Новая литературная напасть: Акмеизм. Буквальное значение слова ‘акмеизм’ — вершинность. Сторонники акмеизма в искусстве пытаются сохранить во всем только одни верхи. Правильнее — верхушки. Верхушки во всем, во всем решительно, но только верхушки.
Не думайте, что акмеистам (придумают же этакое словцо!) удастся достигнуть вершин в искусстве…
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет…
Нет, акмеисты только поверхностны, и крайний предел ими достигнутого будет верхом глупости или даже идиотизма.
Помилуйте, в поэзии акмеисты, как они это категорически заявляют, стремятся к упразднению: Стиха. Стиля. Языка. Рифмы. И, наконец, ритма.
И только? И только. Но на первый раз как будто и достаточно.
Об упразднении книгопечатания позаботятся какие-нибудь очередные психопаты.
А там появятся еще какие-нибудь ‘исты’, которые будут доказывать необходимость замены человеческих мозгов бараньими, а за отсутствием последних, — сосновыми стружками.
Важно только начать, как сказал один мудрец, а уж там пойдет и пойдет.
Таким манером, пройдя через этапы всех этих ‘Ослиных хвостов’, ‘Бубновых валетов’, ‘Бурлюков’, ‘акмеистов’ и прочих юродствующих, искусство достигнет своего идеала.
Идеалом этим будет деревянный ящик из-под лимонов или обыкновенный пень, которому начнут поклоняться приверженцы нового течения в искусстве.
Недаром же сами акмеисты удостоверяют, что их девиз — до боли сладкое ощущение собственного незнания.
Как видите, все пошло шиворот-навыворот.
Человечество воспиталось на формуле: корень учения горек, а плоды его сладки. У акмеистов как раз наоборот.
Горько всякое познание и только ощущение собственного незнания (невежества?) до боли сладко.
И гениальнейшим из гениальных будет тот, кто во всеуслышание заявит:
Я знаю, что я ничего не знаю!
И напишет ‘корову’ через .
Итак, современная литературная нечисть, воспользовавшись тем, что ее наиболее достойных представителей своевременно не засадили в сумасшедший дом, ударилась в сторону акмеизма.
Стих, стиль, язык, рифма и ритм, — все это в поэзии излишний балласт.
‘Верхом искусства’ являются, стало быть, шедевры Бурлюков, Хлебникова, Маяковского, Крученых.
Тренетва
Зарошь
Пеязь
Нежва
Новязь…
Это не бред буйного помешанного, как мы имели неосторожность полагать, — это: Акмеизм.
В одном из ‘обозрений’ имелась шуточная сцена, где юродствующий поэт-декадент с пафосом декламировал:
Душат негою перила,
Пена, душу мне намыль,
Взор в меня ты свои вперила,
Ты ли, я ли, вы ли, мы ль.
Растряси ж свои объятья,
Взвизгни, вскрикни, нежно плюнь,
Силу чувств могу понять я,
Март, апрель, июль, июнь.
От улыбки белоснежной
Даль туманится опять,
Слышу я твой голос нежный,
Раз, два, три, четыре, пять…
Оказывается, эта белиберда — глубочайшее по идее и замечательнейшее по форме стихотворение по сравнению с бредом какого-нибудь нынешнего Маяковского или ему подобного ‘акмеиста’:
Прыгнули первые клубы
В небе жирафий рисунок готов
Выпестришь ржавые чубы
Пестр как фо-
Рель сы-
Н,
Су-
Кин
Сын
Ошняя лю-
бовь скрытая циф-
ерблатами ба-
шни шерсти клок
Аст
Лысый фонарь снимает
С улицы синий чулок.
Ну что за идиоты!
Но — la guerre comme la guerre… *
* На войне, как на войне (франц.).
Позвольте же и мне превратиться, хотя бы только на сегодняшний день, в акмеиста.
Преподношу вам два собственных перла — в стихах и в прозе, — которые от избытка чувств посвящаю акмеистам-профессионалам.
А, о, у
Ак-
меист ду-
Рак
Его в су-
масшедший дом
всу-
нуть надо
Бурлюка потом
В придачу
На Канатчико-
ву дачу.
И знаете, что скажет свет:
Другого ведь спасенья нет!
Теперь в прозе:
‘Варошь и Былязь с Желвой темошатся у плаквы и Лепетва вечарится на вышистренных жирафиях первых клубов. Небытие здравых плюс мозги ржавые вывернуто минус разум от меня иди от на идиоте сидит и идиотом погоняет Помирву и Лепетва бессвязно кретина, тина, на, а всех лысых кретинов и с Бур плюс лю — плюс ками, которые исходят черным паром, они, ногатные фокусники и наглые киваки на стол, а сена им не давали, дайте и овса и гоните на конюшню храмязей и наглядирей и я сижу и думаю пришло пело, ло, о, много тут — гзы гзы гзсо, а там — лыя, лея, луя, лоя и вся эта былязная Жриязь и нежвастая пастость спекулирует на Дебошь и еще другие зловонные пришли, а перве сюда же, туда же, зачем же, всех их ключих и дымчатых скорее под кран с холодной водой’…
Милостивые государи, ради Бога, не делайте больших глаз. Я только бесплатно предложил вашему вниманию то, что продается во всех ‘лучших книжных магазинах’ под громким названием: ‘Пощечина общественному вкусу’.
И ведь что бы вы думали? Все ‘первое издание’ этой абракадабры уже оказывается распроданным.
Стало быть, Бурлюки, Маяковские и Хлебниковы нашли-таки своего потребителя, а это наводит на самые грустные размышления.
Печатается по: Эр. Отголоски дня // Московский листок. 1913. No 50 (1 марта). С. 3. Под псевдонимом Эр скрылся журналист Григорий Маркович Редер. Сначала он цитирует Хлебникова, потом (искажая) — Маяковского.