Лта тысяча восемьсотъ сорокъ четвертаго, мсяца марта, былъ по Астраханскому порту отданъ приказъ, которымъ меня назначили командиромъ баржи No 2-й. Я былъ тогда молодой, очень молодой мичманъ, только два года офицеръ, и потому это назначеніе очень льстило моему самолюбію, хотя, правду сказать, оно выпало на мою долю оттого, что не было другихъ офицеровъ постарше, но объ этомъ я тогда не думалъ, а какъ водится, считалъ себя достойнйшимъ.
Баржа, которую дали мн въ командованіе, была назначена въ отрядъ судовъ, составленный для того, чтобы принять въ Астрахани одинъ баталіонъ пхоты и отвезти его на Кинярскую пристань. Днемъ отправленія нашего назначенъ былъ второй день Пасхи. Погода стояла чудесная,— тихо, ясно, весь отрядъ состоялъ изъ шести баржъ, 35-ти-сильнаго парохода Волга, шкуны Опытъ и одномачтоваго транспорта Кума. Мы стояли на рейд двумя линіями, по дистанціи прежде назначенной.
Солдатъ привели въ адмиралтейство и тотчасъ стали сажать на шлюпки и перевозить на наши корабли, весь берегъ былъ покрытъ народомъ, по рейду разъзжали военныя шлюпки, чтобы не допускать частныхъ лодокъ приставать къ нашимъ судамъ, плачъ женщинъ, крикъ дтей и псни солдатъ сливались въ одинъ нестройный хоръ. Мы заране получили приказаніе, чтобы каждый, какъ только къ нему посадятъ назначенную долю десанта, тотчасъ снимался съ якоря и спускался внизъ по Волг. Я былъ изъ первыхъ, которому привезли полный комплектъ солдатъ, и потому поднявши якорь, сталъ буксироваться внизъ по рк, за мною снялась баржа No 3-й, и такъ дале, одинъ за однимъ, уходили мы съ Астраханскаго рейда.
Двое сутокъ шли мы такимъ образомъ до острова Бирючей Косы, лежащаго на взморь, дни были праздничные, и потому едва только проходили мимо какого-нибудь приволжскаго селенія, народъ сбгался на берегъ, и женщины начинали голосить, оплакивая участь солдатъ, которые толпились на палуб. Выбравшись изъ Волги, мы не медлили, каждый спшилъ поскоре дойти до мста, чтобы высадить свой десантъ, котораго было по 130 человкъ на каждой барж, и потому тснота была ужасная.
Погода благопріятствовала намъ, когда мы вышли въ море, легкій попутный втерокъ гналъ нашу эскадру, такъ что ровно черезъ сутки мы были у пристани Шандруковской, или Кизлярской. Тутъ встртилось большое затрудненіе въ гребныхъ судахъ, каждый изъ насъ имлъ по одному такому, на которое нельзя было посадить больше шести человкъ, къ счастію, около пристани, на рейд, стояло много коммерческихъ судовъ, у которыхъ были большія лодки. Такъ какъ я прежде всхъ всталъ на якорь, то тотчасъ распорядился послать унтеръ-офицера собрать вс лодки для перевозки десанта, и надобно отдать справедливость каспійскимъ лоцманамъ, что не было случая, когда-бы они не тотчасъ подали требуемую казеннымъ судномъ помощь.
Посл меня постепенно стали приходить съ десантомъ другія суда, между тмъ втерокъ порядочно засвжлъ, и у берега начали ходить буруны.
Пароходъ Волга, сопровождавшій нашъ отрядъ, также пришелъ къ пристани, на немъ сидли семейства офицеровъ баталіона. Покуда пароходъ шелъ по втру, качки не было, и погода казалась тихою, дамы расположились на палуб наслаждаться видами моря, а чтобы ихъ подсластить, приказали подать себ варенья. Въ ту минуту, когда пароходъ, чтобы стать на якорь, началъ приводить къ втру и пришелся бокомъ къ бурунамъ, его нсколько разъ качнуло, прекрасный полъ, неожидавшій такой помхи своему удовольствію, растерялся совершенно, раздались крики изпуга,— вс блюдечки съ вареньемъ попадали на палубу…
Какъ ни мшали намъ буруны, однакоже къ вечеру у насъ не оставалось ни одного человка изъ десанта и никакого багажа, надобно было только получить квитанцію отъ командира баталіона въ продовольствіи его солдатъ, и для этого я и нсколько моихъ товарищей отправились на берегъ.
Шандруковская пристань лежитъ на песчаномъ берегу Кавказа, въ сверной части Каспійскаго моря, рейдъ ея открытый, но такъ какъ глубина невелика,— только девять футовъ,— то большаго волненія не бываетъ. Недалеко отъ берега лежитъ небольшой островокъ Шандруковъ, отъ котораго тянется, на разстояніи версты, подводная коса параллельно берегу, за косою глубина 4 и 5 футовъ, и почти вс суда, приходящія къ пристани, такъ не глубоко сидятъ въ вод, что могутъ заходить за эту косу. За нею совершенно тихо, суда становятся близко одно къ другому, ошвартавливаются, и тогда Кара-Ногаи на своихъ высокихъ двухъ-колесныхъ арбахъ, запряженныхъ парою воловъ, подъзжаютъ прямо къ борту судна и принимаютъ отъ него грузъ. Черезъ Шандруковскую пристанъ идетъ много товаровъ въ Кизляръ, а оттуда по всему Кавказу. Плоскодонныя небольшія суда, извстныя въ Каспійскомъ мор подъ именемъ разшивъ, приходятъ изъ Астрахани съ грузомъ и передаютъ его Кара-Ногаямъ, которые на своихъ арбахъ везутъ его дале. Предметы торговли преимущественно: пшеничная и ржаная мука, строевой лсъ, фарфоровая и глиняная посуда, мыло, свчи и вообще вс потребности роскоши. Изъ Кизляра вывозятъ черезъ пристань: красное и блое виноградное вино, называемое чихирь, фруктовый спиртъ, водку, извстную подъ именемъ ‘кизлярской’, и грцкіе орхи, чихирь, по привоз его въ Астрахань, частію потребляется на мст, а большую часть его отправляютъ по Волг на Нижегородскую ярмарку, гд уже изъ него выдлываютъ вс возможныя европейскія вина.
До Кизляра отъ пристани считается пятьдесятъ верстъ, дорога идетъ полями и въ сухое время очень хороша, но осенью бываетъ большая грязь. Транспорты съ товарами никмъ не конвоируются, хотя и случается иногда, что Чеченцы нападаютъ и грабятъ ихъ, особенно, если какъ-нибудь пронюхаютъ, что есть цнные товары.
На Шандруковской пристани между буграми песку, лса и хлба, сложеннаго бунтами стоитъ домикъ, гд живетъ смотритель таможенной заставы, съ казаками. Домикъ оригинальный: онъ построенъ изъ камыша, обмазанъ глиною, а крыша, почти плоская, составлена изъ тонкихъ жердей, на которыя, толщиною въ поларшина, положена земля, на ней растетъ трава и связываетъ ее такъ, что отъ времени крыша длается довольно плотною и не пропускаетъ дождевой воды. Внутри потолка нтъ, а только стны и крыша обмазаны глиною, постройка не затйливая, но жить можно.
Хороша была картина въ первый день высадки: баталіонъ расположился по берегу лагеремъ, и ночью загорлись бивачные огни, псни солдатъ, крики Ногаевъ, которые собирали своихъ воловъ, все оживило на время пустынную пристань. Когда вс разсчеты съ баталіономъ были кончены, начальникъ отряда, капитанъ-лейтенантъ К., приказалъ всмъ судамъ сниматься съ якоря и идти въ Астрахань, а самъ на транспорт отправился въ заливъ Аграханскій, чтобы разузнать тамъ, нтъ ли какихъ средствъ снять съ мели транспортъ Кура, прошлою осенью выброшенный на Учинскій берегъ, противъ залива Астраханскаго. Шкуна также отправилась въ тотъ же заливъ, имя порученіе описать его.
На другой день по высадк десанта, тихій юго-восточный втерокъ далъ намъ возможность поднять паруса и идти въ Астрахань, до ночи мы шли вс вмст, а потомъ разлучились. Около полуночи втеръ сталъ стихать, небо заволокло тучами, и все предвщало грозу. Смотря на эти нависшія массы облаковъ, право, казалось, будто только и мста оставалось на вод, что для моего утлаго корабля, невольный ужасъ проникалъ въ сердце, давно уже я разъзжалъ по Каспію, но всегда подъ командою, а теперь совсмъ иное дло, да тутъ же и некого было спросить, не съ кмъ посовтоваться:
Тишина стояла не долго, раздался сильный громовой ударъ, и порывъ втра наполнилъ паруса баржи.
Рулевой былъ правъ: компасъ потерялъ свою силу, и картушка вертлась на шпильк во вс стороны. Я читалъ прежде, въ описаніи морскихъ путешествій, что иногда во время грозы магнитъ теряетъ свою силу, и потому явленіе это меня не испугало. Матросы крестились.
— Это отъ грозы, сказалъ я рулевому,— сейчасъ все пройдетъ, и компасъ будетъ показывать по-прежнему, держи такъ, чтобы втеръ дулъ теб въ правое ухо.
Минутъ черезъ пять компасъ исправился и сталъ служить какъ слдуетъ. Это рдкое явленіе не каждому случается видть.
Гроза скоро миновала, свжій юго-восточный втеръ разогналъ тучи, и такъ какъ онъ былъ попутный, то съ разсвтомъ мы были уже въ виду Четырехъ-бугорнаго маяка, поставленнаго при усть Волги.
У острова Бирючья-Коса, гд былъ тогда центральный карантинъ, я пробылъ часа три, покуда разсматривали карантинныя свидтельства, взятый мною отъ смотрителя Шандруковской пристани, и освободили мой корабль отъ очищенія. Я спшилъ всми мрами уйдти въ Волгу, чтобы скорй возвратиться въ Астрахань, но недалеко ушелъ, потому что тотъ втеръ, который былъ попутнымъ въ мор, въ Волг сталъ совершенно противнымъ, такъ что я, по необходимости, сталъ на якорь, попробовалъ было тянуться, то-есть завозить впередъ якорь, и потомъ подвигаться къ нему, но сила не беретъ. Къ вечеру вс остальныя баржи нагнали меня въ этомъ мст. На другой день было 1-е мая, и мы сговорились, что если по обстоятельствамъ будемъ оставаться на мст, то хать на берегъ завтракать, набравши все, что у кого найдется. Этого однакожъ не случилось, ночью втеръ стихъ, и мы съ разсвтомъ начали тянуться.
Скучная это вещь, идти завозами, особенно если команды мало и шлюпка одна: положатъ на нее небольшой якорь и триста сажень тонкихъ веревокъ, шлюпка отправляется вверхъ по рк и отъхавши на такое разстояніе, чтобы веревки достали до судна, что всегда зависитъ отъ врности взгляда рулеваго, бросаетъ якорь и начинаетъ спускаться внизъ по теченію, къ судну, выпуская понемногу свои веревки. Когда шлюпка дойдетъ до судна, то отъ нея принимаютъ конецъ веревки, потомъ люди выходятъ на палубу и начинаютъ поднимать якорь, и какъ только его вытащатъ изъ воды, то вся команда, вооружается лямками, и идетъ нога въ ногу по палуб, вытягивая въ судно веревки, такимъ образомъ подтаскиваютъ его къ брошенному якорьку. Когда веревки будутъ приходить къ концу, тогда бросаютъ опять якорь, чтобы удержать судно на мст, а прежній снова завозятъ впередъ. Работа трудная и мшкотная, трудившись безъ устали цлый день, отъ восхода до заката солнца, можно пройдти не боле семи верстъ.
Такимъ образомъ, отъ Бирючей косы до Астрахани, на разстояніи ста верстъ, мы плыли недлю, и хорошо еще, что по временамъ дулъ попутный втеръ, который въ нсколько часовъ замнялъ труды многихъ дней. По прибытіи въ Астрахань, нкоторымъ изъ баржъ приказано было погрузить каменный уголь и идти въ Баку, а другимъ, въ томъ числ и мн, войдти въ гавань и прекратить кампанію. Это было въ начал мая, и хотя въ тайн я завидовалъ товарищамъ моимъ, отправлявшимся въ море, однакожь утшался тмъ, что увижу спускъ двухъ желзныхъ пароходовъ, которые была совершенно отстроены и готовились сойдти на воду. Случай былъ крайне любопытенъ не для меня одного: пароходы были первыя желзныя суда, построенныя въ Россіи, они были доставлены въ Астрахань по частямъ изъ Англіи и Голландіи, и тутъ собраны на обыкновенныхъ элингахъ, которые не совсмъ-то удобны для этого, потому что очень коротки, такъ что иностранные мастеровые, работавшіе при сборк, не были уврены въ благополучномъ спуск пароходовъ на воду. Одинъ изъ пароходовъ былъ длиною въ 160 футовъ, тогда какъ прежнія суда каспійской флотиліи, строившіяся на элингахъ, не превышаютъ 86.
9-го мая назначенъ былъ день спуска, въ портъ пускали всхъ свободно, и недостатка въ зрителяхъ не было. Я командовалъ почетнымъ карауломъ. Первый къ спуску назначенъ былъ стосильный пароходъ Тарки, англійской постройки. Отслуживши молебенъ, священникъ освятилъ пароходъ, флагъ его, и тогда, по команд строителя, обрубили веревки, удерживавшія пароходъ, однакожь онъ не шевелился, рабочіе засуетились, нсколько домкратовъ уперлись въ носъ парохода, и только что тронули его немножко съ мста, какъ онъ плавно и величественно самъ сошелъ въ воду. Приступили къ другому пароходу. Онъ былъ голландской постройки. Только что обрубили веревки, какъ пароходъ быстро двинулся съ мста, но не успли мастеровые разинуть ротъ и закричать ура! какъ онъ опять остановился. Сердце замерло у всхъ отъ ожиданія, однакожь только что хотли приступить къ пароходу съ домкратами и другими средствами помощи, какъ онъ самъ опять двинулся и покойно сошелъ въ воду, надобно было видть радость Голландцевъ: они бросали вверхъ шапки, обнимались и поздравляли другъ друга съ успхомъ. ‘Настоящій Нмецъ, говорили наши матросы:— все подумавши длаетъ.’
Вновь построенные пароходы назначались для почтоваго плаванія между портами Каспійскаго моря, на которомъ пароходство было тогда еще въ дтств.
Въ половин мая пріхалъ въ Астрахань бывшій начальникъ нашего отряда. Онъ ходилъ, какъ я уже сказывалъ, въ Аграханскій заливъ для осмотра разбившагося тамъ казеннаго судна, и по возвращеніи донесъ, что стащить его съ мели невозможно, но надобно разобрать и привезти на ногайскихъ арбахъ черезъ мысъ Учь, на берегъ Аграханскаго залива, и тамъ уже погрузить на судно, такъ какъ якорная стоянка въ этомъ залив совершенно безопасна, и что, по его соображенію, вся сухопутная доставка лсу и желза чрезъ мысъ Учь обойдется не боле ста рублей серебромъ.
Командиръ порта, согласившись съ мнніемъ капитанъ-лейтенанта К., приказалъ мн тотчасъ изготовиться идти съ баржею въ Аграханскій заливъ, и тамъ, при содйствіи шхуны, разломать транспортъ, перевезти черезъ мысъ и погрузить на баржу. Отъ порта снабдили меня всми инструментами и деньгами для платы Кара-Ногаямъ за арбы.
Сборы не долги: черезъ пять дней посл назначенія, портовой пароходъ взялъ меня на буксиръ и отвелъ за Бирючью косу на взморье, нечего и говорить, какъ былъ я радъ данному порученію идти одному въ море, тмъ боле, что командиръ порта объявилъ мн, что если я исправно выполню порученіе, то онъ пошлетъ меня въ Баку съ грузомъ, а это въ то время была не шутка. Баржи только первый разъ пускались по Каспію, гд еще существовало мнніе, что по немъ на мелкихъ судахъ плавать невозможно, и потому попасть въ это число первыхъ было для меня очень лестно.
Втеръ дулъ противный, когда пароходъ оставилъ меня, а такъ какъ лавировать на барж выгоды мало, то я и остался на якор выжидать попутнаго втра, это случилось на другой же день. Я поднялъ свои паруса и поплылъ въ даль.
Заливъ Аграханскій, къ которому я шелъ, лежитъ у сверо-западнаго берега Каспійскаго моря, въ двухъ стахъ верстахъ отъ Бирючей косы, заливъ вдается глубоко въ кавказскій берегъ, который, съ южной стороны залива, выходитъ въ море мысомъ, называемымъ Учь, противу его въ небольшомъ разстояніи лежатъ два островка: Большой и Малый Лопатинъ, соединенные подводною косою, а сверне ихъ островъ Чечень, отъ котораго также идетъ къ сверо-востоку длинная подводная коса. Мысъ Учь, острова Лопатины, Чечень и коса его стсняютъ въ этомъ мст море, образуя какъ бы ворота, отдляющія сверную часть отъ средней.
Не бывавши никогда въ залив Аграханскомъ, я вполн положился на карту и взялъ курсъ прямо на островъ Чечень, чтобы обойдти лежащій на пути островокъ Тюленій, нисколько не разсчитывая, что около Чечня изъ залива бываетъ сильное теченіе, а между тмъ оно порядочно сносило меня въ море, такъ что когда мы приблизились къ Чечню, то онъ былъ далеко отъ насъ на втр, аподойдти къ нему не было никакой возможности. Что тутъ длать? Мн оставалось или стать на якорь на глубин пятнадцати саженей и испытать жестокую качку, или идти въ море и держаться до тхъ поръ, пока втеръ не перемнится, но это также невыгодно на барж, которая была совершенно безъ груза, и меня легко могло унести къ персидскимъ берегамъ, если втеръ не скоро стихнетъ.
Раздумывая, на что бы мн ршиться, я вспомнилъ, какъ одинъ старый штурманскій полковникъ Барановъ, разказывая мн о своихъ плаваніяхъ по Каспійскому морю, говорилъ, что между мысомъ Учь и Лопатинымъ есть проходъ, которымъ изъ Аграханскаго залива можно прямо выходить въ море, не обходя острова Чечень и его косы, но только при свжемъ втр съ моря отыскать этотъ входъ очень трудно, потому что отъ идущаго волненія по немъ гуляютъ большіе буруны. Припомнивъ все, что разказывалъ мн старый полковникъ, я ршился ити за Чеченскую косу и противъ мыса Учь стать на якорь, разсчитывая, что при настоящемъ втр я буду прикрытъ островомъ, а въ случа перемны его, когда стоять будетъ уже опасно, отыщу проходъ и уйду чрезъ него въ заливъ. Молодость ршительна, а тутъ еще и та мысль, что никто не ходилъ этимъ проходомъ, сильно разжигала мое желаніе.
Обогнувши Чеченскую косу, я сталъ держать сколько можно круче, чтобы поближе подойдти къ мысу Учь, и когда волненіе сдлалось мельче, что показывало близость берега, я сталъ на якорь. Трое сутокъ втеръ не перемнялся и дулъ съ прежнею силою, такъ что ничего нельзя было предпринять, но на четвертыя сталъ стихать и около полудня перешелъ къ юго-востоку, я тотчасъ снялся съ якоря и пошелъ на сверо-западъ, къ предполагаемому проходу. Черезъ нсколько часовъ открылись возвышенности Учинскаго мыса, но самой оконечности его и острововъ не было видно. Осматривая въ зрительную трубу горизонтъ, я замтилъ мачту судна: по всмъ вроятіямъ, это былъ выброшенный транспортъ, хотлось мн подойдти къ нему ближе, но втеръ дулъ очень тихо, и баржа подвигалась не скоро. Солнце клонилось уже къ западу, и тогда только съ вершины мачтъ усмотрли мы острова, я приказалъ держать прямо на нихъ, все еще надясь засвтло подойдти, но, увы! втеръ дулъ такъ лниво, что это было совершенно невозможно, въ сумерки, однакожь, можно было видть ихъ уже съ палубы, и такъ какъ они находились отъ насъ къ сверо-западу, то заря, освщая въ этомъ мст горизонтъ, долго позволяла намъ видть ихъ. Мы продолжали приближаться къ островамъ, какъ вдругъ глубина стала быстро уменьшаться и дошла до двнадцати футовъ, грунтъ также измнился изъ иловатаго въ чистый песчаный,— все это давало поводъ думать, что я близко къ цли, но втеръ затихъ совершенно, и баржа остановилась на мст.
Наступила ночь ясная и тихая, кругомъ все спокойно, но не то было у меня на сердц: если поднимется юго-восточный втеръ, то ужь мн никакъ не удержаться на своемъ якор, волненіе, идущее съ открытаго моря, разбивается объ отмель и превращается въ бурунъ, а на твердомъ песк и якорь очень худо держитъ. Длать, однакожь, было нечего: идти некуда въ штиль. Безпокойна была эта ночь, сонъ бжалъ отъ глазъ, а тревожный умъ безпрестанно напоминалъ вс случаи гибели судовъ, разбившихся у Чеченской косы и мыса Учь. Я ходилъ по палуб, всматриваясь въ небо, не видно ли гд зловщаго облачка, медленно тянулись часы, казалось, время остановилось въ своемъ теченіи, я подозрвалъ часовыхъ,, что они худо наблюдаютъ склянки {На судахъ время измряется песочными часами, которыя технически называютъ склянками.}, подозрвалъ свои часы, что они неровно идутъ…
Такъ прошла ночь. На разсвт усмотрли мы, что стоимъ противу Большаго Лопатина: вправо Малый Лопатинъ, а влво мысъ Учь, но между которыми изъ нихъ проходъ?— я наврно не зналъ. Втру совершенно не было, но чтобы не остаться еще разъ на ночь въ такомъ невыгодномъ мст, я ршился идти къ проходу завозами, надясь до ночи войдти въ него и быть въ безопасности.
Цлый день команда работала безъ отдыха, и хотя мы подвигались, но такъ медленно, что только къ закату солнца приблизились къ острову, тогда, ставши на якорь, я отправился на шлюпк отыскивать проходъ, и скоро нашелъ его. Онъ находился между двумя подводными косами, гд самая меньшая глубина шесть футовъ, но только проходъ этотъ такъ узокъ, что малйшее уклоненіе въ сторону ставило на мель. Замтивши хорошенько, на какой румбъ находится баржа отъ прохода, похали мы назадъ, и когда пристали къ судну, солнце уже совершенно скрылось, намъ оставалось сдлать еще два завоза для того, чтобы стать противу входа такъ, чтобы даже и ночью, если сдлается втеръ, можно было войдти въ него.
Въ это время замтили мы рыбацкую лодку, которая отъ острова Чечень шла къ намъ, она скоро подошла, и я очень обрадовался, увидвъ на ней командира шхуны, лейтенанта Ф., который пріхалъ ко мн съ лоцманомъ, взятымъ съ ватаги, чтобы провести баржу въ заливъ.
— Здравствуйте, сказалъ Ф., выходя на палубу баржи, гд я встртилъ его и отрапортовалъ о благополучномъ состояніи судна: — я давно васъ вижу, но все не могъ догадаться, что вы ищете прохода, мн уже сказали объ этомъ на ватаг, и я поскоре взялъ лодку, лоцмана, и привезъ его къ вамъ. Но какъ вы попали по эту сторону Чечня?
— Я нарочно хотлъ пройдти прежде сюда, чтобъ посмотрть мсто, гд выкинутъ транспортъ, отвчалъ я, скрывая настоящую причину, почему попалъ за Чечень: стыдно было признаться.
— Что же вы видли? спросилъ Ф.
— Видлъ только въ трубу, а близко не подходилъ: втеръ не допустилъ.
— Какъ же распорядился портъ насчетъ транспорта? спросилъ онъ.
— Да приказано его разобрать съ вашею помощью и привезти въ Астрахань, отвчалъ я.
— Но какъ же это сдлать? надобно нанимать арбы?
— Да, отвчалъ я: — у меня на этотъ предметъ отпущено вамъ сто рублей серебромъ, К., осматривавшій транспортъ, уврилъ, что доставка не обойдется дороже.
— Не знаю, отвчалъ Ф.: — а я такъ думаю, что Ногаи вовсе не возьмутся возить: у нихъ мало и арбъ и воловъ, а впрочемъ увидимъ. Завтра мы пойдемъ съ вами въ заливъ, сами осмотримъ транспортъ и поторгуемся съ Кара-Ногаями.
Такъ какъ лоцманъ, котораго привезъ Ф., брался даже ночью провести баржу къ тому мсту, гд стояла шхуна, то я съ удовольствіемъ передалъ ему начальство, тутъ же кстати подулъ и втерокъ попутный, такъ что мы, часу въ 11-мъ вечера, стояли на якор недалеко отъ шхуны на Чеченскомъ рейд, а на другой день, рано утромъ, пошли въ заливъ.
Кара-Ногаи кочуютъ по всему южному берегу Аграханскаго залива, они находятся подъ властію шамхала Тарковскаго, и хотя стараются показать особенную преданность къ намъ, но втайн больше помогаютъ горцамъ, съ которыми въ постоянныхъ сношеніяхъ. Они живутъ небольшими аулами, кибитокъ въ тридцать, народъ вообще очень бдный и питается отъ небольшаго количества скота, который самъ едва прокармливается на песчанной почв мыса Учь. Кибитки Ногаевъ имютъ форму, почти одинаковую всмъ жилищамъ кочевыхъ народовъ Азіи, только он гораздо меньше въ окружности нежели кибитки Калмыковъ, Киргизовъ и Туркменъ, за то во время перекочевки аула, съ одного мста на другое, Ногай не разбираетъ своей кибитки по частямъ, какъ это длаютъ другіе, а цликомъ ставитъ ее на двухколесную арбу, такимъ образомъ, что она держится только на задк и на концахъ оглобель, колеса же и лошадь находятся внутри кибитки. Любопытно видть, когда цлый аулъ Кара-Ногаевъ движется съ одного мста на другое, ни колесъ ни животныхъ не видно, какъ будто сами кибитки одарены способностію двигаться.
Посылая постоянно матроса на самый верхъ мачты, для того чтобы черезъ мысъ Учь видть мачты транспорта, мы остановились въ ближайшемъ разстояніи противъ большаго ногайскаго аула. Было еще довольно рано для обда, и потому Ф. пріхалъ ко мн на завтракъ, такъ какъ у меня, недавно пришедшаго, могли еще быть свжіе запасы.
— Когда же мы отправимся на транспортъ? спросилъ онъ, спускаясь въ мою каюту.
— Я думаю теперь же, только напередъ закусимъ хорошенько, а то придется идти пшкомъ версты три по песку, отвчалъ я.
— Хорошо, сказалъ онъ,— вы человкъ новый и можете еще найдти что закусить, а у насъ такъ ровно ничего нтъ, вотъ уже недля, какъ мы питаемся солониной и гречневою кашей. Ногаи ршительно ничего не продаютъ, даже барановъ нтъ.
— Отчего же вы не пошлете за рыбой?
— Куда? на ватагу далеко, и шлюпки нужны мн для описи, впрочемъ третьяго дня, въ одной небольшой рчк, въ глубин залива, мы нашли множество черепахъ, изъ нихъ былъ славный супъ, сказалъ онъ.
— Можетъ-быть, и хорошъ, отвчалъ я,— но ужь лучше, покуда у меня еще есть кое-что, вы прізжайте ко мн обдать.
Позавтракавши съ Ф., мы сли на шлюпки и — на берегъ, съ нами было шесть человкъ вооруженныхъ матросовъ и въ числ ихъ одинъ Татаринъ, служившій намъ за переводчика. Въ аул пристали къ намъ еще нсколько Кара-Ногаевъ, которые желали взять на себя перевозку лса. Надобно было идти цликомъ поперекъ мыса, черезъ песчаные холмы, ноги вязнутъ, а іюньское солнце безъ милосердія печетъ головы. Черезъ полтора часа, измученные и усталые, едва, едва вышли мы на морской берегъ, не подалеку отъ транспорта. Онъ стоялъ вдоль берега, такъ что одна сторона его была совершенно на сухомъ, а другая только касалась воды, и мы нашли, что его обобрали, какъ только возможно, караульные изъ Ногаевъ, приставленные по распоряженію пристава, они оторвали все желзо, какое только было снаружи и внутри. Въ трюм транспорта оставалось нсколько кулей муки, и она, испортившись отъ подмочки, причиняла такой удушливый запахъ, что туда невозможно было спуститься. Чтобъ уничтожить этотъ вредный газъ, прорубили снаружи дыру, для того чтобы волны, вливаясь въ транспортъ, очистили его хоть немного. Долго оставаться намъ было нечего, но насъ мучила жажда, а по непростительной оплошности, мы забыли взять съ собой прсной воды для питья. Кара-Ногаи, знавшіе свою землю, разбрелись въ разныя стороны и стали разгребать руками песокъ, чтобы отыскать прсной воды, но она хотя и скоро показывалась изъ земли, да была очень солона, наконецъ, въ одномъ мст нашли почти прсную воду, только она вкусомъ походила на щелокъ и была очень мутна, а такъ какъ отстаивать ее было не въ чемъ, то мы горстями принялись пить эту отвратительную воду. Нужда не разбираетъ. Отдохнувши съ часъ у транспорта, мы отправились обратно, объявивъ Кара-Ногаямъ, чтобы они на другой день собрались на шхуну, торговаться на перевозку. Нечего и говорить, какъ сладко было отдохнуть посл утомительнаго дня.
На другой день человкъ десять Ногаевъ явились на шхуну, толковали, толковали и кончили тмъ, что отказались взять перевозку лса оптомъ, а требовали, чтобы платить имъ по пятидесяти коп. сер. съ арбы, но намъ это казалось очень неудобнымъ, потому что арбы ихъ не велики, и они не много будутъ на нихъ класть, нарочно стараясь дольше возить.
Торги наши не состоялись, и Ногаи ухали.
— Что мы будетъ теперь длать?сказалъ Ф.,— если платить за каждую арбу, то, пожалуй, привезенныхъ вами денегъ не хватитъ, тогда что?
— Тогда будетъ очень скверно, отвчалъ я,— и потому не лучше ли бросить всю эту перевозку и идти съ моря разобрать транспортъ?
— Какъ можно, сказалъ онъ,— это очень опасно, тамъ ходятъ буруны, и если что случится, то я буду отвчать.
— Во-первыхъ теперь лто и погода стоитъ тихая, а во-вторыхъ я слышаль отъ многихъ купеческихъ лоцмановъ, что у мыса Учь хорошо стоять, грунтъ надежный, и такъ какъ глубина уменьшается постепенно, а не вдругъ, то волненіе не очень убоисто. Купеческія суда часто тамъ останавливаются на якор.
— А что вы думаете! вскричалъ онъ:— вдь это было бы очень хорошо и ничего не стоило бы казн. Подождемъ до завтра, если Ногаи не ршатся взять перевозку гуртомъ, то пойдемъ къ Учу.
На другое утро Кара-Ногаи не явились. Послали переводчика на берегъ спросить ихъ, и онъ узналъ что т, которые торговались съ нами, ухали изъ аула, а другіе совсмъ не берутся возить. Надобно было ршиться идти разбирать и грузить лсъ съ моря.
Хотя берегъ, гд выкинутъ былъ транспортъ и принадлежитъ шамхалу Тарковскому, но по немъ такъ часто бродятъ шайки Чеченцевъ, что для безопасности Ф. писалъ начальнику свернаго Дагестана, прося его прислать конвой изъ ближайшей крпости, для охраненія нашихъ матросовъ въ то время. когда они будутъ ломать транспортъ, такъ какъ ихъ было очень немного: шесть человкъ съ шхуны и двое отъ меня, остальная же моя команда, то-есть девять человкъ, должна была грузить лсъ на шлюпки и перевозить на баржу.
Недли черезъ дв мы получили извстіе, что конвой, назначенный для охраненія нашего, выступилъ изъ крпости Кази-Юрта и скоро будетъ на мсто, тогда мы съ шхуной отправились къ мысу Учь, она пошла вокругъ острова Чечень, а я,знакомымъ уже проходомъ, прямо вышелъ въ море, и слдовательно, гораздо прежде прибылъ на мсто. Я сталъ на якорь противу самаго транспорта, на глубин 4 1/2 саженей, не далеко отъ берега, шхуна подошла въ тотъ же день, но стала на якорь гораздо дальше въ мор.
На другой день, около полудня, прибылъ назначенный намъ конвой, онъ состоялъ изъ тридцати человкъ пхоты и девяти казаковъ. Капитанъ, начальствовавшій конвоемъ, расположился бивакомъ около разбившагося транспорта, и мы тотчасъ приступили къ работ.
Погода стояла тихая, и такъ какъ берегъ въ этомъ мст довольно приглубъ, то я подошелъ къ нему на разстояніи одной версты, такъ что съ баржи почти къ самому берегу можно было протянуть веревку, по которой могли тянуться лодки, нагруженныя лсомъ. Работа шла успшно, хотя и дулъ иногда свжій втеръ, но не было большого волненія, такъ что на пятый день транспортъ былъ разобранъ совершенно, и для того, чтобы перевезти весь лсъ на баржу, требовалось не боле одного дня.
Въ полдень я съхалъ на берегъ, чтобы посмотрть, сколько еще осталось лсу, и нашелъ Ф., сидящаго въ палатк капитана за завтракомъ, состоявшимъ изъ кусковъ баранины, поджаренныхъ на угольяхъ на ружейномъ шомпол.
— Знаете ли что? сказалъ Ф.:— капитанъ говоритъ, что ему завтра непремнно надобно уйдти, у солдатъ нтъ больше провіянта.
— Что же! отвчалъ я:— завтра къ вечеру я погружу весь лсь, и тогда ужь намъ конвой не нуженъ.
— Да дло въ томъ, возразилъ Ф.,— что онъ не можетъ остаться и до вечера, у нихъ только на два дня провіянта, а столько времени нужно, чтобы дойдти до Кази-Юрта.
— Но вдь вы просили конвой на десять дней, а теперь только пятый? спросилъ я.
— Нашему коменданту не такъ передали ваше требованіе, отвчалъ конвойный начальникъ:— ему приказано послать конвой на десять дней, и онъ полагалъ, что тутъ включено время на переходъ, а потому и веллъ взять на столько провіянта. Я думаю вотъ что. Завтра, если будетъ тихо, то вы еще до вечера успете забрать весь лсъ, до сихъ поръ мы видли, что никто кром мирныхъ Ногаевъ не показывается здсь: такъ пусть конвой идетъ, и я съ нимъ уду, потому что мн нужно по своему порученію, осмотрть дороги, мн будетъ безопасне съ конвоемъ, а вы оставайтесь и доканчивайте погрузку. Только совтую отойдти подальше отъ берега, лодка съ лсомъ можетъ ходить на веслахъ, а вамъ безопасне, въ случа, если захватитъ втеръ.
Я былъ молодъ,— одна мысль, что могутъ усомниться въ моей храбрости, заставила бы ршиться не на такой поступокъ. Недолго думая, согласился я на предложеніе Ф., нисколько не разсчитывая, что какъ только останусь одинъ, то что бы ни случилось, и отвчать за все буду одинъ. Я даже не думалъ попросить Ф., чтобы онъ не отправлялъшхуны въ заливъ, прежде чмъ я буду готовъ и уйду отъ опаснаго берега.
На другой день было воскресенье, погода стояла совершенно тихая, и я, еще до восхода солнца, оттянувшись подальше отъ берега, началъ перевозить лсъ, конвоя уже не было, и шхуна также снялась съ якоря и ушла въ Аграханскій заливъ, работа наша шла довольно успшно, только меня немного безпокоило, что около разбросаннаго лса собралось много Татаръ, чего прежде, когда былъ конвой, не случалось. Я тотчасъ самъ похалъ на берегъ, и унтеръ-офицеръ мой сталъ жаловаться, что Ногаи сдлались очень дерзки и въ глазахъ воруютъ лсъ, въ это самое время одинъ Ногай, положивши себ на плечи доску, хотлъ съ ней идти, я тотчасъ бросился къ нему и ударилъ его бывшею у меня въ рукахъ палкой, онъ бросилъ доску и пустился бжать. Примръ этотъ подйствовалъ, и Ногаи присмирли, но однакожь они не уходили, и я — нечего было длать! — остался самъ караулить лсъ, покуда лодка ходила на баржу. Видя, что ничего нельзя украсть, Ногаи понемножку разошлись, тогда мн можно было возвратиться на свой корабль.
Передъ закатомъ солнца, унтеръ-офицеръ сказалъ мн, что лсу осталось очень мало, не больше какъ на одну лодку. Удача балуетъ человка,— мн не хотлось оставлять что-нибудь Ногаямъ, и я послалъ всхъ людей, чтобы они поскоре забирали все и возвращались, на барж кром меня остались только три матроса, изъ нихъ одинъ больной. Лодка ушла, и я до самыхъ сумерокъ наблюдалъ въ зрительную трубу, какъ нагружали ее лсомъ, а когда ничего не стало видно, спустился въ каюту, надясь, что она скоро возвратится, и мечтая объ удовольствіи уйдти отъ этого берега, гд я ни одной ночи не могъ уснуть спокойно.
Посл хлопотливаго дня, необыкновенно пріятно было сбросить верхнее платье и съ кейфомъ пить чай. Мысль уносила меня въ Астрахань, и я уже воображалъ, какъ пріятно будетъ мн отдохнуть съ своею семьей, какъ главный командиръ будетъ доволенъ мною, что я соблюлъ выгоды казны: и дешево, и скоро погрузилъ лсъ.
Мечты мои были не продолжительны.
— Ваше благородіе, на берегу сигналъ подаютъ! раздался позади меня голосъ.— Я оглянулся, усатая физіономія матроса Петрова выглядывала въ дверь каюты.
— Какой сигналъ? спросилъ я.
— Да на берегу что-то не ладно, ребята два огня зажгли, отвчалъ онъ.
Какъ былъ, полуодтый, захвативъ только зрительную трубу, выскочилъ я на палубу.
Втру не было, только небольшая зыбь шла съ моря.
Первою моею мыслію было, что лодку очень нагрузили лсомъ, и она потекла, такъ что матросамъ не на чемъ перехать.
— Садись двое въ четверку! закричалъ я:— а ты, больной, оставайся здсь, мы сейчасъ вернемся, если же подуетъ втеръ, то потрави канату. Достанетъ у тебя силы?
— Достанетъ, отвчалъ больной матросъ,— канатъ разведенъ, а перевести его я и одинъ смогу.
Мы сли въ четверку, самъ я на руль, а два единственные матроса въ весла, и отправились къ берегу.
Я столько разъ упоминалъ слово буруны, что, думаю, нужно немножко поподробне описать ихъ. Морская волна, идущая съ глубины, взрываетъ одну лишь поверхность моря, не касаясь дна, которое глубоко, и потому катится плавно и ровно, но если на пути ея встртится возвышенность грунта, такъ что она касается ея, то волна тотчасъ поднимается вверхъ совершенно вертикально, и, достигнувши извстной высоты, верхушка ея загибается впередъ гребнемъ и падаетъ каскадомъ, чмъ больше глубина и круче встрченная мель, тмъ выше поднимается бурунъ. Превосходная картина — смотрть на буруны вблизи, какъ они кипятъ и клокочутъ около подводныхъ камней и мелей. Хотя бурунъ бываетъ у каждаго морскаго берега, но если беретъ низменный и понижается въ море постепенно, то буруны не поднимаются высоко, если же есть яръ, тогда они въ полномъ разгар.
Когда мы стали подъзжать къ берегу, уже стало темно, и адскій шумъ отъ буруновъ поразилъ мой слухъ, зыбь, едва замтная около судна, у берега длалась очень опасною, но желаніе узнать, что сдлалось съ моею командой, было сильне, и я продолжалъ держать поперекъ буруновъ. Лишь только шлюпка вошла въ первую гряду, какъ позади насъ поднялся водяной столбъ, мы не успли уйдти, и половина его была въ шлюпк, отливать воду было некому да и некогда, потому что толчокъ, который далъ намъ бурунъ, быстро бросилъ насъ во вторую гряду, тамъ еще прибыло къ намъ воды и бросило въ третью, такъ что не успли мы опомниться, какъ шлюпка была уже выброшена на берегъ.
Только что я выскочилъ на землю, какъ сбжались полураздтые матросы и разказали, что лодка съ лсомъ погибла въ третьей гряд буруновъ, а они едва спаслись вплавь, тогда приказавши поскорй вылить воду изъ своей четверки, я веллъ еще тремъ человкамъ ссть въ шлюпку, четверо должны были гресть, а одинъ отливать воду. Больше взять людей я опасался, потому что на грузной шлюпк трудно переходить черезъ буруны, а ршился лучше еще нсколько разъ създить на беретъ.
Первую гряду буруновъ мы миновали благополучно, но когда приблизились ко второй, то въ темнот я худо разсчиталъ и въхалъ въ нее именно въ то время, когда только что нашедшая волна стала подниматься буруномъ. Въ одно мгновеніе вышибло изъ рукъ гребцовъ весла, залило шлюпку до половины и отбросило назадъ. Вс кинулись отливать воду изъ шлюпки, которая начинала тонуть, между тмъ какъ быстрое теченіе, идущее между бурунами, понесло насъ вдоль берега, такъ что когда я это замтилъ, то огни, у которыхъ грлась моя команда, были далеко. Тогда потерявши надежду выбиться изъ буруновъ въ море, я приказалъ бросить выливать воду, а скоре взять весла, и давши ходъ шлюпк, направилъ ее прямо въ берегъ черезъ бурунъ, насъ выбросило въ разстояніи около полуверсты отъ того мста, откуда мы похали.
Вытащивъ шлюпку подальше на песокъ, чтобы до нея не доходили буруны, совершенно мокрые отправились мы къ огнямъ своихъ сотоварищей. Они не видли всего, что происходило съ нами, и не знали, что мы на берегу, а потому очень перепугались, когда увидли шедшую по берегу толпу людей, вс были совершенно безъ всякаго оружія.
Я закричалъ имъ, что это мы, и бросился къ огню, потому что хотя было лто, но въ мокромъ плать дрожь пробирала до костей, и уже отогрвшись, сталъ раздумывать о своемъ горестномъ положеніи. Больше всего смущала меня мысль, что на барж остался только одинъ больной матросъ, и если засвжетъ втеръ, то Богъ всть, что можетъ случиться. Съ боязнію посматривалъ я на небо, а оно, на горе мн, было зловщее, отъ юго-востока поднимались черныя тучи, и сталъ накрапывать мелкій дождь.
На берегу оставалось много мелкаго лсу отъ разломки транспорта, и матросы развели большой огонь, бдняки были въ однхъ, рубашкахъ, а остальное платье сушилось.
Вмст съ нами грлся у огня старый Ногаецъ, бывшій караульщикомъ у транспорта, онъ еще днемъ выпросилъ у меня остатки лсу и берегъ его, чтобы другіе не украли.
Господинъ, сказалъ онъ мн, иди ночевать въ аулъ, кибитка спать хорошо, а здсь не хорошо, днемъ два Лезгинъ приходилъ, все спрашивалъ, сколько Русскихъ и зачмъ ушли солдаты. Ступай въ аулъ, если Лезгинъ придетъ, не хорошо будетъ, они мошенники, въ горы уведутъ васъ.
Я понималъ, что Ногай говоритъ дло, но ршиться идти въ аулъ не могъ, уйдти, не зная объ участи баржи, было для меня совершенно невозможно. Что бы ни случилось, думалъ я, по крайней мр все самъ увижу.
Надобно было однакожь подумать о предосторожности, въ случа если придутъ незваные гости. Такъ какъ оружія у насъ не было и защищаться не чмъ, то я приказалъ людямъ, если на насъ нападутъ, бросаться въ воду и скрываться въ бурунахъ, а Ногаю веллъ между тмъ тотчасъ бжать въ свой аулъ и извстить о нападеніи. Хотя это было самое ненадежное средство, потому что Ногаи съ абреками {Абреками въ Чечн называютъ шайки отчаянныхъ Чеченцевъ, которыя не имютъ совершенно ничего и живутъ только грабежемъ.} дйствуютъ заодно, но другаго не было.
Поставивъ часоваго подальше отъ огня, чтобы онъ лучше могъ видть въ темнот, я позволилъ остальнымъ ложиться спать и самъ легъ межъ ними, хотя и зналъ, что ужъ никакъ не засну. Мысли мои поперемнно блуждали, переходя отъ баржи къ собственному моему положенію и обратно, дождь пошелъ сильне, и молнія, изрдка прорзывая темноту, освщала мой корабль. Втра совершенно не было, но въ этой тишин было много опаснаго. Меня порядочно смочило дождемъ, и старикъ Ногай, сжалившись, покрылъ меня своимъ тулупомъ.
Тутъ въ первый разъ взглянулъ я на своихъ людей и, несмотря на всю тяжесть моихъ заботъ, невольно разсмялся, картина была въ своемъ род единственная. Бдняки, не имя чмъ прикрыться отъ дождя, придумали себ одяла изъ оставшихся нсколькихъ досокъ, и въ разныхъ направленіяхъ лежали на спин, положивши на себя по доск, а такъ какъ он были очень не широки, то каждый старался вытянуться какъ можно боле, чтобы спрятать подъ доску вс свои члены, потому что больше одной на брата не доставало.
Легко мн описывать эту ночь теперь, но никому не желаю испытать подобной. Служба моя только-что начиналась, въ Астрахани меня ждали мать и сестры, для которыхъ я былъ надеждою и подпорою. Если я и останусь живъ, то что ожидаетъ меня за мою неосторожность, когда она повлечетъ за собою гибель судна или потерю людей?
Медленно, долго тянулась ночь, воображеніе было разстроено, и я ни на минуту не могъ заснуть. Мн чудился то конскій топотъ, то свистъ втра, безпрестанно вскакивалъ я и прислушивался. Даже самая заботливость Ногая мало была полезна, его тулупъ содержалъ въ себ много наскомыхъ, къ которымъ я вовсе не привыкъ. Такое ужь было несчастіе во всемъ.
Втра не было всю ночь, хотя бурунъ не уменьшался, но лишь только показалась заря и можно было видть окружающіе предметы, подулъ съ моря втерокъ. Опасаясь, чтобы онъ не засвжлъ и не принудилъ меня провести еще мучительную ночь, я кликнулъ матросовъ и приказалъ имъ идти къ шлюпк. Осмотрвши ее, мы нашли, что она порядочно пострадала отъ ударовъ о песокъ, однакожь еще держалась на вод. Выбравъ двухъ гребцовъ и третьяго, чтобы выливать воду, я ршился опять попытаться прохать черезъ бурунъ, надясь, что днемъ лучше угадаю въхать въ него въ ту минуту, когда волна опадетъ, а слдующая еще не успетъ подняться.
Я простился съ остававшимися на берегу, общая тотчасъ прислать шлюпку за ними, какъ только буруны улягутся.Мы сли въ четверку, гребцы приготовили весла, а остальные матросы, дружно приподнявши ее, столкнули въ воду.
Вроятно, не каждому случалось прозжать черезъ буруны на маленькой шлюпк, какой страшный шумъ оглушаетъ тогда бднаго пловца! оно конечно ничего, если это только катанье или, пожалуй, даже и необходимость, но когда знаешь, что если выброситъ тебя назадъ, то выброситъ на гостепріимный берегъ. У меня назади не было гостепріимнаго берега, я долженъ былъ во что бы то ни стало перехать на судно, а если единственная шлюпка разобьется, то не было уже никакой надежды попасть на него.
Въ двадцати саженяхъ отъ берега налетлъ на насъ страшный бурунъ и прикрылъ совершенію. ‘Не робй! держи крпче весла!’ только усплъ и закричать своимъ гребцамъ, какъ ротъ былъ полонъ соленой воды. Въ эту минуту мн послышался далекій, какъ бы заглушенный крикъ: ‘прощайте, ваше благородіе!’ мн даже казалось, что это мечта, но не до того было, чтобы думать въ это время: смерть близко, а умирать не хотлось.
Къ счастію нашему, гребцы не выпустили изъ рукъ веселъ, и лишь только волна опала, какъ они двинули дружно шлюпку, и она перескочила черезъ первую гряду, шлюпка была полна воды, но мы скоро отлили ее фуражками и сапогами, держась между двумя стнами буруновъ, потому что хать въ нихъ, когда шлюпка отъ воды отяжелла, было было бы безумно. Ни берега, ни оставшейся команды, намъ не было видно.
Оправившись наскоро, мы пустились опять впередъ и въхали во вторую гряду, этотъ перездъ былъ удачне, такъ что только немного воды попало къ намъ, и мы, не останавливаясь уже, перехали третью гряду, на ней бурунъ былъ меньше и не поднимался такими высокими гребнями.
Только-что прохали буруны, какъ опасность миновалась совершенно, хотя съ моря и дулъ втеръ, но волненіе было правильное, и мы благополучно дохали до баржи.
— Здравствуй! все ли у тебя благополучно? спросилъ я своего больнаго.
— Все благополучно, ваше благородіе, слава Богу! ночь прошла тихо, да я и не спалъ, лихорадка трусила, такъ ужь не прозвалъ бы потравить канату, еслибы сдлался втеръ, отвчалъ матросъ.
Первая минута когда я вступилъ на палубу, была радость спасенія: человкъ всюду эгоистъ, во вторую я съ тоскою взглянулъ на берегъ и увидлъ моихъ бдныхъ матросовъ, которыхъ никакъ не могъ перевести на баржу. Я зналъ, что бдняки голодны, но какъ было помочь? попробовалъ было положить въ бочонокъ сухарей и пустилъ его, но увы! онъ плылъ не къ берегу, а по теченію, вдоль его.
Я полагаю, что не ошибусь въ сравненіи, если скажу, что только влюбленный можетъ такъ внимательно смотрть на свою милую, какъ смотрлъ я на завтный берегъ. Я помстился на палуб, положилъ зрительную трубу на бортъ и черезъ нее слдилъ за малйшими движеніями на берегу.
Около полудня, начали со всхъ сторонъ съзжаться Ногаи на арбахъ и разбирать оставшійся лсъ, матросы какъ будто говорили имъ что-то и размахивали руками, но потомъ вс вдругъ столпились въ кучу, какъ испуганное стадо, и отошли въ сторону. Наконецъ, стали появляться вооруженные всадники въ черкесскихъ платьяхъ, они подъзжали къ матросамъ и казалось о чемъ-то спрашивали ихъ. Часа въ три пополудни матросы вдругъ пошли отъ берега къ песчанымъ буграмъ и скрылись за ними.
Куда они пошли? вотъ вопросъ, который задалъ я себ и не могъ ршить, больше нечего мн было смотрть на берегу, и я сталъ ждать…
Ночь прошла спокойно, хотя втеръ продолжалъ дуть по-прежнему. Природа взяла верхъ, и я уснулъ на палуб, но какой это былъ тревожный сонъ! При первомъ разсвт, какъ только можно было смотрть вдаль, я опять навелъ трубу на берегъ, но онъ былъ пустъ, на немъ ни души не было. Втеръ не стихалъ, буруны не уменьшались, и я боялся рисковать еще разъ хать на берегъ для развдки.
Весь день прошелъ въ томительномъ ожиданіи, матросы не появлялись на берегу, и Ногаи также не показывались, потому что лсу уже ничего не оставалось.
Долго, невыносимо долго, тянулся этотъ день и слдующая за нимъ ночь.
Такъ, безъ всякой перемны, прошелъ еще день и еще одна ночь. Я упадалъ духомъ.
Съ половины третьей’ ночи втеръ сталъ стихать и измняться отъ берега, это скорй всего могло уничтожить буруны, и надежда стала оживать во мн. Съ разсвтомъ точно я замтилъ, что волненіе стало тише, и буруны не поднимались уже такъ высоко какъ прежде, поджидая, чтобы они еще боле утихли, я ходилъ по палуб, все надясь, что вотъ появятся матросы, но ихъ не было. Мысли, одна другой мрачне, сжимали голову, и я уже потерялъ надежду еще разъ увидть свою команду,— какъ вдругъ крикъ: ваше благородіе, ребята идутъ! въ одно мгновеніе пробудилъ меня къ жизни, я схватилъ трубу и увидлъ матросовъ выходившихъ изъ-за песчаныхъ бугровъ, сосчиталъ ихъ, они были вс!.. Какая жаркая молитва благодарности изливалась изъ измученной души моей.
— На четверку! закричалъ я бывшимъ при мн четверымъ матросамъ, и трехъ изъ нихъ, кром больнаго, отправилъ на берегъ. Перевозка кончилась благополучно, и я вздохнулъ свободно, увидвши всхъ людей своихъ на палуб баржи.
Унтеръ-офицеръ разказалъ мн, что когда шлюпку мою покрыло буруномъ, то они, думая, что я погибъ, закричали мн: ‘прощайте’, но потомъ увидли, какъ мы выбрались изъ буруновь и пристали къ барж, тогда, не безпокоясь уже о нашей участи, стали думать о себ. Сначала они бранили Ногаевъ, которые брали самовольно лсъ, но т не хотли ихъ слушать и говорили: ‘чего вы бережете, сами будете ли цлы?’ Конные, которые прізжали къ берегу, были мирные Черкесы, они спрашивали матросовъ, зачмъ они здсь и отчего не дутъ на судно, гд ихъ лодка? Потомъ подошелъ къ нимъ старикъ Ногай, сказалъ, что онъ старшина изъ ближайшаго аула и сталъ звать ихъ съ собою въ аулъ, говоря, что если они останутся на ночь на берегу, то ихъ или убьютъ или увезутъ въ горы, что т, которые прізжали на лошадяхъ, не добрые люди, они служатъ переметчиками абрекамъ и непремнно приведутъ ихъ сюда. Матросы послушались старшины и пошли съ нимъ въ аулъ, расположенный верстахъ въ четырехъ отъ того мста. Ногай привелъ ихъ въ свою кибитку и запретилъ имъ выходить изъ нея даже днемъ, а на ночь далъ всмъ оружіе и веллъ ложиться спать въ кибитк, самъ же, тоже вооруженный, легъ въ дверяхъ. Такъ провели они три дня, старикъ берегъ ихъ, но только не могъ дать имъ порядочной пищи, потому что былъ очень бденъ, а предложилъ имъ то, что самъ лъ: немного ржаной муки, вскипяченной въ морской вод, потому что прсной вблизи аула нтъ.
— Два дня мы терпли голодъ, говорили матросы,— и не могли сть этого варева: больно нечисто, столько въ него нападало мухъ, точно варенье сдлалось, на третій уже день очень отощали, такъ поли немного, а вотъ Бердеву было хорошо: ему бабы молока носили.
Какъ только втеръ стихъ, Ногай тотчасъ проводилъ матросовъ до берега и очень былъ радъ, что уберегъ ихъ отъ абрековъ.
Минуты лишней не мшкалъ я у негостепріимнаго берега, и хоть втеръ былъ очень тихій, однакоже доночи успли мы отойдти подальше въ море и тамъ выжидать попутнаго втра. ДоБирючей Косы дошелъ я благополучно и, выполнивъ тамъ вс обряды карантина, пошелъ въ Волгу, до Астрахани оставалось только сто верстъ и мн хотлось какъ можно скоре пройдти ихъ. Втеръ дулъ попутный, что большая рдкость въ Волг, только наступала уже ночь, хотя и лунная. Даже люди, хорошо знающіе вс фарватеры Волги, не ршаются идти въ устье ея ночью, въ ней очень много отмелей, которыя ежегодно измняютъ свое положеніе, но я не подумалъ объ этомъ и, надясь, что хорошо знаю вс мели, поставилъ вс паруса и полетлъ вверхъ по рк. Баржа шла отлично, мсяцъ свтилъ какъ днемъ, я расхаживалъ по палуб и мечталъ объ удовольствіи свиданія съ дорогими людьми, какъ вдругъ,— такое ужь было мн тогда несчастіе во всемъ! — баржа со всего ходу плавно нашла на песчаную отмель, идущую отъ праваго берега, ударъ былъ очень легкій, потому что мель не крута, и судно постепенно теряло ходъ, такъ что я этого не замтилъ вовремя. Мечты разлетлись въ прахъ, когда баржа остановилась, и мн представилась самая непріятная дйствительность — сидть, какъ ракъ на мели.
Закрпивъ наскоро вс паруса, чтобы они еще больше не тащили на мель, я тотчасъ сдлалъ завозъ въ лвую сторону, гд глубина была больше, но баржа не трогалась съ мста, она была плоскодонная и сидла на земл всми точками своего дна. Оставалось одно дйствительное средство — выгрузить на берегъ часть лса и облегчить судно, но берегъ въ этомъ мст былъ не близко, а у меня нтъ шлюпокъ, только одна поврежденная четверка, и надобно было посылать на ближнюю ватагу, верстъ за пять, за лодками, но я пожаллъ матросовъ и ршился дожидаться утра.
Такъ какъ въ рк, хотя и на мели, опасности нтъ никакой, а днемъ трудовъ было не мало, то я заснулъ крпко, приказавши разбудить себя на разсвт. Встаю, и что же? день чудесный, тишина, втру нтъ, а съ нимъ нтъ и воды, которую онъ нагналъ вчера, она вся скатилась, и вокругъ баржи преспокойно расхаживаютъ вороны.
Какое это было для меня непріятное зрлище! Хотя я и не могъ подвергнуться большой отвтственности за то, что сталъ на мель въ рк, по которой мы вс ходимъ ощупью, но одного стыда уже было довольно.
Времени впереди много, надобно было выжидать, чтобы снова нсколько дней дулъ съ моря втеръ и пригналъ воду,— тогда только баржа могла сойдти съ мели, а чтобы воспользоваться самою малйшею прибылью, я началъ выгружать постепенно все. Для этого дали мн съ ватаги плоскодонную лодку, и на ней я перевезъ на берегъ не только весь грузъ, но даже вс принадлежности судна, а наконецъ и самыя мачты вынулъ и спустилъ въ воду. Когда ужь нечего было выгружать, я во второй разъ, въ эту несчастную кампанію, сталъ ждать, хотя теперь это было не такъ мучительно какъ прежде, за то вдвое досадне: тогда было горе, а тутъ досада.
Каждый вечеръ я думалъ: завтра, быть-можетъ, подуетъ нагонный втеръ, иногда онъ точно начиналъ дуть, но скоро стихалъ, не успвая нагнать довольно воды.
Изъ всхъ невыгодъ, какія падаютъ на долю каспійскихъ моряковъ, самое непріятное есть плаваніе по Волг, отъ Астрахани до взморья. Частые извороты рки, такъ что одинъ и тотъ же втеръ становится и противнымъ, и попутнымъ, мели, которыми изобилуетъ рка, длаютъ плаваніе несноснымъ. Мели Волги моряки длятъ на законныя и не законныя. Законныя находятся при самомъ выход изъ устья, миновать ихъ нельзя, и каждое судно должно простоять на нихъ нсколько дней, а иногда и мсяцевъ, чтобы дождаться, когда втромъ съ моря подниметъ воду. Хорошо еще, если оно сидитъ не глубоко, и ему немного надобно воды, а то большія суда, вышедши изъ Астрахани въ ма мсяц, иногда только въ сентябр успваютъ перетащиться черезъ мель.
Незаконными мелями называютъ т, на которыя можно стать и не стать, если фарватеръ хорошо знаешь, или лучше сказать, если есть хорошіе рулевые, поступившіе въ матросы изъ астраханскихъ рыбаковъ, они знаютъ Волгу, какъ свою постель. У меня на бду не было такого ни одного.
Такимъ образомъ, каждый вечеръ надясь и каждое утро теряя надежду, я провелъ мсяцъ, не подвинувшись ни на вершокъ впередъ. Отъ порта прислали ко мн пароходъ, чтобы онъ помогъ мн стащиться, когда прибудетъ вода, но ея не было, и пароходъ стоялъ безъ дйствія.
Командиръ ворчалъ и сердился на меня, что изъ-за другаго онъ долженъ былъ стучать въ камышахъ, отдавая себя на жертву комарамъ. Наконецъ, его потребовали для другаго порученія, онъ ушелъ, и я, по-прежнему, остался одинъ, бесдовать самъ съ собою и съ завистью любоваться, какъ не далеко отъ меня летли суда и лодки подъ парусами, а я сидлъ, будто невольникъ на цпи. Всего бы только саженъ на пятьдесятъ подвинуться, и былъ бы на свобод, да какъ ихъ перескочишь?
Какъ теперь помню: 29-го августа, похалъ я на ватагу къ обдн и тамъ еще замтилъ, что втеръ перемнился и подулъ съ моря, но это меня не обрадовало, я усталъ надяться. Возвращаюсь на баржу, и первый вопросъ: ‘Какъ вода’?—‘Прибываетъ’, отвчали мн, и судно стало шевелиться. Наученный горькимъ опытомъ, я не упустилъ на этотъ разъ уже ничего, чтобы воспользоваться временною прибылью воды, и къ вечеру былъ уже на свобод. Черезъ три дня баржа была совершенно нагружена, за мною пришелъ пароходъ и довелъ до Астрахани.
Такъ неудачно кончился для меня первый годъ на поприщ командирства, у молодаго командира, за его неловкость, отняли судно и посадили на нсколько мсяцевъ на береговое содержаніе.