Отец Валентин Свенцицкий в России ХХI века, Чертков С. В., Год: 2018
Время на прочтение: 13 минут(ы)
———————
Публикуется по: http://www.kavkazgeoclub.ru/content/svencickiy-privlekaet-prorocheskim-darom-ch1. Беседа секретаря-координатора Кавказского геополитического клуба Яны Амелиной и Сергея Валентиновича Черткова, поэта, редактора Собрания сочинений и биографа В. П. Свенцицкого
———————
В начале XX века российская общественно-политическая и духовная жизнь обогатилась множеством разнообразных талантов. Чем привлёк Вас именно В. П. Свенцицкий?
Тем, чего не находил среди всей мишуры посеребрённого века, — пророческим даром. Ведь пророк — не только и не столько предсказатель будущего, но тот, по определению историка Г. П. Федотова, кто ‘слушает волю Божию о целом народе или о Церкви и требует действия’. Устами пророков к нам взывает глас Божий — назидает, стыдит и увещевает, открывая истину. Проповедь пророка есть мудрость — не интеллектуальный феномен (знание как таковое), а образ нравственного совершенства, согласование плотского с духовным, единство истины и блага, высшая правда. Вот такой алмаз я и нашёл: человека, который с дерзновенностью ветхозаветного пророка глаголет о должном устройстве человеческого общества, утверждает норму личной и общественной жизни, рисует икону бытия.
Свенцицкий обличает ложь — правдой, противопоставляя тому, что есть, — то, что должно быть. Он открывает, какою должна быть земная жизнь человека. Обращаясь к пастырям, интеллигенции, трудящимся, власть имущим, бизнесменам, солдатам, каждому показывает, как достойно действовать на своём месте и строить свою жизнь согласно с верой. Это и есть правда о земле — все человеческие отношения, включая экономику и политику, надо привести в соответствие с Божиими заповедями. Он неустанно напоминает о прямом пути ко благу и клеймит гибельные уклонения. Фактически это работа совести. Так оно и должно быть, ибо истинный пророк — совесть народа.
Каково, на Ваш взгляд, влияние идей Свенцицкого на современников и потомков?
Оно весьма велико, но редко связывается с его именем. Неоспорим приоритет Свенцицкого в решении вопроса о допустимости насилия как ограничения злой воли, хотя его идея ‘насильственного ослабления зла как подлинного служения свободе’ стала популярной после И. А. Ильина. Именно Свенцицкий первым раскрыл христианское учение о свободе как важнейшей сущности духовного мира, всесторонне охарактеризовал и представил творчество как её феномен, впоследствии Н. А. Бердяев сделал себе имя в мировой философии, повторяя идеи своего тогдашнего идейного противника, то же произошло с осмыслением мирового исторического процесса. Поистине грандиозная христианская философия (не абстрактно ‘религиозная’) заключена в выдвинутом и обоснованном Свенцицком тезисе ‘Весь мир есть становящаяся Церковь’ — плоть от плоти святоотеческого учения, но и творчество в области догматики. Его тут же подхватил Бердяев, а затем активно использовали отец Сергий Булгаков, Л. П. Карсавин, евразийцы…
Представляю, как вознегодуют поклонники Бердяева…
Увы, что было ясно современникам, нынешним исследователям недоступно и даже воспринимается как ‘трамвайное хамство’ — неуважение к ‘отцам русской философии’, до такой степени, например, были возмущены доктора наук А. И. Резниченко и Е. В. Иванова, выступавшие в прениях по докладу об эпигонах Свенцицкого на семинаре ‘Русская философия’ в Доме Лосева. И это несмотря на обоснование хронологией, фактами личных взаимоотношений и десятками почти буквально совпадающих цитат. Но против очевидного не попрёшь, и сейчас установленное влияние и заимствования зафиксированы в энциклопедических изданиях.
Многие чаяния Свенцицкого, изложенные в программе созданного им и философом В. Ф. Эрном Христианского братства борьбы, осуществил Поместный Собор 1917-1918 гг. Да и сам он явился следствием усилий в том числе Свенцицкого со товарищи, одними из первых открыто призвавших к его созыву и ратовавших за восстановление соборности и патриаршества в Православной Российской Церкви. Сформулировали они и обязательные условия проведения истинного Собора: 1) предварительное бесцензурное обсуждение насущных вопросов, 2) участие в выборах всех верующих и представительство епископов, монашествующих, клириков и мирян с правом решающего голоса, 3) открытость заседаний и публикация их стенограмм, 4) надлежащая продолжительность для всестороннего рассмотрения вопросов и разбора постановлений, 5) принятие соборными комиссиями заявлений всех желающих. Очевидно, что все последующие по внешности сходные церковные мероприятия Соборами не являлись, это были не более чем съезды, и выразителями соборного сознания их считать нельзя.
Как заметил В. И. Кейдан, Христианское братство борьбы впервые попыталось вывести социально-экономическую доктрину из догматики православия. А спустя почти век появились ‘Основы социальной концепции Русской Православной Церкви’, содержащие около полусотни текстуальных и идейных параллелей с работами Свенцицкого. Чётко в русле его требований, ровно 7 лет назад патриарх Кирилл призвал для улучшения социальной обстановки организовывать институты гражданского общества, способные защитить интересы людей, и выразил надежду, что православное сообщество будет активно помогать народу отстаивать свои права (конечно, это осталось лишь словесами, но живучесть идей ХББ налицо), а в день векового юбилея открытия Священного Собора почти буквально повторил речи Свенцицкого о подчинённой государством и принуждённой молчать Церкви, об отсутствии её голоса в критический момент истории.
И главное: тысячи людей под влиянием ‘Диалогов’ нашли дорогу к храму, десяткам тысяч отец Валентин пособил в понимании сущности Церкви. В советское время это была одна из самых востребованных вещей в самиздате, по блогам и форумам видно, как она сейчас воздействует на души и помогает отстаивать свою веру от нападок воинствующих атеистов. Но надо знать, что в ‘Диалогах’ нет ни одной идеи, которая не была бы ранее детально проработана Свенцицким, просто здесь они обобщены, сконцентрированы и поданы в более доступной форме.
Насколько современны работы Свенцицкого? Быть может, волновавшие тогда людей вопросы уже неактуальны?
Как из ленты новостей, выберу только самые ‘горячие’.
‘По всей России началась забастовка. Народ требует свободы. Требует, чтобы чиновники не творили самоуправств, чтобы не расхищали казны, чтобы давали отчёт народу в истраченных деньгах… Забастовка одна может принудить чиновников уступить’. Куда как актуально написанное Свенцицким 112 лет назад! Да ведь сущностно всё осталось неизменно: определение Карамзина ‘крадут’ — вековечное для жизни российской. Что же делать? ‘Обуздывать социальную и экономическую похоть самодовольной буржуазии и бесчинных чиновников’, — отвечает Свенцицкий и указывает крайнее средство борьбы за справедливый строй: ‘Политическая забастовка — отказ выполнять служебные или иные необходимые для государства работы с целью принудить правительство к реформам или выразить протест против его возмутительного распоряжения’. Поэтому, чтобы хоть что-то изменить, пусть даже когда-нибудь, надо присоединиться 18 марта к здравомыслящей части народа.
Свенцицкий напоминает, что требовать социальной справедливости — не только гражданский, но и религиозный долг. Нельзя равнодушно относиться к подчинению интересов многомиллионного народа похотям нескольких тысяч крупных капиталистов, обворовавших страну и транжирящих доходы по заграницам. А потому и Церковь ‘должна обличить весь позор существующего порядка, восстать против безобразного простора для всевозможных злоупотреблений’.
Прямота исповедания веры, соответствие с ней повседневной жизни — не то ли, в чём сейчас остро нуждается любая религия?
Именно так. В чём причина явного бессилия церковной миссии? Да в том, объясняет Свенцицкий, что их две: ‘Первая — проповедь словами. Другая — проповедь духовенства делами, причём настолько сильными, что первая миссия остаётся в очень значительном минусе’. Вместо того, чтобы руководить жизнью — не боясь никаких гонений, возвышать свой голос там, где земные требования явно противоречат Божиим, подавать пример смелой и открытой борьбы против всего, что зиждется не на христианских началах, ‘Русская Церковь уже давно живёт в полном мире и согласии со светскою властью. В стране совершались великие перемены, и Церковь всякий раз, по странному совпадению единовременно с ней, убеждалась в несостоятельности старого порядка’ (только в ХХ веке так было четырежды). А ведь святитель Василий Великий называет людей, угождающих всякой преобладающей власти, волками хищными, которые являются во одеждах овчих…
Щёлкаем дальше актуальные слайды. Ныне в Российской Федерации узаконены 3/4 пунктов политической и экономической программы ХББ. Продолжается борьба за учреждение независимого гласного суда, равного для всех, амнистию пострадавших за политические и религиозные убеждения, выборы в парламент с прямой подачей голосов (за кандидата, а не за партию), преобразование налоговой системы (установление прогрессивного обложения и развития прямых налогов за счёт косвенных), земельную реформу.
Вспоминаются гениальные строки А. Н. Башлачёва:
Я хочу дожить, хочу увидеть время,
Когда эти песни станут не нужны.
Да где там, всё темно…
А вот вековой давности иллюстрация к вашему недавнему материалу о татуировках: ‘Культура завершила круг своего развития и снова вернулась к милым папуасам. Только и не хватает колец в ноздри, а всё остальное точно как у них’. После глобального распространения пирсинга можно констатировать, что круг замкнулся полностью.
Поражают объёмы сделанного Свенцицким, причём на каждом его поприще. Сколько написано! Сколько изъезжено! Где он брал силы для всего этого, в чём их черпал?
Не в чём, а в Ком… По собственному опыту Свенцицкий свидетельствовал: ‘Силы возьмутся из неиссякаемого источника жизни — Христа, через Его добровольное страдание, искупившее мир’. Истинно верующий и любящий Бога обретает способность творить чудеса, становясь Его живым храмом и восходя от силы в силу. Только надо всею душою этого хотеть и непрестанно просить, как герой романа-исповеди Свенцицкого: ‘Тебе, Господи, служить хочу… Дай мне веру, дай мне силы… Спаси меня. Призови меня к покаянию, научи Добру. Возьми меня к Себе, не оставляй меня. Больше не в силах я быть один…’
Чем руководствовался Свенцицкий, принимая сан в 1917 году, когда всё рушилось и нестойкие бежали из Церкви?
И снова Башлачёв: ‘Быть, не быть… В чём вопрос, если быть не могло по-другому!’ Просто до свержения самодержавия и освобождения Церкви от его порабощающей опеки рукоположение не могло состояться. А главное — надо было дозреть: очистить душу, отринуть соблазны и побороть пагубные страсти, приобрести необходимый духовный опыт, перед тем как поднять столь тяжкий крест.
Биографии многих религиозных деятелей связаны с Казанью — там они родились, учились, служили, как, например, преподобный Варсонофий Оптинский, богослов В. И. Несмелов, сонм новомучеников и исповедников. Удивительная концентрация духовных талантов в одном месте…
Ну ещё бы — один из крупнейших городов России, университет и духовная академия. А рядышком втрое меньший Симбирск, где выросли два будущих правителя государства российского… Божий промысел, далеко не всегда нам доступный. Апостол Павел говорит, что пути Господни неисследимы, то есть способы Его домостроительства не могут даже быть исследуемы, как поясняет Феофилакт Болгарский.
Встреча в 1923 году в Таджикистане двух Валентинов — Свенцицкого и Войно-Ясенецкого, будущего святителя Луки Крымского, — тоже ведь не случайность?
Случай — то, что Бог случил (соединил в одно, свёл, сблизил). Для нас — не чаяно, а свыше — промыслительно. Два таких могучих тёзки должны были сойтись. Тем паче, владыка потом возвёл полнокровный монастырь в миру — живой пример действенности одной из важнейших идей собрата во Христе об устроении внутренней крепости. Кстати, в 1919 и 1922 годах сошлись пути Свенцицкого и ещё одного великого христианина — художника М. В. Нестерова.
Достаточно ли православные знают Свенцицкого как религиозного деятеля, как богослова и как прозаика?
Положение двойственное. Читательский интерес огромен: совокупный тираж одних ‘Диалогов’ превышает 200 тысяч экземпляров, вышли переводы на английский, немецкий, сербский языки, издание шрифтом Брайля, две аудиокниги, переиздания следуют каждый год, хотя текст представлен на десятках сайтов и ежедневно скачивается сотни раз. Но нет ни единой работы по осмыслению ярчайшего апологетического труда ХХ века!
Более того, имя Свенцицкого отсутствует в учебных курсах по современному богословию, его игнорирует ‘Православная энциклопедия’ при обзоре суждений российских мыслителей о каком-либо концепте (вера, добро, красота, личность, любовь), не упоминаются ни учение о свободе, ни оригинальный христианский персонализм, ни вклад в философию истории и теорию познания. В учебных пособиях и монографиях по новейшей истории Церкви рассматриваются и кощунства Розанова, и болтанка Бердяева, и ересь Булгакова, и модернизм Флоренского, но для чисто христианских идей Свенцицкого места не находится. Преподаватели Московской духовной академии и Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета неоднократно противодействовали попыткам студентов посвятить диплом религиозно-общественной деятельности Свенцицкого. Увы, православное научное сообщество демонстрирует фигуру умолчания — кукиш нынешнему и грядущим поколениям.
И ничего нет удивительного: все знают, по словам Н. А. Некрасова, ‘невозможность служить добру, не жертвуя собой’, но кто-то же должен ‘рабам земли напомнить о Христе’. Свенцицкий требует от христиан осознать высоту своего призвания и соответствовать ей, даже до мученичества. А это страшно, потому и раздаются визги: ‘Как он смеет! Это экстремизм!!’ Тогда логично объявить экстремистским и Евангелие, поскольку ‘это сплошное пламенное обличение всех наших высших и низших властей, всех угнетателей и поработителей народа’. Только нельзя забывать, что всё сказанное пророком о каре небесной за отступление от Божиих заповедей и предательство Христа — сбылось…
Удручает, что с нелёгкой руки С. И. Фуделя постоянно извращается самая популярная формула Свенцицкого, целиком применимая к вышесказанному. Вот его подлинные слова: ‘Тяжкие грехи отдельных представителей Церкви, хотя бы из состава иерархии, — это не грехи Церкви, а грехи их перед Церковью. И поскольку они в грехе, постольку сами разъединены с Церковью’.
А почему творческому наследию Свенцицкого до сих пор не уделяют должное внимание светские интеллектуалы? Чем объяснить отсутствие интереса к его личности со стороны современных историков, писателей, журналистов?
‘Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе!’ Ну а как иначе? Кому охота слушать правду о себе? Дико раздражают душу прямые обвинения в содеянных грехах и призывы к жертвенной любви, да и стыд потихоньку начинает мучить. Комфортнее заглушить голос совести и суд её предать забвению. Вот за это и остался дом наш пуст…
Дух от нации отлетел, оскудели творческие и нравственные способности народа, отсюда и ужасающий провал, очевидный во всех областях русской культуры. ‘Разруха! Великая разруха… Ведь надо правду говорить, ни себя, ни других не обманывая: всюду упадок, всё по швам трещит. И утишаться решительно нечем’, — подводил итог Свенцицкий в преддверии излома 1917 года. А ныне не только нет новых идей в искусстве и общественной жизни, но и вообще потребности в чём-то новом, в каких-либо переменах. Но не меняется лишь мёртвое…
Как и всё в бренном мире, нации рождаются и умирают. Мы исчерпали свой ресурс, и это фатально. К такому выводу пришёл даже безмерно любивший Россию А. И. Солженицын. Но лишённое животворящего Духа тело народное может умирать ещё пару веков, а значит, дальше всё по А. Камю: не взирая ни на что, Сизиф должен двигать свой камень… И никакого пессимизма, только мужественный реализм. В сердцах наших должен запечатлеться призыв Свенцицкого: ‘Пусть всякий открыто протестует против неправды, не дожидаясь, чтобы с ним согласилось большинство, не боясь последствий для своего благополучия и не смущаясь мыслью, будет от такого заявления какой-нибудь практический результат или оно останется гласом вопиющего в пустыне’. Вот руководство к действию и рецепт исцеления общего недуга!
Конечно, Пушкин прав: ‘Мы ленивы и нелюбопытны’. Всё не вошедшее в обиход в 1990-х годах сейчас из-за духовного упадка и инерции мышления почти не вызывает интереса и даже не воспринимается как существующее. Но Свенцицкий всегда будет крайне неудобен и неугоден, потому что невместим в прокрустово ложе любой идеологии. Представителей двух полюсов нашего общества аж колбасит (‘пурист, прости: не знаю, как перевести’) от речей пророка: гуманистов — от утверждения ‘Верующие и атеисты только по внешности одинаковы, на самом деле это разные существа’ и императива ‘Вся жизнь должна сосредоточиться вокруг Церкви, а несовместимое с ней отпасть вовсе’, а православных — от проповеди абсолютной свободы, развенчания самодержавия, нещадного бичевания грехов церковных и светских властей. Те и другие неспособны постичь диалектическое единство, свойственное цельной личности Свенцицкого и всему христианству. Зато всем удобна схема: ‘мятущийся интеллигент оставил мудрствование и отрёкся от всего написанного за 15 лет’, был чёрненьким, стал беленьким (или наоборот), не имеющая ничего общего с действительностью.
Впрочем, здесь дно уже пройдено: творческое наследие отца Валентина полностью опубликовано, основные тексты доступны в интернете, появились статьи в светских словарях и диссертации, рассматривающие его художественные произведения, а недавно он стал персонажем романа Е. В. Семёновой ‘Претерпевшие до конца’.
Многие публицистические, журналистские работы Свенцицкого, дословные совпадения с происходящим сейчас поражают иногда просто до дрожи. Тем не менее, его труды не изучают в профильных вузах. Слишком сложен? Слишком искренен? Слишком живой? Вопрос только в отсутствии информации или в чём-то большем?
Любой посланник Божий предельно требователен. Свенцицкий слышать равнодушно не мог, как, защищая ‘маленьких’ людей, говорят: ‘Ведь они не герои — нельзя же с них требовать подвига’. Считал это мнение унижающим человеческое достоинство и глубоко кощунственным, поскольку сын Божий больше героя.
Свенцицкого нельзя просто читать и изучать, его назиданиям надо благодарно следовать или с негодованием отторгнуть. Тут что-нибудь из двух одно: либо раскаяться и начать меняться, либо пропустить мимо сердца и вытеснить из сознания. Люди не любят, когда их побуждают к внутреннему переустройству личной жизни, вот и стараются не замечать, а то и опорочить пророчество, во всяком случае — стереть из памяти.
Будучи знатоком человеческой психологии, Свенцицкий подробно описал этот механизм отторжения, назвав его ‘инстинктом самосохранения зла’. Мы боимся совести своей, ибо ‘голос совести всегда требует исправления личной жизни, а оно сопряжено с нравственными усилиями, с борьбой, с жертвами, часто с подвигом’. Поэтому пробуждающего её, ведущего речь о добре надо обязательно обезвредить, проще всего — окатить грязью, ведь если он мерзавец, то уже не страшен для моих подлостей. Вот и выискиваем старательно что-нибудь унизительное и, когда наконец убедим себя, что он ‘на самом деле’ такой же, как все, что за хорошими словами и даже делами скрыта пакость, успокаиваемся, довольные: теперь бояться нечего и в себе менять ничего не надо.
Любимый Свенцицким поэт предупреждал, что не будет пощады
Тому, чей благородный гений
Стал обличителем толпы,
Её страстей и заблуждений.
Что следовало бы сделать для популяризации наследия Свенцицкого в первую очередь?
Чтобы изменить мир, надо изменить сознание людей. И тут способна помочь одна правдивая телевизионная передача. Увы, при нынешнем режиме она невозможна — свора записных экспертов сразу учует пропаганду ‘радикальных идей’ и ‘призывы к ниспровержению существующего строя’ (ст. 129-6 Уголовного уложения Российской империи, ст. 58-13 УК РСФСР, сейчас ст. 280). Замдекана философского факультета МГУ А. П. Козырев доложит, что ХББ ‘выступало за революционный террор с целью осуществления христианских ценностей’ и ныне опять ‘представители либеральной интеллигенции видят в свете Майдана торжество правды Христовой’ (слог-то какой изумительный: поди разбери, что нагородил, но пугающе), завкафедрой в ПСТГУ П. Ю. Малков возопит, что это ‘апология антигосударственнически-революционных, центробежно-антироссийских, подрывнических позиций, направленных на расшатывание Церкви и Государства’ (замечательное владение русским языком!), И. В. Воронцова из того же ПСТГУ удостоверит, что ХББ ‘лояльно относилось к террору, вело речь о подмене нравственно-этической православной традиции’ и в целом это ‘ярко выраженное общественное явление деструктивного характера’…
Слепые поводыри слепых! Ведь в этом надсадном лае нет ни одного слова правды. Не хватит листа для всех цитат из Свенцицкого о святости заповеди ‘Не убий’, но достаточно и нескольких: ‘Всякое убийство — грех. Христианство не может оправдать убийства, с чьей бы стороны оно ни совершалось. Из христианской программы должно быть раз и навсегда исключено вооружённое восстание’.
Какова основная мысль, которую нам стоило бы услышать и воспринять от отца Валентина?
Первая по порядку, но не по значению. Провидя трагедии ХХ века, Свенцицкий предупреждал: обезуметь может не только индивидуум, но и целая правительственная организация, и тогда сплочённая сила (например, Церковь) обязана усмирить умоисступлённого. Теперь ясно, насколько он был прав, утверждая благо насильственного ослабления зла, но ни в коем случае не насильственного увеличения добра.
Смысл нашего бытия в преображении космоса и вечной жизни всех воссоединившихся с Творцом, а потому проповедник Христовой правды выдвинул задачу новой религиозной эпохи — всё спасительное, что открывалось в созерцании индивидуально, принести в мир и преобразить его животворящей религиозной силой. Заботиться только о собственной душе недостойно христианина — вот главная мысль Свенцицкого. Перестать чувствовать боль ближнего — для него больше, чем смерть.
‘Самое важное в жизни людей — то, что их соединяет’. Есть вещь, роднящая все традиционные религии, — вера в загробную жизнь. Чувство бессмертия души способно сплотить представителей разных вероисповеданий в противостоянии нарастающему давлению падшего мира. Будучи поставленной во главу угла, эта вера как великая объединяющая сила поможет создать общую крепость и положить предел разложению человечества. Ведь отвержение факта бессмертия души лишает личность абсолютной ценности, то есть делает её ущербной. ‘Радость — самое основное, самое неизменное наше чувство’, а атеисты во всех действиях остаются подавленными комплексом неполноценности.
Главное же свершение Свенцицкого в том, что он обличил и заклеймил ужасную духовную пагубу — ‘торжествующую ересь’, заразившую все религии и правящую бал в душах миллиардов людей. От её адептов требуется лишь внешне выполнять обряды, а саму жизнь дозволительно отдать чему угодно: можно лгать и воровать, блудить и чревоугодничать, оскорблять и издеваться, убивать по приказу и без, быть ростовщиком, сутенёром, олигархом, семейным или государственным тираном — и всё же оставаться истинно верующим. Дескать, пусть религия твердит о несбыточных идеалах, но дела житейские — вещь для неё неприкосновенная. Это удобное убеждение подавляющего большинства Свенцицкий определил как единственный догмат торжествующей ереси: ‘Можно верить в одно и жить по-другому’.
Нет, нельзя! Не устоит разделившееся само в себе царство. Если изолировать одну камеру сердца, оно перестанет биться, и рассечённое на части — станет мёртвым. Невозможно служить двум господам, на самом-то деле: как ты живёшь, так подлинно и веруешь. И если живёшь по-скотски, по законам золотого тельца, значит, и кумир твой — отродье врага рода человеческого. А ты — послушный раб его.
Разрыв религии и жизни убийственен для обеих — это основная идея всего творчества Свенцицкого, стремиться к их слиянию — первейший его завет.
Чему отец Валентин учит нас, в том числе примером своей яркой, настоящей, пламенной жизни?
‘Пред Богом смирись — пред злом будь непоколебим. Себя не утверждай, но во имя добра будь пламенен и дерзновенен’. Нет большего геройства, как смирение, но наше право и обязанность — бороться с нечистью. Такова осознанная отцом Валентином диалектика христианства.
Всю его жизнь, с первого крика до последнего вздоха, можно описать двумя словами — борьба и смирение, а определяли её русло — вера в беспредельную мощь Церкви и любовь к Богу и людям как образу Его. Каждый человек способен на всё: и монах может стать убийцей, как в ‘Андрее Рублёве’ Тарковского, и падший человек станет праведным, если всем сердцем возненавидит грех, принесёт искреннее покаяние и объявит беспощадную войну порабощающим страстям: ‘Жизнь всегда можно начать сначала. И нет такого грешника, которого бы не простил Господь’.
Пример отца Валентина учит мужеству и стойкости в преображении падшего естества — и своей души, и мироздания. Он учит, что можно и должно побеждать любимые грехи, не кланяться идолу и гению императора, при любом режиме исповедовать истинную веру и под любыми угрозами обличать государственные и церковные преступления. То есть вопреки всему оставаться человеком — сыном Божиим.
И да поможет нам возвещённая пророком истина: ‘Всё величие, всё счастье человека заключается в том, чтобы найти своё маленькое место у подножия престола Господня!’
Какие работы Свенцицкого советуете прочитать тем, кто впервые открывает для себя его талант?
Каждому — ‘Второе распятие Христа’. Почитателям добротной малой прозы — рассказы, особенно написанные от женского лица ‘Ольга Николаевна’ и ‘Любовь’, исследователям психологических глубин — роман-исповедь ‘Антихрист’, любителям мудрости — ‘Религиозный смысл Бранда Ибсена’ и ‘Террор и бессмертие’, взыскующим Града — одноимённое произведение и, разумеется, ‘Диалоги’, стремящимся изменить себя и страну — ‘Письма ко всем’ (самая пронзительная его вещь), ратующим за достойное обустройство Церкви — ‘О церковной реформе’ и ‘К епископам’, политически активным христианам нужна ‘Правда о земле’, ищущим модель поведения в секулярном обществе — ‘Монастырь в миру’, страждущим совершенства — ‘Тайное поучение’ (пошаговое руководство по овладению навыками Иисусовой молитвы). Все эти вещи доступны не только в бумажном виде, но и на еженедельно пополняющейся полочке в библиотеке ‘Классика’ (http://az.lib.ru/s/swencickij_w_p/).
А для немалого числа оценивших таланты Свенцицкого — новинка: сборник ‘Нашедшие град’. Это повествование в письмах и документах о дружбе и предательстве, о тяге к единству и томительном одиночестве, о силе слова и соблазнах плоти, о стремлении к чистоте и нравственных падениях, о жертвенности и мести, о неизменном в живых сердцах требовании перемен и противостоянии коснеющему в пороках государственному строю, о познании предела, за которым недостойно смиряться и пора оказать сопротивленье. Прежде всего книга нужна двадцатилетним сверстникам её героев.
Спаси Господи за замечательное интервью, которое, уверена, многих побудит обратиться к наследию Валентина Свенцицкого!..