‘Русская Мысль’, кн.IX, 1891
Осенью. Рассказы и сказки А. Н. Баранова, Баранов Александр Николаевич, Год: 1891
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Осенью. Разсказы и сказки А. Н. Баранова. Изданіе И. А. Ильяшенко. Казань, 1891 г. Сочинители мелкихъ разсказовъ,— мелкихъ по размру и по содержанію,— очень любятъ изображать печальныя стороны жизни, и разъ принявшись писать въ такомъ направленіи, уже не даютъ никакой пощады читателю,— изображаютъ сплошь только горе и отчаяніе. Правда, въ дйствительной жизни нужды, бдъ и печали больше, чмъ довольства и радости. Правда и то, что ‘сытые’ и довольные часто ‘не разумютъ голодныхъ’, и никогда не мшаетъ напомнить ‘сытымъ’ о томъ, что рядомъ съ ними нужда губитъ добрыхъ людей такъ же точно, впрочемъ, какъ и недобрыхъ, не разбирая, кто добръ, кто золъ, кто хорошъ, кто плохъ. Но въ роман ли, въ повсти, или въ мелкихъ разсказахъ надлежало бы жизнь описывать такою, какова она на самомъ дл, и не вдаваться въ сплошное нытье, въ непрерывное причитаніе объ участи ‘униженныхъ и оскорбленныхъ’, ‘пролетаріевъ’ и ‘неудачниковъ’. Не можетъ быть, чтобы г. Баранову и многимъ другимъ писателямъ мелкихъ разсказовъ жизнь представлялась лишь въ вид безграничной юдоли печали и стенаній. Не можетъ этого быть для г. Баранова потому, что въ Разсказахъ и сказкахъ авторъ доказалъ, что у него нтъ недостатка въ наблюдательности, въ пониманіи проходящихъ передъ нимъ явленій жизни. потому еще, что онъ одаренъ въ достаточной мр чуткостью и отзывчивостью къ добру. Бетъ, конечно, люди, которые такъ уже на свтъ рождены ‘нытиками’ и ‘тужиками’, страдающими органическимъ порокомъ, своего рода умственнымъ дальтонизмомъ, препятствующимъ видть свтлые цвта. Едва ли, однако, къ числу такихъ принадлежитъ г. Барановъ. По многимъ признакамъ, мы полагаемъ, что видитъ онъ все ясно и правильно, а только предпочитаетъ изображать мрачное. Намъ это представляется уже не ‘дальтонизмомъ’ писателя, а его’направленіемъ’. Если это такъ, то мы считаемъ ‘направленіе’, принятое г. Барановымъ, не совсмъ правильнымъ и не ведущимъ къ той цли, которую ставятъ себ искренніе писатели, задающіеся изображеніемъ исключительно нужды, горя и иныхъ мрачныхъ сторонъ жизни. Цль такихъ писателей, несомннно, хорошая, симпатичная и гуманная — будить въ довольныхъ и сытыхъ чувства состраданія и благожелательства къ несчастнымъ, обдленнымъ судьбою, забитымъ обстоятельствами, или же ‘униженнымъ и оскорбленнымъ’ людскимъ безсердечіемъ. Но дло въ томъ, что такіе писатели, при самыхъ добрыхъ намреніяхъ, бьютъ куда-то мимо цли и все въ одну сторону, когда длятъ общество на дв половины и на одной ставятъ безсердечныхъ ‘довольныхъ’, на другую — добрыхъ ‘голодныхъ’. Отъ правды это недалеко, но это не настоящая правда, а ненастоящая правда никогда не дастъ хорошихъ результатовъ. Въ дйствительности жизнь складывается, все-таки, не такъ, и изображеніе получается одностороннее и. неврное. Очень часто ‘довольные’ страдаютъ не мене голодныхъ и обдленные и обиженные имютъ свои радости, недоступныя иногда сытымъ. Г. Барановъ это знаетъ и передать уметъ очень хорошо, какъ мы это видимъ въ разсказ Пролетарій, а именно въ той сцен, гд ‘голодный’ пролетарій, у котораго на рукахъ умирающая отъ голода семья, уступаетъ работу такой же, какъ онъ, несчастной двушк. Онъ не подлился съ нею, онъ просто отдалъ ей все, отдалъ возможность накормить своихъ голодныхъ дтей и жену. Это лучшій разсказъ г. Баранова, но и онъ испорченъ концомъ, который, по нашему мннію, ни на что не былъ нуженъ и не находится ни въ какой связи со всмъ предшествовавшимъ. Конецъ таковъ: пошелъ ‘пролетарій’ на улицу освжиться, и тамъ его задавилъ мчащійся на рысак, бывшій его товарищъ,— разумется, ‘сытый’. Мы думаемъ, что такое усиленіе мрачныхъ красокъ совершенно излишне, автору не было логической необходимости давить ‘пролетарія’, это уже — произволъ сочинителя. За то совершенно логичны и хороши т сцены, въ которыхъ описывается, какъ нужда озлобляетъ людей, глубоко любящихъ другъ друга,— ‘пролетарія’ и его жену. Съ голода и холода на обоихъ, добрыхъ и честныхъ, нападаетъ какое-то озврніе, доводящее ихъ до неистовыхъ словъ и поступковъ. Бообще, авторъ хорошо знаетъ все то, что описываетъ, но иногда описываетъ слишкомъ подробно, воспроизводитъ слишкомъ точно, можно сказать — стенографически, длинные разговоры, наводящіе не малую скуку, какъ, напримръ, въ разсказ Въ хаотическомъ состояніи, гд пьяная компанія болтаетъ всякій вздоръ на десятк страницъ. Тми же добрыми и гуманными чувствами навяны Сказки г. Баранова. Но намъ он мене нравятся, чмъ его Разсказы. Въ Сказкахъ много дланности и натянутости и мало фантастичности, за которою, повидимому, авторъ гнался усердно… Не его это ‘родъ’ писать сказки, для этого онъ слишкомъ реалистъ,— человкъ дйствительной жизни, а не міра фантазіи. Нкоторыя его Сказки (Глупые лебеди, Въ клтк, На своемъ посту) не лишены мысли и содержательны, но это не сказки, а аллегоріи, или, врне, таже притчи, немножко длинныя и потому скучныя. Все сказанное выше не помшаетъ намъ признать въ автор Разсказовъ и сказокъ несомннное дарованіе, быть можетъ, талантъ, который способенъ развиться до замтной величины, при одномъ, впрочемъ, условіи, если г. Барановъ сознательно откажется отъ принятаго имъ ‘печальнаго’ направленія.