Опасно ли украйнофильство для Русскаго государства?
Опасно ли украйнофильство для Русскаго государства?
Москва, января 1864 года.
Опасно ли украйнофильство для русского государства?, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1864
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
У страха глаза велики, говоритъ пословица,— но у патріотическаго страха, порою, еще больше, прибавимъ мы… Однакоже, спроситъ читатель, патріотическій страхъ! разв возможно такое сочетаніе двухъ нравственныхъ явленій совершенно разнокачественнаго достоинства? Вдь страхъ — это здсь почти то же, что боязнь, что трусость: разв можно сказать — патріотическая боязнь, патріотическая трусость? Пословица, говоря о страх, у котораго глаза велики, только указываетъ на явленіе, но нисколько его не оправдываетъ, такой страхъ вовсе не есть похвальное движеніе человческаго духа и никакъ уже не можетъ назваться доблестью, тогда какъ съ понятіемъ о патріотизм соединяется представленіе о доблести, добродтели, героизм… Все это совершенно справедливо, но тмъ не мене, читая статьи нкоторыхъ нашихъ газетъ и журналовъ и письма иныхъ корреспондентовъ, невольно приходишь къ заключенію, что у васъ патріотическое возбужденіе способно порождать и порождаетъ множество патріотическихъ страховъ, напоминающихъ вышеприведенную пословицу. Происходитъ ли это отъ того, что наше общества недостаточно вритъ въ свои общественныя средства, или отъ того, что патріотизмъ нашъ опирается преимущественно, если не исключительно, на вншнюю матеріальную силу, во многихъ случаяхъ недостаточную,— не беремся ршить, но какъ бы то ни было, эти страхи такъ велики, что заставляютъ, иной разъ общество выходить изъ своей роди и браться за роль ему по природ несвойственную, вступаться въ область государственныхъ заботъ и обязанностей, обнаруживать бдительность уже чисто полицейскаго свойства. Конечно, очень мудрено съ точностью, а priori, вншнимъ образомъ, провести границу между патріотическою обязанностью и неумстнымъ, отъ излишняго усердія происходящимъ, патріотическимъ полицействованіемъ, но это разграниченіе должно указываться внутреннимъ чувствомъ человка, обстоятельствами, сопровождающими всякое вншнее проявленіе патріотической заботливости, и его послдствіями. Многое, вполн умстное и нравственное въ Англіи, напримръ, неумстно и въ извстномъ смысл ненравственно во Франціи, потому что во Франціи оно способно вызывать себ на помощь такую силу, привести въ дйствіе такой принципъ, который можетъ причинить вредъ еще большій чмъ, то зло, которое требовало исправленія… Въ Россіи же, при извстномъ могуществ и дятельности государственныхъ вншнихъ силъ, такое патріотическое подстреканіе — въ нкоторыхъ случаяхъ, чисто общественнаго свойства и подлежащихъ, такъ сказать, собственно общественной юрисдикціи,— является уже совершенно излишнимъ.
На эти мысли навели насъ патріотическіе страхи нкоторыхъ нашихъ провинціальныхъ и непровинціальныхъ патріотовъ, публицистовъ и непублицистовъ — по поводу ‘революціонеровъ въ Россіи’, а также разсужденія нкоторыхъ нашихъ газетъ о ‘сепаратистахъ и украйнофилахъ’. Революціонеры въ Россіи, Русскіе революціонеры! Эти слова невольно вызываютъ улыбку и поражаютъ слухъ каждаго Русскаго, свободнаго отъ преувеличенныхъ страховъ, сознающаго силу и крпость Русской земли и Русскаго государственнаго строя,— поражаютъ какъ что-то безсмысленное и уродливое: до такой степени кажется нелпою мысль о возможности успшнаго революціонерства въ стран, гд верховная власть опирается на испытанныя исторіей — сочувствіе и преданность 50 милліоновъ однороднаго населенія, гд даже во времена крпостнаго права народъ ни разу не покусился выставить мятежное политическое знамя,— гд малйшій признакъ государственной опасности мигомъ соединяетъ около главы государства всю землю, всхъ, безъ различія връ и состояній. Въ такой стран пугать общество ‘революціонерами’ — по нашему мннію не только неосновательно, но совершенно безтактно: безтактно именно потому, что такое дйствіе, возбуждая ложный страхъ, порождаетъ какъ будто сомнніе въ надежности нашего политическаго и соціальнаго склада, ослабляетъ вру въ нашу собственную земскую силу, вызываетъ мры, предполагаетъ опасность тамъ, гд ея нтъ и гд быть ей не слдуетъ. Наши такъ-называемые юные, домашніе ‘революціонеры’ (употребляемъ выраженіе не разъ появившееся въ печати) такъ ничтожны, такъ жалки по своему безсилію, что гораздо достойне быть предметомъ патріотическаго презрнія, чмъ патріотическаго страха для Русской великой державы: это все ровно, что букашки и мошки для какого-нибудь сказочнаго Русскаго могучаго богатыря, надленнаго такою силою, что тронетъ за руку — рука прочь, тронетъ за ногу — нога прочь… Счастье людямъ, если у такого богатыря есть сердце и совсть, какъ напр. у Ильи Муромца,— было бы горе, еслибъ у такого богатыря да не было сердца и молчала совсть!.. Поэтому раздражать, вызывать и подстрекать силу богатырскую призраками несуществующихъ опасностей — по меньшей мр неумстно… Въ этомъ отношеніи нельзя не порадоваться иной разъ, что простой Русскій народъ свободенъ отъ вліянія патріотической благонамренности Русской журналистики,— и нельзя не пожелать иной разъ, чтобъ правительство какъ можно мене удостоивало вниманія иныя журнальныя рекламы и придавало имъ значеніе только того, что он дйствительно есть, т. е. общественнаго свободнаго говора, а не указанія или доноса.— Еслибъ наши такъ называемые революціонеры, сепаратисты, украйнофилы и т. п. исты и филы подлежали общественному суду, то конечно общество съ ними бы безъ затрудненія справилось и толковать объ нихъ въ литератур было бы совершенно удобно,— но какъ скоро вы призываете участіе другой силы, не общественной и не литературной, то тмъ самымъ естественно стсняете и собственную вашу свободу литературнаго обсужденія.
Наши революціонеры, сепаратисты и прочія политическія партіи (?) представляютъ дйствительно самое жалкое и безобразное явленіе, которое было бы достойно сатиры и смха, еслибъ было чуждо — трагической развязки… Какъ назовете вы, читатель, напр. того человка, который, вздумавъ уничтожить, разрушить Московскій Кремль (слдовательно съ формально-юридической точки зрнія виновный въ преступномъ умысл), отправляется туда ночью и преусердно начинаетъ колотить голымъ кулакомъ — ну хоть въ Ивана Великаго? Если съ формально-юридической точки зрнія и можно видть ‘преступное покушеніе къ осуществленію преступнаго замысла’, то вдь вы, читатель, какъ не связанный этимъ воззрніемъ, никакъ не заставите себя взглянуть на такое дло строго и счесть такое покушеніе — опаснымъ! Вы, напротивъ, расхохочетесь глядя на усердіе, съ которымъ человкъ добровольно надсаживаетъ свою руку и сдираетъ кожу съ своего кулака, признаете его сумасшедшимъ и свезете, быть можетъ, въ больницу,— или окатите его холодной водой или же просто образумите его громкимъ.смхомъ вашимъ и созванныхъ вами пріятелей. Тверже Кремля и незыблеме его башенъ и колоколенъ наше государственное и общественное зданіе, неразрывно наше единство,— и наивныя усилія отдльныхъ личностей потрясти это зданіе и разорвать это единство — заслуживаютъ, по нашему мннію, такой же оцнки, презрнія и насмшки, какъ и попытка сдвинуть съ мста Ивана Великаго ударами голаго кулака. Попробуйте преслдовать этого безумца — какъ небезумца, какъ человка въ здравомъ ум и памяти, и вы только утвердите его въ мнніи, что его кулакъ дйствительно представлялъ серьезную опасность для Ивана Великаго, и что вы сами не очень-то надетесь на крпость Ивана Великаго,— и чего добраго — это мнніе примется, пожалуй, и всею публикою и распространитъ въ ней страхъ, и вызоветъ ее на требованіе, чтобы приставили крпкій караулъ къ Ивану Великому для охраненія его отъ подобныхъ кулачныхъ покушеній, и пр. и пр.!! Да, нтъ ничего опасне, какъ видть опасность тамъ, гд она не существуетъ!
Но оставимъ въ сторон нашихъ революціонеровъ, такъ какъ о нихъ уже давно не было толковъ въ нашей журналистик, и поговоримъ о сепаратистахъ и украйнофилахъ, противъ которыхъ недавно нкто г. Волынецъ въ ‘Московскихъ Вдомостяхъ’ (No 13) выступилъ съ обвиненіемъ весьма серьезнаго уголовнаго характера. Здсь мы видимъ дйствительную опасность, но совсмъ не тамъ, гд видитъ ее г. Волынецъ, и не съ той стороны, мы также видимъ здсь Польскую интригу, но безсознательнымъ ея орудіемъ и несчастною жертвою является намъ не тотъ или другой писатель, зараженный нсколько сентиментальною любовью къ своему родному Украинскому нарчію,— а самъ г. Волынецъ и ему подобные… У насъ создалось мнніе, что въ настоящее время, въ Югозападномъ кра, такъ-называемый ‘украйнофильскій вопросъ’ важне ‘Польскаго вопроса’ и стоитъ на первомъ плав. Это мнніе — ложное и вредное. Это мнніе какъ разъ на руку Полякамъ, они именно того-то и добиваются и стараются всячески пугать нашихъ патріотовъ и мстныя власти — призракомъ опасности отъ украйнофильства, съ тмъ, чтобы отвлечь вниманіе отъ настоящей, дйствительной, серьезной опасности для края, заключающейся въ Полякахъ и Польскомъ элемент. Нельзя не видть во всемъ этомъ Польской интриги и нельзя не признать, что она дйствуетъ съ необыкновенною ловкостью, если даже умла направить къ своей цли и извстный патріотизмъ нкоторыхъ органовъ нашей прессы, такъ ожесточенно нападающихъ на мнимую опасность сепаратизма. Малороссія доказала весною 1863 года, какъ жива въ ней старая ненависть къ Ляхамъ,— такая ненависть, питаемая мстными историческими воспоминаніями, о которой народонаселеніе Великорусскихъ губерній и понятія не иметъ, она въ три недли, почти безъ войскъ, сумла справиться съ Польскимъ безумнымъ возстаніемъ и разрушила еще въ самомъ начал общіе планы Польскаго мятежа. Было оффиціально засвидтельствовано, что войска должны были — не то, что побуждать народъ къ сопротивленію Ляхамъ, но ограждать послднихъ отъ избытка народнаго негодованія. Самымъ надежнымъ, самымъ врнымъ оплотомъ противу Польскихъ притязаній на раздробленіе Россіи — явилась, есть и будетъ Малороссія, самую существенную, на дл, а не на словахъ,— кровью, а не фразами засвидтельствованную услугу Русскому единству и цлости (чему грозила повидимому опасность и что возбудило такой всеобщій протестъ въ Россіи, выразившійся въ адресахъ) — оказала Малороссія, и именно за-Днпровская Малороссія, Кіевская, Подольская, Волынская область. Полякъ — ей старый знакомецъ, старый врагъ,— тогда какъ для большей части Россіи понятіе о Поляк есть понятіе нсколько отвлеченное. Къ счастію нашему, мстной элементъ Малороссійскій, съ его мстными историческими преданіями, мстною враждою къ Ляху, привязанностью и любовью къ своей родной мстности,— къ счастію нашему этотъ мстный элементъ оказался крпокъ, живучъ и своею мстною силою сослужилъ службу единству и цлости Руси. Выгодно ли было бы для Русскаго государства, еслибъ этотъ мстный элементъ ослаблъ, еслибъ забылись мстныя историческія преданія, еслибъ живая связь съ родною мстностью, такъ хорошо согласующаяся съ чувствомъ братскаго единства съ остальною Русью, была замнена однимъ только отвлеченнымъ чувствомъ преданности вншней государственной цлости имперій? Конечно не выгодно, объ этомъ я разсуждать нечего. Что же намъ слдуетъ длать? Намъ слдуетъ, даже ради государственныхъ выгодъ, укрплять и поднимать тотъ мстный элементъ, который представляетъ такую живую и единственно способную силу для борьбы съ Поляками, съ живою силою мстнаго же Польскаго элемента. Намъ будетъ невозможно отсюда, издали, справиться съ нравственнымъ могуществомъ полонизма, если не будетъ благопріятныхъ условій для развитія мстнаго туземнаго (а не назднаго) Русскаго общества.
Поляки это поняли и употребляютъ теперь вс свои старанія къ тому, чтобы всячески заподозрить въ глазахъ Россіи этотъ мстный Русскій элементъ, чтобы вызвать съ нашей стороны мры неблагопріятныя его развитію, стснительныя или оскорбительныя,— чтобы поссорить насъ съ Малороссами… Разумется, это имъ не удастся,— но въ частности, кое-гд, они успли поставить на свою лживую точку зрнія недальновидныхъ мстныхъ начальниковъ,— и даже, можетъ быть, часть Русскаго общества. Они успли внести раздраженіе въ полемику объ украйнофильств и сдлать ее даже… неудобною, они успли — печатно и гласно, пользуясь простодушіемъ Русскаго патріотизма и чрезъ его посредство, не только бросить на всхъ украйнофиловъ, безъ различія, тнь подозрнія въ сепаратистическихъ тенденціяхъ, т. е. въ стремленіяхъ отдлить, и напугать этими тенденціями Русскую публику, но и положительно обвинять ихъ въ сепаратистическихъ козняхъ, въ содйствіи Польской интриг.— Мы съ своей стороны не отрицаемъ, что нсколько юныхъ головъ заражены сепаратистическими бреднями: сами по себ эти бредни намъ совершенно противны, но он боле безобразны, нелпы, смшны, чмъ опасны, мы убждены, что он нисколько не представляютъ серьезной опасности для единства и цлости Россіи, но могутъ быть очень опасны для самихъ этихъ сепаратистовъ, если только, при новомъ возстаніи Поляковъ, натолкнется на нихъ раздраженное Малороссійское населеніе. Несравненно опасне, по нашему мннію (а этого именно и добиваются Поляки), придавать этимъ сепаратистическимъ тенденціямъ боле значенія, чмъ он заслуживаютъ, и на этомъ основаніи принимать общія мры, падающія не на сепаратистовъ собственно, которыхъ число слишкомъ ничтожно, а на всхъ такъ-называемыхъ украйнофиловъ, на все Малорусское населеніе,— мры оскорбляющія въ Малороссахъ чувство, совершенно законное, любви къ родин. Извстно, что привязанность къ прекрасной своей родин составляетъ отличительную черту Малороссовъ и не покидаетъ ихъ ни при какой обстановк жизни. Кажется, ужъ никто не осмлится назвать автора Мертвыхъ Душъ сепаратистомъ, а между тмъ внавшіе его лично могутъ засвидтельствовать — какъ любилъ онъ свою Малороссію, Малороссійскую пснь, звуки Малороссійской рчи. Живи онъ теперь,— нтъ сомннія, г. Волынецъ и ему подобные сумли бы и его заподозрить въ сепаратизм, нашли бы средство оскорбить его чувство любви къ родин, постарались бы воспретить ему пніе Малороссійскихъ псенъ! Г. Волынецъ, напр, не только выражаетъ свое несочувствіе съ историческими и литературными тенденціями г. Костомарова (съ которыми и мы во многомъ не сочувствуемъ и заявляли это не разъ довольно рзко), но и положительно обвиняетъ г. Костомарова въ государственномъ преступленіи. Хорошо, иго правительство не даете, никакой цны такимъ обвиненіямъ,— и нельзя не благодарить за это, съ полною искренностью, нашего правительства,— ну, а если бы оно поврило такимъ обвиненіямъ?.. Что тогда? Тогда бы Польская интрига восторжествовала, и г. Волынецъ создалъ бы дйствительную опасность — вызвавъ правительство на несправедливую мру, раздраживъ національныя страсти и лишивъ Гусскую литературу (и насъ въ томъ числ) возможности вести съ г. Костомаровымъ ученую и литературную полемику о его историческихъ и литературныхъ теоріяхъ. Какъ не понимаетъ г. Волынецъ и т, которые ему сочувствуютъ, что подобныя лживыя обвиненія вредятъ самому длу, которое они взялись защищать, что смшивать украйнофильство съ сепаратизмомъ — не совстливо, что пока непріятныя намъ, даже сепаратистическія тенденціи не перешли въ положительное дло,— литературныя сужденія о нихъ должны быть чисты отъ полицейскаго характера, что мры строгости, которыя они призываютъ, должны обрушиться большею частью на невинныхъ и отозваться невыгодными послдствіями на нашей собственной общественной жизни?.. Г. Волыицу не нравится статья, помщенная въ Львовскомъ журнал ‘Мета’. Намъ она нравится еще мене, чмъ г. Волынцу, насъ глубоко оскорбила и возмутила корреспонденція изъ Кіева, напечатанная въ Львовскомъ же журнал ‘Слово’ и перепечатанная потомъ во всхъ Славянскихъ газетахъ,— и признаться сказать, читая ее, мы сильно негодовали не столько на автора корреспонденціи, сколько на людей, раздляющихъ мннія г. Волынца. Мы думаемъ, что не будь статей въ нашей журналистик въ род ‘письма о новой фаз нашей хохломаніи’ и еще прежде этого письма появившихся,— не было бы и статьи о ‘становищ Руси’ въ ‘Мет’, ни корреспонденціи изъ Кіева въ ‘Слов’,— не было бы повода къ нимъ,— потому что не было бы повода къ нкоторымъ фактамъ, ни — слдовательно — довода къ такому раздраженію. Мы хотли возражать корреспонденту изъ Кіева, но, къ сожалнію, были затруднены въ отвт, потому что не могли отрицать нкоторыхъ несочувственныхъ намъ фактовъ, вызванныхъ на свтъ, можетъ быть, нашею же литературою…
Читателямъ ‘Дня’ извстно, что мы всегда спорили съ тми нашими писателями, которые старались создать особый Малороссійскій литературный языкъ, и доказывали тщету и ненужность ихъ попытокъ. Мы вели оживленную полемику съ г. Кулишемъ и съ г. Костомаровымъ и съ ‘Основой’ — журналомъ, къ сожалнію, преждевременно прекратившимся. Мы и впредь будемъ неослабно спорить съ ними въ предлахъ литературныхъ и равнымъ оружіемъ, если только намъ не помшаетъ клевета и вообще неумстное патріотическое усердіе гг. ‘Волынцевъ’. (Въ ныншнемъ же No мы помщаемъ статью М. П. Погодина противъ мннія г. Костомарова о Димитрі Донскомъ.) Мы возставали противъ историческихъ и литературныхъ убжденій гг. Кулиша, Костомарова и другихъ, но наша вра въ незыблемость Русскаго земскаго строя, въ единство Руси, основанное не на теоріи, а выработанное исторіей и зиждущееся на единств духовномъ, не допускала въ насъ мста смшнымъ опасеніямъ сепаратизма, не позволяла намъ бояться, какъ чумы или огня, появленія въ свтъ книжекъ на Малороссійскомъ нарчіи. Если, какъ говоритъ г. Волынецъ, он никому ршительно не нужны, тмъ лучше, тмъ он безвредне, тмъ скорй издатели убдятся въ безполезности своего предпріятія. Что же касается до Евангелія, то при первомъ извстіи объ этомъ перевод, мы сочли нужнымъ обратить вниманіе переводчика на самый языкъ и посовтовали ему избгать въ перевод вкравшихся въ Малороссійскую рчь полонизмовъ, а держаться ближе къ Славянскому подлиннику, но мы никогда не присоединимся къ просьб, съ которою г. Волынецъ обращается къ высшему духовному начальству не разршать Евангелія на Малороссійскомъ нарчіи. Благодаря св. Синоду, можетъ быть до милліона экземпляровъ разошлось и недавно вновь напечатано по необыкновенно дешевой цн — Евангелія на Русскомъ нарчіи, какъ значится на обертк,— и потому, кажется, нтъ причины не быть ему и на Малорусскомъ нарчіи…Наконецъ, Поляки и даже самые сепаратисты, издавъ свой переводъ Евангелія гд-нибудь въ Галиціи, найдутъ средство распространить его и въ Малороссіи, какъ запрещенный плодъ, и сдлать изъ того отказа, котораго добивается г. Волынецъ, поводъ къ новому неосновательному обвиненію Русскаго правительства и Русскаго общества въ насильственно-централистическихъ дйствіяхъ. Пусть же наши близорукіе патріоты подумаютъ о томъ, куда они ведутъ, какіе принципы они призываютъ къ дйствію, какихъ мръ они просятъ — въ предлахъ своей же собственной общественной жизни,— на какой путь стараются они натолкнуть самое правительство? Но оно, разумется, останется глухо къ подобнымъ призывамъ…
Въ заключеніе и въ pendant къ письму г. Волынца, позволимъ себ привести отрывокъ изъ письма, полученнаго нами изъ Кіева отъ одного истаго Малоросса, яраго врага всякого сепаратизма:
‘Учрежденіе въ Кіев братства или общества для распространенія православнаго образованія въ Юго-Западномъ кра дало бы Кіеву новое значеніе, но для этого надо откинуть нелишнюю мнительность и недоврчивость. Правительство иметъ вс средства слдить за направленіемъ дятельности какъ частныхъ лицъ, такъ и тмъ боле обществъ оффиціально существующихъ, и еслибы замтило что-нибудь несообразное съ своими видами, то всегда будетъ имть довольно силы, чтобы остановить это уклоненіе. Къ тому же мы, Русскіе, заслуживаемъ, кажется, нсколько больше доврія, нежели Поляки. Что касается до такъ-называемой партіи украйнофиловъ, то мы находимъ въ ней достойною уваженія любовь ея къ народу и родин, признаемъ нападки, которымъ она подверглась въ послднее время, большею частію преувеличенными, а часто и недобросовстными, потому что за грхи нкоторыхъ ея членовъ подвергается отвтственности все направленіе, но съ другой стороны не можемъ одобрить всхъ способовъ проявленія ея народолюбія, находимъ, что она не всегда достаточно цнитъ то, что дорого народу, не довольно поняла внутренній строй его понятій и создаетъ въ своемъ воображеніи какого-то театральнаго Украинца, вмсто настоящаго. Мы не раздляемъ также ея мннія, будто въ народныхъ школахъ преподаваніе непремнно должно быть на Малороссійскомъ язык, но протестуемъ открыто противъ всякаго литературнаго мннія о стсненій въ изданіи книгъ на этомъ язык, мы не понимаемъ, чтобы книга могла быть вредна не по содержанію, а по языку, на которомъ написана. Такое литературное мнніе можетъ возбудить справедливыя стованія со стороны лицъ украйнофильской партіи на преслдованіе ленка, употребляемаго нсколькими милліонами идъ собратій, у которыхъ нельзя отнять права любить его и наслажденія пользоваться имъ для воплощенія своей мысли и чувства!— Пугливое воображеніе нкоторыхъ рьяныхъ журнальныхъ защитниковъ обще-Русскаго единства видитъ въ изданномъ Малороссійскомъ буквар и нсколькихъ книжонкахъ для народнаго чтенія привидніе сепаратизма: но если бояться привидній, то мы скоре готовы видть сепаратизмъ въ преслдованіи Малороссійской письменности, ибо это преслдованіе можетъ поселить вражду между братьями, не существовавшую доеед. Не значитъ ли это, въ настоящее время, работать для Поляковъ, которые только этого и желаютъ, можно сказать, что журнальное преслдованіе, открывшееся въ послднее время противъ украйнофиловъ, толкаетъ ихъ въ Польскія объятія, распростертыя имъ со всевозможною наружною терпимостію. Мы не думаемъ конечно, чтобы вслдствіе такого грубаго обращенія нсколькихъ вліятельныхъ журналовъ, украйнофилы сдлались орудіемъ Польскихъ козней, почувствовали симпатію къ Полякамъ.— это значило бы признавать ихъ совершенно не знающими духа своего народа и ведущими его на врную гибель во всхъ отношеніяхъ, если бы нашлись таковые, то мы отвергаемъ съ негодованіемъ всякое съ ними общеніе, но мы должны сознаться, что нападки на проявленіе законныхъ требованій національнаго чувства, находящіяся въ яркомъ противорчіи съ воззваніями къ мстному Русскому историческому преданію, производятъ на насъ тяжелое впечатлніе. Можно ли съ одной стороны вызывать въ народ Южной Руси воспоминанія о борьб его съ Поляками за вру и родину, а съ другой находить предосудительнымъ, если это воспоминаніе въ форм псни, думы, разсказа будетъ въ печатной книжк предложено ему для чтенія? Что подумаетъ любой хлборобъ-Украинецъ, если ему растолкуетъ какой-нибудь недоброжелатель Великорусское негодованіе за то, что иной учитель вздумалъ объяснить дтямъ грамоту на его материнскомъ нарчіи, и училъ читать по книжкамъ, на немъ написаннымъ? Да поразмыслятъ по крайней мр объ этомъ рьяные противники украйнофиловъ, если они не чуютъ сердцемъ незаконности своихъ нападокъ, и не прозрваютъ умомъ, что развитіе Южно-Русскаго племени въ дух своей народности, православія и мстныхъ историческихъ преданій не только не послужитъ въ ущербъ обще-Русской силы, но, напротивъ, сдлаетъ ей значительное приращеніе, потому что вызоветъ въ жизни и сопротивленію Польскому вліянію не только вещественному, какъ было досел, а нравственному — коренное Русское племя, связанное со всею Русью своею врою, единствомъ Кіевской святыни, происхожденія и историческаго прошедшаго, но находившееся въ дремот послда нее время и не вносившее почти никакого вклада въ сокровищницу Русской жизни’.
Мы вполн раздляемъ это мнніе нашего корреспондента.