ПЕРЕВОДЫ И ПЕРЕДЕЛКИ
ПЕРЕВОДЫ И ПЕРЕДЕЛКИ
ЧАСТЬ II.
—-
ПЕРЕВОДЫ И ПЕРЕДЕЛКИ.
ПЕРЕВОДЫ И ПЕРЕДЕЛКИ.
——*——
——*——
Из поэтов древнего мира.
Из поэтов древнего мира.
——
——
Гезиод.
Гезиод.
Золотой век.
Золотой век.
(Из ‘Трудов и дней’).
——*——
——*——
— 91 —
По Овидию.
По Овидию.
Поучение Пифагора.
Поучение Пифагора.
— 92 —
— 93 —
——*——
——*——
— 94 —
Из италианских поэтов.
Из италианских поэтов.
——
Из французских поэтов.
——
Ламартин.
Из поэмы ‘Падший ангел’.
Страницы вдохновенные читая,
Не говорите, — люди, — что Сам Бог,
В уста избранников слова Свои влагая,
Святую книгу эту написать помог.
Слова Его живут в созвучьях песни вечной,
Они начертаны на синеве небес
И выше в бездне, полной тайны и чудес, —
Там, где огни миров роятся бесконечно.
Одна лишь книга есть, где Он Своей рукой
Нетленными чертами Имя пресвятое
Предвечно написал, — то дух бессмертный твой,
Твой разум, — человек! Лишь он над темнотою
Твоей всегда царит, в нем — искра божества,
Премудрости Его живое отраженье,
В нем — говорит Он с вами.
Уст плотских слова
Все только искажают Вышнего внушенья.
——*——
Луиза Аккерман.
IN MEMORIAM.
Я странствовать люблю. И лишь наступит лето,
Как птица вольная, перелетаю я
От ласмурных небес — в страны тепла и света,
От мрачных берегов — в волшебные края.
Но только никогда ты, ветер быстрокрылый,
Не заноси меня в тот край, где я жила
Когда-то счастливо, где был со мною милый,
И где развалина надежд моих легла.
Как солнце бледное там ласково сияло!
И как мне нравилась угрюмая страна!
Любовь в душе моей так чудно расцветала,
Своею красотой все красила она.
С любовью все исчезло. Нынче — сквозь туманы
Явился бы мне там печальный ряд теней,
Озера темные да сосны великаны —
Живые призраки минувших светлых дней.
На этом берегу, холодном и унылом,
Все полно образом любимым, дорогим,
Знакомым голосом, улыбкой, взглядом милым,
Все полно счастием исчезнувшим моим.
Пойду ль бродить одна — с истерзанной душою —
По тем тропинкам, где бродили мы вдвоем, —
Смех жизнерадостный, — веселье молодое, —
Припоминать — в слезах, в отчаяньи немом?..
——*——
Свету!
Когда воскликнул Гёте: ‘Свету! Больше свету!..’ —
В борьбе с предсмертной мглой, — он был счастливей нас,
— 123 —
Глаза орлиные закрыла Смерть поэту,
И свет для них погас.
А мы живем, но крик все тот же вдохновенный
Нам надрывает грудь, глядим, — а свету нет,
Не видит бедный ум, на пытку осужденный,
Где истина и свет.
Мы ощупью брели, — мучительно, веками,
За шагом шаг, в борьбу с непобедимой тьмой,
Но все не разорвать нам слабыми руками
Завесы роковой.
Порой мутится ум в скитаньи безотрадном,
В неведомых краях блуждая наугад,
За всяким огоньком во мраке непроглядном
Бросаться вслед он рад.
Вот Вера подняла светильник свой смиренный:
‘Я освещу твой путь! Во мне покой найдешь!..’
Но Разум, оттолкнув огонь ее священный,
Давно ответил: ‘Лжешь!..
Тебе ли освещать? Ты землю погрузила
В туман таинственный, холодный и пустой,
Ты жалкий род людской обманом ослепила,
И тухнет светоч твой!’
Наука нас зовет, высоко поднимая
Свой факел, мы идем, покорные, за ней,
Забрежжилась кругом, во тьме едва мерцая,
Заря ее лучей,
Вот поредел туман, хоть бледно освещенье,
А виден путь ясней, уж нас не мучит страх,
Исчезли грозные былого привиденья,
Бродившие впотьмах.
И мы дошли… Дошли до страшной бездны черной,
Нет провожатого, дороги дальше нет.
В отчаяньи тупом глядим вперед упорно:
Не явится ли свет?
Хотим ‘незримое’ заставить показаться,
Ответов ясных ждем от пустоты немой, —
Слепорожденные, — хотим всю жизнь терзаться
Сияющей мечтой.
Не пробуйте отнять у нас страданье это —
Мы пытке роковой навек обречены.
— 124 —
Созданья темные, — живем мы жаждой света,
Мы ею спасены.
Да, — свету, свету нам! Все громче это слово
Звучит отчаянной, отвергнутой мольбой,
Все бездну мрачную, молчащую сурово,
Мы видим пред собой.
О, солнце старое, — ты вздрогнешь, потухая
И в безрассветной мгле скрывая бледный лик,
Когда над всей землей промчится, замирая,
Все тот же страшный крик!
——*——
— 125 —
Жан Ришпен.
Перелетные птицы.
Вот грязный задний двор, совсем обыкновенный,
Конюшня, хлев свиной, коровник и сарай,
А в глубине овин под шляпой неизменной
Соломенной своей. — Тут для животных рай.
Тут вечно ест и пьет бездушная порода,
На солнышке блестит навоз как золотой,
И дремлют сонные канав и лужиц воды,
Омывшие весь двор вонючею рекой.
Вдали от мокроты и жирной кучи черной,
Там, где навоз просох и так овсом богат,
Хозяйка-курица разбрасывает зерна,
Гордясь семьей тупых, прожорливых цыплят.
Отец-петух сидит повыше на телеге,
Доволен, жирен, сыт, — свернулся он клубком,
Он спит блаженным сном, он утопает в неге
И сонные глаза завесил гребешком.
Вон плавают в пруду мечтательные утки,
На тину устремив сентиментальный взгляд,
И с селезнем своим, раз по двенадцать в сутки,
О радостях любви законной говорят.
Рубином, бирюзой на солнце отливая,
На крыше высоко, под золотом лучей,
Нарядная сидит и радужная стая,
Семья породистых, спесивых голубей.
Как войско стройное в своих мундирах белых,
Пасется в стороне красивый полк гусей,
А дальше — черный ряд индюшек осовелых,
Надутых важностью и глупостью своей.
Здесь — царство, гордое своею грязью, салом,
Скотской, счастливый быт разъевшихся мещан,
В помойной яме жизнь, с навозным идеалом,
— 178 —
Здесь щедрою рукой удел блаженства дан!
Да! счастлив ты, индюк! И ты, мамаша-угка!
Утятам скажешь ты наверно в смертный час:
‘Живите так, как я… Не портите желудка…
——
Из французских поэтов.
Из французских поэтов.
——
——
Ламартин.
Ламартин.
Из поэмы ‘Падший ангел’.
Из поэмы ‘Падший ангел’.
——*——
——*——
Луиза Аккерман.
Луиза Аккерман.
IN MEMORIAM.
IN MEMORIAM.
——*——
——*——
Свету!
Свету!
— 123 —
— 124 —
——*——
——*——
— 125 —
Жан Ришпен.
Жан Ришпен.
Перелетные птицы.
Перелетные птицы.
— 178 —