Основные вопросы философіи исторіи. Н. Карева. 1883.
Основные вопросы философіи исторіи. Н. Карева. 1883.
В. Гольцевъ.
‘Русская Мысль’, No 12, 1883
Основные вопросы философии истории. Н. Кареева, Гольцев Виктор Александрович, Год: 1883
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Обширное изслдованіе почтеннаго варшавскаго профессора (два тома) посвящено вопросамъ первостепенной важности. Замчательная начитанность автора и его горячая вра въ прогрессъ составляютъ такія достоинства, которыя обезпечиваютъ сочиненію радушный и внимательный пріемъ со стороны критики. Въ Встник Европы уже появилась статья г. Слонимскаго,— статья, гд Основные вопросы философіи исторіи подвергаются подробному и строгому разбору. Мы выскажемъ, съ своей стороны, нсколько замчаній и соображеній, вызванныхъ изслдованіемъ г. Карева. Въ нижеслдующихъ строкахъ читатель увидитъ, что мы соединяемъ искренность сужденія съ полнымъ уваженіемъ къ автору ученаго трактата, который былъ бы замтнымъ явленіемъ и въ боле богатой литератур, чмъ русская.
Первый упрекъ г. Кареву заключается въ указаніи на нкоторую расплывчатость изложенія. Аргументація иной разъ повторяется въ разбираемомъ сочиненіи, иной разъ она преслдуетъ какъ будто дидактическія цли, а не задачи ученаго изслдованія. Второй упрекъ относится къ цитатамъ: многія изъ нихъ производятъ довольно странное впечатлніе. Ссылки на Спинозу и на статью Моск. Вд., на Гервинуса и на учебникъ г. Иловайскаго, на Гегеля и на Сказки Кота Мурлыки могутъ повергнуть въ недоумніе. Почтенный авторъ злоупотребляетъ, кром того, нкоторыми излюбленными выраженіями и словами (пришедшіе послдними, не человкъ для субботы, а суббота для человка, причемъ, для большей убдительности, послдняя фраза приведена и по-гречески, и т. д.).
Само собою разумется, что два послдніе упрека относятся къ мелочамъ, но желательно было бы устраненіе и этихъ недостатковъ въ сочиненіи, которое заслуживаетъ внимательнаго чтенія, которое стремится правильно поставить и разршить основные вопросы философіи исторіи.
Постараемся передать, въ немногихъ словахъ, существенное содержаніе изслдованія г. Карева.
Въ первой глав сочиненія идетъ рчь о понятіи философіи исторіи. Авторъ представляетъ тщательный очеркъ разнообразныхъ мнній по этому поводу, начиная съ Орозія, испанскаго священника Y вка, и до нашихъ дней. Въ итог г. Каревъ приходитъ къ слдующимъ заключеніямъ: ‘По мр развитія историко-философской мысли, все ясне и ясне изъ аморфной массы философствованій надъ исторіей выдляются два направленія. Философское изученіе фактовъ, явленій самихъ въ себ и въ ихъ взаимной связи въ цломъ жизни человчества, и изученіе законовъ, управляющихъ этими явленіями, синтетическое возсозданіе хода всемірной исторіи и аналитическое изслдованіе, такъ сказать,— элементовъ исторической жизни. Рядомъ съ ними мы видимъ еще одно направленіе-науку {‘Направленіе’ и ‘наука’ сопоставлены странно.} о принципахъ историко-философскихъ изслдованій, исторіософію’ (105). Одна задача познанія заключается въ описаніи явленій и показаніи ихъ взаимной связи, другая — въ томъ, чтобы найти общіе законы сосуществованія явленій въ пространств и послдовательности ихъ во времени, Отсюда два рода наукъ: феноменологическія и номологическія. Соціологія принадлежитъ къ послднимъ, исторія къ первымъ, также и философія исторіи, которая отличается ‘лишь большею абстрактностью’ (106). Исторіософія, подъ которой г. Каревъ разуметъ ‘ничто иное, какъ общую теорію философіи исторіи, какъ существуетъ общая теорія исторической науки — историка’,— это ‘чисто-практическая дисциплина, которая должна, такъ сказать, дать сводъ принциповъ, коими обязанъ руководствоваться философъ исторіи’ (109). Эта исторіософія, читаемъ мы дале, ‘есть разршеніе такихъ вопросовъ историки, философіи и номологическихъ наукъ, безъ которыхъ немыслимо самое занятіе философіей исторіи’.
Терминологія автора представляется намъ запутанною и едва ли имющею будущность въ наук. Какимъ образомъ исторіософія, чисто-практическая дисциплина, будетъ разршать Вопросы чистой науки? Съ другой стороны: наука открываетъ законы явленій (номологія), стало быть, феноменологическихъ наукъ не можетъ быть. Оказывается, кром того, что сама исторіософія на главнйшіе свои вопросы найдетъ отвты въ психологіи и соціологіи (211).
Историческіе законы г. Каревъ относитъ ‘къ области химеръ, врод философскаго камня’ (113). Историческіе факты не повторяются въ ихъ сложной индивидуальности {Не повторяются въ этомъ смысл, замтимъ мы, и факты въ мір физическомъ.}, говоритъ онъ, поэтому мы не имемъ исторической закономрности, но только психологическую и соціологическую. Нападеніе персидскаго царя на Элладу могло быть и не быть, Византія могла и не подпасть подъ владычество турокъ, и т. д. Г. Каревъ не видитъ разумности, планомрности и цлесообразности во всемірной исторіи. Въ переход народовъ изъ одного быта къ другому, дйствительно, замчается нкоторая однообразная послдовательность, но эта послдовательность не есть строго необходимая, т.-е. вытекающая изъ самой сущности соціальной эволюціи (121). Г. Каревъ поясняетъ эту мысль въ такихъ словахъ: законы соціальнаго развитія одни и т же для всхъ народовъ, ‘но ходъ исторіи разныхъ народовъ до того не сходенъ, что нтъ никакой возможности найти общій законъ историческихъ перемнъ въ жизни народовъ, и сравнительная исторія (мы не говоримъ о сравнительномъ метод въ соціологіи,— прибавляетъ авторъ) всегда будетъ находить боле различій, нежели сходствъ, между судьбами отдльныхъ народовъ’ (124). Задача исторіи, какъ науки, близко подходитъ къ задач наукъ классификаціонныхъ. ‘Простое эмпирическое обобщеніе чрезъ простое перечисленіе никогда не дастъ знанія законовъ, а въ исторіи только и возможно такое обобщеніе. Чтобы узнать законы соціологіи, законы развитія народовъ, нужно мысленно устранить вс различныя для разныхъ народовъ условія ихъ существованія, но въ изученіи этихъ-то условій въ совокупности, и заключается задача исторіи’ (132).
Совершаетъ исторію дятельность личностей,— это должно быть основнымъ принципомъ исторіософіи (139). Движеніе общества будетъ совершаться по равнодйствующей, суммирующей поведеніе его членовъ. Эта равнодйствующая измняется самымъ неправильнымъ образомъ, вслдствіе крайняго разнообразія сочетанія поступковъ. Такъ называемаго внутренняго единства исторіи не существуетъ, хотя, съ теченіемъ времени, подъ вліяніемъ многихъ благопріятныхъ условій, исторія разныхъ народовъ, дйствительно, объединяется. Постоянно или очень продолжительно на народъ дйствуютъ слдующія общія причины: окружающая природа, раса (прирожденныя свойства народа), культура.
Г. Каревъ подвергаетъ подробной и основательной критик воззрнія мыслителей, которые видли планомрность въ ход исторіи (Боссюэтъ, Лоранъ, Гердеръ, Гегель, Контъ) {Послдній, по мннію г. Карева, черезъ-чуръ сблизилъ закономрность хода исторіи съ планомрностью.}. Только иной разъ почтенный авторъ употребляетъ выраженія, довольно неосторожныя. Онъ говоритъ, напримръ, что ‘въ исторіи все случайно, если только не восходитъ къ причин всхъ причинъ’ (202), а на страниц 206 мы читаемъ: ‘Природа и исторія не суть ни абсолютный хаосъ, ни абсолютный порядокъ: он подчинены законамъ, но не одному закону, и законы эти дйствуютъ, не въ одномъ направленіи, а въ разныхъ’.
‘Исторія человчества,— продолжаетъ г. Каревъ,— состоитъ изъ многихъ исторій, но сущность прогресса историческаго везд одинакова. Разсматривая его отвлеченно, мы найдемъ, что прогрессъ этотъ подчиненъ одному необходимому порядку, законамъ развитія психическаго и соціальнаго, создающимъ сложное явленіе прогресса’. Идею прогресса г. Каревъ и длаетъ объединяющею идеею философіи исторіи. ‘Прослдить дйствіе прогресса въ хаос историческихъ судебъ націй и вліяніе на него другихъ процессовъ и есть задача философіи исторіи’ (210). Составляетъ ли это сложное явленіе прогресса благотворную необходимость, какъ выражается Спенсеръ? Синонимы ли эволюція и прогрессъ? Нтъ, далеко не синонимы. Прогрессъ состоитъ въ приближеніи къ идеалу. ‘Цлъ прогресса — развитіе личности, какъ очеловченіе людской природы, развитіе чисто человческихъ свойствъ и объединеніе человчества высшей культурой и мирной коопераціей народовъ’ (399). Авторъ задаетъ историку страшно тяжелую задачу: ‘не предвзятая и односторонняя доктрина, а вся совокупность философіи, занимающейся законами всего сущаго, и вся совокупность психологіи и соціологіи, занимающихся законами всхъ проявленій духовной и общественной жизни человчества, должны быть теоріей историка, безъ которой онъ никогда не выйдетъ изъ поверхностнаго и грубаго эмпиризма’ (I, 224). Если это такъ, то не преждевременно ли, зададимся мы вопросомъ, создавать ‘общую теорію прогресса, основанную на строгихъ данныхъ науки’? Вдь, психологія едва стала на ноги, а про соціологію и этого нельзя еще сказать. Идеалъ, который рисуетъ намъ г. Каревъ, очень привлекателенъ, хотя и отличается неопредленностью,. но нтъ достаточныхъ основаній считать его единственно возможнымъ и желательнымъ. Авторъ, по нашему Мннію, гршитъ непослдовательностью, утверждая, что исторія, съ помощью наукъ номологическихъ и философіи, можетъ понять сущность основной тенденціи, которая проглядываетъ въ ход судебъ человчества (I, 229). Между этою основною тенденціею и планомъ, идеей исторіи существуетъ еще большее родство, чмъ между планомрностью и закономрностью, за смшеніе которыхъ г. Каревъ упрекаетъ Огюста Конта.
Давши обзоръ историческаго развитія идеи прогресса, авторъ приходитъ къ заключенію, что въ этомъ отношеніи до сихъ поръ сдлано немного. Теорія прогресса, говоритъ онъ, должна быть его номологіей, основанною на психологіи, соціологіи и біологіи. Но почетное мсто авторъ отводитъ и тому, что онъ называетъ законнымъ субъективизмомъ, деонтологическимъ идеализмомъ. Исторію слдуетъ разсматривать съ точки зрнія счастья личности. ‘Историческій критерій, выше котораго мы ничего не знаемъ,— говоритъ г. Каревъ,— есть благо всей совокупности личностей безъ всякаго минуса’ (450). Прогрессъ въ томъ и заключается, чтобы счастье однихъ все мене и мене покупалось цною несчастья другихъ (453), ‘философія исторіи должна быть судомъ человчества прошедшаго, настоящаго и будущаго, надъ тмъ, насколько исторія соотвтствовала стремленію къ счастью у. личностей, давно спящихъ въ могилахъ, нын живущихъ и только имющихъ родиться на свтъ’ (405) (фраза построена очень неправильно). Личный судъ историка и коллективный судъ человчества должно свести къ одному принципу, поставивши исторіи такую цль, какъ осуществленіе наибольшаго количества блага въ жизни человчества (419) {Г. Каревъ счастіе считаетъ объективнымъ критеріемъ, а развитіе — субъективнымъ (455). Это неправильно.}. Изъ этихъ выписокъ слдовало бы вывести заключеніе, что г. Каревъ становится на точку зрнія утилитаризма, но онъ отвергаетъ мысль о томъ, что принципомъ этики и исторіософическимъ критеріемъ можетъ быть грубый эвдемонизмъ. ‘Развитіе личности, по его мннію, сознается субъективно человкомъ, какъ возвышеніе его существа, и на извстной ступени вызываетъ чувство обязательности дальнйшаго развитія, источникъ чистйшаго идеализма’ (I, 456). Отмтимъ, кстати, противорчіе, въ которое впадаетъ по этому поводу г. Каревъ. Возражая г. де-Роберти, который уклоненія отъ нормальности относитъ къ общественной патологіи, авторъ Основныхъ вопросовъ философіи исторіи замчаетъ: ‘Въ такомъ случа нормальнымъ должно считаться обычное, а не то, при чемъ личность благоденствуетъ, и то, что въ жизни человчества нужно считать необычнымъ,— истину и справедливость, свободу, равенство и солидарность,— необходимо будетъ отнести къ категоріи патологическихъ, ненормальныхъ явленій, такъ какъ все это представляется наблюдателю уклоненіемъ отъ обычнаго порядка вещей. Вотъ до чего договариваются господа объективисты!’ (I, 405). Но до сходной мысли раньше договорился и самъ г. Каревъ. Онъ говоритъ: ‘Всегда долженъ считаться нездоровымъ, ненормальнымъ тотъ общественный строй, которымъ недовольно громадное большинство членовъ общества’ (I, 393). Стало быть, и наоборотъ: строй здоровъ и нормаленъ, если имъ довольно большинство, а, вдь, справедливость, истина, солидарность, по словамъ г. Карева, явленія необычныя.
‘Исторія есть смна идеаловъ,— говоритъ уважаемый профессоръ — Когда народъ впервые заявляетъ новыя требованія отъ жизни, онъ вступаетъ въ историческую эпоху своего бытія и длается народомъ историческимъ’ (II, 242). Но, вмст съ тмъ, исторія ‘вся слагается изъ эволюціи {‘Прогрессъ есть эволюція идеаловъ истины, добра и справедливости’ (II. 248). ‘Прогрессъ есть постепенное возвышеніе уровня общественнаго развитія’ (ibid., 302).} и кризисовъ’ (ibid., 279). Г. Каревъ склоняется въ пользу оптимистическаго взгляда на ходъ развитія человчества, хотя и признается, что ‘научно такого вопроса ршить нельзя’ (I, 316). Полное изгнаніе изъ общества борьбы за существованіе онъ не считаетъ совершенной невозможностью (II, 325). А, съ другой стороны, @самъ прогрессъ необходимо совершается такъ, что приводитъ иногда общество въ тупикъ, изъ котораго его можетъ вывести только кризисъ’ (ibid., 340) {Олицетвореніе г. Каревымъ прогресса отмчено г. Слонимскимъ.}.
Г. Каревъ обнаруживаетъ явную склонность къ апріорному мышленію, всячески возставая при этомъ противъ метафизики (ср. стр. 241 перваго тома). Для насъ остается непонятнымъ, какимъ образомъ философское построеніе исторіи а priori есть метафизика, а построеніе тмъ же способомъ формулы историческаго прогресса не есть метафизика? Какой же изъ мыслителей изъявлялъ притязаніе строить а priori историческіе факты? Быть можетъ, это объясняется тмъ, что мы расходимся въ пониманіи апріорнаго: г. Каревъ полагаетъ, напримръ (что ‘метръ выдуманъ а priori’ (I., 238), а мы считаемъ его единицею измренія, полученною путемъ точнаго вычисленія одной десятимилліонной четверти меридіана. Г. Каревъ принимаетъ гегелевскій законъ діалектическаго развитія, но приводимые имъ же самимъ примры историческаго развитія совсмъ не оправдываютъ этого закона. Такъ, на стр. 383 тома втораго говорится, что прогрессъ творчества человка долженъ былъ пройти три ступени (тезисъ, антитезисъ, синтезисъ), а выходитъ, что сначала было творчество поэтическое (тезисъ), средину занимаетъ дуализмъ поэтическаго и логическаго творчества (синтезисъ), конецъ же принадлежитъ отрицанію перваго тезиса — творчеству логическому.
Мы не будемъ заниматься этими упражненіями и отсылаемъ къ страниц 394 втораго тома, гд гегелевскій ‘законъ’ нарушается въ области развитія экономическихъ отношеній. Не можемъ не упомянуть о томъ, что воззрнія т. Карева приближаютъ его и къ раціоналистамъ. Онъ говоритъ, напримръ: ‘Моя точка зрнія тогда только длается научною, когда перестаетъ быть моею, когда очищается отъ всего, что принадлежитъ моему я, когда становится точкой зрнія просто человческаго разума’ (I, 298). Легко сказать! Въ другихъ мстахъ своего разсужденія авторъ говоритъ о человческой личности, какъ таковой (1, 385), объ единственно истинныхъ и разумныхъ цляхъ общественнаго союза, (ibid., 392), о томъ, что можно создать идеальный кодексъ поведенія совершеннаго человка въ совершенномъ обществ (II, 329).
Въ обширномъ труд г. Карева много страницъ отведено вопросамъ о значеніи расовыхъ особенностей (авторъ склоняется въ пользу лишь количественныхъ и преходящихъ различій), объ отождествленіи общества съ организмомъ (противъ чего вооружается почтенный профессоръ) и другимъ вопросамъ первостепеннаго значенія.