я пригласила только одну гостью — по его желанію — и такъ какъ вы не будете, я не стану приглашать больше никого. Когда я пристала къ нему, чтобы онъ назвалъ еще кого-нибудь, онъ назвалъ васъ. Я буду повиноваться ему буквально. Какъ вы думаете, душа моя, кого выбралъ онъ — кто одинъ можетъ успокоивать взволнованную душу перваго министра впродолженіи трехъ осеннихъ мсяцевъ?

— Должно быть, мистеръ Уорбертонъ.

— О, мистеръ Уорбертонъ! Конечно, мистеръ Уорбертонъ прідетъ, какъ часть его поклажи, и можетъ быть человкъ шесть писарей. Онъ увряетъ однако, что длать нечего и, слдовательно, для него будетъ достаточно помощи одного мистера Уорбертона. Гость будетъ только одинъ, ненужный для должностныхъ цлей и необходимый для его собственнаго счастія. Отгадывайте опять.

— Зная ваше коварство, я можетъ быть могу назвать леди Розину.

— Разумется, это леди Розина, сказала герцогиня, всплеснувъ руками.— А хотлось бы мн знать, что вы называете коварствомъ! Я спросила его и онъ самъ сказалъ, что особенно желаетъ видть въ Мачинг леди Розину. Вдь я не ревнивая жена — а?

— Вы не ревнуете къ леди Розин?

— Я не думаю, чтобы они накурасили вдвоемъ, но вдь это оригинально, знаете! Итакъ она будетъ. А больше не будетъ никого. Я разсчитывала на васъ.

Тутъ мистрисъ Финнъ серіозно представила ей пошлость подобной шутки, объяснивъ, что герцогъ конечно не имлъ намренія ограничить ея приглашенія леди Розиной. Но герцогиня не шутила. Она была доведена почти до отчаянія и очень сердилась на своего мужа. Она сама навлекла это на себя и теперь должна мириться съ этимъ. Она не хотла приглашать никого другого. Она увряла, что приличіе не позволяетъ ей пригласить никого другого. Ей надоло приглашать. Пригласи она кого хочетъ, онъ останется недоволенъ. Онъ хотлъ видть только леди Розину и стараго герцога. Она для него пригласила леди Розину. А своего стараго друга пусть пригласитъ онъ самъ.

Герцогъ и герцогиня со всмъ своимъ семействомъ и Уорбертономъ похали въ Мачингъ. Герцогиня ни слова не говорила боле своему мужу о его гостяхъ и онъ не начиналъ этого разговора. Но онъ пришелъ къ такому убжденію, что жена его поступаетъ дурно съ нимъ, а она то же думала о муж, и съ этимъ чувствомъ между ними доврія быть не могло. Онъ занимался книгами и бумагами — вчно пересматривая кучи газетъ, чтобы знать, какъ его бранятъ — и время-отъ-времени говорилъ только съ своимъ секретаремъ. Она занималась дтьми или притворялась, будто читаетъ романъ. Сердце ея болло, она желала наказать мужа, но въ сущности наказывала себя.

Въ день ихъ прізда, отецъ, мать, лордъ Сильвербриджъ, старшій сынъ, пріхавшій изъ Итона, и секретарь обдали вмст. Когда герцогъ слъ за столъ, онъ началъ думать, какъ давно ему не случалось обдать такъ запросто въ своей семь, и сердце его смягчилось къ жен. Вмсто того, чтобы разсердиться на странность ея поступка, онъ имъ восхитился и вечеромъ въ нсколькихъ словахъ выразилъ свое удовольствіе.

— Я боюсь, что это продолжится не долго, сказала герцогиня:— потому что леди Розина прідетъ завтра.

— Неужели?

— Ты самъ веллъ мн пригласить ее.

Тутъ онъ примтилъ все — какъ она воспользовалась его первымъ отвтомъ и поступила, основываясь на немъ, въ дух противорчія и досады. Но онъ ршился простить ей это и постараться вернуть ее къ себ.

— Я думалъ, что мы оба шутимъ, сказалъ онъ добродушно.

— О, нтъ! Я никогда не подозрвала тебя способнымъ къ шутк. Какъ бы то ни было, она прідетъ.

— Она не помшаетъ никому изъ насъ. А мистрисъ Финнъ?

— Ты отправилъ ее въ море.

— Можетъ быть, она будетъ въ мор и онъ также, но отправилъ ихъ не я. Кажется, первый лордъ Адмиралтейства всегда бываетъ въ мор. Разв еще не будетъ никто?

— Никто, если ты самъ не пригласилъ.

— Я не приглашалъ ни души. Тмъ лучше. Я увренъ, что леди Розин будетъ здсь очень хорошо.

— Теб придется разговаривать съ нею, сказала герцогиня.

— Постараюсь, отвтилъ герцогъ.

Леди Розина пріхала и, конечно, нашла это страннымъ. Но она этого не говорила и герцогин казалось, что все ея мщеніе разлетлось въ пухъ и прахъ. Она смялась про себя, перестала дуться и говорить колкости. Свту не насталъ конецъ, оттого что она каждый день обдала съ мужемъ, леди Розиною, своимъ старшимъ сыномъ и секретаремъ. Приходскій пасторъ и сосдній сквайръ съ женою и дочерью пріхали однажды, къ великому удовольствію Мильнуа, который началъ чувствовать, что въ свт все пошло навыворотъ. Каждый день въ извстный часъ герцогъ и леди Розина гуляли вмст по парку часа полтора. Герцогиню это не огорчало, а забавляло бы, если бы только она могла послушать шуточки своей пріятельницы мистрисъ Финнъ.

— Разскажи мн, Плантадженетъ, спросила она:— о чемъ она говоритъ?

— О непріятностяхъ своего семейства.

— Этотъ разговоръ не можетъ продолжаться вчно.

— Она носитъ ботинки съ пробковыми подошвами и очень довольна ими.

— И ты слушаешь ее?

— Почему же не слушать? И я могу не хуже другихъ говорить о пробковыхъ подошвахъ. Все, что можетъ сдлать матеріальную пользу всмъ вообще, а себ въ особенности, разговоръ приличный для разумныхъ людей.

— Должно быть, я никогда не принадлежала къ ихъ числу.

— А я могу говорить обо всемъ, продолжалъ герцогъ:— если мой собесдникъ говоритъ, что думаетъ, не говоритъ того, чего не слдуетъ, и не касается предметовъ оскорбительныхъ. Я могу говорить цлый часъ о банкирскихъ счетахъ, но не считаю посторонняго въ прав спрашивать меня о счетахъ моихъ. Она почти уговорила меня послать за Спрутомъ въ Сильвербриджъ и заказать у него для меня пробковыя подошвы.

— Не длай этого, съ одушевленіемъ сказала герцогиня, какъ будто втайн сознавала, что пробковыя подошвы особенно гибельны для Паллизерской фамиліи.

— Почему, душа моя?

— Именно этотъ человкъ боле всхъ другихъ измнилъ мн въ Сильвербридж.

Тутъ опять лобъ его сердито нахмурился, чего не было уже нсколько дней по милости невиннаго разговора леди Розины.

— Разумется, я не стану опять просить тебя употребить свое вліяніе на Сильвербриджъ. Ты сказалъ, что не хочешь, а ты всегда держалъ свое слово.

— Надюсь.

— Но я, конечно, не стала бы ничего заказывать у ремесленника, который такъ прямо пошелъ наперекоръ тому, что въ город приписывали твоему вліянію.

— Что же сдлалъ Спрутъ? Я слышу объ этомъ въ первый разъ.

— Онъ выставилъ мистера Дю-Бунга противъ мистера Лопеца.

— Я очень радъ за Сильвербриджъ, что Лопецъ не попалъ въ Парламентъ.

— И я рада. Но это не иметъ никакого отношенія къ этому длу. Мистеръ Спрутъ зналъ мои желанія и прямо пошелъ противъ нихъ.

— Ты не имла права имть желанія въ этомъ дл, Гленкора.

— Это все очень хорошо, но у меня желанія были, и онъ это звалъ. Разумется, относительно будущаго кончено все. Но ты все сдлалъ для этого городка.

— Ты хочешь сказать, что этотъ городокъ сдлалъ много для меня.

— Я знаю очень хорошо, что хочу сказать, и буду считать обидою для себя, если хоть одинъ шиллингъ изъ замка попадетъ въ карманъ Спрута.

Безполезно утруждать читателя нравоученіемъ, которое герцогъ прочиталъ ей по этому случаю, выставляя на видъ, какая испорченность можетъ произойти оттого, если станутъ примшивать политику къ торговл, или какое презрніе вкладывала она въ т немногія слова, которыми прерывала его время-отъ-времени.

— Хорошо ли шьетъ человкъ ботинки и умренную ли цну беретъ за нихъ — вотъ что слдуетъ соображать, сказалъ герцогъ выразительно.

— Я согласна вдвое заплатить за дурные ботинки человку, который нейдетъ мн наперекоръ.

— Ты не должна обращать вниманіе, если теб идутъ наперекоръ въ подобномъ дл. Ты унижаешь себя подобнымъ чувствомъ.

А между тмъ самъ онъ изгибался подъ ударами Слайда!

— Я сейчасъ узнаю своего врага, сказала герцогиня:— и пока жива, стану съ врагомъ обращаться какъ съ врагомъ.

Много было сказано въ этомъ род и герцогъ наконецъ объявилъ, что онъ закажетъ Спруту нсколько паръ съ пробковою подошвой, а герцогиня весьма неблагоразумно объявила о своемъ намреніи раззорить Спрута. Эта угроза страшно оскорбила чувство чести герцога. Его жена угрожаетъ раззорить бднаго ремесленника, хочетъ это сдлать по поводу политическихъ длъ городка и на зло своему мужу. Разумется, ему слдовало бы знать, что вся ея вина состояла въ томъ, что она желала раздражить его въ эту минуту. На свт не было боле добродушной женщины и мене способной раззорить кого-нибудь.

Но всякій намекъ на сильвербриджскіе выборы напоминалъ ему жестокія нападки на него и длалъ его угрюмымъ, мрачнымъ и несчастнымъ. Они опять разошлись недружелюбно и почти не говорили за обдомъ.

На слдующее утро пришло въ Мачингъ письмо, сильно увеличившее его раздраженіе противъ всхъ вообще и жены въ особенности. Письмо, хотя на немъ стояло ‘въ собственныя руки’, было распечатано Уорбёртономъ, какъ вс письма, получаемыя герцогомъ, но секретарь нашелъ необходимымъ показать письмо первому министру. Прочтя его, онъ сказалъ Уорбертону, что это ничего не значитъ, и съ полчаса сохранялъ спокойный видъ. Потомъ вышелъ, спрятавъ письмо въ рук, и найдя свою жену одну, далъ ей прочесть.

— Посмотри, что ты навлекла на меня своимъ вмшательствомъ и неповиновеніемъ, сказалъ онъ.

Письмо заключалось въ слдующемъ:

‘Манчестерскій скверъ, 3 августа 187— г.

‘Милордъ герцогъ,

‘Я считаю себя въ прав пожаловаться вашему сіятельству на то, какъ со мною обошлись на послднихъ сильвербриджскихъ выборахъ, гд я былъ вовлеченъ въ большія издержки безъ малйшей возможности быть выбраннымъ въ депутаты. Я знаю, что не говорилъ прямо съ вашей свтлостью объ этомъ, и что не получилъ отъ васъ права предполагать, что ваша свтлость поддержите меня. Но герцогиня положительно предлагала мн мсто депутата и уврила, что я буду имть всю помощь, которую вліяніе вашей свтлости можетъ доставить мн. Мн также было объяснено, что офиціальное положеніе вашей свтлости воспрещаетъ вамъ лично совщаться съ вашимъ кандидатомъ. При подобныхъ обстоятельствахъ, я полагаю, что имю право жаловаться на претерпнныя мною непріятности.

‘Не долго пробылъ я въ городк, какъ уже долженъ былъ увидть, что мое положеніе безнадежно. Люди вліятельные въ городк, которыхъ мн представили вполн преданными вашему сіятельству, выставили третьяго кандидата — такого же либерала, какъ и я — и разумется, никто изъ насъ успха не имлъ, хотя меня, какъ кандидата вашего сіятельства, непремнно выбрали бы, не будь этого. Нельзя сомнваться, что все это было условлено заране, но прежде чмъ мина была взорвана — немедленно по моемъ прізд, какъ я теперь помню — отъ меня потребовали 500 ф. с., чтобы выманить деньги, прежде чмъ истина сдлается извстною мн. Разумется, я не заплатилъ бы 500 ф. с., если бы зналъ, что обычные агенты вашей свтлости въ городк — я могу прямо назвать мистера Спрута — приготовились дйствовать противъ меня. Ноя деньги заплатилъ и думаю, что ваша свтлость согласитесь со мною, что эта сдлка по справедливости заслуживаетъ весьма позорнаго названія.

‘Милордъ герцогъ, я человкъ бдный и, признаюсь, грхъ это или добродтель, честолюбивый, можетъ быть, я былъ бы не прочь согласиться на издержки, которыхъ впрочемъ оправдать нельзя при достиженіи нкоторыхъ публичныхъ цлей. Но я долженъ сказать, при всемъ моемъ уваженіи къ вашей свтлости лично, что не чувствую никакого желанія перенести терпливо эту потерю. Я и не подумалъ бы соваться въ сильвербриджскіе выборы, если бы герцогиня не уговорила меня. Я не ршился бы даже рисковать сомнительнымъ состязаніемъ. Но я выступилъ впередъ по предложенію герцогини, поддерживаемый ея личными увреніями, что это мсто непремнно достанется мн, такъ какъ находится въ рукахъ вашей свтлости. Разумется, было понятно, что ваша свтлость вмшиваться не станете, но понятно было и то, что вліяніе вашей свтлости на время было передано герцогин. Я увренъ, что сама герцогиня подтвердитъ, что она сама дала мн право считать себя кандидатомъ вашей свтлости.

‘Конечно, я могу пожаловаться на мистера Вайза, которому я заплатилъ деньги, но чувствую, что какъ джентльменъ не долженъ длать этого, не отнесясь къ вашей свтлости, потому что могутъ оказаться обстоятельства — я не скажу вредныя для вашей свтлости, но не совсмъ приличныя. Я не могу однако думать, чтобы ваша свтлость пожелали, чтобы такой бдный человкъ какъ я, отыскивая возможность вступить въ публичную жизнь, поплатился такъ тяжело вслдствіе ошибки со стороны герцогини. Если ваша свтлость можете помочь мн вступить въ Парламентъ депутатомъ отъ другого мста, я охотно покорюсь понесенной потер. Я впрочемъ не смю надяться на подобную помощь. Но въ такомъ случа, я думаю, ваша свтлость должны видть, что я буду вознагражденъ.

‘Имю честь быть, милордъ герцогъ,

‘вашего сіятельства преданный слуга
‘Фердинандъ Лопецъ.’

Герцогъ стоялъ въ комнат жены, спиною къ камину и устремивъ на нее глаза, пока она читала это письмо. Онъ не торопилъ ее и она читала не очень скоро. Многое даже она прочла два раза, сильно красня при этомъ. Она читала такъ внимательно отчасти потому, что письмо удивило даже ее, а отчасти оттого, что ей нужно было сообразить, какъ выдержать гнвъ мужа.

— Ну, что ты скажешь на это? спросилъ онъ.

— Разумется, наглецъ.

— Это такъ, хотя не знаю, пріятно ли мн, что ты называешь его такимъ образомъ. Онъ былъ твоимъ другомъ.

— Знакомымъ.

— Ты его выбрала кандидатомъ наперекоръ моимъ желаніямъ и продолжала его поддерживать, прямо ослушиваясь моихъ приказаній.

— Вдь мы ужь прежде объяснялись на счетъ этого ослушанія.

— Такія вещи объясненіями покончиться не могутъ. Дурные поступки скрыть объясненіями нельзя. Неужели теб не стыдно, что твое имя повторялъ разъ двадцать съ такою хулой этотъ человкъ?

— Ты хочешь затоптать меня въ грязь, потому что я приняла его ошибкой за джентльмена.

— Это еще не все. Для того, чтобы услужить такой презрнной твари, ты забыла мои просьбы, мои приказанія, мое положеніе. Я объяснялъ теб, почему я боле всхъ мужчинъ на свт, и почему ты боле всхъ женщинъ на свт не должны длать этого, а между тмъ ты это сдлала, принявъ за человка подобную свинью! Что мн длать? Какъ мн освободиться отъ затрудненій, которыми ты опутываешь меня? Моихъ враговъ преодолть я могу, но не могу избгнуть ямъ, которыя роетъ для меня моя жена. Я могу только удалиться въ частную жизнь и искать утшенія въ моихъ дтяхъ и книгахъ.

Въ голос его слышалось такое искреннее страданіе, что оно на минуту лишило ее силъ. Она не могла придумать ни шутокъ, ни сарказмовъ, ни женскаго ворчанія. Хотя она нисколько не соглашалась съ нимъ, когда онъ говорилъ о необходимости удалиться въ частную жизнь, оттого что къ нему было написано такое письмо, хотя она была неспособна понять вполн раздраженіе, терзавшее его, она все-таки знала, что онъ страдаетъ, и признавалась себ, что была причиною этого страданія.

— Мн жаль! воскликнула она наконецъ,— Что еще могу я сказать?

— Что я долженъ длать? Что можно сказать этому человку? Уорбертонъ прочелъ письмо и подалъ мн его молча. Онъ могъ видть, какое это ужасное затрудненіе.

— Разорви письмо и покончи этимъ.

— Я не знаю наврно, не правъ ли онъ съ своей стороны. Онъ, конечно, какъ ты говоришь, наглецъ, а то не предъявлялъ бы такихъ правъ. Онъ пользуется ошибкой, сдланной доброй женщиной по милости ея сумасбродства и тщеславія — тутъ герцогиня немножко надулась, но къ счастію онъ этого не видалъ — и самъ знаетъ это очень хорошо. А все-таки онъ съ своей стороны правъ. Для него въ Сильвербридж не было возможности на успхъ посл моего заявленія. Деньги его были положительно брошены. Это твои убжденія и потомъ твое поощреніе заставили его истратить эти деньги.

— Заплати ихъ. Ты отъ этого не раззоришься.

— Ахъ, если бы мы могли отдлаться отъ затрудненій только деньгами! Ну, положимъ, я заплачу. Я начинаю думать, что долженъ заплатить, что не могу оставить безъ отвта такую жалобу. Но когда заплачу, потомъ что будетъ? Неужели ты думаешь, что такая уплата со стороны перваго министра не сдлается извстна во всхъ газетахъ и меня не обвинятъ въ томъ, что я купилъ молчаніе этого человка?

— Это не подкупъ, если ты ему платишь потому, что считаешь себя обязаннымъ платить.

— Но чмъ я это извиню? Есть вещи священныя какъ небеса, ясныя для Господа какъ свтъ солнца, не оставляющія на совсти ни малйшаго пятна и которымъ человческая злоба можетъ придать черноту ада. Я буду знать, зачмъ заплатилъ эти 500 фунтовъ, затмъ, что женщина самая близкая и дорогая для меня — она съ изумленіемъ посмотрла на него, потому что въ жару увлеченія онъ раскинулъ руками:— въ пылкости своего сумасбродства сдлала самую прискорбную ошибку, отъ которой не позволила своему мужу спасти ее, и такимъ образомъ эту сумму надо выплатить наглецу. Но свту я этого сказать не могу. Я не могу разглашать, что эта небольшая жертва деньгами была самымъ справедливымъ вознагражденіемъ за нанесенный вредъ.

— Говори это везд. Говори это всмъ.

— Нтъ, Гленкора.

— Неужели ты думаешь, что я стану просить отъ тебя пощады, если это моя вина? И какимъ образомъ это можетъ мн повредить? Разв для кого-нибудь будетъ новостью, что я поступила сумасбродно? Разв газеты нарушатъ мое спокойствіе? Мн иногда кажется, Плантадженетъ, что мн слдовало бы быть мужчиною — моя кожа такъ толста — а теб женщиною: твоя такъ нжна.

— Этого не случилось.

— По-крайней-мр, пользуйся толстотою моей кожи. Пошли ему 500 фунтовъ безъ всякаго письма — или вели написать мистеру Уорбертону, или мистеру Морстону. Не скрывай этого. А когда газеты объ этомъ заговорятъ…

— Въ Парламент могутъ объ этомъ спросить.

— Ну, если спросятъ, такъ и говори, что это сдлала я. Говори правду. Ты всегда самъ твердилъ, что одна правда можетъ принести пользу. Пусть правда принесетъ пользу теперь. Я увертываться не стану. Если ты провозгласишь это въ Парламент, то для меня это не будетъ и въ половину такъ оскорбительно, какъ взгляды, которые ты бросаешь на меня теперь.

— Неужели я оскорбилъ тебя? Богу извстно, что умышленно я не желаю оскорблять тебя.

— Оставимъ это. Продолжай. Я знаю, ты думаешь, что я сама навлекла на себя все это. Заплати этому человку, а потомъ, если объ этомъ станутъ говорить, скажи, что это моя вина и что ты заплатилъ эти деньги, потому что я поступила нехорошо.

Когда онъ пришелъ къ ней, она сидла на диван, на которомъ сидла всегда, а мужъ стоялъ предъ нею какъ самовластный повелитель, почти тиранъ. Она чувствовала его тиранство, но сердилась мене обыкновеннаго — или, лучше сказать, не такъ твердо ршилась не уступать ему и держать себя какъ равная ему — потому что сознавалась себ, что сдлала ему вредъ. Она, по ея мннію, сдлала неважный проступокъ, но этотъ проступокъ сдлалъ ему вредъ. Вотъ почему она сидла и покорялась непріятности видть его стоящимъ предъ собою. Но теперь онъ слъ возл нея очень близко и положилъ руку на ея плечо, почти обнялъ.

— Кора, сказалъ онъ:— ты не понимаешь.

— Мн кажется, я никогда не понимаю ничего, отвтила она.

— Ни въ этомъ случа — а можетъ быть, и никогда, что мужъ чувствуетъ къ своей жен. Неужели ты думаешь, что я могу сказать противъ тебя хоть одно слово даже другу?

— Почему?

— Никогда не говорилъ и не могу. Если бы я пылалъ на тебя гнвомъ, никогда не признаюсь ни одной живой душ, кром тебя самой, что ты не совершенство.

— О, благодарю! Если бы ты заставлялъ другихъ бранить меня, мн было бы не такъ чувствительно.

— Не шути со мною теперь, я такъ серіозно говорю! А если я не могъ допустить, чтобы твое поведеніе осуждали даже мои друзья, неужели ты думаешь, что я ршусь уклониться отъ общественнаго порицанія, публично сваливъ на тебя вину?

— Держись истины, ты всегда самъ это говоришь.

— Я, конечно, буду держаться истины. Мужъ и жена всегда должны быть заодно. Онъ долженъ отвчать за ея поступки.

— Тебя однако не могутъ повсить за то, что я убью кого-нибудь.

— Я очень бы желалъ, чтобъ повсили меня. Нтъ, если заплачу эти деньги, я приму на себя и послдствія. Я никакимъ образомъ не сдлаю этого тайкомъ. Но я желалъ бы, чтобы ты помнила…

— Что? Я, конечно, никогда не забуду всхъ этихъ непріятностей изъ-за грязнаго городишки, въ которомъ, пока я жива, не будетъ моя нога.

— Я желалъ бы, чтобъ ты помнила, что во всхъ твоихъ поступкахъ ты имешь дло съ моими чувствами, съ моею репутаціей. Ты можешь отдлить себя отъ меня, да я и не желаю даже цною всего этого, чтобы такое раздленіе было возможно. Ты говоришь, что у меня кожа тонка.

— Это такъ. У тебя то, что называютъ деликатною организаціей, а я грубая и ужасно пошлая женщина.

— Ты также должна сдлаться чувствительной для меня.

— А я желала бы сдлать тебя толстокожимъ для самаго тебя. Это единственный способъ жить спокойно въ такомъ грубомъ и пошломъ свт.

— Будемъ оба стараться поступать какъ слдуетъ, сказалъ онъ, обнимая ее и цлуя.— Мн кажется, я сейчасъ пошлю деньги этому человку. Это меньшее изъ золъ. И чтобы между нами ничего боле не было говорено объ этомъ.

Онъ оставилъ ее и вернулся — не въ тотъ кабинетъ, гд привыкъ въ Мачинг работать съ своимъ секретаремъ — а въ маленькую комнатку, въ которой проводилъ много горькихъ минутъ, размышляя о неудавшейся десятичной систем, посредствомъ которой когда-то надялся сдлаться однимъ изъ величайшихъ благодтелей своей націи, перебирая въ ум непріятности, которыя навлекла на него жена, и сожаля о герцогской корон, которая въ цвт лтъ изгнала его изъ Нижней Палаты.

Онъ слъ и цлый часъ не трогался съ мста, не брался за перо, и не раскрывалъ книги. Онъ старался сообразить, какія послдствія повлечетъ за собою уплата денегъ мистеру Лопецу. Но когда соображенія ничего ему не объяснили, онъ спросилъ себя, не требуетъ ли строгая справедливость, чтобы онъ заплатилъ деньги, несмотря ни на какія послдствія.

Онъ подошелъ къ своему письменному столу, написалъ чекъ въ 500 ф. с. на имя Фердинанда Лопеца, а потомъ заставилъ своего секретаря отправить слдующую записку:

Мачин, 4 августа 187—.

‘Серъ,

‘Герцогъ Омніумъ прочелъ письмо, которое вы написали къ нему третьяго числа текучаго мсяца. Герцогъ Омніумъ, чувствуя, что можетъ быть вы ршились вступить въ состязаніе по послднимъ выборамъ въ Сильвербридж вслдствіе ошибочныхъ свдній, сообщенныхъ вамъ въ Гэтерумскомъ замк, поручилъ мн приложить къ сему чекъ на 500 ф. с.— сумму, истраченную, по вашимъ словамъ, для сильвербриджскихъ выборовъ.

‘Имю честь быть, серъ,

‘Вашъ покорнйшій слуга
‘Артуръ Уорбертонъ.’

‘Фердинанду Лопецу, эсквайру.’

Глава XLIII.
Камедь.

Читатель, безъ сомннія, подумаетъ, что Фердинандъ Лопецъ находился въ весьма стсненномъ положеніи, если ршился послать герцогу такое письмо. Но этому причиною былъ не недостатокъ въ деньгахъ. Можетъ быть, помнятъ, что тесть заплатилъ ему эти 500 ф. с., и когда Лопецъ писалъ это письмо, онъ уврялъ себя, что если по какому-нибудь чуду письмо это побудитъ герцога къ уплат, то онъ возвратитъ деньги Вортону. Но, отправляя свое письмо, онъ денегъ не ожидалъ, какъ не ожидалъ и мста, о которомъ упомянулъ въ конц письма. Онъ хотлъ только сдлать непріятность герцогу и вовлечь его въ переписку.

Хотя этотъ человкъ всю жизнь жилъ въ Англіи, онъ не пріобрлъ того познанія въ способахъ, посредствомъ которыхъ длаются дла между людьми извстнаго класса. Онъ не понималъ, что общаніе герцогини помочь ему въ Сильвербридж онъ долженъ былъ принять въ его настоящемъ смысл, и что ея помощью онъ могъ воспользоваться, насколько она могла оказать ее — но въ случа, если бы эта помощь оказалась недйствительной, честь обязывала его покориться послдствіямъ безропотно, каковы бы эти послдствія ни были. Онъ находилъ, что ему былъ сдланъ большой вредъ и что онъ долженъ былъ за это сердиться — хотя бы даже на женщину. Онъ зналъ очень хорошо, что не можетъ писать самой герцогин, хотя ему иногда приходилъ въ голову планъ напасть на нее публично и высказать, какъ она повредила ему. Онъ почти ршился сдлать это въ ея собственномъ саду въ Горнс, но тогда появленіе Артура Флечера помшало ему, и онъ вылилъ свой гнвъ въ другую сторону.

Но его ярость на герцога и герцогиню оставалась и онъ обыкновенно высказывалъ ее въ весьма сильныхъ выраженіяхъ въ контор Сексти Паркера, громко разглагольствуя о своемъ положеніи, о томъ, что онъ сдлаетъ, и о вред, нанесенномъ ему Сексти Паркеръ сочувствовалъ ему вполн, особенно относительно 500 ф. с., которые онъ получилъ отъ Вортона и которые перешли въ сундукъ Сексти.

Въ это время Лопецъ и Сексти предприняли большую спекуляцію и душа Сексти вовсе не была спокойна. Онъ все думалъ о своей жен, дтяхъ и объ ужасахъ, которые могутъ случиться съ ними. Однако до-сихъ поръ деньги постоянно являлись отъ Лопеца, когда въ нихъ встрчалась надобность, и Сексти очень хорошо примчалъ то обстоятельство, что Лопецъ живетъ своимъ собственнымъ хозяйствомъ и, повидимому, безъ ущерба для своихъ выгодъ.

— Ну, никогда не слыхалъ ничего подобнаго, сказалъ онъ, когда Лопецъ распространялся о своихъ обидахъ.— Вотъ что герцоги и герцогини называютъ честью между ворами! Ну, Ферди, мой милый, если выдержишь это, то ты выдержишь все.

Въ это послднее время Сексти сдлался очень фамильяренъ съ своимъ товарищемъ.

— Я не намренъ выдерживать, возразилъ Лопецъ и тутъ же написалъ письмо, на которомъ выставилъ ‘Манчестерскій скверъ’. Онъ старался сдлать это письмо какъ можно обидне. У него достало ума придумать слова, которыя должны были уязвить бднаго герцога и смутить герцогиню. Онъ позаботился сохранить черновую, чтобы опять воспользоваться этимъ и направить дале свое мщеніе. Но, конечно, онъ не ожидалъ воспослдовавшаго результата.

Когда Лопецъ получилъ письмо секретаря съ деньгами, онъ сидлъ напротивъ тестя за завтракомъ, а жена его длала чай. Немногіе изъ его писемъ приходили на Манчестерскій скверъ. Контора Сексти Паркера или клубъ были для этого боле удобными мстами, но онъ думалъ, что Манчестерскій скверъ иметъ какъ будто боле приличный видъ.

Когда онъ распечаталъ письмо, разумется, чекъ съ подписью герцога бросился ему въ глаза. Онъ увидалъ даже сумму прежде, чмъ прочелъ письмо, и быстро взглянулъ чрезъ столъ на своего тестя. Вортонъ, конечно, могъ бы видть чекъ и даже сумму, и вроятно подпись, безъ малйшаго подозрнія относительно свойства уплаты. Но онъ лъ хлбъ съ масломъ и вовсе не думалъ о письм. Лопецъ спряталъ чекъ, прочелъ нсколько строкъ, написанныхъ секретаремъ, и спряталъ все въ карманъ.

— Итакъ, серъ, вы намрены хать въ Гертфордширъ пятнадцатаго? сказалъ онъ очень веселымъ голосомъ.

Веселый голосъ былъ еще пріятенъ старику, но молодая жена уже начала недоврять ему. Она научилась, хотя не сознавала, какъ выучила этотъ урокъ, что этотъ веселый тонъ показывалъ если не обманъ, то по-крайней-мр какую-нибудь скрытность. Этотъ тонъ раздражалъ ее и когда она слышала его, лобъ ея нахмуривался и на лиц ея появлялась грусть. Мужъ ея это примчалъ и зналъ въ такое время, что она недовольна имъ. Онъ не зналъ, какіе поступки, а главное какія чувства ставились ему въ вину — не понимая границъ, отдлявшихъ добро отъ зла — но зналъ, что жена часто осуждаетъ его, и жилъ въ страх, что отецъ жены также станетъ осуждать его. Если бы дло шло только о жен, онъ скоро отучилъ бы ее отъ осужденія. Онъ скоро заставилъ бы ее не показывать своего неодобренія. Но онъ поселился въ дом старика, гд старикъ могъ видть не только его, но и обращеніе съ нимъ его жены, а доброжелательство старика и его хорошее мнніе были для него необходимы. Но онъ все-таки не могъ удержаться, чтобы не бросить на жену сердитый взглядъ, когда увидлъ это выраженіе на ея лиц.

— Кажется, поду, сказалъ адвокатъ:— я долженъ похать куда-нибудь. Мой отъздъ не долженъ вамъ мшать.

— Мы ршили нанять котеджъ въ Доверкорт, сказалъ Лопецъ.— Мсто не очень веселое и не модное, но оно здорово и я легко могу здить въ городъ. Къ несчастію, мои дла не позволяютъ мн эту осень совсмъ ухать изъ Лондона.

— Я желалъ бы, чтобъ мои дла удержали меня, сказалъ адвокатъ.

— Я не знала, что ты ршился хать въ Доверкортъ, сказала Эмилія.

Лопецъ сказалъ Вортону какъ будто они ршили это вмст, а такъ какъ она только разъ слышала о Доверкорт отъ мужа, то была недовольна, зачмъ онъ говоритъ ложь. Она знала, что онъ ее возьметъ или оставитъ, какъ ему вздумается. Если бы онъ сказалъ смло: ‘Мы подемъ въ Доверкортъ. Я такъ ршилъ. Это удобно для меня’, она осталась бы довольна. Она понимала, что онъ намренъ поступать по своему въ подобныхъ вещахъ, но ей казалось, что онъ хочетъ держать себя какъ тиранъ, не имя для этого необходимаго мужества.

— Мн казалось, что теб это пріятно, сказалъ онъ.

— Мн вовсе не пріятно.

— Стало быть, такъ какъ это удобно для моихъ длъ, мы можемъ считать это ршеннымъ.

Сказавъ это, онъ вышелъ изъ комнаты и отправился въ Сити. Старикъ все прихлебывалъ чай и мшкалъ за завтракомъ, противъ своего обыкновенія. Онъ всегда торопился въ свою контору и часто уходилъ изъ дома раньше зятя. Эмилія, разумется, оставалась съ нимъ, сидя молча на своемъ мст противъ чайника, размышляя, можетъ быть, о возможности удовольствія въ Доверкорт, хотя два дня тому назадъ первый разъ услыхала это названіе и гд у нея совсмъ не было знакомыхъ. Въ прежніе годы эти осенніе мсяцы, проведенные въ Гертфордшир, были величайшимъ удовольствіемъ въ ея жизни.

Вортонъ также видлъ облако на лиц своей дочери и понялъ смыслъ маленькаго разговора о Доверкорт. Ему было извстно — съ тхъ самыхъ поръ, какъ они перехали въ его домъ — что обращеніе и тонъ молодой жены съ мужемъ не показывали полнаго супружескаго сочувствія. Онъ уже говорилъ себ не разъ, что она сама этого захотла, быть женою этого человка и принимать своего мужа такимъ, каковъ онъ былъ. Если она страдала отъ образа жизни этого человка, онъ, какъ ея отецъ, не могъ ей помочь, не могъ ничего сдлать для нея, если только онъ не будетъ положительно жестокъ. Онъ уже ршилъ это въ ум, но сердце его стремилось къ дочери, и когда онъ думалъ, что она несчастна, онъ жаждалъ утшить ее и сказать, что у нея есть еще отецъ.

Но не пришло еще время, когда онъ могъ утшать ее, сочувствуя ей противъ ея мужа. Изъ ея устъ никогда не вырывалась жалоба. Если ей случалось говоритъ о своемъ муж, то тонъ ея всегда показывалъ любовь. Но все-таки старику хотлось сказать дочери что-нибудь такое, что могло бы показать ей, что его сердце смягчилось къ ней.

— Теб нравится планъ хать въ это мсто? спросилъ онъ.

— Я совсмъ не знаю, каково оно. Фердинандъ говоритъ, что тамъ дешево.

— Неужели это такъ важно?

— Ахъ! да, я этого боюсь.

Это было очень грустно для него. Лопецъ уже получилъ отъ него значительную сумму, хотя посл свадьбы не прошло и года, и теперь жилъ въ Лондон даромъ. До женитьбы онъ всегда говорилъ о себ и о немъ говорили какъ о богатомъ человк, а теперь онъ принужденъ выбирать крошечный приморскій городокъ, потому что тамъ можно жить дешево! Если бы они обвнчались какъ люди бдные, въ этомъ не было бы ничего достойнаго сожалнія и можно бы съ удовольствіемъ отправиться въ такое мсто. Но, соображая вс обстоятельства, это предвщало мало хорошаго для будущаго.

— Ты понимаешь его денежныя дла, Эмилія?

— Ничего не понимаю, папа.

— Я не имю ни малйшаго желанія разузнавать. Можетъ быть, мн слдовало бы разспросить прежде — но теперь, если стану разспрашивать, то ужь его. Но мн кажется, жена должна бы знать.

— Я не знаю ничего.

— Въ чемъ состоятъ его дла?

— Не имю понятія. Я прежде думала, что онъ участвуетъ въ торговл Мильса Гепертона и съ господами Гёнки и сыновья.

— А онъ не участвуетъ?

— Кажется, нтъ. Онъ иметъ товарищемъ какого-то Паркера, который… какъ мн кажется… не джентльменъ. Я никогда его не видала.

— Что онъ длаетъ съ этимъ Паркеромъ?

— Кажется, они покупаютъ гуано.

— Я думаю, что это была только одна спекуляція.

— Я боюсь, что онъ потерялъ деньги, папа, на сильвербриджскихъ выборахъ.

— Я это заплатилъ, сказалъ Вортонъ сурово.

Какъ же Лопецъ не сказалъ жен, что получилъ деньги отъ ея отца?

— Вы заплатили? Какъ вы добры! Я боюсь, папа, что мы вамъ въ тягость.

— Я не заботился бы объ этомъ, душа моя, если бы между вами были довріе и счастіе. Не все ли мн равно, когда ты получишь твои деньги, теперь или посл, только бы он были теб полезны. Я желалъ бы, чтобъ онъ былъ откровененъ со мною и разсказалъ мн все.

— Передать ему ваши слова?

Онъ подумалъ минуты дв, прежде чмъ отвтилъ дочери. Можетъ быть, если скажетъ ему жена, это сдлаетъ на него боле впечатлнія.

— Если ты думаешь, что онъ не разсердится на тебя, тогда скажи.

— Я не знаю, зачмъ ему сердиться. Я ничего не боюсь сказать ему.

— Такъ скажи. Скажи ему, что ему лучше разсказать мн настоящее положеніе его длъ. Господь съ тобою, моя милая!

Онъ наклонился, поцловалъ ее и пошелъ въ свою контору.

Фердинандъ Лопецъ ршилъ положить въ карманъ деньги герцога и не говорить о нихъ Вортону въ то время, какъ сидлъ за завтракомъ. Онъ позаботился спрятать чекъ, но сдлалъ это въ ту минуту только для того, чтобы успть сообразить, прежде чмъ сдлаетъ какой-нибудь шагъ.

Выходя изъ дома, онъ сообразилъ и думалъ, что эти деньги слдуетъ отдать Вортону. Тесть очень великодушно заплатилъ его издержки по выборамъ, но поступилъ такимъ образомъ не для того, чтобы сдлать ему подарокъ. Лопецъ жаллъ, зачмъ герцогъ это сдлалъ. Передавая чекъ Вортону, онъ будетъ принужденъ разсказать исторію своего письма къ герцогу и былъ увренъ, что Вортонъ не одобритъ подобнаго письма. Кто могъ одобрить его жалобу на истраченныя деньги, когда он были уже возвращены ему? Какъ могъ такой человкъ какъ Вортонъ — старинный англійскій джентльменъ — одобрить подобное требованіе, сдланное при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ? Вортонъ, весьма вроятно, станетъ настаивать на томъ, чтобы чекъ послать обратно герцогу — а это было бы весьма печальнымъ концомъ для достигнутаго торжества.

Чмъ боле думалъ Лопецъ объ этомъ, тмъ боле убждался, что не благоразумно было бы упомянуть Вортону о письм къ герцогу. Лопецъ говорилъ себ, что ныншніе старики дураки, ничего не понимающіе. Потомъ эти деньги приходились очень кстати для него. Онъ хотлъ добиться согласія Сексти Паркера на одну большую спекуляцію и зналъ, что не можетъ сдлать этого, не показавъ наличныхъ денегъ. Поэтому онъ наконецъ ршилъ, что деньги эти онъ употребитъ пока для себя и ничего не скажетъ Вортону. Не есть ли это добыча, исторгнутая отъ непріятеля его мужествомъ и искуствомъ? Когда онъ увдомлялъ Уорбертона о полученіи денегъ, онъ уже смотрлъ на эти деньги какъ на сумму, исторгнутую отъ герцога совершенно независимо отъ уплаты, сдланной его тестемъ.

Въ этотъ день для Сексти Паркера сдлалось очевидно, что его товарищъ человкъ съ большими средствами. Хотя дла иногда казались очень плохи, но деньги оказывались всегда. Нкоторыя покупки и продажи оказывались удачны, нкоторыя нтъ. Большихъ спекуляцій еще не предпринимали, но постоянно ожидали ихъ. Опасенія Сексти были сильно преувеличены сознаніемъ, что кофей и гуано не всегда были покупаемы. Его товарищъ однако былъ такого мннія, что въ такой торговл, какою занимались они, не было никакой надобности въ самомъ дл покупать кофей и гуано, и объяснялъ свою теорію очень краснорчиво.

— Зачмъ я покупаю грузъ кофею и держу его шесть недль, и зачмъ покупатель продаетъ его, а не удерживаетъ у себя? Потому что онъ находитъ, что выгодне продать, а я нахожу, что выгодне купить по извстной цн. Это все равно какъ если бы мы посредствомъ пари поддерживали наше мнніе. Онъ поддерживаетъ пониженіе, а я повышеніе. Я только слжу за цнами на рынк, но мн нтъ никакой надобности покупать всего.

Сексти Паркеръ до завтрака всегда думалъ, что его товарищъ не правъ, но посл завтрака почти ежедневно становился приверженцемъ великой доктрины. Кофей и гуано все-таки приходилось покупать, потому что свтъ былъ тупъ и не хотлъ учиться торговымъ фокусамъ, преподаваемымъ Фердинандомъ Лопецомъ — а также можетъ быть и оттого, что многимъ этомъ товаръ былъ нуженъ — но нашъ предпріимчивый герой думалъ одно время, что онъ не долженъ навязывать себ такой излишней тяжести.

Въ тотъ день, когда деньги герцога пошли въ дло, Сексти согласился на одну большую спекуляцію, къ которой товарищъ уговаривалъ его цлую недлю. Они купили грузъ камеди изъ Новой Зеландіи. Лопецъ имлъ причины думать, что камедь должна очень повыситься въ цн. Былъ большой запросъ на янтарь и его можно было замнить камедью, которая чрезъ полгода непремнно удвоится въ цн. Но, къ несчастію, этотъ грузъ слдовало дйствительно купить. Лопецъ не могъ найти ни одного человка, такого предпріимчиваго, который отважился бы торговать камедью по его способу. И такъ дйствительно грузъ былъ купленъ, и имена Лопеца и Сексти стояли на векселяхъ, данныхъ за товаръ.

Въ этотъ день Лопецъ вернулся домой очень веселый, потому что врилъ своему уму и счастію.

Глава XLIV.
Вортонъ думаетъ написать новое завщаніе.

Въ тотъ же день, тотчасъ по возвращеніи мужа, жена заговорила съ нимъ по порученію отца. Въ этотъ вечеръ Вортонъ обдалъ въ клуб и поэтому предъ ними былъ цлый вечеръ, но разговоръ предстоялъ непріятный и потому Эмилія приступила къ этому тотчасъ — начала почти прежде, чмъ мужъ услся въ кресло, которое присвоилъ себ въ гостиной.

— Папа говорилъ сегодня утромъ о нашихъ длахъ, когда ты ушелъ, и онъ думаетъ, что было бы гораздо лучше, если бы ты разсказалъ ему все.

— Отчего онъ заговорилъ объ этомъ сегодня? спросилъ Лопецъ, почти съ гнвомъ обернувшись къ жен и подумавъ тотчасъ о чек герцога.

— Мн кажется весьма естественно, что онъ тревожится о насъ, Фердинандъ — и еще естественне, потому что у него есть деньги, которыми онъ можетъ располагать какъ хочетъ.

— Я не просилъ у него ничего послднее время, хотя намренъ попросить, и очень безцеремонно. Три тысячи не Богъ знаетъ какая сумма для твоего отца.

— Онъ также вдь заплатилъ и за выборы.

— Такъ онъ жаловался объ этомъ безъ меня? Я не просилъ у него этихъ денегъ. Онъ самъ предложилъ. Я не былъ такъ глупъ, чтобы отказаться, но ему некчему было выставлять это за обиду предъ тобою.

— Онъ и не называлъ это обидой. Я говорила, что выборы стоили теб дорого.

— Зачмъ ты это сказала? Зачмъ ты заговорила объ этомъ? Зачмъ ты разсуждаешь о моихъ длахъ безъ меня?

— Съ моимъ-то отцомъ! Вдь ты самъ говоришь мн каждый день, что я должна убждать его помочь теб.

— Не жалобами на мою бдность. Но какъ все это началось?

Ей нужно было подумать съ минуту, прежде чмъ она могла припомнить, какъ это началось.

— Тутъ было что-нибудь, сказалъ онъ:— что ты стыдишься мн сказать.

— Мн нечего стыдиться говорить теб. И прежде было ничего, и теперь не будетъ ничего.

Она встала съ этими словами, раскрывъ глаза и расширивъ ноздри.

— Что ни случилось бы, какое несчастіе ни постигло бы насъ, я никогда не буду стыдиться за себя.

— Но за меня!

— Зачмъ ты это говоришь? Зачмъ ты стараешься возбудить неудовольствіе между нами?

— Ты говорила о моей бдности.

— Отецъ мой спрашивалъ, зачмъ теб надо перехать въ Доверкортъ, и не оттого ли, что тамъ дешевле.

— Теб же надо хать куда-нибудь?

— Совсмъ нтъ. Я согласна остаться въ Лондон, Но я говорила, что по моему мннію въ этомъ играютъ роль издержки. Это вдь и правда.

— Куда же ты хочешь хать? Врно Доверкортъ мсто не модное.

— Мн не нужно ничего.

— Если ты думаешь хать за границу, я не могу найти для этого времени. Въ этомъ деньги не играютъ накакой роли и совсмъ не твое дло было объ этомъ говорить. Я выбралъ это мсто потому, что тамъ тихо и я легко могу здить взадъ и впередъ. Мн жаль, зачмъ я перехалъ въ этотъ домъ.

— Зачмъ ты говоришь это, Фердинандъ?

— Потому что ты съ твоимъ отцомъ строите каверзы у меня за спиною. А я ненавижу это боле всего.

— Ты очень несправедливъ, сказала она, зарыдавъ:— я никогда каверзъ не строила. Я ничего не длала противъ тебя. Разумется, папа долженъ знать.

— Зачмъ онъ долженъ знать? Какое право иметъ твой отецъ разузнавать мои частныя дла?

— Оттого что теб нужна его помощь. Это весьма естественно. Ты постоянно говоришь мн, чтобы я уговорила его помочь теб. Онъ говорилъ очень ласково, что ему хотлось бы знать твои дла.

— Онъ не узнаетъ. А что касается его помощи, то разумется мн нужно то состояніе, которое онъ долженъ былъ дать теб. Не можетъ же онъ не понимать, что при моихъ длахъ капиталъ долженъ быть мн полезенъ. Я думаю, что и ты должна это понимать.

— Я это понимаю.

— Такъ почему же ты не дйствуешь скоре какъ мой другъ, чмъ его? Зачмъ ты не держишь мою сторону? Мн кажется, что ты гораздо боле его дочь, чмъ моя жена.

— Это очень несправедливо.

— Если бы у тебя была хоть капля храбрости, ты заставила бы его понять, что для тебя онъ обязанъ сказать, что намренъ сдлать, чтобы я могъ извлечь выгоды изъ того состоянія, которое, какъ я полагаю, онъ намренъ дать теб когда-нибудь. Если бы ты хоть сколько-нибудь заботилась помочь мн, ты могла бы имть вліяніе на него. Вмсто этого, ты говоришь съ нимъ о моей бдности. Я не желаю, чтобы онъ считалъ меня нищимъ. Это не есть способъ оплести такого человка, какъ твой отецъ, который самъ богатъ и считаетъ бдность безславіемъ.

— Деньги — это способъ, посредствомъ котораго люди достаютъ деньги. Если бы онъ доврялъ моимъ дламъ, онъ довольно скоро раскошелился бы. А вмсто этого его пріучили думать, что я человкъ съ ничтожными средствами. Онъ когда-нибудь увидитъ свою ошибку.

— Такъ ты не хочешь съ нимъ говорить?

— Я не могу говорить ему въ одно и то же время, что ты богатъ и что теб нужны деньги.

— Я совсмъ этого не говорю. Если я увижу, что это для меня удобно, я буду съ нимъ говорить. Но для меня было бы гораздо легче, если бы я могъ уговорить тебя помогать мн.

Эмилія въ это время уже знала очень хорошо, что значитъ такая помощь. Онъ такъ откровенно говорилъ съ нею, что она ошибиться не могла. Онъ научалъ ее ‘оплести’ ея отца, а теперь опять заговорилъ о ея вліяніи надъ отцомъ. Хотя вс ея обманчивыя мечты разлетлись — о, какъ быстро!— она все-таки знала, что обязана оставаться преданной мужу и быть скоре его женою, чмъ дочерью своего отца. Но что могла она сказать въ его пользу, ничего не зная о его длахъ? Она не имла никакого понятія о томъ, въ чемъ состоятъ его дла, каковъ былъ его доходъ, сколько она могла тратить денегъ какъ его жена. На сколько она могла видть — а ея здравый смыслъ въ такихъ вещахъ былъ вренъ — у него не было постояннаго дохода. Для себя она ни о чемъ не хотла спрашивать его. Гордость не позволяла ей спрашивать его о томъ, что онъ долженъ былъ сообщить ей безъ всякой просьбы. Но она должна сказать ему, что не можетъ употребить вліяніе на отца, потому что не знаетъ обстоятельствъ, которыми можетъ руководиться ея отецъ.

— Я не могу помогать теб такимъ образомъ, какъ ты хочешь, сказала она:— потому что я сама не знаю ничего.

— Ты знаешь, что можешь положиться на меня, что я употреблю твои деньги какъ можно выгодне, если получу ихъ.

Она этого не знала и промолчала.

— Ты можешь уврить его въ этомъ.

— Я могу только сказать, чтобы онъ разсудилъ самъ.

— Ты хочешь сказать, что предпочтешь отправить меня къ чорту, прежде чмъ раскроешь ротъ за меня предъ старикомъ?

Онъ никогда прежде не говорилъ ей такихъ словъ, и она залилась слезами. Для нея это было ужаснымъ оскорбленіемъ. Не знаю, должна ли женщина очень обижаться, если ея мужъ иногда забудется и употребитъ ругательное слово въ разговор съ нею. Такая обида не мшаетъ мужу быть добрымъ, ласковымъ и внимательнымъ къ жен. Но жена должна быть, пріучена къ этому постепенно, потомъ все зависитъ, какимъ тономъ говорится это. Но теперь эти слова были сказаны съ грубой и пошлой запальчивостью. Это показалось жертв признакомъ страшнаго кризиса въ ея супружеской жизни, какъ будто человкъ, сказавшій ей это, не могъ никогда боле любить ее, быть ласковымъ къ ней и кроткимъ какъ любовникъ. Говоря эти слова, онъ смотрлъ на нее такъ, какъ будто хотлъ разорвать ее на куски. Она была испугана, приведена въ ужасъ, изумлена. Она не могла сказать ему ни слова. Она не знала, въ какихъ выраженіяхъ пожаловаться на такое обращеніе. Она залилась слезами и, бросившись на диванъ, закрыла лицо обими руками.

— Ты сама вызываешь меня къ запальчивости, сказалъ онъ.

Но она все еще не могла съ нимъ говорить.

— Я вернулся изъ Сити, уставъ отъ трудовъ, взволнованный тысячью заботами, а ты не можешь мн сказать ласковаго слова!

Наступило молчаніе, во время котораго она все рыдала.

— Если твой отецъ хочетъ говорить со мною, пусть говоритъ. Я не убгу. Но самъ расказывать ему о моихъ длахъ я не намренъ.

Онъ замолчалъ опять.

— Полно, старушонка, развеселись. Не притворяйся разогорченной оттого, что я сказалъ крпкое словцо. Въ свт приходится переносить многое еще хуже этого.

— Я… я… я такъ испугалась, Фердинандъ.

— Мужчина не всегда можетъ помнить, что онъ говоритъ не съ мужчиною. Забудь объ этомъ, но помни, что въ нашемъ положеніи твое вліяніе на отца можетъ составить мое счастіе или погубить меня.

Посл этого онъ вышелъ изъ комнаты.

Эмилія сидла минутъ десять и думала обо всемъ. Слова, сказанныя имъ, были такъ ужасны, что она не могла выкинуть ихъ изъ головы — не могла считать ихъ бездлицею. Его мрачная физіономія еще представлялась ей, и то отсутствіе всякой нжности, та несупружеская и вмст съ тмъ супружеская грубость, которая во всякомъ случа должна была бы не появляться въ немъ такъ скоро. Весь онъ совсмъ не походилъ на то, что она думала о немъ.

До брака она ни слова не слыхала отъ него о деньгахъ. Онъ говорилъ съ нею о книгахъ, особенно о поэзіи. Ему казались дороги Шекспиръ, Мольеръ, Данте и Гёте. Онъ выражалъ такія прекрасныя идеи о женщинахъ и мужчинахъ въ ихъ сношеніяхъ съ женщинами. Для него она разсталась со всми прежними друзьями. Для него она вступила въ бракъ, непріятный для ея отца. Для него она закрыла свое сердце для другого обожателя. Полагаясь на него вполн, она отважилась думать, что лучше знаетъ свое счастіе, чмъ т, которые совтовали ей, и отдалась ему вполн. Теперь она очнулась, мечты ея исчезли, и слова этого человка еще раздавались въ ея ушахъ.

Они встртились за обдомъ и провели вечеръ безъ всякихъ намековъ на разыгравшуюся между ними сцену. Онъ сидлъ съ журналомъ въ рукахъ и длалъ время-отъ-времени какое-нибудь замчаніе съ намреніемъ ей угодить, но оно терзало ея слухъ своимъ притворствомъ. Она отвчала ему, потому что это была ея обязанность и потому что она не хотла унижаться до того, чтобы дуться, но никакъ не могла ршиться сказать даже самой себ, что можетъ забыть его ужасныя слова.

Она сидла за работой до десяти часовъ, отвчая мужу, когда онъ заговаривалъ съ нею голосомъ тоже притворнымъ, а потомъ пошла спать, чтобы имть возможность поплакать одной. Она знала, что онъ долго не придетъ къ ней.

На слдующее утро, когда Лопецъ одвался, Вортонъ прислалъ сказать, что желаетъ говорить съ нимъ. Придетъ ли онъ внизъ до завтрака, или зайдетъ въ контору мистера Вортона? Онъ послалъ отвтъ, что придетъ въ контору, и назначилъ часъ, а къ завтраку совсмъ не приходилъ, пока не ушелъ Вортонъ.

— Я долженъ итти сегодня къ твоему отцу, сказалъ онъ жен.— Надюсь, что онъ не иметъ намренія поступить безразсудно.

На это она не отвчала.

— Разумется, ты думаешь, что все безразсудство будетъ на моей сторон.

— Я не знаю, почему ты это говоришь.

— Потому что я могу читать твои мысли. Ты всю жизнь сидла въ одной ладь съ твоимъ отцомъ и никакъ не можешь перелзть изъ его ладьи въ мою. Напрасно я перехалъ сюда, разумется, я не могъ этимъ способомъ избавить тебя отъ его вліянія.

Она ничего не могла сказать такого, что не разсердило бы его, и потому молчала.

— Ну, должно быть, мн придется самому дйствовать какъ умю. Прощай!— и онъ ушелъ.

— Я желаю знать, сказалъ Вортонъ, которому Лопецъ умышленно предоставилъ начать разговоръ:— я желаю знать, въ чемъ состоятъ ваши дла, я никогда не могъ этого понять.

— Я и самъ хорошенько не понимаю, отвчалъ Лопецъ смясь.

— Ни одинъ человкъ на свт, продолжалъ старый адвокатъ цочти торжественно: — не иметъ такого нежеланія соваться въ чужія дла какъ я. И такъ какъ я не спрашивалъ васъ объ этомъ до вашей женитьбы — какъ можетъ быть слдовало бы — я не сдлалъ бы этого и теперь, если бы отъ состоянія вашихъ длъ не зависло мое намреніе распорядиться нкоторой частью пріобртеннаго мною состоянія.

Лопецъ немедленно примтилъ, что ему слдуетъ быть насторож. Можетъ быть, если онъ выставитъ себя очень бднымъ, его тесть увидитъ необходимость помочь ему тотчасъ, или можетъ быть, если онъ не покажетъ, какъ достаточно его состояніе, тесть не захочетъ совсмъ ему помочь.

— Сказать вамъ по правд, я намренъ сдлать новое завщаніе. Я, разумется, распорядился моимъ состояніемъ до замужства Эмиліи, теперь эти распоряженія я думаю измнить. Эверетъ очень меня огорчаетъ, и судя по тому, что я вижу изъ нсколькихъ словъ, вырвавшихся у Эмиліи, сказать по правд, я не совсмъ спокоенъ на счетъ вашего положенія. Если я такъ понялъ, то вы — торговецъ, вообще покупаете и продаете товары.

— Это такъ, серъ.

— Какой же капиталъ у васъ въ торговл?

— Какой капиталъ?

— Да, сколько вы положили на ваше дло при начал?

Лопецъ помолчалъ. Онъ уже женатъ. Бракъ расторгнуть нельзя. У Вортона денегъ достаточно для всхъ и онъ, конечно, не лишитъ наслдства своей дочери. Вортонъ можетъ поставить его дйствительно на твердую почву и, вроятно, это сдлаетъ, если только ему можно внушить нкоторое довріе къ зятю. Въ эту минуту зять очень сомнвался, не лучше ли сказать ему всю правду.

— Капиталъ я употреблялъ постепенно, вообще у меня на дла употребляется около восьми тысячъ.

На самомъ же дл у него никогда не было ни одного шиллинга.

— Вы включаете въ это число т три тысячи, которыя получили отъ меня?

— Да, включаю.

— Такъ вы женились на моей дочери и начали дла съ пятью тысячами, которыя были употреблены такъ неосновательно, что чрезъ два мсяца посл женитьбы вы были принуждены обратиться ко мн за деньгами?

— Мн были нужны деньги для нкоторой цли.

— Есть у васъ участникъ въ длахъ, мистеръ Лопецъ?

Въ этихъ словахъ слышалось что-то зловщее.

— Да, у меня есть участникъ, который иметъ капиталъ. Его зовутъ Паркеръ.

— Его капиталъ также принадлежитъ вамъ?

— Я не могу объяснить, но это не такъ.

— Какъ называется ваша фирма?

— У насъ нтъ названія.

— А контора у васъ есть?

— У Паркера есть контора на Танкардскомъ Дворик.

Вортонъ взялъ справочную книгу и нашелъ имя Паркера.

— Мистеръ Паркеръ маклеръ. Вы также маклеръ?

— Нтъ, я не маклеръ.

— Мн кажется, серъ, что вы коммерческій авантюристъ.

— Я вовсе не стыжусь этого названія, мистеръ Вортонъ. Половина длъ въ Лондонскомъ Сити ведется коммерческими авантюристами. Я наблюдаю за рынками, покупаю товары и продаю ихъ съ барышомъ. У мистера Паркера есть деньги, онъ также и маклеръ. Мы очень легко могли бы назваться купцами и поставить надъ дверью: Лопецъ и Паркеръ.

— Вы вмст подписываете векселя?

— Да.

— Лопецъ и Паркеръ?

— Нтъ. Я подписываю и онъ подписываетъ. Я тоже торгую и одинъ, кажется, и онъ длаетъ то же.

— Еще одинъ вопросъ, мистеръ Лопецъ. Съ какого дохода платили вы налогъ послдніе три года?

— Съ двухъ тысячъ годового дохода, сказалъ Лопецъ.

Это была ршительная ложь.

— Можете вы составить мн записку о тхъ суммахъ, которыя имете, и о вашихъ обязательствахъ въ настоящее время?

— Конечно, могу.

— Сдлайте это и пришлите ко мн до моего отъзда въ Гертфордширъ. Мое завщаніе теперь невыгодно для васъ, но я не могу измнить его, пока не узнаю подробне о вашихъ обстоятельствахъ.

На этомъ свиданіе и кончилось.

Глава XLV.
Мистрисъ Паркеръ.

Хотя Вортонъ и Лопецъ встрчались каждый день цлую недлю, ничего боле не было сказано о записк. Старикъ думалъ объ этомъ каждый день, думалъ и Лопецъ. Но Вортонъ полагалъ, что посл своей просьбы онъ ничего боле не можетъ говорить объ этомъ. Онъ не могъ продолжать разговора объ этомъ такъ, какъ сдлалъ бы съ своимъ сыномъ. Но когда день проходилъ за днемъ, онъ все боле и боле убждался, что дла его зятя находятся въ такомъ положеніи, что не могутъ быть обнаружены. Онъ объявилъ о своемъ намреніи измнить завщаніе въ пользу зятя, если зять доставитъ ему удовлетворительное свдніе о себ. А между тмъ ничего не длалось и ничего не говорилось.

Лопецъ вдругъ явился и отнялъ у него дочь. Съ тхъ поръ, какъ этотъ человкъ сдлался коротокъ въ его дом, Вортонъ не зналъ ни одного счастливаго часа. Этотъ человкъ разрушилъ вс планы его жизни, ворвался въ его домъ и разстроилъ даже его семейную жизнь. Разумется, и самъ онъ поступалъ нершительно. Онъ это зналъ и въ своемъ настоящемъ расположеніи духа строго судилъ самого себя.

Съ отчаянія онъ старался полюбить этого человка, былъ къ нему ласковъ, даже принялъ его въ свой домъ. Онъ сказалъ себ, что такъ какъ этотъ человкъ мужъ его дочери, то ему лучше помириться съ этимъ. Онъ старался помириться, но между нимъ и этимъ человкомъ была такая разница, какъ между небомъ и землею. А теперь для него сдлалось ясно, что этотъ человкъ ничмъ не лучше авантюриста, какъ онъ самъ сказалъ ему въ лицо.

Въ своемъ завщаніи онъ отказалъ дв трети Эверету и одну треть дочери, укрпивъ ея часть за ея дтьми, если она выйдетъ замужъ и будетъ имть дтей. Завщаніе это было сдлано нсколько лтъ тому назадъ и Вортонъ давно уже ршилъ перемнить его и раздлить имніе поровну между своими дтьми, но откладывалъ это, намреваясь отдать Эмиліи большую часть ея доли тотчасъ посл ея свадьбы съ Артуромъ Флечеромъ, но все-таки было необходимо написать новое завщаніе.

Когда Вортонъ ухалъ въ Гертфордширъ, онъ еще не ршилъ, что ему длать. Онъ думалъ одно время дать тотчасъ Лопецу значительную сумму, зная, что торговому человку такая помощь будетъ полезна. И онъ не отказался отъ этой мысли, когда просилъ составить записку. Ему не очень улыбалась мысль отдать Лопецу трудомъ нажитыя деньги, но жена этого человка была его дочь и онъ долженъ былъ сдлать для нея все, что только могъ. Для него было непонятно, какъ она ршилась выйти за этого человка. Но это совершилось и теперь какъ ему устроить свои дла наилучшимъ образомъ для ея пользы?

Въ половин августа онъ отправился въ Гертфордширъ, а она въ приморскій городокъ въ Эссеск, выбранный Лопецомъ. Въ конц мсяца тесть написалъ зятю:

‘Любезный Лопецъ (онъ не безъ умысла оставилъ суровое выраженіе ‘мистеръ Лопецъ’, употребленное имъ въ своей контор) — когда мы разсуждали о вашихъ длахъ, я просилъ васъ составить записку о вашемъ дебет и кредит. Я не могу измнить распоряженія о моемъ состояніи, пока не получу отъ васъ этой записки. Если я умру, не измнивъ моего настоящаго завщанія, доля Эмиліи перейдетъ въ руки душеприкащиковъ, которые будутъ распоряжаться этою долей для пользы ея и ея дтей. Говорю вамъ это, чтобы вы могли понять, что отъ исполненія моей просьбы зависятъ ваши собственныя выгоды.

‘Вашъ
‘Э. Вортонъ.’

Разумется, его спрашивали, какъ поживаютъ новобрачные. Въ Вортон эти вопросы предлагались кротко и отъ нихъ уклониться было легко. Сер-Элоредъ удовольствовался легкимъ наклоненіемъ головы, а леди Вортонъ только замтила въ пятый или шестой разъ, что ‘очень жаль’.

Но когда вс отправились въ Лонгбарнсъ, затрудненіе увеличилось. Артура не было и старая мистрисъ Флечеръ дйствовала самовластно.

— Итакъ Лопецы перехали къ вамъ?

Вортонъ проворчалъ что-то въ род утвердительнаго отвта.

— Надюсь, что онъ жилецъ пріятный.

Въ голос старухи была насмшка, которая могла раздражить всякаго.

— Гораздо пріятне, чмъ были бы многіе, сказалъ мистеръ Вортонъ.

— Неужели?

— Онъ вжливъ, терпливъ и не думаетъ, чтобы все окружающее должно согласоваться съ его причудами.

— Я рада, что вы довольны этимъ бракомъ, мистеръ Вортонъ.

— Кто сказалъ, что я доволенъ? Никто не долженъ бы понимать или раздлять мое неудовольствіе такъ искренно, какъ вы, мистрисъ Флечеръ, и никто не долженъ бы такъ осторожно выражаться объ этомъ. Мы съ вами желали другого, а старые люди не любятъ обманываться въ ожиданіяхъ. Но я не долженъ представлять дьявола черне, чмъ онъ есть.

— Я боюсь, что онъ черенъ и безъ того.

— Матушка, сказалъ Джонъ Флечеръ: — дло сдлано и вамъ лучше не упоминать объ этомъ. Мы вс жалемъ, что Эмилія не сдлалась боле близкой къ намъ, но она имла право сама выбрать и по крайней-мр я желаю — такъ же, какъ и мой братъ — чтобы она была счастлива въ избранной ею судьб.

— Онъ такъ хорошо обошелся съ Артуромъ въ Сильвербридж, продолжала злая старуха.

— Оставимъ безъ вниманія его поведеніе, матушка. Что намъ до того?

— Все это очень хорошо, Джонъ, но такимъ образомъ ни о комъ говорить нельзя.

— Я по-крайней-мр предпочелъ бы. сказалъ Вортонъ: — чтобы вы не говорили о мистер Лопец въ моемъ присутствіи.

— О! если такъ, то пусть будетъ такъ. Теперь я понимаю, какъ должна себя держать.

Тутъ старуха выпрямилась и приняла такой видъ, какъ будто это нежеланіе Вортона было для нея оскорбленіемъ и лишало ея всегдашняго предмета для разговора.

— Я вдь не люблю Лопеца, сказалъ потомъ Вортонъ Джону.— Какъ я могу любить такого человка? Но какая польза роптать? Не страданія вашей матери и не мои, и даже не Артуровы длаютъ грустнымъ все это. Какова будетъ ея жизнь? Вотъ въ чемъ вопросъ. А это такъ для меня близко, такъ важно, что я не могу переносить ни насмшекъ, ни состраданія. Я былъ радъ, что вы просили вашу матушку замолчать.

— Я могу это понять, сказалъ Джонъ.— Не думаю, чтобы она стала опять досаждать вамъ.

Между тмъ Лопецъ получилъ письмо Вортона въ Доверкорт и долженъ былъ соображать, какой дать отвтъ. Никакой отвтъ не могъ быть удовлетворителенъ — если онъ не будетъ имть возможности обмануть своего тестя. Но чмъ боле Лопецъ думалъ объ этомъ, тмъ боле убждался, что это невозможно. Осторожный старый адвокатъ не приметъ отвта неподкрпленнаго доказательствами. Часть денегъ — и порядочную — онъ уже выклянчилъ отъ старика. Но ему хотлось чего-нибудь побольше. Хотя Вортонъ былъ старъ, но Лопецу не хотлось ждать смерти даже старика. Слдующіе два-три года — можетъ быть, даже будущій — могли сдлать въ его жизни поворотъ. Онъ женился и долженъ получить состояніе жены все до копейки. Вотъ какъ думалъ онъ — и старикъ обворовываетъ его!

Думая объ этомъ, онъ проклиналъ свою судьбу. Другіе мужья получаютъ тотчасъ состояніе жены. Что могли бы сдлать для него 20,000, будь он въ его рукахъ?

Такимъ образомъ сталъ онъ считать тестя грабителемъ, а себя жертвою. Потомъ, какъ жестоко обошлась съ нимъ герцогиня Омніумъ! И Сексти Паркеръ, котораго онъ намренъ обогатить, тревожитъ его такъ и сякъ.

— Мы сидимъ въ одной ладь, сказалъ Сексти.— Вы пользуетесь моими деньгами. Я не понимаю, зачмъ вамъ такъ гордиться. Привезите вашу женушку въ Доверкортъ, я привезу свою, и пусть он познакомятся.

Немножко поспорили объ этомъ, но Сексти Паркеръ одержалъ верхъ, и такимъ образомъ устроилась поздка въ Доверкортъ.

Лопецъ былъ въ хорошемъ расположеніи духа, когда привезъ туда свою жену и повелъ ее по террасамъ и эспланад этого недостаточно извстнаго приморскаго рая, то приглашая ее любоваться моремъ, то подсмиваясь надъ нарядами гуляющихъ, такъ что Эмилія постепенно приходила къ тому убжденію, что такъ какъ онъ старается быть любезенъ съ нею, то и она должна длать то же самое. Разумется, она не была счастлива. Позолота была такъ быстро снята съ ея кумира, что она не могла быть очень счастлива. Но она могла быть весела.

— А теперь, сказалъ онъ смясь:— я желаю, чтобы ты сдлала что-нибудь для меня — что покажется теб очень непріятно.

— Что же это? Не очень дурное, я уврена.

— А я боюсь, что очень дурное. Мой превосходнйшій, но страшно пошлый участникъ, мистеръ Секстусъ Паркеръ, когда узналъ, что а буду здсь, непремнно захотлъ также привезти сюда свою жену и дтей. Я желаю, чтобы ты познакомилась съ ними.

— Только-то? Ужь, должно быть, она чрезчуръ плоха, если я не буду въ состояніи этого перенести.

— Въ нкоторомъ отношеніи она вовсе не плоха, я считаю ее предоброй, она балуетъ дтей и каждый день кормитъ мужа хорошимъ обдомъ. Но мн кажется, что ты не найдешь ее тмъ, что называется леди.

— Мн это ршительно все-равно. Я стану помогать ей баловать дтей.

— Ты можешь у ней научиться, сказалъ онъ, смотря на жену.

Шуточка была такого рода, что могла бы восхитить молодую жену, но жизнь Эмиліи была уже настолько отравлена, что она восхищаться этимъ не могла. Да, придетъ время, когда и это огорченіе прибавится къ ея жизни. Она опасалась сама не зная чего и часто говорила себ, что для нея было бы лучше не имть дтей.

— Ты его любишь? спросила она.

— Нтъ, не могу сказать, чтобы я любилъ его. Онъ полезенъ и въ нкоторомъ отношеніи честенъ.

— Разв онъ честенъ не во всхъ отношеніяхъ?

— Сказать теб по правд, я не знаю ни одного человка, который былъ бы такъ честенъ.

— Эверетъ честенъ.

— Онъ проигрываетъ въ карты суммы, которыя не можетъ заплатить безъ помощи отца. Откажи ему отецъ, куда двалась бы его честность? Сексти честенъ не мене другихъ, кажется мн, но вполн довриться ему я не ршился бы. Я завтра въ Лондонъ не поду и мы посл завтрака зайдемъ къ нимъ.

Они зашли. Паркеры, имя дтей, обдали рано. Онъ сидлъ на крыльц и курилъ трубку, попивая грогъ и смотря на море. Старшая двочка стояла около него, а жена, окруженная тремя другими дтьми, сидла на ступеняхъ у дверей.

— Я привелъ къ вамъ мою жену, сказалъ Лопецъ, протягивая руку мистрисъ Паркеръ, которая встала.

— Я сказалъ ей, что вы будете, замтилъ Сексти:— и она хотла, чтобы я не курилъ и не пилъ сегодня, но я сказалъ, что если мистрисъ Лопецъ такая дама, какою я ее считаю, то она не станетъ осуждать рабочаго человка за трубку и стаканъ грога въ праздничный день.

Въ этихъ словахъ заключался здравый смыслъ, измнившій отвращеніе, которое могла внушить Эмиліи пошлость этого человка.

— Мн кажется, вы совершенно правы, мистеръ Паркеръ. Мн было бы очень жаль, если… если…

— Если бы я пересталъ курить. Хорошо, я не перестану. Выпьете рюмку хересу, Лопецъ? Хотя я самъ пью водку, но захватилъ однако и хересъ съ собою. Вздоръ! вы должны выпить. Вотъ, Джонъ, хорошо! Пока вино и рюмки, а тамъ пусть какъ хотятъ.

Лопецъ закурилъ сигару и позволилъ хозяину налить ему рюмку хересу, а мистрисъ Лопецъ пошла въ комнаты съ мистрисъ Паркеръ и дтьми.

Мистрисъ Паркеръ тотчасъ пустилась въ откровенности съ своею новою знакомой. Она надялась, что он будутъ ‘часто видться, то-есть, если я не покажусь вамъ слишкомъ навязчивою’. Она говорила, что Секстусъ мало бываетъ дома и прізжаетъ въ Доверкортъ чрезъ день. Потомъ, пока Лопецъ докуривалъ сигару, бдная женщина высказала его жен вс непріятности своей жизни. Находила ли мистрисъ Лопецъ, что вс эти спекуляціи были хороши?

— Я ничего объ этомъ не знаю, мистрисъ Паркеръ.

— Но вы должны знать. Разв вы не находите, что жена должна знать, чмъ занимается ея мужъ, особенно когда есть дти? У меня были деньги, мистрисъ Лопецъ, и я нисколько о нихъ не жалю — вотъ уже ни крошечки — все-таки жен непріятно, если полученное ею отъ отца пойдетъ прахомъ.

— Но разв ихъ дла обратятся въ прахъ?

— Когда онъ мн не говоритъ, я всегда боюсь. Потомъ я вамъ скажу, что мн извстно какъ дважды два — четыре: когда онъ приходитъ домой впопыхахъ, да выпьетъ лишнее, значитъ, онъ недоволенъ своимъ дломъ. Онъ никогда этого не длаетъ, когда цлый день занимался своимъ настоящимъ дломъ. Онъ тогда возится съ дтьми, выпьетъ рюмку посл обда и все разскажетъ мн до-чиста. Но теперь это рдко съ нимъ случается.

— Вамъ можетъ показаться странно, мистрисъ Паркеръ, но я совсмъ не знаю, какими длами занимается мой мужъ.

— И вы не спрашиваете его?

— Я такъ недавно замужемъ, еще нтъ десяти мсяцевъ.

— Я въ это время ужь знала все. И постоянно мн было все извстно до-тхъ-поръ…

Она хотла сказать, пока Лопецъ не появился на сцену. Но она не желала, по-крайней-мр теперь, быть жестокой къ своему новому другу.

— Надюсь, что все идетъ хорошо, сказала Эмилія.

— Иногда онъ держитъ себя такъ, какъ будто весь Англійскій Банкъ принадлежитъ ему. И я должна сказать, что теперь денегъ у насъ въ дом стало больше. И щедре Сексти на свт человка нтъ. Ему хотлось бы видть меня въ шелковомъ плать каждый день, а дтей какъ наряжаетъ! Только я предпочла бы имть побольше да понадежне, чмъ щеголять, да не знать наврно, не придетъ ли всему конецъ.

— Въ этомъ я согласна съ вами.

— Я не думаю, чтобы чувства мужчинъ походили на наши, а я, мистрисъ Лопецъ, какъ ужь желала бы имть врное что-нибудь, хоть бездлицу, только бы дти не нуждались.

Между тмъ мужья на крыльц разсуждали о своихъ длахъ почти въ томъ же дух. Наконецъ Лопецъ показалъ своему пріятелю письмо Вортона и объяснилъ, въ чемъ дло.

— Онъ очень старъ?

— Да, но силенъ какъ лошадь.

— Деньги у него есть?

— На счетъ денегъ сомннія нтъ.

— Вдь онъ говоритъ о завщаніи, а вамъ деньги нужны сейчасъ.

— Разумется, нужны. Я долженъ сочинить письмо и объяснить мои взгляды, онъ наврно не захочетъ довести до бдственнаго положенія свою дочь.

— Чмъ скоре вы напишите, тмъ лучше, сказалъ Паркеръ.

Глава XLVI.
Онъ желаетъ вдругъ разбогатть.

Когда они возвращались домой, Лопецъ сказалъ своей жен, что принялъ приглашеніе обдать на другой день у Паркеровъ. При этомъ обращеніе его было не такъ любезно, какъ въ то время когда онъ просилъ жену сдлать имъ визитъ. Онъ немножко взволновался разговоромъ съ Паркеромъ и теперь выказывалъ свою досаду.

— Не думаю, чтобы этотъ обдъ былъ очень пріятенъ, сказалъ онъ:— но намъ придется, можетъ быть, переносить вещи еще мене пріятныя.

— Я ничего не имю противъ этого.

— Но ты, кажется, не очень дружелюбно къ этому относишься.

— Я думаю, что очень хорошо сошлась съ мистрисъ Паркеръ. Если ты можешь у нихъ обдать, то конечно могу и я. Теб, кажется, онъ не совсмъ нравится, и я желала бы, чтобы ты нашелъ участника по твоему вкусу.

— Вкусу! Въ такихъ вещахъ вкусъ непричемъ. Дло въ томъ, что я нахожусь въ рукахъ этого человка и не вижу возможности вырваться, если твой отецъ не сдлаетъ того, что онъ долженъ сдлать. Ты никакъ не хочешь помочь мн и поэтому должна переносить общество Сексти Паркера и его жены. Очень можетъ быть, что случатся вещи еще похуже товарищества съ Сексти Паркеромъ.

На это Эмилія не отвчала, но ускоряла шаги, чувствуя не только огорченіе, но и сильный гнвъ. Она начала сомнваться, должна ли переносить эти нападки за деньги своего отца.

— Я вижу, въ чемъ дло, продолжалъ онъ.— Ты думаешь, что мужъ долженъ переносить вс непріятности въ жизни, а жена не должна даже и слышать о нихъ.

— Фердинандъ, отвчала Эмилія:— я не думаю, чтобы какой-нибудь мужъ могъ быть такъ несправедливъ къ жен, какъ ты.

— Разумется! потому что я не могу тратить на тебя тысячъ, я несправедливъ.

— Я готова жить, какъ ты укажешь. Если ты бденъ, я согласна терпть бдность. Если даже ты раззоришься, я вынесу и раззореніе.

— Кто говоритъ о раззореніи?

— Если мы будемъ нуждаться, я не стану никогда роптать. Я перенесу все вмст съ тобою и буду стараться переносить весело. Но я не стану просить у отца моего денегъ ни для тебя, ни для себя. Онъ знаетъ, какъ ему слдуетъ поступать. Я врю ему безусловно.

— А мн не вришь совсмъ.

— Я знаю, что онъ совщается съ тобою о томъ, что сдлать. Я могу только повторить — скажи ему все.

— Душа моя, въ этомъ отношеніи, мн кажется, я лучше могу понимать мои выгоды.

— Весьма вроятно. Конечно, я не понимаю ничего, потому что мн неизвстно даже, въ чемъ состоятъ твои дла. Какъ же я могу говорить ему, что онъ долженъ дать теб денегъ?

— Ты можешь просить у него твоихъ собственныхъ денегъ.

— У меня нтъ ничего. Разв я говорила теб когда-нибудь, что у меня есть деньги?

— Ты должна была знать.

— Не хочешь ли ты сказать, что когда ты длалъ мн предложеніе, я должна была отказать теб, потому что не знала, сколько денегъ отецъ дастъ мн? Зачмъ ты не спросилъ моего отца?

— Если бы тогда я зналъ его такъ хорошо, какъ знаю теперь, ты можешь быть уврена, что я сдлалъ бы это.

— Фердинандъ, гораздо лучше не говорить намъ о моемъ отц. Я во всемъ буду стараться поступать такъ, какъ ты желаешь, но не могу слышать, когда оскорбляютъ моего отца. Если ты хочешь сказать ему что-нибудь, обратись къ Эверету.

— Да — когда онъ такой картежникъ, что твой отецъ даже не хочетъ съ нимъ говорить. Твоего отца найдутъ мертвымъ не сегодня-завтра, и вс его деньги будутъ отказаны на какую-нибудь проклятую больницу.

Они находились у двери своего дома, когда онъ это говорилъ, и Эмилія, ничего не отвтивъ, прошла въ свою спальню.

Вс эти горькія вещи Лопецъ говорилъ не потому, что думалъ, будто можетъ такимъ образомъ способствовать своимъ цлямъ — онъ зналъ, что вредитъ себ, выказывая досаду, но жена была въ его власти, а Сексти Паркеръ бунтовалъ. Лопецъ много думалъ въ этотъ день о томъ, съ какимъ восторгомъ онъ ‘отколотилъ бы этого пса’, если бы только это было въ его власти. Но жена находилась въ его власти и ее надо научить покоряться его вол, и дать знать, что хотя ее не отколотятъ, однако будутъ мучить и терзать. И можетъ быть, онъ такъ усмиритъ ее, что заставитъ дйствовать по его приказаніямъ. Все-таки, идя одинъ по морскому берегу, онъ сознался себ, что для него лучше сдержать свой нравъ.

Въ этотъ вечеръ онъ написалъ Вортону и поставилъ въ письм: Танкардскій Дворикъ, такъ что Вортонъ могъ предположить, что это дйствительно его контора и что онъ сидитъ тамъ за работою.

‘Любезный серъ, вы спрашивали у меня записку о моихъ длахъ, но мн было невозможно сдлать это. Со мною то же, что съ тми купцами, которыхъ описывали Шекспиръ и другіе драматурги. Мои товары въ мор и не всегда во-время приходятъ. Имущество мое въ настоящую минуту состоитъ изъ груза конопли, камеди, гуана и сры, цнностью боле чмъ въ 26,000 ф. с., половина принадлежитъ мистеру Паркеру, но за этотъ грузъ заплачена только часть, можетъ быть, немногимъ боле половины. На другую половину наши векселя ходятъ по рукамъ. Но въ феврал эти товары, вроятно, будутъ проданы гораздо дороже тысячъ тридцати. Если бы я могъ теперь имть 5000 ф. с. въ конц февраля, у меня было бы наличныхъ 15,000 ф. с. Я имю еще разныя другія спекуляціи поменьше, вс очень прибыльныя, но въ такомъ положеніи вещей мн невозможно составить записку о состояніи моихъ денежныхъ длъ.

‘Конечно, я нахожусь въ положеніи человка, торгующаго безъ оборотнаго капитала. Меня прельстили выгодныя предложенія. Я слишкомъ далеко протянулъ мою руку. Въ такомъ положеніи ничего не было бы неестественнаго, если бы я попросилъ богатаго тестя помочь мн.

‘Не думаю, чтобы я могъ назваться человкомъ корыстолюбивымъ. Когда я женился на вашей дочери, я не спрашивалъ объ ея состояніи. Занимаясь торговлей, я конечно думалъ, что ея средства — каковы бы они ни были — будутъ присоединены къ моимъ. Я знаю, что 20,000 ф. с., при моей опытности обращаться съ деньгами, дали бы намъ великолпный доходъ. Но я не позволю себ сдлать вопросъ, который можетъ повести къ предположенію, что я женился на ней изъ-за денегъ, а не по любви.

‘Теперь, кажется, вы знаете все, что я могу сказать вамъ. Если вы желаете сдлать еще другіе вопросы, я охотно отвчу на нихъ. Это врно, что состояніе Эмиліи, которое вы намреваетесь дать ей, было бы теперь несомннно полезне для меня — слдовательно, и для нея — чмъ впослдствіи, и я искренно молю Бога, чтобы это время долго не наступило.

‘Прошу меня считать преданнымъ вамъ зятемъ

‘Фердинандомъ Лопецомъ.’

Это письмо онъ самъ отвезъ въ Лондонъ на слдующій день и адресовалъ въ Вортонскій замокъ. Онъ не ожидалъ большихъ результатовъ отъ этого письма. Прочитывая его, онъ съ тягостнымъ чувствомъ сознавалъ, что весь этотъ вздоръ о грузахъ сры и камеди не убдитъ Вортона. Но все это могло быть лучше, чмъ ничего. Онъ былъ обязанъ не пренебрегать письмомъ Вортона къ нему. Когда человкъ находится въ денежныхъ затрудненіяхъ, даже ложь будетъ для него полезне, чмъ молчаніе. Въ судахъ презрніе возбуждаетъ боле ненависти даже, чмъ ложное показаніе. А Лопецъ чувствовалъ, что Вортонъ судья, предъ которымъ онъ обязанъ защищаться.

Въ тотъ же день вернулся онъ въ Доверкортъ и обдалъ съ женою у Паркеровъ. Ни одна женщина ея лтъ не знала боле толку въ обращеніи леди и джентльменовъ, какъ Эмилія Вортонъ. Она понимала очень хорошо, что въ Гертфордшир она была окружена людьми этого сословія, а о тетк своей, мистрисъ Роби, она не могла сказать того же. Безспорно, она была ужасно обманута своимъ мужемъ, но обманъ происходилъ оттого, что изъ его обращенія нельзя было узнать его характеръ. Сидя въ маленькой гостиной мистрисъ Паркеръ и слушая цвтистыя рчи Паркера, Эмилія понимала, что попала къ людямъ, въ обществ которыхъ не должна была бы находиться. Но это была только часть, и самая ничтожная, того наказанія, которое она заслужила, какъ она чувствовала сама. Если бы только это, она перенесла бы все безъ ропота.

— Вотъ ужь скажу, Доверкортъ премиленькое мстечко, говорилъ Паркеръ, накладывая ей на тарелку рыбы, которую, какъ онъ сказалъ Эмиліи, самъ привезъ изъ Лондона.

— Мн кажется, это мсто очень здоровое.

— Настоящее мсто для дтей, сударыня. У васъ дтей нтъ, мистрисъ Лопецъ, но еще есть время. Вы были сегодня въ Лондон, Лопецъ. Что новаго?

— Въ Сити, кажется, все очень тихо.

— Слишкомъ тихо, я боюсь. Терпть не могу, когда длается тихо. Вамъ надо навстить насъ на Танкардскомъ Дворик, мистрисъ Лопецъ. Мы можемъ угостить васъ бокаломъ шампанскаго и крылышкомъ цыпленка. Можемъ, Лопецъ?

— Не знаю. Вы никогда меня этимъ не угощали, сказалъ Лопецъ, стараясь принять веселый видъ.

— Но вдь вы не дама.

— Или меня, сказала мистрисъ Паркеръ.

— Ты жена. Если мистрисъ Лопецъ назначитъ день, мы хорошо угостимъ ее въ Сити. Не такъ ли, Фердинандъ?

Черная туча пробжала по лицу ‘Фердинанда’, но онъ не сказалъ ничего. Эмилія вдругъ выпрямилась безсознательно, но тотчасъ смягчила выраженіе на своемъ лиц и улыбнулась. Если ея мужъ хочетъ этого, она противиться не станетъ.

— Право, Сексти, ты очень фамильяренъ, сказала мистрисъ Паркеръ.

— Это ужь у насъ такъ водится въ Сити, сказалъ Сексти.

Сексти былъ себ на ум. Его участникъ называлъ его Сексти, почему же ему не называть своего участника Фердинандомъ?

— Онъ скоро будетъ называть тебя Эмиліей, сказалъ Лопецъ.

— Буду, если вы станете называть мою жену Дженъ, и я ничего не могу противъ этого сказать. Я не вижу, почему нельзя называть другъ друга по имени. Выпейте шампанскаго, мистрисъ Лопецъ, я привезъ сегодня полдюжины, такъ что мы можемъ повеселиться. Какъ бы мы ни называли другъ друга, я очень радъ, что вижу васъ здсь, мистрисъ Лопецъ, и надюсь, что за этимъ разомъ послдуетъ много другихъ. За ваше здоровье!

Это все предписалъ ей мужъ и если бы онъ веллъ ей обдать съ подметальщикомъ улицъ, она послушалась бы. Но не могла не вспомнить, какъ недавно говорилъ онъ ей, что его участникъ не годится для ея общества, и не могла не примтить, что стало быть положеніе ея мужа въ свт сдлалось хуже, если онъ допускалъ такое знакомство посл того, что ей сказалъ.

Прихлебывая бурду, которую Сексти называлъ шампанскимъ, она думала о Гертфордшир и — о! думала также объ Артур Флечер. Все-таки она будетъ исполнять свою обязанность, если бы даже ей пришлось сидть за обдомъ съ Паркеромъ три раза въ недлю. Лопецъ ея мужъ и будетъ отцомъ ея ребенка, и она должна составлять съ нимъ одно. Все-равно, какъ ни называли бы люди его, и даже ее. Она сама захотла выйти за него, и поступила глупо, теперь она вынесетъ наказаніе безропотно.

По окончаніи обда, мистрисъ Паркеръ помогла служанк убрать со стола, а мужья вышли курить сигары на крыльцо. Мистрисъ Паркеръ сама вынесла водку и горячую воду, сахаръ и лимонъ, а потомъ вернулась поговорить съ своею гостьей.

— Мистеръ Лопецъ выпиваетъ когда-нибудь лишнее? спросила она.

— Никогда, отвчала мистрисъ Лопецъ.

— Можетъ быть, это не такъ дйствуетъ на него, какъ на Сексти. Онъ конечно не пьяница и трудится прилежно каждый день. Но онъ пристрастился къ выпивк въ ныншнемъ году, и хотя пьетъ не много, это разгорячаетъ его. Если я говорю ему по вечерамъ, онъ сердится, а когда встаетъ утромъ, а онъ всегда встаетъ рано, несмотря ни на что, у меня не достаетъ духу бранить его. Очень трудно иногда жен узнать, что длать, мистрисъ Лопецъ.

— Да, это правда.

Эмилія не могла не подумать, какъ скоро она сама выучила этотъ урокъ.

— Разумется, я готова сдлать все для Сексти — отца моихъ ребятъ, и всегда добраго мужа для меня. Вы, разумется, его не знаете, а я знаю. Онъ предобрый въ сердц, но такой слабый!

— Если онъ… если онъ вредитъ своему здоровью, не должны ли вы поговорить съ нимъ спокойно объ этомъ?

— Не пьянство бда, мистрисъ Лопецъ, а то, что заставляетъ его пить. Онъ пьетъ не для удовольствія. Когда все идетъ хорошо, онъ сидитъ въ нашей бесдк дома, куритъ трубку, играетъ съ дтьми, выпьетъ стаканчикъ холоднаго джина съ водою и ляжетъ спать. Табакъ ему не вреденъ. Но когда онъ выпьетъ три, четыре стакана горячаго грога, я ужь знаю, что должно быть что-нибудь не такъ.

— Вамъ надо бы удерживать его, мистрисъ Паркеръ.

— Разумется надо, но какимъ же образомъ? Разв я могу унести у него бутылку и стыдить его при служанк? Или позволить дтямъ видть, что отецъ ихъ пьетъ? Такъ сейчасъ разнеслось бы, что онъ пьяница, а вдь его пьяницей назвать нельзя. Удержать его! Если бы я могла удержать эту игру вмсто правильнаго дла — вотъ что я хотла бы удержать.

— Разв онъ играетъ?

— А что же, какъ не игра, его дла съ мистеромъ Лопецомъ? Разумется, сударыня, я васъ не знаю и вы не таковы, какъ я. Я не такъ глупа, чтобы этого не понимать. Отецъ мой продавалъ сно въ Смитфильд, а вашъ отецъ господинъ извстный въ судахъ. Но это все длаетъ вашъ мужъ.

— О, мистрисъ Паркеръ!

— Онъ. Если онъ приведетъ Сексти и моихъ малютокъ въ домъ призрнія нищихъ, какая будетъ польза тогда въ его гуан и камеди?

— Разв это не настоящая торговля?

— Я ничего въ торговл не понимаю, мистрисъ Лопецъ, я женщина, только эта торговля не можетъ быть настоящая. Они покупаютъ вещи, за которыя имъ нечмъ платить, а потомъ и ждутъ, не превратятся ли он въ козыри. Разв это не игра?

— Не могу сказать. Не знаю.

Эмилія видла, что ея мужа обвиняютъ. По тону, которымъ она сказала эти нсколько словъ, бдная, жалующаяся женщина примтила тотчасъ, что поступала не гостепріимно и, можетъ быть, не справедливо. Она кротко дотронулась до руки своей гостьи и взглянула ей въ глаза:

— Если это такъ, то это ужасно, сказала Эмилія.

— Можетъ быть, мн не слдовало говорить такъ откровенно.

— О! да, для вашихъ дтей, вашего мужа и васъ самихъ.

— Для нихъ — и для него. Разумется, это не ваша вина, и я уврена, что мистеръ Лопецъ благородный джентльменъ. Если ему не посчастливится въ одномъ, онъ поправится отъ другого.

Услышивъ это, Эмилія покачала головою.

— Вашъ папаша человкъ богатый и не допуститъ васъ до нужды, а намъ съ Сексти не откуда ждать ничего.

— Для чего же онъ это длаетъ?

— То-есть кто?

— Вашъ мужъ. Для чего вы не поговорите съ нимъ, какъ теперь говорите со мною, и не уговорите его заниматься только своимъ дломъ?

— Вотъ вы теперь разсердились на меня.

— Разсердилась? Нтъ, я право не сержусь. Каждое ваше слово справедливо, вамъ надо это говорить. Я не сержусь, но ужасаюсь. Я ничего не знаю о длахъ моего мужа. Я не могу сказать вамъ, чтобы вы врили его дламъ. Онъ очень уменъ, но…

— Что же такое, сударыня?

— Можетъ быть, я должна бы сказать, что онъ честолюбивъ.

— Вы хотите сказать, что онъ желаетъ вдругъ разбогатть?

— Я этого боюсь.

— Вотъ такъ и Сексти. Онъ также честолюбивъ. Но какая польза въ честолюбіи, мистрисъ Лопецъ, когда вы никогда не знаете, на голов или ногахъ стоите вы? Какая польза въ честолюбіи, если попадешь въ домъ призрнія нищихъ? Я знаю, что это значитъ. Изъ такихъ людей двое-трое попадаютъ въ Парламентъ и имютъ дома громадные какъ дворцы, а у сотни другихъ дти и жены валяются въ грязи. Кто слышитъ о нихъ? Никто. Тому, у кого есть жена и семья, не слдуетъ быть честолюбивымъ. Если онъ холостякъ, ну разумется подетъ въ колонію. Вотъ Мери Дженъ и двое ребятишекъ прямо стоятъ у моря въ вод. Не надть ли намъ шляпки, мистрисъ Лопецъ, и не пойти ли къ нимъ?

На это предложеніе Эмилія согласилась и об пошли къ дтямъ.

— Приготовьте себ еще стаканчикъ грогу, сказалъ Сексти своему собесднику.

— Я не желаю. Не просите меня, вы знаете, что я никогда не пью и не люблю, чтобы ко мн приставали.

— Ей-Богу! вы престранный человкъ.

— Зачмъ уговаривать человка длать то, чего онъ не любитъ?

— Вамъ все-равно, если я выпью еще стаканъ?

— Пейте пятьдесятъ, если хотите, только бы я не былъ принужденъ присоединиться къ вамъ.

— Принужденъ! Здсь всякому своя воля и вы можете поступать какъ хотите. Только когда со мною пьетъ товарищъ, какъ-то веселе.

— Такъ выбирайте себ другого собесдника повеселе. Сказать вамъ по правд, Сексти, я вамъ лучшій участникъ въ длахъ, чмъ въ этихъ вещахъ. Я, знаете, похожъ на Шейлока {Лицо въ драм Шекспира ‘Венеціанскій Купецъ’. Пр. Пер.}.

— Я ничего не знаю о Шейлок, но пусть я провалюсь сквозь землю, если нахожу васъ хорошимъ участникомъ въ чемъ бы то ни было. Я переношу много непріятностей отъ васъ, а когда стараюсь провести весело время съ вами, вы не пьете и начинаете разсказывать мн о Шейлок. Вдь онъ былъ, кажется, жидъ.

— Такъ думаютъ.

— Такъ вы на него не похожи, потому что у этихъ людей всегда бываютъ деньги.

— Какъ же вы полагаете добылъ онъ деньги сначала? Экій вы оселъ!

— Это правда. Я точно оселъ. Я сталъ осломъ съ тхъ поръ, какъ сталъ подписывать свое имя на одной бумаг съ вами.

— Вамъ придется еще долго быть осломъ, если только вы не намрены бросить все. Въ настоящую минуту вы шестью или семью тысячами богаче, чмъ въ то время, когда сошлись со мною.

— Желалъ бы я видть эти деньги.

— Вотъ вы каковы! Какая польза въ деньгахъ, которыя вы видите? Какимъ образомъ вы можете добывать деньги изъ денегъ, если только станете смотрть на нихъ? Я люблю знать, что мои деньги приносятъ барышъ.

— Я люблю знать, что они у меня — и зналъ это прежде, чмъ познакомился съ вами. Провались я сквозь землю, если знаю это теперь. Ступайте-ка къ дамамъ, а здсь вы не собесдникъ!

Вскор посл этого Лопецъ сказалъ мистрисъ Паркеръ, что онъ простился съ ея мужемъ, и повелъ жену домой.

Глава XLVII.
А любовь!

Время, которое мистрисъ Лопецъ проводила въ Доверкорт, не могло назваться счастливымъ вполн. Мужъ прізжалъ къ ней рдко, ссылаясь на то, что дла удерживаютъ его въ Лондон и что приходится здить слишкомъ далеко. А когда прізжалъ, раздражалъ ее или угрюмостью, или тиранствомъ, или притворной любовью и веселостью, что было непріятне перваго. Она знала, что не иметъ повода быть веселой, и была вполн способна оцнить разницу между притворной и истинной любовью.

Пока она оставалась въ Доверкорт, онъ не говорилъ съ нею прямо о деньгахъ отца, но далъ понять, что требуетъ отъ нея очень строгой экономіи. Тогда она опять упомянула о колясочк, которую они держали въ Лондон, но мужъ сказалъ ей, что онъ лучше ея знаетъ, какъ поступать. Экономія, которую онъ требовалъ отъ нея, относилась къ домашней жизни, но не должна была обнаруживаться свту. Онъ требовалъ, чтобы она сберегала отъ стирки блья, а между тмъ носила щегольскія платья и здила въ экипаж. Онъ запрещалъ ей тратить деньги на письма, прекратилъ подписку въ библіотек для чтенія, а между тмъ заплатилъ полгинеи дороже за мсто въ переднемъ ряду въ доверкортской церкви, хотя они очень хорошо могли помститься на боковыхъ мстахъ. Потомъ онъ оставилъ ее совсмъ безъ денегъ, такъ что когда пришли мясникъ и булочникъ, то Эмиліи нечмъ было заплатить имъ. Это было для нея ужаснымъ несчастіемъ. Ей никогда не случалось прежде отказывать въ деньгахъ, которыя она была должна. Въ дом ея отца, на сколько ей было извстно, ничего подобнаго не случалось. Она иногда слышала, что Эверетъ оставался безъ денегъ, но это просто означало, что онъ лишній разъ обратится къ отцу.

Когда мясникъ пришелъ во второй разъ, Эмилія въ отчаяніи написала своему мужу. Не обратиться ли ей къ отцу? Она была уврена, что отецъ не оставитъ ихъ въ нужд. Тогда онъ прислалъ ей чекъ, вложенный въ сердитое письмо. Обратиться къ отцу! Неужели она еще не научилась до сихъ поръ, что она зависитъ не отъ отца, а отъ него? Неужели она была такъ глупа, что не предполагала, будто поставщикъ не можетъ мсяцъ подождать денегъ?

Во все это время у Эмиліи не было ни одного друга — ни одного человка, съ которымъ она могла бы говорить — кром мистрисъ Паркеръ. Мистрисъ Паркеръ была откровенна на счетъ длъ и знала больше мистрисъ Лопецъ. Между нею и ея мужемъ существовали сочувствіе и довріе, хотя послднее время ихъ уменьшило поведеніе Сексти. Мистрисъ Паркеръ теперь, когда у ней развязался языкъ, каждый день говорила о длахъ и очень ясно выражала свое мнніе, что эти дла неврныя. Самъ Сексти не считаетъ ихъ хорошими, сказала она.

— Такъ зачмъ же онъ продолжаетъ?

— Дла, мистрисъ Лопецъ, нельзя бросить вдругъ. Когда человкъ запутается, онъ долженъ освобождаться по мр силъ. Я знаю, что онъ ужасно боится, и иногда какія вещи говоритъ онъ о вашемъ муж!

Эмилія задрожала, услышавъ это.

— Вамъ не надо сердиться, потому что вамъ лучше знать все.

— Я не сержусь, я только очень огорчена. Наврно мистеръ Паркеръ могъ бы разстаться съ мистеромъ Лопецомъ, если бы захотлъ.

— Вотъ это я ему и говорю. Брось, хотя бы потерялъ чрезъ это. Брось и начни опять. Ты все-таки пріобрлъ опытность, и хотя бы могъ заработать кроху хлба, все-таки она будетъ врна. Но тутъ онъ станетъ утверждать, что намренъ еще выпутаться. Я знаю, что значитъ выпутываться, мистрисъ Лопецъ. Не должно быть надобности выпутываться. Все должно ладиться само собою, понемножку и понемножку, только врно.

Когда пребываніе ихъ въ приморскомъ городк приближалось къ концу, въ первыхъ числахъ октября мистрисъ Паркеръ обратилась съ просьбою къ своему новому другу.

— Вы не боитесь его?

— Моего мужа? спросила мистрисъ Лопецъ.— Надюсь, что не боюсь. Зачмъ вы спрашиваете объ этомъ?

— Поврьте мн, жена никогда не должна бояться мужа. Я не позволю Сексти обижать меня и унижать. Я забочусь объ его удобствахъ, сердце у меня нжное къ нему. И я должна это длать, когда онъ отецъ моихъ дтей. Только я не боюсь говорить ему то, что нахожу справедливымъ.

— Я думаю, что могу сказать все, если найду справедливымъ.

— Скажите ему обо мн и о моихъ малюткахъ. Скажите, что я не могу спать спокойно, пока это продолжается. Они даже и не любятъ другъ друга. А вотъ я такъ васъ полюбила, хотя разумется вы считаете меня пошлой женщиной.

Мистрисъ Лопецъ не опровергала ея словъ, но наклонилась и поцловала ее.

— Очень я полюбила васъ, продолжала мистрисъ Паркеръ, хныкая и рыдая: — но наши-то мужья сошлись только потому, что мистеръ Лопецъ хочетъ вести игру, а у Паркера есть немного денегъ для игры.

Это показалось такъ страшно мистрисъ Лопецъ, что она могла только заплакать и закрыть руками лицо.

— Скажите ему только правду! Скажите ему, что я говорю! Скажите ему, что я говорю для моихъ дтей, у которыхъ не будетъ насущнаго хлба, если ихъ отца выжимаютъ какъ губку. Конечно, есіи вы скажете ему это, онъ не станетъ продолжать.

Она замолчала и посмотрла на Эмилію.

— Разжалобитъ это его?

— Я попытаюсь, сказала мистрисъ Лопецъ.

— Я знаю, что вы добры, милая моя. Я увидала это по вашимъ глазамъ съ перваго раза. Но когда мужчины примутся добывать деньги — или терять ихъ — они какъ тигры терзають другъ друга. Имъ все-равно, сколькихъ они убьютъ, только бы послдній кусокъ достался имъ. Они и Бога не боятся, и состраданія не чувствуютъ, и сердца у нихъ нтъ. Вотъ это я называю дйствовать не по-человчески. Хорошее ли дло отнимать у человка деньги, когда он добыты такимъ трудомъ, говорю я Сексти, потомъ его лица? Когда онъ бывало говоритъ мн, что заработалъ въ день три фунта или пять, или даже десять, и станетъ разсчитывать, куда мы можемъ хать и что сдлать для дтей, я любила слушать этотъ разговоръ. А теперь онъ совсмъ перемнился. Точно будто жаждетъ крови.

Жаждетъ крови! Да, дйствительно. Эта самая мысль приходила въ голову мистрисъ Лопецъ, когда мужъ убждалъ ее ‘оплести отца’. Нтъ, конечно, это было не по-человчески. Въ этомъ не было ни страха къ Богу, ни состраданія. Да, она попытается. Но она, молодая жена, уже достаточно узнала своего мужа и была убждена, что просьбами не подйствуешь на состраданіе Фердинанда Лопеца.

Тутъ об женщины простились.

— Паркеръ говоритъ, что мн надо зайти къ вамъ на Манчестерскій скверъ, сказала мистрисъ Паркеръ:— только я не пойду. Что я буду длать на Манчестерскомъ сквер? Притомъ лучше все прекратить. Мистеръ Лопецъ выгналъ бы сейчасъ изъ дома и меня, и Сексти, если бы не деньги.

— Это домъ моего отца, сказала мистрисъ Лопецъ, не имя однако намренія обвинять своего мужа.

— Я полагаю такъ, только не стану безпокоить никого, и живемъ-то мы далеко, мистрисъ Лопецъ. Но я полюбила васъ и никогда не стану думать о васъ дурно, только сдлайте какъ общали.

— Постараюсь, сказала мистрисъ Лопецъ.

Между тмъ Лопецъ получилъ отъ Вортона отвтъ на свое письмо — отвтъ, не понравившійся ему. Вотъ это письмо:

‘Любезный Лопецъ,

‘Не могу сказать, чтобы ваше сообщеніе было удовлетворительно, и не могу поврить, чтобы вы вс эти годы получали отъ вашей торговли 2,000 въ годъ. Я въ длахъ толку не знаю, но не могу вообразить такой результатъ отъ такого положенія вещей, какъ описываете вы. Есть у васъ счетныя книги? Если есть, вы позволите мн дать ихъ просмотрть назначенному мною лицу?

‘Вы сказали, что 20,000 ф. с. были бы полезне вамъ теперь, чмъ когда я умру. Весьма вроятно. Но соображаясь съ тмъ описаніемъ вашихъ длъ, которое вы сообщили мн, я не чувствую желанія отдать деньги, сбереженныя мною, на предпріятіе весьма сомнительнаго свойства. Разумется, все, что я сдлаю для васъ, будетъ сдлано для Эмиліи и ея дтей, если они будутъ у нея. И мн кажется, что я лучше исполню мою обязанность къ ней, оставивъ то, что могу оставить ей, душеприкащикамъ для нея и ея дтей.

‘Искренно вамъ преданный

‘Э. Вортонъ.’

Это, разумется, не могло смягчить человка, къ которому было писано, или заставить его быть любезнымъ съ женою. Онъ получилъ это письмо за три недли до отъзда изъ Доверкорта, но въ эти три недли онъ мало тамъ бывалъ, а когда бывалъ, не упоминалъ о письм. Въ этихъ случаяхъ онъ ничего не говорилъ о длахъ, но только строго предписывалъ экономію. Онъ отвезъ жену въ Лондонъ на другой день посл общанія, которое она дала мистрисъ Паркеръ ‘постараться’. Мистрисъ Паркеръ сказала ей, что жена не должна бояться говорить съ своимъ мужемъ, если необходимо прямо говорить о подобныхъ предметахъ. Мистрисъ Паркеръ, конечно, не была высокообразованная женщина, но привела Эмилію въ восторгъ своимъ практическимъ здравымъ смысломъ и чувствомъ. Эмилія хотла непремнно исполнить то, о чемъ ей говорила мистрисъ Паркеръ. Она не боялась. Разумется, она должна говорить съ мужемъ объ этомъ. Она считала себя покорною женой. Она безъ ропота переносила вс свои неожиданныя горести съ твердымъ намреніемъ все перенести для мужа — не потому, что она любитъ его, но потому, что сдлалась его женою. Въ какія бы бдствія ни впалъ онъ, она раздлитъ ихъ. Если онъ вовлечетъ ее въ грязь, она останется съ нимъ въ грязи. Это казалось ей вроятнымъ, но и тогда она останется ему врна. Она сама захотла выйти за него и будетъ для него врною женой, но бояться его не будетъ. Въ этомъ случа было ясно, что говорить съ мужемъ она должна, потому что наносимый вредъ былъ страшенъ и могъ, вроятно, сдлаться трагическимъ. Какъ могла она перенести мысль, что мужа этой женщины съ дтьми раззоряетъ ея мужъ?

Да, она поговоритъ съ нимъ. Но она боялась. Говорить себ можно, что не боишься, но боязнь волею не преодолвается. Но, несмотря на страхъ, надо было ршиться. Она и ршилась, но когда настала минута, сердце ея дрогнуло. Мужъ такъ повелительно обращался съ нею, такъ настойчиво отклонялъ ея вмшательство, такъ взыскательно требовалъ ея повиновенія, такъ былъ способенъ длать ее несчастною своей угрюмостью, когда она не исполняла его желаній, что она не могла безъ страха приступить къ своей задач. Но она чувствовала, что бояться не должна или что, по-крайней-мр, ея страхъ не долженъ удерживать ее. Она знала, что жена должна уступать, но что все-таки она иметъ право совтовать мужу. Въ этомъ же дл ей были извстны обстоятельства, которыхъ не зналъ ея мужъ. Мистрисъ Паркеръ прямо обратилась къ ней съ просьбой, которую просила передать товарищу мужа.

Она увидала, что не можетъ сдлать этого дорогою и потомъ вечеромъ. Мистрисъ Роби, вернувшаяся изъ Булони, была у нихъ и привезла съ собою своего дорогого друга, мистрисъ Лесли, и леди Юстэсъ. Читатель, можетъ быть, вспомнитъ, что Вортонъ встртилъ этихъ дамъ въ дом мистрисъ Роби за нсколько мсяцевъ до замужства дочери, но никогда не приглашалъ ихъ къ себ. Эмилія и теперь не приглашала ихъ, но мужъ сказалъ ей, что ея тетка, вроятно, приведетъ ихъ съ собою.

— Мистрисъ Лесли и леди Юстэсъ! воскликнула съ трепетомъ Эмилія.

— Я полагаю, что твоя тетка иметъ право привести къ теб друзей даже въ домъ твоего отца? отвтилъ онъ.

Она не сказала ничего боле, не смя начать споръ объ этомъ теперь, между тмъ какъ другія мысли толпились въ ея голов.

Вечеръ прошелъ пріятно для всхъ, какъ показалось Эмиліи, кром ея самой. Мистрисъ Лесли и леди Юстэсъ много говорили, а мужъ ея держалъ себя какъ богачъ и хозяинъ дома на Манчестерскомъ сквер.

Вечеромъ пришелъ Дикъ Роби и майоръ Понтни, который посл происшествія въ Сильвербридж сдлался короткимъ пріятелемъ Лопеца. Такъ что составилось цлое общество и Эмилія съ удивленіемъ услыхала, какъ мужъ ея уврялъ, что ждетъ случая вступить въ Парламентъ и выставить на видъ фальшивость герцога Омніума. А между тмъ этотъ человкъ прекратилъ ея подписку въ библіотек Мьюди и не веллъ носить вещей, требующихъ стирки! Но онъ умлъ говорить любезности леди Юстэсъ, подарилъ новый веръ мистрисъ Дикъ и общалъ взять ложу въ театр для мистрисъ Лесли.

Но на слдующее утро, до завтрака, она начала:

— Фердинандъ, въ Доверкорт я часто видлась съ мистрисъ Паркеръ.

— Это зависло не отъ меня. Отъ тебя пожалуй зависло бы избавиться отъ этого. Познакомиться съ нею было необходимо, но я теб не говорилъ, что ты должна часто видться съ нею.

— Она мн очень понравилась.

— Тогда я долженъ сказать, что у тебя очень странный вкусъ. А онъ понравился?

— Нтъ. Его я видала не такъ часто, и мн кажется, что обращеніе у такихъ женщинъ не такъ непріятно, какъ у такихъ мужчинъ. Но я желаю сказать теб, о чемъ она говорила со мною.

— Если о длахъ мужа, то ей слдовало молчать, а теб лучше замолчать теперь.

Начало было неудачное, но Эмилія ршилась продолжать.

— Она говорила больше о твоихъ длахъ, нежели о длахъ своего мужа.

— Такъ это чертовская дерзость съ ея стороны и ты не должна была слушать ее.

— Ты не желаешь раззорить ее и ея дтей?

— Какое мн дло до нея и ея дтей? Я не мужъ ей и не отецъ ея дтей.

— Она думаетъ, что ты вовлекаешь ее въ рискъ, котораго не допускаютъ его средства.

— Разв я заставляю его длать что-нибудь, чего не длаю самъ? Если добудутся деньги, разв онъ ихъ не раздлитъ? А если деньги пропадутъ, то разумется и его деньги должны пропасть.

Лопецъ забылъ прибавить, что капиталъ, употребляемый въ дла, принадлежалъ исключительно Паркеру.

— Но когда женщины примутся разсуждать между собою, он наболтаютъ разнаго вздора. Вроятно ли, чтобы я перемнилъ мой образъ дйствія оттого, что она сказала мн, что онъ увряетъ ее, будто теряетъ деньги? Онъ трусъ и дрожитъ при малйшей неудач. А когда напьется, тогда разумется начнетъ хныкать предъ нею.

— Она говоритъ, Фердинандъ, что…

— Ну ее къ чорту! Очень мн нужно знать, что она говоритъ! Дай мн чаю.

Грубость этихъ словъ заставила Эмилію замолчать. Она не боялась его въ эту минуту, но была какъ бы ошеломлена ударомъ. Она до такой степени не привыкла къ подобнымъ выраженіямъ, что не могла дале продолжать объясненія. Она съ утомленіемъ налила чашку чаю и сла молча. Съ этимъ человкомъ она сладить не могла. Она сказала себ, что такія выраженія всегда заставятъ ее замолчать.

Потомъ, чрезъ нсколько минутъ, онъ поручилъ ей очень весело пригласить дядю и тетку обдать посл завтра, а также пригласить леди Юстэсъ и мистрисъ Лесли.

— А я подхвачу парочку мужчинъ, такъ что все будетъ какъ слдуетъ, прибавилъ онъ.

Это было во всхъ отношеніяхъ ужасно для нея. Отецъ ея вернулся въ Лондонъ, захворалъ и былъ опять отправленъ докторами изъ города. Но онъ ухалъ не въ Гертфордширъ, а въ Брайтонъ, и теперь жилъ въ гостиниц за часъ зды отъ Лондона. Будь онъ дома, онъ конечно не пригласилъ бы въ свой домъ мистрисъ Лесли и леди Юстэсъ. Онъ часто выражалъ отвращеніе къ первой при зят и насмхался надъ свояченицей за то, что она познакомилась съ леди Юстэсъ, имя которой одно время вертлось у всхъ на язык. Эмилія также чувствовала, что едва ли иметъ право давать обдъ въ его дом во время его отсутствія. Потомъ, зная бдность своего мужа, она не могла понять, какимъ образомъ онъ ршается на эту издержку.

— Ты не станешь приглашать сюда мистрисъ Лесли, сказала она.

— Почему, я не стану приглашать ее?

— Папаша не любитъ ее.

— Твой папаша не увидитъ ее.

— Онъ сказалъ, что самъ не знаетъ, когда вернется домой. Онъ не только не любитъ, онъ осуждаетъ ее.

— Вздоръ. Она другъ твоей тетки. Оттого, что отецъ твой слышалъ о ней сплетни и всегда позволялъ себ порицать друзей твоей тетки, я не долженъ быть вжливъ къ тмъ, кто мн нравится!

— Но, Фердинандъ, она и мн не нравится. Она была здсь намедни въ первый разъ.

— Послушай, моя милая, леди Юстэсъ можетъ быть полезна мн, а я не могу пригласить леди Юстэсъ, не пригласивъ ея пріятельницы. Исполни, что я теб велю, а не то я самъ приглашу ее.

Она помолчала, а потомъ положительно отказалась.

— Я не могу ршиться просить сюда мистрисъ Лесли обдать. Если она будетъ обдать у тебя, я разумется буду сидть за столомъ, но она увидитъ, что она гостья непріятная для меня.

— Мн кажется, что ты ршилась итти наперекоръ всему, что предлагаю я.

— Не думаю, чтобы ты говорилъ это, если бы зналъ, какъ меня огорчаешь.

— Я теб говорю, что леди Юстэсъ можетъ быть полезна мн.

— Полезна въ какомъ отношеніи?

— Ты ревнуешь, душа моя?

— Конечно, я не стану ревновать ни къ леди Юстэсъ, ни къ какой-либо другой женщин. Но мн кажется странно, что отъ такой женщины можно ожидать пользы.

— Сдлаешь ли такъ, какъ я говорю теб, и пригласишь ли ихъ? Можешь пойти къ тетк и сказать ей. Она знаетъ, что я намренъ пригласить ихъ. Леди Юстэсъ женщина очень богатая и иметъ желаніе заниматься торговлею. Теперь ты понимаешь?

— Нисколько, сказала Эмилія.

— Почему женщин, имющей деньги, не покупать кофей, если она покупаетъ акціи?

— А разв она покупаетъ акціи?

— Право, Эмилія, мн кажется, что ты дура.

— Наврно, Фердинандъ. Я никакъ не могу понять, что все это значитъ. Но я знаю только то, что ты не долженъ въ отсутствіе моего отца приглашать сюда обдать людей, которые ему не нравятся и которыхъ онъ не желаетъ видть въ своемъ дом.

— И ты думаешь, что я позволю теб распоряжаться мною?

— Я не желаю распоряжаться тобою.

— Ты думаешь, что жена должна предписывать мужу, какимъ образомъ онъ долженъ вести свои дла, какихъ участниковъ долженъ выбирать и кого приглашать на обдъ! Слушай, моя милая. О моихъ длахъ лучше никогда не говори со мною. Я старался быть откровеннымъ съ тобою и убдить тебя дйствовать со мною за одно, но ты не согласилась и предпочла принять сторону твоего отца. А относительно участниковъ, Сексти ли Паркера, или леди Юстэсъ выберу я, это мое дло, а не твое. Относительно же приглашенія на обдъ мистрисъ Лесли, или леди Юстэсъ, или кого другого, такъ какъ я принужденъ подчинять длу даже удовольствія, я долженъ просить позволенія поступать по-своему.

Она слушала его, но когда онъ замолчалъ, не отвтила.

— Намрена ты послушаться меня и пригласить этихъ дамъ?

— Я не могу этого сдлать. Я знаю, что этого длать не слдуетъ. Это домъ моего папаши, а мы у него въ гостяхъ.

— Чортъ бы подралъ твоего панашу! воскликнулъ онъ и бросился вонъ изъ комнаты.

Чрезъ четверть часа онъ опять заглянулъ въ комнату и увидалъ ее, сидящею какъ статуя на томъ самомъ мст, гд оставилъ ее.

— Я написалъ и леди Юстэсъ, и мистрисъ Лесли, сказалъ онъ.— Ты наврно не сочтешь грхомъ пригласить твою тетку.

— Я увижусь съ тетушкою, сказала она.

— И помни, что я не буду гостемъ твоего отца, какъ ты выражаешься. Я самъ заплачу за обдъ и куплю вино. Твоему отцу нечего будетъ пожаловаться на этотъ счетъ.

— Не можешь ли ты пригласить ихъ въ Ричмондъ или въ какую-нибудь гостиницу? спросила она.

— Какъ! въ октябр? Если ты думаешь, что я намренъ жить въ такомъ дом, гд я не могу пригласить друзей, ты очень ошибаешься.

Съ этими словами онъ ушелъ.

Все это сдлалось такъ ужасно для нея, что она чувствовала себя ршительно безъ силъ. Ей казалось святотатственнымъ, что эти женщины будутъ сидть въ комнат ея отца, но когда она заговорила о своемъ отц, мужъ разругалъ ее! Лопецъ закажетъ обдъ и пришлетъ вино въ домъ ея отца, что конечно раздражитъ его. Она было думала тотчасъ написать отцу и сказать обо всемъ — или можетъ быть телеграфировать ему, но не могла скрыть это отъ мужа, и тогда онъ будетъ правъ, называя ее непослушной. Сдлать это ее можетъ только принудить необходимость пойти противъ мужа.

Она навлекла все это несчастіе на себя и своего отца потому, что упорно настояла на томъ, что можетъ врно узнать характеръ своего обожателя. А любовь!— любовь, разумется, умерла въ ея сердц — незамтно, хотя очень быстро. Ей невозможно было продолжать любить человка, который каждый день училъ ее низостямъ, постоянно самъ длалъ низости и не сознавалъ этого до такой степени, что не совстился открывать ихъ жен. Какъ она могла любить человка, который ничмъ не жертвовалъ для ея удобствъ, гордости, совсти? Но все-таки она можетъ повиноваться ему, если можетъ чувствовать, что повиновеніе ему ея обязанность. Но обязанность ли итти противъ желаній ея отца, помогать оскорблять его домъ и злоупотреблять его гостепріимствомъ такимъ способомъ? Тутъ опять ея мысли вернулись къ огорченіямъ мистрисъ Паркеръ и къ своей ршительной невозможности сдлать что-нибудь для нея. Ей казалось, что она отдалась душою и тломъ какому-то злому генію и что избавленія для нея быть не могло.

— Разумется, мы будемъ, сказала ей мистрисъ Роби, когда она зашла къ ней въ этотъ день.— Лопецъ уже говорилъ мн объ этомъ.

— Что папаша скажетъ на это, тетушка Геррьетъ?

— Я полагаю, что онъ и Лопецъ понимаютъ другъ друга.

— Не думаю, чтобы папаша понялъ это.

— Я уврена, что мистеръ Вортонъ не пустилъ бы къ себ въ домъ своего зятя для того, чтобы не допускать его потомъ приглашать друзей обдать. И я уврена, что мистеръ Лопецъ не согласился бы жить въ дом на такихъ условіяхъ. Если это теб непріятно, разумется, мы не будемъ.

— Пожалуста не говорите этого, такъ какъ будутъ эти женщины, пожалуста не бросайте меня. Но я не могу сказать, чтобы одобряла это.

Однако мистрисъ Дикъ только смялась надъ нею.

Вечеромъ Эмилія получила письмо отъ леди Юстэсъ и мистрисъ Лесли, которыя увдомляли ее, что съ большимъ удовольствіемъ будутъ обдать у нея въ назначенный день. Леди Юстэсъ прибавляла очень любезно, что всегда находила маленькіе безцеремонные обды самыми пріятными, что прідетъ на этотъ разъ безъ всякихъ церемоній. Тутъ Эмилія догадалась, что ея мужъ не только написалъ письмо отъ ея имени, но даже извинился за нее въ безцеремонномъ приглашеніи. Что-жъ! она была жена этого человка и, вроятно, онъ имлъ право приписывать ей вс слова, какія хотлъ.

Глава XLVIII.
Онъ дурно обращается съ тобою?

Лопецъ освободилъ свою жену отъ всякихъ заботъ относительно угощенія своихъ гостей.

— Я заходилъ въ Вигморскую улицу, сказалъ онъ:— и все будетъ сдлано. Пришлютъ повара разогрть кушанья и твоему отцу не придется заплатить даже за ломоть хлба.

— Папаша не откажется заплатить за что бы то ни было, сказала она съ негодованіемъ.

— Мало ли что можно говорить, но я знаю о немъ совершенно другія вещи. Не за что будетъ платить. Стивамъ и Сугарскрапсъ пришлютъ все, а ты только вели этимъ старымъ чучеламъ внизу не мшаться ни во что.

Тутъ она обратилась къ нему съ просьбою, нельзя ли пригласить Эверета, который теперь былъ въ Лондон.

— Я уже пригласилъ майора Понтни и капитана Гённера, сказалъ онъ.

Эмилія убждала, что одинъ лишній человкъ разницы не сдлаетъ.

— Именно одинъ-то лишній и длаетъ. Онъ разстраиваетъ все. На этотъ разъ мы не станемъ его приглашать. Понтни поведетъ тебя, а я поведу ея сіятельство, Дикъ мистрисъ Лесли, а Гённеру достанется тетушка Геррьетъ. Дикъ сядетъ напротивъ меня, а четыре дамы на четырехъ углахъ. Намъ будетъ очень весело, но одинъ лишній человкъ помшаетъ намъ.

Она сказала ‘старымъ чучеламъ’ внизу — экономк, которая жила у ея отца съ ея дтства, буфетчику, который жилъ еще дольше, кухарк, поступившей на это мсто только три года назадъ и отказавшейся сгоряча чрезъ полчаса посл того, какъ Сугарскрапсъ прислалъ своего повара. ‘Чучелы’ пришли въ негодованіе. Буфетчикъ выразилъ свое негодованіе, заперевшись въ своей комнат, а экономка ршилась сказать своей молодой госпож, что ‘барину это не понравится’. Съ тхъ поръ, какъ они знали мистера Вортона, къ нимъ въ домъ никогда не присылали обдовъ изъ трактира. Эмилія, которую до-сихъ-поръ считали въ дом барыней довольно самовластной, могла только заплакать. Зачмъ — о! зачмъ согласилась она перехать къ отцу и внести непріятности въ домъ своего отца? Она могла по-крайней-мр предупредить его, объяснивъ, что для него это будетъ неудобно.

Гости пріхали. Майоръ Понтни, разряженный, говорившій громко, очень фамильярно обращавшійся съ хозяиномъ, котораго онъ иногда называлъ ‘Ферди, мой милый’, и очень бранившій герцога и герцогиню Омніумъ.

— Она казалась мн предоброй, когда я была знакома съ нею, сказала леди Юстэсъ.

Понтни замтилъ, что герцогиня не занималась тогда политикою.

— Я съ тхъ поръ съ нею разошлась, сказала леди Юстэсъ.

Былъ капитанъ Гённеръ, защищавшій герцогиню, но признававшій герцога надутымъ гордецомъ.

— И самымъ недобросовстнымъ, сказалъ Лопецъ, не сказавшій своимъ новымъ друзьямъ ни слова объ уплат издержекъ по выборамъ.

Былъ и Дикъ, онъ любилъ эти маленькіе обды, гд можно было выпиватъ много вина и гд дамы были не чопорныя. Онъ любилъ такихъ людей, какъ майоръ и капитанъ, мистрисъ Лесли и леди Юстэсъ. Тетушка Геррьета имла какой-то торжествующій видъ, внушавшій Эмиліи отвращеніе и который она считала непочтительнымъ къ ея отцу, но въ сущности тетушка Геррьета теперь нисколько не дорожила Вортономъ, а предпочитала дружбу его зятя.

Мистрисъ Лесли пріхала въ великолпномъ плать, которое, по ея извстной бдности и тому, что она недавно подружилась съ леди Юстэсъ, подало поводъ къ подозрительной клевет. Въ былое время мистрисъ Лесли дурно отзывалась о Лопец, что Эмилія могла бы теперь повторить къ великому смущенію этой дамы, если бы мщеніе такого рода было въ ея характер.

Съ мистрисъ Лесли пріхала леди Юстэсъ, хорошенькая попрежнему, остроумная и колкая, съ прежней страстью къ сильнымъ ощущеніямъ, съ прежней наклонностью притворяться, будто вритъ всмъ, и прежней неспособностью поврить кому-нибудь.

Фердинандъ Лопецъ не такъ давно былъ у ея ногъ и воспламенилъ ея воображеніе разсказами о тхъ великолпныхъ длахъ, которыя можно сдлать въ торговл. Длаютъ ли это дамы? Да, почему же женщинамъ не заниматься этимъ? Этимъ можетъ заниматься всякій съ деньгами въ карман и съ опытностью на счетъ того, что купить и что продать. Опытностью можно позаимствоваться отъ другихъ. Въ настоящую минуту половина брильянтовъ въ Лондон — насколько извстно Фердинанду Лопецу — куплены на барыши отъ подобной торговли. Разумется, есть и несчастія. Но это происходитъ отъ недостатка опытности, которою обладаетъ Фердинадъ Лопецъ и которую онъ готовъ отдать въ полное распоряженіе особы, которая возбуждаетъ въ немъ такой восторгъ, какъ леди Юстэсъ. Леди Юстэсъ пришла въ восхищеніе, увидала возможность вступить въ новую и восхитительную жизнь, но до-сихъ-поръ еще не отдавала своихъ денегъ въ руки Фердинанда Лопеца.

Не могу сказать, чтобы обдъ былъ хорошъ. Можно сомнваться, что гг. Стивамъ и Сугарскрапсъ могутъ приготовлять хорошіе обды даже при всевозможныхъ усиліяхъ. И вино нельзя было назвать хорошимъ, хотя Сугарскрапсъ, принималъ на себя и доставку вина, и уврялъ, что пришлетъ самое лучшее, какое только можно достать въ Лондон. Но все имло красивый видъ, блюдъ было много, лакеевъ достаточно и винъ, если не совсмъ хорошихъ, было много сортовъ. Понтни и Гённеръ, вроятно, не знали толкъ въ винахъ. Роби зналъ, но на этотъ разъ охотно пилъ дурное вино. Все шло пріятно, можетъ быть, чрезчуръ шумно, только хозяйку вс находили печальной и молчаливой — какъ вдругъ въ дверь раздался сильный ударъ молоткомъ.

— Это, папаша, сказала Эмилія, вскочивъ съ своего мста.

Мистрисъ Дикъ взглянула на Лопеца и увидала, что на одну минуту мужество измнило ему. Но онъ скоро оправился.

— Не лучше ли теб остаться? сказалъ онъ жен.— Слуги сдлаютъ все, что нужно для мистера Вортона, и я сейчасъ пойду къ нему.

— О, нтъ! сказала Эмилія, которая въ это время была уже у дверей.

— Вы его не ожидали? спросилъ Дикъ Роби.

— Никто не зналъ, когда онъ прідетъ. Кажется, онъ сказалъ Эмиліи, что можетъ пріхать каждый день.

— Онъ самый нершительный человкъ на свт, сказала мистрисъ Дикъ, которую очень испугалъ пріздъ Вортона, хотя она ршилась держать себя храбро.

— Я полагаю, что старичокъ придетъ пообдать, шепнулъ капитанъ Гённеръ своей сосдк, мистрисъ Лесли.

— Не придетъ, если узнаетъ, что я здсь, захихикала мистрисъ Лесли.— Онъ считаетъ меня… о! гораздо хуже, чмъ я могу вамъ сказать.

— Онъ разв сердитый? спросила леди Юстэсъ также шопотомъ.

— Я никогда его не видалъ, отвтилъ майоръ:— но удивляться этому не стану: старики всегда сердиты, отъ подагры, знаете, и тому подобнаго.

Минуты дв слуги перестали заниматься своимъ дломъ и все пошло какъ то неловко, но Лопецъ, какъ только опомнился, веллъ слугамъ продолжать.

— Я полагаю, мы можемъ обдать, хотя пріхалъ мой тесть, сказалъ онъ.— Желалъ бы я, чтобъ моя жена суетилась поменьше, хотя этого, леди Юстэсъ, всегда можно ожидать отъ молодыхъ женъ.

Банкетъ продолжался, но преобладало сознаніе случившейся непріятности и ожиданіе чего-то страшнаго.

Эмилія, выбжавъ изъ столовой, встртила отца въ передней и бросилась къ нему на шею.

— О, папаша! воскликнула она.

— Что все это значитъ? спросилъ онъ, проходя чрезъ переднюю въ свою комнату.

Разумется, везд были признаки присутствія гостей: незнакомые слуги, блюда, приносимыя и уносимыя, брянчаніе стакановъ, запахъ кушаньевъ.

— У васъ обдъ, сказалъ онъ.— Не вернуться ли теб къ твоимъ гостямъ?

— Нтъ, папаша.

— Что такое, Эмилія? Ты огорчена?

— О, какъ я огорчена!

— Что все это значитъ? Кто у тебя? Кто ихъ пригласилъ, ты или онъ? Чмъ ты огорчена?

Онъ слъ на кресло, а она бросилась на колни къ его ногамъ.

— Онъ захотлъ пригласить ихъ. Вы не должны сердиться на меня. Вы не будете на меня сердиться?

Онъ погладилъ дочь по голов.

— Зачмъ мн сердиться на тебя за то, что твой мужъ пригласилъ на обдъ своихъ друзей?

Эмилія такъ не походила на себя, что отецъ не зналъ, что о ней думать. Не въ ея характер было становиться на колни и просить прощенія.

— Что это съ тобою, Эмилія?

— Онъ не долженъ былъ приглашать этихъ людей.

— Согласенъ. Но это не большая важность. Твоя тетка здсь?

— Здсь.

— Ну, стало быть, особенно неприличнаго ничего не можетъ быть.

— Мистрисъ Лесли здсь и леди Юстэсъ — и двое мужчинъ, которые мн не нравятся.

— Эверетъ здсь?

— Нтъ, онъ не хотлъ приглашать Эверета.

— Не надо ли теб пойти къ нимъ?

— Не заставляйте меня. Я расплачусь. Я плакала и сегодня, и вчера цлый день.

Тутъ онъ опустила голову на его колни и зарыдала, какъ будто сердце ея разрывалось.

Онъ ничего не могъ понять. Хотя онъ недоврялъ своему зятю и не любилъ его, но все-таки не чувствовалъ къ нему отвращенія. Вступивъ съ нимъ въ родство, онъ ршился покориться неизмнному и уврилъ себя, что относительно обращенія это человкъ порядочный. Онъ еще не видалъ внутренней стороны этого человка, какъ выпало на грустную долю бдной жены. Вортону никогда не приходило въ голову, что любовь дочери прошла и что она уже раскаявается въ томъ, что сдлала. Теперь, когда она плакала у его ногъ и извинялась за обдъ — что впрочемъ было проступкомъ не важнымъ — онъ никакъ не могъ понять чувствъ, волновавшихъ ее.

— Это врно твоя тетка устроила обдъ? сказалъ онъ.

— Онъ устроилъ.

— Твой мужъ?

— Да — онъ. Онъ написалъ женщинамъ отъ моего имени, когда я отказалась.

Тутъ Вортонъ началъ примчать, что была ссора.

— Я сказала ему, что мистрисъ Лесли не должна быть здсь.

— Я не люблю мистрисъ Лесли — и даже леди Юстэсъ, но он не сдлаютъ вреда моему дому, душа моя.

— Онъ взялъ обдъ изъ гостиницы.

— Зачмъ онъ не поручилъ это мистрисъ Вильямсъ?

Въ этихъ словахъ тонъ его голоса первый разъ сдлался сердитъ.

— Кухарка отказалась отъ мста. Она не хотла оставаться и мистрисъ Вильямсъ очень разсердилась. А Баркеръ не захотлъ служить за столомъ.

— Что все это значитъ?

— Онъ такъ хотлъ. О, папа! вы не знаете, что я перенесла. Я жалю… Жалю, зачмъ мы перехали сюда. Во всякомъ другомъ мст было бы гораздо лучше.

— Что было бы лучше, душа моя?

— Все. Остались ли бы мы живы, или умерли, все было бы лучше. Зачмъ мн было навлекать непріятности на васъ? О, папа! вы не знаете — вы никогда не можете узнать.

— Но я долженъ знать. Тебя тревожитъ не одинъ его обдъ?

— О! гораздо больше. Только я не могу выносить, что это происходитъ въ вашемъ дом.

— Онъ… дурно обращается съ тобою?

Тутъ она приподнялась и стала предъ нимъ.

— Я не намрена жаловаться, не сказала бы ничего, если бы вы не застали насъ. Сама я могу перенести все. Но, папа, я желаю, чтобы вы приказали ему ухать отсюда.

— Ему некуда перевезти тебя.

— Онъ долженъ найти квартиру. Я готова жить везд. Мн все-равно, гд ни жить. Но здсь я не хочу оставаться. Я сама этому причиной, но не хочу навлекать непріятности на васъ. Я могла бы перенести все, если бы была уврена, что вы не увидите меня боле.

— Эмилія!

— Да — если бы вы не увидли меня боле.

Она начала ходить по комнат.

— Для чего вамъ видть все это?

— Что же видть, душа моя?

— Видть его раззореніе, мое несчастіе, моего ребенка… о! о! о!

— Я до такой степени несогласенъ съ тобою, Эмилія, что не допущу тебя перехать въ другой домъ. Я еще не понимаю многаго, но вроятно увижу самъ. Если, какъ ты говоришь, Лопецъ раззорился, то моего состоянія достаточно для насъ всхъ. Теперь не совсмъ кстати говорить о длахъ твоего мужа.

— Я не имла намренія говорить о нихъ, папа.

— Что теперь ты желаешь длать? Не хочешь ли опять пойти къ гостямъ твоего мужа?

— Нтъ, нтъ, нтъ!

— А на счетъ обда не безпокойся. Я не могу осуждать его за то, что онъ воспользовался моимъ домомъ въ мое отсутствіе, хотя жалю, что онъ не могъ удовольствоваться тмъ обдомъ, который могла приготовить моя кухарка. Я желалъ бы напиться чаю.

— Позвольте мн остаться съ вами, папа, я сдлаю для васъ чай.

— Очень хорошо, душа моя. Я не хочу этимъ сказать, что стыжусь войти въ мою собственную столовую. Поэтому я пойду и извинюсь за тебя.

Мистеръ Вортонъ медленно вышелъ и явился въ столовой.

— Ахъ! мистеръ Вортонъ, сказала мистрисъ Дикъ:— мы васъ не ожидали.

— Вы обдали, серъ? спросилъ Лопецъ.

— Я обдалъ рано, отвтилъ Вортонъ:— я не пришелъ бы теперь сюда безпокоить васъ, но моя дочь занемогла и просила меня извиниться предъ вами.

— Я пойду къ ней, сказалъ Лопецъ, вставая.

— На это нтъ надобности, замтилъ Вортонъ.— Она не больна, но не очень можетъ занять свое мсто за столомъ.

Тутъ мистрисъ Дикъ вызвалась пойти къ своей милой племянниц, но мистеръ Вортонъ и этого не позволилъ, а вышелъ самъ, убдивъ гостей продолжать обдъ. Лопецъ, конечно, не былъ спокоенъ въ этотъ вечеръ, но имлъ на столько силъ, чтобы скрыть свои непріятныя предчувствія и исполнять обязанности хозяина съ притворной веселостью.

Глава XLIX.
Гд Гватемала?

Хотя слова дочери были очень безсвязны, но они убдили Вортона боле даже переписки, происходившей между ними, что онъ не долженъ давать денегъ своему зятю. Съ Эмиліей онъ говорилъ очень мало о томъ, что случилось въ этотъ вечеръ.

— Папа, сказала она: — не спрашивайте меня. Я была очень несчастна изъ-за этого обда.

Онъ не длалъ ей вопросовъ, а только уврилъ, что по-крайней-мр теперь и посл рожденія ея ребенка она должна остаться на Манчестерскомъ сквер.

— Онъ мн вреда не сдлаетъ, сказалъ Вортонъ, а потомъ прибавилъ съ улыбкой:— онъ не станетъ давать обдовъ при мн.

Вортонъ, не выговаривалъ Лопецу и даже не упоминалъ объ обд, но чрезъ недлю посл своего прізда объявилъ своему зятю о своемъ окончательномъ ршеніи на счетъ денегъ.

— Мн лучше сказать вамъ, Лопецъ, что я намренъ сдлать, для того, чтобы вы не оставались въ сомнніи. Я не дамъ вамъ въ руки боле никакой суммы для Эмиліи.

— Разумется, вы можете поступить какъ вамъ угодно, серъ.

— Именно. Вы получили сумму очень значительную для меня, хотя я боюсь, что она не много могла сдлать для вашихъ обширныхъ предпріятій.

— Сумма была не очень большая, мистеръ Вортонъ.

— Можетъ быть. Мннія на счетъ такихъ вещей бываютъ разныя. Во всякомъ случа вы боле не получите ничего. Теперь я желаю, чтобы Эмилія жила здсь, и вы разумется. Если дла ваши идутъ не хорошо, это по-крайней-мр избавитъ васъ отъ издержекъ.

— Я никогда не занимался такими разсчетами.

— Мои разсчеты боле мелочны. Нужда заставила меня въ жизни думать объ этихъ бездлицахъ. Посл моей смерти Эмилія будетъ обезпечена моимъ завщаніемъ. Душеприкащики будутъ выплачивать ей проценты, а капиталъ перейдетъ ея дтямъ посл ея смерти. Я думалъ, что справедливость требуетъ отъ меня объяснить вамъ это.

— А для меня вы не сдлаете ничего?

— Ничего, если это кажется вамъ ничмъ. Я думаю, что ваше настоящее содержаніе и будущее обезпеченіе вашей жены и дтей должно считаться чмъ-нибудь.

— Это ничего — ничего!

— Пусть будетъ ничего. Прощайте!

Чрезъ два дня Лопецъ вернулся опять къ этому.

— Вы очень откровенно объяснились со мною намедни, серъ.

— Я имлъ это намреніе.

— А я теперь откровенно съ вами объяснюсь. И я, и ваша дочь положительно раззоримся, если вы не перемните вашего намренія.

— Если вы подъ моимъ намреніемъ разумете деньги, то я, конечно, не перемню. Вы можете поврить моему торжественному увренію, что я не дамъ вамъ ничего для вашей торговли.

— Въ такомъ случа, серъ, я долженъ сказать вамъ о моемъ намреніи и дать вамъ также торжественное увреніе. Я долженъ ухать изъ Англіи и попробовать счастія въ Средней Америк. Мн предлагаютъ мсто въ Гватемал, хотя не очень блестящее.

— Въ Гватемал?

— Да, у моихъ друзей тамъ есть дла. Я еще не говорилъ этого Эмиліи, но ей придется хать со мною.

— Вы не увезете ее въ Гватемалу!

— Не увезу мою жену? Конечно, я увезу ее. Или вы предполагаете, что я уду и оставлю мою жену жить вашими милое тями? Неужели вы думаете, что она пожелаетъ бросить своего мужа? Мн кажется, вы должны знать вашу дочь.

— Какъ я жалю, что вы узнали ее!

— Что же длать, серъ? Если не могу имть успха въ этой стран, я долженъ хать въ другое мсто. Я вамъ уже прежде говорилъ, что двадцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ въ настоящую минуту позволили бы мн преодолть вс затрудненія и сдлали бы меня очень богатымъ человкомъ. Но если у меня въ рукахъ не будетъ такой суммы до Рождества, я долженъ бросить здсь все.

— Никогда въ жизни не слыхалъ такого низкаго предложенія, сказалъ Вортонъ.

— Почему оно низко? Я говорю вамъ правду.

— Пусть такъ. Вы увидите, что я тоже правду вамъ говорилъ. А моя дочь, разумется, поступитъ какъ заблагоразсудитъ.

— Она должна поступить такъ, какъ заблагоразсужу я, мистеръ Вортонъ.

— Я не стану съ вами спорить. Бдная женщина!

— Дйствительно бдная. Какъ ей не быть бдной, когда ея отецъ обращается съ нею такимъ образомъ! Если вы намрены имть на нее вліяніе, я приму мры, чтобы сейчасъ взять ее изъ вашего дома.

Такимъ образомъ кончился разговоръ. Лопецъ обдумалъ все и ршилъ ‘взять наглостью’, какъ онъ выражался. По его мннію, ничего нельзя было добиться вжливостью и послушаніемъ, теперь онъ долженъ употребить свою власть. Отъздъ въ Гватемалу не былъ выдумкою и даже имлъ нкоторое правдивое основаніе. Это предложеніе сдлалъ ему Мильсъ Гепертонъ. Въ Гватемал были рудники, гд могла возникнуть надобность въ постоянномъ управляющемъ. Предложеніе это было сдлано Лопецу до его женитьбы и Гепертонъ, вроятно, объ этомъ забылъ, но оно могло теперь быть полезно.

Жен своей Лопецъ вдругъ сказалъ:

— Твой отецъ говорилъ теб о моихъ планахъ?

— Теперь нтъ, я не помню.

— Онъ не могъ говорить такъ, чтобы ты не помнила. Сказалъ онъ теб, что я ду въ Гватемалу?

— Въ Гватемалу! Гд Гватемала, Фердинандъ?

— Ты прежде отвчай на мой вопросъ, хотя твои познанія въ географіи такъ слабы.

— Онъ ничего не говорилъ о твоемъ отъзд куда бы то ни было.

— Ты тоже подешь сейчасъ посл Рождества.

— Но гд Гватемала? И на долго ли подемъ мы туда, Фердинандъ?

— Гватемала въ Средней Америк и мы, вроятно, поселимся тамъ на всю жизнь. Мн нечмъ жить здсь.

Впродолженіи двухъ мсяцевъ о намреніи поселиться подальше постоянно говорилось на Манчестерскомъ сквер и планъ этотъ одобрялся Гепертономъ. Лопецъ возобновилъ свою просьбу и получилъ письмо отъ Гепертона съ увдомленіемъ, что это можно устроить, если онъ дйствительно этого желаетъ.

— Я дйствительно этого желаю, сказалъ Лопецъ, показывая письмо Вортону:— я полагаю, Эмилія будетъ въ состояніи отправиться чрезъ два мсяца посл своихъ родовъ. Мн говорили, что морское путешествіе полезно для дтей.

Въ это время, несмотря на свою угрозу, Лопецъ продолжалъ жить у Вортона на Манчестерскомъ сквер и каждый день бывалъ въ Сити, для того ли, чтобы устраивать поздку въ Гватемалу, или получать инструкціи, или заниматься своими прежними длами, этого не знали ни Эмилія, ни ея отецъ. Лопецъ въ это время не говорилъ никому изъ нихъ о своихъ длахъ, но каждый день упоминалъ о своемъ отъзд какъ о дл ршенномъ.

Наконецъ насталъ вопросъ — подетъ Эмилія или нтъ. Отецъ сказалъ ей, что хотя по закону она обязана повиноваться мужу, но въ этомъ случа она можетъ обойти законъ.

— Я не думаю, чтобы онъ могъ насильно притащить тебя на пароходъ, сказалъ ей отецъ.

— Но если онъ скажетъ мн, что я должна хать?

— Останься здсь со мною, сказалъ отецъ.— Останься здсь съ твоимъ ребенкомъ. Я устрою такъ, что вс будутъ на твоей сторон.

Эмилія въ эту минуту не приняла никакого ршенія, но на слдующій день стала говорить съ самимъ Лопецомъ.

— Разумется, ты подешь со мною, сказалъ онъ, когда она спросила его.

— Ты хочешь сказать, что я должна хать, желаю или нтъ?

— Непремнно должна. Боже мой! гд же мсто жены? Неужели я долженъ ухать безъ моего ребенка и безъ тебя, а ты будешь наслаждаться всми удобствами богатства въ дом твоего отца? Я не такъ понимаю жизнь.

— Фердинандъ, я очень много думала объ этомъ. Я должна просить тебя позволить мн остаться. Я прошу тебя, какъ будто бы дло шло о моей жизни.

— Тебя отецъ подучилъ.

— Нтъ, онъ говорилъ мн не это.

— А что же?

— Отецъ мой думаетъ, что я должна не соглашаться на отъздъ.

— Онъ это говоритъ, говоритъ?

— Но я отказываться не стану, я поду, если ты на этомъ настоишь. Между нами спора не будетъ.

— Надюсь.

— Но я умоляю тебя пощадить меня.

— Это очень эгоистично, Эмилія.

— Да, сказала она:— да. Не могу противорчивъ теб въ этомъ. Но эгоистъ ли тотъ человкъ, который проситъ судью пощадить его жизнь?

— Но ты не думаешь обо мн. Я долженъ хать.

— Я не сдлаю тебя счастливе, Фердинандъ.

— Или ты думаешь, что весело жить человку въ такой стран одному?

— Я думаю, что это гораздо лучше, чмъ жить съ женою, которую онъ не любитъ.

— Кто говоритъ, что я не люблю тебя?

— Или съ женою, которая… не… не любитъ его…

Это она сказала очень медленно, очень тихо, но глядла ему прямо въ глаза.

— Ты это говоришь мн въ лицо?

— Да, какая польза теперь лгать? Ты оказался для меня совсмъ не такимъ, какимъ я считала тебя.

— И оттого, что ты создала какіе-то воздушные замки, которые разрушились, ты говоришь мужу въ лицо, что не любишь его и предпочитаешь не жить съ нимъ! Это твои понятія объ обязанности?

— Зачмъ ты былъ такъ жестокъ?

— Жестокъ! Что же сдлалъ я? Скажи мн, какую жестокость? Билъ я тебя что ли? Морилъ голодомъ? Не просилъ ли, не умолялъ ли я тебя о помощи только затмъ, чтобы получить отказъ? Дло въ томъ, что вы съ отцомъ разузнали, что я не богатъ, и хотите освободиться отъ меня. Правда это или ложь?

— Это неправда, что я желаю освободиться отъ тебя оттого, что ты бденъ.

— Я не намренъ освобождаться отъ тебя. Ты должна поселиться и исполнять свою обязанность какъ моя жена, гд ни вздумалось бы мн жить. Твой отецъ человкъ богатый, но ты будешь пользоваться его богатствомъ не иначе, какъ чрезъ мои руки, такъ оно и слдуетъ. Если бы твой отецъ отдалъ мн твое состояніе, не было бы надобности узжать за границу. Онъ не можетъ ршиться разстаться съ своими деньгами, поэтому мы хать должны. Теперь ты знаешь все.

Она хотла уйти, но онъ сдлалъ ей прямой вопросъ:

— Долженъ ли я понять, что ты намрена сопротивляться моему праву взять тебя съ собою?

— Если ты велишь мн хать, я поду.

— Это будетъ лучше, такъ какъ ты избавишься и отъ непріятности, и отъ огласки.

Разумется, она разсказала обо всемъ отцу, но онъ могъ только качать головой и стонать надъ своимъ несчастіемъ, сидя въ своей контор. Онъ объяснилъ дочери, что желаетъ сдлать для нея, но она отказалась отъ его помощи. Онъ не могъ сказать ей, что она неправа. Она была женою этого человка и отъ этой страшной участи не могла теперь избавиться. Весь вопросъ состоялъ въ томъ, не лучше ли подкупить этого человка, дать ему деньги, чтобы онъ ухалъ, и ухалъ одинъ. Если бы Вортонъ могъ отдлаться отъ этого человка, онъ охотно заплатилъ бы двадцать тысячъ. Но онъ или не удетъ, или вернется, какъ только истратитъ деньги. Жизнь казалась ему теперь въ одномъ дом съ этимъ человкомъ ужасною. Лопецъ, хотя не разъ грозилъ перевезти жену въ другой домъ, однако не принималъ для этого никакихъ мръ.

Все это время Вортонъ не видалъ своего сына. Эверетъ ухалъ за границу, когда отецъ его вернулся въ Лондонъ изъ Брайтона, и еще не возвращался. Онъ аккуратно получалъ свое содержаніе и это были единственныя сношенія между ними. Но Эмилія писала къ брату, не говоря ему о своихъ непріятностяхъ, а только сообщая, что мужъ везетъ ее въ Среднюю Америку въ начал весны, и прося его вернуться домой до ея отъзда.

Предъ Рождествомъ родился ея ребенокъ, но бдный малютка не прожилъ и двухъ дней. Она сама такъ перемнилась отъ заботъ, такъ похудла и исчахла, что посмотрвъ въ зеркало не узнала себя.

— Фердинандъ, сказала она мужу: — я знаю, что онъ не будетъ жить. Докторъ это говоритъ.

— Мн ни въ чемъ нтъ счастія, отвтилъ онъ угрюмо.

— Ты не взглянешь на него?

— Вдь я уже смотрлъ. Какъ бы я желалъ умереть вмст съ нимъ!

— А какъ я желала бы! сказала бдная мать.

Отецъ ушелъ, прежде чмъ онъ вернулся домой, ребенокъ умеръ.

— О Фердинандъ! скажи мн теперь хоть одно ласковое слово, просила его жена.

— Какія ласковыя слова могу я говорить, когда ты сказала мн, что не любишь меня? Неужели ты думаешь, что я могу это забыть, потому что… потому что онъ умеръ?

— Любовь женщины всегда можно вернуть ласкою.

— Вздоръ! Какъ я могу цловать и говорить любезности, когда моя душа такъ истерзана!

Но онъ все-таки приложился губами къ ея лбу прежде чмъ ушелъ.

Ребенка похоронили и въ дом не виднлось большого горя. Бдная мать угрюмо просиживала одна цлые дни, говоря себ, что, можетъ быть, было лучше лишиться своего сокровища, чмъ отправиться съ нимъ въ обширный, невдомый, суровый міръ съ такимъ отцомъ, какого она дала ему. Потомъ она смотрла на вс приготовленія, сдланныя ею, счастливую работу, когда ея мысли о будущемъ употребленіи этихъ вещицъ были сладостнымъ утшеніемъ — и плавала, плакала, чувствуя, что конца не будетъ ея слезамъ.

Вторая недля января настала, а между тмъ ничего еще не было ршено о Гватемал. Лопецъ говорилъ объ этомъ какъ о дл ршеномъ и даже сказалъ жен, что такъ какъ они скоро дутъ, то не стоитъ перезжать въ другой домъ. Но когда она спросила на счетъ своихъ приготовленій, о гардероб, необходимомъ для такого продолжительнаго путешествія, Лопецъ сказалъ ей, что двухъ или трехъ недль будетъ достаточно для всего и что онъ скажетъ ей во-время.

— Честное слово, какую честь длаетъ онъ моему бдному дому! сказалъ Вортонъ.

— Папа, мы передемъ тотчасъ, если вы желаете, сказала ему дочь.

— Эмилія, хоть ужь ты не иди противъ меня. Я не могу не чувствовать его оскорбительнаго присутствія каждый день, но даже это лучше, чмъ лишиться тебя.

Тутъ случилось одно смшное обстоятельство, которое, несмотря на свою нелпость, довело Вортона почти до бшенства. Отъ гг. Стивама и Сугарскрапса присланъ былъ счетъ за обдъ. Въ это время Вортонъ ничего не скрывалъ отъ дочери.

— Посмотри, сказалъ онъ.

Счетъ былъ написанъ на его имя.

— Это ошибка, папа.

— Совсмъ нтъ. Обдъ былъ данъ въ моемъ дом и я долженъ заплатить за него. Я предпочитаю заплатить самъ — если бы даже у него были средства.

Вортонъ заплатилъ Стиваму и Сугарскрапсу двадцать-пять фунтовъ девять шиллинговъ и шесть пенсовъ, прося ихъ впередъ никогда не посылать боле обдовъ въ его домъ, замтивъ, что онъ имлъ обыкновеніе угощать своихъ друзей дешевле трехъ гинеи съ человка.

— Но шато-икемъ и кот-д’оръ! сказалъ Сугарскрапсъ.

— Вздоръ вс ваши шато! сказалъ Вортонъ, выходя отъ нихъ съ роспиской.

Потомъ былъ полученъ счетъ за экипажъ съ того самаго дня, какъ они вернулись въ Лондонъ посл свадебной поздки. Этотъ счетъ Вортонъ показалъ Лопецу. Счетъ былъ написанъ на имя Лопеца и присланъ Вортону съ извинительною запиской.

— Не я веллъ ему послать, сказалъ Лопецъ.

— Но вы заплатите?

— Ужь конечно не стану просить васъ объ этомъ.

Но въ конц-концовъ все-таки заплатилъ Вортонъ. Онъ заплатилъ также за квартиру въ Бельгревіи и сорокъ фунтовъ за наряды, которые Эмилія заказала по приказанію мужа въ первые дни ихъ супружеской жизни въ Лондон.

— О! папа, какъ я жалю, что мы перехали сюда, сказала она.

— Душа моя, для тебя я ничего не жалю, и даже за него я платилъ бы охотно, если бы онъ оставилъ тебя здсь. Я обезпечилъ бы его, если бы онъ только ухалъ.

Глава L.
Месть Слайда.

— Вы говорите, миледи, что герцогъ заплатилъ его издержки по выборамъ въ Сильвербридж?

— Я именно это хочу сказать, мистеръ Слайдъ.

Леди Юстэсъ кивнула головой, а Квинтусъ Слайдъ разинулъ ротъ.

— Боже милостивый! воскликнула мистрисъ Лесли.

Они сидли въ гостиной леди Юстэсъ и патріотическій издатель ‘Знамени’ допытывался отъ новой союзницы свдній, которыя могли быть полезны стран.

— Но вы почему знаете, леди Юстэсъ? Вы простите настойчивость моихъ разспросовъ, но въ гласныхъ сообщеніяхъ точность значитъ все. Я никогда не полагаюсь на одни слухи. Я всегда иду къ самому источнику истины.

— Я это знаю, замтила леди Юстэсъ.

— Гмъ!

Произнеся этотъ звукъ, издатель посмотрлъ на ея сіятельство восхищенными глазами — глазами, въ которыхъ виднлась лесть. Но на Лиззи такъ часто смотрли такимъ образомъ и она такъ привыкла къ восхищенію, что это не произвело на нее никакого дйствія.

— Онъ сказалъ вамъ самъ?

— А можете ли вы сказать мн правду, могу ли я поврить ему мои деньги?

— Могу.

— Безопасно ли могу я купить бумаги по его совту?

— Услуга за услугу, миледи.

— Я не желаю секретничать, мистеръ Слайдъ, это узналъ Понтни. Вы знаете майора?

— Да, я знаю майора Понтни. Онъ самъ былъ въ Гэтерум и былъ принятъ очень холодно, такъ?

— Можетъ быть. Какое это иметъ отношеніе къ нашему разговору? Вы можете быть уврены, что Лопецъ обращался къ герцогу съ просьбою заплатить его издержки въ Сильвербридж и герцогъ прислалъ деньги.

— Въ этомъ нтъ ни малйшаго сомннія, мистеръ Слайдъ, сказала мистрисъ Лесли:— мы узнали все это отъ майора Понтни. Лопецъ держалъ какое-то пари съ Понтни и долженъ былъ показать чекъ.

— Понтни видлъ деньги, сказала леди Юстэсъ.

Слайдъ погладилъ подбородокъ и задумался о громадной національной важности этого сообщенія. Человкъ, заплатившій деньги, былъ англійскій первый министръ и кром того врагъ Слайда.

— Когда не принимаютъ руку дружбы, я не прощаю никогда, говаривалъ Слайдъ.

Даже леди Юстэсъ, не особенно примчавшая наружность людей, замтила впослдствіи своей пріятельниц, что Слайдъ походилъ на дьявола, когда гладилъ свое лицо.

— Это очень замчательно, сказалъ Слайдъ:— очень замчательно!

— Вы не скажете майору, что это мы сказали вамъ? сказала ея сіятельство.

— О! нтъ, я только желалъ знать именно, какъ это было. А ваши деньги, миледи, вы не довряйте Фердинанду Лопецу.

Тутъ Слайдъ пошелъ тотчасъ отыскивать майора Понтни, и найдя майора въ клуб, добился отъ него всего, что тотъ зналъ объ уплат за Сильвербриджъ. Понтни самъ видлъ чекъ герцога на 500 ф. с.

— У васъ было пари, майоръ? спросилъ Слайдъ.

— Нтъ, не было. Я знаю, кто вамъ сказалъ: Лиззи Юстэсъ, это ея обыкновенныя шалости. Вотъ какъ это было: Лопецъ очень разсердился и хвастался, что онъ отдлаетъ герцога примрно. Я смялся надъ нимъ потомъ, когда мы сидли разъ за обдомъ, а онъ вынулъ чекъ и показалъ мн. Такъ прямо и было подписано ‘Омніумъ’.

Снабженный этимъ подробнымъ свдніемъ, Слайдъ чувствовалъ, что сдлалъ все, чего только могла требовать самая горячая преданность къ точности, и немедленно заперся въ своей клточк въ контор ‘Знамени’ и принялся за работу.

Это случилось въ первыхъ числахъ января. Герцогъ былъ тогда въ Мачинг съ своею женой и очень небольшимъ обществомъ. Странное распоряженіе, сдланное герцогинею въ начал осени, не повело за собою никакихъ особенныхъ послдствій. Она сдлала это въ пику мужу, а результатъ оказался такъ нелпъ, что она сначала даже испугалась. Но кончилось все очень хорошо. Герцогъ находилъ большое удовольствіе въ обществ леди Розины и наслаждался сравнительнымъ уединеніемъ, которое позволяло ему работать цлый день безъ перерыва. Жена его увряла, что она сама это очень любила, хотя надо опасаться, что ей скоро надоло это. Для леди Розины, разумется, это было раемъ на земл. Въ сентябр пріхали Финіасъ Финнъ съ женою, а въ октябр настали другія удовольствія и занятія. Первый министръ и его жена постили свою государыню и онъ въ городахъ говорилъ очень полезныя рчи о своемъ любимомъ предмет — десятичной систем. На Рождеств они похали на дв недли въ Гэтерумъ и угощали сосдей — дворянству дали обдъ въ одинъ день, а арендаторомъ и фермерамъ на другой день.

Все это шло очень гладко,герцогъ не чувствовалъ себя очень несчастнымъ, когда ‘Знамя’ длало разныя суровыя замчанія объ отсутствіи Кабинетныхъ совтовъ осенью.

Посл Рожества они вернулись въ Мачингъ съ нкоторыми старыми друзьями, герцогинею Сент-Бёнгэй, Финіасомъ Финномъ и его женою, лордомъ и леди Кэнтрипъ, Баррингтономъ Ирлемъ и еще нкоторыми.

Но въ это время случилась большая непріятность. Въ одно утро, когда герцогъ сидлъ въ своей комнат посл завтрака, онъ прочиталъ въ ‘Знамени’ слдующую статью:

‘Мы желали бы знать, кто заплатилъ издержки, сдланныя мистеромъ Фердинандомъ Лопецомъ въ послдніе выборы въ Сильвербридж. Можетъ быть, ихъ заплатилъ самъ онъ — въ такомъ случа намъ нечего говорить, такъ какъ въ настоящую минуту намъ не интересно разузнавать, были или нтъ чрезмрны эти издержки. Можетъ быть, он были уплачены по подписк его политическими друзьями, и если такъ, мы опять останемся довольны. Или, можетъ быть, фонды были даны новымъ политическимъ клубомъ, о которомъ послднее время мы слышали много, и опять, разумется, намъ нтъ до этого никакого дла. Если мистеръ Лопецъ и его друзья могутъ удостоврить насъ въ этомъ, мы останемся довольны.

‘Но до насъ дошли слухи — мы можемъ даже сказать боле чмъ слухи — поставляющіе намъ въ обязанность сдлать этотъ вопросъ. Не были ли эти деньги уплачены изъ собственнаго кармана перваго министра? Если такъ, то мы нашли въ характер этого вельможи пятно, которое наша обязанность къ публик предписываетъ намъ выставить на видъ. Мы пойдемъ дале и скажемъ, что если эти издержки были уплачены изъ собственнаго кармана герцога Омніума, то этому вельмож неприлично доле занимать такое высокое мсто.

‘Мы знаемъ, что перъ не можетъ вмшиваться въ выборы членовъ Нижней Палаты. Мы знаемъ достоврно, что министръ не долженъ покупать парламентской поддержки. Мы знаемъ ту гласность — не имемъ ли мы право сказать: чванство, съ которымъ на послднихъ выборахъ герцогъ отказался отъ того вліянія, которымъ такъ долго пользовались въ Сильвербридж его предшественники и самъ онъ? Онъ гласно объявилъ намъ, что онъ, по-крайней-мр, умываетъ руки, что не хочетъ поступать, какъ поступали его предки, какъ онъ самъ прежде поступалъ. Что мы должны думать о герцог Омніум какъ о министр, если посл подобныхъ увреній онъ изъ своего кармана заплатилъ издержки сильвербриджскаго кандидата?’

Статья была длинная, но вышеприведеннаго достаточно, чтобы дать читателю понятіе объ обвиненіи, которое герцогъ прочелъ одинъ въ своей комнат.

Онъ прочелъ два раза прежде чмъ сталъ думать объ этомъ. Обвиненіе было по-крайней-мр буквально справедливо. Онъ заплатилъ за издержки по выборамъ этого человка. Онъ сдлалъ это по чистому побужденію, какъ читателю извстно, но эти побужденія онъ не могъ объяснить, не выдавъ своей жены. Посл того, какъ былъ посланъ чекъ, онъ не говорилъ объ этомъ никому — но думалъ очень часто. Въ то время его секретарь очень нершительно, почти съ трепетомъ совтовалъ ему не посылать денегъ. Съ герцогомъ работать было легко, его вжливость съ подчиненными была почти преувеличена, онъ никогда не выговаривалъ и всегда старался все сдлать самъ. Онъ очень заботился о спокойствіи окружающихъ его. Но ему очень было трудно подавать совты. Онъ совтовъ не любилъ. Онъ былъ такъ щекотливъ, что всякій совтъ принималъ за порицаніе. Когда ему совтовали, какіе ботинки носить — какъ леди Розина — какое вино и какихъ лошадей купить, какъ это длали буфетчикъ и кучеръ, онъ былъ благодаренъ, не гордясь своими познаніями въ ботинкахъ, винахъ или лошадяхъ. Но онъ не любилъ, когда вмшивалась въ его поступки, частные или общественные, въ политическіе вопросы, въ его мннія и намренія. Поэтому Уорбёртонъ почти дрожалъ, спрашивая герцога, точли онъ ршился послать деньги Лопецу.

— Точно, отвтилъ герцогъ.

Уорбёртонъ не посмлъ выразить сомнніе и деньги были посланы.

Но съ той минуты, какъ он были посланы, сомннія возобновились въ душ перваго министра.

Теперь онъ сидлъ съ газетою въ рук и думалъ. Разумется, онъ очень могъ не обратить никакого вниманія на это. сдлать такъ, какъ будто не видалъ этой статьи, и предоставить этому длу затихнуть. Но онъ зналъ, что Квинтусъ Слайдъ и его газета не дадутъ этому заглохнуть. Обвиненіе будетъ повторяться въ ‘Знамени’, пока не перепечатается въ другихъ газетахъ, а потомъ сдлаютъ другой вопросъ — почему первый министръ оставляетъ безъ отвта подобное обвиненіе? Но если онъ обратитъ вниманіе, то какого рода? Это было справедливо. И, конечно, онъ имлъ право длать что хочетъ съ своими собственными деньгами, пока не поступалъ противъ закона. Онъ не подкупалъ никого. Онъ истратилъ деньги не на подкупъ. По чувству чести онъ сознавалъ, что этому человку сдлала вредъ его жена, и поэтому онъ былъ обязанъ вознаградить матеріальный убытокъ. Онъ не стыдился сдланнаго, но ему было стыдно, что объ этомъ будутъ разсуждать публично.

Зачмъ онъ допустилъ поставить себя въ положеніе, которое навлечетъ на него такую непріятность? Съ тхъ поръ, какъ сдлался первымъ министромъ, онъ не имлъ ни одного счастливаго дня, не чувствовалъ ни малйшаго неудовольствія и не могъ даже утшать себя мыслью, что приносилъ пользу своей стран.

Чрезъ нсколько времени онъ пошелъ въ другую комнату и показалъ газету Уорбёртону.

— Можетъ быть, вы были правы, сказалъ онъ:— когда совтовали мн не посылать этихъ денегъ.

— Это не значитъ ничего, сказалъ секретарь, прочтя статью, думая, можетъ быть, что значитъ много, но желая пощадить герцога.

— Я былъ принужденъ заплатить за издержки этого человка, такъ какъ герцогиня… подала ему надежду. Герцогиня не такъ… не такъ поняла мои желанія.

Уорбёртонъ зналъ теперь всю эту исторію, потому что не разъ разсуждалъ объ этомъ съ герцогинею.

— Мн кажется, что вашей свтлости не слдуетъ обращать вниманіе на эту статью.

Вниманія не обратили, но три дня спустя явился короткій параграфъ, напечатанный крупнымъ шрифтомъ и начинавшійся вопросомъ:

‘Иметъ ли намреніе герцогъ Омніумъ отвчать на вопросъ, сдланный нами въ прошлую пятницу? Правда ли, что онъ заплатилъ за издержки мистера Лопеца по сильвербриджскимъ выборамъ? Мы можемъ уврить герцога, что этотъ вопросъ станетъ повторяться, пока отвтъ не будетъ данъ.’

Это также герцогъ увидалъ и показалъ своему секретарю.

— Я не сдлалъ бы ничего, пока объ этомъ не упомянутъ въ другихъ газетахъ, сказалъ секретарь.— ‘Знамя’ извстно своими сплетнями.

— Разумется, это сплетни. И сверхъ этого я знаю причины злости этого жалкаго издателя. Но эта газета читается и гнусное обвиненіе сдлается извстнымъ, приведенные доводы справедливы. Я заплатилъ за издержки и, сказать вамъ по правд, не желаю длать гласными причины, побудившія меня къ этому. А меня могутъ оправдать только эти причины.

— Такъ по-моему вашей свтлости надо ихъ выставить.

— Я не могу сдлать этого.

— Герцогъ Сент-Бёнгэй здсь. Почему бы вамъ не разсказать ему, въ чемъ дло?

— Я подумаю объ этомъ. Не знаю, зачмъ я обезпокоилъ васъ.

— О, милордъ!

— Разв только потому, что всегда утшительно поговорить о своихъ непріятностяхъ. Я подумаю. А пока вамъ не надо упоминать объ этомъ.

— Какъ! чтобы я сталъ упоминать? Конечно, я никому не скажу ни слова.

— Я говорилъ не о другихъ — не говорите объ этомъ со мною. Я подумаю и скажу, когда ршусь на что-нибудь.

Онъ сталъ думать и думать до такой степени, что и днемъ, и ночью не могъ выкинуть этого изъ головы. Своей жен онъ ничего не говорилъ. Зачмъ тревожить ее этимъ? Она надлала эти непріятности и онъ предостерегъ ее, чтобы этого впередъ не было. Она не могла помочь ему выпутаться изъ затрудненій, въ которыя вовлекла его.

Онъ продолжалъ обдумывать это и довелъ до такихъ размровъ, что опять началъ думать объ отставк. Онъ находилъ справедливыми слова, что тотъ человкъ не долженъ оставаться первымъ министромъ, который не можетъ оправдать своихъ поступковъ.

Появилось третье нападеніе въ ‘Знамени’, и посл этого было сдлано замчаніе въ ‘Вечерней Кафедр’.

Это замчаніе герцогъ Сент-Бёнгэй увидалъ и упомянулъ о немъ Уорбёртону.

— Говорилъ вамъ герцогъ объ обвиненіяхъ, длаемыхъ въ печати на счетъ издержекъ по выборамъ въ Сильвербридж?

Старый герцогъ уже нсколько мсяцевъ находился въ нервномъ безпокойств за своего друга. Онъ почти сознался себ, что поступилъ не хорошо, посовтовавъ политику съ такимъ слабымъ характеромъ занять должность перваго министра. Онъ ожидалъ боле мужества въ этомъ человк, можетъ быть, думалъ найти въ немъ мене щекотливой добросовстности. Но если дло сдлано, его надо поддерживать. Кто другой можетъ занять это мсто? Грешэмъ не захочетъ. Отстранять Добени {Дизраэли, нын лордъ Биконсфильдъ. Пр. Пер.} было задачею всей жизни герцога Сент-Бёнгэя — пружиною его политическаго врованія, единственною великой идеей, всегда пребывавшей въ его душ. Сверхъ того, онъ искренно любилъ и уважалъ человка, котораго теперь поддерживалъ, цнилъ кротость его характера, врилъ въ патріотизмъ, умъ и честность министра, хотя принужденъ былъ сознаться, что въ немъ недостаетъ душевной твердости.

— Да, сказалъ Уорбёртонъ:— онъ мн говорилъ.

— Это тревожитъ его?

— Вамъ бы хорошо поговорить съ нимъ.

И старый герцогъ, и секретарь безпокоились о первомъ министр, какъ безпокоится мать о слабомъ ребенк. Они не могли высказать свои мысли другъ другу, но понимали другъ друга и вдвоемъ леляли перваго министра. Ихъ особенно тревожило то, что сдлаютъ жена перваго министра и вс окружавшіе его. Секретарь даже предложилъ, не послать ли за леди Розиною, такъ какъ она производила успокоительное дйствіе на расположеніе духа перваго министра.

— Раздражило это его? спросилъ старый герцогъ.

— Да, немножко. Мн кажется, вашей свтлости лучше бы съ нимъ поговорить — и не упоминать обо мн.

Герцогъ Сент-Бёнгэй кивнулъ головою и сказалъ, что поговоритъ и не упомянетъ ни о комъ.

Онъ поговорилъ.

— Кто ни будь сказалъ вамъ объ этомъ? спросилъ первый министръ.

— Я самъ видлъ въ ‘Вечерней Кафедр’, а ни отъ кого объ этомъ не слыхалъ.

— Я заплатилъ за издержки этого человка.

— Вы заплатили?

— Да, по окончаніи выборовъ, и сколько мн помнится, долго спустя. Онъ написалъ мн, сколько онъ потратилъ, и просилъ меня заплатить ему. Я послалъ ему чекъ.

— Но зачмъ?

— Честь обязывала меня сдлать это.

— Но зачмъ?

Наступило непродолжительное молчаніе, прежде чмъ на второй вопросъ послдовалъ отвтъ.

— Этого человка уговорили въ моемъ дом выступить кандидатомъ. Я боюсь, что ему была общана поддержка, которую, конечно, онъ не получилъ, когда настало время.

— Не вы общали это?

— Нтъ, не я.

— Герцогиня?

— Я думаю, другъ мой, что мн лучше не разсуждать объ этомъ даже съ вами. Вамъ слдуетъ знать, что я деньги заплатилъ и почему. Можетъ быть, также вамъ необходимо сообразить, будетъ ли мой поступокъ имть какія-нибудь послдствія. Но деньги заплатилъ я самъ и по причинамъ, объясненнымъ мною.

— Въ Парламент могутъ спросить.

— Тогда надо отвчать такъ, какъ я вамъ отвтилъ. Я, конечно, не стану уклоняться отъ отвтственности, которая падаетъ на меня.

— Вы не захотите, чтобы Уорбёртонъ написалъ нсколько строкъ въ газету?

— Какъ! въ ‘Знамя’?

— Вдь это началось тамъ? Нтъ, въ ‘Вечернюю Кафедру’. Онъ могъ бы сказать, что деньги заплачены вами потому, что ваши повренные ошибочно поняли ваши инструкціи.

— Это была бы неправда, медленно отвтилъ первый министръ.

— Насколько я могу понять, именно это и случилось, сказалъ герцогъ.

— Мои инструкціи не были поняты ошибочно. Ихъ ослушались. Я думаю, что намъ лучше не говорить объ этомъ.

— Не думайте, что я къ вамъ пристаю, нжно сказалъ старикъ:— но я боюсь, что надо сдлать что-нибудь — для вашего спокойствія.

— Моего спокойствія! сказалъ первый министръ.— Оно исчезло уже давно, такъ же, какъ миръ моей души и мое счастіе.

— Ничего не было сдлано такого, чего нельзя было бы объяснить, сказавъ правду. Ничего не было неприличнаго.

— Я не знаю.

— Эти деньги были заплачены изъ преувеличеннаго понятія о чести.

— Этого объяснить нельзя. Я не могу объяснить этого даже вамъ, какъ же я могу объяснить это дуракамъ, которые готовы затоптать меня только потому, что я занимаю между ними видное мсто?

Посл этого старый герцогъ опять говорилъ съ Уорбёртономъ, но Уорбёртонъ остался вренъ своему начальнику.

— Нельзя ли сдлать что-нибудь, поговоривъ съ герцогинею? спросилъ старый герцогъ.

— Не думаю.

— Я полагаю, что все это сдлала герцогиня.

— Не могу сказать. Я думаю, что лучше подождать засданій въ Парламент и потомъ отвчать, если спросятъ. Онъ самъ отвтитъ въ Палат Лордовъ, а мистеръ Финнъ или Баррингтонъ Ирль въ Нижней. Конечно, достаточно будетъ объяснить, что до его свтлости дошли слухи, что этому человку подали надежду повренные герцога въ Сильвербридж, хотя онъ самъ этого не желалъ, и что поэтому онъ счелъ нужнымъ заплатить за издержки. Посл такого объясненія что могутъ говорить?

— Вы сами могли бы это сдлать.

— Я никогда не говорю въ Палат.

— Но теперь вы могли бы говорить, и тогда ему не было бы необходимости разсказывать объ этомъ другимъ.

Такимъ образомъ дло пока оставили, хотя обвиненія въ ‘Знамени’ продолжались. Никто изъ товарищей перваго министра не осмлился заговорить съ нимъ объ этомъ. Баррингтонъ Ирль и Финіансъ Финнъ поговорили объ этомъ между собою, но не сказали даже герцогин. Она тотчасъ отправилась бы къ мужу, а они такъ берегли его, что не хотли этимъ рисковать. Это врно, что вс они леляли перваго министра.

Глава LI.
Леляніе перваго министра.

Парламентъ долженъ былъ собраться 12 февраля и, ра зумется, былъ необходимъ Кабинетный Совтъ до этого. Первый министръ на третьей недл января приготовился назначить день и сдлалъ это весьма неохотно. Но онъ былъ тогда боленъ и говорилъ съ своимъ другомъ, старымъ герцогомъ, и своимъ секретаремъ, чтобы совщаніе было безъ него.

— Это невозможно, сказалъ старый герцогъ.

— А если бы я не могъ быть, тогда было бы возможно.

— Мы могли бы вс пріхать сюда.

— Вызвать изъ Лондона пятнадцать министровъ, потому что я боленъ!

Но герцогъ Сент-Бёнгэй не совсмъ врилъ этой болзни. Первый министръ былъ несчастливъ, а не боленъ.

Въ это время вс въ Парламент и почти вс въ провинціи, читавшіе газеты, знали о Лопец и его выборныхъ издержкахъ, кром герцогини. Никто не осмливался сказать ей. Она каждый день пересматривала газеты, но вроятно читала ихъ не очень внимательно. Все-таки она знала, что не ладится что-то. Уорбёртонъ ухаживалъ за министромъ нжне обыкновеннаго. Герцогъ Сент-Бёнгэй былъ боле озабоченъ, вс окружавшіе ее держали себя какъ-то таинственно, а мужъ ея былъ печаленъ.

— Что происходитъ? спросила она однажды Финіаса Финна.

— Все по прежнему и такъ же скучно, какъ обыкновенно.

— Если вы не скажете мн, я никогда больше не стану съ вами говорить. Я знаю, что есть что-нибудь нехорошее.

— Я боюсь, что герцогъ не совсмъ здоровъ.

— Отъ чего онъ нездоровъ? Я знаю хорошо, когда онъ боленъ и когда здоровъ. Его тревожитъ что-нибудь.

— Я самъ это думаю, герцогиня. Но такъ какъ онъ со мною не говорилъ, я не желаю длать догадокъ. Если есть что-нибудь, то я могу только догадываться.

Тутъ герцогиня принялась разспрашивать мистрисъ Финнъ и получила отвтъ, если неудовлетворительный, то по-крайней-мр понятный.

— Мн кажется, его тревожитъ сильвербриджское дло.

— Какое?

— Вы знаете, что онъ заплатилъ за издержки этого Лопеца?

— Да, знаю.

— И знаете, что это разузналъ Слайдъ и напечаталъ въ ‘Знамени’?

— Нтъ.

— Право! И противъ герцога взвели цлую кучу обвиненій. Мн не хотлось говорить вамъ, но мн кажется, вамъ не слдуетъ оставаться въ неизвстности.

— Вс меня обманываютъ, сказала герцогиня съ гнвомъ.

— Нтъ, обмана не было.

— Вс скрываютъ отъ меня все. Мн кажется, вс вы убьете меня. Это сдлала я. Зачмъ нападаютъ на него? Я напечатаю въ газетахъ. Я подала надежду этому человку посл того, какъ Плантадженетъ ршилъ, что его поощрять не слдуетъ, и потому что я сдлала это, онъ заплатилъ этому человку его нищенскіе расходы. Что же тутъ можетъ быть обиднаго для него? Пусть я вынесу это. Моя спина довольно широка.

— Герцогъ очень щекотливъ.

— Я ненавижу щекотливость. Она длаетъ людей трусами.

— Характеры бываютъ разные.

— Да, но хуже всего то, что когда они страдаютъ отъ этой слабости, которую вы называете щекотливостью, они думаютъ, что организація ихъ нжне, чмъ у другихъ. Мужчины должны быть созданы не изъ севрскаго фарфора, а изъ хорошей, крпкой глины. Впрочемъ, я не желаю бранить его, бднаго.

— Я думаю, что вамъ и не слдуетъ.

— Я знаю, что это значитъ. Вы хотите бранить меня. Итакъ его обижаютъ за то, что онъ заплатилъ Лопецу. Какъ это могли узнать?

— Врно, Лопецъ сказалъ, замтила мистрисъ Финнъ.

— Хуже всего то, душа моя, что желая познакомиться со многими, вы непремнно наткнетесь на людей негодныхъ. Этотъ человкъ самый негодный. А, говорятъ, женился на милой двушк.

— Это часто случается, герцогиня.

— А иногда бываетъ и наоборотъ. Но я объяснюсь съ Плантадженетомъ. Если бы мн самой пришлось писать во вс газеты, я поправила бы дло.

Она леляла мужа мене другихъ и въ глубин своего сердца совсмъ не одобряла этой системы. Но все это время она была къ нему нжна, потому что сознавала свое неблагоразуміе. Съ тхъ поръ, какъ герцогъ узналъ объ ея вмшательств въ Сильвербридж и растолковалъ ей его пагубные результаты, она была — нельзя сказать пристыжена, по тому что никакія злополучія не довели бы до этого герцогиню Омніумъ — но усмирилась отъ чувства раскаянія. Но она все таки исполнила свое намреніе ‘объясниться’ съ Плантадженетомъ.

— Я только сейчасъ услыхала, сказала она, войдя къ нему въ комнату и заставъ его одного:— въ первый разъ, что поднялся шумъ изъ-за денегъ, которыя ты заплатилъ мистеру Лопецу.

— Кто теб сказалъ?

— Никто мн не говорилъ. Я догадалась сама и выпытала отъ Маріи. Зачмъ ты не сказалъ мн?

— Зачмъ мн теб говорить?

— Зачмъ не говорить? Если бы что-нибудь тревожило меня, я сказала бы теб, то-есть, если бы меня очень тревожило.

— Стало быть, ты уврена, что это очень тревожитъ меня.

Онъ улыбался, говоря эти слова, но улыбка скоро сбжала съ его лица.

— Я не стану однако обманывать тебя. Это очень тревожитъ меня.

— Я знала, что не ладится что-нибудь,

— Я не жаловался.

— Это можно видть и безъ словъ. Чего ты боишься? Что можетъ сдлать теб этотъ человкъ?

— Какое теб дло, если такой человкъ изливаетъ на тебя свою злобу? Ты слишкомъ великъ для того, чтобы тебя могло уязвить подобное пресмыкающееся.

Онъ посмотрлъ на нее, удивляясь энергіи, съ какою она говорила съ нимъ.

— А отвчать ему, продолжала она:— можетъ быть слдуетъ, а можетъ быть и нтъ. Если отвтить надо, есть люди, которые сдлаютъ это. Но я говорю о твоихъ собственныхъ чувствахъ. Ты имешь щитъ противъ теб равныхъ и мечъ, которымъ можешь нападать на нихъ, если это необходимо. А неужели у тебя нтъ брони для защиты, отъ такой твари? Неужели у тебя нтъ въ душ чувства, что онъ до того ничтоженъ, что на него не слдуетъ обращать вниманія?

— У меня нтъ ничего, сказалъ онъ.

— О, Плантадженетъ!

— Кора, есть различныя натуры и каждая иметъ свои достоинства и недостатки. Я не скажу, чтобы я былъ трусъ, полагая, что у меня достанетъ мужества пойти на встрчу необходимой опасности. Но я не могу выносить, когда чернятъ мой характеръ — даже такіе люди, какъ Слайдъ и Лопецъ.

— Что за бда — если ты правъ! Для чего страдать, когда твоя совсть не обвиняетъ тебя ни въ чемъ? Я не страдала бы, если бы моя совсть и обвиняла меня. Какъ, человка ставятъ впереди всхъ, а потомъ его же судятъ за то, что онъ не разсчитывалъ свой каждый шагъ!

— Именно. Онъ долженъ разсчитывать свои шаги осторожне другихъ.

— Я этого не нахожу. Ты на все смотришь желчными глазами. Я читала гд-то намедни, что въ большихъ корабляхъ всегда бываютъ маленькіе червяки, но большіе корабли и не обращаютъ вниманія на червяковъ.

— Червяки наконецъ одержатъ верхъ.

— Надо мною не одержали бы. А что же они говорятъ на счетъ денегъ? Что теб не надо было ихъ платить?

— Я начинаю думать, что дйствительно я напрасно заплатилъ.

— Нтъ, не напрасно. Я завлекла этого человка. Я ошиблась. Я думала, что онъ джентльменъ. Я уговорила этого человка прежде, чмъ ты предупредилъ меня, и не хотла отступиться отъ своего слова. Я похала въ Сильвербриджъ къ лавочнику, а тотъ пересказалъ объ этомъ Лопецу. Когда Лопецъ отправился въ Сильвербриджъ, онъ предполагалъ, что его будутъ поддерживать изъ угожденія замку.

— А я сдлалъ такъ много, чтобы не допустить этого!

— Какая польза опять возвращаться къ этому? Вдь я уже созналась въ своей ошибк. Теперь вопросъ состоитъ только въ томъ, что такъ какъ я надлала эту бду, то какъ поправить ее? Всякій хотя мало-мальски энергичный человкъ не сказалъ бы ничего. Но такъ какъ этотъ человкъ просилъ денегъ, то ему слдовало заплатить. Если все это разгласится, ему не поздоровится. Пусть кто-нибудь напишетъ, что, дескать, это сдлала герцогиня Омніумъ. Это очень нехорошо, конечно, но вдь меня ни убить, ни отставить не могутъ. Словомъ, сдлаюсь ли я хоть на волосъ хуже отъ этого?

— Но я буду долженъ выйти въ отставку.

— Если бы вс англійскіе министры подавали въ отставку, какъ только ихъ жены надлаютъ глупостей, то вопросъ о состав министерства сдлался бы очень затруднителенъ.

— Он могутъ длать глупости, душа моя, и все-таки…

— Что все-таки?

— Не вмшиваться въ политику.

— Много же ты знаешь, Плантадженетъ! Разв не всмъ извстно, что мистрисъ Добени сдлала епископомъ Мэк-Фузлема, а мистрисъ Грешэмъ заставила своего мужа сказать туманную рчь о правахъ женщинъ, такъ что никто не понялъ, чью сторону держитъ онъ. Есть и другія, такія же сумасбродныя, какъ я, только я не думаю, чтобы это имъ до такой степени ставилось въ вину. Ты сдлаешь, о чемъ я тебя прошу?

— Не могу сдлать этого, Кора. Хотя пятнышко не большое, я не могу позволить запятнать мою жену. Я не хочу, чтобы упоминали о твоемъ имени. О жен честнаго человка говорить не должны.

— Какія это высокопарныя нелпости, Плантадженетъ!

— Гленкора, въ этихъ вещахъ ты должна позволить мн имть свое сужденіе. Я никогда не скажу, что это сдлалъ я, а не моя жена.

— Адамъ сказалъ же это, потому что захотлъ сказать правду.

— И Адама вс презирали посл того, не потому, что онъ сълъ яблоко, а за то, что обвинилъ въ этомъ женщину. Я этого не сдлаю. Довольно объ этомъ говорить.

Она повернулась и пошла, но онъ позвалъ ее.

— Поцлуй меня, душа моя, сказалъ онъ.

Она наклонилась къ нему.

— Не думай, чтобы я сердился на тебя за то, что это раздражаетъ меня. Я постоянно мечтаю о томъ, когда мы удемъ съ дтьми на отдыхъ въ какое-нибудь хорошенькое мстечко и будемъ жить, какъ живутъ другіе.

— Какъ это будетъ глупо! пробормотала она, выходя изъ комнаты.

Онъ похалъ въ Лондонъ на кабинетное совщаніе. Что ни происходило бы въ этомъ важномъ собраніи, рчи объ отставк не было, а то объ этомъ услыхали бы. Вроятно также, тамъ не говорилось о статьяхъ въ газетахъ. Вещи, предоставленныя самимъ себ, вообще кончаются сами по себ. Старшій герцогъ, Финіасъ Финнъ и Баррингтонъ Ирль, вс были такого мннія, что не надо длать ничего.

— Ршено что-нибудь? спросила герцогиня Финіаса, когда онъ вернулся.

— О! да, рчь королевы. Но въ ней нтъ ничего важнаго.

— А на счетъ уплаты этихъ денегъ?

— Я ни слова не слыхалъ объ этомъ, сказалъ Финіасъ.

— Ничмъ не лучше вы другихъ, мистеръ Финнъ, съ вашей напускной таинственностью. Двушка не такъ секретничаетъ на счетъ перваго обожателя, какъ юный членъ Кабинета.

— Члены Кабинета, кажется, скоро къ этому привыкаютъ, сказалъ Финіасъ Финнъ.

Въ Парламент уже начались засданія, прежде чмъ Слайдъ ршилъ, какимъ образомъ онъ будетъ продолжать войну. Конечно, онъ могъ писать злыя статьи о первомъ министр круглый годъ. Въ этомъ занятіи онъ находилъ наслажденіе и считалъ себя особенно способнымъ къ нему. Но читателямъ надодаетъ даже брань, если она не разнообразна. И постоянное повтореніе подобныхъ нападокъ какъ будто показываетъ, что на нихъ мало обращаютъ вниманія. Другія газеты, конечно, подхватили это, но тотчасъ же и бросили. Это открытіе сдлали не он, и потому не очень имъ интересовались. Повидимому, ничего изъ этого не выйдетъ, потому что Слайдъ, при всемъ своемъ безумномъ честолюбіи, конечно, не воображалъ досаду, нершимость, тревогу и серіозныя размышленія, которыя его слова возбудили между великими людьми въ Мачинг.

Но, конечно, этого не слдуетъ оставлять. Слайдъ приходилъ въ ужасъ при мысли объ этомъ. Какъ! первый министръ, перъ, герцогъ, выставляетъ кандидата въ депутаты, и когда его не выбираютъ, платитъ его издержки. Можетъ ли это происходить и узнаваться безъ всякихъ послдствій въ такое время, когда какой-нибудь членъ Парламента, лицо ничтожное, теряетъ свое мсто, потому что подарилъ своимъ доврителямъ нсколько четвериковъ угольевъ или десятка два кроликовъ? Энергическая любовь Слайда къ общественнымъ добродтелямъ была оскорблена при мысли о подобной катастроф. По его мннію, общественныя добродтели состояли въ томъ, чтобы порицать высокопоставленныхъ лицъ, бранить министровъ, судей и епископовъ, а главное узнавать то, за что ихъ можно бранить. Въ этомъ дл его общественныя добродтели были очень велики, потому что онъ разузналъ эту тайну. Его уму и энергіи въ этомъ дл страна была много обязана. Но страна не заплатитъ ему ничего, не дастъ ему желаемаго вліянія, лишитъ его этого удобнаго случая объявлять безчисленное множество разъ, что ‘Знамя’ самый надежный хранитель народной свободы, если ему не удастся обратить еще боле вниманіе публики на это дло.

— Какъ апатичны люди вообще, говорилъ себ Слайдъ:— когда не можетъ ихъ расшевелить такое открытіе!

Слайдъ зналъ очень хорошо, какой долженъ быть слдующій шагъ. Въ Парламент долженъ быть сдланъ запросъ. Кто-нибудь долженъ объявить, что видлъ такое-то заявленіе въ печати и считаетъ нужнымъ спросить, дйствительно ли первый министръ сдлалъ эту уплату. Въ своихъ размышленіяхъ Слайдъ дошелъ даже до того, что придумалъ, какія слова произнесетъ негодующій членъ Парламента, и въ числ этихъ словъ былъ любезный намекъ на одну газету. Онъ даже придумалъ и комплиментъ издателю, но вмст съ тмъ зналъ, что думаетъ только о томъ, что должно быть, а не о томъ, что будетъ. Время еще не настало, когда издатель газеты получалъ почетъ, заслуженный имъ. Но желательно было, чтобы вопросъ былъ сдланъ съ комплиментомъ или безъ комплимента ‘Знамени’.

Кто сдлаетъ вопросъ? Если бы общественная энергія дйствительно была сильна въ стран, то затрудненій въ этомъ отношеніи не могло бы быть. Преступленіе такъ ужасно, что вс великіе политики страны должны бы состязаться за честь предложить этотъ вопросъ. Какую большую услугу можно оказать великому человку, какъ давъ ему возможность выставить промахи правителей націи? Такъ думалъ Слайдъ. Но онъ зналъ также, что онъ опередилъ людей и что на это дло взглянутъ не надлежащимъ образомъ т, которые должны на него глядть. Затруднительно будетъ найти пера, который сдлалъ бы этотъ вопросъ въ той Палат, гд засдалъ первый министръ, и даже въ другой Палат теперь уже осталось мало той колкой и крикливой оппозиціи, отъ которой, по мннію Слайда, зависла безопасность націи.

Когда въ ‘Знамени’ первый разъ появилось это заявленіе, Лопецъ тотчасъ пришелъ къ Слайду и спросилъ, по какому праву онъ напечаталъ это. Лопецъ нашелъ это заявленіе очень оскорбительнымъ для себя. Ему два раза заплатили за издержки по выборамъ, такъ что онъ получилъ чистой прибыли 500 ф. с., и хотя одно время это немножко тревожило его совсть, но онъ уже привыкъ смотрть на это какъ на нчто давно прошедшее, о которомъ благоразумный человкъ не долженъ упоминать. Но теперь Вортонъ узнаетъ, что онъ былъ обманутъ, если это заявленіе дойдетъ до него.

— Кто далъ вамъ право публиковать все это? спросилъ

Лопецъ, который въ это время находился въ короткихъ сношеніяхъ съ Слайдомъ.

— Правда это, Лопецъ? спросилъ издатель.

— Если что и было сдлано, то частнымъ образомъ между мною и герцогомъ.

— Герцоги, мой милый, ничего не могутъ длать частнымъ образомъ, особенно когда они первые министры.

— Но вы не имли права публиковать эти вещи обо мн.

— Правда ли это? Если правда, я имю право публиковать. Если неправда, я имю право спросить. Если вы имли дло съ первымъ министромъ, вы не можете прятаться. Скажите мн, правда ли? Вы могли бы итти со мною рука объ руку въ этомъ дл. Вы этимъ повредить себ не можете. А если вы пойдете противъ меня, и я пойду противъ васъ.

— Вы ничего не можете сказать обо мн.

— Этого я не знаю. Я вообще могу попадать мтко, если захочу. Но вамъ вредить мн надобности нтъ. Относительно васъ я могу разсказать эту исторію и такъ и сякъ, какъ вы захотите.

Лопецъ, смотря на это съ такой же точки зрнія, наконецъ согласился, чтобы исторія была разсказана не во вредъ ему. Теперь планы его состояли въ томъ, чтобы бросить вс свои непріятности въ Англіи — а самою худшею непріятностью для него былъ Сексти Паркеръ — и ухать въ Гватемалу. Для этого доброе слово Слайда пользы не принесетъ, а дурное слово повредитъ. Притомъ, хочетъ онъ или нтъ, а дло это разгласится. Если Вортонъ услышитъ объ этомъ — а онъ, разумется, услышитъ — надо будетъ подставить мдный лобъ. Онъ не могъ скрыть этого отъ Вортона, поссорившись съ Квинтусомъ Слайдомъ.

— Это было справедливо, сказалъ онъ.

— Правда, сказалъ Лопецъ.

— Я зналъ это прежде, будто видлъ самъ. Я не часто ошибаюсь въ этихъ вещахъ. Вы требовали отъ него денегъ и грозили ему.

— Не знаю, грозилъ ли.

— Иначе онъ не далъ бы.

— Я сказалъ ему, что меня обманули его повренные въ Сильвербридж, и что я долженъ былъ истратиться относительно обманчивыхъ надеждъ, поданныхъ мн герцогиней. Мн кажется, я денегъ не требовалъ, онъ прислалъ чекъ и, разумется, я взялъ его.

— Разумется, разумется. Вы не можете дать мн копію съ вашего письма?

— Я никогда не сохраняю копій.

Въ эту самую минуту копія лежала въ его грудномъ карман и Слайдъ не поврилъ его словамъ. Но въ такихъ разсужденіяхъ нельзя ожидать правды другъ отъ друга. Слайдъ конечно не ожидалъ правды ни отъ кого.

— Онъ прислалъ чекъ почти не говоря ни слова, сказалъ Лопецъ.

— Я полагаю, онъ написалъ.

— Нсколько словъ.

— Можете вы дать мн письмо?

— Я тотчасъ уничтожилъ это письмо.

Оно также лежало въ эту минуту въ его карман.

— Писалъ онъ самъ?

— Кажется, его секретарь, мистеръ Уорбертонъ.

— Вы должны знать наврно, кто писалъ.

— Уорбертонъ.

— Вжливо?

— Да. Если бы было невжливо, я отослалъ бы назадъ. Я не снесу дерзости даже отъ герцога.

— Если вы отдадите мн эти два письма, Лопецъ, я буду преданъ вамъ и сердцемъ и душою. Ей-Богу такъ! Подумайте, что значитъ ‘Знамя’. Вамъ, можетъ быть, понадобится эта газета когда-нибудь.

Лопецъ молчалъ и смотрлъ на горячо убждавшаго его человка.

— Я ихъ не напечатаю, но для меня много значило бы имть доказательство въ рукахъ. Право, для васъ было бы хорошо имть меня другомъ.

— Вы ихъ не напечатаете?

— Разумется, нтъ, я только буду ссылаться на нихъ.

Тутъ Лопецъ вынулъ изъ кармана связку бумагъ.

— Вотъ они, сказалъ онъ.

— Ну, сказалъ Слайдъ, прочтя ихъ: — что за глупая сдлка! Зачмъ онъ послалъ деньги? Вотъ что я желаю знать. Вы не имли на это никакого права.

— По закону — нтъ.

— Ни въ какомъ отношеніи. Но это не важно. Онъ прислалъ деньги, а это подкупъ. Кого мн подбить сдлать вопросъ? Я полагаю, молодой Флечеръ не захочетъ.

— Это одного поля ягода, сказалъ Лопецъ.

— Или сер-Орланда Дрота. Желалъ бы я знать, согласится ли на это сер-Орландо. Онъ долженъ ненавидть герцога Омніума.

— Я не думаю, чтобы онъ унизилъ себя до этого.

— Унизилъ! Я не вижу никакого униженія въ этомъ. Но т люди, которые были членами Кабинета, всегда поддерживаютъ другъ друга, когда даже они враги. Они считаютъ себя такими могущественными, что съ ними нельзя обращаться какъ съ другими людьми. Но я покажу имъ, что умю обращаться съ ними. Кабинетный министръ и пастухъ равны для Квинтуса Слайда, когда онъ держитъ въ рук перо.

На другой день въ ‘Знамени’ появилась другая статья, въ которой издатель объявлялъ, что у него въ рукахъ переписка перваго министра съ бывшимъ сильвербриджскимъ кандидатомъ.

‘Первый министръ можетъ опровергать это обстоятельство’, говорилось въ стать. ‘Мы не считаемъ этого вроятнымъ, но это возможно. Мы желаемъ быть справедливы и откровенны во всемъ. Поэтому мы тотчасъ увдомляемъ благороднаго герцога, что вся переписка у насъ въ рукахъ.’

Говоря это, Квинтусъ Слайдъ думалъ, что онъ сдержалъ общаніе, когда говорилъ, что только упомянетъ о письмахъ.

Глава LII.
Я полагаю, что могу здсь переночевать.

Поздка въ Гватемалу была сначала придумана Лопецомъ для того, чтобы напугать Вортона и заставить его принять условія. Конечно, планъ этотъ существовалъ до его женитьбы, но былъ возобновленъ, главное, въ надежд, что посредствомъ его можно добиться денегъ.

Когда постепенно зять началъ чувствовать, что и это не дйствуетъ на кошелекъ тестя — когда на эту угрозу не поддались ни Вортонъ, ни Эмилія, и когда, съ цлью усилить свою угрозу, Вортонъ возобновилъ свои разспросы о Гватемал и узналъ, что мсто тамъ еще можно имть, угроза приняла видъ настоящаго намренія и Лопецъ началъ думать, что дйствительно не худо бы попробовать счастія въ Новомъ Свт. День отъ дня дла его шли дурно, и день отъ дня Сексти Паркеръ становился нестерпиме. Онъ не могъ скрыть отъ своего участника свое намреніе ухать, но старался уврить Паркера, что до отъзда устроитъ вс дла, или другими словами, устранитъ вс затрудненія, уплативъ за все наличными деньгами, и что Вортонъ длаетъ это съ условіемъ, что онъ оставитъ Англію.

Но Вортонъ такого общанія не давалъ. Хотя угрожаемый день приближался, Вортонъ не могъ ршиться купить короткую отсрочку для дочери, заплативъ деньги мошеннику и будучи увренъ, что такая уплата не окажетъ настоящей пользы.

Все это время Вортонъ былъ очень несчастливъ. Если бы онъ могъ освободить свою дочь отъ этого брака половиною своего состоянія, онъ сдлалъ бы это не задумавшись. Если бы онъ могъ наврно купить постоянное отсутствіе ея мужа, онъ заплатилъ бы за это дорого. Но что онъ ни заплатилъ бы, теперь онъ не видалъ никакой возможности спасти свою дочь. Каждый день онъ все боле убждался въ мошенничеств человка, который былъ его зять и жилъ въ его дом. Разумется, онъ могъ въ глубин души обвинять и свою дочь, которая могла выбирать и не выбрала мужа приличнаго, а увряла, что останется съ разбитымъ сердцемъ навсегда, если ее не допустятъ кинуться на шею этому негодяю.

Но Вортонъ осуждалъ себя столько же, какъ и дочь. Зачмъ онъ допустилъ себя смягчиться ея просьбами? Какъ онъ могъ думать, что будетъ въ состояніи спасти ее, когда сдлалъ такъ мало, чтобы предупредить несчастіе?

Онъ говорилъ съ Эмиліей объ этомъ, не часто, но очень серіозно.

— Я сама это сдлала и буду переносить, говорила она.

— Скажи ему, что ты не можешь хать, пока не узнаешь, какой домъ будешь имть.

— Это онъ самъ долженъ соображать. Я просила его позволить мн остаться и не могу сказать ничего боле. Если онъ захочетъ взять меня, я поду.

Тогда отецъ заговорилъ съ нею о деньгахъ.

— Разумется, деньги у меня есть, сказалъ онъ: — разумется, у меня достаточно и для тебя, и для Эверета. Если бы могъ сдлать пользу твоему мужу, я далъ бы ему денегъ.

— Папа, отвчала Эмилія:— я никогда не буду просить васъ дать моему мужу хотя одинъ пенни. Онъ спекуляторъ. Деньги ненадежны въ его рукахъ.

— Я долженъ буду посылать теб деньги, когда ты будешь нуждаться.

— Когда я умру, не нужно будетъ посылать. Не смотрите такимъ образомъ, папа. Я знаю, что я сдлала, и должна переносить. Я испортила свою жизнь. Если бы еще остался живъ мой ребенокъ, тогда было бы другое.

Это было въ конц января и Вортонъ услыхалъ о нападкахъ Квинтуса Слайда на перваго министра, услыхалъ, разумется, объ уплат Фердинанду Лопецу герцогомъ издержекъ по выборамъ Сильвербриджа. Вортону говорили объ этомъ знакомые въ клуб, спрашивая, правда ли это, и мистрисъ Роби спросила.

— Я спрашивала Лопеца, сказала она: — и уврена по его виду, что онъ деньги получилъ.

— Я ничего объ этомъ не знаю, отвчалъ Вортонъ.

— Если онъ получилъ, то я нахожу, что онъ поступилъ очень умно.

Мистрисъ Роби знала въ это время, что бракъ Лопеца былъ неудаченъ, что Лопецъ былъ небогатъ, что Эмилія, такъ же какъ и ея отецъ, была недовольна и несчастлива. Она послднее время слышала о Гватемал, и разумется, пришла въ ужасъ. Но она сочувствовала скоре Лопецу, чмъ его жен, и думала, что если бы Вортонъ только раскрылъ свои карманы, то дла могли бы еще поправиться.

— Это все виновата герцогиня, сказала она старику.

— Я ничего объ этомъ не знаю, а если и пожелаю узнать, то наврно обращусь не къ вамъ. Несчастіе, которое онъ навлекъ на меня, такъ велико, что заставляетъ меня желать никогда не видть тхъ, кто зналъ его.

— Это Эверетъ ввелъ его въ вашъ домъ.

— Это вы познакомили его съ Эверетомъ.

— Въ этомъ вы ошибаетесь — вамъ часто случается ошибаться, мистеръ Вортонъ. Эверетъ познакомился съ нимъ въ клуб.

— Какая польза спорить объ этомъ? Эмилія встртилась съ нимъ въ вашемъ дом. Это устроили вы. Я удивляюсь, какъ у васъ достаетъ духу упоминать мн о немъ.

— А между тмъ онъ все время живетъ у васъ въ дом!

До-сихъ-поръ Вортонъ не упоминалъ никому о томъ, что заплатилъ издержки своего зятя въ Сильвербридж. Онъ далъ ему чекъ не задумавшись, чувствуя, что такимъ образомъ приноситъ въ нкоторой степени пользу своей дочери, а потомъ пожаллъ объ этомъ, видя, что деньги его не оказываютъ пользы Эмиліи. Но дло было сдлано и кончено. Вортонъ никогда не упомянулъ бы объ этомъ, если бы теперь обстоятельства не напомнили ему объ этомъ. Посл того, какъ заплатилъ эти деньги, онъ говорилъ себ, что зять постоянно надувалъ его. Онъ заплатилъ за обдъ на Манчестерскомъ сквер, потомъ за экипажъ и за квартиру, и за множество другихъ счетовъ, а за нкоторые счеты онъ даже отказался заплатить. А между тмъ онъ ничего не говорилъ Лопецу обо всхъ этихъ непріятностяхъ. Какая была польза говорить? Лопецъ просто отвтилъ бы, что не просилъ его платить.

— Разв такое состояніе имлъ я право ожидать, когда женился на вашей дочери? сказалъ ему однажды Лопецъ.

— Вы не имли права ожидать ни одного шиллинга, отвчалъ Вортонъ.

Лопецъ пожалъ плечами и разговоръ прекратился.

Но теперь, если эти слухи и были справедливы, то была положительная недобросовстность со стороны Лопеца. Отъ кого онъ ни получилъ бы деньги прежде, второй разъ он были получены неправильно. Если бы это обвиненіе было несправедливо, Лопецъ пришелъ бы къ тестю и сказалъ, что это ложь, зная, что Вортонъ долженъ думать. Послднее время Вортонъ избгалъ всякихъ разговоровъ съ своимъ зятемъ. Онъ не позволялъ своимъ мыслямъ устремляться на то, что, наступало. Онъ питалъ какую-то неразумную, неопредленную надежду, что дочь его будетъ спасена отъ угрожаемаго изгнанія. Можетъ быть, если онъ не дастъ денегъ, то нечмъ будетъ заплатить и за перездъ. А относительно вещей, необходимыхъ для нея, Лопецъ, разумется, закажетъ что нужно и счетъ будетъ присланъ на Манчестерскій скверъ. Сдлалъ ли онъ это, ни Вортонъ, ни Эмилія не знали. Такимъ образомъ дла шли безъ большихъ разговоровъ между тестемъ и зятемъ.

Но теперь старый адвокатъ думалъ, что онъ долженъ говорить. Онъ подождалъ въ одно утро, пока Лопецъ сойдетъ внизъ, прежде попросивъ дочь выйти изъ комнаты.

— Лопецъ, спросилъ онъ:— что это газеты говорятъ о вашихъ издержкахъ въ Сильвербридж?

Лопецъ ожидалъ этого нападенія и старался приготовиться къ нему.

— Я думалъ, серъ, что вы не станете обращать вниманія на такія заявленія въ газет.

— Когда они касаются меня, я обращаю вниманіе. Я заплатилъ за ваши издержки по выборамъ.

— Вы, конечно, подписались на пятьсотъ фунтовъ, мистеръ Вортонъ.

— Я ни на что не подписывался, серъ. Не было и рчи о подписк, подъ чмъ вы, вроятно, подразумваете складчину изъ разныхъ источниковъ. Вы мн сказали, что выборы стоили вамъ пятьсотъ фунтовъ, и эту сумму я отдалъ вамъ съ полной увренностью и съ вашей стороны, и съ моей, что я плачу за все. Такъ ли было это?

— Это какъ вамъ угодно, серъ.

— Если вы не объяснитесь точне, я буду думать, что вы обманули меня.

— Обманулъ васъ!

— Да, серъ, обманули меня или герцога Омніума. Или отъ него, или отъ меня вы добились денегъ подъ ложными предлогами.

— Разумется, мистеръ Вортонъ, отъ васъ я долженъ переносить все, что вы вздумаете говорить.

— Правда ли, что вы обращались къ герцогу Омніуму за деньгами на ваши издержки въ Сильвербридж, и правда ли, что онъ заплатилъ вамъ?

— Мистеръ Вортонъ, какъ я сказалъ сейчасъ, я обязанъ выслушивать и переносить отъ васъ все, что вы вздумаете говорить. Ваше родство съ моею женой и ваши лта удерживаютъ меня отъ гнва. Но я не обязанъ отвчать на ваши вопросы, когда вы длаете ихъ въ такихъ выраженіяхъ, и отказываюсь отвчать.

— Разумется, я знаю, что вы взяли деньги отъ герцога.

— Такъ зачмъ же вы спрашиваете меня?

— И что вы можете переносить это безъ малйшей краски стыда доказываетъ мн только, что вы потеряли всякую способность къ стыду.

— Очень хорошо, серъ.

— И вы не можете мн дать никакихъ объясненій?

— Какихъ объясненій ожидаете вы отъ меня? Ничего не зная объ этомъ дл, кром того, что вы дали пятьсотъ фунтовъ на мои издержки по выборамъ, вы ршились сказать мн, что я безстыдный плутъ, а потомъ требуете объясненій! Возможно ли, чтобы я посл этого ршился объясняться? Подумайте объ этомъ и задайте себ этотъ вопросъ.

— Я думалъ объ этомъ и задавалъ себ этотъ вопросъ, и не думаю, чтобы вы пожелали объясниться. Я приму мры, чтобы дать знать герцогу, что какъ вашъ тесть я заплатилъ сполна все, что вы истратили въ Сильвербридж.

— Очень нужно герцогу знать объ этомъ!

— И посл того, что случилось, я принужденъ сказать, что чмъ скоре вы оставите этотъ домъ, тмъ для меня будетъ пріятне.

— Очень хорошо, серъ. Разумется, я возьму съ собою мою жену.

— Это какъ она хочетъ.

— Нтъ, мистеръ Вортонъ, это какъ я хочу. Она принадлежитъ мн, а не вамъ и не себ. Подъ вашимъ вліяніемъ она забыла обязанности жены, но не думаю, чтобы она до такой степени забылась, чтобы заставить меня прибгнуть къ другимъ мрамъ, а не просто приказать ей хать со мною, когда я желаю этого.

— Пусть будетъ что будетъ, я долженъ просить васъ, серъ, оставить мой домъ. Я не желаю имть въ моемъ дом человка, который поступилъ такъ, какъ поступили вы въ этомъ дл, если даже этотъ человкъ мой зять.

— Я полагаю, что могу здсь переночевать.

— И завтра, если это для васъ удобно. А Эмилія можетъ остаться здсь, если вы ей позволите.

— Это для меня неудобно, сказалъ Лонецъ.

— Въ такомъ случа я сдлаю то, что она пожелаетъ. Прощайте!

Вортонъ вышелъ изъ комнаты, но не изъ дома. Онъ хотлъ прежде видть свою дочь, и думая, что Лепецъ также захочетъ видть жену, ждалъ въ своей комнат. Но чрезъ десять минутъ Лопецъ ухалъ въ кеб, не заходя наверхъ. Вортонъ имлъ причины полагать, что его зять совсмъ не имлъ денегъ. А если имлъ, то он были бы ему нужны для отъзда. Всякая квартира для Эмиліи должна обойтись дорого, поэтому онъ почти надялся, что она останется у него, пока наступитъ тотъ страшный день — если онъ только наступитъ — когда ее увезутъ отъ него навсегда.

— Разумется, папа, я уду, если онъ велитъ, сказала Эмилія, когда отецъ передалъ ей утренній разговоръ.

— Право не знаю, что посовтовать теб, сказалъ отецъ, въ сущности желая дать совтъ несогласный съ волею ея мужа.

— Мн совтовъ не нужно, папа.

— Не нужно совтовъ! Я не знаю, кому они нужны боле, чмъ теб.

— Нтъ, папа. Я обязана исполнять его приказанія. Я знаю, что сдлаю, когда какой-нибудь несчастный попалъ въ тюрьму вслдствіе своихъ злодяній, никакіе совты не могутъ принести ему пользы. Такъ и со мною.

— Ты можешь по-крайней-мр убжать изъ твоей тюрьмы.

— Нтъ, нтъ! Во мн есть гордость, которая говоритъ мн, что такъ какъ я захотла сдлаться женою моего мужа — а я захотла вопреки желанію всхъ моихъ друзей — то я обязана покориться моему выбору. Если бы это случилось со мною по милости другихъ, если бы меня принудили выйти за него, мн кажется, я могла бы ршиться бросить его. Но я сдлала это сама и должна переносить. Если онъ велитъ мн хать, я поду.

Бдный Вортонъ отправился въ свою контору и просидлъ цлый день, не взявъ въ руки ни книги, ни бумаги. Неужели не можетъ быть ни спасенія, ни покровительства, ни облегченія? Онъ перебралъ въ голов различные планы, но какъ-то смутно и безполезно. Что если бы герцогъ сталъ преслдовать Лопеца судомъ за обманъ? Что если бы онъ, Вортонъ, могъ уговорить Лопеца оставить свою жену и обязался какимъ-нибудь документомъ не возвращаться къ ней за двадцать или даже тридцать тысячъ фунтовъ? Что если онъ самъ увезетъ дочь за границу, и убжденіями, и силою принудивъ ее къ этому? Конечно, можно найти какой-нибудь способъ, чтобы не пугать этого человка и заставить его согласиться. Но онъ сидлъ и не сдлалъ ничего. Вечеромъ онъ одинъ пообдалъ въ таверн Веселый Дроздъ, потому что не могъ даже вынести своего клуба, и вернулся въ свою контору, къ великому неудовольствію старухи, которая оставалась тамъ по ночамъ. А около полуночи несчастный старикъ пошелъ къ себ домой.

Лопецъ ухалъ изъ Манчестерскаго сквера, не искать квартиру для себя и жены, а провелъ почти весь день въ Колеманской улиц въ контор общества Сан-Хуанскихъ рудниковъ, гд прежде предсдателемъ былъ мистеръ Мильсъ Гепертонъ. Теперь былъ другой предсдатель и другіе директоры, но вліяніе Мильса Гепертона до такой степени осталось въ этомъ обществ, что просьба Лопеца о мст въ Гватемал была принята. Планъ теперь состоялъ въ томъ, что Лопецъ долженъ былъ отправиться въ ма на счетъ общества и получать тамъ тысячу фунтовъ стерлинговъ за управленіе рудниками. Лопецъ положительно получилъ это мсто, но съ условіемъ пріобрсти пятьдесятъ акцій этого общества и заплатить за каждую по сту фунтовъ стерлинговъ. Соображали, что человкъ, получающій тысячу фунтовъ за управленіе длами общества въ Гватемал, долженъ по-крайней мр помогать предпріятію своими деньгами. Разумется, обладатель этихъ пятидесяти акцій имлъ такое же право получать двадцать процентовъ прибыли, какую директоры общали всмъ акціонерамъ.

Сначала Лопецъ надялся, что можетъ отсрочить уплату этихъ пяти тысячъ до посл своего отъзда. Пріхавъ въ Гватемалу управляющимъ, онъ конечно тамъ управляющимъ и останется. Но онъ узналъ, что заплатить надо прежде. А онъ, ни къ кому не могъ обратиться кром Вортона. Онъ принужденъ былъ сказать въ контор, что деньги получатся отъ Вортона, и привелъ благовидныя, но вымышленныя причины, почему Вортонъ не могъ уплатить денегъ до февраля.

Несмотря на все происшедшее, онъ еще надялся получить деньги отъ Вортона, если это окажется необходимо. Наврно Вортонъ заплатитъ эту сумму, чтобы избавиться отъ своего зятя. Если уже на то пойдетъ, онъ разумется можетъ получить деньги, согласившись оставить свою жену. Но это не ходило въ его планы. За пять тысячъ слишкомъ дешево продать свою жену, и ихъ онъ могъ получить, не разставаясь съ нею. Пока она останется съ нимъ, онъ будетъ пользоваться всмъ, что Вортонъ захочетъ сдлать для нея. Поэтому онъ еще не обращался за деньгами къ тестю, найдя возможнымъ отсрочить платежъ до февраля. По его мннію, ссора съ Вортономъ въ это утро не могла имть послдствій. Вортонъ далъ ему деньги не изъ любви къ нему и не изъ уваженія, а просто чтобы купить его отсутствіе, котораго будетъ еще боле желать посл утренней ссоры.

Но даже и теперь онъ не совсмъ еще ршился хать въ Гватемалу. Сексти Паркера онъ выжалъ до суха и тотъ до того пылалъ негодованіемъ, страхомъ и угрызеніемъ, что Лопецъ не смлъ показываться на Танкардскомъ Дворик, но и теперь у него еще оставались надежды, изъ которыхъ могъ выйти хорошій результатъ. Если на вновь изобртенную водку, добываемую изъ коры деревьевъ въ Средней Африк и называемую біосъ, можно будетъ набить цну на рынк, все устроится удовлетворительно. Уже въ Лондон разглашали, что если желаютъ напиваться до-пьяна безъ обычныхъ послдствій опьяннія, то надо пить біосъ. Надо усилить объявленія и, можетъ быть, дло пойдетъ на ладъ. Была еще надежда уклониться отъ Гватемалы, что будетъ объяснено въ слдующей глав.

— Надюсь, что я найду Диксона порядочнымъ человкомъ, сказалъ Лопецъ секретарю Общества въ Колемансш улиц.

— Онъ грубоватъ.

— Но честенъ?

— О, да!

— Если онъ честенъ, то все остальное для меня не значитъ ничего. Нельзя же въ Гватемал найти вест-эндскія манеры. Но мн придется вести съ нимъ дла, а я терпть не могу человка, на котораго положиться нельзя.

— Мистеръ Гепертонъ имлъ очень хорошее мнніе о Диксон.

— Ну и прекрасно, сказалъ Лопецъ.

Диксонъ былъ помощникъ управляющаго на Сан-Хуаи скихъ рудникахъ и, вроятно, такъ же желалъ честнаго сотоварища, какъ и Лопецъ. Въ такомъ случа Диксонъ былъ бы очень обманутъ въ ожиданіи.

Лопецъ оставался въ контор цлый день, изучая дла Сан-Хуанскихъ рудниковъ, а потомъ отправился обдать въ Прогрессъ. До-сихъ-поръ онъ и не думалъ отыскивать квартиру для себя и жены.

Глава LIII.
Мистеръ Гертльподъ.

Когда насталъ срокъ, въ который Лопецъ долженъ былъ перехать съ Манчестерскаго сквера, онъ еще находился тамъ. Вортонъ, разсуждая объ этомъ съ своей дочерью, когда желалъ уговорить ее остаться въ его дом противъ воли мужа, не сказалъ ей, что ршительно веллъ Лопецу выхать. Онъ былъ увренъ, что Лопецъ передетъ и возьметъ съ собою жену, но онъ не зналъ закоснлости, хитрости и выносливости своего зятя.

Когда насталъ срокъ, а дочь все оставалась у него, онъ не могъ ршиться даже тогда сказать ей, что выгналъ ея мужа. Дни проходили, Лопецъ все оставался, а старый адвокатъ ничего не говорилъ. Они встрчались только въ передней или коридорахъ. Вортонъ самъ старательно избгалъ этихъ встрчъ и такимъ образомъ стснялъ себя въ своемъ собственномъ дом.

Наконецъ Эмилія сказала ему, что мужъ назначилъ день ея отъзда. Пароходъ, на которомъ они удутъ изъ Англіи, выйдетъ изъ Соутгемптона 2 апрля и она должна быть готова къ тому времени.

— Какъ же будетъ до тхъ поръ? спросилъ отецъ тихимъ и нершительнымъ голосомъ.

— Я полагаю, что могу остаться у васъ.

— А твой мужъ?

— Врно и онъ останется у васъ.

— О такомъ несчастій, о такой погибели всего никто прежде не слыхалъ! сказалъ Вортонъ.

На это Эмилія не отвчала, но продолжала длать приготовленія къ своему отъзду.

— Эмилія, продолжалъ Вортонъ:— я принесу всевозможныя жертвы для того, чтобы этого не допустить. Что можно сдлать? Я сдлаю все, что только не повредитъ интересамъ Эверета.

— Я не знаю, сказала она.

— Ты должна знать его дла.

— Я ничего не знаю. Онъ ничего мн о нихъ не говорилъ. Вскор посл нашей свадьбы онъ заставлялъ меня выпрашивать деньги у васъ.

— Когда ты писала мн изъ Италіи?

— И посл этого. Я отказалась и сказала ему, что онъ самъ долженъ устроить это съ вами. Что еще могла я сказать? А теперь онъ не говоритъ мн ничего.

— Не могу думать, чтобы онъ хотлъ взять тебя съ собою.

Опять настало молчаніе.

— Или это оттого, что онъ любитъ тебя?

— Не оттого, папа.

— Для чего же ему отягощать себя женою? Какія бы ни были у него деньги, ихъ достанетъ ему на боле долгое время безъ тебя.

— Можетъ быть, онъ думаетъ, что пока я съ нимъ, то онъ иметъ права на васъ.

— Онъ будетъ имть больше правъ, если оставитъ тебя. Что онъ выиграетъ? Если бы я могъ знать, сколько онъ хочетъ взять за это!

— Спросите его, папа.

— Я даже не знаю, какъ мн заговорить съ нимъ объ этомъ.

Тутъ опять настало молчаніе.

— Папа, сказала Эмилія чрезъ нсколько времени:— я сима захотла этого. Отпустите меня. У васъ останется Эверетъ. Можетъ быть, чрезъ нсколько времени я къ вамъ вернусь. Онъ не убьетъ меня и, можетъ быть, я не умру.

— Боже мой! сказалъ Вортонъ, вдругъ вставъ со стула: если бы онъ могъ получить отъ этого деньги, онъ убилъ бы тебя безъ малйшаго угрызенія.

Вотъ какимъ образомъ чрезъ полтора года посл замужства дочери отецъ говорилъ объ ея муж!

— Что я должна взять съ собою? спросила она своего мужа нсколько дней спустя.

— Теб лучше спросить твоего отца.

— Зачмъ мн спрашивать его, Фердинандъ? Почему онъ можетъ знать?

— А я какъ же могу знать?

— Я думала, что ты позаботишься узнать.

— Честное слово, мн есть о чемъ заботиться теперь кром твоихъ нарядовъ. Ты, вроятно, говоришь о твоемъ плать?

— Я думала не объ одной себ.

— Теб нтъ надобности думать ни о чемъ другомъ. Спроси его, что онъ позволитъ теб истратить, и тогда я теб скажу, что ты должна купить.

— Я не буду просить его ни о чемъ, Фердинандъ.

— Такъ можешь хать безъ ничего. Ты могла бы сдлать это тотчасъ, потому что придется же сдлать рано или поздно. А то, пожалуй, обратись къ его поставщикамъ, а ему ничего не говори. Теб отпустятъ въ кредитъ. Видишь ли, милая моя, онъ обманулъ меня самымъ мошенническимъ образомъ, онъ допустилъ меня жениться на своей дочери, и потому что я не сдлалъ съ нимъ уговора., какъ сдлалъ бы всякій другой, онъ отказываетъ мн въ состояніи, которое я имлъ право ожидать отъ тебя. Ты знаешь, что израильтяне ограбили египтянъ, и это поставлено имъ въ заслугу. Твой отецъ для меня египтянинъ и я его ограблю. Можешь, если хочешь, сказать ему, что я это говорю.

Такимъ образомъ проходило время, прошла и первая недля февраля, начались засданія въ Парламент, а Лопецъ и его жена все еще жили на Манчестерскомъ сквер. Ни слова не было сказано ему о томъ, чтобы онъ перезжалъ, даже не длалось намека. Предполагалось ршеннымъ, что Лопецъ детъ съ женою въ Гватемалу въ первыхъ числахъ апрля. Самъ Вортонъ чувствовалъ затрудненіе говорить о вещахъ, необходимыхъ для его дочери, и сказалъ ей, что она можетъ купить все, что ей угодно, на его счетъ.

— Папа, я ничего не куплю, пока онъ не велитъ мн.

— Но ты не можешь же пуститься въ дорогу безъ ничего. Что ты будешь длать въ такомъ мст, если у тебя не будетъ необходимыхъ вещей?

— Что длаютъ бдные люди? Что длала бы я, если бы вы отреклись отъ меня за мое ослушаніе?

— Но я отъ тебя не отрекся.

— Скажите ему, сколько вы хотите назначить, и потомъ, если онъ мн велитъ, я куплю.

— Хорошо. Я скажу ему.

Посл этого Вортонъ заговорилъ съ своимъ зятемъ, вдругъ войдя къ нему утромъ въ столовую:

— Эмиліи нужны разныя вещи, если она детъ туда.

— Подобно многимъ другимъ, ей нужно многое, чего она не можетъ имть.

— Я скажу моимъ поставщикамъ, чтобы они сдлали для нея что Нужно на… положимъ, хоть на двсти фунтовъ. Я говорилъ съ нею и она ждетъ вашего одобренія.

— Одобренія тратить ваши деньги? Она очень скоро это получитъ.

— Можете сказать ей это, или я самъ скажу.

Посл этихъ словъ Вортонъ уходилъ, но Лопецъ остановилъ его. Теперь было необходимо, чтобы деньги за акціи Сан-Хуанскихъ рудниковъ были внесены, а карманъ тестя все еще былъ источникомъ, изъ котораго предпріимчивый зять надялся эти деньги получить. Лопецъ твердо ршился спросить эти деньги и думалъ, что теперь настало время. Онъ ршилъ также, что не станетъ просить этого какъ милости на колняхъ. Онъ началъ сознавать свою власть и надялся, что можетъ одержать верхъ другими средствами, а не просьбою.

— Мистеръ Вортонъ, сказалъ онъ:— мы съ вами послднее время были не весьма добрыми друзьями.

— Дйствительно нтъ.

— Было время — очень короткое время — когда я думалъ, что мы можемъ сойтись, и употреблялъ для этого вс силы. Вы, кажется, не любите людей моего сорта.

— Ужь лучше говорите, что желаете сказать.

— Я желаю многое сказать и буду продолжать. Вы человкъ богатый, а я вашъ зять.

Вортонъ приложилъ лвую руку ко лбу, отбросилъ назадъ волосы, но не сказалъ ничего.

— Если бы я получилъ отъ васъ ту помощь, которую имлъ право ожидать, я могъ бы быть теперь богатымъ человкомъ. Теперь безполезно возвращаться къ этому.

Тутъ онъ замолчалъ, но Вортонъ все не говорилъ ничего.

— Теперь вы знаете, что постигло меня и вашу дочь. Мы должны оставить отечество.

— Разв это моя вина?

— Я такъ думаю, но не хочу боле говорить объ этомъ. Это общество, которое посылаетъ меня отсюда и, вроятно, будетъ самымъ удачнымъ обществомъ такого рода, которое образовалось въ послднія двадцать лтъ, даетъ мн тысячу фунтовъ въ годъ, какъ управляющему Сан-Хуанскими рудниками.

— Я слышалъ объ этомъ.

— Одно жалованье было бы содержаніемъ нищенскимъ. Я слышалъ, что въ Гватемал совсмъ жить не дешево. Но я долженъ взять пятьдесятъ акцій, по сту фунтовъ каждая, и имю право получать еще тысячу какъ дивидендъ съ этихъ акцій.

— Это составляетъ двадцать процентовъ.

— Именно.

— И удвоитъ ваше жалованье.

— Именно. Но прежде чмъ вступлю въ такую блаженную жизнь, я долженъ заплатить по сту фунтовъ за каждую акцію.

Вортонъ вытаращилъ на него глаза.

— Я долженъ дать пять тысячъ на это предпріятіе прежде чмъ могу отправиться.

— Ну-съ!

— А у меня нтъ пяти тысячъ. Вы, я полагаю, не пожелаете, чтобы я и ваша дочь умерли съ голоду. Я даже думаю, что вы будете очень рады освободиться отъ меня. Пять тысячъ не такая большая сумма, чтобы я не могъ попросить ее у васъ.

— Такой наглости никогда не случалось мн встрчать!

— И, можетъ быть, съ такою прямою правдой. По-крайней-мр, таково положеніе моихъ длъ. Если я долженъ хать, то деньги надо заплатить на этой недл. Я, можетъ быть, довольно глупо не упоминалъ объ этомъ до-тхъ-поръ, пока не удостоврился, что не могу достать этихъ денегъ отъ другихъ. Хотя я чувствую, что имю на васъ права, мистеръ Вортонъ, мн не весьма пріятно предъявлять ихъ.

— Вы просите у меня пять тысячъ?

— Прошу.

— Какое же обезпеченіе буду я имть?

— Обезпеченіе?

— Да, то-есть, если я заплачу, что ко мн не станетъ приставать самый низкій мошенникъ, съ какимъ я имлъ несчастіе встрчаться. Какъ я буду знать, что вы не вернетесь завтра? Какъ я могу знать, что вы удете? Неужели вы считаете вроятнымъ, что я дамъ вамъ пять тысячъ по одному вашему слову?

— Тогда мошенникъ останется въ Англіи и найдетъ для себя удобнымъ жить на Манчестерскомъ сквер.

— Пусть я отправлюсь къ чорту, если ему это позволю. Послушайте, серъ, мы съ вами можемъ только заключить договоръ. Я заплачу пять тысячъ на извстныхъ условіяхъ.

— Я нисколько не сомнвался, что вы заплатите.

— Я поду съ вами въ контору этого общества и заплачу за акціи, если получу увреніе, что вы говорите правду и что акціи не будутъ отданы вамъ до вашего прізда въ Гватемалу.

— Вы можете сдлать это сегодня, серъ, и получить удостовреніе.

— И я долженъ имть отъ васъ письменный документъ, который моя дочь можетъ показать, если окажется необходимо, что вы не будете требовать ее къ себ и вообще тревожить чмъ бы то ни было.

— Вы не такъ поняли меня, мистеръ Вортонъ. Моя жена детъ со мною въ Гватемалу.

— Я не заплачу ни одного пенни. Зачмъ буду я платить? Что для меня значитъ ваше присутствіе или отсутствіе, если оно не относится къ ней? Или вы думаете, что меня тревожатъ ваши угрозы остаться здсь? Полиція не позволитъ вамъ.

— Куда поду я, туда подетъ и моя жена.

— Мы еще это увидимъ. Если вамъ нужны деньги, вы должны оставить ее. Прощайте!

Вортонъ, отправляясь въ свою контору, думалъ обо всемъ этомъ. Онъ, конечно, охотно отдалъ бы требуемыя пять тысячъ, если бы могъ освободить себя и свою дочь отъ этого страшнаго домового, хотя бы даже только на время. Если Лопецъ отправится въ Гватемалу и оставитъ жену, тогда сравнительно легко было бы разлучить ихъ, если онъ вернется. Теперь затрудненіе заключалось не въ немъ, а въ ней. Поведеніе этого человка было такъ отвратительно, такъ нагло, такъ жестоко, что адвокатъ не сомнвался, что будетъ въ состояніи выгнать мужа изъ своего дома и оставить у себя жену даже теперь, если бы она не ршилась повиноваться человку, котораго наперекоръ всмъ своимъ друзьямъ выбрала своимъ властелиномъ.

‘Я сама это сдлала и буду переносить’ — вотъ какой отвтъ давала она, когда отецъ просилъ ее разстаться съ мужемъ. ‘У васъ останется Эверетъ’, прибавляла она. ‘Когда двушка выходитъ замужъ, она отдляется отъ своихъ родныхъ, и я отдлена.’ Но она охотно осталась бы, если бы Лопецъ веллъ ей остаться. Оказывалось теперь, что онъ не можетъ ухать безъ пяти тысячъ, и когда сдлается необходимо, тогда онъ удетъ и оставитъ жену.

Въ этотъ день Вортонъ отправился въ контору Сан-Хуанскихъ рудниковъ и пожелалъ видть директора. Его привели въ полумеблированную комнату во второмъ этаж въ Колеманской улиц, гд онъ нашелъ двухъ писарей, сидящихъ на табуретахъ, и когда спросилъ директора, его ввели въ заднюю комнату, гд сидлъ секретарь. Секретарь былъ смуглый, полный, низенькій человкъ съ жирнымъ лицомъ, который обладалъ даромъ принимать очень важный видъ, когда повертывался на своемъ стул лицомъ къ постителямъ, приходившимъ разузнавать о Сан-Хуанскихъ рудникахъ. Звали его Гертльподъ, и если Сан-Хуанскіе рудники окажутся прибыльны, то Гертльподъ намревался быть важнымъ человкомъ въ Сити. Гертльподу Вортонъ съ значительнымъ замшательствомъ объяснилъ исторію свою и Лопеца, на сколько было необходимо.

— Онъ только полчаса тому назадъ вышелъ изъ конторы, сказалъ Гертльподъ.

— Разумется, вы знаете, что онъ мой зять.

— Онъ упомянулъ намъ о васъ, мистеръ Вортонъ.

— Онъ детъ въ Гватемалу?

— детъ. Разв онъ вамъ этого не говорилъ?

— Конечно, говорилъ, серъ. Онъ сказалъ мн, что его обязываютъ взять акціи общества до отъзда.

— Очень можетъ быть, мистеръ Вортонъ.

— Кажется, даже онъ не можетъ хать, если не купитъ ихъ.

— И это можетъ быть, мистеръ Вортонъ. Безъ всякаго сомннія, онъ все это сказалъ вамъ самъ.

— Дло въ томъ, мистеръ Гертльподъ, что я на извстныхъ условіяхъ согласенъ дать ему деньги.

Гертльподъ поклонился.

— Я не стану безпокоить васъ частными длами моими и моего зятя.

Опять секретарь поклонился.

— Но, кажется, что выгоды его требуютъ, чтобы онъ ухалъ.

— Очень хорошее мсто, мистеръ Вортонъ. Я не вижу, какое лучшее мсто можно получить. Прекрасное жалованье. Путевыя издержки заплачены. А что касается капитала, который онъ дастъ на это дло, онъ будетъ получать двадцать прецентовъ, и капиталъ будетъ въ такой же цлости, какъ и въ Англійскомъ Банк.

— Онъ получитъ акціи?

— О! да, ихъ отдадутъ ему тотчасъ.

— И… и…

— Если вы думаете на счетъ рудниковъ, мистеръ Вортонъ, то можете поврить моему слову, это не обманъ. Это не одно изъ тхъ ложныхъ предпріятій, которыя таятъ какъ снгъ и оставляютъ акціонеровъ ни съ чмъ. Вотъ программа, мистеръ Вортонъ. Можетъ быть, вы не видали ее прежде. Возьмите съ собою и пробгите на свобод.

Вортонъ положилъ въ карманъ довольно пространную брошюру.

— Взгляните на списокъ директоровъ. У насъ есть три члена Парламента, баронетъ и два-три имени изъ Сити такія же прочныя, какъ Англійскій Банкъ. Если эта программа не внушитъ человку доврія, то я не знаю, что можетъ внушить. Ну, мистеръ Вортонъ, не думайте, чтобы вашъ зять могъ получить эти пятьдесятъ акцій по номинальной цн, если бы не халъ занять мсто нашего управляющаго. Этихъ акцій получить нельзя. Предпріятіе громадно. Но вс акціи раздлены между нами, ихъ на бирж нтъ. Разумется, не мое дло говорить, что вамъ слдуетъ длать для вашего зятя. Лопецъ мой другъ и человкъ, котораго я уважаю. А все-таки я не стану вамъ совтовать длать или не длать того и сего. Но когда вы говорите о безопасности, мистеръ Вортонъ, я долженъ вамъ сказать, какъ человкъ знающій дло, что такого случая человку не можетъ встртиться два раза въ жизни.

Вортонъ увидлъ, что нечего больше говорить, и вернулся въ свою контору. Онъ зналъ очень хорошо, что увреніе Гертльпода не значитъ ничего. Самъ Гертльподъ, его обстановка, писаря въ контор, видъ комнатъ и даже похвалы, которыя онъ воспвалъ, не внушали ни малйшаго доврія. Вортонъ зналъ свтъ, и хотя ничего не понималъ въ длахъ Сити, зналъ очень хорошо, что ни одинъ здравомыслящій человкъ не дастъ пяти тысячъ по одному слову Гертльпода. Но все-таки онъ готовъ былъ заплатить эту сумму. Если бы онъ только могъ купить отсутствіе Лопеца — если бы могъ быть увренъ, что Лопецъ отправится въ Гватемалу, и если бы также могъ убдить его ухать безъ жены, онъ рискнулъ бы деньгами. Разумется, деньги будутъ брошены, но онъ былъ согласенъ бросить ихъ. Конечно, Лопецъ объявилъ, что не подетъ безъ жены, даже если получитъ деньги. Но сумма была привлекательна! И чмъ боле станетъ онъ нуждаться въ деньгахъ, тмъ, по мннію Вортона, вроятне было его согласіе оставить жену.

Въ этихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ адвокатъ отправился къ своему помощнику и разсказалъ ему все. Оба юриста совщались цлый часъ и послднія слова Вортона его старому другу были слдующія:

— Я рискну деньгами, Вокеръ, или лучше сказать, соглашусь бросить ихъ — потому что он будутъ брошены — если бы можно было устроить, чтобы онъ ухалъ туда безъ жены.

Глава LIV.
Лиззи.

Нельзя предполагать, чтобы Фердинандъ Лопецъ былъ въ это время очень счастливый человкъ. Онъ все-таки когда то любилъ свою жену и теперь продолжалъ бы ее любить, если бы могъ пріучить ее думать такъ, какъ думалъ онъ, раздлять его желанія и ‘ссть въ одну ладью съ нимъ’, какъ онъ привыкъ выражать согласіе и сочувствіе, какихъ требовалъ отъ нея. Надо отдать ему справедливость, онъ не зналъ, что онъ негодяй. Когда уговаривалъ ее ‘оплести отца’, онъ не зналъ, что даетъ ей уроки, которые должны оскорблять благовоспитанную женщину. Онъ не понималъ, что все, что она узнала о его нравственныхъ качествахъ посл замужства, должно внушить ей отвращеніе. Не понимая всего этого, онъ считалъ себя обиженнымъ ею въ томъ отношеніи, что она принимала сторону отца, а не его. Это огорчало ее и вдвойн разочаровывало. Онъ не получилъ ни такой жены, какой ожидалъ, ни богатства. Но онъ продолжалъ думать, что состояніе онъ можетъ получить, если не выпуститъ изъ рукъ своей жены.

Посл его женитьбы все шло дурно для него. Думая о своихъ длахъ, онъ приписывалъ все это опасеніямъ, нершимости и скупости Сексти Паркера. Ни одно изъ его послднихъ предпріятій съ Сексти Паркеромъ не удалось. Сексти теперь сильно пилъ, уврялъ, что раззорился, и клялся, что горько отмститъ. Сексти все еще врилъ богатству тестя своего соучастника и все надялся на спасеніе изъ этого источника. Лопецъ продолжалъ уврять его, что спасеніе найдется въ біос. Если Сексти рискнетъ положить еще тысячи дв на біосъ — или дастъ вексель на эту сумму за неимніемъ наличныхъ денегъ, тогда все еще можетъ поправиться.

— Къ чорту біосъ! сказалъ Сексти съ потокомъ грубыхъ ругательствъ.

Въ это утро онъ прибгнулъ къ родному произведенію, а не къ новой африканской водк. Но теперь, когда гватемальскій планъ дйствительно началъ осуществляться, Лопецъ старался не встрчаться съ Сексти. Но напрасно. Сексти тоже слышалъ о Гватемал и началъ гоняться за Лопецомъ по Сити.

— Мн кажется, вы боитесь показаться на Тандкарскомъ Дворик, сказалъ онъ ему однажды, поймавъ свою жертву у конной статуи предъ Биржею.

— Къ чему же мн приходить къ вамъ, когда вы ничего не хотите длать?

— Я вотъ что скажу вамъ, Лопецъ: вы не удете отсюда по этимъ рудокопнымъ дламъ.

— Кто вамъ говоритъ, что я ду?

— Я остановлю васъ, мой милый. Я опишу директорамъ вс ваши дла со мною. Они узнаютъ, каковъ вы.

— Вы оселъ, Сексти, и всегда осломъ были. Слушайте. Если я сдлаю видъ, будто ду туда, я могу получить пять тысячъ отъ старика Вортона. Онъ уже предлагалъ. Онъ поступилъ со мною съ безпримрной скаредностью. Сдлай онъ то, чего я имлъ право ожидать, мы съ вами теперь были бы богаты. Но наконецъ я подцпилъ его на пять тысячъ. Такъ врно, какъ то, что я стою здсь, почти вся сумма перейдетъ къ вамъ. Но не портите дло, выставляя себя осломъ.

Сексти, который былъ пьянъ, смотрлъ въ лицо Лопеца нсколько секундъ, а потомъ отвтилъ:

— Чортъ меня побери, если я врю хоть одному слову!

Лопецъ разразился притворнымъ смхомъ и ускользнулъ.

Все это, какъ я сказалъ, не длало счастливою его жизнь. Хотя въ немъ было достаточно и наглости, и закоренлости, чтобы заставить Вортона платить по его счетамъ, онъ не былъ спокоенъ въ душ. Честолюбіе его никогда не было очень высоко, но все таки онъ имлъ большія надежды. Онъ былъ знакомъ съ знатными людьми. Онъ обдалъ съ лордами и леди. Онъ былъ гостемъ герцогини. Онъ женился на дочери джентльмена. Онъ чуть было не сдлался членомъ Парламента и былъ членомъ первокласснаго клуба — по его мннію. Свысока смотрлъ онъ на Сексти Паркера и людей его сорта, по милости его успховъ въ обществ и потому, что умлъ и разговаривать, и смотрть какъ джентльменъ. Слдовательно, ему была непріятна жизнь, до которой онъ теперь былъ доведенъ. И мысль отправиться въ Гватемалу и закопаться на рудокопняхъ въ Средней Америк не могла радовать его. Несмотря на все, что онъ надлалъ, онъ имлъ надежду избгнуть этого изгнанія.

Онъ сказалъ правду Сексти Паркеру, что намренъ получить пять тысячъ отъ Вортона, не принося такой ужасной жертвы, хотя солгалъ, когда уврялъ своего пріятеля, что эти деньги перейдутъ къ нему. Много плановъ мелькало въ голов его и вс сопровождались сомнніями. Если онъ можетъ получить деньги Вортона, отказавшись отъ жены, долженъ ли онъ отказаться? И въ томъ, и другомъ случа долженъ ли онъ остаться, или долженъ хать? Не ршится ли еще на рискъ съ біосомъ — и если такъ, то съ чьей помощью? И если онъ наконецъ ршитъ, что сдлаетъ это съ помощью одного друга, еще оставшагося у него, долженъ ли онъ броситься къ ногамъ этого друга женскаго рода и предложить бросить жену и сызнова начать жизнь съ нею? Дама, о которой идетъ рчь, имла по его мннію очень большія средства. Или не долженъ ли онъ перерзать себ горло и разъ навсегда покончить съ своими непріятностями, признавшись себ, что его карьера была неудачна и что, слдовательно, ее лучше прекратить?

Наша старая пріятельница леди Юстэсъ въ то время жила въ очень маленькомъ дом и въ очень маленькой улиц, которая, несмотря на это, все-таки имла людный видъ. Съ нею жила вдова мистрисъ Лесли, которая познакомила ее съ мистрисъ Дикъ Роби, и мистрисъ Роби съ Фердинандомъ Лопецомъ. Леди Юстэсъ пользовалась прекраснымъ доходомъ, какъ, я надюсь, помнятъ нкоторые изъ моихъ читателей, и этотъ доходъ въ послдніе два года она умла увеличить. Во время своей непродолжительной жизни у нея было много стремленій. Любовь, поэзію, спортменство, религію, свтскость безалаберность — все испробовала она, но въ каждомъ кризис проявлялась заботливость о богатств, которая спасла ее отъ сумасбродныхъ растратъ того, что она пріобрла своею энергіей въ ранней молодости, стремясь тогда къ своей преобладавшей страсти. Она не раздала своихъ денегъ любовникамъ, не потеряла ихъ на скачкахъ, не растратила на постройку церквей, даже не уменьшила доходъ тратою на прислугу и экипажи. Въ настоящее время она была еще молода, еще хороша, хотя волосы и цвтъ лица были не такъ прекрасны, какъ въ то время, когда она прельстила сер-Флоріана Юстэса.

Она еще любила имть обожателя — а можетъ и двухъ — хотя убдилась вполн, что обожатель обходится иногда слишкомъ дорого. Она могла еще здить верхомъ, хотя охотиться регулярно было не по ея средствамъ. Она могла говорить о религіи, если сидла возл извстнаго пастора — хотя была совершенно равнодушна, о какой религіи именно шла рчь. Но, можетъ быть, больше всего она любила иногда какую-нибудь сумасбродную шалость — только такъ трудно наслаждаться этимъ удовольствіемъ, не рискуя лишиться всего! Потомъ, вмст съ этими страстями, а можетъ быть и боле всхъ ихъ, въ сердц леди Юстэсъ послднее время возникло желаніе увеличить свои средства удачною спекуляціей. Вотъ съ этимъ то другомъ Лопецъ послднее время сошелся коротко и съ его помощью надялся выпутаться изъ своихъ затрудненій.

Какъ ни былъ онъ бденъ, онъ усплъ подкупить мистрисъ Лесли великолпными подарками, потому что, такъ какъ онъ еще жилъ на Манчестерскомъ сквер и несомннно былъ зять Вортона, то его кредитъ въ магазинахъ еще не совсмъ упалъ. Длая эти подарки, онъ разумется ни о чемъ не просилъ, но мистрисъ Лесли вроятно знала, что онъ ожидаетъ, чтобы она замолвила за него доброе слово своей пріятельниц.

— Я только знаю, что слышала отъ мистрисъ Роби, говорила мистрисъ Лесли своей пріятельниц.— Онъ участвовалъ въ длахъ съ Гёнки, а у нихъ богатство несмтное. Старикъ Вортонъ не отдалъ бы за него дочь, если бы онъ не былъ богатъ.

— Такъ трудно знать наврно! сказала Лиззи Юстэсъ.

— Онъ иметъ видъ человка, который уметъ свить себ гнздо, продолжала мистрисъ Лесли: — вы не находите, что онъ очень хорошъ собою?

— Я не знаю, можетъ ли это помочь его дламъ.

— Конечно, нтъ, но есть люди, въ успх которыхъ вы можете быть уврены, когда взглянете на нихъ. Не думаю, чтобы у него вначал были какія-нибудь средства, а посмотрите, гд онъ теперь?

— Мн кажется, что вы влюблены въ него, душа моя, сказала Лиззи Юстэсъ.

— Этого нельзя сказать. Онъ не давалъ мн никакого повода для этого. Но я не знаю, почему женщин не влюбиться въ него, если она захочетъ. Онъ гораздо красиве этихъ блокурыхъ мужчинъ, которые не умютъ сказать вамъ слово, а смотрятъ такъ, какъ будто вы должны каждымъ ихъ словомъ дорожить, вотъ какъ тотъ, съ кмъ вы говорили вчера, этотъ мистеръ Флечеръ. Онъ и трехъ словъ сряду не могъ выговорить, а между тмъ держалъ себя такъ гордо, какъ Люциферъ. Я люблю такого человка, который, если я ему нравлюсь, не стыдится и не боится этого говорить.

— Тутъ цлый романъ. Мистеръ Флечеръ влюбленъ въ Эмилію Вортонъ, а она отказала ему для мистера Лопеца. Съ тхъ поръ, говорятъ, онъ оправиться не можетъ.

— Она поступила очень хорошо, сказала мистрисъ Лесли.— Но это одно изъ тхъ надутыхъ существъ, которыя гордятся, хотя имъ гордиться нечмъ. Она, должно быть, ужасно богата. Лопецъ никогда не взялъ бы ее безъ денегъ.

Вслдствіе всего этого, когда Лопецъ пріхалъ въ маленькій домикъ въ маленькой улиц, онъ былъ принятъ очень хорошо. Мистрисъ Лесли была въ гостиной, но вскор ушла. Послднее время Лопецъ часто тутъ бывалъ, и когда тотчасъ приступилъ къ предмету, къ которому стремился, это не было неожиданностью.

— Семь тысячъ пятьсотъ фунтовъ! сказала Лиззи, выслушавъ предложеніе, которое онъ пріхалъ ей сдлать.— Какая большая сумма!

— Да, это большая сумма. И дло большое. Я положилъ на него еще побольше этого.

— Какъ вы заставляете людей пить это? спросила Лиззи посл нкотораго молчанія.

— Говоря, что это надо пить. Объявляемъ. Теперь это уже врно, что если достаточно объявлять, то можно распродать все на свт и разбогатть. Проценты на употребленный капиталъ увеличиваются сообразно обширности предпріятія. Если вы употребите нсколько сотенъ на объявленія, вы бросите ихъ даромъ. Сто тысячъ хорошо употребленныхъ наврно доставятъ громадный барышъ.

— Что же я получу за свои деньги?

— Акціи Общества.

— Біосскаго?

— Нтъ, мы вздумали назваться Паркеръ и К. Мн кажется, мы перемнимъ названіе. Вроятно, назовутъ моимъ именемъ: Лопецъ и К.

— Но вы ведете дло только съ біосомъ?

— О! да, только съ біосомъ.

— И это приходитъ изъ Средней Африки?

— Приготовляется въ Лондон. Можетъ быть, примшаютъ какой-нибудь англійскій спиртъ. Но я не долженъ разсказывать вамъ наши секреты, пока вы не присоединитесь къ намъ. Этотъ біосъ дистиллируется изъ коры Доферскаго дерева, это врно.

— Вы пили?

— Пробовалъ.

— Вкусно?

— Очень вкусно, немножко сладко и будетъ лучше, когда смшается съ другимъ.

— Джиномъ? спросила леди Юстэсъ.

— Можетъ быть, или съ виски. Мн кажется, я могу сказать, что вы не можете сдлать ничего лучше съ вашими деньгами. Вы знаете, что я не стану говорить вамъ неправду. Я поступаю съ вами какъ съ сестрою.

— Я знаю, какъ вы добры, но семь тысячъ пятьсотъ фунтовъ! Я не имю въ настоящее время такой суммы.

— Есть шесть акцій, сказалъ Лопецъ: — составляющихъ 45000 капитала. Согласитесь вы взять акцію вмст со мною? Это составитъ три тысячи семьсотъ пятьдесятъ фунтовъ.

— Но у васъ уже есть акція, подозрительно сказала Лиззи.

— Я раздлю ее съ мистеромъ Паркеромъ. Мы хотимъ имть по-крайней-мр девять участниковъ. Вы не откажете взять пополамъ со мною?

Лопецъ, длая этотъ вопросъ, посмотрлъ на Лиззи, какъ будто предлагалъ ей половину своего сердца.

— Нтъ, сказала Лиззи медленно:— я не откажу.

— Я вдвойн буду хлопотать объ этомъ дл, если вы будете участницей.

— Это такой рискъ!

— Ничмъ не рискнешь, ничего и не получишь.

— Но у меня небольшое состояніе, мистеръ Лопецъ, и я не желаю терять всего.

— Этого нечего будетъ бояться, если вы присоединитесь къ намъ.

— Вы находите біосъ такимъ врнымъ дломъ?

— Совершенно врнымъ, сказалъ Лопецъ.

— Вы должны дать мн нсколько времени подумать объ этомъ, сказала наконецъ леди Юстэсъ, трепеща отъ безпокойства, ведя борьбу сама съ собою, жаждая сильныхъ ощущеній, которыя доставитъ ей біосъ, но все боясь рисковать своими деньгами.

Это происходило тотчасъ посл того, какъ Вортонъ предложилъ дать пять тысячъ съ тмъ, чтобы Эмилія осталась въ Англіи. Потомъ прошло нсколько дней и съ Лопеца спрашивали денегъ въ контор Сан-Хуанскихъ рудниковъ. Имлъ онъ или нтъ намреніе взять акціи? Если имлъ, то долженъ сдлать это тотчасъ. Онъ клялся всячески, что разумется намренъ взять. Разумется, самъ Вортонъ былъ въ контор и сказалъ, что намренъ заплатить. Разв это не было достаточнымъ поручительствомъ? Имъ должно быть извстно, что для Вортона заплатить пять тысячъ трудно быть не можетъ. Но Гертльподъ повторялъ, что деньги должны быть заплачены тотчасъ. Но наконецъ новому управляющему отсрочили платежъ на дв недли.

Лопецъ пропустилъ четыре дня и каждый день часто совщался съ леди Юстэсъ, а потомъ пытался напасть на Вортона чрезъ жену.

— Твой отецъ сказалъ, что заплатитъ за меня, началъ Лопецъ.

— Если сказалъ, то и сдлаетъ.

— Но онъ общалъ это съ тмъ, что ты останешься здсь. Ты разв желаешь бросить мужа?

На это Эмилія не отвчала.

— Ты уже собираешься освободиться отъ меня?

— Я предпочла бы остаться здсь, сказала Эмилія очень тихимъ голосомъ.

— Такъ ты желаешь бросить мужа?

— Къ чему говорить все это, Фердинандъ? Ты не любишь меня. Ты женился на мн не потому, что я любила тебя.

— Именно поэтому, только поэтому.

— А какъ ты обращался со мною?

— Что я длалъ съ тобою?

— Я не имю намренія обвинять тебя, Фердинандъ. Я только увеличу наше горе. Мы будемъ счастливы въ разлук.

— Не я. Не такъ я понимаю бракъ. Скажи твоему отцу, что желаешь хать со мною, и онъ дастъ намъ денегъ.

— Я не стану лгать ему, Фердинандъ. Если ты велишь мн хать, я поду. Гд ты будешь жить, буду жить и я, если ты захочешь взять меня съ собою. Но не стану просить денегъ у моего отца, ссылаясь на то, что желаю хать съ тобою. Если бы даже я и сказала это, онъ не поврилъ бы мн.

— Ты научила его предложить мн деньги съ условіемъ, чтобы ты осталась здсь.

— Я ничему не научала его. Онъ знаетъ, что я не желаю хать. Онъ не можетъ этого не знать. Но онъ знаетъ также, что я намрена хать, если ты потребуешь.

— И ты ничего не сдлаешь для меня?

— Ничего съ моимъ отцомъ.

Онъ поднялъ кулакъ, какъ бы съ намреніемъ ударить ее, и она увидала это движеніе. Но рука его опустилась. Онъ еще не дошелъ до этого.

— Наврно ты сжалишься надо мною и скажешь, должна ли я хать, если это будетъ ршено, сказала Эмилія.

— Разв я не говорилъ теб этого двадцать разъ?

— Такъ это ршено?

— Да, ршено. Твой отецъ скажетъ теб на счетъ твоихъ вещей. Онъ общалъ теб какую-то нищенскую сумму, не боле того, что торговецъ сальными свчами далъ бы своей дочери.

— Всего, что онъ дастъ, будетъ достаточно для меня. Я не боюсь моего отца, Фердинандъ.

— Ты скоро будешь бояться меня, я съ тобою еще не покончилъ, сказалъ онъ, выходя изъ комнаты.

Когда онъ сидлъ въ своемъ клуб и обдалъ тамъ одинъ, въ голов его мелькали мысли о томъ, какое будетъ ему житье на свт, если онъ будетъ въ состояніи оставить жену дома и взять съ собою въ Гватемалу Лиззи Юстэсъ. Гватемала очень далеко и тамъ будетъ все равно, жена его или нтъ та женщина, которую онъ привезетъ съ собою. Для него было ясно, что жена не желаетъ жить съ нимъ. Что значили для него приличія свта? У этой женщины были деньги. Онъ не могъ присвоить ихъ себ, потому что не могъ на ней жениться, но воображалъ, что можетъ подчинить ее себ до такой степени, что деньги будутъ въ его рукахъ. До денегъ Вортона очень трудно было добраться, и можетъ быть будетъ еще трудне, когда онъ умретъ, чмъ теперь при его жизни.

Онъ много говорилъ съ Лиззи посл разговора, приведеннаго нами. Она увряла, что боится біоса. Она нисколько не сомнвалась, что съ біосомъ со временемъ можно надлать великолпныя вещи, но не думала, что ея маленькій капиталъ — такъ смиренно говорила она о своемъ богатств — долженъ сдлать починъ. Очевидно, біосъ требовалъ большого количества объявленій, но Лиззи Юстэсъ не имла намренія тратить на это свои деньги.

Тутъ Лопецъ представилъ вс прелести Гватемалы, не только напирая на двадцать процентовъ съ акцій, но распространяясь о роскошной жизни въ стран такой золотистой, зеленистой, великолпной и величественной. Эта страна была зеницей ока испанцевъ. Въ Гватемал, говорилъ онъ, встртились и обнялись Кортецъ и Пизарро. Лиззи этому врила, потому. что ничего объ этомъ не знала. Тутъ нашъ герой воспользовался своимъ именемъ. Дон-Діэго Лопецъ первый поднялъ знамя свободы въ Гватемал, когда испанскіе короли сдлались тиранами своихъ американскихъ подданныхъ. Въ любви и на войн позволительно все, а Лиззи среди тяжелыхъ испытаній своей жизни любила романическій оттнокъ. Да, онъ, Лопецъ, перемнитъ мсто и попробуетъ счастія въ золотистой, зеленистой и великолпной стран.

— Вы, разумется, возьмете съ собою вашу жену, сказала леди Юстэсъ.

Лопецъ улыбнулся, пожалъ плечами и вышелъ изъ комнаты.

Это врно, что она не могла его състь. Не одному Лопецу, а многимъ приходилось собираться съ мужествомъ въ подобныхъ обстоятельствахъ. Она кокетничала съ нимъ очень пріятно, смшивая дла съ своей миловидностью съ свойственною ей манерой. Онъ не зналъ ее и былъ самъ въ этомъ увренъ, но все-таки надежда была. Она не разъ упоминала объ его жен, какъ со временъ Клеопатры длаютъ женщины, когда за ними ухаживаютъ женатые мужчины. Но онъ принялъ это за поощреніе. Онъ уже далъ знать Лиззи, что его жена фурія, терзавшая его жизнь. Лиззи жалла о немъ, даже прослезилась разъ.

— Но я не способенъ унывать оттого, что сдлалъ ошибку, сказалъ Лопецъ.— Брачныя узы не сдлаютъ меня несчастнымъ.

— А ужь какъ иногда он бываютъ тяжелы! отвтила Лиззи, вспомнивъ свой второй бракъ.

Въ деньгахъ ея не было ни малйшаго сомннія и, конечно, она състь его не могла. Дв недли срока, даннаго ему Обществомъ Сан-Хуанскихъ рудниковъ, почти прошли, когда Лопецъ зашелъ въ маленькій домъ на маленькой улиц, ршившись попробовать счастія безъ страха и нершимости. Мистрисъ Лесли опять ушла и оставила ихъ вдвоемъ, а Лиззи не остановила ее, хотя послднія слова, сказанныя Лопецомъ, по его мннію, были прелюдіей къ тмъ словамъ, которыя онъ намревался сказать теперь.

— Что же вы думаете объ этомъ? сказалъ онъ, взявъ ее за об руки.

— О чемъ?

— О нашемъ испанскомъ предпріятіи.

— Вы разв отказались отъ біоса, другъ мой?

— Нтъ, нтъ! сказалъ Лопецъ, садясь возл Лиззи.— Я не взялъ половины другой акціи, но остался при прежнемъ. Я врю успху біоса.

— А! врить такъ пріятно.

— Но я еще боле врю той стран, куда я ду.

— Такъ вы дете?

— Да, другъ мой, ду. Привлекательность слишкомъ велика, устоять нельзя. Подумайте только о климат.

Онъ, вроятно, не слыхалъ о комарахъ въ Средней Америк, когда говорилъ это.

— Вспомните, что доходъ, доставляющій вамъ здсь удобства тамъ доставитъ всевозможное великолпіе. Самый обыкновенный коммонеръ можетъ тамъ быть царемъ.

— А между тмъ Англія премилая страна.

— Вы находите? Подумайте о несправедливостяхъ, которыя вы здсь вынесли, объ обидахъ, которыя вы претерпли.

— Да, правда.

Лиззи Юстэсъ дйствительно много перенесла въ своей жизни.

— Я непремнно бгу отсюда къ тмъ золотистымъ берегамъ, гд человкъ можетъ быть не связанъ ничмъ.

— А ваша жена?

— О, Лиззи!

Онъ въ первый разъ назвалъ ее Лиззи, и она повидимому не обидлась и не сконфузилась. Можетъ быть, онъ приписывалъ этому слишкомъ большое значеніе, не зная, сколько человкъ называли ее Лиззи.

— Неужели вы наконецъ не поняли, что и мужчина, и женщина могутъ свергнуть это иго, а между тмъ не заслуживать осужденія?

— О! да, если было двоеженство, или разводъ, или что-нибудь въ этомъ род.

Лиззи сама уличила своего мужа въ двоеженств и освободилась отъ него такимъ образомъ.

— Что мн въ этихъ законахъ! сказалъ Лопецъ, вдругъ вставая съ своего стула.— Я никогда не обращусь къ нимъ и никогда ихъ не послушаюсь. И ожидаю отъ васъ того же. Лиззи Юстэсъ, хотите похать со мною въ эту солнечную страну, ‘гд ярость коршуна, любовь горлицы то изливаются горемъ, то доводятъ до преступленія’? Осмлитесь ли вы избавиться вмст со мною отъ холодныхъ условій свта, отъ жалкаго тиранства этой страны, спеленутой предразсудками? Лиззи Юстэсъ, если вы скажете только одно слово, я увезу васъ въ эту страну роскошнаго счастія.

Но у Лиззи Юстэсъ было четыре тысячи фунтовъ стерлинговъ годового дохода и порядочная сумма у банкировъ

— Мистеръ Лопецъ! сказала она.

— Какой отвтъ дадите вы мн?

— Мистеръ Лопецъ, я думаю, что вы, должно быть, помшались.

Онъ вышелъ на улицу и, конечно, Лиззи не съла его.

Глава LV.
Горести мистрисъ Паркеръ.

Февраль приходилъ къ концу, и мистрисъ Лопецъ знала, что должна отправиться въ Гватемалу чрезъ мсяцъ. А между тмъ въ обращеніи ея мужа было столько нершимости и цо всему видимому онъ такъ мало длалъ приготовленій, что Эмилія никакъ не могла убдить себя, что удетъ. Каждый день отецъ спрашивалъ ее, сдлаетъ ли она покупки, а она отвчала ему, что пока отложила это. На это онъ не возражалъ ничего, потому что самъ сомнвался, что долженъ длать, и все думалъ, что когда наконецъ настанетъ время, онъ купитъ освобожденіе дочери какою бы ни было цною.

Вокеръ, его помощникъ, пока еще не усплъ сдлать ничего. Онъ не разъ видлъ Лопеца, видлъ также и Гертльпода. Тотъ сказалъ ему, что акціи будутъ съ удовольствіемъ отданы Лопецу, какъ только деньги будутъ заплачены. Лопецъ держалъ себя дерзко.

— Неужели мистеръ Вортонъ думаетъ, спросилъ онъ — что я продамъ свою жену за пять тысячъ?

— Мн кажется, вамъ надо прибавить, сказалъ Вокеръ Вортону.

Все это было очень хорошо. Вортонъ былъ готовъ прибавить. Онъ даже далъ бы вдвое, если бы могъ совсмъ удалить Лопеца.

— Я прибавлю, если онъ удетъ безъ жены и дастъ ей письменное обязательство, что не будетъ безпокоить ее боле.

Но устроить это дло было затруднительно для Вокера.

Такимъ образомъ насталъ конецъ февраля.

Во все это время Лопецъ еще жилъ въ дом Вортона.

— Папа, сказала Эмилія въ одинъ день.— Это хуже всего. Зачмъ вы не велите ему перехать?

— Онъ тебя увезетъ съ собою.

— Это было бы лучше. Я могла бы прізжать къ вамъ.

— Я веллъ ему оставить мой домъ въ гнв. Я тотчасъ раскаялся въ этомъ. Но какая ему нужна до моихъ словъ? Онъ пришелъ въ негодованіе, а между тмъ все еще здсь.

— Вы велли ему оставить вашъ домъ?

— Да, но я радъ, что онъ не послушался меня. Я полагаю, это скоро кончится.

— Я не знаю, папа.

— Ты думаешь, что онъ не удетъ?

— Ничего не знаю, папа. Вы не должны позволять ему оставаться здсь.

— Что же будетъ съ тобою, когда онъ передетъ?

— Я должна перехать съ нимъ. Зачмъ и васъ приносить въ жертву? Я скажу ему, что онъ долженъ оставить вашъ домъ. Я не боюсь его, папа.

— Погоди, душа моя, погоди. Мы увидимъ.

Посл этого Лопецъ въ одинъ день объявилъ о своемъ намреніи обдать въ Прогресс, а Вортонъ воспользовался случаемъ остаться дома съ своей дочерью. Ожидали Эверета и, вроятно, онъ придетъ вечеромъ. Вортонъ рано вернулся изъ конторы, но ему сказали, что въ столовой у мистрисъ Лопецъ какая-то женщина. Слуга не зналъ этой женщины. Она спросила мистрисъ Ловецъ и мистрисъ Лопецъ вышла къ ней.

Женщина въ столовой была мистрисъ Паркеръ. Она пришла въ половин шестого и Эмилія тотчасъ вышла къ ней.

— О! мистрисъ Паркеръ, какъ, я рада видть васъ! Надюсь, что вы здоровы.

— Ужь какое мое здоровье, мистрисъ Лопецъ. Гд быть здоровой бдной матери, у которой пять человкъ дтей!

— У васъ что-нибудь нехорошо?

— Нехорошо? У насъ все нехорошо, Когда мистеръ Лопецъ заплатитъ моему мужу деньги, которыя онъ отъ него забралъ?

— Разв онъ бралъ деньги?

— Онъ все у насъ обобралъ. Облупилъ до-чиста моего мужа. Мы раззорились, мистрисъ Лопецъ, и насъ раззорилъ вашъ мужъ. Я вамъ говорила въ Доверкорт, что должно случиться. У насъ теперь нтъ ничего. Что мы будемъ длать?

День былъ дождливый, улицы грязны и бдная женщина была мокра и запачкана. Она сидла положивъ руки на колни.

— Я прошу васъ сказать, что длать мн и моимъ дтямъ. Онъ вашъ мужъ, мистрисъ Лопецъ.

— Да, мистрисъ Паркеръ, онъ мой мужъ.

— Зачмъ ему было не оставить Сексти въ поко? Для чего было лишать моихъ дтей куска хлба? Что мы сдлали ему? Вы богаты.

— Нтъ, я не богата, мистрисъ Паркеръ.

— Да, вы богаты. Вы живете въ большомъ дом и отецъ вашъ иметъ деньги. Вы нужды не будете знать. Что намъ длать, мистрисъ Лопецъ? Я жена бднаго человка, а вы жена того, кто раззорилъ его. Что намъ длать, мистрисъ Лопецъ?

— Я не знаю длъ моего мужа, мистрисъ Паркеръ.

— Вдь вы съ нимъ заодно. Если бы лто-нибудь пришелъ ко мн и сказалъ, что Паркеръ обобралъ его, я не дала бы себ покоя, пока не узнала бы всего. Если бы какая-нибудь женщина сказала мн, что Паркеръ лишилъ куска хлба ея дтей, какъ вы думаете, сидла ли бы я такъ, какъ теперь сидите вы? Говорю вамъ, что Лопецъ обобралъ насъ, обобралъ и отнялъ у насъ все.

— Что могу я сказать, мистрисъ Паркеръ? что могу я сдлать?

— Гд онъ?

— Его нтъ дома. Онъ обдаетъ въ клуб.

— Гд это? Я пойду туда и пристыжу его при всхъ. А вамъ разв не стыдно? Вамъ самимъ жить удобно, вамъ и все-равно, если мои дти умрутъ съ голода.

— Если бы вы знали меня, мистрисъ Паркеръ, вы не говорили бы со мною такимъ образомъ.

— Если бы знала васъ! Я васъ знаю. Вы благородная, вашъ отецъ богатъ, а вашъ мужъ не всть что воображаетъ о себ. А мы люди бдные, такъ что насъ могутъ и обирать, и раззорять. Вотъ оно что!

— Если бы у меня было что-нибудь, я отдала бы вамъ все.

— Онъ пьянствуетъ съ утра до вечера.

Тутъ бдная женщина залилась слезами.

— Кто теперь поручитъ ему дла? Онъ такъ убитъ, что не знаетъ, куда ему дться, и все къ бутылк, да къ бутылк. Это все Лопецъ надлалъ — все! У меня нтъ отца, сударыня, который можетъ пріютить въ своемъ дом меня и моихъ дтей. Подумайте, если бы васъ выгнали на улицу съ ребенкомъ, какъ выгонятъ меня съ дтьми.

— У меня нтъ ребенка, сказала несчастная женщина рыдая.

— Нтъ, мистрисъ Лопецъ? Ахъ, Боже мой! воскликнула добрая женщина, тотчасъ растрогавшись.— Какъ же это?

— Онъ умеръ, мистрисъ Паркеръ, чрезъ нсколько дней посл рожденія.

— Умеръ? Ну и у насъ всхъ бываютъ свои горести.

— И у меня есть, сказала Эмилія:— и очень, очень тяжелыя. Не могу вамъ выразить, какъ я страдаю.

— Онъ не хорошо обращается съ вами?

— Я не могу объ этомъ говорить, мистрисъ Паркеръ. То, что вы разсказываете мн о себ, очень увеличило мое горе. Мужъ мой узжаетъ изъ Англіи.

— Да въ… забыла я куда, но слышала.

— Въ Гватемалу, это въ Америк.

— Знаю. Сексти говорилъ мн. Зачмъ ему хать, когда онъ столько долженъ Сексти? Онъ отнялъ у насъ все, а теперь узжаетъ въ Кватимали!

Въ эту минуту Вортонъ вошелъ въ комнату. Мистрисъ Паркеръ встала и поклонилась.

— Это мой отецъ, мистрисъ Паркеръ, сказала Эмилія.— Папа, это мистрисъ Паркеръ, жена участника Фердинанда. Она пришла съ непріятными извстіями.

— Очень непріятными, сказала мистрисъ Паркеръ, кланяясь.

Вортонъ нахмурился. Онъ не разсердился на эту женщину, но чувствовалъ, что услышитъ еще какіе-нибудь ужасы о своемъ зят.

— Я не могла не прійти, серъ, продолжала мистрисъ Паркеръ.— Куда же мн дваться? Мистеръ Лопецъ раззорилъ насъ въ пухъ и прахъ.

— Я въ этомъ не виноватъ, сказалъ Вортонъ.

— Но она его жена, серъ. Куда же мн было итти, какъ не туда, гд онъ живетъ? Разв я должна терпть все, видть, какъ мой мужъ скоро попадетъ въ сумасшедшій домъ, и не говорить ни слова знатной родн того, кто надлалъ это все?

— Онъ дурной человкъ, сказалъ Вортонъ.

— И онъ ничего не сдлаетъ, для насъ?

— Я разскажу вамъ все, что знаю о немъ.

Тутъ Вортонъ разсказалъ ей все, что зналъ о мст въ Гватемал и о жаловань.

— Сдлаетъ ли онъ что-нибудь для васъ, я не знаю и не думаю, если не будетъ принужденъ. Я совтовалъ бы вамъ пойти въ контору въ Колеманской улиц и постараться сдлать условія тамъ. Но я боюсь, боюсь, что все это будетъ безполезно.

— Такъ мы умремъ съ голода!

— Это не ея вина, сказалъ Вортонъ, указывая на свою дочь.— Она знаетъ объ этомъ меньше васъ.

— Моя вина въ томъ, сказала Эмилія, залившись слезами: — что я вышла за него.

— И женатый, и холостой, онъ все обобралъ бы мистера Паркера.

— Очень можетъ быть, сказала бдная жена.— Онъ готовъ обобрать всякаго. Итакъ, мистеръ Вортонъ, вы думаете, что ничего не можете сдлать для меня?

— Я могу помочь вамъ, если вы нуждаетесь, сказалъ адвокатъ.

Мистрисъ Паркеръ не понравилось предложеніе помощи, но она все-таки приняла пять совереновъ, которые далъ ей Вортонъ.

Посл этого свиданія отецъ и дочь провели не очень пріятный вечеръ. Эмилію терзали угрызенія. Постепенно узнавала она, какіе ужасы надлала, выйдя замужъ за человка, о которомъ не знала ничего. И не только унизила она себя любовью къ этому человку, но упорно не отказывалась отъ него, хотя отецъ и вс ея друзья говорили ей, какой опасности подвергается она. Теперь она и отца погубила вмст съ собою. Она могла только умолять отца отпустить ее.

— Я это надлала, сказала она ему въ этотъ вечеръ:— и могла бы переносить это лучше, если бы вы позволили мн переносить это одной.

Но отецъ только цловалъ ее, рыдалъ вмст съ нею и прижималъ къ сердцу такъ крпко, какъ прежде не длалъ никогда.

Онъ ушелъ въ свою комнату до возвращенія Лопеца, но она, разумется, должна была выносить присутствіе мужа. Она не разъ говорила отцу, что не боится мужа. Если бы даже онъ ударилъ ее, если бы даже готовъ былъ убить, она не боялась его. Онъ уже нанесъ ей такой вредъ, съ какимъ ничто послдующее не могло сравниться.

— Мистрисъ Паркеръ была здсь сегодня, сказала Эмилія мужу.

— А что она говорила?

— Что ты раззорилъ ея мужа.

— Именно. Когда человкъ спекулируетъ неудачно, разумется, онъ сваливаетъ вину на другого. А такъ какъ онъ самъ трусъ, то присылаетъ свою жену.

— Она говоритъ, что ты ему долженъ.

— Твое ли дло слушать ее? Если она опять придетъ, не принимай ее. Понимаешь?

— Да, понимаю. Она и папашу видла. Если ты долженъ ея мужу, не слдуетъ ли заплатить?

— Милйшая моя, всякій долженъ платить свои долги. Это до такой степени извстно, что понимается безъ напоминаній. Но платить долги нельзя, когда не имешь денегъ. Теперь прошу тебя не говорить ничего боле о мистрисъ Паркеръ. Она не собесдница для тебя.

— Ты самъ познакомилъ меня съ нею.

— Не говори о ней ничего и прекратимъ этотъ разговоръ. Я не зналъ, какія мученія приготовляю для себя, когда позволилъ теб перехать въ домъ отца.

Глава LVI.
Что герцогиня думала о своемъ муж.

Когда начались засданія въ Парламент, въ политическомъ мір знали, что противъ министерства организовали оппозицію подъ руководствомъ сер-Орланда Дрота, и самое большое преступленіе, приписываемое Кабинету, состояло въ равнодушіи его къ безопасности и почету Великобританіи, равнодушіи, обнаруживавшемся въ пренебреженіи къ флоту. Вс знали, что сер-Орландо бросилъ коалицію потому, что ему не позволили строить новые корабли, и разумется сер-Орландо приписывалъ необыкновенную важность нанесенной ему обид. Къ нему присоединился Боффинъ, патріотическій консерваторъ, не послушавшійся голоса искусителей, и твердая опора старой торійской партіи. Съ нимъ приготовились дйствовать самые горячіе радикалы, не желавшіе однако строить новыхъ кораблей или учредить консервативное министерство, или вообще перемнять что-нибудь, одушевляемые сильнымъ неудовольствіемъ на то, что такой слабый политикъ, какъ герцогъ Омніумъ, занимаетъ мсто перваго министра.

Борьба началась тотчасъ, сер-Орландо длалъ горячія возраженія на какія то мста въ рчи королевы. Хорошо было говорить, что страна была въ мир со всми, но какимъ образомъ поддерживать миръ безъ флота? Тутъ сер-Орландо сдлалъ много комплиментовъ герцогу, а кончилъ рчь увреніемъ, что герцогъ самый недятельный министръ, безславившій страну со временъ герцога Ньюкестля. Монкъ защищалъ коалицію и уврялъ Палату, что англійскій флотъ не только самый сильный въ мір, но что никогда и нигд не бывало такого сильнаго флота. Палата не пришла въ негодованіе отъ такихъ противорчащихъ увреній двухъ членовъ, принадлежавшихъ къ одному Кабинету и которые должны были бы понимать, о чемъ идетъ рчь, но думала, что сер-Орландо исполнилъ свою обязанность. Хотя во флотъ сильно врили и хотя за усиленіе издержекъ подало бы голосъ меньшинство, все-таки хорошо, что была оппозиція. А какъ могла быть оппозиція безъ всякаго повода къ ропоту и къ нападкамъ на министра? Никто не думалъ, чтобы пруссаки и французы напали на наши берега, опустошили наши поля, ограбили Лондонъ и увели въ плнъ нашихъ дочерей. Состояніе фондовъ ясно показывало, что такого опасенія быть не должно. Но поднять крикъ не худо. Сер-Орландо думалъ, что исполнилъ свое дло хорошо. Министры остались бы равнодушны къ браннымъ словамъ, которыя говорились о нихъ, зная, что этому не слдуетъ приписывать никакой важности, и что министерство, которому все достается легко, должно потерять свой интересъ въ стран, если бы это не огорчало ихъ начальника. Старый герцогъ въ это время только тмъ и занимался, что ухаживалъ за младшимъ герцогомъ. Ему даже приходило въ голову допустить своего товарища выйти въ отставку и что первый министръ не можетъ быть противъ воли министромъ полезнымъ.

Но если герцогъ Омніумъ выйдетъ въ отставку, то и коалиція распадется, а коалиція была дломъ рукъ стараго государственнаго дятеля. Страна преуспвала подъ управленіемъ коалиціи, и не было никакой причины для того, чтобы это министерство не осталось лтъ десять.

Поэтому герцогъ Сент-Бёнгэй продолжалъ лелять перваго министра и былъ готовъ всегда нашоптывать если не облегченіе, то по-крайней-мр утшеніе своему несчастному другу. Сердце перваго министра разрывалось отъ фальшивости и низости сер-Орланда.

— Какъ же можно жить посл этого, говорилъ герцогъ Омніумъ:— когда надо имть дло съ такими людьми?

— Но вы уже не имете съ нимъ дла, сказалъ герцогъ Сент-Бёнгэй.

— Когда я вижу, что человкъ, заслужившій имя государственнаго дятеля, занимавшій высокое мсто въ совтахъ своей государыни, изъ личной зависти поступаетъ такъ, какъ онъ, я сознаю, что честный человкъ не долженъ становиться на такое мсто, гд онъ можетъ имть дло съ подобными людьми.

— Стало быть, честные люди должны бросить свою страну для того, чтобы безчестные могли длать все по-своему?

Нашъ герцогъ не могъ отвчать на это и уступилъ. Но онъ былъ несчастливъ, угрюмъ и постоянно молчаливъ, если не находился наедин съ своимъ менторомъ. Онъ зналъ, что онъ угрюмъ и молчаливъ, а что ему, какъ предводителю министерства, слдуетъ быть искреннимъ и сообщительнымъ — слушать совты, если и не слдовать имъ, и во всякомъ случа показывать видъ, будто пользуется довріемъ своихъ товарищей.

Въ это время Слайдъ не бездйствовалъ, и въ глубин сердца первый министръ боле боялся нападокъ Слайда, гораздо боле, чмъ сер-Орланда Дрота. Теперь, когда въ Парламент начались засданія и въ душ шевелились политическія чувства при возобновленной энергіи обихъ Палатъ, везд много говорили о сильвербриджскихъ выборахъ., Въ газетахъ подняли это дло и нкоторые обвиняли перваго министра, а нкоторые защищали. Вс соглашались, что герцогъ, какъ перъ и первый министръ, долженъ былъ удержаться отъ всякаго вмшательства въ выборы. И также вс были согласны въ томъ, что онъ отъ вмшательства не воздержался, если дйствительно заплатилъ деньги Лопецу. Но опять ссылались на то, что герцоги Омніумъ всегда пользовались своимъ вліяніемъ въ Сильвербридж и никакіе билли о реформ не уменьшали этого вліянія въ томъ мстечк. Газеты дружелюбныя объясняли, что герцогъ, если вроятно заплатилъ деньги, то врно для того, чтобы вознаградить своего кандидата за неудачу, и въ послднюю минуту ршился отказаться отъ привилегіи, всегда принадлежавшей глав его фамиліи. Но Слайдъ каждый день повторялъ вопросъ: ‘Мы желаемъ знать, заплатилъ первый министръ или нтъ мистеру Лопецу за издержки по выборамъ, и если такъ, то почему. Мы будемъ продолжать задавать этотъ вопросъ, пока не получимъ на него отвта, и опять повторяемъ, что переписка герцога съ мистеромъ Лопецомъ находится въ нашихъ рукахъ.’

Потомъ стали длаться намеки на герцогиню, потому что Слайдъ узналъ вс подробности отъ самого Лопеца, а наконецъ Слайдъ прямо напалъ на герцогиню, рискуя подвергнуться наказанію за клевету или строгому порицанію своихъ товарищей по печати.

‘Мы еще не получили отвта’, печаталъ онъ: ‘на вопросы, которые считаемъ своей обязанностью предложить относительно поведенія перваго министра на сильвербриджскихъ выборахъ. Мы держимся такого мннія, что всякое вмшательство перовъ въ дла подобнаго рода слдуетъ сдерживать сильною рукою закона такъ же безпощадно, какъ сдерживаютъ обыкновенный подкупъ. Но когда провинившійся перъ также и первый министръ этой великой страны, то обязанность тхъ, кто заботится объ общественной безопасности, удвоивается — Слайдъ всегда говорилъ о себ какъ о блюстител общественной безопасности — порицать его преступленіе до тхъ поръ, пока оно будетъ оправдано или принесется покаяніе. Судя по тому, что мы слышали, мы имемъ причины полагать, что преступленіе признано. Если бы мистеру Лопецу уплачено не было, или письма, находящіяся въ нашихъ рукахъ, были подложны, тогда обвиненіе давно былобы опровергнуто. Молчаніе въ этомъ случа признается за признаніе. Но мы понимаемъ, что герцогъ намренъ ускользнуть подъ предлогомъ, что у него есть другая половина его личности, имющая силу пользоваться вліяніемъ, которое поземельное богатство несомннно даетъ ему, по за поступки этой второй половины перъ Парламента онъ же и первый министръ, не отвчаетъ. Другими словами, намъ сообщили, что привилегіею, принадлежавшей Пализерской фамиліи въ Сильвербридж, воспользовался не самъ герцогъ, а герцогиня, и что герцогъ заплатилъ деньги, когда узналъ, что герцогиня общала боле, чмъ могла исполнить. Мы не можемъ думать, что человкъ даже съ такимъ извстнымъ малодушіемъ, какъ герцогъ Омніумъ, будетъ стараться сложить съ себя отвтственность, обвинивъ свою жену, но если онъ сдлаетъ это, то увидитъ, что попытка неудастся ему.

‘Противъ герцогини мы не желаемъ говорить ни слова. Она извстна своимъ обширнымъ, хотя не разборчивымъ гостепріимствомъ. Мы считаемъ ее добродушною, хлопотливою, честолюбивою дамой, которой легко можно простить небольшіе недостатки за ея добродушіе и щедрость. Но не можемъ принять извиненіемъ ея нескромность за самый неконституціонный поступокъ, сдланный первымъ министромъ этой страны.’

Послднее время герцогиня подписалась на ‘Знамя’. Какъ только она увидала, что окружающіе стараются скрыть отъ нея, что говорится о ея муж по поводу Сильвербриджа, она ршилась читать все и прочла статью, изъ которой мы сдлали выписки — и прочтя, подала своей пріятельниц мистрисъ Финнъ.

— Я удивляюсь, какъ васъ можетъ занимать такой вздоръ, сказала ея пріятельница.

— Вамъ-то, душа моя, хорошо это говорить, но мы, бдные невольники народа, должны смотрть, что о насъ говорится въ газетахъ.

— Вамъ было бы гораздо лучше пренебрегать этимъ.

— И авторамъ говорятъ, что имъ лучше не читать критики, но я никогда не поврю ни одному автору, который скажетъ мн, что не читаетъ того, что о немъ говорятъ. Желала бы знать, откуда этотъ человкъ узналъ, что я добродушна, онъ не нашелъ бы меня добродушной, если бы я могла уцпиться за него.

— Неужели вы допустите себя терзаться этимъ?

— Изъ-за себя ни одной минуты. Если бы мн позволили, мн кажется, я могла бы очень легко отвтить ему. Если бы можно было открыто говорить правду всмъ, чего можно бы бояться отъ этихъ дрянныхъ газетъ, отъ этихъ клеветниковъ? Я ослушалась моего мужа, потому что находила его слишкомъ совстливымъ. Зачмъ мн не сказать этого вслухъ, публично, прибавивъ также, что мн очень жаль — тогда кто будетъ противъ меня? Кто скажетъ слово посл этого? Я буду самая популярная женщина въ Англіи на одинъ мсяцъ и на счетъ Плантадженета мистеръ Слайдъ съ своими статьями долженъ будетъ умолкнуть. Но даже если бы онъ сталъ продолжать писать каждый день цлый годъ, это не могло бы повредить мн, но я знаю, какъ это растревожило бы моего мужа. Мое имя въ этой газет длаетъ эти статьи нестерпиме прежняго для него. Я сомнваюсь, знаете ли вы его и теперь.

— Я думала, что знаю.

— Хотя по обращенію онъ сухъ какъ палка, хотя вс его занятія противоположны всякой иде о романтизм, хотя онъ проводитъ и день и ночь, думая, какъ ему отнять полпенни отъ фунта съ податей народныхъ, не повредивъ доходу, въ немъ есть оттнокъ рыцарства достойный старыхъ поэтовъ. Для него женщина, особенно его жена, существо такое прекрасное и драгоцнное, что небеснымъ втрамъ не слдовало бы дозволять дуть на нее. Онъ не можетъ переносить мысли, что его жен будутъ говорить. А между тмъ — бдняжка онъ!— Богу извстно, что я подавала достаточно повода говорить обо мн. Его рыцарство гораздо выше рыцарства старыхъ поэтовъ. Они или ихъ герои караулили своихъ женъ потому, что не хотли имть изъ-за нихъ хлопотъ, запирали ихъ въ замкахъ, держали въ невжеств и удаляли по воз можности отъ вреда.

— Не думаю, чтобы имъ удалось, сказала мистрисъ Финнъ.

— Но изъ чистаго эгоизма они длали что могли. Но онъ слишкомъ гордъ для того, чтобы караулить. Если бы мы съ вами приготовляли для него измну потихоньку и случай привелъ бы его туда, онъ заткнулъ бы уши пальцами. Онъ доврчивъ, даже когда знаетъ, что его обманываютъ. Онъ олицетворенная честь съ головы до ногъ. Ахъ! я всего боле терзала его, прежде чмъ познакомилась съ вами. Я никогда не буду въ состояніи разсказать вамъ эту исторію и не буду даже пытаться теперь, но онъ велъ себя какъ богъ. Я не могла выразить ему, что чувствовала — но чувствовала вполн.

— Вы должны любить его.

— Я люблю, но какая въ этомъ польза? Онъ богъ, но я не богиня, и несмотря на то, что онъ богъ, онъ сухой, молчаливый, несообщительный и безпокойный богъ. Для меня было бы пріятне, если бы я вышла замужъ за гршника. Но гршникъ, за котораго я вышла бы, оказался нестерпимымъ негодяемъ.

— Я не врю, чтобы женщина выходила за дурного человка съ надеждою сдлать его хорошимъ.

— Особенно, когда женщина по природ сама наклонна ко злу. Когда онъ прочтетъ все это обо мн, это убьетъ его. Онъ уже прочелъ и, вроятно, чувствуетъ себя убитымъ. За себя это не тревожитъ меня нисколько, но очень тревожитъ за него. Это лишитъ его единственнаго возможнаго отвта на обвиненіе. Именно то, что по словамъ этого негодяя въ газет онъ скажетъ и что будто бы обезславитъ его, онъ именно и долженъ сказать. И никакого безславія въ этомъ не было бы, кром того, что я очень могла перенести за мой маленькій проступокъ.

— Не поговорить ли вамъ съ нимъ объ этомъ?

— Нтъ, я не смю. Боле уже говорить объ этомъ нечего. Я полагаю, что онъ говоритъ объ этомъ съ старымъ герцогомъ. Но со мною онъ не будетъ говорить ни слова, разв только что подастъ въ отставку и что мы должны отправиться и прожить на Минорк десять лтъ. Я такъ гордилась, когда его сдлали первымъ министромъ, но мн кажется, теперь начинаю сожалть.

Наступило молчаніе. Герцогиня продолжала читать газету, но скоро опять начала говорить. Сердце ея было полно, а когда сердце полно, уста глаголятъ.

— Меня слдовало бы сдлать первымъ министромъ, а его оставить канцлеромъ Казначейства. Я начинаю понимать министерскія пружины. Я могла бы исполнять грязную работу. Я раздавала бы звзды и ленты, и раздавала бы ихъ съ условіемъ. Я выбирала бы податливыхъ, сговорчивыхъ епископовъ, которые не длали бы хлопотъ, я раздавала бы пенсіи или отказывала бы въ нихъ, и длала бы глупыхъ людей перами. Знатнйшіе вельможи были бы у моихъ ногъ, умоляя сдлать ихъ намстниками графства. Я раздавала бы мста министровъ, титулы лордамъ, и всегда получала бы что-нибудь взамнъ. Я не устыдилась бы ничего и предоставила бы гг. Слайдамъ говорить, что они хотятъ. Мн кажется, я могла бы сдлаться популярной въ моей партіи и говорить высокопарныя патріотическія рчи на удивленіе провинціи. А Плантадженетъ годится только для работы. Онъ всегда желаетъ длать что-нибудь полезное, и человкъ трудящійся дйствительно долженъ знать все какъ слдуетъ. Но первый министръ долженъ имть только общее познаніе о торговл, земледліи, спокойствіи и филантропіи. Разумется, онъ долженъ имть даръ болтливости, котораго у Плантадженета нтъ. Онъ говоритъ только тогда, когда дйствительно хочетъ что-нибудь сказать. А я отлично сумла бы сказать рчь на обд лорда-мера.

— Я не сомнваюсь, что вы можете говорить всегда, леди Гленъ.

— О, какъ бы я желала имть на это случай! сказала герцогиня.

Разумется, герцогъ прочелъ статью въ своей комнат и, разумется, она свела его съ ума отъ гнва и горя. Какъ герцогиня сказала, статья эта отняла отъ него единственное извиненіе, на которое, по совту его друзей, онъ могъ сослаться. Онъ не согласился и никогда не согласится взвалить гласно порицаніе на свою жену, но онъ началъ думать, что долженъ обратить вниманіе на обвиненіе и поручить кому-нибудь объяснить за него въ Нижней Палат, что вредъ былъ нанесенъ въ Сильвербридж неблагоразуміемъ одного агента, который не исполнилъ намреній своего доврителя, и что герцогъ впослдствіи счелъ себя обязаннымъ заплатить деньги вслдствіе этого неблагоразумія. Онъ не согласился на это, но началъ думать, что долженъ согласиться. Но теперь, разумется, возникалъ вопросъ: кто былъ этотъ неблагоразумный агентъ? Не за неблагоразуміе ли герцогини онъ долженъ былъ заплатить Лопецу пятьсотъ фунтовъ? Въ этомъ отношеніи не соглашался ли онъ самъ съ Слайдомъ?

‘Мы не можемъ думать, что человкъ даже съ такимъ извстнымъ малодушіемъ, какъ герцогъ Омніумъ, будетъ стараться сложить съ себя отвтственность, обвинивъ свою жену.’

Герцогъ читалъ и перечитывалъ эти строки, пока не выучилъ ихъ наизусть. Нсколько минутъ ему казалось, что дурна та конституція, если первый министръ не иметъ власти тотчасъ казнить такого гнуснаго клеветника, а между тмъ истина этихъ словъ подавляла его. Онъ былъ малодушенъ — онъ говорилъ это самъ — малодушіе его было извстно, и конечно, очень низко было бы съ его стороны сбросить съ себя отвтственность, обвинивъ свою жену. Но что же онъ можетъ сдлать? Ему казалось, что онъ можетъ только отправиться въ Палату Лордовъ и объявить, что онъ заплатилъ эти деньги потому, что считалъ себя обязаннымъ сдлать это, но что по обстоятельствамъ, которыхъ объяснить не можетъ, не намренъ ничего боле говорить объ этомъ.

Въ этотъ день былъ кабинетный совтъ, но никто не осмлился говорить съ первымъ министромъ объ этомъ обвиненіи. Хотя онъ считалъ себя малодушнымъ, но вс его товарищи боле или мене боялись его. Въ немъ было какое то безмолвное достоинство, спасавшее его отъ непріятностей, но также и отъ преимуществъ короткости. Онъ говорилъ объ этомъ съ Монкомъ и Финіасомъ Финномъ, и какъ читателю извстно, очень часто съ своимъ старымъ менторомъ. Онъ также упоминалъ объ этомъ своему другу лорду Кэнтрипу, который но былъ членомъ Кабинета.

Выходя изъ совта, онъ взялъ Монка подъ руку и привелъ въ свой кабинетъ въ Казначейств.

— Читали вы сегодня статью въ ‘Знамени’? спросилъ онъ.

— Я никогда не читаю ‘Знамени’, отвтилъ Монкъ.

— Вотъ она, прочтите.

Монкъ прочелъ.

— Вы понимаете лучше всхъ вс конституціонныя правила. Я ужь прежде вамъ говорилъ, что заплатилъ этому человку за издержки. Сдлалъ я что-нибудь противъ конституціи?

— Это зависитъ, герцогъ, отъ обстоятельствъ. Если бы вы поддерживали человка вашимъ богатствомъ въ борьб, стоющей дорого, я нашелъ бы, что вы дйствуете противъ конституціи. Если бы не посмотрли на издержки, вы могли бы матеріально повліять на выборы и купить поддержку въ Парламент для себя.

— Но въ этомъ случа деньги были уплачены посл неудачи этого человка и не были общаны ни мною, и никмъ отъ моего имени.

— Я нахожу, что это было сдлано некстати, сказалъ Монкъ.

— Конечно, конечно, но я спрашиваю не объ этомъ, нетерпливо сказалъ герцогъ.— Человку этому сдлали вредъ неблагоразумные люди, дйствовавшіе отъ моего имени и вопреки моимъ желаніямъ.

Онъ не сказалъ ни слова о герцогин, но Монкъ конечно зналъ, что ея свтлость была непремнно въ числ неблагоразумныхъ людей.

— Онъ обратился ко мн за деньгами, ссылаясь на то, что ему сдлали вредъ мои агенты. При такихъ обстоятельствахъ поступилъ ли я противъ конституціи?

— Не думаю, сказалъ Монкъ:— и мн кажется, что если обстоятельства объяснятся, то вы останетесь безукоризненны.

— Благодарю, благодарю. Теперь я не намренъ боле безпокоить васъ этимъ.

Глава LVII.
Объясненіе.

Монкъ никакъ не могъ разгадать, съ какой цлью герцогъ сдлалъ ему этотъ вопросъ. Часъ спустя они вышли вмст изъ Парламента. Монкъ тоже оставался тамъ по дламъ.

— Надюсь, что я не показался вамъ немножко рзкимъ, сказалъ герцогъ.

— Я этого не нашелъ, сказалъ Монкъ, улыбаясь.

— Вы читали сами статью въ газет и можете вообразить, что она могла раздражить. Я зналъ, что никто не можетъ отвтить на мой вопросъ такъ врно, какъ вы, и вотъ почему спшилъ прямо приступить къ вопросу. Мн посл пришло въ голову, что я былъ… можетъ быть, не совсмъ вжливъ.

— Вотъ ужъ нисколько, герцогъ.

— А если и такъ, то ваша доброта извинитъ раздраженнаго человка. Если объ этомъ будетъ сдланъ вопросъ въ Нижней Палат, кому лучше отвчать? Вы согласитесь?

Монкъ подумалъ.

— Мн кажется, сказалъ онъ: — что мистеръ Финнъ сдлаетъ это лучше меня. Разумется, и я отвчу, если вы пожелаете. Но у него есть тактъ въ такихъ вещахъ и всмъ извстно, что его жену очень уважаетъ ея свтлость.

— Я не желаю, чтобы упоминалось имя герцогини, сказалъ герцогъ, вдругъ обернувшись къ своему спутнику.

— Я не объ этомъ говорилъ, но думалъ, что эта короткость сдлаетъ пріятнымъ для васъ поручить мистеру Финну исполнить ваше желаніе.

— Я, конечно, имю величайшее довріе къ мистеру Финну и нахожусь съ нимъ въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ. Я такъ и сдлаю, если ршусь отвтить на вопросъ въ вашей Палат въ дл собственно касающемся меня.

— Я посовтовалъ бы вамъ заставить предложить этотъ вопросъ дружелюбнымъ образомъ. Заставьте какого-нибудь независимаго члена, какъ напримръ мистера Беверли или сер-Джемса Диринга, сдлать этотъ вопросъ. Тогда дло будетъ выставлено безъ придирокъ и вы чрезъ мистера Финна будете имть возможность покончить его. Вы, вроятно, говорили объ этомъ съ герцогомъ.

— Я упоминалъ ему.

— Не это ли совтовалъ и онъ?

Старый герцогъ совтовалъ сказать всю правду и разгласить дйствія герцогини. Въ этомъ-то и состояло затрудненіе нашего бднаго перваго министра. Онъ съ своимъ Менторомъ былъ несогласенъ. Его Менторъ совтовалъ сказать всю правду, а Телемакъ хотлъ скрыть имя виновницы.

— Я объ этомъ подумаю, сказалъ первый министръ, разставаясь съ Монкомъ.

Въ этотъ вечеръ онъ говорилъ съ лордомъ Кэнтрипомъ. Хотя это дло было для него противно, но онъ ни на минуту не могъ отвлечь отъ него своихъ мыслей. Видлъ лордъ Кэнтрипъ статью въ ‘Знамени’? Лордъ Кэнтрипъ, какъ и Монкъ, объявилъ, что эта газета не входитъ въ число его утреннихъ развлеченій.

— Я не сталъ бы просить васъ читать, сказалъ герцогъ: — но въ этой газет есть очень злое нападеніе на меня, кажется, такого злого еще и не бывало. Какъ вы думаете, долженъ я обратить вниманіе на это?

— На вашемъ мст, сказалъ лордъ Кэнтрипъ:— я положился бы на герцога Сент-Бёнгэя и сдлалъ бы то, что онъ посовтуетъ. Никто въ Англіи не знаетъ такъ хорошо, какъ онъ, что слдуетъ длать въ подобномъ случа.

Первый министръ нахмурился и не сказалъ ничего.

— Любезный герцогъ, продолжалъ лордъ Кэнтрипъ:— я не могу подать вамъ другого совта. Кому боле близки къ сердцу ваши личные интересы и ваша часть, какъ не его свтлости, и какой человкъ можетъ быть боле благоразумнымъ и опытнымъ совтникомъ?

— Я думалъ, что вы, можетъ быть, спросите объ этомъ въ вашей Палат.

— Я?

— Вы сдлали бы это для меня… необиднымъ образомъ.

— Если бы я ршился на это, то конечно сдлалъ бы такимъ образомъ. Но мн никогда не приходило въ голову, чтобы вы предложили это. Вы позволите мн подумать нсколько минутъ?

Спустя нсколько времени лордъ Кэнтрипъ сказалъ:

— Я не могу этого сдлать. Сдлавъ такой шагъ даже по вашей просьб, я конечно выразилъ бы мнніе, что по этому длу Парламентъ въ прав ждать отъ васъ объясненія. Но по моему мннію, Парламенту нечего мшаться въ это дло. Я не думаю, чтобы каждая сторона въ жизни министра должна была сдлаться предметомъ изслдованій потому, что какой-нибудь газет вздумается сдлать намекъ. Во всякомъ случа, если уже говорить, то въ Нижней Палат.

— Горцогъ Сент-Бёнгэй думаетъ, что говорить надо.

— Я самъ не желаю даже показать видъ, будто желаю свдній о дл лично касающемся васъ.

Герцогъ поклонился и улыбнулся холодною, безпокойною улыбкой, которая иногда мелькала на его лиц, когда онъ былъ недоволенъ, и ничего боле не было сказано объ этомъ предмет.

Были сдланы попытки предложить этотъ вопросъ въ совершенно другомъ дух какимъ-нибудь враждебнымъ членомъ въ Нижней Палат. Пытали сер-Орланда Дрота и онъ одно время слушалъ охотно. Но когда ему объяснили, въ чемъ дло, онъ не могъ этого сдлать. Герцогъ пренебрегъ его совтомъ какъ министра и отказался одобрить мру, которую онъ предложилъ. Герцогъ такъ оскорбилъ его, что онъ считаетъ себя обязаннымъ считать герцога врагомъ. Но онъ знаетъ, что въ Англіи нтъ человка честне герцога. Онъ въ восторг, что герцога раздражаютъ, бранятъ. Радоваться пораженію врага входитъ въ свойство парламентской оппозиціи. И ударъ, ослабляющій его врага, приноситъ ему пользу. Но этого удара онъ не можетъ нанести собственными руками. Есть вещи въ парламентской тактик, которыхъ даже сер-Орландо сдлать не могъ.

Артура Флечера также просили взяться за это. Онъ былъ успшнымъ кандидатомъ, противникомъ Лопеца, ‘человкомъ освободившимъ этотъ городокъ своимъ благороднымъ поведеніемъ отъ тиранства Паллизерскаго дома’. Думали, что можетъ быть онъ воспользуется случаемъ сдлаться извстнымъ въ Палат. Но онъ просто пришелъ въ негодованіе, когда ему было сдлано это предложеніе.

— Какое мн дло, сказалъ онъ: — кто заплатилъ за издержки этого негодяя?

Это происходило чрезъ нсколько недль посл того, какъ начались засданія въ Парламент, и чрезъ нсколько дней посл, того какъ въ ‘Знамени’ упомянули о герцогин. Перваго министра нельзя было уговорить не обращать вниманія на то, что говорилось въ газетахъ и публик, и не соглашался онъ также поступить по совту старшаго герцога. Все это время онъ былъ въ такой лихорадк, что окружающіе его находили необходимымъ сдлать что нибудь.

Монкъ говорилъ, что если вс будутъ молчать — онъ подразумвалъ друзей герцога — то дло замретъ само по себ. Но люди близкіе къ министру, Уорбёртонъ, напримръ, и герцогъ Сент-Бёнгэй, думали, что герцогъ зачахнетъ до того.

Наконецъ дло устроили. По предложенію Монка, сер-Джемсъ Дирингъ, членъ независимый, но почти всегда подававшій голосъ съ коалиціей, согласился сдлать запросъ въ Нижней Палат. А Финіасу Финну герцогъ растолковалъ, какъ слдуетъ отвчать. Герцогъ Омніумъ, давая эти инструкціи, придалъ всему какую-то таинственность вовсе безъ намренія, но онъ такъ былъ огорченъ, что не могъ выражаться прямо.

— Мистеръ Финнъ, сказалъ онъ:— вы должны общать мн, что не упомянете о герцогин.

— Это конечно, если вы запретите мн.

— Это должно принять форму простого вопроса, и хотя поведеніе министра можетъ быть предметомъ преній — и, вроятно, мое поведеніе будутъ обсуждать — я думаю, что никакой членъ не долженъ говорить о моей жен. Привилегія или власть выбирать депутата отъ Сильвербриджа несомннно принадлежали нашей фамиліи и прежде, и посл билля о реформ. На послднихъ выборахъ я счелъ своей обязанностью отказаться отъ этой привилегіи и сказалъ окружающимъ меня о моемъ намреніи. Но то, что человкъ имлъ бы право сдлать, онъ не всегда сдлать можетъ безъ того, чтобы не вмшались окружающіе. Мои… приближенные не такъ поняли меня и неблагоразумно посовтовали мистеру Лопецу надяться на меня. Но онъ моей поддержки не получилъ и былъ побжденъ, вотъ почему, когда онъ обратился ко мн за деньгами, я заплатилъ ему. Вотъ и все. Мн кажется, что въ Парламент не могутъ не увидть, что я употреблялъ усилія остановить образъ дйствій противный конституціи.

Сер-Джемсъ Дирингъ предложилъ вопросъ..

‘Я надюсь’, говорилъ онъ: ‘что въ Парламент не подумаютъ, будто вопросъ, предложенный мною, внушенъ личнымъ желаніемъ разбирать поведеніе перваго министра. Я въ числ тхъ, которые полагаютъ, что герцогъ Омніумъ мене всхъ въ Англіи способенъ поступить противъ духа конституціи. Но послднее время такъ много говорили и писали о выборахъ въ Сильвербридж, и нкоторые думаютъ — въ томъ числ и я — что слдуетъ зажать ротъ клеветникамъ. Съ этой цлью я спрашиваю достопочтеннаго предсдателя Палаты — можетъ быть, перваго изъ товарищей герцога въ этой Палат — готовъ ли благородный герцогъ дать объясненіе по этому поводу?’

Зала была полна сверху донизу. Разумется, вс знали, что вопросъ будетъ предложенъ, а отвтъ данъ. Нкоторые считали это дло до такой степени важнымъ, что, по ихъ мннію, первый министръ оправдаться не могъ. Другіе слышали въ клубахъ, что на леди Гленъ — какъ герцогиню еще продолжали называть — свалятъ всю вину. Люди во всхъ слояхъ общества громко порицали низость Лопеца, хотя никто кром Вортона не зналъ его низости вполн, такъ какъ ему одному было извстно, что издержки были заплачены дважды. Въ углу галереи репортеровъ сидлъ Слайдъ съ карандашомъ въ рук, приготовившись заняться своимъ дломъ въ такомъ важномъ обстоятельств. Для него это былъ великій день. Онъ одною своей энергіей, безъ всякой посторонней помощи, привелъ къ отвту перваго министра и возбудилъ весь этотъ шумъ Можетъ быть, ему выпало на долю счастіе лишить мста перваго министра. Онъ оберегалъ націю. Герцогиня очень желала быть въ Палат, но не смла безъ позволенія мужа, въ которомъ онъ отказалъ весьма ршительно.

— Не понимаю, Гленкора, какъ теб могло прійти это въ голову, сказалъ онъ.

— Ты вчно длаешь изъ мухи слона, отвтила она сердито, но осталась дома.

Дамская галерея была полна. Разумется, и мистрисъ Финнъ была тамъ, тревожась не только за свою пріятельницу, но желая также слышать, какъ ея мужъ исполнитъ свою обязанность. Были жены и дочери всхъ министровъ — кром жены перваго министра. Никто не помнилъ, чтобы какое-нибудь дло казалось такъ интересно, потому что въ первый разъ о поступкахъ женщины станутъ толковать въ Нижней Палат. А мста, назначенныя для перовъ, были такъ запружены, что человкъ двнадцать сдовласыхъ перовъ стояли въ проход, отдлявшемъ ихъ отъ постороннихъ зрителей.

Собственно говоря, какое же это было дло? Человкъ очень ничтожный оклеветалъ министра до такой степени, что сочли нужнымъ заставить министра оправдаться. Никто не думалъ, чтобы герцогъ сдлалъ какой-нибудь важный проступокъ. Можетъ быть, онъ поступилъ неблагоразумно и обращалось на это вниманіе только потому, что первый министръ никогда не долженъ поступать неблагоразумно. Если бы пренія шли о налогахъ для всей страны въ будущемъ году, если бы благосостояніе Индійской Имперіи занимало Палату, Палата была бы пуста. Но надежда, что имя извстной женщины будетъ упомянуто, набила залу отъ пола до потолка.

Читателю нечего говорить, что это имя не было упомянуто. Нашъ старый пріятель Финіасъ, вставъ съ своего мста, сначала извинился, что будетъ говорить вмсто канцлера Казначейства. Но, можетъ быть, Палата приметъ заявленіе и отъ него, такъ какъ благородный герцогъ просилъ его сдлать это. Тутъ онъ началъ такъ:

— Можетъ быть, ни противъ одного министра не длалось никогда боле ложнаго обвиненія, потому что его благородному другу приписывали попытки сдлать себ поддержку въ Парламент способами, противными духу конституціи, между тмъ какъ всмъ извстно, что никакого обвиненія не могло бы быть, если бы герцогъ добровольно не отказался самъ отъ привилегіи, противной духу конституціи. Если бы благородный герцогъ просто назначилъ кандидата, какъ кандидаты назначались въ Сильвербридж впродолженіи нсколькихъ столтій, этотъ кандидатъ непремнно былъ, бы выбранъ и объ этомъ не было бы сказано ни слова. Слдовательно, не мн, имющему честь служить подъ начальствомъ его свтлости и состоящему членомъ министерства его свтлости, распространяться подробно о благородств принесенной жертвы. Но всмъ извстно, какъ дорого цнится мсто въ этой Палат. Слава Богу, эта привилегія не можетъ теперь оцниваться деньгами, ее нельзя теперь ни купить, ни продать. Но эта привилегія, отъ которой его благородный другъ такъ великодушно отказался изъ чисто патріотическихъ причинъ, кажется, еще существуетъ, и я спросилъ бы тхъ немногихъ людей, которые еще находятся въ счастливомъ, или скоре слдуетъ сказать въ завидномъ положеніи имть возможность помщать своихъ друзей въ этой Палат, что они думаютъ о поведеніи герцога въ этомъ дл. Можетъ быть, здсь теперь присутствуютъ и слушаютъ меня такіе люди, и можетъ быть, находятся здсь нкоторые, обязанные своими мстами этой привилегіи. Они могутъ удивляться величію этого поступка. Они могутъ даже оспаривать благоразуміе человка, который могъ отказаться отъ такого важнаго преимущества. Вотъ какъ поступилъ первый министръ — онъ поступилъ не какъ первый министръ, а какъ англійскій вельможа съ своею собственной привилегіей. А теперь я перейду къ сущности обвиненія, изъ котораго не видно, чтобы обвинителю было извстно то, что именно сдлалъ герцогъ. Когда ваканція была объявлена по случаю отъзда джентльмена, объ отсутствіи котораго жалетъ вся Палата, герцогъ объявилъ своимъ агентамъ о своемъ намреніи совершенно отказаться отъ всякой привилегіи въ этомъ отношеніи. Но герцогъ былъ тогда, какъ и теперь, и какъ, вроятно, еще долго будетъ, первымъ министромъ Англіи. Мн не къ чему напоминать господамъ членамъ этой Палаты, что первый министръ не можетъ посвящать свое время управленію своимъ имніемъ и даже интересамъ Сильвербриджа. Что его свтлость серіозно передалъ свои инструкціи своимъ агентамъ, доказали послдствія, но агенты не такъ поняли его.

Тогда въ Палат послышался голосъ:

— Какіе агенты?

Потомъ другой голосъ:

— Назовите ихъ.

Потомъ многіе изъ присутствующихъ начали приходить въ негодованіе, почему интересъ, возбужденный этимъ обстоятельствомъ, уменьшаютъ, воздерживаясь отъ всякаго намека на герцогиню.

— Я не разобралъ, сказалъ Финіасъ тономъ негодованія:— кто именно позволилъ себ эти вопросы, но спшу сообщить, что я не обязанъ въ настоящемъ случа удовлетворять неприличное любопытство.

Послышались крики ‘къ порядку!’ и обратились къ предсдателю съ вопросомъ, парламентское ли выраженіе слово, ‘неприличное’. Предсдатель съ нкоторой нершимостью выразилъ свое мнніе, что онъ не можетъ ничего возразить противъ этого слова. Онъ думалъ, что всякій членъ иметъ право обвинить другого члена въ неприличномъ любопытств.

— Если, сказалъ Финіасъ, опять вставъ съ своего мста, потому что онъ на минуту слъ: — господинъ, пожелавшій узнать имя, встанетъ и повторитъ свой вопросъ, я замню слово ‘неприличное’ другимъ словомъ. Я скажу ему, что онъ, не обращая вниманія на дйствительно благородный поступокъ перваго министра, какъ человка и слуги правительства, желаетъ только нанести болзненную рану, для того, чтобы доставить себ удовольствіе при вид нанесенной имъ боли.

Онъ замолчалъ, но никто вопросовъ не предлагалъ, и онъ продолжалъ свое заявленіе.

— Представили кандидата, сказалъ онъ: — люди интересовавшіеся длами герцога. Человкъ, котораго онъ назвать не хочетъ, но которому, какъ онъ надется, никогда не удастся занять мсто въ этой Палат, былъ выставленъ кандидатомъ и сильвербриджскіе торговцы были приглашены поддерживать его какъ кандидата герцога. Въ этомъ нтъ ни малйшаго сомннія. Въ Палат, можетъ быть, поймутъ, что сосди и приверженцы человка такого знатнаго и богатаго, какъ герцогъ Омніумъ, не охотно откажутся отъ уменьшенія привилегій ихъ землевладльца. Можетъ быть, имъ пришло въ голову, что первый министръ не можетъ обозрвать всего. Въ такихъ небольшихъ мстечкахъ всегда есть люди очень достойные, которые любятъ пользоваться второстепенной властью. По-крайней мр такимъ образомъ подали надежду этому кандидату. По моему мннію, герцогъ въ этомъ отношеніи безукоризненъ — но теперь я перехожу къ самой сущности обвиненія.

Сущность обвиненія такъ хорошо извстна читателю, что объясненія Финіаса нтъ надобности повторять. Герцогъ заплатилъ деньги, когда у него попросили ихъ, чувствуя, что этому человку нанесли вредъ, неправильно поощривъ его.

— Я не стану клеймить низость этой просьбы, сказалъ Финіасъ:— но, вроятно, вся Палата будетъ на моей сторон, когда я скажу, что этотъ послдній поступокъ герцога, неблагоразуменъ онъ или нтъ, отзывается скоре благородствомъ, чмъ неблагоразуміемъ.

Когда Финіасъ слъ, никто не всталъ возражать ему. Посл находили, что сер-Орланду слдовало бы встать и выразить свое мнніе, что Палата выслушала это заявленіе съ полнымъ удовольствіемъ. Но онъ этого не сдлалъ и посл краткаго отдыха начались обыкновенныя дла. Съ галереи быстро стали спускаться, дамы вышли изъ своей клтки, а сдовласные перы вернулись въ свою Палату, даже члены Нижней Палаты проворно уходили, и Монкъ остался объяснять предполагаемое измненіе въ налог на собакъ только семидесяти или восьмидесяти членамъ.

Дло кончилось и вс удивлялись, какъ такое важное дло окончилось такъ тихо. Казалось, посл рчи Финіаса Финна уже нечего было говорить объ этомъ. Вс разумется знали, что герцогиня была однимъ изъ тхъ агентовъ, о которыхъ упоминали, но это знали и прежде. Однако вс чувствовали, что дло кончено, игра была разыграна. Можетъ быть, внимательне всхъ слушалъ рчь Финна Квинтусъ Слайдъ, все надявшійся, что искру можно будетъ раздуть въ пламя. Онъ вышелъ изъ Палаты и пошелъ писать другую статью о герцогин. Если человкъ не уметъ управлять своими домашними длами, то онъ конечно не годится быть первымъ министромъ. Но даже Квинтусъ Слайдъ, когда писалъ свою статью, чувствовалъ, что надется, не имя никакой надежды. Впослдствіи можно вернуться къ обвиненію и упомянуть, что оно не было разъяснено удовлетворительно и по прошествіи нсколькихъ мсяцевъ прежнимъ обвиненіемъ можно будетъ воспользоваться. Слайдъ напечаталъ свою статью, но чувствовалъ, что теперь сильвербриджскіе выборы слдуетъ пока отложить въ сторону.

— Мистеръ Финнъ, сказалъ герцогъ:— я обязанъ вамъ за трудъ, который вы на себя приняли.

— Это была только пріятная обязанность.

— Я обязанъ вамъ за то, какъ вы ее исполнили.

Боле герцогъ не сказалъ ничего и Финіасу это показалось холодно. Герцогъ дйствительно былъ признателенъ, но его признательность никогда не выражалась краснорчиво. Отъ всхъ вообще Финіасъ получилъ большія похвалы за то, какъ онъ исполнилъ свою задачу.

Глава LVIII.
Ршено совсмъ.

Порицаніе, теперь гласно постигшее Фердинанда Лопеца, очень огорчало его, но можетъ быть не столько, какъ отказъ леди Юстэсъ. Все-таки этого эпизода въ своей жизни даже онъ стыдился и никакъ не могъ выкинуть это безславіе изъ памяти. Онъ не понималъ того, что было хорошо и что дурно въ поступкахъ человка. Онъ не зналъ, что поступилъ дурно, обратившись къ герцогу за деньгами. Онъ только хотлъ сдлать герцогу непріятность, и когда получилъ деньги, то считалъ ихъ законной добычей. А когда, получивъ деньги герцога, онъ также оставилъ у себя деньги Вортона, онъ опять оправдалъ себя, напомнивъ себ, что Вортонъ былъ обязанъ дать ему гораздо больше этого. Въ нкоторомъ отношеніи онъ былъ что называется джентльменомъ. Онъ умлъ говорить, смотрть, держать ножикъ и вилку, одваться, ходить, но не имлъ ни малйшаго понятія о чувствахъ джентльмена. Однако онъ понималъ невыгоду дурного мннія. Даже теперь, когда онъ ршился оставить Англію на продолжительный срокъ, онъ сознавалъ невыгоду отъзда при такихъ тяжелыхъ обстоятельствъ, и также понималъ, что эти обстоятельства могутъ помшать ему ухать. Даже въ Колеманской улиц на него смотрли косо и Гертльподъ сказалъ самому Лопецу, что ‘онъ заварилъ кашу’. Лопецъ старался не изнемогать подъ тяжестью и каждый день ходилъ въ контору Сан-Хуанскихъ Рудниковъ, стараясь имть такой видъ, какъ будто не сдлалъ никакого проступка, котораго долженъ стыдиться. Но ему ничего не говорили о длахъ, а наконецъ Гертльподъ сообщилъ, что время для уплаты акцій прошло и что назначатъ другого управляющаго.

— Срокъ кончается завтра, сердито сказалъ Лопецъ.

— Я говорю вамъ то, что мн велно вамъ сказать, возразилъ Гертльподъ.— Вы только потеряете время, если будете прізжать сюда.

Лопецъ еще не видалъ Вортона посл заявленія въ Парламент, хотя жилъ въ одномъ дом съ нимъ. Эверетъ вернулся и встртился съ зятемъ, но встрча была бурная.

— Мн кажется, Лопецъ, что вы мошенникъ, сказалъ ему однажды Эверетъ, выслушавъ всю исторію, или лучше сказать, нсколько исторій отъ своего отца.

Это происходило не на Манчестерскомъ сквер, а въ клуб, гд Эверетъ старался выказать презрніе къ своему зятю. Едва ли нужно говорить, что въ это время Лопецъ не былъ популяренъ въ своемъ клуб. На слдующій день въ клуб было назначено собраніе для обсужденія вопроса, слдуетъ ли исключить Лопеца. Но онъ ршился не унывать, являться въ клубъ и защищать свое поведеніе. Онъ впрочемъ не зналъ, что Эверетъ Вортонъ уже сдлалъ извстными комитету клуба вс обстоятельства двойного платежа.

Когда шуринъ въ присутствіи другихъ членовъ клуба назвалъ его мошенникомъ, Лопецъ поднялъ руку, какъ бы собираясь ударить Эверета палкой, но его смирило чувство, что вс присутствующіе его враги.

— Какъ вы смете говорить со мною такимъ образомъ? сказалъ онъ очень робко.

— Я долженъ говорить такимъ образомъ, если вы заговариваете со мною.

— Я вамъ зять и только это удерживаетъ меня.

— Къ несчастію, вы мой зять.

— И я живу въ дом вашего отца.

— И это тоже несчастіе, которое поправить трудно. Вамъ велли перехать, а вы не перезжаете.

— Ваша неблагодарность изумительна. Кто спасъ вашу жизнь, когда на васъ напали въ парк и вы были такъ пьяны, что не могли сами защитить себя? Кто заступался за васъ предъ скупымъ старымъ отцомъ, когда вы проигрывались въ карты и не могли заплатить вашъ долгъ? Но вы принадлежите къ числу такихъ людей, которые отвертываются отъ своихъ благодтелей, когда т попадутъ въ несчастіе.

— Я, конечно, долженъ отвернуться отъ человка, который обезславилъ себя такъ, какъ вы, сказалъ Эверетъ, выходя изъ комнаты.

Лопецъ бросился въ кресло, громко позвонилъ, веллъ подать себ кофею и закурилъ сигару. Его еще не выгнали изъ клуба и слуги были обязаны служить ему.

Въ этотъ вечеръ онъ ждалъ своего тестя на Манчестерскомъ сквер. Теперь онъ непремнно подетъ въ Гватемалу — если еще не поздно. Онъ подетъ, если даже будетъ принужденъ оставить жену и такимъ образомъ отказаться отъ надежды получить деньги отъ Вортона кром той суммы, которую онъ получитъ за свое изгнаніе. Дв недли, назначенныя ему Обществомъ, кончались въ этотъ день, слдовательно, деньги можно было еще внести на слдующее утро. Безъ сомннія, также примутъ вексель Вортона, если онъ не можетъ дать чекъ на такую важную сумму. Мсто было общано Лопецу съ единственнымъ условіемъ заплатить за акціи. Лопецъ не врилъ угрозамъ Гертльпода. Онъ думалъ, что съ нимъ не могутъ обойтись такимъ гнуснымъ образомъ только потому, что герцогъ Омніумъ заплатилъ ему за издержки. Поэтому онъ потребуетъ денегъ и откажется отъ общества своей жены.

Когда онъ ршился на это, что-то похожее на любовь вернулось въ его сердце и оно замерло отъ сожалнія. Онъ уврилъ себя, что можетъ еще любить свою жену, но зачмъ не осталась она ему врна? Зачмъ она держала сторону отца, а не мужа? Зачмъ она не научилась его правиламъ — какъ должна это длать всякая жена? Зачмъ она не помогала ему, не раздляла его плановъ, не обращала вниманія на его интересы, не была съ нимъ заодно? Ему иногда приходила въ голову мысль, что если бы онъ могъ увезти ее съ собою въ эту отдаленную страну и отдалить отъ вліянія отца, тогда она сдлалась бы дйствительно его женою. Тогда онъ опять былъ бы нженъ къ ней, опять сталъ бы ее любить, опять постарался бы облегчить для нея жизнь. Но теперь слишкомъ было поздно для этого. Ему въ Англіи ничего неудалось, и отчасти по вин его жены. Онъ согласится оставить ее, но при этой мысли глаза его наполнялись слезами сожалнія.

Въ это время Вортонъ не приходилъ домой ране полуночи и переходилъ быстро изъ передней въ свою комнату, а по утрамъ завтракалъ въ своей комнат, чтобы даже не видться съ зятемъ. Дочь приходила къ нему во время завтрака и тогда около получаса они усиливались представить себ ихъ будущую судьбу. Но до-сихъ-поръ они не могли согласиться въ этомъ, такъ какъ Эмилія продолжала уврять, что если мужъ велитъ ей хать, то она подетъ.

Въ этотъ вечеръ Лопецъ заслъ въ столовой и, какъ только услыхалъ ключъ Вортона въ дверяхъ, вышелъ въ переднюю.

— Я желаю говорить съ вами, серъ, сказалъ онъ.— Не угодно ли вамъ войти сюда на нсколько минутъ?

Вортонъ пошелъ за нимъ въ столовую.

— Такъ, какъ мы живемъ теперь, продолжалъ Лопецъ:— я не имлъ возможности поговорить съ вами даже о длахъ.

— Вы можете говорить теперь, если желаете сказать мн что-нибудь.

— Пять тысячъ, которыя вы общали мн, надо заплатить завтра. Это послдній день.

— Я общалъ съ нкоторыми условіями. Если бы вы согласились на нихъ, деньги были бы заплачены давно.

— Именно. Но условія очень жестоки, мистеръ Вортонъ. Меня удивляетъ, что такой человкъ какъ вы находитъ справедливымъ разлучать мужа съ женою.

— Я нахожу справедливымъ, серъ, разлучить мою дочь съ такимъ человкомъ, какъ вы. Я и прежде такъ думалъ, а теперь еще боле убдился въ этомъ. Если я могу купить вашъ отъздъ въ Гватемалу этими деньгами и если вы дадите мн документъ, который приготовитъ для вашей подписи мистеръ Вокеръ и гд вы обяжетесь не требовать къ себ вашей жены, деньги будутъ уплачены.

— Все это возьметъ время, мистеръ Вортонъ.

— Я не заплачу ничего безъ этого. Я могу встртиться съ вами въ Колеманской улиц завтра и, конечно, тамъ примутъ отъ меня письменное удостовреніе, что я заплачу деньги, какъ только будутъ выполнены условія.

— Это обезславитъ меня тамъ, мистеръ Вортонъ.

— А разв вы уже не обезславлены? Можете вы сказать мн, что ваше поведеніе неизвстно въ Колеманской улиц или что его оставили безъ вниманія?

Зять стоялъ и хмурился, но не говорилъ ни слова.

— Я все-таки поду туда, въ какое время вы назначите, и если тамъ согласятся взять управляющимъ такого человка, какъ вы, я спорить съ нимъ не стану.

— Вы до конца жестоко обходитесь со мною, сказалъ Лопецъ:— но я буду ждать васъ въ Колеманской улиц завтра въ одиннадцать часовъ.

Тутъ Вортонъ вышелъ изъ комнаты, а Лопецъ остался одинъ среди мрака тяжелыхъ занавсей и темныхъ обоевъ. Лондонская столовая по вечерамъ всегда темна и непривлекательна. Даже картины на стнахъ не имютъ веселаго вида, а мебель тяжела и черна. Эта столовая была велика, но старомодная и очень мрачная. Тутъ Лопецъ ходилъ взадъ и впередъ, когда Вортонъ оставилъ его, стараясь обсудить, на сколько виновата судьба и на сколько виноватъ онъ самъ въ его бдствіяхъ.

Онъ началъ жизнь хорошо. Отецъ его былъ немногимъ лучше странствующаго разносчика, сколотилъ деньжонокъ, продавая галантерейный товаръ и далъ образованіе своему сыну. Лопецъ не могъ обвинять отца въ томъ, что случилось съ нимъ. И когда вспоминалъ средства, которыми могъ располагать въ ранней юности, онъ чувствовалъ, что имлъ право похвастаться успхомъ. Онъ трудился и проложилъ себ дорогу въ общество тхъ людей, съ которыми добивался жить. Въ начал своей карьеры онъ очутился между джентльменами и леди. Онъ усвоилъ себ ихъ обращеніе и жилъ съ ними на равной ног. Думая о своей простой жизни, онъ не забылъ напомнить себ, что былъ гостемъ въ дом герцога Омніума. А теперь у него нтъ ни копейки. Тесть его выгналъ. Жена его боится и, по его мннію, даже ненавидитъ его. Изъ клуба его выключили. Прежніе друзья знать его не хотятъ. А секретарь въ Колеманской улиц прямо сказалъ ему, что его присутствіе боле тамъ не желательно. Что онъ будетъ теперь длать, если отъ Вортона денегъ не возьмутъ и мста въ Гватемал не дадутъ?

Потомъ онъ сталъ думать о бдномъ Сексти и его семь. Онъ не былъ по природ золъ. Хотя онъ упрекалъ свою жену за то, что она упомянула о бдствіяхъ мистрисъ Паркеръ, а все-таки несчастіе, которое онъ навлекъ на нее и ея дтей, увеличивало тяжесть его несчастій. Если ему будетъ нельзя хать въ Гватемалу, что ему длать? куда ему дваться?

Такимъ образомъ ходилъ онъ по комнат цлый часъ. Не лучше ли разршатъ вс его затрудненія пистолетъ или бритва?..

На слдующее утро онъ и Вортонъ явились въ Колеманскую улицу. Вортонъ пріхалъ прежде и объяснилъ Гертльподу, что у него назначено тутъ свиданіе съ своимъ зятемъ. Гертльподъ былъ вжливъ, но очень холоденъ. Вортонъ увидалъ съ перваго взгляда, что Общество Сан-Хуанскихъ Рудниковъ не нуждается боле въ услугахъ Фердинанда Лопеца, но слъ и сталъ ждать. Если ужь онъ здсь, то какъ ни тягостно будетъ свиданіе, а вынести его надо. Онъ далъ себ слово ждать до половины одиннадцатаго, а потомъ ухать съ твердой ршимостью не тратить боле ни одного шиллинга на этого негодяя. Въ четверть одиннадцатаго негодяй шатаясь вошелъ въ контору, хотя до-сихъ-поръ онъ не имлъ привычки шататься. Но несчастіе сламываетъ даже великихъ людей и уничтожаетъ уроки, которымъ научаетъ жизнь.

— Надюсь, что я не заставилъ васъ ждать, мистеръ Вортонъ. Ну, какъ ваше здоровье сегодня, Гертльподъ? Итакъ наконецъ это дльце ршится сегодня и акціи будутъ куплены.

Вортонъ не сказалъ ни слова, даже не всталъ со стула.

— Наврно мистеръ Вортонъ уже объяснился, сказалъ Лопецъ.

— Не знаю, нужно ли это, сказалъ Гертльподъ.

— Мн кажется это довольно просто, продолжалъ Лопецъ.— Я думаю, мистеръ Вортонъ, что я правъ, говоря, что вы готовы заплатить тотчасъ.

— Да, я готовъ заплатить деньги, какъ только удостоврюсь, что вы на дорог въ Гватемалу. Я не заплачу ничего, пока мн не будетъ этого доказано.

Тутъ Гертльподъ всталъ съ своего мста и заговорилъ:

— Господа, дло уже нсколько дней приняло другой оборотъ.

— Какимъ образомъ? воскликнулъ Лопецъ.

— Директоры передумали посылать управляющимъ мистера Лопеца. Директоры намрены назначить другого. Я уже сообщилъ мистеру Лопецу о намреніяхъ директоровъ.

— Такъ это ршено? спросилъ Вортонъ.

— Ршено совсмъ, отвтилъ Гертльподъ.

Лопецъ, разумется, кипятился и бушевалъ. Какъ! посл всего, что сдлано, директоры берутъ назадъ слово? Посл того, какъ его заставили бросить свои дла, съ нимъ поступаютъ такимъ образомъ! Въ такомъ случа Общество услышитъ о немъ. Слава Богу, въ Англіи еще есть законы!

— Вчера былъ послдній день, назначенный для уплаты, сказалъ Гертльподъ.

— Это врно, что мистеръ Лопецъ не подетъ въ Гватемалу? спросилъ Вортонъ.

— Совершенно врно, отвтилъ Гертльподъ

Тутъ Вортонъ всталъ и вышелъ.

— Погубили вы меня, сказалъ Лопецъ:— погубили самымъ постыднымъ образомъ. Нигд не найдешь ни состраданія, ни дружбы, ни доброты, ни снисхожденія. Зачмъ со мною обращаются такимъ образомъ?

— Если желаете жаловаться, напишите директорамъ. Я могу только исполнять мою обязанность

— Услышатъ объ этомъ директоры! сказалъ Лопецъ, выходя изъ конторы.

Вортонъ пошелъ въ свою контору и старался придумать, что слдуетъ предпринять въ такихъ ужасныхъ обстоятельствахъ. Разумется, онъ могъ выгнать изъ дома этого человка, но тогда онъ выгонитъ и свою дочь. Онъ полагалъ, что у Лопеца нтъ никакихъ средствъ къ жизни, а человкъ безъ всякихъ средствъ, конечно, былъ бы радъ освободиться отъ необходимости содержать жену. Но Лопецъ не станетъ заботиться объ удобствахъ жены, даже, по мннію Вортона, о ея жизни, а просто будетъ пользоваться женою какъ способомъ добывать деньги. Ничего боле не оставалось, какъ подкупить его, сначала наличными деньгами, а потомъ по уговору высылать въ различные сроки назначенную сумму съ тмъ, чтобы онъ не показывался на глаза жен. Это можетъ устроить Вокеръ, но Вортону было ясно, что гватемальскій планъ рушился. А пока сейчасъ нужно предложить Лопецу деньги съ тмъ, чтобы онъ перехалъ въ другое мсто и не бралъ съ собою жены.

Такимъ образомъ Вортонъ составилъ планъ, который была возможность привести въ исполненіе. Какъ ни былъ онъ несчастенъ, думая о судьб, доставшейся на долю его дочери, все-таки была надежда на облегченіе. Но Лопецъ, когда вышелъ изъ конторы, не могъ ни въ чемъ найти утшенія. Онъ шелъ медленно къ Танкардскому Дворику и тамъ нашелъ Сексти Паркера, качающагося на заднихъ ножкахъ стула съ графинчикомъ дешеваго хереса предъ собою.

— Какъ! это вы? сказалъ Паркеръ.

— Да, я пришелъ проститься съ вами.

— Куда же вы дете? Вы не дете въ Гватемалу, сколько мн извстно.

— Все кончено, отвчалъ Лопецъ, улыбаясь.

— Что вы хотите сказать? спросилъ Сексти, свъ прямо на стулъ и смотря очень серіозно.

— Я не ду ни въ Гватемалу, никуда. Я пришелъ сказать вамъ, что я погибъ, что не имю надежды получить хотя одинъ шиллингъ, и теперь, и когда бы то ни было. Вы говорили мн намедни, что я боюсь пріхать сюда. Вы видите, что какъ только все опредлилось, я тотчасъ пришелъ и сказалъ вамъ все.

— Что опредлилось?

— Мое раззореніе. Мн не откуда взять одного пенни.

— У Вортона есть деньги, сказалъ Сексти.

— Деньги также есть и въ Англійскомъ Банк, но я не могу ихъ получить.,

— Что вы будете длать, Лопецъ?

— Въ томъ-то и вопросъ. Что я буду длать? Ничего не могу сказать объ этомъ, но могу сказать наврно, Сексти, что наши дла кончились. Я очень жалю объ этомъ, старина. Мы должны были разбогатть, но не разбогатли. Я трудился какъ умлъ. Прощайте, старый дружище. Я не сомнваюсь, что вы поправите ваши дла. Не заставляйте вашихъ дтей проклинать меня. А на снисхожденіе мистрисъ Паркеръ мн нечего разсчитывать, я знаю это.

Онъ ушелъ, оставивъ Сексти Паркера вн себя отъ изумленія.

Глава LIX.
Первый и послдній.

Въ то время, какъ Вортонъ былъ въ Колеманской улиц, у мистрисъ Лопецъ на Манчестерскомъ сквер былъ гость. До сего времени Вортонъ не зналъ, считать ли изгнаніе въ Гватемалу несомнннымъ фактомъ. Каждый день перемнялъ онъ мысли. Было бы конечно счастіемъ, если бы Лопецъ ухалъ, если бы могъ ухать одинъ, но было бы величайшимъ несчастіемь, если бы онъ увезъ съ собою жену. Отецъ никогда не осмливался выражать дочери эти сомннія, а она пріучила себя думать, что изгнаніе съ человкомъ, котораго она уже не любила, должно быть наказаніемъ за зло, сдланное ею.

Теперь былъ мартъ, а второе или третье апрля было назначено для отъзда. Разумется, она старалась время-отъ-времени разспрашивать мужа. Иногда онъ былъ довольно откровененъ съ нею, а иногда она не могла добиться отъ него слова. Но онъ всегда старался ее уврить, что она хать должна. Отецъ также не старался разубдить ее въ этомъ. Если это должно быть, къ чему послужитъ такая ложная доброта съ его стороны? Итакъ Эмилія продолжала длать свои покупки, пріучая себя къ мысли, что экономія должна быть великой обязанностью ея жизни, и напоминая себ, при каждой покупк, что все покупаемое ею придется ей носить со слезами и горемъ.

Она дала порученіе къ Артуру Флечеру. Въ это время сер-Элоредъ Вортонъ случайно находился въ Лондон съ своею дочерью Мери. Сер-Элоредъ на Манчестерскомъ сквер не былъ. Старый баронетъ не могъ сказать ничего утшительнаго въ этомъ гор. Вс Вортоны и вс Флечеры знали, что этотъ Лопецъ, женившійся на той, которой слдовало быть жемчужиною обихъ фамилій, оказался негодяемъ. Оба старика Вортона, безъ сомннія, встрчались въ клуб, или можетъ быть въ контор, и говорили нсколько горькихъ словъ другъ другу, но сер-Элоредъ не видалъ несчастной женщины, такъ обезславившей себя такимъ неравнымъ бракомъ. Но Мери была у нея и ей было дано порученіе къ Артуру Флечеру.

— Скажите ему, что я узжаю, сказала Эмилія.— Скажите ему, чтобы онъ не прізжалъ сюда, но передайте ему мою любовь. Онъ всегда былъ однимъ изъ моихъ добрйшихъ друзей.

— Зачмъ… зачмъ… зачмъ вы не вышли за него? сказала Мери, подъ вліяніемъ настоящаго волненія допустившая себя сдлать намекъ, несогласовавшійся съ ея понятіемъ о приличіи.

— Зачмъ вы говорите объ этомъ? замтила Эмилія:— я никогда о немъ не говорю — никогда не думаю о немъ. Но когда увидите его, скажите, что я говорю.

Артуръ Флечеръ, разумется, явился на слдующій день — въ тотъ самый день, когда Вортонъ узналъ, что какова бы ни была участь его дочери, ее по крайней мр не увезутъ въ Гватемалу. Артуръ и Эмилія не встрчались съ того самаго дня, когда увидались на минуту въ Ричмонд у герцогини. Разумется, оба понимали, что не могутъ видться другъ съ другомъ. Мужъ Эмиліи взялъ предлогомъ дружескій поступокъ со стороны Артура Флечера, чтобы затять ссору, и Артуръ и Эмилія были связаны этою ссорой. Когда мужъ объявляетъ, что его жена не должна знать такого-то человка, она обязана повиноваться — или обходить это приказаніе украдкой. Никто изъ нихъ не имлъ желанія дйствовать украдкой. Приказанію повиновались и для жены это было только малою долей страшнаго наказанія, которое постигло ее какъ результатъ ея замужства.

Но теперь, когда Артуръ Флечеръ послалъ доложить о себ, она не колеблясь приняла его. Безъ сомннія, она находила вроятнымъ это свиданіе, когда давала порученіе своей кузин.

— Я не могъ допустить васъ ухать, не явившись къ вамъ, сказалъ Артуръ.

— Вы очень добры. Да, мы демъ. Гватемала, кажется, такъ далеко, Артуръ, не правда ли? Но мн говорятъ, что это великолпная страна.

Она говорила веселымъ голосомъ, какъ будто ей нравилось это путешествіе, но онъ смотрлъ на нее умоляющими, тревожными, грустными глазами.

— Что значитъ путешествіе, продолжающееся нсколько недль? Почему мн не быть счастливой въ Гватемал столько же, какъ въ Лондон? А для друзей, я думаю, это не составитъ большой разницы, разв только для одного папаши.

— А мн кажется, это составитъ разницу, сказалъ онъ.

— Я теперь не вижу никого, ни вашихъ, ни Вортоновъ. Я не вижу ршительно никого. Если бы не папа, я рада была бы ухать. Мн говорятъ, что это очаровательная страна. Я не нашла очаровательнымъ Манчестерскій скверъ. Я начала думать, что везд все одно и то же, и что ршительно все равно, цд живешь и что длаешь. Но во всякомъ случа я ду и очень рада, что могу проститься съ вами до отъзда.

Все это она сказала быстро, совсмъ не такъ, какъ говорила всегда. Она принудила себя говорить такъ, чтобы не разразиться слезами въ его присутствіи.

— Разумется, я пріхалъ, когда Мери сказала мн.

— Да, она была здсь. Сер-Элоредъ не былъ. Я впрочемъ не удивляюсь этому. И ваша мать была въ Лондон нсколько времени тому назадъ — но я не ожидала ее. Зачмъ ей прізжать къ намъ? Я даже не знаю, не лучше ли было и вамъ не прізжать. Разумется, я теперь парія, но несмотря на то, что я парія, въ Гватемал я буду не хуже другихъ. Вы, можетъ быть, видли Эверета по прізд?

— Да, я видлъ его.

— Надюсь, что они не станутъ ссориться съ Эверетомъ изъ-того, что надлала я. Боле всего мн прискорбно то, что изъ-за меня пострадали и папа, и онъ. Знаете, я нахожу, что люди, жестоки. Отъ меня могли отстраниться, не измнившись къ нимъ. Меня убиваетъ, Артуръ, то, что они страдаютъ.

Онъ сидлъ и смотрлъ на нее, не зная, какъ ее прервать и что сказать. Онъ намревался сказать многое, но не зналъ, какъ начать и какія употребить выраженія.

— Когда я уду, можетъ быть, все поправится, продолжала она:— когда онъ сказалъ, что я должна хать, это утшило меня. Мн кажется, я пріучила себя не думать вовсе о себ, переносить все, какъ люди переносятъ жажду въ степи. Слава Богу, Артуръ, у меня нтъ ребенка, который страдалъ бы вмст со мною. А все-таки и теперь очень, очень нехорошо. Когда я подумаю, что папа украдкой выходитъ изъ дома и приходитъ, мн иногда кажется, что я должна убить себя. Но нашъ отъздъ положитъ конецъ всему. Намъ гораздо лучше ухать. Я желала бы отправиться завтра.

Тутъ она посмотрла на него и увидала, что слезы текла по его лицу, и услыхала его рыданія.

— Зачмъ вы плачете, Артуръ? Онъ не плачетъ и я не плачу. Когда мой ребенокъ умеръ, я поплакала… немножко. Слезы вздоръ и глупость. Переносить надо, придетъ когда-нибудь конецъ. Когда ршишься переносить безропотно, тогда уже не плачешь. Намедни сюда пришла бдная женщина, мужа которой онъ раззорилъ. Она плакала и убивалась такъ, что я стала жалть ее больше чмъ себя, у нея есть дти.

— О, Эмилія!

— Вамъ не надо называть меня по имени, потому что онъ разсердится. Я вдь должна поступать какъ онъ мн велитъ, и я такъ стараюсь длать это! При всемъ этомъ, меня не оставляетъ мысль, что если я стану исполнять свою обязанность, то это будетъ лучше для меня. Есть вещи, которыя мужъ длать велитъ, но которыя исполнять нельзя. Если онъ велитъ мн воровать, я не должна воровать — такъ ли? И теперь мн приходитъ въ голову, что вы не должны быть здсь. Онъ будетъ очень недоволенъ. Но мн было такъ пріятно еще разъ повидаться съ старымъ другомъ.

— Я не забочусь о его гнв, угрюмо сказалъ Артуръ.

— Но я заботиться должна.

— Бросьте его. Зачмъ вы не бросите его?

— Что вы!

— Вы не можете обмануть меня. Вамъ не надо даже стараться обмануть меня. Вы знаете, что онъ недостоинъ васъ.

— Я не хочу слышать ничего подобнаго, серъ.

— Moгу ли я говорить иначе, когда вы сами разсказываете мн о вашемъ несчастіи? Возможно ли, чтобы я не зналъ, каковъ онъ? Неужели вы хотите, чтобы я притворялся, будто думаю о немъ хорошо?

— Вы можете молчать, Артуръ.

— Нтъ, я не могу молчать. Разв я не молчалъ съ тхъ самыхъ поръ, какъ вы вышли замужъ? И если я желаю говорить, то почему не говорить теперь?

— Ничего нельзя сказать такого, что принесло бы намъ пользу.

— Такъ я буду говорить безъ пользы. Когда я совтую вамъ бросить его, то я не хочу этимъ сказать, чтобы вы обратились ко мн. Хотя я люблю васъ боле всего на свт, я этого намренія не имю.

— О, Артуръ, Артуръ!

— Но пусть вашъ отецъ спасетъ васъ. Только скажите ему, что вы хотите остаться съ нимъ, и онъ васъ спасетъ. Хотя я никогда не увижу васъ боле, я однако могу помочь защитить васъ. Разумется, я знаю — и вы знаете, что онъ… негодяй.

— Я не хочу этого слышать, сказала она, вставая съ своего мста на диван и поднявъ руки ко лбу, но все приближаясь къ Артуру.

— Разв вашъ отецъ не говоритъ того же? Я не стану совтовать ничего такого, чего не посовтуетъ онъ. Я не скажу вамъ ни слова, котораго онъ не могъ бы слышать. Я люблю васъ. Я всегда васъ любилъ. Но неужели вы думаете, что я пожелаю сдлать вамъ вредъ моей любовью?

— Нтъ, нтъ, нтъ!

— Нтъ, но я желаю заставить васъ чувствовать, что т, которые любили васъ прежде, все еще заботятся о вашемъ счастіи. Вы сейчасъ говорили, что васъ бросили вс.

— Я говорила о моемъ отц и Эверет. А я сама разсталась со всми.

— Вы не разстались со мною. Вы можете быть десять разъ его женою, но не можете разстаться со мною навсегда. Вставая утромъ и ложась спать ночью, я постоянно говорю себ, что вы единственная женщина, которую я люблю. Останьтесь съ нами и васъ будутъ уважать — разумется, какъ жену этого человка, но все какъ нашего дорогого друга.

— Я не могу остаться, сказала она.— Онъ велитъ хать мн, а я въ его рукахъ. Когда у васъ будетъ жена, Артуръ, вы будете желать, чтобы она исполняла ваши приказанія. Надюсь, что она будетъ это длать безъ того огорченія, которое чувствую я. Прощайте, дорогой другъ!

Она протянула руку, онъ пожалъ ее и все на нее смотрлъ. Потомъ онъ схватилъ ее въ объятія и поцловалъ въ лобъ и губы.

— О, Эмилія, зачмъ вы не моя жена? Моя дорогая, моя дорогая!

Едва она успла высвободиться изъ его объятій, когда дверь отворилась и Лопецъ вошелъ въ комнату.

— Мистеръ Флечеръ, сказалъ онъ спокойно: — что это значитъ?

— Онъ пришелъ проститься со мною, сказала Эмилія: — когда дешь въ такой далекій путь, пріятно повидаться съ старыми друзьями — можетъ быть, и въ послдній разъ.

Въ ея тон было равнодушіе, а можетъ быть и презрніе къ его гнву. Лопецъ посмотрлъ на обоихъ, принявъ видъ неудовольствія.

— Вы знаете, серъ, сказалъ онъ:— что вы не можете быть здсь пріятнымъ гостемъ.

— Онъ былъ для меня пріятный гость, сказала его жена.

— И я считаю ваше посщеніе низкимъ поступкомъ. Вы пришли сюда съ намреніемъ возбудить несогласіе между мною и моею женой.

— Я пришелъ сюда сказать ей, что у нея есть другъ, на котораго она можетъ положиться, если ей понадобится другъ, сказалъ Флечеръ.

— И вы думаете, что такой другъ будетъ для нея надежне ея мужа? Я не могу выгнать васъ изъ этого дома, серъ, потому что онъ принадлежитъ не мн, но я приказываю вамъ сейчасъ уйти изъ той комнаты, гд находится моя жена.

Флечеръ помшкалъ съ минуту, чтобы проститься съ бдной женщиной, между тмъ какъ Лопецъ продолжалъ съ усилившимся негодованіемъ:

— Если вы тотчасъ не уйдете, вы принудите меня приказать ей уйти. Она не должна оставаться въ одной комнат съ вами.

— Прощайте, мистеръ Флечеръ, сказала Эмилія, опять протягивая руку.

Но Лопецъ ударилъ ее по рук, не сильно, не больно, но все-таки грубо.

— Не въ моемъ присутствіи, сказалъ онъ.— Уйдите, серъ, когда я приказываю вамъ.

— Господь да благословитъ васъ, другъ мой! сказалъ Артуръ Флечеръ.— Буду молить Бога, чтобы я дожилъ до вашего возвращенія на родину.

— Онъ… цловалъ тебя, сказалъ Лопецъ, какъ только дверь затворилась.

— Цловалъ, отвчала Эмилія.

— И ты говоришь мн это въ глаза, и съ такимъ видомъ?

— Что же мн теб сказать, когда ты спрашиваешь меня? Я не просила его цловать меня.

— Но посл ты взяла его сторону какъ его другъ.

— Я солгала бы теб, если бы сдлала видъ, будто сержусь на него за то, что онъ сдлалъ.

— Можетъ быть, ты скажешь мн, что любишь его.

— Разумется, я его люблю. Любовь бываетъ разнаго рода, Фердинандъ. Есть любовь, которую женщина отдаетъ мужчин, когда хочетъ быть его подругой. Это любовь самая сладостная, если только она продолжится. Есть другая любовь, которая не дается, но пріобртается, можетъ быть, впродолженіи долгихъ лтъ старыми друзьями. У меня нтъ друга старе Артура Флечера и никого дороже его.

— И ты находишь хорошимъ, что онъ обнимаетъ тебя и цлуетъ?

— Въ такомъ случа, какъ теперь, я не могу осуждать его.

— Можетъ быть, ты была даже этому рада?

— Да. Онъ любилъ меня и я никогда не увижу его боле. Онъ очень дорогъ мн и я разставалась съ нимъ навсегда. Это былъ первый и послдній поцлуй и я не могла отказать ему. Ты долженъ вспомнить, Фердинандъ, что ты увозишь меня далеко отъ всхъ друзей.

— Ничего подобнаго не будетъ, сказалъ онъ: — ты никуда не удешь, сколько мн извстно — разв только очутишься на улиц, если твой отецъ выгонитъ тебя.

Онъ вышелъ изъ комнаты, не сказавъ боле ни слова.

Глава LX.
Станція десяти втвей.

Такимъ образомъ мистрисъ Лопецъ узнала, что судьба не занесетъ ее въ Гватемалу. Въ ту самую минуту, какъ ее вызвали къ Артуру Флечеру, она сидла за иголкой, торопясь приготовить почти безконечную коллекцію одежды, необходимой для продолжительнаго путешествія по морю. А теперь ей сообщили случайно, вскользь брошеннымъ словомъ, что путешествіе это не состоится. ‘Ничего подобнаго не будетъ’, сказалъ онъ и ушелъ, не сообщивъ ей ничего боле. Разумется, она перестала шить. Справедливы или ложны были эти слова, она работать не могла, по-крайней-мр до-тхъ-поръ, пока эти слова не будутъ опровергнуты. Если такъ, какова будетъ ея судьба? Одно только казалось ей несомнннымъ — она не можетъ доле оставаться въ дом своего отца. Невозможно, чтобы жизнь, до такой степени непріятная и ея отцу, и ей, могла продолжаться. Но гд же они будутъ жить — и какую жизнь будетъ она вести, если должна будетъ разстаться съ отцомъ? Вечеромъ она увидлась съ отцомъ и онъ подтвердилъ слова ея мужа.

— Его планъ служить управляющимъ на рудникахъ разстроился, сказалъ онъ.— Его не берутъ. Не могу сказать, чтобы я удивлялся этому.

— Что же мы будемъ длать, папа?

— Ужь этого я не могу сказать. Я полагаю, онъ будетъ продолжать удостоивать меня своимъ обществомъ. Я не знаю, почему ему желать узжать въ Гватемалу или куда бы то ни было. Онъ иметъ здсь все, что ему нужно.

— Вы знаете, папа, что это невозможно.

— Я не могу сказать, что возможно или невозможно для него. Онъ не связываетъ себя обыкновенными людскими правилами.

Въ этотъ вечеръ Лопецъ вернулся обдать на Манчестерскій скверъ, гд всегда подавался обдъ для него и его жены, хотя слуги, служившіе ему, длали это съ безмолвнымъ, но постояннымъ протестомъ. Онъ ни слова не говорилъ боле объ Артур Флечер и не искалъ повода къ ссор съ женою. Если бы ея постоянная меланхолія и уныніе не длали невозможною всякую веселость съ его стороны, онъ былъ бы даже веселъ. Когда они остались одни, жена спросила его о ихъ будущей судьб.

— Папа сказалъ мн, что ты не дешь, начала она.

— Вдь я самъ сказалъ теб это утромъ.

— Да, ты сказалъ. Но я не знала, что ты говоришь серіозно.

— Я не знаю, чего ты еще хочешь. Я говорилъ довольно серіозно. Дло въ томъ, что твой отецъ такъ долго отлагалъ уплату общанныхъ денегъ, что дло чрезъ это разстроилось. Не знаю, могу ли я порицать Общество.

Наступило молчаніе.

— А теперь, сказала она:— что ты намренъ длать?

— Честное слово, не могу сказать. Я такъ же мало объ этомъ знаю, какъ и ты.

— Это вздоръ, Фердинандъ.

— Благодарю. Пусть это будетъ вздоръ, если ты хочешь. Мн кажется, что въ свт много вздора, но есть и частичка правды, какъ въ томъ, что я говорю теб теперь.

— Но ты обязанъ знать. Разумется, ты не можешь оставаться здсь.

— Такъ же какъ и ты, я полагаю — безъ меня.

— Я говорю не о себ. Если ты захочешь, я могу остаться здсь.

— И бросить меня совсмъ.

— Если ты устроишь другой домъ для меня, я переду туда. Какъ бы ни былъ онъ бденъ, я переду, если ты велишь мн. Но ты, разумется, не можешь остаться здсь.

— Это твой отецъ веллъ теб сказать мн?

— Нтъ, но я могу сказать это и безъ его приказанія. Ты выгоняешь его изъ собственнаго дома. Онъ это переносилъ, пока думалъ, что ты узжаешь отсюда, но теперь это должно кончиться. У тебя есть какой-нибудь планъ жизни?

— Честное слово, никакого.

— Есть же у тебя какія-нибудь намренія относительно будущаго?

— Ни малйшихъ. У меня намренія были и не удались, за неимніемъ той поддержки, которой я имлъ право ожидать, Я боролся и потерплъ неудачу, а теперь у меня намреній нтъ. Какія твои намренія?

— Я не могу имть никакихъ намреній, потому что должна зависть отъ твоихъ приказаній.

Тутъ опять настало молчаніе, во время котораго Лопецъ закурилъ сигару, хотя сидлъ въ гостиной. На это даже онъ не осмливался прежде никогда, но въ настоящую минуту она была неспособна сдлать какое-нибудь замчаніе объ этомъ.

— Я должна сказать моему отцу, начала она чрезъ нсколько времени:— въ чемъ состоятъ наши планы.

— Ты можешь сказать ему что хочешь, я буквально ничего не могу сказать ему. Если онъ положитъ намъ приличное содержаніе, разумется, выплачиваемое мн, я согласенъ жить гд бы то ни было. Если онъ выгонитъ меня на улицу безъ всякаго содержанія, онъ долженъ выгнать и тебя. Вотъ все, что я могу сказать. Пусть лучше онъ услышитъ это отъ тебя, чмъ отъ меня. Я, разумется, сожалю, что дла мои пошли дурно. Когда сдлался зятемъ очень богатаго человка, я думалъ, что могу распустить свои крылья. Но мой богатый тесть бросилъ меня и я теперь остался безъ всякихъ средствъ. Ты не очень весела, душа моя, и мн кажется, я пойду въ клубъ.

Онъ отправился въ Прогрессъ. Комитетъ, который долженъ былъ собраться для обсужденія того, можетъ ли онъ оставаться членомъ, еще не собрался и ничто не мшало ему войти въ клубъ и приказать подать себ чай съ поджаренымъ хлбомъ и масломъ. Но никто съ нимъ не говорилъ, и хотя онъ выказывалъ спокойный видъ, ему было не совсмъ ловко. Между членами клуба существовало разногласіе, выключать его или нтъ. Была сильная партія, уврявшая, что его поведеніе въ общественномъ, нравственномъ и политическомъ отношеніи было такъ дурно, что исключеніе оказывалось необходимо. Но другіе опять говорили, что противъ него не было доказано ничего такого, на что клубъ долженъ обращать вниманіе. Онъ безъ сомннія выказалъ себя негодяемъ, человкомъ безъ малйшей искры чести. Но какое было дло клубу до этого?

— Если вы станете выгонять всхъ негодяевъ и всхъ безчестныхъ людей, причемъ останется клубъ? спросилъ довольно энергично одинъ господинъ среднихъ лтъ, который, какъ полагали, зналъ вполн весь клубный міръ.— Онъ не сдлалъ никакого преступленія, которое законъ признаетъ и наказываетъ, и ничмъ не нарушилъ правилъ клуба. Сколько мн извстно, никакіе уставы не требуютъ отъ него, чтобы онъ непремнно былъ честнымъ человкомъ.

Общее мнніе было таково, что его попросятъ выйти, а если онъ не согласится, то никто съ нимъ не будетъ говорить. Наказаніе уже налагалось, потому что въ тотъ вечеръ, о которомъ идетъ рчь, никто съ нимъ не говорилъ.

Онъ выпилъ чай, сълъ хлбъ, прочелъ журналъ и старался принять такой спокойный видъ, какой имютъ вообще вс въ клубахъ. Актеръ онъ былъ не плохой, и т, которые видли его и говорили о его поведеніи на слдующій день, увряли, что по наружности онъ былъ совершенно равнодушенъ къ непріятностямъ своего положенія. Но его равнодушіе было простое притворство. Безпечное обращеніе съ женою тоже было притворное. Хотя онъ былъ себялюбивъ, хотя не имлъ никакихъ правилъ, все-таки его трогало мнніе другихъ. Онъ думалъ, что свтъ напрасно осуждаетъ его, что свтъ не понимаетъ обстоятельствъ его жизни, и что свтъ вообще самъ поступилъ бы такъ въ подобныхъ обстоятельствахъ. Онъ не зналъ, что существуетъ такое качество, какъ честность, не понималъ, что значитъ это слово. Но онъ зналъ, что люди несчастные подвергаются злой клевет людей успшныхъ, и причислялъ себя къ этимъ несчастнымъ. Не находилъ онъ средствъ поправить свое положеніе. Предъ нимъ все было пусто. Можно даже сомнваться, много ли извлекъ онъ свдній или удовольствія изъ страницъ журнала, которыя перевертывалъ.

Около двнадцати часовъ онъ вышелъ изъ клуба и отправился не прямо домой. Была непріятная, холодная мартовская ночь съ сильнымъ втромъ и чмъ-то не то снгомъ, не то дождемъ, ночь весьма непріятная для прогулки. Но Лопецъ обошелъ вокругъ Трафальгарскаго сквера, вдоль Странда и по грязнымъ улицамъ мимо маленькихъ театровъ вернулся къ Манчестерскому скверу. Онъ прошелъ вдвое дале повидимому безъ всякой цли. Съ нимъ часто говорили несчастные обоего пола, но онъ не отвчалъ никому ни слова. Онъ шелъ подъ зонтикомъ, почти не сознавая ни холода, ни дождя, а между тмъ быль очень внимателенъ къ своимъ личнымъ удобствамъ и здоровью, выказывая по-крайней-мр ту хорошую сторону въ своемъ образ жизни, что никогда не подвергалъ себя опасности посредствомъ неосторожности. Но теперь волненіе мыслей согрвало его, и если онъ не оставался сухъ, то по-крайней-мр былъ равнодушенъ къ сырости. Онъ съ притворной небрежностью отстранялъ отъ себя вопросы, которые сдлала ему жена. Но все-таки ему было необходимо отвтить на нихъ. Онъ не думалъ, что можетъ продолжать жить на Манчестерскомъ сквер. Не могъ онъ также, если бы ему пришлось странствовать по свту, принудить свою жену странствовать съ нимъ. Если онъ согласится оставить ее, тесть вроятно дастъ ему что-нибудь — какое-нибудь содержаніе, которымъ онъ можетъ существовать. Но въ такомъ случа какого рода будетъ его жизнь?

Онъ припоминалъ себ постоянно, что почти имлъ въ жизни успхъ. Онъ былъ гостемъ перваго министра и кандидатомъ, выбраннымъ герцогинею на мсто депутата отъ мстечка, зависвшаго отъ ея мужа. Онъ былъ на короткой ног съ Мильсомъ Гепертономъ, который быстро становился милліонеромъ. Онъ взялъ жену гораздо выше себя во всхъ отношеніяхъ. Онъ достигъ нкоторой популярности и считалъ себя умнымъ человкомъ. Но въ настоящую минуту три соверена въ карман составляли все его состояніе, а репутація его была совершенно испорчена. Онъ смотрлъ на свою судьбу, какъ смотритъ картежникъ, у котораго каждый день въ рукахъ шестерки и семерки, между тмъ какъ у другихъ тузы и короли. Судьба была противъ него. Онъ не видалъ причины, почему и ему также не имть тузовъ и королей, особенно такъ какъ судьба сначала надляла его этимъ достаточно. Однако онъ проигрывалъ робберъ за робберомъ и не заплатилъ за послдніе проигранные робберы, такъ что игроки не хотли играть съ нимъ боле. Несчастіе могло случиться съ каждымъ, случилось и съ нимъ. Начинать сызнова возможности не было. Какое-нибудь ничтожное содержаніе и очень одинокая и уединенная жизнь, въ которой не будетъ ни почета, ни лести, вотъ все, что осталось ему.

Вернувшись домой, онъ нашелъ жену еще не спящей.

— Я промокъ до костей, сказалъ онъ: — я хотлъ непремнно пройтись пшкомъ и прошелся, но поплатился за свою глупость.

Она сдлала ему какой-то ничтожный отвтъ, притворяясь сонной, и только повернулась на постели.

— Я долженъ хать рано утромъ. Пожалуста прикажи высушить мои вещи, слуги никогда не длаютъ того, что я имъ говорю.

— Теб нужно ихъ высушить сейчасъ?

— Конечно нтъ, на завтра, когда уду. Ихъ бросятъ, до нихъ не дотронутся, если ты не скажешь. Я долженъ хать завтра до завтрака.

— Куда ты подешь? Не нужно ли что-нибудь уложить?

— Нтъ, ничего. Я вернусь къ обду. Я долженъ създить въ Бирмингамъ повидаться съ пріятелемъ Гепертона по дламъ. Я буду завтракать на станціи. Какъ ты говорила сегодня, надо сдлать что-нибудь. Если придется мести улицы, я долженъ мести.

Когда она лежала безъ сна, между тмъ какъ онъ спалъ, она думала, что эти послднія слова были лучше всего, что она слышала отъ него посл ихъ брака. Въ нихъ виднлось какое-то намреніе. Если онъ будетъ честно мести улицу, она будетъ стоять возл него и исполнять свою обязанность, несмотря на все, что случилось. Ахъ! она еще не на столько состарлась, чтобы узнать, что безчестный человкъ не можетъ даже мести улицу честно, пока не раскается искренно въ своемъ безчестіи. Лнивый человкъ можетъ перестать лниться, но въ его душ прежде долженъ произойти процесъ, посредствомъ котораго лность должна сдлаться ему противна. А этотъ процесъ не можетъ быть немедленнымъ результатомъ несчастія, происшедшаго отъ дурного поведенія. Если бы Лопецъ нашелъ для себя возможность мести улицу въ Бирмингам, онъ едва ли бы сталъ мести хорошо.

Онъ всталъ рано на слдующее утро и поцловалъ свою жену.

— Прощай, старушонка, сказалъ онъ:— не унывай.

—Я не стану унывать, если у тебя будетъ какое-нибудь дло, сказала она.

— Кажется, будетъ дло до сегодняшняго вечера. Скажи твоему отцу, когда увидишь его, что я не стану безпокоить его здсь доле, но скажи ему также, что я не имю причины благодарить его за гостепріимство.

— Я не скажу ему этого, Фердинандъ.

— Онъ узнаетъ однако это. Но я не желаю говорить съ тобою сердито. Прощай, душа моя.

Онъ наклонился и опять поцловалъ ее, и такимъ образомъ простился съ нею.

Шелъ сильный дождь, и когда Лопецъ вышелъ на улицу, онъ сталъ отыскивать кебъ, но нигд не могъ найти. Въ Бекерской улиц онъ слъ въ омнибусъ, который довезъ его до подземной желзной дороги, и такимъ образомъ онъ до халъ до Гауерской улицы. По дождю дошелъ онъ до Юстонской станціи и тамъ приказалъ подать себ завтракать. Можетъ имть онъ баранью котлетку и чашку чаю? Онъ особенно просилъ, чтобы баранья котлетка была хорошо изжарена. Онъ былъ красивый мужчина, щеголеватой наружности, и молодая двица, служившая ему, обратила на него вниманіе и обращалась съ нимъ вжливо. Онъ удостоилъ даже вступить съ нею въ разговоръ и, повидимому, завтракалъ съ удовольствіемъ.

— Честное слово, мн хотлось бы завтракать здсь каждый день, сказалъ онъ.

Молодая двица уврила его, что насколько ей извстно, не можетъ быть никакого препятствія для этого.

— Только скучно, знаете, итти по дождю, когда нтъ кебовъ.

Потомъ они размнялись разными шуточками и пріятная любезность этого джентльмена произвела на молодую двицу сильное впечатлніе.

Чрезъ нсколько времени онъ пошелъ взять билетъ перваго класса, не въ Бирмингамъ, но на станцію Десяти Втвей. Эту станцію нтъ никакой надобности описывать, потому что она извстна всмъ. Съ этого мста миль за шесть или семь отъ Лондона втви расходятся къ востоку, западу, сверу, сверо-востоку и сверо-западу, около столицы по всмъ направленіямъ и съ прямымъ сообщеніемъ со всякою другою линіей въ Лондон и за Лондономъ. Это мсто удивительное, совершенно непонятное для непосвященнаго и между тмъ тутъ ежедневно бываютъ тысячи, которыя знаютъ, что имъ длать, только когда имъ скажутъ это. Пространства, занимаемаго сходящимися въ одну точку рельсами, достало бы для большой фермы. Вс эти рельсы всегда сходятся одни съ другими покато, перекрестно, таинственными зигзагами, такъ что постороннему должно казаться, что самый искусный машинистъ врядъ ли можетъ распознать свою линію. И тутъ и тамъ, вокругъ и около стоятъ вагоны, то нагруженные, то пустые. Не проходитъ ни минуты безъ того, чтобы не мчался какой-нибудь поздъ, то вовсе не обращающій вниманія на Десять Втвей, то останавливающійся высадить и взять пассажировъ сотнями. Мужчины и женщины, особенно мужчины, потому что женщины, зная свое невдніе, всегда полагаются на сторожей, имютъ нершительный, встревоженный и ошеломленный видъ. Но вс помщаются и высаживаются правильно, такъ что зритель наконецъ сознается, что во всемъ этомъ наружномъ хаос царствуетъ порядокъ. Съ разсвта до ночи и даже почти всю ночь воздухъ оглашается криками. Существуетъ теорія, что каждый отдльный крикъ — если только можетъ быть что-нибудь отдльное тамъ, гд звуки слышатся постоянно — есть отдльное увдомленіе для отдльнаго слуха, приходящаго или уходящаго отдльнаго позда. Посторонній, размышляющій объ этихъ демонскихъ крикахъ, приходитъ къ такому соображенію, что если они прекратятся, то возбужденіе, необходимое для дятельности служащихъ, уменьшится и могутъ произойти дурные результаты. Но онъ не можетъ заставить себя врить теоріи отдльныхъ криковъ.

На станціи Десяти Втвей есть полдюжины длинныхъ платформъ, которыя загромождены мужчинами, женщинами, поклажею. На одной изъ этихъ платформъ Фердинандъ Лопецъ ходилъ взадъ и впередъ, какъ бы ожидая прихода какого-то позда. Толпа такъ велика, что человкъ пожалуй могъ бы ходить тутъ съ утра до вечера, не возбуждая особеннаго вниманія. Но служащіе очень искусны и хорошо знаютъ мужчинъ и женщинъ. Хорошо выученный сторожъ, пробывшій года два на такой станціи, сейчасъ узнаетъ по наружности каждаго посторонняго, зачмъ онъ тутъ — детъ ли онъ, или пріхалъ, самъ ли пускается въ путь, или ждетъ кого, слдуетъ ли обращаться съ нимъ вжливо, или повелительно.

Когда Лопецъ ходилъ взадъ и впередъ съ улыбающимся лицомъ и развязною походкой, то читая объявленія, то наблюдая за движеніями какого-нибудь растерявшагося пассажира, одинъ изъ сторожей спросилъ, зачмъ онъ тутъ. Онъ отвчалъ, что ждетъ позда изъ Ливерпуля, намреваясь по прізд своего пріятеля създить съ нимъ въ Дольвичъ съ тмъ поздомъ, который идетъ по западной части Лондона. Все это было правдоподобно и сторожъ сказалъ ему, что поздъ изъ Ливерпуля ожидается чрезъ шесть минутъ, но что прежде придетъ экстренный поздъ съ свера. Лопецъ поблагодарилъ сторожа и далъ ему шесть пенсовъ — это возбудило подозрнія сторожа. Сторожъ надется получить плату, когда помогаетъ нести поклажу, но не ожидаетъ денегъ, когда сообщаетъ свднія.

Сторожъ все слдилъ за нашимъ пріятелемъ, когда послышался визгъ и грохотъ экстреннаго позда. Лопецъ быстро подошелъ къ краю платформы, когда сторожъ слдовалъ за нимъ, говоря ему, что это не его поздъ.

Лопецъ пробжалъ нсколько шаговъ по платформ, не обращая вниманія на сторожа, къ незанятому мсту и тамъ остановился какъ прикованный. Поздъ промчался мимо него.

— Я люблю смотрть, когда они мчатся, сказалъ Лопецъ сторожу, который слдовалъ за нимъ.

— Но вамъ не слдуетъ этого длать, серъ, сказалъ подозрительный сторожъ.— Никому не позволяется становиться такъ близко. Одинъ напоръ воздуха можетъ сбить васъ съ ногъ, если вы не привыкли къ этому.

— Слушаю, старина, сказалъ Лопецъ, отступая.

Слдующій поздъ былъ ливерпульскій, повидимому, пріятель нашего пріятеля не пріхалъ, потому что когда ливерпульскіе пассажиры вышли, Лопецъ все еще ходилъ по платформ.

— Онъ прідетъ съ слдующимъ поздомъ, сказалъ Лопецъ сторожу, который теперь ходилъ за нимъ и не спускалъ съ него глазъ.

— Изъ Ливерпуля не будетъ позда раньше третьяго двадцать минутъ.— Лучше придите посл, если хотите встртить его.

— Онъ врно переслъ на другой поздъ, сказалъ Лопецъ.

— Никакого другого нтъ, куда онъ могъ бы перессть, сказалъ сторожъ.— Господамъ нельзя ждать здсь цлый день, серъ. На платформахъ ждать не дозволяется.

— Слушаю, сказалъ Лопецъ, отходя какъ бы затмъ, чтобы уйти со станціи.

Эта станція такъ велика и такъ разбросана, что всмъ сторожамъ невозможно поддерживать въ точности то распоряженіе, о которомъ говорилъ извстный намъ сторожъ. Лопецъ, уйдя съ одной платформы, скоро появился на другой, и опять сталъ ходить взадъ и впередъ, и опять ждать. Но сторожъ не выпускалъ его изъ вида и пошелъ за нимъ. Въ эту минуту раздался визгъ пронзительне другихъ и утренній экстренный поздъ изъ Юстона въ Инвернессъ показался за изгибомъ. Лопецъ обернулся и посмотрлъ, а потомъ опять подошелъ къ краю платформы, гд былъ спускъ къ рельсамъ, сдланный для товаровъ. Въ эту минуту сторожъ закричалъ и бросился къ нему, потому что нашъ пріятель стоялъ спиною къ приближающемуся позду. Но Лопецъ не обратилъ вниманія на крикъ, и сторожъ опоздалъ. Быстрыми, но повидимому не торопливыми шагами, Лопецъ сталъ, предъ мчавшеюся машиной — и въ мгновеніе былъ превращенъ въ окровавленныя пылинки.

Глава LXI.
Вдова и ея друзья.

Катастрофа, описанная въ послдней глав, происходила въ первыхъ числахъ мая. Въ конц мсяца старикъ Вортонъ вроятно примирился съ трагедіей, хотя она глубоко взволновала его. Въ первые дни по полученіи этого извстія онъ головы поднять не могъ. Въ своей контор онъ бывалъ рдко, а въ Эльдон совсмъ его не видали. Онъ почти не выходилъ изъ дома, изъ котораго такъ долго былъ изгнанъ присутствіемъ зятя. Эверету, который теперь жилъ съ нимъ и сестрой, казалось, что отецъ его изнемогъ отъ ужаса этого происшествія. Но чрезъ нсколько времени старикъ оправился и въ одно утро явился въ суд въ парик и мантіи, и защищалъ какое-то дло — что съ нимъ теперь случалось рдко — какъ бы желая показать свту, что страшный эпизодъ его жизни прошелъ и что о немъ не слдуетъ думать боле.

Въ это время, недли три или четыре посл происшествія, онъ рдко говорилъ съ дочерью о Лопец, но въ разговорахъ съ Эверетомъ часто упоминалъ о немъ.

— Не знаю, могло ли быть какое-нибудь другое освобожденіе, сказалъ онъ однажды своему сыну.— Я думалъ, что это убьетъ меня, когда услыхалъ объ этомъ, и это чуть не убило ее. Но по-крайней-мр теперь есть спокойствіе.

Но вдова, повидимому, чувствовала это боле по мр того, какъ проходило время. Сначала она была ошеломлена и одно время какъ бы безчувственна. Это происшествіе сдлалось ей извстнымъ два дня спустя — и то отецъ ея и братъ не знали этого наврно. Точно будто Лопецъ позаботился уничтожить всякіе слды своей личности, такіе слды, которые могутъ остаться посл такой катастрофы. Не нашли ни карточки, ни бумажки съ его именемъ, и наконецъ узнали, что когда онъ вышелъ изъ дома въ роковое утро, онъ позаботился надть рубашку, носки, воротничокъ и взять носовой платокъ, только что купленные для дороги и на которыхъ еще не было мтки. Въ останкахъ его тла личность была неузнаваема и даже его часы искрошились вдребезги. Разумется, истина не замедлила обнаружиться. Онъ самъ пропалъ и наружность его врно описали двица въ кофейн и подозрительный сторожъ, видвшій происшествіе. Сначала полагали, что это онъ, и не сообщали Эмиліи — а потомъ удостоврились.

Разумется, было слдствіе — мы скажемъ надъ тломъ — и довольно странное произошло разногласіе относительно, конечно, не причины, а способа его смерти. Была ли она случайная, или умышленная? Сторожъ въ шесть минутъ высказалъ шесть противоположныхъ мнній на допрос коронера. Въ душ онъ нисколько не сомнвался относительно того, что случилось. Но его уврили, что онъ не долженъ высказывать своихъ мыслей. Онъ сказалъ, что конечно господинъ могъ сойти случайно. Онъ стоялъ спиною и могъ не слышать приближенія позда. Онъ былъ убжденъ, что господинъ зналъ объ этомъ позд, но наврно сказать не могъ. Господинъ съ умысломъ сошелъ къ позду, но можетъ быть онъ не имлъ намренія сдлать себ вредъ. Онъ говорилъ все въ такомъ же противорчащемъ дух, что коронеръ, съ гнвомъ нахмуривъ лобъ, сказалъ ему, что онъ безславитъ свою службу, и выразилъ надежду, что общество не станетъ боле держать у себя человка, который до такой степени не годится для своей должности. Но человкъ этдтъ въ дйствительности былъ добросовстный и полезный сторожъ съ большою семьей и очевидными способностями къ длу.

Наконецъ произнесенъ былъ приговоръ, что человка этого звали Фердинандъ Лопецъ, что онъ былъ раздавленъ экстреннымъ поздомъ на Лондонско-Сверо-Западной желзной дорог и что не было никакихъ доказательствъ для объясненія его присутствія на этой линіи. Разумется, Вортонъ взялъ адвоката и адвокатъ, старался отклонить приговоръ о самоубійств. Съ приговоромъ присяжные вынесли приглашеніе желзнодорожному обществу давать знать объ экстренныхъ поздахъ боле яснымъ образомъ на станціи Десяти Втвей.

Когда эти извстія были сообщены вдов, она уже опасалась многаго. Лопецъ ухалъ, намреваясь — какъ онъ сказалъ — воротиться къ обду. Онъ не вернулся ни къ обду, ни на слдующее утро, и даже не написалъ. Тутъ Эмилія вспомнила все, что онъ говорилъ и длалъ, какъ онъ поцловалъ ее и оставилъ на прощань проклятіе ея отцу. Она сначала не думала, что онъ лишилъ себя жизни, но полагала, что онъ ухалъ, намреваясь исчезнуть, какъ случалось иногда исчезать другимъ.

Когда она думала объ этомъ, что-то похожее на любовь вернулось въ ея сердце. Разумется, онъ былъ дурной человкъ. Даже въ своемъ гор, даже страшась за его судьбу, она не могла опровергать этого. Но она дала клятву любить его не только за то, что онъ добръ. Она сдлала себя участницею его жизни и не обязана ли оставаться ему врна, хорошій или дурной онъ человкъ?

Она умоляла отца и брата отыскать его слды — иногда даже почти боялась, что въ этомъ отношеніи не можетъ вполн положиться на нихъ. Потомъ въ обращеніи ихъ она примтила сомнніе насчетъ участи ея мужа.

— О! папа, если вы думаете что-нибудь, скажите мн ваши мысли, умоляла она его поздно вечеромъ на второй день.

Онъ тогда былъ почти увренъ, что человкъ, убитый на станціи, былъ Фердинандъ Лопецъ, но увренъ не совсмъ и не хотлъ говорить ей этого. Но на слдующее утро онъ вышелъ и, вернувшись домой еще до полудня, разсказалъ дочери все. Въ первыя минуты она не пролила ни одной слезы, но сидла неподвижно и безмолвно, не смотря ни на что, перебирая въ мысляхъ исторію своей жизни и несчастіе, которое она навлекла на всхъ близкихъ къ ней. Потомъ наконецъ залилась слезами, истерически рыдала, впала въ такія сильныя конвульсіи, что он походили на припадки падучей болзни, и наконецъ отъ истощенія лишилась чувствъ къ счастію для себя.

Посл этого она была больна нсколько недль — такъ больна, что отецъ и братъ иногда думали, что она умретъ. По прошествіи шести недль она часто стала говорить о своемъ муж, особенно съ отцомъ, и всегда говорила такимъ образомъ, какъ будто она довела его до преждевременной кончины. Въ это время она не допускала отца сказать слово противъ него, даже когда принуждала старика говорить объ этомъ человк, поведеніе котораго было такъ гнусно. Это все надлала она! Если бы она не вышла за него, несчастія никакого не было бы! Она не говорила, что онъ былъ благороденъ, правдивъ или честенъ, но утверждала, что вс бдствія, постигшія его, были навлечены ею.

— Душа моя, сказалъ ей отецъ въ одинъ вечеръ: — мы этого не можемъ забыть, но объ этомъ намъ лучше молчать.

— Я всегда буду знать, что значитъ это молчаніе, возразила она.

— Оно никакъ не будетъ значить, что я осуждаю тебя, сказалъ онъ.

— Но я испортила вашу жизнь — и его. Я знаю, что мн не слдовало выходить за него, потому что вы мн запрещали. Я знаю, что должна была обращаться съ нимъ съ большей кротостью и послушаніемъ, когда сдлалась его женою. Я иногда жалю, зачмъ я не католичка, я могла бы пойти въ монастырь и похоронить все это между вретищемъ и пепломъ.

— Этого похоронить нельзя, сказалъ отецъ.

— Но по-крайней-мр я сама была бы похоронена. Если бы я не была у васъ на глазахъ, вы можетъ быть забыли бы все.

Разъ она заставила Эверета высказаться ясне, чмъ смлъ ея отецъ, и сама употребила выраженія боле ясныя.

— Душечка моя, сказалъ ей однажды братъ, когда она старалась представить, что противъ ея мужа были боле виноваты, чмъ виноватъ онъ самъ: — онъ былъ дурной человкъ. Лучше сказать прямо правду.

— А кого можно назвать хорошимъ человкомъ? сказала она, приподнимаясь на постели и прямо смотря на брата своими впалыми глазами.— Если врить нашей религіи, то разв мы вс не дурные люди? Кто опредлитъ оттнки разницы во зл? Онъ не былъ ни пьяница, ни картежникъ. Несмотря ни на что, онъ оставался вренъ своей жен.

Она, бдняжка, разумется не знала о той маленькой сцен въ маленькой улиц близъ Мейфера, когда Лопецъ предлагалъ Лиззи Юстэсъ увезти ее съ собою въ Гватемалу.

— Онъ былъ трудолюбивъ, можетъ быть, его понятія о деньгахъ не сходились съ понятіями твоими или папаши. Чмъ же онъ былъ хуже другихъ? Только его недостатки были непріятны вамъ — какъ, можетъ быть, и его добродтели.

— Его недостатки, каковы бы они ни были, и навлекли вс эти несчастія.

— Онъ имлъ бы теперь успхъ, если бы не узналъ меня. Но зачмъ говорить намъ объ этомъ? Мы не согласимся никогда въ этомъ. И ты, Эверетъ, никогда не поймешь того, что перебывало у меня въ мысляхъ послдніе два года.

Было еще два-три лица, старавшихся видть ее въ этотъ періодъ, но она избгала всхъ. Прежде другихъ пришла мистрисъ Роби, которая, какъ ея ближайшая сосдка и тетка, почти имла право требовать, чтобы ее приняли. Но Эмилія не хотла видть мистрисъ Роби. Она послала сказать, что она больна. А когда мистрисъ Роби написала ей, она просила отца отвтить на записку.

— Лучше оставьте это, сказалъ наконецъ старикъ своей своячениц.— Разумется, она помнитъ, что вы познакомили ихъ.

— Не я познакомила ихъ, мистеръ Вортонъ. Сколько разъ мн надо говорить вамъ это? Это Эверетъ привелъ мистера Лопеца сюда.

— Бракъ устроился въ вашемъ дом и погубилъ меня и мою дочь. Я не желаю ссориться съ сестрою моей жены, но теперь вамъ лучше не показываться.

Посл этого мистрисъ Роби не смла ни писать, ни приходить.

Въ это время Артуръ Флечеръ часто видался и съ Эверетомъ, и Вортономъ, но въ дом не бывалъ, все только спрашивая, можно ли ему пріхать.

— Нтъ еще, Артуръ, говорилъ старикъ.— Я увренъ, что она думаетъ о васъ какъ о лучшемъ своемъ друг, но не можетъ еще видть васъ.

— Ей нечего бояться, сказалъ Артуръ.— Мы знали другъ друга дтьми, и я теперь буду только такимъ, какимъ былъ тогда.

— Не теперь еще, Артуръ, не теперь, возражалъ адвокатъ.

Пришло письмо, или лучше сказать два письма отъ Мэри Вортонъ, одно къ Вортону, другое къ Эмиліи. Сказать по правд, эти оба письма содержали въ себ соединенную мудрость и нжность Вортонскаго замка и Лонгбарнса. Какъ только судьба Лопеца сдлалась извстна въ Гертфордшир, состоялся приговоръ, что Эмилія понесла достаточное наказаніе и что ее слдуетъ простить. Старая мистрисъ Флечеръ не сейчасъ пришла къ этому убжденію, имя глубоко вкоренившееся чувство, которое не смла выразить даже своему сыну, хотя сообщала шопотомъ своей невстк, что Артуръ обезславитъ себя навсегда, если женится на вдов такого человка, какъ Фердинандъ Лопецъ. Но когда вопросъ о возвращеніи Эмиліи ихъ семейной милости обсуживался въ лонгбарнскомъ парламент, никто не намекалъ на возможность подобнаго брака. Существовалъ тотъ фактъ, что женщина, которую они вс любили, освободилась посредствомъ великой трагедіи отъ мужа, котораго они вс осуждали — а также всмъ было извстно, что бдная жертва жестоко страдала въ періодъ своей замужней жизни.

Мистрисъ Флечеръ хмурилась, качала головой и сказала небольшую рчь объ обязанностяхъ женщинъ и о гибельныхъ послдствіяхъ, которыя влечетъ за собою пренебреженіе этими обязанностями. Съ старухою сидли тогда Джонъ Флечеръ и его жена, сер-Элоредъ, леди Вортонъ и Мэри Вортонъ. Артура не было, да и разсужденіе объ этомъ не могло бы происходить въ его присутствіи.

— Я могу только сказать, возразилъ Джонъ, вставая и не глядя на мать:— что когда бы она ни вздумала пріхать въ Лонгбарнсъ, она всегда будетъ здсь радушно принята, и надюсь, что сер-Элоредъ то же скажетъ о Вортонскомъ замк.

Джонъ Флечеръ былъ королемъ въ той стран, и мистрисъ Флечеръ, покачивая головой, должна была уступить королю Джону. Результатомъ всего этого были письма Мэри Вортонъ. Въ письм къ Вортону она спрашивала, не лучше ли ея кузин перемнить мсто и тотчасъ пріхать въ деревню. Пусть она проведетъ мсяцъ въ Вортон, а потомъ подетъ въ Лонгбарнсъ. Она можетъ быть уврена, что ни тутъ, ни тамъ гостей не будетъ. Въ іюн Флечеры подутъ въ Лондонъ на недлю и тогда Эмилія можетъ вернуться въ Вортонскій замокъ. Письмо было длинное и Мэри приводила много доводовъ, почему бдной страдалиц лучше быть въ деревн, чмъ въ город. Письмо къ Эмиліи было короче, но исполнено дружеской любви.

‘Прізжайте, прізжайте, прізжайте. Вы знаете, какъ мы вс любимъ васъ. Пусть все будетъ по прежнему. Вы всегда любили деревню. Я посвящу все время на то, чтобы утшить васъ.’

Но Эмилія не могла еще принимать преданность даже отъ своей кузины Мэри. Несмотря на все, несмотря на то, что всегда защищала мужа, потому что онъ умеръ, она знала, что обезславила Вортоновъ, навлекла тяжелое горе на Флечеровъ, и гордость не позволяла ей такъ скоро получить прощеніе.

Тутъ она получила еще знакъ дружескаго вниманія, откуда вовсе его не ожидала. Къ ней написала герцогиня Омніумъ. Хотя герцогиня послднее время значительно воздерживалась вслдствіе душевнаго настроенія ея мужа и своихъ политическихъ и общественныхъ ошибокъ, все-таки время отъ времени она возобновляла усилія скрпить коалицію обдами, балами, пирушками въ саду и стараніемъ привлечь къ себ признательность и обожаніе молодыхъ парламентскихъ членовъ. Выполняя свои планы, она послднее время осыпала вжливостями Артура Флечера, котораго охотно принималъ даже герцогъ, какъ депутата отъ Сильвербриджа.

Съ Артуромъ герцогиня разсуждала, безъ сомннія, о поведеніи Лопеца на выборахъ и очень громко порицала его. Отъ Артура узнала она также о горестяхъ Эмиліи Лопецъ. Артуръ очень желалъ, чтобы герцогиня, принимавшая въ своемъ дом ихъ обоихъ, сдлала различіе между мужемъ и женою. Потомъ наступила трагедія, которой извстное поведеніе этого человка придало еще большій интересъ. Думали, что Лопецъ лишилъ себя жизни отъ безславія, которое навлекло на него сильвербриджское дло. А въ этомъ сильвербриджскомъ дл герцогиня за многое должна была отвчать.

Она подождала два мсяца, а потомъ, въ начал мая, послала вдов очень ласковое письмо. Герцогиня съ величайшимъ огорченіемъ услыхала объ этомъ печальномъ происшествіи. Она надялась, что мистрисъ Лопецъ позволитъ ей воспользоваться короткимъ знакомствомъ, чтобы выразить свое искреннее сочувствіе. Она не осмливается еще пріхать, но надется, что скоро ей можно будетъ явиться на Манчестерскій скверъ.

Это письмо тронуло бдную женщину, къ которой было написано, не потому, чтобы она заботилась о знакомств съ герцогиней Омніумъ, но потому, что этотъ знакъ вниманія показался ей какъ бы оправданіемъ или по-крайней-мр прощеніемъ ея мужа. Его вина въ сильвербриджскихъ выборахъ — вина, за которую ея отецъ такъ громко поносилъ его до того, какъ несчастный лишилъ себя жизни — относилась главное къ герцогу Омніуму. А теперь герцогиня сама какъ будто выражала, что все забыто и прощено. Когда она показала это письмо своему отцу и спросила его, что ей отвтить на это, онъ только покачалъ головою.

— Это было сдлано съ добрымъ намреніемъ, папа.

— Да, я думаю. Но есть люди, которые не имютъ права оказывать мн доброту. Если человкъ остановитъ меня на улиц и предложитъ полкроны, это тоже можетъ означать доброту, но я не нуждаюсь въ полкрон этого человка.

— Я не нахожу, чтобы это было то же самое, папа. Здсь есть причина.

— Можетъ быть, душа моя, но я ее не вижу.

Эмилія очень покраснла, но даже отцу не хотла объяснить своихъ мыслей.

— Я думаю отвчать.

— Конечно, отвчай. Свидтельствуй свое почтеніе герцогин и поблагодари за участіе.

— Но она пишетъ, что прідетъ ко мн.

— Я не сталъ бы упоминать объ этомъ.

— Очень хорошо, папа. Если вы такъ думаете, я разумется упоминать не стану. Можетъ быть, было бы дйствительно неудобно, если бы она пріхала.

На слдующій день она написала письмо, не такое холодное, какъ предлагалъ ей отецъ, но все -таки ничего не сказала объ общанномъ посщеніи. Она писала, что очень признательна герцогин за доброе воспоминаніе. Герцогиня, можетъ быть, пойметъ, что теперь горе свыше ея силъ.

Былъ еще знакъ участія даже удивительне того, которое показала герцогиня. Читатель, можетъ быть, вспомнитъ, что Фердинандъ Лопецъ и леди Юстэсъ разстались не въ весьма пріятныхъ отношеніяхъ. Когда онъ предложилъ посвятить ей всю жизнь и увезти ее въ Гватемалу, она просто отвчала ему, что онъ сумасшедшій. Онъ выбжалъ изъ ея дома и уже не видалъ боле Лиззи Юстэсъ. Она не очень много думала объ этомъ. Если бы онъ вернулся къ ней на слдующій день съ какимъ-нибудь искусительнымъ предложеніемъ нажить деньги, она выслушала бы его, а если бы онъ сталъ просить прощенія за то, что случилось въ послднее свиданіе, она просто расхохоталась бы. Она такъ же мало обидлась, какъ еслибы онъ сталъ просить у нея половину ея состоянія вмсто ея особы и чести. Но онъ убжалъ и не показывался боле въ маленькой улиц близъ Мейфера. Потомъ она узнала о его смерти, сначала прочитавъ очень горячую статью, написанную самимъ Квинтусомъ Слайдомъ. Она немедленно заинтересовалась этимъ происшествіемъ и интересъ еще увеличивался отъ того обстоятельства, что этотъ человкъ нсколько недль тому назадъ уврялъ ее въ своей любви. Она, можетъ быть, имла право думать, что она причиною этой катастрофы. Дйствительно, въ нкоторомъ отношеніи она была причиною, потому что онъ наврно не лишилъ бы себя жизни, если бы она согласилась хать съ нимъ въ Гватемалу. И она знала его жену и называла ее неинтересной и неряхой. Но все-таки он бывали вмст не разъ. Она выразила въ письм къ Эмиліи свое огорченіе и надялась, что ей позволятъ навстить. Никого не уважала она такъ искренно, какъ своего покойнаго друга мистера Фердинанда Лопеца. На это письмо отвчалъ самъ Вортонъ:

‘Милостивая государыня,

‘Моя дочь такъ больна, что не видитъ даже своихъ собственныхъ друзей.

‘Имю честь быть, милостивая государыня, вашимъ покорнйшимъ слугою.

‘Эбель Вортонъ.’

Посл этого жизнь проходила очень спокойно на Манчестерскомъ сквер впродолженіи нсколькихъ недль. Постепенно къ мистрисъ Лопецъ возвратилась способность заниматься обязанностями жизни. Постепенно начала она интересоваться занятіями брата, удобствами отца, и домъ принялъ свой прежній видъ, какъ было до этихъ страшныхъ двухъ лтъ, которыя испортили и чуть не уничтожили навсегда счастіе Вортоновъ и Флечеровъ посредствомъ вмшательства Фердинанда Лопеца. Но мистрисъ Лопецъ ни на минуту не забывала, что бду сдлала она и что черная туча была вызвана только ея упрямствомъ и самоволіемъ. Хотя она еще защищала своего мужа, если нападали на него, но тмъ не мене чувствовала, что виновата была она, хотя наказаніе постигло ихъ всхъ.

Глава LXII.
Финіасъ Финнъ читаетъ книгу.

Волненіе, возбужденное смертью Лопеца, не ограничилось Манчестерскимъ скверомъ, но распространилось по всему Лондону и даже по провинціи. Когда эта катастрофа сдлалась предметомъ общихъ разговоровъ, многіе узнали, что сильвербриджское дло имло въ сущности мало отношенія къ этому. Человкъ этотъ убилъ себя, какъ длали это многіе и до него, потому что прожилъ вс свои деньги и не имлъ возможности существовать. Но для свта вообще безславіе, навлеченное на него объясненіемъ въ Парламент, было причиною его самоубійства, и не мало было такихъ, которые выражали сочувствіе къ человку, который могъ такъ сильно чувствовать послдствія своихъ дурныхъ поступковъ. Конечно, онъ поступилъ дурно, прося у герцога денегъ, но просьбу эту пожалуй еще можно оправдать. Безспорно, говорили эти заступники, что герцогъ и герцогиня дурно поступили съ нимъ. Безъ сомннія, Финіасъ Финнъ, котораго теперь нкоторые оппоненты называли приверженцемъ герцога, умлъ сочинить исторію въ пользу герцога. Но вс знали, какъ слдуетъ принимать министерскія объясненія и сколько въ нихъ истины. Коалиція была очень сильна и даже вопросъ въ Палат, который долженъ бы быть враждебенъ, былъ предложенъ въ дружескомъ дух. Была партія, которая говорила и писала о Фердинанд Лопец какъ о мученик.

Разумется, Квинтусъ Слайдъ стоялъ впереди этихъ обвинителей. Онъ, можно сказать, предводительствовалъ маленькою арміею, которая выбрала это дло предлогомъ для нападокъ на министерство. Слайдъ особенно былъ враждебенъ первому министру, но не мене горячимъ врагомъ былъ онъ и Финіаса Финна. Противъ Финіаса Финна онъ имлъ старую злобу, не охлажденную временемъ. Онъ писалъ горячо, разсуждая о смерти несчастнаго сильвербриджскаго кандидата и раздавливая своихъ враговъ однимъ сжатіемъ своего журнальнаго кулака.

Финіасъ, конечно, выразился очень сурово о Лопец, хотя не назвалъ его по имени. Онъ поздравлялъ Палату, что она не была заражена присутствіемъ такого низкаго человка, и сказалъ, что не станетъ клеймить низость просьбы, сдланной Лопецомъ. Если бы Лопецъ остался живъ, никто не осмлился бы сказать, что эти слова были слишкомъ строгимъ наказаніемъ. Но смерть омываетъ много проступковъ, а смерть, нанесенная угрызеніемъ, омываетъ до-бла черноту. Такимъ образомъ тяжелое оружіе было направлено въ Финіаса Финна, но ничье не было такъ тяжело, какъ оружіе Квинтуса Слайда. Не долженъ ли этотъ ирландскій рыцарь, съ такой готовностью преломляющій копье въ защиту перваго министра, спрашивалъ Слайдъ, вспомнить прошлыя событія своей довольно странной жизни? Не былъ ли онъ также бденъ и доведенъ бдностью до довольно сомнительныхъ поступковъ? Не выпрашивалъ ли онъ самымъ униженнымъ образомъ себ мста, а чмъ такія мста были безславне просьбы о деньгахъ, понапрасно истраченныхъ по наущенію великаго Креза, который, когда къ нему обратились съ этой просьбой, тотчасъ призналъ необходимость исполнить ее? Не могъ ли мистеръ Финнъ вспомнить, что жизнь его самого находилась въ опасности передъ британскими присяжными, и что хотя онъ былъ оправданъ въ преступленіи, приписанномъ ему, во время этого процесса оказались такія обстоятельства противъ него, которыя если не были преступны, то во всякомъ случа безславны? Не могъ ли онъ пожалть политическаго авантюриста, который въ своихъ стремленіяхъ къ публичной жизни не выказалъ той жадности, которая отличала Финіаса Финна во всхъ дйствіяхъ его жизни? Относительно же перваго министра ‘мы’ — какъ Квинтусъ Слайдъ всегда выражался о себ:— ‘мы не желаемъ увеличивать страданія, которое должна была возбудить въ немъ участь мистера Лопеца. Онъ довелъ этого несчастнаго до смерти въ отмщеніе за ничтожную сумму, которую долженъ былъ заплатить ему. Можетъ быть, порицать слдуетъ не столько перваго министра, сколько его жену. Имя ея свтлости, произнесенное въ Парламент, спасло бы герцога во всякомъ случа такъ же дйствительно, какъ и услуги его слуги, Финіаса Финна, и спасло бы, не доводя бднаго Фердинанда Лопеца до безумнаго поступка. Но вмсто этого онъ допустилъ своего слугу упоминать о какихъ-то таинственныхъ агентахъ, что мы имемъ право назвать неправдою, и обвинить тхъ, кто мене всего былъ виноватъ. Мы вс знаемъ результатъ. Онъ оказался въ тхъ окровавленныхъ останкахъ бднаго человческаго существа, которыми была обрызгана станція Десяти Втвей.’ Разумется, эта статья произвела значительный эфектъ. Тотчасъ сдлалось очевидно, что газету можно было привлечь къ суду за клевету со стороны Финіаса Финна, если не герцога.

Но было также очевидно, что Квинтусъ Слайдъ долженъ былъ знать это очень хорошо, когда писалъ эту статью. Такое привлеченіе къ суду, даже успшное, могло принести наказанному боле пользы, чмъ вреда. Денежное наказаніе вознаградилось бы съ избыткомъ гласностью, которую газет придалъ бы судъ. Слайдъ, конечно, разсчитывалъ на то, что возбудитъ общественное чувство однимъ тмъ обстоятельствомъ, что нападалъ на перваго министра и герцога. Если бы онъ могъ убдить всхъ лондонскихъ трактирщиковъ подписываться на его газету ради его патріотическаго и смлаго поведенія, его газета разбогатла бы. Нтъ торговли выгодне торговли мученичествомъ, если только мнимый мученикъ знаетъ, какъ далеко онъ можетъ зайти и въ какомъ отношеніи. Все это Квинтусъ Слайдъ, вроятно, сообразилъ хорошо.

Финіасъ Финнъ зналъ, что его врагъ сообразилъ также свойство тхъ предметовъ, за которые онъ будетъ имть право привлечь его къ суду, если дло дойдетъ до суда. На прежнюю жизнь Финна были сдланы намеки, и очень сильные. И хотя въ прошлыхъ обстоятельствахъ его жизни не было ничего такого, что заставляло бы его стыдиться, ничего такого, что по его мннію навлекало бы на него презрніе хорошихъ людей, если бы они могли узнать въ точности вс подробности — Финіасъ зналъ хорошо, что до такой точности трудно было достигнуть. А неточность пользы ему не принесетъ. Притомъ, была еще причина противъ гласности даже еще сильне этого. Принесетъ или не принесетъ пользу гласность прошлыхъ обстоятельствъ, она конечно не могла принести пользы другимъ. Въ нашихъ прежнихъ разсказахъ о Финіас Финн можно найти причину для этого убжденія съ его стороны. Никому это не было извстно лучше Квинтуса Слайда, и вотъ почему Квинтусъ Слайдъ могъ осмлиться бросить вызовъ даже суду.

Но многіе говорили Финіасу, что онъ долженъ обратиться въ судъ. И боле всхъ убждалъ его старый другъ, лордъ Чильтернъ, искренно любившій Финіаса, любившій также правду и не выносившій мысли, что такой негодяй останется не наказанъ.

Охота кончилась и лордъ Чильтернъ, начальникъ Брекской охоты, устремился въ Лондонъ, имя въ предмет и это обстоятельство, кром многихъ другихъ. Онъ долженъ былъ видться съ своимъ сдельникомъ и пригрозить ему на счетъ одного небольшого обстоятельства, касавшагося спины его лошадей. Пріятелю въ Шотландію надо было отослать свору собакъ. Надо присутствовать въ комитет начальниковъ охоты по вопросу о нейтральной чащ. Но желаніе наказать Слайда было такъ же сильно въ его негодующей душ, какъ и эти другіе предметы, относившіеся къ его профессіи.

— Финіасъ, сказалъ онъ:— вы обязаны это сдлать. Если вы позволите такому человку говорить о васъ такія вещи, тогда, ей-Богу, всякій можетъ говорить все о всякомъ.

Финіасъ не могъ объяснить лорду Чильтерну, почему не желаетъ доводить дло до суда. Тутъ могла быть замшана одна дама — сестра лорда Чильтерна.

— Я, конечно, не стану съ нимъ судиться, сказалъ Финіасъ.

— А почему?

— Потому что онъ желаетъ довести меня до этого. Я попаду въ яму, которую онъ роетъ для меня.

— Онъ не можетъ вамъ повредить. Чего вы боитесь? Ruat coelum… {Пусть упадутъ небеса, но да свершится правосудіе.}

— Въ этихъ небесахъ, которыя вы желаете обрушить на насъ, Чильтернъ, живутъ ангелы, которые не заслужили бы ничего кром похвалы, если бы ихъ сердца, желанія и вс поступки могли быть извстны, но крылья которыхъ запачкались бы грязью, если этотъ человкъ будетъ имть возможность представить свидтелей въ судъ. Назовутъ мою жену, почему я знаю, можетъ быть и вашу.

— Ужь извините, въ этомъ онъ ошибется.

— Сторонитесь отъ трубочиста, когда встрчаете его, Чильтернъ. А если онъ наткнется на васъ, тогда вспомните, что одно изъ неизбжныхъ неудобствъ чистаго блья состоитъ въ томъ, что оно можетъ пачкаться.

— Чортъ меня возьми, если я позволилъ бы ему отдлаться такъ дешево.

— Да, вы позволили бы. Если бы вы видли ясно, что выиграете и что проиграете, вы не связывались бы съ нимъ.

Жена Финіаса сначала думала, что слдуетъ обратиться въ судъ, но ее легче было убдить чмъ лорда Чильтерна.

— Я не подумала, сказала она: — о бдной леди Лор. Но не ужасно ли, что человкъ можетъ поступить такимъ образомъ и остаться безъ наказанія?

Въ отвтъ на это Финіасъ только пожалъ плечами.

Но боле сильное побужденіе явилось къ нему изъ другого источника. Самъ онъ, сказать по правд, не очень страдалъ отъ того, что говорилось въ ‘Знамени’. Онъ привыкъ къ ‘Знамени’ и находилъ, что положеніе его въ жизни нисколько не измнялось отъ проклятій, которыми осыпали его на столбцахъ этой газеты. Его положеніе въ публичной жизни нисколько не сдлалось слабе отъ этого. Его друзья не отстали отъ него. Любившіе его не стали любить меньше. Такъ бывало съ нимъ не всегда, но теперь наконецъ онъ укрпился противъ Квинтуса Слайда. Но бдный герцогъ вовсе не былъ такъ крпокъ. Это нападеніе на него, этотъ доносъ на его жестокость, это увреніе, что онъ причина смерти Фердинанда Лопеца, были очень для него прискорбны. Не потому чтобы онъ дйствительно чувствовалъ себя виновнымъ въ смерти этого человка, но зачмъ говорили, что онъ виновенъ? Безполезно было указывать, что другія газеты достаточно оправдали его поступокъ въ этомъ отношеніи, что уже вся публика знала, что Лопецъ получилъ плату за издержки по выборамъ отъ Вортона, прежде чмъ обратился къ герцогу, и что, слдовательно, недобросовстность этого человка была явною для всхъ. Также безполезно было объяснять ему, что послдній поступокъ этого человка вовсе не былъ возбужденъ тмъ, что говорилось въ Парламент, а былъ результатомъ постоянныхъ неудачъ и окончательнаго раззоренія. Онъ терзался, сердился и былъ очень несчастливъ — и наконецъ выразилъ свое мнніе обратиться къ закону, чтобы наказать ‘Знамя’. Наконецъ уже узнали по приговору самого сер-Грегори Грогрэма, генерал-атторнея, что жалоба въ судъ должна быть подана не отъ перваго министра, а отъ Финіаса Финна. Сер-Тимоти Бисваксъ сомнвался, но вс члены коалиціи понимали, что сер-Тимоти Бисваксъ всегда сомнвался въ томъ, что говорилъ сер-Грегори Грогрэмъ.

— Герцогъ думаетъ, что надо сдлать что-нибудь, сказалъ Уорбёртонъ, секретарь герцога, Финіасу Финну.

— Надюсь, не мн, отвчалъ Финіасъ.

— Никто другой не можетъ сдлать этого. То-есть, это должно быть сдлано отъ вашего имени. Разумется, издержки вс падутъ на министерство.

— Мн очень жаль, что герцогъ такъ думаетъ.

— И я не вижу, чтобы это могло вамъ повредить.

— Мн очень жаль, что герцогъ это думаетъ, повторилъ Финіасъ: — потому что ничего нельзя сдлать отъ моего имени. Я пришелъ къ этому убжденію. Я нахожу, что герцогъ напрасно желаетъ этого, и убжденъ, что если мы обратимся къ суду, то только исполнимъ желаніе этого негодяя Квинтуса Слайда. Я давно знаю мистера Квинтуса Слайда и твердо ршился никогда не плясать по его дудк. Вы можете сказать герцогу, что есть еще другія причины. Этотъ человкъ упоминалъ о моей прошлой жизни и для оправданія этихъ замчаній онъ долженъ будетъ публично упомянуть объ обстоятельствахъ, исторіяхъ, а можетъ быть и лицахъ, такимъ образомъ, которымъ я лично пренебрегъ бы, но ради другихъ я не обязанъ этого допускать. Вы объясните все это герцогу.

— Я боюсь, что герцогъ будетъ настаивать на этомъ.

— Тогда я долженъ выразить мое величайшее сожалніе, что не могу исполнить желаніе герцога. Едва ли нужно мн говорить, что у герцога нтъ товарища боле преданнаго его интересамъ, чмъ я. Если бы онъ пожелалъ, чтобы я перемнилъ мое мсто или оставилъ его, или взялъ на себя политическую обязанность, согласную съ моими способностями, я всегда былъ бы готовъ исполнить его желаніе. Но это дло касается другихъ и я не могу подчиниться его мннію.

Секретарь принялъ очень серіозный видъ и просто сказалъ, что онъ употребитъ вс силы, чтобы объяснить эти возраженія его свтлости.

Финіасъ былъ совершенно убжденъ, что герцогу будетъ непріятенъ его отказъ. Онъ очень удивился холодности министра посл рчи въ Парламент и говорилъ объ этомъ съ своею женой.

— Ты знаешь его не такъ хорошо, какъ я, сказала она.

— Это правда. Ты должна знать его очень коротко, а я имлъ съ нимъ мало личныхъ сношеній. Но въ такую минуту человкъ, кажется, могъ выказать дружелюбіе.

— Это не была минута для его дружелюбія. Герцогиня говоритъ, что если желаешь добиться отъ него искренней улыбки, то надо говорить съ нимъ о пробковыхъ подошвахъ. Я понимаю, что она хочетъ сказать. Онъ любитъ простоту, но не уметъ показать людямъ, что онъ любитъ это. Леди Розина разузнала это случайно.

— Не думай, чтобы я хоть сколько-нибудь обижался, сказалъ Финіасъ.

Теперь онъ опять заговорилъ съ своею женой въ томъ же дух.

— Уорбёртонъ думаетъ, что онъ обидится, а Уорбёртонъ, кажется, долженъ знать его мысли.

— Я не вижу, почему. Я давно стараюсь разгадать его и все-таки нахожу это очень труднымъ. Леди Гленъ трудится надъ этимъ пятнадцатъ лтъ и иногда признается, что не все еще могла разобрать. Мн кажется, что мистеръ Уорбёртонъ боится его и воображаетъ, что вс должны преклоняться предъ нимъ. А это врно, что герцогъ не хочетъ, чтобы предъ нимъ преклонялись. Онъ ненавидитъ всякое преклоненіе.

— Я не думаю, чтобы онъ любилъ тхъ, кто идетъ ему наперекоръ.

— Онъ не любитъ не сопротивленіе, а причину, которая возбуждаетъ его въ душ человка. Когда сер-Орландо шелъ ему наперекоръ и онъ думалъ, что сопротивленіе сер-Орланда основано на зависти, тогда онъ презиралъ сер-Орланда. Но если бы онъ думалъ, что сер-Орландо по убжденію отстаиваетъ новые корабли, онъ былъ бы способенъ прижать сер-Орланда къ сердцу, хотя, можетъ быть, былъ бы принужденъ итти наперекоръ кораблямъ сер-Орланда въ Кабинет.

— Онъ для тебя Баярдъ, сказалъ Финіасъ, смясь.

— Скоре дон-Кихотъ, который для меня лучше Баярда. Я скажу теб, Финіасъ, почему онъ лучше всхъ рыцарей, о которыхъ мн случалось читать. Онъ человкъ совершенно безхитростный и вполн преданъ своей стран. Не ссорься съ нимъ, если только это зависитъ отъ тебя.

Финіасъ не имлъ ни малйшаго желанія ссориться съ своимъ начальникомъ, но считалъ вроятнымъ, что начальникъ самъ поссорится съ нимъ. Онъ не могъ не знать, какъ членъ Кабинета, какъ товарищъ другихъ министровъ, которые леляли перваго министра, а главное какъ мужъ своей жены, которая постоянно жила съ женою перваго министра, что герцогъ былъ задтъ за живое обвиненіемъ, будто онъ былъ причиною смерти Фердинанда Лопеца. Первый министръ защищалъ себя въ Палат противъ перваго обвиненія посредствомъ Финіаса Финна, а теперь требовалъ, чтобы Финіасъ Финнъ защищалъ его отъ другого обвиненія и другимъ образомъ. Отъ этого онъ долженъ былъ отказаться. Но секретарь министра принялъ очень серіозный видъ и оставилъ Финіаса подъ тмъ впечатлніемъ, что герцогъ очень разсердится, если не обидится. Уже распространилось мнніе, что герцогъ не хочетъ имть въ числ своихъ друзей людей лично непріятныхъ для него. Хотя онъ вовсе не былъ министромъ твердымъ относительно политическихъ длъ или преобладанія своей партіи, а все-таки его боялись. Онъ не сталъ бы требовать отъ нихъ отставки, а если бы обидлся, самъ вышелъ бы въ отставку. Сер-Орландо Дротъ возмутился — и потерплъ неудачу. Финіасъ ршилъ, что если на него будутъ хмуриться, то онъ выйдетъ въ отставку, но ни за что не будетъ преслдовать судомъ ‘Знамя’.

Прошла недля посл свиданія съ Уорбертономъ, прежде чмъ Финіасу случилось остаться наедин съ первымъ министромъ. Это случилось въ дом на Карльтонской Террас, гд Финіасъ часто бывалъ, и не могъ бы прекратить свои посщенія незамтнымъ образомъ, потому что его жена проводила тамъ половину своего времени. Для него было очевидно, что самъ герцогъ искалъ этого случая.

— Мистеръ Финнъ, сказалъ герцогъ: — мн хотлось бы перемолвить съ вами слова два.

— Сдлайте одолженіе, отвчалъ Финіасъ.

— Уорбертонъ говорилъ вамъ объ этой… этой газет?

— Говорилъ, герцогъ. Онъ думаетъ, что ее слдуетъ преслдовать судомъ за клевету.

— Я самъ тоже думаю. Статья была прескверная, знаете.

— Да, не хорошая. Я давно знаю ‘Знамя’, оно всегда печатаетъ такія статьи.

— Должно быть, должно быть. Статья не хорошая, очень не хорошая. Не грустно ли, что можетъ существовать подобная недобросовстность и что этого ничмъ остановить нельзя?

— Уорбертонъ говорилъ, что вы не желаете преслдовать отъ вашего имени.

— На это есть причины, герцогъ.

— Безъ сомннія, безъ сомннія. Ну, тогда нечего и говорить. А я, признаюсь, думалъ, что этого человка слдовало бы наказать. Я не часто бываю мстителенъ, но думаю, что его слдовало бы наказать. Однако, кажется, это невозможно.

— Я не вижу, какимъ способомъ.

— Хорошо, хорошо. Конечно, вы сами лучше можете судить. Не хочется ли вамъ хать въ деревню, мистеръ Финнъ?

— Пока еще нтъ, отвтилъ Финіасъ съ удивленіемъ.— Теперь только іюнь и у насъ остается еще два мсяца. Какая польза теперь желать?

— Еще два мсяца, повторилъ герцогъ.— Да, конечно, два мсяца. Но даже и два мсяца пройдутъ. Мы подемъ въ Мачингъ тихо — очень тихо — когда наступитъ время. Вы должны общать, что подете съ нами. Я требую положительнаго общанія, мистеръ Финнъ.

Финіасъ общалъ и подумалъ, что ему удалось прочесть одну изъ трудныхъ страницъ этой книги.

Глава LXIII.
Герцогиня и ея другъ.

Но герцогъ, хотя былъ слишкомъ великодушенъ, чтобы сердиться на Финіаса Финна, потому что Финіасъ Финнъ не раздлялъ его взглядовъ на жалобу въ судъ, тмъ не мене мучился и раздражался статьями въ газетахъ, такъ что при немъ не смли произносить имени Лопеца. Даже его жена воздерживалась и страшилась, и въ глубин сердца даже желала того уединенія, о которомъ онъ иногда упоминалъ какъ о далекомъ раю, котораго никогда не будетъ въ состояніи достигнуть. У него начало появляться утомленное выраженіе старческаго лица. Его рдкіе волосы стали сдть, а длинныя, худыя щеки сдлались еще длинне и худощаве. Что онъ длалъ, когда сидлъ одинъ въ своемъ кабинет, дома или въ Казначейств, жена его не знала совсмъ и начала думать, что горе его происходитъ отъ того, что ему не позволяютъ длать ничего. Никакой особенный предметъ не шевелилъ его энергіи и не заставлялъ его входить съ нею въ объясненія, скучныя и непонятныя для нея, но очевидно восхищавшія его. Уже не было теперь упоительныхъ часовъ, проведенныхъ въ разсужденіяхъ о таблиц умноженія. И она не могла не замтить, что старый герцогъ теперь говорилъ съ нею на такъ часто о политическомъ положеніи ея мужа, какъ прежде. Въ первые полтора года настоящаго министерства герцогъ Сент-Бёнгэй постоянно подавалъ совты герцогин Омніумъ и всегда, даже въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, былъ веселъ и исполненъ надеждъ. Онъ еще часто бывалъ въ дом герцога, но съ герцогинею видался рдко. А когда видался съ нею, то избгалъ намековъ на политическіе успхи и неудачи коалиціи. И даже ея собственные союзники сохраняли съ нею необыкновенную сдержанность. Баррингтонъ Ирль рдко сообщалъ ей новости. Рэтлеръ никогда не говорилъ съ нею слова. Уорбёртонъ, всегда скрытный, теперь превратился въ статую. Даже Финіасъ Финнъ сдлался какой-то торжественный, молчаливый, несообщительный.

— Слыхали вы, кто теперь первый министръ? сказала герцогиня однажды мистрисъ Финнъ.

— Разв есть перемна?

— Я полагаю. Все такъ стихло, что я никакъ не могу себ представить, чтобы Плантадженетъ находился теперь въ министерств. Извстно вамъ, что кто длаетъ?

— Все идетъ гладко, кажется.

— Я терпть не могу гладкости. Она всегда общаетъ вроломство и опасности. Я уврена, что скоро будетъ взрывъ. Этимъ пахнетъ въ воздух. Вы не дрожите за вашего мужа?

— Зачмъ мн дрожать? Ему пріятно служить, потому что у него такимъ образомъ есть дло, по празднымъ человкомъ онъ не будетъ никогда. Пока у него есть мсто въ Парламент, я буду довольна.

— Все-таки быть первымъ министромъ что-нибудь да значитъ и этого факта уничтожить не могутъ, сказала герцогиня, опять обращая разговоръ на мужа.— Мн иногда представляется, что обаяніе власти овладваетъ имъ.

— Герцогомъ?

— Да. Онъ все говоритъ о томъ, съ какимъ удовольствіемъ отказался бы отъ службы. Онъ постоянно выставляетъ себя Цинцинатомъ, возвращающимся къ своему плугу. Но я боюсь, не начинаетъ ли онъ чувствовать, что всякій интересъ исчезнетъ изъ его жизни, если онъ перестанетъ быть первымъ лицомъ въ стран. Онъ этого не говоритъ, но когда я назову того или другого изъ тхъ, кто можетъ сдлаться его преемникомъ, въ немъ проглядываетъ нервозность, пугающая меня. И мн кажется, онъ становится тираномъ съ своими подчиненными. Намедни онъ говорилъ о лорд Друммонд съ такимъ азартомъ, какъ будто собирался его высчь. Этого отъ Плантадженета ожидать было нельзя.

— Тяжесть въ душ длаетъ его раздражительнымъ.

— Или тяжесть, или отсутствіе тяжести. Будь у него дйствительно много дла, онъ не имлъ бы времени думать такъ много объ этомъ несчастномъ самоубійц. Такая чувствительность просто болзнь. Такимъ образомъ никогда нельзя наказать ни одного проступка, если провинившійся можетъ отмстить за это, отправившись на тотъ свтъ. Иногда и я вижу, какъ онъ дрожитъ, и знаю, что въ это время онъ думаетъ о Лопец.

— Я могу все это понять, леди Гленъ.

— Но этого не должно быть, хотя вы и можете это понять. Я прозакладую вамъ гинею, что сер-Тимоти Бисваксъ выйдетъ въ отставку въ начал слдующей сессіи.

— Я нисколько не противъ этого. Но почему же именно онъ?

— Онъ намедни назвалъ Лопеца при Плантадженет. Я слышала сама. У Плантадженета вытянулось лицо, точно будто онъ вздумалъ наложить на всхъ молчаніе на цлыя шесть недль. Но сер-Тимоти — громкія мдныя цимбалы, которыхъ ничто не можетъ заставить умолкнуть. Онъ продолжалъ утверждать своимъ громкимъ голосомъ, что смерть Лопеца была освобожденіемъ отъ дрянного человка, Плантадженетъ отвернулся, вышелъ и заперся въ своей комнат. Онъ не говорилъ себ, что заставитъ сер-Тимоти выйти въ отставку, потому что мысли его не настроены на это, но вы увидите, что сер-Тимоти долженъ будетъ выйти.

— Вотъ это по-крайней-мр будетъ освобожденіемъ отъ дрянного человка, сказала мистрисъ Финнъ, которая не любила сер-Тимоти Бисвакса.

Вскор посл этого герцогиня ршилась разспросить герцога Сент-Бёнгэя о настоящемъ положеніи длъ. Это было въ конц іюня и почти прошелъ уже одинъ изъ тхъ длинныхъ и скучныхъ мсяцевъ, о которыхъ герцогъ говорилъ съ такимъ чувствомъ, когда просилъ Финіаса Финна въ Мачингъ. Съ разныхъ сторонъ увряли, что сессія будетъ короткая. Подобныя надежды гораздо чаще случаются въ іюн, чмъ въ іюл, и хотя рдко оправдываются, но поддерживаютъ унылый духъ скучающихъ сенаторовъ.

— Я полагаю, что мы рано выдемъ изъ Лондона, герцогъ, сказала однажды герцогиня.

— Я самъ такъ думаю. Я не вижу, что можетъ удерживать насъ. Часто случается, что министрамъ гораздо лучше заниматься въ деревн, чмъ въ Лондон, и мн кажется, такъ будетъ въ ныншнемъ году.

— Вы не подумали о бдныхъ двушкахъ, которыя еще не нашли себ мужей.

— Он должны умть лучше пользоваться временемъ. Кром того и он могутъ найти мужей въ деревн.

— Это совершенно справедливо, что он никогда не устаютъ трудиться. Он не похожи на членовъ Парламента, которые могутъ закрыть свои портфели и ухать стрлять тетеревей. Он должны трудиться весною, лтомъ, осенью и зимой — годъ за годомъ! Какъ он должны ненавидть мужчинъ, за которыми гоняются!

— Я не думаю, чтобы мы могли отложить нашъ отъздъ для нихъ.

— Я знаю, что мужчины всегда эгоисты. Что вы думаете о Плантадженет?

Вопросъ былъ предложенъ очень круто, безъ всякихъ предисловій, и уклониться отъ него было нельзя.

— Что я думаю о немъ?

— Да, что вы думаете о его душевномъ состояніи, о его счастіи, здоровь, терпніи? Будетъ ли онъ способенъ продержаться доле? Любезный герцогъ, не смотрите на меня такимъ образомъ. Вы знаете и я знаю, что вы не говорили со мною ни слова въ послдніе два мсяца. И вы знаете, и я знаю, о сколькихъ вещахъ мы оба съ вами думаемъ вмст. Вы не поссорились съ Плантадженетомъ?

— Поссорился? Боже сохрани! нтъ, я не ссорился.

— Разумется, я знаю, что вы еще называете его вашимъ благороднымъ товарищемъ, вашимъ благороднымъ другомъ, находитесь съ нимъ въ одной упряжи и проч., и проч. Но прежде бывало кое-что побольше этого.

— И теперь есть кое-что побольше, даже гораздо больше.

— Это вы сдлали его первымъ министромъ.

— Нтъ, нтъ, нтъ, и опять-таки нтъ. Онъ самъ себя сдлалъ первымъ министромъ, заслуживъ довріе Нижней Палаты. Въ этой стран другимъ способомъ нельзя сдлаться первымъ министромъ.

— Если бы я не была очень серіозна въ эту минуту, герцогъ, я сказала бы вамъ: разсказывайте это глухимъ.

Ни одно человческое существо не могло сказать этого герцогу Сент-Бёнгэю, кром молодой женщины, которую онъ всю свою жизнь баловалъ, какъ леди Гленкору.

— Но я очень серіозна, сказала она:— и могу сказать не очень счастлива. Разумется, мудрецы партіи ршаютъ между собою, кто будетъ ихъ предводителемъ, и когда ваша партія составилась, по вашему совту ршили, что предводителемъ будетъ Плантадженетъ.

— Милая леди Гленъ, я не могу оставить этого безъ опроверженія.

— Не думайте, чтобы я порицала это или была неблагодарна. Никто не радовался такъ, какъ я. Никто еще такъ не гордится до-сихъ-поръ, какъ я. Я отдала бы десять лтъ моей жизни для того, чтобы сдлать его первымъ министромъ, а теперь отдала бы пять, чтобы удержать его на этомъ мст. Не знаю, какъ онъ, а я честолюбива. Я люблю думать, что другіе считаютъ его выше себя, и частичка этого достается его жен. Я не знаю, не счастливйшею ли минутою моей жизни была та, когда онъ сказалъ мн, что королева послала за нимъ.

— Онъ этого не чувствовалъ.

— Нтъ, герцогъ, нтъ! Мы съ нимъ не похожи другъ на друга. Онъ желаетъ только быть полезнымъ. А человкъ не можетъ всегда нести тяжесть на гору, не согнувъ спины.

— Я не знаю, зачмъ этой тяжести быть такой тяжелой, герцогиня.

— Ахъ! но какая же это тяжесть? Разв тяжело отправляться въ Казначейство въ одиннадцать или двнадцать часовъ утра и сидть пять разъ въ недлю въ Палат Лордовъ до восьми часовъ вечера? Онъ никогда не былъ боленъ, когда долженъ былъ оставаться въ Нижней Палат до двухъ часовъ утра и обдать порядкомъ только два раза въ недлю. Тяжесть, о которой я говорю, происходитъ не отъ труда.

— А отъ чего же? спросилъ герцогъ, который въ сущности понималъ все не хуже самой герцогини.

— Трудно объяснить, но она очень тяжела.

— Отвтственность, милая моя, всегда будетъ тяжестью.

— Едва ли и это, и наврно не это одно. Это — чувство, что многіе порицаютъ его за многое, и сомнніе въ душ, не заслуживаетъ ли онъ этого. Потомъ онъ становится раздражителенъ и сознаетъ, что такая раздражительность недостойна его и вредитъ его чести. Онъ осуждаетъ человка въ душ и себя осуждаетъ за это. Онъ проводитъ четверть часа въ думахъ, что если ужь онъ первый министръ, то долженъ быть первымъ министромъ до конца, а потомъ ршаетъ, что ему вовсе не слдуетъ быть первымъ министромъ.

Старикъ нсколько нахмурился, что однако не показывало гнва.

— Любезный герцогъ, сказала она:— вы не должны на меня сердиться. Съ кмъ я могу говорить, кром васъ?

— Сердиться, милая моя? Я право не сержусь.

— Вы приняли такой видъ, какъ будто хотли побранить меня.

Онъ улыбнулся.

— И разумется, все это сказывается на его здоровь.

— Вы думаете, что онъ боленъ?

— Онъ никогда этого не говоритъ. Особенной болзни нтъ. Но онъ худъ, изнуренъ и озабоченъ. Онъ не стъ и не спитъ. Разумется, я наблюдаю за нимъ.

— Бываетъ у него докторъ?

— Никогда. Когда я попросила его посовтоваться съ сер-Джемсомъ Тораксомъ — онъ вдь совсмъ охрипъ — онъ только покачалъ головою и отвернулся. Когда былъ въ Нижней Палат и говорилъ каждый вечеръ, онъ постоянно видлся съ Тораксомъ и исполнялъ то, что тотъ ему веллъ. Онъ любилъ раскрывать ротъ, чтобы сер-Джемсъ смотрлъ его языкъ. Но теперь онъ не позволяетъ этого никому.

— Чего вы желаете отъ меня, леди Гленъ?

— Я не знаю.

— Вы, можетъ быть, думаете, что по разстроенному здоровью ему слдовало бы отказаться?

— Я этого не говорю. Я не смю этого говорить. Я не смю совтовать что-нибудь. Вниманіе къ здоровью не будетъ имть надъ нимъ никакого вліянія. Если бы онъ долженъ былъ умереть завтра за то, что сдлаетъ полезный поступокъ, онъ не задумался бы. Если вы желаете, чтобы онъ остался на этомъ мст, тогда надо, напротивъ, говорить ему, что здоровье его разстраивается. Я не думаю, чтобы онъ желалъ отказаться.

— Осенніе мсяцы все сдлаютъ для него, только дайте ему покой.

— Вы прідете въ Мачингъ, герцогъ?

— Я полагаю, такъ — если вы пригласите меня — недли на дв.

— Вы должны пріхать. Я совсмъ разстревожусь, если вы бросите насъ. Мн кажется, онъ каждый день отдаляется отъ всхъ другихъ. Я знаю, что вы не станете повторять моихъ словъ.

— Надюсь.

— Мн кажется, что онъ предъ всми вздергиваетъ носъ. Онъ прежде любилъ мистера Монка, но теперь завидуетъ ему, что онъ канцлеръ Казначейства. Я спрашивала его, не пріятно ли будетъ ему видть лорда Друммонда въ Мачинг, и онъ отвчалъ мн сердито, что я могу пригласить все министерство, если хочу.

— Друммондъ противорчилъ ему намедни.

— Я знала, что есть что-нибудь. Онъ сдлался похожъ на медвдя съ больною головой, герцогъ. Вамъ бы надо видть его лицо намедни, когда мистеръ Рэтлеръ сдлалъ ему какое-то предложеніе на счетъ раздла фермъ.

— Мн кажется, онъ никогда не любилъ Рэтлера.

— Что-жъ изъ этого? Разв я не улыбаюсь и мужчинамъ, и женщинамъ, которыхъ ненавижу? Неужели вы думаете, что я люблю старуху леди Рамсденъ или мистрисъ Мэк-Ферсонъ? Онъ прежде такъ любилъ лорда Кэнтрипа.

— Я думаю, что онъ любитъ лорда Кэнтрипа и теперь, сказалъ герцогъ.

— Онъ просилъ лорда Кэптрипа сдлать что-то, а тотъ отказался.

— Я все это знаю, сказалъ герпогъ.

— А теперь онъ хмурится на лорда Кэнтрипа. Его друзья не станутъ же вчно выносить такія вещи.

— Онъ всегда былъ вжливъ къ Финну, сказалъ герцогъ.

— Да, именно теперь онъ въ хорошихъ отношеніяхъ съ мистеромъ Финномъ. Онъ никогда не будетъ суровъ къ мистеру Финну, потому что знаетъ, что мистрисъ Финнъ единственная женщина на свт, которая можетъ назваться моимъ другомъ. Дйствительно, герцогъ, кром Плантадженета и дтей, есть только два человка на свт, которыхъ я искренно люблю. Только васъ да ее. Она никогда меня не броситъ — и вы не должны меня бросать.

Онъ обнялъ ея станъ рукою, наклонился и поцловалъ въ лобъ, клянясь, что никогда не броситъ ее.

Но что долженъ онъ длать? Онъ зналъ и безъ герцогини, что съ его товарищемъ и начальникомъ день-отъ-дня становилось трудне справляться. Онъ справедливо говорилъ, что всегда первые министры выбираются вслдствіе доврія Нижней Палаты, но въ то же время зналъ, что въ настоящемъ случа было не такъ. Въ длахъ насталъ застой, во время котораго ни одинъ изъ двухъ старыхъ и признанныхъ вождей партіи не могъ располагать достаточнымъ количествомъ приверженцевъ, чтобы составить министерство. Съ необыкновеннымъ терпніемъ эти оба господина сидли въ Палат три сессіи сряду, представляя небольшую оппозицію коалиціи, но выжидая время. Они, можетъ быть, тоже называли себя и считали Цинцинатами. Но для нихъ не было достаточно плуговъ и имъ хотлось опять попасть на языкъ ко всмъ и видть, если не свои подвиги, то хоть промахи въ каждомъ параграф. Желудокъ, привыкшій къ кайенскому перцу, не удовлетворится простой солью. Когда застой насталъ, политики, дйствительно тревожившіеся за страну, были принуждены отыскать перваго министра, и старательне всхъ отыскивалъ старый герцогъ. Герцогиня сказала правду, говоря, что мужъ ея обязанъ своимъ мстомъ старому герцогу. Но иногда легче сдлать, чмъ передлать. Можетъ быть, дйствительно было бы лучше для страны, если бы вернулось прежнее положеніе вещей. Можетъ быть, большинство либераловъ опять перешло бы на сторону Грешэма, если бы герцогъ Омніумъ придумалъ приличный способъ для своего удаленія. Но кто скажетъ все это герцогу Омніуму? Только для одного человка въ Англіи такая задача была возможна — то-есть, для стараго герцога, который въ эти два года постоянно убждалъ герцога не выходить. Какъ часто добросовстный и робкій министръ просилъ у своего друга позволенія оставить свой высокій постъ! Но въ этомъ дозволеніи ему отказывали всегда, а теперь просьба не повторялась. Можетъ быть, герцогиня права, говоря, что ея мужъ не желаетъ оставлять своего мста.

Но герцогъ Сент-Бёнгей навлекъ непріятности на своего друга и, конечно, обязанъ освободить его. Увщаніе можетъ явиться въ вид меньшинства голосовъ въ Нижней Палат. До-сихъ-поръ министерство не очень отставало отъ оппозиціи въ этомъ отношеніи. Часть, конечно, отстанетъ современемъ. Аристидъ становится слишкомъ справедливъ, а душа человка жадна до новизны. Сер-Орландо увлекъ за собою нкоторыхъ, и можетъ быть еще двое-трое сказали себ, что не подняло бы дыма ‘Знамя’, если бы не было огня. Но большинство было на сторон министерства, въ распоряженіи Монка, а Монка не одушевляли т мятежныя чувства, которыя довели сер-Орланда до его же погибели. Причину для отставки трудно было найти, а между тмъ герцогъ Сент-Бёнгэй, слдившій внимательно за Нижнею Палатой цлое полстолтіе, зналъ, что коалиція, составленная имъ, сдлала свое дло, и почти былъ убжденъ, что ее не допустятъ оставаться доле. Онъ видлъ признаки нетерпнія въ Добени, а Грешэмъ раза два уже принимался фыркать, какъ бы съ нетерпніемъ жаждая борьбы.

Глава LXIV.
Новый кавалеръ ордена подвязки.

Въ начал іюня умеръ маркизъ Маунт-Фиджетъ. Во всей Англіи не было фамиліи старинне Фичи-Фиджетовъ, баронскій замокъ которыхъ еще и теперь составляетъ славу археологовъ и восхищеніе туристовъ. Нкоторые увряютъ, что это самый совершеннйшій замокъ въ стран. Говорили, что онъ конченъ въ царствованіе Эдуарда VI, а начатъ въ царствованіе Эдуарда I. Онъ всегда принадлежалъ фамиліи Фиджетъ, которая съ настойчивостью, длающеюся рже каждый день, дорожила каждою своей десятиной и каждое столтіе прибавляла десятину къ десятин. Слдствіемъ всего этого было, что настоящій маркизъ Маунт-Фиджетъ всегда пользовался большимъ поземельнымъ вліяніемъ и окруженъ былъ лестью и уваженіемъ каждаго перваго министра. Тотъ маркизъ, который теперь умеръ, былъ, по обычаю Фиджетовъ, любитель удовольствій. Если сказать правду, то придется сознаться, что онъ былъ человкъ порочный. Обязанность хранить въ цлости фамильное имніе онъ исполнялъ съ полнымъ усердіемъ. О немъ говорили, что маркизъ, на какіе дурные предметы ни тратилъ бы свои богатства, никогда не тратилъ боле своего дохода. Можетъ быть, въ этомъ было мало похвалы, такъ какъ онъ едва ли могъ бы истратить боле своего громаднаго дохода, если бы положительно не бросалъ денегъ на скачки и рулетку. Но давно уже замчали, что маркизы Маунт-Фиджеты слишкомъ благоразумны для того, чтобы бросать деньги на карты. Эта фамилія не длала чести стран, но тмъ не мене страна ее уважала. Человкъ, теперь умершій, былъ, можетъ быть, самый себялюбивый и чувственный скотъ, когда-либо безславившій человчество, но тмъ не мене онъ былъ кавалеромъ Подвязки. Онъ пользовался значительнымъ вліяніемъ на парламентскіе выборы и первый министръ не смлъ не сдлать его кавалеромъ Подвязки. Вс маркизы Маунт-Фиджетъ много уже лтъ были кавалерами Подвязки. Объ этомъ много говорили. Начинало преобладать чувство, что самая высокая почесть, какую можетъ оказать государство, не должна быть даваема человку, жизнь котораго была безславіемъ и который дйствительно заслуживалъ всхъ возможныхъ наказаній отъ человческаго и божественнаго гнва. У него было много дтей, но все незаконные. Чужихъ женъ онъ любилъ, но сердце своей жены онъ разбилъ очень скоро. Во всхъ обществахъ, въ которыхъ онъ бывалъ, его признавали королемъ, но его подданные не могли сдлать ему чести. Въ замк его, Фичи, бывали вс, но ни одинъ мужчина и ни одна женщина, дорожившіе своею репутаціей, не бывали въ тхъ домахъ, въ которыхъ обыкновенно проживалъ маркизъ. Теперь этотъ нечестивый маркизъ умеръ и герцогъ Омніумъ былъ обязанъ выбрать другого кавалера Подвязки. Пошли слухи — конечно, ложные — что государство хотло предписать выборъ герцогу Омніуму. Но въ этомъ случа герцогъ не очень оскорбился бы, потому что выборъ этотъ, какъ предполагали, долженъ былъ пасть на него. Покойный герцогъ Омніумъ былъ кавалеромъ ордена Подвязки, и когда онъ умеръ, думали, что его преемникъ также получитъ ленту. Новый герцогъ былъ тогда въ Кабинет, но принялъ мсто ниже того, которое занималъ прежде. Вся исторія этихъ происшествій была описана и можетъ быть прочтена любопытными {‘Финіасъ Финнъ, возвратившійся назадъ’. Романъ того же автора. Пр. Пер.}. Герцогиня, очень заботившаяся о достоинствахъ своего мужа, подстрекала его требовать ордена по праву. Отъ этого онъ не только отказался, но даже предложилъ отдать этотъ орденъ другому лицу. Онъ и былъ отданъ другому, и вс думали, что его обошли, потому что воспользовались его сговорчивостью въ подобныхъ вещахъ. Герцогъ Сент-Бёнгэй теперь отважился сказать своему другу, что выбрать другого невозможно.

— Предложить ея величеству отдать мн! сказалъ первый министръ.

— Вы увидите, что это желаніе ея величества. Это вещь очень обыкновенная. Сер-Робертъ Вальполь получилъ орденъ такимъ образомъ.

— Я не сер-Робертъ Вальполь.

Герцогъ Сент-Бёнгэй привелъ въ примръ другихъ первыхъ министровъ, которые сами давали себ ордена. Но нашъ первый министръ объявилъ, что объ этомъ не можетъ быть и рчи. Никакой почетъ такого рода не можетъ быть данъ ему, пока онъ занимаетъ свое настоящее положеніе. Старый герцогъ убждалъ очень серіозно и объ этомъ было много говорено — но наконецъ сдлалось ясно, не только для него, но и для всхъ членовъ Кабинета, а потомъ и для свта, что первый министръ не согласится принять почесть, сдлавшуюся вакантной.

Около мсяца вопросъ этотъ оставался нершеннымъ. Министръ не обязанъ отдавать Подвязку въ тотъ самый день, какъ она сдлается вакантной. Есть другіе кавалеры, охраняющіе престолъ, и безъ одного можно обойтись въ непродолжительное время. Но первый министръ получилъ письмо отъ новаго маркиза Маунт-Фиджета, котораго онъ никогда не видалъ и ничего о немъ не слыхалъ. Новый маркизъ до-сихъ-поръ жилъ въ Италіи и о немъ знали только то, что дядя терпть его не могъ. Но онъ получилъ въ наслдство вс помстья Фичифиджетовъ и теперь обладалъ громаднымъ богатствомъ и большимъ почетомъ. Онъ писалъ, что осмлится представить на видъ первому министру, что нсколько поколній сряду маркизы Маунт-Фиджеты удостаивались получать Подвязку. Онъ занимаетъ въ стран точно такое же мсто, какъ его покойный дядя, но намренъ иначе распорядиться своею политической карьерой. Онъ готовъ поддерживать коалицію.

— Съ какой стати онъ надется сдлаться кавалеромъ ордена Подвязки? спросилъ нашъ герцогъ стараго герцога.

— Онъ маркизъ Маунт-Фиджетъ и посл васъ самый богатый перъ въ Великобританіи.

— Какое же отношеніе иметъ къ этому богатство?

— Нкоторое, конечно, иметъ. Вы не дадите же Подвязки нищему перу.

— Дамъ, если его карьера была полезна стран. Разумется, такой человкъ нищимъ быть не можетъ, но не думаю, чтобы недостатокъ богатства помшалъ ему удостоиться чести получить Подвязку.

— Богатство, званіе и поземельное вліяніе всегда считались правами на полученіе этого ордена.

— А репутація нтъ?

— Любезный герцогъ, я этого не говорилъ.

— Вы сказали нчто похожее на это, другъ мой, если заступаетесь за права маркиза Маунт-Фиджета. Вы одобряли, что орденъ былъ данъ покойному маркизу?

— Я былъ въ то время въ Кабинет, и слдовательно, не стану говорить ничего. Но я ничего не слыхалъ противъ репутаціи этого маркиза.

— И въ пользу ея. По моему мннію, онъ столько же иметъ права на это, какъ лакей, сейчасъ отворявшій дверь. Его никогда не видали въ Нижней Палат.

— Это не значитъ ничего.

— Такъ вы думаете, что онъ долженъ получить?

— Вы знаете, что я думаю, отвчалъ старшій герцогъ.— По моему мннію, вы боле удовлетворите честь страны, если позволите ея величеству оказать эту милость подданному, такъ заслуживающему это, какъ вы.

— Это совершенно невозможно.

— Мн кажется, сказалъ герцогъ, не обращая вниманія на отказъ своего друга: — что вы должны послушаться убжденій и преодолть ваши чувства. Ни одинъ человкъ, вполн достойный уваженія, не пожелаетъ, конечно, присвоить себ почесть, которую можетъ оказать другимъ.

— Именно.

— Но тутъ почесть, оказываемая нашему начальнику, распространитъ большій почетъ на многихъ, чмъ если бы была оказана другому.

— То же самое можно сказать о каждомъ первомъ министр.

— Нтъ. Коммонеръ незнатный и небогатый не теряетъ уваженія свта, если не будетъ имть Подвязки. Вы позволите мн сказать, что герцогъ Омніумъ не достигнетъ того положенія, которымъ долженъ пользоваться, если не сдлается кавалеромъ ордена Подвязки.

Надо помнить, что старый герцогъ, прибгнувшій къ такому доводу, самъ носилъ эту ленту уже тридцать лтъ.

— Но если…

— Что же?

— Но если, я долженъ такъ выразиться, вы упрямы…

— Я упрямъ въ этомъ отношеніи.

— Тогда, сказалъ герцогъ Сент-Бёнгей: — я посовтовалъ бы ея величеству отдать орденъ маркизу.

— Этого не будетъ никогда, сказалъ первый министръ съ необыкновенной энергіей,— я никогда не допущу награды за услуги, которыя никогда не требовались и не предлагались.

— Это не обидитъ никого.

— Этого недостаточно, другъ мой. Объ этомъ человк я знаю только то, что онъ покупалъ очень много мраморныхъ статуй. Онъ ничего не сдлалъ ни для своей страны, ни для своей государыни.

— Если вы ршились принимать въ соображеніе одн заслуги, я назову лорда Друммонда.

Первый министръ нахмурился и принялъ недовольный видъ. Это была правда, что лордъ Друммондъ противорчилъ ему, что было имъ принято за большое оскорбленіе.

— Лордъ Друммондъ былъ вренъ намъ.

— Да, вренъ намъ. Что-жъ изъ этого?

— Онъ во всхъ отношеніямъ человкъ съ хорошею репутаціей и уважаемъ въ стран. Это возбудитъ вражду и большую зависть — чего можно было избгнуть тмъ или другимъ способомъ, которые я предлагалъ, но эти способы вы не принимаете. Я увренъ, что вы желаете обезпечить себ поддержку тхъ, кто всегда дйствуетъ за одно съ лордомъ Друммондомъ.

— Право, не знаю.

Старый герцогъ пожалъ плечами.

— Я хочу сказать, что не нахожу насъ обязанными платить за ихъ поддержку. Лордъ Друммондъ очень хорошъ на своемъ мст, но онъ совсмъ не такой полезный человкъ, какъ мой другъ лордъ Кэнтрипъ.

— Кэнтрипъ не присоединился къ намъ. Въ политик нтъ зла больше того, какъ длать видъ, будто подкупаешь людей, которые не придутъ къ намъ безъ подкупа. Эти награды справедливо должны быть даны за политическую поддержку.

— Сказать по правд, я не думалъ о лорд Кэнтрип.

— Онъ такъ же мало ожидаетъ этого, какъ и мой буфетчикъ.

— Я назвалъ его только потому, что онъ иметъ право сильне права лорда Друммонда. У меня въ мысляхъ есть человкъ, который, по моему мннію, иметъ полное право на этотъ почетъ. Что вы скажете о лорд Ирлибирд?

Старый герцогъ раскрылъ ротъ и поднялъ руки съ непритворнымъ удивленіемъ.

Графъ Ирлибирдъ былъ старикъ очень оригинальный. Онъ никогда не раскрывалъ рта въ Палат Лордовъ и никогда не засдалъ въ Палат Общинъ. Политическій міръ вовсе его не зналъ. У него былъ домъ въ Лондон, но онъ очень рдко жилъ тамъ. Замокъ Ирли въ Бирдскомъ приход былъ его резиденціей съ-тхъ-поръ, какъ онъ получилъ свой титулъ сорокъ лтъ тому назадъ, и былъ мстомъ всхъ его трудовъ. Состояніе у него былъ посредственное, и какъ говорили, посредственъ былъ и его умъ. Онъ женился рано и имлъ большую семью. Но онъ не былъ празднымъ человкомъ. Около полстолтія занимался онъ улучшеніемъ рабочихъ классовъ, особенно жилищъ и воспитанія рабочихъ людей, и постепенно, безъ всякаго желанія съ своей стороны, привлекъ на себя вниманіе. Онъ не былъ краснорчивъ, но всегда былъ предсдателемъ на митингахъ и съ удивительнымъ терпніемъ просиживалъ цлые часы, слушая краснорчіе другихъ. Онъ былъ человкъ съ весьма простыми вкусами и семейство свое воспиталъ въ такихъ же привычкахъ. Поэтому онъ имлъ возможность длать большія благодянія съ умренными средствами и въ продолжительное время своей жизни не могъ скрывать свои благодянія отъ публики. Лорда Ирлибирда не очень уважали въ его молодости, но постепенно распространилось убжденіе, что въ стран мало такихъ хорошихъ людей.

Это былъ толстый, плшивый старикъ, безпрестанно то снимавшій, то надвавшій очки, почти слпой, очень неловкій и совершенно равнодушный къ своей наружности. По всей вроятности, орденъ Подвязки былъ такъ же далекъ отъ его мыслей, какъ и кардинальская шапка. Но онъ сдлался знаменитъ и не избгнулъ вниманія перваго министра.

— Знаете вы что-нибудь противъ лорда Ирлибирда? спросилъ первый министръ.

— Ничего не знаю, герцогъ.

— И ничего въ его пользу?

— Я знаю его очень хорошо, могу даже сказать коротко. На свт нтъ человка добре его.

— Онъ длаетъ честь перству, сказалъ первый министръ.

— Скоре человчеству, сказалъ герцогъ Сент-Бёнгэй:— какъ человкъ наимене себялюбивый и въ полномъ смысл филантропъ.

— Что боле можно сказать о человк?

— Но, по моему мннію, такого человка нельзя желать видть кавалеромъ ордена Подвязки. Если онъ и получитъ ленту, онъ никогда не будетъ ее носить.

— Почетъ конечно заключается не въ наружныхъ знакахъ. Я имю право носить герцогскую корону, но я не ношу же ее на голов. Это человкъ съ великимъ сердцемъ и большими добродтелями. Наврно и страна, и ея величество съ восторгомъ окажутъ почесть такому человку.

— Я право сомнваюсь, съ настоящей ли точки зрнія вы смотрите на это, сказалъ старый герцогъ, очень испугавшійся этого предложенія.— Вы не должны сердиться на меня, если я говорю откровенно.

— Другъ мой, не думаю, чтобы вы могли разсердить меня.

— Ну, такъ я попрошу васъ выслушать мое мнніе на этотъ счетъ. Государство и министры располагаютъ разными большими наградами, и самая большая находится въ распоряженіи перваго министра. Эти награды всегда даются лицамъ дружелюбной партіи. Я, можетъ быть, соглашусь съ вами, что въ соображеніе слдуетъ принимать не одну поддержку партіи. Допустимъ, что надо принимать въ соображеніе и репутацію и услуги. Но теорія нашего правленія будетъ переиначена перемною того правила, которую я выставилъ вамъ. Вы оскорбите всхъ вашихъ друзей и заслужите насмшки вашихъ противниковъ. Безъ сомннія, желательно, чтобы высокія мста въ стран занимали люди обихъ партій. Я не хотлъ бы видть въ каждомъ лорд-намстник вига. Но я знаю, что мои противники, когда настанетъ ихъ очередь, сдлаютъ своихъ друзей намстниками, такъ что равновсіе поддерживаться будетъ. Если мы съ вами будемъ назначать ихъ друзей, то они нашихъ не назначатъ. Уполномоченный лорда Ирлибирда находится въ рукахъ консервативнаго предсдателя Палаты Лордовъ съ тхъ самыхъ поръ, какъ онъ заступилъ мсто своего отца.

Тутъ старикъ остановился, но его другъ ждалъ продолженія, и герцогъ Сент-Бёнгэй продолжалъ:

— Кром того, хотя лордъ Ирлибирдъ очень хорошій человкъ — такъ что многіе изъ насъ могутъ позавидовать ему въ этомъ, онъ не годится для этого назначенія. Кавалеръ Подвязки долженъ умть показать себя, онъ долженъ быть публичнымъ человкомъ, поступки котораго въ стран должны ставить его лицомъ къ лицу съ его товарищами. Въ такихъ вещахъ необходимо приличіе, приспособленіе, пристойность, которыя лучше понимаешь, чмъ можешь объяснить.

— Пристойность и приличіе измняются, какъ мн кажется, день отъ дня. Было время, когда кавалеръ ордена Подвязки непремнно долженъ былъ быть военнымъ.

— Это прошло.

— Пристойность и приличіе, требовавшія отдать Подвязку такому человку, какъ покойный маркизъ Маунт-Фиджетъ, надюсь, тоже прошли. Вы съ этимъ согласитесь.

— Такой человкъ не предлагается.

— И другое приличіе, и пристойность пройдутъ, когда настанетъ время, что человкъ, выбираемый въ намстники графства, дйствительно можетъ быть полезенъ графству, а кавалеры ордена Подвязки будутъ выбираться за ихъ добродтели.

— Я нахожу, что вы впадаете въ дон-кихотство. Первый министръ боле всхъ обязанъ слдовать преданіямъ своей страны, а если ужь оставлять ихъ, то постепенно.

— А если онъ нарушитъ этотъ законъ и передлаетъ все это рабство, что тогда?

— Онъ лишится доврія, посредствомъ котораго онъ получилъ свое мсто.

— Хорошо, что я узналъ наказаніе. Оно недовольно сильно, чтобы вынуждать къ строгому повиновенію. А предметъ нашего спора лучше оставить на нсколько дней.

Когда первый министръ сказалъ это, старый герцогъ понялъ очень хорошо, что онъ намренъ поступить по-своему.

Такъ и было. Прошла недля, а потомъ младшій герцогъ написалъ старшему герцогу, что онъ обдумалъ все и наконецъ ршилъ предложить ея величеству отдать орденъ лорду Ирлибирду. Онъ не хотлъ однако принимать мры еще нсколько дней, чтобы его другъ могъ опять возражать ему, если хочетъ. Никакихъ дальнйшихъ возраженій сдлано не было, и лордъ Ирлибирдъ, къ своему великому изумленію, былъ назначенъ кавалеромъ ордена Подвязки.

Назначеніе это, конечно, не понравилось друзьямъ перваго министра. Для нкоторыхъ, какъ напримръ лорда Друммонда, это показывало ршимость со стороны герцога освободиться отъ всхъ узъ, до-сихъ-поръ связывавшихъ первыхъ министровъ. Если бы герцогъ выбралъ самого себя, никто бы не обидлся. Если бы маркизъ Маунт-Фиджетъ оказался счастливцемъ, и это было бы понятно. Но лорду Друммонду казалось непростительно, что онъ былъ обойденъ, а Подвязка отдана лорду Ирлибирду.

Для бднаго стараго герцога эта обида была совершенно другого рода. Онъ употребилъ очень сильное выраженіе, когда сказалъ своему другу, что онъ впадаетъ въ дон-кихотство. Герцогъ Омніумъ конечно зналъ, что герцогъ Сент-Бёнгэй не станетъ поддерживать перваго министра дон-Кихота. А между тмъ младшій герцогъ, Телемакъ, услышавъ это слово, возмутился противъ своего Ментора и упорно прилпился къ дон-кихотству. Жажда власти овладла этимъ человкомъ — такъ говорилъ себ милый старый герцогъ — и паденіе его было неизбжно. Увы, увы! если бы мы ему позволили удалиться прежде, чмъ ядъ разлился по его жиламъ, на сколько мене были бы его страданія!

Глава LXV.
Должно быть время.

Въ конц третьей недли іюня, когда Парламентъ еще засдалъ и не назначено было еще дня для отъзда членовъ, Вортонъ получилъ письмо отъ своего друга Артура Флечера, которое очень удивило его и заставило дня два не ршаться, какой отвтъ дать.

Фердинандъ Лопецъ лишилъ себя жизни въ март, три мсяца тому назадъ. Происшествіе это возбудило всеобщее удивленіе и напоминалось прилежными усиліями Квинтуса Слайда и тмъ обстоятельствомъ, что въ этомъ былъ замшанъ такой важный человкъ, какъ первый министръ. Но постепенно о Фердинанд Лопец забыли, не забыли его только первый министръ и Квинтусъ Слайдъ. Имя Лопеца встрчалось еще на столбцахъ ‘Знамени’ и всякій разъ несчастный герцогъ читалъ его. Но другіе уже перестали говорить о Фердинанд Лопец.

Артуръ Флечеръ однако постоянно помнилъ о смерти этого человка. Страшный домовой ворвался въ его жизнь, испортилъ вс его надежды, закрылъ солнце большою тучей и перемнилъ вс его воззрнія на жизнь. Это происходило не оттого, что Эмилія Вортонъ не сдлалась его женою, но что женщина, которую онъ любилъ такою чистйшею любовью, принесла себя въ жертву такому гнусному созданію, какъ этотъ человкъ. Онъ не обвинялъ ее, но считалъ это своей несчастною судьбой. Потомъ вдругъ онъ услыхалъ, что домовой исчезъ. Человкъ, сдлавшій несчастными его и ее, внезапно былъ уничтоженъ. Теперь между нимъ и ею не стояло ничего — кром воспоминанія. Онъ конечно проститъ, если она будетъ въ состояніи забыть.

Разумется, онъ чувствовалъ въ первую минуту, что должно пройти время. Онъ долженъ удостовриться, что ея безумная любовь къ этому человку исчезла. Онъ долженъ удостовриться, что она раскаялась въ своемъ поступк. Ея отецъ сообщалъ ему, что она желала разстаться съ мужемъ, если бы мужъ согласился на такую разлуку. Потомъ, помня свое послднее свиданіе съ нею, имя въ мысляхъ каждую подробность ласки, оказанной ей, даже трепетъ пальцевъ, пожатыхъ имъ, онъ не могъ не льстить себя мыслью, что наконецъ тронулъ ея сердце. Но должно быть время! Условія свта дйствуютъ на всякое сердце, особенно на женское, и учатъ, что новые обты, слишкомъ скоро данные, безславны. Свтъ какъ будто ршилъ, что вдова не можетъ безъ огласки выйти во второй разъ замужъ прежде двухъ лтъ. Но въ эти два года должно быть включено все: и похороны перваго мужа, и ухаживаніе второго — и не только ухаживаніе, но и приготовленія приданаго и свадьбы. Потомъ этотъ случай совсмъ не походилъ на вс другіе случаи. Разумется, должно быть время, но не полный двухлтній періодъ. Для чего молодымъ людямъ напрасно тратить жизнь, если они любятъ другъ друга? Тутъ были ужасъ, угрызеніе, жалость, можетъ быть, прощеніе, но не было любви — той любви, которая всегда на время усиливается отъ потери любимаго предмета, не было той страстной преданности, которая сначала должна сдлать нестерпимою самую мысль о любви другого. Это было большимъ спасеніемъ — спасеніемъ, въ которомъ нельзя было внутренно не согласиться, хотя объ этомъ нельзя было говорить. Разумется, должно быть время, но сколько времени?

Артуръ каждый день разсуждалъ объ этомъ, и каждый день срокъ, назначенный имъ сокращался. Прошло три мсяца, а онъ еще не видалъ Эмиліи. Онъ ршилъ, что не будетъ даже пытаться видть ее, пока не согласится ея отецъ. Но теперь достаточно прошло времени, чтобы дать ему право обратиться за этимъ позволеніемъ. Потомъ ему пришло въ голову, что было бы лучше, обращаясь за этимъ позволеніемъ, сказать все Вортону. Онъ зналъ, что это для него не тайна. Вортонъ зналъ его чувства такъ же хорошо, какъ и самъ онъ. Въ какомъ еще обстоятельств позволительно сократить время, какъ не въ этомъ? Онъ написалъ слдующее письмо:

‘Любезный мистеръ Вортонъ,

‘Я очень сожалю, что мы такъ рдко видимъ другъ друга, особенно сожалю я о томъ, что теперь никогда не вижу Эмиліи.

‘Лучше тотчасъ приступить къ цли. Разумется, это письмо не будетъ ей показано, и поэтому я могу писать такъ, какъ будто говорю съ вами наедин. Несчастный, за котораго она вышла, уже не существуетъ боле, и моя любовь къ ней осталась такова, какъ была до ея знакомства съ нимъ. Я не могъ бы еще обратиться къ ней и даже думать о ней теперь, если бы не зналъ, что замужство ея было несчастно. Но это нисколько не измнило меня къ ней. Это было ужасно непріятно для насъ всхъ — для нея, для васъ, для меня и для всхъ близкихъ къ ней. Но это прошло и, мн кажется, на это надо смотрть какъ на черную пропасть, чрезъ которую мы перешли и на которую намъ уже оглядываться не слдуетъ.

‘Я не имю права думать, что если бы даже она полюбила когда-нибудь другого, то полюбила бы именно меня, но мн кажется, что я имю право попытаться, и знаю, что пользуюсь вашимъ доброжелательствомъ. Это вопросъ времени, но если я пропущу время, то кто-нибудь другой можетъ подвернуться. Кто можетъ это сказать? Я не желаю, чтобы находили мою поспшность неприличною, но чувствую, что тутъ обыкновеннымъ правиламъ, руководящимъ мужчинами и женщинами, слдовать нельзя. Онъ сдлалъ ее несчастною почти съ перваго дня. Она сдлала ошибку, которая признается вами, ею, всми. Она была наказана — такъ же какъ и я — и очень сильно, могу уврить васъ. Не лучше ли прекратить все это какъ можно скоре — если только можно прекратить такимъ образомъ, какъ я желаю?

‘Пожалуста скажите мн, что вы думаете. Я предложилъ бы, чтобы вы попросили ее видться со мною, а потомъ сказали то, что угодно вамъ. Разумется, я не сталъ бы приставать къ ней. Вы могли бы пригласить меня обдать, такъ что она привыкла бы ко мн. Но я знаю, что вы все сдлаете къ лучшему. Я откладывалъ писать вамъ, пока наконецъ мн стало казаться, что я сойду съ ума, если буду все сидть сложа руки.

‘Вашъ преданный другъ

‘Артуръ Флечеръ.’

Когда Вортонъ получилъ это письмо, онъ пришелъ въ большое смятеніе. Если бы онъ могъ слдовать своему желанію, онъ не оглядывался бы на страшную пропасть, какъ предлагалъ его молодой другъ. Онъ охотно смотрлъ бы на эпизодъ съ Лопецомъ какъ на событіе въ ихъ жизни, которое если нельзя забыть, то о которомъ по-крайней-мр слдуетъ никогда не упоминать. Вс они были сильно наказаны, какъ выразился Флечеръ. И если бы тмъ могло и кончиться, онъ согласился бы нести на своихъ собственныхъ плечахъ то, что осталось отъ этого наказанія, и все начать сызнова.

Но онъ зналъ очень хорошо, что было невозможно убдить Эмилію думать о ея муж безъ сожалнія. Въ послднее время ихъ супружеской жизни было очевидно, что она чувствовала къ мужу скоре отвращеніе, чмъ любовь. Когда заходила рчь о томъ, чтобы онъ оставилъ ее, если подетъ въ Среднюю Америку, она всегда выражала желаніе согласиться на это. Она похала бы съ нимъ, если бы онъ потребовалъ, но предпочла бы остаться въ Англіи. Потомъ также она говорила о немъ, когда онъ былъ живъ, съ презрніемъ и отвращеніемъ, и не противорчила отцу, когда онъ называлъ его безчестнымъ человкомъ. Ея жизнь была однимъ продолжительнымъ несчастіемъ, подъ тяжестью котораго она постепенно погибала. Теперь несчастіе отстранилось, здоровье ея поправлялось и какая-то нерадостная веселость возвращалась къ ней. Невозможно было сомнваться, что она знаетъ, какая тяжесть свалилась съ ея плечъ, а между тмъ она не позволяла упоминать о своемъ муж, не выказавъ чмъ-нибудь привязанности къ его памяти. Если онъ былъ дурной человкъ, то и другіе дурные люди есть. Есть много людей еще хуже его. Вотъ какъ она извиняла своего покойнаго мужа. Старикъ Вортонъ, дйствительно думавшій, что никогда въ жизни не зналъ человка хуже своего зятя, иногда становился сердитъ и наконецъ ршилъ, что совсмъ ничего не будетъ говорить. Но онъ не могъ молчать теперь.

Онъ, конечно, уже основалъ свои надежды на Артура Флечера. Онъ надялся, что любовь человка, котораго столько лтъ онъ считалъ своимъ будущимъ зятемъ, можетъ быть такъ постоянна и сильна, что онъ забудетъ все прошедшее и пожелаетъ спасти отъ несчастія свою дочь. Но когда время проходило посл происшествія на станціи, старикъ Вортонъ понялъ, что много должно пройти времени, прежде чмъ такое спасеніе будетъ принято. Все-таки, можетъ быть, присутствіе этого человка могло сдлать что-нибудь. До-сихъ-поръ никто изъ постороннихъ еще не обдалъ на Манчестерскомъ сквер. Она сама не принимала никого. Она выходила изъ дома только въ церковь, и то закутанная въ глубокій трауръ. Раза два она позволила прокатить себя въ экипаж, и оба раза отецъ здилъ съ нею. Ни одна вдова не соблюдала строже предписаній вдовьяго траура. Какимъ же образомъ ея отецъ могъ просить ее принять новаго обожателя — или какъ намекнуть ей, что для нея возможно имть обожателя? А между тмъ ему не хотлось отвтить на письмо Артура Флечера, не назначивъ, когда онъ можетъ наконецъ показаться на Манчестерскомъ сквер.

— Я получилъ письмо отъ Артура Флечера, сказалъ онъ своей дочери дня чрезъ два посл полученія письма.

Онъ сидлъ въ гостиной посл обда, и Эверетъ тоже былъ тутъ.

— Онъ въ Гертфордшир? спросила Эмилія.

— Нтъ, онъ въ Лондон, на своемъ мст въ Нижней Палат, я полагаю. Онъ хочетъ сказать мн что-то, и такъ какъ мы съ нимъ не встрчаемся, то онъ и написалъ. Онъ желаетъ видть тебя.

— Пока еще нельзя, папа.

— Онъ собирался обдать здсь.

— О! да, попросите его пріхать.

— Теб это ничего?

— Я пообдаю рано и не выйду. Я была бы такъ рада, если бы у васъ бывалъ кто-нибудь. Я не думала бы тогда, что я вамъ мшаю.

Но не этого желалъ Вортонъ.

— Мн этого не хотлось бы, душа моя. Разумется, онъ будешь знать, что ты дома.

— Честное слово, мн кажется, ты могла бы видться съ такимъ старымъ другомъ.

Она посмотрла на брата, потомъ на отца и залилась слезами.

— Разумется, къ теб не станутъ приставать, если это непріятно для тебя, сказалъ ей отецъ.

— Это такъ только первый разъ, сказалъ Эверетъ:— если ты ршишься на это, то потомъ найдешь, что такъ гораздо спокойне.

— Папа, сказала она медленно:— я знаю, что это значитъ. Его доброту я буду помнить всегда. Вы можете передать ему мои слова. Но я не могу еще видть его.

Они не приставали къ ней боле. Разумется, она поняла. Отецъ не могъ даже просить ее сказать слово, которое могло бы дать Артуру надежду въ какомъ-нибудь отдаленномъ времени.

Онъ отправился въ Нижнюю Палату на другой день и видлся тамъ съ своимъ молодымъ другомъ. Они ходили около часа по Вестминстерскому преддверію, говоря съ полной откровенностью.

— Кому въ этомъ польза, сказалъ Артуръ Флечеръ:— что она приноситъ себя въ жертву, какъ индійская вдова — и для такого человка? Разумется, я не имю права предписывать вамъ — можетъ быть, едва ли имю даже право высказывать мнніе.

— Имете, имете, имете!

— Мн кажется, что вы должны принудить ее бросить это. Зачмъ бы ей не похать въ Гертфордширъ?

— Со временемъ, Артуръ, современемъ.

— Но жизнь то уходитъ.

— Любезный другъ, если бы видли ее, вы узнали бы, какъ было бы напрасно торопить ее. Должно быть время.

Глава LXVI.
Конецъ сессіи.

Герцогъ Сент-Бёнгэй очень разочаровался. Онъ отнкивался, когда герцогиня увряла, что онъ положилъ корону на голову герцога Омніума, но, безъ сомннія, онъ чувствовалъ въ своемъ сердц, что онъ сдлалъ такъ многое къ достиженію этого, что его совту относительно вакантной Подвязки, данному такъ серіозно, должно было послдовать. Онъ былъ старикъ и зналъ секреты Кабинетныхъ Совтовъ, когда его младшій другъ былъ еще мальчикомъ. Онъ подавалъ совты лорду Джону и одинъ изъ первыхъ поздравилъ сер-Роберта Пиля, когда этотъ государственный человкъ сдлался приверженцемъ свободной торговли. Онъ засдалъ въ совт герцога Веллингтона и слушалъ смлый либерализмъ стараго графа Грея и въ Нижней, и въ Верхней Палат. Онъ всегда игралъ важную роль въ совщаніи, никогда не подавалъ совты непрошеные, не металъ жемчуга предъ свиньями и всегда осторожно избгалъ крайностей и съ той, и съ другой стороны. Онъ никогда не позволялъ себ имть своего собственнаго конька, никогда не былъ честолюбивъ, никогда не старался сдлаться предводителемъ. Но онъ думалъ, что когда со всею своей опытностью онъ говоритъ серіозно, то слдуетъ обращать вниманіе на его слова. Онъ не часто употреблялъ сильныя выраженія, а назвать дои-кихотствомъ поведеніе перваго министра казалось ему выраженіемъ очень сильнымъ. Но дон-кихотскій поступокъ былъ сдланъ и герцогъ Сент-Бёнгэй разочаровался.

Часа два онъ думалъ, что ему слдуетъ понемножку удаляться отъ всякихъ частныхъ совщаній съ первымъ министромъ. Подать въ отставку или затруднять образъ дйствій своего начальника было не въ его характер. Такая стратегія вошла въ моду уже посл того, какъ онъ выучился началамъ политики, и казалась ему очень гнусна. Но въ договорахъ всхъ партій должны быть внутреннія партіи, особенныя связи, откровенность сильне и пріятне тхъ, которыя связываютъ двадцать или тридцать человкъ, составляющихъ министерство. И теперь герцогъ Сент-Бёнгэй началъ думать, что долженъ оторваться отъ тхъ тсныхъ связей, которыя соединяли его съ герцогомъ Омніумомъ. Ужь конечно можно было послушать его совта, кого сдлать кавалеромъ ордена Подвязки — хотя бы только оттого, что этотъ совтъ подалъ онъ. Онъ держался поодаль дня два и даже въ Палат Лордовъ пересталъ нашептывать ласковыя и веселыя слова на ухо своему ближайшему сосду.

Но различныя воспоминанія столпились въ голов его мало-по-малу и принудили отказаться отъ его намренія. Между этими воспоминаніями первое мсто занималъ поцлуй, который онъ далъ герцогин. Она сказала ему, что любитъ его въ числ весьма немногихъ, кого она любила — и это слово прямо попало въ его старое сердце. Она просила его не оставлять ее, и онъ не только далъ ей это общаніе, но завершилъ это общаніе священнымъ поцлуемъ.

Онъ зналъ хорошо, почему она потребовала этого общанія. Буря въ душ ея мужа, страданіе, которое онъ иногда претерпвалъ, когда люди говорили о немъ дурно, отвращеніе, которое онъ сначала искренно чувствовалъ къ мсту, для котораго не считалъ себя способнымъ, а теперь постепенно возраставшая любовь къ власти — все это видла она и все это создало то одиночество, которое заставило ее потребовать общанія. Старый герцогъ хорошо зналъ ихъ обоихъ, но до-сихъ-поръ не думалъ, чтобы герцогиня чувствовала такую истинную преданность къ своему мужу. Теперь ему казалось, что если она не любила человка, то отдала все свое сердце первому министру. Онъ сочувствовалъ ей вполн и во всякомъ случа не могъ взять назадъ своего общанія.

Потомъ онъ вспомнилъ также, что если этотъ человкъ не исполнялъ всего какъ слдуетъ на томъ высокомъ мст, которое его заставили занять, то отвтственность лежала на немъ, герцог Сент-Бёнгэ, потому что онъ убдилъ его. Какое право имлъ онъ, герцогъ Сент-Бёнгэй, сердиться на то, что его другъ не былъ мудрецомъ во всхъ отношеніяхъ? Пусть Дроты, Друммонды, Бисваксы ссорятся между собою или съ своими товарищами. Онъ принадлежалъ къ другой школ, въ доктрин которой, можетъ быть, было мене сильныхъ ощущеній и боле страданія, но за то также и боле благородства. Во всякомъ случа онъ былъ слишкомъ старъ для того, чтобы измняться, и поэтому останется вренъ своему другу и въ хорошемъ, и дурномъ. Подумавъ обо всемъ этомъ, онъ опять сталъ шептать веселыя слова первому министру, когда они слушали доносы лорда Фона, лорда либерала, очень привыкшаго къ длу, но не принятаго въ коалицію.

Первый и второй разъ первый министръ очень холодно принялъ шопотъ. Онъ очень хорошо понялъ, почему шопотъ прекращался. Онъ послдовалъ своему собственному мннію вопреки совту своего стараго друга и таковъ былъ результатъ. Что же, пусть! Вс его друзья отвертываются отъ него и онъ останется одинъ. Онъ останется одинъ, пока маятникъ въ Нижней Палат не скажетъ ему, что пора уходить. Но постепенно ршительное добродушіе старика одержало верхъ.

— Онъ иметъ удивительную способность говорить вздоръ съ достоинствомъ второстепеннымъ, шепталъ раскаявающійся другъ, говоря о лорд Фон.

— Это очень честный человкъ, отвтилъ первый министръ.

— Честность-то побочная — заимствованная правилами изъ глупости. Въ ней нтъ истиннаго убжденія, выработаннаго мыслями.

Эта маленькая критика, какъ ни была сурова, произвела свое дйствіе и первый министръ сдлался мене несчастенъ.

Но лордъ Друммондъ не простилъ ничего. Онъ все еще занималъ свое мсто, но не разъ его видли въ секретныхъ совщаніяхъ съ сер-Орландомъ и Боффиномъ. Онъ не пытался скрывать свой гнвъ. Лордъ Ирлибирдъ! Старая баба! Никто другой въ Англіи но вздумалъ бы сдлать его кавалеромъ ордена Подвязки. Это не личное разочарованіе, говорилъ лордъ Друммондъ. Онъ безъ малйшаго огорченія увидалъ бы этотъ орденъ на другихъ перахъ. Но это сдлано просто для того, чтобы показать могущество герцога и дать свту понять, что онъ ничего не хочетъ длать для тхъ, кто поддерживаетъ его. Это просто безславно, прибавлялъ лордъ Друммондъ, принадлежать къ министерству, глава котораго можетъ такъ компрометировать себя! Сессія почти кончилась и лордъ Друммондъ думалъ, что никакого шага теперь сдлать нельзя. Но для него было ясно, что такое положеніе вещей продолжиться не можетъ.

Замтили, что лордъ Друммондъ и первый министръ никогда не говорили другъ съ другомъ въ Парламент, и что министръ колоній — лордъ Друммондъ занималъ это мсто — никогда не вставалъ съ своего мста посл награжденія лорда Ирлибирда, разв сказать слова два о длахъ, относившихся собственно къ его министерству. Очень скоро сдлалось извстно всмъ, что лордъ Друммондъ и первый министръ на ножахъ. И странно, что это ничтожное обстоятельство породило вообще неудовольствіе. Говорили, что герцогъ выказываетъ мнимую любовь къ добродтели, совративъ лорда Ирлибирда съ его настоящаго пути, заставляя ставить посл своего имени буквы К. О. П. Появилась статья, разумется въ ‘Знамени’, озаглавленная: ‘Добрыя дла нашего перваго министра’, въ которой надъ бднымъ лордомъ Ирлибирдомъ насмхались самымъ неприличнымъ образомъ и увряли, что это было сдлано какъ перевсъ смерти Фердинанда Лопеца. Потомъ въ стать говорилось, что или первый министръ поссорился съ своими товарищами, или его товарищи поссорились съ первымъ министромъ. Для мистера Слайда это было все-равно, но какъ бы то ни было, бдная страна должна страдать, если допустить подобное положеніе вещей. Всмъ извстно, что ни герцогъ Сент-Бёнгэй, ни лордъ Друммондъ не говорятъ теперь съ своимъ начальникомъ, до такой степени возмущены они его поведеніемъ. Единственный союзникъ перваго министра въ его Кабинет — ирландскій авантюристъ Финіасъ Финнъ. Лордъ Ирлибирдъ не читалъ ‘Знамени’ и преспокойно засдалъ на своемъ предсдательскомъ мст въ провинціяхъ. Но герцогъ Омніумъ читалъ все. Посл того, что случилось, онъ не смлъ показать этихъ статей своему другу герцогу. Онъ не смлъ сказать своему другу, что въ газетахъ пишутъ, что они не говорятъ другъ съ другомъ. Но каждое слово, написанное перомъ Слайда, вкоренялось въ его памяти и увеличивало его мученія. Въ голов герцога водворилась мысль, что Слайдъ оводъ, посланный для того, чтобы язвить его.

И, разумется, первый министръ самъ порицалъ себя за свой поступокъ. Главное мученіе людей съ такимъ характеромъ состоитъ въ томъ, что какъ ни сильна была бы ихъ ршимостъ сдлать какой нибудь поступокъ, какъ ни твердо убжденіе, что сдлать его слдуетъ, какъ только поступокъ этотъ сдланъ, возраженіе другихъ, недйствительныя до тхъ поръ, вдругъ принимаютъ видъ истины и силы. Ему не нравилось, что Слайдъ говорилъ ему, что онъ не долженъ былъ возстановлять противъ себя свой Кабинетъ, но когда онъ это сдлалъ, тогда онъ сталъ думать, что Слайдъ сказалъ правду. Какъ только лорду Ирлибирду было послано письмо, герцогъ Омніумъ увидалъ всю нелпость своего поступка. Съ какой стати уничтожать ему вс министерскія преданія? Питтъ, Пиль и Пальмерстонъ могли это сдлать, потому что они были необыкновенно сильны. Они сами сдлали себя первыми министрами и сохраняли свою власть противъ всего свта. Но онъ — такъ онъ говорилъ себ ежедневно — занималъ это мсто только потому, что въ то время нельзя было найти никого другого. Слдовательно, не былъ ли онъ обязанъ держаться преданій министерства, обязанъ по совту такого опытнаго и такого правдиваго человка, какъ герцогъ Сент-Бёнгэй? И для кого онъ нарушилъ эти преданія, отклонилъ этотъ совтъ? Для человка, который не имлъ возможности помочь ни ему, никакому другому министру, самыя занятія котораго въ жизни не согласовались съ пріобртеніемъ подобныхъ почестей. Онъ могъ теперь видть свое упрямство и могъ возненавидть свою мнимую любовь къ добродтели.

— Ты видлъ лорда Ирлибирда въ новомъ орден? спросила его жена.

— Я не знаю лорда Ирлибирда по наружности, отвтилъ онъ сердито.

— Его никто не знаетъ. Но ему слдовало бы показаться теб, если бы въ немъ была хоть искра признательности. На сколько я могла узнать, ты для него пожертвовалъ министерствомъ.

— Я исполнилъ мою обязанность какъ умлъ, сказалъ герцогъ почти свирпо:— и не твое бы дло упрекать меня въ ошибкахъ.

— Плантадженетъ!

— Меня выводятъ изъ себя, продолжалъ онъ:— и ты убиваешь меня, когда идешь противъ меня.

— Я иду противъ тебя? Что же такое я сказала?

А между тмъ она сама горько раскаявалась, что позволила себ на минуту вернуться къ тому шутливому тону, которымъ она обыкновенно говорила съ мужемъ, прежде чмъ поняла всю силу его страданій.

— Если теб непріятно, что я говорю, конечно, я буду молчать.

— Не повторяй мн того, что этотъ человкъ говоритъ въ своей газет.

— Теб не слдовало обращать вниманіе на этого человка, Плантадженетъ. Теб не слдовало брать въ руки эту газету.

— Разв я долженъ бояться читать то, что обо мн говорятъ? Никогда! Но теб не слдуетъ повторять этого по-крайней-мр, если это ложь.

Она не читала этой статьи, а то конечно не повторила бы обвиненія, заключавшагося въ ней.

— Я не поссорился ни съ кмъ изъ моихъ товарищей. Если такой человкъ, какъ лордъ Друммондъ, вздумалъ считать себя обиженнымъ, разв я долженъ унижаться предъ нимъ? Меня боле всего поражаетъ въ этомъ злость свта. Бывало, привяжутъ медвдя къ столбу да и наускаютъ собакъ терзать несчастное животное. Теперь почти то же самое, только вмсто медвдя тшатся надъ человкомъ.

— Никогда не буду помогать собакамъ, сказала она, подходя къ нему и обнявъ его рукою.

Онъ зналъ, что поступилъ по дон-кихотски, и сидя въ своей комнат, громко повторялъ себ это слово, такъ что наконецъ началъ опасаться, что пожалуй сдлаетъ это при другихъ. Но сдланнаго передлать было нельзя. Онъ могъ располагать единственнымъ орденомъ Подвязки и отдалъ его лорду Ирлибирду. Онъ говорилъ себ, но не совсмъ правильно, что это былъ единственный поступокъ, который онъ принялъ на свою собственную отвтственность съ-тхъ-поръ, какъ сдлался первымъ министромъ.

Прошелъ іюль и наконецъ ршили, что сессія кончится одиннадцатаго августа. Многіе члены очень разсердились. И въ іюн и іюл говорили, что сессія кончится рано, а между тмъ не умли устроить такъ, чтобы не удержать членовъ Парламента въ Лондон до одиннадцатаго августа. Этого никогда не бывало прежде. Въ этомъ виноватъ былъ Монкъ. Конечно, энергичный министръ можетъ имть вліяніе на мшкотныхъ товарищей, но когда первый министръ такъ слабъ, то мшкотность неизбжна. Въ этомъ отношеніи конечно и Монкъ, и герцогъ могли быть виноваты, но ихъ осуждали такъ, какъ будто они для своего собственнаго удовольствія удерживали членовъ Парламента въ Лондон. Но въ сущности ихъ не удержали. Они ворчали и сердились, а потомъ убжали, но ворчаніе слышалось и посл ихъ отъзда.

— Ну, что вы думаете обо всемъ этомъ? сказалъ однажды герцогъ Монку въ Казначейств, принимая видъ веселаго добродушія.

— Я думаю, отвчалъ Монкъ: — что страна благоденствуетъ. Я не знаю, помню ли, чтобы торговля когда-нибудь была такъ удовлетворительна.

— Ахъ! да. Это все прекрасно для страны, и я полагаю, должно насъ удовлетворять.

— Это удовлетворяетъ меня, сказалъ Монкъ.

— И меня въ нкоторомъ отношеніи. Но если бы вы ходили въ очень узкихъ сапогахъ, съ болью въ ногахъ, могли ли бы вы тогда радоваться извстію, что плата земледльцамъ въ томъ приход возвысилась до шести пенсовъ въ недлю?

— Я снялъ бы сапоги и тогда бы посмотрлъ, сказалъ Монкъ.

— Я именно это и думаю сдлать. Если я сниму свои сапоги, все это благоденствіе будетъ такъ пріятно для меня! Но видите, вы не можете снять сапоговъ въ обществ. И, можетъ быть, что вамъ предстоитъ прогулка и что никакіе сапоги для вашихъ ногъ не будутъ хуже этихъ узкихъ.

— Мы скоро снимемъ наши сапоги, герцогъ, сказалъ Монкъ, говоря о прекращеніи длъ.

— А когда мы снимемъ ихъ совсмъ? Шутки въ сторону, ихъ надо носить, если страна требуетъ этого.

— Это конечно, герцогъ.

— И можетъ быть, мы съ вами думаемъ, что сапоги эти можно носить съ пользою. Что страна скажетъ на это?

— Страна не скажетъ ничего противъ этого. Противъ насъ не было большинства въ этой сессіи ни по одному министерскому вопросу.

— Но большинство противъ насъ уменьшалось. Что сдлаетъ Нижняя Палата съ поправкою лордовъ билля о банкрутств?

Билль этотъ былъ представленъ Нижнею Палатой, а не министерствомъ. Въ Верхней Палат его приняли и возвратили съ поправкою лорда канцлера. Слдовательно, теперь это была мра почти министерская. Обсужденіе этой мры было одною изъ причинъ продолжительныхъ засданій въ Палатахъ.

— Грогрэмъ говоритъ, что примутъ поправки.

— А если не примутъ?

— Ну тогда, сказалъ Монкъ: — лорды должны будутъ согласиться на нашъ отказъ.

— И мы будемъ побиты, сказалъ герцогъ.

— Несомннно.

— И побиты просто потому, что Парламентъ желаетъ насъ побить. Мн сказали, что сер-Тимоти Бисваксъ намренъ говорить и собирать голоса противъ поправокъ.

— Какъ! сер-Тимоти съ одной стороны, а сер-Грегори съ другой?

— Такъ лордъ Рамсденъ сказалъ мн, отвтилъ герцогъ.

— Если такъ, что намъ длать?

— Конечно, не выходить въ отставку въ август, замтилъ Монкъ.

Когда пришло время для обсужденія поправокъ лордовъ въ Нижней Палат — а это случилось не прежде восьмого августа — вышло именно такъ, какъ говорилъ герцогъ. Сер-Грегори Грогрэмъ очень поддерживалъ поправки лордовъ, къ чему обязывала его честь. Поправки сдлалъ его начальникъ лордъ-канцлеръ и разсуждалъ о нихъ съ сер-Грегори прежде чмъ он были предложены. Онъ говорилъ очень серіозно, но изъ самой его серіозности было очевидно, что онъ ожидаетъ сильной оппозиціи. Тотчасъ посл него всталъ сер-Тимоти.

Сер-Тимоти былъ человкъ съ большими претензіями, считавшій себя не только адвокатомъ, но и юристомъ. Онъ считалъ себя также политическимъ магнатомъ. Онъ приступилъ къ длу очень подробно, началъ тмъ, что это вопросъ не партіи, но что билль, который онъ имлъ честь поддерживать, былъ биллемъ частнаго лица и былъ принятъ министерствомъ. Онъ былъ измненъ въ Верхней Палат по указаніямъ его благороднаго друга сер-Грегори, но съ этими измненіями онъ принужденъ не согласиться. Потомъ онъ насказалъ много непріятныхъ вещей противъ лорда-канцлера и еще съ большей колкостью напалъ на то, что онъ называлъ измнившимися мнніями его благороднаго и ученаго друга генерал-атторнея. Потомъ онъ сдлалъ нсколько не весьма лестныхъ намековъ на перваго министра, котораго обвинялъ въ излишней сдержанности съ его подчиненными.

Эта рчь была очевидно придумана и сказана съ умысломъ повредить коалиціи, къ которой въ то время принадлежалъ онъ самъ. Многіе замтили, что времена очень перемнились, если такой образъ дйствія принимается Нижнею Палатой. Но сер-Тимоти Бисваксъ принялъ теперь такой образъ дйствія, и принялъ такъ успшно, что поправки лордовъ были отвергнуты и министерство побждено большинствомъ голосовъ почти своей партіи.

— Что мн длать? спросилъ первый министръ стараго герцога.

Отвтъ стараго герцога былъ совершенно такой же, какой далъ Монкъ.

— Мы не можемъ выходить въ отставку въ август.

А потомъ продолжалъ:

— Мы должны продолжать и посмотрть, какъ пойдутъ дла въ начал будущей сессіи. Главный вопросъ состоитъ въ томъ, не слдуетъ ли предложить сер-Тимоти выйти въ отставку.

Засданія кончились и остававшіеся до конца наконецъ ухали изъ Лондона какъ можно поспшне.

Глава LXVII.
Мистрисъ Лопецъ собирается ухать.

Герцогиня Омніумъ была вовсе не самая скромная женщина на свт. Въ этомъ сознавались ея лучшія друзья, и это былъ самый большой порокъ, приписываемый ей ея худшими врагами. Въ своемъ желаніи насказать колкостей она говорила колкости неумстныя, а желая выказать добродушіе, она часто наносила обиды. Узжая изъ Лондона, она сдлала нескромное предложеніе своему мужу.

— Теб все-равно, если я приглашу въ Мачингъ мистрисъ Лопецъ? У насъ будутъ очень не многіе.

Для слуха герцога имя Лопеца было ужасно. Все, что напоминало герцогу этого несчастнаго и эту несчастную трагедію, было для него ударомъ ножа. Герцогин слдовало бы знать, что всякаго сношенія герцога съ вдовою этого человка слдовало избгать, а не искать.

— Объ этомъ, не можетъ быть и рчи, сказалъ герцогъ, выпрямившись.

— Почему не можетъ быть и рчи?

— На это есть тысяча причинъ. Я не могу на это согласиться.

— Такъ я ничего боле не буду объ этомъ говорить. Но тутъ цлый романъ — нчто очень трогательное.

— Неужели ты хочешь сказать, что у нея есть… обожатель?

— Да.

— Она такъ недавно лишилась своего мужа, да еще такимъ ужаснымъ образомъ! Если такъ, то я мене прежняго желаю видть ее.

— А! это потому, что ты не знаешь ея исторіи.

— И не желаю знать.

— Человкъ, который теперь желаетъ на ней жениться, зналъ ее задолго до знакомства ея съ Лопецомъ и сватался за нее нсколько разъ. Онъ прекрасный человкъ и ты его знаешь.

— Я предпочитаю не слышать объ этомъ боле, сказалъ герцогъ, уходя.

Планъ герцогини пригласить Эмилію въ Мачингъ такъ этимъ и кончился. Но планъ этотъ едва ли бы удался, даже если бы герцогъ не воспротивился. Но герцогиня все-таки не отказалась отъ своего намренія выказать дружелюбіе вдов. Она сдлала Лопецу вредъ. Мистрисъ Лопецъ понравилась ей. А теперь она старалась взять за руку Артура Флечера. Поэтому она пріхала на Манчестерскій скверъ за день до отъзда въ Мачингъ и оставила карточку съ запискою. Это было пятнадцатаго августа, когда Лондонъ былъ уже пустъ. На улицахъ въ Вест-Энд не виднлось никого, дома были заперты. Въ конторахъ сидло по-двое и по-трое несчастныхъ, которые утшались чтеніемъ романовъ за своими конфорками. Половина извощиковъ, вроятно, отправились въ приморскіе города или отдыхали на своихъ постеляхъ. Лавки еще были открыты, но вс порядочные лавочники разъхались или въ Швейцарію, или въ свои приморскія виллы. Герцогиня Омніумъ однако была еще въ Лондон, и герцога можно было видть, когда онъ входилъ чрезъ задній ходъ въ Казначейство каждый день въ одиннадцать часовъ. Уорбертонъ находилъ это нестерпимымъ, потому что ему хотлось стрлять тетеревей, но онъ скоре погибъ бы, чмъ сказалъ слово.

Герцогиня не изъявляла желанія видть мистрисъ Лопецъ, а просто оставила свою карточку и записку. Она писала, что не хотла ухать изъ Лондона, не навстивъ мистрисъ Лопецъ, хотя не проситъ позволенія быть принятой. Она надялась, что здоровье мистрисъ Лопецъ поправляется и что по возвращеніи въ Лондонъ ей будетъ дозволено возобновить знакомство. Записка была очень проста и не могла быть принята иначе, какъ въ дружелюбномъ тон. Будь она просто мистрисъ Паллизеръ, а ея мужъ младшимъ писаремъ въ Казначейств, ея посщеніе и тогда было бы вжливостью, тмъ не мене оно было вжливо, что его сдлала герцогиня Омніумъ и жена перваго министра. Но между всми знакомыми бдной вдовы только одна герцогиня осмлилась сдлать визитъ посл самоубійства Лопеца. Мистрисъ Роби не велли бывать. Леди Юстэсъ сурово отказали. Даже старуха мистрисъ Флечеръ, будучи въ Лондон, посл весьма торжественнаго свиданія съ Вортономъ, удовольствовалась тмъ, что просила передать Эмиліи свою любовь. Такимъ образомъ мысль о заточеніи сдлалась какъ-то естественною для Эмиліи. Чмъ боле заточеніе продолжалось, тмъ казалось ей невозможне разстаться съ своимъ уединеніемъ. Но ей принесла удовольствіе записка герцогини.

— Она хочетъ оказать вжливость, папа.

— О! да, но есть люди, вжливость которыхъ теб не нужна.

— Конечно. Мн не нужна вжливость этой противной леди Юстэсъ. Но эту вжливость я могу понять. Она думаетъ, что сдлала Фердинанду вредъ.

— Когда ты начнешь, душа моя — и я надюсь, что это будетъ скоро — возвращаться въ свтъ, теб будетъ, я думаю, гораздо пріятне находиться между людьми твоего кружка.

— Я не желаю возвращаться въ свтъ, сказала Эмилія, горько рыдая.

— Но я желаю, чтобы ты воротилась. Вс, знающіе тебя, желаютъ этого. Только не начинай съ этого конца.

— Неужели вы предполагаете, папа, что я желаю хать къ герцогин?

— Я желаю, чтобы ты похала куда-нибудь. Теб не можетъ быть полезно оставаться здсь. Я даже буду находить съ твоей стороны дурнымъ, или по-крайней-мр малодушнымъ, если ты будешь продолжать сидть взаперти.

— Куда же мн хать? спросила она умоляющимъ голосомъ.

— Въ Вортонъ. Я ршительно думаю, что теб слдуетъ прежде всего хать туда.

— Позжайте туда, папа, а меня оставьте здсь — только на этотъ разъ. Въ будущемъ году и я поду — если они меня пригласятъ.

— А меня, можетъ быть, тогда не будетъ на свт.

— Не говорите этого, папа. Разумется, всякій можетъ умереть.

— Я конечно безъ тебя не поду. Въ этомъ ты можешь быть уврена. Могу ли я оставить тебя одну въ август и сентябр въ этомъ большомъ, мрачномъ дом? Если ты останешься, останусь и я.

Теперь это значило гораздо боле, чмъ въ прежніе годы. Посл смерти Лопеца Вортонъ ни разу не обдалъ въ Эльдон. Онъ возвращался домой аккуратно въ шесть часовъ, сидлъ съ дочерью часъ предъ обдомъ, а потомъ оставался съ нею цлый вечеръ. Точно будто онъ ршился заставить ее покинуть уединеніе изъ уваженія къ нему. Она умоляла его похать въ клубъ поиграть въ вистъ, но онъ никогда не соглашался. Нтъ, онъ не находилъ теперь удовольствія бывать въ Эльдон и разлюбилъ играть въ вистъ. Такъ говорилъ онъ, но наконецъ объяснился ясне.

— Ты скучаешь здсь цлый день и я не хочу оставлять тебя по вечерамъ.

Въ этомъ была какая-то упорная нжность, которой она не ожидала судя по его прошлой жизни. Поэтому, когда онъ сказалъ, что не подетъ въ деревню безъ нея, она почти принуждена была уступить.

Она и уступила бы тотчасъ, если бы не боялась одного. Какъ могла она удостовриться, что Артура Флечера не будетъ тамъ? Разумется, онъ будетъ въ Лонгбарнс, а какъ могла она не допустить его пріхать изъ Лонгбарнса въ Вортонъ? Она не могла ршиться спросить объ этомъ отца, но чувствовала непреодолимое нежеланіе находиться въ присутствіи Артура. Разумется, она любила его. Разумется, въ цломъ свт онъ былъ всхъ дороже для нея. Разумется, если бы она могла смыть прошлое, какъ смываютъ грязь мокрымъ полотенцемъ, если бы могла снять трауръ съ своей души, какъ съ своего тла, она сдлалась бы женою Артура съ величайшей радостью. Но, по ея мннію, ея чувства къ нему были постыдны. Она допускала его ласки, пока Лопецъ былъ еще ея мужемъ — мужемъ, дурно обращавшимся съ нею, обманувшимъ ее, старавшимся вовлечь ее въ глубину своихъ низостей. Но теперь она не могла перенести мысли, чтобы Артуръ дотронулся до нея. Она думала, что вс законы женственности запрещаютъ ей думать о другой любви. Для нея ничего боле не оставалось кром траура и слезъ. Она надлала все это собственнымъ упрямствомъ и не могла искупить этого предъ своими родными, предъ свтомъ и предъ своими собственными чувствами иначе, какъ осушивъ чашу несчастія до дна. Даже думать о радости было бы съ ея стороны измной. На этотъ разъ она не уступила своему отцу, побдивъ его, какъ побждала прежде, умоляющими взглядами скоре чмъ словами.

Но дня два спустя отецъ пришелъ къ ней съ доводами совершенно другого рода. Онъ долженъ былъ немедленно хать въ Вортонъ вслдствіе очень важнаго письма, которое получилъ отъ сер-Элореда. Читатель, можетъ быть, помнитъ, что наслдникъ титула и помстья сер-Элореда былъ племянникъ, къ которому онъ не имлъ никакой привязанности. Этотъ Вортонъ былъ отвергнутъ всми Вортонами какъ мотъ и пьяница. Нсколько лтъ тому назадъ сер-Элоредъ старался спасти этого человка и, можетъ быть, истратилъ на это боле денегъ, чмъ позволяло благоразуміе, если принять въ соображеніе, что онъ былъ обязанъ обезпечить своихъ дочерей, такъ какъ посл его смерти все помстье должно было перейти къ этому негодяю. Деньги лились какъ вода цлый годъ и не принесли ровно никакой пользы. Посл этого нельзя было имть никакой надежды. Этотъ человкъ былъ крпкаго здоровья и повидимому долговченъ, онъ женился на какой-то женщин, которую взялъ съ улицы. Это было его послднимъ извстнымъ подвигомъ и съ той минуты даже его имя не произносилось въ Вортон.

Теперь было получено извстіе о его смерти. Онъ погибъ въ попытк перейти какіе-то глетчеры въ Швейцаріи, но мало-по-малу выяснилось, что глетчеръ былъ не такъ опасенъ, какъ водка, которою онъ угостилъ себя, отправляясь въ путь. Какъ бы то ни было, онъ умеръ. Это сообщалось наврно въ письм сер-Элореда. И онъ также зналъ наврно, что племянникъ его не оставилъ сына.

Эти извстія были такъ же важны для Вортона, какъ и для сер-Элореда — и еще важне для Эверета Вортона, чмъ для обоихъ ихъ, такъ какъ онъ долженъ сдлаться наслдникомъ всего посл смерти этихъ стариковъ. Теперь онъ путешествовалъ на яхт съ однимъ другомъ, и даже адресъ его былъ неизвстенъ. Письма посылались къ нему въ Обань и пожалуй дойдутъ къ нему не прежде мсяца. Но въ человк съ характеромъ сер-Элореда эта катастрофа произвела большую перемну. Наслдника его титула и мннія онъ былъ обязанъ любить и уважать — если только на это была малйшая возможность. Съ прежнимъ наслдникомъ на это возможности не было. Но Эверета Вортона онъ всегда любилъ. Эверетъ не осуществлялъ всхъ желаній отца и дяди. Но его недостатки могли бы превратиться въ добродтели отъ обладанія титуломъ и имніемъ. Нерасположеніе къ какой бы то ни было профессіи и способность къ парламентской жизни были приличны молодому человку, который не только былъ наслдникомъ Вортонскаго помстья, но и половины отцовскихъ денегъ.

Сер-Элоредъ выражалъ въ своемъ письм надежду, что Эверета увдомятъ немедленно. Онъ написалъ бы самъ, если бы зналъ адресъ Эверета. Но онъ зналъ, что его двоюродный братъ въ Лондон, и просилъ своего двоюроднаго брата пріхать тотчасъ въ Вортонъ. Эмилія, писалъ онъ, разумется, прідетъ съ отцомъ. Пришли тоже длинныя письма отъ Мэри Вортонъ и даже отъ леди Вортонъ къ Эмиліи. Должно быть, Вортоны были очень взволнованы, если леди Вортонъ ршилась написать длинное письмо. Вортоны были очень взволнованы. Энтузіазмъ ихъ при полученномъ извстіи доходилъ почти до неистовства. Имъ казалось, что каждый арендаторъ, каждый работникъ въ помсть и жена каждаго арендатора и работника будутъ находиться въ ненормальномъ состояніи и неспособны исполнять своихъ обязанностей, пока не увидятъ Эверета какъ наслдника имнія. Леди Вортонъ даже сообщала Эмиліи, какая спальня приготовлена для Эверета — спальня гораздо почетне той, которую онъ до-сихъ-поръ занималъ тамъ. Потомъ теперь можно сдлать многое такое, что прежде было невозможно. Можно было срубать деревья, строить, покупать и продавать землю, и все это придавало новую жизнь сер-Элореду. Когда имніемъ можешь пользоваться только пожизненно, гораздо пріятне имть наслдникомъ друга, который можетъ бывать въ имніи, чмъ врага, котораго надо держать поодаль. Всми этими удовольствіями могъ теперь пользоваться сер-Элоредъ, если старый наслдникъ можетъ подавать ему совты, а молодой оказывать помощь.

Это извстіе нсколько взволновало и обитателей Манчестерскаго сквера. Для самого старика Вортона это не могло составить большой разницы. Онъ былъ въ однихъ лтахъ съ баронетомъ и не считалъ возможнымъ сдлаться его наслдникомъ. Но наслдство это могло быть полезно его сыну, а онъ теперь съ сыномъ находился въ хорошихъ отношеніяхъ. Онъ убдился, что Лопецъ употреблялъ вс силы, чтобы разлучить ихъ, и поэтому боле прежняго привязался къ сыну.

— Намъ надо хать сейчасъ, сказалъ онъ дочери, какъ будто забывъ въ эту минуту о ея несчастій.

— Вамъ и Эверету слдуетъ тамъ быть.

— Господь вдаетъ, гд Эверетъ. Я долженъ тамъ быть и полагаю, что въ такомъ случа ты удостоишь похать со мною.

— Удостою! что это значитъ, папа?

— Ты знаешь, что я не могу хать одинъ. О томъ, чтобы я оставилъ тебя здсь, не можетъ быть и рчи.

— Почему, папа?

— Въ такое время вся семья должна собраться вмст. Разумется, они обидятся, если ты не подешь. Что подумаетъ леди Вортонъ, если ты откажешься посл такого письма? Я обязанъ сказать теб, что ты должна хать. Ты не можешь думать, что поступаешь хорошо, отталкивая всхъ своихъ друзей.

Онъ говорилъ еще долго въ томъ же тон, который показывалъ, что отцовская нжность уже истощилась. Слова его были грубе и повелительне, чмъ все, что онъ говорилъ ей посл того, какъ она сдлалась вдовою, но они также и подйствовали сильне. Чрезъ двадцать-четыре часа посл этого разговора Эмилія была принуждена уступить, и Вортону послали телеграмму — не первую посл полученія извстія — что Эмилія прідетъ съ отцомъ. Еще два дня должны они были приготовляться къ своей поздк.

Эти приготовленія для Эмиліи были такъ грустны, что разбили почти ея сердце. Она еще носила самый глубокій трауръ. А теперь ей надо было какъ-нибудь уменьшить эти траурные знаки, которые висли около ея лица и плечъ. Потомъ какъ ей держать себя тамъ? Нельзя было ожидать, чтобы Вортоны заключили себя въ уединеніе ради ея горя. Самая перемна обстоятельствъ привлечетъ Флечеровъ въ Вортонъ — какъ же она будетъ смотрть на него, какъ отвчать ему, если онъ заговоритъ съ нею нжно? Женщин очень трудно лгать человку, когда она любитъ его. Слова она можетъ произнести. Она можетъ уврять его, что равнодушна къ нему. Но если женщина дйствительно любитъ, какъ она любитъ этого человка, то пальцы ея дрожатъ отъ прикосновенія къ рук его, въ глазахъ ея виднется выраженіе, которое она не можетъ скрыть. Она не можетъ удержаться, чтобы не обращать особеннаго вниманія на его слова. Она обожаетъ кумиръ и неможетъ сдержать своего восторга. Все это Эмилія чувствовала очень хорошо, но она чувствовала въ то же время, что никогда не проститъ себ, если обнаружитъ свою любовь выраженіемъ глазъ, тономъ словъ, движеніемъ пальцевъ. Какъ! можетъ ли она любить опять посл своей ошибки, посл Такой катастрофы?

Вечеромъ наканун отъзда явился самъ Эверетъ. Это было около шести часовъ и онъ узжалъ изъ Лондона съ вечернимъ поздомъ. Онъ получилъ извстіе на шотландскомъ берегу и помчался въ Лондонъ, телеграфируя въ Вортонъ. Разумется, онъ чувствовалъ, что погибель родственника на глетчерахъ — отъ водки или льду, это было ему все-равно — сдлала его изъ нуля однимъ изъ важныхъ людей на свт. Онъ согласился съ отцомъ, что сестра обязана хать въ Вортонъ, и находился теперь въ такомъ положеніи, что могъ говорить повелительно объ обязанностяхъ членовъ его фамиліи. Онъ не могъ подождать даже одну ночь для того, чтобы хать вмст съ отцомъ и сестрою. Сер-Элоредъ не имлъ терпнія ждать. Сер-Элоредъ требовалъ его въ Гертфордширъ. Сер-Элоредъ писалъ, что онъ какъ наслдникъ обязанъ пріхать какъ можно скоре. Отецъ улыбался, но одобрительно. Эверетъ похалъ вечеромъ, оставивъ отца и сестру слдовать за нимъ утромъ.

Глава LXVIII.
Политическія врованія перваго министра.

Герцогъ, прежде чмъ ухалъ въ Мачингъ, два раза напоминалъ Финіасу Финну, что ожидаетъ его тамъ чрезъ нсколько дней.

— Герцогиня говоритъ, что ваша жена прідетъ завтра, сказалъ ему герцогъ въ день своего отъзда.

Но Финіасъ пріхать не могъ. Служба требовала его присутствія на верфяхъ и корабляхъ, и онъ отложилъ свое посщеніе до конца сентября.

Когда онъ отправился въ Мачингъ, ему предстояло двойное удовольствіе — встрча съ женою и благороднымъ хозяиномъ и хозяйкою. Онъ нашелъ тамъ небольшое общество, но не такое маленькое, какъ герцогиня говорила ему.

— Разумется, ваша жена будетъ у насъ, мистеръ Финнъ. Она добра и не броситъ меня въ моихъ непріятностяхъ. Вроятно, будетъ тамъ и леди Розина де-Курси. Леди Розина для герцога то же, что ваша жена для меня. Кажется, никого больше не будетъ — кром, можетъ быть, мистера Уорбертона.

Но леди Розины въ Мачинг не было. Вмсто леди Розины тамъ были герцогъ и герцогиня Сент-Бёнгэй съ дочерьми, два-три человка изъ фамиліи Паллизеровъ съ женами и Баррингтонъ Ирль. Былъ также епископъ съ женою и трое-четверо другихъ, такъ что общество нельзя было назвать небольшимъ.

— Мы приглашали мистера Рэтлера, шепнула герцогиня Финіасу:— но онъ отказался съ разными высокопарными комплиментами. Если мистеръ Рэтлеръ не захотлъ быть въ дом перваго министра, ужь наврно случится что-нибудь.

Финіасъ скоро примтилъ, что обращеніе герцога къ нему совершено измнилось, до такой степени даже, что Финіасъ былъ принужденъ сознаться, что не понималъ характера герцога. До сихъ поръ онъ не находилъ герцога пріятнымъ въ разговор. Оглядываясь назадъ, онъ не могъ даже вспомнить, разговаривалъ ли когда съ герцогомъ. Герцогъ какъ будто тотчасъ замыкался самъ въ себ, какъ только произносилъ нсколько словъ, требуемыхъ обстоятельствами. Была ли это надменность или застнчивость, Финіасъ не зналъ. Его жена говорила, что герцогъ застнчивъ. Но и надменность произвела бы точно такое дйствіе. Но теперь онъ улыбался, и хотя былъ нсколько холоденъ сначала, скоро принялъ обращеніе пріятнаго деревенскаго хозяина.

— Вы стрляете, сказалъ герцогъ.

Финіасъ стрлялъ? но не очень любилъ охоту на птицъ.

— Но вы охотитесь съ гончими?

Финіасъ очень любилъ эту охоту.

— Я начинаю думать, сказалъ герцогъ:— что я сдлалъ ошибку, не занимаясь этими вещами. Когда я былъ очень молодъ, я отказался отъ нихъ, потому что мн казалось, что другіе посвящаютъ имъ слишкомъ много времени. Этакъ пожалуй и сть не надо, потому что есть обжоры.

— Съ тою разницей, что если не будешь сть, то умрешь.

— Хлбъ пожалуй поддержалъ бы жизнь, но можно сть и мясо, не будучи обжорой. Я очень часто сожалю, что я избгалъ развлеченій, особенно такихъ, которыя сближали бы меня съ другими. Человкъ бываетъ одинъ, когда читаетъ, пишетъ и думаетъ. Даже засдая въ Парламент, онъ почти одинъ, хотя его окружаетъ толпа. А едва ли человкъ можетъ быть полезенъ вполн, если не будетъ знать своихъ ближнихъ, а какъ же онъ ихъ узнаетъ, если сидитъ взаперти? Если бы мн пришлось начинать сызнова, мн кажется, я сталъ бы раздлять развлеченія другихъ.

Вскор посл этого герцогъ спросилъ Финіаса, подетъ ли онъ на охоту утромъ.

Финіасъ объявилъ, что у него такъ много дла, что онъ не можетъ позволить себ никакихъ развлеченій прежде второго завтрака.

— Такъ вы потомъ пойдете со мною погулять, продолжалъ герцогъ.— Я ничего такъ не люблю, какъ прогулку пшкомъ. Тамъ, гд рка окаймляетъ паркъ, есть очень хорошенькія мста. Я покажу вамъ то мсто, гд сер-Гай Паллизеръ совершилъ подвигъ, за который король подарилъ ему это помстье. Хорошее было время въ Англіи, когда человкъ могъ получить полдюжины приходовъ за то, что могъ угодить королю!

— А если бы онъ не угодилъ королю?

— Тогда съ нимъ могло бы случиться что-нибудь другое. Но я съ удовольствіемъ могу сказать, что сер-Гай былъ совершенншій придворный.

На прогулку отправились, хорошенькія мста у рки видли, но смотрли на нихъ безъ большого интереса и о подвиг сер-Гая боле не упоминали. Разговоръ перешелъ на другіе предметы. Разумется, первый министръ пустился въ разсужденія о будущей сессіи. Для Финіаса скоро сдлалось ясно, что герцогъ не желаетъ выходить въ отставку, хотя онъ очень откровенно говорилъ о вроятной необходимости сдлать это. Въ настоящую минуту онъ находился въ самомъ лучшемъ расположеніи духа. Онъ гулялъ въ своемъ собственномъ помсть, онъ могъ видть благосостояніе около себя. Мсто это онъ любилъ боле всхъ другихъ мстъ. Его спутникъ нравился ему и съ нимъ онъ могъ говорить откровенно. Но все еще въ немъ таилось чувство о какой-то обид, отъ котораго онъ не могъ освободиться. Разумется, онъ не сознавалъ, что обращался надменно съ сер-Орландомъ, сер-Тимоти и другими. Но онъ сознавалъ, что былъ къ нимъ правдивъ, а они съ нимъ вроломны. Годъ тому назадъ предъ нимъ была цль, которой онъ могъ достигнуть, призъ, который былъ для него доступень. Его ожидало спокойствіе удаленія отъ длъ, которымъ онъ хотлъ воспользоваться, какъ только чувство долга позволитъ ему сдлать это. Но теперь перспектива этого счастія постепенно отдалялась отъ него. Удаленіе отъ длъ уже не было для него выигрышнымъ призомъ. Ядъ власти и величія вошелъ въ его кровь. Заглядывая впередъ, онъ скоре боялся, чмъ желалъ удаленія отъ длъ.

— Вы думаете, что все пойдетъ противъ насъ? спросилъ онъ.

Финіасъ думалъ это. Едва ли былъ хоть одинъ человкъ въ этой партіи, который не думалъ бы этого. Когда одна втвь коалиціи постепенно отпадаетъ, другая втвь не можетъ долго процвтать. Потомъ оттнки политической коалиціи такъ безцвтны и непривлекательны, что ихъ терпятъ только пока нтъ боле яркихъ цвтовъ.

— Что же, сказалъ Финіасъ:— министерство было не дурное, оно принесло пользу стран и длилось доле чмъ многіе ожидали.

— Если оно принесло пользу стран, то это значитъ все. По-крайней-мр, должно бы значить все. Тотъ государственный человкъ, для котораго это не значитъ все, долженъ быть самъ не въ порядк.

Герцогъ этимъ читалъ нравоученіе самому себ. Онъ говорилъ себ, что хотя видитъ лучшій путь, однако позволяетъ себ итти по пути худшему, потому что не одинъ Финіасъ, не одинъ старый герцогъ, не одна герцогиня видли перемну, видлъ ее и самъ первый министръ, хотя не могъ сладить съ собою.

— Я иногда думаю, сказалъ онъ:— что мы, которыхъ случай заставилъ вмшаться въ политическую игру, иногда не даемъ себ времени подумать о томъ, что мы сдлаемъ.

— Можетъ быть, человку приходится работать такъ усиленно, сказалъ Финіасъ:— потому что ему нтъ времени думать.

— Или, вроятно, онъ такъ занятъ борьбою партій, что не иметъ достаточно хладнокровія для размышленія. Мн кажется, что многіе — кого мы съ вами знаемъ — выбираютъ политическую профессію не только безъ всякихъ политическихъ убжденій, но даже не видятъ, слдуетъ ли имъ имть ихъ. Случай приводитъ молодого человка подъ руководство старшаго, или онъ происходитъ отъ семейства виговъ, какъ было со мною, или изъ какого нибудь стараго торійскаго семейства, и добросовстно остается вренъ интересамъ, которые сначала выдвинули его въ свтъ. Въ этомъ убжденія нтъ.

— Убжденія являются посл.

— Да, убжденіе, что человкъ обязанъ оставаться либераломъ, а не причина почему. Или человкъ видитъ, что для него можетъ устроиться карьера съ этой стороны или съ другой, какъ это бываетъ съ юристами. Или у него есть поддержка съ этой или той стороны, какъ это бываетъ съ людьми коммерческими. Или, можетъ быть, онъ иметъ какую-нибудь идею о томъ, что аристократія пріятна, и становится консерваторомъ. Или что демократія благоденствуетъ, и становится либераломъ. Вы либералъ, мистеръ Финнъ?

— Конечно, герцогъ.

— Почему?

— Посл того, что вы сказали, я хвастаться не стану. Опытность однако, кажется, показываетъ мн, что страна требуетъ либерализма.

— Можетъ быть, въ нкоторыя эпохи она потребуетъ сатану со всмъ его причтомъ, но едва ли вы скажете, что станете подъ знамя сатаны, потому что стран сатана нравится. Мн кажется, не достаточно говорить, что либерализмъ требуется. Вы прежде должны узнать, что значитъ либерализмъ, и удостовриться, что онъ самъ по себ хорошъ. Вы наврно это сдлали, но я знаю людей, которые никогда не справляются объ этомъ.

— Я не имю притязанія быть лучше моихъ ближнихъ.

— Понимаю, понимаю, сказалъ герцогъ смясь.— Вы предпочитаете какого-нибудь добраго самаритянина на оппозиціонныхъ скамьяхъ сер-Тимоти и фарисеямъ. Тяжело выходить раненымъ изъ борьбы и видть, что тотъ, кому слдовало быть вашимъ другомъ, не только перешелъ на другую сторону, но еще кидаетъ въ васъ камнемъ. Я не имлъ намренія намекать на подробности недавнихъ несчастій, хотя нтъ человка, съ которымъ я могъ бы говорить такъ откровенно, какъ съ вами. Я всегда старался объяснить себ, почему я всю жизнь сидлъ на либеральной сторон Палаты.

— И вамъ удалось?

— Я началъ жизнь съ готовыми политическими врованіями. Для меня уже было готово мсто въ Парламент, когда мн минулъ двадцать-одинъ годъ. Никто не побезпокоился узнать мои мннія. Разумлось само собою, что я долженъ быть либераломъ. Дядя мой, котораго ничто не могло заставить заняться политикою, считалъ непреложными мои либеральныя мннія. Это было фамильное преданіе и такъ нераздльно съ нашею фамиліей, какъ титулы, которые дядя мой наслдовалъ. Имніе могло быть продано, промотано, но политическое врованіе должно было оставаться твердо какъ алмазъ. Кажется, у меня не было и желанія возмущаться, но сначала мн казалось это очерь естественнымъ.

— Въ двадцатилтнемъ возраст человкъ рдко вдается въ глубокомысленное разсужденіе.

— А если и вдается, то почти всегда приходить къ ошибочному заключенію. Но посл того я удостоврился, что случай поставилъ меня на настоящій путь. Должно быть, то же самое было и съ вами. Мы оба рано вступили въ Парламентъ и вниманіе къ нашимъ обязанностямъ, вроятно, отвлекло насъ обоихъ отъ глубокихъ мыслей о важномъ вопрос. Когда человкъ долженъ заботиться о спокойствіи въ Ирландіи или о предупрежденіи расхищенія на верфяхъ, или о возвышеніи дохода, когда понижаетъ налоги, онъ чувствуетъ себя избавленнымъ отъ необходимости изслдовать принципъ. Такимъ образомъ мн иногда кажется, что министры, и настоящіе, и бывшіе, и т, которые наблюдаютъ за министрами съ оппозиціонныхъ скамеекъ, имютъ мене возможности сдлаться настоящими политиками, чмъ люди сидящіе въ Парламент съ пустыми руками и располагающіе своимъ временемъ. Но когда человкъ поставленъ обстоятельствами въ такое положеніе, какъ я, онъ начинаетъ думать.

— А между тмъ у васъ руки не пустыя.

— Можетъ быть, и не такъ полны, какъ вы думаете. По-крайней-мр я не могу довольствоваться одною отраслью публичной жизни, какъ бывало прежде. Не думайте, чтобы я предъявлялъ права на какое-нибудь великое политическое изобртеніе, но мн кажется, что я по-крайней-мр опредлилъ мои собственныя мысли. Я полагаю, что мы вс желаемъ улучшить положеніе народа, который выбираетъ насъ, и подвинуть впередъ страну или по крайней-мр спасти ее отъ ретроградства.

— Это разумется.

— Да, разумется. Я врю этому желанію со стороны моихъ оппонентовъ въ Парламент, какъ врю моимъ товарищамъ и себ. Мысль, что политическая добродтель только на одной сторон, и вредна, и нелпа. Мы позволяемъ себ говорить такимъ образомъ, потому что негодованіе, презрніе, а иногда, какъ я опасаюсь, желаніе порицанія сложатъ пищею для поддержанія жара преній.

— Есть люди, которые любятъ раздувать огонь, сказалъ Финіасъ.

— Я не хочу называть никого, сказалъ герцогъ:— но я видлъ нашихъ соотечественниковъ, очень искусно умющихъ обращаться съ кочергой.

Финіасъ засмялся, зная, что нкоторые находили, будто онъ слишкомъ горячо защищалъ герцога.

— Но мы отложили бы все это въ сторону, если бы подумали хорошенько, что и консерваторы, какъ и либералы, могутъ имть филантропическія и патріотическія чувства. Консерваторъ, если онъ понимаетъ значеніе своего названія, желаетъ, я полагаю, поддержать разницу и разстояніе, отдлающія высокопоставленныхъ лицъ отъ ихъ низшихъ братьевъ. Онъ думаетъ, что свтъ раздленъ такимъ образомъ самимъ небомъ, и что онъ лучше исполнитъ свою обязанность, если сдлаетъ низшаго счастливымъ и довольнымъ своимъ положеніемъ, научая его тому, что мсто, которое онъ занимаетъ, опредлено ему Богомъ.

— Оно такъ и есть.

— Едва ли въ томъ смысл, о которомъ я говорю. Но это и есть ученіе консерваторовъ. Это ученіе едва ли совмстно съ постояннымъ улучшеніемъ состоянія низшаго класса. Но у консерваторовъ вс подобныя ул, чтенія основаны на мысли о поддержаніи этого разстоянія. Я, какъ герцогъ, долженъ держаться на столько поодаль отъ человка, который правитъ моими лошадьми, какъ предокъ держался отъ того человка, который правилъ его лошадьми, или отъ своего оруженосца, и такъ должно продолжаться всегда. Многое можно сказать въ пользу этого плана. Если вс лорды будутъ съ любящимъ сердцемъ, яснымъ умомъ, благородными инстинктами, то конечно они могутъ употреблять свою власть такъ благодтельно, что распространятъ счастіе по всей земл. Консерваторы врятъ подобному тысячелтію {Слово это англичане употребляютъ для обозначенія необыкновеннаго благополучія, которое по древнему пророчеству настанетъ когда-нибудь на земл и будетъ продолжаться тысячу лтъ. Пр. Пер.}.

— Но другіе люди, не лорды, не желаютъ такого счастія.

— Если бы такое счастіе было достижимо, то можетъ быть было бы хорошо принудить людей принять его. Но лорды сего міра люди гршные, и хотя какъ единичныя личности они должны быть и бываютъ лучше другихъ личностей, которыя пользуются меньшими преимуществами, они гораздо боле способны какъ единичныя личности сбиваться съ толку въ своихъ мнніяхъ, чмъ все сословіе людей, которыми они желаютъ управлять. Мы знаемъ, что власть развращаетъ и что мы не можемъ положиться даже на правителей съ любящимъ сердцемъ, яснымъ умомъ и благородными инстинктами. Когда подумаешь объ этомъ, заглянешь впередъ, оглянешься назадъ, не можешь поврить, чтобы подобное тысячелтіе могло когда-нибудь настать.

— А разв консерваторы врятъ тысячелтію?

— Мн кажется, врятъ въ нкоторой степени, мн кажется даже, что я врю этому самъ. Это моя идея о консерватизм. Доктрина либерализма, разумется, говоритъ совсмъ противное. Либералъ, если только онъ иметъ какія-нибудь опредленныя идеи, долженъ, мн кажется, думать объ уменьшеніи разстояній — о томъ, чтобы сблизить кучера съ герцогомъ — и сближать до-тхъ-поръ, пока тысячелтіе будетъ достигнуто посредствомъ…

— Равенства? поспшно перебилъ Финіасъ перваго министра, выказывая свое несогласіе тономъ голоса.

— Я не употребилъ этого выраженія, которое можетъ подать поводъ ко многимъ возраженіямъ. Во-первыхъ, то тысячелтіе, о которомъ мы говоримъ, такъ далеко, что мы не можемъ даже считать его возможнымъ. Умъ человческій такъ теперь разнороденъ, что мы не можемъ даже представить себ идею равенства, и здсь, въ Англіи, привыкли ненавидть это слово по милости дурныхъ послдствій тхъ нелпыхъ попытокъ, которыя длались въ другихъ странахъ, чтобы провозгласить это совершившимся фактомъ, и которыя были достигнуты посредствомъ пера или рзца. Намъ сдлали этимъ вредъ, потому что хорошее слово, выражавшее великую идею, было выкинуто изъ словаря хорошихъ людей. Равенство было бы раемъ, если бы мы могли достигнуть его. Какъ можемъ мы, которымъ такъ много было дано, осмлиться думать иначе? Какъ можемъ мы смотрть на согбенную спину и изнуренное лицо бднаго пахаря, который зимою и лтомъ долженъ работать, несмотря на свой ревматизмъ, между тмъ какъ вы мчитесь на охот или гордо сидите между передовыми людьми вашей страны, и говорить, что все такъ и слдуетъ? Вы либералъ, потому что знаете, что не все такъ должно быть, и желаете хоть сколько-нибудь приблизиться къ равенству, хотя оно само по себ такъ велико, великолпно, божественно, что вамъ сдлалось даже противно общаніе его, потому что оно совершенно недостижимо.

Герцогъ въ своемъ энтузіазм сбросилъ шляпу и сидлъ на деревянной скамейк, поднявъ глаза къ небу. Его правая рука была сжата, а лвою онъ время отъ времени потиралъ рдкіе волосы на лбу. Онъ началъ тихимъ голосомъ, довольно невнятно произнося слова, но постепенно они становились ясны, звучны и краснорчивы. Финіасъ слышалъ разсказы о взрывахъ краснорчія, которые случались съ герцогомъ въ прежнее время въ Нижней Палат. Они удивляли людей и заставляли ихъ говорить, что Плэнти Палль — какъ его тогда часто называли — себ наум. Но это случалось съ нимъ очень рдко и Финіасъ никогда не слыхалъ такихъ словъ. Теперь онъ молча смотрлъ на своего собесдника, спрашивая себя, будетъ ли онъ продолжать свою рчь. Но лицо герцога вдругъ измнилось, онъ неловко схватилъ свою шляпу и сказалъ:

— Надюсь, вы не озябли?

— Я вовсе не озябъ, отвтилъ Финіасъ.

— Я пришелъ сюда потому, что очень люблю этотъ изгибъ рки. Чрезъ рку мы не переходимъ. Это имніе мистера Апджона.

— Депутата графства?

— Да, и очень хорошаго депутата, хотя онъ не поддерживаетъ насъ. Онъ старинной школы, но большой пріятель моего дяди, въ которомъ много было качествъ тори, несмотря на его либерализмъ. Желалъ бы я знать, здсь ли онъ. Я долженъ напомнить герцогин, чтобы она пригласила его обдать. Вы, разумется, знаете его.

— Я только видалъ его въ Парламент.

— Онъ вамъ очень понравится. Боже! теперь пять часовъ, а мы на дв мили ушли отъ дома. Я не прочиталъ ни одного письма и Уорбертонъ подумаетъ, что я бросился въ рку изъ-за сер-Тимоти Бисвакса.

Они быстрыми шагами направились домой.

— Я не забуду, герцогъ, сказалъ Финіасъ:— вашего опредленія консерваторовъ и либераловъ.

— Мн кажется, я не отважился длать опредленіе, я только высказалъ нсколько мыслей, которыя волновали меня послднее время. Послушайте, Финнъ!

— Что прикажете, ваша свтлость.

— Не разскажите Рамсдену и Друммонду, что я проповдывалъ равенство, а то я попаду въ бду. Я даже не знаю, остался ли бы этимъ доволенъ мой милый другъ герцогъ.

— Я не скажу ни слова.

— Равенство — мечта. Но мечтать иногда любишь — особенно когда нтъ никакой опасности, чтобы Мачингъ ускользнулъ отъ меня въ этой мечт. Я сомнваюсь, могъ ли бы я вынести пробу, на которую ршались въ другихъ странахъ.

— Бдному пахарю все-таки мало достанется, герцогъ.

— Въ томъ-то и дло. Мы можемъ только понемножку приближать это къ себ, такъ понемножку, что до Мачинга это не коснется въ наше время. Вотъ ея свтлость съ своими пони. Не думаю, чтобы ея свтлости было пріятно лишиться своихъ пони посредствомъ моей доктрины.

Об жены обоихъ собесдниковъ сидли въ кабріолет, а между ними сидла маленькая леди Гленкора, старшая дочь герцогини.

— Мистеръ Уорбертонъ разослалъ трехъ гонцовъ отыскивать тебя, сказала герцогиня:— и никто меня не переувритъ, что ты и мистеръ Фини-ъ вздумали развлечь себя прогулкою.

— Мы разговаривали о политик, сказалъ герцогъ.

— Разумется. Какое же другое развлеченіе возможно? Но съ какой стати позволяешь ты себ заниматься пустою болтовней, когда мистеръ Уорбертонъ ждетъ тебя въ библіотек? Прислали ящикъ, такой огромный, что въ немъ могутъ помститься отставки всхъ измнниковъ партіи.

Это были очень сильныя выраженія, и герцогъ нахмурился, но некому было слышать это, кром Финіаса Финна и его жены, а на нихъ положиться было можно. Герцогъ сказалъ, что ему надо воротиться домой какъ можно скоре. Можетъ быть, еще до обда надо сдлать что-нибудь. Уорбертонъ по-крайней-мр можетъ спокойно выкурить сигару посл обда. Герцогиня и мистрисъ Финнъ вышли изъ кабріолета, а герцогъ взялся отвезти двочку домой.

— Онъ непремнно надетъ на дерево, сказала герцогиня.

Но герцогъ благополучно привезъ домой себя и свою дочь.

— Что вы думаете объ этомъ, мистеръ Финнъ? спросила ея свтлость.— Я полагаю, вы съ герцогомъ ршили, что длать?

— Мы не ршили ровно ничего.

— Такъ у васъ врно вышло разногласіе?

— И этого не было. Сказать по правд, мы все время находились въ заоблачныхъ странахъ.

— Стало быть, надежды нтъ. Если политики забираются въ заоблачныя страны, значитъ, дйствительность уже не иметъ для нихъ очарованія.

Въ большомъ ящик не заключалось отставки ни одного изъ непріятныхъ членовъ коалиціи. Министры рдко подаютъ въ отставку въ сентябр, да и желать этого особенной надобности не было. Лордъ Друммондъ и сер-Тимоти могли оставаться до февраля, не выказывая ни послушанія, ни возмущенія. Герцогъ оставался спокойно въ Мачинг. Дла большого не было, кром приготовленія работы для будущихъ засданій. Великая работа наступающаго года состояла въ уравненіи парламентскаго избирательства для мстечекъ и графствъ. Эту мру государственные люди общали уже два года — общаніе это не значило ничего конечно, хотя всякое общаніе обыкновенно ведетъ къ боле опредленнымъ увреніямъ. Герцогъ Сент-Бёнгэй, лордъ Друммондъ и другіе министры желали это отдалить, Монкъ желалъ ввести, разумется, его поддерживалъ Финіасъ Финнъ.

Первый министръ сначала поддался вліянію стараго герцога. Не было никакого сомннія, что мра эта желательна и будетъ введена, но вопросъ состоялъ относительно времени, когда ее слдуетъ ввести. Старый герцогъ зналъ, что мра эта наступитъ, но находя ее вредной, думалъ, что поступаетъ хорошо, откладывая ее годъ отъ года. Но Монкъ приставалъ и старикъ долженъ былъ уступить. Грустно было на душ старика, когда годъ за годомъ онъ помогалъ разрушать учрежденія, которыя считалъ охраною націи, но зналъ, что какъ либералъ онъ обязанъ помогать ихъ уничтожать. Ему должно было приходить въ голову время-отъ-времени, что не лучше ли ему отправиться на тотъ свтъ и опочить въ мир, прежде чмъ уничтожится все.

Когда герцогъ Сент-Бёнгэй ухалъ изъ Мачинга, на его мсто пріхалъ Монкъ, и Финіасъ Финнъ, узжавшій на время въ Лондонъ, тоже вернулся, они трое съ помощью Уорбертона и другихъ работали надъ предполагаемымъ планомъ новыхъ выборовъ. Но работа ихъ какъ-то не спорилась, вс они чувствовали, что каково бы ни было ихъ первое предложеніе, ихъ побьютъ въ Нижней Палат, которая находила, что этому Аристиду пора выйти изъ Казначейства {Первый министръ въ Англіи есть также первый лордъ Казначейства. Пр. Пер.}.

Глава LXIX.
Судьба мистрисъ Паркеръ.

Посл смерти Лопеца прошло пять мсяцевъ, а вдова его не слыхала ни слова о мистрисъ Паркеръ и ея дтяхъ. Ея собственныя горести были такъ велики, что она почти не думала о бдной женщин, которая приходила къ ней за нсколько дней до смерти ея мужа разсказать о раззореніи, причиненномъ вроломствомъ Лопеца. Но поздно вечеромъ наканун отъзда въ Гертфордширъ — вскор посл того, какъ Эверетъ ухалъ — позвонили и бдно одтая женщина изъявила желаніе видться съ мистрисъ Лопецъ. Бдно одтая женщина была жена Сексти Паркера. Слуга, не помнившій ее, не хотлъ оставить ее одну въ передней, потому что берегъ плащи и зонтики, а позвалъ горничную доложить о ней. Бдная женщина поняла оскорбленіе и приняла его къ сердцу. Но мистрисъ Лопецъ тотчасъ позвала ее въ нижнюю гостиную, оставивъ Вортона наверху.

Мистрисъ Паркеръ, сердясь на нанесенное ей оскорбленіе, хотла было пожаловаться тотчасъ на слугу, но трауръ вдовы усмирилъ ее. Эмилія никогда не любила наряжаться, ни двушкою, ни замужнею женщиной, но мужъ любилъ, чтобы она одвалась хорошо — хотя не заботился платить за ея наряды — и мистрисъ Паркеръ воспоминала о своей знакомой въ Доверкорт какъ о нарядной дам. Черное платье — какъ привидніе — мелькнуло въ комнат и мистрисъ Паркеръ забыла о своей недавней обид. Эмилія подошла, протянула руку и заговорила первая.

— Меня постигло большое горе посл нашего свиданія, сказала она.

— Да, дйствительно, мистрисъ Лопецъ. Мн кажется, теперь въ свт ничего нтъ кром горя.

— Надюсь, что мистеръ Паркеръ здоровъ. Не сядете ли вы, мистрисъ Паркеръ?

— Благодарствуйте, сударыня. Нтъ, онъ нездоровъ, и какъ онъ можетъ быть здоровъ? Все — все отнято у него!

Бдная Эмилія застонала, услышавъ это.

— Я не хочу ничего говорить противъ покойника, мистрисъ Лопецъ, на сколько это зависитъ отъ меня. Я знаю, что непріятно слушать, когда человка любимаго нами на свт уже нтъ. А можетъ быть, еще непріятне, когда дла его шли дурно по его собственной вин. Я не сдлала бы этого, мистрисъ Лопецъ, если бы это зависло отъ меня.

— Я выслушаю, что вы хотите сказать, сказала Эмилія, ршившись вынести все терпливо.

— Ну вотъ что. Онъ оставилъ насъ ршительно безъ ничего. Это еще не самое худшее, хотя что можетъ быть хуже этого? Паркеръ былъ такой слабый, а онъ умлъ говорить, да разговорами то послднюю рубаху снялъ съ насъ.

— Что вы подразумваете подъ тмъ, что это не самое худшее?

— Отъ Сексти требуютъ по векселю четыреста пятьдесятъ за эту дрянь, которую они называютъ біосомъ — а Сексти говоритъ, что это вексель не его. Но онъ въ такомъ положеніи, что не можетъ и присягнуть-то порядкомъ. Но онъ знаетъ наврно, что этого векселя не подписывалъ. Вексель былъ принесенъ ему Лопецомъ, они повздорили и онъ совсмъ не хотлъ подписывать. И разницы-то большой въ этомъ нтъ: теперь ужь отъ него нечего больше отнимать.

Эмилія, слушая все это, сидла и дрожала, стараясь сдерживать свои стоны.

— Только мебель не продали, продолжала мистрисъ Паркеръ: — и я хотла было отдать внаймы комнаты, а теперь и мебель хотятъ взять по этому векселю. Сексти какъ сумасшедшій, клянется и такъ и сякъ, но что же можетъ онъ сдлать, мистрисъ Лопецъ? Это похоже на его руку какъ дв капли воды. Онъ вдь былъ такой мастеръ на все — вы вдь знаете, о комъ я говорю, сударыня.

Тутъ Эмилія закрыла лицо руками и горько заплакала. Она еще не знала, врить или нтъ этому послднему обвиненію противъ ея покойнаго мужа. Она не имла времени обдумать преступность приписываемаго ему проступка. Но она знала, что женщина, находившаяся предъ нею, была раззорена спекуляціями ея мужа.

— Это вдь большая бда, сударыня? сказала мистрисъ Паркеръ, заплакавъ для компаніи.— Куда ни посмотришь, везд бда. Будь у васъ пятеро дтей безъ куска хлба, вы бы знали, что чувствую я. Мн надо вернуться съ десятичасовымъ поздомъ, а когда я возьму билетъ третьяго класса, у меня не останется и двухъ пенсовъ въ карман.

Этой глубин бдности, этому недостатку хлба для завтрашняго дня Эмилія могла помочь изъ своего кармана. Думая объ этомъ и вспомнивъ, что съ нею нтъ денегъ, она встала, чтобы принести свой кошелекъ. Но ей пришло въ голову, что этого будетъ недостаточно, что она обязана сдлать боле, а между тмъ сама она не могла сдлать ничего. Каждый мсяцъ, почти каждую недлю посл смерти ея мужа отецъ долженъ былъ уплачивать его долги, потому что, отказавшись отъ этого, онъ только увеличилъ бы ея несчастіе. Она чувствовала, что должна соблюдать собственно для себя строжайшую экономію, такъ какъ подвергла отца большимъ денежнымъ потерямъ по милости своего неудачнаго замужства.

— Чего вы желаете отъ меня? спросила она опять, садясь на свое мсто.

— Вы богаты, отвчала мистрисъ Паркеръ.

Эмилія покачала головою.

— Говорятъ, вашъ папа богатъ. Я думаю, что вы не захотите видть меня въ такой нужд.

— Право, право, это очень меня огорчаетъ.

— Не сдлаетъ ли вашъ папа чего-нибудь? Сексти въ этомъ не такъ виноватъ, какъ вашъ мужъ. Я не сказала бы этого вамъ, если бы не умирала съ голоду. Я не сказала бы этого вамъ, если бы не дти. Я легла бы въ канаву и умерла, будь я одна, потому что… потому что знаю, каковы ваши чувства. Но что сдлали бы вы, что вы бы сказали, если бы у васъ дома было пятеро дтей безъ куска хлба?

Эмилія встала и вышла изъ комнаты, попросивъ гостью подождать нсколько минутъ. Чрезъ нсколько времени пришелъ буфетчикъ, обидвшій мистрисъ Паркеръ вниманіемъ къ вещамъ своего господина, и принесъ подносъ съ мясомъ и виномъ. Онъ сказалъ, что мистеръ Вортонъ проситъ мистрисъ Паркеръ закусить и что скоро самъ выйдетъ къ ней. Мистрисъ Паркеръ, зная, что ей понадобятся силы, и помня, что ей придется итти пшкомъ по всему городу до станціи, закусила и позволила себ выпить рюмку хересу, ксторую ея недавній непріятель благодушно налилъ для нея.

Эмилія не пробыла и получаса съ своимъ отцомъ, какъ тяжелые шаги Вортона уже послышались на лстниц. А когда дошелъ до дверей столовой, онъ остановился на минуту прежде чмъ повернулъ ручку. Онъ не сказалъ Эмиліи, что онъ сдлаетъ, и даже еще самъ этого не ршилъ. При каждомъ новомъ требованіи, съ которымъ обращались къ нему, ненависть его къ памяти человка, который разстроилъ всю его жизнь, разумется, увеличивалась. Имя этого негодяя было до такой степени противно ему, что онъ не могъ даже удержаться отъ трепета при дочери, когда слуги называли ее этимъ именемъ. Но все-таки онъ ршилъ, что будетъ всми мрами избавлять ее отъ страданій. Конечно, это была ея вина, но она искупала ее страдальчески и онъ не хотлъ увеличивать ея тяжести. Онъ будетъ платить, платить и платить помня только, что эти платежи слдуетъ выключить изъ ея доли въ его состояніи. Онъ никогда не намревался поступить съ Эверетомъ какъ съ старшимъ сыномъ, а теперь даже на это не было и необходимости, такъ какъ Эверетъ сдлался старшимъ сыномъ въ другой семь. Онъ могъ почти уплачивать по всмъ требованіямъ безъ матеріальнаго вреда для себя. Но эти требованія, одно за однимъ, жгли его своимъ частымъ повтореніемъ и низостью человка, бывшаго причиною ихъ. Дочь его теперь повторила ему съ рыданіями и стонами всю исторію, которую разсказала ей женщина, находившаяся внизу.

— Папа, сказала она: — я право не знаю, говорить вамъ или нтъ.

Онъ уговорилъ ее и выслушалъ не говоря ни слова. Онъ старался даже не поморщиться при обвиненіи въ фальшивой подписи, которое повторила ему родная дочь — вдова преступника. Онъ усиливался не помнить въ эту минуту, что ея двическое сердце выбрало этого злодя наперекоръ всмъ его желаніямъ. Ему и въ голову не пришло поврить обвиненію. Оно было такъ вроятно! Что могло удержать этого человка отъ подлога, если онъ только могъ заставить думать, что его жертва подписала вексель въ пьяномъ вид? Онъ выслушалъ все, поцловалъ дочь и пошелъ въ столовую. Мистрисъ Паркеръ, когда увидала его, встала, низко поклонилась и опять сла. Старикъ Вортонъ посмотрлъ на нее изъ-подъ своихъ косматыхъ бровей, прежде чмъ заговорилъ, а потомъ слъ напротивъ нея.

— Сударыня, сказалъ онъ:— я сейчасъ слышалъ очень печальную исторію.

Мистрисъ Паркеръ опять встала, опять поклонилась и закрыла лицо носовымъ платкомъ.

— Объ этомъ здсь не будетъ никакой пользы говорить.

— Конечно, серъ, сказала мистрисъ Паркеръ.

— Я и моя дочь узжаемъ изъ Лондона завтра утромъ.

— Неужели, серъ? Мистрисъ Лопецъ мн этого не говорила.

— Мой письмоводитель будетъ въ Лондон въ дом подъ No 12 въ Линкольн-Инн до моего возвращенія. Вы думаете, что найдете это мсто? Я написалъ вотъ здсь.

— Да, серъ, я могу найти, отвчала мистрисъ Паркеръ, приподнимаясь со стула при каждомъ своемъ слов.

— Я написалъ его имя, видите? Мистеръ Кромпи.

— Вижу, серъ.

— Если вы мн позволите, я дамъ вамъ теперь два соверена.

— Благодарю васъ, серъ.

— И если вамъ будетъ удобно заходить къ мистеру Кромпи каждый четвергъ около двнадцати часовъ утра, онъ будетъ выплачивать вамъ по два соверена въ недлю, пока я не вернусь въ Лондонъ. Потомъ я посмотрю.

— Господь да благословитъ васъ, серъ!

— А на счетъ мебели я напишу моему помощнику, мистеру Вокеру. Вамъ нечего безпокоиться ходить къ нему.

— Точно такъ, серъ.

— Если будетъ нужно, онъ пошлетъ за вами и посмотритъ, что можно сдлать. Прощайте, мистрисъ Паркеръ.

Онъ подошелъ къ ней съ двумя соверенами и положилъ ихъ ей въ руку. Мистрисъ Паркеръ рыдая простилась съ нимъ, а Вортонъ стоялъ въ передней неподвижно, пока лицевая дверь затворилась за бдной женщиной.

— Я все устроилъ, сказалъ онъ Эмиліи: — я разскажу теб завтра или когда-нибудь. Не терзай себя теперь, а ложись спать.

Она посмотрла пристально и грустно ему въ лицо и исполнила его приказаніе.

Но Вортонъ не могъ лечь спать, ему предстояли еще хлопоты. Въ этотъ самый вечеръ онъ долженъ былъ написать подробности объ этомъ дл и Вокеру, и Кромпи. Эти противныя письма вышли очень длинны, противны они были ему потому, что ему приходилось безпрестанно сообщать, что его дочь, эта зеница его ока, была женою мошенника. Вокеру онъ долженъ былъ разсказать всю исторію о предполагаемой поддлк и никакъ не могъ удержаться отъ рзкихъ выраженій.

‘Не думаю, чтобы это можно было доказать, но есть поводъ полагать, что это, должно быть, правда.’

А потомъ: ‘Я думаю, что этотъ человкъ былъ самымъ гнуснымъ мошенникомъ изъ жадности къ деньгамъ.’

Даже съ Кромпи онъ не могъ скрытничать.

— ‘Ее жаль’, писалъ онъ. ‘Ея мужъ раззоренъ гнусными спекуляціями мистера Лопеца.’

Онъ легъ въ постель. О! какъ онъ былъ бы счастливъ, если бы, уплачивая по два соверена въ недлю — и даже уплативъ по поддльному векселю — онъ могъ избавить себя отъ непріятности слышать имя Лопеца.

По векселю этому банкиры своихъ денегъ не получили, а мистрисъ Сексти Паркеръ каждую недлю, каждый мсяцъ и наконецъ каждый годъ, и дти ея — и вроятно ея мужъ — существовали двумя соверенами, которые она всегда получала въ четвергъ утромъ отъ самаго Кромпи. И можно опасаться, что бдный Сексти Паркеръ никогда уже не сдлался достаточнымъ человкомъ.

— Вы мн скажете, что вы сдлали для этой бдной женщины, папа, сказала Эмилія, наклонясь къ отцу въ вагон.

— Я это устроилъ, душа моя.

— Вы сказали, что скажете мн.

— Кромпи будетъ платить ей два фунта въ недлю, пока мы разузнаемъ все подробне.

Эмилія пожала руку отца, тмъ это и кончилось. Никто никогда не разузналъ объ этомъ боле и Кромпи продолжалъ платить деньги.

Глава LXX.
Въ Вортонскомъ замк.

Когда Вортонъ и его дочь пріхали въ Вортонскій замокъ, тамъ еще Флечеровъ не было. Эмилія по дорог со станціи не смла спросить объ этомъ, не смла даже побудить отца сдлать это, Онъ, вроятно, сказалъ бы ей, что мало вроятности найти гостей и никакого вроятія, чтобы она встртили Артура Флечера. Эмилія была слишкомъ смущена и слишкомъ растревожена, чтобы думать о вроятіи, и до конца находилась въ волненіи, опасаясь встртиться съ своимъ обожателемъ.

Она однако не нашла въ Вортонскомъ замк никого, кром Вортоновъ и примтила, также къ своему великому облегченію, что эта перемна наслдника избавила ее отъ вниманія, которое могло бы только увеличить ея смущеніе. Съ перваго взгляда ея платье и осанка поразили ихъ, такъ что они не могли скрыть своихъ чувствъ. Разумется, они ожидали увидть ее въ черномъ — ожидали увидть въ вдовьемъ траур. Но ея лицо и члены такъ приспособились къ ея крепу, что она казалась монументомъ осиротлости и горя. Леди Вортонъ привела вдову въ свою комнату и тамъ сказала ей маленькую рчь.

— Мы вс поплакали о васъ, сказала она:— и теперь еще о васъ жалемъ. Но непомрное горе не хорошо, особенно въ молодыхъ. Мы употребимъ вс силы, чтобы сдлать васъ счастливою, и надемся успть. То, что случилось съ милымъ Эверетомъ, должно было бы утшить васъ.

Эмилія общала постараться, не извлекая однако очень большого утшенія изъ будущности, предстоявшей Эверету. Леди Вортонъ, конечно, никогда въ жизни не говорила о миломъ Эверет, пока былъ живъ нечестивый племянникъ. Потомъ Мэри также сказала свою маленькую рчь:

— Милая Эмилія, я сдлаю все, что могу. Пожалуста постарайтесь врить мн.

Но Эверетъ до такой степени былъ героемъ дня, что мало оставалось мсто для вниманія къ другимъ.

Относительно Эверета было много возможности для торжества. Уже узнали наврно, что у Вортона, теперь умершаго, былъ ребенокъ — но дочь. О! какимъ спасеніемъ или какою гибелью можетъ быть для англійскаго джентльмена полъ ребенка? Эта бдная двочка была теперь не что иное, какъ нищая, если только родственники, нисколько не заботившіеся о ея судьб, не заблагоразсудятъ изъ состраданія назначить ей какое-нибудь содержаніе. Будь на ея мст мальчикъ, Эверетъ Вортонъ остался бы ничмъ, а ребенокъ, спасенный отъ беззаконія родителей, былъ бы взлелянъ въ лучшей спальн Вортонскаго замка, осыпаемъ горячими поцлуями и служилъ бы центромъ всхъ надеждъ для всхъ Вортоновъ. Но повренный Вортоновъ удостоврился телеграммою, что ребенокъ — двочка, и Эверетъ былъ героемъ дня. Онъ вдругъ сдлался одаренъ необыкновенными качествами даже въ глазахъ своего отца. Считали особеннымъ благополучіемъ, что онъ не выбралъ никакой профессіи. Будь онъ банкиромъ, поглощеннымъ наживаніемъ денегъ, или хотя адвокатомъ, привязаннымъ къ своему округу и суду, это уменьшило бы его готовность принять обязанности, которыя онъ долженъ былъ исполнить. Онъ никогда не будетъ очень богатъ, но всегда будетъ имть наличныя деньги и, разумется, поступитъ въ Парламентъ.

Въ своемъ новомъ положеніи какъ будущій глава фамиліи, онъ счелъ своею обязанностью прочитать нравоученіе сестр. Можетъ быть, кому-нибудь слдовало бы приструнить ее построже отца. Конечно, она изнемогала отъ своего несчастнаго положенія до такой степени, что это было непріятно всмъ вообще. Нтъ качества столь полезнаго человку, какъ способность оправляться посл паденія, способность особенно принадлежащая тмъ, кто иметъ здоровую душу въ здоровомъ тл. Не рдко видть человка — особенно женщину — которыхъ горе постепенно убиваетъ, и есть между нами люди, можетъ быть, завидующіе и конечно восхищающіеся такою нжною душой, которая умираетъ отъ горя. Но въ такихъ случаяхъ скоре слабость сердца чмъ сила чувства производитъ уничтоженіе. Недостаетъ какой-нибудь твердости фибра, сила котораго есть принадлежность благородная. Эверетъ Вортонъ видлъ это, и будучи теперь будущимъ главой фамиліи, присталъ къ сестр.

— Эмилія, сказалъ онъ:— ты длаешь всхъ насъ несчастными, когда мы смотримъ на тебя.

— Неужели? спросила она.— Я жалю объ этомъ, но зачмъ вамъ смотрть на меня?

— Затмъ, что ты принадлежишь къ нашей семь. Разумется, мы не можемъ оттолкнуть тебя, и не захотли бы, если бы могли. Мы вс были несчастны оттого… оттого, что это случилось. Но не думаешь ли ты, что ты должна принести какую-нибудь жертву намъ — нашему отцу, хочу я сказать, и сер-Элореду, и леди Вортонъ? Когда ты плачешь, и другіе должны плакать. Я такъ думаю, что людямъ надо быть счастливыми хотя бы только для ближнихъ своихъ.

— Что же мн длать, Эверетъ?

— Разговаривать немножко, улыбаться иногда, ходить поживе, не имть такого вида, когда входишь въ комнату, будто ты собираешься залиться слезами, и если бы я осмлился посовтовать, уменьшить нсколько трауръ.

— Ты хочешь сказать, что я лицемрю?

— Нтъ, ничего подобнаго не хочу я сказать. Ты это знаешь. Но ты бы могла принудить себя для удовольствія другихъ, не сдлавшись измнницею твоимъ воспоминаніямъ. Ты наврно знаешь, что я хочу сказать. Постарайся и посмотри, не можешь ли ты сдлать что-нибудь.

Она постаралась и сдлала кое-что. Никто, не знающій тайнъ женскаго костюма, не могъ бы сказать, что именно сдлала она, но вс чувствовали, что трауръ былъ уменьшенъ. Сначала, слушая брата, она чувствовала удары, которые ей наносили его слова, и обвиняла его въ жестокости. Эти слова очень тяжело было перенести. Была минута, когда ей почти хотлось напуститься на брата и сказать ему, что онъ ничего не понимаетъ въ ея горестяхъ, но она удержалась и, оставшись одна, созналась себ, что онъ сказалъ правду. Никто не иметъ права являться въ свтъ Ніобеей, потопляющею радость всхъ эгоистическими слезами. Чмъ не была она обязана отцу, который такъ часто предостерегалъ ее противъ ея несчастнаго шага, а потомъ съ первой минуты посл ея ошибки простилъ ей все? По-крайней-мр, изъ своихъ несчастій она узнала безграничную нжность его сердца, которую во время ихъ благоденствія онъ не чувствовалъ необходимости выражать ей.

Она постаралась и сдлала кое-что. Она пожала руку леди Вортонъ, расцловала свою кузину Мэри, бросилась на шею отцу, когда они остались одни, и шепнула ему, что она постарается.

— Ты сказалъ мн правду, Эверетъ, говорила она потомъ своему брату.

— Я не имлъ намренія показаться теб свирпымъ, отвтилъ онъ съ улыбкой.

— Ты сказалъ правду, я обдумала твои слова и постараюсь. Я буду скрывать свое горе, если могу. Можетъ быть, оно не таково, какъ ты думаешь, но я буду скрывать его.

Ей казалось, что ее не понимаютъ, и можетъ быть она была права. Она горевала не о томъ, что онъ умеръ и оставилъ ее молодою вдовой, даже не о томъ, что кончина его была такою жестокою трагедіей и такъ безславна, и не о томъ, что ея любовь была отдана недостойному, что она сдлала такую прискорбную ошибку въ единственномъ важномъ поступк своей жизни, который вздумала сдлать сама не слушая никого. Можетъ быть, всего ужасне было для нея то, что она, считавшаяся яркою звздой въ семейств, только одна навлекла упрекъ на имя всхъ этихъ людей, которые были къ ней такъ добры. Какимъ образомъ человкъ, сознающій свое безславіе, можетъ ходить, смотрть и говорить, какъ будто это безславіе прошло? Но она постаралась и ея усилія отчасти удались.

Сер-Элоредъ, несмотря на трауръ бдной вдовы, былъ очень счастливъ въ это время и его радость въ нкоторой степени сообщилась старому адвокату. Эверета повели къ каждому арендатору и представили какъ наслдника. Вортонъ уже объявилъ о своемъ намреніи отказаться отъ всякихъ правъ на помстье. Если переживетъ сер-Элореда, онъ долженъ быть баронетомъ, но если это печальное происшествіе случится еще при жизни Вортона, Эверетъ долженъ тотчасъ сдлаться владльцемъ Вортонскаго замка.

Сер-Элоредъ разсуждалъ о своей смерти съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ и требовалъ, чтобы и другіе разсуждали объ этомъ. Умереть и оставить все на произволъ моту было ужасно для его стараго сердца, но теперь человкъ, который посл него получитъ помстье, будетъ имть шестьдесятъ тысячъ фунтовъ стерлинговъ капитала, чтобы поддерживать Вортонскій замокъ и заткнуть, такъ сказать, вс дыры въ помсть. Онъ какъ будто съ нетерпніемъ желалъ, чтобы Эверетъ вступилъ въ наслдство, подавалъ ему много совтовъ, что слдуетъ сдлать посл его смерти. Точно будто онъ думалъ вернуться въ Вортонъ съ того свта и участвовать призрачно въ благоденствіи помстья.

— Ты найдешь Джона Грифита очень хорошимъ человкомъ, сказалъ баронетъ.

Джонъ Грифитъ былъ арендаторомъ уже лтъ пятьдесятъ и былъ старе своего владльца, но баронетъ говорилъ обо всемъ какъ будто собирался разстаться съ Вортономъ на слдующей недл.

— Джонъ Грифитъ человкъ хорошій и всегда платитъ что слдуетъ, хотя немножко мшкотенъ. Ты не будешь притснять Джона Грифита?

— Я надюсь, что не буду имть на это возможности, серъ.

— Ну, ну, ну! мы посмотримъ, какъ тамъ будетъ. Но не знаю, что мн сказать о молодомъ Джон. Ферма всегда переходила отъ отца къ сыну, а о контракт не было и помину.

— Разв молодой человкъ не совсмъ хорошъ?

— Онъ занимается браконьерствомъ.

— Ахъ, Боже мой!

— Я всегда ему прощалъ для его отца. Говорятъ, что онъ женится на Селли Джонсъ. Можетъ быть, онъ отстанетъ. Я люблю, когда фермы переходятъ отъ отца къ сыну, Эверетъ. Такимъ образомъ все должно бы переходить. Разумется, на это права никакого нтъ.

— Никакого, я полагаю, сказалъ Эверетъ, который былъ въ своемъ род преобразователь и имлъ радикальныя понятія, которыми теперь ни за что не хотлъ бы растревожить баронета.

— Да, никакого. Господь въ своемъ милосердіи не допуститъ, чтобы англійскій землевладлецъ былъ лишенъ такимъ образомъ своихъ правъ.

Сер-Элоредъ, когда произносилъ эту мольбу, думалъ о томъ, что онъ слышалъ объ ирландскомъ поземельномъ билл, подробности котораго однако были совершенно непонятны для него.

— Но я нахожу, что такъ поступать слдуетъ, Эверетъ, и надюсь, что ты раздлишь это чувство. Дло должно переходить отъ отца къ сыну. Я общанія не давалъ, но арендаторы знаютъ, что я думаю объ этомъ, и отецъ трудится для сына. Зачмъ онъ будетъ трудиться для посторонняго? Селли Джонсъ очень хорошая молодая женщина, и можетъ быть, молодой Джонъ исправится.

Не было поля и забора, которыхъ сер-Элоредъ не показалъ бы своему наслднику, не было дерева, о которомъ онъ не сказалъ бы нсколькихъ словъ.

— Вотъ этотъ лсокъ совсмъ не принадлежитъ къ помстью.

Это сер-Элоредъ сказалъ печальнымъ тономъ.

— Неужели?

— А онъ прямо стоитъ между фермой Лена и Поддока. Мн всегда позволяютъ тамъ охотиться изъ учтивости. Это не Богъ знаетъ что, тамъ только семъ десятинъ, но учтивость я люблю.

— Кому онъ принадлежитъ?

— Бенету. Говорятъ, что онъ продалъ бы, но придется заплатить и за землю, и за лсъ особо, а пользы будетъ мало, только на план не совсмъ красиво.

— Ну, мы купимъ непремнно, сказалъ Эверетъ, у котораго въ карман брянчали будущія шестьдесятъ тысячъ.

— Денегъ у меня на это не было, но я думаю, что слдовало бы купить.

И сер-Элоредъ сталъ радоваться мысли, что когда его призракъ взглянетъ на планъ, то лсокъ Бенета не станетъ уже тревожить его взоръ.

Такимъ образомъ шли мсяцы въ Вортонскомъ замк, наши Вортоны пріхали въ август, а въ начал сентября Вортонъ вернулся въ Лондонъ. Эверетъ разумется остался, такъ какъ все еще бралъ уроки, которые въ сущности начинали ему надодать, и наконецъ Эмилію тоже уговорили остаться въ Гертфордшир. Отецъ общалъ вернуться, не назначивъ времени, а только сказалъ, что прідетъ до зимы. Онъ ухалъ и, вроятно, удовольствіе, которое доставляли ему Эльдонъ и вистъ, вернулось. Въ ноябр пріхала старая мистрисъ Флечеръ. Эмилія не знала о томъ, что творилось, но Флечеры и Вортоны сговорились вернуть ее къ прежнему. Мистрисъ Флечеръ уступила не безъ труда, чтобы Артуру было дозволено жениться на вдов. Но Джонъ одержалъ верхъ.

— Онъ женится во всякомъ случа, матушка, сказалъ онъ: — хотимъ мы этого съ вами или нтъ. Да и съ какой стати въ самомъ дл не поступить ему какъ онъ желаетъ?

— Подумай, какой это былъ человкъ, Джонъ!

— Мн кажется, гораздо лучше думать, какая женщина она. Артуръ твердо ршился на это и, насколько я его знаю, его не отговоришь.

Старуха уступила и даже согласилась похать впередъ пріобртать привязанность женщины, которую она когда-то совершенно отстранила отъ себя.

— Душа моя, сказала она, когда он увидлись:— если мы съ вами прежде были не въ ладахъ, то пусть это канетъ въ прошлое. Вы прежде всегда цловали меня, поцлуйте меня теперь.

Разумется, Эмилія поцловала ее, и посл этого мистрисъ Флечеръ трепала ее по плечу, ласкала и давала ей лепешечки, которыя называла превосходнйшимъ средствомъ для слабыхъ нервъ. Потомъ постепенно узнавали, что Джонъ Флечеръ, жена его и вс маленькіе Флечеры прідутъ въ Вортонскій замокъ на Рождество. Эверетъ ухалъ, но также долженъ былъ вернуться на Рождество, и Вортонъ отложилъ свое посщеніе. Эверету было необходимо находиться въ Вортоп на рождественскихъ празднествахъ, а отецъ Эверета разумется долженъ былъ видть ихъ.

Такимъ образомъ Эмилія не имла возможности ускользнуть. Отецъ написалъ ей о своихъ планахъ, говоря, что увезетъ ее обратно посл Рождества. Наслдство Эверета длало эти рождественскія празднества — которыя однако ограничивались только семействомъ Вортоновъ и Флечеровъ — ршительно необходимыми. Во всемъ этомъ ни слова не было сказано объ Артур, и Эмилія не смла спросить, ждутъ ли его.

Младшая мистрисъ Флечеръ, жена Джона, раскрыла свои объятія вдов, прямо показывая, что считаетъ Эмилію своей будущей родней. Джонъ Флечеръ говорилъ съ ней о Лонгбарнс и дтяхъ, какъ будто она принадлежала уже къ ихъ семь, ни разу не упомянувъ однако объ Артур. Но никто ни въ той, ни въ другой семь не называлъ Эмилію по ея фамиліи. Это не было странно, что никто не назвалъ ее мистрисъ Лопецъ, такъ какъ она всегда была Эмиліей для нихъ, но они не называли ее даже такъ и слугамъ, да и слуги, насколько возможно, избгали этого ненавистнаго имени. Это слдовало похоронить если не въ забвеніи, то въ какой-то безмолвной могил. Точно будто ея отецъ присоединился къ этому усилію. Онъ вкладывалъ къ ней письмо всегда въ письмо къ Эверету, а въ отсутствіе Эверета къ баронету, такъ что письмо къ дочери могло быть просто адресовано ‘Эмиліи’.

Она понимала это все, и хотя ее трогала до слезъ эта невыразимая нжность, она возмущалась противъ нея. Они не вернутъ ее къ счастію такими уловками. Ей неприлично поддаваться имъ. Ей неприлично смяться, принимать и получать поцлуи, сидть и улыбаться можетъ быть счастливой матерью въ дом другого человка. За ихъ любовь она была признательна. За его любовь она была боле чмъ признательна. Какъ постоянно должно быть его сердце, какъ великъ его характеръ, какъ сильна натура, если онъ остался ей вренъ, не смотря на все зло, которое она сдлала! Да, она любитъ его, она будетъ за него молиться, обожать его, интересоваться его счастіемъ. Если онъ женится — а она этого желаетъ — его жена будетъ ея другомъ, его дти ея любимцами, а онъ всегда останется ея героемъ. Но со всми своими планами, они не заставятъ ее выйти за него.

Наконецъ пріхалъ ея отецъ и сказалъ, что Артура ждутъ наканун Рождества.

— Зачмъ вы не сказали мн этого прежде, папа, тогда я попросила бы васъ увезти меня.

— Я думалъ, душа моя, что тебя лучше принудить встртиться съ нимъ. Вдь ты не пожелаешь всю жизнь бояться увидть Артура Флечера?

— Не всю жизнь.

— Ршись и все пройдетъ. Вс они были очень добры къ теб.

— Слишкомъ добры, папа. Я этого не желала.

— Это наши самые старые друзья. Не объ одномъ молодомъ человк въ Англіи не думаю я такъ высоко, какъ о Джон Флечер, Когда я умру, гд же ты будешь отыскивать друзей?

— Я не неблагодарна, папа.

— Не можешь же ты знаться со всми ними и отстраняться совершенно отъ Артура. Подумай, каково же мн никогда не имть возможности пригласить его къ себ. Онъ одинъ изъ нашихъ родственниковъ постоянно живетъ въ Лондон, а теперь Эверетъ будетъ проводить здсь большую часть времени. Разумется, теб лучше встртиться съ нимъ и покончить разомъ.

На это нечего было отвчать, но Эмилія все оставалась тверда въ своемъ намреніи никогда не смотрть на Артура какъ на обожателя.

Настало утро того дня, когда онъ долженъ былъ пріхать, и объ этомъ первый разъ открыто заговорили за завтракомъ.

— Какъ Артура привезутъ со станціи? спросила старая мистрисъ Флечеръ.

— Я поду въ кабріолет, сказалъ Эверетъ:— а Джильзъ отправится за вещами на пони. Артуръ везетъ кучу разныхъ разностей, новое сдло и ружье для меня.

Этотъ вопросъ и отвтъ были сдланы для Эмиліи и она покраснла, понявъ, въ чемъ дло.

— Мы такъ рады будемъ видть Артура, сказала ей молодая мистрисъ Флечеръ.

— Это весьма естественно.

— Онъ не былъ здсь посл закрытія Парламента, а теперь онъ сдлался ораторомъ. Я надюсь, онъ сдлается человкомъ замчательнымъ когда-нибудь.

— Я въ этомъ уврена, отвтила Эмилія.

— Надюсь однако не судьей. Я ненавижу парики. Можетъ быть, онъ современемъ сдлается лордомъ-канцлеромъ.

Наконецъ Артуръ пріхалъ. Не было еще четырехъ часовъ, какъ Артуръ уже стоялъ въ гостиной у камина съ чашкой чаю въ рукахъ, окруженный Флечерами и Вортонами, которые очень ухаживали за ними какъ членомъ Парламента. Но Эмиліи въ комнат не было. Она заглянула въ росписаніе желзныхъ дорогъ, узнала часы поздовъ, и теперь сидла въ своей спальн. Онъ поискалъ ее глазами, когда вошелъ въ комнату, но не смлъ вдругъ спросить о ней. Онъ сказалъ о ней нсколько словъ Эверету въ кабріолет, и больше ничего. Она была въ дом и во всякомъ случа онъ увидитъ ее до обда.

Эмилія, для того, чтобы не убжать внезапно, рано ушла къ себ. Но она тоже знала, что встрчу надолго отложить нельзя. Она сидла и думала обо всемъ этомъ и наконецъ услыхала стукъ колесъ у дверей. Она стала прислушиваться, не узнаетъ ли его голоса или можетъ быть походки… она стояла у окна за занавской, прижавъ руку къ сердцу. Она ясно услыхала голосъ Эверета, когда онъ отдавалъ какія-то распоряженія груму, но голоса Артура не слыхала. Однако она была уврена, что онъ пріхалъ. Слова брата показывали, что онъ пріхалъ не одинъ. Она стояла и думала съ четверть часа, придумывая, какъ лучше встртиться съ нимъ. Потомъ вдругъ медленными, но твердыми шагами, вошла въ гостиную.

Никто не ожидалъ ее тогда, думали, что она встртится съ нимъ передъ обдомъ, и извиняли ея отсутствіе до тхъ поръ. Но вдругъ она отворила дверь и съ большимъ достоинствомъ вошла.

Артуръ въ эту минуту разсуждалъ о возможности герцога остаться на слдующую сессію, а сер-Элоредъ съ восторгомъ спрашивалъ, не вступитъ ли въ министерство старая консервативная партія. Артуръ Флечеръ услыхалъ шаги, обернулся и увидалъ женщину, которую любилъ. Онъ тотчасъ и очень быстро подошелъ къ ней и протянулъ об руки. Она, разумется, подала ему свои. Отказать не было предлога. Онъ стоялъ и пожималъ ихъ, пристально смотря въ ея грустное лицо, а потомъ сказалъ:

— Господь да благословитъ васъ, Эмилія!

Онъ не придумалъ заране, что скажетъ ей, и въ эту минуту не пришло ему ничего въ голову. Румянецъ сбжалъ съ его лица, а сердце его билось такъ сильно, что онъ едва могъ совладать съ собою. Она позволила ему удержать об ея руки, можетъ быть, цлую минуту, а потомъ залилась слезами, вырвалась отъ него и побжала опять въ свою комнату.

— Такъ лучше, сказала старая мистрисъ Флечеръ.— Такъ лучше. Пусть никто не идетъ за ней.

Въ этотъ вечеръ Джонъ Флечеръ велъ ее къ обду и Артуръ Флечеръ возл нея не слъ. Вечеромъ онъ подошелъ къ ней, когда она работала возл его матери, и слъ на низенькій стулъ у ея колнъ.

— Мы вс такъ рады видть васъ, не такъ ли, матушка?

— Да, дйствительно, отвчала мистрисъ Флечеръ.

Потомъ, чрезъ нсколько времени, старуха сла играть въ вистъ съ двумя стариками и своимъ старшимъ сыномъ, оставивъ Артура сидящимъ у колнъ вдовы. Эмилія охотно ускользнула бы, но ей невозможно было тронуться съ мста.

— Вамъ нечего бояться меня, сказалъ Артуръ, не шопотомъ, но голосомъ, который никто другой не могъ слышать: — не показывайте вида, что избгаете меня, а я не стану говорить ничего такого, что станетъ васъ волновать. Мн кажется, что вы должны желать, чтобы мы были друзьями.

— О, да!

— Выходите же. завтра гулять. Такимъ образомъ мы привыкнемъ другъ къ другу. Вы теперь взволнованы и я уйду.

Онъ оставилъ ее и она почувствовала къ нему невыразимую признательность.

Прошла недля, она привыкла къ его обществу. Прошла недля, и онъ не сказалъ ей ни одного такого слова, которое не могъ бы сказать братъ. Они гуляли вмст, когда никого не было съ ними, и онъ ничего не говорилъ ей о своей любви. Эмилія начала думать, что онъ никогда ничего ей не скажетъ, и была безконечно ему признательна. Можетъ быть, она не такъ поняла его и всхъ ихъ? Можетъ быть, она волновалась ложными ожиданіями? Наврно такъ, потому что какимъ образомъ такой человкъ пожелаетъ жениться на такой женщин, какъ она?

— Ну что, Артуръ? сказалъ ему однажды его братъ.

— Мн нечего говорить, сказалъ Артуръ.

— Ты не передумалъ?

— Я не передумаю никогда. Честное слово, въ этомъ плать она мн кажется прелестне прежняго.

— Я желалъ бы, чтобъ ты заставилъ ее снять его.

— Я еще не смю ее просить.

— Ты знаешь, что говорятъ о вдовахъ вообще, мой милый.

— О вдовахъ вообще очень хорошо можно говорить. Но трудно говорить о женщинахъ, когда у человка на ум какая-нибудь женщина одна. Но теперь, когда она здсь, когда я такъ ее люблю, ей-Богу, я не могу ее тревожить. Я не смю говорить съ нею такимъ образомъ. Я полагаю, что я сдлаю это со временемъ, но я долженъ ждать, пока настанетъ время.

Глава LXXI.
Дамы въ Лонгбарнс сомнваются.

Наконецъ ршили, что когда старикъ Вортонъ вернется въ Лондонъ — а онъ въ Вортон теперь пробылъ гораздо доле, чмъ когда-либо прежде — Эмилія все-таки останется въ Гертфордшир, а потомъ, хотя время для этого еще не было назначено, подетъ на мсяцъ въ Лонгбарнсъ.

Много разныхъ причинъ заставили Эмилію согласиться на это. Во-первыхъ, ей было гораздо спокойне въ город, чмъ въ Лондон. Она могла выходить не стсняясь, между тмъ какъ на Манчестерскомъ сквер должна была сидть на одномъ мст. Отецъ уврилъ ее, что ей гораздо лучше разстаться на время съ воспоминаніями, которыми былъ наполненъ ихъ городской домъ. Потомъ, когда пройдетъ первая недля февраля, Артуръ вернется въ Лондонъ, и она будетъ далеко отъ него въ Лонгбарнс, между тмъ какъ въ Лондон онъ будетъ близко отъ нея. Много было предложено плановъ, много было борьбы и для нея и для другихъ, прежде чмъ наконецъ ихъ планы были ршены. Вортонъ долженъ былъ вернуться въ Лондонъ въ середин января. Онъ не могъ доле оставлять ни своей конторы, ни Эльдона, а потомъ дня чрезъ два мистрисъ Флечеръ возвращалась въ Лонгбарнсъ. Джонъ Флечеръ съ женою и дтьми тоже ухалъ — а Артуръ здилъ въ Лонгбарнсъ. Оба брата и Эверетъ здили безпрестанно взадъ и впередъ. Эмилія желала остаться въ Вортон до засданія Парламента, такъ чтобы ей не жить съ Артуромъ въ его собственномъ дом.

Но дла устроились не такъ, какъ она желала. Ршили наконецъ, что она подетъ въ Лонгбарнсъ съ Мэри Вортонъ и Джономъ Флечеромъ въ первыхъ числахъ февраля. Такъ какъ шли уже переговоры о покупк лса, то сер-Элоредъ не могъ ухать изъ своего дома. Не пройтись по лсу въ тотъ самый день, когда онъ сдлается частью Вортонскаго имнія, показалось бы ему измною помстью. Опытность должна была бы показать ему, что дла такого рода не устраиваются съ подобной быстротой, но все-таки онъ никакъ не могъ ршиться отлучиться изъ дома. Уже сдланы были распоряженія срубить нкоторыя деревья, до которыхъ нельзя было бы дотронуться, если бы былъ живъ ненавистный наслдникъ, а владлецъ Вортона непремнно долженъ былъ видть паденіе каждаго дерева. Такимъ образомъ цлую недлю Эмилія была принуждена жить въ дом Флечеровъ вмст съ Артуромъ Флечеромъ.

Эта недля настала и Артуръ встртилъ Эмилію у дверей Лонгбарнса. Она не была тамъ съ тхъ поръ, какъ сдлалось извстнымъ, что она расположена благосклонно принять предложеніе Фердинанда Лопеца. Когда она вспоминала это, ей казалось, что прошелъ цлый вкъ посл того, какъ этотъ человкъ заставилъ ее думать, будто изъ всхъ мужчинъ, съ которыми она встрчалась, онъ боле всхъ походилъ на героя. Теперь она никогда о немъ не говорила, но разумется думала безконечно о немъ — и о себ, что позволила такъ обмануть себя. Она вспоминала съ горькими внутренними рыданіями вс т безчестные уроки, которые онъ старался ей преподавать и которые раскрыли ей глаза на его настоящій характеръ — какъ усиливался убдить ее, что она обязана обворовывать отца для своего мужа, какъ постоянно доказывалъ, что наружность въ свт значитъ все, и что хотя они въ сущности бдные авантюристы, они должны обманомъ заставить свтъ считать ихъ богатыми и достойными уваженія людьми. Каждый подобный намекъ былъ, для нея раной, и вс эти раны она помнила теперь. Хотя посл его смерти она не позволяла говорить въ своемъ присутствіи противъ него ни слова, она не могла не ненавидть его память. Какъ благороденъ казался этотъ другой человкъ въ ея глазахъ, когда принималъ ее въ Лонгбарнс, стоя у дверей съ чистосердечными глазами, загорлымъ и честнйшимъ лицомъ, которымъ такъ пріятно было любоваться любящей женщин!

Во время тхъ разнообразныхъ уроковъ, которымъ она научилась во время своей супружеской жизни, она постепенно узнавала, что лицо того другого человка было безчестно. Она научилась понимать фальшивое значеніе его взгляда, лживость рта, притворное движеніе тла — обманъ даже въ одежд. Онъ былъ олицетворенной ложью съ головы до ногъ и оттолкнулъ отъ себя ея любовь, какъ вещь безполезную, когда она, его жена, не захотла лгать. А этотъ человкъ — теперь стоявшій предъ нею — былъ безукоризненъ въ ея уваженіи и исполненъ всевозможныхъ хорошихъ качествъ, которыя она теперь могла видть и которыя умла цнить. Она ненавидла себя за простоту, которая побудила ее нжными словами и фальшивымъ обращеніемъ сдлать такую великую жертву.

Жизнь въ Лонгбарнс была очень тиха въ т дни, которые Эмилія провела до отъзда Артура. Она часто оставалась съ нимъ, но онъ, если еще и любилъ ее, не говорилъ о своей любви. Онъ объяснилъ все это однажды своей матери.

— Если этому быть, сказала старушка:— я не вижу, какая польза медлить. Разумется, свадьба не должна быть прежде года. Но если это должно быть, то она можетъ постепенно измнять свой трауръ и образъ жизни. Эти вещи всегда слдуетъ длать постепенно. Я думаю, это лучше ршить, Артуръ, если это должно быть ршено.

— Я боюсь, матушка.

— Боже мой! Я не думала, что ты можешь когда-нибудь бояться женщины. Что можетъ она теб сказать?

— Отказать.

— Такъ теб лучше узнать это тотчасъ. Но я не думаю, чтобы она была такъ глупа.

— Можетъ быть, вы не совсмъ понимаете ее, матушка.

Мистрисъ Флечеръ покачала головой съ досадой.

— Можетъ быть. Но сказать по правд, я не люблю молодыхъ женщинъ, которыхъ я не могу понять. Молодыя женщины не должны быть таинственны. Я люблю такихъ людей, поступки которыхъ могу угадывать. А я ужь никакъ не могла угадать, что она захочетъ выйти за этого человка.

— Если вы любите меня, матушка, не упоминайте объ этомъ между нами. Когда я сказалъ, что вы не совсмъ понимаете ее, я не хотлъ этимъ сказать, что она таинственна. Я думаю, что и до его смерти, и посл она узнала, какого рода былъ этотъ человкъ. Я не скажу, что она ненавидитъ его память, но она ненавидитъ себя за то, что сдлала.

— Такъ и слдуетъ, сказала мистрисъ Флечеръ.

— Она еще не можетъ думать ни о чемъ другомъ кром того, что ея жизнь должна быть однимъ продолжительнымъ періодомъ горя, не о немъ, а о своей собственной ошибк. Вы можете быть уврены, что я говорю серіозно. Я откладываю это не оттого, что сомнваюсь въ себ, но я боюсь, что если она объявитъ мн о своемъ намреніи остаться вдовой, она сочтетъ себя обязанной сдержать слово.

— Я полагаю, что она все-таки похожа на другихъ женщинъ, другъ мой, сказала мистрисъ Флечеръ, которой было почти завидно, что ея сынъ приписываетъ этой женщин какія-то необыкновенныя чувства.

— Обстоятельства, матушка, длаютъ разницу въ людяхъ, отвтилъ онъ.

— И такъ ты узжаешь, не ршивъ ничего? сказалъ ему старшій братъ наканун его отъзда.

— Да, дружище. Тянется немножко медленно, не правда ли?

— Ты врно знаешь лучше, что теб надо длать. Но если ты ршился…

— Можешь поврить моей клятв.

— Такъ я не вижу, почему однимъ словомъ не устроить всего. Ничего не можетъ быть лучше для такихъ вещей какъ деревенскій домъ.

— Я не думаю, чтобы для нея была большая разница, какой это домъ и обстоятельства каковы.

— Она знаетъ твои мысли не хуже меня.

— Наврно, Джонъ. Она должна имть очень дурное мнніе обо мн, если не знаетъ этого. Но она можетъ знать мои мысли и не имть такихъ сама.

— Какъ ты можешь знать, если не спрашиваешь ее?

— Ты можешь быть увренъ, что я спрошу ее, какъ только буду надяться, что это можетъ доставить ей боле удовольствія чмъ огорченія. Вспомни, что я говорилъ обо всемъ этомъ съ ея отцомъ. Я ршилъ, что подожду, когда пройдетъ годъ посл смерти этого несчастнаго человка.

Въ этотъ день предъ обдомъ Артуръ остался съ Эмиліей одинъ въ библіотек на нсколько минутъ до того, какъ пошли одваться къ обду.

— Я завтра врядъ ли васъ увижу, сказалъ онъ: — такъ какъ долженъ ухать отсюда въ половин девятаго. Я буду завтракать въ восемь. Не думаю, чтобы кто-нибудь пришелъ въ столовую кром матушки.

— Я обыкновенно встаю въ это время. Я приду васъ проводить.

— Какъ я радъ, что вы были здсь, Эмилія!

— И я рада. Вс были такъ добры ко мн.

— Это походило на былое время — почти.

— Мн кажется, что былое время не вернется никогда. Но мн было очень пріятно и здсь, и въ Вортон. Я иногда почти желала бы не возвращаться въ Лондонъ, если бы не папаша.

— А я люблю Лондонъ.

— Вы? Да, разумется, какъ вамъ не любить Лондонъ. Вся жизнь предъ вами. Вамъ предстоитъ много дла и много надеждъ. Для васъ все начинается, Артуръ.

— Я пятью годами старе васъ.

— Что-жъ это за бда? Мн кажется, что возрастъ опредляется не годами. Я давно уже стала чувствовать себя старухой. Но вы еще молоды. Вс гордятся вами, и вы должны быть счастливы.

— Не знаю, отвтилъ онъ.— Трудно сказать, что длаетъ счастливымъ человка.

Онъ почти готовъ былъ объясниться съ нею теперь, но такъ какъ онъ ршилъ прежде, что отложитъ это на нкоторое время, то не позволилъ себ перемнить свое ршеніе по минутному побужденію. Онъ думалъ объ этомъ много и почти пріучилъ себя къ мысли, что для нея лучше не принимать такъ скоро любви другого.

— Я навщу васъ въ Лондон, сказалъ онъ.

— Вы должны навщать папашу. Эверетъ вроятно будетъ часто въ Вортон. Мн теперь лучше итти одваться, а то я заставлю ихъ ждать.

Онъ протянулъ руку и простился, извиняя себя тмъ, что имъ не придется быть вдвоемъ до его отъзда.

Она проводила его на слдующее утро, потомъ ей показалось, что она брошена. Былъ прекрасный, морозный зимній день, сухой и ясный. Посл завтрака Эмилія пошла одна погулять по тропинкамъ кустарника около дома и гуляла около часа. Она говорила себ, что очень признательна Артуру за то, что онъ не говорилъ съ нею о предмет такомъ неприличномъ для ея слуха какъ любовь. Она укрпляла себя въ намреніи не слушать боле никого въ этомъ отношеніи. Она сдлала себя недостойной любви. Не то чтобы она не могла любить — о нтъ! она знала, что любитъ — любитъ всмъ сердцемъ. Если бы она не сдлала себя до такой степени недостойной, она бросилась бы въ его объятія вн себя отъ радости. Но она говорила себ, что женщина не иметъ права ршаться на это во второй разъ посл того, какъ сгубила себя въ первомъ брак. Но опасность, что Артуръ Флечеръ отговорилъ ее отъ этого, прошла. Онъ былъ съ нею цлую недлю и не сказалъ ни слова. Онъ находился въ одномъ дом съ нею послдніе десять дней и обращался какъ братъ съ сестрою. Не она одна находила, что такъ должно быть. Онъ также признавалъ это, и она была признательна ему. Она говорила себ, что она рада, очень рада этому, а между тмъ слезы катились по ея щекамъ. Отъ сколькихъ огорченій такимъ образомъ будутъ избавлены они оба! А между тмъ ея слезы были горькими слезами. Конечно, такъ лучше, а между тмъ одно слово любви было бы очень сладостно услышать. Она думала, какъ ей было бы пріятно сказать ему, что для него самого, для его дорогого счастія она отказываетъ ему. Она была совершенно уврена въ прямот своего сужденія, а между тмъ на сердц ея было тяжело отъ обманутаго ожиданія.

Въ конц марта ухала она изъ Гертфордшира въ Лондонъ и большую часть времени провела въ Лонгбарнс. Тамошнія дамы очень сомнвались на счетъ того, каковъ будетъ конецъ. Старшая мистрисъ Флечеръ стала почти думать, что брака совсмъ не будетъ, и вернувшись къ этому убжденію, опять стала противиться мысли объ этомъ брак. Все, чего Артуръ пожелалъ бы, онъ долженъ былъ имть. Старушка въ этомъ не сомнвалась. Убдившись, что онъ хочетъ жениться на этой вдов — на этой женщин, жизнь которой до-сихъ-поръ была такъ несчастна — она для него опять взяла эту женщину за руку и помогала причислить ее къ ихъ семь. Но какъ было бы хорошо, если бы Артуръ передумалъ! Какое безумное постоянство къ вдов такого человка, какъ Фердинандъ Лопецъ! Если было какое-нибудь сомнніе, она приготовится всми силами не допускать этого брака. Эмилія была прощена, и разумется прощеніе должно продолжаться. Но она можетъ быть прощена, не сдлавшись мистрисъ Артуръ Флечеръ. Когда Эмилія была еще въ Лонгбарнс, старушка почти перетянула на свою сторону невстку — пока Джонъ Флечеръ разомъ не прекратилъ всего.

— Я не могу сказать, что сдлаетъ она, сказалъ онъ.

— Ахъ! Джонъ, возразила ему мать: — какъ нелпо слышать такія вещи отъ тебя! Она бросится къ нему на шею, если только онъ мигнетъ.

— Не могу сказать, что можетъ она сдлать, продолжалъ онъ, не слушая матери.— Но что онъ сдлаетъ ей предложеніе, это такъ врно, какъ и то, что я здсь стою.

Глава LXXII.
Онъ думаетъ, что наши дни сочтены.

Вс подробности билля о новыхъ графскихъ выборахъ были ршены въ Мачинг между Монкомъ, Финіасомъ Финномъ и очень опытнымъ господиномъ изъ Казначейства, мистеромъ Праймомъ, который помнилъ еще первый билль о реформ и по общему мннію зналъ о такихъ вещахъ больше всхъ на свт. А между тмъ если и пройдетъ новый билль, то никто не узнаетъ, что съ нимъ связано имя мистера Прайма.

Будемъ надяться, что ему было удобно въ Мачинг и что онъ нашелъ утшеніе въ улыбкахъ герцогини.

Въ это время стараго герцога не было въ Мачинг и даже первый министръ узжалъ на нсколько дней. Ему хотлось бы самому заняться биллемъ, по товарищи не допустили его до этого. Разумется, главныя мры были ршены въ Кабинет — гд однако мнніе Монка было принято почти безъ перемны. Можно будетъ безъ преувеличенія сказать, что двое-трое членовъ Кабинета не совсмъ понимали предлагаемые пункты. Дйствія, которыя произведутъ причины, опасности, которыя можно ожидать отъ той или другой перемны, не поражаютъ даже кабинетныхъ министровъ съ перваго взгляда.

Первый министръ съ тмъ трудолюбіемъ, которое отличало его, понялъ вс подробности билля Монка, и если бы его допустили, онъ все сдлалъ бы самъ. Но его не хотли безпокоить, и онъ примтилъ, что въ немъ не нуждаются. Ничего важнаго не ршали безъ него. Онъ требовалъ, чтобы все ему объяснили, но зналъ, что билль этотъ устроилъ не онъ, а Монкъ и Праймъ.

Онъ не смлъ спрашивать Монка о судьб билля. Посвящать время, мысли и труды на какую-нибудь мру, которой суждено рушиться, должно быть грустно. Работать при подобныхъ обстоятельствахъ должно быть прискорбно. Но такова часто бываетъ судьба государственныхъ людей. Имлъ ли Монкъ такое убжденіе, первый министръ не зналъ, хотя ежедневно видлъ своего друга и товарища. Въ сущности никто не смлъ сказать ему, что думалъ. Даже старый герцогъ молчалъ и ухалъ въ свое помстье.

Финіасу Финну первый министръ иногда говорилъ нсколько словъ, но очень робко. О какомъ-нибудь отвлеченномъ вопрос, какъ напримръ тотъ, о которомъ они разсуждали, когда гуляли вдвоемъ, онъ могъ говорить довольно свободно. Но о длахъ насущныхъ, о тхъ длахъ, которыя были важны для него и о которыхъ слдовало бы предполагать, что онъ будетъ говорить съ восторгомъ надежному товарищу, онъ не могъ ршиться разсуждать откровенно.

— Билль будетъ длинный, я полагаю? спросилъ онъ однажды Финіаса.

— Я этого боюсь, герцогъ. Кажется, въ немъ будетъ пунктовъ сто.

— Онъ займетъ у васъ половину сессіи?

— Если бы мы могли прочесть его во второй разъ въ начал марта, мы надемся отослать его къ вамъ въ первыхъ числахъ іюня. Времени у насъ будетъ достаточно.

— Да — да. Я полагаю.

Но онъ не смлъ спросить Финіаса Финна, какъ онъ думаетъ, согласится ли Палата на вторичное чтеніе. Въ это время уже знали, что первый министръ чрезвычайно безпокоится о судьб министерства. Казалось такъ недавно, что вс члены министерства находились въ опасеніи, чтобы онъ не вышелъ въ отставку. Его угрозы въ этомъ отношеніи всегда относились къ его старому другу, герцогу Сент-Бёнгэю, но важный человкъ не можетъ шопотомъ говорить своихъ мыслей безъ того, чтобы он не разносились по воздуху. Во всхъ клубахъ уврили, что это именно та скала, чрезъ которую коалиція потерпитъ крушеніе. Газеты повторяли это и ‘Знамя’ увряло міръ, что такимъ образомъ герцогъ Омніумъ оказалъ бы стран единственную хорошую услугу, какую могъ оказать. Это было въ то время, когда сер-Орландо бунтовалъ, а Лопецъ лишилъ себя жизни. Но теперь такихъ угрозъ отъ герцога никто не слышалъ, и ‘Знамя’ уже обвиняло его въ томъ, что онъ дорожитъ властью съ вроломнымъ для конституціи упорствомъ. Разв сер-Орландо не бросилъ его? Разв неизвстно, что лордъ Друммондъ и сер-Тимоти Бисваксъ не длаютъ этого только по ошибочному понятію о чести?

Вс пріхали въ Лондонъ — Монкъ съ своимъ биллемъ въ карман — прочтена была рчь королевы, общавшая билль о графскихъ выборахъ. Адресъ былъ произнесенъ безъ всякихъ разговоровъ съ той и другой стороны. Битва должна была начаться не тогда. Положеніе длъ было такъ неестественно, что въ Нижней Палат какъ будто не было никакихъ сторонъ. Какой-нибудь посторонній въ галлере, не зная положенія длъ, подумалъ бы, что ни у какого министерства не было уже много лтъ такого большинства, такъ какъ членовъ всегда было больше на министерской сторон Палаты, но Монкъ зналъ, что оппозиція явится отъ людей, сидвшихъ около него, позади него, и даже рядомъ. Чрезъ недлю посл того, какъ Парламентъ собрался, билль былъ прочтенъ въ первый разъ, а вторичное чтеніе назначили въ начал марта.

Герцогъ совтовалъ Монку отложить чтеніе на боле долгое время, ссылаясь на то, что если билль не будетъ принятъ и придется выходить въ отставку, то они не успютъ кончить той работы, которая еще имъ предстоитъ. Никто изъ знавшихъ герцога не могъ подозрвать, чтобы онъ сталъ ссылаться на ложную причину. Но казалось, что въ этомъ первый министръ увлекался опасеніями за будущее. Монкъ думалъ, что всякое замедленіе будетъ вредно и подозрительно посл того, что было сказано и сдлано, герцогъ уступилъ, но довольно мрачно, и изъявилъ свое согласіе надменнымъ молчаніемъ.

— Я очень жалю, сказалъ Монкъ: — что не могу согласиться съ вашей свтлостью, но мое мнніе въ этомъ отношеніи такъ опредлено, что я не смю воздержаться отъ выраженія его.

Герцогъ опять поклонился и улыбнулся. Онъ хотлъ этой улыбкой изъявить согласіе, но она была холодна какъ сталь. Онъ зналъ, что поступаетъ не хорошо, но не могъ достаточно совладать съ собою для того, чтобы выказать любезность. Онъ тотчасъ сказалъ себ — хотя сказалъ неправду — что теперь сдлалъ себ врагомъ Монка, а чрезъ Монка и Финіаса Финна. Теперь онъ чувствовалъ, что у него не осталось ни одного друга, на котораго онъ могъ бы положиться, потому что старый герцогъ сдлался холоденъ и равнодушенъ. Ему казалось, что старый герцогъ усталъ отъ своихъ трудовъ и желалъ покоя. Это старый герцогъ сунулъ его въ осиное гнздо, кинулъ ему на спину нежелаемую ношу, принудилъ занять мсто, потерять которое было бы теперь безславіемъ — и старый герцогъ бросаетъ его! Онъ былъ раздраженъ, сердился на всхъ, былъ даже нелюбезенъ съ своимъ секретаремъ и женой — а главное несчастенъ, потому что вполн сознавалъ свои проступки. И, не смотря на все это, ему присуще было желаніе бороться до самаго конца. Пусть товарищи его длаютъ что могутъ, говорятъ что хотятъ, онъ останется первымъ министромъ пока его поддержитъ большинство голосовъ въ Нижней Палат.

— Я не знаю шага важне этого, однажды съ удовольствіемъ сказалъ ему Финіасъ Финнъ, говоря о ихъ новой мр:— къ достиженію того тысячелтія, о которомъ мы говорили въ Мачинг, если бы мы могли только достигнуть этого.

— Умственныя соображенія, мистеръ Финнъ, отвчалъ герцогъ: — едва ли выдержатъ носку и порчу дйствительной жизни.

Слова эти вмст съ обращеніемъ, которое сопровождало ихъ, были суровы и почти невжливы. По-крайней-мр Финіасъ ничмъ не оскорбилъ его. Герцогъ помолчалъ, стараясь придумать какое-нибудь выраженіе, которымъ могъ бы поправить сдланный имъ вредъ, но, не придумавъ ничего, ушелъ, не сказавъ себ боле ни слова. Финіасъ пожалъ плечами и сказалъ, что получилъ еще одинъ урокъ не полагаться на сильныхъ міра сего.

— Мы непремнно будемъ побиты, сказалъ Финіасу Монкъ вскор посл этого.

— Почему вы такъ уврены въ этомъ?

— Этимъ пахнетъ въ воздух. Я вижу это на лицахъ всхъ.

— А между тмъ это билль очень умренный. Если этотъ не пропустятъ, имъ придется скоро пропустить мру посильне этой.

— Они отвергнутъ не билль, а насъ. Мы прослужили свое время и обязаны удалиться.

— Разв Палат надолъ герцогъ?

— Герцогъ такой хорошій человкъ, что мн непріятно согласиться съ этимъ — но я этого боюсь. Онъ раздражителенъ и наживаетъ себ враговъ.

— Мн иногда кажется, не боленъ ли онъ.

— Онъ растревоженъ и раздраженъ. Онъ не можетъ скрыть свое огорченіе и вдвойн раздражается, потому что не можетъ скрыть его. Я не знаю, уважалъ ли я кого-нибудь и въ то же время жаллъ ли о комъ до такой степени, какъ о немъ.

— Онъ вчера порядочно осадилъ меня, сказалъ Финіасъ смясь.

— Онъ не можетъ совладать съ собою. Онъ осаживаетъ меня на каждомъ слов, а между тмъ я думаю, что онъ желаетъ быть вжливымъ ко мн. Его министерство принесло стран большую пользу. Я самъ никогда не буду сожалть о томъ, что присоединился къ этому министерству. Но для него, мн кажется, это было постояннымъ огорченіемъ.

Система, по которой герцогиня начала свою карьеру какъ жена перваго министра, была теперь брошена. Во-первыхъ, ей самой такъ надоло это, что она не была въ состояніи продолжать. Она тоже начала стыдиться своихъ неудачъ. Имена майора Понтни и Лопеца теперь не были пріятны для ея слуха и не съ удовольствіемъ вспоминала она, какими вжливостями осыпала сер-Орланда и какъ улыбалась сер-Тимоти Бисваксу.

— Много знавала я пошлыхъ людей въ моей жизни, говорила она однажды мистрисъ Финнъ:— но никогда не видала такихъ пошляковъ, какъ т, которые поддерживали наше министерство. Вы не помните мистера Ботта, душа моя. Его при васъ не было, это былъ математикъ и большой пріятель Плантадженета. Онъ былъ очень пошлъ, но посл него явились люди еще пошле. Иногда я люблю пошлость для перемны, но честное слово, когда мы освободимся отъ всего этого, пріятно будетъ вернуться къ леди и джентльменамъ.

Это герцогиня говорила отъ избытка горечи.

— Мн кажется, вы теперь уже освободились отъ ‘всего этого’.

— Но у меня никого нтъ вмсто нихъ. Я почти ршилась не приглашать никого цлый годъ. Я прежде думала, что меня не собьетъ съ ногъ ничто, но теперь чувствую, что я почти сбилась. Я не смю раскрыть ротъ при Плантадженет. Герцогъ Сент-Бёнгей бросилъ меня. Мистеръ Монкъ смотритъ такъ мрачно, какъ сова, а вашъ мужъ не придумаетъ даже, что говорить ему. Баррингтонъ Ирль закрываетъ лицо и проходитъ мимо, когда видитъ меня. Мистеръ Рэтлеръ старался утшить меня намедни, говоря, что все пошло вверхъ дномъ, а я приняла это почти за комплиментъ, такъ какъ онъ заговорилъ со мною. Вы не находите, что Плантадженетъ боленъ?

— Онъ измученъ заботами.

— Заботы могутъ даже замучить человка. Но онъ теперь и не говоритъ объ отставк. Онъ прежде совтовался съ герцогомъ во всемъ, а теперь, кажется, не совтуется ни съ кмъ. Онъ никогда не проститъ герцогу на счетъ лорда Ирлибирда. Конечно, если человкъ желаетъ поссориться со всми своими друзьями и удвоить ненависть всхъ своихъ враговъ, то ему слдуетъ сдлаться первымъ министромъ.

— Сожалете ли вы, что такова была его судьба, леди Гленъ?

— Ахъ! я иногда задаю себ этотъ вопросъ, но никакъ не могу отвтить на него. Я сочла бы его трусомъ, если бы онъ отказался. Это значитъ быть великимъ человкомъ въ великой стран. Сдлаете мало, а историки все-таки будутъ писать о васъ. Никто никогда не старался поступать благородне, пока… пока…

— Не длайте исключеній. Если онъ изнуренъ и боленъ, его обращеніе не можетъ быть прежнимъ, но чистота останется прежнею.

— Я не знаю, останется ли. Я врю ему, Марія, боле чмъ кому-нибудь — но теперь не врю никому. Въ нихъ во всхъ вкрадывается дьяволъ, какъ только руки ихъ окрпнутъ. Не знаю даже, чего мн пожелать. Вс мои желанія не сбываются. Ахъ! когда я подумаю о всхъ этихъ людяхъ, которые были у меня въ Гэтерум — о хлопотахъ моихъ, о великолпныхъ надеждахъ, мн становится стыдно. Помните, когда я ршила, что этотъ негодяй будетъ депутатомъ отъ Сильвербриджа?

— Ее вы не видали посл того, герцогиня?

— Нтъ, но намрена видть. Я не могла сдлать депутатомъ ея перваго мужа, а все-таки ея второй мужъ депутатъ. Но мн почти надоли планы. О Боже, какъ бы мн хотлось длать что-нибудь пріятное! Ни въ чемъ я не находила истиннаго, наслажденія посл того, какъ была влюблена, и то только потому, что любовь эта была не дозволена.

Герцогиня была не права, говоря, что герцогъ Сент-Бёнгей бросилъ ихъ: старикъ еще помнилъ поцлуй и общаніе. Но ему показалось очень трудно поддерживать прежнія отношенія съ своимъ другомъ. Онъ думалъ, что коалиція сдлала все, чего требовалось отъ нея, и что теперь настало время, когда они могутъ удалиться, не ударивъ лицомъ въ грязь. Конечно, первому министру трудно найти предлогъ, чтобы выйти въ отставку. Но если герцогъ Омніумъ согласился бы сказать, что онъ не желаетъ измнять графскихъ выборовъ, можно было бы найти предлогъ, который не сдлалъ бы вреда никому. Первый министръ могъ бы объяснить, что сдлалъ все, что было поручено ему исполнить. Но онъ тотчасъ уступилъ Монку, и теперь надо было опасаться, что Нижняя Палата не приметъ билля отъ перваго министра. Въ такомъ положеніи длъ — особенно посл разногласія на счетъ лорда Ирлибирда — старому герцогу трудно было подавать совты. Онъ былъ на каждомъ совт Кабинета, всегда прізжалъ, когда требовалось его присутствіе, былъ неизмнно въ хорошемъ расположеніи духа, но ему казалось, что онъ сдлалъ свое дло. Не хотлось ему сказать своему начальнику и товарищу, что онъ непремнно будетъ побитъ въ Нижней Палат и что, слдовательно, теперь ничего боле не остается, какъ устроить все относящееся къ ихъ удаленію.

Но когда приблизился періодъ чтенія билля, онъ ршился поговорить объ этомъ съ своимъ другомъ. Онъ обязанъ былъ это сдлать и для себя, и для человка, котораго поставилъ въ это положеніе. На него политика возложила ношу легче той, которая была возложена на его боле энергичнаго и мене практичнаго товарища. Во всю свою долгую жизнь онъ находился или въ министерств, или въ такомъ положеніи, что вс были уврены въ его скоромъ возвращеніи туда. Онъ всегда вступалъ въ министерство охотно и выходилъ безъ сожалнія. Онъ былъ патріотъ, но патріотизмъ не мшалъ его пищеваренію. Онъ былъ честолюбивъ, но умренно, и честолюбіе его было удовлетворено. Ему никогда не приходило въ голову огорчаться отъ того, что мра, предложенная имъ или его партіей, была не принята. Когда онъ былъ предсдателемъ Совта, онъ могъ исполнять свою обязанность и наслаждаться лондонской жизнью. Когда онъ находился въ оппозиціи, онъ могъ оставаться въ Италіи до мая и посвящать свободное время своимъ деревьямъ и быкамъ. Онъ всегда былъ доволенъ собой и всегда оставался герцогомъ Сент-Бёнгэемъ.

Но нашъ герцогъ былъ совсмъ не таковъ. Патріотизмъ былъ для него лихорадкой, а служба стран требовательной госпожой. Пока это продолжалось, онъ еще былъ счастливъ. Онъ не очень доврялъ себ и никогда не домогался большой власти. Но теперь, теперь наконецъ, имъ овладло честолюбіе — и чувство, можетъ быть свойственное подобнымъ людямъ, что съ политической неудачей будетъ связано личное безславіе. Какова будетъ его будущая жизнь, если онъ такъ держалъ себя въ своей важной должности, что выказался неспособнымъ занимать ее? До-сихъ-поръ для него было достаточно каждой должности, въ которой онъ могъ быть полезенъ, но теперь онъ или долженъ оставаться первымъ министромъ, или сдлаться безмолвнымъ, неизвстнымъ или ничтожнымъ человкомъ.

‘Любезный герцогъ,

‘Я буду у васъ завтра утромъ въ одиннадцать часовъ, если вы можете удлить мн полчаса.

‘Преданный вамъ

‘Сент-Бёнгэй’

Первый министръ получилъ эту записку дня за два до чтенія билля, и встртивъ своего друга чрезъ часъ по полученіи письма въ Нижней Палат, спросилъ:

— Не лучше ли мн пріхать къ вамъ?

Но старый герцогъ, жившій на Сент-Джемскомъ сквер, объявилъ, что Карльтонская Терраса будетъ ему по дорог въ Доунингскую улицу, этимъ и ршили. Ровно въ одиннадцать часовъ произошло свиданіе двухъ министровъ.

— Мн не совсмъ пріятно безпокоить васъ, сказалъ старикъ:— когда я знаю, что вамъ такъ много есть о чемъ думать.

— Напротивъ, мн не о чемъ думать, и мысли мои должны бы быть очень заняты, если бы могли мн помшать видться съ вами.

— Разумется, мы вс тревожимся на счетъ этого билля.

Первый министръ улыбнулся. Тревожимся! Да, дйствительно. Его безпокойство даже не давало ему спать по ночамъ и днемъ не выходило изъ головы.

— И, разумется, мы должны быть приготовлены, что длать въ случа успха или неудачи.

— Можете прочесть, сказалъ герцогъ Омніумъ.— Я получилъ сегодня, потому еще и не усплъ вамъ сказать.

Письмомъ этимъ генералъ-солиситоръ увдомлялъ о своей отставк. Онъ разсмотрлъ внимательно билль о графскихъ выборахъ и съ сожалніемъ долженъ былъ сказать, что по совсти не могъ поддерживать его. Онъ искренно сожаллъ, что такія пріятныя отношенія должны быть прерваны, но онъ долженъ отказаться отъ своего мста, если нкоторые пункты не будутъ уничтожены. Разумется, онъ говорилъ это не съ тмъ, что ожидалъ какой-нибудь уступки своему мннію, но просто указывалъ на это какъ на причину, перетягивавшую вс другія соображенія. Все это онъ объяснилъ очень подробно.

— Пріятность отношеній была только на одной сторон, сказалъ ветеранъ:— ему слдовало выйти давно.

— А лордъ Друммондъ уже сказалъ, что если мы не выключимъ эти пункты, то онъ долженъ опровергать билль въ Палат Лордовъ.

— И, разумется, выйти въ отставку.

— Я полагаю, онъ это хотлъ сказать. Лордъ Рамсденъ не говорилъ со мною. Вопросъ состоитъ въ томъ, при этихъ обстоятельствахъ слдуетъ ли намъ откладывать чтеніе? спросилъ первый министръ.

— Конечно нтъ, сказалъ другой герцогъ.— Относительно генералъ-солиситера у васъ затрудненій не будетъ. Сер-Тимоти посадили на это мсто только изъ уступки его партіи. Друммондъ конечно останется на своемъ мст, пока мы не увидимъ, что длается въ Нижней Палат. Если чтеніе не будетъ имть успха, тогда его сіятельство можетъ выйти въ отставку вмст съ нами.

— Рэтлеръ говоритъ, что большинство будетъ на нашей сторон. Онъ и Роби согласны въ этомъ. Они оба должны знать, сказалъ первый министръ, безъ умысла какъ бы ходатайствуя за себя.

— Они-то должны знать, если кто-нибудь знаетъ, но это кризисъ исключительный. Я полагаю, вы думаете, что если чтеніе не пройдетъ, то мы должны выйти въ отставку?

— О, конечно!

— А если билль очень изуродуютъ въ Комитет? Не знаю, пожалю ли я лично объ этомъ билл. Существующая разница въ избирательныхъ голосахъ скоре согласуется съ моими предразсудками. Но страна желаетъ этой мры, и я полагаю, что мы не можемъ согласиться на такія важныя измненія, какія предлагаютъ эти люди.

Говоря эти слова, онъ положилъ руку на письмо сер-Тимоти.

— Мистеръ Монкъ не захочетъ объ этомъ и слышать, сказалъ первый министръ.

— Разумется. А мы съ вами въ этой мр не должны отставать отъ мистера Монка. Мое великое и единственное желаніе въ этомъ дл — дйствовать въ строгомъ согласіи съ вами.

— Вы всегда добры и справедливы, герцогъ.

— Я съ своей стороны нисколько не сожалю, что во всемъ этомъ представляется случай выйти въ отставку. Мы сдлали свое дло, и если, какъ мн кажется, большинство въ Нижней Палат опять поддержитъ Грешэма или Монка, какъ главу всей либеральной партіи, мн кажется, что это будетъ полезно для страны.

— Почему это должно составить для васъ разницу? Для чего вы не вернетесь въ Совтъ?

— Я этого не сдлаю, наврно не сдлаю сейчасъ и вроятно никогда. Но вы въ самомъ цвт жизни…

Первый министръ теперь не улыбался. Онъ нахмурилъ брови и темная тнь пробжала по его лицу.

— Не думаю, чтобы я могъ это сдлать, сказалъ онъ.— Цезарь врядъ ли взялъ бы легіонъ подъ начальствомъ Помпея.

— Если бы это было сдлано, то для пользы страны и безъ малйшей потери чести или репутаціи для того, кто это сдлаетъ.

— Мы не должны говорить объ этомъ, герцогъ. Слдовательно, вы думаете, что мы потерпимъ неудачу, я говорю о неудач въ Нижней Палат. Я не нахожу, чтобы неудачу въ нашей Палат должно считать гибельной.

— Мы потерпимъ неудачу въ трехъ случаяхъ. Потеря какого-нибудь важнаго пункта въ Комитет будетъ равняться потер всего билля.

— О, да! А какая же третья неудача противъ насъ?

— Вы вроятно не захотите поддерживать билль съ весьма незначительнымъ большинствомъ.

— Конечно, не съ тремя или четырьмя.

— Или не съ шестью или семью, я думаю. Это было бы безполезно. Я увренъ, что нашъ билль не дойдетъ до Комитета.

— Я всегда находилъ, что вы правы, герцогъ.

— Общее мнніе это ршило, а общее мнніе почти всегда оказывается справедливымъ. Дойдя до этого заключенія, я думалъ, что мн слдуетъ это вамъ сказать для того, чтобы мы могли привести все въ порядокъ.

Герцогъ Омніумъ, который при всей своей надменности и сдержанности былъ простйшимъ человкомъ на свт и наимене способнымъ представляться тмъ, чмъ онъ не былъ, глубоко вздохнулъ, услышавъ это.

— Я съ своей стороны, продолжалъ старшій герцогъ:— не сожалю объ этомъ.

— Это первая широкая мра, которую мы старались провести.

— Мы вступили не для того, чтобы проводить широкія мры, другъ мой. Оглянитесь назадъ и вы увидите, много ли широкихъ мръ провелъ Питтъ, а между тмъ онъ бережно провелъ страну сквозь самый опасный кризисъ.

— Что же мы сдлали?

— Поддерживали правленіе королевы благополучно въ теченіи трехъ лтъ. Разв это ничего для министра? Я никогда не былъ приверженцемъ важныхъ мръ, зная, что когда он быстро идутъ одна за другою, то боле разбиваются брянчаніемъ, чмъ поправляются реформами. Мы сдлали то, чего отъ насъ ожидали Парламентъ и страна, и на сколько могу судить, мы сдлали это хорошо.

— Я не очень доволенъ, герцогъ. Впрочемъ, если будетъ такъ, какъ вы ожидаете, я готовъ. Разумется, я приготовился давно. Если послднее время мои мысли были мене направлены къ удаленію, чмъ прежде, то это потому, что желалъ, чтобы эта мра была проведена нами.

Тутъ старый герцогъ простился и первый министръ остался одинъ соображать сообщенное ему извстіе.

Онъ сказалъ, что приготовился давно, но говоря это, самъ не понималъ себя. Хотя его волновали сомннія, онъ все еще надялся. Словъ Рэтлера, увреній Роби почти было достаточно, чтобы внушить ему довріе. Но Рэтлеръ и Роби вмст ничего не значили въ сравненіи съ герцогомъ Сент-Бёнгэемъ. Первый министръ зналъ теперь, что его дни сочтены. Его мысли обратились на будущее, какъ онъ теперь устроитъ свою жизнь — а ему вдь только сорокъ седьмой годъ! Онъ теперь очень сожаллъ, зачмъ упомянулъ о Цезар, хотя зналъ, что его старый другъ никогда на обратитъ этихъ словъ противъ него. Съ какой стати поставилъ онъ себя въ число великихъ сего міра? Но онъ сказалъ правду. Кто бы ни былъ Помпеемъ, онъ, ничтожный Цезарь дня, не можетъ теперь командовать другимъ легіономъ.

Онъ разъ сказалъ Финіасу Финну, что сожалетъ, зачмъ не предавался обыкновеннымъ развлеченіямъ англичанъ. Но онъ также не предавался ихъ обыкновеннымъ занятіямъ, кром политики. Онъ не интересовался ни быками, ни полями, онъ даже не зналъ, велики или малы его собственныя фермы. Когда-то онъ могъ даже назваться ученымъ, но теперь литература, занимавшая его, состояла изъ синихъ книгъ {Такъ называются парламентскія публикаціи но цвту обертки. Пр. Пер.} и газетъ. Что будетъ онъ длать, когда выйдетъ въ отставку? Онъ понималъ — или ему такъ казалось — такъ хорошо свое положеніе, что не могъ надяться вернуться къ власти посл обычнаго промежутка. Онъ былъ первымъ министромъ не какъ политическій предводитель какой-либо стороны, но — такъ онъ говорилъ себ — какъ необходимая затычка. Теперь у него ничего боле не оставалось, какъ вести безцвтную жизнь до самой могилы.

Чрезъ нсколько времени онъ пошелъ къ своей жен, въ ту самую комнату, гд она прежде приготовляла свои тріумфы и гд теперь вспоминала свои разочарованія.

— У меня былъ герцогъ, сказалъ онъ.

— Наконецъ?

— Не знаю, принесъ ли бы онъ какую-нибудь пользу, если бы пріхалъ раньше.

— Что же говоритъ его свтлость?

— Онъ думаетъ, что наши дни сочтены.

— Только-то? Я могла бы сказать ему, что сама думаю это давнымъ-давно. Для чего ему безпокоиться и прізжать разсказывать намъ такія извстныя новости? Вс швейцары въ клубахъ знаютъ это.

— Тмъ мене будутъ удивлены — и можетъ быть мене раздосадованы т, кого это прямо касается.

— Онъ теб сказалъ, кто заступитъ твое мсто? спросила герцогиня.

— Нтъ, не говорилъ.

— Ему слдовало это сдлать, такъ какъ онъ наврно знаетъ. Вс это знаютъ кром тебя, Плантадженетъ.

— Если знаешь, ты можешь мн сказать.

— Разумется, могу. Мистеръ Монкъ.

— Я очень радъ, Гленкора. Мистеръ Монкъ очень хорошій человкъ.

— Желала бы я знать, сдлаетъ ли онъ что-нибудь для насъ. Подумай, чего мы лишимся! Что если я попрошу у него мста? Дастъ онъ намъ?

— Тебя это огорчитъ, Кора?

— Что? твоя отставка?

— Да, перемна вообще.

Она посмотрла на него прежде чмъ отвтила съ особенной улыбкой въ глазахъ, къ которой онъ привыкъ — съ улыбкой и забавной, и патетической, въ которой былъ и оттнокъ сарказма.

— Я могу смло говорить правду, сказала она:— а ты не можешь. Я могу отвтить по совсти и откровенно. Да, это меня огорчитъ. А тебя?

— Неужели ты думаешь, что я не могу отвтить по совсти, по-крайней-мр, теб? Это терзаетъ меня. Мн непріятно думать, что я останусь безъ дла.

Она вдругъ подошла къ нему и положила об руки на его грудь.

— А все-таки я не совсмъ буду несчастлива.

— Въ чемъ же ты найдешь утшеніе?

— Въ теб. Ты сдлался боленъ. Грубые люди, которыхъ нжность твоей натуры переносить не могла, топтали тебя, терзали зубами и наносили раны теб. Я могла бы отвтить имъ моими зубами и также ихъ терзать, но ты не могъ. Теперь ты отъ нихъ спасешься, поэтому и я буду довольна.

— Если такъ, то и я буду доволенъ, сказалъ онъ, цлуя ее.

Глава LXXIII.
Только герцогъ Омніумъ.

Насталъ вечеръ преній, но прежде чмъ они начались, сер-Тимоти Бисваксъ представилъ личное объясненіе. Онъ счелъ необходимымъ сообщить Палат, какимъ образомъ случилось, что онъ счелъ себя обязаннымъ оставить министерство въ такомъ важномъ кризис его существованія. Тутъ одинъ членъ сдлалъ замчаніе — шопотомъ, но однако такъ, что оно могло дойти до остраго слуха сер-Тимоти. Въ послдствіи говорили, что этотъ членъ, ирландецъ Фицджибонъ, извстный врностью своей партіи — нарочно занялъ это мсто, чтобы сер-Тимоти могъ услыхать его шопотъ. Шопотъ намекалъ, что падающіе дома часто оставляются извстными животными. Конечно, шопотъ былъ довольно громкій, но если ужь позволяется шептать, то невозможно же сдержать объемъ голоса. Сдерживать мистера Фицджибона всегда оказывалось трудно. Сер-Тимоти, у котораго въ смлости недостатка не было, тотчасъ обернулся къ Фицджибону и сказалъ, что достопочтенный членъ не посметъ встать на ноги и повторить свои слова. Лоренцъ Фицджибонъ посмотрлъ ему въ лицо, но не снялъ шляпы и не пошевелился. Это былъ небольшой пріятный эпизодъ и доставилъ удовольствіе всей Нижней Палат вообще.

Потомъ сер-Тимоти продолжалъ свое объясненіе. Какъ только онъ узналъ подробности этой мры, то он показались ему влекущими за собою самыя важныя и вредныя послдствія. Онъ былъ увренъ, что члены министерства, ускоряющіе эту мру съ ненадлежащей торопливостью — когда нападаютъ на министровъ, то ихъ всегда обвиняютъ или въ ненадлежащей торопливости, или въ вроломномъ замедленіи — не сообразили, что длаютъ они, а если сообразили, то остались слпы къ результатамъ. Онъ хотлъ тогда обсуждать подробности этой мры, но его призвали къ порядку. Личное объясненіе не давало ему права предупреждать пренія. Онъ усплъ однако, прежде чмъ слъ, наговорить много тяжелыхъ вещей противъ своего бывшаго начальника, а главное поздравилъ герцога съ услугами такого достопочтеннаго джентльмена, какимъ былъ депутатъ отъ Мейо — то-есть Лоренцъ Фицджибонъ.

Можетъ быть, для всхъ было бы лучше, если бы мра эта была отмнена и министры вышли бы въ отставку безъ преній, такъ какъ вс были убждены, каковъ будетъ конецъ. Билль никакъ не могъ пройти. Нижняя Палата вполн соглашалась, что эта мра необходима, а все-таки ее нельзя было принять. Даже Монкъ, самый горячій политикъ, чувствовалъ какую-то всеобщую апатію около себя. Волненіе, возбуждаемое перемной министерства, могло возвратить Палат ея надлежащій тонъ — но теперь Палата неспособна была работать.

Все-таки Монкъ сказалъ свою рчь и привелъ вс доводы въ ясномъ порядк. Необходимо были привести малйшую подробность предложенія. Онъ зналъ, что это не поведетъ ни къ чему, а все-таки это слдовало сдлать. Онъ продолжалъ свое дло такъ прилежно, какъ будто надялся на успхъ, и кончилъ въ девять часовъ вечера. Сер-Орландо предложилъ отложить засданіе до завтра, ссылаясь на то, что надо сообразить подробности. На это возраженій не было и засданіе отложили.

На слдующій день во всхъ клубахъ толковали о наступающихъ преніяхъ. Знали, что сер-Орландо составилъ сильную партію и что сер-Тимоти и другіе совщались съ нимъ. Разумется, имъ необходимо было сообщить многимъ тайны своего совщанія, такъ что на другой день рано всмъ было извстно, что оппозиція не намрена разсуждать о билл и отложитъ эти разсужденія на полгода. Министерство конечно этого не ожидало, такъ какъ билль несомннно былъ популяренъ и въ Палат, и въ стран, и если оппозиція будетъ побждена въ этомъ, то это пораженіе усилитъ министерство. Но если врагамъ удастся положительно запретить второе чтеніе, это будетъ равняться недостатку доврія.

— Я боюсь, что они знаютъ почти боле насъ чувства членовъ, сказалъ Роби Рэтлеру.

— Въ Парламент нтъ ни одного человка, чувства котораго были бы неизвстны мн, сказалъ Рэтлеръ:— но я не такъ увренъ въ ихъ принципахъ. Съ нашей стороны, въ нашей партіи есть множество людей ненавидящихъ герцога, хотя они хотли бы остаться врны министерству. Они оставались ему врны, а онъ ни слова не сказалъ ни съ кмъ изъ нихъ съ-тхъ-поръ, какъ сдлался первымъ министромъ. Что прикажете длать съ такимъ человкомъ? Какъ вы будете дйствовать съ нимъ?

— Лоптонъ писалъ ему намедни о чемъ-то, отвтилъ Роби: — я забылъ о чемъ, и получилъ отвтъ отъ Уорбёртона холодный-прехолодный — пощечину такъ сказать. Можно ли обращаться такимъ образомъ съ такимъ человкомъ, какъ Лоптонъ — съ однимъ изъ самыхъ популярныхъ людей въ Парламент, въ родств почти со всми перами, да еще думающимъ такъ много о себ! Я не стану удивляться, если онъ подастъ голосъ противъ насъ — право не стану.

— Это все надлалъ старый герцогъ, сказалъ Рэтлеръ:— конечно, онъ думалъ устроить къ лучшему, но дло вышло неудачно съ начала до конца. Я это зналъ. Не думаю, чтобы хотя одинъ человкъ понялъ, что значитъ министерская коалиція, кром васъ и меня. Съ самаго начала вс ваши приверженцы были противъ этого.

— Посмотрите, какъ съ ними обошлись! сказалъ Роби.— Возможно ли, чтобы они оставались врны, когда мистеръ Монкъ сдлался предсдателемъ Палаты?

Въ этотъ день былъ кабинетный Совтъ, продолжавшійся нсколько минутъ, и вс министры ршили, что они тотчасъ подадутъ въ отставку, если сер-Орландо исполнитъ свое намреніе. Вс собравшіеся министры были повидимому очень довольны, какъ будто видли конецъ всмъ своимъ непріятностямъ. Спартанецъ не состроилъ даже гримасы, когда его укусилъ волкъ, а это все были спартанцы. Даже первый министръ, собравшійся съ твердостью на этотъ случай и никогда не плакавшій ни при комъ, кром своей жены и своего стараго друга, былъ пріятенъ въ обращеніи, почти любезенъ.

— Мы теперь не сдлаемъ шага къ тысячелтію, сказалъ онъ Финіасу Финну, когда они вмст вышли изъ Совта, намекая на слова, сказанныя Финіасомъ прежде по этому поводу.

— Но мы сдлали шагъ къ шагу, отвчалъ Финіасъ:— а для того, чтобы достигнуть тысячелтія, и это много.

— Я полагаю, мы вс слишкомъ заботились, сказалъ герцогъ: — чтобы видть важныя послдствія нашихъ ничтожныхъ дйствій. Прощайте. Мы скоро все узнаемъ. Монкъ думаетъ, что нападки будутъ на министерство, а не на билль, и что лучше было бы собрать голоса ни мало не медля.

— Я прозакладую пятифунтовый билетъ, сказалъ Лоптонъ Карльтону: — что министры завтра подадутъ въ отставку, и другой пятифунтовый билетъ за то, что никто не назоветъ пяти членовъ будущаго Кабинета.

— Вы можете помочь сами себ выиграть первое пари, сказалъ Бошанъ, очень старый членъ, который вмст съ многими другими консерваторами поддерживалъ коалицію.

— Я этого не сдлаю, сказалъ Лоптонъ:— хотя мн кажется, долженъ бы. Я не стану подавать голоса противъ человка, попавшаго въ несчастіе, хотя, честное слово, не очень его люблю. Я не подамъ голоса ни въ ту, ни въ другую сторону, но надюсь, что сер-Орландо будетъ имть успхъ.

— Если такъ, кто же будетъ первымъ министромъ? спросилъ Карльтонъ.— Я полагаю, вы не захотите служить подъ начальствомъ сер-Орланда.

— И также герцога Омніума. Мы не будемъ нуждаться въ первомъ министр. Мало ли можно выбрать кого.

Недавно составился новый либеральный клубъ на боле широкихъ основаніяхъ, чмъ Прогресъ, съ тхъ поръ, какъ герцогъ сдлался первымъ министромъ. Нкоторымъ людямъ не нравилось настоящее положеніе вещей и они думали, что либеральная партія при такой помощи, какую могутъ оказать подобные клубы, была бы въ состояніи управлять одна. Клубъ этотъ не могъ переносить мысли, что великой либеральной партіи мшаютъ дйствовать и торжествовать такіе люди, какъ сер-Орландо Дротъ и сер-Тимоти Бисваксъ. Вс Паллизеры съ незапамятныхъ временъ дйствовали какъ прямые либералы и вотъ почему клубъ не желалъ лично противодйствовать герцогу, хотя онъ былъ глава коалиціи. Нкоторые члены министерства, Финіасъ Финнъ, напримръ, Баррингтонъ Ирль и Рэтлеръ, засдали въ комитет клуба. Но клубъ былъ не прочь прекратить настоящее положеніе вещей. Грешэмъ могъ опять сдлаться первымъ министромъ, если удостоитъ, или Монкъ. Когда коалиція составилась, клуба не было, и оттого, что его не было, коалиція и оказалась необходимой, но теперь, можетъ быть, постоянно будетъ царствовать настоящій либеральный первый министръ. Съ этой великой будущностью впереди, клубъ не очень желалъ поддерживать билль.

— Я пойду и, разумется, подамъ за нихъ голосъ, сказалъ О Магони:— такъ чтобы посмотрть.

Этими словами О Магони выражалъ чувства клуба и либеральной партіи вообще. Для герцога надо было что-нибудь сдлать, но не слдовало поддерживать его въ должности перваго министра.

Это былъ великій день для сер-Орланда. Въ половин пятаго Палата была полна, не отъ желанія послушать доводы сер-Орланда противъ билля, но потому что вс чувствовали въ этихъ преніяхъ личный интересъ. Если бы въ наше время пожелали узнать, какого дара первый министръ долженъ бы былъ просить отъ волшебницъ, слдовало бы назвать способность пріобртать личныхъ друзей. Краснорчіе, если оно достается очень легко, можетъ почти сдлаться вреднымъ. Патріотизмъ подозрвается и иногда переходитъ почти въ педантство. Необыкновенный умъ требуется рдко и сталкивается съ посредственностями. Трудолюбіе требовательно. Добросовстность непрактична. Правда легко оскорбляется. Достоинство не сгибается. Но человкъ, который можетъ быть всмъ для всхъ, который постояно можетъ говорить ласковое слово, пріятную шуточку, который можетъ простить вс грхи, всегда готовъ встртить друга и врага, но никогда не бываетъ очень жестокъ къ послднему, который не забываетъ именъ и всегда находчивъ на отвты — такого человка непремнно поддержутъ въ такомъ кризис, который происходитъ теперь. За него будутъ бороться, говорить и, если нужно, драться, какъ будто самое существованіе страны зависитъ отъ его политической безопасности. Настоящій министръ не могъ получить подобной защиты, но насильственное низложеніе перваго министра всегда останется достопамятнымъ случаемъ.

Сер-Орландо сказалъ свою рчь и, какъ ожидали, она очень мало относилась къ биллю, и почти исключительно нападалъ на своего бывшаго начальника. Онъ говорилъ, что теперь представился случай прійти къ прямому выходу съ наименьшимъ земедленіемъ. Если онъ понялъ чувства Парламента, то билль такой важный врядъ ли мои, етъ былъ проведенъ настоящимъ министерствомъ. Герцогъ уничтожилъ свою поддержку въ этой Палат и какъ министръ лишился того доврія, которое когда-то оказало ему большинство.

Мы не станемъ подробно слдить за рчью сер-Орланда. Онъ упоминалъ о своихъ услугахъ и сказалъ, что былъ принужденъ удалиться, потому что герцогъ не хотлъ позволить ему распоряжаться въ своемъ собственномъ министерств. Онъ имлъ причину полагать, что и другіе министры видли себя точно также связанными этой страстью къ деспотическому правленію. Громкіе возгласы неодобренія послышались съ министерской стороны, на которые отвтили другіе возгласы съ другой стороны Палаты. Сер-Орландо уврялъ, что ему стоитъ только указать на то обстоятельство, что министерство уже раздроблено отпаденіемъ разныхъ лицъ.

— Только двухъ, сказалъ чей-то голосъ.

Сер-Орландо обернулся, чтобы возразить этому голосу, когда раздался другой голосъ.

— И самыхъ слабыхъ, сказалъ этотъ голосъ, который неоспоримо принадлежалъ Лоренсу Фицджибону.

— Я не стану говорить о себ, напыщенно сказалъ сер-Орландо:— но мн дано право объявить Парламенту, что благородный лордъ, занимающій теперь мсто министра колоній, останется на этомъ мст только до окончанія кризиса.

Тутъ пошла очень колкая перепалка между Финіасомъ и сер-Тимоти, такъ что наконецъ казалось, что пренія перейдутъ въ личною войну. Финіасъ, Ирль, Лоренсъ Фицджибонъ такъ разсердились, что по-крайней-мр на словахъ одержали верхъ. Но какую пользу могло это принести? Каждый человкъ въ этой Палат уже заране приготовился подать голосъ за или противъ герцога Омніума — или ршился, какъ Лоптонъ, совсмъ голоса не подавать, а ужь конечно никакія гнвныя выраженія не могли повліять ни на одинъ голосъ въ томъ или другомъ отношеніи.

— Оставьте, шепнулъ Монкъ Финіасу:— не стоитъ попусту терять слова.

— Я знаю недостатки герцога, сказалъ Финіасъ:— но эти люди не знаютъ о его добродтеляхъ, и когда я слышу, что его бранятъ, я выдержать не могу.

Рано вечеромъ — до двнадцати часовъ — начали собирать голоса, и даже въ ту минуту никто не зналъ, что выйдетъ изъ этого. Многіе, разумется, охотно подали бы голосъ въ пользу билля. Были и такіе, которые находили, что сер-Орландо и его послдователи выказали слишкомъ большую самоувренность, ршившись на такой запальчивый способъ оппозиціи. Эти люди думали, что было бы гораздо лучше упрочить успхъ постепенной и настойчивой оппозиціей самому биллю. Но они не знали, до какой степени людей можно отдалить отъ себя молчаніемъ и холоднымъ обращеніемъ. Сер-Орландо былъ побитъ, но только девятью голосами.

— Не можетъ онъ провести свой билль, сказалъ Рэтлеръ.

— Никакой министръ, сказалъ Роби:— не можетъ проводить такую мру съ большинствомъ только девяти.

Монкъ прямо изъ Палаты отправился на Карльтонскую Террасу.

— Жалю, зачмъ не оказалось только три или четыре, сказалъ герцогъ смясь.

— Почему?

— Потому что было бы меньше сомннія.

— А разв теперь есть?

— Мене возможности сомнваться, хотлъ я сказать.— Вы не захотите сдлать попытку съ такимъ большинствомъ?

— Не могу, герцогъ!

— Я совершенно согласенъ съ вами. Но нкоторые скажутъ, что попытку можно сдлать, и обвинятъ насъ въ малодушіи, если мы не сдлаемъ.

— Это только могутъ сказать т, которые не понимаютъ характера Нижней Палаты.

— Весьма вроятно. А все-таки я жалю, что большинство не было только три или четыре. Кажется, больше не о чемъ говорить.

— Не о чемъ, ваша свтлость.

— Мы увидимся завтра въ два часа, а я, если возможно, буду у ея величества посл двнадцати. Спокойной ночи, мистеръ Монкъ.

— Спокойной ночи, герцогъ.

— Мое царствованіе кончилось. Вы гораздо старе меня, а между тмъ весьма вроятно, что ваше царствованіе еще начнется.

Монкъ улыбнулся и покачалъ головой, выходя изъ комнаты, не желая разсуждать о такомъ обширномъ предмет въ такое позднее время ночи.

Не пропустивъ ни одной минуты посл ухода своего товарища, первый министръ — онъ все еще былъ первымъ министромъ — пошелъ въ комнату своей жены, зная, что она ждетъ, чтобы услыхать результатъ голосованія, и у нея нашелъ мистрисъ Финнъ.

— Кончено? спросила герцогиня.

— Да, голосованіе было. Отъ меня сейчасъ ушелъ мистеръ Монкъ.

— Ну?

— Мы, разумется, ихъ побили, какъ всегда, сказалъ герцогъ, пытаясь выказать любезность.— Неужели ты предполагала, что можно чего-нибудь бояться? Вашъ мужъ всегда совтовалъ вамъ поддерживать ваше мужество, не такъ ли, мистрисъ Финнъ?

— Мужъ мой, кажется, помшался, отвтила она: — онъ такъ шумитъ и бснуется противъ своихъ политическихъ враговъ, что я не смю раскрыть ротъ.

— Скажи мн, что тамъ было, Плантадженетъ? воскликнула герцогиня.

— Не будь такъ безразсудна, какъ мистрисъ Финнъ, Кора. Палата подала голосъ противъ сер-Орланда большинствомъ девяти.

— Только девяти!

— И я завтра перестаю быть первымъ министромъ.

— Неужели ты хочешь сказать, что это ршено?

— Совершенно. Пьеса сыграна, занавсъ опустилась, лампы потушены и бдные усталые актеры могутъ итти спать.

— Но противъ такой оппозиціи, кажется, достаточно бы всякаго большинства.

— Нтъ, душа моя. Я не назову числа, но девяти конечно недостаточно.

— Такъ все кончено?

— Мое министерство кончилось, если ты подразумваешь это.

— Стало быть, и для меня кончилось все. Я поселюсь въ деревн, стану строить коттеджи и приготовлять микстуры для больныхъ крестьянъ. А вы, Марія, все еще будете подниматься кверху. Если мистеръ Финнъ суметъ, онъ можетъ сдлаться когда-нибудь первымъ министромъ.

— Онъ едва ли иметъ такое честолюбіе, леди Гленъ.

— Честолюбіе явится скоро, не такъ ли, Плантадженетъ? Пусть онъ только начнетъ мечтать о возможности, а желаніе скоро придетъ. Что вы будете чувствовать, если это случится?

— Это совершенно невозможно, серіозно отвтила мистрисъ Финнъ.

— Я не вижу, почему можетъ быть невозможно что-нибудь. Теперь сер-Орландо будетъ первымъ министромъ, а сер-Тимоти Бисваксъ лордомъ-канцлеромъ. Посл этого вс могутъ надяться достигнуть всего. Ну, я полагаю, мы можемъ отправиться спать. Карета ваша здсь, душа моя.

— Надюсь.

— Позвони, Плантадженетъ, чтобы кто-нибудь проводилъ ее внизъ. Прізжайте завтра завтракать, мн придется такъ много стонать. Какіе скоты, какіе неблагодарные негодяи мужчины! Они хуже женщинъ, когда ихъ соберется достаточно, чтобы выказать отвагу. Зачмъ они бросили тебя? Чего не длали мы для нихъ? Подумайте, сколько новой мебели послали мы въ Гэтерумъ только для того, чтобы сплотить партію. Сколько тысячъ ярдовъ полотна было куплено для новыхъ спаленъ, и все никакой пользы не принесло! Не чувствуешь ли ты себя похожимъ на Вольсея {Вольсей — англійскій кардиналъ и министръ. При Генрих VIII, въ 1515 г., самовластно управлялъ Англіей, но лишившись расположенія короля за медленность въ переговорахъ о развод короля съ Екатериной Аррагонской въ 1529, долженъ былъ сложить съ себя званіе лорда-канцлера, а впослдствіи Парламентъ лишилъ его всхъ званій и онъ умеръ арестантомъ въ 1530 году. Пр. Пер.}, Плантадженетъ?

— Нисколько, душа моя. Отъ меня никто не можетъ отнять моей собственности.

— А мн кажется, что я почти въ такомъ же развод какъ Екатерина, и что голова у меня отрублена, какъ у Анны Болейнъ. Уходите, Марія, потому что я хочу поплакать одна.

Герцогъ самъ въ этотъ вечеръ посадилъ мистрисъ Финнъ въ карету, и когда сошелъ внизъ, спросилъ, полагаетъ ли она, что герцогиня серіозно огорчена.

— Она такъ смшиваетъ и радость и горе, сказалъ герцогъ:— что я иногда самъ не могу понять ее.

— Мн кажется, что она сожалетъ, герцогъ.

— Она говорила мн намедни, что она довольна.

— Чрезъ нсколько недль она будетъ довольна, а вашу свтлость, кажется, я могу поздравить.

— О! да, я это думаю. Никто изъ насъ не любитъ быть побжденнымъ. Сначала всегда есть небольшое разочарованіе. Но въ сущности такъ гораздо лучше. Надюсь, что это не сдлаетъ несчастнымъ вашего мужа.

— За себя онъ огорчаться не будетъ. Онъ опять вступитъ въ борьбу и станетъ драться или на той, или на другой сторон. Собственно для меня оппозиція пріятне. Спокойной ночи, герцогъ. Мн очень жаль, что вы побезпокоились для меня.

Онъ пошелъ одинъ въ свою комнату и сидлъ тамъ не шевелясь часа два. Конечно, что-нибудь да значило быть первымъ министромъ Англіи три года — этого никто не могъ отъ него отнять. Ему не слдовало огорчаться, а между тмъ онъ былъ и огорченъ, и разочарованъ. Ему никогда не приходило въ голову гордиться тмъ, что онъ герцогъ, или думать о своемъ богатств иначе какъ о случайности, конечно выгодной, но вовсе не служащей источникомъ чести. Ему было извстно, что первое мсто и въ Парламент, и въ министерств ему доставило его происхожденіе. Наслдникъ герцогскаго званія, если только будетъ усиленно трудиться, почти наврно будетъ принятъ въ министерство. Въ юности онъ не трудился такъ, какъ его друзья Монкъ и Финіасъ Финнъ, которые проложили себ путь съ самаго низа, но первымъ министромъ даже герцога не можетъ сдлать только его званіе. Стало быть, онъ сдлалъ что-нибудь, чмъ можетъ гордиться. Такимъ образомъ старался онъ утшать себя.

Но это не могло способствовать его личному счастію, если ему не оставалось еще сдлать что-нибудь, Что онъ будетъ длать теперь? Станутъ ли его слушать, позволятъ ли ему трудиться для общаго блага, какъ въ былое счастливое время въ Нижней Палат? Онъ боялся, что для него все кончено и что на всю жизнь онъ долженъ остаться просто герцогомъ Омніумомъ.

Глава LXXIV.
Я обезславлена и посрамлена.

Вскор посл засданій въ Парламент, Артуръ Флечеръ сдлался постояннымъ постителемъ Манчестерскаго сквера.

Онъ обдалъ у стараго адвоката всегда по воскресеньямъ и не рдко въ другіе дни. когда это позволяли его занятія въ Парламент и другія знакомства. Между нимъ и отцомъ Эмиліи не было ни секретовъ, ни недоразумній. Вортонъ зналъ, что молодой членъ Парламента серіозно намренъ жениться на его дочери, а Флечеръ былъ увренъ, что Вортонъ будетъ помогать ему всми силами. Они рдко произносили имя Лопеца. Между ними было безмолвное согласіе, что этого имени не слдуетъ упоминать. Этотъ человкъ явился какъ геній-разрушитель между ними и ихъ нжнйшими надеждами. Но, онъ исчезъ, и не безъ ужасной трагедіи, и всякія мысли о немъ и этой трагедіи слдовало если не забыть, то по-крайней-мр отстранить, если бы только ту женщину, которою они такъ интересовались, можно было пріучить забыть его.

— Это не любовь, говорилъ отецъ:— а стыдъ.

Артуръ Флечеръ качалъ головой, не совсмъ соглашаясь съ этимъ. Онъ не боялся, что Эмилія любитъ память своего покойнаго мужа. По его мннію, такая любовь была невозможна. Но, по его мннію, это было нчто боле стыда. Это была также гордость, намреніе не сознаваться въ ошибк, которую она сдлала, отдавшись человку, наимене достойному изъ ея двухъ жениховъ.

— Ея состояніе будетъ уже не таково, какъ я прежде вамъ общалъ, жалобно сказалъ старикъ.

— Я не помню, чтобы я когда-нибудь спрашивалъ васъ объ ея состояніи, возразилъ Артуръ.

— Конечно. И если бы вы спросили, я не сказалъ бы вамъ. Но такъ какъ я самъ назвалъ сумму, то мн слдуетъ и объяснить, что этотъ человкъ усплъ уменьшить ее на шесть или семь тысячъ.

— Если бы только это!

— И я общалъ сер-Элореду, что Эверетъ, какъ его наслдникъ, получитъ значительную часть своей доли, не дожидаясь моей смерти. Странно, что тотъ изъ моихъ дтей, отъ котораго я боле ожидалъ огорченій, такъ хорошо сталъ на ноги, а другая… ну будемъ надяться всего лучшаго. Эверетъ кажется такъ занятъ Вортономъ, какъ будто онъ уже принадлежитъ ему. А Эмилія… Ну, мой милый, будемъ надяться, что все еще поправится. Вы не пьете ваше вино. Да, дайте мн бутылку, я выпью еще рюмку, прежде чмъ пойду наверхъ.

Такимъ образомъ шло время до возвращенія Эмиліи въ Лондонъ. Министры подали тогда въ отставку, но мн кажется, что этотъ ‘великій реакціонный успхъ’, какъ это называлъ издатель ‘Знамени’, взволновалъ одного члена Нижней Палаты гораздо мене, чмъ возвращеніе въ Лондонъ мистрисъ Лопецъ. Артуръ Флечеръ ршилъ, что онъ возобновитъ свое сватовство, какъ только пройдетъ годъ посл трагедіи, сдлавшей вдовою его возлюбленную — и теперь этотъ годъ прошелъ. Онъ зналъ хорошо этотъ день — и она знала, проведя цлое утро въ слезахъ въ своей комнат въ Вортон. Онъ спрашивалъ себя, достаточно ли будетъ одного года — или, изъ состраданія къ ней и съ цлью врне осуществить свои надежды, онъ долженъ дать ей боле времени для нравственнаго выздоровленія. Но онъ сказалъ себ, что это должно быть сдлано въ конц года, и привыкъ всегда держать свое слово.

Ему трудно было только ршить вопросъ, какъ устроить необходимый разговоръ — при первой ли встрч, или лучше дать ей время привыкнуть къ его присутствію въ дом. Его мать пыталась подсмиваться надъ нимъ, потому что, какъ она говорила, онъ боится женщины. Но онъ хорошо помнилъ, что никогда не боялся Эмиліи Вортонъ, что безпрестанно говорилъ ей о своей любви, которая даже и теперь не уменьшилась. Времени еще будетъ довольно для счастія, если она согласится, и довольно времени для тяжести неудовлетворенныхъ стремленій, если она будетъ упорствовать въ своемъ отказ.

Наконецъ онъ увидалъ ее, почти случайно, и эта встрча конечно не была удобна для его намреній. Онъ зашелъ въ контору Вортона на другой день ея прізда и нашелъ ее тамъ. Она конечно не ожидала встртить тамъ своего обожателя. Онъ сконфузился, но она выказала ему почти привязанность сестры, разсказала о Лонгбарнс и его родныхъ, какъ Эверетъ къ великой радости сер-Элореда былъ выбранъ въ судьи графства и какъ Джона Флечера просили сдлаться начальникомъ охоты, потому что старый лордъ Вобли объявилъ, что въ семьдесять пять лтъ не можетъ уже здить верхомъ какъ слдуетъ начальнику охоты. Обо всемъ этомъ Артуръ, разумется, слышалъ, такія важныя новости конечно не скрывали отъ него, но многаго сказать объ этомъ онъ не могъ. Онъ что-то пробормоталъ и поспшилъ уйти, давъ впрочемъ общаніе обдать по обыкновенію въ воскресенье, и примтилъ, что годовщина роковаго дня нсколько уменьшила мрачный трауръ, который вдова носила до-тхъ-поръ.

Да, онъ будетъ обдать въ воскресенье, но что будетъ съ нимъ тогда? Вортонъ не уходилъ изъ дома по воскреснымъ вечерамъ и конечно не уйдетъ изъ своей гостиной для того, чтобы доставить влюбленному случай объясниться въ любви. Нтъ, онъ долженъ пропустить этотъ вечеръ и пріискать другой случай. Настало воскресенье и посл обда роспили бутылку портвейна и бордоскаго.

— Какъ вы ее находите? спросилъ отецъ.— Она была блдна какъ смерть, когда мы увезли ее въ деревню.

— Честное слово, серъ, отвчалъ Артуръ:— я не взглянулъ на нее. Теперь уже дло идетъ не о красот, какъ бывало прежде. Не то чтобы я былъ равнодушенъ къ хорошенькому личику, но, мн кажется, въ сердц возникаетъ желаніе уничтожающее это соображеніе.

— Для меня она такая же красавица, какъ и прежде, гордо сказалъ отецъ.

Флечеру удалось, когда они вернулись въ гостиную, поговорить немного о Джон и собакахъ, потомъ онъ ушелъ, ршивъ вернуться на слдующій день. Конечно, она не отдастъ приказанія, чтобы его не принять. Она держала себя слишкомъ спокойно, слишкомъ ровно, слишкомъ самоувренно для того, чтобы сдлась это. Да, онъ придетъ и скажетъ ей прямо, что хочетъ сказать. Онъ скажетъ это со всею торжественностью, къ какой способенъ, въ нсколькихъ словахъ и самыхъ сильныхъ выраженіяхъ. Если она откажетъ — а онъ почти былъ въ этомъ увренъ — тогда онъ скажетъ ей объ ея отц и желаніи всхъ ихъ друзей.

— Ничего, скажетъ онъ ей: — кром личнаго отвращенія не можетъ оправдать васъ въ отказ залечить столько ранъ.

Когда придумывалъ эти слова, онъ не припомнилъ, какъ невроятно, чтобы влюбленный употребилъ придуманныя фразы.

Онъ пришелъ въ понедльникъ и спросилъ мистрисъ Лопецъ, съ трудомъ произнеся это имя. Буфетчикъ сказалъ, что барыня дома. Посл смерти человка, котораго онъ такъ презиралъ, старый слуга никогда не называлъ Эмилію мистрисъ Лопецъ. Артура повели наверхъ и онъ нашелъ тамъ ту, которую желалъ видть — но нашелъ также и мистрисъ Роби.

Читатели вспомнятъ, что мистрисъ Роби посл трагедіи не была принята въ дом Вортона. Потомъ было ршено, что поссориться съ нею нельзя же навсегда.

— Я сдлала это, папа, не для нея, сказала Эмилія съ нкоторымъ презрніемъ, и это презрніе доставило прощеніе мистрисъ Роби.

Она теперь сдлала утренній визитъ и приспособила свой разговоръ къ черному платью своей племянницы. Артуръ пришелъ въ ужасъ, увидвъ ее. Мистрисъ Роби всегда была ему противна, не какъ личный врагъ, а какъ пошлая женщина. Онъ приписывалъ ей большую часть сдланнаго зла, будучи увренъ, что если бы не было дома за угломъ, то Эмилія Вортонъ никогда не сдлалась бы мистрисъ Лопецъ. Теперь же онъ былъ принужденъ пожать ей руку и слушать погребальный тонъ, которымъ мистрисъ Роби спросила его, не находитъ ли онъ, что мистрисъ Лопецъ очень поправилась въ Гертфордшир. Онъ задрожалъ при звук этой фамиліи, и чтобы она не повторилась, воспользовался случаемъ показать, что иметъ право называть подругу своего дтства просто по имени. Мистрисъ Роби, думая, что ей слдуетъ остановить его, замтила, что возвращеніе мистрисъ Лопецъ было очень пріятно мистеру Вортону. Артуръ Флечеръ тотчасъ схватилъ свою шляпу, простился и торопливо вышелъ изъ комнаты.

— Какія у него сдлались странныя манеры съ-тхъ-поръ, какъ онъ сталъ членомъ Парламента, сказала мистрисъ Роби.

Эмилія помолчала, а потомъ съ усиліемъ, съ большимъ огорченіемъ сказала нсколько словъ, которыя лучше было сказать тотчасъ.

— Онъ ушелъ потому, что ему непріятно слышать это имя.

— Боже милостивый!

— И папаш тоже непріятно. Не говорите объ этомъ ни слова, тетушка, пожалуста не говорите, но называйте меня Эмиліей.

— Что же, разв ты стыдишься твоего имени?

— Это, тетушка, все-равно. Если вы это осуждаете, не приходите, но я не желаю огорчать папашу.

— О! если мистеръ Вортонъ этого желаетъ — разумется.

Въ этотъ вечеръ мистрисъ Роби сказала своему мужу, что мистеръ Вортонъ старый дуракъ.

На другой день, очень рано, Флечеръ опять пришелъ и опять былъ принятъ. Буфетчикъ, разумется, зналъ хорошо, для чего онъ приходитъ, зналъ также, что Вортонъ дозволяетъ это. Въ комнат не было никого, но Эмилія вышла къ нему очень скоро.

— Я вчера ушелъ немножко скоро, сказалъ онъ: — надюсь, что вы не нашли меня грубымъ.

— О, нтъ!

— Ваша тетка была здсь, а то, что я желалъ сказать, я не могъ сказать при ней.

— Я знала, что это она выгнала васъ. Вы съ тетушкой Геррьетой никогда не были большими друзьями.

— Никогда, но я прощу ей все. Я прощу ей весь вредъ, который она нанесла мн, если вы теперь сдлаете то, о чемъ я васъ попрошу.

Разумется, она знала, о чемъ онъ будетъ просить. Когда онъ оставилъ ее въ Лонгбарнс, не сказавъ ни слова о любви, не сдлавъ ей даже намека, по которому она могла бы позволить себ думать, что онъ намренъ возобновить свое сватовство, она плакала объ этомъ. Хотя она твердо ршила, что обязанность обрекаетъ ее на вчное вдовство, но немогла удержаться отъ горькихъ слезъ, потому что онъ, повидимому, также находилъ это ея обязанностью.

Но теперь опять, зная, въ чемъ будетъ состоять его просьба, почувствовавъ опять увренность къ постоянству его любви, она твердо держалась своего тяжелаго долга. Она перестанетъ быть женственной, сдлается мертва ко всякому стыду, если позволитъ себ опять предаться любви посл всего надланнаго ею. Своимъ замужствомъ она покрыла безславіемъ всю свою семью. Она сдлала это съ такимъ упрямымъ своеволіемъ, о которомъ сама теперь не могла вспоминать иначе, какъ съ удивленіемъ и ужасомъ. Она также умерла бы, только не имла такой возможности на это, какую имлъ онъ. Какъ же можетъ она забыть все это и смыть съ своей души, какъ смываются мокрою губкой цыфры съ аспидной доски? Какимъ образомъ можетъ она опять сдлаться женою, когда ея воспоминаніе будетъ преслдовать призракъ такого мужа? Она знала, съ какой просьбой онъ обратится къ ней, когда пришелъ такъ скоро, и не сомнвалась въ этомъ ни минуты, когда онъ такъ внезапно ушелъ. Она знала это хорошо, когда слуга сейчасъ сказалъ ей, что мистеръ Флечеръ ждетъ въ гостиной. Но она была совершенно уврена, какой отвтъ должна дать.

— Я буду очень жалть, если не могу исполнить вашей просьбы, сказала она очень тихимъ голосомъ.

— Я не стану просить васъ ни о чемъ, на что не получилъ позволенія вашего отца.

— Прошло то время, Артуръ, когда отецъ могъ руководить мною. Наступаетъ время, когда личныя чувства должны быть сильне отцовской власти. Папа не можетъ смотрть на меня моими глазами, не можетъ понять, что чувствую я. Онъ хочетъ сдлать меня другою нежели я есть, но я такова, какою сдлала себя.

— Вы еще не слыхали, что я желаю вамъ сказать. Вы выслушаете меня?

— О, да!

— Я любилъ васъ съ самаго дтства.

Онъ замолчалъ, какъ бы ожидая, что она отвтитъ на это, но разумется она ничего не могла сказать.

— Я былъ вренъ вамъ съ тхъ самыхъ поръ, какъ мы росли вмст дтьми.

— Врность черта вашего характера.

— По-крайней-мр въ этомъ отношеніи я никогда не перемнюсь. Я ни на минуту не сомнвался на счетъ моей любви. Никого никогда не сравнивалъ я съ вами. Потомъ настало это великое несчастіе. Эмилія, вы должны позволить мн говорить откровенно на этотъ разъ, такъ какъ многое, по-крайней-мр для меня, зависитъ отъ этого.

— Говорите что хотите, Артуръ. Но не язвите меня боле, чмъ сочтете нужнымъ.

— Богу извстно, какъ охотно излечилъ бы я каждую язву, если бы могъ. Я не знаю, думали ли вы когда-нибудь, какъ я страдалъ, когда онъ явился между нами — и не скажу укралъ отъ меня вашу любовь, потому что она мн не принадлежала — но захватилъ то, что я старался пріобрсти.

— Я не думала, чтобы мужчина могъ чувствовать это такимъ образомъ.

— Почему же мужчина не можетъ чувствовать этого такъ же, какъ и женщина? Все мое сердце было устремлено на то, чтобы имть васъ моею женой. Вдругъ явился онъ. Конечно, моя дорогая, я могу сказать, что онъ не былъ достоинъ васъ.

— Мы оба были люди недостойные, сказала она.

— Мн не нужно говорить вамъ, что мы вс были огорчены. Намъ въ Гертфордшир казалось, что черная туча набжала на насъ. Мы не могли говорить о васъ, не могли и молчать.

— Разумется, вы осудили меня — какъ отверженницу.

— Разв я писалъ вамъ, какъ къ отверженниц? Обращался ли я съ вами, когда видлъ васъ, какъ съ отверженницею? Если я пришелъ сегодня къ вамъ, доказательство ли это того, что я считалъ васъ отверженницей? Я никогда не обманывалъ васъ, Эмилія.

— Никогда.

— Такъ вы поврите мн, когда я скажу, что никогда малйшее слово упрека или презрнія не срывалось съ моихъ губъ о васъ. Разумется, было большимъ горемъ то, что вы отдали себя человку, котораго я считалъ недостойнымъ васъ. Будь онъ первйшимъ изъ людей, это все-таки огорчило бы меня. Что съ вами было во время вашего замужства, я спрашивать не стану.

— Я была несчастлива. Я разсказала бы вамъ все, если бы могла. Я была очень несчастна.

— Потомъ насталъ… конецъ.

Она заплакала, закрывъ лицо носовымъ платкомъ.

— Я не сталъ бы огорчать васъ этимъ, если бы могъ, но есть нкоторыя вещи, которыя надо сказать.

— Нтъ — нтъ. Я перенесу все — отъ васъ.

— Его успхъ не уменьшилъ моей любви. Хотя тогда я не могъ имть надежды, хотя вы были уже отняты отъ меня, это не могло меня перемнить. Это было все-равно, какъ если бы у меня отняли руку или ногу. Жить плохо безъ руки или ноги, но длать нечего. Я продолжалъ жить по прежнему, старался не походить на прибитую собаку, хотя Джонъ говорилъ мн время-отъ-времени, что это мн не удается. Но теперь — теперь все опять перемнилось — что теперь прикажете мн длать? Можетъ быть, теперь мои отнятый членъ можетъ быть мн возвращенъ, чтобы я могъ опять быть похожъ на другихъ людей, цлъ, здоровъ и счастливъ, такъ счастливъ! Если счастіе мн доступно, какъ же мн не искать его?

Онъ замолчалъ, но она плакала, не говоря ни слова.

— Можетъ быть, нкоторые скажутъ, что я долженъ ждать, пока эти признаки горя будутъ оставлены. Но для чего мн ждать? Ваша жизнь была помрачена большимъ пятномъ, и не лучше ли стереть его какъ можно скоре?

— Его никогда нельзя стереть.

— Вы хотите сказать, что о немъ никогда нельзя забыть. Конечно, есть обстоятельства въ нашей жизни, которыхъ мы забыть не можемъ, хотя хоронимъ ихъ въ глубокомъ молчаніи. Все это никогда не можетъ быть изгнано изъ вашей памяти и моей. Но это не должно помрачать всю нашу жизнь. Мы не должны руководиться тмъ, что думаетъ свтъ.

— Конечно. Я вовсе не дорожу тмъ, что думаетъ свтъ. Я думаю только о себ.

— Неужели вы не подумаете ни о комъ другомъ? или обо мн, или о вашемъ отц?

— О! да, о моемъ отц.

— Мн не нужно говорить вамъ, чего онъ желаетъ. Вы должны знать, какъ вы можете вернуть ему утшеніе, котораго онъ лишился.

— Но, Артуръ, даже для него я не могу сдлать всего.

— Есть только одинъ вопросъ, сказалъ онъ, вставая съ своего мста и становясь передъ нею:— только одинъ, и ваши поступки должны зависть вполн отъ того отвта, который вы правдиво дадите мн.

Это онъ сказалъ такъ торжественно, что испугалъ ее.

— Какой вопросъ, Артуръ?

— Любите ли вы меня?

На этотъ вопросъ она не могла отвтить въ эту минуту.

— Разумется, я знаю, что вы не любили, когда вышли за него^:

— Любовь бываетъ не одного рода.

— Вы знаете, о какой любви я говорю. Вы не любили меня тогда, вы не могли меня любить — хотя, можетъ быть, я думалъ, что заслуживалъ вашу любовь. Но любовь измняется и воспоминаніе иногда возвращаетъ прежнія мечты, если свтъ оказался суровъ и жестокъ. Когда вы были очень молоды, мн кажется, вы любили меня. Помните, семь лтъ тому назадъ въ Лонгбарнс насъ разлучили и отослали меня, потому что… потому что мы были такъ молоды? Намъ не сказали тогда этого, но мн кажется, вы это знали. Я зналъ и чуть было не поклялся, что утоплюсь. Тогда вы любили меня, Эмилія.

— Тогда я была ребенкомъ.

— Теперь вы не ребенокъ. Любите ли вы меня теперь? Если любите, дайте мн вашу руку и пусть прошлое похоронится въ безмолвіи. Все это было и прошло, и чуть не состарло насъ. Но предъ нами еще цлая жизнь, и если вы для меня то же, что я для васъ, то намъ лучше прожить вмст нашу жизнь.

Онъ стоялъ предъ нею съ протянутой рукой.

— Я не могу, сказала она.

— Почему?

— Я не могу сдлаться иною, я должна остаться той жалкой женщиной, какою сама сдлала себя.

— Но вы любите меня?

— Я не могу анализировать своего сердца. Да! я васъ люблю, я всегда любила васъ. Все касающееся васъ дорого мн. Я могу радоваться вашему торжеству, веселиться вашей радостью, плакать надъ вашей горестью, желать вамъ всевозможнаго благополучія, но, Артуръ, я не могу быть вашей женою.

— Даже если это сдлаетъ всхъ насъ счастливыми, и Флечеровъ, и Вортоновъ, всхъ равно?

— Неужели вы думаете, что я не думала объ этомъ? Неужели вы думаете, что я забыла ваше первое письмо? Зная ваше сердце, какъ я знаю его, неужели вы думаете, что я провела день, часъ впродолженіи цлыхъ мсяцевъ, не спрашивая себя, какой отвтъ должна дать вамъ, если милое постоянство вашего характера опять вернетъ васъ ко мн? Я дрожала, когда слышала вашъ голосъ. Мое сердце билось при шум вашихъ шаговъ, словно хотло разорваться. Неужели вы думаете, что я никогда не говорила себ, что оттолкнула отъ себя? Но я этого лишилась и теперь оно недоступно для меня.

— Доступно, доступно! сказалъ онъ, бросаясь на колни и обвивая ее руками.

— Нтъ, нтъ, нтъ!— никогда не будетъ доступно. Я валялась въ грязи и вся запачкалась. Отнимите ваши руки. Он не должны быть осквернены, сказала она, вскакивая на ноги.— Вы не должны брать то, что бросилъ онъ.

— Эмилія, только этого одного и жажду я на свт.

— Преодолйте вашу любовь — какъ преодолю я. Затопчите ее подъ ногами и умертвите. Скажите себ, что она постыдна и что ее должно бросить. Чтобы вы, Артуръ Флечеръ, женились на вдов этого человка — женщин, которую онъ вовлекъ въ такую грязь, что она не можетъ уже сдлаться чиста — вы, свтлая звзда между нами — когда ваша жена должна быть прелестне, честне и нжне всхъ насъ! А я… я знаю мою обязанность, Артуръ. Я не стану уклоняться отъ моего наказанія и не позволю вамъ погубить себя. Даю вамъ слово, что этого не будетъ. Теперь мн все-равно, знаете вы, что я васъ люблю, или нтъ.

Онъ стоялъ молча предъ нею, не будучи въ состояніи продолжать своей мольбы.

— Теперь уходите, сказала она:— Господь да благословитъ васъ и пошлетъ вамъ когда-нибудь хорошую, счастливую жену! Артуръ, не обращайтесь боле ко мн. Мн всегда будетъ пріятно видть васъ, только если вы придете не съ такимъ намреніемъ, какъ теперь. И, Артуръ, пощадите меня относительно папаши. Не заставляйте его думать, что его желаніе не можетъ исполниться только но моей вин.

Тутъ она вышла изъ комнаты прежде чмъ онъ усплъ сказать слово.

Но это была ея вина. Нтъ, въ этомъ отношеніи онъ ее не пощадитъ. Это надо сказать ея отцу, хотя онъ сомнвался, въ состояніи ли сказать все, что было сказано.

— Не обращайтесь опять ко мн, сказала она.

Въ эту минуту онъ оставался безгласенъ, но въ душ его укоренилось твердое намреніе обратиться опять. Онъ теперь былъ увренъ не только въ достаточной любви, но въ горячей, страстной любви. Она сказала ему, что ея сердце билось при шум его шаговъ, что она дрожала, слыша его голосъ, а между тмъ она ожидала, что онъ не обратится къ ней опять. Но ршимость этой женщины была такъ сильна, что онъ опасался, не напрасно ли будетъ обращаться къ ней опять. Она такъ унижала себя отъ убжденія въ своей ошибк, такъ стыдилась своего заблужденія, такъ сознавала свое униженіе, что можетъ быть невозможно будетъ убдить ее, что хотя ея мужъ былъ человкъ гнусный, а она ошибалась, но что однако его низость не загрязнила ее.

Онъ тотчасъ отправился въ контору стараго адвоката и разсказалъ ему результатъ свиданія.

— Она еще дуритъ, сказалъ отецъ, не понявъ изъ вторыхъ рукъ глубины чувствъ своей дочери.

— Нтъ, серъ, не то. Она чувствуетъ себя униженной его униженіемъ. Если возможно, мы должны спасти ее отъ этого.

— Она дйствительно унизила себя.

— Не въ томъ смысл, какъ понимаетъ она. Она не унижена въ глазахъ моихъ.

— Зачмъ она не пользуется единственнымъ средствомъ, находящимся въ ея власти, избавить себя и всхъ насъ отъ вреда, который она сдлала? Она обязана сдлать это для васъ, меня и своего брата.

— Я не желаю, чтобы она вышла за меня въ уплату подобнаго долга.

— Теперь нтъ мста для нжной сентиментальности, съ гнвомъ сказалъ Вортонъ.— Ну, она должна спать на той постели, какую сама себ постлала. Это очень жестоко для меня. Соображая то, какова она была, я удивляюсь, какъ мало осталось въ ней понятія объ ея обязанностяхъ къ другимъ.

Артуръ Флечеръ увидалъ, что адвокатъ слишкомъ разсерженъ въ эту минуту для того, чтобы понять чувства любви и восторга, какимъ самъ онъ былъ воодушевленъ въ эту минуту. Поэтому онъ былъ принужденъ удовольствоваться тмъ, что уврилъ отца о своемъ намреніи не отказываться отъ его дочери.

Глава LXXV.
Важный бракъ въ семейств Вортоновъ.

Когда Вортонъ вернулся домой въ этотъ день, онъ не сказалъ ни слова Эмиліи объ Артур Флечер. Онъ принялъ нсколько разныхъ намреній — во-первыхъ, хотлъ сказать ей прямо, что она пренебрегаетъ своей обязанностью и къ себ, и къ роднымъ, что онъ уже боле не будетъ заступаться за нея и не останется ея добрымъ другомъ, если она не согласится выйти за человка, въ любви къ которому призналась. Но думая объ этомъ, Вортонъ понялъ, что такую угрозу онъ исполнить не можетъ, и что даже у него не достанетъ твердости выговорить ее. Въ лиц Эмиліи, въ ея обращеніи съ отцомъ и даже въ ея одежд было что-то смягчавшее его и заставлявшее его покоряться ей, какъ только онъ ее увидитъ. Потомъ онъ ршился обратиться къ ея состраданію и умолять ее прекратить вс эти бдствія и сдлаться счастливою. Но приближаясь къ дому, онъ увидалъ себя неспособнымъ даже къ этому. Какъ отецъ можетъ просить свою овдоввшую дочь выйти во второй разъ замужъ? Поэтому онъ не сказалъ ей ничего. Сначала она пристально посмотрла на него, стараясь узнать по его лицу, былъ ли у него ея обожатель. Но когда онъ не сказалъ ни слова, а просто поцловалъ ее съ своимъ обыкновеннымъ спокойствіемъ, она развеселилась и стала разговорчива.

— Папа, сказала она:— я получила письмо отъ Мэри.

— Хорошо, душа моя.

— Премилое письмо — все, разумется, наполненное Эверетомъ.

— Эверетъ теперь важный человкъ.

— Я уврена, что вы этому очень рады. Хотите прочесть письмо Мэри.

Вортонъ не особенно любилъ заниматься чтеніемъ дамской переписки и не зналъ, почему это письмо преподносится ему.

— Вы ничего не подозрваете въ Вортон? спросила Эмилія.

— Не подозрваю ли чего? Нтъ, я не подозрваю ничего.

Но теперь его любопытство было возбуждено, онъ взялъ письмо и прочелъ. Письмо состояло въ слдующемъ:

Вортонъ, четвергъ.

‘Дорогая Эмилія,

‘Мы вс надемся, что вы благополучно дохали въ Лондонъ и что мистеръ Вортонъ совсмъ здоровъ. Вашъ братъ Эверетъ пріхалъ въ Лонгбарнсъ на другой день вашего отъзда и отвезъ меня въ Вортонъ въ кабріолет. Поздка была очень пріятна, хотя, какъ я теперь припоминаю, все время шелъ дождь. Но Эверетъ всегда такой разговорчивый, что я на дождь вниманія не обращала. Я думаю, что кончится тмъ, что Джонъ возьметъ къ себ собакъ. Онъ говоритъ, что не хочетъ сдлаться рабомъ всего графства, но онъ говоритъ это такимъ образомъ, что мы вс думаемъ, что онъ желаетъ этого. Эверетъ увряетъ его, что онъ долженъ это сдлать, потому что онъ единственный охотникъ въ этой сторон графства, которому средства позволяютъ это, а разумется, слова Эверета много значатъ для него. Сара — Сара была жена Джона Флечера — противъ этого. Но если онъ ршится, она тоже передумаетъ. Разумется, теперь мы вс очень желаемъ знать, какъ это кончится, потому что начальникъ охоты всегда первое лицо въ нашей части свта. Папа здилъ вчера въ судъ въ Россъ, и Эверета взялъ съ собою. Эверетъ первый разъ засдалъ въ суд. Онъ поручилъ мн сказать его отцу, что онъ не присудилъ еще никого на вислицу.

‘Лсъ уже начали срубать. Эверетъ сказалъ, что некчему оставлять этотъ лсокъ, и папа согласился. Тутъ будетъ сдлана ферма и Грифитъ возьметъ ее на аренду. Мн не нравится, что вырубили этотъ лсокъ, потому что мальчики всегда собирали тутъ орхи, но Эверетъ говоритъ, что некчему сохранять лса для того, чтобы мальчики собирали орхи.

‘Мэри Стокингъ была очень больна посл вашего отъзда и я боюсь, что она долго не проживетъ. Когда люди такъ страдаютъ ревматизмомъ, мн кажется, даже не слдуетъ молиться за ихъ жизнь, если страданіе ихъ невыносимо. Мы думали одно время, что мазь мамаши принесетъ ей пользу, но когда стали спрашивать ее, она сказала, что не мазалась ею, а принимала внутрь. Не ужасно ли это? Но, кажется, это не сдлало ей вреда. Эверетъ говоритъ, что и то и другое не сдлало бы для нея разницы.

‘Папа начинаетъ бояться, что Эверетъ радикалъ. Но я уврена, что этого быть не можетъ. Онъ говоритъ, что онъ такой же добрый консерваторъ, какъ и вс гертфордширцы, только онъ любитъ знать, что слдуетъ сохранять. Папа сказалъ вчера посл обда, что все англійское слдуетъ поддерживать. Тогда Эверетъ сказалъ, что слдовало бы сохранить и тайный уголовный судъ.

‘— Разумется, я сохранилъ бы, сказалъ папа.

‘Они и пошли, и пошли. Эверетъ одержалъ верхъ, по-крайней-мр онъ говорилъ дольше. Но я надюсь, что онъ не радикалъ. Ни какой помщикъ не долженъ быть радикаломъ. Не такъ ли, душечка?

‘Мистрисъ Флечеръ говоритъ, что пастильки надо брать въ Оксфордской улиц у Сквайра. Она очень взволнована на счетъ охоты. Она надется, что Джонъ не возьмется за это по причин издержекъ, но мы вс знаемъ, что ей хотлось бы этого. По подписк собирается не много, только 1500 ф. с., и онъ будетъ долженъ прикладывать много своего. Но вс говорятъ, что онъ очень богатъ и что ему слдуетъ это сдлать. Если вы увидите Артура, передайте ему нашу любовь. Разумется, члену Парламента некогда писать письма. Но я не думаю, чтобы Артуръ когда-нибудь любилъ писать. Эверетъ говоритъ, что мужчины не должны никогда писать письма. Передайте мою любовь мистеру Вортону.

‘Остаюсь, дорогая Эмилія, ваша любящая кузина
‘Мэри Вортонъ.’

— Эверетъ дуракъ, сказалъ Вортонъ, прочитавъ письмо.

— Почему, папа?

— Потому что онъ поссорится съ сер-Элоредомъ изъ-за политики. Съ какой стати молодому человку высказывать свои политическія убжденія при старшихъ?

— Но у Эверета всегда были сильныя убжденія.

— Это ничего не значило, пока онъ говорилъ вздоръ въ лондонскомъ клуб. А теперь онъ сокрушитъ сердце старика.

— Но, папа, разв вы не видите ничего другого?

— Я вижу, что Джонъ Флечеръ дурачится и хочетъ тратить тысячу въ годъ на собакъ, съ которыми будутъ охотиться другіе.

— Мн кажется, я вижу еще кое-что другое.

— Что ты видишь?

— Непріятно вамъ будетъ, если Эверетъ женится на Мэри?

Вортонъ засвисталъ.

— Да, она упоминаетъ о немъ въ каждой строк своего письма. Нтъ, это не будетъ мн непріятно. Я не вижу, почему ему не жениться на своей кузин, если она нравится ему. Только если онъ сосваталъ ее, мн кажется, странно, что онъ не пишетъ объ этомъ.

— Мн кажется, что онъ еще не сосваталъ. Тогда она не такъ писала бы. Объ этомъ сейчасъ вс узнали бы и сер-Элоредъ никакъ не могъ бы промолчать. И зачмъ было бы молчать? Но я уврена, что она очень привязана къ нему. Мэри никогда не писала бы ни о комъ такимъ образомъ, если бы не начинала чувствовать привязанность къ нему.

Чрезъ десять дней посл этого на Манчестерскомъ сквер изъ Вортонскаго замка были получены два письма, самое короткое мы приведемъ прежде. Оно заключалось въ слдующемъ:

‘Любезный батюшка,

‘Я сдлалъ предложеніе кузин Мэри и она приняла его. Вс здсь, кажется, довольны этимъ. Надюсь, что и вамъ не будетъ это непріятно. Разумется, вы съ Эмиліей прідете. Я скажу вамъ, когда день свадьбы будетъ назначенъ.

‘Вашъ любящій сынъ
‘Эверетъ Вортонъ.’

Это старикъ прочелъ когда сидлъ за завтракомъ напротивъ своей дочери и когда Эмилія читала гораздо боле длинное письмо изъ того же дома.

— Итакъ твоя догадка оправдалась, сказалъ онъ.

— Я знала это наврно, папа. Это письмо отъ Эверета? Очень счастливъ онъ?

— Право не могу сказать, счастливъ онъ или нтъ. Если бы онъ купилъ новую лошадь, мн кажется, онъ написалъ бы гораздо подробне. Кажется, однако это ршено совсмъ.

— О! да. Это письмо отъ Мэри. Она-то по-крайней-мр счастлива. Мн кажется, мужчины не такъ много говорятъ объ этихъ вещахъ, какъ женщины.

— Могу я взглянуть на письмо Мэри?

— Я думаю, что это было бы не хорошо, папа. Это боле ничего, какъ восторгъ о любимомъ человк, письмо очень милое и скромное, но назначавшееся только для меня. Кажется, они не намрены откладывать надолго.

— Зачмъ имъ откладывать? День назначенъ?

— Мэри говоритъ, что Эверетъ хочетъ назначить въ половин мая. Разумется, вы подете туда.

— Мы оба должны хать.

— По-крайней-мр подете вы. Не общайте за меня теперь. Какъ долженъ быть счастливъ сер-Элоредъ! Точно будто у него наконецъ свой сынъ. Теперь врно они совсмъ будутъ жить въ Вортон — если только Эверетъ не поступитъ въ Парламентъ.

Но читатель можетъ взглянуть на письмо молодой двицы, хотя это не дозволили ея будущему свекру, и примтитъ, что въ конц былъ параграфъ, который, можетъ быть, былъ боле побудительной причиной къ таинственности Эмиліи, чмъ ея чувства къ священной обязанности скрывать женскую корреспонденцію.

Понедльникъ, Вортонъ.

‘Дорогая Эмилія,

‘Желала бы я знать, очень ли удивитъ васъ извстіе, которое я вамъ сообщу. Вы не можете быть удивлены боле меня. Все случилось такъ неожиданно, что мн почти стыдно. Эверетъ сдлалъ мн предложеніе и я приняла. Вотъ теперь вы знаете все, хотя не можете знать, какъ нжно я люблю его и до какой степени восхищаюсь имъ. Я нахожу, что онъ именно таковъ, какимъ долженъ быть мужчина, и что я самая счастливая женщина на свт. Только не странно ли, что я должна жить всю жизнь въ одномъ дом и никогда не перемнять имя — какъ мужчина или старая два! Но мн это все-равно, потому что я такъ люблю его и онъ такой добрый. Я надюсь, что онъ напишетъ къ вамъ, что и я также ему не противна. Я знаю, что онъ писалъ мистеру Вортону. Я сидла возл него и онъ не боле минуты писалъ письмо. Но онъ говоритъ, что длинныя письма о такихъ вещахъ только длаютъ хлопоты. Надюсь, что мое письмо не надлаетъ вамъ хлопотъ. Онъ теперь не сидитъ возл меня, а похалъ въ Лонгбарнсъ ршить на счетъ охоты. Джонъ беретъ-таки къ себ собакъ. Я жалю, что это случилось именно въ это время, потому что вс мужчины такъ этимъ заняты. Разумется, Эверетъ членъ комитета.

‘Папа и мама очень этому рады. Разумется, имъ пріятно, что Эверетъ и я остаемся съ ними. Если бы я вышла за другого — хотя этого никогда не было бы — мамаш было бы очень скучно. И разумется папаш пріятно думать, что Эверетъ уже принадлежитъ къ нашей семь. Надюсь, что они не станутъ ссориться изъ-за политики, но Эверетъ говоритъ, что свтъ перемняется и молодые люди и старики никогда не будутъ думать одинаково. Эверетъ сказалъ папаш намедни, что если бы онъ могъ отодвинуть назадъ цлый вкъ, онъ сдлался бы радикаломъ. Объ этомъ опять были крупные разговоры. Но Эверетъ всегда смется и папа наконецъ перестанетъ сердиться.

‘Не могу разсказать вамъ, душа моя, въ какихъ мы вс хлопотахъ. Эверетъ хочетъ внчаться въ начал мая, такъ чтобы мы могли провести два мсяца въ Швейцаріи, прежде чмъ Лондонъ, какъ онъ выражается, сорвется съ цпи. Папа говоритъ, что некчему медлить, потому что онъ старетъ каждый день. Конечно, это можно сказать и о всхъ. Такъ что мы вс теперь суетимся. Мама собиралась хать въ Лондонъ, но мн кажется, что теперь и въ Гертфорд можно достать хорошее приданое. Когда Сара выходила замужъ, все выписывали изъ Лондона, но говорятъ, что съ-тхъ-поръ многое перемнилось. Но мама хочетъ, чтобы покрывало для меня купили отъ Гауэлля и Джемса.

‘Разумется, вы прідете съ мистеромъ Вортономъ, иначе для меня свадьба будетъ не въ свадьбу. Папа и мама говорятъ о вашемъ прізд какъ о дл ршеномъ. Вы знаете, какъ папа любитъ епископа. Мн кажется, онъ обвнчаетъ насъ. Признаюсь, я радуюсь, что меня будутъ внчать такъ пріятно и торжественно. Разумется, Гигенботомъ будетъ ассистентомъ, но онъ такой странный старикъ съ своимъ табакомъ и очками, вчно падающими съ носа, что мн было бы пріятно внчаться у другого. Я часто думала, что хотя бы для внчанія намъ слдовало имть получше ректора въ Вортон.

‘Почти вс арендаторы приходили меня поздравлять. Они вс очень любятъ Эверета и теперь чувствуютъ, что большой перемны не будетъ никогда. Я нахожу, что лучше этого ничего не могло быть, даже если бы я не была до такой степени влюблена въ него. Я не думала, что когда-нибудь буду съ состояніи признаться, что влюблена въ кого-нибудь, но теперь я просто этимъ горжусь. Я не, стыжусь говорить это вамъ, потому что онъ братъ вашъ, и думаю, что васъ это обрадуетъ.

‘Онъ очень часто говоритъ о васъ. Разумется, вы знаете, чего мы вс желаемъ. Я люблю Артура Флечера какъ родного брата. Онъ мн своякъ, и если бы сдлался зятемъ моего мужа, я была бы такъ счастлива! Разумется, мы вс знаемъ, чего онъ желаетъ. Поздравьте меня немедленно. Можетъ быть, вы създите къ Гауэллю и Джемсу на счетъ покрывала. Общайте пріхать къ намъ въ ма. Сара говоритъ, что покрывало должно стоить около тридцати фунтовъ.

‘Милая, дорогая Эмилія, я такъ скоро буду вашей любящей сестрою

‘Мэри Вортонъ.’

Отвтъ Эмиліи былъ полонъ горячихъ, дружелюбныхъ поздравленій. Она расхвалила Эверета, общала употребить все свое искуство у Гауэлля и Джемса, выражая надежду, что хлопоты объ епископ окажутся успшны, отозвалась даже любезно о поставщикахъ приданаго въ Гертфорд, но не общала, что сама будетъ въ Вортон въ счастливый день.

‘Милая Мэри’, писала она: ‘вспомните, какъ я страдала и что я не могу походить на другихъ. Я не могу присутствовать на вашей свадьб въ черномъ плать, не могу имть этого мужества, даже если бы у меня была охота одться какъ другіе.’

Никто изъ Вортоновъ не былъ на ея свадьб. Теперь она уже не сердилась на это. Она была совершенно убждена, что они имли право не быть. Но самое это обстоятельство длало теперь неприличнымъ вдов Фердинанда Лопеца присутствовать при брак Вортоновъ. Это былъ такой бракъ, какому не слдовало быть. Въ отвтъ на параграфъ объ Артур Флечер Эмилія не сказала ни слова.

Вскор посл этого, въ начал апрля, Эверетъ пріхалъ въ Лондонъ. Хотя его невста могла удовольствоваться подвнечнымъ платьемъ изъ Гертфорда, но его могъ прилично одть для этого случая только лондонскій портной. Въ эти послднія недли Артура Флечера не видали на Манчестерскомъ сквер и Вортонъ о немъ не упоминалъ. О томъ, что произошло между ними, Эмилія ничего не знала. Она примтила, что ея отецъ былъ молчаливе съ нею, можетъ быть, не такъ нженъ, чмъ съ-тхъ-поръ, какъ погибъ ея мужъ. Образъ его жизни былъ все тотъ же. Онъ почти всегда обдалъ дома, для того, чтобы Эмилія не оставалась одна, и не жаловался на ея поведеніе. Но она могла видть, что онъ былъ несчастенъ, и знала причину его огорченія.

— Я думаю, папа, сказала она однажды:— что мн лучше бы ухать.

Это было наканун прізда Эверета, о чемъ онъ впрочемъ не предувдомилъ.

— Ухать!.. Куда хочешь ты ухать?

— Это все-равно. Я не длаю васъ счастливымъ.

— Что ты хочешь сказать? Кто говоритъ, что я несчастливъ? Зачмъ ты говоришь такимъ образомъ?

— Не сердитесь на меня. Никто этого не говоритъ. Я это вижу. Я знаю, какъ вы добры ко мн, но я длаю вашу жизнь несчастной. Но я ничего сдлать не могу. Если бы я могла ухать куда-нибудь, гд могла бы быть полезной!

— Я не знаю, что ты хочешь сказать. Домъ твой здсь.

— Нтъ, это не домъ мой. Я его лишилась. Мн нада отправиться туда, гд я могу трудиться и приносить пользу.

— Ты могла бы быть полезна, если бы захотла, душа моя. Теб предстоитъ приличное поприще, если бы только ты согласилась принять его. Не мое дло уговаривать тебя, но я могу видть и чувствовать правду. Пока ты не убдишь себя ршиться на это, твоя жизнь будетъ помрачена — и моя также. Ты сдлала въ жизни одну большую ошибку. Погоди! Я говорю не часто, но желаю, чтобы ты выслушала меня теперь. Подобныя ошибки вообще влекутъ за собою несчастіе и гибель. Съ тобою случилось иначе. Ты можешь опять стать на твердую почву и возвратить все. Разумется, должна быть борьба. Одинъ долженъ бороться съ обстоятельствами, другой съ врагами, третій съ своими собственными чувствами. Я могу понять, что ты выдержала подобную борьбу, но теб слдуетъ имть на столько мужества и силъ, чтобы преодолть свои сожалнія и сызнова начать жизнь. Никакимъ другимъ образомъ не можешь ты сдлать ничего для меня или для себя. Говорить объ отъзд одинъ ребяческій вздоръ. Куда ты подешь? Я не стану уговаривать тебя боле, но не хочу, чтобы ты говорила со мною такимъ образомъ.

Онъ вышелъ и отправился въ свой клубъ для того, чтобы она могла подумать наедин о томъ, что онъ сказалъ.

Она подумала, но все увряла себя, что отецъ не понимаетъ ея чувствъ. Безъ сомннія, поприще, о которомъ онъ говорилъ, было для нея открыто, но она не считала для себя возможнымъ занять его. Говоря своему обожателю, что она загрязнена, она выразила этими словами свое дйствительное убжденіе.

Когда на слдующее утро отецъ вошелъ въ ту комнату, гд она сидла, она подняла на него глаза почти съ упрекомъ. Неужели онъ думалъ, что женщина похожа на мебель, которую можно починить, снова покрыть лакомъ и потомъ употреблять заново?

Пока она находилась въ этомъ расположеніи духа, неожиданно явился Эверетъ и его шумное счастіе измнило на время теченіе ея мыслей. Онъ, разумется, теперь больше всего думалъ о самомъ себ. Послдніе мсяцы такъ возвысили его, что можно извинить его неспособность забывать о себ въ присутствіи другихъ. Онъ былъ наслдникъ баронетства и состоянія обоихъ стариковъ. Онъ собирался жениться такимъ образомъ, который увеличитъ славу и прочность его фамиліи.

— Это вздоръ, чтобы ты не похала, сказалъ онъ.

Она улыбнулась и покачала головой.

— Я могу только сказать теб, что это очень обидитъ всхъ. Если бы ты только знала, какъ говорятъ о теб тамъ, не думаю, чтобы теб захотлось ихъ оскорбить.

— Разумется, я не желаю ихъ оскорблять.

— И соображая, что у тебя нтъ другого брата…

— О, Эверетъ!

— Я думаю объ этомъ, можетъ быть, боле тебя. Мн кажется, ты обязана пріхать для меня. Наврно у тебя не будетъ въ другой разъ возможности присутствовать на свадьб брата.

Это онъ сказалъ тономъ почти плаксивымъ.

— Свадьба, Эверетъ, должна быть веселая.

— Этого я не знаю. По моему мннію, эта вещь очень серіозная. Когда Мэри получила твое письмо, оно почти разбило ей сердце. Мн кажется, я имю право надяться на это, и если ты не прідешь, я почувствую себя оскорбленнымъ. Я не вижу, какая польза имть семью, если члены ея не лпятся другъ къ другу. Что ты подумала бы, если бы я бросилъ тебя?

— Разв я бросаю тебя, Эверетъ?

— Да, похоже на то. Я высказалъ теб мою просьбу и ты можешь исполнить ее или нтъ, какъ хочешь.

— Я поду, сказала она очень медленно.

Она оставила его и пошла въ свою комнату, подумать, въ какомъ плать можетъ явиться на свадьб съ наименьшимъ нарушеніемъ своего положенія.

— Я заставилъ ее сказать, что она подетъ, говорилъ въ этотъ вечеръ Эверетъ своему отцу.— Предоставьте ее мн и я ее образумлю.

Вскор посл этого — дня чрезъ два — въ одной изъ модныхъ газетъ явился параграфъ, въ которомъ говорилось, что устроился бракъ между наслдникомъ Вортонскаго титула и помстья и дочерью настоящаго баронета. Я думаю, что это произошло отъ болтовни въ клуб, и надюсь, что это не было слдствіемъ дятельности или самолюбія самого Эверета.

Глава LXXVI.
Кто это будетъ?

Первые два дня посл отставки министерства герцогиня, по видимому, не обращала на это никакого вниманія. Неблагодарный свтъ оттолкнулъ ея и ея мужа, а онъ сумасбродно помогалъ и поддался этому оттолкновенію. Вс ея великія стремленія прекратились. Вс ея тріумфы кончились. И еще хуже того: въ душ ея существовало убжденіе, что она никогда въ сущности не торжествовала. Никогда не наставало той счастливой минуты, когда бы она почувствовала свое торжество надъ другими женщинами. Она трудилась и боролась, иногда покорялась, но въ ней преобладало чувство, что публика уважала ее боле какъ леди Гленкору Паллизеръ, положеніе которой принадлежало собственно ей самой и независимо отъ ея мужа, чмъ какъ герцогиню Омніумъ, жену перваго министра Англіи. Ей хотлось быть чмъ-то — она сама не знала чмъ — выше женъ другихъ первыхъ министровъ и герцога, и теперь она чувствовала, что ея неудача была почти смшна. Она думала, что неудача эта была виною его или ея, а не обстоятельствъ. Будь онъ не такъ совстливъ и боле настойчивъ, а она осторожне, тогда было бы совсмъ другое. Иногда она такъ сильно чувствовала свои ошибки, что почти совершенно оправдывала своего мужа. Въ другое время она была почти вн себя отъ гнва, потому что вс ея проигрыши казались ей происходившими отъ недостатка твердости съ его стороны. Когда онъ сказалъ ей, что онъ и его послдователи ршились подать въ отставку, оттого что побили своихъ враговъ большинствомъ только девяти, она забрала себ въ голову, что онъ неправъ. Для чего ему уходить, когда у него было боле поддерживателей, чмъ враговъ? Безполезно было уговаривать его передумать. Хотя она не понимала всхъ обстоятельствъ дла, но знала, что онъ не можетъ остаться, уговорившись съ своими товарищами, чтобы удалиться. Она надулась и сдлалась сердита, и пока онъ здилъ въ Виндзоръ и обратно, приводилъ все въ порядокъ и приготовлялъ путь своему преемнику — кто бы онъ ни былъ — она оставалась угрюма и молчалива, мечтая о какомъ-то невозможномъ положеніи, которое могло оставить его первымъ министромъ почти навсегда.

Въ воскресенье посл гибельнаго голосованія — которое герцогиня не находила гибельнымъ — она наткнулась на мужа гд-то въ дом. Она почти не говорила съ нимъ съ тхъ поръ, какъ онъ пришелъ къ ней вечеромъ и сказалъ, что все кончено. Она ссылалась на нездоровье и не показывалась ему на глаза, а онъ разъзжалъ то въ Виндзоръ, то въ Казначейство, и радъ былъ избавиться отъ ея дурного расположенія духа. Но она не могла доле выносить непріятности узнавать вс новости чрезъ мистрисъ Финнъ — изъ вторыхъ или третьихъ рукъ и теперь увидала себя вынужденной сдаться на капитуляцію.

— Ну, какъ все будетъ? спросила она.— Я полагаю, ты самъ не знаешь, а то наврно сказалъ бы мн.

— Разсказывать-то нечего.

— Мистеръ Монкъ будетъ первымъ министромъ?

— Я этого не говорилъ. Но это возможно.

— Посылала королева за нимъ?

— Еще нтъ. Ея величество видла мистера Грешэма, мистера Добени и меня. Теперь, кажется, не такъ-то легко составить министерство.

— Зачмъ теб не вернуться?

— Я не думаю, чтобы объ этомъ шла рчь.

— Почему? Сколько людей возвращалось посл выхода — почему не вернуться теб? Я помню, что мистеръ Мильдмей длалъ это два раза. Всегда, когда человкъ, за которымъ посылаютъ, наваритъ каши, прежній министръ пользуется этимъ.

— А если прежній министръ не хочетъ пользоваться?

— Это вина прежняго министра. Для чего теб не воспользоваться, какъ и всякому другому? Нсколько дней тому назадъ ты самъ очень желалъ остаться. Я думала, что сердце у тебя разрывается оттого, что другіе говорили о твоей отставк.

— Сердце мое точно разрывалось, какъ ты выражаешься, сказалъ онъ улыбаясь:— не потому, что говорили о моемъ удаленіи изъ министерства, но потому, что чувство Нижней Палаты давало право это говорить. Надюсь, что ты видишь разницу.

— Нтъ, не вижу. И разницы никакой нтъ. Ты говоришь о членахъ Нижней Палаты, а они поддержали тебя. Ты можешь вступить, если захочешь. Я уврена, что мистеръ Монкъ не оставитъ тебя.

— Мистеръ Монкъ именно сдлаетъ это и долженъ это сдлать. Никто мене мистера Монка не способенъ поступить дурно въ подобномъ случа. Чмъ боле я узнаю мистера Монка, тмъ выше думаю о немъ.

— Онъ долженъ вести свою игру такъ же, какъ и другіе.

— Онъ не ведетъ никакой игры кром того, что длаетъ пользу его стран. Безполезно разсуждать объ этомъ, Кора.

— Конечно, я ничего не понимаю въ этомъ, потому что а женщина.

— Ты понимаешь многое — но не все. Ты можешь по-крайней-мр понять, что наши непріятности кончились. Ты недавно говорила, что трудъ жены перваго министра оказался слишкомъ для тебя тяжелъ.

— Я никогда этого не говорила. Пока ты не изнемогъ, никакой трудъ не былъ для меня слишкомъ тяжелъ. Я длала бы все — трудилась бы какъ раба съ утра до вечера — только бы мы могли имть успхъ. Я ненавижу пораженія. Я предпочитаю быть изрзанной на куски.

— Теперь нечего длать, Кора. Ты знаешь, что лордъ-меръ бываетъ лордомъ-меромъ только одинъ годъ, а потомъ долженъ вернуться къ частной жизни.

— Но были первые министры, которые держались на своихъ мстахъ по десяти лтъ сряду. Если ты ршился, мы конечно должны уступить. Но я всегда буду думать, что это твоя собственная вина.

Онъ все улыбался.

— Буду, сказала она.

— О, Кора!

— Я могу только говорить, что чувствую.

— Я не думаю, чтобы ты говорила такимъ образомъ, если бы знала, какъ твои слова оскорбляютъ меня. Меня обвинятъ, если въ такихъ вещахъ я позволю твоему мннію имть вліяніе надо мною. Но твое сочувствіе было бы такъ важно для меня!

— Когда я находила, что ты нездоровъ отъ этого, я желала, чтобы ты могъ избавиться.

— Моя болзнь не значитъ ничего, но моя честь значитъ все. Мн тоже приходится переносить не меньше твоего, и если ты не можешь одобрить моихъ поступковъ, то по-крайней-мр молчи.

— Да, молчать я могу.

Онъ медленно оставилъ ее. Она почти готова была уступить, броситься къ нему на шею и общать, что будетъ съ нимъ нжна и выскажетъ свою увренность, что онъ всегда поступаетъ къ лучшему. Но она никакъ еще не могла привести себя въ хорошее расположеніе духа. Будь онъ немножко потверже, не такъ чувствителенъ и созданъ изъ грубйшей глины, тогда все могло бы быть иначе.

Рано утромъ въ это воскресенье отправилась она къ мистрисъ Финнъ въ Парковый переулокъ, вмсто того, чтобы ждать ее. Послднее время она длала это рдко, находя свое присутствіе дома необходимымъ. Ее занимали, можетъ быть, сумасбродныя мысли о необходимости сдлать что-нибудь — усилить какимъ-нибудь образомъ положеніе своего мужа — и конечно она усердно трудилась. Но теперь она должна была разъзжать, какъ всякая другая женщина.

— Какая честь, герцогиня! сказала мистрисъ Финнъ.

— Не насмхайтесь, Марія. Мы уже не можемъ боле оказывать чести никому. Зачмъ онъ не произвелъ всхъ въ перы или баронеты, пока могъ это сдлать? Лордъ Финнъ! Я не вижу, почему ему было не сдлаться лордомъ Финномъ. Конечно, онъ заслужилъ это своими нападками на сер-Тимоти Бисвакса.

— Не думаю, чтобы онъ былъ этимъ доволенъ.

— Они вс это говорятъ, но мн кажется, остаются довольны, а то не соглашались бы. Я сдлала бы Локока-найтомъ, сер-Джемсъ Лококъ! Онъ былъ бы гораздо боле приличнымъ найтомъ, чмъ сер-Тимоти. Когда человкъ пользуется властью, онъ долженъ употреблять ее, это заставляетъ людей уважать его. Мистеръ Добени сдлалъ же одного герцога, и это считается важне всего сдланнаго имъ. Что мистеръ Финнъ присодинится къ новому министерству?

— Если вы скажете мн, герцогиня, кто будетъ новымъ министромъ, я можетъ быть угадаю.

— Мистеръ Монкъ.

— Наврно присоединится.

— Или мистеръ Добени.

— Наврно не присоединится.

— Или мистеръ Грешэмъ.

— Объ этомъ я ничего не могу сказать.

— Или герцогъ Омніумъ.

— Это будетъ зависть отъ его свтлости. Если герцогъ вернется, услуги мистера Финна будутъ въ его распоряженіи и въ министерств, и вн его.

— Очень мило сказано, душа моя. Никогда не могу бывать въ этой комнат, не думая о томъ, когда я была въ ней въ первый разъ. Помните, я застала здсь старика?

Старикъ, о которомъ шла рчь, былъ покойный герцогъ.

— Я не могу забыть объ этомъ, герцогиня.

— Какъ я ненавидла васъ тогда! Какимъ пугаломъ я васъ считала! Я воображала васъ какой-то людодкой, стремящейся поглотить всхъ и каждаго для удовлетворенія своего тщеславія.

— Я была очень тщеславна, но вмст съ тмъ и нсколько горда.

— А теперь я не могу жить безъ васъ. Какъ онъ васъ любилъ!

— Герцогъ былъ очень добръ ко мн.

— И большой бды бы не было, если бы онъ сдлалъ васъ герцогинею Омніумъ.

— Для меня была бы большая бда, леди Гленъ. Теперь у меня есть другъ, котораго я люблю нжно, и мужъ, котораго я также очень люблю. А тогда у меня не было бы ни того, ни другого. Можетъ быть, я могу сказать, что тогда моя жизнь не услаждалась бы привязанностью настоящей герцогини.

— Нельзя сказать, какъ это было бы, но я хорошо помню, въ какомъ состояніи находилась бы я тогда.

Дверь отворилась и вошелъ Финіасъ Финнъ.

— Какъ! мистеръ Финнъ, вы дома? А я думала, что вс толпятся въ клубахъ, узнать кто будетъ кмъ. Мы знаемъ. Мы сидимъ спокойно! Насъ ничто не можетъ волновать. Но вы должны волноваться возобновленнымъ ожиданіемъ.

— Я ожидаю моей судьбы въ спокойномъ уединеніи. Надюсь, что герцогъ здоровъ.

— Какъ только можно ожидать. Онъ не расхаживаетъ по комнат съ кинжаломъ въ рук, приготовленномъ для себя или сер-Орланда, не сидитъ увнчанный какъ Вакхъ, и не пьетъ за здоровье новаго министерства съ лордомъ Друммондомъ и сер-Тимоти. Онъ, вроятно, пьетъ кофе, сидя за синей книгой въ величественномъ уединеніи. Вамъ бы похать навстить его.

— Мн не хотлось бы безпокоить его, когда онъ такъ занятъ.

— Вотъ именно что сдлало ему весь вредъ. Вс полагали, что у него такъ много занятій, и никто его не навщалъ. Тогда ему предоставили корпть надо всмъ одному, такъ что онъ сдлался чмъ-то въ род политическаго затворника или министерскаго Ламы, на котораго человческіе глаза не должны смотрть. Теперь это все-равно, не такъ ли?

Прізжали гости одинъ за другимъ, герцогиня болтала со всми, оставивъ въ душ каждаго убжденіе, что она по-крайней-мр не жалетъ объ освобожденіи отъ тхъ хлопотъ, которыя были сопряжены съ положеніемъ ея мужа.

Она просидла тутъ цлый часъ, и когда прощалась, шепнула нсколько словъ мистрисъ Финнъ.

— Когда все кончится, я намрена навстить мистрисъ Лопецъ.

— Я думала, что вы были у нея.

— Это было вскор посл того, какъ этотъ бдный человкъ убилъ себя, когда она узжала. Разумется, я только оставила карточку, но теперь я увижу ее, если могу. Намъ надо разсять ея грусть. Мн все кажется, знаете, что мы вс натолкнули этотъ поздъ на него.

— Я этого не думаю.

— Его такъ страшно бранили за то, что онъ сдлалъ въ Сильвербридж, а я право не вижу, почему ему было не взять своихъ денегъ. Это я принудила его растратить ихъ.

— Мн кажется, онъ былъ вполн дурной человкъ.

— Но жена не всегда желаетъ сдлаться вдовою, если даже мужъ и дуренъ. Мн сдается, что я у нея въ долгу, и я охотно заплатила бы свой долгъ, если бы только знала какъ. Я поду къ ней, и если она выйдетъ за этого другого, мы возьмемъ ее за руку. Прощайте, милая. Прізжайте ко мн завтра пораньше, мн кажется, мы узнаемъ что-нибудь въ одиннадцать часовъ.

Въ этотъ вечеръ герцогъ Сент-Бёнгэй пріхалъ на Карльтонскую Террасу и сидлъ нсколько времени наедин съ бывшимъ первымъ министромъ. Послдніе два дня онъ помогалъ разнымъ политическимъ маневрамъ и министерскимъ попыткамъ, отъ которыхъ нашъ герцогъ совершенно отстранился. Герцогъ Сент-Бёнгэй былъ Несторъ въ этомъ случа и искренно старался примирить вс ссоры и такъ устроить дла, чтобы могло составиться полезное умренно-либеральное министерство для пользы страны и утшенія всхъ истинныхъ виговъ. Въ такія минуты онъ почти поднимался до великихъ высотъ патріотизма, всегда оставаясь равнодушенъ къ самому себ. Теперь онъ пріхалъ къ своему бывшему начальнику съ новымъ планомъ. Мистеръ Грешэмъ постарается составить министерство, если герцогъ Омніумъ присоединится къ нему.

— Это невозможно, сказалъ младшій политикъ, сложивъ руки и откинувшись на спинку кресла.

— Выслушайте меня, прежде чмъ отвтите мн съ увренностью. Есть трое-четверо господъ, которые посл того, что происходило въ эти три года, помня, какимъ образомъ произошло теперь наше пораженіе, не хотятъ присоединиться къ Грешэму безъ васъ. Назвать могу прямо мистера Монка и мистера Финна. Я могъ бы прибавить и себя, если бы не надялся, что во всякомъ случа я могу наконецъ считать себя избавленнымъ отъ дальнйшихъ услугъ. Старую лошадь надо оставить пастись послдніе дни. Ne peccet ad extremum rideudus {Чтобы не нагршить, а то насмшишь.}. Но вы не можете считать себя уволеннымъ на этомъ основаніи.

— Есть другія причины.

— Но служба королев должна итти прежде всего. Грешэмъ и Кэнтрипъ съ своими друзьями не могутъ составить министерство, если къ нимъ не присоединится мистеръ Монкъ. Не думаю, чтобы теперь можно было выбрать другого канцлера Казначейства кром него.

— Я буду умолять мистера Монка, чтобы его расположеніе ко мн не удерживало его. И зачмъ?

— Это не оттого, что можете думать вы и онъ. Коалиція сдлаетъ все, чего можно было ожидать отъ нея, если бы наша партія могла теперь присоединиться къ мистеру Грешэму.

— Пусть присоединяется непремнно, но я не могу придать ей силы. Во всякомъ случа они могутъ быть уврены, что я сдлаю все, что могу вн министерства.

— Мистеръ Грешэмъ согласился занять мсто перваго министра — не скажу, чтобы съ тмъ непремннымъ условіемъ, чтобы вы присоединились къ нему. Это едва ли будетъ справедливо, но онъ выразилъ совершенную готовность сдлать попытку съ вашей помощью, и сомнваюсь, удастся ли ему безъ васъ. Онъ предлагаетъ, чтобы вы заняли мсто предсдателя совта.

— А вы?

— Если я буду нуженъ, то я займу мсто хранителя печати.

— Конечно, этого не будетъ, другъ мой. Если бы я и вернулся, то мы перемнились бы мстами. Но мн кажется, я могу сказать, что мое намреніе опредлено. Если вы желаете, я повидаюсь съ мистеромъ Монкомъ и сдлаю все, что могу, чтобы уговорить его вступить въ министерство вмст съ вами. Но относительно себя я чувствую, что это было бы безполезно.

Наконецъ по усиленной просьб герцога онъ согласился взять двадцать четыре часа на размышленіе, прежде чмъ дастъ окончательный отвтъ.

Глава LXXVII.
Герцогиня на Манчестерскомъ сквер.

Герцогъ ни слова не говорилъ своей жен объ этомъ новомъ предложеніи, и когда она спросила его, какія извстія ихъ старый другъ привезъ, онъ почти солгалъ, стараясь избавиться отъ ея преслдованія.

— Онъ сомнвается, что ему длать самому, сказалъ герцогъ.

Герцогиня сдлала множество вопросовъ, но ни на одинъ не получила удовлетворительнаго отвта. И мистрисъ Финнъ ничего не узнала отъ своего мужа, котораго впрочемъ не очень настойчиво разспрашивала. Она готова была ждать, когда наступитъ время для дамъ узнать обо всемъ этомъ. Герцогъ однако ршился размышлять двадцать четыре часа одинъ, или по-крайней-мр не поддаваться вліянію женскаго вмшательства.

Между тмъ герцогиня здила на Манчестерскій скверъ къ бдной вдов. Можно сомнваться, понимала ли она сама, что она можетъ сдлать, хотя уясняла себ, что находится въ долгу у мистрисъ Лопецъ. Она знала также, чмъ она можетъ ей помочь, если только ея помощь можетъ пригодиться въ этомъ случа. Она слышала, что депутатъ отъ Сильвербриджа любилъ мистрисъ Лопецъ прежде чмъ ея мужъ явился на сцену, и съ тми женскими хитростями, на которыя она была такая мастерица, она добилась отъ Артура Флечера признанія, что онъ своихъ мыслей не перемнялъ.

Герцогин нравился Артуръ Флечеръ — какъ нкоторое время нравился и Фердинандъ Лопецъ — и она чувствовала, что у нея на совсти будетъ легче, если она поможетъ въ этомъ добромъ дл. Она строила воздушные замки о пребываніи жениха и невсты въ Мачинг, думая, какъ ей такимъ образомъ загладить сдланный ею вредъ.

Но, подъзжая къ дому, она нсколько упала духомъ и вспомнила, какъ мало она знакома и какъ щекотливо то дло, по которому пріхала она. Но она не была способна бросать то, за что взялась.

‘Да, барыня дома’, сказалъ буфетчикъ, котораго покоробило, когда онъ услыхалъ ненавистное имя.

Герцогиню провели наверхъ и оставили одну въ гостиной. Это была большая, прекрасная комната, увшанная дорогими картинами и выказывавшая признаки значительнаго богатства. Посл того, какъ герцогиня пригласила Лопеца на мсто депутата отъ Сильвербриджа, она много слышала о немъ и удивлялась, какъ ему удалось жениться на такой двушк, какъ Эмилія Вортонъ. А теперь, когда она осматривалась вокругъ, удивленіе ея увеличилось. Она знала много такихъ людей какъ Вортоны и Флечеры и ей было извстно, что чувства и предубжденія этого класса боле чмъ во всхъ другихъ сословіяхъ отстраняютъ ихъ отъ чуждыхъ имъ людей. Никто такъ не оберегаетъ своихъ дочерей, никто такъ неохотно не измняетъ или уничтожаетъ правилъ своей жизни. А между тмъ этотъ человкъ, этотъ иностранецъ, этотъ нищій захватилъ призъ, котораго добивался такой человкъ, какъ Артуръ Флечеръ!

Герцогиня только разъ видла Эмилію и нашла ее очень красивой женщиной. Это было въ Ричмонд, и Лопецъ тогда настоялъ, чтобы жена его одлась хорошо. Можетъ быть, во всемъ тогдашнемъ обществ нельзя было найти боле красивую женщину, чмъ мистрисъ Лопецъ, и которая лучше держала бы себя. Теперь, когда она вошла въ комнату въ глубокомъ траур, трудно было узнать ее. Лицо похудло, глаза сдлались больше, румянецъ исчезъ. И выраженіе лица сдлалось такъ серіозно, что отнимало у него видъ молодости.

Артуръ Флечеръ уврялъ, что она сдлалась еще красиве, но Артуръ Флечеръ, глядя на нее, видлъ не одн ея черты. На его глаза, горе придало ей нжность, имвшую для него привлекательность. Ему такъ хорошо были знакомы вс черты ея физіономіи, что за этой горестью онъ могъ видть ея прежнюю миловидность, которая выкажется ярче прежняго, когда горе пройдетъ. Но герцогиня, помнившая красоту этой женщины, теперь не видла ничего кром горестной фигуры въ вдовьемъ траур.

— Надюсь, что я не безпокою васъ моимъ посщеніемъ, сказала она:— но я желала возобновить наше знакомство по причинамъ, которыя, наврно, вы поймете.

Эмилія въ эту минуту совсмъ не знала, какъ ей называть свою знатную гостью. Хотя ея отецъ всегда жилъ въ хорошемъ обществ, но знакомства у него не было съ герцогами и герцогинями. Она сама провела нсколько часовъ въ гостяхъ у этой знатной дамы, но теперь не знала, какъ надо ее называть.

— Вы очень добры, что пріхали, сказала она дрожащимъ голосомъ.

— Я писала вамъ объ этомъ. Это было много мсяцевъ тому назадъ, но я не забыла. Кажется, вы посл того были въ деревн?

— Да, въ Гертфордшир. Это наша сторона.

— Я все знаю, сказала герцогиня, улыбаясь.

Она какъ-то всегда успвала узнавать ‘все’ о людяхъ, которымъ хотла быть полезной.— У насъ въ Парламент депутатъ изъ Гертфордшира отъ… я хотла было сказать нашего мстечка Сильвербриджа.

Ей хотлось сдлать намекъ на Артура Флечера, но говорить о Сильвербридж было затруднительно, такъ какъ Лопеца она выбрала кандидатомъ, когда еще предъявляла право на это мстечко какъ принадлежность фамиліи Паллизеровъ. Однако, Эмилія держала себя хорошо и не выказывала никакихъ признаковъ, чтобы ея мысли устремлялись по этому направленію.

— И хотя мы не имемъ притязанія считать мистера Флечера, продолжала герцогиня:— связаннымъ съ нашими мстными интересами, его всегда поддерживалъ герцогъ, и надюсь, что онъ сдлался нашимъ другомъ. Мн кажется, онъ сосдъ вашихъ родныхъ по деревн.

— Да. Моя кузина замужемъ за его братомъ.

— Я знала, что есть что-то въ этомъ род. Онъ говорилъ мн, что между вами близкое родство.

Герцогиня, смотря на женщину, съ которой она желала быть любезной, еще не смла выразить желанія, что родство скоро можетъ сдлаться еще ближе. Она пріхала съ этимъ намреніемъ и все еще надялась, что ей удастся сдлать это до окончанія свиданія.

— Я, кажется, слышала о какомъ-то другомъ брак? сказала она.

— Мой братъ женится на своей кузин, дочери сер-Элореда Вортона.

— Я такъ и думала, что это кто-нибудь изъ Флечеровъ. Нашъ депутатъ сказалъ мн и говорилъ о нихъ всхъ какъ о его дорогихъ друзьяхъ.

— Это друзья очень дорогіе.

Бдная Эмилія все не знала, какъ надо называть ее, герцогинею, миледи или ея свтлостью, и вмст съ тмъ чувствовала, что надо же какъ-нибудь называть ее.

— Я такъ и думала. Мн говорили, что мистеръ Флечеръ очень любимъ въ Парламент. Въ настоящую минуту никто не знаетъ, кто на какой сторон будетъ сидть завтра. Можетъ быть, мистеръ Флечеръ сдлается заклятымъ врагомъ всхъ друзей герцога.

— Надюсь, что нтъ.

— Разумется, я говорю о политической вражд. Политическіе враги часто бываютъ лучшими друзьями, и я могу васъ уврить изъ личной опытности, что политическіе друзья часто бывать заклятыми врагами. Я никого не ненавидла до такой степени, какъ нкоторыхъ ихъ нашихъ приверженцевъ.

Герцогиня состроила гримасу, а Эмилія не могла удержаться отъ улыбки.

— Да, право. Одна старая поговорка говоритъ, что несчастіе сводитъ съ странными товарищами, но политическая дружба даетъ товарищей постранне, чмъ несчастіе. Можетъ быть, вы никогда не встрчали сер-Тимоти Бисвакса.

— Никогда.

— Ну и не встрчайтесь. И такъ я говорю, что неизвстно, кто будетъ завтра первымъ министромъ, я написала бы на бумажкахъ полдюжины именъ и перемшала ихъ въ мшечк.

— Такъ это не ршено еще?

— Ршено! Нтъ. Ничего еще не ршено.

Въ эту минуту уже все было ршено, но герцогиня этого не знала.

— Вотъ никто изъ насъ и не узнаетъ, въ какихъ отношеніяхъ станетъ съ нами мистеръ Флечеръ, когда все устроится. Мн кажется, онъ называетъ себя консерваторомъ?

— О, да!

— Кажется, вс Вортоны и вс Флечеры консерваторы.

— Почти. Папа называетъ себя торіемъ.

— По моему это гораздо лучше. Мы вс, разумется, виги. Паллизеръ не вигъ считался бы обезславленнымъ. Не правда ли, какъ политика странна? Нсколько лтъ тому назадъ я едва знала, что значитъ это слово, и то не совсмъ правильно. Послднее время я съ такимъ жаромъ занималась ею, что мн казалось, будто ни для чего другого не стоитъ жить. Можетъ быть, это не хорошо, но задорливость кажется мн величайшимъ блаженствомъ, какого мы можемъ достигнуть на земл.

— Мн не нравилось бы вчно ссориться.

— Это потому, что вы не знали сер-Тимоти Бисвакса и двухъ-трехъ, которыхъ я не желаю назвать. Наврно настанетъ день, когда вы будете интересоваться политикой.

Эмилія собиралась отвтить, хотя не знала, что сказать, когда дверь отворилась и мистрисъ Роби вошла въ комнату. Объ ней не докладывали и Эмилія не слыхала стука въ дверь. Представленіе оказывалось необходимо.

— Это моя тетка, мистрисъ Роби, сказала она.— Тетушка, это герцогиня Омніумъ.

Мистрисъ Роби была вн себя — не отъ одной радости. Это чувство должно было явиться впослдствіи, когда она станетъ хвастаться своимъ друзьямъ новымъ знакомствомъ. Теперь она затруднялась, какъ ей держать себя. Герцогиня наклонилась и любезно улыбалась, какъ научилась улыбаться, когда ея мужъ сдлался первымъ министромъ. Мистрисъ Роби присла, а потомъ вспомнила, что теперь присдаютъ только горничныя.

— Вы родственница нашему мистеру Роби? спросила герцогиня, продолжая улыбаться.— Нашего по крайней мр до вчерашняго дня.

Это она сказала съ притворной горестью.

— Это мой деверь, ваша свтлость, отвтила съ восторгомъ мистрисъ Роби.

— О! неужели? И желала бы я знать, что думаетъ объ этомъ мистеръ Роби? Но вы наврно примтили, мистрисъ Роби, что когда настанетъ кризисъ — настоящій кризисъ — дамамъ не говорятъ ничего. Я это примтила.

— Не думаю, ваша свтлость, чтобы мистеръ Роби когда-нибудь открывалъ политическіе секреты.

— Въ самомъ дл? Какъ должно быть скучно жить съ вашимъ деверемъ — то-есть, какъ съ политикомъ! Прощайте, мистрисъ Лопецъ. Вы должны навстить меня и позволить мн пріхать къ вамъ опять. Я надюсь — знаете, надюсь — что наступитъ время, когда ваша жизнь опять сдлается свтла.

Эти послднія слова она сказала почти шопотомъ, протягивая руку женщин, которую ей хотлось приласкать. Потомъ она поклонилась мистрисъ Роби и вышла изъ комнаты.

— Что она сказала теб? спросила мистрисъ Роби.

— Ничего особеннаго, тетушка Геррьета.

— Она кажется очень ласкова. Зачмъ она пріхала?

— Она недавно писала, что прідетъ.

— Но зачмъ?

— Не могу сказать. Не знаю. Не спрашивайте меня, тетушка, о томъ, что прошло. Вы не можете этого сдлать, не огорчивъ меня.

— Я не желаю огорчить тебя, Эмилія, но право нахожу, что это чистый вздоръ. Она очень милая женщина, хотя мн кажется, ей не слдовало бы говорить, что съ мистеромъ Роби скучно жить. Зналъ мистеръ Вортонъ, что она будетъ?

— Онъ зналъ, что она общала пріхать, отвтила Эмилія очень сурово, такъ что мистрисъ Роби была принуждена перемнить разговоръ.

Мистрисъ Роби услыхала выраженное желаніе, чтобы ‘жизнь опять сдлалась свтла’, и вернувшись домой, сказала мужу, что Эмилія Лопецъ непремнно выйдетъ за Артура Флечера.

— А за коимъ чортомъ ей не выходить? спросилъ Дикъ.

— А этотъ бдный человкъ лишилъ себя жизни не боле года тому назадъ, замтила мистрисъ Роби.

— Теб я не намренъ давать такой возможности, сказалъ Дикъ.

Герцогиня, узжая, страдала отъ сознанія неудачи. Она намревалась вызвать какой-нибудь кризисъ женской нжности, и она могла бы съ той свободой, которую вызываетъ изліяніе чувствъ, сказать вдов, что особенности ея положенія не только оправдываютъ ея замужство, но и ставятъ ей это въ обязанность. Къ несчастію, герцогин не удалась попытка довести свиданіе до той точки, когда это было бы возможно, потому что пришла эта противная тетка.

— Я исполнила свою задачу, говорила она потомъ мистрисъ Финнъ.

— И сдлали что-нибудь хорошее?

— Не думаю, чтобы сдлала дурное. Женщины, знаете, такъ не похожи одна на другую. Одн обрадовались бы случаю открыть свое сердце герцогин.

— Едва ли это женщины лучшаго сорта, леди Гленъ.

— Не самаго лучшаго. Но вдь съ лучшими женщинами встрчаешься не часто, и такъ какъ мн хотлось принести пользу, то я жалю, что она оказалась не такого сорта, какой требовался.

— Оскорбилась она?

— О! нтъ. Неужели вы думаете, что я пристала къ ней съ мужемъ съ перваго слова? Я даже совсмъ не приставала къ ней. Она не дала мн случая. Такой Ніобеи вы не видали никогда.

— Плакала она?

— Не слезами. Но ея платье, чепчикъ и ленты плакали. Голосъ ея плакалъ, и волосы, и носъ, и ротъ. Знакомо вамъ это выраженіе скрытнаго горя? А говорятъ, что этотъ человкъ умираетъ отъ любви. Какъ пріятно видть, что въ свт еще осталось постоянство!

Вернувшись домой, герцогиня узнала, что ея мужъ только что вернулся отъ стараго герцога, гд видлся съ Монкомъ, Грешэмомъ, лордомъ Кэнтрипомъ.

— Наконецъ все ршено! сказалъ онъ весело.

Глава LXXVIII.
Новое министерство.

Когда бывшій первый министръ остался одинъ посл отъзда своего стараго друга, его первымъ чувствомъ было сожалніе, что онъ имлъ слабость сомнваться. Онъ давно уже ршилъ, что посл всего прошлаго онъ не можетъ вернуться въ министерство подчиненнымъ. Чувство неприличія для Цезаря служить подъ начальствомъ другихъ, которое онъ имлъ сумасбродство выразить, было въ немъ сильно съ самаго начала его министерства. Когда его просили занять это мсто, его отвлекало убжденіе, что оно вроятно отстранитъ его отъ политическихъ трудовъ послднюю половину его жизни. Человкъ, сдлавшійся королевинымъ адвокатомъ, долженъ отказаться отъ частной практики. Хотя, къ несчастію, сдлавшись перомъ, онъ долженъ былъ оставить свою любимую Нижнюю Палату, ему оставалось еще обширное поле для политической дятельности. Но когда онъ согласился стать на самомъ верху лстницы, онъ не могъ, какъ ему казалось, занять низшее мсто, не унизивъ себя. Онъ не могъ оставить должности перваго министра и служить подъ начальствомъ другого, не признавъ себя недостойнымъ занимать то мсто, которое онъ занималъ. А между тмъ онъ позволилъ старому герцогу возбудить въ немъ сомнніе.

Соображая этотъ вопросъ, онъ сознавался, что сомнніе возникнуть могло, за то въ настоящемъ случа сомннія никакого не было. Онъ могъ вообразить обстоятельства, въ которыхъ опытность человка въ какой-нибудь особой отрасли могла быть на столько важна для страны, что заставила бы этого человка пожертвовать своими личными чувствами. Но съ нимъ этого не было. Онъ не могъ сдлать ничего такого, чего не могъ бы сдлать другой. Отъ него отняли задачу десятичной системы, эту блаженную задачу, на которой когда-то онъ парилъ какъ на орлиныхъ крыльяхъ. Если это и сдлается когда, то должно быть сдлало изъ Нижней Палаты. Занятія Отелло кончились и не было причины, которая оправдала бы для него тотъ спускъ съ лстницы, который старый герцогъ совтовалъ ему.

Рано на слдующее утро пошелъ онъ пшкомъ къ Монку и нашелъ своего бывшаго канцлера казначейства въ томъ тягостномъ волненіи, въ которомъ находится человкъ, не знающій, будетъ онъ или нтъ дйствующимъ лицомъ въ пьес, приготовляемой для представленія.

Герцогъ никогда прежде не бывалъ въ смиренномъ жилищ Монка и теперь его посщеніе возбудило нкоторое удивленіе. Монкъ вроятно предполагалъ, что за нимъ пришлютъ, но не ожидалъ, чтобы бывшій первый министръ самъ постилъ его. Многіе говорили, что онъ самъ можетъ быть первымъ министромъ, но онъ не позволялъ себ мечтать объ этомъ. Служба не имла для него очарованій, и если въ бывшемъ министерств былъ человкъ, оставлявшій его безъ сожалнія, то этотъ человкъ былъ Монкъ.

— Я желаю, чтобы вы пошли со мною къ герцогу, сказалъ бывшій первый министръ.— Мн кажется, мы застанемъ его дома.

— Непремнно. Я сейчасъ иду.

Боле не было сказано ни слова, пока они не вышли на улицу.

— Разумется, я немножко безпокоюсь, сказалъ Монкъ.— Не желаете ли вы сказать мн что-нибудь?

— Вы, разумется, должны вернуться въ министерство, мистеръ Монкъ.

— Съ вашей свтлостью я непремнно вернусь.

— И безъ меня, если окажется нужно. Т, которые нужны, должны вступить. Но можетъ быть вы позволите мн отложить, что я желаю сказать, пока мы придемъ къ герцогу? Какъ теперь будетъ пріятно въ деревн!

Мартъ былъ теплый, а даже въ Лондон въ начал апрля очень пріятно, за тмъ однако, по обыкновенію, начнутся пронзительные холода мая мсяца.

— Мн все кажется, продолжалъ герцогъ:— что Парламенту слдовало бы засдать шесть зимнихъ, а не лтнихъ мсяцевъ. Если бы засданія начинались перваго октября, какъ было бы пріятно ухать въ начал весны!

— Только тетерева могутъ прерывать засданія въ Парламент, отвтилъ Монкъ:— и если бы Парламентъ засдалъ зимой, что сказали бы фазаны и лисицы?

— Мы слишкомъ многимъ жертвуемъ для нашихъ удовольствій. Мн прежде приходило въ голову составить списокъ, сколько въ обихъ Палатахъ членовъ, занимающихся охотой. Мн кажется, оказалось бы меньшинство.

— Но ихъ сыновья и дочери охотятся и вся ихъ свита была бы противъ этого.

— Обычай противъ насъ, вотъ оно что, мистеръ Монкъ. Вотъ мы и пришли. Надюсь, что мой другъ герцогъ дома.

Герцогъ Сент-Бёнгей сидлъ въ это время съ Грешэмомъ и закадычнымъ другомъ Грешэма, лордомъ Кэнтрипомъ. Онъ такъ долго и постоянно занимался этимъ дломъ, что даже обращеніе его слугъ показывало кризисъ въ министерств, даже они чувствовали важность этого случая и радовались. Пришедшихъ тотчасъ допустили на конференцію и пять важныхъ сенаторовъ дружелюбно привтствовали другъ друга.

— Надюсь, что нашъ приходъ не совсмъ кстати, сказалъ герцогъ Омніумъ.

Грешэмъ уврилъ его почти съ шумной веселостью, что ничто не могло быть боле кстати, и тутъ герцогъ тотчасъ догадался, что первымъ министромъ будетъ Грешэмъ, хотя можетъ быть еще не ршено, кто присоединится къ нему и кто откажется.

— Я сказалъ моему другу, продолжалъ нашъ герцогъ, положивъ свою руку на руку старика:— что дамъ отвтъ на сдланное имъ предложеніе чрезъ двадцать четыре часа. Но я увидалъ, что могу сдлать это раньше.

— Надюсь, что отвтъ вашей свтлости будетъ для насъ благопріятенъ, сказалъ Грешэмъ, дйствительно не сомнвавшійся въ этомъ, такъ какъ вмст съ нимъ пришелъ Монкъ.

— Не думаю, чтобы онъ былъ неблагопріятенъ, хотя не могу согласиться на предложеніе моего друга.

— Всякій удобный планъ… началъ Грешэмъ, нахмурившись, однако.

— Самое удобное было бы для васъ составить ваше министерство, не затрудняя себя присутствіемъ побжденнаго предшественника.

— Не побжденнаго, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

— Конечно, подтвердилъ другой герцогъ.

— Я прошу вашихъ услугъ именно потому, что вы имли успхъ, сказалъ Грешэмъ.

— Я не могу оказать вамъ никакихъ, кром тхъ, которыя могу лучше оказать вн министерства, чмъ въ немъ. Прошу васъ врить, господа, что я ршился твердо. Идя сюда съ моимъ другомъ, мистеромъ Монкомъ, я ему о своемъ намреніи не говорилъ, но просилъ пойти со мною, боясь, что въ мое отсутствіе онъ сочтетъ себя обязаннымъ ссть въ одну ладью съ своимъ бывшимъ собратомъ.

— Я предпочелъ бы это, сказалъ Монкъ.

— Разумется, не мое дло длать предположенія объ идеяхъ мистера Грешэма, но такъ какъ мой благородный другъ намекнулъ мн, что если я вернусь въ министерство, то вернется и мистеръ Монкъ, слдовательно, я безошибочно могу сказать, что услуги его желательны.

Грешэмъ поклонился въ знакъ согласія.

— Поэтому я осмлюсь сказать мистеру Монку, что по моему мннію онъ обязанъ оказать помощь въ предстоящихъ обстоятельствахъ. Имй я счастіе какъ онъ засдать въ Нижней Палат, я тоже могъ бы надться сдлать что-нибудь.

Четыре джентльмена горячо уговаривали герцога перемнить его намреніе. Онъ могъ занять мсто и ничего не длать — намъ всмъ извстно, что бываютъ такія мста — или могъ занять другое мсто, гд ему пришлось бы работать какъ невольнику. Не будетъ ли онъ лордомъ хранителемъ печати? Не возьметъ ли онъ министерство индійскихъ длъ? Но герцогъ Омніумъ ршился твердо. Онъ не хотлъ быть членомъ этого министерства. Можетъ быть, Цезарь согласится когда-нибудь командовать легіономъ, но онъ не можетъ сдлать этого тотчасъ посл того, какъ пурпуровую мантію сняли съ его плечъ.

Онъ скоро ушелъ, повторивъ свою просьбу Монку, чтобы онъ не слдовалъ примру своего бывшаго начальника.

— Очень мн жаль, сказалъ Грешэмъ, когда онъ ушелъ.

— Нтъ человка, который пользовался бы большимъ уваженіемъ отъ всхъ знающихъ его, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

— Онъ имлъ непріятности, замтилъ старый герцогъ:— и ему надо время, чтобы оправиться. Онъ иметъ только одинъ недостатокъ — онъ слишкомъ добросовстенъ.

Монкъ, разумется, присоединился къ министерству, съ нкоторыми впрочемъ условіями. Онъ потребовалъ, чтобы его другъ, Финіасъ Финнъ, былъ также взятъ. Грешэмъ согласился, хотя бдной Финіасъ не находился въ числ любимцевъ этого государственнаго человка.

Такимъ образомъ министерство составилось и, разумется, торжество ‘Знамени’ было полное, когда въ спискахъ членовъ министерства, публикованныхъ во всхъ газетахъ, не упоминалось о герцог. Издатель не колеблясь уврялъ, что его мудрость и настойчивость были причиною исключенія изъ министерства этого неспособнаго человка.

Списокъ членовъ наполнился по обыкновенію. Нкоторое время клубные дилетанты — политики и женщины, интересовавшіеся подобными вещами, писатели въ газетахъ — почти сомнвались, можно ли будетъ составить министерство при такихъ странныхъ обстоятельствахъ. Говорили, что обстоятельства были такъ странны, что можетъ быть наконецъ насталъ застой, котораго такъ опасались. Коалиція была возможна и хотя совершенно противна британскимъ чувствамъ, министерство она вела. Но что можетъ замнить коалицію, не вдалъ никто. Съ соединившимися радикалами и либералами не сладятъ Добени и сер-Орландо. У Грешэма уже не было своей партіи, а вторая коалиція составиться не можетъ. Такимъ образомъ волненіе въ политическомъ мір было сильное и удовольствія много. Но чрезъ нсколько дней прежніе члены заняли прежнія мста, или прежніе члены попали на новыя мста, и всмъ сдлалось извстно, что Грешэма поддержитъ большинство.

По мр того, какъ мы старемъ, интересно наблюдать, какъ проблы въ двухъ рядахъ парламентскихъ дльцовъ, ведущихъ министерство, наполняются и съ той, и съ другой стороны. Разумется, проблы должны быть. Нкоторые состарятся — хотя это случается рдко. Даже Пиль и Пальмерстонъ могутъ умереть. Нкоторые, хотя долго поддерживаемые интересами, фамильными связями или преданностью товарищей, наконецъ выгоняются своею собственной неспособностью и становятся перами. Потомъ бываютъ люди, которые не могутъ выносить министерскихъ узъ и устремляются къ независимости, которая была бы боле достойна уваженія, если бы не была результатомъ неудовольствія. Тогда проблы должны пополняться. И съ той, и съ этой стороны кандидатовъ выбираютъ между сыновьями герцоговъ и графовъ, и это весьма естественно, потому что сыновья герцоговъ и графовъ воспитываются съ дтства для подобнаго труда. Очень немногіе медленно возвышаются вслдствіе признанныхъ способностей — это люди, сначала вовсе не думавшіе о министерскихъ мстахъ, но выбираемые потому что нужны, и карьер которыхъ завидуютъ, не ихъ оппоненты или соперники, а Брауны и Джонезы міра сего, которые не могутъ хладнокровно видть, что Смитъ или Вокеръ становится чмъ-то непохожимъ на нихъ. Эти люди должны нести большую тяжесть и не всегда могутъ уничтожить воспоминаніе о своемъ происхожденіи и жить между рожденными государственными людьми какъ равные имъ по происхожденію.

Но, можетъ быть, самый удивительный министерскій феноменъ — хотя теперь онъ является такъ часто, что его и феноменомъ назвать нельзя — это тотъ, кто возвысится и по вліянію и по мсту, оттого что заставитъ ненавидть себя и, пользуясь парламентской трусостью, бояться. Если человкъ иметъ достаточно смлости, толстую кожу, возможность переносить нсколько лтъ непріятные взгляды и холодность своихъ товарищей, то онъ проберется непремнно къ какому-нибудь высокому мсту. Но кожа должна быть толще, чмъ у одного извстнаго животнаго, а смлость неимоврная. Для человка, который не перенесетъ мысли, что на него будутъ смотрть искоса за вроломство, или возненавидятъ за его ничтожное положеніе, такая карьера невозможна. Но если онъ будетъ настойчивъ, его пригласятъ.

— Не то, чтобы онъ былъ мн нуженъ, ворчитъ начальникъ партіи самъ про себя, но достаточно громко для ушей другихъ:— но потому, что онъ язвитъ и колетъ меня, и сведетъ меня съ ума, оставаясь моимъ врагомъ.

И толстокожій вступаетъ въ чужія небеса, вроятно, съ намреніемъ уже принятымъ выгнать этого несчастнаго ангела. Такъ было и теперь. Когда списокъ Грешэма былъ публикованъ, вс изумились, что сер-Тимоти Бисваксъ назначенъ генерал-аторнеемъ. Сер-Грегори Грогремъ сдлался лордомъ канцлеромъ и начальникъ либераловъ согласился взять своего старшаго юриста изъ консерваторовъ. Грешэмъ не могъ любить сер-Тимоти, но сер-Тимоти на послднихъ преніяхъ показалъ, что всякій министръ могъ его бояться.

Отъ стараго герцога бывшій первый министръ тотчасъ отправился къ своей жен, и узнавъ, что ее нтъ дома, ждалъ ея возвращенія. Теперь, когда онъ самъ уже не могъ измнить своего ршенія, онъ съ нетерпніемъ желалъ сообщить жен, что будетъ съ ними.

— Кажется, наконецъ ршено, сказалъ онъ.

— Ты вернешься?

— Конечно нтъ. Кажется, я могу сказать, что первымъ министромъ будетъ мистеръ Грешэмъ.

— Когда ему не слдуетъ быть! сердито сказала герцогиня.

— Мн жаль, что я не могу согласиться съ тобою, моя милая. Мн кажется, что нтъ человка въ Англіи боле годнаго на это мсто.

— А ты?

— Я частный человкъ, который теперь будетъ имть боле возможности посвящать время своей жен и дтямъ, чмъ могъ до-сихъ-поръ.

— Какъ это мило! И ты хочешь сказать, что теб это пріятно?

— Мн должно быть пріятно. Теперь я думаю боле о томъ, что будетъ пріятно теб.

— Если ты спрашиваешь меня, Плантадженетъ, ты знаешь, что я скажу правду.

— Скажи.

— Я такъ долго пила водку, что дешевенькій хересъ будетъ вреденъ для моего желудка. Ты желаешь знать правду — вотъ она самая ясная.

— Довольно ясная!

— Ты вдь самъ спросилъ.

— И радъ, что ты мн сказала, хотя это не очень пріятно было слышать. Когда человкъ пилъ слишкомъ много водки, можетъ быть, ему полезно приняться за дешевенькій хересъ.

— Ему это не понравится, и потомъ — это или убьетъ, или вылечитъ.

— Я не думаю, чтобы ты зашла такъ далеко, Кора, что мы должны бояться, не гибельнымъ ли окажется лекарство.

— Я думаю о теб скоре чмъ о себ. Я могу вообще сдлать себя непріятной и такимъ образомъ доставить себ сильныя ощущенія. Но ты что будешь длать? Хорошо говорить обо мн и дтяхъ, но ты не можешь представить намъ билль для реформы. Ты не можешь подвергнуть насъ десятичной систем. Увеличить ваше потребленіе, понизивъ наши налоги, ты не можешь. Жалю я, зачмъ ты не вступилъ въ какое-нибудь вдомство.

Это она сказала смотря ему въ лицо съ безпокойствомъ, на половину дйствительнымъ и на половину шутливымъ.

— Я ршился не поступать покуда никуда. Я думалъ, не провести ли намъ нсколько мсяцевъ въ Италіи, Кора.

— Какъ! лтомъ — и быть въ Рим въ іюл! Посл того мы могли бы воспользоваться зимою, чтобы постить Норвегію.

— Мы можемъ похать въ Норвегію прежде.

— Чтобы насъ искусали комары! Я состарлась и путешествовать не люблю.

— Что же было бы теб пріятно, душа моя!

— Ничего: — кром того, чтобы быть женою перваго министра, а честное слово было время, когда и это нравилось мн не очень. Не знаю, для чего другого я способна. Желала бы я знать, возьметъ ли меня въ ключницы мистеръ Грешэмъ? Только онъ долженъ бы нанять у насъ Гэтерумскій замокъ, а въ другомъ дом не будетъ простора для моихъ способностей. Мистеръ Монкъ вступаетъ?

— Онъ остается при прежней должности.

— А мистеръ Финнъ?

— Кажется, но какое мсто онъ займетъ, я не знаю.

— А еще кто?

— Нашъ старый другъ герцогъ, лордъ Кэнтрипъ, мистеръ Удльсонъ — а сер-Грегори будетъ лордомъ канцлеромъ.

— Прежняя глупая либеральная упряжь. Положите имена въ мшокъ, встряхните ихъ и у васъ всегда будетъ министерство. Ну, Плантадженетъ, я поду, куда ты захочешь повезти меня. Я согласна выдержать маларію въ Рим, комаровъ въ Норвегіи и какъ-нибудь справлюсь съ этимъ. Но я не вижу, зачмъ теб бжать въ середин сессіи. Я осталась бы и дала бы имъ себя знать, какъ настоящій бывшій министръ и независимый членъ парламента.

Когда онъ уходилъ, она пустила въ него послднюю стрлу.

— Надюсь, что прежде чмъ вышелъ въ отставку, ты сдлалъ сер-Орланда и сер-Тимоти перами.

Два дня спустя она прочла въ одной изъ газетъ, что сер-Тимоти Бисваксъ будетъ генерал-аторнеемъ, и тогда совсмъ вышла изъ терпнія. Сказать по правд, мужъ не смлъ упомянуть ей объ этомъ назначеніи. Ея вспышка обрушилась на голову Финіаса Финна, котораго она застала дома съ женою, жалвшаго о необходимости, доставшейся ему, занять праздное мсто канцлера Ланкастерскаго герцогства.

— Мистеръ Финнъ, сказала она:— поздравляю васъ съ вашими товарищами.

— Ваша свтлость очень добры. Со многими изъ нихъ, впрочемъ, познакомилъ меня герцогъ.

— Вы кажется на столько узнали ихъ, что вамъ слдовало бы ихъ стыдиться. Прекрасный полкъ!

— Я не сомнваюсь, что мы сумемъ справиться со всякимъ непріятелемъ.

— И, разумется, должны завоевать весь міръ съ такимъ героемъ, какъ сер-Тимоти Бисваксъ. Можно ли было вообразить, чтобы сер-Тимоти вернулся? Какъ вы находите это?

— Я очень равнодушенъ, герцогиня. Мн онъ мшать не будетъ, такъ какъ въ Ланкастерскомъ герцогств у меня есть свой собственный генерал-аторней. Вы видите, что я нахожусь въ совершенной безопасности.

— Я считала мужчинъ способными на все, обратилась герцогиня къ мистрисъ Финнъ: — разумется въ политик, но никакъ не думала, чтобы герцогъ Сент-Бёнгэй вступилъ въ одно министерство съ сер-Тимоти Бисваксомъ.

Глава LXXIX.
Вортонская свадьба.

Наконецъ Вортоны ршили, что свадьба будетъ на второй недл іюня. Было много причинъ для замедленія. Во-первыхъ, Мэри Вортонъ, посл предварительныхъ справокъ, была принуждена объявить, что господа Мёддокъ и Крембль не могутъ экипировать ее какъ слдуетъ для такого мужа въ такое короткое время.

— Можетъ быть, въ Лондон это длаютъ скоре, сказала она Эверету съ кроткимъ сожалніемъ, вспоминая столичное великолпіе свадьбы своей сестры.

Потомъ Артуръ Флечеръ могъ присутствовать на свадьб во время лтнихъ вакацій, а присутствіе Артура Флечера было необходимо. Присутствіе его было необходимо не только въ церкви — Парламентъ не такъ требователенъ, чтобы не далъ ему времени на это — но об семьи нашли желательнымъ, чтобы онъ остался въ деревн нсколько дней. Эмилія общала быть на свадьб и, разумется, пробудетъ въ Вортонскомъ замк по-крайней-мр недлю.

Какъ только Эверету удалось вырвать общаніе отъ сестры, это было сообщено Флечеру. Такимъ образомъ выигранъ былъ большой шагъ. Въ Лондон она сама была себ госпожа, но окруженная въ Гертфордшир Флечерами и Вортонами, она дйствительно должна бы оказаться необыкновенно упорной, если бы отказалась присоединиться къ этому стаду и опять сдлаться счастливой, выйдя за человка, котораго, по ея собственному признанію, она любила всмъ сердцемъ. Письмо съ этимъ извстіемъ получилъ Артуръ Флечеръ отъ своего брата Джона, написано оно было самымъ дловымъ слогомъ.

‘Мы отложили свадьбу Мэри на нсколько дней, чтобы ты могъ быть здсь вмст съ нею. Если ты не оставилъ своего намренія, то теперь настоящая пора.’

Артуръ только отвчалъ на это, что проведетъ лтнія вакаціи въ Лонгбарнс.

Вроятно, сама Эмилія имла нкоторое понятіе о томъ, что длается, для того, чтобы поймать ее. Слова брата были такъ серіозны, а его женитьба такъ была священна для нея, что она не могла отказать въ его просьб. Но съ той минуты, какъ она дала общаніе, она чувствовала, что сама увеличила свои затрудненія. Ей въ голову не приходило, чтобы она могла когда-нибудь согласиться на желаніе Артура. Она была убждена въ своей настойчивости. Каковы бы ни были желанія другихъ, приличія требовали, чтобы женою Артура Флечера была не вдова Фердинанда Лопеца — и чтобы женщина, бывшая женою Фердинанда Лопеца, переносила послдствія своего сумасбродства.

Хотя посл смерти мужа она ни слова не говорила противъ него — исключая тхъ горячихъ словъ, которыя Артуръ Флечеръ самъ вырвалъ у нея — все-таки она не могла не сознаваться въ истин самой себ. Онъ былъ человкъ обезславленный — и она, его жена, сдлавшись его женою вопреки желаніямъ всхъ своихъ друзей, также была обезславлена. Пусть ихъ длаютъ съ нею что хотятъ, она не запятнаетъ имя Артура Флечера. Таково было ея твердое намреніе, но она знала, что оно не измнится, но подвергнется затрудненію въ эту поздку въ Гертфордширъ. Потомъ были другія непріятности.

— Папа, сказала она: — я должна заказать себ платье на свадьбу Эверета.

— Что-же, закажи.

— Я не могу подвергнуть васъ такой безполезной издержк посл всего того, чего я стоила вамъ.

— Эта издержка не безполезна и на издержки такого рода я могу быть согласенъ безъ неудовольствія. Чмъ лучше ты закажешь себ платье, тмъ боле доставишь мн удовольствія.

Она заказала себ платье — срое шелковое, достаточно свтлое для того, чтобы не набросить мрака на блескъ дня, и достаточно темное для того, чтобы показать, что она не такова, какъ другія женщины. Даже когда она выбирала платье, почти красня въ своемъ вдовьемъ траур, это было непріятно для нея, но ей некому было это поручить. Ей не хотлось просить тетку Геррьету, такъ какъ она не довряла своей тетк и не любила ее. Потомъ ей было непріятно примривать платье, такъ какъ это было въ первый разъ съ тхъ поръ, какъ она облеклась въ тяжелый трауръ.

Наканун дня, назначеннаго для свадьбы, отецъ похалъ съ нею въ Гертфордширъ и разговоръ дорогою относился больше всего къ Эверету. Гд будетъ онъ жить? Что будетъ онъ длать? Какой доходъ будетъ ему нуженъ до тхъ поръ, пока онъ наслдуетъ т блага, которыя судьба приготовила ему? Старикъ какъ будто чувствовалъ, что Провидніе, будучи такъ милостиво къ его сыну, что лишило жизни другого наслдника, наложило на него, отца, довольно тяжелую ношу.

— Разумется, ему нуженъ свой домъ, сказалъ онъ довольно плачевнымъ тономъ.

— Я думаю, что онъ будетъ большую часть времени проводить въ Вортонскомъ замк.

— Ему не будетъ пріятно жить въ чужомъ дом, милая моя, а сер-Элоредъ не можетъ дать ему ничего. Разумется, я долженъ назначить ему тысячу фунтовъ въ годъ. Конечно, весьма естественно, что онъ вздумалъ жениться, но онъ могъ бы прежде спросить меня.

— Вы не сердитесь на него, папа?

— Какая польза сердиться? Нтъ, я не сержусь. Только мн кажется, что вс необыкновенно радуются, не спрашивая себя, кто будетъ платить за все.

Въ этотъ вечеръ въ Вортонскомъ замк Эмилія еще была въ траурномъ плать. Никто не смлъ сдлать ей замчаніе по этому поводу и Мэри даже боялась, что она и на другой день будетъ въ черномъ. Мы вс знаемъ, въ какомъ положеніи бываетъ домъ наканун свадьбы, какъ невсты чувствуютъ, что все на свт перемняется, и какъ вся семья, включая и слугъ, готовы раздлять это чувство.

Эверета, разумется, не было. Онъ находился въ Лонгбарнс у Флечеровъ и долженъ былъ утромъ явиться въ Вортонскую церковь. Старая мистрисъ Флечеръ была въ Вортонскомъ замк — и епископъ, котораго къ счастію удалось пригласить. Онъ былъ представленъ мистрисъ Лопецъ, фамилію которой оказалось необходимымъ произнести, и со всми вжливыми улыбками, которыя составляютъ необходимую принадлежность епископа, онъ съ трудомъ могъ не принять похороннаго вида, смотря на Эмилію и вспоминая ея исторію. Вечеръ еще не кончился, какъ мистрисъ Флечеръ осмлилась сдлать намекъ:

— Мы такъ рады, что вы пріхали, милая моя.

— Я не могла не пріхать, когда Эверетъ этого желалъ.

— Это было бы дурно, да, душа моя — дурно. Это ваша обязанность, и обязанность всхъ насъ подчинять наши чувство чувствамъ другихъ. Даже горесть можетъ быть эгоистична.

Бдная Эмилія слушала, но отвчать не могла.

— Иногда для насъ трудне думать о другихъ въ горести, чмъ въ радости. Вамъ надо вспомнить, душа моя, что есть люди, которымъ не будетъ весело до тхъ поръ, пока они не увидятъ вашей улыбки..

— Не говорите этого, мистрисъ Флечеръ.

— Это истинная правда и вамъ слдуетъ подумать объ этомъ. Особенно необходимо подумать вамъ объ этомъ завтра. Замъ надо будетъ надть свтлое платье и…

— Я привезла, сказала вдова.

— Такъ постарайтесь же сдлать ваше сердце такимъ же свтлымъ, какъ ваше платье. Вы сдлаете это для Эверета, для вашего отца, для Мэри — и Артура. Вы сдлаете это для всхъ насъ въ такой радостный день.

Эмилія не могла общать ничего въ отвтъ на это поученіе, но въ глубин сердца сознавалась, что это была правда, и общала себ сдлать требуемое усиліе.

На слдующее утро въ дом, разумется, поднялась суматоха. Посл внца будетъ завтракъ, а посл завтрака новобрачную увезутъ четвернею въ Гертфордъ по дорог въ Парижъ, но прежде большого завтрака, разумется, былъ завтракъ домашній, а то епископу, невст и ея подругамъ не выдержать бы до церемоніи. За этотъ завтракъ Эмилія не выходила, попросивъ себ чашку чаю въ свою комнату.

Экипажи, въ которыхъ все общество должно было хать въ церковь, находившуюся только по другую сторону парка, было приказано подать въ одиннадцать, и безъ четверти въ одиннадцать Эмилія вышла первый разъ въ сромъ шелковомъ плать и безъ вдовьяго чепца. Все было очень просто, но перемна была такъ велика, что на Эмилію невозможно было не смотрть. Даже ея отецъ не видалъ прежде этой перемны.

Ни слова не было сказано, хотя благодарность старой мистрисъ Флечеръ выказалась въ любезности ея улыбки. Такъ какъ было четыре другихъ дамы, кром невсты, Эмилія въ нсколько минутъ была затемнена великолпіемъ другихъ, потомъ ихъ всхъ посадили въ кареты и повезли въ церковь. Глазъ, которыхъ она боле всего опасалась, она не встрчала до тхъ поръ, пока они вс не стояли вокругъ алтаря. Только тогда Эмилія увидала Артура Флечера, который былъ шаферомъ у ея брата, и только тогда онъ взялъ ея руку и продержалъ полминуты, какъ будто былъ намренъ никогда не выпускать ее.

Свадьба была такъ пріятна и торжественна, какъ только былъ способенъ сдлать это добродушный епископъ, и вс дамы были замчательно авантажны. Покрывало изъ Лондона — съ померанцевыми цвтами — также столичными — было совершенствомъ, что касается платья, я сомнваюсь, догадалась ли какая бы то ни было женщина, что оно сшито въ провинціи. Эверетъ казался будущимъ баронетомъ съ головы до ногъ, а старый адвокатъ улыбался и казался доволенъ.

Потомъ насталъ завтракъ, рчи, въ которыхъ Артуръ Флечеръ одержалъ тріумфъ. Свадьба была очень милая и Мэри Вортонъ почувствовала себя на минуту героиней, чмъ она и дйствительно была въ тотъ день. Но все время въ сердцахъ многихъ изъ присутствующихъ преобладало чувство, что слдовало достигнуть большаго, если возможно, чмъ эта простая и спокойная свадьба, и судьба Мэри Вортонъ едва ли была такъ важна для нихъ, какъ судьба Эмиліи Лопецъ.

Когда карета четверней ухала, въ дом явилось затрудненіе, обыкновенное въ подобныхъ случаяхъ, какъ провести остатокъ дня. Подруги невсты ушли и сняли свои наряды, которые могли понадобиться для другого подобнаго случая, и съ двицами ушла вдова.

Артуръ Флечеръ остался въ Вортонскомъ замк со всми другими Флечерами на ночь и приготовился возобновить свое сватовство въ этотъ самый день, если представится случай, но Эмилія вышла только за нсколько минутъ до обда, и опять въ томъ траур, который носила всегда. Срое шелковое платье было надто только для внца.

— По-крайней-мр, сегодня вамъ слдовало бы остаться въ этомъ плать, сказала мистрисъ Флечеръ.

Она сказала, что переодлась для Эверета, а такъ какъ Эверетъ ухалъ, то ей нтъ надобности носить платье неприличное ея положенію. Артуръ мало заботился бы о плать, если бы могъ добиться желаемаго отъ женщины, которая носила его, добиться хоть того, чтобы остаться съ нею наедин на полчаса. Но ему это не удалось. Эмилія ушла рано, а на слдующее утро вышла уже посл того, какъ онъ ухалъ въ Лонгбарнсъ.

Вс Флечеры ухали, но Артуръ не имлъ намренія отказаться отъ немедленной попытки. Разстояніе было не такъ велико, чтобы онъ не могъ пріхать, когда захочетъ.

— Теперь я уду, сказалъ онъ Вортону: — потому что общалъ Джону удить съ нимъ рыбу завтра, но я пріду въ понедльникъ или вторникъ и останусь, пока не вернусь въ Лондонъ. Надюсь, что она по-крайней-мр позволитъ мн поговорить съ нею.

Отецъ сказалъ, что онъ сдлаетъ все возможное, но упорство, съ какимъ она опять надла трауръ въ день свадьбы брата, чуть не разбило сердце старика.

Когда Флечеры ухали въ Лонгбарнсъ, об дамы очень строго отзывались объ Эмиліи между собою.

— Это просто упрямство, сказала жена сквайра: — и мн иногда кажется, что ее слдовало бы бросить, по-дломъ ей.

— Это изъ гордости, сказала старуха: — она не хочетъ уступить. Я такъ много наговорила ей, но все безъ пользы. Я чувствую это тмъ боле, что мы вс сдлали для нея боле чмъ слдовало посл того, какъ она одурачила себя. Если это продолжится доле, я никогда не прощу ей.

— Вамъ бы пришлось простить ей, матушка, сказалъ ей старшій сынъ: — каковы бы ни были ея грхи — или вамъ пришлось бы поссориться съ Артуромъ.

— Я нахожу, что это очень тяжело, сказала старуха, выходя изъ комнаты.

Это дйствительно было тяжело. Проступокъ былъ очень великъ и прощеніе очень трудно. Но мистрисъ Флечеръ жила такъ долго, что не могла не знать, что когда сыновья ведутъ себя какъ слдуетъ, то мать-вдова должна исполнять ихъ желанія.

Эмилія нсколько дней помнила слова мистрисъ Флечеръ: ‘Есть люди, которымъ не будетъ весело до тхъ поръ, пока они не увидятъ вашей улыбки’. И старуха назвала ея дорогихъ друзей, а въ конц назвала Артура Флечера. Тогда Эмилія созналась себ, что она обязана улыбаться, для того, чтобы и другіе могли улыбаться также. Но какъ можетъ она улыбаться съ тяжелымъ сердцемъ? Разв можно улыбаться и лгать? И какъ долго можетъ продолжаться такое принужденное удовольствіе и къ чему хорошему приведетъ оно? Она испортила всю свою жизнь. Въ былое время она гордилась всми своими двственными достоинствами — гордилась своимъ умомъ, гордилась красотою, гордилась поклоненіемъ, которое красота, происхожденіе и умъ вызываютъ отъ всхъ. Она была честолюбива относительно своей будущей жизни, имла намреніе поступать осторожно и не отдавать себя какому-нибудь пустому дураку, считала себя способной самой направлять свои шаги — и вотъ до чего дошло! Ей говорили, что она можетъ еще все поправить, уничтожить прошлое и начать сызнова — если только улыбнется и научится забывать. Сдлайте это для другихъ, говорили ей, а потомъ вы сдлаете это для себя. Но она не могла преодолть прошлаго. Огонь и вода раскаянія, хотя могутъ быть достаточны для вчности, не могутъ сжечь или омыть угрызеній въ этой жизни. Они жгутъ, душатъ, а если этого нтъ, то нтъ и раскаянія. Такъ говорила себ Эмилія, а между тмъ она была обязана быть веселой, чтобы окружающіе ее не были несчастны ея горестью. Если бы она дйствительно могла быть весела, тогда она сочла бы себя безчувственной и никуда негодной.

На третій день посл свадьбы Артуръ Флечеръ вернулся въ Вортонскій замокъ съ намреніемъ остаться тутъ до конца вакаціи. Она не могла возражать противъ этого намренія и не могла ускорить своего возвращенія въ Лондонъ. Отъздъ былъ назначенъ прежде и она должна ухать вмст съ отцомъ. Она чувствовала, что на нее нападаютъ нечестнымъ оружіемъ и пользуются жертвою, которую она принесла брату. А вмст съ тмъ какъ были добры къ ней вс! Какъ удивительно было, что посл того, что она сдлала, посл безславія, которое она навлекла на себя и на нихъ, посл уничтоженія той гордости, которая когда-то принадлежала ей, они еще желали имть ее въ своей сред! А что касается его — того, о комъ она постоянно думала — какого свойства должна быть его любовь, когда онъ желаетъ имть женою такую женщину, какою она сдлала себя? Но, думая объ этомъ, она только говорила себ, что такъ какъ онъ не спасаетъ самъ себя, то она должна быть его спасительницей. Да, она спасетъ его, хотя можетъ мечтать о радостномъ мір, который могъ принадлежать ей, если бы она осмлилась сдлать то, о чемъ онъ ее проситъ.

Онъ поймалъ ее наконецъ и принудилъ выйти съ нимъ въ паркъ. Онъ могъ говорить съ нею лучше, когда шелъ возл нея, чмъ сидлъ тревожно на стул или неловко расхаживалъ по комнат, что въ подобномъ случа онъ непремнно сдлалъ бы. Въ четырехъ стнахъ она будетъ имть надъ нимъ преимущество, она будетъ сидть спокойно и сохранять достоинство въ своемъ спокойствіи. Но на открытомъ воздух, когда они оба будутъ на ногахъ, она не можетъ имть надъ нимъ такой власти и онъ, можетъ быть, окажется сильне ее. Она не могла отказать ему, когда онъ пригласилъ ее погулять съ нимъ, и зачмъ ей было отказывать? Разумется, ему надо дозволить высказать свою просьбу — а потомъ она дастъ отвтъ.

— Я нахожу, что свадьба прошла очень хорошо, сказалъ онъ.

— Очень хорошо. Эверетъ долженъ быть счастливъ.

— Безъ сомннія онъ будетъ счастливъ, когда займется какимъ-нибудь дломъ. Для него все устроится какъ слдуетъ. Дла нкоторыхъ людей всегда идутъ гладко, не правда ли? а ваши дла и мои, Эмилія, до-сихъ поръ шли не гладко.

— Вы преуспваете. Вы имете передъ собою все, чего только можетъ пожелать человкъ, если вы заставите себя думать такимъ образомъ. Ваша профессія идетъ успшно, вы въ Парламент и вс любятъ васъ.

— Это все не значитъ ничего.

— Стало быть, вы недовольны свтомъ?

— Это не значитъ ничего, пока я не буду имть васъ. Вспомните, что я говорилъ задолго до моего успха, когда я о Парламент и не мечталъ, прежде чмъ мы услыхали имя человка, который сталъ между мною и моимъ счастіемъ. Я думаю, что имю право надяться, чтобы моимъ словамъ врили, когда я это говорю. Я думаю, что знаю свои мысли. Есть многіе, которыхъ измнилъ бы эпизодъ такого брака.

— Вамъ слдовало измниться отъ этого брака и даже отъ результатовъ его.

— Онъ не имлъ такого дйствія. Вотъ я опять говорю вамъ, какъ говорилъ прежде, что долженъ ожидать моего счастія отъ васъ.

— Вамъ, должно быть, стыдно признаваться въ этомъ, Артуръ.

— Никогда — и не только вамъ, но и всмъ на свт. Я знаю, какъ это было. Я знаю, что вы теперь не такова, какою были тогда. Вы были его женою, а теперь его вдова.

— Этого должно быть достаточно.

— Но такая, какъ вы есть, вы держите мое счастіе въ своихъ рукахъ. Если бы этого не было, неужели вы думаете, что вс родные мои и ваши соединились бы въ желаніи, чтобы вы сдлались моею женой? Скрывать нечего. Когда вы вышли за этого человка, вы знаете, что моя мать думала объ этомъ, что объ этомъ думалъ Джонъ и его жена. Они желали, чтобы вы сдлались моею женой, и теперь этого желаютъ, потому что заботятся о моемъ счастіи. И вашъ отецъ желаетъ, и вашъ братъ желаетъ, потому что они врятъ мн и думаютъ, что я буду для васъ добрымъ мужемъ.

— Добрымъ! воскликнула она, сама не зная, зачмъ повторяетъ это слово.

— Посл этого вы не имете права длать себя судьей того, что можетъ быть лучше для моего счастія. Т, которые умютъ судить, вс согласны между собою. Чмъ бы вы ни были, они думаютъ, что для меня будетъ хорошо, если вы сдлаетесь моею женой. Посл этого вы не должны боле говорить обо мн, если не заговорите о моихъ желаніяхъ.

— Неужели вы думаете, что я не желаю вамъ счастія?

— Не знаю, но современемъ узнаю это. Вотъ что я хотлъ сказать о себ. А относительно васъ разв не то же самое? Я знаю, что вы любите меня. Каково бы ни было чувство ваше къ тому человку — оно исчезло. Я не могу теперь быть нжнымъ и мягкимъ на словахъ. То, что слдуетъ сказать, слишкомъ серіозно для меня. И вс ваши друзья желаютъ, чтобы вы вышли за любимаго вами человка и прекратили горе, которое вы навлекли на себя. Нтъ ни одного изъ всхъ насъ, Флечеровъ и Вортоновъ, спокойствіе которыхъ боле или мене не зависло бы отъ того, чтобы вы пожертвовали роскошью вашего горя.

— Роскошью?

— Да, роскошью. Никто не иметъ права говорить положительне женщин, что она обязана выйти за него, какъ я вамъ. И я это говорю. Я говорю, что вы обязаны это сдлать для всхъ насъ. Я не стану теперь говорить о моей любви, потому что вы знаете ее. Вы не можете въ ней сомнваться. Я не стану даже говорить о вашей любви, потому что увренъ въ ней. Но я говорю, что вы обязаны перестать орошать насъ всхъ слезами, погружать въ уныніе. Вы одна изъ насъ и должны исполнить желаніе всхъ насъ. Если бы вы не могли любить меня, тогда другое дло. Вотъ я сказалъ, что хотлъ сказать. Вы плачете и я не хочу теперь выслушать вашъ отвтъ. Я приду опять завтра, и потомъ вы будете отвчать мн. Но вспомните, когда вы сдлаете это, что счастіе многихъ зависитъ отъ того, что вы скажете.

Тутъ онъ вдругъ оставилъ ее и торопливо вернулся въ домъ одинъ.

Онъ былъ очень грубъ съ нею, ни разу не коснулся ея руки, не сказалъ ей нжнаго слова, говоря о своей любви, какъ о вещи слишкомъ извстной для того, чтобы нуждаться въ словахъ, и выразилъ такую увренность въ ея любви, что теперь ему не о чемъ было просить. Все это уже было и прошло. Онъ просто объявилъ, что она обязана выйти за него, и сказалъ ей это очень сурово. Онъ ходилъ быстро, принуждая ее не отставать отъ него, хмурился на нее и не разъ топалъ ногою. Во все время, пока продолжался разговоръ, она готова была расплакаться и едва могла говорить. Раза два она почти нашла его жестокимъ, но онъ принудилъ ее сознаться себ, что все сказанное имъ было справедливо и неопровержимо. Если бы онъ потребовалъ отъ нея отвта въ ту минуту, она не знала бы, въ какихъ словахъ отказать ему. А между тмъ, когда она одна возвращалась въ домъ, она увряла себя, что отказала бы.

Онъ далъ ей сутки и въ конц этого времени она будетъ обязана дать ему отвтъ — отвтъ, который долженъ быть окончательнымъ. Говоря это себ, она увидала, что допускаетъ сомнніе. Она даже не знала, какъ ей не сомнваться, когда ей было извстно, что вс любившіе ее были на одной сторон, между тмъ какъ на другой не было ничего кром упорства ея собственныхъ убжденій. Но все-таки убжденія оставались при ней. Безпрестанно и безпрестанно увряла она себя, что это неприлично, стараясь этимъ убдить себя, что обязанность выше той обязанности, которую она имла къ своимъ друзьямъ, требовала отъ нея, чтобы она осталась врна своимъ убжденіямъ.

Она встртилась съ Артуромъ въ этотъ день за обдомъ, но онъ почти не говорилъ съ нею. Они сидли вмст въ одной комнат вечеромъ, но она едва ли одинъ разъ слышала его голосъ. Ей казалось, что онъ избгаетъ даже смотрть на нее. Когда они разошлись на ночь, онъ простился съ нею почти какъ съ чужою. Конечно, онъ сердился на нее за ея упорство, думалъ о ней дурно, потому что она не хотла поступить по желанію другихъ. Она не спала всю ночь, думая обо всемъ. Если бы это могло быть! О, если бы это могло быть! Если бы это могло сдлаться, не разрушивъ ея уваженія къ самой себ!

Утромъ она сошла внизъ рано, не имя еще передъ собою опредленнаго намренія, но чувствуя, что можетъ быть это утро перемнитъ для нея все. Артуръ пришелъ позже всхъ, не посплъ къ молитв и слъ почти когда другіе кончили свой завтракъ. Когда слъ, онъ поздоровался вообще со всми, но никому особенно не сказалъ ничего. Случайно его мсто пришлось возл нея, но къ ней онъ совсмъ не обращался.

Завтракъ кончился, стулья отодвинулись и все общество собралось съ неопредленными движеніями мужчинъ и женщинъ, когда по выход изъ-за стола имъ приходится располагать цлымъ днемъ. Она намревалась ускользнуть, но чувствовала, что не можетъ уйти прежде леди Вортонъ или мистрисъ Флечеръ, которая осталась въ Вортон нсколько времени для матери. Наконецъ он ушли, но когда и Эмилія также намревалась ускользнуть, онъ взялъ ее за руку и напомнилъ объ условленномъ разговор.

— Я приду въ переднюю чрезъ четверть часа, сказалъ онъ: — придете ко мн туда?

Она наклонила голову и прошла.

Она явилась въ назначенное время и нашла его у дверей передней, ожидающимъ ее. Его шляпа была уже на голов и онъ стоялъ почти спиною къ Эмиліи. Онъ отворилъ дверь и пустилъ ее пройти впередъ, а потомъ повелъ въ кустарникъ. Онъ не говорилъ съ нею до тхъ поръ, пока не заперъ маленькую желзную калитку, отдлявшую тропинку отъ сада, а потомъ повернулся къ ней и только сказалъ:

— Ну что же?

Она молчала, а онъ повторилъ свой нетерпливый вопросъ:

— Ну что же, что же?

— Я васъ обезславлю, сказала она, не твердо, какъ прежде, но шопотомъ.

Онъ не ждалъ другого согласія. Тонъ голоса сказалъ ему, что онъ одержалъ побду. Въ одно мгновеніе онъ обнялъ ее, сорвалъ вуаль и прижался губами къ ея губамъ, и физіономія его сказала ей, что даже лицо его перемнилось. Оно было весело, какъ въ былое время, и онъ улыбался ей, какъ улыбался прежде.

— Моя дорогая, сказалъ онъ:— моя жена, моя жена!

Она уже не имла силы противорчивъ ему.

— Еще не теперь, Артуръ, еще не теперь! вотъ все, что она могла ему сказать.

Глава LXXX.
Послднее сборище въ Мачинг.

Бывшій первый министръ не исполнилъ своего намренія оставить Лондонъ въ середин сезона и ухать или въ Италію или Норвегію. Онъ ухалъ изъ Лондона лтомъ, можетъ быть, на боле долгое время, чмъ въ то время, когда былъ въ министерств, и въ этотъ періодъ считалъ себя человкомъ лишеннымъ всякихъ занятій — человкомъ найденнымъ негоднымъ нести съ пользою какую бы то ни было тяжесть, но іюнь еще не кончился, онъ вернулся съ герцогинею въ Лондонъ и постепенно ршался говорить въ Палат лордовъ о томъ или о другомъ, не давая себя знать всмъ окружающимъ, какъ ему совтовала жена, а выражая свое мнніе время-отъ-времени для поддержанія своихъ друзей съ достоинствомъ, которое должно не оставлять удалившагося перваго министра.

Къ герцогин тоже возвратилось ея хорошее расположеніе духа — по-крайней-мр по наружности. Людямъ, знавшимъ ее, особенно мистрисъ Финнъ, было извстно, что ея ненависть и планы мщенія не были отложены, она каждый день проклинала своихъ враговъ, но мужа перестала упрекать въ малодушіи. Потомъ насталъ вопросъ объ осени.

— Пригласимъ всхъ въ Гэтерумскій замокъ, какъ мы приглашали прежде, сказала герцогиня.

Отъ этого предложенія у герцога почти захватило духъ.

— Къ чему теб нужна такая толпа?

— Чтобы показать, что мы не побиты, если выгнаны.

— Если мы выгнаны, то значитъ и побиты. И какое отношеніе иметъ собраніе въ моемъ частномъ дом съ политическими маневрами? Ты особенно желаешь хать въ Гэтерумскій замокъ?

— Я терпть его не могу и ты это знаешь.

— Такъ зачмъ же ты предлагаешь хать туда?

Онъ еще и теперь не совсмъ понималъ свою жену и не зналъ, что это была шутка.

— Если ты не желаешь хать за границу…

— Я терпть не могу здить за границу.

— Такъ останемся въ Мачинг. Ты вдь любишь Мачингъ?

— Ахъ! и тамъ также есть воспоминанія. Но ты любишь его.

— Мои книги тамъ.

— Синія, {То-есть парламентскія. Такъ называются потому, что обертка синяя.} сказала герцогиня.

— И тамъ довольно мста, если ты желаешь пригласить друзей.

— Я полагаю, что надо пригласить кого-нибудь. Ты не можешь жить безъ твоего ментора.

— Ты можешь пригласить кого хочешь, сказалъ онъ почти съ досадой.

— Леди Розину, разумется, предложила герцогиня.

Онъ повернулся къ бумагамъ, лежавшимъ предъ нимъ, и не сказалъ больше ни слова. Дло кончилось тмъ, что въ Мачинг собралось обыкновенное общество въ половин октября — Телемакъ провелъ начало осени у своего Ментора въ Лонг-Ройстон. Можетъ быть, было человкъ двнадцать гостей и между ними, разумется, Финіасъ Финнъ съ женою. Были и мистеръ Грей, возвратившійся изъ Персіи — отъздъ котораго надлалъ столько хлопотъ по депутатству отъ Сильвербриджа — и мистрисъ Грей, которая въ давно прошедшія времена была почти такъ же необходима леди Гленкор, какъ теперь мистрисъ Финнъ — и Кэнтрипы, и на короткое время Сент-Бёнгэй. Но леди Розина де-Курси не присутствовала на этотъ разъ. Было нсколько лицъ, которыхъ мои терпливые читатели не видали въ Мачинг прежде, и между ними находился Артуръ Флечеръ.

— Такъ это будетъ? сказала въ одно утро герцогиня депутату отъ Сильвербриджа.

Она теперь уже сдлалась коротка съ ‘своимъ депутатомъ’, какъ иногда называла его въ шутку, и очень заботилась о его супружескихъ планахъ.

— Да, герцогиня, это будетъ, если не случатся какія-нибудь непредвиднныя обстоятельства.

— Какія обстоятельства?

— Женщины и мужчины иногда передумываютъ, но я не считаю этого вроятнымъ въ настоящемъ случа.

— А зачмъ же вы теперь не женитесь, мистеръ Флечеръ?

— Мы условились отложить свадьбу до будущаго года, такъ чтобы совершенно увриться въ нашемъ намреніи.

— Я знаю, что вы сметесь надо мною, но все-таки очень рада, что это ршено. Пожалуста скажите ей отъ меня, что я пріду къ ней, какъ только она сдлается мистрисъ Флечеръ, хотя, кажется, она не отплатила мн еще мои два визита.

— Вы должны извинить ее, герцогиня.

— Разумется. Я знаю. Впрочемъ она очень счастливая женщина. А васъ я считаю героемъ между влюбленными.

Однажды она сказала мистрисъ Финнъ:

— Я начинаю привыкать.

— Разумется, вы привыкнете. Мы удивительно скоро привыкаемъ ко всему, что посылаетъ намъ судьба.

— Я хочу только сказать, что могу ложиться спать, вставать, завтракать и обдать не жаля о трубныхъ звукахъ, какъ было сначала. Я помню, какъ слышала о людяхъ, живущихъ на мельниц, которые не могли спать, если мельница останавливалась. Со мною было такъ въ первое время, когда наша мельница остановилась. Я такъ привыкла къ волненію, что не могла жить безъ него.

— Вы можете еще волноваться, если хотите. Вамъ нтъ надобности оставаться равнодушной къ политик оттого, что вашъ мужъ уже не первый министръ.

— Нтъ, никогда не стану я интересоваться политикой, если онъ не займетъ прежняго мста. Если бы кто-нибудь сказалъ мн десять лтъ тому назадъ, что я буду интересоваться тмъ или другимъ членомъ министерства, я расхохоталась бы ему въ лицо. Для меня казалось невозможнымъ тогда, чтобы я интересовалась такими людьми, какъ сер-Тимоти Бисваксъ и мистеръ Роби. Но я начала тревожиться этимъ, когда Плантадженетъ сталъ переходить отъ одной должности къ другой.

— Это весьма естественно. Неужели вы думаете, что я не тревожусь о Финіас?

— Но когда онъ сдлался первымъ министромъ, я предалась этому совсмъ. Я никогда не забуду, что я почувствовала, когда онъ пришелъ ко мн и сказалъ, что можетъ быть это будетъ, но сказалъ также, что постарается избавиться отъ этого, если возможно. Я была тогда леди Макбетъ, а онъ такъ совстился, такъ тяготился! А я непремнно ухватилась бы за это. Тогда старый герцогъ великолпно разыгралъ роль трехъ вдьмъ. Но убійства вдь не было и я не сошла съ ума.

— И нечего вамъ бояться, чтобы Гэтерумскій лсъ двинулся на Мачингъ.

— Сохрани Богъ! Я не хочу больше бывать въ Гэтерум. Мн досадне всего то, что онъ никогда не понималъ моихъ чувствъ относительно этого. Какъ я гордилась тмъ, что онъ будетъ первымъ министромъ, какъ я заботилась, чтобы онъ былъ великъ и благороденъ въ этой должности, какъ я трудилась для него, а ужь вовсе не для моего удовольствія!

— Я думаю, что онъ это чувствуетъ.

— Нтъ, не такъ, какъ я. Наконецъ онъ полюбилъ власть, или лучше сказать, боялся безславія при потер ея. Но онъ не имлъ понятія о личномъ величіи человка, занимающаго это мсто. Онъ не понималъ, что быть первымъ министромъ въ Англіи то же, что быть императоромъ во Франціи, и гораздо больше, чмъ президентомъ въ Америк. О! какъ я трудилась для него — какъ онъ бранилъ меня за это своими спокойными колкими словцами! Онъ назвалъ меня пошлой!

— Разв это спокойное слово?

— Да, онъ такъ его сказалъ, и нескромная, и невжда, и глупая, я все это переносила, хотя иногда умирала отъ досады. Теперь все кончено и мы сдлались такими же обыкновенными людьми, какъ вс. И Бисваксы, и Роби, и Дроты, и Понтни, и Лопецы сошли со сцены. Помните, какъ онъ выгналъ бднаго Понтни?

— Ему было по-дломъ.

— Было бы по-дломъ выгнать всхъ, но только они были приглашены для цли. Мн это нравилось въ одномъ отношеніи и грустно думать, что это чувство не вернется боле. Даже если его пригласятъ опять, я уже волноваться не стану. Не стану больше приготовлять пищу и помщеніе для половины членовъ Парламента и ихъ женъ. Я никогда боле не буду думать, что могу помогать управлять Англіей, любезничая съ непріятными людьми. Все кончено и никогда уже не вернется боле.

Вскор посл этого герцогъ повелъ Монка, который пріхалъ на нсколько дней, на то самое мсто, гд онъ высказывалъ Финіасу Финну свои мысли о консерватизм и либерализм вообще, и спросилъ канцлера казначейства, что онъ думаетъ о настоящемъ положеніи общественныхъ длъ. Онъ поддерживалъ министерство Грешэма, но самъ не вступилъ потому, что теперь еще не могъ примириться съ мыслью о томъ, чтобы занять какую-нибудь должность. Монкъ откровенно сказалъ, что по его мннію настоящее раздленіе партіи предпочтительне коалиціи, существовавшей три года.

— Въ такомъ устройств, прибавилъ Монкъ:— всегда должно быть недовріе, а такое чувство гибельно для всякаго важнаго дла.

— Мн кажется, я не имлъ недоврія ни къ кому до разъединенія, и когда оно настало, этому былъ причиною не я.

— Я никого не осуждаю, возразилъ Монкъ:— но люди, выросшіе съ совершенно различными понятіями, даже съ различными инстинктами относительно политики, которые отъ материнскаго молока питались законами мысли совершенно противоположными другъ другу, не могутъ работать вмст съ довріемъ другъ къ другу, хотя бы даже желали одного и того же. Т самыя идеи, которыя одному сладки какъ медъ, для другого горьки какъ желчь.

— Такъ вы думаете, что мы сдлали большую ошибку?

— Я этого не скажу, отвтилъ Монкъ.— Въ то время явилось затрудненіе, и это затрудненіе было преодолно. Министерство дйствовало и было уважаемо. Исторія признаетъ въ васъ патріотизмъ, терпніе и мужество. Никто не могъ сдлать этого лучше чмъ вы и никто не сдлалъ бы этого даже такъ хорошо.

— Но вдь роль-то была не важная? тревожно сказалъ герцогъ, и говоря это, не могъ не употребить вопросительнаго тона, который требуетъ отвта.

— Довольно важная для того, чтобы удовлетворить сердце человка, который укрпилъ себя противъ дурной стороны честолюбія. На что главное долженъ обращать вниманіе первый министръ такой страны? Не на благосостояніе ли страны? Не часто нужны намъ важныя мры или новое устройство, которое составляло бы для страны жизненный вопросъ. Въ политик теперь обращаютъ вниманіе на дурныя вещи, не потому что он тяжелы, но полагаютъ, что честь уничтоженія ихъ будетъ велика.

— Но дурныя вещи есть, сказалъ герцогъ.— Взгляните на монетную систему. Взгляните на наши всы и мры.

— Ну! да. Я не скажу, чтобы все было доведено до совершеннаго порядка. Но когда мы вступили въ министерство три года тому назадъ, мы конечно не имли намренія устранить эти затрудненія.

— Дйствительно не имли, грустно сказалъ герцогъ.

— Но мы сдлали все, что намревались сдлать. Я съ своей стороны сожалю только объ одномъ, о чемъ и выбудете сожалть, пока не ршитесь поправить.

— Что же это?

— О вашемъ удаленіи изъ министерства. Если страна потеряетъ ваши услуги на много лтъ, впродолженіи которыхъ вы будете засдать въ Парламент, тогда я буду думать, что страна потеряла боле, чмъ выиграла посредствомъ коалиціи.

Герцогъ сидлъ нсколько времени молча, смотрлъ на видъ, разстилавшійся предъ нимъ, и прежде чмъ отвтилъ Монку — придумывая отвтъ — раза два разсянно обращалъ вниманіе своего собесдника на мстоположеніе, находившееся предъ ними. Но въ это время онъ внутренно претерпвалъ мучительное раскаяніе. Онъ осуждалъ себя за слова, сказанныя некстати и о которыхъ посл того, какъ произнесъ ихъ, онъ не переставалъ вспоминать со стыдомъ. Онъ говорилъ себ теперь, что долженъ принести раскаяніе за эти слова посредствомъ униженія, посредствомъ прямого противорчія этимъ словамъ. Онъ долженъ объявить, что Цезарь когда-нибудь будетъ готовъ служить подъ начальствомъ Помпея. Потомъ онъ отвтилъ:

— Мистеръ Монкъ, я сказалъ бы неправду, если бы отперся, что мн пріятно слышать отъ васъ это. Я думалъ объ этомъ много послдніе два-три мсяца. Вы, можетъ быть, видли, что я не одаренъ той твердостью, которая даетъ возможность переносить непріятности съ спокойнымъ духомъ. Я наклоненъ къ безпокойству и думаю, что популярный министръ въ свободной стран не долженъ имть этого недостатка. Я, конечно, никогда не пожелаю боле стать опять во глав министерства. Я предпочту нсколько лтъ совсмъ въ министерство не вступать. Но я постараюсь выждать то время, когда опять буду въ состояніи приносить какую-нибудь смиренную пользу.

Конецъ.

ПЕРВЫЙ МИНИСТРЪ.

ЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.

ОТЪ РЕДАКЦІИ.

Глава I.Фердинандъ Лопецъ.

Глава II.Эверетъ Вортонъ.

Глава III.Мистеръ Эбель Вортонъ, К. А. (*)

Глава IV.Мистрисъ Роби.

Глава V.Никто о немъ ничего не знаетъ.

Глава VI.Нашъ старый пріятель отправляется въ Виндзоръ.

Глава VII.Еще старый другъ.

Глава VIII.Начало новой карьеры.

Глава IX.Обдъ мистрисъ Роби No 1.

Глава X.Обдъ мистрисъ Роби No 2.

Глава XI.Карльтонская Терраса.

Глава XII.Собираются тучи.

Глава XIII.Вортонъ жалуется.

Глава XIV.Настойчивость влюбленнаго.

Глава XV.Артуръ Флечеръ.

Глава XVI.Никогда не слдуетъ бжать.

Глава XVII.Прощайте!

Глава XVIII.Герцогъ Омніумъ думаетъ о себ.

Глава XIX.Пошлость.

Глава XX.Политика сер-Орланда.

Глава XXI.Новый лебедь герцогини.

Глава ХХІI.Сент-Джемскій паркъ.

Глава XXIII.Уступка.

Глава XXIV.Бракъ.

Глава XXV.Начало медового мсяца.

Глава XXVI.Конецъ медового мсяца.

Глава XXVII.Бдствія герцога.

Глава XXVIII.Герцогиня въ большихъ хлопотахъ.

Глава XXIX.Два кандидата для Сильвербриджа.

Глава XXX.Да, ложь!

Глава XXXI.Да — съ хлыстомъ въ рук.

Глава XXXII.Твое ли это дло?

Глава XXXIII.Показывающая, что мужчина не долженъ хныкать.

Глава XXXIV.Сильвербриджскіе выборы.

Глава XXXV.Лопецъ опять въ Лондон.

Глава XXXVI.Веселый дроздъ.

Глава XXXVII.Горнсъ.

Глава XXXVIII.Сер-Орландо выходитъ въ отставку.

Глава XXXIX.Оплести его.

Глава XL.Попробуйте перехать.

Глава XLI.Преимущество толстой кожи.

Глава XLII.Возмездіе.

Глава XLIII.Камедь.

Глава XLIV.Вортонъ думаетъ написать новое завщаніе.

Глава XLV.Мистрисъ Паркеръ.

Глава XLVI.Онъ желаетъ вдругъ разбогатть.

Глава XLVII.А любовь!

Глава XLVIII.Онъ дурно обращается съ тобою?

Глава XLIX.Гд Гватемала?

Глава L.Месть Слайда.

Глава LI.Леляніе перваго министра.

Глава LII.Я полагаю, что могу здсь переночевать.

Глава LIII.Мистеръ Гертльподъ.

Глава LIV.Лиззи.

Глава LV.Горести мистрисъ Паркеръ.

Глава LVI.Что герцогиня думала о своемъ муж.

Глава LVII.Объясненіе.

Глава LVIII.Ршено совсмъ.

Глава LIX.Первый и послдній.

Глава LX.Станція десяти втвей.

Глава LXI.Вдова и ея друзья.

Глава LXII.Финіасъ Финнъ читаетъ книгу.

Глава LXIII.Герцогиня и ея другъ.

Глава LXIV.Новый кавалеръ ордена подвязки.

Глава LXV.Должно быть время.

Глава LXVI.Конецъ сессіи.

Глава LXVII.Мистрисъ Лопецъ собирается ухать.

Глава LXVIII.Политическія врованія перваго министра.

Глава LXIX.Судьба мистрисъ Паркеръ.

Глава LXX.Въ Вортонскомъ замк.

Глава LXXI.Дамы въ Лонгбарнс сомнваются.

Глава LXXII.Онъ думаетъ, что наши дни сочтены.

Глава LXXIII.Только герцогъ Омніумъ.

Глава LXXIV.Я обезславлена и посрамлена.

Глава LXXV.Важный бракъ въ семейств Вортоновъ.

Глава LXXVI.Кто это будетъ?

Глава LXXVII.Герцогиня на Манчестерскомъ сквер.

Глава I.
Фердинандъ Лопецъ.

Глава II.
Эверетъ Вортонъ.

Глава III.
Мистеръ Эбель Вортонъ, К. А. (*)

Глава IV.
Мистрисъ Роби.

Глава V.
Никто о немъ ничего не знаетъ.

Глава VI.
Нашъ старый пріятель отправляется въ Виндзоръ.

Глава VII.
Еще старый другъ.

Глава VIII.
Начало новой карьеры.

Глава IX.
Обдъ мистрисъ Роби No 1.

Глава X.
Обдъ мистрисъ Роби No 2.

Глава XI.
Карльтонская Терраса.

Глава XII.
Собираются тучи.

Глава XIII.
Вортонъ жалуется.

Глава XIV.
Настойчивость влюбленнаго.

Глава XV.
Артуръ Флечеръ.

Глава XVI.
Никогда не слдуетъ бжать.

Глава XVII.
Прощайте!

Глава XVIII.
Герцогъ Омніумъ думаетъ о себ.

Глава XIX.
Пошлость.

Глава XX.
Политика сер-Орланда.

Глава XXI.
Новый лебедь герцогини.

Глава ХХІI.
Сент-Джемскій паркъ.

Глава XXIII.
Уступка.

Глава XXIV.
Бракъ.

Глава XXV.
Начало медового мсяца.

Глава XXVI.
Конецъ медового мсяца.

Глава XXVII.
Бдствія герцога.

Глава XXVIII.
Герцогиня въ большихъ хлопотахъ.

Глава XXIX.
Два кандидата для Сильвербриджа.

Глава XXX.
Да, ложь!

Глава XXXI.
Да — съ хлыстомъ въ рук.

Глава XXXII.
Твое ли это дло?

Глава XXXIII.
Показывающая, что мужчина не долженъ хныкать.

Глава XXXIV.
Сильвербриджскіе выборы.

Глава XXXV.
Лопецъ опять въ Лондон.

Глава XXXVI.
Веселый дроздъ.

Глава XXXVII.
Горнсъ.

Глава XXXVIII.
Сер-Орландо выходитъ въ отставку.

Глава XXXIX.
Оплести его.

Глава XL.
Попробуйте перехать.

Глава XLI.
Преимущество толстой кожи.

Глава XLII.
Возмездіе.

Глава XLIII.
Камедь.

Глава XLIV.
Вортонъ думаетъ написать новое завщаніе.

Глава XLV.
Мистрисъ Паркеръ.

Глава XLVI.
Онъ желаетъ вдругъ разбогатть.

Глава XLVII.
А любовь!

Глава XLVIII.
Онъ дурно обращается съ тобою?

Глава XLIX.
Гд Гватемала?

Глава L.
Месть Слайда.

Глава LI.
Леляніе перваго министра.

Глава LII.
Я полагаю, что могу здсь переночевать.

Глава LIII.
Мистеръ Гертльподъ.

Глава LIV.
Лиззи.

Глава LV.
Горести мистрисъ Паркеръ.

Глава LVI.
Что герцогиня думала о своемъ муж.

Глава LVII.
Объясненіе.

Глава LVIII.
Ршено совсмъ.

Глава LIX.
Первый и послдній.

Глава LX.
Станція десяти втвей.

Глава LXI.
Вдова и ея друзья.

Глава LXII.
Финіасъ Финнъ читаетъ книгу.

Глава LXIII.
Герцогиня и ея другъ.

Глава LXIV.
Новый кавалеръ ордена подвязки.

Глава LXV.
Должно быть время.

Глава LXVI.
Конецъ сессіи.

Глава LXVII.
Мистрисъ Лопецъ собирается ухать.

Глава LXVIII.
Политическія врованія перваго министра.

Глава LXIX.
Судьба мистрисъ Паркеръ.

Глава LXX.
Въ Вортонскомъ замк.

Глава LXXI.
Дамы въ Лонгбарнс сомнваются.

Глава LXXII.
Онъ думаетъ, что наши дни сочтены.

Глава LXXIII.
Только герцогъ Омніумъ.

Глава LXXIV.
Я обезславлена и посрамлена.

Глава LXXV.
Важный бракъ въ семейств Вортоновъ.

Глава LXXVI.
Кто это будетъ?

Глава LXXVII.
Герцогиня на Манчестерскомъ сквер.

Глава LXXVIII.
Новое министерство.

Глава LXXIX.
Вортонская свадьба.

Глава LXXX.
Послднее сборище въ Мачинг.