ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
В. ШЕКСПИРА
ВЪ ПРОЗ И СТИХАХЪ
Біографическій очеркъ В. Шекспира написанъ профессоромъ Московского университета Н. И. Стороженко, примчанія П. И. Вейнберга, П. А. Каншина и др.
І) ГАМЛЕТЪ, ПРИНЦЪ ДАТСКІЙ. II) РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА и III) ОТЭЛЛО.
СЪ ПРИЛОЖЕНІЕМЪ ПОРТРЕТА АВТОРА И СЕМИ РИСУНКОВЪ.
БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ
КЪ ЖУРНАЛУ
‘ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРНІЕ’
за 1893 ГОДЪ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ С. ДОБРОДЕВА.
1893.
Дожъ.
Брабанціо, венеціанскій сенаторъ, отецъ Дездемоны.
Два другихъ сенатора.
Граціано, братъ Брабанціо.
Лодовико, родственникъ Брабанціо.
Отэлло, мавръ.
Кассіо, лейтенантъ.
Яго, поручикъ.
Родриго, знатный венеціанецъ.
Монтано, предшественникъ Отэіло по управленію Кипромъ.
Шутъ, слуга Отэлло.
Глашатай.
Дездемона, дочь Брабанціо и жена Отэлло.
Эмилія, жена Яго.
Біанка, куртизанка, — любовница Кассіо.
Офицеры, военные, знатные, гонцы, музыканты, матросы, служители и прочіе.
2-е дйствіе происходитъ въ Венеціи, остальные на Кипр.
Родриго. Что ни говори, Яго, а мн крайне непріятно, что ты, распоряжавшійся завязками моего кошелька, такъ-же свободно, какъ своими собственными, зналъ объ этомъ.
Яго. Ты ничего не хочешь слушать!.. Не знайся со мною, если я когда-либо даже во сн видлъ что-нибудь подобное.
Родриго. Ты самъ-же говорилъ мн, что ненавидишь его.
Яго. И ненавижу! Презирай меня, если не такъ! Мало-ли кланялись ему и ухаживали за нимъ трое изъ важнйшихъ лицъ Венеціи, чтобы доставить мн должность лейтенанта. Цну я себ знаю, и вотъ теб слово честнаго человка, я не хуже всякаго другаго былъ-бы на мст, на самомъ этомъ мст. Но онъ, поступая во всемъ согласно только своей гордой вол, сначала уклонялся отъ прямого отвта, прибгая при этомъ къ напыщеннымъ рчамъ, до невозможности пересыпаннымъ военными терминами и, наконецъ, не обращая вниманія на просьбы ходатайствовавшихъ за меня лицъ, объявилъ, что уже выбралъ другого лейтенанта. А на кого-же палъ выборъ? на какого-то флорентинца Микеля Кассіо, дйствительно замчательнаго математика, уже наполовину загубившаго свою душу любовью къ одной прелестниц и намреньемъ на ней жениться, но никогда не командовавшаго ни однимъ эскадрономъ на пол битвы и имющаго такъ-же мало понятія о военномъ дл, какъ любая пряха. Онъ только по книгамъ знакомъ съ теоріей военнаго дла, но и одтые въ мантіи сенаторы могутъ объ этомъ настолько-же мастерски толковать какъ и онъ. Одна болтовня безъ практической опытности — вотъ и вся его военная подготовка. Вотъ на него-то, синьоръ, палъ выборъ, а мн, уже успвшему доказать, чего я стою и на Родос, и на Кипр, въ христіанскихъ странахъ и среди нехристей, подулъ на встрчу противный втеръ, такъ-что меня обогналъ какой-то приходорасходчикъ. Вотъ этому-то счетчику суждено быть лейтенантомъ, а мн, — какъ ни велика между нами разница, — по-прежнему оставаться только поручикомъ его мавританской свтлости.
Родриго. Клянусь небомъ, я скорй-бы согласился быть его палачомъ.
Яго. Теперь ничто уже бд не поможетъ, въ этомъ-то и есть худшая сторона службы, гд повышенія производятся или въ силу ходатайствъ, или по собственному расположенію, а не по старой постепенности, когда каждый второй заступалъ мсто каждаго выбывшаго перваго. Теперь, синьоръ, судите сами, имю-ли я хоть малйшее основаніе любить мавра?
Родриго. Если такъ, я бы не сталъ служить подъ его начальствомъ.
Яго. Чтобы успокоить васъ, синьоръ, я вамъ скажу, что я имю особые виды на Отэлло, поэтому и продолжаю служить. Не вс могутъ быть господами и не всмъ господамъ можно служить съ полною врностью. Разв рдко можно видть усердныхъ и колнопреклоненныхъ слугъ, чуть не гордящихся своимъ рабскимъ униженіемъ и всю жизнь служащихъ своимъ господамъ, словно ослы, только изъ одного корма. А когда такой слуга состарится, его безжалостно выгоняютъ. Отхлесталъ-бы я кнутомъ такихъ честныхъ дуралеевъ. Но есть слуги и другого сорта. Они, прикрывая маскою истинныя свои чувства, и по лицу, и по пріемамъ то-же какъ будто служатъ врою и правдой, но ни на минуту не забываютъ о самихъ себ. Выставляя напоказъ господамъ свою притворную услужливость, они обдлываютъ свои собственныя длишки, а, нагрвъ хорошенько руки, начинаютъ жить исключительно въ свое удовольствіе. У такихъ людей есть въ голов мозгъ, къ нимъ причисляю я и себя. Да, синьоръ, такъ-же врно, какъ то, что вы Родриго, — будь я мавромъ Отэлло, не захотлъ-бы я быть Яго. Состоя при немъ на служб, я служу только одному себ. Само небо свидтель, что поступать такъ, какъ поступаю я, меня побуждаютъ не привязанность, не долгъ, подъ ихъ вншнимъ видомъ, я преслдую только личные виды. Выказать какимъ-нибудь неосторожнымъ поступкомъ самую суть, душу моихъ замысловъ, значило-бы выложить сердце на ладонь и дать его расклевать галкамъ. Я далеко не то, чмъ кажусь.
Родриго. Толстогубый, должно быть, родился въ сорочк, такъ все ему удается… даже это…
Яго. Окликните ея отца и разбудите его. Выдавъ ихъ тайну, мы отравимъ ихъ блаженство. Кричите во всеуслышаніе на улицахъ имя мавра, возстановите противъ него всю ея родню, и хотя онъ живетъ въ благорастворенномъ климат, надодайте ему, какъ мушкара. Да, хотя его радости — радости настоящія, отравляйте ихъ разными мелкими непріятностями, и он утратятъ много своего теперешняго блеска.
Родриго. Вотъ дворецъ ея отца. Я окликну старика погромче.
Яго. Да, какъ можно громче. Кричите такъ, чтобы вашъ голосъ вызвалъ переполохъ и такой-же ужасъ, какъ крикъ: — ‘Горимъ!’ неожиданно раздавшійся въ многолюдномъ селеніи, гд, ночью, благодаря неосторожности, вспыхнулъ пожаръ.
Родриго. Эй, эй, Брабанціо!.. Синьоръ Брабанціо, проснитесь!.. Эй! эй!
Яго. Проснитесь, Брабанціо, скорй проснитесь!.. Здсь воры, воры, воры! Охраняйте и домъ свой, и дочь, и казну. Здсь воры, воры!
У окна наверху появляется Брабанціо.
Брабанціо. Что здсь такое? Почему эти отчаянные крики?
Родриго. Синьоръ, дома-ли вс ваши близкіе?
Яго. Крпко-ли заперты у васъ двери?
Брабанціо. Къ чему эти вопросы?
Яго. Васъ ограбили, синьоръ! Одньтесь поскоре, приличія ради. Ваше сердце разорвется на двое, потому что у васъ похитили половину вашей души. Именно теперь, теперь, въ эту самую минуту, черный баранъ позоритъ вашу блую овечку… Одвайтесь-же, одвайтесь скоре. Ударьте въ набатъ и его зловщимъ звономъ разбудите всхъ мирно храпящихъ жителей, не то дьяволъ сдлаетъ васъ ддушкой. Говорю вамъ, одвайтесь скоре!
Брабанціо. Съ ума вы сошли, что-ли?
Родриго. Высокоуважаемый синьоръ, узнаете вы мой голосъ?
Брабанціо. Нтъ, не узнаю. Кто вы такой?
Родриго. Меня зовутъ Родриго.
Брабанціо. Тмъ хуже для тебя. Я запретилъ теб шляться около моихъ воротъ. Я давно отвтилъ на отрзъ, что дочь моя не для тебя, а теперь, посл не въ мру изобильнаго ужина и подъ вліяніемъ хмльныхъ напитковъ, ты напускаешь на себя глупую храбрость и являешься сюда, чтобы нарушить мой покой.
Родриго. Синьоръ, синьоръ, синьоръ!
Брабанціо. Можешь быть увренъ, что моя сила и мое вліяніе скоро заставятъ тебя въ этомъ раскаяться.
Родриго. Терпніе, добрый синьоръ, терпніе!
Брабанціо. Что болтаешь ты мн о разбо? Здсь — Beнеція, мой домъ не хуторъ.
Родриго. Глубокомысленный Брабанціо, я обращаюсь к вамъ во всей простот своей души.
Яго. Синьоръ, вы, какъ видно, изъ тхъ, которые откажутся служить Господу, если дьяволъ внушитъ имъ ему не служить. Мы пришли оказать вамъ услугу, вы-же принимате насъ за негодяевъ и готовы допустить, чтобы дочь ваша соединилась съ варварійскимъ конемъ, чтобы внуки ваши ржали у васъ подъ носомъ, чтобы ваша родня состояла изъ скакуновъ и свойственники — изъ иноходцевъ?
Брабанціо. Что ты за мерзкій сквернословъ!
Яго. Я человкъ, пришедшій сообщить вамъ, что ваша дочь и мавръ изображаютъ изъ себя двуспиннное животное.
Брабанціо. Ты негодяй!
Яго. А вы сенаторъ.
Брабанціо. За это отвтите вы оба. Тебя, Родриго, я знаю.
Родриго. Синьоръ, я готовъ отвтить чмъ угодно. Только позвольте обратиться къ вамъ съ однимъ вопросомъ: — по вашему-ли обдуманному желанію и съ вашего-ли разршенія, — какъ я начинаю это предполагать, — ваша красавица дочь, въ этотъ полуночный часъ, при помощи простого наемнаго бездльника-гондольера,отправилась въ сладострастныя объятія мавра?.. Если все это произошло съ вашего вдома, мы дйствительно нанесли вамъ наглую и непростительную обиду. Но если все это произошло не съ вашего согласія, мое знаніе свтскихъ приличій говоритъ мн, что мы незаслуженно подверглись вашимъ упрекамъ. Не думайте, что мы желаемъ глумиться надъ вашимъ горемъ, нтъ, мы настолько умемъ держать себя въ обществ, что не позволимъ себ этого… Повторяю снова, если ваша дочь поступаетъ не съ вашего разршенія, она впадаетъ въ крупную ошибку. Она своимъ долгомъ, красотой, имуществомъ жертвуетъ ради какого-то темнаго проходимца, который нынче здсь, а завтра Богъ знаетъ гд. Проврьте сейчасъ-же справедливость моихъ словъ. Если она дома, у себя въ спальн, пусть на меня обрушится кара государства за то, что я обманулъ васъ.
Брабанціо. Огня сюда, огня!.. Эй, вы, поболе огня!.. Разбудите всю мою прислугу!.. Это открытіе не идетъ въ разрзъ съ моимъ сномъ! Предчувствіе томитъ меня мучительно! Огня, скорй-же огня! (Уходитъ отъ окна).
Яго. Прощайте. Я долженъ разстаться съ вами. Мн, при моемъ служебномъ положеніи, неудобно, даже опасно свидтельствовать противъ мавра, а это окажется неизбжнымъ, если я останусь съ вами доле. Я знаю, что такое изобличеніе можетъ повлечь за собою кое-какія непріятности для мавра, врод строгаго выговора, но правительство, рада безопасности государства, ни за что не отставитъ его. У насъ теперь война изъ-за Кипра, мавръ назначенъ главнокомандующимъ, а нашимъ государственнымъ мужамъ,— если-бы отъ этого зависло даже спасеніе ихъ душъ, — не найти другаго военачальника, равнаго ему для веденія длъ. Хотя мавръ такъ-же ненавистенъ мн, какъ муки ада, я, въ силу сложившихся обстоятельствъ, вынужденъ пока вывшивать флагъ любви и преданности, но это одна только вывска… И такъ, ведите старика въ арсеналъ, гд квартира главнаго начальника флота. Вы всего врне застанете мавра тамъ. Я буду около него. Прощайте-же (Уходитъ).
Входитъ Брабанціо взбшенный, за нимъ слуги съ факелами.
Брабанціо. Мое несчастіе не подлежитъ сомннію. Она ушла! и мн отъ этой презрнной жизни нечего ожидать, кром горя! Теперь, Родриго, говори, гд ты ее видлъ?.. О, несчастная дочь!.. Ты говоришь, она съ мавромъ?.. Кому посл этого придетъ охота быть отцомъ!.. Почемъ ты узналъ, что это именно она?.. Нтъ словъ передать, какъ жестоко она меня обманула!.. Что сказала она вамъ?.. Побольше свчей, факеловъ!.. Поднимите на ноги всю мою родню!.. Какъ думаете, повнчаны они?
Родриго. Думается, что въ самомъ дд такъ.
Брабанціо. О, Боже!Какъ успла она уйти изъ дома? О, кровная измна! О, вы, отцы, не довряйте отнын дочерямъ и судите о нихъ только по ихъ поступкамъ… Или, можетъ быть, есть волшебныя чары, при помощи которыхъ легко ввести въ обманъ молодость и двичью неопытность? Не читали-ли вы, Родриго, о чемъ-нибудь подобномъ?
Родриго. Да, синьоръ, читалъ.
Брабанціо. Разбудите моего брата… Какъ жалю я, что не отдалъ ее за васъ!.. Пусть одни идутъ съ ними, другіе-же другимъ путемъ… Какъ предполагаете, гд можно найти ее и мавра?
Родриго. Я думаю, что могу найти его, если вы возьмете съ собою стражу и пойдете за мною.
Брабанціо. Ради Бога, ведите меня скоре! Я буду стучаться во вс дома и въ случа необходимости изъ каждаго требовать подкрпленія. Вооружитесь вс и отыщите начальниковъ ночной стражи. Идемъ, любезный Родриго, я отблагодарю васъ за трудъ (Уходятъ).
Входятъ Отэлло, Яго и свита, несущая факелы.
Яго. Мн, какъ военному по ремеслу, случалось убивать людей на войн, однако, совсть подсказываетъ мн, что предумышленное убійство — преступленье. У меня отъ природы не хватаетъ ршимости для преступленія, хотя иной разъ такая ршимость могла-бы послужить мн на пользу. Разъ девять или десять собирался я пырнуть его ножомъ подъ ребра.
Отэлло. Пусть все остается, какъ есть. Это лучше.
Яго. Онъ вралъ всякій вздоръ и въ такихъ гнусныхъ, такихъ возмутительныхъ выраженіяхъ поносилъ вашу честь, что даже несмотря на свое ограниченное благочестіе я едва могъ это стерпть. Однако, прошу васъ, синьоръ, скажите, настолько-ли крпко озаконенъ вашъ бракъ, что его нельзя расторгнуть? Знайте напередъ, если возможно расторгнуть вашъ бракъ, старый, любимый всми сенаторъ, чье вліяніе и голосъ едва-ли не вдвое сильне вліянія и голоса самаго дожа, непремнно это сдлаетъ. Вообще онъ станетъ придираться къ вамъ и длать вамъ всевозможныя непріятности, какія только дозволитъ законъ, вполн находящійся у него въ рукахъ.
Отэлло. Пусть себ вымещаетъ свою досаду. Услуги, оказанныя мною Венеціи, заглушатъ его жалобы. Обо мн знаютъ здсь еще не все. Когда я увижу, что почетно будетъ этимъ похвастаться, я объявлю, что предки, которымъ я обязанъ существованіемъ, были внценосцами, а такое происхожденіе и безъ сенаторской шапки даетъ мн право на положеніе, котораго я уже достигъ. Знай, Яго, не люби я прелестную Дездемону такъ сильно, я за вс таящіяся въ мор сокровища не согласился бы разстаться съ привольною жизнью ничмъ не связаннаго бездльника. Взгляни, однако, что за огни приближаются къ намъ?
Яго. Это разгнванный отецъ вмст съ поднятыми имъ на ноги друзьями и родственниками. Вамъ лучше-бы уйти отсюда.
Отэлло. Ни за что! Надо, чтобы они меня нашли. Меня оправдаютъ мои заслуги, мое званіе и чистота моей души. Они это?
Яго. Нтъ, клянусь Янусомъ, кажется, не они.
Входятъ Кассіо и нсколько слугъ, несущихъ факелы.
Отэлло. Это слуги дожа и мой лейтенантъ. Доброй ночи вамъ, друзья. Что скажете новаго?
Кассіо. Дожъ кланяется вамъ, синьоръ, и проситъ васъ прибыть къ нему какъ можно скоре… сію-же минуту.
Отэлло. Въ чемъ дло? Не знаете-ли вы?
Кассіо. Насколько я догадываюсь, получены извстія съ Кипра, и дло, кажется, спшное. Съ галеръ въ эту ночь одинъ за другимъ прибыло съ дюжину гонцовъ. Многіе изъ членовъ совта уже встали и собрались у дожа. Ваше отсутствіе необходимо. За вами посылали, но не застали дома, поэтому сенаторъ, чтобы разыскать васъ, отправилъ въ разныя стороны три отдльныхъ отряда.
Отэлло. Я очень радъ, что вы меня нашли. Скажу только одно слово здсь въ дом и отправлюсь съ вами. (Уходитъ).
Кассіо. Поручикъ, какое у него здсь дло?
Яго. Онъ за ночь взялъ на абордажъ сухопутную галеру, если права его на нее будутъ признаны законными, счастіе его упрочено навсегда.
Кассіо. Не понимаю.
Яго. Онъ женился.
Кассіо На комъ?
Яго. На… (Отэлло возвращается). Что-жь, идете, генералъ?
Отэлло. Идемте.
Кассіо. А вотъ и другой, разыскивающій васъ, отрядъ.
Яго. Синьоръ, это Брабанціо, будьте осторожны. Они пришли съ недобрыми намреніями.
Входятъ Брабанціо, Родриго, вооруженная ночная стража и слуги, несущіе факелы.
Отэлло. Эй,стойте!
Родриго. Синьоръ, вотъ мавръ.
Брабанціо. Уложите на мст этого мерзавца, вора! Хватайте его, вора!
Съ обихъ сторонъ обнажаютъ оружіе.
Яго. А, это вы, Родриго? Синьоръ, я къ вашимъ услугамъ.
Отэлло. Вложите снова въ ножны ваши блестящіе мечи, они могутъ заржавить отъ росы (Обращаясь къ Брабанціо). Добрйшій синьоръ, ваши лта внушительне вашего оружія.
Брабанціо. Говори, гнусный воръ, куда ты спряталъ мою дочь? Окаянный, ты околдовалъ ее. Я ко всмъ здравомыслящимъ людямъ обращаюсь съ вопросомъ: — статочное-ли дло, чтобы иначе, какъ при помощи колдовства, двушка, нжная, красивая, счастливая, отказывавшая до сихъ поръ самымъ блестящимъ, изящнымъ и наряднымъ женихамъ Венеціи, изъ-подъ опеки отца бжала въ черныя, какъ сажа, объятія этого мавра, скоре созданнаго, чтобы пугать, чмъ быть любимымъ. Суди меня весь міръ, если не ясно до очевидности, что ты дйствовалъ скверными чарами и, пользуясь ея молодостью и неопытностью, давалъ ей разныя растительныя и ископаемыя снадобья, возбуждающія страсть. Я велю разобрать все это дло. Оно очень правдоподобно и даже вполн осязательно для мысли. Вслдствіе этого я задерживаю тебя, какъ обольстителя, морочащаго міръ, и какъ чернокнижника, занимающагося недозволенными закономъ темными науками. Схватите-же его, а если онъ вздумаетъ сопротивляться, тмъ хуже для него. Не щадите его тогда.
Отэлло. Не давайте воли рукамъ ни вы, преданные мн люди, ни вы, враждебные мн. Если-бы я имлъ намреніе защищаться силою оружія, я уже сдлалъ бы это безъ всякихъ напоминаній (Къ Брабтціо). Куда, синьоръ, прикажете вы мн идти, чтобы отвчать на ваши обвиненія?
Брабанціо. Въ тюрьму, пока не настанетъ установленное закономъ время давать отвтъ передъ судомъ.
Отэлло. Если я исполню ваше требованіе, какъ-же исполню я требованіе дожа, приславшаго за мною вотъ этихъ, стоящихъ рядомъ со мною, господъ, съ приказаніемъ немедленно явиться къ нему для обсужденія какого-то важнаго государственнаго вопроса.
Одинъ изъ спутниковъ Кассіо. Совершенная правда, синьоръ. Дожъ собралъ совтъ, вроятно, послано и за вашею благородною особою.
Брабанціо. Странно, что дожъ собралъ совтъ въ такое позднее, ночное время. Ведите его. Дло мое не пустое, ни дожъ, ни мои братья-сенаторы не могутъ взглянуть на него, какъ на личное, касающееся меня одного, и наврное такъ-же близко примутъ его къ сердцу, какъ свое собственное. Если такія дла оставлять ненаказанными, нами скоро будутъ управлять рабы и нехристи (Вс уходятъ).
Дожъ и сенаторы сидятъ за столомъ, въ глубин — дежурные офицеры.
Дожъ. Вс полученныя извстія такъ противорчивы, что, право, не знаешь, которому изъ нихъ врить.
1-й сенаторъ. Они дйствительно разнорчивы. Мн пишутъ о ста семи галерахъ.
Дожъ. Мн-же сообщаютъ о ста сорока.
2-й Сенаторъ. А мн о двухстахъ. Вы знаете, что извстія, основанныя на предположеніяхъ, никогда не могутъ отличаться точностью цифръ, однако,изъ всхъ разнорчивыхъ извстій несомннно вытекаетъ одно: — сильный турецкій флотъ направляется къ Кипру.
Дожъ. Этого достаточно, чтобы, несмотря на разногласіе, составить себ понятіе о настоящемъ положеніи дла. Главный фактъ я считаю вполн доказаннымъ.
Матросъ (За сценой). Эй, кто-нибудь! кто-нибудь!
Офицеръ. Встникъ съ галеры.
Входитъ матросъ съ однимъ изъ дежурныхъ офицеровъ.
Дожъ. Что новаго еще?
Матросъ, Турецкій флотъ направляется къ Родосу. Доложить это правительству мн поручилъ синьоръ Анджело.
Дожъ. Что вы скажете объ этой перемн?
1-й сенаторъ. Быть не можетъ. Въ такомъ измненіи плана нтъ здраваго смысла. Это не боле, какъ хитрая уловка, чтобы отвести намъ глаза. Вспомнимъ только, какую важность представляетъ для турокъ Кипръ, въ томъ, что онъ несравненно важне для нихъ, чмъ Родосъ, не можетъ быть ни малйшаго сомннія. Къ тому-же завладть Кипромъ несравненно легче: онъ лишенъ почти всякихъ средствъ къ оборон, тогда какъ Родосъ снабженъ ими очень богато. Подумайте-же объ этомъ, и вы поймете, что турки не такъ просты, чтобы промнять главное на мене важное, когда достиженіе перваго такъ легко. Погнавшись за вторымъ, можно подвергнуться большой опасности безъ всякой для себя пользы.
Дожъ. Да, можно съ полнымъ убжденіемъ сказать, что имъ нуженъ совсмъ не Родосъ.
Офицеръ. Еще гонецъ. Входитъ другой гонецъ.
Гонецъ. Высокочтимые дожъ и сенаторы. Къ оттоманскимъ галерамъ неподалеку отъ Родоса присоединился другой запасный флотъ.
1-й сенаторъ. Я такъ и думалъ. Какъ велико по твоему разсчету число новыхъ судовъ?
Гонецъ. Кораблей тридцать. Турецкій флотъ въ полномъ состав свернулъ съ пути къ Родосу и теперь открыто плыветъ къ Кипру. Вашъ врный и доблестный слуга — синьоръ Монтано поручилъ мн передать это вамъ, свтлйшіе синьоры, и просить васъ принять къ свднію его сообщеніе, какъ вполн достоврное.
Дожъ. Итакъ, не подлежитъ ни малйшему сомннію, что непріятельскій флотъ направляется къ Кипру. Марко Луччикосъ въ город?
1-й сенаторъ. Онъ во Флоренціи.
Дожъ. Напишите ему отъ насъ, чтобы онъ вернулся, какъ можно скоре.
1-й сенаторъ. А, вотъ идутъ Брабанціо и доблестный мавръ.
Входятъ Брабанціо, Отэлло, Яго, Родриго и другіе.
Дожъ. Доблестный Отэлло, мы намрены тотчасъ-же отправить васъ противъ общихъ враговъ, оттоманъ. (Къ Брабанціо). Я васъ не видлъ. Добро пожаловать, благородный синьоръ. Мы за эту ночь сильно ощущали недостатокъ въ вашихъ совтахъ и въ вашей помощи.
Брабанціо. А я ощущалъ сильный недостатокъ въ томъ и въ другомъ съ вашей стороны. Простите меня, свтлйшій дожъ, — но не долгъ сенатора, не государственныя дла подняли меня съ постели: до общественныхъ вопросовъ мн въ настоящую минуту нтъ ровно никакого дла. Личное мое горе такъ велико, оно до такой степени поглощаетъ все остальное, что заслоняетъ собою вс другія мои тревоги и заботы, нисколько при этомъ не утрачивая своей силы.
Дожъ. Въ чемъ-же дло?
Брабанціо. Дочь моя… О, моя дочь…
Сенаторъ. Умерла?
Брабанціо. Для меня — да. Она сбита съ пути, похищена изъ моего дома, развращена при помощи снадобій, купленныхъ у бродячихъ торговцевъ зельями, потому что, не будучи ни уродливой, ни слпою, ни лишенною разума, она безъ чаръ, безъ колдовства не могла-бы дойти до такого чудовищнаго извращенія всхъ чувствъ и понятій.
Дожъ. Кто-бы ни былъ тотъ, кто посредствомъ подобныхъ гнусныхъ средствъ обольстилъ вашу дочь, сдлавъ ее до неузнаваемости непохожею на себя, и отнялъ ее у васъ, онъ дастъ отвть передъ кровавою книгою закона,и вы сами прочтете ему жестокій приговоръ. Да будетъ такъ, хотя-бы виновнымъ оказался родной мой сынъ.
Брабанціо. Приношу вашей свтлости покорную свою благодарность. Виноватъ во всемъ вотъ этотъ мавръ, котораго, повидимому, вы, ради пользы государства, намрены теперь еще повысить.
Дожъ и сенаторы. Мы этимъ глубоко огорчены.
Дожъ. Отэлло, что скажете вы на это обвиненіе?
Брабанціо. Ничего, потому, что это — такъ.
Отэлло. Могущественные, степенные и высокочимые синьоры, добрые и глубокоуважаемые повелители мои. Да, я похитилъ дочь этого старца. Это такая-же правда, какъ то, что я повнчался съ нею. Вотъ въ чемъ заключается моя вина, она стоитъ передъ вами прямо, въ полномъ своемъ объем. Рчи мои не искусны, я не обладаю увлекательнымъ краснорчіемъ, развиваемымъ въ дни мира, такъ какъ мозгъ вотъ этихъ костей съ семилтняго возраста, за исключеніемъ послднихъ девяти мсяцевъ праздности, растрачивалъ свои лучшія силы на поляхъ битвъ. Я весь вкъ проживалъ въ походныхъ палаткахъ и, помимо войнъ и сраженій, мало съ чмъ знакомъ въ этомъ необъятномъ мір. Поэтому, защищаясь самъ, я едва-ли съумю, какъ слдуетъ, облить свое дло. Позвольте-же мн, испросивъ у васъ терпнія, разсказать вамъ, безъ всякихъ прикрасъ, всю повсть моей любви, и вы узнаете, — разъ меня обвиняютъ въ этомъ, — какими преступными чарами, какими гнусными зельями, какимъ колдовствомъ я добился любви его дочери.
Брабанціо. Она всегда была двушкою скромною, тихою и робкою до того, что краснла передъ самою собою отъ каждаго мало-мальски рзкаго движенія, и вдругъ она, на перекоръ природ, своему возрасту, своей стран, своему положенію, всему, всему, влюбилась въ человка, на котораго она до тхъ поръ не могла взглянуть безъ страха. Было-бы нелпо, немыслимо предполагать, будто полное совершенство способно такъ сильно сбиться съ пути, предначертаемаго законами самой природы. Содйствовать этому могъ только одинъ коварный адъ. Поэтому я свидтельствую снова, что воздйствовать на нее мавръ могъ только при помощи зловредныхъ зелій, дйствующихъ на кровь, или при помощи заклинаній и колдовства.
Дожъ. Голословное обвиненіе еще не доказательство. Подтвердите свои слова какими-нибудь доводами, могущими служить противъ него боле основательными, боле вскими уликами, чмъ мало вроятныя догадки и предположенія.
1-й сенаторъ. Говорите, Отэлло, правда-ли, что вы покорили сердце двушки, влили въ него отраву при помощи непозволительныхъ и насильственныхъ средствъ?.. Или вы прибгали только къ мольбамъ и убжденіямъ, ведущимъ къ сближенію двухъ человческихъ душъ?..
Отэлло. Убдительно прошу васъ послать за женой въ Арсеналъ, и пусть она при отц разскажетъ, какъ и чмъ заставилъ я ее полюбить меня. Если-же вы изъ ея словъ увидите, что я прибгалъ къ мрамъ преступнымъ, лишите меня не только своего доврія и того назначенія, котораго вы меня удостоили, но и велите казнить, какъ злодя.
Дожъ. Пригласить сюда Дездемону.
Отэлло. Поручикъ, проводите ихъ, такъ-какъ вамъ извстно, гд она находится (Яго и нсколько офицеровъ уходятъ). А пока она не придетъ, я откровенно, какъ передъ самимъ Богомъ, видящимъ насквозь мою гршную душу разскажу вамъ, какъ добился я ея любви и какъ самъ ее по любилъ.
Дожъ. Говорите, Отэлло.
Отэлло. Я пользовался расположеніемъ ея отца, и онъ часто приглашалъ меня къ себ. По его желанію я годъ за годъ разсказывалъ ему вс подробности моей жизни: пережитыя мною битвы, осады и случайности. Онъ узналъ мою жизнь отъ самаго ранняго моего дтства до той минуты, когда ему захотлось узнать мое прошлое. Понятно,что мн приходилось говорить о возбуждающихъ участіе опасностяхъ и бдствіяхъ, которымъ я подвергался и на мор, и на поляхъ битвъ, какъ я, находясь на волосъ отъ гибели, въ пролом стны спасся отъ неминуемо грозившей мн смерти, какъ я попался въ плнъ къ дерзкому врагу и проданъ былъ въ рабство, какъ я былъ выкупленъ и какъ затмъ принялся странствовать по свту. Я описывалъ виднныя мною громадныя пещеры, безплодныя пустыни, глубокія трясины, скалы и горы, своими вершинами касающіяся небесъ. Я водилъ слушателей за собою. Говорилъ я и о каннибалахъ, пожирающихъ другъ друга, объ антропофагахъ, у которыхъ голова совсмъ уходитъ въ плечи. Дездемона слушала мои разсказы съ сосредоточеннымъ вниманіемъ, и, когда домашнія дла вынуждали ее удаляться, она, распорядившись наскоро чмъ слдовало, возвращалась и жаднымъ ухомъ снова продолжала внимать моимъ рчамъ. Замтивъ это, я улучилъ удобный часъ и мн удалось вызвать изъ глубины ея души просьбу разсказать ей всю повсть моей жизни цликомъ, потому что она слышала ее только урывками и безъ всякой связи. Я согласился и часто вызывалъ на глаза ея слезы, когда приходилось говорить о бдствіяхъ, перенесенныхъ мною въ юности. Когда разсказъ мой былъ оконченъ, она за мой трудъ наградила меня цлымъ міромъ вздоховъ, она увряла, что все это странно, боле, чмъ странно, трогательно, даже изумительно трогательно, что лучше-бы ей совсмъ этого не слыхать, но что она всетаки желала-бы, чтобы небо и ее создало такимъ-же человкомъ. Она поблагодарила меня и просила, если у меня есть другъ, влюбленный въ нее, только научитъ разсказывать мою исторію, и тогда она, пожалуй, полюбитъ его. Понявъ намекъ, я заговорилъ прямо. Она полюбила меня за пережитыя опасности, а я ее за состраданія къ нимъ. Вотъ и вс чары, къ которымъ я прибгалъ. Но она идетъ сама, выслушайте ея показанія.
Входятъ Дездемона, Яго и другіе.
Дожъ. Мн кажется, что такой разсказъ одержалъ-бы побду даже и надъ моею дочерью. Уважаемый Брабанціо, дло сдлано, его не поправишь, такъ лучше съ нимъ помириться. Люди охотне прибгаютъ даже къ сломанному оружію, чмъ къ своимъ голымъ рукамъ.
Брабанціо. Прошу васъ, допросите ее. Если она сознается, что она поощряла мавра и первая намекнула на любовь, пусть вс бды обрушатся на мою голову, если я хоть слово скажу въ осужденіе этого человка. Подойди, милйшая синьора. Скажи, кому во всемъ этомъ почтенномъ собраніи обязана ты боле всего повиноваться?
Дездемона. Благородный отецъ мой, мн кажется, что у меня здсь дв обязанности. Вамъ я обязана жизнью и воспитаніемъ. Моя жизнь и воспитаніе учатъ меня васъ уважать. Вы мой повелитель, которому, какъ дочь, я обязана повиновеніемъ. Но вотъ мой мужъ. Нкогда моя мать, отдавъ вамъ предпочтеніе передъ своимъ отцомъ, исполнила свою обязанность относительно васъ, теперь позвольте и мн поступить такъ-же относительно Отэлло, моего законнаго повелителя и мужа.
Брабанціо. Богъ съ тобой!.. Я кончилъ. Теперь, если угодно вашей свтлости, перейдемъ къ государственнымъ дламъ. Много лучше, если-бы у меня былъ пріемышъ, а не родная дочь… Подойди, мавръ. Отъ всего сердца уступаю теб то, въ чемъ непремнно отказалъ бы теб отъ всей души, если-бы оно и такъ уже не было твоимъ (Дездемон). Благодаря теб, мое сокровище! Я радуюсь теперь, что у меня нтъ другой дочери, твой поступокъ научилъ-бы меня тиранить ее и держать ее на привязи… Я кончилъ, свтлйшій синьоръ.
Дожъ. Дайте мн занять ваше мсто и, какъ-бы говоря вашими устами, указать обоимъ влюбленнымъ, какъ войти снова въ милость къ негодующему отцу. Когда не остается никакихъ средствъ для спасенія, когда худшее, чего можно было ожидать, является неизбжнымъ, тоска, ране поддерживаемая надеждою, скоро проходитъ. Оплакивать старое, уже миновавшее несчастіе — самое врное средство накликать новое горе. Когда судьба отнимаетъ у насъ то, чего мы не въ силахъ удержать, терпніе научаетъ съ презрительною усмшкою относиться къ нанесенному ею удару. Если обворованный улыбается, онъ этою улыбкою отнимаетъ кое-что у вора, но если человкъ тратится на безконечную скорбь, онъ самъ обкрадываетъ себя.
Брабанціо. Если такъ, допустите турокъ отнять у насъ Кипръ, это не будетъ для насъ потерей, если мы еще способны будемъ улыбаться. Легко разсыпаться въ наставленіяхъ тому, кого ничто не тяготитъ, кром накопившагося запаса утшеній, отъ котораго ему пріятно освободиться, но каково тому, кто подъ гнетомъ страданія вынужденъ выслушивать наставленія, что ему для расплаты съ горемъ слдуетъ прибгнуть къ жалкому терпнію? Вс эти сладкія, какъ сахаръ, и горькія, какъ желчь, утшенія обоюдоостры и весьма двусмысленны. Слова всегда остаются только словами, я никогда не слыхивалъ, чтобы истерзанное сердце врачевалось при помощи ушей. Покорнйше прошу, прейдемте къ государственнымъ дламъ.
Дожъ. Сильно вооруженный турецкій флотъ направляется къ берегамъ Кипра. Вамъ, Отэлло, средства обороны этого острова лучше извстны, чмъ кому-либо другому, Хотя мы имемъ тамъ весьма способнаго намстника, но общественное мнніе, голосу котораго принадлежитъ ршающее значеніе въ дл выбора, возлагаетъ на васъ боле надеждъ, поэтому оно взываетъ къ вамъ о помощи. Какъ ни прискорбно, а вамъ придется оторваться отъ вашего новаго счастія и временно промнять его на грозныя бури суровой борьбы.
Огэлло. Почтенные синьоры, привычка — вторая природа, она-то научила меня находить, что жесткое походное ложе, ложе изъ камня и стали, мягче чмъ трижды взбитая пуховая постель. Сознаюсь, что всю природную живость, всю силу духа пробуждаетъ во мн только суровая жизнь воина, и я согласенъ предпринять войну противъ оттомановъ. Однако, покорно склоняя голову предъ волею правительства, я прошу васъ распорядиться должнымъ образомъ насчетъ положенія моей жены: доставить ей помщеніе, содержаніе, спокойствіе и прислугу, соотвтствующія ея происхожденію.
Дожъ. Не согласитесь-ли вы, чтобы она возвратилась къ отцу.
Брабанціо. Нтъ, я на это не согласенъ.
Отэлло. И я.
Дездемона. Я тоже, потому что, живя тамъ, я вчно буду у отца на глазахъ, а мое присутствіе станетъ раздражать его постоянно. Свтлйшій дожъ, выслушайте благосклоннымъ ухомъ то, что я желала-бы вамъ сказать и ободрите милостивымъ словомъ мою застнчивость.
Дожъ. Что вамъ угодно, Дездемона?
Дездемона. Своимъ откровеннымъ и смлымъ поступкомъ, я громче трубъ объявила міру, что люблю Отэлло, что хочу жить съ нимъ и вмст съ нимъ идти навстрчу всмъ бурямъ и превратностямъ судьбы. Мое сердце покорили подвиги моего мужа. Лицо его озарялось для меня сіяніемъ его высокихъ душевныхъ качествъ, его славы его доблестныхъ дяній, имъ-то отдала я и душу, и всю дальнйшую свою судьбу. Поэтому, благородные синьоры, если оставите меня здсь, какъ мирную бабочку міра, пока онъ будетъ воевать, вы отнимете у меня именно то, за что я его люблю, и мн придется пережить въ отсутствіе его, дорогого, слишкомъ тяжкій промежутокъ времени. Дозвольте мн послдовать за нимъ.
Отэлло. Согласитесь на ея просьбу, синьоры. Клянусь небесами, что просить васъ объ этомъ меня заставляетъ не ненасытная алчность сластолюбія, не юношескій пылъ, уже значительно во мн остывшій, не жажда личныхъ радостей, но только желаніе исполнить ея свободную волю. Да сохранитъ васъ Богъ отъ недоброй мысли, будто я, благодаря ея присутствію, хоть сколько-нибудь небрежне отнесусь къ важной и великой обязаности, возложенной вами на меня. Если когда-нибудь втренныя игры крылатаго купидона, окутавъ меня сладостной нгой, хоть на минуту притупятъ мои способности соображать и дйствовать, если я когда-нибудь, ради наслажденія, забуду свои обязанности или исполню ихъ нерадиво, пусть ключницы обратятъ мой шлемъ въ кастрюлю, пусть вс обиды, вс поруганія, соединившись вмст, обрушатся на мое честное имя и загрязнятъ его на вки!
Дожъ. Ршите между собой, хать ей или оставаться? Но дло спшное, оно кричитъ: ‘скоре!’ быстрота вашихъ дйствій должна соотвтствовать важности дла. Вамъ необходимо отплыть сегодня же въ ночь.
Дездемона. Въ эту же ночь, синьоръ?
Дожъ. Да, непремнно.
Отэлло. Я готовъ всею душею.
Дожъ (Сенаторамъ). Завтра въ девять часовъ утра мы снова соберемся здсь. Отэлло, оставьте здсь кого-нибудь изъ вашихъ офицеровъ, мы ему поручимъ доставить вамъ и полномочія, и все, что окажется необходимымъ.
Отэлло. Если ваша свтлость позволитъ, я оставлю здсъ своего поручика, человка безукоризненно честнаго и достойнаго всякого доврія. Ему я поручу проводить мою жену, а также доставить мн то, что вамъ угодно будетъ мн переслать.
Дожъ. Хорошо. Покойной ночи вамъ всмъ! (Къ Брабанціо). Ну, благородный синьоръ, если правда, что доблесть сіяетъ также ярко, какъ и красота, вашъ зять также лучезаренъ, на сколько темнолицъ.
1-й сенаторъ. Прощайте, храбрый мавръ. Берегите счастіе Дездемоны.
Брабанціо. Смотри за нею зорко, мавръ! наблюдай, не спуская глазъ. Она обманула отца, можетъ обмануть и тебя (Дожъ, сенаторы и офицеры уходятъ).
Отэлло. Жизнью поручусь за ея врность. Честный Яго, свою Дездемону я оставляю на твое попеченіе, пусть твоя жена прислуживаетъ ей, прошу тебя объ этомъ, а при первой возможности привези ихъ. Идемъ, Дездемона. Мн остается побыть съ тобою всего одинъ часъ досуга для любви. Да надо еще приготовиться. Приходится покоряться времени (Уходитъ съ Дездемоной).
Родриго. Яго!
Яго. Что скажешь, благородная душа?
Родриго. Какъ думаешь, что я намренъ сдлать?
Яго. Пойдти домой и лечь спать.
Родриго. Сію же минуту пойду и утоплюсь.
Яго. Если ты это сдлаешь, я перестану тебя любить, и къ чему это, глупый человкъ?
Родриго. Еще трудне жить, когда жизнь одно мученіе. Намъ прописано умереть, если смерть является нашимъ врачомъ.
Яго. Это подлая трусость. Я уже четырежды семь лтъ наблюдаю свтъ и съ тхъ поръ, какъ умю отличать обиду отъ благодянія, ни разу еще не встрчалъ человка, который умлъ бы какъ слдуетъ любить самого себя. Вотъ, я — скоре готовъ промнять свой человческій образъ на обезьяній, чмъ идти топиться изъ-за любви къ какой-нибудь цесарк.
Родриго. Что же длать? Мн самому стыдно признаваться, что я влюбленъ такъ сильно… Какъ быть, если для того, чтобы разлюбить, не хватаетъ такой добродтели, какъ мужество.
Яго. Что такое добродтель? — фига. Каждый можетъ поступать такъ или иначе. Наше тло — нашъ садъ, а наша воля въ немъ садовникъ. Захотимъ мы разводить въ немъ крапиву или сажать латукъ, сять иссопъ или тминъ, распложать въ немъ одинъ родъ травъ или придавать разнообразіе его растительности, сдлать его вслдствіе нашей нерадивости безплоднымъ, или увеличивать плодородіе его почвы усерднымъ удобреніемъ, это зависитъ отъ нашей воли, имющей полную возможность устраивать тамъ все по своему усмотрнію такъ же, какъ измнять все до неузнаваемости. Еслибы на всахъ жизни разсудокъ не служилъ противовсомъ чувственности, горячность нашей крови и низменность нашихъ инстинктовъ привели бы насъ къ самымъ прискорбнымъ послдствіямъ, вотъ для того, чтобы охлаждать наши бшенныя страсти, наши чувственные порывы, наши необузданныя желанія, намъ данъ разсудокъ. То, что вы называете любовью — не боле,какъ черенокъ или остовъ растенія.
Родриго. Неужели?
Яго. Она только горячка крови и потворство воли. Ну, полно! Будь мужчиной и не думай топиться. Топятъ однхъ кошекъ да ихъ слпой пометъ. Я не разъ заявлялъ, что я теб другъ, готовый оказывать всевозможныя услуги, и дйствительно привязанъ къ теб несокрушимо-прочными канатами. Никогда я не могъ быть на столько полезенъ теб, какъ теперь. Набей потуже кошелекъ деньгами и отправляйся на войну, а чтобы тебя не узнали, привяжи себ поддльную бороду, но главное — припаси побольше денегъ. Не можетъ быть, что любовь Дездемоны къ мавру просуществовала долго, — поэтому помни — припаси побольше денегъ, — и его любовь къ ней скоро остынетъ. Чмъ сильне былъ первый порывъ страсти, тмъ скоре наступитъ охлажденіе, и такъ, говорю, побольше денегъ. Мавры въ своихъ желаніяхъ непостоянны. Набей же потуже кошелекъ деньгами. Ему любовь кажется теперь слаще рожковъ, но скоро она покажется горьче колоцинты. Дездемона такъ еще молода, что тоже измнится скоро. Стоить ей только пресытиться его тломъ, какъ она тотчасъ же пойметъ, что ошиблась въ выбор. Измниться она должна неизбжно, поэтому — приготовь побольше денегъ. Если ты хочешь погубить свою душу, не топись, а сдлай это поумне… Добудь только денегъ и какъ можно больше. Если бренныя и скоро забываемыя увренія въ любви кочующаго мавра и изощренной въ лукавств венеціанки не пересилятъ смышленности Яго и всего адскаго кагала, будь увренъ, что ты вкусишь полное наслажденіе въ объятіяхъ этой женщины… но только побольше, побольше денегъ. Мысль утопиться — глупа. Ну ее къ чорту! Нечего о ней и думать. Если же непремнно хочешь умереть, умри посл, а не ране обладанія.
Родриго. А если я положусь на тебя, могу ли я надяться, что ты поможешь мн добиться желанной цли?
Яго. Можешь врить мн вполн. Ступай, запасись деньгами. Я говорилъ теб это не разъ и теперь повторяю снова. Я ненавижу мавра. Эта ненависть не даетъ мн дышать свободно, у меня для нея есть вполн основательныя причины, есть он и у тебя. Будемъ же дйствовать сообща, чтобы ему отмстить. Если ты съумешь приставить ему рога, ты мн доставишь удовольствіе, а себ наслажденіе. Утроба времени теперь чревата разными событіями, которыми она должна скоро разродиться. Ну, въ путь-дорогу. Ступай!.. да раздобудь какъ можно больше денегъ. Завтра мы поговоримъ объ этомъ еще. Прощай!
Родриго. Гд же мы завтра встртимся?
Яго. У меня на дому.
Родриго. Хорошо. Я приду рано.
Яго. Приходи. До свиданія… Только помни, Родриго…
Родриго. Что такое?
Яго. Не вздумай утопиться.
Родриго. Нтъ, я передумалъ. Я продамъ вс свои земли.
Яго. Прекрасно. Прощай! Чмъ больше будетъ у тебя денегъ, тмъ лучше (Родриго уходитъ). Вотъ такъ-то у меня всегда: кошелекъ дурака длается собственнымъ моимъ кошелькомъ. Было бы совершенно недостойно моихъ способностей, еслибы я стадъ терять время съ такимъ олухомъ, неизвлекая изъ него ни пользы, ни удовольствія. Я ненавижу мавра! По свту ходитъ молва, будто онъ подъ моимъ одяломъ исполнялъ мн одному принадлежащія обязанности. Не знаю, правда ли это, но изъ-за одного подозрнія я буду поступать такъ, какъ будто улики у меня на лицо. Онъ обо мн самаго лучшаго мннія, тмъ легче будетъ мн достигнуть цли. Кассіо мужчина подходящій. Посмотримъ теперь. Для того, чтобы добиться его должности и отомстить мавру, надо однимъ камнемъ нанести два удара… Но какъ и что — увидимъ дале. Не заставить ли черезъ нсколько времени Отэлло вообразить, будто Кассіо слишкомъ близокъ къ его жен? Наружность у Кассіо красивая, обращеніе изящное и вжливое, а все это поможетъ возбудить подозрніе: онъ какъ будто созданъ для соблазна женщинъ. Натура у мавра прямая, доврчивая, онъ готовъ считать людей честными по одному ихъ вншнему виду. Онъ позволитъ водить себя за носъ такъ же покорно, какъ оселъ. И такъ, зачатіе плана совершилось: при помощи ада и ночи, чудовищное исчадіе это явится на блый свтъ (Уходитъ).
Портовый приморскій городъ на Кипр.
Входятъ Монтано и двое горожанъ.
Монтано. Не видать-ли чего-нибудь на мор съ вершины мыса?
1-й горожанинъ. Волны вздымаются такъ высоко, что ровно ничего не видно. Какъ я ни смотрлъ, но между небомъ и открытымъ моремъ не могу разглядть ни одного паруса.
Монтано. Однако, втеръ громко ревлъ на суш, никогда еще отъ его порывовъ наши бойницы не дрожали такъ сильно. Если онъ и на мор бушевалъ съ такою-же яростью, какія дубовыя ребра кораблей выдержатъ напоръ обрушивающихся на нихъ тающихъ горъ! Что-то мы еще услышимъ?
2-й горожанинъ. Услышимъ, что турецкій флотъ разсянъ. Чтобы прійти къ такому заключенію, стоитъ только съ обдаваемаго пною берега взглянуть, какъ бушуютъ разъяренныя волны, он, кажется, стремятся покорить облака, Встряхиваемыми втромъ чудовищными гривами своими, он какъ будто стремятся залить сіяющіе огни Медвдицы и погасить стражей недвижимаго полюса. Никогда не видывалъ я такого бшеннаго разгула волнъ.
Монтано. Если турецкій флотъ не усплъ найти убжища въ какой-нибудь бухт, ему не сдобровать. Гд выдержать такую бурю? (Входитъ третій горожанинъ).
3-й горожанинъ. Радостныя всти, пріятели! Война окончена. Бшенная буря такъ оттузила турокъ, что положила конецъ всмъ ихъ намреніямъ. Одинъ прибывшій изъ Венеціи корабль видлъ крушеніе и гибель большей части непріятельскаго флота.
Монтано. Неужто? это правда?
3-й горожанинъ. Корабль только-что вошелъ въ гавань изъ Вероны. Микаэль Кассіо, лейтенантъ воинственнаго мавра, вышелъ на берегъ, самъ Отэлло, назначенный правителемъ Кипра и снабженный широкими полномочіями, еще въ мор.
Монтано. Я этому радъ, онъ будетъ достойнымъ правителемъ.
3-й горожанинъ. Хотя тотъ-же Кассіо и радуется истребленію турецкаго флота, онъ все-таки печаленъ и молится о спасеніи мавра. Свирпствовавшая буря разлучила ихъ корабли.
Монтано. Молюсь и я о его спасеніи. Я служилъ подъ его начальствомъ, полководецъ онъ настоящій. Пойдемте на пристань и посмотримъ на прибывшій корабль, а тамъ, гд небесная лазурь сливается съ лазурью моря, постараемся увидать, не плыветъ-ли сюда храбрый Отэлло.
3-й горожанинъ. Да, пойдемте. Каждую минуту можно ожидать новаго прибытія (Входитъ Кассіо).
Кассіо. Благодарю доблестныхъ обитателей этого воинственнаго острова, отдающихъ полную справедливость мавру. Да пошлетъ ему небо защиту противъ разсвирпвшей стихіи. Я потерялъ его изъ вида въ самую опасную минуту.
Монтано. Проченъ-ли его корабль?
Кассіо. Корабль новый, построенъ онъ изъ крпкаго лса, а кормчій славится и опытностью своею, и умніемъ, поэтому на него можно вполн положиться. Въ виду этого, хотя я и не обольщаюсь чрезмрною надеждой, но въ то-же время и не отчаиваюсь (За сценой крики: Парусъ! Парусъ! Входить четвертый горожанинъ).
Кассіо. Что тамъ за крики?
4-й горожанинъ. Городъ совсмъ опустлъ, вс жители столпились на морскомъ берегу и кричатъ, что виденъ парусъ.
Кассіо. Предчувствіе говоритъ мн, что это правитель (Пушечная пальба).
2-й горожанинъ. Корабль привтствуетъ пушечною пальбою, это означаетъ, что онъ дружественный.
Кассіо. Прошу васъ, синьоръ, справьтесь поврне, кто прибылъ? и скажите намъ.
2-й горожанинъ. Сейчасъ (Уходитъ).
Монтано. Скажите, лейтенантъ, правитель женатъ?
Кассіо. И какъ нельзя счастливе. Ему судьба послала такую двушку, которая, какъ-бы ни восхваляла ее молва, какъ-бы ни описывали ее увлекательныя перья, все-таки остается вн сравненія и не поддается описаніямъ, такъ богато надлена она всякими совершенствами (2-й горожанинъ возвращается). Кто-же пріхалъ?
2-й горожанинъ. Нкто Яго, поручикъ правителя.
Кассіо. Перездъ, значитъ, выдался ему самый счастливый и скорый. Даже сами бури, громадныя волны, ревущій втеръ, отмели и подводные камни, — эти предатели, на каждомъ шагу грозящіе бдою ни въ чемъ не виноватому килю, точно утратили свои сокрушительныя наклонности. Красота какъ будто и на нихъ повліяла своею прелестью, и они, неумолимые, не захотли препятствовать благополучному прізду сюда божественной Дездемоны.
Монтано. Кто это?
Кассіо. Та самая, о которой я говорилъ: — повелительница нашего великаго повелителя, въ сопровожденіи неустрашимаго Яго, сверхъ всякихъ ожиданій прибывавшая сюда посл семидневнаго плаванія. О, великій Юпитеръ, прими Отэлло подъ свою защиту и наполни его парусъ могучимъ своимъ дыханіемъ, дай ему осчастливить эту бухту прибытіемъ въ нее великолпнаго корабля, благополучно препроводи его, трепещущаго отъ любви, въ объятія Дездемоны, и дай ему, ожививъ новымъ пламенемъ нашъ упавшій духъ, успокоить весь островъ Кипръ… Но вотъ, смотрите! (Входятъ Дездемона, Эмилія, Яго и Родриго съ ихъ свитою). Сокровище, привезенное кораблемъ, ступило на берегъ! Обитатели Кипра, падайте предъ нею на колни! Привтъ мой теб, прелестная синьора! Пусть небесная благодать осняетъ тебя и сверху, и со всхъ сторонъ!
Дездемона. Благодарю васъ, доблестный Кассіо. Что можете вы сообщить мн о моемъ супруг?
Каcсіо. Онъ еще не прибылъ, и я о немъ ничего не знаю, кром того, что онъ до сихъ поръ былъ совершенно здоровъ и скоро прибудетъ сюда.
Дездемона. А все-таки я за него боюсь. Какъ васъ отбило отъ него?
Кассіо. Совмстными усиліями неба и моря… Однако, слышите? опять крики! (За сценой кричатъ: ‘Еще парусъ! Еще парусъ! Затмъ раздается пальба).
2-й горожанинъ. Пушечною пальбою привтствуютъ они крпость, значитъ, тоже дружественный корабль.
Кассіо. Освдомитесь, кто прибылъ (Одинъ изъ горожанъ уходитъ). Здравствуйте, почтеннйшій Яго, здравствуйте и вы, синьора Эмилія. Не выходите, Яго, изъ терпнія при вид моего слишкомъ вольнаго обращенія, меня воспитаніе научило такой смлой вжливости (Цлуетъ Эмилію).
Яго. Если-бы относительно васъ ея губы такъ-же щедры были на поцлуи, какъ относительно меня языкъ ея щедръ на слова, вамъ это скоро-бы надоло.
Дездемона. Напротивъ, она говоритъ очень мало.
Яго. Нтъ, синьора, черезъ-чуръ много! Я всегда замчаю это, когда мн хочется спать. Впрочемъ, долженъ сознаться, что при васъ, синьора, она больше держитъ языкъ за зубами и ворчитъ только мысленно.
Эмилія. Никогда я не подавала теб повода отзываться такъ.
Яго. Ну, ну! знаю я васъ,женщинъ! Вн дома вы картинки въ гостинной вы колокола, дикія кошки въ кухн, праведницы, когда оскорбляете другихъ, чертовки, когда заднутъ васъ, бездльницы въ домашнемъ обиход и клюшницы въ постели.
Дездемона. Какой ты клеветникъ!
Яго. Будь я туркомъ, если говорю неправду. Вс женщины встаютъ только, чтобы бездльничать, и ложатся въ постель, чтобы бодрствовать.
Эмилія. Не поручила-бы я теб сочинить мн похвальное слово.
