Дурные признаки, Страхов Николай Николаевич, Год: 1862 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Н. Н. Страхов

Дурные признаки

(О книге Ч. Дарвина ‘Происхождение видов’).

‘Время’, No 11, 1862

Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/vremja/1862/Novem/durpri.htm

ДУРНЫЕ ПРИЗНАКИ

O quam contemta res est Homo, nisi supra humana se erexerit!

Линней.

____

On the origin of species by Ch. Darwin. 1859.

Charles Darwin, ber die Entstehung der Arten im Thier-und Pflanzenreich durch natrliche Zchtigung. Uebers. und mit Anmerk. v. Dr. H. G. Bronn. Stutt. 1860.

De l’origine des espces, ou des lois du progrs chez les tres organiss par Ch. Darwin. Trad. par Clmence—Aug. Royer, avec prf. et notes du traducteur. Paris 1862.

Настоящее время, во всякомъ случа загадочное, и можетъ быть боле загадочное чмъ всякое другое, нердко сравниваютъ съ эпохою упадка древняго мiра, говорятъ, что мы переживаемъ перiодъ такого же всеобщаго одряхленiя, такого же постепеннаго и безвыходнаго разрушенiя всхъ формъ, въ которыхъ жизнь до сихъ поръ выражалась. Гд и какъ возникаетъ новая жизнь, какiя формы она приметъ, неизвстно.

Судить основательно и точно о вопросахъ такого широкаго объема, конечно, очень трудно. Духъ исторiи, совершающейся вокругъ насъ, та глубокая жизнь, которая движетъ развитiемъ человчества, есть безъ сомннiя величайшая тайна для ума. Мы сами погружены въ потокъ этой жизни, сами увлечены ходомъ этого развитiя, слдовательно не можемъ глядть на это движенiе со стороны, какъ наблюдатель, имющiй твердую точку опоры. Боле или мене ясно, но мы чувствуемъ, что въ насъ дйствуетъ эта сила, для которой мы сами не составляемъ полнаго и совершеннаго проявленiя, слдовательно мы не можемъ признать себя вполн точнымъ ея мриломъ.

Но мысль, какъ изстно, старается отршиться отъ временныхъ и частныхъ условiй. Она, по самой своей природ, считаетъ возможнымъ найти въ себ самой ту неподвижную точку, то начало координатъ, отъ котораго измряются вс явленiя, вс разстоянiя и направленiя. Поэтому мысль не можетъ отказаться отъ права измрять даже ходъ современнаго ей историческаго развитiя.

Итакъ положимъ, что мы будемъ стараться вникнуть въ ходъ этого развитiя. Для этой цли замтимъ, что изъ всхъ областей человческой дятельности самая ясная, наиболе доступная для пониманiя и оцнки, есть область умственной дятельности. Такъ что изъ всхъ сферъ развитiя, въ этой сфер всего пряме и отчетливе могутъ для насъ обнаружиться и черты, зависящiя отъ духа эпохи, по этимъ чертамъ можетъ-быть возможно составить понятiе и о состоянiи цлой жизни человчества.

Что же мы находимъ въ современной умственной дятельности? Повидимому едва ли кто ршится сказать, чтобы въ этой дятельности замтенъ былъ упадокъ или дряхлость. Безъ сомннiя никогда еще на земномъ шар науки не процвтали такъ, какъ процвтаютъ нын: ученая дятельность кипитъ все въ большихъ и большихъ размрахъ. Притомъ успхи, длаемые науками, не ограничиваютъ самыхъ наукъ, не указываютъ имъ предловъ, но чмъ дальше, тмъ больше разширяютъ ихъ горизонтъ и открываютъ поприще для новыхъ успховъ.

Таково покрайней-мр обыкновенное наше понятiе о ход и движенiи наукъ. Но умы скептическiе и тоскующiе, какъ извстно, смотрятъ на это иначе. Въ этомъ движенiи, столь быстромъ и разительномъ, они находятъ коренную фальшъ. Они думаютъ, что наука во многихъ и именно въ важнйшихъ случаяхъ дошла до внутренняго противорчiя съ самой собою, до отрицанiя самой себя. Они утверждаютъ поэтому, что наука въ этихъ случаяхъ держится и движется только рутиною, но что въ ней нтъ уже живой вры въ себя, и что слдовательно раньше или позже ей неминуемо грозитъ катастрофа.

Мы говоримъ здсь о глубокомъ скептицизм и глубокой тоск. Сюда однако же примыкаетъ и тотъ дешовый и легкiй скептицизмъ, который въ большомъ ходу кажется во вс времена. По мннiю многихъ, обыкновенно незнакомыхъ близко съ науками, умъ человческiй повторяетъ одно и тоже, только въ различныхъ формахъ, каждый вопросъ имъ кажется спорнымъ, и въ умноженiи изысканiй и книгъ они видятъ только умноженiе разнорчiй. Въ исторiи они находятъ одну путаницу лицъ и событiй, въ философiи — одинъ туманъ, въ занятiяхъ древними — пустую забаву, пустую трату времени, везд безплодное круженiе ума, обманчивый, ни къ чему неведущiй трудъ.

Есть однако же науки, передъ которыми умолкаетъ всякiй скептицизмъ, какъ поверхностный, такъ и глубокiй, которыхъ успхи никто не ршится отвергать, которыхъ польза и плодотворность ясны до несомннной очевидности. Это — науки естественныя, а въ особенности т изъ нихъ, которыя уже издавна пользуются почетнымъ названiемъ точныхъ наукъ. Если въ настоящее время эти науки приобртаютъ все больше и больше приверженцевъ и сотрудниковъ, то это зависитъ главнымъ образомъ отъ этой ихъ несомннности, ставящей ихъ выше всякаго подозрнiя и отъ боле или мене ясно чувствуемаго скептическаго отношенiя къ другимъ наукамъ. Умъ необходимо требуетъ дятельности и ищетъ спасенiя тамъ, гд онъ чувствуетъ себя вполн самоувреннымъ, гд у него твердая почва подъ ногами.

Въ этомъ отношенiи естественныя науки дйствительно имютъ явное преимущество передъ всми другими. Предметъ ихъ такъ очевидно-ясенъ, методы такъ просты и элементарны, что твердость приобртаемыхъ познанiй не можетъ кажется подлежать никакому сомннiю. Нужно быть повидимому или крайне-тупымъ, или крайне-легкомысленнымъ для того, чтобы значительно отступить отъ истины въ изслдованiи по предмету естественныхъ наукъ. Поэтому натуралисты вс составляютъ одну школу, безъ раздленiй, безъ сектъ, покрайней-мр у нихъ такъ много общаго, что небольшiя разногласiя ничего не значатъ въ сравненiи съ общепринятыми познанiями. Философiя вчно длится на разногласныя школы, историческiе взгляды могутъ быть весьма различны, между тмъ точно такъ, какъ существуетъ только одна математика, такъ существуетъ только одна физика, одна химiя, одна физiологiя и проч. Служить другимъ наукамъ, невходящимъ въ кругъ естественныхъ, трудно: въ нихъ значительная часть дятельности пропадаетъ даромъ, то-есть оказывается трудами, не приносящими самой наук никакой пользы. Извстно, что книга съ историческимъ содержанiемъ можетъ не имть никакого значенiя для исторiи, большая часть книгъ, по заглавiю философскихъ, представляютъ мертворожденныхъ уродовъ и ничего не значатъ для философiи. Между тмъ, если кто станетъ самостоятельно изучать природу, то передъ нимъ прямо открывается твердый путь, каждое наблюденiе, ничтожный фактъ — все это годится, все быстро и правильно примыкаетъ къ цлому науки, ошибки, недосмотры исчезаютъ и исправляются съ величайшею легкостiю и очевидностiю, такъ что не представляютъ никакой задержки общему теченiю науки впередъ.

Эта твердость пути, эта несомннная правильность прiемовъ доказывается и самими результатами, до которыхъ достигаютъ естественныя науки. Нельзя вообразить себ успховъ боле блистательныхъ, боле многообъемлющихъ и многообщающихъ. Эти успхи всми признаны, но настоящую ихъ важность и цну знаютъ только одни натуралисты. Тотъ, кто незнакомъ съ естественными науками, никогда не представитъ себ, какъ ярки, какъ широки бываютъ эти новые потоки свта, вдругъ озаряющiе цлыя области мiрозданiя, которыя до тхъ поръ были какъ хаосъ покрыты мракомъ и недоступны для ума. Въ два-три десятка лтъ возникаютъ цлыя науки поразительной стройности и глубины, таковы напримръ — палеонтологiя, органическая химiя.

Посл этого понятно, что естественныя науки врятъ въ себя, что они полны жизни, радости, и что умы, расположенные къ тоск и сомннiю ищутъ себ отрады въ этой свтлой области знанiя. Вотъ одна изъ чертъ современнаго умственнаго настроенiя. Какъ бы мы ни смотрли на ходъ другихъ проявленiй ума, въ наукахъ о природ невозможно видть признаковъ упадка, а необходимо признать полную живучесть, свжую и здоровую силу.

Естествознанiе вообще есть нчто новое. Въ немъ можно видть одну изъ живыхъ струй, отличающихъ нашъ новый мiръ отъ древняго мiра. Въ этомъ нельзя не убдиться, если мы вспомнимъ, что древнiе были люди высоко-развитые, обладавшiе глубокою умственною дятельностью. Ихъ философiя, ихъ поэзiя — вчные образцы для насъ. Между тмъ ихъ познанiя о природ были въ полномъ смысл слова ничтожны въ сравненiи съ нашими. Объяснить это можно только однимъ, именно особеннымъ, древнимъ отношенiемъ ихъ ума къ природ. Для насъ удивительно, какъ они не замчали самыхъ простыхъ, ежедневно повторяющихся законовъ и явленiй. Очевидно въ новое время духъ человческiй сталъ въ особенное, новое положенiе въ отношенiи къ природ и вотъ почему быстро и успшно пошла эта новая умственная дятельность.

Такимъ образомъ ныншнiе успхи естественныхъ наукъ необходимо предполагаютъ нкоторый великiй переворотъ въ умственномъ настроенiи человчества. Обыкновенно этого не замчаютъ и не признаютъ. Въ прiемахъ изученiя природы не умютъ видть никакой особенной глубины, никакого особеннаго достоинства. Даже наоборотъ извстно, что ученые нердко смотрятъ свысока на дятельность натуралистовъ: она кажется имъ слишкомъ мелкою, слишкомъ простою и грубою. Насмшки, длаемыя въ этомъ смысл надъ натуралистами, очень обыкновенны. Какъ интересный примръ, доказывающiй между прочимъ ихъ давность, приведу здсь слова Малебранша, который, какъ извстно, занимаетъ почетное мсто въ исторiи философiи. Эти слова сказаны были двсти лтъ назадъ, но уже въ то время, когда естественныя науки заявили себя первыми блистательными успхами, такъ называемою эпохою великихъ открытiй. ‘Люди’, говоритъ онъ въ своей книг объ изысканiи истины, ‘не созданы для того, чтобы всю свою жизнь изслдовать мошекъ и наскомыхъ, нельзя вполн одобрить трудовъ, подъятыхъ нкоторыми господами для того, чтобы изучить, какъ устроены вши у каждаго рода животныхъ и какъ различные черви превращаются въ мухъ и мотыльковъ. Такими вещами позволительно разв забавляться для развлеченiя, когда нечего длать.’

Философъ обнаруживаетъ здсь очевидное непониманiе. Изученiе природы все еще кажется ему въ извстной степени загадкою. Для него странно, какъ можно серьозно заниматься такими пустяками какъ черви и букашки, онъ находитъ, что гораздо лучше разсуждать о Бог. Но натуралистъ иметъ полное право смяться надъ философомъ, какъ скоро свое занятiе букашками онъ усплъ превратить в научный, полный мысли трудъ. Въ такомъ случа онъ совершаетъ извстную умственную дятельность, которой философъ не понимаетъ и потому не уметъ цнить. Еще боле натуралистъ иметъ право смяться, если эта дятельность даетъ ему точные, строгiе результаты, и ведетъ его шагъ за шагомъ впередъ, между тмъ какъ философъ, разсуждая о Бог, легко можетъ остаться при одной заслуг добраго намренiя.

Слова Малебранша нердко повторяются, и нын. Очевидно есть нкоторая трудность въ томъ, чтобы какъ слдуетъ понимать и цнить изученiе природы. Конечно въ настоящее время, когда дятельность этого изученiя очень развита, она передается и поддерживается однимъ поколнiемъ въ другомъ. Но Малебраншу, или какому-нибудь ученому среднихъ вковъ, или древнему греку дйствительно могло бы показаться чмъ-то нечеловческимъ, неразумнымъ то вниманiе и усердiе, съ какимъ натуралистъ цлые годы занимается анатомiею ничтожнаго животнаго или предается мельчайшему и простйшему анализу какихъ-нибудь явленiй, и съ неистощимымъ терпнiемъ повторяетъ и повряетъ извстные опыты. Натуралисты усердно работаютъ, потомучто ясно видятъ или твердо убждены, что длаютъ дло. Пока это д 123,ло не было яснымъ, понятнымъ, до тхъ поръ за него и не думали приниматься и не придавали ему никакого важнаго значенiя.

Итакъ въ современной умственной дятельности повидимому существуетъ элементъ дйствительно крпкiй, дйствительно новый, дйствительно плодотворный, именно изученiе природы. Оно составляетъ лучшiй и несомннный признакъ жизненности современнаго развитiя. И вотъ почему изученiе природы въ настоящее время окружено такимъ свтлымъ ореоломъ надеждъ и врованiй. Отъ него многiе всего ожидаютъ, въ него врятъ, какъ въ разршенiе всхъ задачь, какъ въ источникъ всякой мудрости. На естественные науки безпрестанно ссылаются, какъ на непреложный авторитетъ, ихъ метода, ихъ прiемы переносятся въ другiя науки, длаются правиломъ для тхъ областей знанiя, которыя повидимому всего дальше отстоятъ отъ нихъ по своему предмету, напримръ для исторiи, для философiи.

Безъ сомннiя все это составляетъ очень хорошiе признаки настоящаго времени: все это свидтельствуетъ о живомъ, сильномъ развитiи, о глубокомъ прогрес. Такъ что, кто будетъ судить о состоянiи человческаго духа по той жизни, какую обнаруживаютъ естественныя науки, тотъ никакъ не согласится съ мыслью о паденiи этого духа, о разрушенiи современной цивилизацiи.

Сомннiе однако же все-таки возможно, въ самомъ дл дйствительно ли можно судить о современной жизни человческаго духа по естественнымъ наукамъ? Эти науки во всякомъ случа есть частный фактъ, частная область умственной дятельности. Дйствительно ли можно искать въ нихъ спасенiя, найти въ нихъ ту твердую точку опоры, на которой можно крпко держаться среди окружающаго разрушенiя?

Нужно многое для того, чтобы ршиться отвчать утвердительно на этотъ вопросъ. Вообще говоря, мы знаемъ, что главный центръ тяжести историческаго движенiя не совпадаетъ съ областью естествознанiя. Жизнь человческая руководится и направляется другими, боле глубокими основанiями. Если мы обратимся къ исторiи естественныхъ наукъ, то легко убдимся, что они сами никогда не были совершенно самостоятельны. Легко было бы доказать многочисленными примрами, что въ своихъ взглядахъ и стремленiяхъ они обыкновенно подчинялись другимъ, боле сильнымъ влiянiямъ, что не отъ нихъ завислъ духъ времени, а скоре наоборотъ они отъ духа времени. Имя въ себ задатки самобытнаго развитiя, они постепенно освобождались отъ постороннихъ влiянiй, постепенно сбрасывали съ себя слды чуждаго имъ духа, но однакоже никогда не были во глав движенiя, никогда не руководили общимъ настроенiемъ умовъ. Т, которые надются, что это будетъ со временемъ, во всякомъ случа должны признать, что этого до сихъ поръ не было.

Если мы такимъ образомъ предположимъ, что изученiе природы не составляетъ главнаго русла человческаго ума, то должны будемъ признать, что оно не спасетъ насъ, когда обмелетъ главное русло, когда изсякнутъ главные источники. Въ настоящее время естественныя науки часто заявляютъ притязанiе на господство, на руководящее значенiе. Въ этихъ случаяхъ всего легче судить о томъ, справедливы ли ихъ притязанiя и надежды. Кто берется за дло, превышающее его силы, тотъ сейчасъ же обнаружитъ слабость своихъ силъ.

Въ недавнее время намъ встртился любопытный случай именно такого рода. Мы изложимъ его читателямъ, такъ какъ, намъ кажется, въ немъ можно найти ясные черты и современнаго состоянiя европейской жизни, и отношенiя къ нему естественныхъ наукъ.

Въ послднiе годы въ ученiи объ организмахъ, то-есть о животныхъ и растенiяхъ, совершился великiй переворотъ. Этотъ переворотъ произвела книга Дарвина о происхожденiи видовъ, которой заглавiе, также какъ и заглавiе ея переводовъ, стоитъ въ начал нашей статьи. Она кореннымъ образомъ измнила самыя главныя, самыя существенныя понятiя, которыхъ до сихъ поръ держались относительно организмовъ. Чтобы получить нкоторое понятiе о важности этого переворота, припомнимъ тотъ взглядъ на вещи, то мiросозерцанiе, которое крпко стояло въ прежнее время и отъ котораго мы конечно не вполн освободились и до сихъ поръ. Предполагалось, что вс вещи имютъ опредленныя, неизмнныя свойства, что эти свойства нераздльны съ ихъ сущностью и принадлежатъ имъ отъ вка. На мiръ смотрли какъ на совокупность такихъ вещей, на жизнь и на исторiю какъ на случайное столкновенiе этихъ вчныхъ свойствъ и неизмнныхъ вещей, такъ что въ сущности жизнь не была наростанiемъ новаго, и въ исторiи не происходило никакихъ существенныхъ перемнъ. Этотъ взглядъ, очевидно метафизическiй и имющiй глубокiе источники въ дух человка, былъ цликомъ перенесенъ и на организмы. Каждая форма растенiй и животныхъ, ясно отличающаяся отъ другихъ формъ, была признаваема за особый видъ, которому отъ созданiя принадлежатъ вс его свойства и особенности. Виды почитались неизмнными, т. е. неизмнно обладающими извстными свойствами, какъ принадлежащими къ ихъ сущности. Натуралисты заботились о томъ, чтобы различить, наименовать и перечислить вс виды, а видовъ, говорилъ Линней, столько, сколько ихъ въ начал создалъ Богъ.

Къ такому взгляду неподвижныхъ, неизмнныхъ сущностей такъ или иначе постоянно возвращается человческiй умъ. Но прежде онъ былъ строго и послдовательно примененъ ко всему, о чемъ мыслилъ человкъ. Самое познанiе считалось ничмъ инымъ, какъ постепеннымъ открытiемъ неизмнныхъ, вковчныхъ сокровищъ истины. Новыя открытiя только численно умножали умственныя познанiя, но ни въ чемъ существенно не измняли дла. Мало-помалу однакоже въ незыблемой почв, на которую люди такъ крпко опирались, стало замтно колебанiе. Велико должно было быть удивленiе тхъ, кто первый это замтилъ. Все, что считалось неподвижнымъ и несомнннымъ, поколебалось и двинулось, земля стала обращаться около солнца, величайшiе авторитеты были разбиты въ прахъ, вковыя отношенiя и связи нарушились, наконецъ самая мысль измнила свои прiемы и стала дйствовать иначе: человчество живо почувствовало, что въ немъ совершается исторiя, что въ мiр происходятъ не одн случайныя и видимыя, а существенныя перемны.

Съ тхъ поръ постепенно все больше и больше распространяется новое мiросозерцанiе. Неизмнныя сущности и ихъ необходимыя свойства все дальше и дальше отодвигаются на заднiй планъ. Постепенно проникаетъ всюду убжденiе, что все измняется и что постоянны не сущности, а законы ихъ измненiя. Вра въ прогресъ, въ развитiе, въ усовершенствованiе заступила мсто вры въ неизмнныя сущности и вчныя истины. Послднiй успхъ этого взгляда, послднюю его побду мы видимъ въ книг Дарвина. Эта книга опровергаетъ такъ называемое постоянство видовъ, догматъ, которой упорно защищали до сихъ поръ вс признанные натуралисты. Они думали, что каждый видъ животныхъ и растенiй явился первоначально со всми своими ныншними свойствами, что при размноженiи происходитъ только повторенiе тхъ формъ, которыя размножаются, и слдовательно самыя формы остаются неизмнными. Каждое растенiе, каждое животное производитъ себ подобныхъ и слдовательно виды не происходятъ, но существуютъ искони.

Весьма замчательно, что такой метафизическiй взглядъ на постоянство вещей всего дольше и крпче держался въ естественныхъ наукахъ. Были правда попытки поколебать его, но натуралисты смотрли на нихъ съ большимъ презрнiемъ. Большею частью эти попытки принадлежали такъ называемымъ натур—философамъ, то-есть людямъ, въ мннiяхъ которыхъ натуралисты ничего не видли кром бредней. Еслиже постоянство видовъ отвергалось и нкоторыми настоящими натуралистами, напримръ Ламаркомъ, Стефаномъ Жоффруа Сентъ-Илеромъ, то это было въ глазахъ ученыхъ пятномъ на памяти этихъ людей, какъ гипотеза слишкомъ смлая, какъ игра воображенiя, недостойная науки. Самъ Дарвинъ, хотя давно знаменитъ превосходными работами, хотя выступилъ съ полною твердостью и увренностью, однакоже прежде, чмъ заявить свое мннiе, двадцать лтъ накоплялъ матерьялы и размышленiя.

Нельзя оправдывать въ этомъ случа натуралистовъ тмъ, что они близко держались фактовъ, — фактовъ, доказывающихъ постоянство вещей, нтъ и быть не можетъ. Сколько бы времени мы ни наблюдали вещи, мы не можемъ ручаться, что они не измнялись до нашихъ наблюденiй, и что они не измнятся посл нихъ. Неизмнности открыть нельзя, открыть измненiе возможно.

Въ своей книг Дарвинъ скопилъ множество фактовъ, доказывающихъ измнчивость видовъ. Со временемъ мы надемся больше поговорить объ этомъ предмет, теперь же ограничимся одними результатами. Дарвинъ нашолъ, что виды переходятъ одинъ въ другой, что они постепенно вырождаются изъ одной формы въ другую. Такимъ образомъ изъ сменъ одного и того же растенiя, въ различныхъ мстностяхъ, при различныхъ обстоятельствахъ можетъ въ длинной смн поколнiй произойти нсколько различныхъ растенiй. Различные виды животныхъ и растенiй происходили постепенно вслдствiе такого распаденiя одной формы на нсколько новыхъ. Организмы никогда не производятъ себ подобныхъ въ точномъ смысл слова: дти всегда отличаются отъ родителей и также не вполн сходны между собою. Отъ постепеннаго накопленiя этихъ различiй въ длинныхъ родахъ поколнiй и произошло все разнообразiе животнаго и растительнаго царства.

Вотъ великiй переворотъ, который заключаетъ въ себ книга Дарвина. Но открытiе его состоитъ собственно не въ этомъ. Мннiе о перерожденiи видовъ было неразъ высказываемо и подкрпляемо фактами и до него. Оно получаетъ полный всъ у Дарвина только потому, что ему удалось найти черты одного изъ тхъ законовъ, по которымъ совершается измненiе видовъ. Законъ, который имъ найденъ, названъ имъ закономъ естественнаго избранiя или жизненной конкуренцiи. Онъ состоитъ въ слдующемъ:

‘Между всми органическими существами, разсянными на поверхности земного шара, существуетъ конкуренцiя, неизбжно проистекающая изъ ихъ размноженiя въ геометрической прогресiи: это законъ Мальтуса въ приложенiи ко всему животному и растительному царству. Такъ какъ раждается гораздо больше недлимыхъ, чмъ сколько можетъ жить, и такъ какъ вслдствiе этого между ними постоянно возобновляется борьба за средства существованiя, то отсюда слдуетъ, что если какое-нибудь существо отличается отъ другихъ хотя бы весьма незначительно, но такъ, что это отличiе выгодно для него лично, то при сложныхъ и часто измнчивыхъ условiяхъ жизни такое существо иметъ больше возможности пережить другiя и такимъ образомъ будетъ естественнымъ образомъ избрано или предпочтено другимъ. Затмъ по всесильнымъ законамъ наслдства, всякая избранная разновидность получаетъ стремленiе передавать размноженiемъ свою новую видоизмненную форму.’

Вотъ законъ Дарвина, который мы передали его собственными словами. Въ этомъ естественномъ избранiи, по его изслдованiямъ, заключается главный, если и не исключительный способъ послдовательныхъ измненiй организмовъ. Смыслъ и важность этого прекраснаго закона требовали бы многихъ поясненiй. Замтимъ только вообще, что въ силу этого закона измненiе организмовъ, перерожденiе и распаденiе видовъ зависятъ не отъ чего либо посторонняго, а отъ самихъ же организмовъ. Организмы сильно размножаются, они получаютъ иногда боле выгодное устройство, они борятся между собою за средства существованiя, вотъ три условiя, отъ которыхъ зависитъ постепенное перерожденiе видовъ путемъ естественнаго избранiя. Совершенно ясно, что законы развитiя организмовъ далеко этимъ не исчерпаны, хотя Дарвинъ кажется не замчаетъ недостаточности своего закона, тмъ немене ему принадлежитъ великая заслуга перваго указанiя на внутреннiй законъ развитiя организмовъ. Вс органическiя существа составляютъ у него единую область и развиваются внутреннимъ взаимодйствiемъ, вслдствiе размноженiя, усовершенствованiя и борьбы. Процесъ этого внутренняго развитiя конечно очень сложенъ и не такъ еще скоро намъ будетъ ясенъ, но т черты, которыя указалъ въ немъ Дарвинъ, безъ сомннiя совершенно точны и врны.

Изъ всего этого читатель видитъ, что книга Дарвина представляетъ великiй прогресъ, огромный шагъ въ движенiи естественныхъ наукъ. Разумется она тотчасъ же возбудила общее вниманiе. Въ Англiи каждый годъ является новое ея изданiе. Тотчасъ же посл ея выхода она была переведена на нмецкiй языкъ и недавно, слдовательно по обыкновенiю немножко позже, на французскiй. По обыкновенiю она возбудила сильную опозицiю, въ особенности въ Англiи, въ особенности у тамошнихъ духовныхъ, чего конечно и надобно было ожидать. Но среди всего шума и движенiя, возбужденнаго книгою Дарвина нельзя найти ничего странне и неожиданне, какъ тотъ отзывъ, который сдланъ французскою переводчицей книги и на который мы ршаемся указать читателямъ. На французскiй языкъ книга была переведена двицею Клеменцiею Августою Ройе (Royer), снабдившею переводъ длиннымъ предисловiемъ и примчанiями. Эта двица, какъ видно изъ предисловiя читала въ Швейцарiи публичныя лекцiи философiи природы и исторiи. Но это не все. Недавно ею написано сочиненiе о налог, которое было удостоено премiи, наравн съ сочиненiемъ Прудона о томъ же предмет. Слдовательно мы имемъ дло не съ дюжиннымъ человкомъ, а съ писательницей, имвшей успхъ, судя по всему она — передовой человкъ, представительница современнаго образованiя Европы. Идеи Дарвина глубоко ее заинтересовали: по ея словамъ они вполн сошлись съ тмъ взглядомъ, который она сама еще раньше излагала на лекцiяхъ. И вотъ она поспшила вывести изъ великаго переворота естественныхъ наукъ самыя далекiя и самыя общiя слдствiя, она готова, какъ она говоритъ, написать объ нихъ даже цлую книгу.

‘Теорiя г. Дарвина’, говоритъ г-жа Ройе, ‘въ особенности богата гуманитарными, нравственными слдствiями. Здсь я могу только указать на эти слдствiя, они одни наполнили бы цлую книгу, которую я желала бы имть возможность написать когда-нибудь. Эта теорiя заключаетъ въ себ цлую философiю природы и цлую философiю человчества. Никогда взглядъ боле широкiй не былъ проводимъ въ естественной исторiи: можно сказать, что это — всеобщiй синтезъ экономическихъ законовъ, естественная соцiальная наука, кодексъ живыхъ существъ всякаго рода и времени. Здсь мы находимъ объясненiе нашихъ инстинктовъ, столь долго искомое основанiе нашихъ нравовъ, таинственный источникъ понятiя о долг и капитальную важность его для сохраненiя вида. Съ этихъ поръ мы будемъ обладать абсолютнымъ критерiемъ того, что хорошо и что дурно въ нравственномъ отношенiи, такъ какъ нравственный законъ всякаго вида есть тотъ законъ, который стремится къ его сохраненiю и размноженiю, къ его прогресу сообразно съ мстомъ и временемъ.’

Это восторженное излiянiе, мы надемся, не прозведетъ особенно прiятнаго впечатлнiя на читателя. Сказать, что въ 1859 году, когда явилась книга Дарвина, найдено наконецъ абсолютное различiе между добромъ и зломъ, — значитъ сдлать предположенiе весьма странное, и не мене странно то мннiе, что понятiе долга до этого года оставалось таинственнымъ для человчества. Но какихъ чудесъ не бываетъ на свт! Посмотримъ, что-то намъ скажетъ новое откровенiе.

‘Обобщенiе закона Мальтуса, сдланнаго Дарвиномъ, доказываетъ очевиднйшимъ образомъ, какъ ошибочны заключенiя, выведенныя изъ этого закона для человческой породы самимъ Мальтусомъ, такъ какъ усовершимость всякаго вида зависитъ отъ его обильнаго распложенiя, то остановлять это распложенiе значитъ ставить препятствiе его прогресу. Изъ книги г. Дарвина оказывается наконецъ, что этотъ законъ, повидимому столь грубый, скупой и роковой, повидимому уличавшiй и природу въ скаредности, злости или безсилiи, есть напротивъ премудрый законъ провиднiя, законъ экономiи и изобилiя, необходимая гарантiя благосостоянiя и прогреса всей органической твари.’

Въ самомъ дл, какiя удивительныя открытiя! Что значитъ наука! Когда въ семейств много дтей, а сть нечего, Мальтусъ простодушно принималъ это за несчастiе. Теперь же мы видимъ, что чмъ больше дтей, тмъ лучше, тмъ сильне можетъ дйствовать благодтельный законъ конкуренцiи. Слабые погибнутъ, и выдержатъ борьбу только естественно избранные, лучшiе привилегированные члены, такъ что въ результат получится прогресъ — улучшенiе всего племени.

Подобныя мннiя чудовищны, невроятны, но какъ видитъ читатель, они существуютъ. Двица Ройе безтрепетно приводитъ свою мысль до конца и не останавливается ни передъ какими слдствiями. Послушайте дальше:

‘Какъ скоро мы приложимъ законъ естественнаго избранiя къ человчеству, мы увидимъ съ удивленiемъ, съ горестiю, какъ были ложны до сихъ поръ наши законы политическiе и гражданскiе, а также наша религiозная мораль. Чтобы убдиться въ этомъ, достаточно указать здсь на одинъ изъ самыхъ еще незначительныхъ ея недостатковъ, именно на преувеличенiе того состраданiя, того милосердiя, того братства, въ которомъ наша христiанская эра постоянно полагала идеалъ соцiальной добродтели, на преувеличенiе даже самопожертвованiя, состоящее въ томъ, что везд и во всемъ сильные приносятся въ жертву слабымъ, добрые злымъ, существа обладающiя богатыми дарами духа и тла — существамъ порочнымъ и хилымъ. Что выходитъ изъ этого исключительнаго и неразумнаго покровительства, оказываемаго слабымъ, больнымъ, неизлечимымъ, даже самымъ злодямъ, словомъ всмъ обиженнымъ природою? То, что бдствiя, которыми они поражены, укореняются и размножаются безъ конца, что зло неуменьшается, а увеличивается, и возрастаетъ на счетъ добра. Мало ли на свт этихъ существъ, которыя неспособны жить собственными силами, которыя всею своею тяжестiю висятъ на здоровыхъ рукахъ и, будучи втягость себ самимъ и другимъ членамъ общества, гд проходитъ ихъ чахлое существованiе, занимаютъ на солнц больше мста, чмъ три индивидуума хорошей комплексiи! Тогда какъ эти послднiе не только жили бы съ полною силою для удовлетворенiя своихъ собственныхъ потребностей, но могли бы произвести сумму наслажденiя, превышающую то, что бы они сами потребили. Думали ли когда-нибудь объ этомъ серьозно?’

Кому бы ни принадлежали подобныя рчи, хотя бы и не такой ученой и передовой двиц, читатель согласится что он весьма замчательны. Въ настоящемъ же случа сверхъ-того ясно, что это не простая болтовня, а послдовательный, строгiй выводъ изъ началъ, взятыхъ за основанiе. Г-жа Ройе только смле другихъ и справедливо укоряетъ нашъ вкъ въ недостаточной послдовательности, говоря, что со времнемъ его назовутъ вкомъ боязливыхъ.

Весьма основательно она вывела, что мы въ нашемъ развитiи поступаемъ такъ сказать противоестественно, что мы не слушаемся природы. Только напрасно она полагаетъ, что человчество никогда серьозно объ этомъ не думало. Нтъ, эта идея была понята довольно ясно и сознательно. Мы сознательно поставили для себя иной законъ, иную норму, иной идеалъ, чмъ т законы и идеалы, которымъ слдуетъ природа. Мы знали, что идемъ въ разрзъ съ природою и нердко жаловались на ея противодйствiе, потомучто побждать его не легко. Но, хотя мы довольно ясно сознавали эту идею, двица Ройе напрасно жалуется на то, что будтобы мы дали ей слишкомъ широкое примненiе, слишкомъ большое господство въ жизни. Мы кажется неслишкомъ преувеличивали состраданiе, милосердiе и самопожертвованiе. Для нашего прогреса и развитiя мы дйствовали конечно ни чмъ не хуже растенiй и животныхъ. Мы плодились въ достаточномъ количеств и постоянно вели горячую борьбу нетолько за средства существованiя, но и за другiя блага. Если посмотрть на дло немножко внимательне, то легко убдиться, что эта борьба была у насъ даже такъ сильна, разнообразна и сложна, какъ она и не можетъ быть у животныхъ и растенiй. У насъ всегда шла великолпнйшая жизненная конкуренцiя и законъ естественнаго избранiя постоянно находилъ полнйшее примненiе. Сильный давилъ слабаго, богатый бднаго, и вообще изъ малйшаго преимущества была извлекаема въ этой борьб наибольшая выгода, какую только оно могло доставить. Жертвы погибали во множеств. Люди, которымъ не было мста на пиру жизни, тмъ или инымъ способомъ должны были покидать поле битвы. Такимъ образомъ владыками жизни и обладателями благъ всегда оставались естественные избранники и прогресъ усовершенiя человческой породы шолъ впередъ быстро и безостановочно.

Въ заключенiе приведемъ послднiй выводъ, который переводчица Дарвина длаетъ изъ его теорiи. Она находитъ въ ней сильныя основанiя противъ ученiя о политическомъ равенств людей, которое она считаетъ ‘невозможнымъ, вреднымъ и противоестественнымъ’.

‘Нтъ ничего очевидне, пишетъ она, какъ неравенство различныхъ человческихъ расъ, нтъ ничего ясне, какъ это же неравенство между различными недлимыми одной и той же расы. Факты теорiи естественнаго избранiя не оставляютъ никакого сомннiя въ томъ, что высшiя расы произошли постепенно, и что слдовательно, въ силу закона прогреса, он предназначены въ дальнйшемъ ход замстить собою низшiя расы, а не смшаться и слиться съ ними, причемъ он подверглись бы опасности быть поглощенными этими расами посредствомъ скрещиванiй, которыя понизили бы среднiй уровень всей породы. Однимъ словомъ человческiя расы не суть отдльные виды, но суть рзко-отличающiяся и весьма неравныя разновидности, нужно не разъ подумать объ этомъ, прежде чмъ провозгласить политическую и гражданскую свободу въ народ, состоящемъ изъ меньшинства индогерманцевъ, и изъ большинства монголовъ или негровъ. Теорiя г. Дарвина требуетъ поэтому, чтобы множество вопросовъ, слишкомъ поспшно ршонныхъ, были снова подвергнуты серьозному изслдованiю. Люди не равны по природ: вотъ изъ какой точки должно исходить. Они не равны индивидуально, даже въ самыхъ чистыхъ расахъ, а между различными расами эти неравенства получаютъ столь большiе размры въ умственномъ отношенiи, что законодатель никогда не долженъ упускать этого изъ виду’.

Замтимъ, что въ настоящемъ случа двица Ройе приписываетъ теорiи Дарвина гораздо больше важности и знанiя, чмъ она иметъ на самомъ дл. Уже и прежде, и до появленiя книги Дарвина было замчено, что если смотрть на людей какъ на животныхъ, то между ними существуетъ большое неравенство. Достоврно замчено было, что люди различаются между собою по всу, по росту, по полнот или худоб, по сил мускуловъ, по цвту кожи, по большей или меньшей острот чувствъ и даже по большей или меньшей смышлености. Если же несмотря на эти и другiя, даже больше важныя различiя, существовала идея о равенств людей между собою, то это равенство признавалось никакъ не въ смысл зоологическомъ, а съ точки зрнiя совершенно особенной, странной, загадочной, таинственной: люди считаютъ, что они равны между собою именно какъ люди, а не какъ животныя. Этотъ одинаково всмъ принадлежащiй признакъ человческаго достоинства, признакъ повидимому неуловимый, неизмримый и неопредлимый никакими ясными чертами, былъ однакожъ въ глазахъ людей такъ важенъ, такъ великъ и существенъ, что покрылъ собою вс очевидныя различiя, которыя отдляютъ невжественнйшаго изъ негровъ отъ образованнйшаго изъ европейцевъ.

Мы здсь не думаемъ впрочемъ ршать или изслдовать какой бы то нибыло вопросъ. Мы постарались только ясно представить читателямъ любопытный фактъ западно-европейскаго образованiя и надемся, что они сами отдадутъ себ отчетъ въ впечатлнiи, которое онъ производитъ.

Совершенно очевидно одно: мы перестаемъ понимать человческую жизнь, мы теряемъ ея смыслъ, какъ скоро не отдляемъ человка отъ природы, какъ скоро ставимъ его на ряду съ ея произведенiями, и начинамъ судить о немъ съ той же точки зрнiя, какъ о животныхъ и растенiяхъ. Тайна человческой жизни заключается въ ней самой.

Изученiе природы еще не все что нужно. Если кто смотритъ на это изученiе, какъ на живую струю, которая можетъ спасти жизнь дряхлющей цивилизацiи, то ему можно указать на выводы, сдланные изъ великаго открытiя въ природ г-жою Ройе: эти выводы совершенно приличны эпох паденiя.

Заключимъ нашу замтку словами величайшаго изъ натуралистовъ, поставленными нами въ эпиграф: какая жалкая вещь былъ бы человкъ, еслибы онъ не стремился къ сверхчеловческому! Это парадоксальное восклицанiе принадлежитъ Линнею, натуралисту, который вмст съ безпримрнымъ даромъ понимать природу, обладалъ, вроятно какъ слдствiемъ этого дара, глубокимъ поэтическимъ прозрнiемъ. Разсматривая человка на ряду с животными и другими произведенiями природы, онъ живо убдился, что человкъ есть жалкая вещь. Спасенiе отъ этого ничтожества онъ находитъ въ стремленiи къ сверхчеловческому, но мы твердо уврены, что то, чт Линней называетъ сверхчеловческимъ, въ сущности есть истинно—человческое.

Н. СТРАХОВЪ

ДУРНЫЕ ПРИЗНАКИ

Читайте также: