Памяти Юрія Николаевича Говорухи-Отрока
Памяти Юрія Николаевича Говорухи-Отрока
(ум. 27-го Іюля).
Алексй Введенскій.
Памяти Юрия Николаевича Говорухи-Отрока, Введенский Александр Иванович, Год: 1896
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Введенский А. И. Памяти Юрия Николаевича Говорухи-Отрока [Ю. Николаева] (ум. 27 июля) // Богословский вестник 1896. Т. 3. No 8. С. 208-211 (3-я пагин.).
‘Московскій Вдомости’ принесли печальную всть: скончался Ю. Н. Говоруха-Отрокъ (ІО. Николаевъ),— одннь изъ наиболе видныхъ и дятельныхъ сотрудниковъ почтенной газеты. Утрата за утратой! Недавно мы оплакивали убжденнаго идеалиста и патріота, H. Н. Страхова, теперь приходится съ великою печалью и болью въ сердц бросать горсть прощальной земли на преждевременную могилу его достойнаго друга, почитателя и единомышленника. ‘Богословскій Встникъ’ не можетъ не занести на свои страницы этихъ именъ: оти люди служили тмъ-же идеальнымъ началамъ, которымъ стремится служить и онъ, влагали въ это служеніе весь свой талантъ, всю свою энергію, свои обширныя знанія и несли предъ вкомъ знамя чистаго идеализма съ поучительнымъ мужествомъ.
Говоруха-Отрокъ главнымъ образомъ извстенъ, какъ литературный и художественный критикъ. Но его критика не имла ничего общаго съ легкимъ фельетоннымъ критиканствомъ. Нтъ. Въ ней, какъ ея основа и подпочва, было заложено цльное и выработанное міросозерцаніе, въ которомъ органически объединялись вс основныя стихіи и начала православно-русской жизни и мысли. Широко образованный и во всякомъ случа недюжинный мыслитель, необычайно впечатлительный и отзывчивый, Ю. Н. пользовался критикой, лишь какъ наиболе пригоднымъ средствомъ для развитія своего міросозерцанія примнительно къ конкретнымъ случаямъ и по поводу запросовъ живой дйствительности. ‘Критика,— такъ самъ онъ говорилъ недавно (‘Моск. Вд.’, No 167),— не только но исключаетъ цльнаго, законченнаго и высокаго міросозерцаніи, а напротивъ требуетъ его, какъ необходимаго условія. Критика, но имющая въ своемъ основаніи такаго міровоззрнія, обратится въ пустой и безплодный скептицизмъ. О критик можно сказать тоже самое, что Децій (Два міра, Майкова) говоритъ Ювеналу о сатир:
Твой даръ — сатира. Помни жь,
Что сатира — дочь разума.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чтобъ міръ призналъ твои права,
Ты долженъ самъ стоять высоко:
Стрла тогда лишь бьетъ далеко,
Когда здорова тетива’…
Тетива широкой, вдумчивой и напряженной мысли, съ которой слетала стрла, иногда безпощадной, критики Ю-ія Н-ча, была совершенно здорова и вотъ почему эта критика всегда была такъ вска и сокрушительна, и вотъ почедіу, съ другой стороны, она иметъ и большое положительное значеніе. Повторяемъ, въ многочисленныхъ критическихъ статьяхъ Ю-ія Н-ча развито цлое, связное міросозерцаніе и было-бы благодарной задачей собрать разрозненныя черты этого міросозерцанія и сложить ихъ въ тотъ цльный образъ, который одушевлялъ и окрилялъ мысль неутомимаго литературнаго труженика.
Юрій Николаевичъ скончался преждевременно и неожиданно, — отъ такой болзни, которая свидтельствуетъ о большихъ пережитыхъ имъ душевныхъ волненіяхъ и буряхъ, расшатавшихъ нервы и основныя отправленія организма (кровоизліяніе на мозгъ). И, дйствительно, онъ купилъ свое свтлое міросозерцаніе, лучами котораго озарена его критика, цною тяжелыхъ жизненныхъ испытаній и, вроятно, не мене тяжелой внутренней ломки и борьбы. Какъ истый сынъ печальныхъ семидесятыхъ годовъ, онъ всосалъ въ себя, подъ вліяніемъ своихъ нооффиціальныхъ и даже оффиціальныхъ руководителей (разумемъ профессоровъ университета), рекомендовавшихъ юнош чтеніе Писарева и Ко, ядъ либеральныхъ идей и только тяжелый тюремный искусъ, оставившій даровитаго и искренняго юношу на един съ собою, заставилъ его свернуть на другую дорогу (‘Моск. Вдом.’, No 206)… Трагична эта судьба нашей молодежи и на многія мрачныя думы она наводитъ! Ужели у насъ, въ самомъ дл, настоящія дарованія могутъ пройти къ свту только чрезъ тюремный искусъ?! Ужели даже оффиціальные и призванные руководители юношества попрежнему будутъ безпечно-равнодушны къ направленію мысли подростающихъ поколній?! Ужели они такъ-таки и не будутъ никогда сознавать, что часто именно по ихъ вин у насъ уродуются, надламываются и преждевременно гибнутъ многіе искренніе умы и дарованія?! Ужели мы еще долго будемъ стоять подъ игомъ закона: отцы ядоша кислое, а зубы дтей оскомнтшася?!
Увы ‘поле идеализма’ у насъ дйствительно, повидимому, проиграно какъ сказалъ недавно одинъ изъ нашихъ выдающихся писателей (В. В. Розановъ),— проиграно въ неравной борьб съ огуствшимъ равнодушіемъ ко всмъ чистымъ интересамъ мысли и жизни! Пусть-же эта новая могила,— могила, почти одинокаго, но мужественнаго борца за идеалъ, за истинную свободу духовной личности, за православіе, самодержавіе и народность,— пусть эта могила напомнитъ еще разъ руководителямъ нашей мысли тревожный, смущающій вопросъ: когда къ намъ, ‘интеллигентамъ’, обращаются алчущіе духовнаго хлба,— подрастающія поколнія и такъ называемый ‘темный людъ’,— не даемъ-ли мы ему вмсто хлба камень или даже отраву? Если-бы, говоря словами нашего, особенно любимаго покойнымъ, поэта,— еслибы, ‘взалкавъ жгучимъ духовнымъ голодомъ’, весь этотъ жаждущій истинны людъ
… вдругъ о помощи возопіялъ-бы къ намъ,
Своимъ учителямъ, пророкамъ и вождямъ,—
Мы вс, хранители огня на алтар,
Вверху стоящіе, что городъ на гор,
Дабы всмъ виднъ былъ и въ ту свтилъ-бы тьму, —
Что дали-бъ мы ему?….
Покойный часто обращался къ своимъ читателямъ съ этимъ отрезвляющимъ, будящимъ самосознаніе и совсть, вопросомъ и, повидимому, этотъ вопросъ выражаетъ одинъ изъ самыхъ глубокихъ, можетъ быть даже самый глубокій и основной, мотивъ его критико-публицистической дятельности. Закончимъ и мы этимъ вопросомъ, навяннымъ на насъ самою судьбою почившаго, какъ-бы отъ его имени, свое краткое слово, посвященное его достойной памяти.
Миръ твоему праху, честный труженикъ!
29-го Іюля.