ОТВТЪ РЕНАНА НА ПИСЬМО ШТРАУСА.
(См. ‘Нива’ No 35).
‘Нива’, No 39, 1870
Ответ Ренана на письмо Штрауса, Ренан Эрнест, Год: 1870
Время на прочтение: 12 минут(ы)
‘Милостивый государь и учитель, ваши высокія, истинно-философскія слова явились къ намъ встью мира — среди этого адскаго ожесточенія, они были для насъ великимъ утшеніемъ, въ особенности для меня, который обязанъ Германіи тмъ, чмъ я больше всего дорожу — своей философіей, если только не религіей. Я былъ въ семинаріи св. Сулпиція, когда, около 1843 года, я началъ знакомиться съ Германіей по Гете и Гердеру. Я какъ будто бы вступилъ въ храмъ — и съ этого времени все что я когда-либо считалъ великолпіемъ, достойнымъ божества, стало производить на меня такое же дйствіе какъ полинявшіе бумажные цвты. Вотъ почему (какъ я уже писалъ вамъ при начал враждебныхъ дйствій), извстіе объ этой войн — которая должна была, по всмъ вроятіямъ, сопровождаться самыми ужасными бдствіями, возбудить ненависть съ обихъ сторонъ, распространить ошибочныя сужденіи и повредить успху истины,— глубоко огорчило меня. Большое несчастіе для свта, что Франція не понимаетъ Германіи, а Германія — Франціи, это недоразумніе будетъ все боле и, боле увеличиваться. Съ фанатизмомъ сражаются не иначе какъ посредствомъ другаго, противуположнаго фанатизма, посл войны мы очутимся среди умовъ, съуженныхъ предубжденіемъ, которымъ трудно будетъ усвоить себ наше свободное и широкое безпристрастіе.
Ваши идеи касательно исторіи развитія германскаго объединенія вполн справедливы. Въ то время, какъ я получилъ тотъ нумеръ аугсбургской газеты, гд напечатано ваше, прекрасное письмо,— я работалъ надъ статьею для Revue des deux Mondes, которая появится на дняхъ и въ которой я излагалъ одинаковые съ вами взгляды. Ясно, что коль скоро принципъ наслдственнаго династическаго права отвергнутъ, то для опредленія территоріальныхъ границъ остается одинъ только принципъ — національность, т. е. дленіе туземцевъ на группы, принимая при этомъ въ разсчетъ происхожденіе, исторію и волю народонаселенія. И если есть нація съ такимъ нравомъ на полное независимое существованіе, которое бросается въ глаза, то конечно эта нація — Германія. У Германіи самая лучшая національная граммата, т. е. одна изъ самыхъ важныхъ историческихъ ролей, духовная физіогномія (une aine), литература, геніальные люди, особенная способность къ пониманію всего небеснаго и человческаго. Самая важная революція новыхъ временъ — реформація — совершена Германіею, прибавимъ къ этому, что лтъ сто тому назадъ Германія произвела одно изъ прекраснйшихъ умственныхъ движеній, которое прибавило, такъ сказать, къ человческому уму одну лишнюю ступень въ глубину и ширину,— такъ что т, которые не воспользовались этой новой культурой, относятся къ тмъ, кто прошелъ ее, какъ человкъ знающій только начальныя правила ариметики — къ тому, которому извстно дифференціальное счисленіе.
Что такая великая интеллектуальная сила, въ соединеніи съ такою нравственностью и основательностью, должна была произвести и соотвтствующее политическое движеніе,— что германская нація должна была получить во вншнемъ мір, въ матеріальномъ и практическомъ отношеніи, такое же важное значеніе, какое она имла въ области духа — это было очевидно для всякаго образованнаго человка, не ослпленнаго рутиной и предвзятыми поверхностными взглядами. Стремленія Германіи были тмъ законне, что потребность объединенія была для нея мрою предосторожности, вполн оправданною жалкими заблужденіями первой имперіи,— заблужденіями, которыя одинаково порицаются, какъ нмцами вообще, такъ и просвщенными французами, и отъ повторенія которыхъ намъ слдуетъ предохранить себя, въ виду того, что есть такіе люди, которые, нисколько не задумываясь, еще хвастаются этими воспоминаніями.
Я веду это къ тому, чтобы доказать вамъ, что въ 1866 году мы (я говорю здсь отъ имени небольшой группы истинныхъ либераловъ) приняли съ великою радостью предвстіе возвышенія Германіи на степень первостепенной державы. И намъ, точно такъ же какъ вамъ, не совсмъ нравилось, что это великое и счастливое событіе совершено прусской арміей. Вы, лучше чмъ кто-либо, показали, что Пруссія и Германія далеко не одно и тоже. Но нужды нтъ, у насъ была въ этомъ отношеніи одна мысль, которую, мн кажется, и вы раздляете: это то, что совершенное Пруссіей объединеніе Германіи поглотитъ Пруссію, согласно съ тмъ общимъ закономъ, что закваска должна исчезнуть въ поднятомъ ею тст. И мы уже представляли себ, какъ этотъ высокомрный и завистливый педантизмъ — который такъ не нравится намъ, повременамъ, въ Пруссіи,— смняется мало-по-малу, а наконецъ и совсмъ замняется общимъ духомъ германской націи съ его удивительной широтою пониманія, съ его политическими и философскими стремленіями. И мы, также какъ и вы, оставляли въ сторон все, что могло оскорбить наши либеральные инстинкты — въ феодальной стран, самаго умреннаго парламентаризма, управляемой мелкимъ дворянствомъ, зараженнымъ самыми узкими доктринами и предразсудками,— и видли въ дальнйшемъ будущемъ только Германію, т. е. великую либеральную націю, которой суждено сдлать ршительный шагъ въ отношеніи политическихъ, религіозныхъ и соціальныхъ вопросовъ и, можетъ быть, осуществить то, что мы пытались произвести во Франціи до сихъ поръ безуспшно — разумную, основанную на наук организацію государства.
Почему эти мечты не осуществились? Почему он должны были уступить мсто самой горькой дйствительности? Я изложилъ въ Revue мое мнніе насчетъ этого предмета. Вотъ оно въ нсколькихъ словахъ. Объ ошибкахъ французскаго правительства можно говорить сколько угодно, но было бы несправедливо забывать то, что было предосудительнаго и въ поступкахъ прусскаго правительства. Вы знаете, что планы г. Бисмарка были сообщены въ 1865 году императору Наполеону, который, въ конц концовъ, согласился на нихъ. Если это согласіе было дано вслдствіе убжденія въ томъ, что объединеніе Германіи — историческая необходимость и что слдовало желать, чтобы оно совершилось съ полной симпатіей со стороны Франціи, то Наполеонъ III былъ вполн правъ. Я знаю изъ врнаго источника, что, за мсяцъ (или около того) до начала враждебныхъ дйствій въ 1866 году, императоръ Наполеонъ III врилъ успху Пруссіи и даже желалъ его. Къ несчастію, нершительность, отсутствіе всякой послдовательности въ длахъ — погубили императора въ этомъ случа, точно такъ же какъ и во многихъ другихъ. А тутъ вдругъ это поразительное извстіе о побд при Садовой, когда еще ни въ чемъ не условились. Непостижимая измнчивость! Сбитый съ толку самохвальствомъ военнаго сословія, смущенный упреками оппозиціи, императоръ допустилъ увлечь себя и сталъ смотрть какъ на пораженіе — на то самое, что долженствовало быть для него побдой, которой онъ, какъ бы то ни было, желалъ и которой способствовалъ.
Если успхъ оправдываетъ все, то прусское правительство вполн оправдано, но мы съ вами, милостивый государь, философы. Намъ позволительно сомнваться въ томъ, чтобы одерживающіе верхъ были всегда правы. Прусское правительство домогалось тайнаго союза съ императоромъ Наполеономъ III и Франціей — и согласилось на этотъ союзъ. Хотя они еще ни въ чемъ не условились, тмъ не мене ему слдовало заявить императору и Франціи свою признательность и симпатію. Одинъ изъ вашихъ соотечественниковъ, выказывающій въ настоящую минуту въ отношеніи Франціи такую вражду, какой я не желалъ бы видть въ порядочномъ человк, говорилъ мн въ то время, что Германія обязана Франціи великой благодарностью за то дйствительное, хотя и отрицательное участіе, которое эта послдняя принимала въ основаніи ея единства. Но берлинскій кабинетъ, руководимый гордостью, которая сулитъ самыя непріятныя послдствія для будущаго, смотрлъ на это не такъ. А между тмъ территоріальныя распространенія, когда дло идетъ о такой націи, которая заключаетъ уже въ себ отъ 30 до 40 милліоновъ человкъ, не имютъ никакой особенной важности, пріобртеніе Савойи и Ниццы принесло Франціи больше неудобствъ, чмъ пользы. Тмъ не мене нельзя не пожалть, что прусское правительство не умрило строгости своихъ требованій въ люксенбургскомъ дл. Отъ уступки Люксенбурга Франціи, Франція не увеличилась бы, а Германія не уменьшилась бы, но этой незначительной уступки было бы достаточно для успокоенія поверхностнаго большинства, которымъ нельзя пренебрегать въ стран всеобщаго голосованія, и вмст съ тмъ она дала бы французскому правительству возможность замаскировать свои неудачи. Въ Kaluat-elhosn (самомъ большомъ изъ всхъ замковъ, выстроенный крестоносцами въ Сиріи) на одномъ камн, окруженномъ развалинами, и теперь еще можно прочесть слдующею надпись, начертанную прекраснымъ шрифтомъ двнадцатаго столтія, которую гогенцолерискому дому слдовало бы вырзать на гербовыхъ щитахъ всхъ своихъ замковъ:
Sit tibi copia,
Sit sapientia,
Formaque detur,
Iuquinnt omnia
Sola superbia
Si comitctur. *)
*) Т. е. богатство, мудрость, красота — все будетъ твое, но все это отнимется, если ты станешь руководиться одной гордостью.
И такъ для безпристрастнаго ума ясно, что, касательно отдаленной причины войны, об державы (какъ Франція, такъ и Пруссія) почти одинаковы виноваты. Что же касается до ближайшей причины, то вы знаете, что я думаю объ этой жалкой дипломатической случайности, или, лучше сказать, объ этой жестокой игр оскорбленнаго тщеславія, которое, изъ-за мизерныхъ ссоръ нсколькихъ дипломатовъ, пустило въ ходъ всевозможные бичи человческаго рода. Я былъ въ Промсоэ,— гд, любуясь великолпнйшимъ снжнымъ ландшафтомъ полярнаго моря, я мечталъ объ островахъ смерти, созданныхъ воображеніемъ нашихъ кельтскихъ и германскихъ предковъ,— когда до меня дошло это ужасное извстіе. Никогда еще не проклиналъ я — такъ какъ въ этотъ день — роковую судьбу, осудившую, повидимому, наше несчастное отечество на то, чтобъ имъ управляли не иначе какъ посредствомъ невжества, тщеславія и вздора.
Чтобы тамъ ни говорили, но эта война не была неизбжною. Франція вовсе не желала войны. Не слдуетъ судить объ этомъ предмет по журнальнымъ возгласамъ и бульварнымъ толкамъ. Франція дорожитъ миромъ, она занята разработкой тхъ огромныхъ источниковъ богатства, которыми она владетъ, а также демократическими и соціальными вопросами. Здравый смыслъ короля Луи-Филиппа понималъ это. Онъ чувствовалъ, что Франція съ ея вчной язвой, всегда готовой раскрыться (недостаткомъ всми признанной династіи или конституціи), не можетъ вести большой войны. Народъ, выполнившій свою программу и достигшій равенства, не можетъ бороться съ націями молодыми, полными иллюзій, находящимися въ самомъ пылу своего развитія. Врьте мн, единственная причина войны — слабость нашихъ конституціонныхъ учрежденій да т гибельные совты, которыхъ надавали императору высокомрные и ограниченные генералы и тщеславные или невжественные дипломаты. Плебисцитъ тутъ ни при чемъ, напротивъ того: это странное заявленіе, показавшее, что наполеоновская династія пустила корни въ самыя ндра страны, должно было подать надежду на то, что императоръ станетъ теперь все боле и боле отставать отъ замашекъ отчаяннаго игрока. Человкъ, владющій большою поземельною собственностью, гораздо мене расположенъ, по нашему мннію, пытать счастья въ игр, чмъ тотъ, чье богатство сомнительно. Дйствительно, чтобъ избжать опасности всеобщаго возстанія — нужно было только ждать. Сколько такихъ вопросовъ у этого бднаго человческаго рода, которые слдуетъ ршать оставляя ихъ безъ ршенія! Пройдетъ нсколько лтъ — и вопроса, къ удивленію нашему, уже не существуетъ. Такой національной ненависти, какая раздляла въ продолженіи шести вковъ Францію и Англію, никогда еще не бывало. Двадцать пять лтъ тому назадъ, въ Царствованіе Луи-Филиппа, эта ненависть была еще довольно сильна, рдкій не находилъ что она можетъ кончиться только войною,— она исчезла, какъ бы по волшебству.
Само собою разумется, милостивый государь, что здшніе либералы, съ самаго начала этой роковой войны, не перестаютъ желать одного — видть конецъ того, чему не слдовало бы и начинаться. Франція жестоко ошибалась, пытаясь противиться внутреннему развитію Германіи, но и Германія сдлаетъ точно такую же ошибку, покушаясь на цлость французской территоріи. Если у нея въ виду истребленіе Франціи, то это превосходно задуманный планъ, будучи изувчена, Франція впадетъ въ конвульсіи и погибнетъ. Т кто думаетъ (подобно нкоторымъ изъ вашихъ соотечественниковъ), что Франція должна быть исключена изъ числа націй, поступаютъ послдовательно, требуя уменьшенія ея территоріи, но т, кто думаетъ, что Франція необходима для міровой гармоніи, должны взвсить т послдствія, которыя повлечетъ за собою ея разчлененіе. Я могу говорить объ этомъ боле или мене безпристрастно. Я всю жизнь мою старался быть добрымъ патріотомъ, какимъ слдуетъ быть всякому честному человку, но въ тоже самое время старался остерегаться отъ преувеличеннаго патріотизма, гд добро, красота и истина, тамъ и мое отечество. И если Франція престанетъ существовать — я буду въ отчаяніи во имя истинныхъ непреходящихъ интересовъ идеала. Франція необходима какъ протестъ противъ педантизма, догматизма и узкаго ригоризма. Вы такъ хорошо поняли Вольтера, что должны понять и это. Это легкомысліе, въ которомъ упрекаютъ насъ, въ сущности честно и искренне. Берегитесь, чтобы съ уничтоженіемъ того склада ума, котораго мы служимъ представителями, не обднло и человческое самосознаніе. Разнообразіе необходимо — и первый долгъ человка, стремящагося съ истинно-чистымъ сердцемъ къ познанію божественныхъ цлей, состоитъ въ томъ, чтобы относиться съ терпніемъ и даже съ уваженіемъ (какъ къ созданію провиднія) къ тмъ органамъ духовной жизни человчества, которые наимене однородны съ его собственными и наимене ему симпатичны. Вашъ знаменитый Шомзенъ въ своемъ письм, которое навело на насъ порядочную грусть, сравнивалъ, нсколько дней тому назадъ, нашу литературу съ грязными водами Сены. Какъ! Такъ стало-быть этотъ суровый ученый знакомъ съ нашими шуточными журналами и съ незатйливыми фарсами нашихъ маленькихъ театровъ? Будьте уврены, что за этою шарлатанскою и жалкою литературою (которая пользуется у насъ, какъ и везд, успхомъ со стороны толпы) вы встртите другую Францію, чрезвычайно отличную отъ Франціи семнадцатаго и восьмнадцатаго вка, хотя и одноплеменную съ нею,— гд вы увидите, сперва группу людей самаго высокаго достоинства и какъ нельзя боле далекихъ отъ шутки, а потомъ избранное, прелестное и въ тоже самое время степенное общество, остроумное снисходительное любезное, которое знаетъ все, ничему не учившись, и угадываетъ инстинктомъ послдніе выводы философіи. Берегитесь разбить это. Франція, страна чрезвычайно разнородная, представляетъ ту особенность, что нкоторыя германскія растенія принимаются иногда въ ней лучше, чмъ на родной почв, это можетъ быть доказано примрами изъ нашей исторіи литературы двнадцатаго вка, рыцарскими поэмами, схоластической философіей, готической архитектурой. Вы, кажется, думаете, что извстныя радикальныя мры могутъ способствовать распространенію здравыхъ германскихъ идей,— разубдитесь въ этомъ! въ такомъ случа эта пропаганда сразу остановится, а Франція погрузится въ свои національные порядки и національные недостатки съ увлеченіемъ гнва.— ‘Тмъ хуже для нея!’ скажутъ особенно-экзальтированные нмцы.— ‘Тмъ хуже для человчества!’ прибавлю я. Отнятіе или истощеніе одного члена — заставляетъ страдать и все тло.
Мы переживаемъ страшныя минуты. Во Франціи существуетъ теперь дв партіи. Одна разсуждаетъ такимъ образомъ: ‘Прекратимъ какъ можно скоре эту ненавистную игру, уступимъ все, Эльзасъ, Лотарингію, заключимъ миръ, а потомъ — ненависть, смертельная ненависть, безостановочныя приготовленія, союзъ съ кмъ бы то ни было, безграничное снисхожденіе ко всевозможнымъ притязаніямъ Россіи,— одно стремленіе, одна цль: истребленіе германскаго племени посредствомъ войны’. Другая держится слдующаго мннія: ‘Спасемъ цлость французской территоріи, разовьемъ конституціонныя учрежденія, загладимъ наши ошибки не мечтами объ томъ чтобы вознаградить себя за такую войну, гд мы были несправедливыми зачинщиками, а заключеніемъ съ Германіей и Англіей союза, вслдствіе котораго міръ выйдетъ на дорогу къ либеральной цивилизаціи’. Германія ршитъ, которой изъ этихъ партій станетъ держаться Франція, и въ тоже самое время она ршитъ и будущность цивилизаціи.
Ваши ярые германофилы ссылаются на то, что Эльзасъ — германская область, несправедливо отнятая у германской имперіи. Замтьте, что при опредленіи національностей употребляется вообще ‘оптовый разсчетъ’, справляясь же насчетъ этнографіи каждой отдльной области, мы открываемъ дверь для безконечныхъ войнъ. Прекрасныя области, говорящія на французскомъ язык, не входятъ въ составъ французскаго государства, и это очень даже выгодно для Франціи. Нкоторыя изъ славянскихъ земель принадлежатъ Пруссіи. Эти уклоненія отъ общаго правила чрезвычайно выгодны для цивилизаціи. Такъ напримръ, присоединеніе Эльзаса къ Франціи составляетъ одинъ изъ тхъ фактовъ, которые наиболе способствуютъ пропаганд германизма, германскіе идеи, порядки, книги приходятъ къ намъ черезъ Эльзасъ. Если предоставить вопросъ ршенію эльзасскаго народонаселенія, то нтъ никакого сомннія, что большинство его выскажется въ пользу Франціи. Достойно ли Германіи — отторгать себ силою мятежную, раздраженную область, которая не примирится съ этимъ, въ особенности посл разрушенія Стразбурга. Смлость вашихъ государственныхъ людей, по временамъ, истинно поразительна. Прусскій король, какъ кажется, расположенъ взять на себя тяжелую обязанность ршить французскій вопросъ — дать Франціи правительство, а слдовательно и поручиться за это правительство. Можно ли налагать на себя, не будучи къ тому вынужденнымъ, подобную тяготу? Какъ не видть того, что вслдствіе такой политики Франція должна быть занята, на вчные времена, 300,000—400,000 человкъ? Неужели Германія хочетъ состязаться съ Испаніей шестнадцатаго вка? А ея великая, ея высокая духовная культура — что станется съ нею въ этой игр? Пусть же Германія побережется, чтобы, опредляя лучшіе годы германскаго племени, не предпочли когда-нибудь первыхъ годовъ нашего столтія (когда, побжденная и униженная извн, она создавала для міра самое высокое откровеніе разума, какое когда-либо давалось человчеству) періоду ея военнаго господства, отмченному можетъ-быть печатью умственнаго и нравственнаго упадка!
Удивительно, что нкоторые изъ вашихъ лучшихъ умовъ не видятъ этого, въ особенности же, что они отвергаютъ вмшательство Европы въ эти вопросы. Миръ между Франціею и Германіею не можетъ быть, какъ кажется, заключенъ безъ посторонняго посредничества, это дло Европы, которая порицала эту войну и которая должна желать, чтобы ни одинъ изъ членовъ европейской семьи не былъ ослабленъ. Вы совершенно правы, требуя гарантій противъ возвращенія грезъ вредныхъ для всеобщаго здоровья, но какая гарантія можетъ сравняться съ гарантіею Европы, которая снова закрпитъ настоящія границы и не допуститъ кого бы то ни было до перемщенія рубежей, опредленныхъ прежними трактатами? При всякомъ другомъ ршеніи — желанію мести не будетъ конца. Пусть сдлаетъ это Европа — и она положитъ начало такому учрежденію, которое принесетъ въ будущемъ самые богатые плоды. Это будетъ центральное судилище, конгресъ европейскихъ соединенныхъ штатовъ, который будетъ судить націи, вліять на нихъ, и замнитъ принципъ національностей принципомъ федерализма. До сихъ поръ это центральное судилище европейской общины являлось дйствующимъ только тогда, когда заключались кратковременные союзы противъ націи, стремившейся ко всемірному преобладанію, хорошо было бы, еслибъ образовалось нчто въ род постоянной коалиціи для поддержанія великихъ общихъ интересовъ, которые, въ конц концовъ, тождественны съ интересами разума и цивилизаціи.
Принципъ федерализма можетъ, такимъ образомъ, служить основою для образованія такого же посредничества, какое предлагала въ среднія вка церковь. Такое же значеніе готовы мы иногда признать и за демократическими тенденціями и соціальными вопросами, которые играютъ въ наше время столь важную роль. Движеніе современной исторіи представляетъ собою что-то въ род колебанія между патріотическими вопросами, съ одной стороны, и демократическими и соціальными вопросами — съ другой. Эти послднія задачи имютъ свою долю законности — и будутъ можетъ-быть великимъ успокоеніемъ для будущаго. Положительно извстно, что демократическая партія, не смотря на свои заблужденія, поднимаетъ такіе вопросы, которые выше всякаго отечества, послдователи этой партіи подаютъ другъ другу руку, какъ бы ни было велико различіе ихъ національностей, и относятся съ большимъ равнодушіемъ къ вопросамъ касательно оскорбленія чести, которыми дорожитъ въ особенности дворянство и военное сословіе. Цлыя тысячи бдныхъ людей, которые въ эту минуту убиваютъ другъ друга за такое дло, которое они понимаютъ только въ половину,— не питаютъ другъ къ другу никакой ненависти. Это конечно мечта, что они войдутъ когда-нибудь въ сношенія и станутъ подавать другъ другу руку, не смотря на своихъ начальниковъ, тмъ не мене можно замтить не одну извилину, откуда безпощадная прусская политика станетъ можетъ-быть способствовать воцаренію такихъ идей, о которыхъ она и не подозрваетъ. Трудно представить себ, чтобы бшенство одной горсти людей — остатковъ старой аристократіи — могло вести, долгое время, для умерщвленія другихъ, цлыя массы кроткаго народонаселенія, достигшаго до значительной степени демократическаго самосознанія и боле или мене наполненнаго экономическими идеями (для него священными), сущность которыхъ состоитъ въ томъ чтобы не придавать никакого значенія національному соперничеству.
Ахъ, дорогой учитель, какъ Христосъ хорошо сдлалъ, основавъ царство Божіе, которое выше злобы, зависти, гордости, гд первое мсто занимаетъ не тотъ, кто сдлалъ наиболе зла (какъ въ эти грустныя времена, которые мы переживаемъ), не тотъ, кто разитъ, убиваетъ, оскорбляетъ, кто больше всхъ лжетъ, кто всхъ безчестне, неблаговоспитанне, подозрительне, коварне, всхъ изобртательне на худыя дла, на дьявольскія выдумки, всхъ недоступне для жалости, для прощенія, въ комъ нтъ никакого уваженія къ другимъ, кто нападаетъ въ расплохъ на своего противника, играетъ съ нимъ самыя дурныя шутки,— но тотъ, кто всхъ кротче, всхъ скромне, кто чуждъ всякой самоувренности, чванства, жестокосердія, кто сторонится передъ всми, кто смотритъ на себя, какъ на послдняго! Война — сцпленіе грховъ, противоестественное состояніе, когда человку вмняется въ обязанность (подъ видомъ прекраснаго дла) то, что во всякое другое время считается порокомъ или недостаткомъ, котораго онъ долженъ избгать,— когда радоваться несчастію другаго — долгъ,— когда тотъ, кто заплатилъ бы добромъ за зло, кто примнилъ бы къ длу евангельскія правила касательно прощенія обидъ и самоуничиженія — прослылъ бы безумцемъ или даже заслужилъ бы порицаніе. Что ведетъ въ Валгаллу, то изгоняетъ изъ царства Божія. Замтили ли вы, что ни въ восьми заповдяхъ блаженства, ни въ проповди на гор, ни во всей первобытной христіанской литератур, нтъ ни одного слова, которое ставило бы воинскія добродтели въ число ведущихъ въ царство небесное.
Остановимся на этихъ великихъ поученіяхъ о мир, ускользающихъ отъ людей, которые обманываются своею гордостію и забываютъ о смерти — забвеніе далеко не философское. Никто не иметъ права оставаться равнодушнымъ къ страданіямъ своего отечества, но у философа, также какъ у христіанина, всегда найдутся причины для того, чтобъ жить. Въ царств Божіемъ нтъ ни побдителей, ни побжденныхъ, оно заключается въ радостяхъ сердца, ума и воображенія, которыя доступны побжденному больше чмъ побдителю, если первый выше послдняго въ нравственномъ и умственномъ отношеніи. Вашъ великій Гёте, вашъ удивительный Фихте показали намъ, какимъ образомъ можно вести благородную, а слдовательно и счастливую жизнь, несмотря на вншнее униженіе своего отечества. Одно, впрочемъ, въ высокой степени успокоиваетъ меня: въ прошломъ году, во время выборовъ въ законодательный корпусъ, я записался въ число кандидатовъ, я не былъ выбранъ, мои объявленія можно еще видть на стнахъ деревень департамента Сены и Марны, на нихъ написано: ‘Долой революцію, долой войну! Война была бы столь же гибельна, какъ и революція’,— чтобъ жить съ спокойною совстію въ такія времена, какъ наше, надобно чтобъ человкъ былъ въ прав сказать себ, что онъ не уклонялся систематически отъ общественной жизни, точно также какъ и не избгалъ ее.