Н. Н. Страховъ
Отрывокъ изъ письма въ редакцію ‘Времени’.*)
Отрывокъ изъ письма въ редакцію ‘Времени’.*)
(‘Время’. 1861, No 5).
Отрывок из письма в редакцию ‘Времени’, Страхов Николай Николаевич, Год: 1861
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Н. Страховъ. Критическія статьи. Томъ второй. (1861—1894).
Изданіе И. П. Матченко. Кіевъ, 1902.
* Это — другая статья H. H. Страхова по поводу ‘Египетскихъ ночей’, которая не была напечатана во ‘Времени’, и только отрывокъ ея приведенъ въ конц названной выше статьи . М. Достоевскаго — ‘Отвтъ Русскому Встнику’. Ограничиваемся приводимымъ отрывкомъ и не печатаемъ всей статьи и на этотъ разъ — потому, что рукопись ея, къ сожалнію, не сохранилась въ цлости. Изд.
Если бы Египетскія ночи были и отрывкомъ, {Въ ‘Русскомъ Встник’, въ стать по поводу ‘безобразнаго поступка ‘Вка’ (1861, 2), стихотвореніе ‘Египетскія ночи’ названо ‘фрагментомъ’, представляющимъ ‘только намекъ, мотивъ, нсколько чудныхъ аккордовъ, въ которыхъ… ничто еще не раскрывается для полнаго и яснаго созерцанія’… (‘Время’, 1861, 5, стр. 31). Изд.} то и тогда о такомъ поэт, какъ Пушкинъ, нельзя бы было сказать, что его отрывокъ не вполн одухотворенъ. Во Египетскія ночи вовсе не отрывокъ. Гд же вы нашли въ нихъ признаки неоконченности, фрагментарности? Напротивъ — какая полная картина! Какая дивная соразмрность частей, опредленность и законченность! Читатели знаютъ, въ какой драгоцнной оправ представилъ намъ Пушкинъ этотъ особенно дорогой и для него самого перлъ своей поэзіи. ‘Египетскія ночи’ — импровизація, во это полная, доконченная импровизація. Вообще, великій поэтъ санъ сдлалъ все, что можно, чтобы растолковать намъ свое произведеніе. Онъ заставилъ читать его итальянца, человка, выросшаго на богатйшей почв искусства, художника до мозга костей, человка простодушнаго и чуждаго всякой щепетильности. Спокойно произносить онъ въ аристократической зал: у великой царицы было много любовниковъ, и съ изумленіемъ видитъ, какъ сверные варвары начинаютъ ухмыляться и хохотать.
Такая исторія идетъ, какъ видите, и до нашихъ дней. Въ ‘Египетскихъ ночахъ’ Пушкинъ самъ художественно выразилъ дорогой для души его вопросъ о нкоторыхъ отношеніяхъ искусства къ обществу. Вопросъ остался до сихъ поръ. И теперь импровизаторъ ‘Ночей’ могъ бы слышать новый смхъ надъ нимъ сверныхъ варваровъ. Странный мы народъ, въ самомъ дл! Очень справедливо, кажется, Пушкинъ примнилъ къ намъ стихи Петрарки:
La eotto giorni nubilosi e brevi
Nasce una gente а cui l’moror non dole *)
*) Тамъ подъ туманными и короткими днями
Родится племя, которому не больно умирать.
Когда намъ говорятъ о смерти, когда клянутся богами ада и указываютъ намъ на смертную скиру и падающія головы, мы слушаемъ съ сверною холодностью, насъ это не трогаетъ, не ужасаетъ. Но чуть заговорили о мощной киприд и о золотомъ лож, у насъ ужъ встрепенулись уши, насъ это волнуетъ и подмываетъ… Мы пуритане по крови, мы мало любимъ жизнь, и потому искусство кажется намъ соблазномъ.
Да, дурно мы понимаемъ искусство. Не научилъ насъ этому и Пушкинъ, самъ пострадавшій и погибшій въ нашемъ обществ, кажется, преимущественно за то, что былъ поэтомъ вполн и до конца. Только это дурное пониманіе можетъ объяснить намъ вс толкованія ‘Русскаго Встника’ о страстности и o ея различныхъ выраженіяхъ.
Вотъ какія черныя сомннія пришли мн на мысль, когда я старался вникнуть въ статью ‘Русскаго Встника’. Какъ понять странное его упорство? Чмъ объяснить, съ одной стороны, его робкія умолчанія, съ другой — его дерзко-смлыя увренія? Съ невольнымъ ужасомъ спрашивалъ я себя: что же будетъ съ нами, что мы несчастные будемъ длать, если онъ, если самъ ‘Русскій Встникъ’ станетъ учить насъ такъ дурно въ такихъ важныхъ вопросахъ?
‘Русскій Встникъ’ смотритъ на наше общество и на нашу литературу съ большимъ высокомріемъ. Скажу вамъ прямо, этотъ взглядъ мн нравится, я радъ бы былъ всякому высокомрнаго, лишь бы только высокомрные люди имли дйствительное право смотрть свысока. ‘Русскій Встникъ’ упрекаетъ нашу литературу въ полумысляхъ и получувствахъ, онъ называетъ наше общество ‘порожнимъ, лишеннымъ собственнымъ интересовъ, не имющимъ собственной мысли, не жившимъ умственно, безхарактернымъ и слабымъ’.
По моему убжденію все это сказано мтко и, говоря вообще, справедливо въ величайшей степени.
Но какъ же вздумалъ ‘Русскій Встникъ’ помочь такому печальному состоянію длъ? Что самъ онъ длаетъ въ этомъ обществ и въ этой литератур?
Какая странность! Чувствуя подъ ногами эту же самую колеблющуюся почву, находясь среди общества хаотическаго и подверженнаго броженію, онъ вдругъ вздумалъ заговорить языкомъ общества съ твердыми правилами и съ крпкимъ общественнымъ мнніемъ. Чтобы доказать нашу незрлость, онъ вздумалъ заговорить зрлымъ языкомъ и, не имя его у себя въ наличности, взялъ его на прокатъ въ Англіи или въ какой-нибудь другой зрлой стран.
Фальшивость такого пріема всего ясне, кажется, обнаруживается въ настоящемъ случа. Маска падаетъ и комедія прекращается, какъ скоро дло дойдетъ до дйствительности. Въ самомъ дл, напрасно ‘Русскій Встникъ’ говоритъ, что все ясно и просто, что стоитъ только не отступать отъ здраваго смысла, чтобы отчетливо разршилъ цль, напрасно замазываетъ и заглушаетъ вопросы, они живы и выступаютъ съ прежнею силою, несмотря на громкія фразы и тучи витіеватыхъ словъ.
Не ловко русскому принимать на себя видъ англичанина или француза. Тамъ, въ обществахъ окрпшихъ и опредлившихся, дйствительно, дло ршилось бы быстро и опредленно. По пусть приметъ это во вниманіе ‘Русскій Встникъ’: тамъ вовсе бы не стали разсуждать, тамъ даже и не вздумали бы сравнивать актрисъ съ благорожденными дамами. ‘Русскій Встникъ’, какъ русскій, принужденъ былъ пуститься въ разсужденія и дошелъ до полныхъ промаховъ.
‘Русскій Встникъ’ говоритъ, что дло просто и ясно, но въ его громкихъ фразахъ невозможно отыскать никакого опредленнаго мннія. Да мн кажется, что такого мннія нтъ, да и не можетъ быть у ‘Русскаго Встника’.
Если разглядть это, то какою неотразимою фальшью отзовется этотъ громкій тонъ, этотъ самоувренный языкъ статьи. Къ чему же служитъ эта страшная шумиха? Кого и зачмъ нужно обманывать съ такимъ великимъ усердіемъ?
Дурной примръ даетъ ‘Русскій Встникъ’ русской литератур!