В. В—л—г.
Дополнение
Дополнение
Пьер-Жозеф Прудон: биографическая справка, Прудон Пьер-Жозеф, Год: 1898
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Прудон (Пьер-Жозеф Proudhon) — знаменитый французский экономист, род. 15 января 1809 г. в Безансоне. Отец его был бедный крестьянин, работавший вместе со своей женой на небольшом пивоваренном заводе. Бедность семьи была причиной того, что П. не мог получить систематического и законченного образования: 19-ти лет он принужден был оставить гимназию, чтобы самостоятельно добывать себе средства к существованию. Он поступил корректором в типографию Готье, из которой ушел через два года, и затем занимал различные должности в типографиях Марселя, Парижа и других городов, а в 1836 г. в своем родном городе открыл собственную небольшую типографию. Держа корректуру вульгаты, он сравнивал еврейский текст с переводом и таким образом научился еврейскому языку, а так как в типографии Готье печаталось много богословских сочинений, то это дало ему возможность получить богатые сведения в этой специальности. Первый труд его был чисто филологического характера — ‘Опыт общей грамматики’ (‘Essai de grammaire gnrale’), который он присоединил в виде добавления к печатавшейся в его типографии работе Бертье — ‘Elments primitifs des langues’, за этот ‘Опыт’, который он под измененным заглавием представил потом в парижский институт, ему дали почетный отзыв. В 1838 году безансонская академия назначила его своим пенсионером, и с этого года он окончательно оставил лингвистику, чтобы заняться историей, философией и политической экономией. В следующем году он получил от академии медаль за сочинение на тему о пользе празднования воскресения (‘De la clbration du Dimanche’), уже здесь проглядывают те идеи, которые затем в более ясной форме составили содержание всей его теории. В июне 1840 г. появилась знаменитая брошюра П.: ‘Qu’est ce que la proprit?’, в предисловии он обращается к безансонской академии и просит принять под свое покровительство его учение, но академия, напротив, по предложению одного из своих членов, постановила высказать неодобрение представленному рассуждению и обязать автора выпустить это посвящение при втором издании брошюры. В публике брошюра имела большой успех. В следующие два года появились дополнения к его исследованию о собственности, в виде писем к Бланки и к Консидерану. Около этого времени прекратилась его стипендия, и он поступил секретарем к одному мировому судье, а затем приказчиком в торговый дом фирмы Готье. Но несмотря на стесненное материальное положение, он продолжал энергично разрабатывать свою систему, в 1843 г. вышло его сочинение: ‘Cration de l’ordre dans l’humanit’, в котором он сам вскоре разочаровался, в 1846 г. появилась знаменитая ‘Systme des contradictions conomiques ou philosophie de la misre’. Книга имела огромный успех не только во Франции, но и в Германии, где в течение одного года появились три перевода, и окончательно определила отношение П. к классической политической экономии и к современным ему направлениям социализма. Маркс, дотоле сочувствовавший ему, написал возражение под ироническим заглавием: ‘Misre de la philosophie’, a в ‘Journal des Economistes’ Молинари поместил суровую критическую статью против нее. В эту пору П. стал думать о практическом применении своих идей, и с этой целью хотел издавать газету ‘Le Peuple’, но правительство не дало разрешения, и он мог приступить к изданию только после февральской революции. Относившийся недоброжелательно к июльской монархии, П. не одобрял и переворота 1848 г. (см. ‘Confessions d’un rvolutionaire’), он не принимал в ней никакого активного участия и в своей газете даже жестоко критиковал все действия социалистических партий. Выбранный в члены парламента, П. внес проект повышения налогов в течение трех лет, с целью дать народу на открывшиеся средства дешевый или даже даровой кредит, но проект его не был принят. В марте 1819 г., за статью об ответственности президента (‘Le Prsident de la Republique est responsable’), П. был предан ассизному суду и приговорен к тюремному заключению на три года и к штрафу в 3000 франков, чтобы избавиться от наказания, П. бежал в Бельгию, но во время короткого пребывания в Париже был арестован и посажен в тюрьму. Здесь он написал свои ‘Признания’ и много отдельных статей, к этому же времени относится и его женитьба. После выхода из заключения, в 1852 г., П. уже не принимал почти никакого участия в политике, неоднократно отказывался от кандидатуры, в его книгах и брошюрах, с этих пор, почти не заметен злободневный характер, а изданное в 1858 году сочинение его: ‘De la justice dans la Rvolution et dans l’Eglise’ носит отпечаток беспристрастного, строго-научного исследования. Но и эта книга подверглась преследованию: П. был снова предан суду, приговорен к трехлетней тюрьме и снова бежал в Бельгию, где написал свои сочинения: ‘Thorie de l’impt’, ‘La guerre et la paix’, ‘La capacit publique’ и много других. П. умер в 1865 г. в Пасси, близ Парижа.
П. не оставил после себя сочинения, в котором его воззрения были бы изложены в законченной и систематической форме, каждое сочинение его развивает какую-нибудь одну мысль, какую-нибудь одну сторону его теории, да и самая эта теория постоянно развивалась и видоизменялась, так что, если в двух разновременных сочинениях он касается одного и того же предмета, содержание его учения, большей частью, различно. Поэтому, чтобы изучить его воззрения, нужно изучить все его сочинения. Наиболее характерными сторонами его учения являются: теория собственности, развитая в сочинении ‘Qu’est ce que la proprit?’ (хотя он касался этого вопроса потом и в других сочинениях), теория экономических противоречий и учение о справедливости. ‘Что такое собственность? Это — кража’. Собственность есть кража, потому что она противоречит справедливости, потому что нельзя найти никакого принципа, на котором бы можно было ее обосновать. Собственность не может основываться на завладении, потому что оно не только ведет к равенству, но и препятствует установлению собственности. С одной стороны, всякий имеет право завладения просто потому, что он существует, и ему нужен материал для труда, с другой — число людей постоянно изменяется, и, вместе с тем, изменяется количество материи, на которое может иметь притязание каждый работник, поэтому завладение всегда подчиняется народонаселению, владение не может быть прочным и неизменным, как право, и, значит, не может переходить в собственность. Каждый оккупант есть владелец или узуфруктуарий, но не собственник. Он отвечает за ту вещь, которая ему поручена, он должен употреблять ее сообразно общественной пользе, не может разделять ее так, чтобы кто-нибудь другой ее эксплуатировал, а он пользовался только доходами, одним словом, он находится под надзором общества и должен подчиняться закону труда и равенства. Точно так же собственность не может основываться и на труде. Владелец получает за свой труд двойной урожай, но он не получает никакого права на землю, работник может получать продукты своего производства, но непонятно, почему право собственности на продукты заключает в себе право собственности на материал. Не может оправдать собственность и всеобщее соглашение, потому что оно ведет за собой отказ от права труда, который невозможен без собственности, а такой отказ должен быть непременно взаимным, из взаимности же вытекает равенство, а не собственность. Наконец, и давность не может установить право собственности, потому что у владельца всегда будет недоставать основания (justus titulus) — ибо завладение и труд не суть основания — и добросовестности, кроме того, никак нельзя понять, почему время может, само по себе, превратить владение в собственность. Таким образом оказывается, что все выставляемые основания собственности ведут к равенству, думают, что равенство невозможно, на самом деле невозможна собственность. Она невозможна потому, что за ничто она требует нечто: собственник получает доход с арендатора безо всякого со своей стороны труда, собственность невозможна потому, что там, где она существует, стоимость производства выше его ценности: часть продуктов своего труда работник должен предоставить собственнику, как арендную плату, собственность невозможна потому, что доход гораздо больше зависит от труда, чем от права собственности: стоимость продуктов труда гораздо выше арендной платы, собственность невозможна, потому что она ведет общество к погибели, потому что она отрицает равенство. Противоположность собственности составляет общность, но ее неудобства и несостоятельность слишком очевидны. Общность есть такое же отрицание равенства, как и собственность, но только в противоположном смысле: собственность есть эксплуатация слабого сильным, общность есть эксплуатация сильного слабым, в собственности неравенство условий порождается силой, в общности его производит посредственность, оцениваемая одинаково с силой. Общность есть рабство, ибо она уничтожает свободное распоряжение способностями, и, если собственность порождает соревнование в приобретении благ, то общность порождает соревнование ленивых. Итак, обе формы общества хотят хорошего, а производят одно дурное, это происходит оттого, что каждая из них не признает некоторых элементов общества: общность не признает независимости и пропорциональности, а собственность — равенства и закона. Если же основать общество на всех этих четырех принципах, то окажется, что: 1) равенство, понимаемое, как равенство условий, а не благосостояния, нисколько не нарушает справедливости, 2) закон, опирающийся на знание фактов, т. е. на необходимость, не мешает независимости, 3) индивидуальная независимость, происходящая из различия способностей, безо всякой опасности может существовать в границах закона, 4) пропорциональность, допускаемая лишь в сфере ума и чувства, может быть соблюдаема без нарушения справедливости и равенства. Такую форму общества можно назвать свободой, потому что она не допускает произвола, но лишь авторитет закона. Вся система хозяйства страдает противоречиями. Экономисты понимают двойственный характер ценности: с одной стороны, это — потребительная ценность (полезность, valeur d’utilit), с другой — меновая ценность (valeur d’change), но они недостаточно выяснили ее противоречивую природу. Полезность есть необходимое условие обмена, но уничтожьте обмен — и полезность превратится в нуль. Так как наша жизнь основана на труде и обмене, а мы тем богаче, чем больше производим и обмениваем, то отсюда следовало бы, что нужно как можно больше производить полезностей, чтоб обменять их потом на другие, необходимые нам полезности. Но первое следствие умножения ценности есть ее обесценение: чем больше данного товара на рынке, тем труднее его сбыть, и тем он дешевле. Это противоречие может быть уничтожено только новой конструкцией ценности абсолютной. Общественное богатство есть масса, которая скреплена какой-то силой, и в которую постоянно привходят новые элементы, различным образом комбинирующиеся, ценность же есть отношение, в котором каждый из элементов находится к целому. Постоянное в этом отношении есть полезность, изменчивое — меновая ценность. Сила, которая различным образом комбинирует элементы богатства и образует из них единое целое, есть труд. Но противоречие продолжается дальше. Первая ступень экономического развития, как и умственного движения (ибо то и другое совершается параллельно), есть разделение труда. При помощи его осуществляется равенство условий и талантов, оно устанавливает равновесие обмена, открывает путь к богатству, к высокому и идеальному, но прогресс этот не ко всем относится одинаково, он возвышает одних, оставляя других пребывать в варварском состоянии, разделение труда принижает работника, делает умственную деятельность ненужной, богатство вредным, равенство невозможным. Антитез разделения труда представляют из себя машины, появляющиеся на второй ступени развития. Машина есть ни что иное, как способ соединять все мелкие частички труда, дотоле разъединенные, она облегчает труд работника, уменьшает издержки производства и, следовательно, понижает цены продуктов, способствует новым открытиям и увеличению общего благосостояния, — она есть символ человеческой свободы, знак нашего владычества над природой. Но именно потому, что машины уменьшают труд работника, на этот труд становится с каждым днем все меньше и меньше спроса, правда, вследствие понижения цен, потребление увеличивается, пропорция снова восстановляется, и снова поднимается спрос на труд, но так как промышленные изобретения следуют непрерывно одно за другим и стремятся заменить труд человека механической работой, то существует неизменная тенденция ограничить производительность рабочих и уменьшить их благосостояние. Конечный результат машинного производства — вырождение, болезнь и смерть. Средством против этих двух зол — разделения труда и машин — является конкуренция: она так же вытекает из природы труда, как и его разделение, она есть такое разделение, которое кладет начало свободе, делая из каждого (рода) труда самостоятельную сферу, в которой человек пользуется своей силой и независимостью, она поощряет работника и дает ему свободу. Но у конкуренции есть и оборотные стороны: она отнимает хлеб у множества рабочих и видит в этом одну только экономию, увеличивает издержки производства, без нужды умножая и привлекая к себе капиталы, она извращает все понятия правды и справедливости и портит общественную совесть, ставя игру на место права. Следствие и естественную противоположность конкуренции составляет монополия. Она есть выражение свободы, одержавшей победу, награда за борьбу и лучший стимул прогрессивной деятельности, она поднимает благосостояние и увеличивает общее богатство, соединяя и сохраняя все завоевания труда. С другой стороны, она заставляет платить за продукты больше, чем они стоят, сбивает заработную плату и все больше увеличивает бедность рабочего класса. Монополия пользуется своими привилегиями и отнимает хлеб у рабочего, за это общество облагает ее налогом. На средства, получаемые отсюда, государство заводит школы, создает безопасность, поддерживает порядок, устраивает внешнее благосостояние — и все это для бедных так же, как и для богатых. Но цель налога — создать народное благосостояние за счет богатых оказывается недостижимой: налог всей тяжестью падает на мелких, а не на крупных собственников, на неимущих, а не на богатых, на рабочих, а не на капиталистов, на потребителей, а не на производителей. Таким образом, и налог не представляет из себя ничего спасительного, и общество, отчаявшись в успехе своих внутренних мероприятий на пользу пролетариата, начинает искать гарантий вне себя. Этот диалектический процесс приводит к фазису внешней торговли, который сейчас же формулируется в двух противоположных теориях свободы и запрещения и разрешается в формуле торгового баланса. Свобода торговли вытекает непосредственно из индивидуальной свободы, она необходима для экономического развития и благосостояния всего человечества, а особенно рабочего класса, который, благодаря ей, должен получить то, что он потерял вследствие монополий. Но свободная торговля есть то же, что свободная монополия — священный союз капитала и крупного производства, который стремится окончательно подчинить себе мелкую промышленность и пролетариат. Средство против обеих крайностей следует искать в торговом балансе, который основывается на том, что при ввозе и вывозе товаров их нужно обменивать соразмерно тому количеству труда, которое в них заключено, и задача социальной экономии реализовать эту истинную ценность и тем установить равновесие между народами, средством для этого служит система дифференциальных пошлин. Седьмой ступенью экономического развития представляется кредит, здесь общество как бы поняло, что производство и потребление суть вещи тожественные и адекватные, и что равновесия оно должно искать, поэтому, только внутри себя. Так как деньги служат средством для обмена ценностей, и кредит, ссужая деньгами, увеличивает обмен, то он, вместе с тем, поддерживает и труд, производящий ценности. Но орудия кредита — банковые билеты, векселя и т. п. — очень часто могут не иметь достаточного обеспечения, их ценность бывает часто фиктивной, и государству не удается никакими мерами искоренить это зло, в результате получается фиктивное богатство, цифра которого совсем не соответствует производительности. Предлагают (M. Cieszkowski) оценить все имущества и свидетельствам на них присвоить принудительное обращение: такие свидетельства были бы, конечно, самым удобным и обеспеченным кредитным знаком, — но пользоваться кредитом будут тогда только богатые, нищета бедных нисколько не уменьшится. Восьмой ступенью экономического развития является собственность. До ее появления общество все делало для монополии или против нее, однако, будучи центром хозяйственного движения, монополия имеет чисто провизорный характер: она стремится только к выгоде, не находясь ни в каких твердых отношениях к орудиям производства, к земле, ее положение еще ухудшается благодаря кредиту, который не имеет никакого обеспечения. Это обеспечение и дается в установлении собственности. Превращая условное отношение в прочное право, общество рассчитывает на более серьезную и моральную привязанность собственника к своему делу, на развитие гуманности и любви к родине, которая в своем существе основывается на собственности, собственность укрепляет человеческие чувства, приводит к институтам брака и наследования. Однако, в своем осуществлении, собственность оказывается явлением еще менее социальным, чем монополия, потому что она есть монополия узаконенная, как jus utendi et abutendi, собственность есть чистейший деспотизм, который подчиняет себе всех несобственников, эксплуатирует потребителей, вносит повсюду вражду. Но точно так же мало удовлетворительна и общность: она несовместима с семейством, хотя семейство есть ее прототип, она невозможна без распределения, а распределение ее уничтожает, она требует организации, а организация разрушает самые основы ее. Теория коммунизма есть плод поверхностного эклектизма. Итак, откуда же происходит нищета? Мальтус видел причину ее в том, что население склонно увеличиваться в геометрической прогрессии, тогда как предметы потребления увеличиваются лишь в прогрессии арифметической, но при ближайшем рассмотрении оказывается (так думает П.), что богатство умножается пропорционально квадрату числа рабочих (1, 4, 16, 64, 256 и т. д.), и, значит, не здесь лежит причина бедности — она лежит в несовершенстве экономического строя, который представляет из себя целый ряд противоречий. Примирения всех этих противоречий следует, кажется, ожидать от натуральной мены [Практически организовать натуральную мену П. пытался в своем проекте народного банка (banque d’change, a потом banque du peuple). Народный банк должен был ввести новые основания для обращения ценностей. Народный банк открыт для каждого лица, желающего обменять продукты своего производства на меновые свидетельства (боны) банка: например, сапожник доставляет сапоги и получает взамен их боны на сумму стоимости сапог, за эти боны он может получить в банке другие вещи на ту же сумму. При назначении цены производители должны принимать во внимание рабочее время, потраченное на изготовление товаров, и издержки производства, но отказаться от всякой прибыли. П. рассчитывал, что народный банк будет привлекать все большее число членов, так что, наконец, все — и производители, и потребители должны будут примкнуть к банку, тогда деньги станут излишними и все обороты будут производиться свидетельствами банка. Сверх того, банк будет выдавать своим клиентам ссуды безвозмездно. В 1849 г. П. произвел опыт устройства народного банка в Париже, в предместье С.-Дени. Число участников в банке превысило 12000, а размер акционерного капитала дошел до 36000 франков. Банк должен был уже открыть свои действия, когда П. был приговорен к тюремному заключению, вследствие чего вынужден был отказаться от ведения дел банка, а затем и совершенно закрыть его. Народный банк, просуществовав два месяца, не успел совершить ни одной сделки.] (l’echange en nature, mutuum), которая приведет к сочетанию собственности и коллективизма. Эта система противоречий построена по образцу Кантовских антиномий (как думает П.) или, вернее, по образцу Гегелевой диалектики. Но основной идеей ее является идея справедливости, каждая ступень экономического развития потому недостаточна и потому требует дополнения, что она нарушает справедливость, что последствия данного порядка нарушают интересы того или иного класса, и весь хозяйственный строй неудовлетворителен потому, что основан на бедствии одного сословия, т. е. на неравенстве. Понятия справедливости П. касается почти во всех своих сочинениях, но специально ему посвящен большой труд: ‘De la justice’. Здесь П. ставит себе задачей построить это понятие, не вводя в него никаких теологических элементов. Справедливость, по его мнению, не зависит ни от какой религии, хотя она до сих пор постоянно с ней смешивалась. Основное начало справедливости есть чувство личного достоинства: человек в силу присущего ему разума способен чувствовать свое достоинство не только в себе самом, но и в других людях, и таким образом утверждает себя в одно и то же время, и как неделимое, и как род. Справедливость есть уважение человеческого достоинства, оказываемое на условиях взаимности всякому лицу и при всех обстоятельствах. Отсюда, право — есть возможность требовать себе уважения со стороны других, обязанность — необходимость оказывать его другим. Все обязанности могут быть обняты в одной формуле: не делай другому того, что ты не хотел бы, чтоб тебе делали, — делай другим то добро, которое ты сам хотел бы получить. Так определенная справедливость применяется, затем, ко всем сторонам жизни. Если личные отношения подчиняются началу взаимного уважения, то принципом хозяйственного строя должна быть взаимность услуг, эта взаимность требует, чтобы хозяин давал работнику столько же, сколько работник дает ему, т. е. чтобы жалованье равнялось ценности продукта, справедливость требует, чтобы ценность всегда обменивалась на равную ценность (см. выше), чтобы кредит был взаимный и даровой. Обращаясь к государству, П. особенно настаивает на том, что общество немыслимо без правительства (в ‘Qu’est ce que la proprit’ он держался несколько иного мнения): личность теряет свою свободу, собственность перестает быть прочной. ‘Анархия так же мало получает применения в человечестве, как беспорядок в мироздании’. Но с другой стороны, нет ни одной формы правления, которую можно было бы признать лучше других, все формы хороши, если правительство действует в духе справедливости, а это возможно тогда, когда оно допускает самую широкую свободу, когда существует автономия и децентрализация. Справедливость же реализуется в государстве благодаря тому, что оно всех признает равными. Воспитание должно быть у всех одинаково, и в основу его следует положить не какие-нибудь религиозные начала, а идею справедливости. Труд должен быть для всех свободен, а свобода эта состоит в том, что все одинаково должны трудиться для общества и проходить все ступени промышленности: всякий должен быть сначала учеником, потом рабочим, и, наконец, хозяином.
Сочинения П. издавались много раз и отдельно, и сериями. Из существующих изданий можно указать: ‘Oeuvres anciennes complets’ (24 т., ed. Lacroix), ‘Oeuvres postumes’ (5 т., ed. Lacroix), ‘Correspondance de P. J. Proudhon, prcde d’une notice sur P. J. Proudhon par J. A. Langlois’ (14 т., 1874-75). Литература, так или иначе касающаяся П., чрезвычайно обширна, указания на нее можно найти у Штаммгаммера, ‘Bibliographie des Socialismus und Comunismus’. Более важное значение имеют работы: Diehl, ‘Proudhon, seine Lehre und sein Leben’ (3 отд., 1888-90-96), Sainte Beuve, ‘P. J. Proudhon, sa vie sa correspondance’ (1873), Putlitz, ‘P. J. Proudhon, sein Leben und seine positiven Ideen’ (1881), Mlberger, ‘Studien ber Proudhon’ (1891), Beauchery, ‘Economie sociale de P. J. Proudhon ou principe de la loi universelle, thorie et pratique de l’conomie sociale’, Bourguin, ‘De rapports entre Proudhon et K. Marx’ (‘Revue d’conomie politique’, 1893), Pelletan, ‘Proudhon et ses oeuvres’ (‘Revues d. deux Mondes’, 1866, январь). Кроме того, различные освещения теории П. с разных точек зрения дают: Sudre, ‘Histoire du communisme’ (5-е изд., 1856), Lerminer, ‘Philosophie du droit’, Gumplowicz, ‘Rechtsstaat und Socialismus’ и др. На русском языке популярный очерк воззрений П. можно прочесть у Гильдебранда: ‘Политическая экономия настоящего и будущего’ (СПб., 1860, стр. 235-275), и отчасти у Мейера: ‘Главные течения в современной политической экономии’ (СПб., 1891).
Ср. также Ю. Жуковский, ‘Прудон и Луи Блан’ (СПб., 1866) и статьи Д—ева (П. Д. Боборыкин), ‘П.-Ж. П.’ (‘Вестник Европы’, 1875, NoNo 3, 5, 7—12), его же, ‘Последние десять лет жизни П.’ (ib., 1878, NoNo 6—9), Плещеев, ‘Жизнь и переписка П.’ (‘Отечественные Записки’, 1873, ноябрь), М. Филиппов, ‘П., как идеолог мелкой буржуазии’ (‘Научное Обозрение’, 1898, No 2). Из сочинений П. на русский язык переведены: ‘Война и Мир’ (М., 1864), ‘Французская демократия’ (пер. Н. К. Михайловского, СПб., 1867), ‘Литер. Майораты’ (СПб., 1865), ‘Искусство, его основания и обществ. назначения’ (пер. Н. С. Курочкина, СПб., 1865).
Прудон (Пьер-Жозеф Proudhon) — известный франц. писатель. Из его посмертных сочинений появились в свет еще: ‘Commentaires sur les mИmoires de FouchИ, suivis du parallХle entre NapolИon et Wellington’ (Пар., 1900) и ‘NapolИon III’ (П., 1900).
Источник текста: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т. XXVa (1898): Простатит — Работный дом, с. 592—597, доп. т. II (1906): Кошбух — Прусик, с. 480.