Отрывки из ‘Фауста’, Гёте Иоганн Вольфганг Фон, Год: 1806

Время на прочтение: 16 минут(ы)

ОТРЫВКИ ИЗЪ ‘ФАУСТА’.

НОЧЬ.

Фаустъ съ выраженіемъ безпокойства сидитъ передъ столикомъ подъ высокими сводами узкой готической комнаты.

Съ какою пламенною любовью
Философическимъ мечтамъ
И медицин и правамъ,
Увы, и даже богословью
Учился я! Что пользы въ томъ?
Остался тмъ же я глупцомъ,
Хотя въ ученое сословье
И принятъ докторомъ. Убивъ
Ужъ десять лтъ на пустословье,
Туда, сюда, и вкось и вкривь
Я за носъ школьниковъ вожу —
А все, какъ прежде, нахожу,
Что сколько умъ свой ни тревожимъ,
Но кром немощи своей
Постигнуть ничего не можемъ ..
Судьба проклятая людей!
Конечно, я не дуралей
И разсудительнй инаго
Писца, магистра, богослова:
Меня сомннья не страшатъ,
Ни черный бсъ, ни мрачный адъ,
Зато не занятъ я собою,
Своей ученостью, мечтою
Людей дивить, образовать
И имъ Богъ-всть что возвщать.
Нтъ у меня казны, палаты,
Замны нтъ за вс утраты —
И псу не жить какъ я живу!…
Кчему же медлить? призову
На помощь рой духовъ желанный,
Предамся магіи туманной
И, можетъ-быть, узнаю л
Тогда пружины бытія.
Быть-можетъ, гордо я воспряну
И пересказывать не стану
Въ поту безсмысленнымъ глупцамъ
Того, чего не знаю самъ.
Въ обширныхъ ндрахъ мірозданья,
Душа, веселія полна,
Тогда откроетъ вс познанья
Законовъ вчныхъ смена,
Вещей всегдашнее начало,
И ужь не будетъ, какъ бывало,
Словами бдными играть.
О, еслибъ, ты въ послдній разъ,
Луна, разсыпала сіянье
На бдящаго въ полночный часъ
Въ душевномъ горъ и страданьи!
Печальный другъ, какъ часто ты
Сіялъ съ эирной высоты
На этотъ столь, загроможденный
Страницъ ученостью презрнной!
Ахъ, еслибъ можно было мн
Теперь въ лазурной вышин,
Объятой тихими лучами,
Парить съ безсмертными духами
Надъ безднами въ ущельяхъ горъ,
И освжить усталый взоръ,
Простясь съ наукою пустою,
Твоей цлебною росою!
Увы, ужель все тамъ же я —
Въ глухой, заброшенной темниц,
Гд тускло брежжеть лучь денницы,
По стекламъ крашеннымъ скользя,
Подъ этимъ сводомъ, гд летаетъ
Одна удушливая пыль,
Гд червь, и ржавчина, и гниль
На полкахъ книги пожираетъ,
Гд перемшанны лежатъ:
Домашній, ддовскій снарядъ,
Сосуды, банки, и студентовъ
Казна пустая инструментовъ?…
Вотъ міръ, въ которомъ ты живешь,
И вотъ что жизнію зовешь!
Ужель еще въ недоумньи
У сердца спрашиваешь ты,
Зачмъ уснуло въ исзіь движенье
И въ жилахъ кровь безъ теплоты?
Дары зиждительной природы,
Для коимъ созданъ родъ людей,
Ты промнялъ на мрачны своды,
На прахъ и остовы зврей!
Бги, лети въ тотъ міръ созвучный,
И тамъ учись читать скрижаль,
Гд Нострадамусъ своеручно
Загадку жизни начерталъ.
Твой духъ, природой вдохновенный,
Тогда узнаетъ ходъ свтилъ —
И самъ съ духами дерзновенно
Заговоритъ въ избытк силъ.
Закрыты здсь душ стсненной
Волшебной книги письмена.
Я чувствую: вокругъ меня
Духовъ толпятся легіоны…
Отвтствуйте, когда для васъ
Уже доступенъ Фауста гласъ!
Во прахъ, ничтожныя препоны!..

Онъ открываетъ книгу, и глазамъ его попадается изображеніе макрокосма.

Какъ счастливъ я, на книгу бросивъ взглядъ,
Какъ песъ дрожу наитіемъ священнымъ!
О, сколько онъ живительныхъ отрадъ
Мн въ сердце влилъ по жиламъ раскаленнымъ!
Не Богь ли начерталъ святыя письмена,
При коихъ грудь, забывъ мученья
И тихой радости полна
Какъ-бы во сн, безъ принужденья
Открыла таинства всемірнаго творенья?
Не Богь ли я?… Исчезла тьма,
Природа дивная сама
Является душ, отбросивъ покрывало.
Ясна теперь загадка этихъ словъ,
И я постигнуль вдругъ премудрости начало:
‘Доступенъ свтлый міръ духовъ,
‘Разсй лишь мракъ своей темницы!
‘Твой духъ стсненъ, не унывай!
‘Крпися, школьникъ! и купай
‘Земную грудь въ лучахъ денницы!’

Фаустъ разсматриваетъ изображеніе.

Какъ вс созданія одно въ другомъ живутъ,
Какъ все въ единый міръ сливается прекрасно,
Какъ силы горнія между собой согласно
Златыя ведра подаютъ,
И, тиховодными крылами
Спускался съ небесъ надъ сушей и водами,
Въ водахъ и подъ землей
Поютъ всемірный хоръ созвучными устами!
Какое зрлище!… Но, ахъ, однихъ очей
Насытить имъ для Фауста недовольно.
О, безграничный міръ, изъ коего привольно
Текутъ вс рки бытія!
Тебя обнять не въ силахъ я,
Къ твоимъ сосцамъ, которыми всечасно
Питается земля и неба сводъ прекрасный,
Склонилась и моя алкающая грудь.
Они журчатъ, они текутъ,
Увы, мн ль одному томиться такъ напрасно!…

Онъ перевертываетъ съ негодованіемъ страницу, и ему попадается изображеніе земли.

Спокойне гляжу на эти письмена.
О, духъ земли! ты мн сродне
Какъ чарка свжаго вина
Ты сердце укрпилъ, и взоръ мой веселе
Глядитъ въ яснющую даль.
Во мн и сила и желанье
Отвдать счастье и страданье,
Земныя радости, подлунную печаль.
И, если гнвный Богъ дастъ волю урагану,
Корабль мой затрещитъ, но я робть не стану!…
Чу! заронился лунный лучь
Подъ ризу тучь.
Лампада тмится,
Отвсюду паръ клубится.
Вокругъ чела
Трикраты обвилась огнистая стрла…
Какой-то холодъ изступленья
Схватилъ меня,
Я чувствую твое прикосновенье,
Желанный духъ!
Разоблачись,
И взору смертнаго явись!
Дрожу священнымъ содроганьемъ…
Ты въ сердц распалилъ волшебныя мечты,
И я горю сндающимъ желаньемъ…
Явись! явись! и, если хочешь ты,
Готовъ я жертвовать теб существованьемъ…

Схвативъ книгу, онъ произноситъ таинственно изображеніе духа. Внезапно показывается красноватое пламя и въ немъ духъ земли.

Духъ.

Кто зналъ меня?

Фаустъ (отворачиваясь)

Ужасный видъ!

Духъ

Не ты ль привлекъ изъ сферы сокровенной
Меня на свть, взывая изступленію?
И что жь?

Фаустъ.

Отстань! Твой взоръ мертвитъ!

Духъ.

Ты звалъ меня, безъ отдыха стремился
Узрть мои взоръ, услышать голосъ мои:
На мощный зовъ я наконецъ склонился,
Явился я.— Что значить ужасъ твои,
О полубогъ? Гд гордое призванье,
Гд радостный восторгъ и груди трепетанье,
Въ которой цлый міръ ты создала и носилъ,
Лелялъ пламенно и безразсудно мнилъ
Дышать, подобно намъ, всемірною душою?…
Ты ль это, Фаустъ? Зачмъ же предо мною,
Внезапно ослабвъ, нмешь и молчишь?
Моимъ дыханьемъ пораженный,
Какъ-будто червь безкровный и презрнный,
Отворотился ты и жалостно дрожишь!

Фаустъ.

Исчадье пламени! Твоей насмшки злобной
Я нестерплю: то Фаустъ, то духъ теб подобный!

Духъ.

Въ стихіяхъ враждебныхъ, въ волнахъ бытія
Присутствую я,
Незримая сила,
Рожденье, могила,
И радость и горе,
Предвчное море,
Въ станокъ ударяя,
Надъ тканью волнистой трудись безъ конца,
Пряду я одежду живую Творца.

Фаустъ.

О духъ недремлющій, обнявшій цвтъ міровъ,
Какъ близокъ я къ теб, какъ я теб подобенъ!

Духъ.

Ты равенъ лишь тому изъ выспреннихъ духовъ,
Котораго постичь способенъ:
Равняться можешь ли со мной?

(Исчезаетъ).

Фаустъ.

Съ тобой?…
Зачмъ же нтъ? Отъ тварей естества
Одинъ я отличенъ подобьемъ Божества,
А ты свой ликъ отъ Фауста отвращаешь?

(Стучатся въ дверь).

Проклятый стукъ! Какъ ты некстати возвщаешь
Помощника моихъ студенческихъ заботъ!
Сухой педантъ какъ мышь опять ко мн ползетъ —
И разлетлися волшебныя виднья,
Какъ легкій дымъ, какъ сновиднья!…

Вагнеръ, въ ночномъ халат и колпак, съ лампою въ рукахъ, Фаустъ отворачивается отъ него съ негодованіемъ.

Вагнеръ.

По-Гречески читали вы сейчасъ,
И, декламируя, вникали въ духъ поэта.
Позвольте мн обезпокоить васъ,
Спроситься вашего совта
Въ искусств чтенія: необходимъ для свта
И этотъ умственный запасъ.
Не даромъ говорятъ: отличный комедьантъ
Пастору иногда служить бы могъ примромъ.

Фаустъ.

Конечно такъ, когда подъ изувромъ
Сокрытъ презрнный плутъ, обманщикъ, сикофантъ.

Вагнеръ.

Увы, что длать намъ! Трудясь въ музеяхъ пыльныхъ,
Сбирая скудный даръ познаній щепетильныхъ,
На міръ взираемъ мы въ день праздничный слегка,
И зрительной трубой слдимъ издалека
Людей, на коихъ умъ и вчныя сомннья
Мы дйствовать должны посредствомъ убжденья.

Фаустъ.

Когда для васъ сокрытъ источникъ вдохновенья,
Не вамъ людей порабощать
Краснорчивыми словами,
Не вамъ въ избытк силъ играть
Ихъ побжденными сердцами.
Питайтесь крошками пировъ,
Чужимъ живите достояньемъ,
Но отъ похищенныхъ даровъ
Не воскурится дымъ святымъ благоуханьемъ.
Съ однихъ дтей и обезьянъ
Сбирайте удивленья дань,
Когда вамъ лестны ихъ отзывы.
Но лишь душевные порывы
На душу дйствуютъ, кто чувствами кипитъ,
Тотъ чувствомъ движетъ и владетъ…

Вагнеръ.

Завидую тому, кто риторъ иль піитъ,
Словами звучными витійствовать уметъ.

Фаустъ.

Поврь мн, жертвовать мечтамъ
Своею выгодой смшно и безразсудно.
Въ наук счастія не подражай глупцамъ:
Разсудку здравому постичь ее не трудно.
За славой не гонись, не трать напрасныхъ словъ
Но къ длу будь всегда готовъ.
Противны вычуры бездушныхъ разсужденій,
Заемные листки чужихъ произведеній:
Витіеваты вы какъ бури хладный свистъ,
Срыпающій съ деревъ сухой, осенній листъ.

Вагнеръ.

Какъ быть! Обширенъ кругъ познаній,
А наша жизнь летитъ стрлой!
Сиди хоть до поры ночной
Среди ученыхъ разысканій,
А тхъ высотъ не досягнуть,
Гд первобытный ключь сокрытъ подъ облаками.
Едва, едва пустились въ путь —
А смерть, глядишь, стоить ужь за плечами.

Фаустъ.

Ужель мечтаешь ты разсять сонмы тучь,
Въ листахъ пергаментныхъ ученость почерпая?
Но знай, когда въ теб небьеть священный ключь,
Ты жаждать осужденъ, въ наукахъ утопая.

Вагнеръ.

Вы правы! Но ужель не согласитесь въ томъ,
Что сладко въ духъ временъ мечтой переноситься
И, въ древнихъ мудрецахъ порывшися, гордиться
Живымъ столтіемъ и собственнымъ умомъ,
Науки двинувшимъ, такъ быстро и далеко?

Фаустъ.

Не правда ли, до звздъ ужасно какъ высоко?..
Мой другъ! вковъ минувшихъ бытъ
Отъ насъ какъ таинство закрыть.
За духъ временъ мы часто принимаемъ
Свой духъ, въ которомъ отражаемъ
Временъ сгустившійся туманъ.
Везд вдаемся мы въ обманы
Ученый роется какъ мышь въ подвалахъ грязныхъ,
Сбирая кое-гд вковъ зарытый соръ —
Тамъ прагмагическій, велерчивый вздоръ,
А здсь событіе средь повстей несвязныхъ,
И все потомъ, скливь на собственный свой ладъ,
Изъ жизни длаетъ ветошный маскерадь.

Вагнеръ.

Но міръ и человкъ, души его движенья
Ужель прилежнаго не стоять изученья?

Фаустъ

Сперва мн растолкуй, что значить изучать?
Кто будетъ истину везд провозглашать?
Немногіе толп безумно расточали
Избытокъ разума, души священный кладъ.
Но ихъ повсюду жгли, повсюду распинали…
Любезный другъ! пора бесду кончить намъ:
Ужъ ночь глубокая спустилася на землю.

Вагнеръ.

Забывъ полночный сонъ, какъ я охотно внемлю
Глубокомысленнымъ, не суетнымъ рчамъ!
Заутра первый день Христова воскресенья:
Съ вопросами опять надняхъ явлюся къ вамъ,
Въ надежд мудрое услышать разршенье:
Въ наукахъ многое усплъ я разобрать,
Но ненасытный умъ хотлъ бы все обнять.

(Уходитъ).

Фаустъ (одинъ).

Въ безмозглой голов, какъ пчелы золотыя,
Мечты копышатся и сладостно жужжатъ:
Онъ жадною рукой зарытый ищетъ кладъ
И тшится, отрывъ лишь черви дождевые.
Давно ли надо мной толпился рой духовъ,
Но ихъ разсяло глупца прикосновенье!
На этотъ разъ прими мое благодаренье,
О ты, презрннйшій изъ всхъ земныхъ сыновъ!
Кинжалъ отчаянья безумствомъ изощренными
Внезапно отвратилъ ты отъ груди моей.
Увы, я чуть дышалъ, раздавленный пигмей,
Гигантскимъ призракомъ какъ громомъ пораженный!
Не я ли, созданный во славу Божества,
Ужь невозбранно зрлъ въ зерцал правды вчной
Все то, что подлежитъ законамъ естества?
Не я ли выше звздъ и выше херувима
Зиждительнымъ крыломъ природу обнималъ’
Уже съ безсмертными амврозію вкушалъ,
Незримой силою на небо возносимый?
Но громозвучный гласъ изрекъ мой приговоръ —
И я паденіемъ означилъ свой позоръ.
Меня безумнаго надежды обманули —
Я могъ привлечь тебя, но удержать могу ли?
Стремясь къ теб, я былъ въ одинъ и тотъ же мигъ
Такъ слабъ ничтожностью, такъ дерзостью великъ!
Ты оттолкнулъ меня всесильною пятою
Въ тотъ міръ, гд человкъ сражается съ судьбою.
Тобой отверженный, къ кому прибгну я?
Везд, везд одни страданья!
Какъ и бездйствіе, мшаютъ намъ дянья
Въ пути земнаго бытія.
Вотще высокое мы духомъ постигаемъ,
Стараясь воспарить изъ нищеты мірской,
Когда стремясь къ добру, мы цли достигаемъ,
Тогда все лучшее намъ кажется мечтой.
Толпа прекрасная душевныхъ сновидній!
Пугливо прячется отъ жизненныхъ волненіи.
Высокъ, могущественъ фантазіи полетъ,
Когда къ звздамъ она свободно возлегаетъ,
Но въ скромный уголокъ она же путь склоняетъ
Утратить счастіе въ поток бурныхъ лтъ.
Тогда печаль гнздо свиваетъ
На глубин измученной души
И насъ преслдуетъ средъ шума и въ тиши.
Везд, подъ всякою личиной —
Подъ видомъ женщины, въ младенческихъ чертахъ,
Въ дому иль при двор, въ огн или въ пучин,
Въ отрав иль въ меч, она наводитъ страхъ.
Безъ горя плачемъ мы, безъ раны изнываемъ,
Владя жизнію, о жизни воздыхаемъ!
Нтъ, чувство сильное не даромъ мн вщаетъ,
Что я не Богъ, а червь, презрнный сынъ земли,
Питомецъ бренія, котораго въ пыли
Подошва странника на-вки погребаетъ!
Не пыль, не прахъ ли и не тлнъ
Все то, что взоромъ обнимаю
На грязныхъ полкахъ этихъ стнъ?
Чего такъ пламенно желаю,
Найду ли въ книгахъ здсь?.. Что пользы въ нихъ прочесть
Въ десятый, въ сотый разъ одну и ту же всть,
Что всюду человкъ томился и терзался,
Что гд-то невзначай счастливецъ обртался.
Что такъ насмшливо ты смотришь на меня,
О черепъ, смертію давно опустошенный?
И твой однажды мозгъ, мечтою обольщенный,
Стремился къ истин, искалъ сіянье дня,
Но въ лоно сумрака все глубже погружался!..
Снарядъ искусственныхъ вальковъ,
Колесъ зубчатыхъ и винтовъ,
И ты ученому въ посмшище достался.
Хитро придуманъ ты, но ключъ твои не помогъ
Раскрыть таинственный замокъ:
Подъ свтлымъ солнцемъ утаила
Отъ насъ природа свои тайникъ,
Никто изъ смертныхъ не проникъ
Въ ту дверь, которую не потрясетъ и сила
Желзныхъ рычаговъ!.. О ддовскій снарядъ!
Куда дваться мн съ тобою?…
Столтній блокъ, висящій надо мною,
Какъ задымилъ тебя полночный лампы чадъ!
Не лучше ли прожить скудельное имнье,
Чмъ смерти ждать въ трудахъ, въ пыли, въ самозабвеньи?..
Какъ цпь колодника, владльца бременитъ
Ненужное добро. Одно употребленье
Одушевляетъ то, что случай намъ даритъ…
Но отчего мой взоръ въ тотъ уголъ устремился?
Магнитомъ на меня тамъ дйствуетъ сосудъ.
Мой духъ веселіемъ внезапно озарился,
Какъ мсячнымъ лучомъ, лсной, угрюмый путь.
Склонившись предъ тобой, тебя беру я въ руки
Съ подобострастіемъ, магическій бокалъ,
Внецъ премудрости, внецъ земной науки!
Ты долго подъ стекломъ безъ пользы сохранялъ
Чудесныхъ зелій сокъ, исполненный дремоты
И смертоносныхъ силъ. Въ теб теперь заботы
Хочу я потопить. Едва лишь на стн
Тебя завидлъ я — и легче стало мн:
Взволнованный потокъ въ груди моей стихаетъ,
Въ открытый океанъ мечта меня стремитъ,
Тамъ море зеркаломъ у ногъ моихъ лежитъ
И къ новымъ берегамъ день новый призываетъ.
Уже спустилася, какъ-будто съ облаковъ,
Ко мн крылатая возница пламеня:
Къ эфирнымъ высотамъ подняться я готовъ,
И снова дйствовать свободно, не робя.
Божественный восторгъ! о слабый червь, и ты
Упьешься имъ, какъ духъ нетлнный,
Лишь только отъ земли презрнной
Отъ солнца краснаго свой взоръ отвороти!
Вломися приступомъ, не трепещи войти
Въ т страшныя врата, которыхъ осторожно
Обходитъ человкъ. Ему ли невозможно
Съ богами наравн достоинствомъ блистать?
Длами мужества пора намъ доказать,
Что не страшимся мы разсять мракъ пещеры,
Гд грезятся глупцу ужасныя химеры,
Что мы безтрепетно идемъ въ отверстье врать,
Гд предпріятіе достойно исполненья,
Хотябъ намъ и грозилъ удлъ уничтоженья!
Огбрось, отбрось теперь футляръ старинный свой
И выходи на свтъ, давно забытый мной
Торжественный бокалъ! Ты щеголялъ, бывало,
На ддовскихъ пирахъ и чистотой кристалла
И сладостнымъ виномъ, когда въ кругу гостей
Заздравной чашею ты обходилъ друзей.
Края, покрытые рзьбою драгоцнной,—
Обычай ихъ красу стихами прославлять
И разомъ весь бокалъ геройски осушать
Напоминаютъ мн т ночи незабвенны,
Когда я молодъ быль. Какъ прежде, вдохновенный,
Теперь не стану я ни пть, ни подносить
Товарищамъ тебя. Готовъ я осушить
Чреватое стекло, въ которомъ зеленетъ
Хмльное вещество, составленное мной.
Кто выпьетъ этотъ сокъ, тотъ мигомъ опьянетъ…
Привтствуя восходъ денницы золотой,
Я пью въ послдній разъ изъ чаши роковой!

Фаустъ подноситъ къ устамъ чашу, наполненную ядомъ.

Звонъ колоколовъ и пнье хоровъ.

Хоръ ангеловъ.

Христосъ воскресъ!
Пойте, о смертные,
Псни побдныя!
Узы наслдныя,
Тяжко-завтныя
Рушились днесь!
Христосъ воскресъ!

Фаустъ.

Какой внезапный звонъ, торжественный, густой,
Отъ устъ моихъ отторгиваетъ чашу?…
Гудятъ колокола, и не во-славу ль нашу
Везд разносятъ всть о Пасх пресвятой?..
Какъ утшительно то ангельское пнье,
Которое съ небесъ, надъ снью гробовой,
Однажды предрекло, разсявъ мракъ ночной,
Союзу новому благое исполненье!…
Зачмъ призывный гласъ, небесъ отрадный звукъ,
Ты въ прах постилъ питомца дольнихъ мукъ,
Я слышу всть твою, но ахъ, безъ упованья!
Пусть мягкосердыя тебя поймутъ созданья,
Молитвой пламенной къ Спасителю летя.
Кто чуда не призналъ, тотъ не иметъ вры:
Оно ея любви милйшее дитя.
О, мн ли воспарить къ предламъ чистой сферы,
Откуда ты звучишь какъ встникъ неземной?
Но съ отроческихъ лтъ я былъ знакомъ съ тобою
И снова къ жизни ты обратною стезею
Влечешь мой слабый духъ, встревоженный мечтой.
Бывало на меня, въ субботній часъ моленья,
Какъ-будто нисходилъ небесный поцлуй,
И гулъ колоколовъ, какъ шопотъ райскихъ струй,
Вливалъ въ земную грудь святыя наслажденьи!
О, непонятное, но сладкое стремленье,
Какъ сильно ты влекло безпечнаго тогда
Въ поляны, въ темный лсъ, въ ущелья горъ — туда,
Гд сердце юноши міръ цлый создавало
И слезы теплыя въ восторг проливало!
Такъ, нкогда и мн сей голосъ возвщали
И игры дтскія и праздники весенни
Воспоминаніемъ теперь онъ оковалъ
Надъ бездною мой шагъ отчаянный, послдній.
О псни сладкія, звучите надо мной!
Я снова слезы лью… Земля! я снова твой!

ЗА ГОРОДСКИМИ ВОРОТАМИ.

Толпа гуляющаго народа разныхъ сословій.

Нсколько подмастерьевъ.

Зачмъ въ ту сторону, друзья?

Другіе.

Идемъ въ трактиръ сосдняго ручья.

Первые.

Пойдемте къ мельниц тропинками лсными.

Одинъ изъ подмастерьевъ.

Нехудо бы въ звринецъ заглянуть.

Другой.

Туда ведетъ прескучный путь.

Оба.

А ты куда?

Третій.

Да вотъ за ними.

Четвертый.

Что призадумались? Въ Бургдорфъ сходить бы намъ
Красне двушки, хмльне пиво тамъ,
Шумне схватки съ молодцами.

Пятый.

Ахъ, ты гуляка записной,
Ужь видно чешется опять затылокъ твой!
Боюсь туда тащиться съ вами.

Служанка.

Ни шагу дале. Прости, иду назадъ.

Другая.

У этихъ тополей онъ ждетъ насъ непремнно.

Первая.

Какая прибыль мн, что ты сыскала кладъ?
Онъ твой танцоръ, твой проводникъ безсмнный,
Онъ за тобой шатается какъ тнь —
Глядть на то мн, право, лнь.

Другая.

Нтъ, подожди, довольна будешь имъ:
Сюда придетъ курчавый съ нимъ.

Школьники.

Скорй за ними въ слдъ! Вонъ идутъ дв блянки.
Мои вкусъ неприхотливъ, и я на все готовъ:
Люблю хмльной табакъ, да пива цлый штофъ,
Да свжій поцлуй разряженной служанки.

Горожанка.

Взгляни-ка на повсъ: вдь это право срамъ!
За челядью простой не стыдно ль имъ гоняться?
Могли бы въ обществ хорошемъ показаться,
А врядъ ли дикарей хоть разъ увидишь тамъ!

Второй школьникъ (къ первому).

Куда торопишься? Вотъ парочка за нами:
Одна изъ нихъ сосдка мн,
Въ наряд, скромными шагами
Бредутъ тихохонько одн,
А, можетъ-быть, пойдутъ и съ нами.

Первый школьникъ.

Съ мщанками плохой разсчетъ,
Меня ихъ взоръ не соблазняетъ,
Простая жь двушка въ субботу полъ мететъ,
А въ день свободный отъ работъ
Нжне всхъ тебя голубитъ и ласкаетъ.

Горожанинъ.

Нтъ, черезъ чуръ храбриться сталъ
Нашъ бургомистръ съ-тхъ-поръ какъ въ почести попалъ.
Поразсмотри-ка ты дла его поближе:
Какую городу онъ пользу принесетъ?
Начальству кланяться велитъ какъ можно ниже,
И вдвое податей беретъ.

Нищій (поетъ.)

О госпожи и господа!
Богатствомъ вашимъ ослпленный,
Взываетъ къ вамъ старикъ презрнный:
Его преслдуетъ нужда.
Лишь тотъ прямое счастье знаетъ,
Чья благодтельна рука,
Кто въ общій праздникъ надляетъ
Богатой жатвой бдняка.

Другой горожанинъ.

Признаться, страхъ люблю окончить день воскресный
Бесдой о войн, объ ужасахъ ея,
Тогда-какъ въ Турціи, далеко въ поднебесной,
Течетъ среди полей кровавая струя.
Межъ-тмъ, любуяся красивыми судами
Надъ синею ркой, за рюмочкой вина,
Стоишь-себ спокойно у окна,
Слдя за струйками глазами.
Потомъ подъ вечерокъ пускаешься домой,
Благословляя міръ и вкъ свой золотой.

Третій горожанинъ.

Сосдъ, и я готовъ на этомъ помириться.
Пускай ихъ ржутся въ далекой сторон,
Пускай у нихъ все дномъ вертится,
Лишь только бы у насъ все шло по старин.

Старуха (къ горожанкамъ).

Подъ этой дымкою какая кровь играетъ!
Кто не сойдетъ съ узы отъ прелестей такихъ!
Но что за строгой видъ? старушка ли не знаетъ
Желанья скрытныя красавицъ молодыхъ?

Горожанка.

Агафья! при людяхъ подальше отъ колдуньи.
Я первая бгу отъ вдьмы записной,
Хотя, по милости услужливой вщуньи,
На святкахъ мой женихъ мн снился какъ живой.

Другая.

А мн такъ въ зеркал она же показала
Его воинскій станъ въ кругу богатырей,
Но сколько милаго теперь я ни искала,
Не вижу ни его, ни смлыхъ усачей.

Солдаты (поютъ.)

Башни строптивыя
Стнъ крпостныхъ,
Очи спсивые
Двъ молодыхъ!
Сладостно храброму
Васъ покорять,
Сладостно воину
Васъ цловать.
Музыка бранная
Чуть загремитъ,
Къ смерти, къ веселію
Храбрый летитъ.
Сколько превратностей
Въ жизни солдатъ!
Много опасностей,
Много наградъ.
Крпости зубчатую
Въ прахъ обративъ,
Двъ-обольстительницъ
Тамъ полонивъ,
Мы же веселыя
Псни поемъ,
Снова на родину
Дружно идемъ.

ФАУСТЪ И ВАГНЕРЪ

Фаустъ.

Разбила рка ледяные затворы,
Весны миловидное солнце упрвъ,
На нивахъ надежда лелетъ посвъ,
Сдая зима удалилася въ горы:
Ослабшая, тамъ истощаетъ свои гнвъ.
Оттуда она иногда посылаетъ
На юныхъ луговъ зеленющій скатъ
Снжокъ перелетный, крупичатый градъ.
Но солнце весь міръ оживлять начинаетъ,
Безцвтныхъ предметовъ не терпитъ оно,
Когда же въ земл еще дремлетъ зерно
И садъ безъ цвтовъ, оно вызываетъ
Изъ хладныхъ покоевъ на встрчу лучей
Въ блестящія ткани одтыхъ людей.
Теперь оглянись! Вонь тамъ подъ горою
Увидишь какъ дружно иль мрачныхъ порогъ,
Въ поляхъ разсыпаясь шумящей толпою.
Пестря выходить разгульный народъ.
Вс празднуютъ вкуп Христа воскресенье,
Для всхъ настаютъ беззаботные дни,
Покинувъ на время свое заточенье,
Не къ новой ли жизни воскресли они?
Изъ-подъ мрака навсовъ и кровлей тяжелыхъ,
Изъ улицъ тсныхъ и невеселыхъ,
Изъ ночи таинственной древнихъ церквей —
Вс появились на свтъ лучей.
Смотри же, смотри, какъ волнистой толпою
Народъ разбивается между садовъ,
Какъ по рк одна за другою
Слдуютъ лодки веселыхъ пловцовъ.
А вотъ и послдній челнокъ, утопая,
Чуть подъ тяжелымъ грузомъ плыветъ.
Даже, въ горахъ отдаленныхъ мелькая,
Платья пестрютъ, народъ бредетъ.
Какъ шумно въ сел молодежь веселится,
Смотря на нее, и старикъ молодится.
Здсь каждый въ довольств проводить свой вкъ,
Я здсь на свобод, я здсь человкъ!

Вагнеръ.

Пойти съ ученымъ прогуляться
И наставительно и лестно для меня,
Но не охотникъ я но деревнямъ шататься,
Отъ сельскихъ праздниковъ бгу, какъ отъ огня.
Забавы грубыя, и кеглей стукотня,
И скрыпъ гудковъ, и псни удалыя
Противны мн: какъ духи злые
Бснуются и пляшутъ и кричатъ,
Имъ весело, а мн такъ сущій адъ!

Старикъ.

Ученый мужъ! спасибо вамъ
За честь, оказанную намъ.
Душ высокой, благородной
Знать непротивенъ шумъ народный.
Примите жь кубокъ круговой
Съ единодушною мольбой,
Чтобъ онъ не только жажду вашу
Струей прохладной утолилъ,
Но чтобы Царь небесныхъ силъ
Но мр капель въ этой чаш
Дней вашихъ долю продолжить.

Фаустъ.

Охотно кружку осушаю,
Друзья, и счастья вамъ желаю!

Старикъ.

Какъ любо намъ смотрть на васъ
Среди народа въ добрый часъ
Тмъ боле, что въ дни печали
Вы насъ унылыхъ утшали!
Отъ смерти лютой вашъ отецъ
Избавилъ многихъ въ ту годину,
Когда народную кручину
Преодоллъ онъ наконецъ.
Въ больницы чумныя входили
И вы тогда во цвт лтъ,
За трупомъ трупы выносили —
Но изъ жилища страшныхъ бдъ
Безвредно вышелъ нашъ хранитель:
Спасавшаго сберегъ Спаситель!

Вс.

Да здравствуетъ тотъ мужъ на добрыя дла,
Чья добрая рука намъ помощь подала!

Фаустъ.

Творцу хваленье подобаетъ:
Лишь Онъ хранитъ и наставляетъ!

Вагнеръ.

Гордись, великій мужъ, собой,
Толпы внимая восклицаньямъ!
Счастливъ, кто славою такой
Обязанъ рдкимъ дарованьямъ!
Явился ты — и старъ и младъ
Вокругъ тебя тсниться радъ.
Сдой старикъ, поднявши руку,
Тебя показываетъ внуку.
Затихли пляски и гудокъ,
Народъ сбгается въ кружокъ,
На воздухъ шапками бросая
И какъ царя тебя встрчая.

Фаустъ.

Къ пригорку ближнему ведетъ отсюда путь:
Тамъ скоро можемъ мы отъ шума отдохнуть….
Молитвой и постомъ въ то время изнуренный,
Надеждами богатъ и врой подкрпленный,
Задумчивъ, одинокъ, тамъ часто начиналъ
У неба я молить конецъ чум ужасной
Слезами, вздохами… Но было все напрасно!
Теперь же похваламъ сей черни я внималъ
Какъ-будто дкой укоризн…
О, еслибы ты могъ событья прежней жизни,
Въ моей груди сокрытыя прочесть,
Он бъ теб всю истинну открыли!
Тогда бъ увидлъ ты, какъ мало эту честь
И я и мой отецъ въ народ заслужили.
Отецъ мой былъ простой, но добрый гражданинъ,
И добросовстно, умомъ обыкновеннымъ,
Мірскимъ, невдохновеннымъ
Старался изучать природы стройный чинъ.
Къ нему сбиралися адепты
Въ лабораторію, на тайны естества,
Писали длинные рецепты
И разнородныя сливали вещества.
Со Львомъ случая красноватымъ
Лилеи чистый цвтъ въ разствор тепловатомъ
И жаркимъ пламенемъ пахнувъ изъ горна въ ни.въ,
Они изъ куба въ кубъ прилежно пыли ихъ.
Когда жъ царица молодая,
Цвтами пестрыми блистая,
На дн являлась наконецъ,
Въ ней силъ цлебныхъ образецъ
Они вотще найти мечтали.
Больные между-тмъ какъ мухи умирали,
И хоть бы кто развдать могъ,
Кому лекарство было впрокъ.
По здшнимъ доламъ и селеньямъ
Такъ пуще бдственной пумы
Въ угодность адскимъ навожденьямъ
Тогда свирпствовали мы.
Я самъ на смерть поилъ отравой
Число несмтное людей:
Никто не всталъ съ одра, а намъ — убійцамъ слава
Грешитъ въ устахъ обманутыхъ судей!

Вагнеръ.

Не продавайтесь ложной мук.
Поврьте мн, тотъ честію поступалъ,
Кто добросовстно условья исполнялъ
Ему общанной науки.
Отцовскимъ опытнымъ словамъ
Охотно юноша почтительный внимаетъ,
Потомъ, познаній кругъ распространивши самъ,
Онъ къ цли выспренней потомковъ направляетъ.

Фаустъ.

Влаженъ, кто сохранилъ надежды даръ златой,
Надъ кмъ не тяготить туманный міръ сомнніи,
Кто всплыть надется надъ моремъ заблужденій!
Какъ жалкіе слпцы, мы вкъ проводимъ свой,
Все намъ доступное съ презрньемъ отвергая
И къ недоступному желанья устремляя….
Но вечеретъ день. Безумно отравлять
Печальной думою святую благодать..
Смотри какъ на зар багровое свтило
Лса и хижины сіяніемъ покрыло,
Какъ медленно течетъ — и въ дальніе края
Готовится нести зародышъ бытія.
О, еслибы теперь полетомъ безконечнымъ
Я могъ парить за нимъ и зрть въ мерцаньи вчномъ
Успокоенный міръ, лежащій подо мной,
Въ объятьяхъ вечера уснувшія долины,
Въ серебрянныхъ водахъ послдній лучъ златой
И жаркимъ пурпуромъ покрытыя стремнины!
Шагнувъ черезъ хребты и бездны дикихъ горъ,
Уже я опустилъ свой удивленный взоръ
На синія моря, на теплые заливы.
Но лучезарный богъ исчезнулъ торопливо,
И я, восторженный, усиливъ свой полетъ,
За вчною зарей спшу ему вослдъ.
Передо мною день, ночь темная за мною,
Сводъ неба надъ челомъ и волны подъ стопою.
Виднье чудное! о мимолетный сонъ!
Увы, нашъ духъ одинъ быть можетъ окрыленъ,
И крыльевъ нтъ у насъ тлесныхъ!
Но кто же въ пажитяхъ небесныхъ
Врожденнымъ чувствомъ не паритъ,
Тогда-какъ жавронокъ, въ лазури утопая,
Весенней пснію гремитъ,
Когда орелъ, крылами помавая,
Кружится долго надъ скалой,
И плавно журавли протяжною грядой,
Черезъ озера и поляны,
Летятъ на родину, въ полуденныя страны!..

Вагнеръ.

Случается, и я какъ-будто самъ не свой,
Но странностей такихъ не знаю за собой.
Въ лсу и на лугахъ частхонько скучаю,
А птицею парить я вовсе не желаю.
Другой, духовный міръ меня къ себ манитъ,
Онъ въ ночи зимнія пріютъ мой украшаетъ
И по составамъ кровь ровне разливаетъ,
Когда надъ книгою мой быстрый взоръ бжитъ
Съ одной е границы на другую.
Какъ вы на небеса, съ восторгомъ онъ глядитъ
На рукопись старинную, святую.

Фаустъ.

Одною страстію твоя пылаетъ грудь.
Страшись знакомиться съ другою!
Но дв души въ груди моей живутъ:
Он, увы, въ раздор межъ собою!
Къ мірскимъ потребностямъ привязана одна
Любовью грубой и тлесной,
Другая въ горькій міръ мечтой увлечена,
Стремится къ праддамъ, къ обители небесной.
О, если въ воздух, межъ небомъ и землей,
Въ эир золотомъ духовъ витаетъ рой,
Да слышитъ онъ мое призванье!
Да увлечетъ къ себ изъ родины земной
На новый пиръ существованья!
Когда бъ волшебный плащь теперь меня умчалъ
Въ предлы чуждые, къ заоблачному міру,
Я плащъ таинственный тогда бъ не промнялъ
За все, что цнитъ свтъ, за царскую порфиру!

Вагнеръ.

Нтъ, не зови испытаннымъ духовъ,
Ихъ сонмы злобные нашъ воздухъ отягчаютъ
И жителямъ земли отъ всхъ ея концовъ
Всегдашней гибелью лукаво угрожаютъ.
Отъ свера они кидаютъ жало въ насъ
Изъ лютыхъ челюстей, осыпанныхъ зобами,
Съ востока, засухой незримо ополчась
Спираютъ нашу грудь тлтворными парами,
Отъ юга, изъ пустынь, надъ нашей головой
Лишь только соберутъ лучей каленыхъ зной —
И вдругъ отъ запада ихъ влажныя станицы,
На мигъ намъ освживъ усталыя зницы,
Ужь козни новыя готовятъ здсь и тамъ
И потопляютъ насъ, поля и жатвы наши.
Старался вредить, они послушны намъ,
Ничто не можетъ быть коварне и краше
Ихъ словъ предательскихъ, какъ-будто отъ небесъ
Внушенныхъ геніямъ, блюстителямъ созданья..
Но ужь пора домой. Темнетъ долъ и лсъ
И ветъ сыростью туманный часъ мерцанья.
Отрадно вечеромъ подъ кровлей отдохнуть.
Но что же медлишь ты? нора пуститься въ путь
Чему такъ въ сумракахъ твой долгій взоръ дивится?

Фаустъ.

Смотри, какъ черный песъ по пажитямъ кружится.

Вагнеръ.

Давно его замтилъ я.
Что поразило въ немъ тебя?

Фаустъ.

Взгляни-ка что за зврь и что за образина?

Вагнеръ.

Не зврь, а пудель, какъ другой,
Онъ крадется чутьемъ по слду господина.
И въ нетерпеніи пускается стрлой.

Фаустъ.

Все уже, все тснй, спиральными кругами
Мелькая мимо насъ, сближается онъ съ нами.
Мн даже чудится, что огненной чертой
Означенъ бгъ его проворный.

Вагнеръ.

Въ моихъ глазахъ одинъ лишь пудель черный,
Ты ослпленъ несбыточной мечтой.

Фаустъ.

Ужель не видишь ты, какъ онъ нетерпливо
Въ магическихъ стяхъ запутать хочетъ насъ?

Вагнеръ.

На незнакомцевъ онъ косится боязливо
И длаетъ прыжки, поднять не смя глазъ.

Фаустъ.

Уже стсняетъ онъ свой бгъ кругообразный,
И вотъ у нашихъ ногъ.

Вагнеръ.

Не призракъ безобразный,
А песъ передъ тобой. Видна собака въ немъ:
Ворчитъ, ласкается и шевелитъ хвостомъ.

Фаустъ.

Поди сюда! ступай за нами!

Вагнеръ.

Искусный пудель какъ смшонъ
Своею хитростью, прыжками:
Остановился ты — и неподвиженъ онъ,
Ты приласкалъ его словами —
Онъ лзетъ на тебя, въ глаза теб глядитъ,
За тростью въ воду побжитъ.

Фаустъ.

Ты совершенно правъ: собачьи вс уловки.
Не самобытный духъ, въ немъ сила дрессировки.

Вагнеръ.

На пса ученаго, на шалости его
Съ усмшкою глядитъ и самъ мудрецъ суровый.
Достоинъ онъ вниманья твоего,
Студентовъ школьникъ образцовый.
Э. Губертъ.

‘Современникъ’, т. VI, 1837

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека