Опыты лирическіе и другія млкія сочиненія въ стихахъ А. Востокова. Часть первая. Въ С. Петербург съ Морской Типографіи 1805 года.
Per audaces nova Dithyrambos
Verba devolvit, numerisque fertur
Lege folutis,
‘Встникъ Европы’. Часть XXV, No 1, 1806
Опыты лирические и другие мелкие сочинения в стихах А. Востокова, Востоков Александр Христофорович, Год: 1806
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Авторъ подъ скромнымъ названіемъ Опытовъ представляетъ благосклонности читателей и суду Критиковъ свои сочиненія, которыми — такъ намъ кажется, — и читатели и Критики останутся довольны, т и другіе найдутъ въ стихахъ Г-на Востокова талантъ, вкусъ и знанія, общающія много хорошаго.
Разсмотримъ первую Оду: Фантазія.
Поэтъ одушевляется восторгомъ и взываетъ къ Фантазіи:
Случится мглами или тучей,
Налягъ, наполнь собою лсъ (1)
Раскинь рукой своей могучей
Прохладну тнь густыхъ древесъ
Шатромъ надъ головой моею,
Чтобъ ключь y крутящейся стезею,
Гремя (2) по камнямъ, внизъ бжалъ,
Пустыннымъ гуломъ повторяясь,
И листвій съ шорохомъ мшаясь (3),
Твое присутствобъ возвщалъ.
*
И втры бъ свирпть престали
Къ земл со скрыпомъ древа гнутъ,
Одни Зефиры бъ лобызали
Младой весны цвтущу грудь.
Въ твоемъ присутствіи, богиня,
И Африканская пустыня
Творится садомъ Гесперидъ!
И дебри финновъ каменисты,
И Сверны поморья льдисты,
Теряютъ свой унылой видъ.
Прекрасные стихи! Дале Поэтъ мечтаетъ объ Астре, низходящей на землю, о начал золотаго вка, о блаженств смертныхъ, человкъ достигъ высокаго своего назначенія (4)
Пороки вс изкоренились,
Изсякъ тлетворный оныхъ ядъ,
Съ разсудкомъ страсти помирились,
Устроясь во взаимный ладъ (5):
Прямое щастіе познали,
И Ангелами люди стали!!
Но сбудется ль сіе иль нтъ?
Вникать глубоко не желаю,
Къ другимъ предметамъ направляю
Съ тобой, Фантазія, полетъ.
*
Съ тобой я на Кавказъ взбираюсь,
И въ жерло Этны низхожу,
Въ моря шумящія пускаюсь
И въ тишин пустынь брожу.
Исполненный благоговнья
По необъятностямъ творенья
Я на крылахъ твоихъ парю!
Во Океан звздъ купаюсь —
Но вверьхъ лечуль, иль внизъ спускаюсь,
Бреговъ и дна нигд не зрю.
*
Съ тобой люблю я въ мысляхъ сладкихъ
Собрать, устроить, просвтить
Народы — тигровъ къ крови падкихъ
Въ смиренныхъ агнцевъ превратить (6).
Съ тобой я изверговъ караю,
И добродтель награждаю,
Достойнымъ скиптры раздаю,
А угнетеннымъ всмъ свободу,
И человческому роду
Съ Сен-Пьеромъ вчный миръ даю.
*
Теб стихіи вс послушны,
Послушны небеса и адъ.
Тамъ строишь замки ты воздушны (7),
A тамъ садишь Армидинъ садъ.
Махнешь — и Грацій узришь пляски,
Воскликнешь — божесва Парнасски
Сладчайшу пснь теб гласятъ,
Фантазія многообразна,
Всегда нова, всегда прекрасна,
Ты тьму намъ даруешь (8) отрадъ.
Поэтъ опять предается восторгу, возносится къ центру всхъ добротъ, наслаждается, видитъ небесное совершенство, и упивается имъ:
Ахъ! льзяль мн днесь землей прельщаться,
Тщет, неправд покланяться?
Пусть въ сихъ восторгахъ я умру.
*
Но что — уже ли изчезаетъ
Питавшая мой духъ мечта?
Отъ уха пенье утекаетъ,
Отъ взоровъ райска красота!
Я съ содроганіемъ очнулся, (9)
Кругомъ печально оглянулся,
И зрю лишь дикій темный лсъ.
Въ отвтъ на вздохъ мой втръ ревущій
И ключь въ гранитно дно біющій,
Шумятъ сквозь втвіе древесъ.
*
Почто, фантазія всесильна,
Покровъ снимаешь съ глазъ моихъ!
Печалей жатва столь обильна
A роза-радость — вянетъ въ мигъ!
Но должноль изъ (10) того терзаться
И плакать? — Нтъ, мы будемъ знаться,
Посланница небесъ, съ тобой!
Когда ко мн съ улыбкой входишь,
Ты всякую печаль отводишь
И въ душу сладкій льешь покой.
*
Что есть жизнь смертныхъ? сонъ единый.
Блаженъ, пріятно кто мечталъ,
Кто избгать умлъ крутны (11)
И счастливымъ себя считалъ!
Кто могъ, сомкнувъ охотно вжды,
Держася объ руку надежды,
Прейдти отважно жизни путь,
И не заботясь по пустому,
Подобно отроку младому,
Играть, играть…. да и заснуть (12).
*
И такъ пріятными мечтами
Почаще духъ мой услаждай,
Живыми, нжными цвтами
Дорогу къ смерти усыпай.
И будь мой Ангелъ благодтель!
Ты облекаешь добродтель
Небесныхъ Грацій въ златъ хитонъ,
И насъ красой ея плняя,
Велишь, фантазія благая,
Любишь святой ея законъ.
Въ чемъ состоитъ планъ Оды? Авторъ въ восторг видитъ блаженство земнородныхъ. Читатель, обвороженный прекрасными стихами и живымъ чувствомъ Поэта, мечтаетъ съ нимъ вмст, и предается сладкому забвенію. При словахъ
Но сбудетсяль cіe, иль нтъ?
кажется, очарованіе изчезаетъ. Поэтъ перемняетъ тонъ и говоритъ, что по дйствію фантазіи, онъ взбирается на Кавказъ, низходитъ въ пропасти Этны, пускается въ моря, бродитъ въ пустыняхъ, возносится къ звздамъ, просвщаетъ народы, что по мановенію фантазіи поютъ Музы и пляшутъ Граціи. Посл того въ другой разъ приходитъ въ изступленіе, видитъ совершенство, опять опамятывается, разсуждаетъ, что жизнь смертныхъ есть одинъ сонъ, и что блаженъ тотъ, кто мечталъ пріятно, и почиталъ себя счастливымъ, наконецъ проситъ фантазію усыпать дорогу его къ смерти нжными цвтами.
Двойной восторгъ въ сей Од 23, можно почесть раздленіемъ единства, которое должно быть сохранено во всякомъ сочиненій, не изключая самой Оды. Вдохновенный Пвецъ заставитъ читателя забыться, но — одинъ только разъ. Посл хладнокровнаго разсужденія о разныхъ предметахъ трудно уже въ другой разъ привести его въ изступленіе, — а главное искуство Поэта состоитъ въ томъ, чтобы читатель непримтнымъ образомъ раздлялъ его чувства. Прелестной безпорядокъ, о которомъ говоритъ Боало въ своей Піитик, кажется,. значитъ другое. Однакожъ, не упоминая о многихъ примрахъ, которыми оправдывается расположеніе сей Оды, можно извинить его еще самымъ, названіемъ Фантазіи, говоря о ней, изчисляя дйствія богини на душу, почти противъ воли переходишь отъ предмета къ предмету, отъ восторга къ восторгу?
Прежде нежели замтимъ неправильность въ мысляхъ и слог, скажемъ, что Г. Востоковъ знаетъ, въ чемъ состоитъ тайна Поэзіи, непроницаемая для самозванцевъ-Поэтовъ. Потршности не закрываютъ дарованія, которое Г. Авторъ Опытовъ обработываетъ съ такимъ успхомъ.
(1) Въ первой строф фантазія наименована дщерью Олимпа, слдственно’ существомъ одушевленнымъ. За чмъ же теперь требовать, чтобы она явилась во мглахъ или туч, налегла бы на лсъ и наполнила его собою? за чмъ Поэтъ требуетъ пришествія фантазіи въ грозномъ вид, когда хочетъ изобразить прелестную сельскую картину?
(2 ) Ключу приличне журчать, нежели гремть.
(3) ‘Чтобъ ключь пустыннымъ гуломъ повторяясь, и мшаясь съ шорохомъ листвы и проч. Соединеніе идей несходственныхъ! Прибавьте слово: журчаніе, и все будетъ правильно. Ибо ключь не можетъ повторяться, а еще боле мшаться съ шорохомъ лисшвій.
(4) Здсь, въ одномъ стих строфы, нами пропущенной, слово разширилъ y Автора иметъ удареніе на второмъ слог, по свойству языка послдній слогъ долженъ быть долгій.
(5) Этому стиху здсь не мсто, онъ низокъ и неправиленъ.
(6) Посл глагола люблю, поставленнаго, въ такомъ, какъ здсь, знаменованіи, прочія неопредленныя наклоненія должны быть учащательныя: собтрать, устраивать, просвщать, превращать. Океаномъ можно назвать въ переносномъ смысл безпредльное пространство, звздами усянное, но купаться не льзя въ немъ ни въ точномъ, ни въ переносномъ значеніи сего слова.
(7) Строеніе воздушныхъ замковъ не принадлежитъ къ числу 6лагодяній, даруемыхъ фантазіею, на которую здсь должны смотрть только съ хорошей стороны.
(8) Надобно, чтобъ не первой, но средній слогъ былъ долгій. Можно поправить:
Ты тьму даруешь намъ отрадъ.
(9) Очнулся годится въ разговор, не въ Од.
(10) По чему не отъ того ?
(11) Знаться и кручины слова низкія для Оды. Всякую поставлено для наполненія стиха недостаточными слогами,
(12) Потомъ заснутъ было бы приличне.
Четвертая піэса: Тлнность, названа въ оглавленіи Диирамбомъ, судя по ея характеру, думаемъ, что приличне было бы наименовать ее какъ нибудь иначе. Диирамбъ есть родъ стихотвореній, которыя въ древности пты были въ честь Вакху, и значитъ два раза рожденный. Для Поэзіи Диирамбической не было особенныхъ правилъ, изступленіе управляло мыслями Поэта. Жаль, что Пиндаровы Диирамбы не дошли до насъ, они могли бы служить прекрасными образцами въ семъ род стихотворства, о которомъ Горацій даетъ намъ нкоторое понятіе, говоря о Пиндар:
Можетъ быть, 13 я Олимпійская Ода Пиндарова принадлежитъ къ сему роду. Аеней сохранилъ намъ отрывокъ Диирамба, птаго Вакхилидомъ, славнымъ Лирическимъ Поэтомъ, современникомъ Пиндаровымъ. Боле же всего подходятъ къ характеру Диирамба дв Оды Гораціевы: 1 я Bachum ia remotis carmina rupibus, переведенная Г-мъ Востоковымъ, съ наблюденіемъ мры подлинника, 3 я Quo me, Bacche, rapis. Сіи примры и слова Гораціевы о Пиндар показываютъ, что отличительныя черты Диирамба суть: изступленіе, случаи же ожиданные, важные и чудесные, движеніе разнообразное и быстрое, фигуры частыя и разительныя, идеи сильныя и рзкія, слогъ живой, стремительной и гремящій, наконецъ прославленіе Вакховыхъ подвиговъ и благодяній. Делиль назвалъ стихи свои на безсмертіе души Диирамбомъ, то есть пснью въ честь Вакху — но правильно ли? — Въ стихотворной піес Тлнность о Вакх не упоминается ни слова, изступленія также въ ней не видно. Впрочемъ сія піэса иметъ свое достоинство.
Изъ переводовъ Г-на Востокова, помщенныхъ въ сей первой части Опытовъ, Вольтерова сказка Телема и Макаръ, и Кантаты Ж. Б. Руссо: Цирцея и Амимона, заслуживаютъ особенное вниманіе и одобреніе.