‘Окраины’ — о томъ чего домогается Остзейское рыцарство въ Россіи.
‘Окраины’ — о томъ чего домогается Остзейское рыцарство въ Россіи.
‘Москва’, 25-го сентября 1868 г.
‘Окраины’ — о том чего домогается Остзейское рыцарство в России, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1868
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дла Россіи. Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’ и ‘Руси’. Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860-1886. Томъ шестой
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887
‘Ces bons Allemands, toujours si fidè,les et toujours mconnus! Nous leur devons une rparation ne fut-ceque pour sauver notre honneur et repoasser toute solidarit avec ce seitrdisant parti russe, qui nest au fond que la rvolution dguise’.
‘Ah madame! Nous le savons bien, vous tes dans les b uis principes, ei tont le monde pensait et sentait comme vous! Mais hlas…’ {По-русски это выходятъ не совсмъ складно, по выходитъ слдующее: ‘Эти добрые Нмцы, всегда такіе преданные итакъ лживо понятые! Нашъ долгъ оказать имъ удовлетвореніе, хотя ради спасенія нашей чести и ради отклоненія всякаго сообщничества съ такъ-называемою русскою партіей, которая въ сущности не что иное, какъ замаскированная революція’… ‘Ахъ сударыня, мы это знаемъ — вы держитесь здравыхъ понятій, еслибы вс такъ думали и чувствовали какъ вы, но увы!…’}.
‘Кто не слыхалъ въ петербургскихъ гостиныхъ безконечныхъ варіацій на эту тему?’ — спрашиваетъ г. Самаринъ… Не только вс мы слышали,— скажемъ въ отвтъ,— но слышимъ и теперь, и еще не разъ услышимъ, и именно по поводу ‘Окраинъ Россіи’… Появленіе книги г. Самарина освжитъ, такъ сказать, новымъ поводомъ эту, уже было выдохшуюся, тему салонной бесды и вмст съ тмъ выставитъ еще рельефне типическую пошлость той умственной среды, гд возможны подобные діалоги. Этимъ типомъ вполн запечатлла и французская брошюрка, изданная кмъ-то въ Баденъ-Баден въ вид письма къ г. Самарину,— брошюрка, которой умствованіе совершенно одинаковой силы съ вышеприведенными разсужденіями петербургской дамы, во приправлено въ то же время и намеками такого же нравственнаго достоинства, какъ и вс вообще внушенія нмецкихъ и польскихъ салонныхъ проповдниковъ. Мы указывали и прежде, со словъ г. Самарина, на значеніе салонной проповди какъ одного изъ ору дай балтійской интриги, во считаемъ не лишнимъ привести также обращикъ балтійскихъ инсинуацій — уже не въ вид летучихъ салонныхъ фразъ или ничтожной брошюрки, а въ боле серьезной форм, въ вид полновсныхъ нмецкихъ рчей корифея балтійской политической литературы, г. фонъ-Бокка. Просимъ читателя внимательно вчитаться въ слдующія строки и вглядться въ пріемъ и размахъ балтійскаго политическаго доноса:
‘Шипами усянъ путь къ любимому Монарху, окруженному, осажденному и лишенному всякой свободы дйствій враждебными силами все боле и боле разоблачающейся русской революціи’ (Livl. Beitr. В. 1. Lief. 1. 102)…. ‘Пора пріобрсти въ общественномъ мнніи Европы союзника Монарху, желающему добра, для подкрпленія его въ очевидно-трудной и утомительной борьб его съ темными силами, мшающими осуществленію его благихъ желаній… Каждый честный Лифляндецъ все еще признаетъ самодержавную власть за принадлежность своего государя, а не темной силы и страстной оппозиціи Москвичей, иными словами: онъ чтитъ не поліарха, а Монарха, который самъ хорошо знаетъ какъ ему властвовать, съ одной стороны, надъ Камчадалами, Самодами-Москалями, съ другой — надъ Финляндцами и Остзейцами… Стрльцы! Вотъ ты загадочная власть, отъ которой терпитъ честный германизмъ и честное протестантство остзейскихъ губерній, и которая, какъ кажется, посягаетъ и на авторитетъ Всероссійскаго Самодержца. Стрльцы!— т самые, которые, недавно, на этнографической выставк, самодовольно любовались собою, роются теперь подъ землею и подпалзываютъ во мрак, съ намреніемъ, выждавъ благопріятныя минуты, выскочить изъ засады и вырвать изъ рукъ законнаго Государя бразды правленія’ (Livl. Beitr. В. I. Lief. И, 29, 31, 33, 34).
Вотъ какого рода внушеній, намековъ, доносовъ насчетъ своей политической благонадежности долженъ ожидать себ всякій Русскій въ Россіи, кому дороги интересы русской народности, кто не допускаетъ разобщенія съ ними интересовъ русской монархической власти и кожу преобладаніе нмецкой народной стихіи надъ русскою не представляется естественнымъ, ни законнымъ!.. Но ничто не плодитъ такъ обильно доносовъ и обвиненій, какъ всякое участіе, принятое кмъ-либо изъ Русскихъ въ судьб Латыша и Эста. Впрочемъ въ этихъ случаяхъ трудъ балтійскихъ длателей не можетъ назваться неблагодарнымъ, ихъ внушенія и жалобы находятъ въ Петербург внимательный слухъ, тхъ особенно сферахъ, гд не только не считается непристойною, но даже патронируется ‘Всть’. Мы убждены, что приведенная нами, въ конц вчерашней статьи, выписка изъ книги Самарина непремнно подастъ поводъ къ обвиненію автора въ намреніи возбудить ‘дурныя страсти’ — les mauvaises passions, но выраженію сочинители баденъ-баденской брошюры, мало того, такое умышленно-лживое обвиненіе будетъ, пожалуй, разноситься и повторяться слабоуміемъ и невжествомъ не только въ нмецкой, а даже иной русской, но не по-русски мыслящей, чувствующей и говорящей сред. Кстати: приводя упомянутую выписку, мы опустили помщенныя, въ томъ же отдл книги, строки г. фонъ-Бокка, изъ которыхъ видно, что не одинъ г. Самаринъ, но даже и русская власть, не перестающая заботиться объ улучшеніи быта крестьянъ, подлежитъ наравн съ нимъ обвиненію въ революціонномъ противодйствіи усиліямъ ‘честнаго германизма’: ‘Латыши, пишетъ издатель ‘Лифляндскихъ Вкладовъ’, — охотно принимаютъ отъ Нмцевъ образованіе, и еслибъ можно было надяться, чтобъ Русскіе, хотя бы въ продолженіе нсколькихъ десятилтій, не тревожили, не подстрекали ихъ и не расшевеливали бы безпрестанно крестьянскихъ учрежденій’ (это можетъ относиться только къ правительству).— ‘тогда начавшееся развитіе, при ныншнихъ общественныхъ отношеніяхъ, пошло бы наилучшимъ, быстрымъ, здоровымъ, нмецкимъ ходомъ’…
Перейдемъ теперь къ дальнйшему изложенію, по книг г. Самарина, балтійской политической теоріи, начатому нами вчера. Мы сказали, что значеніе и цль внутренней работы, совершающейся теперь въ Балтійскомъ кра и ускользающей отъ русскаго наблюденія, состоитъ въ томъ, чтобы изъ разобщенныхъ сословными и корпоративными перегородками частей стараго общества сплотить новый цльный организмъ — политическую, чуждую Россіи, національность. Въ частности же работа длится на три главныя задачи, изъ которыхъ первая, уже подробно нами разъясненная, это германизація Эстовъ и Латышей. А вотъ и вторая задача: ‘покончить скоре домашнимъ порядкомъ вс т междоусобныя тяжбы и распри, которыя могли бы подать поводъ законодательной власти вмшаться во взаимныя отношенія первенствующихъ въ класс сословій, и для достиженія этой цли принести добровольно въ жертву все, что въ существующихъ правахъ и учрежденіяхъ мшаетъ внутреннему объединенію нмецкаго общества’ противъ чужаго владычества (Fremdherrschaft), но измняя въ этихъ видахъ историческую старину, ‘въ то же время упорне чмъ когда-либо отстаивать ее какъ святыню противу всхъ начинаній, идущихъ отъ правительства, и отбиваться отъ преобразованій даже очевидно полезныхъ, буде они влекутъ за собою, въ канонъ бы то ни было отношеніи, объединеніе съ Россісю или хотя бы только сближеніе съ нею’. Какъ и въ первомъ случа, г. Самаринъ подтверждаетъ свое мнніе ссылкою на факты и на собственныя откровенія балтійскихъ Нмцевъ въ заграничной литератур. Третья задача гораздо трудне и деликатне,— продолжаетъ онъ: она касается вншнихъ отношеній края, какъ области, къ Россіи какъ государству, и потому ею завдуютъ преимущественно передовые люди, политики и публицисты высшаго полета, подвизающіеся на такъ-называемомъ сословно-дипломатическомъ поприщ. ‘Заключается она въ томъ, чтобы, такъ сказать, перелить провинціальный германизмъ изъ старыхъ сильно поврежденныхъ сосудовъ сословныхъ привилегій въ сосудъ новый, изъ другаго боле прочнаго вещества, который бы въ состояніи былъ выдержать ожидаемыя впереди столкновенія, иными словами — довести правительство, незамтнымъ для него путемъ, до признанія балтійскаго германизма за политическую національность’.
На этомъ-то сословно-дипломатическомъ поприщ и выработаны,— кром особенной системы защиты юридической пригодности грамотъ и несокрушимости балтійскихъ преимуществъ и правъ.— цлыя новыя сподручныя теоріи. Одна изъ нихъ — о международномъ значеніи тхъ обязательствъ, которыми будто бы связала себя русская власть по отношенію къ нмецкому населенію Имперіи: эта теорія, угрожающая Россіи дипломатическимъ иностраннымъ вмшательствомъ въ случа нарушенія правительствомъ какой-либо средневковой привилегіи города Ревеля и другихъ мстностей и сословій края, уже подробно изложена нами въ передовой стать 21 сентября No 136. Вторая теорія — теорія условной преданности, какъ выражается г. Самаринъ. ‘На основаніи этой теоріи,— говоритъ онъ,— мстныя сословія и общества пріобрли на вчныя времена широкое обезпеченіе неприкосновенности и неизмнности своей старины и подъ этимъ условіемъ приняли на себя политическія обязанности подданства. Балтійскіе подданные Россійскаго Императора, присягая ему на врность, предполагаютъ, что онъ съ своей стороны будетъ вренъ своимъ обязательствамъ. Die Treue der Monarchen — это нсколько странное выраженіе. встрчающееся у балтійскихъ публицистовъ, иметъ совершенно ясный и точно опредленный смыслъ’. ‘Балтійскія провинціи — пишетъ издатель Лифляндскихъ Вкладовъ,— преданы Императору, преданы и Россіи,— но съ оговоркою, преданы же они Императору собственно потому, что въ Император Всероссійскомъ видятъ лицо обязанное, по договору, оберегать ихъ такъ-называемыя привилегіи, которыхъ главное достоинство — ограждать край отъ обрусенія’…!! {Liv. В. В. I. Lief. III. S. 297—300.}
Въ этихъ словахъ высказывается задушевное стремленіе балтійской политики: увреніями въ личной преданности Монарху — разобщить его съ русскою народною стихіей, и заподозривъ въ его. глазахъ всякое проявленіе любви къ русской народности, выставивъ національное русское чувство въ русскихъ людяхъ отраженіемъ революціоннаго духа,— побудить Монарха искать опоры но преимуществу въ Нмцахъ и слдовательно укрплять елико возможно эту опору. Такъ недавнюю попытку ввести русскій языкъ въ оффиціальное употребленіе балтійскіе рыцари объявляютъ печатно мрою принятою вслдствіе напора и происковъ такъ-называемой старорусской партіи, ‘первымъ приступомъ къ осуществленію давнишняго замысла: подавить въ остзейскихъ губерніяхъ германизмъ — эту стихію, которой царствующая династія обязана надежнйшими своими опорами’… {Livl. В. В. I. Lief. II. S. III. IV.} Наконецъ приведенныя нами выше выписки изъ г. фонъ- Бокка о шипахъ, усявшихъ путь къ любимому Монарху и о стрльцахъ, затявшихъ этнографическую выставку, равно какъ и инсинуаціи баденъ-баденской брошюры — могутъ служить образцами тхъ орудій, маневровъ и пріемовъ, которые выработаны и пущены въ ходъ балтійскими мужами, искусившимися на сословно-дипломатическомъ поприщ, auf stndisch-diplomatischen Wege.
Такова балтійская политическая теорія разслдованная, изученная и изложенная г. Самаринымъ въ его книг ‘Окраины Россіи’. Итакъ — говоритъ онъ:
‘намъ объявлено печатно, на трехъ языкахъ, нмецкимъ, французскомъ и англійскомъ, что если правительство вздумаетъ серьезно настаивать на введеніи русскаго языка въ оффиціальное употребленіе, если оно захочетъ, чтобы судьи назначались въ Балтійскомъ кра такимъ же порядкомъ, какъ и въ остальной Россіи, если, въ послдствіи, оно потребуетъ, чтобы полиція, въ этомъ кра, какъ и Россіи, была въ его рукахъ, а не въ рукахъ дворянства — тогда пробьетъ послдній часъ его законнаго владычества, и врноподданные рыцари, ничего никогда не забывающіе, вспомнятъ про своего героя Рейнгольда фонъ-Паткуля. Въ этомъ же дух преподается въ учебныхъ заведеніяхъ исторія края и воспитываются молодыя поколнія…
‘Это одна теорія, а вотъ наша, основанная на историческомъ факт, на смысл и букв капитуляцій, наконецъ на Свод Законовъ. Хотя князь Суворовъ и утверждалъ, что мы, Русскіе, не боле какъ младшіе колонисты Балтійскаго поморья, но намъ все еще помнится, что наши предки отвоевали его у Швеціи, сперва на поляхъ Полтавы, а посл, въ довершеніе, подъ Ревелемъ и Ригою. Это относится до Лифляндіи и Эстляндіи, что касается до Курляндіи, то хотя она сама отложилась отъ Польши, но подчинилась Россіи безоговорочно и безусловно (Императрица Екатерина II не понимала международныхъ дипломатическихъ отношеній между цлымъ государствомъ и сословіями). Дале, мы вычитали въ Полномъ Собраніи Законовъ, что во всхъ трехъ балтійскихъ губерніяхъ верховная власть дйствительно признала и затмъ разновременно утверждала особенныя учрежденія, права и обычаи тамошнихъ сословій и обществъ, — но утверждала ихъ условно, оговаривая нрава верховной власти и общія государственныя установленія, слдовательно, подчиняя силу и обязательность частнаго и мстнаго* интересамъ общаго и цлаго. Этимъ оговоркамъ мы позволяемъ себ придавать серьезное значеніе, никакъ не считая ихъ ни за риторическія украшенія, ни за канцелярскія продлки, и потому думаемъ, что соглашеніе мстныхъ учрежденій, правъ и обычаевъ съ государственными интересами и установленіями составляло задачу внутренняго законодательства, къ разршенію которой призвана была верховная власть въ силу своего законодательнаго права, отъ котораго она никогда въ пользу балтійскихъ сословій не отступалась и которымъ никогда съ ними не длилась’.
Впрочемъ, продолжаетъ дале г. Самаринъ, дальновиднйшіе изъ вожаковъ балтійской фаланги предвидятъ возможность такого развитія національной политической жизни въ самой Россіи, при которомъ уже трудно будетъ нмецкой народности ограждаться прежними ‘брустверами’ и ‘блокгаузами’ и ожидать какого-либо, удобства для исполненія балтійскихъ нмецкихъ замысловъ. Вотъ что по этому случаю говоритъ г. Самаринъ:
‘Для борьбы съ новымъ противникомъ, нужно запастись и оружіемъ новымъ,— старое не годится, оно отслужило. Отстаивать передъ лицомъ государственнаго представительства теорію условной, политической врности было бы смшно,— она бы лопнула какъ пузырь. Вс это знаютъ. Знаютъ также, что заслониться такъ-называемыми привилегіями и поставить подъ защиту ихъ мнимой неприкосновенности притязаніе цлаго края на политическое обособленіе — было бы крайне невыгодно. На этой почв не было бы даже мста для серьезнаго состязанія, ибо, во-первыхъ, привилегіи даны не Балтійскому краю, а дворянскимъ сословіямъ и городамъ, съ ними же заключены и капитуляціи, какъ юридическая личность, которая могла бы договориться и общать, Балтійскій край въ XVIII вк не существовалъ и понын не существуетъ. Вовторыхъ, посл присоединенія его къ Россіи, все сельское народонаселеніе, считавшееся прежде дворянскою собственностью, пріобрло гражданскія нрава, и потому, прежде чмъ приковывать на вчныя времена будущее его развитіе къ результатамъ историческаго прошедшаго, въ которомъ оно не участвовало, справедливость потребовала бы опросить его и удостовриться въ его согласіи. Втретьихъ, съ точки зрнія Формально юридической, оговорки, сбировождавшія утвержденіе привилегіи, отнимаютъ всякую возможность отстаивать ихъ безусловную неприкосновенность, а что касается до ихъ содержанія, то можно смло сказать и доказать, что оно уже упразднено и отмнено боле чмъ на половину. Во всемъ мір столбовая дорога историческаго прогресса усяна обломками привилегій и, въ этомъ отношеніи, не составляетъ исключеніе даже и Балтійскій край. Повторяю, тамошніе политически развитые агитаторы знаютъ все это лучше чмъ мы, и вотъ почему, даже теперь, они избгаютъ самаго слова привилегіи и, мало-по-малу, вытсняютъ его другимъ, лучше гармонирующимъ съ понятіями и потребностями настоящей минуты, словомъ: Verfassung или Landesverfassung — земская конституція… Абрисъ ея теперь только-что намчивается балтійскими публицистами, но читатель можетъ уже, до нкоторой степени, угадать ея будущія черты сквозь очень неопредленныя выраженія, далеко не все то высказывающія, что подъ ними подразумвается: свобода совсти {‘Когда въ брошюрахъ балтійскихъ публицистовъ, или въ проектахъ тамошнихъ законодателей, вамъ попадается такъ часто употребляемое ими слово свобода, будьте осторожны и глядите себ подъ ноги: это врный признакъ ловушки. Такъ, напримръ, свобода труда и передвиженія значитъ утрата права на землю и запрещеніе переходить за границу губерніи, свобода взаимнаго соглашенія значитъ необходимость подчиниться произволу помщика въ опредленіи размра повинностей, свобода перехода недвижимой собственности изъ рукъ въ руки значитъ право сгонять крестьянъ съ усадьбы, свобода совсти значитъ стсненіе православной совсти… Словомъ, въ Балтійскомъ кра, идже утсненіе и стсненіе, ту свобода’… Примчаніе г. Самарина.}, полное самоуправленіе, замщеніе по выбору судебныхъ, полицейскихъ и административныхъ должностей, сословный судъ, замкнутое, корпоративное устройство дворянства (geschlossene Matrikel), нмецкій языкъ, какъ языкъ оффиціальный и языкъ преподаванія, самостоятельное завдываніе всми учебными заведеніями, участіе въ законодательств, право голоса по всмъ дламъ, касающимся края и т. д.’.
Дло ясно,— къ такому выводу приходитъ г. Самаринъ: чтобъ отстоять свое изолированное положеніе въ будущемъ, при большемъ развитіи политической жизни въ самой Россіи, балтійскимъ вожакамъ нужно заблаговременно ‘выманить у правительства признаніе политическихъ правъ нмецкой народности,— нын на нашемъ Балтійскомъ поморь, постоянно сплачивающейся въ цльный организмъ’ — своего рода ‘Остзейскую Финляндію’… ‘Вотъ почему, продолжаетъ дале издатель ‘Окраинъ Россіи’, важна настоящая минута, и почему необходимо, чтобы Россія не спускала глазъ съ своей Балтійской окраины’.
‘Время, кажется мн, такъ дорого, прибавляетъ онъ, что я ршился съ перваго же раза высказать — въ какомъ вид представляется мн положеніе длъ, хотя я нисколько отъ себя не скрываю, что, для меня лично, было бы гораздо выгодне уклониться на первыхъ порахъ отъ столкновенія съ укоренившимися у насъ понятіями и предпослать общимъ выводамъ простое изложеніе фактовъ… За фактическими доказательствами дло не станетъ, читатели найдутъ ихъ въ изобиліи въ послдующихъ уже подготовленныхъ выпускахъ’.
‘Мн остается, въ заключеніе, говоритъ г. Самаринъ на послдней страниц своего перваго выпуска, — сказать еще слово. На предшествующихъ страницахъ я указалъ, между прочимъ, въ чемъ сходство и въ чемъ разница между вопросомъ польскимъ и вопросомъ балтійскимъ (котораго, при всемъ моемъ нежеланіи, я все таки, къ стыду нашему, не могу не признать), — но одной, очень существенной, разницы я не коснулся.
‘Въ вопрос польскомъ наше общество и наше правительство долго находились подъ вліяніемъ фальшивыхъ понятій, ошибались заодно, вмст, въ одно время, и отъ того, какъ ни тяжелы, какъ ни обидны были послдствія ошибокъ, сознаніе общей и нераздльной за нихъ отвтственности не только не ослабило нравственнаго авторитета правительства, а напротивъ, въ минуту прозрнія, заставило общество еще тсне примкнуть къ нему.
‘Нельзя будетъ сказать того же о вопрос балтійскомъ, когда мы наконецъ перестанемъ его игнорировать: въ своевременныхъ предостереженіяхъ недостатка не было….’