Печать смерти, Бентовин Борис Ильич, Год: 1901 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Б. И. Бентовинъ.

РОКОВЫЯ ГАЛОШИ и ДРУГІЕ РАЗСКАЗЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Электро-Типографія Н. Я. Стойковой, Шпалерная, No 14.
1901.

Печать смерти.

(Отрывки изъ дневника невропата).

Третью ночь ‘онъ’ являлся мн и склонился надъ моимъ изголовьемъ. Глаза его сверкали злобой, а губы складывались въ насмшливую улыбку. Онъ разсказывалъ мн о многомъ — о таинственныхъ странахъ, которыхъ я позналъ, о людяхъ-чудовищахъ, которыхъ я не видлъ, о сладострастіи, котораго я не извдалъ… И, когда я утромъ вставалъ съ тяжелой головой, но подкрпленный, а измученный сномъ, его огненный взоръ, какъ блудящій огонекъ, носился предо мной, цлый день не давая мн успокоиться…

Въ прошлую ночь ‘онъ’ говорилъ со мною объ эгоизм. Я жаловался ему на свое бдное существованіе, на неудачную судьбу.

— Судьба тутъ не причемъ… Слдуетъ уничтожить только въ себ жалость, говорилъ онъ,— это глупое чувство, привитое глупымъ воспитаніемъ. Слдуетъ думать только о себ, жалть только себя… Тогда твоя будущность обезпечена. Дорога, къ богатству и слав ведетъ только черезъ трупы ближнихъ…

— Но если сердце не позволяетъ мн поступать такъ возражалъ я.

— Нужно вырвать это сердце. Иначе ты ничего не достигнешь…

Такъ говорили мы до утра. Когда же первый лучъ свта пробился сквозь занавсъ окна, ‘онъ’ начали блднть и подниматься, готовый разсяться какъ туманъ… Тогда я собрался съ силами и крикнулъ:

— Третью ночь ты мучаешь меня, тревожишь мой сонъ… Зачмъ?.. Оставь мн хоть слдъ твоей адской мудрости… Дай мн возможность слдовать твоимъ совтамъ!..

— Хорошо,— прошепталъ онъ,— я награжу тебя однимъ чуднымъ даромъ, котораго нтъ у другихъ людей… И если ты съумешь имъ воспользоваться — ты достигнешь чего хочешь… Я дарую теб способность видть смерть, ране чмъ со увидитъ кто-либо другой. На лиц человка, въ складкахъ его лба, твои глаза отыщутъ печать смерти за годъ до того, какъ она скоситъ свою жертву. Для тебя одного будетъ сверкать эта зловщая печать и ты одинъ поймешь ея значеніе…

Съ этими словами онъ коснулся горячими пальцами моихъ глазъ.

— Теперь прощай… Прощай надолго — сказалъ онъ, и образъ его расплылся въ свт возрождающагося дня.

——

. . . . . . . . . .

Уже нсколько дней какъ сонъ мой спокоенъ и крпокъ. ‘Онъ’ боле не являлся. И все это кажется мн чмъ-то далекимъ, полузабытымъ… Да, полно, видлъ-ли я ‘его’, говорилъ-ли я съ мимъ… Мало-ли какія бываютъ сновиднія…

Эти дни я сидлъ дома, трудясь надъ моделью моего изобртенія, которое должно мн дать въ будущемъ и деньги, и славу. Пока я бденъ, влачу самое жалкою существованіе… По когда будетъ законченъ мой воздушный корабль, а я врю, онъ будетъ законченъ, нее перемнится. Надо мною смются, называютъ мечтателемъ… Пусть… О! врю въ свое изобртеніе…

Сегодня и получилъ записку отъ дяди. Онъ просилъ доставить нкоторыя книги по механик, которыя я давно уже забралъ изъ его библіотеки. Я не люблю этого стараго, холоднаго брюзгу. Да его никто не любитъ… Онъ живетъ отшельникомъ, думая только о себ. Самъ онъ ни въ комъ не нуждается. Онъ бодръ, крпокъ, пользуется прекраснымъ здоровьемъ и ничего не жалетъ для себя… Мн онъ во всю мою многотрудную жизнь не помогъ ни грошомъ. Говорятъ, у него довольно хорошее состояніе. Человчеству отъ этого мало пользы.

Я связалъ въ одинъ узелъ книга и самъ понесъ его дяд. Устать я надо провтриться. Да и не видалъ я дяди ужъ цлыхъ четыре мсяца. Онъ встртилъ меня бодрый и даже, какъ будто, веселый, что съ нимъ бывало очень рдко.

А, ‘изобртатель’ пришелъ!.. Хорошъ тоже. Стащить, книги и глазъ не покажешь!..

Я хотлъ ему отвтить, взглянулъ на него и застылъ въ недоумніи… Что-то я не могъ опредлить что, именно, поранило меня и приковало къ его лицу… Оно было здоровое, спокойное, самодовольное… И въ то-же время какая-то тнь, страшная и таинственная, ложилась на эти черты, пронизывая меня непонятнымъ ужасомъ… Я не умю описать очертаній этой безобразной тни… Но къ ней было что-то неумолимое и безстрастное, какъ судьба… Я не столько видлъ, сколько чувствовалъ ее… И мое сердце замирало отъ холода… Я сознавалъ, что это нчто неуловимое и неосязаемое печать смерти…

— Ты боленъ или пьянъ — прозвучалъ подл меня рзкій голосъ дяди… Или совсмъ сталъ дуракомъ, благодаря твоему кораблю…

Мн было такъ страшно и больно, что я хотлъ бжать… Но какой-то голосъ чужой, но знакомый, ‘его’ голосъ шепнулъ мн: ‘въ этой смерти твое счастье, лови его…’. И я сейчасъ-же преобразился… Не знаю, былали это сила воли, или постороннее внушеніе… Я сталъ необычайно ласковъ и привтливъ съ дядей. И льстилъ ему, временами унижался, хвалилъ его, съ у млъ надть самыя сокращенныя струны его души. Однимъ словомъ, длалъ все то, что въ нормальномъ состояніи длать былъ не способенъ… И теперь меня не смущала уже роковая тнь, которая разстилалась по лицу дяди, какъ наукъ, охватывая и сжимая его черты…

Я пробылъ у дяди цлый день и за итогъ день такъ старался угодить ему и сблизиться съ нимъ, что не былъ удивленъ, когда, прощаясь со мною, онъ сказалъ:

Знаешь, ‘изобртатель’, ты сильно измнился… Ты просто очаровалъ меня — такой почтительный и ласковый… Вотъ, что… Ты одинокъ и я одинокъ. Послднее время я что-то началъ хандрить… Перезжай-ка ко мн. И перевози вс свои корабли… Попробуемъ жить вмст…

Тни смерти сгущались на его лиц, Он притягивали меня непонятною силой… А таинственный голосъ ‘его’ голосъ нашептывалъ мн о будущемъ счастіи…

Я общалъ завтра-же перехать.

Дядя умеръ мсяцъ тому назадъ… До послдней минуты онъ оставался бодрымъ и здоровымъ. Но по лицу его я могъ уже приблизительно опредлить, сколько ему оставалось пировать на этомъ свт… О, смотрть на него иногда для меня становилось пыткой!.. Какою темною и всеобъемлющею казалась теперь эта, роковая печать… Не было ни одной морщинки на щекахъ, на лбу, въ углахъ рта, гд мельчайшими нитями не втвилась бы смерть, Она выглядывала въ отверстіяхъ зрачковъ, шевелилась между корнями волосъ…

Сколько разъ, идя по улиц, я встрчалъ цвтущихъ юношей, красавицъ-двушекъ, рзвыхъ дтей — и на лбу ихъ зіяла роковая печать. Я хотлъ бжать къ нимъ, защитить ихъ, предостеречь ихъ — но во время вспоминалъ, что нтъ спасенія для отмченныхъ перстомъ смерти… И какъ я проклиналъ тогда ‘его’,— невдомаго злобнаго духа тьмы, который наградилъ меня даромъ предвиднія!..

Дядя оставилъ меня единственнымъ наслдникомъ его небольшого, но приличнаго состоянія. Теперь я могу широко поставить опыты съ моимъ воздушнымъ кораблемъ. Я нанялъ хорошую квартиру, мило обставилъ ее и началъ показываться въ свт, гд небднаго, да еще неженатаго молодого человка всегда примутъ съ распростерты и и объятіями.

На прошлой недл я былъ въ опер. Театръ былъ переполненъ блестящимъ обществомъ.

Хотите посмотрть на невсту съ милліономъ?..— сказалъ мн знакомый, указывая на одну изъ ложъ бель-этажа.

Тутъ и у видлъ представительную старую даму въ черномъ, а рядомъ съ ней какое-то уродливое существо, одтое довольно пестро и безвкусно…

— Это и есть невста. Она горбата, безобразна — какъ вы сами изволите видть. Да, кром того идіотка…

— Прекрасныя качества… замтилъ я.

— Но зато въ карман ея милліонъ…

— Неужто не находится желающихъ?..

— Конечно, находится… Только представьте себ, эта идіотка не безъ причудъ и очень разборчива. Тхъ, кто ршался жертвовать собой для ея милліона — она отвергала…

Я взялъ бинокль, чтобы ясне разглядть это милліонное чудовище. Дйствительно, вся ея вншность была омерзительно противна… Вдругъ, и чуть не уронилъ бинокля… На лбу уродливой двушки я замтилъ знакомыя мн тни… Он охватывали щека, подбородокъ, опускаясь къ ше… Да, нтъ сомннія… Печать смерти лежала на ея лиц… Я былъ мн себя… Кровь ударила мн въ голову… Милліонъ!.. Да изъ-за него стоитъ перестрадать нсколько мсяцевъ, пресмыкаться, насиловать свои лучшія чувства… А потомъ потомъ я свободенъ, какъ втеръ… Могу попирать обычаи, приличія… Я хозяинъ положенія!.. Въ моихъ рукахъ милліонъ!..

Во время антракта я попросилъ представить меня невст… Опять мой духъ былъ охваченъ тмъ особымъ состояніемъ, когда я умлъ прилаживаться ко вкусамъ и требованіямъ собесдника!.. Повидимому, опять ‘онъ’ руководилъ мною, и внушалъ мн слова и движенія… Я, кажется, въ полчаса съумлъ очаровать эту кретинку… Пожилая дама, видя восторгъ своей дочери, пригласила меня бывать у нихъ. Потомъ пошло все, какъ на парахъ… Черезъ недлю я сдлалъ предложеніе. Теперь осталось три дня до нашей свадьбы… По трупамъ суждено мн шагать къ своему счастью, какъ говорилъ ‘онъ’, во мрак ночи, склоняясь къ моему изголовью… Да будетъ такъ!..

——

. . . . . . . . . . .

Прошелъ уже годъ, какъ скончалась моя жена… Какъ это ни странно, но я жалю это несчастное созданіе, которое меня буквально обожало. Да и что нужно было этому жалкому выродку, съ вялымъ мозгомъ и уродливымъ туловищемъ?.. Я ласково проводилъ рукой по ея волосамъ, покупалъ ей вкуснаго шоколаду — и она была безконечно счастлива. Она ловила мой взглядъ, слдовала за мною какъ врная собака, цловала мн руки. Я обращался съ нею хорошо, и совсть меня упрекнуть тутъ не можетъ…

Такъ прожилъ и съ нею 10 мсяцевъ… Какъ это ни странно, а у насъ родилась дочь. И еще боле странно, что это былъ прелестный ребенокъ, прекрасно сложенный, подвижный, съ умными глазенками… Не всегда, видно, осуществляются законы наслдственности!…

Роды стоили жен жизни. И повторяю, мн ее жаль. Успваешь, вдь, привыкнуть и къ кошк, и къ стулу, на которомъ сидишь, и къ платью, которое носишь… А это все-же было живое существо, ласковое и безотвтное!..

У меня остался милліонъ. Боже, какое это магическое слово!.. Кто-бы узналъ во мн теперь того жалкаго субъекта безъ опредленныхъ занятіи, который ютился въ темномъ чулан подъ крышей… Мой домъ — одинъ изъ лучшихъ въ город, мои рысаки — возбуждаютъ зависть спортсменовъ… А кругомъ меня низкопоклонство, лесть… На-дняхъ я закончилъ постройку модели моего воздушнаго корабля, въ четверть натуральной величины-и предварительные опыты вполн удались… Но все-же выше всхъ благъ земныхъ я цню мое прелестное дитя, которой минулъ уже годъ. Няньки и бонны называютъ ее красавицей, да такъ и есть въ дйствительности… Она удивительно умненькая, и я могу играть съ нею по цлымъ часамъ… Она призвана украсить мою жизнь и мою старость…

Да, теперь я чувствую себя вполн счастливымъ. Если-бы ‘онъ’ вздумалъ опять явиться мн, я-бы не испугался. Л-бы поблагодарилъ его за то, что онъ далъ мн возможность добиться счастіи…

——

. . . . . . . . . . .

Отчаянію моему нтъ границъ… О, Боже, что мн длать?.. Что мн длать?!. Сжалься надо мной!..

Вчера, по обыкновенію, няня внесла утромъ ко мн въ спальную мою Аню, которая теперь такъ мило лепечетъ: ‘добрымъ утромъ, папа’. Дитя было весело, какъ всегда, я взялъ ее на руки и хотлъ расцловать… Крикъ ужаса вырвался изъ моей груди… О, Боже!.. На открытомъ лобик, межъ бровей моего несчастнаго ребенка, зловщимъ пятномъ выдлялась, увы, хорошо знакомая мн, печать смерти…

Меня охватило какое-то бшенство отчаянія… Я ршился на все, чтобы спасти мое любимое дитя, хотя въ тоже время создавалъ, что это ни къ чему но поведетъ… Я разослалъ во вс концы сзывать медицинскія свтила нашего города. Они приходили одинъ за другимъ, добросовстно выстукивали и выслушивали мою Аню, находили ее совершенно здоровой, и съ сожалніемъ смотрли, какъ я бсновался, выслушивая ихъ успокоительный діагнозъ.

— Вамъ слдуетъ лечиться, а не вашему ребенку…— говорили они.

Глупцы!.. Я выгналъ ихъ всхъ, и сталъ скликать знахарей. Они шептали, сплевывали и окуривали мою несчастную дочку, но тни смерти не сходили съ ея лица…

Ночью, когда я, измученный, обезсиленный, забылся тревожнымъ сномъ, явился ‘онъ’, и, какъ тогда, склонился къ моему изголовью… Я зналъ, что онъ придетъ насмяться надо мной. ‘Онъ’ заманилъ меня въ западню. Онъ подразнилъ меня минутнымъ счастьемъ, чтобы затмъ побитъ меня моимъ же оружіемъ. Я заклиналъ его оставить мн дочь — радость и утшеніе моей жизни. Я отказывался отъ богатства, будущей славы… Напрасно!..

Молчаливый сидлъ онъ у моего изголовья съ улыбкой на тонкихъ губахъ и, только исчезая въ лучахъ блднаго утра, шепнулъ на прощанье: ‘это не въ моей власти’… О, мн кажется, что я съума схожу!..

Надо, однако, крпиться, надо взять себя въ руки… Сегодня неожиданно пріхалъ мой дальній родственникъ. Я видлъ, какъ онъ о чемъ-то шептался съ врачами и до меня долетло слово: ‘опека’…

Я буду тихъ и нмъ… Необходимо сдержаться и покориться…

——

. . . . . . . . . .

Недля ужъ какъ мое милое дитя отошло въ лучшій міръ… Только за три дня до смерти оно заболло. Врачи опредлили воспаленіе легкихъ… Но не все ли равно, отъ чего скончалась моя Аня?… Уже годъ тому назадъ я зналъ, что она не жилица на этомъ свт…

Какъ пусто и холодно кругомъ. Никогда я не думалъ, что можно такъ привязаться къ комочку мяса. Ничто меня не радуетъ и не интересуетъ… За этотъ ужасный годъ я усплъ посдть и сильно осунулся. Врачи совтуютъ мн ухать отдохнуть на югъ… Зачмъ мн это?.. Тамъ я буду лишенъ единственнаго удовольствія посщать ежедневно могилку моей Ани, убирая ее живыми ландышами и незабудками…

——

. . . . . . . . . .

Свершилось то, что я предчувствовалъ, не отдавая себ къ этимъ яснаго отчета. Два дня тому назадъ, подойдя къ зеркалу, я съ ужасомъ отскочилъ… Да, она роковая печать — ясно выдлялась на моемъ лбу…

Странно… Посл перваго момента, ужасъ уступилъ мсто другому чувству — чувству полной апатіи. Я считала уже себя мертвымъ. Да я не все равно ли — теперь это случится, или ровно черезъ годъ — 12-го апрля въ 3 часа 42 минуты… Я готовъ былъ сейчасъ-же броситься въ какую ни будь пропасть, въ темную яму, и тамъ лежать, лежать въ полномъ поко, въ дремот, пока не пробьетъ послдняя минута и не остановится сердце… Да, жестока месть сатаны… Какой пытк я долженъ подвергаться цлый годъ!..

Живой мертвецъ!.. Я просидлъ недвижно нсколько часовъ, ни о чемъ но думая, ничего не сознавая… Вншній міръ какъ-бы отошелъ куда-то далеко, не касаясь меня,’. Да и все мое существо какъ будто преобразилось… Никакихъ желаній, никакихъ ощущеній, никакихъ интересовъ…

Къ вечеру я, однако, началъ приходить въ себя. Я съ изумленіемъ присматривался ко всему окружающему, какъ будто оно было для меня чмъ-то новымъ и незнакомымъ. Я самъ казался себ занесеннымъ сюда издалека, съ другой планеты, чуждой земной жизни… Я приказалъ было позвать на слдующее утро нотаріуса, собираясь составить завщаніе, но потомъ раздумалъ… Времени у меня впереди еще много:— цлый годъ 365 дней или 8,760 часовъ или 525,600 минутъ… Сегодня я ршилъ иначе. Я оставлю себ столько, сколько мн необходимо для годового безбднаго существованія, а остальное розданъ при жизни. Я не рискую остаться пищимъ подобно Лиру, потому что отлично знаю, сколько мн нужно, чтобы до конца дотянуть комедію жизни… И такъ — или мой милліонъ, добытый такимъ чудеснымъ образомъ и столь-же чудесно теряемый…

500 тысячъ я передаю въ университетъ, съ тмъ чтобы он послужили преміей тому, кто разршитъ дилемму управляемаго воздушнаго корабля. Остальное я раздамъ разнымъ благотворительнымъ учрежденіямъ. Себ и оставлю только 5 тысячъ на годъ жизни предостаточно…

Не такъ-ли поступилъ-бы и каждый, умй онъ, какъ я, разгадать печать смерти?..

——

. . . . . . . . . . .

Вчера, когда мн оставалось жить еще 7 мсяцевъ, 12 сутокъ, 9 Часовъ,— мн стало дурно, и врачъ, позванный моимъ слугой, нашелъ, что это сердечный припадокъ, обусловленный новообразовавшимся порокомъ сердца… Такъ вотъ, отъ чего суждено мн погибнуть!.. Впрочемъ, живу-ли еще я?.. Утромъ, днемъ, ночью, каждое мгновенье мысль моя поглощена только однимъ — смертью…

Я купилъ себ дюжину всякихъ часовъ, развсилъ ихъ по всмъ комнатамъ… Другимъ они и показываютъ время жизни, мн они говорятъ только о смерти… О скоре-бы, скоре!.. А мн приходится ждать долго… Да, очень долго…

Никогда и по думалъ, что время можетъ тянуться такъ медленно. Нсколько мсяцевъ лишне — это пустяки… Но когда ясно видишь впереди цль, цль къ которой обязанъ стремиться и цль эта — могила, каждое мгновеніе кажется вчностью… Я думалъ въ начал, что будетъ какъ разъ наоборотъ, что я буду ловить уходящія минуты, плакаться, что он, быстро бгутъ, влача меня къ краю могилы… Такъ оно и было первое время. Меня охватывало бшенство, я рвался какъ пойманный вврь, билъ себя въ грудь, кричалъ времени: ‘остановись’!..

Но, увы, оно не останавливалось… Часы тикали, мрно отбивая секунды за секундой… Тогда во мн произошелъ полный переворотъ. Неминуемое для меня стало закономъ, предъ которомъ я преклонился. И жажда жизни разомъ превратилась въ жажду смерти… Я усталъ, я измученъ, мн пора отдохнуть… И что-же, кром небытіи, дастъ мн этотъ полный, вчный покой…

О, скоре-бы, скоре!..

——

. . . . . . . . . . .

Перо дрожитъ изъ моей рук… Я очень слабъ… Мн осталось жить 3 часа, 40 минуть, 12 секундъ… Благодарю Тебя, о Господи, благодарю Тебя!..

——

На этомъ дневникъ обрывается.

Б. И. Бентовинъ.

Печать смерти.

Читайте также: