Переводы, Веселовский Юрий Алексеевич, Год: 1906
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Оригинал здесь — http://www.vekperevoda.com/1855/veselov.htm
ЮРИЙ ВЕСЕЛОВСКИЙ
1872, Москва — 1919, Москва
Родился в семье литераторов — историка литературы Алексея Веселовского и переводчицы Александры Веселовской (одной из первых переводчиц Редьярда Киплинга). Окончил гимназическое отделение Лазаревского института восточных языков, много сил отдал поэтическому переводу с армянского языка, выпустил первую русскую монографию об армянском писателе (‘Армянский поэт Смбат Шах-Азиз’, М., 1902, 1905). Переводил также и западноевропейскую поэзию — Гейне, Ибсена, Жоржа Роденбаха, Шарля ван Лерберга. Переводы из двух последних авторов воспроизводятся по книге ‘Молодая Бельгия’ (1906).
ЖОРЖ РОДЕНБАХ
(1855-1898)
ОДИНОКИЙ
Жить как в изгнании, изведав грусть разлуки,
В пустынном городе, что гибнуть обречен,
Где слышны в воздухе лишь трепетные звуки,
Органа скорбный плач и древней башни звон,
Грустить вдали от всех, в ком есть душа живая,
Кого венец борца победный осенил,
И молча угасать, во мраке изнывая,
Как пламя тщетное под сводами могил…
Как страждущий корабль, томиться, что когда-то
Мечтал отважно плыть к тропическим морям,
Но встретил мрачный край, где всё зимой объято,
И в царстве грозных льдов бесследно гибнет сам…
Быть вечно одному и знать, что увядает
Божественной души чарующий цветок,
Что тайну грез твоих никто не разгадает, —
И ты умрешь один, забыт и одинок!..
* * *
От неба Севера легла на душу тень…
Да, я в глазах, в воде искал его с тоскою —
Туманный, серый цвет, как бархатный порою,
Цвет моря бледного в октябрьский грустный день!..
Цвет каменной плиты с заброшенных могил!..
Им ранних, детских лет полны воспоминанья…
Его в себе канал заснувший отразил,
Он точно цветом был глубокого молчанья!..
С ним башни серые сливались в вышине, —
И небо траурным тогда казалось мне,
Как мрачный вдов наряд, печальных и усталых,
Как их зловещий креп, что роз не терпит алых
И горе лишь сулит в час радости людской…
Ах, этот цвет небес, колоколов унылых, —
Что жизнь мою лишил надежд, для сердца милых, —
И крылья мельницы, что вертятся с тоской…
* * *
Ах, этот грустный звон и этот дождь унылый,
Что властно целый день над городом царят
И душу мне томят
Щемящею тоской, с мучительною силой…
Как много грустных дум и безотрадных снов!
Я вижу сироту с подругой безучастной…
Как жизнь нам кажется печальной и несчастной
В дождливый мрачный день под звон колоколов!
Завяло всё кругом, всё умерло для света…
Ах, этот мелкий дождь и звуки в вышине…
Теперь в моей душе они слились вполне, —
В тоскующей душе, что серой мглой одета…
Вот замирает звон, — но с силою двойной
Печальный мелкий дождь всё льется над землею,
И холод влажных струй я чувствую порою
В душе моей больной!
ШАРЛЬ ВАН ЛЕРБЕРГ
(1861-1907)
ЭПИТАФИЯ
Средь лилий, алых роз, под мраморной плитою
Спит мирно девушка… Она во цвете лет
Ушла в загробный мир, блистая красотою,
Вся — чистая любовь и лучезарный свет…
И кроткий ангел к ней слетел в преддверьи ночи,
Коснулся нежно он прекрасного чела, —
И смерть, как тихий сон, ее закрыла очи
И юность вечную избраннице дала…
Не нужно горьких слез, бесплодных сожалений!
Прохожий, не грусти, — ведь краток жизни путь,
Для мертвых плач живых — источник лишь мучений…
О, дайте ей в мечтах забыться, отдохнуть!..
РАФАЭЛ ПАТКАНЯН
(1830-1892)
СЛЕЗЫ АРАКСА
По берегам твоим заснувшим
Брожу, Аракс, в тоске моей.
Я уношусь к векам минувшим,
Взываю к теням славных дней!..
Но волны бурные несутся,
Не внемля, пенясь шумя,
О берег с плачем горьким бьются
И мчатся в дальше края…
Поведай мне, Аракс могучий,
По ком рыдаешь ты порой?
Зачем объят тоскою жгучей
Ты даже чудною весной?
И слезы горькие струятся,
Из гордых падают очей,
И волны к морю вдаль стремятся
От грустной родины моей…
О, не мути же в гневе воды!
Забудь волненье и печаль!
О, вспомни вновь былые годы!..
Зачем спешишь ты к морю вдаль?..
Пусть снова розы украшают
Сады прибрежные твои,
А ночью песней оглашают
Заснувший берег соловьи!
Пусть ивы свежестью отрадной,
Сгибаясь, дышат у воды —
И в жаркий день в струе прохладной
Купают нежные листы.
Пускай пастух с свирелью бродит
По берегам твоим порой
И стадо мирное приходит
К тебе в жару на водопой!..
Аракс запенил гневно воды
И влагу бурей всколыхал, —
И в шуме диком непогоды
Я голос грозный услыхал:
‘Зачем с желаньем безрассудным
Пришел, безумец, ты ко мне, —
Тревожить вновь виденьем чудным
Меня в тяжелом полусне?
В тоске по муже, в тяжком горе,
Ужель вдову, средь грустных слез,
Ты встретишь в праздничном уборе,
Как в годы счастья, в годы грез?
И мне… зачем мне украшаться?
Красою чей мне тешить взгляд?
Мои сыны в плену томятся,
Мои враги везде царят…
А были дни, в краю свободном
Я в чудном блеске протекал,
И к морю вдаль в просторе водном
Спокойно шел за валом вал.
В те дни я гордо украшался,
Сверкали, искрились струи…
А утром ранним отражался
В них отблеск пламенной зари.
Но что же сталось с древней славой
Моих роскошных берегов?
Где храм иль замок величавый?
Где блеск старинных городов?
Лишь Арарат не забывает
О славе скрывшейся моей,
И влагой нежно он питает
Мое русло, как мать — детей…
Но влаги вечной и священной
Достойны ль мертвые поля,
Где турок властвует презренный
И стонет древняя земля?
Мои сыны… Их нет со мною!
Но сколько их в стране чужой,
В борьбе с гнетущею нуждою,
В борьбе за хлеб насущный свой!
Моих сынов враги изгнали,
Отчизну душит низкий плен,
И в древний край они прислали
Толпы неверных мне взамен!
Для них ли пышными цветами
Теперь украшу берег свой,
И мне ль пред дикими очами
Блистать чарующей красой?
Пока сыны мои томятся,
Пока для них отчизны нет,
Я буду скорби предаваться, —
И свят да будет мой обет!’
И, белой пеной одеваясь,
В ней скрыл Аракс свою печаль, —
И, точно змейка извиваясь,
Понес он волны к морю вдаль.