От Сан-Франциско до Гонконга, Верещагин Василий Васильевич, Год: 1886

Время на прочтение: 54 минут(ы)

Отъ Санъ-Франциско до Гонконга.

(Путевые наброски).

I.

Американскіе города и американская жизнь вообще хотя, конечно, я представляетъ для туриста извстный интересъ, но въ сравненіи съ другими странами интересъ этотъ довольно ограниченъ. Дйствительно, во всякомъ путешествіи туристомъ руководятъ дв главныхъ цли: изученіе природы страны и ознакомленіе съ жизнью ея обитателей, между тмъ, путешествіе по Соединеннымъ Штатамъ этимъ цлямъ удовлетворяетъ не вполн. Природа, во многихъ мстахъ и красивая, и грандіозная, кажется блдной въ сравненіи съ роскошью странъ тропическихъ, жизнь же американцевъ не представляетъ для европейскаго туриста выдающагося интереса уже по одному тому, что она есть ничто иное, какъ боле или мене близкая копія жизни любаго изъ цивилизованныхъ народовъ Европы. Въ ней нтъ своеобразности и типичности жизни народовъ еще не цивилизованныхъ или стоящихъ на той переходной ступени отъ древнйшихъ цивилизацій къ современнымъ, на которой находятся въ настоящее время хотя бы многія страны близкаго и дальняго Востока. Затмъ, кром интереса, представляемаго современною культурой, въ жизни каждаго народа есть еще другая сторона, не мене, если не боле важная и любопытная,— это его прошлое, весь ходъ его историческаго развитія, о которомъ могутъ свидтельствовать историческіе памятники или разнообразныя произведенія искусствъ. Этого-то послдняго условія интереса, которому такъ блистательно отвчаетъ весь Востокъ, не говоря уже про Европу, въ Америк вовсе не существуетъ. Молодой еще народъ не усплъ себ создать исторіи, не прошелъ, да и не пройдетъ въ своей исторической жизни черезъ т ступени, черезъ которыя прошли народы Стараго Свта и которыя оставили на всемъ старомъ континент столько блестящихъ слдовъ.
Весь августъ мсяцъ 1884 года мн пришлось провести въ Санъ-Франциско, столиц Калифорніи и всего дальняго Запада. Пріхалъ я туда на третій мсяцъ моего пребыванія въ Штатахъ, будучи уже знакомъ съ жизнью большихъ американскихъ центровъ и зная, что и здсь я найду лишь повтореніе того, что уже видлъ. Поэтому я и не разсчитывалъ остановиться тамъ такъ долго, но два обстоятельства измнили мои планы. Во-первыхъ, мое пребываніе въ город совпало съ послдними мсяцами передъ выборами новаго президента, а въ такомъ большомъ центр это время представляетъ интересъ, выходящій изъ ряда обыкновеннаго. Борьба двухъ партій, республиканской и демократической, бурные митинги, горячія статьи, необычное оживленіе, наконецъ, процессіи, устраиваемыя обими партіями, щеголяющими другъ передъ другомъ числомъ участвующихъ и роскошью организаціи,— все придавало городу какой-то праздничный, необыденный видъ. Вторымъ обстоятельствомъ, задержавшимъ меня въ Санъ-Франциско, была случайная встрча съ нсколькими соотечественниками, хотя послднее названіе врядъ ли къ нимъ можетъ быть примнено. За нсколько лтъ безвызднаго пребыванія въ Америк русскаго во всхъ нихъ осталось очень мало, измнились интересы, перемнилась и вншность: манеры, одежда, движенія и рчь,— во всемъ они стали почти неотличимы отъ природнаго американца.
Великая республика тмъ и удивительна, что на ея свободной почв чужеземныя растенія прививаются съ изумительною быстротой. Американцы, какъ извстно, составляютъ аггломерацію всевозможныхъ расъ и народовъ, изъ которыхъ главный элементъ состоитъ изъ расы англосаксонской. За ней слдуютъ представители всхъ другихъ европейцевъ, эмиграція которыхъ прямо пропорціональна числу благопріятныхъ соціальныхъ и другихъ условій народнаго благосостоянія ихъ родины {При этомъ земельный вопросъ въ Ирландіи и милитаризмъ Германіи снабжаютъ и до сихъ поръ Соединенные Штаты главнымъ контингентомъ переселенцевъ. Изъ Россіи эмиграція достигла наибольшихъ размровъ — 15,800 человкъ въ 1882 г., наименьшихъ въ 1847 г. (первый годъ веденія статистическихъ таблицъ): всего 10 человкъ.}.
Вс эти разноплеменники, по прошествіи нсколькихъ лтъ посл переселенія, длаются неузнаваемыми. Они до того входятъ плотью и кровью въ американскій строй жизни, проникаются общими цлями и идеями, общею національною гордостью, что окончательно забываютъ родину, нердко даже обижаясь при обращеніи къ нимъ съ рчью на ихъ родномъ язык. Изъ нихъ, однимъ словомъ, длаются настоящіе янки, со всми тми особенностями, которыя присущи типу свободнаго американскаго гражданина.
Такой же ассимиляціи подверглись и вс т русскіе, съ которыми я встртился въ Санъ-Франциско. Познакомился я съ ними совершенно случайно. На одномъ изъ демократическихъ митинговъ, обратившись за какимъ-то свдніемъ къ сосду, я, къ удивленію своему, узналъ въ немъ русскаго, нкоего Д., москвича по происхожденію, черезъ него впослдствіи я сошелся съ остальными. Судьба Д. не лишена оригинальности, такіе типы съ такимъ разнообразнымъ прошлымъ можно встртить лишь въ Америк, и то преимущественно въ одномъ мст, на дальнемъ Запад.
Какія причины вынудили его бросить родину и бжать въ Америку, я ни отъ кого добиться не могъ и имю только нкоторыя свднія о его жизни съ момента его прибытія въ Нью-оркъ. Прибылъ онъ туда двадцати лтъ, не говоря почти ни слова по-англійски и имя лишь нсколько шиллинговъ въ карман. Прямо съ парохода онъ вмст съ остальными эмигрантами отправился въ Кастль-Гарденъ, зданіе, спеціально для переселенцевъ приспособленное, откуда, сообразно съ ихъ способностями или ремесломъ, они направляются на т или другія занятія. Д., не знающему никакого ремесла, предстоялъ выборъ между земляными работами и скромнымъ мстомъ чистильщика сапогъ на улиц. Онъ выбралъ послднее и на этомъ поприщ подвизался около полугода, пока счастливый случай не заставилъ одного изъ его кліентовъ, какого-то мясника, обратить на него вниманіе и взять его себ въ помощники. Посл мясной лавки Д. попадаетъ въ waiter’ы, т.-е. лакеи въ ресторанъ, и въ виду того, что мста лакеевъ вообще въ Америк оплачиваются боле чмъ хорошо, онъ посл года пребыванія въ ресторан успваетъ собрать кое-какія деньги и на нихъ открыть уже самостоятельную продажу минеральныхъ водъ на улиц. Затмъ Д. бросаетъ Нью-оркъ и детъ на западъ, разсчитывая найти тамъ боле выгодное занятіе. За это время онъ усплъ достаточно познакомиться съ англійскимъ языкомъ и принять американское подданство. Пріхавъ въ Калифорнію, онъ нкоторое время остается безъ всякихъ опредленныхъ занятій, пока не получаетъ возможности принять участіе въ одной ученой американской экспедиціи, отправлявшейся на два года въ полярныя страны, для астрономическихъ наблюденій. Экспедиція состояла изъ нсколькихъ ученыхъ астропомовъ и пяти лицъ, вызываемыхъ для помощи при работахъ, записыванія наблюденій, надзора за инструментами и т. п. занятій, не требующихъ никакихъ спеціальныхъ знаній. Условія были трудныя, но зато и оплачиваемы были исключительно хорошо, такъ какъ экспедиція ассигновала своимъ второстепеннымъ членамъ по 2,400 долларовъ, т.-е. около 4,800 р. въ годъ. Д., не колеблясь, въ числ немногихъ другихъ, вызвался охотникомъ и былъ принятъ. Посл долгаго и труднаго плаванія они прибыли къ мсту назначенія, гд и пробыли безвыздно два года, окруженные одними эскимосами, причемъ за все это время къ нимъ лишь разъ пришла шкуна, привезшая имъ провизію, извстія и газеты за цлый годъ. Такъ они и читали эти газеты поочереди, каждый день, только за годъ назадъ.
Вынесъ Д. изъ этой экспедиціи отличное знаніе эскимоскаго языка, поверхностное понятіе объ астрономіи и 4,800 долларовъ, такъ какъ на мст, при всемъ желаніи, нельзя было истратить и цента. Съ этимъ маленькимъ капиталомъ онъ вернулся въ Санъ-Франциско и тутъ на свое несчастіе пустился въ спекуляціи, положивъ почти вс свои деньги въ какую-то компанію разработки каменноугольныхъ копей,— предпріятіе, общавшее громадные барыши и окончившееся, какъ и много подобныхъ предпріятій, полнйшимъ крахомъ. Д. вновь очутился безъ денегъ и въ такомъ положеніи я его и засталъ въ Санъ-Франциско. За мое пребываніе въ город онъ не усплъ еще найти себ опредленныхъ занятій. Лишь спустя нсколько мсяцевъ, я, уже будучи въ Японіи, получилъ извстіе, что онъ вновь досталъ себ мсто члена какой-то межевой коммиссіи въ Техас и ухалъ туда по контракту на полтора года.
Знакомство съ Д. привело меня, между прочимъ, къ еще одной, довольно оригинальной встрч. Какъ-то разъ назначена была грандіозная процессія демократической партіи, въ которой долженъ былъ участвовать и Д. Вообще онъ чрезвычайно горячо относился ко всмъ дламъ своей партіи, не упуская ни митинговъ, ни процессій. Процессія назначена была на вечеръ и посл ея окончанія мы должны были встртиться въ одномъ изъ ресторановъ и провести остатокъ вечера вмст. Это былъ самый грандіозный праздникъ, который мн удалось видть въ этомъ род, въ немъ участвовало около 10,000 человкъ, причемъ вся эта толпа раздлена была на отряды, съ особыми значками каждаго изъ нихъ, и многіе отряды были одты въ разные средневковые костюмы. Все шествіе продолжалось нсколько часовъ и сопровождалось десятью оркестрами музыки, бенгальскими огнями и иллюминаціей всхъ домовъ, владльцы которыхъ были демократы. Во глав одного изъ отрядовъ увидлъ я, между прочимъ, и моего пріятеля Д. Самъ бы я его никогда и не узналъ, если бы онъ, случайно замтивъ меня въ толп, не назвалъ меня по имени, будто приглашая собой полюбоваться. Молодой, красивый собой, онъ былъ одтъ въ блестящіе латы и шлемъ, что придавало ему фантастическій видъ какого-то средневковаго рыцаря: Въ одной рук онъ держалъ большое знамя, наверху котораго было написано имя кандидата партіи въ президенты, а внизу большими буквами два слова: Egality and Liberty — равенство и свобода. Посл конца процессіи Д., разоблачившись отъ своихъ блестящихъ доспховъ, присоединился ко мн въ заране условленномъ мст и мы пошли поужинать, причемъ за ужиномъ все время говорили съ Д. по-русски. Каково же было мое удивленіе, когда посл конца ужина человкъ, все время молчаливо намъ служившій, обратившись къ намъ на чистйшемъ русскомъ язык, просилъ подождать, пока онъ покончитъ работу и затмъ зайти къ нему. Мы, разумется, согласились и черезъ полчаса очутились въ гостяхъ у нашего waiter’а. По наведеннымъ мной впослдствіи справкамъ, этотъ waiter, нкто К., былъ въ Россіи во глав большаго состоянія, которое потерялъ въ длахъ. Посл многихъ скитаній онъ пріхалъ въ Санъ-Франциско, гд въ ожиданіи лучшаго взялъ мсто кельнера за 50 долларовъ въ мсяцъ, причемъ обязанъ неотлучно быть въ ресторан отъ 12 часовъ дня до 12 ночи.
Кром Д. и К., я за мсяцъ моего пребыванія въ город сошелся еще съ пятью или шестью соотечественниками, причемъ судьба ихъ всхъ почти одинакова. Вынужденные обстоятельствами оставить Россію, она пріютились въ Санъ-Франциско посл цлаго ряда неудачъ разнаго рода. За долголтнее пребываніе въ Америк вс давно уже успли перемнить подданство, а нкоторые и фамилію, и всецло отдаться всмъ интересамъ мстной жизни. Пріхали они туда почти вс молодыми и, очутившись въ чужой стран, при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ, безъ знанія языка, должны были пройти тяжелую школу, переходя черезъ всевозможныя соціальныя положенія, пробивая себ дорогу среди нердко весьма трудной борьбы съ голодомъ и нуждой. Вс они начали свое поприще съ Востока, а потомъ мало-по-малу перебрались на Западъ, слдуя въ этомъ общему влеченію эмиграцій. Причина же такого влеченія кроется въ исторіи быстраго промышленнаго развитія всей страны, носящей названіе Far-West’а.
Не дале, какъ нсколько десятковъ лтъ тому назадъ, вся она была полудикою, малонаселенною мстностью, въ которой бродили шайки кочевниковъ-индйцевъ, немногіе же блые, пробравшіеся въ эти далекія окраины, должны были съ оружіемъ въ рукахъ отстаивать свою жизнь и свободу. И вотъ вдругъ, въ какіе-нибудь тридцать-сорокъ лтъ оживились и пустыни, и горы. Безконечная прерія пересчена была тремя линіями желзныхъ дорогъ, соединившими Востокъ съ дальнимъ Западомъ, появились города, изъ которыхъ нкоторые, какъ, напр., Санъ-Франциско, не хуже двухъ третей европейскихъ столицъ, родилась торговля, спекуляція, повлекшая за собой грандіозныя предпріятія, и быстрое образованіе громадныхъ состояній, которыя нердко такъ же быстро уходили. Однимъ словомъ, и здсь началась та горячечная дятельность — плодъ личныхъ свойствъ, смышлености и неутомимой энергіи американца, ни передъ чмъ не останавливающагося, не боящагося ни труда, ни лишеній, твердо и непреклонно идущаго къ своей цли,— накопленіе долларовъ,— средствомъ къ которой служитъ business — дло и всякое дло, какое только подъ руку попадется.
Такому быстрому заселенію способствовало, во-первыхъ, открытіе богатйшихъ серебряныхъ рудниковъ въ Калифорніи, которые привлекли туда массу авантюристовъ, жаждавшихъ и нердко достигавшихъ быстраго обогащенія, во-вторыхъ, пришествіе и водвореніе мормоновъ, обратившихъ часть безплодной преріи въ процвтающую нын и заселенную территорію Юты и, наконецъ, вообще усилившаяся за послднія десятилтія эмиграція изъ Европы и Китая. Европейскіе эмигранты, заселивъ мало-по-малу восточные штаты, начали двигаться на Западъ, страну еще новую, открывавшую обширное поле для самой разнообразной индивидуальной дятельности и въ которой до сихъ поръ еще чувствуется недостатокъ рабочихъ рукъ. Послднее обстоятельство и теперь замтно на значительной разниц въ рабочей плат между двумя окраинами республики. Вообще поденная плата рабочаго въ Америк достигаетъ неслыханныхъ у насъ размровъ, на Запад же она еще выше, чмъ на Восток. Такъ, напр., тамъ постоянно случается встрчаться съ требованіями въ нсколько сотенъ рабочихъ съ заране объявленною платой отъ 3 до 4 долларовъ въ день, что составляетъ отъ 6 до 8 рублей за такую работу, которая у насъ не оплачивается и въ десять разъ меньше, хорошій же фабричный рабочій получаетъ ежедневно отъ 5 до 6 долларовъ.
Эта-то возможность людямъ, не обладающимъ никакими спеціальными знаніями, получать хорошо оплачиваемую простую, черную работу и служила, между прочимъ, однимъ изъ главныхъ стимуловъ эмиграціи на Западъ. Вообще положеніе и условія рабочаго въ Америк значительно лучше тхъ же условій во всхъ странахъ Европы, тмъ боле, что пресловутая американская дороговизна жизни, вслдствіе долго державшейся строго покровительственной системы торговли, отражается, главнымъ образомъ, на предметахъ роскоши и вообще на ввозныхъ издліяхъ иностранной мануфактуры, безъ которыхъ рабочему обойтись весьма легко. Предметы же первой необходимости и условія его обыденной жизни, хотя обходятся ему дороже, чмъ европейцу, но эта дороговизна далеко не пропорціональна разниц въ рабочей плат, что даетъ возможность американскому рабочему легче и скоре длать сбереженія для достиженія конечной цли — земельной собственности или возможности спекуляціи.

II.

Въ первыхъ числахъ сентября я, наконецъ, ршился продолжать заране намченный мной путь въ Японію и Индію и взялъ билетъ на одинъ изъ ближайшихъ пароходовъ Pacific, единственнаго общества пароходства между Америкой и Японіей. Перездъ этотъ безспорно самый скучный, длинный и дорогой, который когдулибо мн приходилось длать. Билетъ перваго (единственно, впрочемъ, возможнаго) класса стоитъ 250 долларовъ, длится же все путешествіе не мене 19—20 дней, а иногда и гораздо боле. Намъ приходилось сдлать 4,800 морскихъ миль и въ виду того, что по пути нтъ ни одного клочка земли, гд можно было бы остановиться и возобновить запасъ угля, а пароходъ, несмотря на свою колоссальную величину, не могъ забрать достаточнаго для большей скорости количества топлива, мы подвигались очень медленно, длая въ день отъ 230 до 250 миль, между тмъ какъ пароходы Атлантическаго и Индйскаго океановъ легко достигаютъ скорости въ полтора раза большей. За все время перезда мы не видали ни одного паруса, ни одного встрчнаго парохода и единственнымъ нашимъ развлеченіемъ было наблюденіе за дельфинами, которые каждый день, при закат солнца, рзвились у парохода, то отставая, то обгоняя его, и за морскими чайками, провожавшими насъ отъ Санъ-Франциска вплоть до окагамы. Гд эти птицы отдыхали ночью, осталось для насъ загадкой, такъ какъ кругомъ на сотни миль не было земли, на мачтахъ же парохода никто никогда ни одной чайки не замтилъ, между тмъ, каждый вечеръ он внезапно куда-то исчезали и съ восходомъ солнца вновь появлялись, жадно набрасываясь на отбросы пищи.
Мн лично перездъ этотъ особенно былъ скученъ еще и потому, что моими спутниками были одни только американскіе миссіонеры, единственные обыкновенно пассажиры этой линіи. На нашемъ пароход ихъ было двадцать четыре, а нужно знать, кто въ Америк идетъ въ миссіонеры, чтобы дать себ отчетъ въ удовольствіи, которое можетъ представить подобное общество за 20 дней принужденной совмстной жизни на мор.
Великая республика, какъ я уже замтилъ выше, представляетъ такое обширное поле для индивидуальной дятельности, такое разнообразное примненіе рабочей силы, что въ миссіонеры, за весьма рдкимъ исключеніемъ людей убжденныхъ, идутъ только люди неспособные нк къ какому другому занятію на родин, во избжаніе простаго физическаго труда, такъ какъ недостатокъ ихъ образованія не позволяетъ имъ приступить къ спеціальнымъ, боле выгоднымъ, чмъ простой трудъ, занятіямъ. Такимъ образомъ, большая часть американскихъ миссіонеровъ состоитъ изъ людей невжественныхъ, не развитьяхъ, отправляющихся на это поприще далеко не по призванію, а только потому, что при весьма легкихъ занятіяхъ оно представляетъ хорошее обезпеченіе. Миссіонеры получаютъ 1,200 долларовъ въ годъ, съ обязательствомъ выучить въ 4 года туземный языкъ мстности ихъ пребыванія, дти ихъ воспитываются на счетъ правительства, кром того, существуетъ еще весьма странная прибавка, а именно: женатый миссіонеръ на каждаго новаго ребенка, при представленіи свидтельства о рожденіи, получаетъ ежегодно по 75 долларовъ, причемъ это пособіе продолжается до совершеннолтія ребенка. Поэтому номинальная плата въ 1,200 долларовъ при нсколькихъ дтяхъ доходитъ до 1,500 и боле {Лишнее прибавлять, что вс они женятся какъ можно скоре и обзаводятся насколько возможно многочисленными семьями.}. Браки ихъ нердко совершаются весьма оригинальнымъ образомъ. Если миссіонеръ, узжающій изъ Америки въ дальнія страны, детъ холостымъ и потомъ на мст ему приходитъ охота жениться, онъ заявляетъ объ этомъ обществу, которое сначала высылаетъ ему карточку одной изъ желающихъ выйти замужъ миссіонерокъ. Затмъ, по изъявленіи согласія со стороны миссіонера, его невста высылается на мсто жительства своего неизвстнаго жениха, тамъ только съ нимъ знакомится и выходитъ за него замужъ.
Составъ женщинъ-миссіонерокъ не лучше мужчинъ. Въ миссіонерки идутъ тоже только т изъ нихъ, которымъ почему-либо не посчастливилось на родин: сироты, женщины безъ всякихъ другихъ средствъ къ существованію или потерявшія всякую надежду выйти замужъ. Въ послднемъ отношеніи миссіонерка обезпечена всегда возможностью пристроиться {На нашемъ пароход ихъ было десять. Почти вс вншнимъ образомъ, по крайней мр, были исключительно обижены судьбой. Только три изъ нихъ, женщины лтъ сорока, не имли явныхъ физическихъ недостатковъ. Изъ остальныхъ дв были хромыя, дв косыя и три съ лицами, испорченными оспой.}.
Встрчался я съ этимъ обществомъ обязательно пять разъ въ день въ столовой: за утреннимъ чаемъ, раннимъ завтракомъ позднимъ — luncheon, обдомъ и вечернимъ чаемъ. Кром того, на палуб три раза въ день, а воскресенья цлый день, мн приходилось слушать пніе гимновъ и псалмовъ и чтеніе Библіи, и это въ продолженіе двадцати дней!
Потому ли, что составъ американскихъ миссіонеровъ неудовлетворителенъ, по другимъ ли, неизвстнымъ мн причинамъ, но американскія миссіи, насколько мн случалось слышать или видть самому, пользуются въ сред туземцевъ весьма незначительнымъ успхомъ.
Первый классъ расположенъ былъ внизу, на корм парохода, причемъ у всякаго изъ насъ была своя чистая, просторная и свтлая каюта, и это было единственное удобство путешествія, да и то каждую ночь по насъ лазили крысы, отъ которыхъ никакимъ способомъ нельзя было избавиться. Пища наша, хотя и обильная, была ниже всякой критики. Второй классъ, въ которомъ было только два пассажира-японца, помщался между машинами и отдленіемъ для китайцевъ и состоялъ весь изъ одной каюты въ шесть коекъ, безъ столовой. Въ довершенію неудобствъ несчастныхъ второклассниковъ, имъ запрещенъ былъ входъ на падубу перваго класса.
Вся передняя часть парохода была отведена для китайцевъ, которыхъ у насъ было 1,200, иногда, какъ говорятъ, бываетъ ихъ и больше. На нашу половину входъ имъ, конечно, былъ запрещенъ. У себя же они выпускались снизу на палубу не боле 200 одновременно и проводили цлый день за игрой въ кости — вторая посл куренія опіума страсть всякаго китайца. Кром громаднаго помщенія между деками, отведеннаго для ихъ общей спальни, они располагали еще отдльною залой для куренія опіума, гд можно было видть во всякое время дня и ночи десятки людей, валяющихся на полу въ безчувственномъ состояніи, и большимъ отдленіемъ для бальзамированія труповъ. Для этого послдняго обряда при каждомъ пароход обязательно находится китаецъ-спеціалистъ этого дла. Сыновья Небесной имперіи не допускаютъ и мысли, чтобы ихъ останки, были брошены въ воду, желая непремнно быть похороненными на родин.
Вообще китайцы никогда не подчиняются условіямъ и образу жизни страны, въ которой они находятся, это единственные эмигранты, которые не подвергаются въ Америк той ассимиляціи, о которой я упоминалъ въ прошлой глав. Эмиграція китайцевъ въ Соединенные Штаты за послдніе годы приняла такіе размры, что въ настоящее время приняты всевозможныя мры для ея ограниченія. Началась она лтъ тридцать тому назадъ и сначала принесла всему Западу неизмримую пользу. Громадныя работы, сопряженныя съ проложеніемъ желзныхъ дорогъ черезъ прерію, правильною разработкой калифорнскихъ рудниковъ, изумительно быстрою постройкой Санъ-Франциско, были исполнены большею частью китайцами, причемъ тысячамъ изъ нихъ стоили жизни, что, однако, ни мало эмиграціи не остановило.
Китаецъ вообще обладаетъ исключительною пригодностью ко всевозможнымъ работамъ. Въ воздлываніи земли, осушеніи болотъ, работахъ фабричныхъ, мелкой торговл,— везд онъ съуметъ не только заработать свой насущный хлбъ, но и отложить въ сторону, тамъ, гд ни европеецъ, ни американецъ этого сдлать не могутъ. Кром того, онъ трудолюбиве, гораздо мене взыскателенъ и трудъ его значительно дешевле, такъ что, водворившись на Запад, онъ началъ длать громадную конкурренцію американскому рабочему и мало-по-малу окончательно его замнилъ во многихъ мелкихъ ремеслахъ. Это-то и послужило, главнымъ образомъ, къ принятію противъ китайской эмиграціи разнаго рода ограничительныхъ мръ. Кром того, китаецъ, зарабатывая деньги, на мст ихъ не тратитъ, а длая сбереженія, помышляетъ лишь о томъ, чтобы скоре вернуться на родину и имть возможность вести безбдную жизнь.
Въ настоящее время китайская эмиграція захватила весь Индо-Китай и перешла уже въ Цейлонъ, гд грозитъ съ каждымъ годомъ все боле и боле усилиться.
Почти на половин нашего путешествія мы перехали черезъ 180о долготы, т.-е. черезъ Гринвичскій меридіанъ, что насъ заставило пропустить одинъ день, перескочивъ съ четверга прямо на субботу. Удаляясь отъ Европы все время на западъ, мы постепенно отставали во времени, пока при переход въ другое полушаріе эта разница не дошла до 24 часовъ, пропускъ же одного дня ее уничтожилъ.
Въ послднюю недлю нашего перезда была все время сильная боковая качка, такъ что все содержимое нашихъ тарелокъ и стакановъ, несмотря ни на какія приспособленія, большею частью разливалось на скатерть.
Наконецъ, на двадцатый день, рано утромъ, мы въ подзорныя трубы разглядли далекія, неясныя еще очертанія гористаго берега Японіи. Легко понять, съ какимъ нетерпніемъ вс мечтали стать на твердую землю, какъ она казалась заманчива посл этой однообразной трехнедльной скуки, этого отсутствія всякихъ сношеній съ вншнимъ міромъ, всякихъ извстій. Проходитъ еще нсколько томительныхъ часовъ, мы все ближе и ближе, и вотъ уже ясно видимъ громадный заливъ, усянный мачтами, рыбачьими лодками, форма которыхъ поражаетъ своею оригинальностью, пароходами, приходящими со всхъ сторонъ міра, вдалек городъ окагама, красиво пріютившійся у подошвы горъ, которыя будто поясомъ его окружаютъ, а еще дале паритъ надъ всмъ въ своей бдой мохнатой шапк великолпная Фу-Зіама. Давно перестала великанъ-гора извергать пламя и метать каменья, но не потеряла она своей могучей красоты, не потеряла и поклонниковъ-пилигримовъ, которые лтомъ тысячами восходятъ на нее, чтобы помолиться въ храм, воздвигнутомъ на ея вершин въ честь красавицы-богиня Фуджи-Сенгенъ.
Нсколько тысячъ лтъ тому назадъ,— гласитъ легенда,— въ одну ночь вулканъ самъ собой вышелъ изъ земли и непоколебимо стоитъ съ тхъ давнихъ поръ, служа предметомъ почитанія, предметомъ законной гордости всякаго истиннаго японца. Изображеніе горы можно встртить во всхъ произведеніяхъ японскаго искусства, вырзываютъ ее и изъ слоновой кости, и изъ черепахи, ее увидишь и въ углу коробочки изъ золотаго лака, она же красуется и на фон японскихъ картинъ, старинныхъ и новыхъ. Да и дйствительно волшебною представляется Фу-Зіама, когда на десятки миль рзко выдляются ея тонкіе контуры, она первая встрчаетъ далекаго странника, она же посылаетъ ему и прощальный привтъ.

III.

Многочисленная кучка человческихъ семействъ, которая словно убгаетъ отъ ферулы цивилизаціи, осмливаясь жить своимъ умомъ, своими уставами, которая упрямо отвергаетъ дружбу, религію и торговлю чужеземцевъ, смется надъ нашими попытками ее просвтить и т. д.,— описалъ Гончаровъ про японцевъ въ 1857 году. Но не прошло съ тхъ поръ и тридцати лтъ, какъ Японія сдлалась неузнаваема. Изъ страны, упорно державшейся своей особой цивилизаціи, выработанной вками замкнутой обособленной жизни, она открылась благотворному вліянію европейской культуры и съ той поры гигантскими шагами пошла впередъ по пути прогресса, быстро заимствуя и перенимая отъ европейцевъ плоды современной цивилизаціи, примняя къ себ ихъ государственный и общественный строй. Вотъ какимъ образомъ совершилась эта внезапная перемна.
Насильное вторженіе иностранцевъ, примръ котораго первые показали американцы въ 1854 году, нанесло смертельный ударъ феодальному строю старой Японіи и, какъ одно изъ важнйшихъ послдствій, повлекло за собой возстановленіе императорской власти, утраченной микадо еще въ XII столтіи. Потому ли произошло паденіе этой власти, что въ сред императоровъ не было въ то время людей, способныхъ удержать ее за собой, потому ли, что, съ другой стороны, нашлись люди, умвшіе воспользоваться тмъ почти божескимъ почитаніемъ, которымъ пользовались императоры, вслдствіе своего божественнаго происхожденія, чтобы еще боле усилить его и, такимъ образомъ, обособить императорскую власть, придавъ ей какой-то неземной характеръ, по отсутствію ли въ то время вншнихъ войнъ и завоеваній, требующихъ присутствія верховнаго вождя и ставящихъ его въ непосредственныя отношенія съ войскомъ и народомъ,— по тмъ или другимъ причинамъ, съ этихъ поръ мало-по-малу микадо начинаютъ вести тотъ замкнутый образъ жизни во дворц ихъ столицы Кіото, который продолжался нсколько вковъ и окончился лишь въ весьма недавнее время. Особа императора за этотъ періодъ считалась слишкомъ священной, чтобы приходить въ соприкосновеніе съ обыкновенными смертными. Только представители высшей знати могли изрдка видть лицо властелина. Одаренные по закону высшимъ могуществомъ, они фактически не располагали собственными дйствіями и не принимали никакого участія въ народныхъ длахъ. Управленіе же страной сосредоточивается въ рукахъ тайкуновъ (китайское слово, которое значитъ великій правитель), которые мало-по-малу, будучи сначала только родомъ мажордомовъ, забрали въ свои руки всю власть и продержали ее за собой вплоть до переворота 1868 года, причемъ столицей тайкуновъ былъ сначала городъ Камакура, а потомъ еддо. Отъ нихъ зависли вс назначенія, они получали налоги и были настоящими властелинами страны, хотя каждое ихъ дйствіе длалось отъ имени микадо, номинальная власть котораго оставалась неприкосновенной.
Вмст съ тмъ, вся страна получаетъ феодальное устройство, подобное устройству средневковой Европы. Тайкуны или шогуны были сначала только primi inter pares между своими главными вассалами, дайміосами. Послдніе, которыми могли быть только люди, владвшіе доходомъ свыше 10,000 коку {Цна коку — извстной мры ржи измнялась сообразно съ урожаемъ и другими мстными условіями.}, въ свою очередь, отдавали свои земли своимъ вассаламъ, самураямъ, обязаннымъ за это нести у нихъ военную службу. Служба эта была обязательна для каждаго землевладльца, когда вслдствіе преклонныхъ лтъ или болзни, вассалъ становился неспособнымъ ее нести, онъ долженъ былъ отказываться отъ земли въ пользу сына, и если у него таковаго не было, земля вновь отходила къ его сюзерену, что, между прочимъ, подавало поводъ къ частымъ усыновленіямъ. Каждый дайміосъ вмст съ своими самураями жилъ въ управляемой и принадлежащей ему провинціи въ укрпленномъ стнами мст города, непосредственно за стнами жили купцы и ремесленники, а затмъ земледльцы, разсянные по разнымъ частямъ Дайміота.
Открытіе свободнаго доступа въ Японію европейцамъ, посл договора 1854 года съ американцами,— договора, заключеннаго съ тайкуномъ, возбудило противъ него сильную партію недовольныхъ, желавшихъ, вмст съ приверженцами микадо, сверженія тайкунства и соединенія всей власти, номинальной и фактической, въ лиц законнаго императора.
Между обими партіями начались распри и раздоры, длившіеся съ промежуткомъ около 14 лтъ и кончившіеся короткою, но кровавою междуусобною войной 1868 года, посл которой императорская власть была окончательно возстановлена. Послдній тайкунъ Кенки отрекся отъ тайкунства и микадо, перенеся свою столицу изъ города Кіото въ городъ еддо, переименованный въ Токіо, сталъ единственнымъ властелиномъ страны.
Возстановленіе императорской власти было началомъ значительныхъ перемнъ въ государственномъ стро Японіи. Вся страна для административныхъ цлей была раздлена на нсколько областей, во глав которыхъ были поставлены губернаторы. Обязанности послднихъ возложены были, главнымъ образомъ, на прежнихъ дайміосовъ, которые отказались или вынуждены были отказаться отъ всхъ своихъ феодальныхъ правъ. Затмъ учреждены были разныя министерства: финансовъ, военное, морское, народнаго просвщенія, публичныхъ работъ, земледлія и торговли, юстиціи, дворцовое, колонизаціи острова еддо, сенатъ, законодательное собраніе и высшій совтъ. Старая система законовъ была уничтожена и замнена новой, основанной, главнымъ образомъ, на Code Napolon, при, чемъ отмнены вс тлесныя наказанія. Образована была новая армія, обучаемая французскими офицерами и одтая по прусскому образцу, причемъ введена общая воинская повинность, численность ея равняется въ мирное время 35,000, въ военное 50,000 человкъ, наконецъ, основанъ былъ и военный флотъ, состоящій приблизительно изъ 30 кораблей, по образцу англійскаго флота. Затмъ улучшены были пути сообщенія проложеніемъ трехъ линій желзныхъ дорогъ, устройствомъ правильнаго пароходства какъ въ водахъ внутреннихъ, такъ и вншнихъ, телеграфовъ и почтъ. Торговля приняла тройные размры, значительно подвинулось также и дло народнаго образованія.
Вмст съ водвореніемъ европейцевъ и началомъ европейской цивилизаціи взгляды всхъ народовъ обратились на Японію, какъ потому, что свободный доступъ въ страну открывалъ широкое поле для международной торговли, такъ и потому, что почти неизвстное до тхъ поръ прошлое новаго народа, его обычаи и образъ жизни представляли обильный матеріалъ для всякаго рода изслдованій. Послднія имли слдствіемъ появленіе, особенно въ иностранной литератур, подробныхъ сочиненій, всесторонне разбирающихъ бытъ этой интересной страны. Въ настоящихъ моихъ замткахъ, говоря о Японіи, я поэтому и не имю претензіи сказать что-нибудь, что не было бы сказано до меня, а задаюсь лишь цлью дать возможность, не обращаясь къ спеціальнымъ работамъ, получить общее понятіе объ исторіи, религіи и современномъ образ жизни и положеніи страны.
Съ измненіемъ государственной жизни Японіи, подъ вліяніемъ европейцевъ во многомъ измнился и внутренній бытъ ея жителей. Многіе обычаи, освященные вковымъ употребленіемъ, исчезли или замнились другими, даже національная одежда во многихъ случаяхъ уступила мсто одежд европейской. Самураи и дайміосы должны были перемнить свои блестящіе латы и шлемы на узкіе мундиры и фуражки, а въ большихъ городахъ нердко можно видть даже широкополый японскій халатъ, замненный европейскимъ сюртукомъ и цилиндромъ.
Самый характеристическій обычай или обрядъ, уничтоженіе котораго совпало съ упомянутыми выше перемнами въ государственномъ и общественномъ стро страны, есть извстный харакйри или самоубійство, посредствомъ вскрытія живота, японскаго рыцаря, т.-е. всякаго имющаго право носить оружіе, которое онъ совершалъ надъ собой или за какой-нибудь проступокъ по вол сюзерена, или вслдствіе несмываемой кровной обиды, или оскорбленія его чести отъ равнаго или высшаго ему по положенію лица.
Обрядъ харакири былъ обставленъ весьма сложнымъ церемоніаломъ, который каждый носящій оружіе долженъ былъ знать, такъ какъ всегда долженъ былъ имть въ виду возможность играть въ немъ если не главную, то второстепенную роль. Во-первыхъ, важно было опредлить мсто совершенія обряда, измняющееся сообразно съ положеніемъ виновнаго: во дворц ли дайміоса, въ другомъ ли, меньшемъ дворц, въ простой комнат, въ саду, въ мст, занимаемомъ стражей дворца, или въ одномъ изъ храмовъ, которые нердко спеціально нанимались для совершенія обряда. Особо отведенное для этого мсто должно было имть 36 квадратныхъ футовъ, къ нему устроивалось два входа, одинъ къ сверу, другой къ югу, и на землю клались дв цыновки изъ плетеной соломы съ блыми краями, одна перпендикулярно къ другой, въ форм молотка. Циновка, положенная вдоль, устилалась шестью футами благо шелка четырехъ футовъ ширины, а на четырехъ углахъ были приспособлены мста для занавси. Впереди обихъ циновокъ устраиваема была дверь изъ лучшаго бамбука, обвернутаго тоже въ блый шелкъ, этотъ цвтъ считается траурнымъ въ Кита и Японіи. Блыя занавси четырехъ футовъ ширины вшались на четырехъ углахъ съ четырьмя шести-футовыми знаменами, на которыхъ было написано четыре изреченія изъ священныхъ книгъ. Если дло было ночью, то по обимъ сторонамъ цыновокъ ставились свчи на бамбуковыхъ подсвчникахъ четырехъ футовъ вышины, тоже обвернутые въ блый шелкъ.
Тотъ, который долженъ былъ совершать надъ собой харакири, входилъ черезъ сверную дверь и садился на блый шелкъ той цыновки, которая была обращена къ сверу. Помощникъ его, въ то же время, входилъ въ южную дверь и занималъ мсто на другой цыновк.
Но, кром вншней обстановки, подсудимый или тотъ, который совершалъ надъ собой харакири, долженъ былъ имть свидтелей, которые могли бы засвидтельствовать впослдствіи, какъ о его смерти, такъ и о правильности совершенія обряда, и помощниковъ или секундантовъ. Посл прочтенія приговора, если былъ таковой, особо назначеннымъ для этого человкомъ и въ извстномъ опредленномъ разстояніи отъ подсудимаго, послдній могъ выразить какое-нибудь предсмертное желаніе и если онъ его выражалъ спокойно и съ достоинствомъ, оно, по возможности, исполнялось. Затмъ на одномъ изъ секундантовъ лежала обязанность подавать на блюд тотъ короткій ножъ или кинжалъ, которымъ онъ долженъ былъ совершить надъ собой харакири, а на другомъ — еще боле непріятная обязанность: наносить послдній ударъ. Когда главный участникъ садился на свое мсто, секундантъ скидывалъ съ своего праваго плеча церемоніальное платье и, вынувъ свою саблю изъ ноженъ, такъ, чтобы она не была видна осужденному, становился какъ разъ около него, по его лвой сторон. Когда второй секундантъ подносилъ блюдо съ кинжаломъ, первый долженъ былъ приготовиться наносить ударъ, когда блюдо положено и осужденный приготовлялся скидывать свое верхнее платье, онъ поднималъ саблю, когда же тотъ наклонялъ немного туловище и голову, чтобы взять кинжалъ съ блюда, которое должно было находиться на извстномъ отъ него разстояніи, ударъ долженъ былъ наносимъ.
Въ прежнее время этотъ послдній ударъ наносился только посл того, какъ совершающій харакири въ дйствительности распоретъ себ животъ, впослдствіи же большею частью главный участникъ ограничивался только предуготовительными для нанесенія себ раны дяніями и секундантъ отрубалъ ему голову въ то время, когда осужденный брался за кинжалъ.
Самый извстный случай примненія этого обряда, сдлавшійся до того популярнымъ, что сталъ любимымъ сюжетомъ японской драмы и псни, произошелъ въ начал прошлаго столтія. Вотъ какъ говоритъ о немъ преданіе:
Весной 1701 года молодой знатный дайміос Асано-Такуми-но-ками, которому поручено было тайкуномъ принять и содержать посланника минадо, имлъ несчастіе навлечь на себя нерасположеніе стараго Кира-Кодзуке-но-суке, бывшаго его наставникомъ въ дл придворнаго этикета. Долго Асано-Такуми спокойно выдерживалъ выходки старика, наконецъ, посл одного особенно грубаго обращеннаго къ нему замчанія онъ не выдержалъ, выхватилъ, свой кинжалъ и бросился къ нему съ намреніемъ его убить. Онъ былъ удержанъ отъ этого присутствующими, но въ виду того, что эта сцена произошла въ самомъ дворц тайкуна и была сочтена высшимъ оскорбленіемъ ему самому, Асано-Такуми былъ присужденъ къ смерти посредствомъ харакири. Дворецъ его былъ конфискованъ и вс его самураи или вассалы были объявлены ронинами, т.-е. людьми безъ господина, безъ сюзерена. Нкоторые изъ нихъ перешли на службу къ другимъ дайміосамъ, другіе бросили военное ремесло, сдлавшись купцами, сорокъ семь же изъ нихъ, подъ предводительствомъ одного Окши-Кураносуке, наиболе врные своему покойному господину, поклялись отомстить за его смерть. Это было не такъ легко, такъ какъ старый Кира предвидлъ, что самурай Асано-Такуми не оставитъ смерть своего господина не отомщенной, и окружилъ себя сильною стражей. Поэтому ронины ршились отложить на время месть и дать успокоиться подозрніямъ старика. Они вс разсеваются въ разныя стороны и вождь ихъ Кураносуке поселяется въ город Кіото, гд, чтобы отвлечь подозрнія посланныхъ за нимъ шпіоновъ, начинаетъ вести самую веселую и безобразную жизнь: прогоняетъ свою семью, беретъ наложницъ, пьянствуетъ и т. п. Однажды, когда онъ пьяный валялся на улиц, одинъ самурай изъ провинціи Сатсума увидлъ его въ такомъ положеніи и, подойдя къ нему, сказалъ, что онъ недостоинъ носить званіе самурая, такъ какъ, вмсто того, чтобы отомстить смерть своего дайміоса, онъ ведетъ такую жизнь. Сказавъ это, сатсумскій самурай плюнулъ на лежавшаго въ безчувственномъ состояніи Кураносуке.
Между тмъ, въ еддо, старый Кира, успокоенный донесеніями шпіоновъ о той жизни, которую ведетъ главный изъ рониновъ Асано-Такуми, такъ и тмъ, что остальные ронины, повидимому, не намревались мстить за смерть ихъ господина, отпустилъ изъ своего дворца почти всю свою стражу. Когда Кураносуке узналъ о послднемъ, онъ ршилъ, что насталъ часъ мести, тайно отправился въ еддо, куда собралъ и остальныхъ своихъ товарищей, и ночью, избивъ часть стражи старика Кира-Котзуке, ворвался въ его дворецъ. Долго они не могли найти хозяина, наконецъ, въ какомъ-то углубленіи стны (увидли спрятаннаго старика, блднаго и испуганнаго. Въ виду знатности его рода, они хотли сдлать ему смерть почетной и Кураносуке, вставъ на колна, сказалъ: ‘Господинъ, мы самураи Асано-Такуми, того самаго, который присужденъ былъ изъ-за васъ къ харакири, и пришли отомстить за его смерть, какъ врные и честные слуги. Вы сами должны сознать правоту нашего дла. Поэтому мы просимъ васъ совершить надъ собой харакири и я самъ буду вамъ въ этомъ помощникомъ’.
Но старикъ стоялъ блдный и ничего не отвчалъ на это предложеніе. Тогда Кураносуке, видя, что онъ недостоинъ умереть славною смертью, отрубилъ ему голову. Между тмъ, разсвло и сорокъ семь рониновъ съ окровавленными еще платьями и мечами и съ головой Кира-Котзуке пошли черезъ городъ на могилу ихъ господина и принесли ему въ жертву голову врага. Народъ, узнавъ, что они ночью сдлали, торжественно слдовалъ за ними, громко восхваляя ихъ дяніе. Когда они пришли въ храмъ Сенъ-гаку-дзи, гд былъ похороненъ ихъ дайміосъ, Кураносуке, обмывъ голову Кира-Котзуке въ до сихъ поръ находящемся при храм колодез и, возложивъ ее на могилу Асано-Такуми, обратился къ мстному священнослужителю и сказалъ: ‘Когда мы вс совершимъ харакири, я прошу васъ прилично насъ похоронить. Вотъ вамъ наше приношеніе’.
Затмъ вс спокойно начали ожидать заране предвиднной неминуемой участи. Высшій судъ еддо присудилъ ихъ, какъ они и ожидали, къ смерти посредствомъ харакири. Вс храбро исполнили надъ собой приговоръ и были похоронены около могилы ихъ дайміоса.
Когда это событіе разнеслось по Японіи, со всхъ сторонъ народъ приходилъ молиться на ихъ могилу. Между молящимися пришелъ и сатсумскій самурай, тотъ самый, который обидлъ Кураносуке въ Кіото, и, распростершись передъ его могилой, сказалъ: ‘Когда я видлъ тебя лежащимъ пьянымъ въ Кіото, я думалъ, что ты человкъ безчестный, не имешь достаточно храбрости, чтобы отомстить за смерть своего господина. Теперь прихожу просить прощенія и даю мою жизнь въ искупленіе обиды’. Съ этими словами самурай тоже совершилъ надъ собой харикири и былъ тутъ же похороненъ.
Послдній разъ обрядъ этотъ былъ примненъ въ 1868 году. Вотъ что о немъ разсказываетъ очевидецъ Митфордъ въ своей интересной книг Tales of old Japan — Преданіе старой Японіи.
Въ феврал 1868 года за нападеніе на резиденцію европейцевъ въ город Кобе одинъ изъ главныхъ предводителей, по имени Таки-Зензабуро, былъ присужденъ самимъ микадо къ совершенію надъ собой харакири, причемъ свидтелями обряда были выбраны семь иностранцевъ и столько же японцевъ. Дло должно было происходить въ храм.
‘Передъ высокимъ алтаремъ,— говоритъ Митфордъ,— на полу на возвышеніи были разложены дв блыхъ циновки и все мсто было объято какимъ-то таинственнымъ полумракомъ, такъ какъ всего горли дв свчи, поставленныя на извстномъ разстояніи другъ отъ друга. Чрезъ нсколько минутъ посл того, какъ мы расположились на отведенныхъ намъ мстахъ, спокойно, съ достоинствомъ, вошелъ въ залу осужденный, высокій человкъ, лтъ 32, одтый въ большое церемоніальное платье. Онъ былъ сопровождаемъ своимъ секундантомъ, который былъ его пріемышемъ и выбранъ былъ секундантомъ его же друзьями за свое искусство владть мечомъ, кром того, за нимъ слдовали три офицера. Осужднный съ секундантомъ подошли сначала къ японскимъ свидтелямъ и оба низко имъ поклонились, тоже сдлали и съ иностранными свидтелями. Затмъ медленно, съ большимъ достоинствомъ Таки-Зензабуро взошелъ на возвышеніе передъ алтаремъ, дважды простерся передъ послднимъ и слъ на свое мсто, такъ, чтобы колна и ноги касались пода, имя по своей лвой сторон секунданта. Тогда одинъ изъ трехъ офицеровъ вышелъ, неся на блюд вокизаши, короткій и острый, какъ бритва, японскій кинжалъ около 9 дюймовъ длины. Распростершись передъ осужденнымъ, онъ подалъ ему этотъ ножъ, который тотъ принялъ съ глубокимъ уваженіемъ, поднявъ его обими руками къ голов и положивъ впередй себя. Затмъ, поклонившись, Таки-Зензабуро безъ всякаго признака смущенія сказалъ: ‘Я и я одинъ далъ приказаніе стрлять въ иностранцевъ въ Кобе. За это преступленіе я совершаю надъ собой харакири и прошу всхъ присутствующихъ сдлать мн честь быть этому свидтелями’.
‘Поклонившись еще разъ, онъ обнажилъ себя до пояса. Осторожно, по обычаю, онъ подложилъ оба рукава своего платья подъ колна, чтобы падать впередъ, а не назадъ, такъ какъ послдняя смерть недостойна японскаго рыцаря. Свободно, твердою рукой онъ взялъ ножъ, почти любовно посмотрлъ на него, на минуту, казалось, собралъ послднія предсмертныя мысли и затмъ нанесъ себ глубокую рану на лвой сторон живота, медленно провелъ ножъ къ правой сторон, вернулъ его назадъ по ран и сдлалъ легкій надрзъ вверхъ. Ни одинъ мускулъ не шевельнулся на его будто окаменломъ лиц. Когда онъ вынулъ ножъ, онъ слегка наклонился впередъ и выставилъ, такимъ образомъ, шею. Въ первый разъ выраженіе страданія мелькнуло на его лиц, но онъ не произнесъ ни одного звука. Въ этотъ же моментъ его секундантъ, который все время зорко за нимъ слдилъ, на секунду замахнулся, поднявъ свою саблю. Раздался тяжелый ударъ и голова несчастнаго покатилась по полу, однимъ махомъ отдленная отъ туловищ
‘Настало мертвое молчаніе, прерываемое лишь шумомъ крови, текущей изъ этой безжизненной массы, которая за минуту передъ тмъ была храбрымъ и доблестнымъ рыцаремъ. Зрлище было по истин ужасное’.

IV.

Переходя къ современному образу жизни японцевъ, нельзя не замтить, что стремленіе къ подражанію во всемъ европейцамъ особенно проявляется въ такихъ центрахъ, которые послдніе выбрали своею резиденціей, или въ приморскихъ городахъ, служащихъ торговыми складами и мстами отправленія продуктовъ мстной производительности. Такіе города, какъ въ Японіи, такъ и на всемъ дальнемъ Восток, раздляются обыкновенно на два квартала: европейскій, состоящій изъ каменныхъ домовъ, правильныхъ мощеныхъ улицъ, освщенныхъ газомъ, отелей и т. д., и мстный, гораздо большій, чмъ первый, но теряющій мало-помалу, вслдствіе близкаго сосдства съ европейцами, свой своеобразный характеръ. Такой типъ восточно-европейскаго города представляетъ, напримръ, въ Японіи окагамо, новый морской портъ, лежащій въ час зды по желзной дорог отъ Токіо, столицы и резиденціи микадо. Европеецъ и его жизнь играютъ въ такихъ мстностяхъ главную роль и здсь уже всего скоре исчезаютъ мстные обычаи, которые иногда еще весьма долго держатся внутри страны, мене подверженной вліянію европейской цивилизаціи. Такому уничтоженію или перемн подвергаются не только разные обычаи, какъ, напримръ, запрещенныя въ городахъ публичныя бани, гд прежде въ одной громадной кадк мылись вс, безъ различія пола и возраста, или лакировка зубовъ чернымъ лакомъ и бритье бровей у женщинъ при выход ихъ замужъ,— обычай, все боле и боле выводящійся, или нкоторыя празднества, сопровождаемыя процессіями, которыя, по водвореніи европейцевъ, сочтены были безнравственными, но и мняется даже національная одежда, нердко уступающая мсто одежд европейской.
Туземная одежда состоитъ у мужчинъ изъ длиннаго темно-синяго, спускающагося до пода халата, съ очень широкими рукавами, перевязаннаго посредин кушакомъ, на которомъ висятъ: кисетъ, трубочка, кошелекъ и маленькій металлическій ящикъ съ тушью и кистью. За кушакъ засунута также пачка квадратныхъ бумажекъ, замняющихъ у японцевъ носовой платокъ. Простые чернорабочіе одты въ узкіе синіе штаны, такого же цвта рубашку, на спин которой блою краской выведенъ какой-нибудь рисунокъ, чаще всего китайскій или японскій знакъ. Лтомъ японцы ходятъ большею частью съ открытою головой, въ остальныя же времена года они надваютъ маленькія круглыя шапки. Костюмъ женщины сложне. Онъ состоитъ изъ нсколькихъ халатовъ, надтыхъ одинъ на другой, вс они разноцвтны и иногда съ богатыми и красивыми вышивками. Послдній халатъ, или, обыкновенно синій, перевязанъ широкимъ поясомъ, опускающимся сзади большимъ плоскимъ бантомъ. Туго завязанный у таліи и плотно обхватывая ноги, онъ не позволяетъ длать большихъ шаговъ, отъ этого японка всегда ходитъ частыми мелкими шажками и слегка покачиваясь въ стороны. Этому особенно способствуетъ оригинальная и неудобная, какъ у мужчины, такъ и у женщины, обувь, которая состоитъ изъ довольно широкой деревянной горизонтальной дощечки, поддерживаемой двумя маленькими вертикальными, прикрпленными къ первой во всю ея ширину. Къ этой послдней крестообразно пришиты ремешки, черезъ которые продвается большой палецъ ноги, обутой въ родъ благо, очень толстаго чулка. При ходьб эта обувь не подымается, а волочится по земл, что производитъ особаго рода звукъ, похожій на щелканіе.
Вншностью своею японецъ напоминаетъ монгола: овальное темножелтаго цвта лицо, маленькій ростъ, рдко превышающій нашъ средній, выдающіяся скулы, плоскій носъ, узкіе темные глаза и темные же волосы, въ большинств случаевъ торчащіе щетиной на голов. У людей, сохранившихъ старую моду, вся передняя часть головы гладко выбрита, причемъ волосы оставлены лишь по бокамъ и на затылк, тутъ оні собираются, свертываются въ трубочку и въ такомъ вид поднимаются съ нижней части затылка приблизительно до середины темени. Усовъ и бороды обыкновенно японцы не носятъ.
У женщинъ черты лица естественно мягче и красиве, кром того, японки вообще чрезвычайно граціозны, такъ что своеобразная ихъ грація вполн выкупаетъ недостатки въ правильности лица. Но, главнымъ образомъ, во вншности японской женщины привлекаетъ вниманіе ея сложная, не поддающаяся никакому описанію прическа. Волосы причесываются разъ или во всякомъ случа не боле двухъ разъ въ недлю, такъ какъ эта работа требуетъ особыхъ спеціалистокъ, женщинъ-парикмахеровъ, и беретъ около четырехъ часовъ времени. При этомъ главное вниманіе обращается на заднюю часть головы, изъ волосъ которой, при помощи кокосоваго масла, длается весьма хитрое сооруженіе, столько же неудобное, сколько и трудное. Волосы поднимаются съ затылка на темя, а оттуда рядомъ затйливыхъ выступовъ вновь падаютъ на затылокъ, образуя нсколько какъ бы отдльныхъ шиньоновъ. Чтобы не смять своей прически, японка спитъ на особаго рода подушк — мокур. Она состоитъ изъ деревяннаго блока, верхняя часть котораго около восьми дюймовъ длины и полутора ширины слегка вогнута и обита шерстяною подушечкой, наверхъ которой привязывается бумажка, мняющаяся по мр надобности. Весь блокъ иметъ отъ шести до восьми дюймовъ вышины и его нижняя часть или основаніе больше верхней. Сдланъ онъ для того, чтобы спящая могла опираться на мокуру нижнею частью затылка, не разстраивая своей прически. Головныхъ уборовъ японки не носятъ, он ходятъ лтомъ или съ открытою головой, или съ зонтикомъ изъ толстой масляной бумаги, зимой же укрываются платкомъ. Маленькія дти японцевъ еще оригинальне своихъ родителей. Вся голова у нихъ гладко выбрита, за исключеніемъ клочка волосъ, оставленныхъ, смотря по возрасту, или на макушк, образующихъ родъ внка, или на передней части головы, опускающихся бахромой на лобъ, или же, наконецъ, что выглядитъ еще странне, двухъ маленькихъ клочковъ волосъ на обоихъ вискахъ.
Черезъ нсколько мсяцевъ посл рожденія ребенка мать призываетъ его старшаго братишку или сестренку, отвертываетъ имъ сзади ихъ халатъ такъ, чтобы онъ образовалъ родъ мшка, сажаетъ туда своего Беньямина, плотно перевязываетъ халатъ носильщика и пускаетъ обоихъ на вс четыре стороны, запрещая лишь старшему или старшей падать на спину. Этому самому иногда не боле лтъ шести, хочется побгать, повеселиться, а тутъ въ полномъ смысл слова такая обуза на плечахъ. Она, однако, мало его стсняетъ, помня лишь одно данное ему запрещеніе, онъ во всемъ остальномъ поступаетъ такъ, какъ будто бы у него ничего за спиной не было, и смшно смотрть на ребенка, которой сзади за спиной брата или сестры невольно и покорно слдуетъ за малйшими движеніями послднихъ. Кланяется братишка, кланяется и ребенокъ, бжитъ ли тотъ, ребенокъ трясется сзади, какъ будто сейчасъ выскочитъ изъ своего мшка, и такими двуутробками кишатъ вс улицы японскихъ деревень и городовъ.
У дтей есть и свои особые дтскіе праздники. Такъ, для двочекъ самый большой праздникъ въ году — праздникъ куколъ, Хина-Матсури. Въ этотъ день каждая двочка, смотря по состоянію, получаетъ одну или дв деревянныхъ куклы, великолпно разодтыхъ и изображающихъ императрицъ, богинь и разныхъ другихъ личностей изъ исторіи и миологіи Японіи. Затмъ куклы эти бережно хранятся въ семь и при выход замужъ переносятся въ домъ мужа, такъ что у нкоторыхъ семей цлыя ихъ коллекціи, собранныя нсколькими поколніями.
Мальчики на свой праздникъ получаютъ тоже разныя игрушки, носящія большею частью воинственный характеръ: солдатиковъ, боговъ войны, силы и храбрости. Но, кром того, надъ каждымъ домомъ, гд въ прошломъ году родился мальчикъ или даже просто гд есть ребенокъ мужскаго пола, на шест прикрпляется сдланная изъ бумаги, пустая внутри и выкрашенная въ свой естественный цвтъ, какая-то мстная рыба. Воздухъ, проходя въ нее, приводитъ ее въ движеніе, похожее на дйствительность. Символическое значеніе этого обычая заключается въ томъ, что какъ эта рыба извстна своимъ искусствомъ преодолвать быстрыя теченія, такъ и мальчикъ долженъ преодолвать вс встрчающіяся въ жизни препятствія и достигнуть желаемаго успха.
Вншнія отличительныя черты японскаго характера заключаются въ постоянномъ расположеніи къ веселью и смху, крайней беззаботности и вжливости. Они себя сравниваютъ и называютъ французами Востока и очень гордятся этимъ названіемъ. Вжливость вообще они доводятъ до крайнихъ предловъ, что производитъ особенно странное впечатлніе въ ихъ взаимныхъ привтствіяхъ. Когда два японца встрчаются, они оба, снимая шапки, низко другъ другу кланяются. Оставшись въ такомъ согнутомъ положеніи довольно долгое, опредленное или усталостью, или сознаніемъ исполненной вжливости время, одинъ изъ нихъ слегка подымаетъ голову, чтобы искоса посмотрть, не измнилъ ли своего согбеннаго положенія его пріятель, если тотъ остается наклоненнымъ, первый стремительно тоже наклоняется и, притомъ, если возможно, еще ниже. Только посл неоднократныхъ подобныхъ наклоненій и выпрямленій, оба ршаются принять вновь свое естественное положеніе, и тогда только начинается разговоръ, но и то своеобразный. Японецъ передъ каждою фразой сначала громко втягиваетъ въ себя воздухъ, что производитъ впечатлніе звука врод шипнія. Затмъ, посл каждаго пріятнаго собесднику слова или комплимента, т же поклоны опять повторяются. Подобная сцена возобновляется и при прощаніи.

V.

Жилища японцевъ поражаютъ столько же своею оригинальностью и простотою устройства, сколько и своею крайнею непрактичностью, не защищая нисколько ни отъ жары, ни отъ холода. Это тмъ боле удивительно, что не только на свер, но и на юг страны, зимой бываютъ иногда весьма сильные холода, отъ которыхъ укрыться въ подобномъ дом не легко. Онъ весь состоитъ изъ четырехъ столбовъ, на которыхъ поставлена деревянная или толстая соломенная крыша съ слегка загнутыми на четырехъ сторонахъ краями. Между столбами, какъ въ рамк, расположенъ рядъ квадратныхъ деревянныхъ перегородокъ, раздленныхъ на клточки, заклеенныя изнутри бумагой. Эти перегородки или квадраты слуяіатъ стнами дома, окнами и дверьми и отворяются, вдвигаясь одна за другую. Никакихъ внутреннихъ запоровъ при такомъ устройств, конечно, не существуетъ. Бумага, которой они заклеены изнутри, хотя и очень тонкая, пропускаетъ недостаточное количество свта, съ другой же стороны, благодаря этой же тонкости, зимой нисколько не защищаетъ отъ холода. Ночью, когда дома освщены внутри и малйшія движенія лицъ, находящихся въ дом, ясно отражаются черными тнями на блой бумаг стнъ, т.-е. вншнихъ перегородокъ, получается весьма оригинальное впечатлніе: какъ бы отъ гигантскаго волшебнаго фонаря.
Внутренность японскаго дома отличается крайнею чистотой. Вс комнаты покрыты желтоватыми цыновками изъ плетеной соломы и все то немногое, что они заключаютъ, чисто и опрятно, что поддерживается еще и тмъ, строго всми, какъ иностранцами, такъ и японцами, соблюдаемымъ правиломъ никогда не входить въ японскій домъ въ обуви, которая оставляется при вход. Ни стульевъ, ни столовъ, ни кроватей нтъ, японецъ безъ всего этого обходится: онъ стъ, сидя на корточкахъ или поджавъ подъ себя ноги, и спитъ на полу, причемъ пища ему приносится въ лаковыхъ чашкахъ, на лаковомъ поднос и кладется тоже на полъ. Она состоитъ, главнымъ образомъ, изъ риса и сырой рыбы, напитками же служатъ сакэ — рисовый сокъ, подвергнутый броженію, и жидкій чай, который пьется безъ сахара въ крошечныхъ фарфоровыхъ чашечкахъ, поглощаемыхъ японцами въ несчетномъ количеств, ножи и вплки замняются двумя длинными палочками, которыми они владютъ очень ловко, держа ихъ въ одной правой рук. Посередин комнаты ставится обыкновенно хабачи — ящикъ съ тлющими угольями, предназначенный для нагрванія комнаты, но весьма мало исполняющій свое назначеніе, другой ящикъ, поменьше, для табаку и подносъ съ чайникомъ и чашками жидкаго чая, запасъ котораго постоянно, въ продолженіе всего дня, возобновляется. Затмъ, кром этажерки для посуды и большаго деревяннаго ящика, выступающаго изъ стны, для одежды и разныхъ вещей обыденнаго употребленія, въ японскомъ дом никакихъ украшеній не имется. Если у японца и есть какія-нибудь вещи, онъ никогда ихъ не выставляетъ, и чмъ вещь цнне, тмъ дале она спрятана. Поэтому даже и въ богатыхъ домахъ никогда нельзя увидть ни одной мстной рдкости, хотя, быть можетъ, владлецъ дома и обладаетъ цлою ихъ коллекціей.
Послднія, т.-е. рдкости, вообще становятся все боле и боле трудно находимыми, за первое время пребыванія европейцевъ он въ большомъ количеств были вывезены въ Европу, а т, которыя остались, хранятся или въ публичныхъ коллекціяхъ, какъ, напримръ, въ Токіо въ коллекціи Уйэно, или въ частныхъ рукахъ бывшихъ дайміосовъ, которые съ ними разстанутся только въ случа крайней нужды. Большинство же тхъ вещей, которыя вывозятся туристами, подъ именемъ старинныхъ, какъ-то: слоновая кость, лаки и особенно бронза, есть ничто иное, какъ простое подражаніе, производимое или здсь же на мст, или, что еще хуже, посылаемое для продажи изъ Англіи, гд, какъ извстно, есть особыя фабрики, исключительно занятыя производствомъ всевозможнаго рода имитацій старинныхъ вещей. Такимъ образомъ, т же вещи весьма нердко, тмъ же путемъ, возвращаются на родину. Если же хорошая вещь и попадется антикваріямъ и продавцамъ рдкостей, которые за послднее время развелись въ громадномъ количеств, то они, хорошо зная ей цну, запрашиваютъ еще, по меньшей мр, вдвое дороже и длаютъ вещь, и безъ того дорогую, для обыкновеннаго кармана недоступной.
Искусства живописи, скульптуры на дерев и слоновой кости, выдлки бронзы и фарфора, лакировки и выдлки оружія были извстны японцамъ съ самыхъ раннихъ временъ, а въ послднихъ двухъ они достигли особеннаго совершенства. Старинныя японскія сабли пользуются всемірною извстностью по достоинству клинковъ и выдлка сабель считалась занятіемъ почетнымъ, которымъ нердко занимались и люди знатные. Говорятъ, что хорошій японскій клинокъ въ рукахъ опытнаго человка могъ разрубить однимъ ударомъ три мертвыхъ человческихъ тла, положенныхъ одно на другое. Искусство выдлки сабель достигло особенныхъ размровъ въ XII столтіи во время кровавыхъ войнъ начала феодальнаго періода.
Что касается японскихъ лакъ, то старинныя золотыя лаки, но тонкости рисунка, богатству и тщательной обработк, цнятся знатоками гораздо выше китайскихъ и стоятъ въ настоящее время громадныхъ денегъ.
Японскій фарфоръ, особенно такъ называемый cloisonn, значительно по качеству уступаетъ китайскому какъ по оригинальности изображеній, такъ и по красот эмали, въ которой японцы никогда не могли сравняться съ своими соперниками, за то въ издліяхъ изъ слоновой кости они вполн выдерживаютъ эту конкурренцію. Хотя китайцы славятся своею замчательною микроскопическою отдлкой мелочей и деталей, но въ большихъ группахъ ихъ работы значительно уступаютъ работамъ японскимъ какъ по оригинальности замысла, такъ и по живости исполненія. Изъ японскихъ работъ на кости, кром группъ, по красот исполненія обращаютъ на себя вниманіе веры съ изящными рисунками людей, птицъ, растеній и цвтовъ, сдланными различно на обихъ сторонахъ вера золотой лакой. Такіе веры и на мст обходятся не дешевле 50, 60 іенъ, т.-е. 100, 120 рублей.
Упомянутое устройство японскихъ домовъ длаетъ весьма труднымъ путешествіе внутри страны въ холодное время года. Мн пришлось провести въ Японіи мсяцы октябрь, ноябрь и часть декабря и испытать все неудобство обязательнаго сниманія сапогъ при вход въ японскіе дома и храмы и ночлеговъ въ холодныхъ чшайя — чайныхъ домахъ, гд, кром двухъ футоновъ, т.-е. перинъ, одна чтобы спать, другая чтобы укрываться, и нсколькихъ, почти безполезныхъ хибачи, ничмъ согрться нельзя. Кром того, единственнымъ способомъ передвиженія внутри страны служитъ экипажъ, называемый джинрикша, который вообще, а въ холодное время особенно, представляетъ много неудобствъ.
Джинрикша есть родъ маленькой колясочки, верхъ которой можетъ быть поднятъ въ случа дождя, приспособленной для одного или двухъ мстъ, къ ней придланы дв тонкихъ оглобли, съ одною поперечной, ихъ соединяющей, и за эти-то оглобли и тащитъ джинрикшу одинъ человкъ, называемый курума. Джинрикши въ городахъ замняютъ нашихъ извощиковъ и служатъ единственнымъ способомъ сообщенія внутри страны. Во всякое время года курума одинаково одтъ, если можно назвать одеждой то, что онъ носитъ на тл,— темно-синяя рубашка, перевязанная поясомъ, на ногахъ большею частью ничего, кром простыхъ соломенныхъ сандалій, замняющихъ неудобную японскую обувь у людей, профессія которыхъ требуетъ быстрыхъ движеній, на голов большая соломенная шляпа, имющая форму гриба и защищающая отъ солнцаи дождя, а иногда, вмсто шляпы, простой, небрежно перевязанный синій платокъ. Отъ постояннаго напряженія, такъ какъ курум приходится иногда возить одного или даже двухъ человкъ на большія разстоянія безъ отдыха, у нихъ вообще развивается кашель, переходящій нердко и въ боле серьезныя грудныя болзни, которыя въ его положеніи получить весьма легко. Дйствительно, отвезши одного сдока, курума, усталый, весь въ поту, иногда въ порядочный холодъ остается въ той же своей несчастной рубашк и по часамъ терпливо выжидаетъ другаго сдока, прикрывшись лишь родомъ краснаго плэда. И, несмотря на этотъ крайне неблагодарный трудъ,— онъ, къ тому же, оплачивается боле чмъ скромно,— курума, какъ и вс его соотечественники, никогда не печалится. Весело везетъ онъ своего сдока, смясь, бесдуетъ съ нимъ, беретъ другаго и вновь также весело принимается за свой тяжелый трудъ.
Вотъ, между прочимъ, наглядный примръ выносливости и неутомимости курумы. Проживъ нкоторое время между окогамой и Токіо, я задумалъ отправиться въ городъ Никко, знаменитый по своимъ храмамъ. Сдлавъ вс нужныя приготовленія и выбравъ четырехъ сильныхъ людей, я нанялъ дв джинрикши, одну для себя, другую для проводника, и въ назначенный день, около 7 часовъ утра, мы тронулись въ путь. Наслдующій день, вечеромъ, мы възжали уже въ городъ, сдлавъ въ два дня 36 японскихъ ри, т.-е. около 144 верстъ, причемъ нердко приходилось подыматься съ горы на гору. Одинъ изъ курума везъ джинрикшу спереди, другой подталкивалъ сзади, и такъ, съ роздыхами, конечно, они бжали эти два дня съ 7 часовъ утра до 6 вечера и къ этому времени, по всей вроятности, уставали меньше ихъ сдока. Джинрикша потому неудобный для долгихъ перездовъ экипажъ, что курума, везя ее, подымаетъ оглобли выше уровня рукъ, такъ какъ везетъ ее съ согнутыми локтями и, такимъ образомъ, откидываетъ всю колясочку назадъ. Въ виду того, что сидніе весьма узко, сдокъ не можетъ подвинуться, не передвинувъ центра тяжести, не стсняя возницу или не останавливая его, и въ такомъ откинутомъ положеніи долженъ оставаться все время, что, естественно, крайне утомительно.
Отдыхали мои курумы и я самъ въ чайныхъ домахъ, представляющихъ родъ постоялыхъ дворовъ, разбросанныхъ по всмъ дорогамъ Японіи для отдыха, обда и ночлега прозжающихъ. Комнаты для прізжихъ находятся позади, большая же часть дома или пристройка, выходящая на улицу, занята обыкновенно налво кухней, а направо самимъ хозяиномъ или хозяйкой, которые здсь сводятъ счеты и отсюда наблюдаютъ за порядкомъ. Вс чайные дома прислуживаются женщинами — несанами, т.-е. служанками, и въ каждомъ изъ нихъ аккуратно повторяется то же самое. При подъзд курумы къ чайному дому выходитъ хозяинъ или хозяйка и привтствуютъ прізжаго, распростершись передъ нимъ на земл. Затмъ, непремнно смясь, выбгаютъ пять или шесть несанъ, отвшиваютъ глубокіе поклоны и также привтствуютъ гостя, часто повторяя наперерывъ одна за другой: огайо, огайо, что значитъ ‘привтъ вамъ’ и что, между прочимъ, сначала производитъ весьма смшное впечатлніе. Только тогда, когда привтствія и поклоны кончены, прізжій вступаетъ въ домъ, его курумы, обнажившись тутъ же до гола, обмываютъ ноги водой, отдыхаютъ или, усвшись на корточки, съдаютъ свой незатйливый и крайне дешевый обдъ. Затмъ гость вновь пускается въ путь, сопровождаемый точь въ точь такими же церемоніями, съ тою только разницей, что несаны, вмсто огайо, повторяютъ столько же разъ сайу-нара и дозо-мати, что значитъ ‘до свиданія’, ‘милости просимъ еще пожаловать’.

VI.

Вс японцы вообще большіе охотники до всевозможнаго рода развлеченій, между которыми безспорно первое мсто принадлежитъ театрамъ, всегда усердно посщаемымъ публикой. Представленія начинаются съ 6 часовъ утра и длятся до 6 час. вечера, причемъ зрители остаются съ начала представленія до самаго конца, выходя изъ театра только въ антракты Внутреннее устройство напоминаетъ устройство европейскихъ театровъ: передъ незатйливо убранною сценой партеръ или родъ партера, окруженный ложами, т.-е. четырехугольными помщеніями, отдленными другъ отъ друга низкими перегородками, въ которыхъ сидятъ зрители на циновкахъ изъ плетеной соломы. Всегда многочисленная публика нисколько, повидимому, не стсняется своимъ присутствіемъ въ театр. Тутъ можно видть матерей, которыя, не выходя изъ ложи, кормятъ своихъ грудныхъ дтей, здсь же зрители обдаютъ или пьютъ чай, причемъ пища ими приносится изъ кухни, находящейся при самомъ театр. Сюжетъ пьесъ большею частью историческій, взятый изъ разныхъ легендъ и преданій, и вс актеры одты въ старинные по эпох костюмы, причемъ женскія роли исполняются мужчинами и многіе изъ нихъ такъ хорошо гриммируются и такъ удачно подражаютъ женскому голосу, что на извстномъ разстояніи ошибка весьма возможна. Представленія сопровождаются, особенно въ патетическихъ мстахъ, оглушительною музыкой, весьма непріятной для европейскаго уха. Въ виду того, что обычай не позволяетъ высшимъ классамъ въ Японіи посщать обыкновенные театры, публика состоитъ лишь изъ низшихъ и среднихъ классовъ, во всхъ же домахъ японской знати находится большею частью свой театръ, куда, по желанію, приглашаются актеры. Ремесло актера считается довольно почетнымъ и хорошо оплачивается, хорошіе актеры крайне популярны и нердко посл смерти ихъ устраиваются торжественные похороны, сопровождаемые тысячами народа.
Второе посл театровъ мсто въ японскихъ развлеченіяхъ занимаютъ геши и ихъ танцы. Геша есть танцовщица, пвица и музыкантша, безъ которой, какъ у индусовъ безъ баядерокъ, не обходится ни одинъ японскій праздникъ. Чтобы быть гешей, двушка должна окончить одну изъ школъ, устроенныхъ въ стран спеціально съ этою цлью и поддерживаемыхъ какъ на ежемсячные взносы ученицъ, такъ и на средства тхъ чайныхъ домовъ, которые имютъ право приглашать къ себ гешъ. Такихъ школъ всего въ стран дв или три и входъ въ нихъ обыкновенно закрытъ для публики. Мн пришлось видть самую большую изъ нихъ въ город Кіото, прежней резиденціи микадо, куда я пріхалъ съ рекомендательными письмами къ мстнымъ японскимъ властямъ, которыя поэтому и сдлали для меня исключеніе, давъ мн позволеніе ее осмотрть. Школа эта не лишена оригинальности. Она помщается въ большомъ зданіи, раздленномъ на шесть или семь залъ. Когда я вошелъ туда, вс геши были въ полномъ сбор, во всемъ дом въ разныхъ комнатахъ ихъ было около сотни, отъ 12 до 20-тилтняго возраста. Вс он были роскошно одты въ великолпные кимоно и расшитые кушаки и отличались замчательною миловидностью, многія же изъ нихъ были совсмъ красивы.
Въ первой зал обучались танцамъ самыя молодыя двочки, лтъ 12 или 13. Передъ ними на полу сидла старуха съ самисеномъ — японскою гитарой въ рукахъ. Ея лицо производило весьма странное впечатлніе, оно все передергивалось будто въ конвульсіяхъ, то она прищуривала одинъ глазъ, будто лукаво смотря на двочекъ, то закрывала оба, то морщила лобъ, то судорожно качала головой направо и налво, поперемнно подымая ее и опуская. Всми этими ужимками, какъ оказалось, руководились двочки въ своихъ танцахъ. Зорко слдя за подвижнымъ лицомъ наставницы, он, сообразно съ тмъ или другимъ его движеніемъ, измняли и свои движенія и позы. Во второй зал боле взрослыя геши обучались шитью и вышиванію, въ третьей былъ классъ чтенія и письма. Четвертая комната была занята классомъ музыки. Профессоромъ, одновременно и музыки, и пнія, былъ старый, слпой, съ бритою головой, игравшій на инструмент, называемомъ бива — родъ лежачей арфы. Такіе же инструменты находились и передъ каждой изъ гешъ, которыя, поочередно, подъ руководствомъ старика, играли и пли.
Вообще японская музыка производитъ оригинальное и скоре непріятное для европейскаго уха впечатлніе, даже въ рдкихъ случаяхъ, когда въ ней заключается мелодія, за полнымъ отсутствіемъ полутоновъ, замняемыхъ тремя четвертями или четвертями тона.
Пятая зала была раздлена перегородкой на два отдленія для взрослыхъ гешъ, владющихъ уже искусствомъ танцевъ въ совершенств. Дйствительно, трудно было вообразить себ что-нибудь боле граціознее этихъ миловидныхъ созданій: каждая поза, малйшія движенія рукъ, изгибы тла, улыбка, игра веромъ, которымъ геша то закрывалась, слегка склоняя голову на бокъ, то роняя его, граціозно подымала, самая ихъ хитрая и сложная прическа съ цвтами и разноцвтными булавками, ихъ кимоно и широкіе кушаки, вся ихъ оригинальная вншность придавала ихъ танцамъ совершенно своеобразную прелесть и грацію. Въ танцахъ японки нтъ той страсти, того огня, которые присущи танцамъ восточной или южной женщины, ея движенія плавны и медленны, но въ своемъ род не мене характеристичны и красивы.
Въ шестой зал былъ самый оригинальный классъ, который можно назвать, пожалуй, классомъ умнія держать себя или классомъ граціи. Посередин комнаты, около большаго четырехугольнаго чайника сидла неизмнная старуха-преподавательница. Кругомъ были расположены полукругомъ десятка два молоденькихъ гешъ. Одна изъ нихъ играла роль хозяйки, остальныя, поперемнно чередуясь, роли гостей. Гостья должна была, входя, особымъ граціознымъ образомъ отворить дверь, граціозно же, все по указаніямъ старухи, поклониться и тогда только ссть, какъ обыкновенно садятся вс японцы и японки, т.-е. поджавъ подъ себя ноги. Начинались разговоръ и угощеніе, которое состояло въ ча, варимомъ особымъ образомъ, который показывала старуха, и въ конфектахъ и какихъ-то лепешкахъ, предлагаемыхъ хозяйкой гость. Послдняя должна была принять чашку чая съ особыми церемоніями: сначала обими руками поднять ее ко лбу, потомъ, опустивъ на уровень рта, перевернуть справа налво и тогда только пить. Выпивъ чай, гостья отдавала чашку хозяйк и глубокими поклонами до земли ее благодарила, при прощаніи повторялись опять т же поклоны и граціозныя отворянія дверей. Въ этомъ же класс та же старуха учитъ гешъ красиво и граціозно улыбаться, что продлывается передъ зеркаломъ, смотря въ которое геша подражаетъ улыбк наставницы.
Вечеръ съ хорошими гешами обходится обыкновенно на наши деньги около 25 или 30 рублей. Сюда входитъ плата чайному дому, куда приглашаются геніи, самимъ гешамъ и плата за ужинъ и ‘сакэ’, который составляетъ непремнное его условіе. Приглашаются обыкновенно четыре геши: дв совсмъ молодыхъ и дв постарше. Первыя предназначаются исключительно для танцевъ, послднія же для пнія и музыки, которая состоитъ изъ игры на самисен, бива и род оглушительнаго барабана. Вообще танцующія геши не бываютъ старше 18 или 19 лтъ, обыкновенно, когда геша доходитъ до этого возраста, она покрываетъ себ зубы черной лакой и въ танцахъ боле участія не принимаетъ, предназначаясь исключительно для музыки. Становясь гешей, двушка мняетъ свое имя на какое-нибудь другое, причемъ многія изъ этихъ noms de guerre весьма красивы, какъ, наприм., ‘Золотая горка’, ‘Бабочка’, ‘Долина цвтовъ’ и т. п.
Вечеръ обыкновенно начинается часовъ въ девять и продолжается часа три, четыре. Зрители располагаются по-японски, за отсутствіемъ всякой мебели, въ одной изъ комнатъ чайнаго дома, около нихъ садятся геши и затмъ вносится ужинъ и горячій сакэ, который сосдка геша сначала наливаетъ и предлагаетъ сосду. Посл ужина начинаются танцы, прерываемые боле или мене обильными возліяніями того же сакэ, чмъ боле его выпито, тмъ, конечно, рискованне нкоторые, не школьные уже танцы, сопровождаемые разными выразительными пантомимами и жестами. Изъ такихъ танцевъ наибольшею распространенностью пользуется такъ называемый ‘чонъ-кино’ — родъ игры въ фанты, сопровождаемый извстнымъ припвомъ. Онъ состоитъ въ томъ, что дв молоденькихъ геши, становясь другъ противъ друга, разными движеніями рукъ изображаютъ лисицу, ружье и ‘Якунина’, т.-е. полицейскаго. Сообразно съ тмъ, какое положеніе рукъ одной изъ нихъ соотвтствуетъ положенію рукъ другой, опредляется проигрышъ или выигрышъ. Такъ, лисица проигрываетъ противъ ружья, а Якунинъ противъ лисицы, такъ какъ послдняя считается хитре человка. Проигравшая сторона должна непремнно скинуть какую-нибудь часть одежды, а такъ какъ послдняя состоитъ изъ ряда халатовъ и кушаковъ одинъ на другомъ, то игра продолжается довольно долго, пока, наконецъ, об геши, оставшись въ однихъ красныхъ шелковыхъ рубашкахъ, быстро убгаютъ въ сосднюю комнату, чтобы вновь облечься въ свои роскошные кимоно.
Говоря про театры и гешъ, какъ про развлеченія японцевъ, нельзя обойти молчаніемъ оригинальные кварталы ошивара, тоже служащіе мстами развлеченія, хотя и мене скромными, чмъ первыя. Такіе кварталы находятся въ каждомъ большомъ город, но въ Токіо, столиц, они достигаютъ особенныхъ размровъ. ошивара Токіо состоитъ изъ нсколькихъ сотенъ домовъ, составляющихъ какъ бы особый самостоятельный городокъ, съ своею совершенно своеобразною жизнью. Дома эти большею частью двухъэтажные, причемъ наверху расположены жилыя комнаты, весь же низъ составляетъ родъ залы, но лишь съ тремя стнами, такъ какъ передняя часть, обращенная на улицу, состоитъ изъ большой, во всю стну, деревянной ршетки. Такимъ образомъ, весь нижній этажъ представляетъ вншній видъ клтки и эти клтки подрядъ одна за другой наполняютъ нсколько улицъ. Днемъ ошивара мертва, все объято глубокимъ сномъ, ршетки замняются глухою передвижною стной, не слышно шума, не видно никого на улицахъ. За то ночью эта дневная тишина съ избыткомъ вознаграждается: весь кварталъ освщенъ разноцвтными японскими фонарями, освщаются и клтки, наполняясь своими обитательницами, дневная тишина замняется шумомъ, говоромъ и смхомъ. У каждой клтки оживленныя кучки народа разсматриваютъ восемь, десять набленныхъ, нарумяненныхъ и богато разодтыхъ ‘мусуме’ {Мусуме по-японски значитъ двушка.}, сидящихъ въ ней полукругомъ лицомъ къ зрителямъ.
Большинство изъ обитательницъ ошивары красивы, но у многихъ изъ нихъ зубы покрыты черною лакой, что, между прочимъ, служитъ знакомъ успха, такъ какъ лакировка зубовъ сопряжена съ устройствомъ мстнаго праздника и раздачи подарковъ подругамъ, что обходится очень дорого.
Вообще въ Японіи въ прежнее время, особенно въ низшихъ нуждающихся классахъ, народъ держался и держится до сихъ поръ совершенно своеобразнаго взгляда на проституцію. Они смотрятъ на нее какъ на ремесло, ничмъ не хуже другаго, и въ старину явно, а теперь тайно практиковалась и практикуется продажа дочерей бдныхъ родителей въ ошивару для оказанія помощи родителямъ, причемъ, по отбытіи срока, он возвращаются домой. Прошлое двушки не мшаетъ ея замужеству. Нердко съ этою же цлью такая продажа производилась и по собственному желанію двушки. Существованіе такихъ фактовъ подтверждается многими разсказами, преданіями и легендами. Вотъ, между прочимъ, одно изъ наиболе извстныхъ преданій въ этомъ род {Заимствую его, вкратц, у Митфорда.}.
Около 230 лтъ тому назадъ на служб одного дайміоса провинціи Инаба находился молодой человкъ, по имени Ширай-Гомпаши, извстный по своей красот, храбрости и искусству владть оружіемъ. Однажды, поссорившись съ однимъ изъ своихъ товарищей, онъ нечаянно его убилъ въ драк и долженъ былъ поэтому оставить родину и бжать. Разсчитывая легче всего укрыться отъ преслдованій въ еддо, онъ туда и направилъ свой путь. Случилось такъ, что въ первую ночь бгства Гомпаши, усталый, остановился ночевать въ первомъ попавшемся ему чайномъ дом, оказавшемся притономъ разбойниковъ. Хотя у него почти не было денегъ, но за то онъ обладалъ двумя великолпными саблями, на которыя и польстились разбойники, намреваясь во время сна убить его и овладть его единственною драгоцнностью. Въ полночь какой-то шумъ въ комнат разбудилъ Гомпашу, онъ проснулся и увидлъ молодую, тринадцатилтнюю красавицу, которая, приблизившись къ нему, сказала ему шепотомъ:
— Храбрый рыцарь, вы въ притон разбойниковъ, которые хотятъ васъ убить и обладть вашими саблями. Что касается меня, то я дочь богатаго купца въ Микав, въ прошломъ году я была похищена этими же разбойниками изъ родительскаго дома. Прошу васъ, бгите и возьмите меня съ собой изъ этого ужаснаго мста.
Говоря эти слова, она все время горько плакала. Гомпаши, который былъ храбрый и мужественный юноша, ршился убить разбойниковъ и спасти двушку, поэтому, отправивъ ее на время изъ дому, онъ самъ остался на мст и началъ выжидать нападенія. Черезъ нсколько времени разбойники, тихо крадучись одинъ за другимъ, вошли въ его комнату, разсчитывая найти его спящимъ. Но Гомпаши храбро бросился на перваго, котораго однимъ ударомъ положилъ у своихъ ногъ, остальные, въ числ девяти, напали на него, но посл отчаянной борьбы вс безъ исключенія были убиты мужественнымъ юношей. Совершивъ этотъ подвигъ, Гомпаши взялъ съ собой молодую двушку, которую звали Комурасаки, и отвезъ ее въ Микаву къ родителямъ. Послдніе были такъ обрадованы возвращеніемъ дочери, которую считали потерянной, что предложили Гомпаши навсегда остаться у нихъ и сдлаться ихъ пріемнымъ сыномъ, но юноша, который стремился въ еддо, чтобы вновь поступить на службу къ какому-нибудь знатному дайміосу, отказался и, проживъ у нихъ нсколько времени, ухалъ. Молодая двушка, которая тмъ временемъ влюбилась въ Гомпаши за его храбрость и красоту, тоже умоляла его остаться, но онъ былъ непоколебимъ и простился и съ ней, общая вернуться и завщая ей оставаться ему врной во время его отсутствія.
Придя въ еддо, Гомпаши, не успвъ поступить на службу какого-нибудь дайміоса и не находя себ работы, началъ пьянствовать и дурно себя вести, думая лишь о весельи и забав. Его постоянно видли въ ошивар и въ разныхъ чайныхъ домахъ, гд онъ имлъ громадный успхъ, благодаря своей замчательной красот. Такъ прошелъ годъ. Около этого времени до него донесся слухъ объ удивительной красавиц, недавно прибывшей въ домъ ‘Трехъ береговъ моря’, одинъ изъ домовъ въ ошивар, которую звали ‘Маленькій пурпуръ’. Гомпаши, которому хотлось узнать, дйствительно ли такъ хороша вновь прибывшая, разъ вечеромъ отправился въ указанный домъ. Каково же было его удивленіе, когда красавица ‘Маленькій пурпуръ’ оказалась та самая Комурасаки, которую онъ годъ тому назадъ вернулъ родителямъ.
На разспросы Гомпаши молодая двушка, заливаясь слезами, объяснила, что ея родители, разорившись, впали въ такую бдность, что она, не зная какъ имъ помочь, продалась, съ цлью ихъ содержать на зарабатываемыя ею деньги, но они оба недавно умерли, она же не иметъ достаточно средствъ, чтобы себя выкупить, и умоляетъ Гомпаши вторично ее спасти. Послдній утшалъ ее какъ могъ, говоря, что онъ хотя и не иметъ денегъ, чтобы придти ей на помощь, но что онъ сдлаетъ все, что можетъ, чтобы облегчить ея участь. Съ этого дня Гомпаши влюбляется въ Комурасаки и видится каждый день съ своею красавицей, такъ что скоро почти вс бывшія у него деньги перешли въ домъ ‘Трехъ береговъ моря’. Увидвъ, что настаетъ время, когда онъ не будетъ въ состояніи продолжать эту жизнь, такъ какъ онъ тогда былъ ‘рониномъ’, т.-е. человкомъ безъ всякаго опредленнаго занятія, а, слдовательно, и безъ денегъ, онъ начинаетъ доставать ихъ себ путемъ всевозможныхъ преступленій. Кражи, грабежи, убійства,— вс средства ему казались хороши, лишь бы, попрежнему, ходить каждый день къ ‘Тремъ берегамъ моря’, любоваться на свой ‘Маленькій пурпуръ’. Наконецъ, черезъ нсколько времени, посл одного ужаснаго убійства, Гомпаши былъ пойманъ и обезглавленъ, какъ простой злодй.
Когда Комурасаки услышала о страшной участи своего возлюбленнаго, она тайно убжала изъ дома ‘Трехъ береговъ моря’ на могилу Гомпаши. Долго она плакала и молилась, вспоминая о томъ, кого она такъ любила и кто погибъ изъ любви къ ней, а потомъ, взявъ изъ-за пояса свой острый и тонкій кинжалъ, вонзила его себ въ грудь и тутъ же умерла. Она была похоронена рядомъ съ могилой своего милаго. И до сихъ поръ народъ въ еддо приходитъ на ихъ могилы, восхваляя красоту и храбрость Гомпаши и любовь къ родителямъ и врность красавицы Комурасаки.

VII.

Дв религіи, не считая христіанства, съ давнихъ поръ нашли себ убжище въ Японіи, хотя ни одна изъ нихъ и до настоящаго времени не можетъ похвалиться количествомъ серьезныхъ, убжденныхъ послдователей. Дйствительно, если спросить у десяти любыхъ японцевъ, какую религію они исповдуютъ, т.-е. буддисты ли они или шиктоисты, девять изъ нихъ отвтятъ, что они не принадлежатъ ни къ той, ни къ другой. Обращаясь съ просьбами и молитвами о помощи, безразлично, то къ буддійскимъ, то къ шиктоійскимъ богамъ, они и сами не могутъ отличить одну религію отъ другой и въ данную минуту становятся послдователями той религіи, боги которой, по ихъ мннію, принесли или просимое облегченіе, или помощь. Многолтнее совмстное существованіе ихъ обихъ сдлало то, что формы обрядности и даже принципы одной смшиваются и встрчаются въ другой, такъ что и при спеціальномъ изученіи этого вопроса является весьма труднымъ проложить между ними рзкую грань, къ тому же, въ буддизм существуетъ около 35 сектъ.
Первая древнйшая религія страны есть шиктоизмъ, начало возникновенія котораго теряется въ глубокой древности. По ученію этой религіи, въ начал всхъ вещей былъ хаосъ, изъ котораго произошелъ родъ небесныхъ созданій, называемыхъ ‘ками’, которыя съ тхъ поръ и управляютъ міромъ. Они владютъ временами года, растеніями и животными и отъ нихъ зависитъ будущность человчества. Впослдствіи число ками увеличилось прибавленіемъ людей, извстныхъ по своей храбрости, мужеству или добродтели. Посл нсколькихъ тысячелтій изъ этихъ ками произошли два первыхъ человческихъ существа: изанаги — мужчина и изанами — женщина. Они, въ свою очередь, произвели на свтъ вс острова Японіи и родины земныхъ ками: боговъ втра, горъ, равнинъ и т. п. Одна изъ ихъ дочерей, прекрасная богиня солнца, Аматерасу, дала въ удлъ своему внуку Ниниджи-но-микото владніе землей. Послдній, взявъ съ собой три японскихъ регаліи: священное зеркало, мечъ и шаръ изъ горнаго хрусталя, спустился съ неба по висячему мосту на землю, посл чего этотъ мостъ былъ уничтоженъ, и, такимъ образомъ, навсегда было прервано всякое сообщеніе между небомъ и землей. Внукъ Ниниджи-но-микото и былъ первый микадо Дусимму или Дусимму-Тенно, который началъ свое царствованіе въ 660 году до P. X.
Нравственный кодексъ религій весьма простъ. Онъ заключается въ томъ, чтобы слдовать своимъ естественнымъ побужденіямъ, въ предлахъ повиновенія законамъ государства. Нтъ ни наградъ, ни наказаній въ будущей жизни, а хотя и существуетъ вра въ загробное существованіе, но для умершихъ не указано никакого особаго состоянія блаженства или страданія, они просто становятся духами, лишенными своей тлесной оболочки, способными лишь приносить пользу или вредъ оставшимся въ живыхъ и поэтому подлежащими постоянному умилостивленію.
Вторая, позднйшая уже религія буддизма была введена въ Японіи въ VI вк китайцемъ по имени Шиба-Татсу, который, переселившись въ Японію и принявъ японское подданство, впервые воздвигнулъ маленькій буддійскій храмъ. Въ слдующемъ вк эта религія окончательно уже утвердилась въ стран.
Говорить о чудесной жизни Будды, его ученіи и глубокой философіи этого величайшаго пессимиста не входитъ въ задачу настоящей статьи. Я ограничусь поэтому лишь приведеніемъ главныхъ принциповъ наиболе распространенной изъ 35 буддійскихъ сектъ, секты Шиншіу, тмъ боле, что она заключаетъ въ себ основанія, общія всему буддизму, отличаясь отъ другихъ сектъ только въ подробностяхъ.
‘Буддизмъ,— говоритъ эта секта,— учитъ, что все въ мір производится и разрушается извстными причинами и соотношеніями обстоятельствъ, что, съ одной стороны, наша настоящая жизнь есть слдствіе до-земнаго нашего существованія, а съ другой — наши земныя дянія послужатъ причиной состоянія нашего въ будущей жизни.
‘За наши дянія, сообразно съ тмъ, хороши ли они или худы, послдуютъ разныя степени блаженства или страданія, такъ какъ вс люди и другія одаренныя чувствомъ существа имютъ нескончаемое бытіе и, умирая въ одномъ вид, возрождаются въ другомъ. Если человкъ хочетъ избгнуть состоянія вчной трансмиграціи, онъ долженъ освободиться отъ страстей и пороковъ, которые составляютъ ея причину.
‘Главная цль буддизма — сдлать человка способнымъ получить спасеніе, согласно съ ученіемъ о погашеніи страстей, это ученіе есть дорога къ спасенію и спасеніе есть его слдствіе.
‘Такое спасеніе, которое мы называемъ Нирваной, что значитъ вчное блаженство, и есть состояніе Будды.
‘Весьма, трудно освободиться отъ страстей, но буддизмъ даетъ нсколько средствъ для достиженія этой цли, одни могутъ быть названы самомогуществомъ или помощью черезъ самого себя, другія — могуществомъ другаго или помощью при посредств другаго.
‘Секта Шиншіу, что въ буквальномъ перевод значитъ правдивое ученіе, основана Шинранъ-Шониномъ и учитъ о помощи при посредств другаго. Въ чемъ же заключается эта помощь? Она состоитъ въ великомъ могуществ Амиды Будды. Амида значитъ безграничный и мы вримъ, что жизнь и свтъ этого Будды совершенны и что вс остальные Будды достигли состоянія Нирваны при помощи Амиды Будды. Поэтому онъ и называется самымъ главнымъ Буддой.
‘Амида Будда распространяетъ свое безконечное милосердіе на все живущее и помогаетъ всмъ, которые полагаются на него, для достиженія совершенства и возрожденія (Нирвана).
‘Наша секта не вритъ въ другихъ Буддъ, она полагается лишь на милосердіе Амиды, черезъ котораго надется избавиться отъ земной печали и войти въ рай. Разъ есть вра въ спасеніе черезъ Амиду Будду, мы не нуждаемся въ самопомощи, намъ нужно только держать его милосердіе въ сердц, взывать къ нему и вчно памятовать о немъ. Это мы называемъ благодарностью за спасеніе.
‘У насъ нтъ разницы для достиженія спасенія между служителями церкви и простыми ея членами, поэтому священнику разршается взять себ жену и сть мясо и рыбу, что запрещено въ другихъ буддійскихъ сектахъ.
‘Наше ученіе запрещаетъ обращаться съ просьбами и моленіями о счастіи для настоящей жизни ни къ Амиду Будд, ни къ другимъ Буддамъ, такъ какъ все, что совершается въ настоящей нашей жизни, не можетъ быть измнено могуществомъ другихъ. Оно учитъ врующихъ исполнять ихъ нравственный долгъ, любить другъ друга и слдовать законамъ нравственнымъ и гражданскимъ.
‘Такимъ образомъ, вся вра наша заключается въ томъ, чтобы, отбросивъ всякую религіозную суровость и всякую мысль о самопомощи, всмъ сердцемъ надяться на Амиду Будду, для самаго главнаго, т.-е. для нашего спасенія въ будущей жизни. Съ того времени, какъ мы положили нашу вру въ Амиду Будду, наше спасеніе обезпечено и мы должны лишь благодарить его за его безконечное милосердіе. Кром того, въ благодарность основателю религіи и послдующимъ ея учителямъ, которые какъ бы пролили свтъ въ окружавшую насъ до того тьму, мы должны всю жизнь соблюдать законы, установленные для исполненія нашихъ обязанностей’.
Что касается христіанства, то оно проникло въ Японію еще въ 1549 году, т.-е. семь лтъ спустя посл того, какъ отважный мореплаватель, португалецъ Мендеръ Пинто, впервые дошелъ до Японіи и завязалъ съ ней торговыя сношенія. Первые миссіонеры были іезуиты: Ксавье, Торрзсъ и Фернандэсъ, и христіанство первоначально получило довольно большое распространеніе, но потомъ, вслдствіе политическихъ интригъ его проповдниковъ, начало подвергаться преслдованію, которое приняло особенно сильные размры въ XVII столтіи, при тайкун еяс. Въ настоящее время, хотя вс христіанскія религіи и имютъ своихъ представителей въ лиц миссіонеровъ, старающихся распространить свое ученіе въ сред народа, но до сихъ поръ ихъ усилія увнчались лишь весьма незначительнымъ успхомъ. Усердно перенимая во всемъ европейскую цивилизацію, японцы къ одной христіанской религіи отнеслись скоре враждебно. Простой народъ, боле суеврный, чмъ религіозный, неспособный разобраться и къ своихъ двухъ религіяхъ, представляетъ далеко еще не подготовленную почву для христіанскаго ученія, немногочисленный же образованный классъ заключаетъ въ себ не мало приверженцевъ философіи буддійской {Такъ, напр., въ послднее время появилось много сочиненій на японскомъ язык, подробно разбирающихъ философію буддизма и христіанства и по сравненіи отдающихъ безспорно предпочтеніе первой.}. Сообразно съ господствующими въ стран двумя религіями, вс храмы раздляются на два вида: на храмы шиктоійскіе и буддійскіе, причемъ вншность ихъ почти одинакова и представляетъ родъ большихъ четырехугольныхъ зданій, покрытыхъ соломенными или деревянными крышами, края которыхъ загнуты наверхъ на четырехъ концахъ. Шиктоійскіе храмы отличаются, или, по крайней мр, должны {Говорю должны потому, что, какъ выше уже замчено, вковое одновременное существованіе обихъ религій отразилось на нихъ неблагопріятно, такъ что многія принадлежности буддійскихъ храмовъ встрчаются въ шиктоійскихъ и наоборотъ.} отличаться, крайнею простотой. Они состоятъ изъ двухъ отдленій: задняго, всегда закрытаго, съ эмблемой бога, которому посвященъ храмъ, и передняго, на стнахъ котораго наклеены разныя бумажки, имющія символическое значеніе, съ начертанными на нихъ знаками. Здсь же находится молельня, надъ входомъ въ которую виситъ колоколъ, въ него врующій звонитъ при помощи опущенной съ него веревки, чтобы призвать вниманіе бога къ его молитвамъ. Передъ колоколомъ поставленъ простой ящикъ, верхняя часть котораго состоитъ изъ ршетки, молящійся становится передъ нимъ, нагибаетъ голову и нсколько разъ безмолвно ударяетъ поднятыми вверхъ ладонями и, бросивъ мдную монету, удаляется. Передъ тмъ, какъ начинать молитву, врующій погружаетъ руки въ тутъ же находящуюся цистерну съ священною водой. При храм продаются кусочки бумажки съ написаннымъ на нихъ именемъ бога, долженствующіе принести покупателю предотвращеніе отъ несчастій и всевозможныя блага. Но главная отличительная черта шиктоійскихъ храмовъ есть ‘торіи’ — ворота, состоящія изъ двухъ вертикальныхъ и на нихъ двухъ горизонтальныхъ столбовъ, одинъ надъ другимъ, изъ которыхъ верхній немного меньше нижняго, съ слегка загнутыми наверхъ концами, они обыкновенно длаются изъ дерева, камня или бронзы. Такихъ торій при храмахъ нердко стоитъ нсколько, такъ какъ иногда врующіе ставятъ ихъ на спой счетъ, въ такомъ случа они обыкновенно длаются меньше, изъ простаго дерева, покрытаго красною краской, и около популярныхъ храмовъ образуютъ цлый корридоръ. Чистая шиктоійская архитектура вообще не допускаетъ украшеній.
Внутренность же буддійскихъ храмовъ, наоборотъ, всегда боле или мене роскошно убрана статуями Будды, разными священными инструментами и сосудами: вазами для куренія фиміама, урнами, канделябрами, иногда золочеными кораблями, употребляемыми при особой церемоніи, шелковыми матеріями, цвтами, зеркалами, висячими картинами съ изображеніеми демоновъ или героевъ и т. п.
Обрядность буддійской религіи представляетъ, пожалуй, нкоторое вншнее сходство съ обрядностью римско-католической церкви. Одежда бонзъ, ихъ поклоны при прохожденіи мимо алтаря, самый этотъ алтарь, освщенный высокими канделябрами, таинственный полумракъ, которымъ онъ нердко окруженъ,— все напоминаетъ что-то уже знакомое.
Изъ многочисленныхъ храмовъ, щедро разбросанныхъ по всей стран и, въ общемъ, весьма похожихъ другъ на друга, только нкоторые заслуживаютъ вниманія. Между послдними первое мсто безспорно принадлежитъ храмамъ города Никко, служащимъ мавзолеями двухъ тайкуновъ изъ рода Токугава. Они считаются лучшими въ стран и, какъ говоритъ японская пословица, ‘кто не видлъ Никко, тотъ не видлъ великолпнаго’.
Первая группа храмовъ начинается съ монастыря Маи-гваи-дзи, красиво расположеннаго на гор, надъ шумною горною рчкой Дапа-Гавой. Онъ заключаетъ въ сверной своей части такъ называемую ‘Самбутсуди’ или залу трехъ Буддъ: Тысячерукаго Еваннона, Лошадино-головаго Кваннона и Амиды-Ніо-рай. Вс три Будды позолочены, громадныхъ размровъ и изображены въ сидячемъ положеніи, поставлены они въ глубин храма, вс три въ рядъ, въ какой-то полутемнот, изъ которой еле виднются ихъ громадныя золотыя фигуры. Тысячерукій Еваннонъ иметъ, на самомъ дл, только сорокъ рукъ, держащихъ разныя буддійскія эмблемы: цвтокъ лотоса, солнце, луну, черепъ, пагоду и т. д. Лошадино-головой Еваннонъ изображенъ съ тремя лицами и четырьмя парами рукъ, на лбу средняго лица изображена голова лошади. Одна пара его рукъ сложена на груди, другая держитъ топоръ и колесо — символы освобожденія и пренебреженія мірскими заботами, третья — палицу, которой должны быть уничтожены враги буддійской церкви, наконецъ, изъ четвертой пары рукъ въ лвой находится веревка для связыванія нечестивыхъ, правая же простерта впередъ для подаянія милостыни. У третьяго Будды на лбу бородавка — знакъ мудрости, а часть головы не покрыта волосами въ знакъ смиренія.
За залой трехъ Буддъ возвышается элегантная черная колонна, украшенная шестью золочеными чашами, въ форм цвтка лотоса, изъ лепестковъ котораго висятъ маленькіе колокольчики. Колонна, называемая ‘Соринто’, сдлана изъ мди и была воздвигнута по смерти тайкуна еяса въ XVII столтіи. Затмъ аллея вковыхъ сосенъ ведетъ къ граціозной пятиэтажной пагод, пестро раскрашенной въ разныя краски. Подъ крышей перваго этажа искусно и живо сдланы изъ дерева двнадцать священныхъ животныхъ: крыса, быкъ, тигръ, заяцъ, драконъ, змя, лошадь, козелъ, обезьяна, птухъ, собака и кабанъ. За пагодой начинается рядъ построекъ и дворовъ, служащихъ мавзолеемъ перваго тайкуна изъ рода Токугава еяса. Въ первый дворъ ведутъ ворота Двухъ Королей, въ нишахъ которыхъ поставлены золоченыя, чудовищныя животныя ‘ама-ину’ и ‘кама-ину’. Самый дворъ заключаетъ нсколько зданій съ храмовымъ имуществомъ, здсь же находится громадное священное дерево, которое, по преданію, еясь еще возилъ съ собой въ горшк, и конюшня для священной блой лошади, украшенная сдланными изъ дерева группами обезьянъ трехъ странъ: Индіи, Китая и Японіи или обезьяны не видящія, не слышащія и не говорящія.
Направо отъ конюшни подъ четырьмя блыми столбами и крышей съ двумя громадными драконами, спускающимися съ передней ея стороны, стоитъ гранитовая цистерна, наполненная священною водой. Весь дворъ красиво убранъ нсколькими десятками большихъ гранитовыхъ и бронзовыхъ фонарей, пожертвованныхъ храму разными дайміосами, парой бронзовыхъ канделябръ и колоколомъ-великаномъ, подареннымъ корейскимъ королемъ въ XVII столтіи.
За этимъ первымъ дворомъ другія ворота, о-меи-макъ, ведутъ во второй дворъ. Ворота же стоятъ на четырехъ колоннахъ, покрытыхъ мелкими изящными арабесками, три изъ этихъ колоннъ сдланы совершенно одинаково, рисунокъ же четвертой, на задней сторон воротъ, расположенъ обратно рисунку трехъ остальныхъ, что было сдлано съ намреніемъ, иначе вся постройка, будучи слишкомъ совершенной, могла бы принести несчастіе семь Токугава, она и называется, колонной, предотвращающей несчастіе. Крыши воротъ лежатъ на золоченыхъ головахъ драконовъ и вся верхняя ихъ часть, непосредственно подъ крышей, покрыта художественно исполненными деревянными группами, съ одной стороны, китайскихъ мудрецовъ, съ другой — играющихъ дтей. Отъ воротъ въ об стороны тянется низкая деревянная баллюстрада, отдляющая первый дворъ отъ втораго. Она вся состоитъ изъ ажурно рзанныхъ и раскрашенныхъ группъ животныхъ и птицъ. Разнообразіе красокъ производитъ первоначально лишь одно впечатлніе пестроты, только приблизившись и всмотрвшись ближе, можно видть всю тщательность, до послднихъ мелочей, отдлки каждой фигуры. Второй дворъ заключаетъ отдльное помщеніе, гд женщина, вся одтая въ блое, за нсколько брошенныхъ мдныхъ монетъ исполняетъ священный танецъ {Лучшій танецъ въ этомъ род мн удалось видть въ город Нар, отстоящемъ отъ Токіо въ пяти дняхъ зды въ джинрикш. Онъ исполняемъ былъ двочками, одтыми въ широкія красныя шаравары, блую рубашку и поверхъ нея родомъ краснаго плаща, волосы ихъ собраны были въ длинную косу, на лобъ спускались вплетенные въ волоса искусственные цвты, а лица ихъ покрыты были толстымъ слоемъ блой пудры. При танцахъ он держали поперемнно то веръ, то связку маленькихъ колокольчиковъ. Музыка, если можно назвать этимъ словомъ тотъ шумъ, который производили бонзы и ихъ помощники, аккомпанируя танцамъ, состояла изъ игры на дудк и пнія особаго гимна.}, красное зданіе съ вещами, принадлежавшими еясу, и, наконецъ, въ глубин, третьи ворота, ведущія въ самый храмъ, стны котораго покрыты тонкими, сдланными изъ дерева, рельефными изображеніями животныхъ и птицъ.
За храмомъ двсти узкихъ гранитныхъ ступеней ведутъ къ грандіозной, по своей величавой простот, могил еяса. Подъ тнью вковыхъ сосенъ, окруженный низкою каменною оградой и массивными бронзовыми воротами, возвышается простой памятникъ надъ самой его могилой, на пьедестал — шаръ подъ пирамидальной крышей, концы которой съ четырехъ сторонъ слегка загнуты наверхъ впереди, на каменномъ возвышеніи бронзовый ибисъ, ваза съ цвтами и листьями лотоса, сдланными изъ мди, и урна для куренія фиміама. Передъ воротами по об стороны сидятъ бронзовыя ‘ама-ину’ и ‘кама-ицу’, будто обороняя остатки великаго человка.
Мавзолей другаго тайкуна, емитсу, внука еяса, находящійся въ другой групп храмовъ, хотя тоже красиво отдланъ, но значительно уступаетъ первому. Такой же рядъ воротъ ведетъ къ храму, причемъ въ нишахъ однихъ воротъ стоятъ громадные, зеленый и красный, боги втра и грома, въ другихъ же боги Дева, на которыхъ лежитъ обязанность охранять міръ отъ злыхъ духовъ. Громадныя деревянныя статуи изображаютъ мускулистыхъ боговъ, съ оскаленными зубами, причемъ у боговъ втра и грома по два только пальца на ногахъ и по четыре на рукахъ.
Посл храмовъ Никко особенною извстностью пользуется монастырь Хоріудзи, расположенный на пути изъ города Нары въ городъ Осаку. Онъ состоитъ изъ нсколькихъ зданій. Въ первомъ изъ нихъ хранятся разныя рдкости и, между прочимъ, особенно для буддистовъ драгоцнный зрачекъ Будды, заключенный въ крошечную пагоду изъ горнаго хрусталя, завернутую въ драгоцнныя матеріи. Во второмъ вс внутреннія стны сплошь покрыты тысячами маленькихъ металлическихъ зеркалъ и сабель, пожертвованныхъ женщинами и мужчинами, обращавшимися съ молитвами объ исцленіи отъ того или другаго недуга и получившими таковое. Третье содержитъ колоссальныя изображенія разныхъ боговъ, группу, представляющую смерть Будды, съ окружающими его плачущими женщинами и плачущими же всевозможными животными, и рисунки, изображающіе восемь главныхъ эпохъ его жизни: рожденіе на неб, зачатіе на земл, поступленіе въ священство, искушенія, совершенство, проповдь и вхожденіе въ состояніе Нирваны или вчнаго блаженства. Затмъ нсколько ступеней ведутъ къ дверямъ главнаго храма. Въ немъ вс внутреннія стны покрыты единственными въ Японіи фресками, изображающими разные буддійскіе сюжеты — работы, какъ полагаютъ, корейскихъ художниковъ. Къ сожалнію, храмъ такъ слабо освщенъ, что приходится разсматривать фрески со свчой въ рук, къ тому же, нкоторыя изъ нихъ сильно повреждены. Посередин храма возвышается высокій алтарь со статуями Будды, окруженными вазами, канделябрами и урнами, съ курящимся въ нихъ фиміамомъ.
Самая знаменитая въ Японіи статуя Будды находится въ Камакуры, прежней резиденціи тайкуновъ, и стоитъ отдльно отъ храма. Она замчательна какъ по своей величин, такъ и по красот исполненія. Вышина всей статуи равняется 49 англійскимъ футамъ, окружность 97, длина лица 8, ширина отъ уха до уха 17, длина глаза и носа по 3 фута. Воздвигнута она была въ XII вк. Внутри ея находится маленькая часовня. Будда изображенъ сидящимъ, съ поджатыми подъ себя ногами, его сложенныя почти въ кулакъ руки покоятся на колнахъ, касаясь другъ друга большими пальцами. Благородныя складки его одежды, падая съ плечъ на грудь, которую оставляютъ полуоткрытой, красиво опускаются на колна. Посередин лба шишка — знакъ мудрости. Исполненіе статуи дйствительно замчательно: трудно себ вообразить что-нибудь боле спокойне, боле воплощающее въ себ выраженіе Нирваны, чмъ этотъ гигантскій Будда, изображенный въ моментъ того спокойнаго созерцанія, которое составляетъ одну изъ добродтелей, заповданныхъ имъ врующимъ.

VIII.

Путешествіе по Японіи производитъ на всхъ туристовъ вообще самое благопріятное впечатлніе какъ по оригинальному образу жизни ея жителей, такъ и по природ страны, во многихъ мстахъ исключительно красивой. Дйствительно, вчно оживленная дорога Токаидо изъ Токіо въ Кіото, окрестности погасшаго вулкана Фу-Зіама, внутреннее море, черезъ которое прозжаешь изъ окогамы въ Нангасаки, наконецъ, гористыя окрестности Пикко съ горными рчками, шумно катящими свои пнистыя волны, водопадами, алтарями Будды, древними храмами, пріютившимися подъ тнью вковыхъ гигантовъ растительнаго царства,— вс эти мстности, которыя легко можно видть даже въ короткое, двухмсячное пребываніе, по своей красот и своеобразности вполн окупаютъ вс трудности путешествія. Самое лучшее время для Японіи есть весна или ранняя осень, когда климатъ, не слишкомъ жаркій и не слишкомъ холодный, позволяетъ легко мириться съ устройствомъ и переносить неудобства японскихъ чайныхъ домовъ и джинрикши, единственнаго, какъ уже выше сказано, способа передвиженія. Путешествіе внутри страны обходится сравнительно дорого, какъ потому, что не владющимъ японскимъ языкомъ невозможно обойтись безъ проводника, который за-одно со всми курума, содержателями чайныхъ домовъ, продавцами рдкостей и другими туземцами, съ которыми приходится входить въ сношенія, старается за все взять съ иностранца вчетверо или впятеро противъ настоящей стоимости, такъ и потому, что при всхъ перездахъ необходимо имть съ собой запасъ консервовъ и вина. Съ японской пищ европейцу привыкнуть весьма трудно, европейской же кухней, да и то скверной, можно пользоваться только въ большихъ городахъ.
Въ первыхъ числахъ декабря я оставилъ Японію и слъ на французскій пароходъ Messageries Maritimes, по назначенію въ Гонконгъ, съ остановкой на 24 часа въ Келюнг, главномъ пункт военныхъ дйствій на остров Формоза, блокированномъ въ то время французскимъ флотомъ, въ виду войны съ китайцами. Островъ этотъ находится вн линіи правильнаго пароходнаго сообщенія между Китаемъ и Японіей, поэтому англійскіе и американскіе пароходы не длаютъ этой остановки и идутъ изъ окогамы прямо на Гонконгъ. Французскіе же пароходы измнили на время войны свой прямой рейсъ и зазжали на Формозу, такъ какъ на нихъ было возложено почтовое сообщеніе между Франціей и ея военнымъ флотомъ въ китайскихъ кодахъ и доставка провизіи находящимся на Формоз войскамъ. Пароходы всхъ остальныхъ націй въ то время къ острову не допускались.
Пассажировъ на нашемъ пароход было только трое: два американца и я. Вообще компанія Messageries Maritimes за все время войны не могла пользоваться почти никакимъ пассажирскимъ и товарнымъ движеніемъ, въ виду возможности и общей боязни нападенія китайцевъ. Между тмъ, пароходы этой компаніи безспорно лучшіе въ мір пассажирскіе пароходы по удобству, отличной кухн и крайней обходительности и любезности экипажа.
На четвертый день нашего вызда изъ окогамы мы увидли гористые берега Формозы и черезъ нсколько часовъ бросили якорь около броненоснаго фрегада ‘Баяръ’, на которомъ находился покойный уже нын командиръ всей эскадры адмиралъ Курбе. Черезъ полчаса къ намъ на завтракъ собрались нсколько офицеровъ фрегата и командиры отдльныхъ частей съ французскихъ позицій въ Келюнг. Вс они горько жаловались на страшныя лишенія отъ дурнаго климата, болзней {Изъ болзней между солдатами особенно развиты были болзни венерическія, оказалось, чти китайцы употребляли, по меньшей мр, странную военную хитрость, подсылая бродить около французскихъ позицій женщинъ, завдомо зараженныхъ такими болзнями, которыя и приняли вскор почти эпидемическій характеръ. Женщины же употреблялись ими и на отвлеченіе французскихъ солдатъ подальше отъ моря, гд изъ засадъ на нихъ бросались китайцы и всмъ попавшимся въ плнъ немедленно же отрубали головы для полученія преміи.} и дурной пищи, такъ и на свою немногочисленность, которая препятствовала имъ предпринять какія-либо наступательныя движенія. Не имя возможности подвинуться внутрь страны, они должны были отказаться отъ захвата богатйшихъ каменноугольныхъ копей, лежащихъ недалеко отъ Келюнга, захватъ которыхъ былъ одной изъ главныхъ цлей военной операціи на сверной части острова. Вс просьбы о подкрпленіи оставалисъ или безъ послдствій, или имъ посылались изъ Франціи, и то въ разные пункты, тысяча или дв солдатъ, когда для успшныхъ дйствій нужна была цлая армія, тысячъ въ 20 или 30 человкъ. Поэтому имъ и случалось нердко съ нсколькими сотнями солдатъ отбиваться отъ двухъ-трехъ тысячъ китайцевъ, которые, противъ ожиданія, оказывались хорошо вооруженными и довольно стойкими въ дл. Такимъ образомъ, между прочимъ, съ страшнымъ урономъ былъ отбитъ дессантъ французовъ въ Тамсуэ, другомъ городк, лежащемъ недалеко отъ Келюнга. Въ Келюнг они занимали самыя близкія къ морю позиціи, такъ что съ парохода въ подзорную трубу можно было ясно видть движущихся на позиціяхъ людей и рядъ флаговъ, трехцвтныхъ французскихъ и блыхъ китайскихъ.
Между прочимъ, наши гости разсказывали намъ, что китайцы для полученія преміи въ 50 таэловъ, т.-е. 350 франковъ, за голову французскаго солдата ночью откапывали трупы французовъ на кладбищахъ и, надругавшись надъ тломъ, отрубали головы и представляли ихъ кому слдуетъ, что вынудило французовъ устроить для ихъ кладбища особую укрпленную позицію.
Въ день нашего прізда случайно назначена была аттака одной изъ ближайшихъ китайскихъ позицій. Капитанъ нашего парохода собирался сойти на берегъ, чтобы издали посмотрть на аттаку. Два пассажира американцы и я просили позволенія ему сопутствовать, капитанъ обратился къ командиру, который, по неизвстной намъ причин, моимъ спутникамъ въ такомъ позволеніи отказалъ, мн же оно было дано и я вмст съ капитаномъ, офицерами фрегата и двумя десятками вооруженныхъ матросовъ сошли на берегъ.
Весь Келюнгъ, тогда, по крайней мр, состоялъ изъ большаго зданія, служившаго до войны помщеніемъ какой-то торговой конторы, двухъ-трехъ покинутыхъ европейскихъ домовъ и нсколькихъ десятковъ развалившихся и полусожженныхъ китайскихъ хижинъ. Непосредственно за этою линіей поселеній начинаются горы, которыя тянутся во вс стороны вглубь страны, на вершин самыхъ близкихъ изъ нихъ виднется рядъ китайскихъ и французскихъ позицій. Самой аттаки намъ видть не удалось, такъ какъ она была закрыта отъ насъ пригоркомъ, мы слышали только сильную и близкую ружейную пальбу, а когда вернулись на пароходъ, мимо насъ уже провозили десятка полтора китайцевъ, взятыхъ во время стычки въ плнъ. Вс военноплнные употреблялись на работы по укрпленіямъ французскихъ позицій, въ случа же отказа работать подвергались разстрливанію {Такихъ случаевъ, впрочемъ, было немного: простые китайцы безпрекословно шли на работы, отказывались же только такіе, которые считали такія работы ниже ихъ достоинства.}.
На слдующее утро, прокатавшись цлую ночь, несмотря на то, что мы были на якор вслдствіе сильнаго постояннаго прибоя волнъ, мы выхали изъ Келюнга прямо въ Гонконгъ.
На второй день подъ сумерки мы на горизонт увидли какой-то военный корабль и, не имя возможности разглядть его флага и опасаясь, чтобы это не было китайское военное судно, сочли за лучшее перемнить направленіе и удалиться отъ этого сосдства, чему помогла наступившая вскор темнота. Затмъ безъ всякихъ особыхъ приключеній на четвертый день утромъ мы възжали въ удобную и хорошо закрытую гавань Гонконга.
Едва только мы успли бросить якорь, какъ на пароходъ взобрались десятки китаянокъ, исполняющія здсь роли перевозчиковъ и носильщиковъ, и, переложивъ нашъ багажъ въ лодки, черезъ четверть часа довезли, насъ до пристани.
Гонконгъ красиво расположенъ у подошвы высокой горы, называемой пикъ Викторія. Европейскій кварталъ города не особенно великъ и заключаетъ въ себ отели, банки, торговыя конторы и большой прекрасно устроенный публичный садъ, мстность же квартала состоитъ изъ нсколькихъ десятковъ гористыхъ, грязныхъ и вонючихъ улицъ.
Гонконгъ принадлежитъ англичанамъ съ 1842 года {Въ 1840 году китайцы принудили англійскихъ купцовъ въ Кантон выдать имъ весь ихъ запасъ опіума, который предали уничтоженію. Англичане въ отместку бомбардировали Амой, блокировали Кантонъ и Нанкинъ и получили отъ китайцевъ владніе Гонконгомъ, свободный доступъ въ пять большихъ приморскихъ городовъ и сильную контрибуцію.} и жизнь въ немъ, какъ и во всхъ англійскихъ колоніяхъ, томительна, однообразна и скучна. Чопорныя и надутыя лица англичанъ, ихъ надменное и нелюбезное обращеніе, ихъ вчные крокеты, крикеты и лаунъ-теннисы, какъ единственное препровожденія времени, заставляютъ всякаго туриста, случайно попавшаго въ англійскую колонію, думать лишь о томъ, какъ бы скоре изъ нея убраться.
Главная улица города по одной сторон подрядъ занята магазинами продавцевъ мстныхъ рдкостей, между которыми выдляется большая написанная по-русски вывска, которая гласитъ, что Иванъ Ивановичъ Вунгъ-Че-фу поставляетъ рдкости русскимъ морякамъ. Старинныя китайскія вещи достать въ настоящее время почти невозможно, тмъ боле, что сами китайцы даютъ за нихъ при случа больше, чмъ европейцы. Что же касается работъ современной производительности, то весьма тонкія издлія изъ слоновой кости и черепахи, каковы: рамки, вера, ножи, шкатулки, вышитыя шелковыя матеріи, чичунга и др. обходятся весьма дешево. Такъ, напримръ, ажурно изрзанный веръ, весь изъ слоновой кости, съ великолпно отдланными ручками, на отдлку которыхъ, быть можетъ, потребовалось мсяца два ручной работы, стоитъ всего отъ 10 до 12 долларовъ, такой же работы рамки отъ 4 до 5 дол. Гонконгъ еще славится производствомъ миніатюръ на той же слоновой кости, он длаются съ фотографій и, дйствительно, по тонкости отдлки и сходству не оставляютъ желать ничего лучшаго.
Между прочимъ, въ прогулкахъ моихъ по городу мн случалось видть европейцевъ, одтыхъ китайцами въ синіе халаты, съ длинною косой, блыми чулками и бабушами, китайскими башмаками. Впослдствіи я узналъ, что это были іезуиты и другіе миссіонеры, которые въ Кита вс обязательно облекаются въ мстную одежду и заводятъ себ фальшивую косу. Безъ такой вншней перемны, какъ они сами мн говорили, имъ бы не удалось обратить въ христіанство и сотой доли нын обращенныхъ.
Позднее время года не позволяло мн похать въ Пекинъ, единственный интересовавшій меня китайскій городъ, и я выжидалъ только слдующаго французскаго парохода, отправленіе котораго назначено было черезъ дв недли, проводя это время между Гонконгомъ и его ближайшими окрестностями. Изъ послднихъ Кантонъ, какъ типъ чисто-китайскаго города, наиболе интересенъ. Европейскихъ поселеній въ немъ почти нтъ, за исключеніемъ консульствъ, а во время моего пребыванія въ Кита европейцевъ было еще мене, такъ какъ въ виду войны съ французами многіе изъ боязни нападенія китайцевъ выхали изъ города. Время было настолько тревожное, что мн даже отсовтовали туда здить. Тмъ не мене, я, заручившись рекомендаціей къ оставшемуся въ Кантон американскому консулу (русскаго консула тамъ нтъ), черезъ нсколько дней по прізд въ Гонконгъ слъ на одинъ изъ пароходовъ, совершающихъ правильные рейсы изъ Гонконга въ Кантонъ, который посл двадцатичасоваго плаванія благополучно довезъ насъ до мста назначенія. Пассажировъ-европейцевъ, кром меня, было только двое. Вся столовая парохода представляла изъ себя какъ бы арсеналъ, такъ какъ положительно во всхъ углахъ висли сабли и заряженные карабины и револьверы, такое же оружіе находилось и въ кают каждаго изъ насъ, кром того, на ночь всюду разставлялись часовые. Эта мра соблюдалась особенно строго во время послдней войны, но къ ней прибгаютъ и въ обыкновенное время, въ виду происходившихъ прежде нердко поголовныхъ избіеній всхъ европейцевъ пассажирами-китайцами, которыхъ всегда очень много.
Пріхавъ утромъ въ Кантонъ, мы остановились противъ города, не дозжая до берега, почти на половин рки, такъ какъ все остальное пространство было занято сотнями большихъ лодокъ врод пловучихъ домовъ, въ которыхъ копошились мужчины, женщины и дти, постоянно, какъ оказывается, тамъ живущіе.
Съхавъ на берегъ, я обратился съ моею рекомендаціей къ упомянутому выше консулу, любезность котораго доставила мн возможность остаться нсколько часовъ въ Кантон и ознакомиться хотя съ вншнимъ видомъ города, въ сопровожденіи двухъ китайцевъ, данныхъ мн для большей безопасности изъ консульства.
Весь Кантонъ состоитъ изъ узкихъ улицъ, въ которыхъ одному оріентироваться нтъ никакой возможности. Многія изъ этихъ улицъ крыты, причемъ съ потолка спускаются громадныя черныя доски, испещренныя знаками и служащія вывсками магазиновъ. Эти большія вывски, кривизна и узкость улицъ и толпы народа, которыми он постоянно переполнены, не позволяютъ видть впереди себя дале пяти-шести шаговъ. По пути мы встртили двухъ мандариновъ въ богато разукрашенныхъ паланкинахъ и дв процессіи, одну брачную, а другую похоронную. Вс эти шествія открывались сначала восемью или десятью китайцами, которые шли впереди и безцеремонно криками, а чаще пинками расталкивали народъ. Такъ какъ улицы настолько узки, что посторониться почти невозможно, то намъ приходилось на время шествія прятаться въ ближайшіе магазины. Изъ достопримчательностей Кантона за короткое мое тамъ пребываніе мн удалось только видть храмъ 300 боговъ. Боги эти сдланы изъ мди, изображены въ сидячемъ положеніи и имютъ около семи футовъ вышины. Въ храм насъ сопровождала цлая толпа и взрослыхъ, и дтей, относившихся, повидимому, крайне недружелюбно къ присутствію европейца.
Вернувшись на слдующій день въ Гонконгъ, я черезъ нсколько дней отправился въ Макао — городъ, лежащій въ пятичасовомъ разстояніи отъ Гонконга. Макао принадлежитъ португальцамъ съ 1557 года и былъ первымъ европейскимъ поселеніемъ въ Кита. До перехода Гонконга въ руки англичанъ Макао игралъ громадную роль во всхъ торговыхъ сношеніяхъ китайцевъ съ европейцами, но съ 1842 года онъ утратилъ всякое значеніе. Населеніе города заключаетъ въ себ лишь незначительный процентъ природныхъ португальцевъ, все же остальное состоитъ изъ смси двухъ расъ, китайской и португальской, что не мшаетъ, однако, макаистамъ вести свое происхожденіе отъ самыхъ лучшихъ португальскихъ родовъ и прибавлять нердко къ своимъ фамиліямъ громкіе, но не принадлежащіе имъ титулы. Это смшеніе крайне неблагопріятно отразилось какъ на ихъ вншности, почти уродливой, такъ и на ихъ образ жизни, полу-китайскомъ, полу-европейскомъ. Узкія улицы города, высокіе балконы домовъ, изобиліе церквей, монастырей и монаховъ, наконецъ, женщины, одвающіяся въ черныя мантильи,— все это нсколько напоминаетъ вншній видъ маленькихъ городовъ Португаліи или Андалузіи. Кром грота Камоэнсо, куда посл какого-то кораблекрушенія вплавь спасся великій авторъ Лузіады, и китайскихъ игорныхъ домовъ, Макао не представляетъ ничего интереснаго. Послдніе приносятъ, какъ говорятъ, громадный и въ настоящее время единственный доходъ португальскому правительству. Китайцы вообще страстные охотники до игры, и вс эти дома и днемъ, и ночью всегда переполнены народомъ, особенно въ виду того, что они нигд, кром Макао, не дозволены.
Вернувшись изъ Макао снова въ Гонконгъ, я прожилъ въ немъ еще нсколько впемени, пока не подошелъ день отъзда громаднаго французскаго парахода ‘l’Anadyr’ общества Messageries Maritimes, который черезъ Сегонъ, Сингапуръ, Коломбо, Аденъ, Портъ-Саидъ и Неаполь отправлялся въ Марсель.
Рано утромъ мы двинулись въ путь и посл трехдневнаго спокойнаго плаванія благополучно дохали до нашей первой остановки — города Сегона, столицы Кохинхиніи.

В. Верещагинъ.

‘Русская Мысль’, кн. II—III, 1886

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека