Переписка с Е. А. Баратынским, Пушкин Александр Сергеевич, Год: 1828

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Переписка А. С. Пушкина

А. С. Пушкин и Е. А. Баратынский

Переписка А. С. Пушкина. В 2-х т. Т. 1
М., ‘Художественная литература’, 1982. (Переписка русских писателей)
OCR Ловецкая Т. Ю.

Содержание

А. С. Пушкин и Е. А. Баратынский

Е. А. Баратынский — Пушкину. Первая половина (после 7)декабря 1825 г. Москва
Е. А. Баратынский — Пушкину. 520 января 1826 г. Москва
Е. А. Баратынский — Пушкину. Конец февраля (не позднее 23) 1828 г. Москва
Три письма Евгения Абрамовича Баратынского (1800—1844) — все, что осталось от его переписки с Пушкиным — лишь отчасти освещают нам cложную и полную перипетий внутреннюю историю их взаимоотношений. Баратынский познакомился с Пушкиным не ранее 1819 года, через Дельвига, с которым был дружен и даже одно время жил вместе. Сохранилось свидетельство В. А. Эртеля о дружеском общении Пушкина с Баратынским в 1819 году, Дельвиг играл в нем роль сближающего начала (‘Пушкин в воспоминаниях современников’. [М.], 1950, с. 146—147). Уехав из Петербурга, Пушкин внимательно следит за развитием Баратынского-элегика, его отзывы, неизменно положительные, иногда переходят в восторженные (см., напр., письмо Вяземскому от 2 января 1822 г., Бестужеву от 12 января 1824 г. и др.). Любопытно, однако, что Пушкин (как и Дельвиг) очень ясно ощущает в раннем творчестве Баратынского связь с французской просветительской и даже классической традицией, к которой относится прохладно-снисходительно, как к ‘болезни роста’ молодого романтика. Первое из известных нам писем Баратынского к Пушкину содержит своего рода оправдание в этой литературной ‘ереси’.
В этом же письме мы находим важное признание: Баратынский пишет Пушкину ‘с тем затруднением, с которым обыкновенно пишут к старшим’. Это ясно ощущается в стиле его писем и даже в самом их содержании: Баратынский обсуждает с Пушкиным почти исключительно литературные темы. Дружеский тон его писем (с обращением на ‘ты’) производит впечатление слегка искусственного, словно пишущему стоит усилий преодолеть эпистолярный этикет, впрочем, известная ‘этикетность’ вообще свойственна письмам Баратынского, в письме И. В. Киреевскому (1831 г.) он признавался: ‘Ты первый из всех знакомых мне людей, с которыми изливаюсь я без застенчивости’ (Баратынский, 1951, с, 500). Сравнивая его письма к Пушкину с письмами Вяземского, Жуковского, Дельвига, мы сразу же улавливаем разницу: письмо Баратынского прозрачно и ‘понятно’: оно замкнуто в строгих границах эпистолярной темы, у него словно нет с Пушкиным ни общих воспоминаний, ни ассоциаций, литературных или бытовых, которые бы размыкали границы письма и ставили его в более широкий контекст общения. Письма его ‘самодостаточны’ и оттого кажутся несколько холодными.
Приехав из ссылки в Москву осенью 1826 года, Пушкин возобновляет с Баратынским прерванный личный контакт. Они появляются вместе, встречаются в салоне З. Волконской, в 1827 году ‘Граф Нулин’ Пушкина и ‘Бал’ Баратынского, вышедшие в одной книжке, словно символизируют закрепившуюся связь. Конец 1820-х годов — время их наиболее тесного общения и вместе с тем начало взаимного охлаждения, смутно осознаваемого обоими. Творческие пути их начинают расходиться: одновременно с Пушкиным придя к переоценке литературной традиции, прежде всего элегической, Баратынский, в отличие от Пушкина, ищет выхода из кризиса в философской поэзии. Его письмо начала 1826 года — один из первых симптомов его заинтересованного отношения к философско-эстетическим программам ‘любомудров’. Сближение это происходит не сразу и далеко не полностью: у Баратынского сохраняется осторожность по отношению к ‘темной дли стихов’ ‘метафизике’ (осторожность, поддерживаемая и Дельвигом), ‘любомудры’ не приемлют раннего, ‘элегического’ Баратынского и встречают выход его первого сборника (1827) резкой рецензией Шевырева. Однако и литературно, и биографически Баратынский уже отдалился и от петербургского круга своих литературных друзей, и это удаление болезненно ощущается и той, и другой стороной. Письмо Пушкину 1828 года очень выразительно рисует нам эти настроения. Между Пушкиным и Баратынским здесь стоит обычный посредник — Дельвиг, другим посредником Баратынский хотел бы видеть Вяземского, которому пишет в 1829 году: ‘Пушкин здесь… Я с ним часто вижусь, но Вы нам очень недостаете. Как-то из нас двух ничего не выходит, как из двух мафематических линий. Необходима третья, чтобы составить какую-нибудь фигуру, и Вы были ею’ (ЛН, т. 58, с. 88). После смерти Дельвига связи почти обрываются, меняется и отношение Баратынского к пушкинскому творчеству. В 1828 году он восторженно писал Пушкину об ‘Онегине’, а через четыре года он признается И. В. Киреевскому: ‘В разные времена я думал о нем разное. Иногда мне ‘Онегин’ казался лучшим произведением Пушкина, иногда напротив. &lt,…&gt, Это произведение носит на себе печать первого опыта, хотя опыта человека с большим дарованием. Оно блестящее, но почти ученическое, потому что все почти подражательное &lt,…&gt, Вот тебе теперешнее мое мнение об ‘Онегине’ (‘Татевский сборник’. М., 1899, с. 41—42). В эти годы Баратынский почти не пишет стихов и лишь во второй половине 1830-х годов вновь возвращается к поэтическому творчеству, приобретающему черты глубокого пессимизма. Он сближается с ‘Московским наблюдателем’ и с его страниц проповедует романтический бунт против цивилизации (‘Последний поэт’). В это время Пушкин встречается с ним в Москве и сообщает жене: ‘Баратынский &lt,…&gt, очень мил. Но мы как-то холодны друг ко другу’ (Акад., XVI, с. 116).
Смерть Пушкина произвела на Баратынского ‘громовое’ впечатление, подавленный, он писал Вяземскому: ‘Не могу выразить, что я чувствую, знаю только, что я потрясен глубоко и со слезами, ропотом, недоумением беспрестанно себя спрашиваю: зачем это так, а не иначе? &lt,…&gt, В какой внезапной неблагосклонности к возникающему голосу России провидение отвело око свое от поэта, давно составлявшего ее славу и еще бывшего (что бы ни говорили злоба и зависть) ее великою надеждой?..’ (Баратынский, 1951, С. 526). Зимой 1840 года он вместе с Жуковским пересматривал оставшиеся в бумагах Пушкина ненапечатанные стихи,— и в его письме к жене звучат ноты переоценки Пушкина, которого он готов был упрекать за недостаточную философическую глубину творчества: ‘Есть красоты удивительной, вовсе новых и духом и формой. Все последние его пьесы отличаются — чем бы ты думала? Силою и глубиною. ‘Что мы сделали, Россияне, и кого погребли!’ Слова Феофана на погребение Петра Великого. У меня несколько раз навертывались слезы художнического энтузиазма и горького сожаления’ (там же, с. 529).

Е. А. БАРАТЫНСКИЙ — ПУШКИНУ

Первая половина (после 7) декабря 1825 г.г Москва
Благодарю тебя за письмо, милый Пушкин: оно меня очень обрадовало, ибо я очень дорожу твоим воспоминанием. Внимание твое к моим рифмованным безделкам заставило бы меня много думать о их достоинстве, ежели б я не знал, что ты столько же любезен в своих письмах, сколько высок и трогателен в своих стихотворных произведениях.
Не думай, чтобы я до такой степени был маркизом2, чтоб не чувствовать красот романтической трагедии! Я люблю героев Шекспировых, почти всегда естественных, всегда занимательных, в настоящей одежде их времени и с сильно означенными лицами. Я предпочитаю их героям Расина, но отдаю справедливость великому таланту французского трагика. Скажу более: я почти уверен, что французы не могут иметь истинной романтической трагедии. Не правила Аристотеля, налагают на них оковы — легко от них освободиться,— но они лишены важнейшего способа к успеху: изящного языка простонародного. Я уважаю французских классиков, они знали свой язык, занимались теми родами поэзии, которые ему свойственны, и произвели много прекрасного. Мне жалки их новейшие романтики: мне кажется, что они садятся в чужие сани.
Жажду иметь понятие о твоем ‘Годунове’. Чудесный наш язык ко всему способен 3, я это чувствую, хотя не могу привести в исполнение. Он создан для Пушкина, а Пушкин для него. Я уверен, что трагедия твоя исполнена красот необыкновенных. Иди, довершай начатое, ты, в ком поселился гений! Возведи русскую поэзию на ту степень между поэзиями всех народов, на которую Петр Великий возвел Россию между державами. Соверши один, что он совершил один, а наше дело — признательность и удивление.
Вяземского нет в Москве, но я на днях еду к нему в Остафьево и исполню твое препоручение4. ‘Духов’5 Кюхельбекера читал. Не дурно, да и не хорошо. Веселость его не весела, а поэзия бедна и косноязычна. ‘Эду’ для тебя не переписываю, потому что она на днях выйдет из печати. Дельвиг, который в Петербурге смотрит за изданием, тотчас доставит тебе экземпляр и, пожалуй, два, ежели ты не поленишься сделать для меня, что сделал для Рылеева6. Посетить тебя живейшее мое желание, но бог весть когда мне это удастся. Случая же верно не пропущу. Покамест будем меняться письмами. Пиши, милый Пушкин, а я в долгу не останусь, хотя пишу к тебе с тем затруднением, с которым обыкновенно пишут к старшим.
Прощай, обнимаю тебя. За что ты Левушку называешь Львом Сергеевичем? Он тебя искренно любит и ежели по ветрености как-нибудь провинился перед тобою — твое дело быть снисходительным. Я знаю, что ты давно на него сердишься, но долго сердиться не хорошо. Я вмешиваюсь в чужое дело, но ты простишь это моей привязанности к тебе и твоему брату.
Преданный тебе

Баратынский.

Адрес мой: в Москве, у Харитона в Огородниках, дом Мясоедовой.
Баратынский Е. А. Сочинения. М.,1869, с. 419—421, Акад., XIII, No 235.
1 Датируется по содержанию (см. ниже).
2 Маркиз — в данном случае приверженец французского классицизма, в чем упрекал Баратынского, в частности, Дельвиг (см. письмо Дельвига Пушкину от 10 сентября 1824 г.).
3 Парафраза строки из эпистолы II (‘О стихотворстве’) А. П. Сумарокова (1747): ‘Прекрасный наш язык способен ко всему’.
4 Препоручение — по-видимому, доставить Дельвигу отрывки из 2-й главы ‘Онегина’, находившейся у Вяземского. С той же просьбой (списать эти отрывки или поручить это Баратынскому) обращался к Вяземскому Дельвиг в письме 28 ноября 1825 г. (см. примеч. к письму Пушкина Дельвигу от октября — первой половины ноября 1825 г.). Вяземский ответил Дельвигу 7 декабря, его письмо отсылал в Петербург Баратынский, который тогда еще сообщил Вяземскому о своем намерении посетить его в Остафьеве (см.: Вацуро, с. 66—67, 258). Таким образом, настоящее письмо написано вскоре после 7 декабря.
5 ‘Шекспировы духи’ (1825), драма Кюхельбекера.
6 Издание ‘Эды’ задержалось до начала 1826 т. Баратынский говорит о замечаниях Пушкина на полях печатного экземпляра ‘Войнаровского’ Рылеева (см. письмо Пушкина Рылееву от второй половины мая 1825 г.).

Е. А. БАРАТЫНСКИЙ — ПУШКИНУ

520 января 1826 г. Москва
Посылаю тебе ‘Уранию’1, милый Пушкин, не велико сокровище, но блажен, кто и малым доволен. Нам очень нужна философия. Однако ж позволь тебе указать на пиэсу под заглавием: ‘Я есмь’2. Сочинитель мальчик лет осьмнадцати, и кажется, подает надежду. Слог не всегда точен, но есть поэзия, особенно сначала. На конце метафизика, слишком темная для стихов. Надо тебе сказать, что московская молодежь помешана на трансцендентальной философии, не знаю, хорошо ли это или худо, я не читал Канта и, признаюсь, не слишком понимаю новейших эстетиков3. Галич выдал пиэтику на немецкий лад4. В ней поновлены откровения Платоновы и с некоторыми прибавлениями приведены в систему. Не зная немецкого языка, я очень обрадовался случаю познакомиться с немецкой эстетикой5. Нравится в ней собственная ее поэзия, но начала ее, мне кажется, можно опровергнуть философически. Впрочем, какое о том дело, особливо тебе. Твори прекрасное, и пусть другие ломают над ним голову: как ты отделал элегиков в своей эпиграмме!6 Тут и мне достается, да и поделом, я прежде тебя спохватился и в одной ненапечатанной пьэсе говорю, что стало очень приторно:
Вытье жеманное поэтов наших лет7. —
Мне пишут, что ты затеваешь новую поэму ‘Ермака’8. Предмет истинно поэтический, достойный тебя. Говорят, что, когда это известие дошло до Парнаса, и Камоэнс вытаращил глаза9. Благослови тебя бог и укрепи мышцы твои на великий подвиг.
Я часто вижу Вяземского. На днях мы вместе читали твои мелкие стихотворения10, думали пробежать несколько пьэс и прочли всю книгу. Что ты думаешь делать с ‘Годуновым’? Напечатаешь ли его или попробуешь его прежде на театре? Смерть хочется его узнать. Прощай, милый Пушкин, не забывай меня.
— — —
Баратынский Е. А. Сочинения. М., 1869, с. 418—419, Акад., ХIII, No236.
1 Об альманахе ‘Урания’ см. письмо Вяземского Пушкину от 16—18 октября 1825 г. Альманах вышел в начале января 1826 г., в нем были в числе других стихи самого Пушкина, а также Баратынского.
2 Стихотворение С. П. Шевырева. Пушкин обратил внимание на эти стихи и хвалил их Шевыреву при первой встрече (П. в восп., т. 2, с. 29).
3 В этих оценках сказывается начавшееся расхождение между ‘любомудрами’, с одной стороны, Дельвигом и Баратынским и позднее Пушкиным, с другой (см. письмо Пушкина Дельвигу от 2 марта 1827 г.).
4 А. И. Галич, лицейский учитель Пушкина, издал в 1825 г. ‘Опыт науки изящного’, ориентированный на немецкую романтическую эстетику. Родоначальником новых эстетических школ Галич называл Платона.
5 Это свидетельство Баратынского следует понимать лишь как указание на недостаточное знание немецкого языка, которым он занимался с детских лет, есть сведения, что он читал в подлиннике немецких поэтов (см.: Xетсо Г. Евгений Баратынский. Жизнь и творчество. Oslo—Bergen, 1973, с. 138).
6 ‘Соловей и кукушка’ (‘Урания’, с. 265).
7 Стих из ранней (не дошедшей до нас) редакции послания ‘К Богдановичу’ (1824).
8 Источник этого слуха неясен. О пушкинском замысле поэмы о Ермаке нет никаких сведений. В ‘Воображаемом разговоре с Александром I’ (1824) Пушкин представлял себе возможность написания поэмы ‘Ермак’ в случае его ссылки в Сибирь (Акад., XI, с. 24).
9 Камоэнс упомянут здесь как автор эпической поэмы (‘Лузиады’, 1572) о колонизации Нового Света, аналогия между Ермаком и конкистадорами была распространена.
10 ‘Стихотворения Александра Пушкина’ (вышли в свет 30 декабря 1825 г.).

Е. А. БАРАТЫНСКИЙ — ПУШКИНУ

Конец февраля (не позднее 23) 1 1828 г. Москва
Давно бы я писал к тебе, милый Пушкин, ежели бы знал твой адрес и ежели бы не поздно пришла мне самая простая мысль написать: Пушкину в Петербург. Я бы это, наверно, сделал, ежели б отъезжающий Вяземский не доставил мне случай писать к тебе — при сей верной оказии. В моем тамбовском уединении2 я очень о тебе беспокоился. У нас разнесся слух, что тебя увезли, а как ты человек довольно увозимый, то я этому поверил. Спустя некоторое время я с радостью услышал, что ты увозил, а не тебя увозили3. Я теперь в Москве сиротствующий. Мне, по крайней мере, очень чувствительно твое отсутствие. Дельвиг погостил у меня короткое время. Он много говорил мне о тебе: между прочим, передал мне одну твою фразу и ею меня несколько опечалил.— Ты сказал ему: ‘Мы нынче не переписываемся с Баратынским, а то бы я уведомил его’ — и проч.— Неужели, Пушкин, короче прежнего познакомясь в Москве, мы стали с тех пор более чуждыми друг другу? 4 — Я, по крайней мере, люблю в тебе по-старому и человека, и поэта.
Вышли у нас еще две песни ‘Онегина’5. Каждый о них толкует по-своему: одни хвалят, другие бранят и все читают. Я очень люблю обширный план твоего ‘Онегина’, но большее число его не понимает. Ищут романической завязки, ищут обыкновенного и, разумеется, не находят. Высокая поэтическая простота твоего создания кажется им бедностию вымысла, они не замечают, что старая и новая Россия, жизнь во всех ее изменениях проходит перед их глазами, mais que le diable les emporte et que Dieu les bИnisse! {но пусть их черт возьмет и благословит бог! (фр.)} Я думаю, что у нас в России поэт только в первых незрелых своих опытах может надеяться на большой успех. За него все молодые люди, находящие в нем почти свои чувства, почти свои мысли, облеченные в блистательные краски. Поэт развивается, пишет с большою обдуманностью, с большим глубокомыслием: он скучен офицерам, а бригадиры с ним не мирятся, потому что стихи его все-таки не проза. Не принимай на свой счет этих размышлений: они общие6. Портрет твой в ‘Северных цветах’ чрезвычайно похож и прекрасно гравирован. Дельвиг дал мне особый оттиск 7. Он висит теперь у меня в кабинете, в благопристойном окладе. Василий Львович пишет романтическую поэму8. Спроси о ней у Вяземского. Это совершенно балладическое произведение. Василий Львович представляется мне парнасским Громобоем, отдавшим душу свою романтическому бесу. Нельзя ли пародировать балладу Жуковского?9 Между тем прощай, милый Пушкин! Пожалуйста, не поминай меня лихом.
— — —
С, 1854, No 9, отд. III, с. 22 (отрывок), Баратынский Е. А. Сочинения. М., 1869, с. 421—422 (почти полностью), П и С, вып. XVI, с. 147—148 (Отрывок, по автографу). Акад., XIV, No 366, с датой: конец февраля — начало марта 1828 г.
1 Датируется по содержанию: Вяземский выехал из Москвы 23 или 24 февраля (Вяземский П. А. Записные книжки (1813—1848). М., 1963, с. 408).
2 Тамбовское имение Баратынского — Мара, где он пробыл с весны до конца 1827 г.
3 По-видимому, до Баратынского дошли слухи о начавшемся следствии по поводу ‘Андрея Шенье’, фрагмент которого, вычеркнутый цензурой, распространялся как ‘стихи на 14 декабря’. В январе 1827 г. Пушкин был впервые вызван для дачи показаний и вторично давал их в Петербурге 29 июня 1827 г. Вероятно, с этими событиями и была связана версия об ‘увозе’ Пушкина в Петербург, тогда как Пушкин уехал в столицу (в мае 1827 г.) с разрешения Николая I.
4 См. письмо Дельвига Пушкину около 18 февраля. Баратынский вспоминает о совместном пребывании в Москве в 1826—1827 гг.
5 ‘Евгений Онегин, глава IV и V. СПб., 1828’, вышедшие в свет между 31 января в 2 февраля 1828 г. (П. в печ., с. 50).
6 Эти мысли были развиты Пушкиным в статье ‘Баратынский’ (1830, Акад., XI, с. 185).
7 Гравюра Н. И. Уткина с портрета О. А. Кипренского (1827), ср. аналогичное мнение П. А. Катенина (письмо Пушкину от 27 марта 1828 г.), а также С. Л. Пушкина (Цявловский М. А. Книга воспоминаний о Пушкине. М., 1931, с. 379), М. А. Гончарова (П. в восп., т. 2, с. 216) и др. Экземпляр Баратынского ныне в Мураново.
8 ‘Капитан Храбров’. См. об этом в письмах Вяземского Пушкину от 18 и 25 сентября 1828 г. Об этой поэме Баратынский упоминал и в письме Вяземскому в 1830 г. (Письма к Вяземскому, с. 50).
9 ‘Громобой’ (первая часть повести Жуковского ‘Двенадцать спящих дев’, 1810—1817).

Список условных сокращений, принятых в комментариях

Акад.— А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, тт. I—XVII. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1937—1959.
Анненков — П. В. Анненков. Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина. СПб., 1855 (Сочинения Пушкина с приложением для его биографии портрета, снимков с его почерка и его рисунков, и проч., т. 1).
Анненков. Пушкин — П. Анненков. Александр Сергеевич Пушкин в александровскую эпоху. 1799—1826. СПб., 1874.
AT — Переписка Александра Ивановича Тургенева с кн. Петром Андреевичем Вяземским. 1814—1833 гг. Пг., 1921 (Архив братьев Тургеневых, вып 6).
Б — ‘Благонамеренный’.
Баратынский, 1951 — Баратынский Е. А. Стихотворения. Поэмы. Проза. Письма. М., Гослитиздат, 1951.
Барсуков — Н. П. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. 1—22. СПб., 1888—1910.
БдЧ — ‘Библиотека для чтения’.
БЗ — ‘Библиографические записки’.
Б-ка П.— Б. Л. Mодзалевский. Библиотека А. С. Пушкина. Библиографическое описание. СПб., 1910.
Вацуро — В. Э. Вацуро. ‘Северные цветы’. История альманаха Дельвига — Пушкина. М., ‘Книга’, 1978.
ВД — ‘Восстание декабристов’. Материалы, т. I—XVII. М.—Л., Госиздат, 1925—1980.
ВЕ — ‘Вестник Европы’.
Вигель — Ф. Ф. Вигель. Записки, ч. I—II. М., ‘Круг’, 1928.
Вос. Бестужевых — ‘Воспоминания Бестужевых’. М.—Л., 1951.
Врем. ПК — ‘Временник пушкинской комиссии’. 1962—1976. М.—Л., ‘Наука’, 1963—1979 (Изд-во АН СССР. Отд. лит. и яз. Пушкинская комиссия).
Вяземский — П. А. Вяземский. Полное собрание сочинений, т. I—XII. СПб., 1878—1896.
Гастфрейнд. Товарищи П. — Н. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина по вып. Царскосельскому лицею. Материалы для словаря лицеистов 1-го курса 1811—1817 гг., т. I—III. СПб., 1912—1913.
ГБЛ — Государственная библиотека им. В. И. Ленина (Москва). Рукописный отдел.
Гиллельсон — М. И. Гиллельсон. П. А. Вяземский. Жизнь и творчество. Л., ‘Наука’, 1969.
ГМ — ‘Голос минувшего’.
ГПБ — Государственная публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-Щедрина (Ленинград). Рукописный отдел.
Греч — Н. И. Греч. Записки о моей жизни. М.—Л., ‘Асаdemia’, 1930.
Дельвиг — Дельвиг А. А. Сочинения. СПб., 1893.
Дельвиг. Материалы— Верховский Ю. Н. Барон Дельвиг. Материалы биографические и литературные. Пг., изд-во Кагана, 1922.
ДЖ — ‘Дамский журнал’.
ЖМНП — ‘Журнал министерства народного просвещения’,
ИВ — ‘Исторический вестник’.
ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (Ленинград). Рукописный отдел.
Карамзины — ‘Пушкин в письмах Карамзиных 1836—1837 годов’. М.— Л., 1960 (Изд-во АН СССР. Институт русской литературы (Пушкинский Дом).
Керн — А. П. Керн. Воспоминания. Дневники. Переписка. М., ИХЛ, 1974.
Кюхельбекер — В. К. Кюхельбекер. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., ‘Наука’, 1979.
ЛГ — ‘Литературная газета’.
Летопись — М. А. Цявловский. Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина, т. I. М., 1951.
Лет. ГЛМ — Летописи Государственного литературного музея, кн. I. Пушкин. М.— Л., 1936.
ЛН — ‘Литературное наследство’.
MB — ‘Московский вестник’.
M. вед. — ‘Московские ведомости’.
Модзалевский — Б. Л. Mодзалевский. Пушкин. Л., ‘Прибой’, 1929.
Мордовченко — Н. И. Mордовченко. Русская критика первой четверти XIX века. М.— Л., Изд-во АН СССР, 1959.
MT — ‘Московский телеграф’.
НЛ — ‘Новости литературы’.
Новонайденный автограф Пушкина — В. Э. Вацуро, М. И. Гиллельсон. Новонайденный автограф Пушкина. М.— Л., ‘Наука’, 1968.
ОА — ‘Остафьевский архив князей Вяземских’. Под ред. и с примеч. В. И. Саптова, т. I—V. СПб., 1899—1913.
ОЗ — ‘Отечественные записки’.
ОРЯС — Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук.
П. в восп. — ‘А. С. Пушкин в воспоминаниях современников). В 2-х томах. М.. ИХЛ, 1974.
П. в печ.— Н. Синявский, М. Цявловский. Пушкин и печати. 1814—1837. Хронологический указатель произведений Пушкина, напечатанных при его жизни, изд. 2-е, испр. М., Соцэкгиз, 1938.
П. Врем.— ‘Пушкин’. Временник пушкинской комиссии, т. 1—6. М.— Л., Изд-во АН СССР, 1936—1941.
ПГП — ‘Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым’, т. 1—3. СПб., 1896.
ПЗ — ‘Полярная звезда’.
П и С — ‘Пушкин и его современники’. Материалы и исследования, вып. I—XXXIX. СПб., Изд-во Акад. наук, 1903—1930.
Переписка — ‘Пушкин. Переписка’. Под ред. и с примеч. В. И. Саитова. Т. I—III. СПб., Изд. Имп. Акад. наук, 1906—1911.
Писатели-декабристы в восп. совр. — ‘Писатели-декабристы в воспоминаниях современников’. В 2-х томах. М., ИХЛ, 1980.
Письма — Пушкин. Письма 1815—1833, т. I—II. Под ред. и с примеч. Б. Л. Модзалевского. М.— Л., Госиздат, 1926—1928. Т. III. Под ред. и с примеч. Л. Б. Модзалевского. М.— Л., ‘Academia’, 1935.
Письма посл. лет. — Пушкин. Письма последних лет. 1834—1837. Л., ‘Наука’, 1969.
Письма к Вяземскому — ‘Письма А. С. Пушкина, бар. А. А. Дельвига, Е. А. Баратынского и П. А. Плетнева к князю П. А. Вяземскому’. СПб., 1902.
Плетнев — Плетнев П. А. Сочинения и переписка, т. I—III. СПб., 1885.
Полевой — Н. А. Полевой. Материалы по истории русской литературы и журналистики 30-х годов XIX в. Л., ‘Academia’, 1934.
П. Иссл. и мат.— ‘Пушкин. Исследования и материалы’, т. I—IX. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1956—1979.
Пушкин. Итоги и проблемы — ‘Пушкин. Итоги и проблемы изучения’. М.— Л., ‘Наука’, 1966.
Пущин — И. И. Пущин. Записки о Пушкине. Письма. М., Гослитиздат, 1956.
РА — ‘Русский архив’.
Рассказы о П.— ‘Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851—1860 годах’. М., 1925.
Р. библ.— ‘Русский библиофил’.
PB — ‘Русский вестник’.
РЛ — ‘Русская литература’.
PC — ‘Русская старина’.
Рукою П.— ‘Рукою Пушкина’. Несобранные и неопубликованные тексты. М.—Л., ‘Acadernia’, 1935.
Рус. инв. — ‘Русский инвалид’.
РЭ ‘Русская эпиграмма конца XVII — начала XX вв.’ Л., ‘Сов. Пис.’, 1975.
С — ‘Современник’.
Семевский — Семевский М. И. Прогулка в Тригорское.— В кн.: Вульф А. Н. Дневники. М., изд-во ‘Федерация’, 1929.
СО — ‘Сын отечества’.
СО и CA — ‘Сын отечества и Северный архив’.
СПб. вед.— ‘С.-Петербургские ведомости’.
СПч — ‘Северная пчела’.
Стар. и нов. — ‘Старина и новизна’.
СЦ — ‘Северные цветы’.
Тел. — ‘Телескоп’.
Томашевский — Б. Томашевский. Пушкин, кн. 1 (1813—1824). М.—Л., Изд-во АН СССР, 1956.
Тургенев. Хроника русского — А. И. Тургенев. Хроника русского. Дневники (1825—1826). М.— Л., ‘Наука’, 1964.
Хитрово — ‘Письма Пушкина к Елизавете Михайловне Хитрово. 1827—1832’. Л., 1927.
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства (Москва).
ЦГАОР — Центральный государственный архив Октябрьской революции (Москва).
ЦГИА — Центральный государственный исторический архив (Ленинград).
Черейский — Л. А. Черейский. Пушкин и его окружение. Л., ‘Наука’, 1975.
Щеголев — П. Е. Щеголев. Дуэль и смерть Пушкина, изд. 3-е. М.—Л., Госиздат, 1928.
Эйдельман — Н. Я. Эйдельман. Пушкин и декабристы. М., ИХЛ, 1979.
ЯА — ‘Письма H. M. Языкова к родным за дерптский период его жизни (1822—1829)’. СПб., 1913 (Языковский архив, вып. I).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека