Ольга Милославская, Глухарев Иван Никитич, Год: 1831

Время на прочтение: 22 минут(ы)

ОЛЬГА МИЛОСЛАВСКАЯ.

Историческій Романъ
XIX СТОЛТІЯ.

Сочиненіе И. Глхрва.

ЧАСТЬ II.

МОСКВА
Въ типографіи Лазаревыхъ Института Восточныхъ Языковъ.
1831

Печатать позволяется

съ тмъ, чтобы по отпечатаніи представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. Москва, 5 Декабря, 1830 года.

Ценсоръ Сергй Аксаковъ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Семейство Князя Д., Графиня Лелева и нсколько постороннихъ особъ собрались въ столовой и ожидали Владиміра. На лиц Елизаветы душевное безпокойство ясно выражало слды свои, которые хотя и старалась скрывать она, но однако нкоторые изъ гостей замтили оные, что не могло скрыться и отъ Владиміра, которой не заставилъ долго ожидать себя.
Старый Князь Д. расположенный къ Владиміру встртилъ его въ самыхъ дверяхъ комнаты, говоря: ‘одного васъ дожидались мы. Владиміръ вжливымъ комплиментомъ отблагодарилъ ласковаго старика и со всею ловкостію свтскаго человка, подошелъ къ Княгини, подл Которой стояла Елизавета, которая съ полученія письма питала презрніе къ нему, и теперь не удостоила его даже взглядомъ своимъ. Мать Владиміра, занятая! разговоромъ съ одной дамою, не могла замчать холодности Елизаветы, оказываемой сыну ея, но это не ушло отъ глазъ Княгини. Сія не знала чему приписать такую скорую перемну сдланную въ обращеніи съ Владиміромъ дочерью ея и даже въ душ своей начинала сердиться на нее.
Было подано кушанье и вс сли за столъ. Графиня Лелева занимала первое мсто, подл ее съ правой стороны стара я Княгиня, асъ лвой Елизавета, Владиміръ сидлъ рядомъ съ нею, потомъ отецъ ее и прочія гости. Во все время продолжавшагося ужина, Владиміръ старался оказывать вжливость свою нареченной невст, отцу ее и старой Княгини, но Елизавета, какъ можно старалась боле избгать учтивостей Владиміра и принужденно платила ему тмъ же. Княгиня тщательно замчала за всми поступками, ее, и какъ Елизавета не старалась принудить себя въ обхожденіи съ Владиміромъ, но мать ее ясно видла все. Владиміръ, въ душ котораго перемна обхожденія съ нимъ Елизаветы, произвела на щетъ ее какое то подозрніе, но не имя ясныхъ къ оному доказательствъ, не могъ совершенно быть увренъ въ этой мысли, и положилъ себ за непремнное узнать все подробно. Ужинъ былъ великолпный, все искуство. Француза — повара было употреблено на приготовленіе кушанья, лучшія вины лнились въ ддовскихъ бакалахъ и тосты за здоровье Елизаветы и Владиміра были повторяемы трижды. При каждомъ раз лице Елизаветы измнялось, губы тряслись и слезы, едва не навертывались на глазахъ ее. Она измнившимся голосомъ благодарила гостей и съ неизъяснимымъ нетерпніемъ ожидала конца ужина.
Желаніе Елизаветы наконецъ исполнилось, ужинъ кончился, но Владиміръ до самаго отъзда своего ни на минуту не оставлялъ ее. Т же ласки, т же нжности расточалъ предъ нею Графъ Лелевъ, и, какъ будто бы не замчая холодности ее, старался еще боле оказывать Елизавет привязанность свою.
Ударило двенадцать и гости стали мало по малу разъзжаться, а наконецъ и Графиня Лелева съ Владиміромъ отправились въ домъ свои. Владиміръ при прощаньи съ. какой-то незнакомой ему робостью пожалъ руку Елизаветы, но за это былъ награжденъ взоромъ презрнія, что совершенно опечалило его. Онъ въ продолженіе дороги почти ничего не говорилъ съ матерью, и по прізд домой предался уединенію. Во всю, ночь сонъ не смыкалъ глазъ его, Владиміръ первый разъ въ жизни своей чувствовалъ тягость женскаго презрнія и душа его, наполненная самолюбіемъ, не давала покоя ему. Вотъ какъ тяжко презрніе женщинъ! Что даже и непостоянный характеръ мущины можетъ чувствовать власть его. О, женщины, женщины, докол будете вы первенствовать въ мір семь и кто изъ смертныхъ положитъ границы желаніямъ вашимъ, которыя часто бываютъ прихотливы! Простите откровенности моей, любезныя читательницы, (если я буду имть ихъ) это сказано для не многихъ…
Елизавета вправ была награждать Владиміра презрніемъ, вправ была такъ обходиться съ нимъ, а хотя Владиміръ и не считалъ себя противъ нее виноватымъ, но онъ не зналъ что чернота старыхъ проступковъ его была открыта Елизавет и не предполагалъ, что страшная буря собиралась надъ главою его. Для бурь жизненныхъ нтъ видимаго термометра, по которому бы видли мы ненастную будущность, но есть термометръ тайный, онъ долженъ быть извстенъ каждому и этотъ термометръ есть путь добродтели, путь надежный для смертнаго.
Оставимъ Владиміра, дождавшагося восхода солнечнаго, разгадывать причину презрнія оказаннаго ему Елизаветою, онъ врно не постигнетъ онаго, до тхъ поръ пока самое время не откроетъ ему. Посмотримъ что происходитъ въ дом Князя Д.

ГЛАВА ВТОРАЯ

По отъзд Графини Лелевой и Владиміра Елизавета сдлалась нсколько спокойне, таковая перемна также была замчена матерью ея, и сія послдняя ршилась непремнно спросишь дочь свою о замченномъ ею. Поздное время ночи не позволило ей исполнишь желанія своего и она до другаго дня оставила распросы свои, а до того времени догадки свои основывала на невроятныхъ предположеніяхъ.
Елизавета, удалившись въ комнату свою свободне предалась мыслямъ о непостоянств Владиміра и съ чувствомъ сожалнія воспоминала о злополучной Маріи.’Не ужели, думала она, провидніе ко мн столь милосердо, что захотло сохранишь меня отъ будущаго злополучія и чмъ же была виновне Марія? О Владиміръ! не ужели совсть твоя ничего не говоритъ теб о жертв твоего заблужденія, не ужели раскаяніе чуждо душ твоей?… Долго Елизавета находилась въ мечтаніяхъ сихъ, но наконецъ Морфей распростеръ надъ нею власть свою и она безропотно покорилась ему.
Златые лучи благотворнаго солнца отражались въ стеклахъ комнаты Елизаветы, стнныя часы, висвшіе въ кабинет отца ее пробили, восемь и она проснулась. Первая мысль ея была о томъ что сказать ли отцу своему о полученномъ письм, или утаить объ ономъ, но она, привыкшая съ самаго малолтства ничего не таить отъ родителей своихъ, то изъ этомъ случа откровенность предъ ними считала первымъ долгомъ своимъ. И кто станетъ упрекать ее за таковой поступокъ, кто скажетъ, что она сдлала несправедливо? Откровенность — эта благородная черта въ характер человка должна быть уважаема, и какъ бы мы въ лта пылкой юности могли много предостерегать себя отъ проступковъ, если бъ каждый изъ насъ доврчиво открывалъ желанія и мысли своей опытности, если бъ каждая два не скрывала въ душ своей первыхъ впечатлній любви, не таила оныхъ предъ родителями своими, то тогда врно бы меньше слышали мы ропота на судьбу, меньше видли несчастныхъ!…
Княгиня Д. встала раньше обыкновеннаго, и узнавъ, что Елизавета проснулась, то служанк велла позвать ее къ себ. Елизавета удивленная зовомъ симъ приказала, какъ можно скоре подать одться, и чрезъ полчаса явилась въ кабинет матери. Княгиня въ утреннемъ наряд сидла въ большихъ креслахъ противъ записнаго столика, и перевертывала большую записную книгу домашнихъ разходовъ, при вход Елизаветы она закрыла книгу, отодвинула въ сторону кресла и проницательнымъ взглядомъ окинула дочь свою, которая, сдлавъ ей утреннее привтствіе, поцловала руку и съ обыкновенной почтительностію покорной дочери спросила: ‘Что вамъ угодно маминька?’
— Да я узнала, другъ мой, что ты уже проснулась, то, чтобъ встртить утро вмст, велла позвать тебя. Садись, Лизанька.
Княжна пододвинула другія кресла и сла возл матери своей.
‘И вы нынче встали рано, маминька, начала разговоръ Елизавета, а кажется вчера легли вы поздне всхъ.
— Это правда, милая моя, ласково отвчала ей мать, а право, сонъ былъ пребеспокойной, еще боле пугали меня сновиднія, я хотя и не врю имъ, но теперь ихъ очень боюсь.
‘Что вы, маминька, не ужели сны когда нибудь могутъ сбываться — это невроятно.
— Конечно, Лизанька, эптого быть не можетъ, и въ нашъ вкъ образованный — благодаря просвщеніе — этому никто не повритъ, но вить малоли что случается въ жизни. Да вотъ, не далеко сказать: вчерашній вечеръ ты была для меня загадкою, напримръ твое обращеніе съ Графомъ Лелевымъ было такъ странно, что даже я, признаюсь теб, нсколько на тебя разсердилась.
Лице Елизаветы при сихъ словахъ примтно измнилось, она нарочно уронила платокъ изъ рукъ своихъ, чтобъ скрыть смущеніе, но отъ взоровъ матери ничего не скрылась. Это еще боле возбудило въ ней любопытства.
— Помилуй, другъ мой, Лизанька, что это значитъ? Лишь только я заговарила о нареченномъ жених твоемъ, только упомянула одно имя его какъ ты примтно измнилась въ лиц, скажи откровенно, милая, какая этому причина, меня крайне удивляетъ безпокойство твое.
— Ахъ, маминька, вы знаете, что я всегда бывала предъ вами откровенна, ничего не смла скрывать отъ родителей моихъ, то и теперь ничего не скрою отъ васъ, а особенно тогда, когда совты ваши должны быть нужне.
‘Говори, другъ мой, говори — долгъ родителей обязываетъ стараться о дтяхъ своихъ и быть снисходительными даже къ проступкамъ ихъ.
На глазахъ Елизаветы навернулись слезы, она, вставши, взяла руку матери своей, поцловала ее и просила дать ей нсколько минутъ на собраніе мыслей, дабы разсказать подробно то, что требовали самыя обстоятельства. Княгиня съ материнскою нжностью успокоивала разстроенную дочь свою и просила ее не огорчаться. Помощь Божія и попечительность родителей, говорила она, есть врныя средства, которыя могутъ избавить дтей отъ всякаго, несчастія, но ты, другъ мой….
Въ это время вошла служанка, и разговоръ былъ прерванъ. Она доложила, что Баринъ ожидаетъ ихъ въ гостиной.
‘Скажи ему, что сей часъ будемъ, сказала Княгиня, и служанка вышла. Попечительная родительница, давъ успокоишься дочери своей, наконецъ просила ее идти съ собою въ гостиную, сказавъ, чтобъ она была тамъ веселе.
Лишь только Княгиня и дочь ее явились въ гостиную, гд ожидалъ ихъ Князь, какъ вдругъ вошелъ слуга и подалъ ему запечатанное письмо.
‘Отъ кого это?’ спросилъ его Князь прежде нежели взялъ въ руки письмо.
— Сей часъ принесъ почтальонъ, Ваше Сіятельство, отвчалъ слуга.
Князь веллъ принести изъ кабинета очки себ, а между тмъ ласково поцловалъ дочь свою, которая поздравила его съ добрымъ утромъ. Чрезъ минуту были принесены очки и Князь, разпечатавъ письмо, читалъ его про -себя. Какою блдностію покрылось вдругъ лице его, какъ примтно задрожали губы и какъ быстро засверкали глаза старца! Княгиня и Елизавета не знали чему приписать таковую перемну и безмолвно глядли другъ на друга, наконецъ Князь, окончивъ чтеніе письма, всталъ съ дивана и ни слова не говоря вышелъ вонъ. По выход его Елизавета первая прервала молчаніе.—
— Какъ вы думаете, маминька, отъ кого бы это было письмо, которое столько встревожило папиньку?
‘Не знаю, другъ мой, кажется у твоего папиньки нтъ такихъ длъ, которыя бы онъ скрывалъ отъ меня, а это письмо, право, для меня тайна.
Прошло полчаса предположеніямъ Княгини и дочери ея, отъ кого Князь получилъ письмо и что за тайну оно содержало въ себ, какъ вошелъ слуга и доложилъ Княгини, что Его Сіятельство проситъ ее въ кабинетъ къ себ.
Не столько, женское любопытство побуждало Княгиню узнать содержаніе письма и быть скоре позванной въ кабинетъ мужа, сколько желаніе успокоишь и разговорами своими развлечь нечаянную печаль его. Она, не хотла медлишь ни минуты и въ слдъ за посланнымъ пошла къ нему, оставя Елизавету томиться скучной неизвстностью о таинственномъ письм и размышлять о причин грусти, поразившей отца ее. По уход матери Елизавета возвратилась въ комнату свою, гд наедин размышляла о будущей участи своей, соображая пріятное прошедшее съ скорбнымъ настоящимъ: ибо для нее малйшая печаль родителей всегда была тягостне, чмъ собственныя неудовольствія, и она, воспитанная въ правилахъ строгой нравственности цнила въ совершенств вс попеченія ихъ, а они чрезмрно любили ее, какъ единственнаго первенца въ жизни своей. Печальная Княжна, забывъ собственную печаль свою, молила провидніе, дабы оно отвратило вс несчастія отъ отца ее, если только роковое письмо это предвщаетъ оныя. О, сколько бъ счастливы были т дти, которыя бы слдовали правиламъ добродтельной Елизаветы! Геній благополучія всегда былъ бы съ ними, путь жизни ихъ усыпался бъ розами и будущее дарило радостью! . Молись, кроткая Елизавета, провидніе внимаетъ чистой молитв твоей и будущая жизнь твоя спасена отъ злополучія, а я послдую теперь въ кабинетъ родителя твоего, но только не для развлеченія, подобно супруг его, а собственно для того, что бы подслушать, что говорятъ тамъ, и читатель врно съ охотою проститъ любопытству моему.—

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Княгиня при вход въ кабинетъ мужа нашла его мене разстроеннымъ, нежели когда въ него ушелъ онъ. Князь большими мрными шагами ходилъ взадъ и въ передъ, погружась въ размышленіе, но самый видъ его былъ не печаленъ и только малые слды разстройства были примтны на лиц, которые впрочемъ старался скрыть онъ. Когда только вошла заботливая о муж своемъ Княгиня, то онъ, принимая веселый видъ, сказалъ ей: ‘Благодари Творца, милый другъ мой, что онъ столько милосердъ къ намъ, наша Елизавета, можетъ быть, скоро бы проливала горькія слезы и роптала на судьбу свою.
— Я не понимаю тебя, Графъ, сказала жена его, садясь въ кресла.—
Графъ, озабоченный нечаяннымъ случаемъ и желая нетерпливо все разсказать жен своей, также слъ въ’ кресла и прежде нежели началъ о полученномъ имъ письм, спросилъ ее: ‘Какъ ты думаешь, Княгиня, не скрывается ли у Графа Лелева, жениха дочери нашей, подъ видомъ искренности низкое притворство и душа зараженная пороками?
— Ты удивляетъ меня вопросомъ, этимъ, сказала Княгиня, прибавя, да разв мать его’ столь религіозная, столь попечительная о дтяхъ своихъ, не старалась о нравственности ихъ, а къ тому же кажется, и самъ Владиміръ скромностію обращенія своего, хорошими сужденіями о повиновеніи старшимъ оправдалъ себя.
‘Это правда, видя Владиміра ни кто не: будетъ сомнваться въ нравственныхъ правилахъ его, но можно ли о человк. судить всегда по одной наружности, которая иногда бываетъ слишкомъ обманчива.
— Все это такъ, но Графъ Влади, міръ не принадлежитъ къ тому классу людей, которыя будучи развращены скрываютъ пороки свои подъ маскою притворства.
‘Ошибаться, другъ мой, простительно каждому, изъ числа этаго не исключаю и себя, а человкъ, душа котораго наполнена хитростію можетъ очень легко обмануть не дальновидную простоту, даже….
Да скажи мн пожалуста, сказала Княгиня, перебивъ разговоръ мужа своего, что я изъ всего сказаннаго тобою понять могу,— смыслъ словъ твоихъ темень, прошу тебя говоришь ясне.
Князь, какъ будто бы довольный требованіемъ жены своей, наконецъ сказалъ ей: ‘и такъ, другъ мой, опять (повторю теб, мы должны благодарить Провидніе, за попеченіе о счастіи единственной дочери нашей, оно не допустило ее до того бдствія, которое готовилъ Елизавет бракъ съ Графомъ Лелевымъ.
При этихъ словахъ лице Княгини примтно перемнилось, она, какъ будто бы съ какою-то недоврчивостію взглянула на мужа, и взоромъ своимъ говорила ему: не суди ршительно, ты можешь ошибиться.
Князь дабы вывести супругу свою изъ сомннія, наконецъ сказалъ ей: ‘Я вижу, другъ мой, что сказанное мною о Граф Владимір удивило тебя, и ты, быть можетъ, даже не вришь мн, то вотъ читай письмо это, которое давича получилъ я и которое такъ разстроило меня, но теперь, слава Богу, я спокоенъ и только одно заставляетъ печалиться меня: Елизавета, можетъ быть, страстно любитъ Владиміра.’ Князь подалъ удивленной жен своей полученное письмо имъ и она, развернувъ его, прочла слдующее:

Ваше Сіятельство!

Пусть для Васъ будетъ казаться клеветою письмо это, а предостереженіе отъ того злощастія, какое ожидаетъ дочь Вашу низкимъ обманомъ, для меня все равно примите ли вы слова мои за истину, или нтъ, но только, желая счастія семейству Вашему я ршилась писать къ Вамъ, ршилась открыть предъ Вами низкія проступки Графа Лелева. Онъ, подъ утонченною маскою скромности носитъ отпечатокъ самаго развращеннаго юноши, его сердце заглушенное пороками, разнакомлено съ шою нравственностію, видъ которой принимаетъ онъ для него узы родства, клятва любви и священная связь Дружества кажутся проходящимъ сновидніемъ, а все сказанное мною подтвердитъ Вамъ время и случай, которыми врно захочите воспользоваться вы, дабы сохранить будущее спокойствіе единственной дочери своей, а также и свое собственное. Я только упомяну Вамъ о Лизъ внучк Священника села Зимогорья, принадлежащаго Графини Лелевой. Сія несчастная малютка, забытая отцомъ своимъ, мать которой лишилась жизни, есть дочь Владиміра взятая на воспитаніе престарлымъ ддушкой своимъ. Развращенный Владиміръ, похитивъ сердце неопытной Маріи, дочери Священника, которая воспитывалась въ дом матери его, всю вину низкихъ поступковъ своихъ сложилъ на добродтельнаго брата своего Александра, и этимъ самымъ ополчилъ противъ него сердце матери, которая и теперь считаетъ меньшаго сына своего виною прежде времянной смерти несчастной Маріи и отцомъ малинькой Лизы. Судите, Князь, о характер Владиміра и о будущей судьб любимой дочери Вашей. Вы врно не замедлите узнать короче о сказанномъ мною, а тмъ самымъ оправдаетъ слова мои, впрочемъ воля Ваша, но со стороны моей сдлано все и совсть моя спокойна.
Честь имю пребыть, уважающая Васъ.

Н. Н.

Письмо это довольно разстроило Княгиню. Она не знала, что думать объ немъ, не знала вришь ли неизвстной особ, скрывшей имя свое, которая обвиняла Владиміра, а вмст съ онымъ одинаково думать о немъ, для нее Владиміръ казался человкомъ, имющимъ вс правила нравственности, а къ тому же довольно скромнымъ, и довольна внимательнымъ къ наставленіямъ тхъ людей, которые полжизни своей употребили на познаніе людей и свта. Княгиня долго колебалась въ мысляхъ своихъ и даже не знала, которая была основательне, та ли, что Владиміръ точно есть таковъ, каковымъ представляетъ себя, или только носитъ маску для людскаго приличія, подъ коей скрыта вся низость души его. Она по прочтеніи письма хранила молчаніе и думала нсколько минутъ, что сказать мужу своему, но онъ первый прервалъ оное а тмъ далъ время ей собраться съ мыслями, и на слова его дать сообразный отвтъ.
‘Точно, другъ мой, началъ Князь — Провидніе невидимо печется о людяхъ, и порокъ никогда не можетъ остаться безъ должнаго наказанія, онъ рано или поздно долженъ воспріять оное.
— Но не надобно судить ршительно, сказала Княгиня, можетъ быть, ненависть, или какая нибудь злоба источаетъ шутъ жало свое, надобно, Князь, узнать обо всемъ подробне, а до тхъ поръ не подавать Владиміру ни какого вида , а также скрыть о содержаніи письма этаго и отъ Елизаветы.
‘На это я согласенъ, но только, не можетъ быть, чтобы присланное письмо заключало ложное обвиненіе въ себ на щетъ Графа Лелева. Не ужели клевета людей можетъ простираться столь далеко, и вредить тому, кто въ жизнь свою не сдлалъ ни одного порочнаго дла? Этаго быть не можетъ.
— Всё такъ, говорила Княгиня, но въ лта наши не надобно быть поспшнымъ и ни въ какомъ случа не должно полагаться на слова и увренія другихъ.
Долго разговаривали удивленные родители Елизавты и о полученномъ письм судили разнообразно: Княгиня никакъ не хотла вполн врить тому, въ чемъ неизвстная особа обвиняла Владиміра, а Князь съ важностію супруга доказывалъ возможность обвиненія, утверждаясь на томъ, что врно Владиміръ, хотя чмъ нибудь подобнымъ могъ очернить имя свое, наконецъ между ими положено было, чтобъ прежде достоврне узнать обо всемъ, а потомъ, если точно, Владиміръ учинилъ таковый поступокъ въ жизнь свою, то непремнно отказать ему отъ руки Елизаветы.
Узнавайте, попечительные родители, о поступкахъ Владиміра, а мы увренные въ истин оныхъ, вспомнимъ забытую нами Ольгу, несчастнаго Александра и удрученнаго скорбію отца Василія.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Вспоминая о двиц Милославской, намъ нельзя при этомъ случа позабыть и Владиміра. Онъ, полупечальный, какъ сказали мы, обращеніемъ Елизаветы, хотлъ предугадать причину онаго напрасно въ ум своемъ, предугадывалъ о случившемся.— Вс предположенія его были тщетны, наконецъ ршился онъ терпливо ждать отъ времени развязки этому, но чтобъ дать почувствовать Елизавет, что онъ сердитъ на нее: ибо онъ прошивъ нее считалъ себя совершенно правымъ, а потому и не хотлъ нсколько времени здишь къ ней, отозвавшись передъ матерью своею простудою головы.
Прошла недля, какъ Князь Д. не видалъ Владиміра въ дом своемъ. Старая Графиня Лелева сочла за первый ддогъ себ быть въ это время у невсты сына своего, дабы увдомишь Елизавту и родителей ее о болзни Владиміра.
Увдомленіе это не произвело ни малйшей печали надъ Княжною, но это не было замчено Графинею.
Владиміръ, во все время ложной болзни своей, рдко оставлялъ наедин Ольгу и Анександра, которой почти всегда безотлучно былъ въ нею. Онъ въ тайн, быть можетъ, завидывалъ брату своему, смотря, какъ двица Милославская радушно обходилась съ Александромъ, и какъ сей со всею скромностію юноши дарилъ ее взглядами своими, но чтожъ Владиміръ? Онъ, какъ видли мы въ послднее свиданіе съ невстою своею былъ награжденъ отъ нее холодностію, а потому ласковое и смшанное съ скромностію истинной любви обращеніе Александра съ Ольгою, ежеминутно напоминало ему презрніе Елизавты и чрезвычайно беспокоило его, Владиміръ даже ршался посять между ими раздоръ, но видя взаимную откровенность ихъ, оставлялъ планы свои безъ дйствія.
Въ одно время, когда Графъ Александръ сидлъ съ Ольгою наедин, и’ она, оставивъ работу свою, глядла на Александра, который хотлъ узнать предъ нею чувства сердца своего. Алый румянецъ, эмблемма невинности, покрывалъ щеки прелестной Ольги, рука ее, какъ-то невольно была въ рук Александра, и онъ стоялъ облокотившись на пяльцы. Въ это время вошелъ Владиміръ. Лице его примтно вдругъ перемнилось. Александръ, недовольный приходомъ брата своего, немедленно опустилъ руку Ольги, и на лиц его выразилось неудовольствіе, которое впрочемъ, хотя и старался скрыть онъ, но отъ глазъ проницательнаго Владиміра нескрылось это, и чтобъ дать почувствовать Александру, что онъ ясно понимаетъ все, сказалъ ему: ‘Александръ! прилжное разсматриваніе рукодлья двицы Милославской сильно дйствуетъ на тебя, совтую теб, братъ, меньше углубляться въ оное, а то не привычка къ таковымъ занятіямъ, можетъ испортить зрніе и лишить тебя способности видть ясно другіе предметы.
Ольга сочла слова Владиміра, какъ будто бы за упрекъ себ, а Александръ, которой понялъ иронической смыслъ ихъ и, будучи еще боле разсерженнымъ, со всею запалчивостію оскорбленнаго самолюбія, сказалъ брату своему:
— Пусть будетъ испорчено зрніе мое, тмъ для меня лучше: потому, что я не буду близко видть нискій порокъ, которой иметъ весьма отвратительную наружность.
Владиміръ, хотя и былъ нсколько смшенъ отвтомъ брата своего, боле нежели тотъ, но старался принять видъ невнимательности и будто бы не понялъ смыслъ словъ его. Ольга полусмущенная была занята рукодльемъ своимъ, но она разгадала слова Александра и въ тайн сердца своего радовалась тому, что милый Александръ ее нашелся отплатить таковымъ иронически колкимъ отвтомъ коварному Владиміру.
Владиміръ, какъ будто бы въ душ своей боялся запалчивости Александра хранилъ молчаніе и ходилъ вза’дъ и впередъ по комнат, Александръ довольный тмъ, что заставилъ молчать брата своего, сидлъ противъ Ольги и ни на минуту ни сводилъ съ нее взора своего. Она также довольно часто взглядывала на предметъ первой любви своей. О счастливцы! взгляните, какъ завидуетъ вамъ развращенный Владиміръ — онъ подобно бдняку гонимому судьбою, глядитъ съ завистію на благополучіе ближняго своего, и можетъ быть, досадуетъ на то, что отъ стей обмана его ушла невинная жертва — сирота Милославская! Увы, какъ презрителенъ тотъ юноша сердце котораго заражено нискими пороками скрытыми подъ утонченною маскою скромности, какъ ненавистенъ тотъ человкъ, которой, завидуя счастію другаго, ищетъ случая сдлатъ вредъ ему — и какъ должно свято чтить непорочность сердца неопытной двы, ея кротость, незараженная самолюбіемъ, подобна очаровательному цвтку благовонной розы, ей тогда чужды: ниское коварство и отвратительное кокетство (свойственное многимъ женщинамъ.)…
Владиміръ раздосадованный, разстроенный и наскуча хранимымъ молчаніемъ, ршился оставить влюбленныхъ на един. Онъ ушелъ въ комнату свою, гд безпокойная зависть нашептывала ему о средствахъ, какъ бы разстроить счастіе, которое готовила судьба для брата его и достойной двиц Милославской. Ищи презрнный человкъ случая вредить благополучію Александра, черти гнусныя планы свои, но все будетъ тщетно… твои адскія умыслы послужатъ во вредъ только одному теб.
Обрадованные Ольга и Александръ уходомъ Владиміра, стали свободне дарить другъ друга взорами и скучное молчаніе долго царствовавшее предъ этимъ, было наконецъ прервано Александромъ:
— Плнительная Ольга! вы простите дерзости моей, простите того, кто не въ силахъ боле таить предъ вами истинныхъ чувствъ души своей. Я долго испытывалъ самаго себя, долго не врилъ тому, въ чемъ увряло сердце меня, въ чемъ брало оно власть надъ разсудкомъ, но наконецъ побжденный, очарованный вами, я ршился признаться вамъ въ любви моей — довершите счастіе мое, прелестная Ольга, ничто въ мір не въ силахъ переменить чувствъ моихъ!
Ольга удивленная, смшавшаяся признаніемъ Александра, не знала что отвчать ему. Взоръ ее былъ неподвижно остановленъ на Граф. Уста, какъ бы желали сказать что то, но оставались безмолвны и вся она была вн себя. Александръ въ энтузіазм любви своей не могъ замтить положенія Ольги, онъ только ждалъ утшительнаго отвта, но была ли скромная двица Милославская въ состояніи сдлать его? Ея положеніе было неизъяснимо. Радость, недоврчивость, удивленіе и какой то страхъ попеременно волновали душу ея и она даже не врила тому, что точно ли на яву говорилъ это любимый ею Александръ, или обманчивые сновиднія такъ живо обворожили ее.
Молчаніе Ольги придало Александру боле смлости: онъ считалъ его за знакъ согласія и увренный въ мысли этой бросился предъ изумленною Ольгою на колни.
— Ольга, милая Ольга! началъ опять Александръ, клянусь Творцомъ самимъ, что одна ты въ мір семъ слышишь признаніе въ любви моей — и что ни одна смертная не владла сердцемъ моимъ! Впервые люблю я, впервые произношу клятву въ врности!
Онъ взялъ руку еще и досель безмолвной двицы Милославской, крпко сжалъ ее и напечатллъ на ней жаркій поцлуй.
Какъ усталый путникъ пробужденный отъ сна силишься вспомнить очаровательность онаго, такъ и Ольга, какъ бы приведенная въ себя поцлуемъ Александра, хотла теперь только увришься въ истин словъ его. Ей прелесть настоящаго казалась мгновеннымъ призракомъ, радость и удивленіе ежеминутно смняли думы ея и она съ душею полной восхищенія не врила тому, чтобы Графъ Александръ точно любилъ ее совершенно. Двица, сердце которой впервые чувствуетъ впечатлнія любви, сей мучительной страсти, въ порывахъ оной недоврчиво слушаетъ признаніе обожаемаго предмета, для нее прелесть счастія, кажется, изчезающимъ кругомъ на влажной стихі! Такъ и Ольга, мечты которой хотя и рисовали очаровательность взаимности, но она колебалась — врить ли вполн обманчивой надежд, или мгновенный лучь ее, готовилъ для нее туманную будущность. Но напрасно двица Милославская не довряла Александру: онъ точно любилъ ее и любилъ также впервые, какъ и она, а сердце его незараженное пороками цнило въ совершенств благородную страсть, которая овладла имъ.
Александръ съ энтузіазмомъ воспламененнаго любовника вторично подтвердилъ клятвы свои и въ избытк чувствъ изливалъ признанія, требуя, чтобы и Ольга со стороны своей произнесла восхитительное люблю!
Пусть счастливцы, очарованные другъ другомъ, предаются порывамъ страсти своей, подтверждая оную новыми клятвами, новыми увреніями въ врности, а мы вспомнимъ почтеннаго отца Василія и забытыхъ нами Равневыхъ.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Опечаленный старецъ похищеніемъ отъ него любимой имъ Лизы оплакивалъ съ женой своею милую внучку свою, которая составляла для нихъ всю радость горестной жизни, всю отраду въ печаляхъ, которую находили они въ этой малютк. Полученный отвтъ отъ Александра не принесъ ни малйшей радости удрученному скорбію и лтами отцу Василію: потому что Графъ Александръ столь-же могъ знать объ этомъ, какъ и самъ Священникъ. Онъ въ письм также просилъ тщательно узнать о мст похищенія, прибавляя что и онъ со стороны своей употребитъ вс мры дятельности.
Довольно прошло времени, но ни одна отрадная вешь о Лиз не достигла до слуха отца Василія. Произшествіе это узнала старая Графиня Лелева и Владиміръ, котораго новость сія довольно опечалила. Удивленіе смшанное съ подозрніемъ на брата не скрылось отъ сего послдняго, но Александръ, считая правымъ себя во всхъ случаяхъ, оставался спокойнымъ, бгство двицы Равневой съ монахинею монастыря также было узнано Графинею, и она, удивленная произшествіемъ симъ, не знала къ чему отнести безразсудный поступокъ ее.
Мать Софьи, опечаленная бгствомъ ее, тщетно длала розыски о ней, тщетно старалась открыть слды онаго. Люди, посланные ею для узнанія, также-не могли привсти ни малйшаго извстія и вс старанія ихъ были напрасны — имъ ни кто не могъ сказать ршительно о двухъ странницахъ, кром того что вс спрашиваемыя ими отзывались незнаніемъ — слды бгства Софьи были неоткрыты и Госпожа Равнева, горя ненавистію къ Графу Владимиру, ибо она его одного считала во всемъ виновнымъ, ршилась наконецъ вредитъ ему, а узнаніе о дочери своей предоставила времени.
Озлобленная Равнева начала мщеніе свое тмъ, что она отправила съ одной приверженной къ ней женщиною письмо въ Москву къ нареченной невст Владиміра, молодой Княжн Д. Читатели уже видли сколько письмо это предупредило Княжну Елизавету не въ пользу Владиміра, но Равнева, не довольствуясь этимъ, въ слдъ за первымъ письмомъ отправила по почт другое на имя самаго Князя, и это роковое для Владиміра письмо заставило попечительныхъ родителей Елизаветы подробне узнать обо всмъ. Старый Князь Д., вполн уврился полученнымъ письмомъ, но, желая въ точности узнать все, ршился тайно отправишь въ Зимогорь повреннаго, которой бы увдомилъ его, что точно ли у Священника села того воспитывается дитя, а также поручилъ онъ, какъ можно рачительне развдать, чья малютка эта и давно ли умерла Марія, дочь Священника.
Слухъ о побг двицы Равневой и о похищеніи малинькой Лизы быстро разнесся въ окрестностяхъ села Зимогорья, а также безпрестанно говорили о семъ и въ Москв, въ дом Графини Лелевой, о чемъ даже она сама сказалъ, однажды Князю Д. Владиміръ, отзываясь ложною болзнею, не здилъ къ невст своей, которая, не бывъ очарована имъ, подобно Ольг своимъ Александромъ, не грустила о немъ и, можетъ быть, была еще рада этому случаю, которой избавлялъ ее отъ свиданія съ Владиміромъ. Отецъ Елизаветы былъ крайн доволенъ тмъ, что отъ самой Графини услышалъ о похищеніи Лизы и, пользуясь случаемъ симъ, не приминулъ спросить ее, чья это малютка, воспитывающаяся у Священника. Графиня, смущенная воспоминаніемъ прошедшаго, примтно перемнилась въ лиц, а Князь, какъ будто бы не примчая этаго, вторично спросилъ ее. Лелева еще боле сконфуженная, но стараясь скрыть смущеніе свое, сказала ему, что это внучка отца Василія.
— По этому, Графиня, началъ опять Князь Д., Священникъ имлъ дочь?
‘Да, имлъ, сказала сухо Графиня Лелева.
Лаконическій отвтъ и смущеніе Графини не были загадкою для отца Елизавты, онъ теперь видлъ ясно, что письмо, полученное имъ отъ неизвстной особы, пекущейся о счастіи дочери его, не было низкая клевта, но заключало въ себ истину и Владимір точно носилъ ничтожную маску притворства. А вы, господинъ сочинитель, сдлались забывчивы, скажетъ читатель: ибо по сю пору не удовлетворили меня тмъ, что Княжна Елизавета сдлала съ полученнымъ письмомъ и объявила ли о немъ родителямъ своимъ? Виноватъ, благосклонный читатель — любопытство ваше я готовъ удовлетворить сей часъ.
Елизавета, удалившаяся въ комнату свою, томилась любопытствомъ узнать о содержаніи письма, которое получилъ отецъ ея,— но мы знаемъ, что содержало оно, знаемъ и то чмъ кончился разговоръ его съ супругою. Въ этотъ же самый день Елизавета ршилась оправдать себя передъ матерью, которая на нее не голова да за холодность обращенія съ Владиміромъ, и посл обда, когда Княгиня взошла въ комнату свою, Елизавта явилась къ ней, подробно разсказала о случившемся и прочла матери свое полученное наканун письмо.
Все обвиняло Владиміра, оба письма не содержали ни одной строчки, которая бы говорила въ пользу Графа Лелева, каждое слово было обвиненіе и Княгиня ршительно поколебалась въ мысляхъ своихъ: ибо она стала мене думать о томъ, чтобы Владиміръ былъ правъ. Она тотчасъ о письму потомъ объявила мужу своему, а Елизавета сказала родителямъ, что она ни за что въ мір не ршится отдашь руку тому, кто, потерявъ нравственность, пренебрегъ добродтелью, и длалъ несчастную Марію жертвой своего безразсудства. Родители Елизавты одобрили это и также въ свою очередь объявили ей о содержаніи полученнаго письма ими. Спустя нсколько посл сего времени, Князь Д. получилъ отъ врнаго повреннаго своего письмо, которой увдомлялъ его, что у Священника села Зимогорья, набожнаго отца Василія, была дочь, скончавшаяся несчастнымъ случаемъ и посл которой остался младенецъ, взятый на воспитаніе престарлымъ ддушкою. Лта Лизы согласовались со временемъ смерти несчастной Марій и рачительный повренный Князя даже увдомлялъ его, что виною преждевременной смерти Маріи и ее обольщенія, есть точно Владиміръ.
Князь Д., уврясь совершенно въ низкихъ проступкахъ, Графа Лелева и какъ чадолюбивый отецъ, желая счастія единственной дочери своей — ршился наконецъ, съ совта супруги, послать Владиміру отказъ отъ руки ея, а къ довршенію несчастія Владиміра пріхала въ Москву и Госпожа Равнева, которой время не укротило ненависть къ нему. Она, питая ее къ Владиміру, приготовляла для него еще новое несчастіе — матери. Мы увидимъ дйствіе предпринятыхъ мръ Равневою къ погубленію Владиміра изъ слдующей послдней главы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Лишь только Равнева пріхала въ Москву, то тотчасъ явилась въ домъ Графини Лелевой. Долгое несвиданіе расположило ихъ какъ-то короче другъ къ другу, и они, будучи расположены взаимно, привтствовали радостно при свиданіи своемъ одна другую, а кроткость, соединенная съ радушіемъ, была первымъ признакомъ ихъ расположенія, но, Равнева, опечаленная бгствомъ дочери своей и, желая мстить Владиміру, ежеминутно чертила планы къ обвиненію его предъ Графиней, то есть какъ бы ей произвести оные въ дйство въ вмст съ этимъ какъ открыть его матери низкіе пороки, которыя скрывалъ онъ подъ маскою притворства, но вмст съ оными оправдать невиннаго и скромнаго Александра.— Письмо, перехваченное ею отъ онаго къ Священнику села Зимогорья, могло служишь яснымъ доказательствомъ къ обвиненію Владиміра и она, какъ оскорбленный рыцарь мести, желала онымъ представить правоту Александра и низость характера старшаго брата его. Но чтожъ наконецъ предприняла она?.. Она ршилась совершенно обвинишь его и когда во второй разъ была у матери его, то прочла ей письмо Александра. Графиня смущенная, опечаленная и вмст съ онымъ убитая совстью своей за ненависть ея къ младшему сыну — не хо’ тла вришь письму этому, но незнаніе Маріи заставило ее увриться въ ономъ, а также и то, что Александръ при погребеніи ея былъ спокойне Владиміра.
Равнева боле и боле увряла смущенную Графиню Лелеву въ низкихъ поступкахъ Владиміра, и даже разсказала ей причину бгства дочери своей, которая, бывъ очарована имъ, бывъ влюблена въ него, ршилась оставить домъ свой, дабы въ уединенной кельи какого нибудь монастыря скрыть печаль свою.
Мстительная Госпожа Равнева, распространяя злобу свою на виновнаго Владиміра, успла наконецъ поселить въ Графини Лелевой совершенное презрніе къ нему, и хотя сія долго была колеблема и даже сперва совсмъ не хотла врили этому, но письмо Александра къ Священнику Василію, а также присланное вдругъ письмо отъ Князя Д., которое заключало въ себ совершенный отказъ Владиміру отъ руки дочери его, столько поразило старую Графиню Лелеву, что она сдлалась опасно нездорова. Александръ, опечаленный нечаяннымъ положеніемъ матери своей, не зналъ чему приписать постигшую болзнь ея. Счастливецъ! онъ не предполагалъ, что судьба назначила ему время, въ которое онъ долженъ, былъ совершенно быть оправданнымъ — такъ мы не зная нашей будущности, скрытой отъ насъ подъ туманную завсу неизвстности, считаемъ себя въ какомъ нибудь случа, или совершенно счастливыми, или чрезмрно несчастными, какъ напротивъ того очень часто не угадываемъ слдствій настоящаго. Въ это время было таково и положеніе Александра — но оно предвщало ему свтлую будущность, оно было контрастомъ положенію старшаго брата его, котораго ожидали: презрніе матери, ненависть родственниковъ и быть можетъ, мученіе собственной совсти — этаго чистаго зеркала, которое рано или поздно собственно отразитъ въ себ вс наши проступи кн, а чрезъ это заставитъ даже стыдишься и самаго себя.
Болзнь Графини Лелевой, по долгу сыновней обязанности, заставила и Владиміра принять участіе и стараться узнать причину оной. Призванные доктора, не находя ни малйшихъ причинъ, чтобъ болзнь сія могла случишься отъ нечаянной простуды или подобнаго чего, приписали ршительно, что произошла она отъ сильнаго сердечнаго разстройства. Владиміръ, увдомленный о семъ прежде брата своего, и храня. въ душ своей къ сему послднему страшную ненависть, предположилъ, что этому причина есть любовь Александра къ двиц Милославской, о которой врно узнала старая Графиня и, ршась воспользоваться случаемъ симъ, онъ однажды просилъ чрезъ Ольгу, которая во время болзни безотлучно была при Графин, дабы она сказала матери его, что онъ желаетъ говоришь съ нею.
Графиня, увдомленная о просьб Владиміра и даже сама желала давно уже излить на него всю материнскую строгость свою, но увеличивающаяся день отъ дня болзнь препятствовала ей сдлать это. Она не открывала никому, даже и самому Владиміру о полученномъ ею письм отъ Князя Д., и если бы письмо это было для другаго, которой бы имлъ характеръ не Владиміра, то должно казаться роковымъ. Но мы увидимъ теперь, что произвело оно и надъ старшимъ Графомъ Лелевымъ.
Лить только Владиміръ узналъ о Позволеніи матери явиться къ ней, то тотчасъ воспользовался случаемъ симъ. Онъ, войдя въ спальню Графини, былъ крайне пораженъ, найдя тамъ сидящую Госпожу Равневу и младшаго брата Своего. Ольга при появленіи его удалилась въ другую комнату. Владиміръ, скрывъ смущеніе свое съ видомъ почтительнаго сына, поцловалъ руку лежащей матери, которая со всею холодностію, свойственной обманутой и оскорбленной матери, отняла ее, что еще боле смутило его, но онъ, желая показать видъ, что не замтилъ этаго съ прежнимъ радушіемъ, продолжалъ оказывать ей ласки попечительнаго сына. Графиня худо принимая оныя, попросила наконецъ Госпожу Равневу удалишься въ другія комнаты. По выход ея больная Графиня Лелева съ сильнымъ принужденіемъ старалась привстать съ постели, дабы свободне могла начать мучительный разговоръ для нее.
Владиміръ, въ душ котораго было темне мрачной осеннй ночи, ибо страшныя предчувствія начинали волновать сердце его и предвщали тяжкую печаль — этотъ Владиміръ дотол ко всему равнодушной, примтно измнился въ лиц и дрожалъ, какъ листъ колеблемый -втромъ. Александръ, замтя смущеніе браша, хотя достойнаго презрнія, тайно въ душ своей скорблъ о немъ.— Наконецъ Графиня слабымъ голосомъ велла Владиміру ссть ближе къ постели. Владиміръ исполнилъ желаніе матери, и она начала разговоръ свой:
— Кто могъ бы предполагать, чтобы почтительный ко мн Владиміръ былъ столько коваренъ, столько низокъ въ поступкахъ своихъ, что заслужилъ даже проклятіе матери, которую онъ обманулъ, оскорбилъ и даже длаетъ добычею ранней смерти — подобно той несчастной Маріи, за которую я возненавидла по своей довренности къ теб достойнаго и истинно почтительнаго ко мн Александра!
Слова Графини были для Владиміра громовымъ ударомъ. Онъ не въ состояніи былъ извинять себя, да и кто былъ бы въ силахъ сдлать это, когда все говорило противъ обвиняемаго. Одинъ только Александръ сожаллъ о немъ, онъ даже не желалъ быть свидтелемъ обвиненія Владиміра.— Графиня, устремивъ все вниманіе свое на измнившаго Владиміра, продолжала:
— И такъ, недостойный сынъ, ты оклеветалъ брата своего, обманулъ доверчивую мать твою, нанесъ незамняемыя ничемъ печали добродтельному отцу Василію — презрлъ несчастную, достойную сожалнія Марію! Несчастный, вспомни, что ожидаетъ тебя: презрніе людей, поносный стыдъ, упреки совсти, проклятіе оскорбленной матери! Боже Всемогущій! и это долженъ претерпть сынъ мой!— Но точно, онъ вполн заслужилъ это и я первая буду справедлива къ нему…
‘Маминька, милая маминька, умоляю васъ, остановитесь, началъ вдругъ тронутый участью брата своего Александръ, бросясь передъ постелью на колни.
Графиня удивленная, тронутая до глубины души благороднымъ поступкомъ младшаго сына своего, остановилась. Уста ея хранили молчаніе, и она была вн себя. Владиміръ, блдный, изнеможенный, опечаленный бросился также на колни. Языкъ его выражалъ невнятныя звуки, голосъ дрожалъ и слезы градомъ лились изъ глазъ его.
Александръ вторично началъ просить мать свою о прощеніи Владиміра, присовокупя, что онъ и достойный Священникъ давно простили его.
— Я прощаю его, презрніе людей и угрызеніе собственной совсти будутъ вчно сопровождать его и, можетъ быть, самая тнь обманутой имъ Маріи не будетъ давать покой ему. Встаньте, дти мои, я уважаю тебя Александръ, и сожалю о теб не достойный любви моей Владиміръ.
Старшій Графъ Лелевъ неотступно просилъ мать свою о прощеніи, къ чему много способствовали и старанія Александра — наконецъ онъ получилъ его, но не могъ уже возвратишь прежняго расположенія, къ нему страстно любившей его матери.—
Графиня нсколько успокоясь, сдлала Владиміру еще строгой выговоръ и за двицу Равневу, а наконецъ показала ему роковое письмо, полученное ею отъ Князя Д. Кто изъяснитъ положеніе Владиміра? Онъ хотя и не любилъ страстно невсту стою, по гордость сильно встревожила его, оскорбленная душа жаждала мщенія, но разсудокъ, сей исполинъ, правящій смертными, взялъ верхъ надъ нимъ — и онъ обвинилъ только самаго себя.
Не станемъ входить въ подробныя свденія о продолжающейся болзни Графини Лелевой, удовлетворенной мщеніемъ госпожи Равневой, которая все еще не получала ни малйшаго извстія отъ дочери своей, не будемъ судить о Владимір, которой теперь, можетъ быть, проклиналъ заблужденія первыхъ лтъ молодости своей, и не будемъ восхищаться съ Александромъ прелстною для его Ольгою!…
Но чтожъ, скажетъ читатель или завлеченная судьбою двицы Милославской любопытная читательница — (я не говорю уже о строгомъ и справедливомъ суд ученаго журналиста) о моемъ роман, повсти, или какъ угодно назовите это. Вы, господинъ сочинитель, говорите:— мы не станемъ входить, не будемъ судить… такъ при какой же развязк останутся читатели? Помилуйте, Милостивые Государи, тутъ кажется не было и завязки, а просто было расказано мною, истинное произшествіе XIX столтія подъ именемъ Историческаго романа).— Ну, господинъ разскащикъ, чмъ же кончилось оно? Если вамъ угодно только этаго, то извольте слушать:
Старая Графина Лелева, удрученная лтами, но боле всего печалію, которую нанесли несообразныя поступки старшаго сына ея скоро посл узнанія всего кончила жизнь на рукахъ достойнаго Александра и двицы Милославской, признавъ сію послднею своею невсткою, которая вмст съ обожаемымъ Александромъ и спросила совершенное прощеніе Владиміру. Госпожа Равнева, получивъ наконецъ письмо отъ дочери своей, которая увдомляла ее, что она совершенно обркла себя на служеніе Богу, — постриглас въ томъ же монастыр, въ которомъ и дочь ея. Но кмъ, еще спросятъ меня, была похищена дочь священника? Она точно, какъ думалъ ддушка, была увезена Софъею, которая, найдя въ ней чрезвычайное сходство съ Владиміромъ, ршилась для мщенія ему похитишь дочь его. Но когда мать Софьи вступила въ монастырь, то упросила дочь свою отослать Лизу къ ддушк ея, который еще предъ кончиною своею увидлъ похищенную любимицу свою. Но чтожъ Владиміръ? Владиміръ, мучимый упреками совсти, переселялся въ Зимогорье, гд, прощенный Священникомъ, пекся о воспитаніи дочери своей, а старый Максимъ, слуга двицы Милославской, за врную и усердную службу свою былъ достойно награжденъ, какъ Александромъ, такъ и молодой Графинею Лелевой.

КОНЕЦЪ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека