Опыт о убеждении разума, Перевощиков Василий Матвеевич, Год: 1816 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 21 минут(ы)

Опытъ о убжденіи разума.

Primum silva rerum ac sententiarum comparanda est.
Cicer. de Oratorе.

ГЛАBАI.
Предварительныя понятія.

Разумъ есть способность познавать. Онъ ищетъ истину, чувствуетъ удовольствіе, когда познаетъ, или открываетъ ее: ибо ему извстно, что всякая новоприобртенная истина есть новый шагъ къ благополучію. Онъ чувствуетъ удовольствіе даже и тогда, когда открываетъ истины, безполезныя для него: ибо при семъ онъ наслаждается дятельностію своею, чувствомъ силъ своихъ.

Истины бываютъ двоякія: частныя и общія. Первыя суть представленія единственныхъ предметовъ, или свойствъ ихъ, вторыя суть понятія отвлеченныя, содержащія въ себ многія представленія. Описаніе какого либо растнія будетъ частное познаніе, описаніе общихъ свойствъ растній, такъ называемая философія Ботаники, будетъ познаніе общее.

Человкъ иметъ три средства къ приобртенію частныхъ познаній: чувства, воображеніе и память. Первыми познаетъ присутствующіе предметы, вторымъ отсутствующіе, и т и другіе, сохраняетъ память.

Изъ частныхъ познаній, помощію отвлеченія, извлекаетъ разумъ общія: такъ изъ разсматриванія человческаго рода, прешедшаго и настоящаго, выводятся науки законодательныя и политическіе. Даже тогда, когда уже извстную отвлеченную истину мы хотимъ сообщимъ другимъ, должны мы непремнно прибгать къ частнымъ познаніямъ. Умы читателей или слушателей желаютъ напередъ, такъ сказать, видть въ воображеніи частныя истины, чтобы понять изъ нихъ выводимую общую. Монтескю, желая утвердить и оцнить общую истину, что необходимо нужно приготовлять умы для самыхъ лучшихъ законовъ, говоритъ: ‘Германцамъ казался всего несносне трибуналъ Bapа, трибуналъ Юстиніановъ, имъ учрежденный у Лазіеновъ, чтобы судить убійцъ ихъ Государя, казался имъ предметомъ ужаснымъ и безчеловчнымъ, Митридатъ, говоря противу Римлянъ, укоряетъ ихъ, всего боле формами ихъ судопроизводства. Парфы ненавидли Государя, который, будучи воспитанъ въ Рим, благосклонно и ласково обращался со всми. Самая свобода была несносна для народовъ, непривыкшихъ пользоваться ею. Такъ чистый воздухъ бываетъ вреденъ тому, кто привыкъ жить въ болотистой стран.

‘Венеціанецъ, по имени Бальби, находясь въ Пегю, былъ представленъ тамошнему Государю. Когда сей услышалъ, что въ Венеціи нтъ Короля, то захохоталъ столь громко, что сдлался съ нимъ кашель, и онъ едва могъ говорить съ своими придворными. Какой законодатель захотлъ бы предложить демократическое правленіе подобнымъ народамъ?’

Напротивъ сего, когда писатели, предлагая общія понятія, не раздробляютъ ихъ на частныя, не представляютъ подъ образами (images) и картинами, дйствующими на воображеніе, то сіи общія понятія збивчиво начертываются въ ум читателей, или вовсе для нихъ невразумительны. Примромъ сему могутъ служить слдующіе періоды: ‘Посредствомъ умопредставленій отличаемыхъ мною отъ себя самаго познаю и отличаю самаго себя. Подлежащее (sujet) иметъ отношеніе къ предмету. Представленія не могутъ быть независимы отъ представляющаго. Предметъ (objet) иметъ отношеніе къ подлежащему. Отъ сего начала, или лучше отъ сего первоначальнаго дйствія раждается начало понятію конечнаго и безконечнаго.’ Начиная съ Канта, почти вс Нмецкіе философы пишутъ такимъ образомъ, гораздо легче бредить отвлеченіями, нежели познавать самые предметы, гораздо легче составлять сокращенія (compendia), или собирать общія понятіа для такъ называемыхъ начальныхъ основаній наукъ, приписывать къ нимъ заглавія книгъ, по большей части нечитанныхъ, нежели написать ясное, полное, краснорчивое сочиненіе о какомъ либо предмет.

И такъ, желаемъ ли мы сообщить познаніе о частныхъ предметахъ, или объ отвлеченныхъ понятіяхъ, должны всегда дйствовать не прямо, а посредствомъ воображенія на разумъ.

По сему въ нашемъ разсужденіи о средствахъ убждать разумъ будетъ показано во первыхъ, какія свойства должны имть мысли, чтобы он занимали разумъ, во вторыхъ, какимъ образомъ предлагать ихъ, чтобы он убждали его.

ГЛАВА II.
О справедливости мыслей.

Главное и первое достоинство мыслей есть справедливость: ибо разумъ всего боле ищетъ истину.

Но что есть истина?

Досел Русскіе руководствовались естественнымъ здравымъ умомъ, приобртали ученіемъ, а еще боле опытомъ, познанія о вещахъ естественныхъ и людяхъ, и по симъ познаніямъ дйствовали и въ частной и въ общественной жизни, не входили въ непонятныя, почти всегда ложныя, а нердко и вредныя метафизическія изысканія.

Но нын мы сближаемся весьма тсно съ прочими Европейскими народами. ихъ мннія переходятъ къ намъ. У насъ показываются переводы философическихъ сочиненій различныхъ сектъ и народовъ. Россіяне, разумющіе иностранные языки, читаютъ всякаго рода книги, путешествуютъ по Европ, учатся въ иноземныхъ Университетахъ. Въ самой Россіи заведены Университеты, выписано множество чужестранныхъ Профессоровъ. Подъ ихъ руководствомъ образуется новое поколніе, приготовляется судьба народа.

Въ Европ преимущественно три народа занимаются метафизическими изысканіями: Французы, погрузившіеся въ совершенный матеріализмъ, Нмцы, потерявшіеся въ идеализм, и со временъ Канта, по введенному имъ непонятному образу писанія, едва ли сами себя разумющіе {Здсь должно припомнить, что нтъ правила безъ исключенія. И въ Германіи были и есть знаменитые и великіе писатели, Гердеръ, Мендельзонъ, Гарве, Зульцеръ и другіе немногіе. Я говорю только о большой части. Обч.}: Англичане держатся Бакона и Локка, наблюдаютъ физическую и нравственную природу, и изъ сихъ наблюденій составляютъ науки, они стоятъ въ средин между Французами и Нмцами.

Нтъ нужды доказывать, сколь великое отвлеченныя истины имютъ вліяніе въ благосостояніе обществъ, мы видли, и теперь видимъ тому примры во Франціи и сверной Германіи. Въ первой матеріализмъ истребилъ и нравственность, и религію, и таковы: самый гнусный, безумный егоизмъ господствуетъ, во второй не имютъ здравыхъ и ясныхъ понятій ни о какомъ предмет: отвлеченными бреднями все смшано, все потемнено {Пусть всякъ прочтетъ со вниманіемъ сочиненіе гжи Сталь о Германіи. Въ немъ увидитъ, что сія почитательница Нмцовъ находится въ безпрестанномъ противорчіи сама съ собою. Порицаетъ Французовъ, Англичанъ за ихъ философію, хвалитъ Нмцовъ, и между тмъ о знаменитйшемъ изъ нихъ, о Лейбниц, говоритъ такъ: Des ouvrages mtaphysiques, qui ne sont fonds ni fur l’exprience , ni fur le fentiment, fatiguent fin-guli&egrave,rement la pense, et l’on peut en prouver un malaife physique et moral, tel qu’en s’ obstinant le vaincre on briferoit dans fa t&egrave,te les ouvrages de la raison. Un pote, Baggesen, fait du Vertige une divinit, il faut fe recommander elle quand on veut tudier fes ouvrages qui nous placent tellement au fommet des ides, que nous n’avon,s plus d’chelons pour redescendre a la vie. Если гжа Сталь такимъ образомъ говоритъ о Лейбниц, то что должно сказать о Кант и его послдователяхъ? Скоре я сочелъ бы все сочиненіе съ тонкою насмшкою, нежели похвалою Нмцамъ, или умъ гжи Сталь есть гнздилище противорчій. По крайней мр ея книга есть нечто иное какъ собраніе оныхъ. Coч.}.

Русскіе заимствуютъ науки у сихъ народовъ: сколь же намъ должно быть осторожнымъ въ выбор мнній, въ различеніи истины отъ лжи? Растлвая, такъ сказать, умственную невинность народа, приготовляютъ его погибель, о семъ думаютъ ли наши писатели, а особливо переводчики?

Никто уже не споритъ, что мы приобртаемъ вс наши познанія, но еще многіе, а особливо Нмецкіе философы, думаютъ, что законы ума врождены намъ, что — какъ говоритъ Кантъ и его послдователи, и оттуда выводятъ самыя дерзкія и нечестивыя мысли — познавательныя наши способности творятъ природу, а не природа образуетъ сіи способности.

Посмотрите со вниманіемъ на развитіе ума въ ребенк. По его рожденіи, онъ есть токмо чувствующее, способное къ образованію существо. Къ концу перваго года онъ знаетъ самые близкіе къ нему предметы, и можетъ быть уметъ называть нкоторые изъ нихъ, но онъ не иметъ еще никакого понятія о ихъ дйствіи и взаимной связи, не понимаетъ, кром нарицательныхъ именъ (которыя тогда бываютъ для него именами собственными) и междометій, никакихъ другихъ частей рчи. Потомъ онъ познаетъ мало по малу вс окружающія его, или ему представляемыя вещи, научается называть ихъ, уразумваетъ смыслъ глаголовъ, силится соединять нкоторыя слова, но для него еще нтъ ни склоненій, ни спряженій, ни предлоговъ, ни нарчій, ни союзовъ. Наконецъ онъ начинаетъ говорить, но не иметъ и не понимаетъ никакихъ отвлеченныхъ идей: для него все недлимыя, нтъ ни видовъ, ни родовъ. Токмо съ прибавленіемъ лтъ, еще боле при хорошемъ воспитаніи, отъ безчисленныхъ опытовъ начертываются въ ум ребенка отвлеченныя понятія и общіе законы разума, которые суть общіе законы природы.

Посл сего спрашиваю: если законы разума находятся въ ум ребенка, то для чего онъ не можетъ соединятъ словъ, ему извстныхъ? Если, на примръ, слдующій законъ: нтъ дйствія безъ причины? находится въ ум его, то для чего онъ о предметахъ ему извстныхъ не мыслитъ, не говоритъ, не дйствуетъ по оному? Для чего дти, по рожденія брошенныя въ лсахъ и пустыняхъ, потомъ найденыя уже возростшими, не показывали ни малйшихъ признаковъ общихъ законовъ разума?

И такъ истина не въ человк, а въ природ {Сочинитель могъ бы представить доказательства въ опроверженіе всхъ началъ Кантовой системы о происхожденіи понятій, но почитаетъ сіе невмстнымъ въ предлагаемомъ разсужденіи. Соч.}. Въ предыдущей глав сказано, какія человкъ иметъ познавательныя способности, и какія можетъ имть познанія. Слдовательно истина для чувствъ, воображенія и памяти состоитъ въ сообразности нашихъ ощущеній и представленій съ предметами, истина для ума въ сообразности понятій съ общими свойствами предметовъ.

Изъ всего вышепредложеннаго слдуетъ, что человкъ можетъ познавать токмо природу физическую и нравственную, которыя ясно и сильно убждаютъ его въ бытіи Бога, яко Творца міра, и какъ вс наши опытныя познанія составляютъ науки естественныя, политическія и художества, прибавимъ къ нимъ чистую маематику, основывающуюся на однхъ опредленіяхъ — собственномъ произведеніи опытомъ образованнаго ума человческаго: и вотъ вся сфера вашихъ познаній! За ними остается одна вра,

Можетъ быть мн возразятъ, что находятся безчисленные случаи, въ которыхъ предметы представляются чувствамъ въ иномъ вид, нежели каковы они въ самомъ дл, что слдовательно бытъ можетъ природа совсмъ не такова, какою мы видимъ ее? Отвтствую: Докол природа или человкъ не измнятся, докол познанія наши будутъ истинны, и мы токмо при семъ условіи ручаемся за справедливость ихъ. Если же міръ или человкъ измнятся, тогда, безъ сомннія, наступитъ или другой порядокъ вещей, или сія же самая природа совершенно въ иномъ вид представится намъ: но тогда міръ будетъ не ныншній міръ, или человкъ не ныншній человкъ,

Идеалисты, полагающіе, что все что ни окружаетъ ихъ, находится токмо въ ихъ голов, не ли тому безумцу, которой, вывернувъ пятою ямку въ песк на морскомъ берегу, хотлъ въ нее влить все море?

ГЛАВА III.
О занимательныхъ мысляхъ.

Люди хотятъ быть всегда заняты, и притомъ, если можно, приятнымъ образомъ, удовлетвореніе сей наклонности доставляетъ имъ наслажденіе. Въ образованномъ человк умственныя способности, также какъ въ невжд физическія, требуютъ занятія. По сему всякое сочиненіе должно быть занимательно, т. е. приводить въ дйствіе воображеніе, разумъ и страсти, должно приносить или великое удовольствіе, или пользу, или, что составитъ послднюю степень его совершенства, и ту и другую вмст:

Omne tulit punctum, qui miscuit utile dulci,

Lectorem delectando, pariterque monendo.

Мармонтель говоритъ, что предметы бываютъ занимаятельны или по подобію, или по вліянію. Правда, большая часть предметовъ занимаетъ насъ то по сходству своему съ нами, то по своему дйствію на насъ. Однакожъ находятся и такіе, которые не имютъ ни одного изъ сихъ свойствъ, и притомъ занимательны: таковы, на примръ, вс вещи необыкновенныя и удивительныя. Ручей, текущій и исчезающій въ мор, Марій на развалинахъ Карагена, занимательны по подобію, ужасныя бури, кровавыя войны Наполеоновы занимательны по вліянію: но я также съ великимъ любопытствомъ читаю въ Боннет о домовитости нкоторыхъ наскомыхъ, — а она токмо удивительна. И такъ скажемъ съ Цицерономъ: Sumendae res erunt aut magnitudine praestabiles, aut novitate primae, aut genere ipso singulares. Neque enim parvae, nee usitatae, neque vulgares admiratione, aut omnino laudis dignae videri soient.

Занимательное для воображенія можетъ состоять или въ искусномъ представленіи предмета, или въ самыхъ предметахъ. Предметъ самъ по себ обыкновенный, но изображенный соотвтственно законамъ воображенія, ему весьма нравится. Читайте Тристрама. Вы найдете въ немъ множество обстоятельствъ совершенно незначущихъ, но сіи обстоятельства происходятъ, кажется, передъ глазами вашими, и тмъ занимаютъ васъ. Однакожъ нтъ сомннія, что когда съ искуснымъ представленіемъ предмета и самъ предметъ будетъ живо и сильно возбуждать дятельность воображенія, тогда сочиненіе сдлается гораздо занимательне. Въ семъ отношеніи справедливо слдующее выраженіе Витрувія: Neque erxim picturae probari de bent, si factae funt elegantes ab arte. — O всемъ етомъ, и также о занимательномъ страстномъ было говорено съ надлежащею подробностію въ приличныхъ мстахъ, здсь же скажемъ токмо о занимательномъ для ума.

Уже замчено, что разумъ ищетъ истины: и такъ для него занимательны могутъ быть важныя и полезныя истины о предметахъ всякаго рода. Въ самомъ дл, какой разсудительной человкъ не будетъ читать съ величайшимъ вниманіемъ, на примръ, Сен-Ламбертова Всеобщаго катихизиса, въ которомъ изъясняется человкъ, истинныя правила нравоученія, врнйшія средства къ благополучію? Кто не будетъ читать Бюффоновой Естественной исторіи, въ которой вся природа представлена въ живописныхъ картинахъ?

Лтъ за десять передъ симъ въ нашей Словесности была мода говорить о ручьяхъ, цвточкахъ, травкахъ, кусточкахъ, томной лун, о вздохахъ, слезахъ и о прочихъ симъ подобныхъ вещахъ, но какъ он и худо были изображаемы и не просвщали ума ни познаніемъ истинныхъ красотъ природы, ни познаніемъ свойствъ человческаго сердца, то въ скоромъ времени наскучили и теперь забыты.

Высокія мысли суть, истины, проливающія великій свтъ на физическую или нравственную природу. Баконъ показалъ врный путь къ приобртенію истинныхъ познаній, Невтонъ открылъ законы міра, Лавуазье измнилъ всю Химію, Монтань изъяснилъ сердце человка, Монтескю начерталъ еорію законовъ: вотъ высокія мысли!

Занимательность поддерживается ожиданіемъ. Во всякомъ сочиненіи должно располагать мысли такъ, чтобы ихъ занимательность и важность непрестанно возрастали, конецъ сочиненія былъ бы послднею, высочайшею степенью занимательности и совершенно удовлетворялъ бы любопытству читателя. Въ частной еоріи словесности надлежитъ показать формы такого расположенія для всхъ родовъ сочиненій: ето ея главный и единственный предметъ.

ГЛАВА IV
О новыхъ мысляхъ.

Он боле всего длаютъ сочиненіе занимательнымъ, ибо весьма сильно возбуждаютъ вниманіе.

Во всхъ Риторикахъ говорится о такъ называемыхъ отличныхъ мысляхъ, острыхъ, отважныхъ, тонкихъ, и пр., и пр. Ето, по моему мннію, совершенно безполезно. Невозможно исчислить и наречь вс роды мыслей, невозможно дать правилъ для изобртенія оныхъ. Сверхъ сего такія мысли по большей части бываютъ ложны и противны истинному, твердому краснорчію. Бюффонъ говоритъ: Rien n’est plus oppos la vritable loquence, que l’emploi de ces penses fines, et la recherche de ces ides lg&egrave,res, dlies, fans confistance, et qui, comme la feuille du mtal battu, ne prennent de l’clat qu’en perdant de la folidit.

Новость мыслей можетъ находиться или въ самыхъ истинахъ и картинахъ, или токмо въ форм, которая дается уже извстнымъ мысляхъ и картинахъ. Гораздо больше уваженія заслуживаютъ первыя, нежели послдняя, однакожъ и она содйствуетъ къ удобнйшему, живйшему и сильнйшему представленію мыслей.

Мысли могутъ бытъ новы или для одного человка, или для цлаго народа, или для всхъ просвщенныхъ людей, изъ сихъ послднія, не бывъ до изобртателей ихъ никому извстны, суть по преимуществу истинно новыя мысли.

Посл писателей всхъ вковъ и народовъ, въ ныншнія времена трудно, безъ сомннія, найти новыя изображенія и картины. Уже Лабрюеръ замтилъ, что новйшіе сочинители подбираютъ токмо древними пророненные колосья. Однакожъ кто будетъ смотрть внимательно на физическую природу, безконечно разнообразную, читать знаменитйшихъ естествоиспытателей, физиковъ и химиковъ, кто будетъ наблюдать людей въ исторіи, въ путешествіяхъ, во всхъ состояніяхъ, кто будетъ прилжно замчать самыя обыкновенныя дянія: тотъ найдетъ многія новыя изображенія, новыя положенія, новыя картины. Безъ обширныхъ свдній невозможно сдлаться истинно оригинальнымъ поетомъ.

Что касается до новыхъ истинъ, то при первомъ воззрніи на науки можно увидть недостаточество ихъ. Познаны ли вс неодушевленныя и одушевленныя тла земныя, вс физическія и химическія силы? Познаны ли свойства организма? связь натуры мертвой съ живущею, чувствующею и одушевленною? физическія и нравственныя свойства человка, и ихъ взаимное дйствіе? утверждены ли начала нравоученія, нравъ политическаго и народнаго? Проникнуты ли отношенія человка ко всему міру, и міра къ первой причин? Подобные вопросы безчисленны. Посмотрите въ ясную ночь на твердь небесную, тамъ звзды надъ звздами, одн отдаленне другихъ, и вашъ взоръ потеряется въ безпредльности: таково для испытующаго разума существо науки.

ГЛАВА V.
О повствовательныхъ и описательныхъ сочиненіяхъ.

Къ сему роду, кром историческихъ твореній, я отношу и вс науки и сочиненія, въ которыхъ описываются свойства какъ физическихъ, такъ и нравственныхъ предметовъ: Естественную Исторію, Физіологію, Анатомію, Психологію, Логику,Ю Грамматику, изображенія художественныхъ произведеній, страстей, характеровъ и пр. и пр.

Для нихъ нужно токмо выбрать важнйшія обстоятельства происшествій, или свойства предметовъ, и расположить ихъ по правиламъ, предложеннымъ въ Опыт о средствахъ плнять воображеніе, ибо надлежитъ токмо изобразить врную и живую картину сихъ происшествій, сихъ свойствъ предметовъ для воображенія, чтобы по ней можно было получить надлежащія свднія разуму, и памяти сохранить ихъ.

ГЛАВА VI.
О доказательныхъ сочиненіяхъ.

Находятся сочиненія, въ которыхъ общія истины, важныя и полезныя, предлагаются безъ всякой между ними связи, безъ всякихъ поясненій и доказательствъ, он должны быть написаны понятно для каждаго разсудительнаго читателя. Таковы апоегмы Епикліетовы, правила Ларошфуко, Лабрюера. Важность мыслей, краткой, но живописной слогъ составляютъ ихъ достоинство. Вотъ примръ: ‘Когда хотите длатъ перемны въ государств, принимайте въ уваженіи не столько вещи, сколько время. Бываютъ обстоятельства, при которыхъ можно всячески угнтать народъ, но бываетъ также нужно и весьма много снисходить ему. Сегодня вы можете лишить городъ свободы, правъ и преимуществъ, а завтра не осмливайтесь перемнять и вывсокъ его.’

За исключеніемъ сего рода сочиненій, общія истины почти всегда нужно объяснять, или раздроблять, т. е. показывать, изъ какихъ частныхъ он составились, иначе сочиненіе будетъ темно, иногда вовсе непонятно, лишено всякихъ приятностей и силы. Такова большая часть новйшихъ философическихъ Нмецкихъ сочиненій. Напротивъ сего, посмотрите какъ, напр., Боннетъ пишетъ: ‘Изящность человческаго разума’ такъ онъ говоритъ о человк въ общежитіи: ‘является съ новымъ блескомъ въ учрежденіи обществъ или тлъ политическихъ.’ Если мы понимаемъ сію мысль, то не иначе, какъ длая быстрое, почти намъ самимъ непримтное раздробленіе оной на частныя, такъ какъ длаетъ самъ сочинитель: ‘тамъ добродтель, честь, страхъ и польза, разнымъ образомъ раздленныя, или соединенныя, длаются источникомъ мира, благополучія и порядка.’

‘Вс члены, другъ съ другомъ связанные, движутся правильно и гармонически. Подъ снію законовъ Король, Князь, судья пользуются своею праведною властію, ободряютъ добродтель, обуздываютъ порокъ и распространяютъ повсюду счастливыя вліянія своего правленія. Въ обществ, подобно какъ въ чистомъ и плодотворномъ климат, зараждаются и распускаются разныхъ родовъ дарованія, Тамъ процвтаютъ механическія и свободныя искусства. Тамъ родятся поеты, ораторы, историки, медики, философы, юристы, теологи. Тамъ образуются сіи великодушныя сердца, сіи храбрые воины, сіи великіе полководцы, крпчайшая подпора государства. Тамъ наконецъ доходитъ до совершенства дружба, врная подруга жизни, утшеніе въ нашихъ бдствіяхъ и услажденіе нашихъ забавъ.’

Кто не видитъ, что первая общая мысль сдлалась въ семъ раздробленіи совершенно ясною, и притомъ получила живость и силу?

Если же предметомъ сочиненія будетъ такая истинна, въ справедливости которой надобно убдить, то должно собрать и предложить все, что сильнйшимъ образомъ доказываетъ оную.

Мы уже видли какъ обширна сфера человческихъ познаній…. И такъ

Въ Маематик, въ которой главными основаніями суть опредленія и общіе законы разума, и гд каждая истинна утверждается на предшествовавшихъ ей, для доказательства всякаго новаго положенія нужно показать, какимъ образомъ сію слдуетъ изъ предыдущихъ. Здсь не мсто приводить сему примры, но вс знакомые сколько нибудь съ Маематикою поймутъ слова мои.

Въ наукахъ опытныхъ для доказательства какой либо истины должно представлять важнйшія явленія и дянія, служащія къ утвержденію оной: ибо въ нихъ вс истины суть общія понятія, извлеченныя изъ безчисленныхъ частныхъ случаевъ.

Въ наукахъ физическихъ доказательствами служатъ явленія и опыты. Вотъ доказательство, что горючій и жизненныя газы составляютъ воду:

‘Сожгите 15 частей горючаго газа съ 85 ю жизненнаго въ безвоздушномъ сосуд посредствомъ електрической искры: посл сего въ сосуд увидите бдный паръ, которой сольется въ капли, и выйдетъ чистая вода, всъ ея равенъ будетъ всу обоихъ воздуховъ.

‘Воду можно и разршить на сіи два воздуха. Извстно, что жизненный воздухъ питаетъ огонь, и металлы превращаетъ въ известь: и такъ берутъ безвоздушную трубку въ діаметр въ два вершка и въ два фута длиною, одинъ конецъ ея закрепляютъ и подводятъ подъ реципіентъ, другой плотные прикрпляютъ къ горлу стеклянной реторты. Реторта наполняетеся чистою водою, а въ трубку кладутъ улиткой завитую тонкую проволоку изъ желза. Реторта и трубка должны былъ на сильномъ огн, чтобы воду превратить въ пары, а проволоку въ известь. Послднее не возможно безъ воздуха, и безъ воздуха жизненнаго, но въ трубк его не было. Между тмъ проволока становится известью, и тяжелетъ, а подъ реципіентъ собирается воздухъ горючій. Слдовательно основаніе воды, воздухъ жизненной соединяется съ раскаленнымъ желзомъ, и превращаетъ его въ известь, другое основаніе ея, горючій воздухъ, перешелъ въ реципіентъ, Лавуазье 274 грана желза превратилъ такимъ образомъ въ известь 100 гранами воды. Она совершенно пропала, но въ желз прибавилось тяжести 85 грановъ, а воздухъ горючій всилъ 15.’

Изъ опытовъ извлекаются самыя метафизическія истины. Такимъ образомъ въ прилагаемомъ примр доказывается бытіе Божіе.

‘Ты спрашиваешь: какой бы памятникъ доказывалъ бытіе Бога? Отвтствую: вселенная, ослпляющій блескъ, освтилъ и величественное ихъ теченіе, стройность тлъ, взаимное отношеніе, безчисленное множество существъ, наконецъ весь міръ въ совокупности и въ удивительной особенности, гд повсюду видимъ перстъ Божій, и гд все представляетъ величіе, мудрость и согласіе, — присоединю еще единогласное призваніе всхъ народовъ, не для того чтобы убдить тебя важностію свидтельства, но по этому что общая увренность, будучи всегда твердою въ своемъ основаніи, служащій неоспоримымъ доказательствомъ тому, какое впечатлніе произведено въ умахъ восхитительными красотами природы.

‘Разумъ, согласно съ моими чувствами, показываетъ мн превосходнйшимъ строителя въ великолпнйшемъ строеніи. Я вижу идущаго человка, и заключаю, что онъ иметъ въ себ дйствующую силу, его шаги устремляются туда, куда онъ хочетъ идти, я изъ сего заключаю, что оная сила соединяетъ средства его съ цлію, имъ предположенною. Сдлаемъ примненіе сего примра: Вся природа въ движеніи, слдовательно есть первый движитель. Движеніе сіе подчинено неизмнному порядку, слдственно есть верховное Существо.’

Въ сочиненіяхъ нравоучительныхъ и политическихъ доказательствами бываютъ явленія нравственной природы и дянія человческія. Посмотрите, какъ Монтань и Монтескю, Димосенъ и Цицеронъ доказываютъ истины ими предлагаемыя.

Монтескю говоритъ: ‘Когда два сильные народа ведутъ между собою продолжительную и упорную воину, тогда другіе недолжны думать, что они могутъ остаться спокойными зрителями: ибо тотъ изъ двухъ народовъ, который длается побдителемъ, немедленно начинаетъ новыя войны, и народъ, состоящій изъ войновъ, пойдетъ покорять народы, состоящіе изъ гражданъ.

‘Римляне едва успли покорить Карагенянъ, напали на другіе народы, явились во всхъ земляхъ, все наводнили.’

Димосенъ, въ Слов своемъ за Херсоневъ, старается уврить Аинянъ, что Филиппъ есть врагъ ихъ:

‘Будьте уврены, Аиняне, что пустословіе, которымъ забавляютъ васъ, клонится къ тому, чтобъ запереть васъ въ стнахъ города, и чтобы дать Филиппу способы все длать, отнявши у васъ войско. Разсмотрите, что онъ теперь длаетъ. Онъ теперь находится во ракіи съ сильнымъ войскомъ, и — какъ увряютъ люди свдущіе — требуетъ изъ Македоніи и ессаліи подкрпленія. Ежели, не дождавшись постоянныхъ втровъ, онъ осадитъ Византію, не уже ли думаете, что жители города сего все будутъ оставаться при своемъ безумномъ упрямств, и не станутъ просить у васъ помощи? Я противнаго мннія: думаю, что они скоре захотятъ призвать къ себ другихъ даже тхъ, къ коимъ еще мене, нежели къ вамъ, имютъ довренности, а Филиппу не отдадутся, если только онъ не предупредитъ ихъ нечаяннымъ нападеніемъ. Не получая отъ насъ вспомогательнаго войска, котораго мы за противными втрами послать невозможемъ, и котораго не будемъ имть къ готовности въ тхъ мстахъ, поврьте мн, Византійцы подпадутъ власти Филипповой. Но Византійцы ослплены злымъ духомъ, они безумствуютъ. Я согласенъ, однакожъ надобно спасши ихъ, для собственной нашей пользы.

‘Уврены ли мы, что Царь Македонскій не устремится на Херсонесъ? Не упомянулъ ли онъ въ письм своемъ, что надется отмстить обитателямъ Херсонеса? Ежели мы удержимъ тамъ войско свое, то оно можетъ подать помощь полуострову и безпокоятъ неприятеля, но ежели распустимъ войско, и ежели Филлипъ устремится на Херсонесъ, тогда что намъ длать останется? Судить Діопиа! Но къ чему ето послужитъ? Отправимъ вспомогательное войско! Но втры будутъ ли благоприятствовать плаванію? Нтъ, Филиппъ не отважится напасть на полуостровъ! А кто вамъ за ето поручится?

‘И такъ, Аиняне, подумайте, въ какое время, въ какую пору года совтуютъ вамъ удалить войско съ береговъ Геллеспонта и оставить страну сію безъ обороны противъ Филиппа. Что ежели онъ, идучи изъ верхней ракіи, оставитъ въ сторон и Херсонесъ и Византію, и нападетъ на Халкиду и Мегару, какъ незадолго передъ нимъ нападалъ на городъ Орею? Не уже ли вы лучше захотите воевать противъ него здсь въ Аттик, нежели отражать нападенія его на отдалнныхъ предлахъ Аинскихъ владній? Не думаю, чтобы и тутъ еще можно было сомнваться въ выбор.

‘Разсмотрвши все сіе, вмсто того чтобы распустить войско, которое Діопиъ содержитъ для обороны отечества, вы должны подкрпить его новыми силами, послатъ денегъ полководцу и доставить ему все нужное, ибо если спросишь Филиппа, лучше ли угодно ему, чтобъ войско, находящееся подъ начальствомъ Діопиа? (каково оно, теперь нтъ нужды мн изслдовать), было сохранено, усилено, ободрено правительствомъ, или чтобъ оно было разсяно и уничтожено по недоброхотству злоумышляющихъ ораторовъ: врно онъ выбралъ бы послднее. Вы сами теперь хотите исполнить желаніе Филиппово.’

Въ еоріи искусствъ доказательствами бываютъ образцы и примры. Такъ говоритъ Монтескю: ‘Я всегда утверждалъ, что чувство удовольствія должно быть основано на разсудк, и если въ нкоторыхъ случаяхъ отступаютъ отъ етаго правила, и предметы длаютъ на насъ приятное впечатлніе по какой нибудь другой причин, то и тогда не должно заходить далеко.

‘Не льзя удержаться отъ смха, когда въ Тіест, Сенекиной трагедіи, Аргосскіе старцы разговариваютъ о Парянахъ и Квиритахъ, о Сенаторахъ и плебеянахъ, презираютъ Ливійскую пшеницу, Сарматовъ, живущихъ по берегамъ Каспійскаго моря, и Царей, покорившихъ себ Даковъ. Ето очень похоже на то, еслибъ въ Лондон вывели на театръ Марія и заставили его разсуждать, что при хорошемъ къ нему расположеніи нижняго Парламента онъ не опасается верхняго, или, что добродтель дороже всхъ сокровищъ Потозы, выписываемыхъ роскошными Римлянами.’

Опроверженія суть на иное что какъ доказательства несправедливости какого либо мннія: слдовательно въ нихъ надлежитъ предлагать все, что служитъ къ показанію сей несправедливости.

Можетъ быть мн сдлаютъ вопросъ, по чему, говоря о доказательствахъ, я не сказалъ ни слова, откуда должно почерпать сіи доказательства? Потому что единственное для сего правило: знай основательно предметъ доказываемой.

Scribendi rect sapere est et principium et fons,

Rem tibi Socraticae poterunt ostendere chartae,

Verbaque provisam rem non invita sequehtur.

ГЛАВА VII.
О силлогизмахъ.

Предполагаю, что мои читатели знакомы съ Логикою, я потому не пойду здсь ни въ изъясненіе, ни въ раздленіе силлогизмовъ. Всякой писатель, смотря по содержанію и цли своего сочиненія, можетъ давать своимъ мыслямъ форму того, или инаго силлогизма. Замтимъ здсь токмо, вопреки предлагаемому въ нашихъ Риторикахъ правилу, что распространеніе посылокъ по образцу хрій затемняетъ форму силлогизма и отнимаетъ силу у доказательства, напротивъ мы думаемъ, что чмъ кратче и ближе посылки другъ къ другу, тмъ доказательство сильне. Димосенъ вотъ какъ составлялъ силлогизмы:

‘Еслибъ Царь Македонскіий остался поко, еслибъ онъ пересталъ нарушатъ договоры, отнимать у насъ города и области, возмущать противъ насъ вс народы, то намъ, безъ сомннія, надлежало бы хранить миръ, къ чему и съ вашей стороны не вижу никакого препятства. Но когда имемъ предъ глазами клятвенные договоры о мир, вписанные въ книги узаконеннымъ порядкомъ, когда еще прежде отправленія Діониса и поселенцовъ, которымъ нын приписываютъ снова начинающуюся войну, Филиппъ, нарушивъ договоры и справедливость, какъ изъ вашихъ же опредленій явствуетъ, завладлъ многими нашими городами, привлекъ на свою сторону и возмутилъ противъ насъ и Грековъ и варваровъ: то какъ толковать слова тхъ, которые говорятъ, что надобно выбирать одно: или войну, или миръ? Намъ выбирать нечего, остается по невол длать, чего требуетъ нужда и справедливость, то есть — отразить нападчика.’

Впрочемъ сочиненія по большей части пишутся неполными силлогизмами, ибо полные своимъ единообразіемъ утомляли бы читателей, а отъ излишнихъ, но по необходимости повторяемыхъ мыслей (поелику посылки тогда токмо должны выпускаться, когда всякъ можетъ дополнить ихъ, но притомъ во всякомъ полномъ силлогизм средній терминъ повторяется два раза) слогъ не могъ бы никогда имть быстроты.

ГЛАВА VIII.
О доказательствахъ въ особенности.

Въ Логик доказательства раздляютъ по большей части на yмственныя (a priori) и опытныя (a posteriori), низходящія (синтетическія) и восходящія (аналитическія), прямыя и непрямыя. Опишемъ сіи роды доказательствъ и покажемъ ихъ употребленіе въ словесности.

Умственными доказательствами называются т, въ которыхъ изъ своихъ началъ выводится утверждаемая истина. Таковы вс маематическія доказательства, такимъ образомъ въ Мендельзоновомъ Федон Сократъ доказываетъ, что человкъ по своему произволу не можетъ располагать своею жизнію:

‘Я думаю, наврное предполагать можно, что Богъ есть нашъ властитель, мы имущество Его, и промыслъ Его печется о нашемъ благ. Не понятны ли сіи положенія?’

— ‘Очень понятны!’— говорилъ Цебесъ.

‘Подданный, находящійся подъ попеченіемъ добраго господина, достоинъ наказанія, ежели онъ сопротивляется его намреніямъ. Не такъ ли?’

— ‘Конечно!’ —

‘Можетъ быть, ежели одна искра праводушія тлетъ въ груди его, онъ долженъ чувствовать истинную радость, видя, что симъ исполняетъ желанія своего владтеля, а особливо ежели онъ увренъ въ мнніи своего господина, что собственное его благо зависитъ отъ сихъ желаній.’

— ‘Несравненно, Сократъ!’ —

‘Не намъ? Цебосъ! когда несозданный Зодчій созидалъ искусственное строеніе человческаго тла и вдохнулъ въ оное разумное существо, имлъ ли Онъ злыя, или благія намренія?’

— ‘Безъ сомннія благія.’ —

‘Ибо онъ долженъ бы измнить существу своему, самобытной благости, ежели бы произвольно совокупилъ злыя намренія, и что такое есть Богъ, который своему существу измнить можетъ?‘

— ‘Одна химера, Сократъ! баснословный богъ, коему приписываетъ чернь различные виды! Я очень хорошо помню причины, съ которыми оспоривалъ ты сіе беззаконное заблужденіе.’ —

‘Тотъ самъ Богъ, Цебесъ! который создалъ тло, одарилъ оное и силами, которыя укрпляютъ, сохраняютъ и предохраняютъ оное отъ преждевременнаго разрушенія. Можно ли также симъ сохраняющимъ силамъ приписать весьма благія намренія?’

— ‘Можноли что другое?’ —

‘И такъ, подобно врнымъ подданнымъ, мы должны почитать для себя священнымъ долгомъ споспшествовать исполненіямъ намреній нашего Владыки, и не препятствовать насильнымъ образомъ ихъ теченію, но паче согласовать съ оными вс произвольные наши поступки.’

— ‘Не скажи мн, дорогой мой! не суть ли силы природы рабы Божества, его повелнія исполняющіе?’ —

‘Дйствительно!’

— ‘И такъ они т предвщатели, которые о вол и намреніяхъ Божества извщаютъ гораздо врне, нежели утроба жертвъ, преданныхъ заколенію, поелику, ето неоспоримое опредленіе Всевышняго, куда стремятся созданныя имъ силы. Не такъ ли?’ —

‘Кто ето отрицатъ можетъ?’

— ‘И такъ, пока предсказатели сіи объявляютъ намъ, что сохраненіе нашего тла принадлежитъ къ намреніямъ Божіимъ, до тхъ поръ мы обязаны располагать нашими поступками соразмрно онымъ, и не имемъ полнаго права длать насилія сохраняющимъ силамъ натуры, ниже препятствовать рабамъ высочайшей Мудрости въ ихъ исполненіи. Долгъ сей до тхъ поръ обязываетъ насъ, пока Богъ сими же предсказателями ниспошлетъ намъ нарочное повелніе оставить жизнь сію.’

Опытныя доказательствіа, какъ и самое ихъ названіе показываетъ, суть т, которые составляются изъ опытовъ и явленій. Вотъ Цицероново опытное доказатльство духовности нашей души:

‘Какая же находится въ насъ сила, которая изслдываетъ сокровенное, изобртаетъ и изыскиваетъ? Можете ли вы поврить, чтобы она сотворена была изъ бренія, и есть не иное что, какъ вещество смертное и тлнное? Что вы мыслите о томъ, кто первый далъ каждой вещи наименованіе, что Пиагоръ почитаетъ дломъ великой премудрости? Кто соединилъ разсянныхъ людей и научилъ ихъ жить въ обществ? Кто небольшимъ числомъ буквъ означилъ различныя въ голос измненія, которыя должны бы быть неисчислимы? Кто примтилъ теченіе и возвратъ звздъ и ихъ предназначеніе? Вс они были несомннно великіе люди, велики равномрно были и т, которые изобрли земледліе, одежду, обиталища, орудія для работъ нужныя, и средства служащія къ оборон отъ дикихъ зврей. Сею-то стезею, образуясь, человкъ пошелъ отъ искусствъ необходимо нужныхъ до искусствъ приносящихъ удовольствіе и къ высшимъ наукамъ, достигъ даже до искусства восхищатъ слухъ нашъ согласованіемъ, подборомъ и разнообразіемъ звуковъ, а зрніе научилось наблюдать звзды, которыя называются неподвижными, какъ и т, кои извстны подъ именемъ блуждающихъ, въ самомъ же существ ни мало не блуждаютъ. Но человкъ, который умлъ измрить правильное ихъ обращеніе, явилъ тмъ, что умъ его долженъ быть такого же существа, каково есть существо Зиждителя, сотворившаго ето.

‘И когда Архимедъ въ кругахъ сферы заключилъ солнце, луну и звзды, не то же ли самое онъ сдлалъ, что и верховный Художникъ у Тимея Платонова, который расположилъ тла небесныя въ единообразномъ всегда обращеніи по соразмрности ускореннаго однихъ и медленнаго другихъ теченія? А когда порядокъ сей не могъ существовать въ мір безъ Бога, то и Архимедъ не могъ бы подражать тому въ своей искусственной сфер, ежели бы не былъ одаренъ умомъ отъ Бога. Сія способность, производящая столь великія дла, несомннно есть божественная. Что же сказать о памяти, которая все сохраняетъ въ себ, и о разум, который все изобртаетъ? Я даже утверждать дерзаю, что и въ самомъ Бог нтъ ничего превосходне сея силы, Не думаете ли вы, что блаженство божества составляютъ Нектаръ и Амврозія, подносимыя Гебеею на Олимп? Нтъ, ето вымыслъ Омира, который преносилъ на небо, что свойственно человку: а мн казалось бы лучше отнести то къ человку, что свойственно небожителямъ. Чтожъ составляетъ истинно божественное свойство? Дйствіе, умъ, мысль и память, — сіи суть качества душ принадлежащія: слдовательно она есть божественнна, и когда бы я смлъ употребитъ стихотворное выраженіе, какъ Еврипидъ, я бы разсказалъ, что душа есть нкое божество.’

Низходящія доказательства суть доказатльства умственныя, а восходящія — опытныя. Въ первыхъ начинаютъ отъ общихъ началъ и доходятъ до утверждаемаго предложенія, во вторыхъ изъ наблюденій и опытовъ выводятъ доказываемую истинну, умственныя и низходящія доказательства должны быть истинны общія, а доказываемая — частная, напротивъ опытныя и возходящія доказательства суть истины частныя, а доказываемая общая. Предложенные примры доказательствъ умственныхъ и опытныхъ могутъ служить примрами и для доказательствъ низходящихъ и возходящихъ.

Умственныя и низходящія доказательства употребляются преимущественно въ Маематик, а въ опытныхъ наукахъ токмо тогда, когда доказываемое предложеніе будетъ или недлимое, или видъ, справедливость которыхъ выводится отъ ихъ родовъ. Напротивъ опытныя и восходящія доказательства должны употребляться въ наукахъ опытныхъ, ибо въ нихъ вс истины выводятся изъ наблюденія явленій, ибо въ нихъ умственныя и низходящія доказательства могутъ завести въ величайшія заблужденія, сдлавъ произвольныя общія положенія и опредленія (которыя едва ли когда можно сдлать совершенно справедливыя), должно будетъ соглашаться на вс оныхъ слдствія, которыя могутъ выдти вовсе противоположными естеству вещей. Притомъ умственныя и низходящія доказательства своимъ единообразіемъ и сухостію, вроятно, наскучатъ читателямъ, доказательства опытныя и восходящія разнообразны и привлекательны какъ самая природа.

Въ прямыхъ доказательствахъ положительно утверждаютъ истину, въ непрямыхъ отрицается невозможность противнаго. Въ прилагаемомъ Бюффоновомъ доказательств, что ныншній материкъ нкогда былъ покрытъ водою, найдемъ мы примръ и прямыхъ и непрямыхъ доказательствъ.

‘Не можно сомнваться, чтобъ воды морскія не покрывали нкогда поверхность земли нами обитаемой, слдовательно та же самая поверхность нсколько времени былъ дномъ морскимъ, гд все то же длалось, что нын длается въ мор. И понеже слои различныхъ веществъ, землю составляющихъ, какъ выше сего сказано, лежатъ параллельно и въ уровень, то изъ сего понять можно, что сицовое положеніе есть дйствіе водъ, мало по малу нанесшихъ сіе вещества и давшихъ имъ такое положеніе, какое вода сама собою всегда приемлетъ, т. е. положеніе горизонтальное, повсюду въ вод усматриваемое. Ибо на ровныхъ мстахъ слои совершенно горизонтальны, а наклоненіе имютъ къ горизонту только на горахъ, поелику произошли они отъ осадки на наклоненное основаніе, т. е., на пологое мсто. И такъ я утверждаю, что сіи слова происходили мало по малу, а не вдругъ отъ какой нибудь великой перемны, ибо часто находимъ мы слои тяжелыхъ веществъ на слояхъ легчайшихъ, чему быть было бы не возможно, ежелибъ, по мннію нкоторыхъ писателей, вс сіи вещества, будучи въ одно время въ вод распущены и смщаны, на дно осли: они совсмъ инако бы расположились, нежели расположены нын. Въ такомъ случа тяжелыя вещества опустились бы на дно прежде другихъ, и вс расположились бы въ порядк, соотвтствующемъ ихъ тяжести, не видно бы боле огромныхъ камней лежащихъ на легкихъ пескахъ, ни землянаго уголья подъ глиною, илу подъ мраморомъ и металловъ на пескахъ.

‘Обстоятельство, заслуживающее верхъ сего вниманіе наше и подтверждающее сказанное нами о происхожденіи слоевъ отъ движенія водъ, отъ осадки оныхъ, есть сіе, что никакія другія перемны на шар земномъ причины не могутъ произвести подобныхъ дйствій. Высочайшія горы, равно какъ и самыя низкія раввины, состоятъ изъ параллельяыхъ слоевъ, и слдовательно начало и происхожденіе горъ не можно приписать землетрясенію, ниже огнедышущимъ горамъ, и хотя имемъ мы доказательства, что иногда происходятъ небольшія возвышенія отъ потрясенія земли, но они не бываютъ изъ параллельныхъ слоевъ составлены вещества, возвышенія сіи составляющія, не имютъ между собою никакого союза, расположены бываютъ безпорядочно, и наконецъ холмы, начало свое отъ огнедышущихъ горъ получившіе, не представляютъ намъ ничего инаго, какъ кучу разныхъ тлъ, безпорядочно наметанныхъ, а стройность, которую въ земл повсюду усматриваемъ, горизонтальное и параллельное положеніе слоевъ не можетъ инако произойти, какъ отъ постоянной причины, порядочнаго движенія и всегда одинакимъ образомъ направляемаго.

‘И такъ точныя, многократно повторенныя и на явленіяхъ несумнительныхъ основанныя наблюденія увряютъ насъ, что суща шара земнаго нами обитаемаго долго покрыта была моремъ.’

Почти не нужно замчать, что сила и важность должны ршать выборъ между прямыми и непрямыми доказательствами.

Въ заключеніе скажемъ вообще о доказательствахъ, что вс роды оныхъ, умственныя съ опытными, низходящія съ восходящими, прямыя съ непрямыми, можно употреблять, и въ самомъ дл употребляются, иногда токмо нкоторыя, иногда и вс вмст.

Что касается до размщенія доказательствъ, то большая часть риторовъ совтуютъ, по примру полководцевъ, ставить напереди сильныя, въ средин слабыя, на конецъ сильнйшія. Хотя Мармонтель и оспориваетъ сіе правило, но его причины неубдительны: оно основано на свойствахъ ума человческаго, и безъ сомннія, благоразумно. Впрочемъ цль, предметъ и обстоятельства сочиненія должны всегда опредлять расположеніе доказательствъ.

Общее заключегіе.

Вс три Опыта, т. е. о средствахъ плнять воображеніе, о возбужденіи и утоленіи страстей и о убжденіи разума, мною представленные публик, суть плоды многолтнихъ занятій еоріею словесности.

Я неимлъ намренія сочинить полную еорію словесности, и потому писалъ кратко о предметахъ, о которыхъ до меня было говорено подробно и справедливо, а съ надлежащею полнотою о томъ, что мн казалось новымъ, по крайней мр въ Россійской словесности. Передо мною лежали древніе Греческіе и Латинскіе, и новйшіе Англійскіе, Французскіе и Нмецкіе писатели. Я не могъ подражать древнимъ: ибо въ наши времена словесность иметъ вовсе иное направленіе, вовсе иную цль, я не хотлъ подражать многословію Англичанъ и Французовъ: ибо сіе многословіе развлекаетъ вниманіе, ослабляетъ силу правилъ, я не хотлъ подобно Нмцамъ простыя понятія затемнять неприятнымъ слогомъ: ибо не хотлъ ослплять и удивлять молодые, недальновидные умы. Я желалъ предложить справедливыя, основанныя на естеств человческомъ истины слогомъ краткимъ и яснымъ.

Что касается до плана, по которому я предлагаю обработывать еорію словесности, то мн его показали Зульцеръ, Мармонтель, Мейнерсъ, цль словесности и естество человка: я только первый послдовалъ сему плану. Пойдетъ ли кто за мною? Смло и надежно предрекаю, что тотъ сдлаетъ весьма многія важныя и полезныя открытія. Если мои Опыты возбудятъ вниманіе знатоковъ, если будутъ сколько нибудь споспшествовать къ улучшенію еоріи словесности, если подадутъ поводъ къ сочиненіямъ совершеннйшимъ, — мои намренія исполнятся.

Василій Перевощиковъ.

‘Встникъ Европы’, No 17/18, 1816

Читайте также: