Отрывки изъ Путешествія г-на Шатобріана.
(Сей писатель, недавно возвратившійся въ Парижъ изъ Греціи, Палестины и Египта, печатаетъ теперь отрывки своего путешествія въ журналахъ.)
(Съ франц.)
‘Встникъ Европы’. Часть XXXIV, No 18, 1807
Отрывки из Путешествия г-на Шатобриана, Шатобриан Франсуа Рене, Год: 1807
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Въ сей стран — пишетъ Шатобріанъ о полуостров Море — сердце путешественника на каждомъ шагу замираетъ, живыя развалины отвлекаютъ взоры его отъ развалинъ мраморныхъ и гранитныхъ. Дитя обнаженное, изнемогшее отъ голоду и обезображенное нищетою, показало намъ въ пустын развалившіяся ворота Микенскія и гробницу Агамемнонову. Тщетно захотите мечтать о Музахъ въ Пелопонес: везд представляется тамъ печальная истина. Земляныя хижины походятъ боле на скотные хлева, нежели на жилища человческія, женщины и дти, покрытыя рубищами, убгаютъ отъ чужестранца и янычара, боязливыя козы прячутся въ горахъ, только собаки встрчаютъ странника пронзительнымъ воемъ своимъ: вотъ зрлище, которое не дозволитъ вамъ предаться сладкимъ воспоминаніямъ о прошедшемъ. Морея опустла, посл войны съ Русскими Турки начали жестоко притснять бдныхъ Мореитовъ, Албанцы истребили немалую часть жителей, везд представляются взорамъ села, огнемъ и мечемъ разоренныя, въ городахъ, на примръ въ Мистр, цлыя предмстія опустли: на разстояніи пятьнадцати миль не видли мы ни одного жилища. Грабежи и всякія обиды истребляютъ землепашество, истребляютъ все живущее въ отечеств Леонидовомъ. Выгнать Грека изъ собственной хижины его, отнять у него жену и дтей, убить его за мнимой, за малйшій проступокъ — все это для самаго послдняго аги деревенскаго есть сущая бездлица. Несчастный Мореитъ, потерявъ терпніе, оставляетъ родину, и въ Азіи ищетъ облегченія, но тщетно! нигд нтъ для него убжища: везд находитъ онъ пашей и кадіевъ, везд — и на пескахъ Іордана и въ пустыняхъ Пальмиры.
Мы не изъ числа тхъ бодрыхъ почитателей древности, для которыхъ одинъ Гомеровъ стихъ служитъ лкарствомъ, и облегчаетъ сердце. Мы никакъ не могли постигнуть того чувствія, съ которомъ говоритъ Лукрецій:
Suave mari magno, turbantibus aequora ventis,
E terra magnum alterius fpectare laborem (*).
{* Т. е. Пріятно во время бури смотрть съ берега на опасности плавателей.}
Нтъ, мы не только безъ удовольствія смотримъ съ берега на кораблекрушеніе, но даже страдаемъ, видя, что другой страдаетъ. Тогда и Музы не имютъ власти надъ нами, кром той, которая заставляетъ болзновать о несчастіи….
И памятники страдаютъ не мене людей отъ варварства, здсь господствующаго. Грубой Татаринъ живетъ въ крпости, наполненной произведеніями Иктина и Фидія, живетъ и не заботится спросить, отъ какого народа остались вещи сіи, не хочетъ выдти изъ своей хижины, которую построилъ на развалинахъ памятниковъ Перикловыхъ. Иногда подвижному истукану сему приходитъ на мысль дотащиться до дверей своей берлоги, тамъ садится онъ поджавши ноги на запачканомъ ковр, и глупо смотритъ на берега Саламинскіе и на море Эпидаврское, между тмъ табачной дымъ, выходящій изъ его трубки, вьется вокругъ столбовъ Минервина храма! Не возможно выразить, что мы чувствовали бывши въ Аинахъ, когда въ первую ночь отъ страха проснулись, услышавъ нестройные звуки барабана и Турецкой волынки, — звуки, которые раздались отъ вершины Пропилей {Пышное зданіе, построенное Перикломъ.}! Въ то же время мусульманской священникъ на Арабскомъ язык объявлялъ часъ ночи, христіянскимъ Грекамъ, обитателямъ града Минервина! Сей дервишъ напрасно напоминалъ намъ о теченіи времени, одинъ голосъ его, голосъ раздающійся въ сихъ мстахъ, ясно показывалъ уже, что вки минули!
Такое непостоянство судьбы человческой тмъ боле удивляетъ путешественника, что природа во всхъ прочихъ твореніяхъ своихъ кажется постоянною: какъ будто для насмшки надъ непрочностію народовъ, животныя не имютъ перемнъ ни въ правительствахъ своихъ, ни въ нравахъ. На другой день по призд въ Аины, мы видли аистовъ, которые строились въ полки на воздух, и отлетали къ сторон Африки. Со временъ Кекропсовыхъ сіи птицы ежегодно отправляются въ путь, и потомъ возвращаются на прежнее мсто. Сколько разъ они заставали въ слезахъ своего хозяина, котораго оставляли веселымъ! Сколько разъ тщетно искали своего хозяина и жилища его, гд обыкли вить гнзда!
Отъ Аинъ до Іерусалима взорамъ путешественника представляется картина бдствій, которыя часъ отъ часу увеличиваясь, наконецъ въ Египт приемлютъ видъ ужаснйшій. Тамъ-то видли мы, какъ пять вооруженныхъ шаекъ дрались за пустыни и развалины, тамъ-то видли мы, какъ Албанцы гонялись за несчастными дтьми, которые въ безпамятств отъ страха прятались за стнами обвалившихся хижинъ. Изо ста пятидесяти деревень, находившихся на берегахъ Нила отъ Розетты до Каира, ни одна не осталась въ цлости. Часть Дельты остается невоздланною, чего можетъ быть не случалось еще съ тхъ поръ, какъ фараонъ отдалъ плодоносную землю сію потомству Іакова! Большая часть феллаговъ предана смерти, оставшіеся перешли въ верхній Египетъ. Поселяне, которые не могли разлучиться съ полями своими, отреклись воспитывать дтей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Смотрящему съ горы Елеонской, лежащей по ту сторону Іоасафатовой долины, Іерусалимъ представляется равниною, наклоненной отъ восточной стороны къ западной. Стна съ зубцами, укрпленная башнями и готическимъ замкомъ, окружаетъ весь городъ, кром одной части горы Сіонской, которая прежде также находилась въ город.
На западной сторон, и въ средин города къ гор Голго, домы построены близко одинъ подл другаго, но къ востоку, вдоль по долин Кедррской, видны широкія площади, въ числ коихъ окрестность мечети, построенной на развалинахъ храма, также мсто почти опуствшее, гд прежде возносился замокъ Антонія и второй чертогъ Иродовъ.
Домы въ Іерусалим суть нескладныя, толстыя глыбы, безъ трубъ, безъ окошекъ, верхи ихъ имютъ видъ плоскихъ насыпей или сводовъ, и походятъ на тюрьмы или на могилы. Вс зданія представлялись бы ровною поверхностію, еслибъ колокольни, минареты, вершины кипарисовъ, кусты сабруровые и нопаловые не пестрили однообразія картины. Взирая на каменные домы, окруженные каменными горами, вы спрашиваете: не кладбище ли это среди пустыни?
Входите въ городъ, и ни что не утшаетъ васъ, ни что не заставляетъ васъ забыть о печальной вншности: блуждаете по тснымъ, невымощенымъ улицамъ, которыя поднимаются и опускаются, идете по волнамъ песку или по движущимся кремнямъ, холстины, протянутыя отъ одного дома до другаго, сгущаютъ мракъ сего лавирина, наконецъ базары, сводами покрытые и смрадные, не даютъ пользоваться солнечными лучами. Немногія лавки показываютъ бдность и ничего боле, часто и он бываютъ заперты, когда хозяева думаютъ, что кадій пойдетъ мимо, никого нтъ на улицахъ, никого у воротъ города: иногда только видите поселянина, которой прокрадывается въ тни, спрятавши подъ платьемъ плодъ своихъ трудовъ, и боясь чтобы солдатъ не отнялъ его, тамъ вдали Аравійской мясникъ бьетъ скотину, повсивъ ее за ноги къ стн развалившейся, смотря на свирпой видъ сего человка, на окровавленныя руки его, думаете, что онъ теперь только умертвилъ подобнаго себ. Въ город нтъ никакого шуму, ничего не слышно, только иногда отдается топотъ дикой кобылицы: это янычаръ везетъ голову Бедуина, или скачетъ грабить феллага.
Остановимся на минуту среди столь необычайнаго опустошенія, и посмотримъ на предметы еще боле необычайные. Среди развалинъ Іерусалима живутъ члены двухъ различныхъ народовъ, и врою своею превозмогаютъ бдствія, вс ужасы. Тамъ живутъ христіянскіе монахи, коихъ ни что не въ состояніи принудить разлучиться съ гробомъ Іисусовымъ, — ни что, ни бдность, ни обиды, ни грозящія опасности. Ихъ пніе днемъ и ночью раздается въ окрестностяхъ святаго гроба. Поутру бывъ ограблены Турецкимъ правительствомъ, ввечеру они опять являются у подошвы Голгоы, опять молятся Іисусу Христу тамъ, гд онъ молился о спасеніи всего рода человческаго. Чело ихъ свтло, на устахъ видите улыбку, съ радостію, съ усердіемъ встрчаютъ они чужестранца, не имя силъ, не имя воиновъ, они защищаютъ цлыя деревни отъ насильства. Жены, дти, стада сельскія, страшась палки и меча, ищутъ убжища въ монастыряхъ отшельниковъ. Чтожь удерживаетъ вооруженныхъ злодевъ преслдовать свою добычу? что мшаетъ имъ разрушить столь слабую ограду? человколюбіе монаховъ. Они отдаютъ послднее за жизнь своихъ просителей. Турки, Аравитяне, Греки, христіяне разныхъ исповданій, вс прибгаютъ подъ покровительство Европейскихъ монаховъ, бдныхъ и беззащитныхъ. Здсь—то должно сказать съ Боссюатомъ, что ‘руки, воздтыя къ небу, поражаютъ непріятелей лучше нежели копьями вооруженныя.’
Такъ новый Іерусалимъ, сіяющь свтомъ, исходитъ изъ пустыни! Теперь обратите взоры на мсто между горою Сіонскою и храмомъ, взгляните на людей, отдленныхъ отъ прочихъ жителей города. Сіе общество, всми презираемое, смиренно преклоняетъ выю, и никогда не жалуется, терпитъ всякія обиды, и не проситъ защиты, изнемогаетъ подъ бичемъ судьбы, и не плачетъ. Заносятъ ли мечь — оно подаетъ голову, умираетъ ли кто-либо изъ членовъ сего отверженнаго общества — товарищь, ночью украдкою, несетъ трупъ его на долину Іосафатову, и тамъ погребаетъ подъ снію храма Соломонова. Загляните въ жилища сихъ людей: найдете бдность ужасную, найдете ихъ читающихъ таинственную книгу дтямъ, которыя нкогда также будутъ читать ее своимъ потомкамъ. Сей народъ и теперь продолжаетъ длать то, что онъ длалъ за пять тысячь лтъ прежде. Шесть разъ былъ онъ свидтелемъ разрушенія Іерусалима, и ни что не можетъ отнять у него бодрости, ни что не можетъ отвести взоровъ его отъ Сіона. Нельзя не дивиться чудесному разсянію Іудеевъ по лицу земному, но чтобы ощутить удивленіе сверхъестественное, надобно увидть ихъ въ самомъ Іерусалим, надобно увидть, какъ сіи законные обладатели Іудеи живутъ рабами и странниками въ собственной земл своей, надобно увидть, какъ они подъ тяжкимъ бременемъ ждутъ Царя, своего избавителя. Побдоносный крестъ водруженъ надъ ихъ головами близъ храма, отъ котораго ниже камня на камени не осталось, но они до сихъ поръ еще пребываютъ въ бдственномъ ослпленіи! Сильные Персы, Греки и Римляне исчезли на лиц земномъ, между тмъ какъ народъ немногочисленный, старшій ихъ по бытію, существуетъ въ развалинахъ своего отечества, и ни съ кмъ не смшивается. Вотъ истинное чудо! Но и того чудесне, даже для философа, сія встрча древняго Іерусалима съ новымъ при подошв Голгоы: одинъ терзается при воззрніи на мсто Іисусова погребенія, другой радуется, присдя гробу, единому гробу, изъ котораго при кончин вковъ никто не востанетъ.