Первенцы нашей періодической печати 1).
Первенцы нашей періодической печати 1).
I.
II.
III.
В. Каллашъ.
Сборникъ ‘Итоги’. Изданіе газеты ‘Курьеръ’. М., 1903 г.
Первенцы нашей периодической печати, Каллаш Владимир Владимирович, Год: 1903
Время на прочтение: 14 минут(ы)
1) Читано, въ сокращеніи, на торжественномъ засданіи Общества Любителей Россійской Словесности, посвященномъ 200-лтію русской періодической печати.
2 января текущаго года прошло почти везд незамтно и безцвтно.
Нсколько газетныхъ поминокъ чисто фактическаго характера, нсколько робкихъ и разрозненныхъ попытокъ отдльныхъ чествованій безъ общей программы и опредленнаго плана, а затмъ ‘роковая тишина’ не только ‘во глубин Россіи’, но и въ столицахъ.
За послднее время нами пережито много юбилеевъ, нкоторые изъ нихъ получали характеръ довольно внушительныхъ общественныхъ манифестацій и доказали, что, при желаніи и возможности, мы умемъ праздновать.
Почему же фактъ такого крупнаго общественнаго значенія, какъ 200-лтній юбилей нашей періодической печати, былъ встрченъ боле чмъ холодно? Что виной этого — халатность ли и неумніе самихъ дятелей печати, равнодушное отношеніе къ ней общества или общій характеръ переживаемаго нами историческаго момента? Что, вообще,— не сумли организовать надлежащія празднества, не смогли ихъ провести или не захотли начинать?
Я лично никогда не врилъ въ идиллію общаго юбилейнаго чествованія, объединяющаго всю прессу безъ различія направленій.
Но нужно быть слишкомъ большимъ и прямолинейнымъ пессимистомъ, чтобы думать, что, вообще, невозможны были празднества, аранжированныя даже пестрымъ конгломератомъ органовъ періодической печати и литераторовъ, хотя бы и значительно расходящихся во взглядахъ, но уважающихъ другъ друга и печатное слово. Несомннно, на подобныя празднества откликнулась бы лучшая и большая часть общества, которая не разъ ‘актами доказывала свою благодарность и свое уваженіе печати и ея заслуженнымъ, почтеннымъ дятелямъ.
Стоитъ только бросить ретроспективный взглядъ на исторію вашей печати, чтобы убдиться въ томъ, что она, въ общемъ, en masse,— продуктъ органическаго здороваго роста, а не случайный наростъ на общественномъ организм, требующій только хирургическаго вмшательства.
Развернемъ же первую страницу этой исторіи, вглядимся въ малозамтный исходный пунктъ могучаго впослдствіи органическаго развитія. Я буду имть честь предложить вашему вниманію въ дальнйшемъ изложеніи краткую характеристику основныхъ моментовъ развитія нашей журналистики XVIII в., останавливаясь преимущественно, въ виду юбилея, на ‘первенцахъ нашей періодической печати’.
Обыкновенно начало нашей періодической печати ведутъ отъ 2 января 1703 года, хотя ея зачатки — правда, слабые — можно найти въ предшествующую эпоху.
Въ XVII в. для царя и ‘ближнихъ бояръ’ составлялись посольскими приказами т. н. ‘куранты’ или ‘встовыя письма’. Они давали разнообразныя свднія о внутренней и вншней жизни западно-европейскихъ, преимущественно, государствъ, заимствованныя изъ иностранныхъ газетъ или основанныя на донесеніяхъ пословъ, разныхъ ‘прізжихъ’ и ‘възжихъ’ людей.
Вотъ, напр., нсколько характерныхъ отрывковъ изъ ‘курантовъ или встовыхъ писемъ 1656—1657 гг.’ ‘перевода съ галанскихъ встовыхъ тетратей’ {См. Чтенія въ Общ. Исторіи и Древностей Россійскихъ, 1880, II, стр. 38, 43.}.
‘Марта въ 31-й день въ Питцерскомъ узд, недалече отъ Гданска (Данцига), видли дв дивныя птицы, которыхъ напередъ сего здсь не видали, желтоносыя да блые хвосты и ноги, и летали высоко гораздо и межъ собою почали драться и биться крылами и носами и почали схватываться и съ великимъ крикомъ об на землю упали, а одное птицу мужики убили, а другую птицу въ Польшу королевскому величеству живую послали, а такое птичное побоище высоко было подъ небесы, что крикъ сперва долго слышали, покамстъ птицъ не увидали, а что такая притча окажетъ, и то даемъ умнымъ людямъ разсудить’. ‘Изъ Стеколна (Стокгольмъ) іюля 10-го числа. Встей мало, только что кораблей готовятъ и вскор имъ идти въ походъ, а куда, того невдомо. Галанскій посолъ былъ въ отвт, а съ чмъ пріхалъ, то и невдомо’.
При Алекс Михайлович выписывалось до 20 иноземныхъ газетъ для составленія нашихъ ‘курантовъ’, но он часто очень запаздывали, приходили неаккуратно, такъ что московское правительство иногда попадало впросакъ, адресуя врющія письма уже умершимъ государямъ и вообще обнаруживая часто полное незнаніе текущихъ вопросовъ тогдашней европейской политики.
Еще со времени Михаила еодоровича московскіе послы, отправлявшіеся за границу, должны были доносить съ дороги обо всемъ интересномъ, встрченномъ ими на пути, а посл прибытія на мсто сообщать, ‘что нын въ нмецкихъ государствахъ длается’, ‘земныя происшествія, что въ нмецкихъ государствахъ дялось’, а также присылать выдержки изъ мстныхъ газетъ. Невжественные послы, чаще всего не знавшіе иностранныхъ языковъ и всецло зависвшіе отъ переводчиковъ, могли доставать случайные и не всегда доброкачественные матеріалы. Хотя нкоторыя изъ данныхъ, сообщаемыхъ курантами, какими то темными путями попадали въ рукописные сборники того времени, но все же они считались государственной тайной и для массы тогдашняго общества, собственно, совершенно не существовали. Познакомившись за границей съ печатными газетами, Петръ Великій, прозорливо понявшій значеніе гласности, хотя бы и не полной, ршилъ пересадить на нашу почву это могучее оружіе общественнаго воспитанія, которое должно было стать рядомъ со школой, театромъ и литературой.
Онъ очень озабоченъ тмъ, ‘какъ бы кратчайшій и способнйшій путь изобрсти, чтобы завести науки и онымъ людей своихъ, елико мощно скоре, обучити’. Нужно все завести, въ томъ числ и ‘сочиненіе соціетета наукъ’ — ‘подобно, какъ въ Париж, Лондон, Берлин и прочихъ мстахъ’.
Самому Петру и его птенцамъ во что бы то ни стало хочется ‘уравняться съ европейскими государствами ровно’. Ему ясна насильственность нкоторыхъ реформъ, вся неизбжность борьбы съ общей косностью, и не безъ горечи думаетъ онъ о несоотвтствіи положеннаго труда и его результатовъ, о слишкомъ, можетъ быть, запоздалой благодарности будущихъ поколній… И даже необыкновенно бодрый и жизнеспособный духъ Петра окутывается ‘облакомъ сумннія’, въ тоск по ‘благомъ утр’…
Все бьетъ въ одну точку, все должно европеизировать русское общество — и школа, и ассамблеи, и печать, и театръ, и азбука, и книгоиздательство. Многое искусственно поддерживалось или отцвтало, не успвши расцвсть, многое осуществлялось только отчасти или прямо оставалось на бумаг. Но важенъ былъ первый толчокъ, всколыхнувшій сонное болото, приводившій къ подражанію и вызывавшій дальнйшее движеніе.
Въ исторіи развитія нашей періодической печати такимъ первымъ толчкомъ былъ указъ 16 декабря 1702 г.— ‘по вдомостямъ о воинскихъ и о всякихъ длахъ, которыя подлежатъ для объявленія московскаго и окрестныхъ государствъ людямъ, печатать куранты, а для печатныхъ курантовъ вдомости, въ которыхъ приказахъ о чемъ какія есть и впредь будутъ, присылать изъ тхъ приказовъ въ монастырскій приказъ, мотчанія (безъ замедленія), и изъ монастырскаго приказа т вдомости отсылать на печатный дворъ’.
Голиковъ такъ объясняетъ цли Петра въ данномъ случа: ‘великій государь желалъ, да подданные его между другими доставленными имъ свдніями узнаютъ все производимое въ извстномъ свт и также всякимъ товаромъ, изъ разныхъ государствъ привозимымъ, цны, не только почемъ оные въ Россіи продаются, но и на мстахъ, гд оные длаются, и для чего повеллъ издавать печатныя газеты, курантныя о товарахъ вдомости’. Еще важне, можетъ быть, для Петра было познакомить русское общество съ перипетіями Сверной войны, которая, какъ извстно, требовала страшнаго напряженія государственныхъ силъ и наложила яркій отпечатокъ на все дло реформы. Кое-что замалчивалось (напр., пораженія), кой-чему придавалась тенденціозная окраска, но многое сообщалось съ удивительной правдивостью и откровенностью.
Рукописные куранты постепенно переходятъ въ печатные. Въ Синодальной типографіи сохранилось нсколько тетрадей рукописныхъ ‘Вдомостей’ 1702 г., непосредственно предшествующихъ печатнымъ ‘Вдомостямъ’, и хронологически, и по содержанію, и даже давшихъ послднимъ кой-какой матеріалъ.
20 декабря 1702 г. въ Москв вышла первая попытка ‘публичныхъ вдомостей’ для извстія или ‘для вднія въ народъ’ — ‘Журналъ или поденная роспись, что въ мимошедшую осаду подъ крпостью Нотебурхомъ чинилось сентября съ 25 числа въ 1702 году’.
Онъ даетъ яркую картину военныхъ дйствій, написанную не всегда складно, но, мстами, очень образно, не безъ своеобразнаго юмора, съ характерными особенностями разговорной рчи, даже народными оборотами.
Когда наша ‘мушкетерія’ начала ‘жестоко стрлять’, непріятели принуждены были ‘раковый ходъ воспріять’, по ихъ адресу посылается ‘комплементъ пушечною стрльбою и бомбами со всхъ нашихъ батарей разомъ’. Или вотъ еще — на этотъ разъ цлое извстіе, очень характерное. ‘Въ 3 день ничего знатнаго не учинилось, кром того, что барабанщикъ изъ крпости съ письмомъ отъ комендантины, во имя всхъ офицерскихъ женъ, въ той крпости обртающихся, къ Фелтъ маршалку присланъ его моля о позволеніи зло жалостно, дабы могли изъ крпости выпущены быть, ради великаго безпокойства отъ огня и дыму и бдственнаго состоянія, въ которомъ он обртаются. И на то учиненъ имъ отвтъ отъ капитана бомбардирскаго {Петра.}, который тогда въ шанцахъ на батаріи былъ, и не хотлъ времени пропустить, дабы вотще съ симъ прошеніемъ для отвту къ Фелтъ маршалку въ обозъ послать. Послдующимъ образомъ отвтствовалъ имъ, что онъ съ тмъ къ Фелтъ маршалку не детъ, понеже вдаетъ онъ подлинно, что господинъ его Фелтъ маршалкъ тмъ разлученіемъ опечалити не изволитъ. А если изволятъ выхать, изволибъ и любезныхъ супружниковъ своихъ съ собою вывесть купно. И съ тмъ того барабанщика, подчивавъ, отпустилъ въ городъ. Но сей комилементъ знатно осаднымъ людемъ показался досаденъ, потому что по возвращеніи барабанщика тотъ часъ великою стрльбою во весь день на тое батарію изъ пушекъ докучали паче иныхъ дней, однакожъ жадного (ни одного) урона не учинили’… А ‘супружники’ только черезъ нсколько дней согласились сдаться…
2 января 1703 г. вышли печатныя ‘Вдомости о военныхъ и иныхъ длахъ, достойныхъ знанія и памяти, случившихся въ Московскомъ государств и въ иныхъ окрестныхъ странахъ. Начаты въ лто отъ Христа 1703, отъ генваря, и окончены декабремъ сего же года’.
Самъ Петръ былъ и редакторомъ, и корректоромъ этой первой нашей газеты, постоянно вмшиваясь въ дло спеціально приставленныхъ къ ней лицъ.
Извстія черпались, главнымъ образомъ, изъ нмецкихъ и голландскихъ газетъ, часто безъ приспособленія къ мстнымъ условіямъ, а иногда даже съ сохраненіемъ точекъ зрнія источниковъ, хотя бы они были направлены противъ Россіи.
Много было извстій, касавшихся русской жизни, въ особенности военной. Наши жизненныя условія вообще сужали широкій замыселъ перенесенія къ намъ западной газеты, и первая проба ея у насъ иногда обращалась въ суховатый перечень внутреннихъ и вншнихъ извстій.
‘Вдомости’ сначала печатались въ Москв двумя нсколько отличавшимися другъ отъ друга шрифтами. Съ 1710 г. поперемнно употреблялся то церковный, то гражданскій шрифтъ, въ 1717 г.— гражданскій, за исключеніемъ реляцій, которыя, конечно, не безъ задней мысли, печатались церковнымъ шрифтомъ.
Въ половин 1711 г. он печатаются то въ Петербург, то въ Москв. Въ 1727 г. изданіе ихъ прекратилось, зато съ слдующаго года начали выходить изъ Академіи Наукъ ‘С.-Петербургскія Вдомости’. Университетскія ‘Московскія Вдомости’ стали выходить только съ 1756 г.
Такова, въ общихъ чертахъ, вншняя исторія нашей первой газеты.
Очень типично для своей эпохи ея содержаніе.
Первое извстіе вызвано военными дйствіями и военными потребностями, которыя тогда задавали общій тонъ жизни. ‘На Москв вновь нын пушекъ мдныхъ гоубицъ и мартировъ вылито 400. Т пушки ядромъ по 24, по 18 и по 12 фунтовъ. Гоубицы бомбомъ пудовые и полупудовые. Мартиры бомбомъ девяти, трехъ — и двухпудовые и меньше. И еще много Формъ готовыхъ великихъ и среднихъ къ литью пушекъ гоубицъ и мартировъ. А мди нын на пушечномъ двор, которая изготовлена къ новому литью, больше 4,000 пудъ лежитъ’.
Таково воинственное начало русской печати!
Рядомъ съ пушками становится школа: ‘повелніемъ его величества московскія школы умножаются, и 45 человкъ слушаютъ философію и уже діалектику окончили. Въ математической школ больше 300 человкъ учатся и добр (хорошо) науку пріемлютъ’.
Затмъ слдуетъ статистика: ‘На Москв ноября съ 24-го по 24 декабря родилось мужеска и женска полу 386 человкъ’.
Извстія вообще отличаются большой пестротой.
То мы узнаемъ (‘изъ Персиды’) о дарахъ ‘индйскаго царя’ ‘великому государю нашему’ (въ числ ихъ слонъ — ‘корму ему исходитъ въ день по 40 калачей денежныхъ, а питья по два ведра чихарю астраханскаго’), то о нахожденіи нефти и мдной руды ‘на рк Соку’, ‘отъ чего чаютъ ни малую быть прибыль московскому государству’,— объ олонецкомъ священник Окулов, который со своимъ поповымъ войскомъ ходилъ воевать шведовъ. ‘Изъ Сибири’ сообщаютъ о томъ, что ‘въ китайскомъ государств езуитовъ велми не стали любить за ихъ лукавство, а иные изъ нихъ и смертію казнены’.
Характерно извстіе ‘изъ Ніенавоингерманландской земли’, которое звучало самообличеніемъ, если бы не было, какъ это совершенно очевидно, дословно заимствовано изъ заграничныхъ газетъ: ‘мы здсь живемъ въ бдномъ постановленіи, понеже Москва въ здшней землѣ, зло не добро поступаетъ, и для того многіе люди отъ страха отсел Выйбургъ (въ Выборгъ) и въ Эстляндскую землю уходятъ, взявъ лучшіе пожитки съ собою’. Или: ‘о бды намъ! Добрая всть о отшествіи войскъ московскихъ учала исчезать’. Особенно подробно говоритъ наша первая газета о военныхъ дйствіяхъ въ Россіи и на Запад, приход и отход торговыхъ судовъ, торговл, перемнахъ правленія, вообще наиболе крупныхъ явленіяхъ европейской политической жизни.
Иногда извстія доходили кружнымъ путемъ и носили характеръ неопредленныхъ, темныхъ слуховъ: ‘изъ Лембурга вдомость, что полковникъ Рочекъ сюда писалъ о нкакомъ волошанин прізжемъ невдавн изъ Царяграда, которой ему сказывалъ, что недалече отъ Буджака двадцать тысящъ человкъ турскаго войска стоитъ’.
Все это, конечно, очень далеко отъ теперешней газеты. Передъ нами только нкоторые ея отдлы — иностранныя и внутреннія извстія, столичная хроника. Но въ самомъ подбор Фактовъ совершенно очевидны просвтительныя тенденціи державнаго корректора и его помощниковъ, стремленіе создать органъ идущей сверху, отъ правительства реформы, разъяснить, пользуясь выраженіемъ самого Преобразователя, то, ‘что его бдными и прочихъ сыновъ россійскихъ равноревностныхъ трудами достижено’…
Дловой, суховатый тонъ извстій о ‘преславныхъ’ и ‘превеликихъ’ ‘викторіяхъ’ смняется мстами своеобразной картинностью, не безъ задней мысли, или нкоторой игривостью.
Напр., ‘вчера король Августъ пріхалъ… и въ Алтъростатъ къ королю Свйскому похалъ, гд съ обихъ сторонно драгоцнно одяны были и, пріятно между собою витався, долгое время разговоръ между собою имли и того же вечера купно ужинали. Дивный примръ, что два короля, которые такъ долго воевали и скоро помирилися и такое дружелюбіе между собою утвердили’. Или: ‘указы о Люблинскомъ сейм объявлены здсь, но не всмъ любимы стали’. Затмъ печатается списокъ ‘книгъ политическихъ, которыя продаются въ Гааг’ — насмшка надъ разными сторонами тогдашней политической жизни на Запад.
Успхъ европеизаціи Россіи и радость по этому поводу самого Петра отражаются иногда въ ‘Вдомостяхъ’ значительнымъ поднятіемъ тона. Когда въ 1707 г. Петръ сдлалъ смотръ русскому вспомогательному корпусу, находившемуся за границей, и остался доволенъ, ‘Вдомости’ отмтили: ‘какъ офицеры, такъ и рядовые зло изрядные и добрые, и какъ въ ружб, такъ и въ плать уборные, и невозможно оныхъ признать, чтобы оные не самые иноземцы были, и многіе изъ нихъ по-нмецки умютъ’… Несомннно, тутъ чувствуется рука ‘всекуріознаго въ литератур монарха’…
Изданные въ этомъ году Синодальной типографіей драгоцнные матеріалы вводятъ насъ въ наиболе интимныя стороны процесса составленія ‘Вдомостей’. Иностранныя извстія составлялись въ посольскомъ приказ. Это были переводы изъ заграничныхъ газетъ или данныя изъ донесеній русскихъ пословъ. На печатномъ двор этотъ сырой матеріалъ, доставляемый приказомъ, еще разъ перебирался и пересматривался, сокращался и перерабатывался. Затмъ Петръ или его ‘птенцы’ зачастую въ третій разъ редактировали собранныя свднія, въ результат чего появлялись иногда резолюціи: ‘сей статьи… въ народъ не печатать’, а то и прямо заклеиванія.
Доставляемыя изъ всхъ вдомствъ русскія свднія тоже перерабатывались на печатномъ двор.
Съ 1719 г. настоящимъ, почти единоличнымъ редакторомъ ‘Вдомостей’ становится переводчикъ коллегіи иностранныхъ длъ, Борисъ Волковъ. Его можно считать первымъ фактическимъ редакторомъ русской газеты.
Въ его судьб и дятельности какъ бы прообразъ послдующихъ судебъ нашей періодической печати. Ему приходится буквально разрываться, заниматься газетой въ ряду множества другихъ крайне разнообразныхъ длъ.
Въ его краткихъ, сжатыхъ письмахъ и записочкахъ много характернаго, иногда прямо трагическаго. Ему постоянно приходится настаивать: ‘не извольте въ нашихъ вдомостяхъ словъ перемнять, какъ вы чините’. Онъ все не можетъ ‘регулярно управить, для того, что иметъ много нужнйшаго дла’, ‘за многими нужнйшими длами’. ‘Не вычеркивайте… ничего… выпущено слово… безъ котораго складъ сталъ быть безтолковой’. ‘Понеже во многихъ такихъ курантахъ явилися въ печати не противъ моихъ черныхъ (черновыхъ) разныя прибавочки и убавки, по случаю которыхъ и шумъ и осужденіе было, еже не въ честь ни вамъ, ни намъ (ни типографскому начальству, ни самому переводчику-редактору), того ради извольте всякую напечатанную вдомость самую первую ко мн присылать, и уже отдавать въ публику посл моего прочтенія, и тако, кто впредь како-либо проступится, тотъ по своему жребію и осудится, ‘а безъ вины бы виновату не быть’.
Онъ ‘труждается безъ всякаго благодаренія’, ошибки ставятся ему ‘въ великое дло’, благодаря условіямъ дятельности ему приходится составлять завдомо ‘непотребныя вдомости’, обращаться съ такими, напр., просьбами: ‘ежели усмотрите какое маленькое погршеніе, то прошу дружелюбно приправить: человкъ бо есмь, плоть носяй’. Корректора умствуютъ, и нужно бороться систематически, чтобы оне не ‘чернили’ и не ‘прибавляли’. Поспшность работы часто ‘приводитъ конфузію и наводитъ гнвъ’, невольное замедленіе — вызываетъ выговоры и непріятности: ‘мн (печалуется Волковъ) тоску нагнали непрестанными вопросами, для чего вдомости не печатаютъ, и что говорю, что за недосугомъ, и то въ дло не ставятъ, но вмняютъ въ презираніе и пренебреженіе’. На него ‘напрасно находятъ жалобами’ ‘Какъ управится человкъ, хотя бы и здоровый! (Волковъ въ то время ‘страдалъ нкими злыми болзньми’) ибо, кром курантовъ, даются еще письма и тетради переводить, но и съ одними курантами иной благочестивой наплакался бы съ радости’.
Посл смерти Преобразователя, престарлый редакторъ умиравшихъ ‘Вдомостей’ впадаетъ въ полное отчаяніе.
Въ 1726 г. онъ пишетъ начальству: ‘конфирмую вамъ, господіямъ, что важнаго, досадительнаго, сумнительнаго и негоднаго переводить я опасенъ и прямо сказать не смю. И тако извольте ждать только куріознаго да знатнаго не досадительнаго, время бо настоящее мутно, трудно, хлопотливо и не надежно’. Отъ газетъ ему ‘лишняя напрасная скорбь и печаль’, а онъ ‘и безъ того въ гробъ смотритъ’: ‘я чаю, вы признаете, что весело тому здоровому человку, который награжденъ, а печально тому скорбному, которой забытъ, служа больше двадцати лтъ’.
Таковы злоключенія перваго русскаго редактора.
Все это, кажется, достаточно характеризуетъ нашу первую газету. Оно давала почти исключительно факты, въ общемъ безпристрастно подобранные, безъ особыхъ выводовъ и опредленной системы. Слабость политическихъ да и вообще умственныхъ интересовъ въ тогдашнемъ обществ, его крайне ограниченный идейный кругозоръ не давали, конечно, мста особенно широкому вліянію газеты, задерживали ея нормальный ростъ. Долго она держалась только силой царскаго указа, а не общественныхъ потребностей, и играла собственно ту же почти роль, что и прежніе куранты — конечно, немного большую. Въ литературномъ и общественномъ сознаніи она могла оставить мало слдовъ.
Уже въ Новиковскія времена ‘Московскія Вдомости’ длаются газетой въ нашемъ смысл слова, и газетой прекрасной, съ публицистикой, беллетристикой, стихами, библіографическими извстіями о вновь вышедшихъ книгахъ,— хорошо обставленными отдлами внутреннихъ и вншнихъ извстій.
Но газетное редакторство Новикова было кратковременнымъ, газета перешла въ другія руки, потеряла свой прежній глубоко-воспитательный характеръ, выцвла. Академическія ‘С.-Петербургскія Вдомости’ все время влачили жалкое существованіе, наполнялись случайнымъ матеріаломъ. Он гнили въ академическихъ подвалахъ, не находя себ совсмъ сбыта…
Такъ шло дло до пресловутой ‘Сверной Пчелы’, которая внесла въ нашу литературу и общественность совсмъ особые нравы.
Отъ нея, да еще отчасти отъ ‘Сверной Почты’ приходится вести непрерывную нить развитія нашей современной газеты въ ея цломъ. Органъ Булгарина и Греча создалъ широкую аудиторію подписчиковъ, окончательно закрпилъ вс отдлы газеты, существующіе и теперь, сдлалъ газету прежде всего и больше всего газетой, ‘летучей Эфемеридой’.
Отъ ‘Сверной почты’, созданной людьми ‘дней Александровскаго прекраснаго начала’, слдуетъ вести начало идейной публицистики XIX в.
Впрочемъ, все это продолженіе и дальнйшее развитіе, хотя и, прерванной на время, Новиковской газетной традиціи…
Первыя попытки изданія научныхъ, спеціальныхъ журналовъ возникаютъ при только что открытой Академіи Наукъ въ 1728 г.
Съ 1728 по 1742 адъюнктъ Академіи Миллеръ издаетъ при ‘С.-Петербургскихъ Вдомостяхъ’ особое приложеніе — ‘мсячныя историческія, генеалогическія и географическія примчанія въ Вдомостяхъ’ (иначе: на Вдомости, къ Вдомостямъ).
Въ 1728 же году возникаетъ ‘Краткое описаніе комментаріевъ Академіи Наукъ’.
Содержаніе этихъ изданій отличается полной случайностью: безъ всякаго выбора помщалось все то, что угодно было дать гг. академикамъ. Въ нихъ не было ни программы, ни опредленной цли, трудно сказать даже, имлся ли въ виду какой-либо опредленный читатель: на ряду съ ультра-спеціальными статьями появлялись наивныя извстія ‘о нкоторой женской персон въ Страсбург, которая за 39 лтъ предъ симъ себя чреватую притворила и великую въ себ болзнь токмо ради того сказывала, чтобы прочихъ къ соболзнованію привести и тмъ бы больше подаянія отъ людей получити могла’.
Настоящій научно-литературный журналъ, въ полномъ смысл этого слова, возникаетъ у насъ только въ 1755 году — знаменательное совпаденіе съ основаніемъ перваго университета!
Заглавіе его нсколько мнялось: сначала ‘Ежемсячныя сочиненія, къ польз и увеселенію служащія’, потомъ ‘Сочиненія и переводы, къ польз и увлеченію служащіе’, Ежемсячныя сочиненія и извстія о ученыхъ длахъ’.
Выходили они съ 1755 по 1764 подъ редакціей Миллера. Въ свое время они пользовались значительной популярностью и положили прочное начало нашей журналистик, несмотря на наивность самой техники веденія журнальнаго дла. Журналъ имлъ до 700 подписчиковъ — цифра огромная по тмъ временамъ. Повидимому, онъ проникалъ и въ низшіе слои общества: по крайней мр Екатерина II заставляетъ служанку своей комедіи: ‘О время’! читать на ряду съ переводомъ ‘Кливелэнда и ‘Ежемсячныя’ сочиненія’.
По словамъ митрополита Евгенія, ‘вся Россія съ жадностью и удовольствіемъ читала сей первый русскій ежемсячникъ, въ которомъ много помщено иностранныхъ переводныхъ, а большая половина русскихъ любопытнйшихъ статей, — историческихъ, географическихъ, коммерческихъ, ученыхъ и другихъ’. Миллеръ, дйствительно, отдавалъ предпочтеніе русскому матеріалу. Кром указаннаго митрополитомъ Евгеніемъ матеріала, онъ печаталъ еще статьи медицинскія, этнографическія, повсти, стихотворенія и пр.
Главными вкладчиками журнала были академики, но привлекались къ участію и ‘другіе любители науки, которые пожелаютъ труды свои показать свту’.
Журналъ открывается очень любопытной программой, которая разъясняетъ общія точки зрнія редакціи.
‘Пользу ученыхъ журналовъ и подобныхъ тому записокъ, издаваемыхъ въ почтовые дни, понедльно и помсячно, выхвалять, кажется, нтъ нужды. Вс европейскіе народы въ томъ согласны и доказываютъ сіе безчисленными примрами. Многіе и понын съ удовольствіемъ читаютъ оныя примчанія, которыя съ 1729 по 1742 г. отъ нкоторыхъ здшней Академіи Наукъ членовъ при вдомостяхъ издаваны были. Читатель нечувствительно наставляется, когда въ опредленное время получаетъ по намченному числу листочковъ вдругъ, и сіе наставленіе обыкновенно тверже въ немъ вкореняется, нежели чтеніе большихъ пространныхъ книгъ. Любопытство притомъ всегда умножается, когда наступаетъ время, въ которое новый листъ или новая часть такого сочиненія изъ печати выйти иметъ. Рдко кто не захочетъ онаго читать, а для краткости своей не можетъ оно никому наскучить, и едва ли кто покинетъ его изъ рукъ, не прочитавъ отъ начала до конца. Чего больше желать должно, когда всякій разъ хотя малое что найдется’ чмъ каждый читатель, по своему любопытству и охот къ наукамъ удовольствованъ будетъ?’
Журналъ не хочетъ ‘предписывать себ точныхъ предловъ’ и собирается постоянно, ‘смотря по различію читателей, всегда перемнять матеріи’, избгая, однако, всего темнаго, непонятнаго, личнаго и пристрастнаго: ‘мы за правило себ приняли писать такимъ образомъ, чтобъ всякій, какого бы кто званія или понятія ни былъ, могъ разумть предлагаемыя матеріи’. ‘Ежели же какая матерія сумнительна, и отъ разныхъ писателей различнымъ образомъ изъяснена, то всякому по справедливости позволить надлежитъ, докол онъ держаться будетъ самаго дла, чтобъ не опровергать съ огорченіемъ мнній другого, но оставлять на разсужденіе читателю, которое изъ нихъ онъ за справедливое или за вроятное принять самъ похочетъ’. Вообще, редакція ‘за должность свою признаваетъ писать не токмо для пользы, но и для увеселенія читателя’, и поэтому помщала сатирическія произведенія, ‘стихотворческія сочиненія’, ‘нравоучительныя притчи, сны, повсти и подобыя тому описанія’, ‘переводы всякихъ полезныхъ и пріятныхъ матерій, взятыхъ изъ иностранныхъ книгъ’. ‘Къ переводамъ иногда употреблены будутъ и молодые люди’.
Вс статьи должны были проходить черезъ предварительную общую цензуру академическаго собранія.
Уже изъ этого видно, насколько сознательно было это предпріятіе. Оно имло въ виду, главнымъ образомъ, средняго читателя, большую публику, пріохочивало его къ серьезному чтенію и давало ему популяризацію научныхъ свдній. Считаясь со вкусами читателей, оно давало, кром того, нравоученія, любовныя псни, эклоги и элегіи, чувствительныя разсужденія — т.-е. ‘сочиненія, къ польз и увеселенія служащія’.
Развивая интересъ къ чтенію у обществъ и группируя около себя переводчиковъ и читателей изъ молодежи, этотъ журналъ далъ сильный толчокъ развитію нашей періодической печати.
Газета и журналъ создаются у насъ правительственными, придворными и академическими кругами.
Затмъ это движеніе идетъ въ ширь и въ глубь общества, захватывая сначала учащуюся или только что покинувшую школьныя скамейки молодежь и постепенно все боле и боле длаясь средствомъ широкаго общественнаго воздйствія, группируя около себя вс лучшія общественныя силы. Въ немъ прежде всего отразились — могучій ростъ общественнаго мннія за XVIII в. и усиленіе критическихъ элементовъ въ общественномъ сознаніи. По словамъ П. Н. Милюкова, ‘со своимъ условнымъ, безпредметнымъ идеализмомъ, культурное движеніе Елизаветинской эпохи составляетъ естественный переходъ отъ безыдейнаго реализма Петровскаго времени къ первымъ попыткамъ сблизить реальность съ идеей и ввести въ литературу обсужденіе жизненныхъ вопросовъ во вкъ Екатерины II. Какъ нельзя лучше, этому переходному характеру Елизаветинской литературы соотвтствуетъ и характеръ среды, въ которой она развилась.
Это были не практическіе дльцы Петровскаго времени и не ‘философы’ — просвтители Екатерининскаго. Движеніе все еще совершалось въ непосредственной близости ко двору и правительству, но уже вышло изъ тснаго круга правительственныхъ лицъ. Главный матеріалъ для этого культурнаго движенія дала подраставшая молодежь новооткрытыхъ высшихъ учебныхъ заведеній: сперва академическаго университета, потомъ и въ гораздо большей степени — сухопутнаго шляхетнаго корпуса и, наконецъ, въ самомъ конц эпохи — Московскаго университета. Въ тхъ предлогахъ — часто ученическихъ ‘добрыхъ намреній’ и ‘невинныхъ упражненій’ {Названіе журналовъ того времени.}, изъ которыхъ пока еще не выходило движеніе тогдашней учащейся молодежи, — оно нисколько не противорчило настроенію двора, нашло даже точки соприкосновенія съ нимъ въ своемъ стремленіи — соединять пріятное съ полезнымъ, и въ такихъ случаяхъ встрчало со стороны двора и императрицы прямую поддержку’…
Наивная ‘Трудолюбивая Пчела’ Сумарокова съ ея нехитрымъ подборомъ нжныхъ псенъ, простодушныхъ басенъ, ‘невинныхъ упражненій’ въ сатир и дидактизм, конечно, была только дтскимъ лепетомъ сравнительно съ яркой сатирой и публицистикой журналовъ Новикова, Эмина и Крылова. Налетвшая при первыхъ раскатахъ Французской революціи волна реакціи спала и еще больше затормазила. Журналистика блекнетъ и выцвтаетъ, книжки журналовъ опять длаются сборниками случайнаго матеріала, почти исключительнаго беллетристическаго содержанія. Сатира и публицистика мельчаютъ, вырождаются, все боле отклоняются отъ интересовъ жизни. Он отодвигаются на второй планъ или даже совсмъ вытсняются театральной и литературной критикой, ‘легкими разсужденіями’ на общія темы, беллетристикой. Таковъ ‘Московскій журналъ’ Карамзина и его сколки (напр., ‘Пріятное и полезное препровожденіе времени’, ‘Иппокрена или утха любословія’, сибирскій журналъ ‘Иртышъ, превращающійся въ Иппокрену’).
Но при первой возможности, съ ослабленіемъ реакціи, движеніе развивается съ новой силой, опять возвращается въ прежнее общественное русло — на зар XIX в.
Въ этомъ движеніи, *въ этомъ процесс кристаллизаціи печати, какъ силы соціально-педагогической, Петровскія ‘Вдомости’ и журналъ Миллера сыграли роль наиболе раннихъ, опредляющихъ и даже ршающихъ моментовъ, въ чемъ заключается наиболе важная сторона ихъ историческаго значенія, ихъ культурной роли въ тогдашней русской жизни,— ихъ право на общественное вниманіе въ дни празднованія юбилея печати… {Нкоторой, въ общемъ незначительной частью своего матеріала эта статья примыкаетъ къ одной изъ главъ моей работы, напечатанной въ ‘Русской Мысли’ этого года — ‘Очерки по исторіи русской журналистики’.}.