Персия. Тегеран и Испагань, Географические Исследования_и_путешестви, Год: 1852

Время на прочтение: 40 минут(ы)

ПЕРСІЯ.

ТЕГЕРАНЪ И ИСПАГАНЬ.

(Изъ путевыхъ записокъ.)

Съ мсяцъ мы подвигались медленно и съ трудомъ по снгамъ Арменіи. Это утомительное шествіе прерывалось лишь рдкими днями отдыха, и по мр того, какъ мы приближались къ персидской границ, вмст съ усталостью отъ дороги, увеличивалось въ насъ желаніе придти скоре къ концу ея. Наконецъ мы выхали изъ оледенлыхъ пустынь, гд, при 25 градусахъ холода, ураганы съ овраговъ Тавра подвергли наше терпніе столь жестокимъ испытаніямъ. Отрядъ всадниковъ ожидалъ насъ при опушк двухъ владній, Турціи и Персіи. Они были посланы Мегеметомъ-Шахомъ намъ навстрчу, и должны были служить намъ проводниками по землямъ владыки Ирана. Въ глав ихъ находились сынъ и племянникъ правителя провинціи, въ которую мы входили. Мы погнали нашихъ лошадей, и вскор мы были посреди гостепріимной свиты, съ которою обмнялись обычными саламалеками. Начальники отряда пригласили насъ потомъ продолжать путь по владніямъ шаха, ихъ господина.
Во-время исполненія этихъ формальностей я внимательно наблюдалъ физіономіи и странныя одянія, насъ окружавшія. Сынъ и племянникъ правителя, стоявшіе въ глав отряда, были два молодые человка съ почти дтскимъ лицомъ, рзко отличавшимся отъ ихъ мундировъ, сшитыхъ по образцу европейскому. Одинъ изъ нихъ, имвшій не боле тринадцати или четырнадцати лтъ, былъ одть въ зеленый сюртукъ съ серебряными пуговицами, съ отворотами изъ амарантоваго бархата, на плечахъ у псго была огромная пара золоченыхъ эполетъ, а на пояс болталась большая сабля, поддерживаемая аграфами эмальированнаго золота, его маленькія ноги были спрятаны въ широкія панталоны, заткнутыя въ ботфорты съ кисточками. Другой, немного старше, имлъ такое же платье, какъ его товарищъ, исключая цвта сюртука, бывшаго алымъ, онъ имлъ чинъ полковника. Подъ начальствомъ этихъ двухъ командировъ шелъ отрядъ во сто угрюмыхъ всадниковъ, окружившихъ насъ, но обмн первыхъ привтствій, въ вид обширнаго круга. Такъ, заключенные со всхъ сторонъ, мы походили боле на плнниковъ, чмъ на посольство, защищаемое почетною стражею.
Одяніе этихъ всадниковъ было весьма странное и разнообразное. Особенно замчательны были Курды оригинальною дикостью своего костюма, почти у всхъ ихъ были куртки яркаго цвта, свтло-голубаго, желтаго, пурпуроваго, каждый всадникъ быль перетянуть широкимъ черной кожи кушакомъ или шалью, придерживающей съ правой стороны выпуклый щитъ изъ носороговой кожи, украшенный позолотою, а съ лвой очень выгнутую саблю безъ чашки, въ чорно-сафьянныхъ ножнахъ. Нкоторые изъ всадниковъ прибавили къ этому воинскому убранству пистолетъ, прикладъ котораго, торчавшій за спиной въ кушак, былъ обмотанъ длиннымъ шнуркомъ, повязаннымъ крестъ-на-крестъ около ихъ шеи. Два или три мшечка, висвшіе на этомъ шнурк, заключали порохъ, пули и кремни. Широкія панталоны, синія или блыя, сверху покрытыя маленькимъ полукафтаньемъ, разввались около ноги, или были стянуты лентою у лодыжки. Обувь состояла въ красной кожи сапогахъ или башмакахъ, съ продолговатою и вверхъ концомъ поднятою подошвою, напоминавшихъ форму бабушей китайскихъ. Вс эти Курды имли остроконечныя шапки изъ рыжаго войлока, придерживаемыя тюрбаномъ, или большія красныя ермолки, окруженныя желтымъ съ чорными крапинами лоскутомъ, разорванные концы котораго развевались довольно красиво по ихъ голой и загорлой ше. Вс они также держали въ правой рук пику, сдланную изъ длиннаго бамбука, оканчивавшуюся желзнымъ остріемъ, окруженнымъ двумя маленькими пучками мирныхъ перьевъ. Одежда Персовъ, смшанныхъ въ маломъ числ съ Курдами, была проще. Сверхъ длиннаго платья, узкаго и стянутаго у таліи, драпировалось платье боле широкое, открытое и съ сборчатыми по локоть рукавами. Нкоторые имли широкій плащъ, аббахъ, изъ верблюжьей шерсти, съ коричневыми по блому фону полосами. Остроконечная шапка изъ черной овчины была надвинута до ушей и касалась густой бороды, разстилавшейся по ихъ груди. Почти вс были вооружены длинными ружьями, прислоненными къ лвому плечу, или положенными впереди, поперегъ сдла.
Таковы были странные сателлиты, долженствовавшіе вести насъ по Персіи. Едва мы тронулись съ мста, какъ они представили намъ зрлище одной изъ тхъ fantasias, въ которыхъ восточныя войска любятъ выказывать свою ловкость и быстроту. Намъ сказали, что этотъ воинскій праздникъ давали въ честь нашу, и что мы должны считать это за выраженіе большаго отличія. Сначала спокойная масса всадниковъ пришла мало-по-малу въ движеніе, нкоторые отдлились и понеслись въ галопъ по нашимъ сторонамъ, потрясая своими бамбуковыми пиками и выдлывая блестящія штуки своими длинными ружьями. Вскор, возбужденные этимъ началомъ, избгая другъ-друга, сближаясь, показывая видъ то нападенія, то бгства, они представили, со смлостію и свободою совершенныхъ всадниковъ, картину сраженія, давшую намъ большую идею о персидской конниц. Подобный отрядъ конечно будетъ ужасенъ въ войну стрлковъ и партизановъ, гд непріятель, измученный, преслдуемый безостановочно этими воинскими труппами, истощится въ напрасныхъ усиліяхъ настичь и поразить своихъ неуловимыхъ наступателей.
Видъ этихъ воинскихъ игръ одинъ напоминалъ намъ, что мы были въ другой стран, и что турецкое народонаселеніе важныхъ и медленныхъ привычекъ уступило мсто обществу характера боле живаго и бойкаго. Что касается до природы, то она представлялась скучною, и опустошенною. Дома, въ которыхъ мы ночевали, были грязны. Однако мало-по-малу мы приближались къ мене дикой части страны, и вскор могли замтить значительное улучшеніе въ жизни, въ матеріальныхъ средствахъ жителей. Удобные и чистые дома замнили жалкія пастушескія хижины Въ городахъ, проходимыхъ нашимъ караваномъ, также замтны были слды боле развитой образованности, и въ нравахъ народонаселенія, рядомъ съ нкоторыми нескладностями, много сторонъ симпатичныхъ и почти увлекательныхъ. Необходима была вся привтливость этихъ нравовъ, чтобы сдлать для насъ сносными трудности путешествія, долженствовавшаго продолжиться еще три мсяца до Тегерана, посреди снговъ, оставленныхъ нами лишь невдалек отъ этой столицы.
Наконецъ мы увидли стны Тегерана, и съ этой минуты вс наши непріятности были забыты. Новый отрядъ вышелъ намъ навстрчу, чтобы выполнить формальность, называемую Персами истанбаломъ, что буквально значитъ дйствіе идти навстрчу, Истанбалъ отдается только значительнымъ путешественникамъ. Посреди всадниковъ, вышедшихъ къ намъ навстрчу, замтны были главные офицеры бегліера-бея (гражданскаго начальника) и сердара (военнаго начальника) города. Эти офицеры пригласили насъ сойти съ лошадей предъ входомъ въ великолпную изъ краснаго сукна палатку, украшенную богатою вышивкою, гд ожидалъ посланника завтракъ. Но посл продолжительнаго отдыха мы отправились по дорог въ Тегеранъ, и наше вниманіе вскор было совершенно поглощено зрлищемъ народа, толпившагося, чтобы видть насъ, съ криками, которые превышали хриплые голоса дервишей. Этихъ фанатиковъ можно было узнать по ихъ длиннымъ волосамъ, тигровымъ или шакаловымъ кожамъ, покрывавшимъ ихъ плечи. Вооруженные длинными палками или палицами, утыканными толстыми гвоздями, выходившими наружу остріемъ, они возбуждали энтузіазмъ толпы, крича повременамъ я — Али!
Какой смыслъ имлъ этотъ крикъ? Былъ ли онъ въ нашу честь, или призывалъ на головы наши гнвъ зятя пророка?
Въ присутствіи возбужденнаго народонаселенія, насъ окружавшаго, трудно было намъ удержаться отъ нкоторой недоврчивости. Особенно при вид дикаго лица и яростныхъ взгля: довъ дервишей, мы были въ-прав не врить въ доброту этихъ сомнительныхъ изъявленій симпатіи, сопровождаемыхъ религіознымъ крикомъ я Али! Однако намъ не было до этого большаго дла, народонаселеніе, тсныя волны котораго раздляла наша кавалькада, отвлекало на каждомъ шагу наше вниманіе отъ этого мало успокоительнаго фиглярства. Плясуны, музыканты, жонглеры, переодтые въ кожи зврей, смшивались съ толпою любопытныхъ, охотно разступавшихся, чтобы допустить ихъ до насъ. Нкоторые изъ этихъ жонглеровъ вели на веревк, или несли на плечахъ молодыхъ тигровъ, медвдей и обезьянъ. Подл, бойцы, обнаженные до пояса, ломались во вс стороны, и описывали большіе круги огромными палицами, оборачиваемыми около всего ихъ тла, выказывая своими кривляніями силу своихъ членовъ и эластичность своихъ мускуловъ. Дале, кондиторы разбивали передъ посланникомъ банки съ копфектами, разсыпавшимися подъ ноги его лошади. Потомъ, какъ-будто для того, чтобы очистить землю и прибить пыль, поднятую толпою, шли сакка или носильщики воды, неся въ рукахъ огромные мха, и проливая находящуюся въ нихъ воду по песку дороги. Все было употреблено, чтобы принять насъ достойнымъ образомъ: — пирожники, продавцы плодовъ, конфетчики пришли съ базара, и всякъ старался подать свои пироги или свои сласти, свои апельсины или свои гранаты. Выслали даже львовъ шаха привтствовать васъ своимъ рычаніемъ. Львовъ этихъ держали за простую желзную цпь, продтую сквозь ошейникъ, два человка, имвшіе, вмсто всякаго оружія, маленькій хлыстикъ изъ зеленаго дерева.
Не дозжая немного городскихъ воротъ, мы поочередно встрчали секретарей различныхъ посольствъ, посланныхъ ихъ начальниками привтствовать посланника Франціи. Мы вступили въ Тегеранъ при пушечной пальб, посреди двойнаго ряда солдатъ, стоявшихъ въ проходимыхъ нами улицахъ. Громъ начиналъ грохотать, и его глухіе раскаты сопровождали удары артиллеріи, молнія быстро смнялась, нсколько большихъ капель дождя упало въ ту самую минуту, какъ мы прибыли ко дворцу, назначенному для посольства, и Персы говорили, что намъ покровительствуетъ Аллахъ, допустившій посольство дойти до дворца до начатія грозы. Жилище посланника было немедленно наполнено всми высшими сановниками города, оно не опросталось въ-продолженіе многихъ часовъ. Пріемъ былъ сдланъ по правиламъ восточнаго этикета, и каждый поститель занималъ мсто по своему чину, около большихъ ковровъ, на которыхъ были разставлены огромные подносы, нагруженные сорбетами и лакомствами.
Мы разсчитывали пробыть нсколько дней въ Тегеран. Мы должны были встртить шаха въ Испагани, куда онъ былъ призванъ довольно важными интересами внутренней политики. Освободясь отъ пріемовъ и обычныхъ представленій, мы воспользовались остававшимся у васъ временемъ, для посщенія всхъ замчательныхъ мстъ оффиціяльной столицы Персіи. Первою нашею заботою было пріискать удобную квартиру, потому-что дворецъ, отведенный для посольства, не могъ помстить всей его свиты. Были принуждены искать для насъ помщенія въ сосднихъ домахъ, и съ трудомъ нашли его. Наконецъ удалось помстить насъ довольно удобно, и мы неочень дурно провели остававшіеся для насъ въ Тегеран дни отдохновенія.
Городъ этотъ иметъ четыре или пять километровъ въ окружности. Стны, по обычаю Персовъ, обставлены башнями, и нависли надъ крутизною рва. Ворота, украшенныя кирпичами разныхъ цвтовъ, защищены бастіономъ, выстроенномъ впереди стнъ. Но почти вс эти сооруженія падаютъ въ развалины, и не могутъ принести никакой пользы въ случа правильной аттаки. При первомъ взгляд, Тегеранъ представляетъ глазу длинную линію стнъ изъ желтаго кирпича, надъ которыми возвышаются нсколько куполовъ мечетей и кіосковъ шахова дворца. Зданія мало замчательны, базары дурно выстроены и жалкой наружности. Мечети въ общемъ вид не имютъ ничего величественнаго, въ подробностяхъ ничего изящнаго. Видно, что Тегеранъ сталъ лишь случайно столицею. Принцы Каджяры, сдлавшіе изъ этого второстепеннаго города первопрестольный градъ своего царства, не имли ни вкуса ни средствъ, увковчившихъ въ Испагани память о славной династіи Софіевъ. Единственная часть города, достойная замчанія, есть называемая Аркомъ. Здсь находятся дворецъ шаха съ его службами, домы нсколькихъ принцевъ царской крови и важныхъ придворныхъ. По восточному обыкновенію, Аркъ находится въ центр города и отдленъ отъ прочихъ частей стною, укрпленною и обнесенною рвами, съ висячими чрезъ нихъ мостами.
Главныя ворота этой царской ограды обращены на югъ, пройдя ихъ, вступаете въ длинную, мрачную галлерею, гд стоять солдаты и нсколько кагунджей. (Т, которые курятъ кагунъ или кальянъ.) Оттуда выходишь на большую площадь, по имени Меиданъ-и-Шахъ или Царская Площадь. Она окружена стнами, съ башнями и пушками, казармами и вншнею стороною сераля. Поставленныя по сторонамъ дворцоваго подъзда пушки, кажется, защищаютъ приступъ къ царской резиденціи, но разсмотрвъ ихъ ближе, замтишь, что он негодятся къ употребленію, что у одной недостаетъ колеса, у другой лафета, и что он скоре служатъ эмблемою царскаго могущества, чмъ средствомъ къ защит. Посредин Меидана возвышается на одинъ метръ высоты платформа, на которой поставлена, неизвстно для чего, огромная пушка. Она однако не остается совершенно безполезною, и сдланное изъ нея употребленіе слдуетъ упомянуть здсь, какъ черту мстныхъ нравовъ. Положено, что совершившій какое бы ни было преступленіе, если ему удастся забиться подъ ея разломанный ляфетъ, становится неприкосновеннымъ, онъ здсь выжидаетъ когда пройдетъ шахъ, всегда оказывающій ему помилованіе. Тегеранъ иметъ и другія убжища, по большей части въ мечетяхъ или извстныхъ гробницахъ имамовъ, находящихся въ большомъ уваженіи у богомольцевъ, по трудно поврить, что и конюшни пользуются тмъ же правомъ неприкосновенности. Это обыкновеніе основывается на предразсудк, перешедшемъ въ пословицу, которая говоритъ, что лошадь не приведетъ никогда къ побд провинившагося въ измн. Однако право убжища не распространяется на вс конюшни, злоупотребленіе было бы слишкомъ велико, оно соблюдается относительно конюшенъ шаха, важныхъ сановниковъ и иностранныхъ министровъ.
Сераль состоитъ изъ многихъ зданіи или отдльныхъ дворцовъ, возвышающихся посреди большихъ садовъ. Входъ въ нихъ со стороны Меидана, онъ называется вратами блаженства,— Деріемъ-са-Алетомъ, Надъ нимъ выстроенъ павильонъ, имющій въ центр залу съ огромнымъ окномъ, откуда шахъ смотритъ на маневры войскъ или увеселенія Байрама, Входъ въ сераль Тегерана запрещенъ всмъ. Единственная доступная часть въ немъ есть первая посл карауленъ и залъ, гд стоятъ дежурные офицеры. Входишь на дворъ, усаженный большими деревьями, подъ тнью течетъ свжая вода въ бассейнахъ и мраморныхъ каналахъ. Дворъ этотъ обнесенъ стною, на которой, въ вид украшенія, изображены аркады съ разнообразными въ нихъ рисунками, сдланными съ помощію маленькихъ раскрашенныхъ кирпичей. На противуположномъ конц этой парадной ограды возвышается тахтъ-и-канехъ или тронная зала. Тахтъ-и-канехъ составляетъ центръ маленькаго зданія, два флигеля по сторонамъ заключаютъ залы, назначенныя для лицъ, удостоенныхъ шахомъ быть зрителями придворныхъ церемоній.
Тронная зала остается незатворенною, отверстіе во всю ея ширину и во всю ея высоту выказываетъ ее въ цлости. Дв колонны, каждая изъ трехъ кусковъ алебастра, поддерживаютъ антаблементъ фасада: шэфтъ этихъ колоннъ изъ одного куска, въ нихъ около 9 метровъ высоты. На спираляхъ нжно нарисованы, зеленою краскою съ золотомъ, гирлянды цвтовъ, около вьются ползучія растенія. Стойки или бока передней части покрыты зеркалами въ золотыхъ рамахъ, вдланныхъ въ стну. Капитальная стна фасада украшена изваяннымъ алебастромъ. Въ верхней части зданія, во всю его длину, сдланъ навсъ изъ рзнаго и выкрашеннаго дерева, для защиты внутренности царской залы отъ вертикальныхъ солнечныхъ лучей. Огромный занавсъ или пердахъ изъ двойной холстины, украшенной рисованными арабесками, поднимающійся и опускающійся на блокахъ, образуетъ надъ залою родъ палатки, пропускающей лишь полусвтъ. Царская зала чрезвычайно великолпна: портреты царей, героевъ, женщинъ, картины сраженіи покрываютъ стны, арабески, зеркала всевозможныхъ величинъ и формъ, золоченные и лазуревые карнизы, соединяютъ между собою вс картины. Въ глубин залы находится большая ниша, достоточно глубокая для помщенія въ ней бассейна, изъ котораго вода поднимается и упадаетъ тонкимъ дождемъ, надъ бассейномъ окно со стеклами, представляющими цвты голубые, красные, желтые и зеленые, распространяетъ пріятный полусвтъ, полъ скрытъ подъ богатымъ и мягкимъ ковромъ. Потолокъ, для согласія съ столь роскошнымъ цлымъ, раздленъ на части скульптурною работою и прекрасными рисунками.
Посреди такъ великолпно убранной залы возвышается тронъ, обращенный къ отверстію. Трудно вообразить что-либо оригинальне и изящне этого трона. Онъ весь изъ алебастра и состоитъ изъ большаго стола, на конц котораго находится часть возвышенная, гд садится шахъ. Здсь кладутъ подушки изъ золотой парчи, удерживаемыя родомъ рзной спинки на двухъ маленькихъ колоннахъ. Эту эстраду окружаетъ галлерея, украшенная скульптурою и статуетками. Всходятъ на эту галлерею, имющую около одного метра высоты, по двумъ ступенямъ, утвержденнымъ на спин двухъ лежащихъ львовъ, по сторонамъ ихъ стоятъ два сфинкса. Другія части царской эстрады опираются въ центр на колонны, а по бокамъ на сидящихъ львовъ или каріатидовъ, представляющихъ пишкетметовъ, то есть пажей въ костюм гарема. Вс части этого трона изъ алебастра, съ золотыми украшеніями, на помъ возсдаетъ шахъ въ большіе праздники, во всемъ величіи царскаго великолпія, предъ своими придворными и привилегированными зрителями, получившими милость быть допущенными въ сосднюю ограду тахтъ-и-капеха. Во-время этихъ церемоній, шахъ присутствуетъ одинъ въ тройной зал, никто не можетъ стоять подл него, онъ долженъ являться въ ней, какъ бы въ сфер, особенной отъ смертныхъ. Воздухъ, которымъ онъ дышетъ, долженъ быть чистъ отъ всякаго другаго человческаго дыханія. Въ этомъ уединеніи, и благодаря искусному и фантастическому расположенію, среди котораго онъ представляется, шахъ кажется взорамъ своихъ подданныхъ высшимъ существомъ. Персидское воображеніе, быстро воспламеняемое, думаетъ видть божественный знакъ въ ореол, окружающемъ государя, и священный ужасъ соединяется съ уваженіемъ, внушаемымъ царскою особою.
Входъ въ другія части жилища шаха запрещенъ. Рдко первыя двери открываются для близкихъ къ монарху, или лицъ, находящихся въ милости, удостоенныхъ быть допущенными къ солнцу, освщающему міръ, полюсу вселенной, яркой звзд, блистающей надъ судьбою Персіи. Въ неприступномъ отдленіи сераля находятся комнаты женъ, дтей и невольниковъ всякаго рода, населяющихъ этотъ маленькій царскій городъ. Мегеметъ-Шахъ, царствовавшій во время нашего пребыванія въ Тегеран, не былъ такимъ великолпнымъ принцемъ, какъ его предшественникъ: дворъ и, особенно, внутренніе покои его были очень просты: Болзненная жизнь его проходила незамтно, въ исполненіи частныхъ добродтелей, достаточныхъ разв для снисканія ему уваженія его народа, по совершенно отрицательныхъ для величія и славы его царствованія.
Дома въ Тегеран рзко отличаются видомъ своимъ, большею частію бднымъ и жалкимъ, отъ великолпія царскаго жилища. Они очень низки. Едва можно насчитать нсколько, имющихъ два этажа. Персіяне, употребляя въ своихъ постройкахъ только сырой кирпичь, соединенный грязью, не могутъ имъ дать большихъ размровъ, не подвергая опасности ихъ прочности. Мы сами удостоврились, въ нашу бытность въ Тегеран, что несмлость персидскихъ архитекторовъ была отчасти благоразуміемъ. Время сдлалось очень дурнымъ, а, что обыкновенно случается посл зимы, проливные дожди продолжались четыре дня. Тогда большая часть домовъ пошатнулась и обрушилась, заваливъ улицы. Повсюду работники разчищали и поднимали эти импровизированныя развалины. Спустя два дни посл опустошенія, погода стала прекрасною, и только по свжей замазк можно было узнать разрушенные дома. Отчего происходитъ, что Персіяне, вообще столь промышленные и смышленные, имя вокругъ себя въ изобиліи камень и известку, упорствуютъ строить изъ грязи своихъ ручьевъ дряхлыя жилища, съ минуты на минуту грозящія подавить ихъ въ своихъ развалинахъ? Причина этого заключается въ обыча, почти общемъ на Восток,— обыча строить для себя, а не для своихъ потомковъ. Дти рдко остаются жить въ жилищахъ своихъ родителей. Потому, исключая домовъ богатыхъ, обыкновенно выстроенныхъ изъ прочныхъ матеріаловъ, совершенно невидно въ Персіи, ни въ городахъ, ни въ деревняхъ, жилищъ кром тхъ, прочность которыхъ, разсчитанная на малое число лтъ, не всегда даже достигаетъ срока, назначеннаго архитекторомъ.
Климатъ Тегерана считается не безъ причины чрезвычайно нездоровымъ. Городъ этотъ, расположенный при подошв горъ, защищающихъ сю отъ свжихъ втровъ, подверженъ, въ низменныхъ мстахъ, солнечнымъ лучамъ, невыносимымъ почти въ продолженіе шести мсяцевъ. Съ юга дустъ жгучій втеръ, а недостатокъ воды поддерживаетъ пагубную нечистоту. Улицы, базары, гд лтняя жара превращаетъ въ пары грязь зараженныхъ лужъ, образуемыхъ непрестанно небрежностію, наполнены зловредными міазмами, порождающими лихорадку и другія опасныя болзни. Чтобы избавиться отъ нихъ, дворъ, богатые люди, и вообще вс т, которыхъ не удерживаютъ въ город ежедневныя занятія, удаляются изъ него, начиная съ мая. Они узжаютъ въ долшзы сосднихъ горъ, на скат которыхъ ставятся палатки. Персіяне, какъ вообще вс восточные жители, имютъ большое расположеніе къ жизни номадной. Самъ Мегеметъ-Шахъ любилъ ее, и для него было удовольствіемъ жить въ палатк на скал Шимран, на берегу маленькаго ручья, текущаго но кремнистой почв, подъ тнью нсколькихъ изъ. Ддъ его Фетъ-Али-Шахъ не имлъ такихъ простыхъ вкусовъ, и потому для лта выстроилъ себ большой дворецъ, у подошвы горы. Это загородное мсто называется Касръ-э-Наджяръ (замокъ Каджяровъ) или Тахтъ и-Каджяръ (тронь Каджяровъ.) Планъ его сдланъ не безъ величія, и частности его замчательны. Сады, расположенные амфитеатромъ, и нсколько террасообразныхъ этажей, съ многочисленными лстницами, отдляютъ замокъ отъ парка, растительность котораго удивительной красоты для страны, большею частію безплодной.
У городскихъ воротъ есть другая царская резиденція, нын необитаемая, называемая Негаристанъ. Дворецъ этотъ замчателенъ залою, на стнахъ которой изображено представленіе шаху персидскому пословъ Франціи и Англіи, прибывшихъ ко двору Фетъ-Али-Шаха въ начал этого столтія. Въ глубин залы представленъ шахъ, на трон, окруженный своими сыновьями. На стн по правую руку генералъ Гарданнъ съ сопровождавшими его офицерами, на стн по лвую — сэръ Джонъ Малколмъ съ тремя лицами изъ своей свиты. Около нихъ, въ различныхъ положеніяхъ, важные государственные сановники, присутствовавшіе при церемоніи. Исполненіе этой картины весьма посредственно: перспектива фигуръ и предметовъ дурно понята, но цвта имютъ силу и рельефность, доказывающія, что персидскіе артисты, за неимніемъ знанія, которое пріобртается, владютъ живымъ чувствомъ искусства, трудомъ недостигаемымъ. Они рисуютъ по вдохновенію, безъ приготовленія. Они не умютъ соблюдать разстоянія и соединять подробности въ маломъ пространств по законамъ перспективы. Побуждаемые къ искусству рисованія природнымъ вкусомъ, они стараются подражать предметамъ по одиначк, не отдавая себ отчета въ отношеніяхъ, существующихъ между ними. Оттого они отличаются частною отдлкою: они выдлываютъ, напримръ, маленькіе цвты и украшенія съ врностью и отчетливостью превосходными, но лишь только оставляютъ этотъ родъ, для представленія большихъ видовъ, ихъ незнаніе вредитъ ихъ дйствительнымъ качествамъ, неразвитымъ изученіемъ. Однако, надо согласится, что удивительно найти у народа, имющаго столь мало сношенія съ Европою, произведенія, столь замчательныя, какъ картины Негаристана.
Какъ о самыхъ оригинальныхъ и любопытныхъ сценахъ нравовъ, какія только можно видть въ Персіи, должно упомянуть о религіозныхъ праздникахъ, справляемыхъ при начал каждаго года, въ первый день мсяца могаррема. Во-время нашего пребыванія въ Тегеран, мы имли случай присутствовать при этихъ торжествахъ, извстныхъ вообще подъ именемъ тазіэховъ. Цль піазіэховъ есть почитаніе памяти Али, зятя пророка, и сыновей его Гуссейна и Гассана, трагическая смерть которыхъ произвела расколъ, раздляющій мусульманъ на суннитовъ или послдователей Омара, и шіитовъ или послдователей Али. Расколъ этотъ, нисколько неизмнившій сущности ученія Магомета, основывается на прав наслдства Али, какъ зятя, и Гуссейна и Гассана, какъ внуковъ Магомета, въ ущербъ Абубекру и Омару, считаемымъ Персіянами за узурпаторовъ. Благочестивый философъ, мечтатель, жившій въ XIV столтіи въ Ардебил подъ именемъ Сеффи-ед-Дина (чистота вры) основалъ секту шіитовъ или послдователей Али. Воодушевленный ревностнымъ благочестіемъ, экзалтированный мыслію оживить права зятя Магомета, анахоретъ ардебильскій съумлъ воспламенить воображеніе Персовъ краснорчивымъ разсказомъ о несчастіяхъ Али и его сыновей, жертвъ жестокости Омара. Секта шіасовъ или шіитовъ вскор выразила, не только религіозное врованіе Персіи, но и ея желаніе освобожденія отъ династіи татарской, управлявшей тогда Ираномъ. Внукъ шейка Сеффи-ед-Дина, Измаилъ, поднялъ наконецъ знамя бунта, доставившаго власть въ руки его поколнія, сдлавшагося знаменитымъ на персидскомъ трон подъ именемъ династіи Соффіевъ или Сеффевіевъ. Съ этого времени образовалась между суннитами и шіасами непреодолимая пропасть, и религіозная нетерпимость, раздлившая съ этой эпохи дв секты, есть начало смертельнаго отвращенія, продолжающагося донын между Турками и Персами, боле сильнаго, чмъ ненависть, раздляющая христіанъ и мусульманъ.
Назначенные для возобновленія памяти о большой религіозной революціи, освободившей Персію отъ владычества послдователей Омара, праздники, называемые тазіэхами, составляютъ для всхъ Персіянъ эпоху волненія или скоре религіозной лихорадки, во-время которой неблагоразумно было бы дать малйшій предлогъ ихъ фанатизму. Церемоніи, употребляемыя при этомъ, напоминаютъ мистеріи, представлявшіяся въ Европ въ средніе-вка. Эти драматическія представленія даются подъ большими палатками, поставленными на общественныхъ площадяхъ, на дворахъ мечетей, или во внутренности дворцовъ вельможъ, принимающихъ, въ послднемъ случа, на себя издержки, изъ религіознаго рвенія. Палатки эти украшены съ большою роскошью: въ нихъ выставляютъ кашемиры, богатыя матеріи, доставляемыя для этого благочестивыми людьми, въ нихъ вшаютъ кожи зврей, брони, щиты, кинжалы и разнаго рода оружіе. Посредин возвышается эстрада, назначенная для сцены, также кафедра, съ которой, предъ каждымъ представленіемъ, проповдуетъ мулла, приготовляющій присутствующихъ къ кровавой драм, вслдъ за тмъ разыгрываемой. Здсь представляютъ предъ многочисленными зрителями, привлеченными благочестіемъ, сраженія, вынесенныя двумя внуками Магомета, ихъ смерть и плненіе ихъ семейства. Является посланникъ Франковъ, ходатайствующій о жен и дтяхъ Гуссейна у Калифа, и убиваемый въ награду за свое великодушное заступничество. Въ одежд лицъ проявляется историческая точность, которую не ожидаешь найти у распорядителей этихъ грубыхъ трагедій. Франкъ, имющій такую прекрасную роль, носить современный костюмъ, доставаемый отъ находящихся въ этой стран Европейцевъ. Послдніе тмъ охотне даютъ ихъ, что Персіяне кажутся чрезвычайно разстроганными смертію европейскаго посла, заплатившаго головою за свои требованія въ пользу несчастнаго семейства Гуссейна. Дйствующія лица одного изъ этихъ театровъ воспользовались нашимъ присутствіемъ въ Тегеран и заняли у насъ трехугольныя шляпы и другія части костюма, въ которыя они одли воображаемыхъ Френговъ, самъ начальникъ ихъ былъ въ англійской каск. Этотъ маскарадъ произвелъ большой эффектъ, и вс Персіане нашли чрезвычайно блестящею свиту импровизированнаго посланника.
Нсколько дней спустя, мы присутствовали при второмъ представленіи этого эпизода. Но въ этотъ разъ соединили въ одну раму вс относящіяся къ нему происшествія. Этаго рода религіозныя трагедіи слишкомъ подробны, чтобы ихъ можно было представить въ одинъ сеансъ: обыкновенно бываетъ три представленія для окончанія піесы. Потомъ длаютъ краткое повтореніе, возвщающее заключеніе этой серіи печальныхъ’ торжествъ, и предшествующее Байраму, эпох увеселеній, слдующихъ за днями печали. Мы были приглашены на одно изъ такихъ повтореній. Представленіе было на чистомъ воздух, на площади, зрители были размщены въ окошкахъ и на террассахъ окружающихъ домовъ. Одна сцена меня особенно поразила: это было сраженіе между послдователями Али и отрядомъ Іезида. Подобіе этой битвы имло такой характеръ вроятности, что была минута, въ которую можно было думать, что будутъ нанесены настоящіе удары. Сражающіеся воодушевлялись боле и боле, и дошли до того, что нужно было употребить силу, чтобы раздлить стычку, готовую превратиться въ кровопролитную. Происшествіе, которое могло имть важныя послдствія, но произведшее одинъ смхъ, внезапно окончило эти драматическія представленія. Одинъ изъ домовъ, съ находившимися на немъ зрителями, рушился въ минуту самаго живаго интереса. Это произвело большое смятеніе въ толп и даже между представлявшими, послдніе сочли за нужное удалиться. Поспшили къ развалинамъ, на помощь тмъ, которыхъ полагали погребенными подъ ними, но они уже высвободились безъ всякаго вреда, какъ люди, привычные къ этаго рода случаямъ.
Эти драмы производятъ удивительное дйствіе на толпу, стекающуюся на нихъ, каждый день съ страстнымъ любопытствомъ, и добивающуюся иногда того, что ихъ продолжаютъ гораздо за десять дней, назначенныхъ для этихъ праздниковъ. Эти тазіэхи суть настоящія поэмы, читаемыя предъ народомъ, слушающимъ ихъ съ благочестивымъ вниманіемъ. Нкоторыя мста, переведенныя для насъ, показались намъ исполненными чувства и энергіи. Актеры поютъ и декламируютъ ихъ съ краснорчивымъ выраженіемъ, и жесты, сопровождающіе ихъ декламацію, живо дйствуютъ на слушателей, отвчающихъ на самыя патетическія строфы раздирающими рыданіями. Въ эпоху, посвященную этимъ празднествамъ, благочестивые люди налагаютъ на себя тяжкія испытанія: они не ходятъ въ баню, избгаютъ путешествій и не занимаются своими длами. Нсколько дней до и посл этой эпохи, самые большіе фанатики, или находящіеся подъ строгимъ покаяніемъ, ходятъ по городу, воспвая хвалу Али и раздирая себ грудь. Одни прокалываютъ себ тло желзнымъ вертеломъ, и обнаженные до пояса, покрытые добровольными ранами, возбуждаютъ состраданіе, показывая свои страшныя язвы, другіе, вооруженные съ головы до ногъ, орошенные кровію, съ почернлымъ лицомъ, представляютъ Гуссейна, его битвы и его страданія въ пустын, гд, говоритъ преданіе, онъ претерплъ подавляющій жаръ и жажду. Впродолженіе тазіэховъ, благодаря заступничеству французскаго посланника и покровительствующей роли, признаваемой за нимъ весьма кстати, оказываютъ большое уваженіе Европейцамъ, но Турки и вообще сунниты всхъ націй не пользуются тмъ же расположеніемъ и должны поступать съ большою осторожностью, пока но окончится этотъ періодъ, ибо, еслибы, къ несчастію, кто-либо изъ нихъ подалъ поводъ къ какой-нибудь жалоб, то подвергнулся бы опасности смерти. Народъ, возбужденный воспоминаніемъ о трагическомъ конц Гуссейна и Гассана, не зналъ бы мры, раздраженный недавнимъ зрлищемъ ихъ мученій, онъ безжалостно убилъ бы несчастнаго суннита, въ искупленіе убійства, совершеннаго, нсколько вковъ тому назадъ, фанатическими спутниками Омара. Впрочемъ, Персіяне не оставляютъ ничего, что только можетъ возбудить мусульманскій фанатизмъ, и вывести изъ терпнія противную секту. Они не избавляютъ ее ни отъ какой обиды, они доходятъ до того, что длаютъ грубое изображеніе, представляющее въ самыхъ отвратительныхъ чертахъ Омара, потомъ, обращаясь къ стату, они издваются надъ нею, и попрекаютъ ее въ отнятіи у семейства Али его правъ на наслдство. Они истощаютъ въ этомъ случа весь словарь своихъ ругательствъ, и когда не находятъ, что еще прибавить къ этому потоку обидъ, то разбиваютъ въ куски статую, камнями и палками. Этотъ искуственный Омаръ заключаетъ въ пустой средин своей множество сластей и разнаго сорта конфектъ, которыя тогда спшитъ подобрать народъ.
Праздники Али составили главный эпизодъ нашего пребыванія въ Тегеран. Городъ, выведенный на время изъ своего обычнаго спокойствія этими религіозными торжествами, принялъ вскор свою всегдашнюю физіономію. Ничто не удерживало васъ боле въ скучной резиденціи принцевъ Каджяровъ, и мы отправились въ Испагань, гд дворъ шаха долженъ былъ представить намъ новыя сцены изъ жизни персидской.
Въ продолженіе пяти дней по вызд нашемъ изъ Тегерана, мы хали въ обнаженной стран, во почв, покрытой густымъ слоемъ соли. Жаръ былъ удушливый, пары поднимались съ поверхности земли и образовывали какъ бы покрывало, скрывавшее горизонтъ. Исключая немногихъ виднвшихся вдали горъ, глазъ не отличалъ никакого очертанія, въ неопредленной масс, за которую онъ не могъ проникнуть. Родъ миража царствовалъ кругомъ насъ, и мшалъ намъ видть настоящій горизонтъ. Однако мы все подвигались, и наши ослпленные глаза начинали усматривать, въ скопленіи голубоватыхъ паровъ, блестящую точку, походящую на солнце, отражаемое зеркаломъ: это былъ золотой куполъ мечети Кумъ. Сіяющій куполъ долго сверкалъ предъ нашими нетерпливыми взорами, прежде нежели мы достигли города, приближеніе къ которому обозначилось для насъ нсколькими мавзолеями, обрамлявшими дорогу. Кумъ считается священнымъ городомъ, и многіе благочестивые люди избираютъ въ немъ мсто своего погребенія. Въ гробницахъ, возвышающихся на границахъ этого города, покоются имами задеки, или потомки Али, признаваемые святыми. Два вка тому назадъ, видно было у Кумъ боле четырехъ сотъ этихъ гробницъ, но число ихъ нын значительно уменьшилось.
Было два часа пополудни, когда мы прибыли къ берегу рки, омывающей городскія стны, чрезъ нее переходятъ по мосту о двнадцати аркахъ, на конц котораго открываются ворота, ведущія на базаръ, а оттуда въ улицы Кума. Насъ помстили въ большомъ дворц, нкогда чрезвычайно изящномъ, но вып пришедшемъ въ ветхость. Шіиты весьма много уважаютъ Кумъ. Названію священнаго города Кумъ обязанъ всмъ своимъ значеніемъ, ибо онъ не иметъ другой промышлености, кром производства мыла и обыкновенныхъ горшковъ. Однако религіозное чувство не спасло, его отъ разрушенія, и нын Кумъ наполненъ развалинами. Фетъ-Али-Шахъ оказывалъ этому городу столь благоговйное уваженіе, что не ходилъ по его улицамъ иначе, какъ пшкомъ. Когда еще царствовалъ его дядя, и онъ былъ вроятнымъ наслдникомъ столь дурно упроченнаго трона, онъ далъ обтъ, если достигнетъ престола, украсить Кумъ богатыми зданіями, и избавить жителей отъ всякаго налога. Сдлавшись шахомъ, государь исполнилъ съ точностію свой обтъ. Онъ пытался даже возвысить Кумъ, и возвратить ему блескъ, потерею котораго это мсто пилигримства, нкогда посщаемое, казалось униженнымъ, несмотря на это городъ Сеидовъ, городъ, населенный потомками Али, палъ подобно другимъ городамъ Персіи. До сего времени гробница Фатме, называемой Персами Массумою или Чистою, привлекаетъ еще въ Кумъ значительное число богомольцевъ. Эта Фатме была внукою Али, привезенною въ Кумъ отцемь своимъ, имамомъ Муссою, желавшимъ избавить ее отъ преслдованій калифовъ Багдада. По смерти ея, народъ увровалъ, что Бргъ взялъ ее на небо. Гробница ея, хотя и пустая, пользуется тмъ неменьшимъ уваженіемъ. Мавзолей, весь изъ мрамора и золота, окруженъ огромною ршеткою изъ массивнаго серебра. Со всхъ сторонъ видны приношенія, состоящія въ оружіи, драгоцнныхъ камняхъ и дорогихъ одяніяхъ. Фетъ-Али-Шахъ покрылъ куполъ ея листами золота. Я пробовалъ здсь, какъ во многихъ другихъ мстахъ, проникнуть по внутренность и поднять завсу, опущенную фанатизмомъ мусульманъ. Я дошелъ до послдняго двора памятника, руководимый по лабиринту феррахомъ или городскимъ чичероне, ршившимся нарушить правило въ надежд на награду, но едва я оставилъ послднюю ступень лстницы, ведущей въ самую потаенную часть, и бросилъ любопытный взглядъ на дверь гробницы, какъ одинъ мулла поспшилъ съ гнвомъ мн на встрчу. Онъ не осмлился напасть на меня, но сталъ бранить моего проводника, приказавъ ему немедленно увести христіанина, одно присутствіе котораго марало полъ…. Надо было тотчасъ воротиться назадъ.
Между царями Персіи, повелвшими похоронить себя въ Кум, были Шахъ-Аббасъ и Шяхъ-Софи. Фетъ-Али-Шахъ, врный своему благочестію, выбралъ мстомъ для своего погребенія маленькую мечеть, вблизи мечети Фатме. Онъ украсилъ ее мраморомъ, золотомъ и зеркалами. Онъ погребенъ въ алебастровой гробниц, четырехугольной формы, покрытой доской, на которой изваянъ его портрет і. во весь ростъ. Имамъ Джумахъ, глава городскихъ муллъ, какъ-будто желая заставить меня забыть обиду, претерпнную мною въ одномъ изъ дворовъ этой ограды, пригласилъ меня съ моими товарищами, на другой день моего посщенія мечети Фатме, прійти пить чай во внутренности могилы, гд положено тло царя, и угостилъ насъ съ отличною вжливостью.
Изъ Кумъ мы отправились въ Каханъ. Почти на половин дороги, мы остановились въ каравансара, называемомъ Пастнаноми. Это было мсто совершенно необитаемое. Чтобы достать провизію, надлежало мелмандару послать своего брата, съ нсколькими всадниками, въ деревню, скрытую позади сосдней горы.
На слдующій день мы вошли въ Каханъ. Городъ этотъ замчателенъ своими фабриками узорчатой шелковой матеріи, атласа, парчи удивительной работы и совершенной плотности. Здсь выдлываютъ также бархатъ и обыкновенныя шали, но ввозъ англійскихъ произведеніи, все увеличивающійся въ Персіи съ послднихъ тридцати лтъ, нанесъ мануфактурамъ Кахана смертельный ударъ. Насчитываютъ лишь малое число ремеслъ въ дйствіи, не находятъ боле фабрикъ, употребляющихъ тысячу работниковъ, какъ два вка тому назадъ. Это печальное состояніе есть слдствіе насильственнаго введенія европейскихъ товаровъ, продающихся по меньшей цп, чмъ національныя произведенія. Персія долгое время боролась съ этимъ нашествіемъ европейской торговли, но побжденная упорствомъ и настойчивостію интересовъ, она уступила. Она открыла двери своихъ базаровъ, уменьшила пошлину въ своихъ таможняхъ для тюковъ съ товаромъ, всякаго рода, ввозу кототорыхъ агенты дипломатическіе помогали давно своимъ вліяніемъ. У Индіи не были ли свои кисеи, свои шелковыя матеріи, повсемстно распространенныя? Если ей остаются еще ея кашемиры, рисунокъ и оригинальная красота которыхъ все боле и боле теряются, то и этимъ она обязана однимъ своимъ стадамъ. Эта обширная и богатая страна повсюду покрыта остатками изящнаго и величественнаго искусства, которые вскор надо будетъ отыскивать въ развалинахъ. Персія, удивлявшая и возбуждавшая зависть Европейцевъ своими ситцами, бархатами, золотою парчею, оставила эти богатыя матеріи, чтобы одваться въ грубыя сукна и англійскія бумажныя холстинки.
Мы прохали Каханъ, не останавливаясь въ немъ, и вскор прибыли на нашу послднюю станцію, въ деревн Гец, на разстояніи трехъчасоваго пути отъ Испагани. Надо было остановиться въ этой деревн, чтобы дать время персидскимъ властямъ приготовиться къ нашему пріему. Передъ нами рисовался, на чистомъ неб, строгій силуетъ горъ, у подошвы которыхъ разстилается великолпный городъ Шаха-Аббаса. Крестьяне Геца, для проведенія воды въ свои поля исполнили работы, дйствительно достойныя удивленія, заставивъ ее пройти полъ землею значительныя пространства, мы уже имли случаи во многихъ мстахъ замтить эти каналы, по нигд мы не видли ихъ проведенными на столь большое протяженіе и съ такимъ искусствомъ. Эти водопроводы называемые нериджами, суть огромныя подземелья, иногда имющія въ длину нсколько фарсаковъ, {Фарсакъ равняется почти шести верстамъ.} они достаточно широки и высоки, чтобы работники могли въ нихъ обращаться свободно, они просто прорыты или какъ-бы пробуравлены въ грунт, и обдланы въ вид свода въ верхней части, для большей прочности, на извстномъ разстояніи сдланы отверстія, подобныя колодезямъ, чрезъ которыя можно сходить въ водопроводъ и производить необходимыя поправки или, скоре, очищать его отъ земли, часто падающей въ него и заграждающей теченіе воды. Въ этихъ искусственныхъ источникахъ земледльцы достаютъ воду, необходимую для поливки ихъ полей.
Въ Персіи, вообще лишенной воды, надо было искусствомъ замнить природу. Рки въ ней очень рдки, ихъ встрчаешь только въ гористыхъ мстахъ, весьма немногія текутъ по долинамъ, и почти безъ исключенія вс образовавшія въ нихъ свое русло рано или поздно изсякаютъ. Эту странность должно приписать многимъ причинамъ: чрезвычайная сухость климата длаетъ почву жадною, оттого она поглощаетъ при берегахъ ркъ большое количество воды и на столько уменьшаетъ объемъ рки. Земледліе, при всей своей ограниченности, не въ состояніи будучи производить иначе, какъ подъ условіемъ безчисленныхъ ирригацій, составляетъ вторую и значительную причину уменьшенія потоковъ воды. Наконецъ, вс рки, невпадающія въ береговыя персидскія моря или въ большія рки, распространяются въ огромныхъ равнинахъ, гд, не находя ни истока, ни покатости для теченія, теряются въ земл, или испаряются подъ жгучими лучами солнца.
Проведя цлый день въ Гец, мы отправились въ Испагань, и вскор встртили дущую намъ навстрчу, значительную толпу всадниковъ. хавшіе впереди имли богатый костюмъ,’по великолпнымъ ихъ кашемировымъ платьямъ, наброшеннымъ сверхъ маленькихъ сюртуковъ по Франкской мод, мы узнали въ нихъ лицъ высокаго сана. Это были шахзадехи, посланные шахомъ привтствовать отъ него елчи-бея, {Титулъ посланника на туземномъ язык.} они исполнили возложенное на нихъ порученіе въ вжливыхъ выраженіяхъ, выражавшихъ счастіе Ирана имть своимъ гостемъ посланника короля Франціи. Предводимые шахзадехами, мы прибыли къ палаткамъ, поставленнымъ около дороги, при вход въ нихъ принцы пригласили насъ сойти съ лошадей. Въ этихъ палаткахъ были разложены ковры и подушки, на которыхъ и мы сли вокругъ подносовъ со сластями. Когда мы услись вс кругомъ, комплименты начались снова, и въ тоже время разносили пирожное, чай, кофо, кальянъ, потомъ мы сли опять на лошадей, сопровождаемые принцами и тремя стами всадниками. По мр нашего приближенія къ городу, толпа росла, и пшеходы смшивались съ конными. Гуланы, открывавшіе шествіе, съ трудомъ прокладывали дорогу для нашей свиты, производившей поразительный эффектъ.
Такимъ образомъ окруженные слугами шаха, мы прибыли къ воротамъ Иснагани. Вс подробности разнообразныхъ сценъ, смнявшихся предъ нашими глазами во-время этого медленнаго шествія по одному изъ великолпнйшихъ городовъ востока, остались запечатлнными въ нашей памяти. Испагань представляла длинную линію низкихъ зданій, надъ которыми кой гд господствовали куполы съ пестрыми минаретами. Рдкія групы деревъ прибавляли въ промежуткахъ свою зелень къ тонамъ этой картины, имвшей фономъ большія горы, темносинія покатости которыхъ удивительно выставляли весь освщенный городъ. Въ первыхъ воротахъ Испагани мы встртили, при многочисленномъ стеченіи народа, взводъ царскихъ офицеровъ, назакигчей шаха, родъ исполнителей его воли, или герольдовъ, сопровождающихъ его при всхъ церемоніяхъ и образующихъ авангардъ, когда онъ перезжаетъ на другое мсто. Они были одты въ длинныя, влачащіяся красныя платья, и имли на голов очень высокій тюрбанъ изъ шали равномрно красной. Посл обычныхъ привтствій, они выстроились въ два ряда, и предшествуемые назактчи-бачи, вооруженнымъ длиннымъ жезломъ, открыли шествіе нашей пышной свиты.
Пройдя первыя ворота, непредставляющія ничего замчательнаго, мы вошли въ родъ длинной улицы, усаженной деревьями. Улица за а съ обихъ сторонъ заключена въ большія стны, служащія заборомъ садамъ, и надъ которыми виноградъ и фиги, созрлые отъ ранней весны, распространяли свои мощныя втви. По временамъ мы проходили мимо бассейновъ, но наполнявшая ихъ большая трава говорила ясно, что воды въ нихъ не было. Посреди этой аллеи возвышается маленькая красивая мечеть, показавшаяся мн драгоцнною бездлушкой персидской архитектуры. Этотъ граціозный памятникъ былъ для насъ предвстникомъ великолпія столицы Софи, и въ тоже время опустнія и разрушенія, повсемстно царствовавшихъ въ этомъ большомъ город. Однако наша свита все подвигалась впередъ, и мы прошли мимо прелестной мечети съ сожалніемъ, что нельзя было разсмотрть ее на свобод. На конц аллеи мы нашли вторыя вороты, съ двумя львами по сторонамъ, дурно высченными изъ мрамора. Отсюда начинался настоящій городъ. Пройдя въ полумрак подъ ротондою, гд стояло нсколько сербасовъ, {Сербасъ, пхотный солдатъ.} мы вошли въ первую улицу Испагани. Это не была открытая улица, но родъ огромнаго пассажа со сводами, въ промежуткахъ открывавшими небо. Эта часть города показалась намъ малонаселенною, обломки домовъ валялись подъ ногами лошадей, разбивавшихъ ихъ, поднимая густую пыль. Нсколько бдныхъ, дурно снабженныхъ, еще хуже посщаемыхъ лавокъ показывали, что это былъ одинъ изъ концовъ большаго рынка. Дйствительно, лавки умножались по мр того, какъ мы подвигались, и вскор мы очутились посреди базара, но купцы вышли навстрчу посольству, и все было заперто, какъ въ день праздника или отдохновенія.
Мы хали почти въ продолженіе цлаго часа, подъ мрачными сводами, мимо безконечной анфилады базаровъ. Наконецъ мы выхали на большую площадь, наконц которой, Другъ подл друга возвышались превосходная мечеть и гигантскій павильонъ, оканчивающійся галлерею, составленною изъ легкихъ колопнъ. Площадь эта называлась, какъ въ Тегеран, Меиданомъ-и-Шахомъ или Площадью Царскою, мечеть была Maтшитъ-Джумахъ, а павильонъ принадлежалъ ко дворцу Шаха-Аббаса. Мы были въ самой лучшей части Испагани, царской части, для которой Шахъ-Аббасъ и другіе принцы его поколнія расточили золото персидское, употребляя его на великолпнйшія сооруженія восточнаго искусства.
Съ этой площади входятъ подъ сводъ большаго базара, гд вырабатываютъ мдь, служащую для приготовленія посуды для всего города. Переходя изъ пассажа въ пассажъ, съ площади на площадь и изъ улицы въ улицу, мы прибыли такимъ образомъ къ превосходной алле, называемой Чаръ-Бахомъ. Четыре ряда гигантскихъ чинаръ, чудовищный стволъ которыхъ несъ величественно макушку въ вид зонта, открывали предъ нами пять широкихъ и прямыхъ аллей, буквально терявшихся изъ виду. Въ средней былъ проведенъ каналъ, чистыя воды котораго, отъ двухъ сотъ до двухъ сотъ шаговъ, изливались въ большіе бассейны, и составляли такимъ образомъ рядъ прекрасныхъ каскадовъ. По обимъ сторонамъ этихъ бассейновъ были кіоски, выкрашенные или покрытые фаянсомъ, а между кіосками — пространные сады выказывали свои деревья надъ длиными стнами, расположенными аркадами и кончавшими дорогу.
За Чаръ-Бахомъ, мы вступили на длиную и широкую мостовую, заключенную между двумя стнами. Мы воображали себя въ новой улиц, когда аркады, открытыя мстами, показали намъ, что мы были на мосту, и проходили Зенерудъ, рку, омывающую Испагань съ южной стороны. На конц моста былъ выстроенъ пхотный корпусъ въ боевомъ порядк. Видъ этого Войска, въ полуевропейскомъ, въ полуперсидскомъ одяніи, былъ чрезвычайно живописенъ. Оно отдало намъ честь, когда мы проходили мимо его рядовъ, и фанфара, немного дикой, но воинскаго ритма музыки, слилась съ боемъ барабановъ. Предъ нами виднлось нсколько куполовъ, а вблизи ихъ колокольни обозначали христіанскій городъ. Это былъ Джулфахъ, предмстіе, обитаемое Армянами, и мы сошли съ лошадей передъ довольно красивымъ домомъ, назначеннымъ для посланника.
Толпа, встртившая насъ при нашемъ възд въ Испагань, мало-по-малу разсялась. Съ нами осталась одна оффиціальная свита царскихъ людей, обязанныхъ насъ сопровождать до нашего жилища. Тже вжливости, которыя мы встрчали во всхъ городахъ Персіи, ожидали насъ въ Джулфах. По окончаніи всхъ обычныхъ церемоній, каждый изъ насъ удалялся въ приготовленные для него покои, съ удовольствіемъ путешественниковъ, утомленныхъ пяти-мсячнымъ переходомъ и прибывшихъ наконецъ къ цли.
Пребываніе шаха въ Испагани было слдствіемъ важныхъ причинъ. Путешествіе это было нкоторымъ образомъ военною экспедиціею противъ этого города, гд давно царствовали безпорядокъ и анархія, подвергавшіе опасности не только жизнь и имущество честныхъ гражданъ, но и власть царскую. Великій мухтаидъ Испагани, глава религіи и всхъ муллъ Персіи, вроятно, ослпленный своею важностью и своимъ чрезмрнымъ богатствомъ, возымлъ намреніе освободиться отъ царской власти. Чтобы успть въ своемъ предпріятіи, онъ собралъ подъ свое знамя и содержалъ на жаловань шайки негодяевъ, воровъ и убійцъ, пришедшихъ со всхъ сторонъ Персіи, стать подъ знамя, укрывавшее ихъ преступленія. Эти бандиты назывались лути. Они начали съ того, что изгнали слишкомъ слабый гарнизонъ Испагани, и завладли городомъ, подвергая безжалостно выкупу трусливыхъ жителей. Взимая, съ кинжаломъ въ рук, произвольную подать со всхъ купцевъ, грабя домы, обижая женъ и дочерей сопротивлявшихся имъ лицъ, эти разбойники доводили жестокость до того, что брали въ свидтели мужей и отцовъ жертвъ своего варварства. Отъ четырехъ до пяти тысячь неистовцевъ приводили въ трепетъ цлый большой городъ. Несмотря однако на страшное могущество мухтаида, несмотря на ужасъ, внушаемый его наемными убійцами, нсколько разъ жалобы доходили до слуха государя, но апатическое равнодушіе, свойственное восточнымъ правительствамъ, останавливало употребленіе сильныхъ мръ, требуемыхъ отчаяннымъ положеніемъ Испагани. Въ продолженіе многихъ лтъ не обращали вниманія на безпорядки, которыхъ театромъ былъ этотъ городъ, но настало время, когда это страдательное положеніе не было боле возможнымъ. Ршились прекратить его, и самъ шахъ отправился, чтобы наказать негодяевъ, ободренныхъ слишкомъ продолжительною безнаказанностью. Вооруженныя шайки мугтаида хотли сопротивляться, и правительство имло сначала великодушіе или слабость вступить съ ними въ переговоры. Это была ошибка, потому-что часть шайки воспользовалась этимъ временемъ, чтобы скрыться. Однако, не вс разбойники, долженствовавшіе опасаться слдствія своихъ злодяніи, оставили городъ, и самые дерзкіе или медлившіе спасаться были еще въ Испагани, когда шахъ приказалъ произвести розыскъ во всхъ притонахъ, гд предполагали, что злоди могли укрыться. Открыли нкоторыхъ изъ нихъ, заплатившихъ за прочихъ. Между ними нашлись начальники, отличившіеся особенно своею жестокостію. Для суда надъ ними шахъ немедленно назначилъ диванъ-и-канэмъ или судилище. Въ то время, какъ мы пріхали въ Испагань, царскій судъ не собралъ еще всхъ нужныхъ для него свдній. Тысячи жертвъ приходили свидтельствовать противъ виновныхъ, женщины съ лихорадочнымъ чувствомъ разсказывали о преступленіяхъ. Приговоръ былъ быстръ и наказаніе безотлагательно. Казалось, персидская справедливость ршилась состязаться въ варварств съ виновными. Одни, брошенные между отрядомъ солдатъ, были заколоты штыками, у другихъ выкололи глаза, вырвали ногти, третьи были дополовины зарыты, вс въ рядъ, головою внизъ, ногами вверхъ, связанными одн съ другими, такъ чтобы составить то, что Персіяне называютъ виноградниками. Изобртательная жестокость исполнителя выразилась съ большимъ остервенніемъ на одномъ предводител этихъ лути: отрзавъ у него носъ, языкъ и вырвавъ зубы, онъ возымлъ мысль вколотить ихъ ему въ пятки, потомъ, чтобы докончить, какъ говорилъ онъ, сходство его съ осломъ, онъ ему повсилъ на шею мшокъ, наполненный соломою, и привязалъ къ осламъ. Несчастный умеръ лишь на третій день, въ самыхъ ужасныхъ мученіяхъ. Я видлъ самъ, какъ приходили женщины, со слезами просить диванъ позволить имъ отрубить руки и голову злодямъ, ихъ обидвшимъ. Можно по этимъ казнямъ судить о персидскомъ характер. Справедливость Ирана не удовлетворяется иначе, какъ когда наказаніе равняется жестокостію съ наказываемымъ преступленіемъ. Кровожадные инстинкты этого народа не выражаются въ однихъ преступленіяхъ убійцы и вора, но и въ приговорахъ судьи, вредящаго ужаснымъ утонченіемъ благотворному дйствію строгаго наказанія.
Прошло три дня посл прізда нашего въ Испаганъ, этикетъ требовалъ, чтобы посланникъ представился шаху, астрономы должны были назначить благопріятное для этой церемоніи время. Посовтовавшись со звздами, они объявили, что четвертый день, обычный для сего срокъ, являлся подъ дурными предзнаменованіями, и что надлежало избрать другой. Однако, по настояніямъ посланника, остались въ границахъ, назначенныхъ обычаями этикета, и мы немедленно Должны были предстать предъ шахомъ-ин-шахомъ или царемъ царей, предъ свтиломъ міра. Намъ привели лошадей съ Царской конюшни, предшествуемые авангардомъ гуламовъ, сербасовъ и назактчіевъ, мы отправились въ лагерь, гд насть приняли съ большими почестями. Мы сошли съ лошадей подл кіоска, называемаго Гаинехомъ-Ханехомъ, или кіоскомъ зеркалъ, выстроеннаго вблизи дворца, занимаемаго шахомъ. Мы были встрчены министромъ иностранныхъ длъ, Мирзою-Али, молодымъ человкомъ двадцати двухъ лтъ, весьма привтливымъ и говорящимъ прекрасно по-французски. Этикетъ не позволялъ шаху, подать намъ въ своемъ присутствіи кальянъ и чай, но какъ мы не могли выйти изъ царскаго жилища, не получивъ этого знака гостепріимства, Мирз-Али была поручена эта забота. Мы пробыли въ кіоск зеркалъ съ полчаса, въ-продолженіе котораго многочисленные пишкетметы {Пажи, находящіеся на служб въ покояхъ шаха.} разносили отличные кальяны, чай и кофе.
Министръ иностранныхъ длъ, предувдомленный, что шахъ насъ ожидаетъ, повелъ насъ въ маленькій дворецъ Гафтъ-Дестъ. Мы вошли въ него, пройдя длинную галлерею, по сторонамъ которой были выстроены толпы офицеровъ, мирзъ, гуламовъ и ферраховъ. Предшествуемые оберъ-церемонимейстеромъ, мы вступили въ прекрасный садъ, и пошли по его аллеямъ, между двумя рядами солдатъ, отдававшихъ намъ честь. Въ глубин сада былъ открытый павильонъ, въ немъ находился шахъ, но мы еще не могли видть его. Мы были отъ него въ большомъ разстояніи, когда насъ заставили сдлать низкій поклонъ, который надо было повторить, пройдя немного дале. Мы доійли мрнымъ шагомъ до высоты павильона, гд ожидалъ насъ шахъ, въ этотъ разъ мы его видли. Тутъ, естественно, начались персидскія колнопреклоненія, потомъ мы были допущены въ присутствіе полюса вселенной. Мы выстроились одинъ подл другаго, вдоль стны, почти противъ шаха, каждый занявъ мсто, слдовавшее ему по іерархіи состава миссіи. Мы сдлали еще два поклона шаху, и церемонимейстеръ сказалъ нсколько словъ для нашего представленія, посл чего шахъ сдлалъ знакъ елчи садиться. Другіе члены посольства стояли.
Зала, гд мы находились, была небольшая, стны ея были сверху до низу украшены картинами и позолотою, равно и потолокъ. Каналъ проточной воды, образуя посредин бассейнъ съ фонтаномъ, раздлялъ эту комнату во всю ея длину. Въ глубин возвышалась эстрада, на которую всходили по маленькой лстниц въ четыре ступени. Надъ этою эстрадою былъ родъ ниши или аркады, не столь широкой, какъ зала, оканчивавшейся полу-куполомъ, украшеннымъ рисунками. Три окна, съ желзною ршеткою, выходили на царскій лагерь. Шахъ сидлъ на этой эстрад, на кресл съ инкрустаціею изъ слоновой кости, перламутра и золота. Онъ держался неподвижно. Одяніе его было чрезвычайно богато: маленькій изъ краснаго кашемира сюртукъ, застегнутый на груди, быль стянутъ около таліи кушакомъ, блиставшимъ брилліантами, обшлага и отвороты были вышиты жемчугомъ. Равно на плечахъ и верхнихъ частяхъ рукавовъ жемчугъ обрисовывалъ прекрасные узоры. Голова его была покрыта шапкою изъ кожи чорнаго барана, характеризующею династію Каджяровъ и сдлавшеюся народною. Эта шапка была обтянута гирляндою или короною изъ большихъ бриліантовъ, и имла такое же брилліантовое перо. Никакое другое украшеніе, ни атрибутъ царскій не отличалъ шаха. Онъ намъ показался еще молодымъ, лицо его, прекрасное, но мало выразительное, обозначало скоре доброту, чмъ энергію.
Этикетъ требовалъ, чтобы посланникъ заговорилъ первый. Его переводчикъ приготовил и на этотъ случай отдланную со всмъ стараніемъ, цвтущую рчь, надутую и наполненную метафорическихъ ласкательствъ, по всмъ требованіямъ языка персидскаго. Онъ произнесъ ее съ совершенно восточною декламаціею, оказавшею, повидимому, благопріятное впечатлніе на шаха. Мегеметъ-Шахъ отвчалъ кратко, но столь привтливо, какъ только допускалъ это обычай. Посл этихъ предварительныхъ дйствіи, посланникъ вручилъ шаху свою врительную грамоту, она была на прекрасной веленевой бумаг, обогащенной разрисованными и позолоченными арабесками, въ превосходномъ шелковомъ, съ золотомъ, мшечк. Одинъ изъ секретарей взялъ ее въ об руки, и взойдя по маленькой лстниц, положилъ къ ногамъ шаха. Посланникъ воспользовался этою минутою, чтобы представить насъ, одного за другимъ, шаху, казавшемуся удивленнымъ разнообразнымъ и спеціальнымъ назначеніемъ членовъ этого маленькаго общества Европейцевъ, пришедшихъ столь издалека изучать его страну. Почти вслдъ за тмъ мы удалились, поклонившись и отступая задомъ. Церемоніймейстеръ размстилъ насъ по одиначк лицомъ къ окну, гд былъ шахъ, и мы повторили неизбжный саламаленъ.
За царскою аудіенціею долженъ былъ слдовать немедленно визитъ первому министру. Поэтому, выйдя изъ тронной залы, мы отправились къ визирю Гаджи-Мирз-Агасси, жившему во дворц. Онъ принялъ насъ безъ пышности, съ простотою, которая, нарушая приличіе, могла бы показаться обидною для посланника, еслибы она не была въ характер этого лица, чванившагося своею скромною жизнью. Министръ этотъ былъ мулла. Ему, въ этомъ качеств, было поручено воспитаніе Мегемета-Шаха. Онъ привязалъ къ себ своего воспитанника, я измнивъ свое положеніе въ одно время съ нимъ, когда послдній взошелъ на тронъ, онъ сдлался его первымъ министромъ. Шахъ не занимался никакими длами, и скипетръ былъ настоящимъ образомъ въ рукахъ Гаджи-Мирзы-Агасси.
Вообразите носъ чрезмрно длинный, выгнутый надъ беззубымъ ртомъ, съ дурнаго цвта жидкими усами, глаза съ красными жилками, но живые и умные, движенія рзкія, выраженіе лица тонкое или, скоре, хитрое, и вы будете имть точный портретъ этой странной особы. Этотъ маленькій, еще свжій старикъ былъ, въ качеств Персіянина, до крайности тщеславенъ, сверхъ-того поэтъ и хорошій разскащикъ. Гаджи-Мирза-Агасси былъ слишкомъ уменъ, чтобы не понять европейскаго превосходства, но онъ былъ и слишкомъ большой фанатикъ, чтобы признать это превосходство. Онъ имлъ характеръ слишкомъ слабый, или душа его была слишкомъ продажная, чтобы не подвергаться иностранному вліянію, когда оно являлось въ форм угрозъ или подарковъ. Впрочемъ, онъ ничего не зналъ, кром буквы Корана, и употреблялъ почти все свое время на исполненіе религіозныхъ обязанностей. У него было оттого не мене претензіи на знаніе длъ, честолюбіе его было не казаться что-либо незнающимъ, и, что замчательно въ духовномъ лиц, онъ выдавалъ себя за искуснаго артиллериста. На этомъ основаніи, онъ оставилъ за собою званіе фельдцейгмейстера.
Наше посщеніе Гаджи-Мирзы-Агасси было непродолжительно, разговоръ его не былъ въ состояніи разсять предубжденія, неслишкомъ благопріятныя для его особы, овладвшія нами до этого представленія. Незнаніе муллы выказывалось каждый разъ, какъ онъ удалялся отъ обычныхъ мстъ вжливости къ предметамъ немного ссрьознымъ. Мы съ трудомъ выдерживали нашу важность при вид этого маленькаго человка, пояснявшаго свои слова смшными жестами и ударявшаго каждую минуту кулакомъ по своей шапк, которую онъ сдвигалъ такимъ образомъ то на одинъ, то на другой бокъ. Эта странная пантомима обозначала, смотря по расположенію лица, гнвъ или удивленіе. Гаджи впрочемъ принялъ насъ чрезвычайно ласково, присоединивъ къ своимъ привтливымъ рчамъ множество чаю и пирожковъ.
Выйдя изъ дворца Гафти-Деста, мы прошли по царскому лагерю. Онъ былъ расположенъ вокругъ жилища шаха, на правомъ берегу Зендеруда и въ виду города. Палатки солдатъ были разбиты въ порядк, совершенно военномъ, по оружію или полкамъ, къ которымъ они принадлежали. Нсколько палатокъ, большихъ и красивйшихъ, были назначены для министровъ, придворныхъ офицеровъ и хановъ или генераловъ, входившихъ въ составь свиты. Видъ этого войска былъ воинственъ, служба отправлялась по-европейски. Артиллерія имла пушки, расположенныя въ хорошемъ порядк и охраняемыя часовыми съ саблею въ рукахъ. Лошади были привязаны позади палатокъ, къ исламъ, устроеннымъ весьма искусно и весьма дешево изъ сырой земли. Кавалерія стояла позади артиллеріи. По лвую сторону дворца, гд находился шахъ, пхота разбила свои палатки подъ деревьями. Полки различались между собою цвтомъ мундира. Царская гвардія, въ красныхъ мундирахъ, стояла въ первомъ ряду, за нею слдовала армія, въ синихъ или желтыхъ курткахъ. По среди всего этого войска раздавался повременамъ барабанъ, труба или голосъ муллы, провозглашавшаго часъ молитвы. Здсь видны были также гашпассы или повара, проходившіе съ блюдами пилава и хебаба {Изжаренный баранъ, изрзанный на маленькіе куски.} на голов и также кальянджи, предлагавшіе изъ палатки въ палатку свой томбекиніиразъ, табакъ ширазскій. Встрчали еще саккивъ, носившихъ со всхъ сторонъ свои большіе чорные мха, наполненные водою, образчикъ которой они предлагали прохожимъ въ мдной чашк, во имя Али. Этотъ лагерь могъ содержать около шести тысячъ человкъ и двухъ тысячъ лошадей, сопровождавшихъ Мегемета — Шаха изъ Тегерана.
Въ Испагани, какъ въ Тегеран, мы сдлали лишь самые необходимые визиты, посвятивъ лучшую часть дня на посщеніе города и наблюденіе надъ жителями. Мы начали съ вопросовъ, какое было начало Испагани и какую роль игралъ этотъ городъ въ древности, и мы убдились, что эти два вопроса были одинаково трудно разршаемы. Съ одной стороны, древніе географы даютъ названіе Аспы или Аспадами городу, топографическое положеніе котораго, кажется, соотвтствуетъ столиц Персіи, съ другой, они не даютъ объ этомъ город никакого свднія, могущаго служить намъ помощью въ удостовреніи этого тождества, такъ что мы не ршаемся принять за врное показаніе сходство именъ Аспадани и Испагани. Что же касается восточныхъ писателей, то одни относятъ происхожденіе этого города къ баснословнымъ временамъ династіи Пихдадіеновъ, и увряютъ, что она была столицею Ирана за 700 лтъ до P. X. Другіе полагаютъ, что Испагань обязана своимъ происхожденіемъ соединенію двухъ деревень, Шехеристана, укрпленнаго Александромъ, и Яудиха (жидовская слобода), основаннаго Навуходоносоромъ. При столь разнорчивыхъ показаніяхъ, эрудиція принуждена признать свое безсиліе.
Какъ бы то ни было, Испагань, безпорно, есть одинъ изъ важнйшихъ городовъ въ свт. Мсто, имъ занимаемое, иметъ не мене 40 километровъ въ окружности, но въ этотъ огромный периметръ должно включить предмстья, деревни, дворцы и сады, одни обитаемые, другіе въ развалинахъ, находящіеся у городскихъ стнъ, и вмст съ ними составляющіе одинъ лишь городъ. Эта обширность заставила Персовъ сказать то, что, несмотря на все восточное преувеличеніе, вошло въ народное употребленіе — Испагань — это полсвта. Народонаселеніе его значительно бы уменьшилось въ послднія два столтія, еслибы цифра шестисотъ тысячъ душъ, приписываемая ему путешественниками XVII столтія, была врною, нын считаютъ въ Испагани лишь сто тысячъ душъ, и притомъ чрезвычайно трудно основать это исчисленіе на врныхъ данныхъ. Постоянное передвиженіе народонаселенія, частыя во всей Персіи эмиграціи, составляютъ причину погршностей, длающихъ чрезвычайно труднымъ примненіе статистики къ народонаселенію Ирана. Къ тому же надо присоединить почти совершенный недостатокъ ревизскихъ сказокъ и росписей о рожденіи и смерти гражданъ. Это отсутствіе статистики заставило прибгать къ вычисленіямъ, слишкомъ остроумнымъ, нкоторыхъ путешественниковъ, искавшихъ въ числ барановъ, убитыхъ на бойн Испагани, приблизительную цифру ея народонаселенія. Невозможно оказать доврія исчисленію, сдланному на такомъ основаніи. Сверхъ-того, что Персіяне дятъ мало говядины, должно замтить, что большая часть жителей слишкомъ бдна, чтобы употреблять ее, и питается однимъ хлбомъ, молокомъ и овощами. Нельзя также принимать за основаніе протяженіе города или число его домовъ. Если подобное вычисленіе могло быть достоврнымъ во времена Шахъ-Аббаса, тогда, какъ онъ призывалъ къ себ народонаселеніе, и Испагань процвтала, то въ настоящее время оно поведетъ къ заблужденію, ибо пять шестыхъ домовъ или дворцовъ находятся въ развалинахъ и совершенно покинуты.
Несмотря на это значительное уменьшеніе народонаселенія, Испагань тмъ не мене сохранила величественный видъ. Можно даже сказать, что эффектъ, производимый нын этимъ городомъ, не долженъ быть мене производимаго имъ во дни самаго блестящаго ея состоянія. Въ Персіи, оставленные лома и кварталы не имютъ снаружи и не представляютъ взору такого печальнаго вида разрушенія, какъ въ нашихъ странахъ. Дома не имютъ фасада на улицу, и все, что способствуетъ къ сдланію жилища спокойнымъ и пріятнымъ, все, что составляетъ его украшеніе, находится внутри и спрятано за стнами, недопускающими любопытство прохожаго. Отъ этого происходитъ, что можно проходить по нкоторымъ кварталамъ Испагани, не замчая, что дома ихъ оставлены и падаютъ въ развалины. Путешественникъ еще скоре подвергается иллюзіи, когда смотритъ издали на городъ и видитъ его величественныя мечети, блестящія надъ тысячью куполовъ базаровъ и множествомъ дворцовъ и домовъ. Лишь проникнувъ въ этотъ большой городъ, гд слишкомъ свободно движется уменьшенное народонаселеніе, и идя по его пустыннымъ улицамъ, понимаешь, что онъ потерялъ посл трагической смерти послдняго изъ династіи Софи.
Самые замчательные памятники новой Персіи, особенно въ Испагани, представляютъ мечети. Еслибы кто сталъ опредлять степень благочестія народовъ по украшеніямъ, длаемымъ ими въ мстахъ почитанія высшаго существа, тотъ не могъ бы не признать народы Востока гораздо боле религіозными, чмъ народы Запада. Въ Европ, дворцы, музеи, ратуши, даже частные дома спорятъ въ богатств архитектуры и всякаго рода украшеній съ христіанскими храмами, въ готическомъ, равно какъ и греческомъ стил, у народовъ мусульманскихъ, архитекторы употребили все свое знаніе, примнили самыя изящныя изобртенія своего воображенія, на постройку и убранство мечетей, послднія господствуютъ повсюду надъ городами, и ихъ славные куполы величественно возвышаются между высокими минаретами, надъ всми жилищами, простыми домами или дворцами. Въ мечетяхъ находится самый лучшій мраморъ, египетскій алебастръ, красный гранить, изящныя колонны изъ змевиковаго камня или порфира, золоченныя и прекрасно изваянныя капители, арабески, изображающія на эмали стихи изъ Корана блестящими буквами, своды на золотыхъ сталактитахъ, высокія аркады, образующія, перекрещиваясь между собою, стрлку свода арабскаго или византійскаго. Повсюду господствуетъ помышленіе о Бог, повсюду почитаніе его бросается въ глаза, и человческая мысль обращается къ небу….
Главныя зданія сосредоточены въ южной части города. Тамъ, на огромномъ пространств, разстилается большая площадь, называемая Меиданомъ и-Шахомъ или Царскою Площадью. Въ обыкновенное время, большая часть Меидана-и-Шаха, безспорно, одной изъ самыхъ большихъ площадей въ свт, бываетъ занята множествомъ прізжихъ купцовъ, производящихъ торговлю простыми товарами и особенно вещами, по случаю продаваемыми, это родъ постояннаго рынка для бдныхъ потребителей. Тутъ, тряпичники, продавцы желзной всякой всячины, плодовъ, перепродавцы всевозможныхъ вещей разставляютъ, подъ защитою навсовъ., на разорванныхъ коврахъ или рогожахъ, пожитки посл умершихъ, старое заржавленное оружіе, инструменты, сдла и узды, приобртенныя по случаю, арбузы, виноградъ и сушеные плоды. Дале, барышники лошадьми и верблюдами исчисляютъ качества своихъ лошадей и расхваливаютъ тихій правъ своихъ верблюдовъ. Вблизи раздаются удары молота кузнецовъ, подковывающихъ лошадей или муловъ отправляющагося въ путь каравана. Посреди этого шумнаго міра находятся боле спокойныя лавки, въ которыхъ важно засдаютъ писцы и врачи или хекимы. Послдніе въ тоже время и аптекаря, и продаютъ прописанное ими лекарство, что побуждаетъ ихъ усиливать пріемы, съ опасностію уморить больныхъ. Что же до писцовъ, то они имютъ мало практики, ибо въ Персіи весьма немного совершенно безграмотныхъ. Подл хекимовъ располагаются повара, жарящіе въ маленькихъ печкахъ, на ярко пылающемъ огн, хебабъ. Въ этихъ рестораціяхъ на открытомъ воздух легко можно хорошо пообдать: всегда готовый пилавъ, жареная баранина, огурцы или салатъ, смоченный медомъ, финики или виноградъ вотъ — роспись кушаньямъ, которыми могутъ угощаться, безъ большихъ издержекъ, замшкавшіеся покупщики. На одномъ конц площади, дервиши проповдуютъ во имя Али, или сказочники читаютъ эпикурейскіе стихи Гафица, Гулистанъ {Гулистанъ есть самая замчательная поэма Саади.} или подвиги Рустама-Геркулеса и Роланда Персовъ. Посреди этого шумнаго народа покунщиковъ и продавцевъ возвышается, на эстрад, бюро надзирателя надъ рынкомъ.. Онъ окруженъ гайдуками, обязанными колотить палкою нарушителей порядка. Этотъ базаръ на открытомъ воздух занятъ бдными торговцами, неимющими средствъ нанять лавку въ закрытыхъ базарахъ. Однако мста имъ не даются даромъ: они платятъ пошлину за выставку товаровъ, конечно чрезвычайно умренную, до 1 1/2 коп. сер. въ день Этотъ сборъ взимается въ пользу царской мечети, и составляетъ ея самый врный доходъ, потому-что сборщики, не довряя бдности тамошнихъ купцевъ, взимаютъ его ежедневно или, по-крайней-мр, каждую недлю, не оказывая никогда кредита. Ввечеру товары собираютъ, покрываютъ навсомъ или рогожами, и ввряютъ храненію полицейскихъ сторожей.
На эту площадь выходятъ и постоянные базары. Въ азіатскомъ город, эти большіе рынки образуютъ, такъ-сказать, отдльный городъ, имющій свои улицы, свое народонаселеніе, свою полицію и свою отличную физіономію. Базары въ Испагани достойны этого прекраснаго города: они раздляются на нсколько кварталовъ, прорзываемыхъ безчисленными улицами или галереями, прекрасно выстроенными и украшенными рисунками. Требуется боле часа, чтобы прохать на лошади центральную дорогу, къ которой примыкаютъ вс остальныя. Ни что въ нашихъ странахъ не можетъ дать понятія о восточномъ базар. Представьте длинныя аллеи, со сводами, имющія въ ширину отъ двнадцати до пятнадцати футовъ, освщенныя сверху и обрамленныя во всю длину лавками, съ разложенными на боковыхъ полкахъ товарами. Въ каждомъ изъ этихъ магазиновъ, имющихъ не боле семи или восьми футовъ въ ширину и глубину, важно сидятъ на своихъ пяткахъ купцы, которые курятъ, считаютъ, мряютъ или торгуются съ продавцами. Между этими лавками, проходъ загражденъ толпою людей, въ костюмахъ разнообразныхъ формъ и цвтовъ, пшихъ и на лошадяхъ, ремесленниковъ, мщанъ, мирзъ, носильщиковъ, солдатъ, погонщиковъ муловъ, сикковъ, калъянджей, женщинъ въ покрывалахъ, дервишей, призывающихъ Али, или навьюченными тяжелыми тюками верблюдами. Весь этотъ народъ движется, толпится, толкается или предостерегаетъ криками: кабардахъ, кабардахъ (берегись)!
Въ базарахъ на Восток, промышленники несмшаны между собою, вс роды торговли несоединены одинъ съ другимъ, они отдлены и имютъ особенныя части. Такъ, есть базаръ продавцовъ сукнами, базаръ оружейниковъ, базаръ сапожниковъ, портныхъ, пирожниковъ и проч.. и этотъ послдній не меньшей важности, чмъ другіе. Персіяне, дйствительно, большіе лакомки и дятъ много сластей. Это раздленіе базаровъ, основанное на различіи втвей торговли, даетъ имъ весьма живописный видъ. Ни что, напримръ, не можетъ быть любопытне базара, гд сложены, безъ порядка, со всмъ разнообразіемъ случайности, дамаскія сабли Хорассана и дамаскированныя пушки Шираза, подл крашенныхъ стрлъ Туркоманіи или курдскихъ щитовъ. Дале, торговцы коврами или испаганскимъ кадокомъ {Цвтная бумажная матерія.} раскладываютъ свои прекрасные седжіадехи, {Ковры для молитвы.} о тысячи искусно оттненныхъ краскахъ или, свои длинные куски ситца съ большими узорами, представляющими цвты и птицъ, здсь проходитъ улица Гашпасъ, въ которую купцы приходятъ обдать, обдъ же ихъ состоитъ изъ небольшаго количества пилава и нсколькихъ кусковъ хебаба, рядомъ, кальянджи приготовляютъ имъ трубки, увряя, что ихъ тамбэки настоящій ніирадзи. Эта часть базара не мене прочихъ живописна: свойственные ей рзкіе тоны производятъ дйствія свта и тни, не недостойныя палитры Рембранта. Изящныя лавки финифтяныхъ длъ мастеровъ составляютъ удачный контрастъ съ длиннымъ оттнкомъ этого кухоннаго базара. Тутъ искусно разставлены, для приманки любителей, прекрасные кальяны изъ золота, серебра, съ голубою и зеленою эмалью, гирляндами изъ жемчуга и съ рзными чубуками. За финифтяныхъ длъ мастерами слдуютъ живописцы, искусные ремесленники ящиковъ и каламдановъ или чернильницъ, на которыхъ они изображаютъ, съ удивительною точностью и деликатностью отдлки, птицъ, цвты, арабески или сцены изъ гаремной жизни. Въ этой части базара находятся также привлекательные гаинехи, маленькія зеркала, стекло въ которыхъ сокрыто подъ восхитительными рисунками: этою работою Персіяне славятся, они производятъ ее съ отчетливостью, искусствомъ и нжностью, длающими эти зеркала совершенными.
Въ этихъ галлереяхъ, на извстныхъ разстояніяхъ, открываются большія ворота каравапсараевъ. Подобно базарамъ, каравансараи имютъ каждый свою спеціальность: одни принимаютъ пряности, красильныя вещества, другіе шелкъ, бархатъ или фарфоръ, стекло, камни, металлы, и проч. Это родъ гостинницъ, гд останавливаются съ своими товарами оптовые купцы, находящіе въ нихъ магазинъ и квартиру за умренную плату. Сюда приходятъ запасаться мелкіе торговцы, здсь фискальные чиновники считаютъ тюки и взимаютъ пошлину съ ихъ владльцевъ.
Базары отворяются и затворяются рано. По солнечномъ закат, купцы расходятся по домамъ, гд, пока они были заняты своими длами, оставались одн женщины и дти. Въ продолженіе дня, этотъ родъ торговаго города содержитъ въ себ большую часть народонаселенія, здсь встрчаются и разсуждаютъ о своихъ интересахъ мщане и работники Испагани. Лица же высшаго сословія здсь не показываются, Они проходятъ, окруженные свитою своихъ ферраховъ, если тутъ лежитъ имъ дорога, но не останавливаются, иначе они унизили бы свое достоинство. Съ наступленіемъ ночи базары пустютъ, и лавки, крпко запертыя, ввряются охраненію многочисленныхъ агентовъ полиціи.
На площади Меиданъ-и-Шаха находятся три самые характеристическіе памятника восточнаго города: окруженная съ одной стороны базарами, она оканчивается съ другой самою лучшею мечетью и самымъ лучшимъ дворцомъ Испагани. Мечеть, какъ мы сказали, называется, Матшитомъ-Джу махомъ или Матшитомъ-и-Шахомъ, что значитъ главная мечетъ или царская мечетъ. Само-собою разумется, что нельзя составить себ понятія по нашимъ европейскимъ храмамъ греческаго или готическаго стиля о персидскихъ мечетяхъ. Въ этой стран, искусство и тысячи подробностей, составляющихъ цлое въ ея архитектурныхъ сооруженіяхъ, имютъ особенный характеръ, оригинальныя качества, нснаходимыя ни въ Египт, ни въ Константинопол, и начинающіяся лишь по ту сторону Тигра. Ни одинъ зародышъ этого персидскаго искусства не пустилъ корня на западномъ берегу этой рки, представляющей въ Азіи какъ бы непроницаемую границу, поставленную между двумя природами, между двумя образованностями, совершенно различными: Арабовъ Каира, потомъ западныхъ Турокъ и Арабовъ Багдада и восточныхъ Персовъ, образованностью калифовъ фатимитовъ съ одной стороны, и образованностью кэлифофъ аббассидовъ съ другой.
Между образцами священной архитектуры, получившей начало во времена послднихъ, находятъ принадлежащія къ царствованію Гарунъ-ель-Решида Багдадскаго, жившаго въ VIII столтіи, но зданіе, представляющее самый лучшій типъ этихъ благочестивыхъ сооруженій, безспорно, есть царская мечеть Испагани. Она находится, какъ я сказалъ, на конц Царской площади. Защищенная отъ толпы продавцевъ, покунщиковъ или всадниковъ маленькою стною, въ длину которой идетъ скамья, она иметъ впереди дворъ, представляющій правильную форму половины пятиугольника. На одной изъ сторонъ этого двора возвышается порталъ между двумя высокими минаретами, голубая эмаль которыхъ теряется въ лазури неба. Высокая аркада, украшенная рисунками, обличающими превосходный вкусъ, служитъ ему папертью. Гигантская стрлка этой аркады обрисована пукомъ изящныхъ торсадъ, покрытыхъ эмалью и идущихъ вверхъ, поднимаясь, съ основанія, изъ куска алебастра, обточеннаго въ вид большой вазы. Длинныя таблицы изъ голубаго фарфора, съ написанными на нихъ, блыми буквами, стихами Корана, служатъ блестящею рамою этому величественному входу. Подъ этою гигантскою аркадою, кипарисныя двери, покрытыя украшеніями и толстыми серебряными листами, прозрачно вычеканенными, ведутъ въ мечеть.
Надъ этою дверью укрплена цпь, раздляющаяся, на нсколько футовъ отъ земли, на два конца, прикрпленные къ косякамъ для того, чтобы не допускать входъ животнымъ. Благодаря полезнымъ связямъ, сдланнымъ мною въ Испагани, я имлъ счастіе получить позволеніе переступить за этотъ баррьеръ, остающійся недоступнымъ для каждаго христіанина. За порогомъ, столь тщательно оберегаемымъ отъ постителя-профана, находятся сни, куда приходятъ курить и разговаривать правоврные, только что очистившіе свою душу молитвою. Муллы, утомленные продолжительною проповдью, могутъ почерпать здсь изъ огромной яшмовой чаши воду, всегда въ ней содержимую благочестивыми щедротами какого-либо набожнаго лица. Съ этой паперти входишь во внутренній монастырь. Это большой четвероугольный дворъ, посреди котораго находится бассейнъ для совершенія омываній. Аркады, расположенныя вокругъ площади, заключаютъ въ себ кельи и школы, въ послднихъ муллы преподаютъ астрономію и соединяютъ чтеніе философическихъ стиховъ Саади съ самыми утонченными толкованіями Корана. На одной изъ сторонъ этого обширнаго монастыря стоитъ таинственное святилище, съ находящимся внутри его мерабомъ или мистическою нишею, къ которой должны обращаться мусульмане, чтобы быть въ направленіи къ Мекк, во-время своихъ молитвъ.
Это мсто для молитвы оканчивается обширнымъ куполомъ. Полусвтъ, располагающій къ обращенію мыслей къ Богу, едва освщаетъ его. Сюда ревностные правоврные приходятъ проводить по нскольку часовъ, погруженные въ созерцательное благочестіе, весьма часто экзалтированное неумреннымъ употребленіемъ опіума. Высокія стны и толстые пилястры, на которыхъ опирается гигантскій куполъ мечети, покрыты, при основаніи, яшмою и алебастромъ и украшены богатой мозаикою. Подъ куполомъ поставлена кафедра, трибуна священной проповди и эмблема понтификальнаго тропа, съ высоты котораго Магометъ обнародовалъ свои законы.
Большая мечеть Испагани была заложена при начал XVII ст. шахомъ Аббасомъ, употребившимъ на построеніе ея боле 50,000 царскихъ тумановъ или одного съ половиною милліона руб. асс., сумму, огромную для страны, въ которой такъ дешевы работники. Въ этой столиц есть много другихъ мечетей, одн возвышаютъ свои куполы посреди раскрашенныхъ минаретовъ, другія, боле скромныя, имютъ простые кирпичные своды, но ни одна не равняется богатствомъ и красотою съ большой царской мечетью.
Дворецъ, построенный шахомъ Аббасомъ подл мечети, представляетъ настоящій городъ. Въ немъ сосредоточено нсколько дворцовъ, кіосковъ, безчисленное множество жилищъ, расположенныхъ одно подл другаго, раздленныхъ обширными садами и заключенныхъ въ особенную ограду, чрезвычайно пространную. Это великолпное зданіе владычествуетъ надъ площадью Мепдана всею высотою кіоска или обширнаго портика, имющаго боле пятидесяти метровъ высоты. Въ верхней части находится сквозная галлерея, легкія колонны которой поддерживаютъ крышу изъ крашеннаго и рзнаго дерева. Отсюда государь могъ видть однимъ взглядомъ всю свою столицу и сосднюю мстность, на столь далекое разстояніе, на какое только могъ простираться его взоръ, останавливаемый лишь ущельями Эендеруда или теряющійся еще дале, въ миражахъ пустыни Іезда.
Главный ходъ во дворецъ съ площади. Это двери большаго размра, изъ порфира и кедроваго дерева, унизаннаго серебряными гвоздиками. Они называются Алахъ-капи, то-есть высокою дверью или дверью священною. Вступивъ за царскій порогъ, не находишь боле великолпія и пышности, расточаемыхъ нкогда и въ этомъ обширномъ дворц восточною роскошью. Блуждаешь между развалинами, спотыкаешься тамъ и сямъ объ позолоченные обломки и отбитые куски порфира, покрытые пылью разрушенія. Между причинами, произведшими такое опустошеніе, одна произвела повсюду на восток одно и тоже дйствіе: это отвращеніе восточныхъ жителей къ жилищамъ своихъ отцовъ. Они строются для самихъ себя, и недостатокъ средствъ или неимніе искуссныхъ художниковъ заставляютъ ихъ часто убирать свою новую резиденцію украшеніями, обобранными въ мстахъ, обитаемыхъ ихъ предками. Врные этому обыкновенію или этому предразсудку, наслдники шаха Аббаса допустили упасть въ развалины большей части его дворца. Не столь роскошные, какъ этотъ государь, они удовольствовались мене пышными жилищами и удалились въ одинъ изъ кіосковъ этого царскаго города. Однако, какъ бы въ свидтельство пышности роскошнаго двора Софи, остается еще посреди этихъ развалинъ дворецъ, въ которомъ жилъ шахъ Аббасъ Великій. Онъ построенъ посреди многихъ садовъ, называемыхъ за прелестное свое положеніе Гехтъ-Беихтомъ или восьмью раями. Этотъ кіоскъ состоитъ изъ одного зданія, заключающаго нсколько маленькихъ, изящныхъ и уединенныхъ комнатъ, которыя сообщаются съ залою, имющею не мене тридцати метровъ въ длину на шесть ширины. Эта зала иметъ весьма замчательную орнаментацію: стны, окна, двери и потолокъ въ ней вс золоченные и покрыты прекрасно исполненными рисунками. Особенно рисунки на дверяхъ отличаются изяществомъ: на половинкахъ ихъ представлены женщины, танцовщицы въ прелестномъ одяніи, или букеты цвтовъ, артистически расположенные и нарисованные съ удивительною нжностію кисти.
Но что еще превосходне и дйствительно замчательно въ этой царской зал, такъ это шесть большихъ картинъ, въ пять метровъ длины при трехъ или четырехъ высоты, представляющія событія изъ исторіи Персіи. Шахъ Аббасъ, основатель этой великолпной резиденціи, любилъ сохранять воспоминаніе о славныхъ эпизодахъ жизни своихъ предковъ. Онъ и себя не забылъ: подл шаха Измаила, сражающагося съ Турками, шаха Тамаса, принимающаго индйскаго императора Гумайнена, которому онъ оказалъ совершенно царское гостепріимство, виднъ шахъ Аббасъ, разбивающій на голову войско Татаръ-Узбековъ. Другія картины представляютъ царскіе праздники. Эта зала была тронная. Въ нее входили черезъ другую залу, сообщавшуюся съ нею двумя прекрасными дверями. Послдняя зала также великолпію украшена безчисленными венеціанскими зеркалами и картинами. Въ ней, съ основанія до потолка, золото, гипсъ, лазурь и алебастръ соединяются и перемшиваются между собою для очарованія глаза. Большой бассейнъ воды, безпрестанно возобновляемой, находится посредин. Одна изъ сторонъ этихъ царскихъ сней, расположенная на сверъ, со вершенно открыта и выходитъ на портикъ, составленный изъ восемнадцати вызолоченныхъ и представляющихъ спираль колоннъ, поддерживающихъ крышу, подъ которой, защищенный отъ солнца, распространяется и безпрепятственно обращается воздухъ. Отъ этого портика, резиденція шаха Аббаса получила свое имя.
Между рдкостями восточнаго искусства, заключенными въ Испагани, мы упомянемъ еще о другомъ дворц по имени Амаратъ-Серпухетъ, очаровательномъ убжищ, посвященномъ тайнымъ удовольствіямъ сына Фета-Али-Шаха и служившемъ, въ наше время, резиденціею правителю Испагани. Все въ этомъ дворц дышетъ очарованіемъ восточной жизни, какъ воображали ее и описываютъ иногда поэты. Входишь въ маленькій садъ, благоухающій душистыми цвтами, всегда прекрасными, всегда освженными пріятною росою, разскаемою фонтаномъ, никогда неумолкающимъ. Тутъ душистая жимолость и роза, прелестная чаша, изъ которой пьетъ соловей {Метафора, употребляемая арабскими и персидскими поэтами для обозначенія розы.}, образуютъ длинныя гирлянды, ниспадающія надъ алебастромъ изящныхъ вазъ. Прозрачная вода бассейна выливается за края и падаетъ прихотливыми фестонами, смывая гіацинты и туберозы, наполняющіе воздухъ своимъ благоуханіемъ. Мраморный полъ, всегда чистый, всегда свжій, отражаетъ, какъ въ зеркал, лиліи и мирты. Воображаешь себя перенесеннымъ какою-либо благодтельною феею въ одинъ изъ очаровательныхъ дворцовъ арабскихъ сказокъ. Еще шагъ, и находишься посреди фантастическихъ чудесъ баснословнаго Востока. Взойдемъ на эти ступени, поднимемъ эту изящную занавсъ, мы входимъ въ комнату, гд ослпленные глаза съ трудомъ раскрываются. Дневной свтъ пропускаетъ лишь нсколько слабыхъ лучей сквозь стекла, на которыхъ нарисованы и вырзаны фигуры цвтовъ. Нога ступаетъ безъ шума по мягкому и богатому ковру. Все въ этомъ очаровательномъ убжищ возбуждаетъ пріятныя мечтанія. Отворяется дверь, вамъ представляется зала, полуосвщенная голубоватымъ свтомъ: это самый потаенный пріютъ красоты. Сибаритъ, основавшій это убжище, въ которомъ нга скрывалась для него въ тысячи видахъ, создалъ самыя прелестныя творенія, придумалъ самыя искусныя утонченности наслажденія. Въ широкомъ бассейн, всегда наполненномъ чистою и прозрачною водою, купаются шестнадцать мраморныхъ каріатидъ, групированныхъ по четыре и поддерживающихъ четыре золотые и стеклянные столбика, по которымъ скользитъ пріятный свтъ. На его спокойной поверхности широкія водяныя лиліи изъ хрусталя, выбрасываютъ изъ своихъ длинныхъ пестиковъ фонтаны, брызги которыхъ освжаютъ залу. Повсюду яркіе рисунки, прекрасныя изваянія, богатая мозаика. Сто зеркалъ повторяютъ восхитительныя подробности этого чарующаго цлаго. Дворецъ Амаратъ-Серпухетъ новйшей постройки. Онъ выстроенъ государемъ Сеиф-Уд-Довлетъ-Мирзою, сыномъ Фета-Али-Шаха, получившимъ въ удлъ правленіе Испагани. Государь не имлъ честолюбія соперничать съ великолпною пышностью Чехелъ-Сутуна. У Шахзадека, человка со вкусомъ и любящаго удовольствіе, эпикурейца изъ школы Гафица, родилась мысль о построеніи небывалаго зданія и онъ привелъ ее въ исполненіе. Окруженный развалинами Софіевъ, отвращаясь отъ зрлища опустошенія и бдности, умножавшихся въ Персіи, онъ усплъ забыть ихъ, очаровавъ взоръ свой всмъ, что только искусство и воображеніе могли произвести самаго прелестнаго и самаго изящнаго. Но сколько поборовъ уплатили цну удовольствій принца! Вотъ, что я не узналъ и что могутъ сказать Испаганцы. Лишенный владнія, какъ большая часть принцевъ его семейства, вслдствіе политики, принятой Мегеметомъ-Шахомъ при восшествіи его на тронъ, Шахзадекъ живетъ нын скромно въ Тегеран, мечтая печально о своемъ восхитительномъ Амарат.
Вблизи царской ограды, посреди большой аллеи Чар-Баха, стоитъ еще памятникъ, о которомъ слдуетъ сказать нсколько словъ: это послднее зданіе Софіевъ, мечеть, сооруженная шахомъ Султаномъ-Гуссейномъ. Скрывая куполъ спой и изящные минареты въ вершинахъ гордыхъ платанъ, зданіе это не назначено исключительно для молитвы. Это то, что Персіане называютъ медрессехомъ, то есть школа, въ которой муллы вос: питываютъ молодыхъ мирзъ и толкуютъ, для религіознаго наставленія, арабскій текстъ Корана. Большія двери, огражденныя по обычаю, цпію, служатъ входомъ въ медрессехъ, и вводятъ постителя въ обширный портикъ, богато-украшенный мозаикою. Напротивъ, открывается аркада изъ-за нея виднются деревья большаго сада, по правую и по лвую сторону идутъ жилища муллъ. Здсь стоятъ также торговцы, привлеченные стеченіемъ учениковъ. Ихъ лотки отягчены плодами и огурцами, кувшины съ кислымъ молокомъ или согуртомъ соперничаютъ съ шербетомъ, медъ, пахучій пилавъ съ шафраномъ возбуждаютъ аппетитъ учениковъ, колеблющихся при вид привлекательныхъ вертеловъ съ хебабомъ, щедро посыпаемымъ перцемъ гагипассами. Рядомъ кальянджи приготовляютъ свои лучшія тамбеки и пробуютъ свои трубки. Къ этимъ-то буфетамъ приходятъ подкрплять себя студенты. Ихъ хорошо здсь угощаютъ, цны недороги, и прекрасное небо Испагани придаетъ умренному ихъ полднику вкусъ, къ которому и я не остался равнодушенъ. Въ центр портика поставлена широкая порфировая ваза, наполненная водою, по краямъ, для желающихъ пить, расположены мдныя чашки.
Внутренность медрессеха похожа на внутренности вообще всхъ мечетей, мы ее описывать не будемъ, замтимъ только, что особенная прелесть этой мечети заключается въ ея великолпныхъ садахъ. Повсюду въ нихъ жасмины и розы льнутъ къ деревьямъ, достигаютъ ихъ втвей и распространяютъ пріятное благоуханіе. Въ этомъ мст, ученіе есть удовольствіе, и молодые Персіяне, приходящіе сюда, охотно забываются. Оттого эту школу посщаютъ боле всхъ.
Описавъ памятники Испагани, будемъ ли мы говорить объ ея народонаселеніи? То, что мы сказали о безпорядкахъ, причиненныхъ лути, достаточно показываетъ, до какой степени довели жители Испагани столь свойственное восточнымъ народамъ соединеніе фатализма и насилія, оцпененія и экзалтаціи. Весь интересъ пребыванія въ Испагани сосредоточивается въ посщеніи удивительныхъ зданій, воздвигнутыхъ могуществомъ Софіевъ и въ такомъ множеств представляющихся путешественнику. Жизнь самихъ Персовъ проводится между базарами, мечетями и дворцами. Здсь мы наблюдали ихъ въ наше пребываніе во второй столиц Персіи, здсь мы нашли ея прошедшее въ самыхъ великолпныхъ формахъ, и настоящее въ наимене печальномъ вид.

‘Сынъ Отечества’, No 1, 1852

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека