Официальная Турция в лицах, Смирнов Василий Дмитриевич, Год: 1878

Время на прочтение: 33 минут(ы)

ОФФИЦАЛЬНАЯ ТУРЦЯ ВЪ ЛИЦАХЪ

Stambul and das moderne Tьrkenthum. Politische, sociale and biographische Bilder, von einem Osmanen. Leipzig, 1877.

Окончане.

V.

Учрежденное еще въ 1847 году, министерство народнаго просвщеня въ Турци существуетъ уже 30 лтъ. Впрочемъ, вся дятельность его состоитъ лишь въ томъ, что оно ведетъ списки учителей съ означенемъ ихъ именъ и содержаня, случалось, что министромъ народнаго просвщеня длался человкъ, который ничему самъ не учился, кром каллиграфи, и къ тому умлъ всякими паясничествами забавлять султана Абду-ль-Авиза, такимъ былъ, напримръ, Невресъ-паша. Иногда правительство, вкуп съ министерствомъ, время отъ времени принималось за нкоторыя улучшеня въ дл народнаго образованя, но эти начинаня такъ и оставались только начинанями и не вели ни къ какимъ путнымъ результатамъ. Такъ, въ начал 50-хъ годовъ постановлено было составить учебникъ по всеобщей истори. Съ этой цлью было учреждено три коммисси: для древней, средней и новой исторй. Каждая коммисся состояла изъ трехъ лицъ — предсдателя, который только курилъ трубку, христанина, на которомъ собственно и лежалъ весь трудъ, да письмоводителя, которому нечего было писать. Предсдателемъ коммисси для древней истори былъ Субхи-паша, весьма ученый человкъ, который нсколько серьзне другихъ смотрлъ на дло, и по нкоторымъ вопросамъ обращался къ одному европейцу за совтами. Въ одной изъ бесдъ съ нимъ, Субхи-паша совершенно серьезно говорилъ ему: ‘Въ вашихъ исторяхъ многое разсказывается о какомъ-то Кир, который будто бы основалъ Персидское государство, тогда-какъ наши историческя книги ничего не знаютъ объ этомъ человк, только въ одномъ сочинени я нашелъ, что Киръ былъ верховнымъ визиремъ Навуходоносора, и мн сдается, что все, что европейцы толкуютъ о Кир и его преемникахъ, есть чистйшй вымыселъ. Вотъ если бы мн могли указать на какой-нибудь восточный источникъ, которымъ бы подтверждались эти свиваня — это было бы другое дло!’ Европеецъ возразилъ ему на это, что можно назвать не одинъ, а нсколько такихъ источниковъ, и увивалъ ему на книги ветхаго завта, а именно на книгу Эздры, Нееми и Эсири, затмъ, на Бигистунскя клинообразныя надписи, которыя находятся близъ турецкой границы на пути изъ Багдада въ Гамаданъ, въ которыхъ сохранились подробныя свдня о Дар, сын Гистаспа, и его династи, начиная отъ Кира до его времени, не говоря уже о другихъ меньшихъ памятникахъ въ Персепол, Гамадан и въ турецкихъ предлахъ близъ Вана, изъ которыхъ можно достаточно убдиться по-крайней-мр въ существовани Бира, Даря и Ксеркса. Но ученый предсдатель скоро нашелся, что отвтятъ на это. ‘Ветхй завтъ’, сказалъ онъ, ‘искаженъ евреями и христанами и, слдовательно, вовсе не достоврный источникъ. А что касается до клинообразныхъ надписей, то хотя многе европейске ученые и утверждаютъ, будто они въ состояни читать ихъ, но нтъ никакого сомння въ томъ, что это только пустое хвастовство, fable convenue, которую они, какъ и многое кое-что другое, хотли бы навязать свту’.
Нужно замтить, что, по мнню могаммеданъ, только т мста Библи искажены евреями и христанами, въ которыхъ будто бы возвщалось о посланничеств Могаммеда, а Субхи-паша распространилъ этотъ предразсудокъ, ограничивающйся, при томъ, чисто-догматическимъ вопросомъ, на весь ветхй завтъ цликомъ.
Такъ посл ничего и не слышно было о тхъ трехъ коммиссяхъ.
Верховный визирь Аали-паша исходатайствовалъ у султана высочайшее повелне о томъ, чтобы члену драгоманата АхмедуХыльми-эфенди поручено было перевести какой-нибудь изъ иностранныхъ учебниковъ истори для школьнаго употребленя. Поручене было исполнено, и когда первый томъ труда былъ напечатанъ, Ахмедъ-Хыльми-эфенди представилъ его въ министерство. Тутъ по этому поводу происходило долгое совщане, а потомъ приглашенъ былъ самъ переводчикъ, и ему возражали въ такомъ род:
‘Вотъ вы пишете здсь объ Авраам, друг Божемъ — миръ надъ нимъ!— а совсмъ не упоминаете объ огн, которымъ хотлъ его сжечь Нимродъ, а было весьма кстати упомянуть объ этомъ и разъяснить читателямъ, былъ ли этотъ огонь зажженъ фосфорными спичками, или инымъ какимъ-либо способомъ’. А.-Хыльми отвчалъ на это: ‘Такъ какъ Авраамъ не былъ современникъ Нимрода, то Нимроду не могло и въ голову придти осуждать Авраама на сожжене’.— ‘Вы пишете здсь, дале, о Соломон, сын Давида — миръ надъ ними обоими!— и о храм, построенномъ имъ въ ерусалим, а не упоминаете при этомъ, что храмъ-то былъ выстроена, по повелню Соломона, генями. Намъ думается, что подобная книга не годится для нашихъ школъ. Гораздо цлесообразне было бы сдлать учебникомъ истори въ нашихъ школахъ ‘Житя святыхъ’ (т.-е. магометанскихъ).
А ‘Житя святыхъ’ — книга, составленная тмъ самымъ членомъ учебнаго совта, который производилъ допросъ.
Переводчика попросили опять удалиться изъ засданя совта, въ которомъ затмъ произведено было голосоване насчетъ того, какой учебникъ ввести въ школахъ. Само собою разумется, что единогласно ршено было въ пользу ‘Житя святыхъ’. Въ это время входитъ министръ народнаго просвщеня, Субхи-паша, и спрашиваетъ, о чемъ шли толки. Когда ему подробно изложили сущность дла,— онъ заявилъ: ‘господа, вы не имете никакого права разсуждать объ этомъ: его величество султанъ повеллъ перевести эту книгу и употреблять ее въ школахъ, и вы совершенно не въ прав подвергать баллотировк высочайшее повелне, а тмъ боле постановлять ршене, противное этому повелню’.
Такимъ образомъ, ‘Житя святыхъ’ опять были устранены, но не лучше сталось и съ другою книгою: все издане было сдано въ министерство и до сихъ поръ гнетъ гд-то въ подвал.
Нтъ сомння въ томъ, что простое народонаселене, преимущественно анатолйское, по свидтельству многихъ, жившихъ среди него, путешественниковъ, иметъ многя хорошя качества — честность, умренность, трудолюбе, гостепримство и обходительность, но оно погружено во мрак самаго первобытнаго невжества и суеври, вндреннаго въ него правовремъ, исламомъ. Что же касается до того класса, который и долженъ бы 4ыть проводникомъ въ свою нацю европейской цивилизаци и культуры, т.-е. классъ чиновной аристократи, стамбульскихъ эфенди, то онъ представляетъ собою полнйшую деморализацю. Обезпеченный должностною монополею и преждевременно истощаясь, еще въ томъ возраст, когда европейскй юноша едва только вступаетъ въ права мужской зрлости, этотъ классъ съ каждымъ поколнемъ становится все хуже и хуже не только въ интеллектуальномъ, но и въ физическомъ отношени. Кто, будучи врачомъ, или учителемъ, или въ иной-какой професси, имлъ случай ближе познакомиться съ семейными отношенями этихъ людей, т единогласно утверждаютъ, что разв еще перворожденный ребенокъ, продуктъ сравнительно еще здороваго организма, обладаетъ всми физическими и умственными способностями, пока онъ самъ впослдстви не растратилъ ихъ всякаго рода излишествами, дти же, рождающеся позже, сплошь и рядомъ бываютъ боле или мене золотушные, слабоумные, вялы и лнивы. Вслдстве этого уровень умственнаго образованя въ этомъ класс у турокъ годъ-отъ году все падаетъ. Немногя исключеня, какя выдаются своимъ талантомъ и способностями, не принадлежатъ къ стамбульскому населеню. Напр., Ахмедъ-Вефикъ-паша — сынъ перешедшаго въ мусульманство еврея и гречанки, теперешнй верховный визирь Эдхемъ-паша — грекъ, попавшй въ руки турокъ еще мальчикомъ во время хосской катастрофы 122 г., Субхи-паша сынъ гречанки изъ Морей, недавно, бывшй министромъ народнаго просвщеня Мюзифъ-эфенди — арабъ изъ Аинтаба и т. д. Только Решидъ-паша, Аали-паша и Фуаду-паша составляютъ замчательныя исключеня. Послднй происходитъ изъ конйской фамили Кечеджи-Зад, существующей 300—400 лтъ. Наслдственный порокъ сердца грозитъ и этой фамили скорымъ и неминуемымъ прекращенемъ.
Но и эта замчательныя личности ничего не могли произвести: здравое понимане ими вещей и лучшя ихъ стремленя парализовались односторонностью или недостаткомъ энерги, коренящимися въ нкоторыхъ своеобразныхъ условяхъ быта оффицальнаго турецкаго мра и его общихъ религозно-нравственныхъ понятй. При такихъ условяхъ дло образованя немного можетъ выиграть. Кто вполн понимаетъ значене образованя, тотъ приступаетъ къ нему, откинувъ всякое самомнне и вооружившись энергею и готовностью употребить на него вс силы и средства свои. Иначе относится къ этому длу въ Турци: выучившеся кое-чему сейчасъ начинаютъ мечтать о себ какъ о свтилахъ мудрости и относиться свысока въ вещамъ, которыхъ хорошенько не понимаютъ, или же длаютъ изъ образовательныхъ предпрятй спекуляцю, а чаще относятся въ длу образованя съ полнымъ равнодушемъ и не выказываютъ никакой готовности содйствовать его развитю и возвышеню. Возьмемъ нсколько примровъ.
Ахмедъ-Вефикъ-паша играетъ теперь такую видную роль въ послднихъ политическихъ событяхъ въ Турци, что мы позволимъ себ нсколько остановиться на этой личности. Какъ уже сказано было, онъ не принадлежитъ въ турецкой рас: въ его жилахъ течетъ смшанная, семитическая и греческая кровь, самыя черты лица показываютъ его семитическое происхождене. Безспорно, что онъ одинъ изъ свдущихъ и образованныхъ турокъ, вышедшихъ изъ переводческаго бюро министерства иностранныхъ длъ. Во время визирства Решидъ-паши онъ всецло углубился въ изучене славнаго прошлаго оттоманской импери. Въ 1848 году онъ былъ делегатомъ со стороны Порты на конференци въ Букарешт, результатомъ которой была Балто-Лиманская конвенця, вскор, впрочемъ, утратившая свою силу вслдстве новыхъ событй въ Молдави и Валахи. Посл того онъ занималъ много различныхъ должностей, но не выдвигался замтно. Чистокровные стамбульске эфенди смотрли на него какъ на homo novus, да и онъ не упускалъ случая давать имъ чувствовать свое умственное превосходство. Грубость тона, которую онъ позволялъ себ даже и въ отношени къ европейцамъ, была причиною враждебности къ нему Аали-паши, который, какъ вылощенный дипломатъ, не любилъ никакихъ рзкостей. Въ 1860 году онъ былъ сдланъ посломъ въ Париж, и его-то настоянямъ Турця обязана тмъ, что французскя войска тотчасъ но окончани своей мисси оставили Сирю. Но Наполеонъ III постарался скоро избавиться отъ него, и онъ былъ отозванъ. По восшестви на престолъ султана Абду-ль-Азиза, Ахмедъ-Вефикъ объзжалъ въ качеств ревизора западныя мстности Малой-Ази и открылъ тамъ массу злоупотребленй. Сдлавшись министромъ вакуфовъ (благочестивыхъ вкладовъ), онъ было принялся за очистку этой авгевой конюшни отъ колоссальныхъ злоупотребленй, но его образъ дйствй былъ не по вкусу стамбульскимъ эфенди. Аали-паша принялъ ихъ сторону, и Ахмедъ-Вефикъ снова удалился къ частной жизни. На своей дач возл самой высокой башни въ Румили-Хысар онъ проводя’ все время’ книгами: издавалъ сочиненя древнихъ оттоманскихъ писателей, преимущественно историковъ, переводи’ комеди Мольера, печати’ учебники, ландкарты и т. п. При Махмудъ-Недимъ-паш онъ снова бы’ исправляющимъ должность министра внутреннихъ длъ, а потомъ министромъ народнаго просвщеня до конца 1872 г. Но грубость, которую онъ часто позволялъ себ не только съ невждами и негодяями, но и съ порядочными людьми, нажила ему много враговъ, и онъ опять долженъ былъ удалиться въ уединене, въ которомъ и оставался до послдняго времени. Въ 1876 году его командировали, какъ представителя оттоманской учености, на международный създъ оренталистовъ въ Петербург. Затмъ, по провозглашени конституци, онъ былъ предсдателемъ палаты депутатовъ въ турецкомъ парламент, а теперь — генералъ-губернаторомъ въ Адранопол и занимается вшанемъ болгаръ всхъ возрастовъ и состоянй, уличенныхъ или только подозрваемыхъ мятеж.
Отличительную черту характера А.-Вефика составляетъ полное отвращене въ европейцамъ и во всему европейскому. Шовинизмъ его еще имлъ бы смыслъ, если бы былъ противопоставляемъ тмъ отребьямъ человчества, которыя приливаютъ въ Турцю изъ Европы и, какъ волки и гены, рыщутъ, ища себ добычи, но шовинизмъ этотъ не иметъ у него никакихъ предловъ. Такъ, напримръ, онъ утверждаетъ, что въ цлой Европ нтъ ни одного оренталиста. Какъ самоучка, онъ о многихъ произведеняхъ европейской науки совсмъ не знаетъ, другихъ же не понимаетъ. Онъ совершенно правъ, напримръ, указывая нкоторые недостатки турецкаго словаря Менинскаго, Ханджери, Бьянки и Денвера, но и его собственный словарь турецкаго языка далеко не соотвтствуетъ современнымъ научнымъ требованямъ лексикографи: онъ безъ всякой разумной цли придумалъ какую-то запутанную систему расположеня словъ, многя слова славянскя производитъ изъ греческаго или изъ итальянскаго языковъ и т. п.
Редактированныя имъ изданя прежнихъ турецкихъ писателей не имютъ и признаковъ наукообразности: въ нихъ нтъ ни варантовъ, которыхъ, кстати замтить, всегда не мало въ восточныхъ памятникахъ, ни историко-литературныхъ, ни филологическихъ примчанй. Собственныя произведеня Вефика, въ род его ‘Фезлекэ’, краткой истори Турци, суть не боле какъ дюжинныя компиляци. Бывши делегатомъ на конгресс оренталистовъ, онъ не сдланъ никакого научнаго сообщеня. Довольно сказать, что и сами турки далеко не вс считаютъ его свтиломъ, какимъ его выставлялъ мимоходомъ въ своихъ сочиненяхъ покойный французскй генеральный консулъ въ Константинопол Беленъ: намъ случалось слышать отъ нкоторыхъ изъ нихъ отзывъ о немъ, какъ о шарлатан. Недостатокъ дйствительныхъ ученыхъ заслугъ своихъ онъ за то старается при всякомъ удобномъ случа восполнить наглымъ лганьемъ, на какое способны только высокопоставленные турки. Мы уже упоминали прежде о той беззастнчивости, съ которою онъ вс мало-мальски порядочныя турецкя сочиненя выдавалъ за его собственныя, и не краснлъ, если его, бывало, прямо въ глаза изобличатъ во лжи. Вотъ еще нсколько характерныхъ фактовъ. Бывши въ Петербург, онъ раздавалъ всмъ лично знакомымъ съ нимъ членамъ конгресса экземпляры сочиненя арабскаго писателя Замахшари ‘Атаку-з-Зачабъ’, незадолго передъ тмъ изданное французскимъ оренталистомъ Барбье-де-Мейнардомъ съ примчанями. ‘Что за притча?’ — спрашивали себя получивше такой подарокъ. А дло было вотъ въ чемъ: въ предислови ученый французъ разсыпался въ комплиментахъ Ахмеду-Вефику за то, что онъ прислалъ ему экземпляръ того же сочиненя, напечатаннаго въ Константинопол. Вефикъ такое обыкновенное между учеными одолжене, въ которомъ не было бы и нужды, если бы въ его отечеств существовала правильно организованная книжная торговля, не задумался поставить себ тоже, вроятно, въ ученую заслугу и, чтобы повдать о ней свту, привезъ цлый тюкъ чужого труда и награждалъ имъ оренталистовъ. Въ частныхъ разговорахъ онъ ни объ одномъ ученомъ же отозвался какъ о заслуживающемъ своей репутаци, и очень многихъ, въ томъ числ и г. Вамбери называлъ своими плохими учениками, надъ просвщенемъ которыхъ онъ напрасно трудился, ибо изъ нихъ не вышло никакого проку. ‘А ваши,— сказалъ онъ разъ про русскихъ,— профессора — каке это профессора, если они льстятся хватать (attraper) прибыльныя ничьи должности’… Единственно, кого онъ признаетъ истиннымъ ученымъ — это Раулинсова, да и то, надо полагать, въ пику своимъ же ученымъ туркамъ, которые, какъ мы видли, дешифрируемыя европейцами клинообразныя надписи считаютъ за fable convenue, а отчасти еще и потому, что онъ считаетъ себя, Богъ всть съ какой стороны, соучастникомъ въ трудахъ англйскаго оренталиста: должно быть, сочиняетъ. До чего Вефикъ враждебенъ всему европейскому, это онъ высказываетъ каждую минуту.
Прхавъ въ Петербургъ, онъ прежде всего притворися страшно страдающимъ отъ ревматизма и изобрлъ на этотъ случай особую даже походку. Когда ему предложили порекомендовать доктора, то онъ, охотно принявъ это предложене, прибавилъ при этомъ, съ своимъ саркастическимъ хохотомъ: ‘только пожалуйста, чтобъ этотъ докторъ былъ не изъ общества Краснаго Бреста, а то онъ меня отравитъ!!!’ Во время своего посщеня Императорской Публичной библотеки онъ завелъ рчь о равныхъ научныхъ сокровищахъ Стамбула и между прочимъ о монетахъ. ‘У насъ’,— говорилъ онъ,— ‘страшное множество всякихъ древнихъ монетъ, нсколько миллоновъ уже правительствомъ сплавлено и перечеканено на новую монету, а затмъ европейске ученые, пользуясь позволенемъ разсматривать сохранившяся въ нашихъ коллекцяхъ монеты, много изъ нихъ поворовали, и вотъ я сдлалъ султану представлене о томъ, чтобы запереть ихъ въ сундуки, и заперъ, да крпко заперъ, такъ какъ я длаю все, что хочу, въ Стамбул… Вотъ этотъ господинъ вамъ это можетъ засвидтельствовать!’ — добавилъ онъ, безъ церемони указывая на меня прочимъ лицамъ, предъ которыми онъ ораторствовалъ. Увидвъ проздомъ черезъ Неву Петропавловскую крпость и при этомъ вспомнивъ о своей поздк въ Кронштадтъ, онъ выразился: ‘Это все созданя варваровъ!’ Но потомъ, врно спохватившись, прибавилъ: ‘я всхъ военныхъ считаю варварами!’ Хорошо хоть то, что онъ и своихъ военныхъ тоже не превозноситъ. Когда, бывало, заведешь съ нимъ разговоръ о комъ-нибудь изъ профессоровъ ‘Дару-ль-Фунуна’ (университета стамбульскаго), то онъ длалъ видъ, что онъ ихъ не знаетъ, говоря: — ‘да, ихъ много тамъ, они вс являются ко мн, но я ихъ не принимаю дальше передней!’ Собственно трудно разобрать, что за идеалы у этого человка: Европа и европейцы въ его глазахъ дрянь, турки, отдльныя личности, тоже не лучше того, остается какое-то отвлеченное поняте — Турця, которое онъ цнитъ выше всего на свт и не допускаетъ никакихъ несовершенствъ въ этомъ заоблачномъ, идеальномъ государств. Странно только одно: сколько ни приходилось мн читать о немъ отзывовъ европейцевъ, вс называютъ его честнымъ человкомъ. Кром подобнаго отзыва о немъ нашего неизвстнаго автора, такой же панегирикъ его честности написала ему и одна гувернантка изъ англичанокъ (‘Биржев. Вдом.’, NoNo 337 и 344 за 1876 г., фельетонъ). Эта, долго жившая въ Константинопол, госпожа приписываетъ ему же какой-то радикальный переворотъ, произведенный имъ въ гаремной жизни своего дома, изъ котораго онъ будто бы создалъ домашнй очахъ въ смысл англйскаго home. Равнымъ образомъ, когда Ахмедъ-Вефикъ прзжалъ въ Петербургъ на конгрессъ оренталистовъ, онъ тоже былъ рекомендованъ кмъ-то изъ нашего посольства въ письм къ одному Изъ учредителей конгресса, какъ гаремный реформаторъ и ревнитель женскаго образованя въ Турци. Конечно, англичанка, какъ женщина, могла быть вхожа въ преобразованный гаремъ Вефика и могла ближе знать строй его жизни, съ ней спорить поэтому трудно. Но я, съ своей стороны, только позволю себ сомнваться въ правильномъ понимани Вефикомъ истиннаго образованя и заключаю это изъ того, что девятилтняя дочь его начала свое обучене съ древняго арабскаго сочиненя ‘Тарих-и-Табари‘ — родъ нашихъ старинныхъ хронографовъ или палеи. Точно также во время моего посщеня Вефика сыновья его со сложенными на живот руками смиренно сидли обыкновенно у порога, изрдка вскакивая для исполненя какой-нибудь послуги для своего эфенди, женскй же полъ, за исключенемъ вышеупомянутой маленькой его дочери, вовсе не показывался, или же закутанный съ ногъ до головы въ чадру прохаживался въ саду и издали поглядывалъ въ растворенныя окна гостиной, гд мы сидли, любопытствуя знать, что за гяуръ пребываетъ въ ихъ дом. Когда Вефику пожалованъ былъ титулъ паши, то онъ сказалъ по этому случаю въ парламент: ‘уже четыре или пятъ разъ мн предлагали титулъ паши, и я все отказывался, но теперь я его принимаю, такъ какъ я усматриваю въ пожаловани мн этого титула то высокое уважене, какое его величество султанъ питаетъ въ конституци’. Тмъ не мене онъ дйствовалъ въ парламент скоре какъ правительственный коммиссаръ, чмъ президентъ свободнаго представительнаго собраня, и у него нердко происходили крупныя столкновеня съ нкоторыми провинцальными депутатами, о чемъ оффицальные отчеты въ газетахъ, конечно, не сообщали и чего не ожидали сами составители турецкой конституци.
И вотъ таке-то господа, какъ Али-Соавъ-эфенди и Ахмедъ-Вефикъ-паша, пользуясь значительнымъ влянемъ въ Стамбул, даютъ направлене образованю оттоманскаго юношества: они только воспитываютъ подобныхъ себ фанатиковъ-самохваловъ и патротовъ, что уже и обнаружилось въ послднее время жъ турецкой печати. Въ турецкихъ газетахъ безпрестанно раздаются возгласы въ род слдующихъ: ‘Библотеки европейцевъ вс наполнены нашими (т.-е. турецкими) книгами и сборниками длиной вереницы бографй нашихъ ученыхъ, а они называютъ насъ… варварами… Гяурскй мръ утратилъ способность различать, что добро и что худо’… (‘Басиретъ’, No 2210). Или вотъ что недавно пишетъ газета ‘Имринъ’ (No 52): ‘Османы — это такой благодатный народъ, предки котораго, повелвая мромъ въ то время, когда вся Европа была погружена во мракъ невжества и зврообразя, озарили всю вселенную лучезарнымъ солнцемъ мусульманской цивилизаци. Наслдственный фанатизмъ османовъ есть только ихъ прогрессъ, повергающй въ недоумне нкоторыхъ кривоглядовъ изъ европейцевъ. Науки и искусства Европы суть достояне османовъ, ибо они капиталъ любознательности и смтливости, необходимыхъ для усвоеня этихъ наукъ и искусствъ, унаслдовали отъ ддовъ своихъ, положившихъ основане этимъ наукамъ и искусствамъ. То, чего европейцы не въ состояни изучить и въ 10 лтъ, османамъ легко достичь въ 5 лтъ — это уже доказано, напр. изучене иностранныхъ языковъ’. Но образецъ безграничнаго чванства турецкихъ недоучекъ-шовинистовъ представляетъ длинная статья одного молодого османскаго медика, питомца медицинской школы, въ NoNo 11 и 12 военно-медицинскаго турецкаго журнала ‘Джеридэ-и-Тыббе-и-Аскерйе‘ (январь и февраль 1873 г.), подъ заглавемъ: ‘О важнйшихъ медицинскихъ и гигеническихъ открытяхъ’. Авторъ старается доказать въ ней, что вс важнйшя открытя въ области медицины, какъ, напримръ, вакцинаця, принадлежатъ восточнымъ ученымъ, и что европейцы до сихъ поръ пробавляются ихъ безсмертными трудами. ‘Какъ могутъ европейцы, которые пожрали наслде могамнеданскихъ университетовъ, приписывать открытя, сдланныя нами въ средне вка, безчисленныя великя медицинскя и гигеническя открытя, какимъ-нибудь своимъ мусь?’ Друге же влятельные турки, которые могли бы содйствовать своимъ положенемъ развитю науки въ своемъ отечеств или, по крайней мр, подготовлять средства и пособя для нея, смотрятъ на нее съ чисто спекулятивной точки зрня. Такъ, знакомый уже намъ Исмаилъ-паша, сдлавшись изъ цирюльниковъ главнымъ придворнымъ лейбъ-медикомъ, занялся собиранемъ древнихъ монетъ, пробртая ихъ отчасти добровольною уступкою владльцевъ, частю получая въ подарокъ, а больше всего добывая путемъ вымогательствъ. Сдлавшись министромъ торговли, онъ разослалъ по провинцямъ приказъ о томъ, что вс древня монеты должны быть продаваемы исключительно правительству, т.-е., другими словами, всюду поставленнымъ агентамъ Исмаилъ-паши, и этимъ онъ сразу уничтожилъ весьма развитый дотол въ Турци промыселъ — свободную торговлю монетами, ибо чиновники постарались исполнить приказане высшаго начальства, не разсуждая о томъ, сколь оно вредно. Ровно ничего не смысля въ монетахъ, Исмаиль обращался къ нумизматамъ за опредленемъ монетъ, а потомъ, на основани сообщенныхъ ими свднй, поручилъ своему кmя (интенданту) привести ихъ въ порядокъ и составить каталогъ, причемъ самъ онъ только курилъ свой чубукъ. И вотъ, когда онъ сталъ членомъ государственнаго совта, т.-е. уже закончилъ свою служебную карьеру, онъ продалъ въ Смирн свою коллекцю.
Не больше готовности выказываетъ и османское общество, когда ревнители просвщеня обращаются къ его содйствю. Замтивъ быстрое возрастане школъ армянской и особливо.греческой общинъ, дающее перевсъ грекамъ и армянамъ надъ турками въ торговыхъ и промышленныхъ длахъ, турецкя газеты возопяли противъ такого бдствя, и прежде всего стали требовать, чтобы министерство народнаго просвщеня взяло подъ свой строжайшй надзоръ эти школы,— разумется, въ видахъ низведеня ихъ на одинаковый уровень съ турецкими. Это уже чисто турецкая логика! Въ то время какъ греческе банкиры жертвуютъ тысячи и десятки тысячъ лиръ на поддержку существующихъ и учреждене новыхъ учебныхъ заведенй, турки не въ состояни были составить путемъ подписки даже незначительной суммы въ 15,000 пастровъ, понадобившейся на устройство школы въ населенномъ турками мстечк Эренк (недалеко отъ Босфора), такъ что, за исключенемъ нсколькихъ лиръ, пожертвованныхъ турками, весь недочетъ взялъ на себя богатый албанскй христанинъ Христаки Зографосъ. Аали-паша и Юсуфъ-Кямиль-паша одно время посщали общество армянскихъ носильщиковъ и собственнымъ наблюденемъ убдились въ успхахъ этихъ тружениковъ, которые, проработавъ цлый день, еще находили время и средства по вечерамъ учиться. И вотъ ршено было завести ремесленное училище для турецкихъ работниковъ на добровольныя пожертвованя, и съ этою цлью была открыта подписка. Фуадъ-паша подписалъ 500 лиръ, Аали-паша — 500 лиръ, и такъ дале, проче сановники подписали каждый по своему состояню. Возведено было колоссальное здане въ разсчег на громадную подписную сумму. И что же? Когда начала собиралъ деньги, то никого изъ подписавшихъ не оказалось дома, такъ что, кром какихъ-нибудь 2, 3, 5, много 10 лиръ, никто больше не заплатилъ. Фуадъ-паша умеръ, Аали — тоже, а наслдники отказались платить. Между тмъ цль была достигнута: школа номинально была учреждена, здане выстроено, и Европ пущена пыли въ глаза, что собственно и требовалось, а тамъ — будь себ что будетъ.
Еще лучше были случаи въ Айваджик и Салоникахъ, показывающе, насколько дло образованя сочувственно самому турецкому обществу, еслибы даже и нашлись дятели на этомъ поприщ изъ турокъ. Въ Айваджик правительство выстроило красивое помщене для городского училища: но, вмсто того, чтобы посылать въ него дтей своихъ, фанатическая чернь на* строила ихъ выбить стекла въ этомъ здани и натворить другихъ подобныхъ безобразй. Простоявъ нкоторое время пустымъ, здане это было отдано потомъ въ наемъ греческой общин, которая съ благодарностью воспользовалась такимъ предложенемъ. Въ Салоникахъ же одинъ учитель, по недостатку помщеня для школы, занимался обученемъ дтей у себя на дому. Наконецъ, посл долгихъ исканй и просьбъ, ему отведено было правительствомъ мсто на двор одной мечети, которая уже 60 дть стоитъ разрушенная, съ тмъ чтобы онъ на свой счетъ выстроилъ школу. Но тогда цлый кварталъ возсталъ противъ этого: какъ, молъ, можно строить школу на этомъ мст, предназначенномъ для молитвы врующихъ (хотя уже 60 лтъ никто тамъ не молился) — точно будто школа какой-нибудь неприличный домъ!
Напрасно, слдовательно, иногда указываютъ, какъ на образецъ, на распространенность грамотности среди мусульманскаго турецкаго населеня. Эти познаня, которыми надляютъ турокъ ихъ равные ходжи да муллы, плодятъ лишь суевре да вндряютъ фанатизмъ, а къ образованю въ европейскомъ смысл османлы такъ же враждебно относятся, какъ ко всему, что носитъ на себ слды истинной культуры. Что касается до самыхъ грубыхъ суеврй, то они господствуютъ не только среди низшаго турецкаго народонаселеня, но даже въ такъ-называемыхъ высшихъ классахъ. Еще до сихъ поръ существуетъ должность придворнаго астролога (‘Мюнедджимъ-баши‘), которую въ настоящее время исправляетъ Хаджиръ-Тагиръ-эфенди, бывшй до половины марта 1877 года предсдателемъ учебнаго совта и теперь сенаторъ. На его обязанности, какъ гофъ-астролога, лежитъ опредлять счастливые часы и минуты для совершеня всякихъ оффицальныхъ торжествъ. Онъ ежегодно издаетъ альманахъ, въ которомъ съ самою величайшею точностью указываются дни, когда хорошо стричь волосы, обрзывать ногти, принимать слабительное, посщать друзей, покупать дома, сады или рабовъ, когда ничего не длать, когда отправляться въ путешестве, открывать кровь и т. п. Въ 1850 году въ Константинополь прхалъ извстный астрономъ Петерсъ (теперь онъ въ с. Америк) съ рекомендательными письмами отъ А. Гумбольдта и отъ другихъ ученцъ, но это ни къ чему не повело, потому что какъ разъ въ тотъ день, когда онъ былъ представленъ прусскимъ посланникомъ верховному визирю Решидъ-паш, взорвало линейный корабль ‘Нусретйе‘. ‘Если этотъ франкъ-астрономъ’, сказалъ Репгадъ-паша, ‘предвидлъ такое несчасте, то, значитъ, онъ лукавый злодй, а если онъ ничего объ этомъ не зналъ, то въ такомъ случа онъ невжда, и намъ нечего съ подобнымъ человкомъ имть дло’. Одинъ муфти (ученый законовдъ) разъ спрашиваетъ автора нашей книги, что бы могло предзнаменовать случившееся тогда лунное затмне — войну, или миръ, эпидемю, или мятежъ, или что-нибудь другое подобное. Докторъ Мюлигъ, (Mhlig), врачъ германскаго посольства, во время Абду-ль-Азиза считался во дворц persona ingratissima, потому что турки произносили его фамилю Мюгликъ, что значитъ на арабскомъ язык ‘убйца’, ‘губитель’. Во время болзни даже самые образованные турки приглашаютъ какого-нибудь ходжу или шейха для заклинаня и изгнаня болзни посредствомъ какихъ-то особенныхъ молитвъ {Въ подтверждене этого мы, съ своей стороны, можемъ указать на объявлене, печатавшееся мсяца два тому назадъ въ турецкихъ газетахъ, о томъ, что какой-то Мегемедъ-Садикъ-эфенди, изъ потомковъ шейха Таджу-д-Дина, покоящагося въ Кесари (значитъ потомокъ святого — это важная статья), занимается отчитываньемъ отъ всевозможныхъ болзней (газета ‘Имрнъ’, No 49). А въ газет ‘Вакить’ (No 725) въ конц этого объявленя прибавлено даже, что этотъ эфенди великй мастеръ своего дла.}. Въ одной изъ окраинъ Константинополя, близъ Адранопольскихъ воротъ, есть большое пустопорожнее мсто, принадлежащее Рауфъ-бею. Онъ вздумалъ-было построить на этомъ мст дома и просилъ разршеня на это у подлежащаго начальства. Въ государственномъ совт долго спорили по этому поводу, пока предсдатель Эдгемъ-паша (зять ныншняго султана), который дотол спокойно читалъ себ газету, наконецъ прислушался къ спорящимъ и спросилъ, ужъ по о томъ ли луг идетъ рчь, который состоитъ подъ надзоромъ римскаго мамы, и когда получилъ утвердительный отвть, то категорически заявилъ, что онъ никогда не согласится на это, ни за что не желая брать на себя такой тяжкой отвтственности. Чтобы понять смыслъ этого заявленя Эдгемъ-паши, надобно знать, что у турокъ существуетъ народное поврье о томъ, что отъ вышеупомянутаго луга есть подземный и подводный ходъ въ Римъ, и что папа въ ночь наканун каждаго новаго года отправляется этимъ путемъ въ Константинополь самолично освдомиться) все ли еще этотъ лугъ не застроенъ, ибо какъ только онъ будетъ застроенъ домами, пана, какъ намстникъ Христа на земл, долженъ провозгласить о наступлени въ этотъ годъ страшнаго суда, на которомъ и по ученю ислама будетъ предсдательствовать исусъ Христосъ.
Въ довершене всего, даже сама печать турецкая раздляетъ суеврныя понятя черни и содйствуетъ изъ распространеню и укорененю. Вотъ что писала газета ‘Басиртъ’ въ ма 1872 года. Прознали какъ-то, что въ глубин Ази, у одного кюрдскаго шейха, хранится ‘налинъ’ (родъ деревяннаго сандаля), принадлежавшй пророку Могаммеду, и что шейхъ этотъ изъявлялъ готовность уступить свою драгоцнность въ государственную сокровищницу и самолично доставить ее. Священный сандалй доставленъ былъ сухимъ путемъ до Самсуна, а оттуда съ экстреннымъ пароходомъ привезенъ въ Стамбулъ, гд съ торжественною процессей, въ которой участвовали верховный визирь и вс министры, былъ отнесенъ въ хранилище священныхъ древностей въ старомъ Сера. Провинцальныя и столичныя газеты разсказывали даже о чудесахъ, совершенныхъ священнымъ сандалемъ. Напримръ, когда его перевозила въ Амаси черезъ рку Ирисъ (по-турецки Ешилъ-ирманъ), воды этой рки вдругъ остановились и сдлались гладки какъ зеркало. Около 500 овецъ, пасшихся на гор Зерв, устремились вс внизъ, окружили лошадь, везшую ‘налинъ’, и шли за нею въ продолжени нсколькихъ часовъ, пока, наконецъ, съ десятокъ изъ нихъ были заколоты въ жертву, чмъ прочя овцы остались довольны и возвратились къ своему пастбищу.
Корень невжества, неспособности и безнравственности турокъ составляетъ ихъ семейный бытъ, покоющйся на весьма важномъ законоположени корана, доказывающемъ, что исламъ есть противокультурная религя, если строго отличать культуру отъ цивилизаци, которой не чужды и османлы. Цивилизаця есть какъ-бы только первая ступень выхода изъ варварства, но она далеко еще не культура, не будучи въ состояни облагородить внутреннй складъ человка, его характеръ, и сдлать его воспримчивымъ въ высшимъ, жизненнымъ идеаламъ, цивилизаця, слдовательно, есть не что иное, какъ ‘замалеванное варварство’.
Вотъ къ этому-то семейному строю турецкой жизни и къ нкоторымъ проистекающимъ изъ него послдствямъ мы и обратимся теперь.

VI.

Коранъ, какъ извстно, если и не предписываетъ, то, по крайней мр допускаетъ полигамю: законныхъ женъ мусульманинъ, сообразно своимъ средствамъ, можетъ имть четыре, наложницъ же неограниченное число. Рабыня, забеременившая отъ своего господина, длается свободною. Несоблюдене супружескихъ обязанностей и отнявъ въ надлежащемъ содержани даютъ жен право искать развода. При несуществовани общности имущества супруговъ въ ислам, мужъ обязывается возвращать получающей разводъ жен ея приданое. Вообще у мусульманъ разводъ весьма легко длается, для наложницъ же онъ, само-собою разумется, вовсе не нуженъ.
Возрастъ для вступленя въ бракъ не опредленъ: очень часто дти еще въ колыбели бываютъ обручаемы другъ другу родителями. Половое же сожительство часто начинается въ томъ возраст, когда европейское дитя сидитъ еще на школьной скамейк, и съ этой поры до дйствительнаго брака не знаетъ себ никакихъ границъ, кром тхъ, какя ставятся самою природою. Обыкновенно мальчика или его дядя (негръ-дядька), а то и сами родители еще до брака снабжаютъ рабынею, а тмъ, кто по своему положеню не можетъ имть жены или наложницы, проституця представляетъ средство истощать свои силы еще въ ту пору, когда наши юноши начинаютъ только понимать различе половъ.
Друзья турокъ обыкновенно ставятъ на видъ, что фактически полигамя существуетъ и въ Европ, а исламъ только легитимировалъ ее. За то европейске законы признаютъ лишь моногамю, противозаконное же сожительство не признается семейнымъ домомъ, по этимъ законамъ внбрачныя дти не имютъ правъ на наслдство. Послднее обстоятельство особенно возмущаетъ европейскихъ писателей, занимающихся соцальнымъ вопросомъ. Правда, что внбрачный ребенокъ есть также человческое существо, но къ какимъ послдствямъ ведетъ равное съ прочими членами семьи положене батардовъ, какъ это среди мусульманъ водится, объ этомъ, конечно, судить не европейцамъ.
Прежде всего полигамя вредно вляетъ на экономическй бытъ турокъ. Содержане гарема, куда входитъ все безъ разбора женское народонаселене турецкаго дома — жены, наложницы, рабыни, дочери — стоитъ огромныхъ расходовъ: для него необходимо много особыхъ помщенй, особая прислуга, большею частью особыя кухни, а у зажиточныхъ людей даже и особые сады, особые экипажи и т. д. Если къ этому присовокупить еще полное невдне того, что называется экономей, домоводствомъ, то само собою станетъ очевидно, что при равныхъ условяхъ христанинъ или еврей будетъ гораздо зажиточне, нежели турокъ, а это обстоятельство не остается безъ вляня на гигеническя, интеллектуальныя и даже нравственныя отношеня различныхъ семействъ турецкихъ.
Чтобы имть хорошй гаремъ, слдовательно, надобно располагать для этого достаточными рессурсами. Но гд же взять ихъ, когда честный, но тяжелый трудъ считается у турокъ унизительнымъ дломъ, когда, напримръ, сынъ какого нибудь сановника считаетъ за стыдъ быть врачомъ, адвокатомъ, учителемъ, купцомъ, банкиромъ, фабрикантомъ и т. п.? Все это ложится своею тяжестью на государственную казну. Всякй паша или другой какой сановникъ, имющй сыновей и дочерей, только и помышляетъ о томъ, какъ бы добыть мстечко въ государственной служб своему сыну или вяло. И вотъ гд причина существованя въ Турци громаднаго количества безполезныхъ должностей и всевозможныхъ синекуръ, непроизводительно поглощающихъ государственные доходы. Чтобы, напримръ, отправить небольшую сумму денегъ или посылку по почт изъ столицы въ провинцю, вамъ придется имть дло съ семью разными почтамтскими чиновниками и потерять по крайней мр часъ времени, между тмъ во всякомъ европейскомъ почтовомъ агентств вы то же самое дло покончите въ какя-нибудь 5—10 минутъ. И такой порядокъ ведется во всхъ административныхъ учрежденяхъ турецкихъ.
Но главное зло, порожденное ненормальными житейскими потребностями турецкаго быта, составляетъ взяточничество. Язва эта столь развита въ Турци и столь общеизвстна, что о ней и распространяться нтъ надобности. Довольно того, что султанъ Абду-ль-Меджидъ даже санкцонировалъ своею властью размръ подарковъ натурою — курами, яйцами, молокомъ,— каке можетъ принимать чиновникъ, не рискуя быть обвиненнымъ во взяточничеств. Такъ какъ даже и въ самомъ дворц не пренебрегаютъ приношенями разныхъ банкировъ, устраивающихъ государственные займы, фабрикантовъ, поставляющихъ оруже, пушки и т. п., то, конечно, вышеупомянутое законоположене остается мертвою буквою для прочихъ смертныхъ. Когда Махмудъ-Недимъ-паша 6 октября 1876 года объявилъ государство банкротомъ, со всхъ сторонъ сбжались шакалы и гены, чтобы поживиться хоть костями финансоваго трупа Турци. Посыпались массы всякихъ проектовъ отъ равныхъ спекулянтовъ. Посл долгихъ конференцй принятъ былъ проектъ единства государственныхъ долговъ гг. Скулуди, П. Рове и Стенифортза, причемъ, конечно, не было и помышленя объ облегчени государственныхъ тягостей, а вс только думали о собственной нажив. И въ самомъ дл, при этомъ совокуплени равныхъ долговъ съ равными процентами, гарантями и условями, въ одинъ долгъ присчитали цлыхъ два миллона лиръ противъ дйствительной суммы, изъ которыхъ одинъ миллонъ пошелъ во дворецъ, полмиллона въ карманъ верховнаго визиря, а остальное подлили между собою вышеупомянутые три учредителя. Всмъ и каждому также извстно, какя баснословныя суммы расходовалъ египетскй хедивъ во дворц и у министровъ, чтобы выхлопотать себ равные фирманы, обезпечивше ему положене независимаго монарха. Однимъ фирманомъ ему дарованъ титулъ хедива, другимъ — наслдственность власти, третьимъ — отмна ограниченя военныхъ сухопутныхъ и морскихъ силъ, четвертымъ — право заключать торговые договоры съ иностранными государствами, пятымъ — господство надъ гаванью Зейлой у входа въ Черное море, шестымъ — перемна египетскаго судоустройства. Вс эти фирманы стоили сотенъ тысячъ лиръ, изъ которыхъ ни одного гроша не попало въ государственную кассу. Однажды хедивъ, впрочемъ, такъ выразился въ своемъ гарем о такомъ постыдномъ порядк турецкаго государственнаго управленя: ‘турецке чиновники — это собаки, которыя съ головы до пятъ обгаживаютъ (bepissen) своего господина’.
Другое слдстве полигами составляетъ быстрый ущербъ турецкаго народонаселеня. На первый взглядъ это кажется какъ будто бы парадоксомъ, а на дл выходитъ такъ. Мусульманская полигамя есть нчто иное, чмъ противозаконная полигамя въ Европ. Здсь она есть вмст и поландря и полигинскя, чмъ нсколько и уравновшиваются ея физическя послдствя. Турецкая же полигамя значительную часть населеня обрекаетъ на абсолютное безбраче, отнимая женъ у другихъ бракоспособныхъ мужчинъ въ пользу полигамистовъ. Кром того, естественный недостатокъ женщинъ въ стран при подобныхъ условяхъ влечетъ за собою необходимость пробртать ихъ изъ другихъ земель путемъ покупки, похищеня и военнаго плна. Въ прежня времена женщины доставлялись въ Турцю съ Кавказа, теперь же, когда русское правительство уничтожило этотъ гнусный промыселъ, остались одн африканскя негритянскя страны, и насчетъ ихъ до сихъ поръ ведется самая бойкая торговля невольниками, хотя турецкая пресса и отрицаетъ ее. Уже потому, что турецкая жена или наложница есть очень дорого стоющая игрушка, многе турки принуждены вести безбрачную жизнь, а т, которые имютъ по нскольку женъ, никогда въ дйствительности не производятъ столько потомства, чтобы имъ восполнялось то величество дтей, котораго слдовало ожидать отъ другихъ, остающихся неженатыми. Султанъ Абду-ль-Меджидъ, напримръ, имлъ до 500 сожительницъ, и только 18 человкъ дтей, у брата его было не меньше женъ, а дтей всего только пятеро. Причина понятная: турецкй мальчикъ отъ преждевременныхъ излишествъ совершенно истощается къ той пор, когда европейскй только-что длается совершеннолтнимъ, оттого гаремъ его или остается совершенно безплоденъ, или же бываетъ въ состояни произвесть лишь нсколькихъ золотушныхъ кретиновъ.
Кром этихъ, независящихъ отъ индивидальнаго произвола послдствй полигами, обнаруживающихся въ вырождени турецкой наци, ей присуще другое не мене пагубное явлене, которое уже проистекаетъ изъ нравственнаго состояня наци, порождаемаго полигамей — мы разумемъ страшно развитой въ Турци преступный обычай истребленя плода женщинами {Существоване этаго обычая въ Турци подтверждаютъ и друге ученые изслдователи, изучавше Турцю въ гигеническомъ отношени, какъ, напр., г. Вутцеръ (см. его Reise in den Orient, 1860—1861. B. II, S. 102.}. Ближайшею причиною его служитъ соперничество гаремницъ, изъ коихъ каждая старается пробрсти исключительное вляне на своего сожителя и пользоваться предпочтительнымъ предъ прочими его вниманемъ. А тамъ какъ главное достоинство женщины въ глазахъ турка заключается въ ея физической красот и способности доставлять наибольшее чувственное удовольстве своимъ тлеснымъ сложенемъ, то отсюда естественнымъ обратомъ проистекаетъ стремлене турчанокъ по возможности избгать дторожденя. Авторъ книги, съ которою мы имемъ дло, говорить, что онъ лтъ 8—10 спецально занимался этимъ вопросомъ:собиралъ самыя точныя свдня, длалъ наблюденя касательно этого предмета, и по его разсчету въ одной столиц ежегодно совершается до 4,000 выкидышей, и притомъ исключительно среди турецкаго населени. Турки сперва сочли эту цифру преувеличенною, пока не послдовало подтвержденя въ феврал 1877 года въ оффицальной турецкой газет ‘Джеридэ-и-Хавадисъ’. Авторъ статьи въ этой газет пишетъ, что въ одномъ квартал, гд онъ живетъ, въ продолжении 20 дней было замчено шесть случаевъ вытравленя плода, причемъ одна изъ турчанокъ теперь уже въ четвертый разъ изобличается въ этомъ преступномъ дяни. Взявъ за основане вышеприведенную цифру, мы получимъ въ итог ежегодно 100—110 случая на кварталъ, а такъ какъ Констатнинополь съ окрестностями иметъ больше 40 кварталовъ, то, слдовательно, цифра 4,000 на весь городъ ничуть не будетъ преувеличенемъ. Въ той же стать прибавлено также, что 95 процентъ дтей и боле двухъ-третей матерей длаются жертвами этого варварскаго обычая. Другая турецкая газета ‘Басиретъ’, напечатала небольшую статью о томъ же самомъ предмет въ апрл 1875 года, но предлагая очень наивную противъ этого порока мру — увщане женщинъ ‘имамами’ (духовенствомъ). Да и о какихъ тутъ можетъ былъ рчь мрахъ, когда въ декабр 1875 года мать султана Абду-ль-Азиза надаю формальный приказъ о томъ, что каждая обитательница султанскаго гарема, какъ только забеременитъ, должна позаботиься о вытравлени плода, а если операця не удастся, то при рождени ребенка ему не должно перевязывать пуповины, пока онъ не изойдетъ кровью, а т, какя уже были дти во дворц, никогда не должны впредь показываться. Для исполненя этой варварской операци у турокъ существуетъ даже особый классъ мегеръ, извстныхъ подъ именемъ ‘канлы эбэ’ (кровавая бабка), которыя преспокойно и безнаказанно занимаются своею ужасною практикою въ палатахъ вельможъ турецкихъ.
Да отчего турчанкамъ и не прибгать въ подобному средству, какъ плодоистреблене, въ своихъ видахъ? Вся ихъ жизнь, вс ихъ интересы не выходить изъ предловъ ихъ гарема. Умственное ихъ развите настолько ограниченно, что он не въ состояни искать разсяня отъ своей скучной, однообразной тюремной жизни въ какихъ-нибудь благородныхъ занятяхъ, напр., въ чтени книшъ и т. п. Сплетни тоже прискучиваютъ, не находя себ матерала, вслдстве полнаго отчужденя турецкихъ женщинъ отъ всякой общественной дятельности, вчно он должны мозолить другъ другу глаза и дома, и на базар, и на гуляньяхъ: показываться женщин на улиц въ обществ мужчины, хоть бы даже мужа или родственника, считается предосудительнымъ. Да и одн-то он, выходя изъ дома, обязаны какъ можно плотне закутываться въ свои безобразныя ‘фереджи’ (салопы) и ‘яшмаки’ (вуали), о чемъ то-и-дло въ турецкихъ газетахъ раздаются грозныя имъ напоминаня (напр., въ No 168 газеты ‘Мусаватъ’ за 1877 г.), которымъ охотно вторитъ правительство и издаетъ соотвтственныя въ этомъ дух предписаня стамбульскимъ дамамъ (‘Вакытъ’, No 588, 1877 г.). Даже теперь, въ трудное военное время, газеты, постоянно обращаясь съ воззванями къ благотворительности женщинъ, при этомъ предупредительно устраняютъ въ нихъ даже и мысль о непосредственъ участи хотъ бы, напримръ, въ уход за ранеными, выставляя это доброе дло, вошедшее въ обычай у гяуровъ, какъ гнусный развратъ, котораго надо остерегаться правоврнымъ. Не мудрено поэтому, что вс мысли турчанокъ вращаются около одного своего животнаго призваня — быть орудями тлесной услады своихъ сожителей, что въ молодости он только и стараются всми позволительными и непозволительными средствами поддержать свою привлекательность, а подъ старость становятся страшными вдьмами, зорко слдящими за поведенемъ своихъ молодыхъ подругъ, съ которыми он уже больше не въ состояни соперничать. Мн живо припоминается случай, какъ одинъ европеецъ во время шествя султана въ пятницу на молитву намренно или случайно втерся-было въ толпу турчанокъ. Т изъ нихъ, которыя были помоложе, нисколько не препятствовали, а старухи неистово завопили на него: ‘Гечъ! гечъ!’ (ступай! ступай!) Правда, есть и поэты изъ турчанокъ, но вс произведеня ихъ представляютъ т же безплодныя заигрываня съ своею неудовлетворенною страстью, въ которыхъ проходить и дйствительная жизнь этихъ затворницъ.
То, что съ давнихъ поръ творится въ турецкомъ обществ въ силу гнуснаго обычая, то въ послднее время породило въ сельскомъ населеня все боле и боле усиливающйся пауперизмъ. Жена христанскаго поселянина, раздляя съ нимъ вс труды его, способствуетъ возвышеню его благосостояня, турчанка же, въ силу своего религознаго закона, принуждена вкъ прозябать какимъ-то паразитомъ. Не дале какъ 1876 году губернаторъ въ Передней Ази подалъ приказъ, которымъ строго воспрещалось женщинамъ, мужья, братья я дти которыхъ отправились воевать съ сербами и черногорцами, самимъ обработывать поля свои. Зя-паша, принадлежащй къ парти младотурокъ, отъ которыхъ туркофилы чаяли не всть-какого прогресса, сдлавшись губернаторомъ города Амази, постилъ однажды шелкопрядильную фабрику, въ которой работали сотни дтей обоего пола и безъ различя вроисповданя. Ригоризмъ этого фанатизма былъ шокированъ присутствемъ турецкихъ двочекъ, съ открытыми лицами и веселыми пснями работавшихъ за фабрик, и онъ приказалъ, чтобы ихъ тотчасъ же тамъ не было, не давши себ труда поразмыслить, что, можетъ быть, трудами рукъ ихъ кормились бдные ихъ отцы, престарлыя матери и малолтныя сестры, и что родители двочекъ, будучи сами мусульмане, не нашли ничего въ этомъ предосудительнаго.
Турецкая пресса тоже въ послднее время обратила внимане въ усилившееся вымиране и обднене турецкаго населеня и довольно врно указывала на причины такого печальнаго явленя, въ числ коихъ упоминаются ею полигамя, плодоистреблене и преждевременное истощене молодого поколня излишествами. Но, по недостатку твердости убжденй и основательныхъ знанй турецке публицисты, вмсто того, чтобы энергически настаивать на приняти цлесообразныхъ мръ, сами сбиваются съ толку, подогрваютъ высокомре и шовинизмъ своей развращенной наци своими выходками противъ европейской культуры и, забывая о ея боле тяжкихъ прегршеняхъ, съ жаромъ повторяютъ глупыя датрибы ‘Neue-Freie-Presae’, которая, въ числ доказательствъ превосходства ислама, однажды указывала на то, что будто бы ‘турецкя женщины вполн равноправны съ мужчинами, ибо плнныя двицы въ Турци вступаютъ въ бракъ съ знатными лицами, что мусульмане своихъ дтей не подкидываютъ къ церковнымъ дверямъ, и что ввоти ихъ но покровительствуютъ домамъ терпимости’ (‘Басиретъ’, No 1885). Все отъ перваго слова до послдняго тутъ ложь. Положимъ, что турецкое правительство не терпитъ среди мусульманскаго населеня непотребныхъ домовъ, что оно предписываю своимъ женщинамъ закутываться отъ взоровъ мужчинъ, что оно бы готово было преслдовать, какъ величайшее беззаконе, обращене двушки или женщины въ какому-нибудь честному занятю, напр., въ случа если бы она сдлалась продавщицею въ магази, или прачкою и т. п., но эта вншняя добродтель, полицейская мораль, есть только маска, подъ которою кроется отвратительное лицемре. Вотъ примръ.
Одинъ еврей, обнищавшй отъ азартныхъ игръ и другихъ пороковъ, продалъ свою 14-ти-лтнюю дочь за 15 лиръ содержательниц дома терпимости. Хозяйка пригласила раввина, который и сочеталъ бракомъ двушку съ слугою заведеня, причемъ брачнымъ контрактомъ строго возбранялось супругамъ сожительство, такъ какъ двушка предназначена была стать жертвою проституци. Полиця въ Галат охватило всхъ участвовавшихъ въ этой гнусной сдлк и представила въ главное полицейское управлене для наказаня виновныхъ. Но тамъ ихъ всхъ отпустили, такъ какъ они заявили, что они вс дйствовали въ этой постыдной торговл по взаимному соглашеню. Одинъ только раввинъ остался подъ арестомъ за неправильное отправлене своихъ обязанностей. А затмъ одинъ турокъ откупилъ двушку у содержательницы непотребнаго заведеня за 20 лиръ для своего собственнаго гарема.
Еще бы турецкое правительство покровительствовало непотребнымъ заведенямъ, когда таковы вс дома турецкой знати, составляющей это самое правительство: какъ же назвать, въ самомъ дл, жилище какого-нибудь паши, наполовину населеннаго его многочисленными фаворитками? А потребности прочихъ классовъ, помимо извстныхъ фарисейскихъ мусульманскихъ воззрнй, игнорируются какъ нестоющя никакого вниманя, но томъ основани, что вс эти люди — существа низшей породы, канальи, которыя созданы единственно для того, чтобы работать. Да и простолюдиновъ-то или людей средняго класса принуждаетъ къ сравнительно добродтельной жизни лишь недостатокъ средствъ, а не особая нравственныя возвышенныя понятя, которыя, воспитанныя на традицяхъ мусульманскихъ, у всхъ турокъ въ сущности одинакова.
Не лучшее вляне турецкй семейный бытъ оказываетъ и на отношеня родителей въ дтямъ и на нравственное воспитане послднихъ. ‘Мусульмане,— по словамъ газета ‘Басиретъ’,— не подкидываютъ дтей своихъ къ церковнымъ дверямъ’, что длается — разумй — христанами. Еще бы — когда они истребляютъ имъ еще въ утроб! Но нельзя сказать, чтобы многоженцы могли бытъ такъ же привязаны въ своимъ дтямъ, какъ односемейные люди, чтобы они въ нихъ видли вторыхъ себя и потому такъ же рачительно явились объ ихъ физическомъ и нравственномъ воспитани и объ устройств ихъ будущности, какъ они пекутся о своемъ собственномъ комфорт. На это также имются примры. Къ одному прятелю автора нашей книги, должно быть, занимающему видное мсто на турецкой служб, приходитъ одинъ ходж (учитель) вотъ съ какимъ дломъ, онъ прогналъ отъ себя свою первую жену и намревался теперь жеваться на другой, но сперва онъ хотвъ сбить съ рукъ двухъ своихъ сыновей отъ перваго брака, которымъ было около 12—15 лтъ. Такъ вотъ онъ пришелъ просить принять ихъ въ сиротскй домъ. Онъ хотлъ-было помстить ихъ въ медицинскую школу, но ихъ не приняли, потому что они не имли требуемаго свидтельства о томъ, что они умютъ читать и писать. Поэтому онъ ихъ отдалъ на обучене одному трубачу. Ходж пояснили, что сиротскй домъ устроенъ только для бдныхъ дтей, неимющихъ ни отца, ни матери, а слдовательно онъ не можетъ принимать дтей, у которыхъ есть родители, что мудрено было также разсчитывать и за опредлене въ медицинскую школу, если эти два парня, да еще дти учителя, до сихъ поръ не обучены чтеню и письму, что, равнымъ образомъ, нтъ смыслъ отдавать ихъ въ науку къ трубачу, потому что професся трубача вовсе не такова, чтобы общала что-нибудь лестное впослдстви. Нжному отцу совтовали лучше обучить своихъ дтей какому-нибудь ремеслу: сдлать изъ нихъ корзинщиковъ или горшечниковъ. Послднее ходжа нашелъ неприличнымъ. ‘Да разв заняте корзинщика или горшечника есть что-нибудь безчестное?’ возразилъ ходж раздосадованный прятель и прогналъ его вонъ.
Въ воспитани, какъ извстно, иметъ огромное значене примръ: что же добраго можетъ выдти изъ мальчика, съ самаго дтства своего видящаго вокругъ себя одну огульную лнь, свары и безпутство? Флегматическе отцы, притупивше въ себ всякую нравственную чувствительность излишества, какъ мы видли, равнодушно смотритъ на безпризорное произрастане своихъ дтокъ, или же не имютъ къ тому возможности, будутъ принуждены проводить большую частъ дня вн дома по дламъ службы, а время отдыха посвящать своему гарему. Матерямъ, запятымъ взаимными распрями и кокетствомъ, да къ тому же крайне неразвитымъ, не до дтей. А для тюторовъ, въ род евнуховъ-негровъ, прямой разсчетъ внушить къ себ расположене и привязанность своего барченка, поблажая его страстишкамъ, да и чему путному могли бы научить рабы эти, если бы даже и пожелали? Установившаяся же обычаемъ наслдственность чиновничьихъ должностей обезпечиваетъ будущаго эфенди въ матеральномъ отношени. Естественно, что при такихъ семейныхъ условяхъ турецкй юноша растетъ повсою и безъ времени дряхлетъ физически и нравственно, успвъ уже въ дтств испытать вс сладости празднаго сластолюбя, составляющаго идеалъ правоврнаго турка. Если же этому юнош посчастливится провести нкоторое время въ Париж, въ качеств ли ученика какого-нибудь заведеня, или атташе тамошняго турецкаго посольства, то — первымъ дломъ — онъ постарается перенять манеры парижскихъ денди: въ публичныхъ мстахъ Константинополя онъ появляется уже не иначе, какъ въ ландо и въ безукоризненнйшемъ костюм, предается всмъ мыслимымъ и немыслимымъ безобразямъ разврата и длаетъ таке долги, о какихъ и понятя не имютъ въ Европ (кром разв Росси, прибавимъ мы). Что молодые люди должаютъ на нсколько тысячъ лиръ — это весьма обыкновенное явлене въ Турци: сынъ тунисца Махмудъ-паши и зять египетскаго принца Мустафа-Фазиль-паши, со времени возвращеня своего изъ Парижа, въ 1870 году, слдовательно въ какя-нибудь шестъ лтъ, надлалъ долговъ слишкомъ на полмиллона франковъ. Еще этого господина извиняетъ отчасти то обстоятельство, что отецъ его страшный богачъ, такъ что кредиторы рано или поздно могутъ быть удовлетворены, но большинство мотовъ находится далеко не въ такихъ условяхъ, потому что отцы ихъ вовсе не богаты.
При такомъ дух, господствующемъ въ цломъ турецкомъ обществ, оказываются безуспшными всякя попытки отдльныхъ благоразумныхъ отцовъ:— дать иное направлене дтямъ своимъ. Ахмедъ-бей, братъ бывшаго министра Махмудъ-Недимъ-паши, будучи самъ неспособенъ ни къ какой служб вслдстве неизлечимой глухоты и не имя большаго состояня, хотлъ, по крайней мр, датъ сыновьямъ возможно лучшее по турецкимъ понятямъ воспитане и употребилъ за это значительную долю ограниченныхъ средствъ своихъ, но изъ нихъ никакого не вышло проку. Одинъ изъ сыновей, Недимъ-бей, отличался тмъ, что упорно пренебрегалъ всякимъ образованемъ и проводилъ все время или ровно ничего не длая, или же страшно развратничая. Когда дядя его, Махмудъ-Недимъ-паша, вторично сдлавшись верховнымъ визиремъ (въ 1875—76 гг.), хотлъ дать племяннику мсто, то послднй изъявилъ желане быть посланнымъ въ Парижъ въ посольство. Когда желане его исполнилось и его назначили атташе при посольств въ Париж, съ жалованьемъ въ 4000 пастровъ въ мсяцъ, то онъ и не думалъ спшить отправиться за свой постъ подъ разними предлогами, а между тмъ самъ уже надлалъ долговъ въ счетъ своего оклада, сумма которыхъ была переведена на Banqie Ottomane въ Париж и записана тамъ на счетъ турецкаго казначейства. Но такъ какъ какъ бей все еще и не помышлялъ объ отъзд, то министерство финансовъ отказало въ платеж денегъ, и онъ до сихъ поръ остается долженъ. Дядя потребовалъ, чтобы онъ или отправлялся, или же взялъ отставку, но ни того, ни другого не послдовало, и онъ былъ уволенъ, а теперь шляется, безъ дла, живя, разумется, на счетъ отца своего. Прошлою зимою отецъ его, при всеобщемъ безденежь, былъ въ такихъ стсненныхъ обстоятельствахъ, что у него на покрыте самыхъ необходимыхъ жизненныхъ потребностей оставался только одинъ ‘сегимъ’, родъ пожизненной ренты. Когда подходилъ срокъ полученя по ней 6000 пастровъ процентовъ, онъ отдалъ купонъ Неджибъ-бею, чтобы тотъ дисконтировалъ его и принесъ ему деньги. Неджибъ-бей, дисконтировалъ купонъ за 4000 пастровъ, но вмсто того, чтобы принести деньги домой, гд сидли безъ топлива, безъ освщеня, безъ масла, безъ рису, словомъ — безъ всего, онъ пропировалъ ихъ въ Пер и Галат въ игорныхъ притонахъ, въ публичныхъ домахъ и въ другихъ увеселительныхъ заведеняхъ, да еще причинилъ безпокойство своимъ домашнимъ, которые не знали что съ нимъ случилось. Когда дали знать полици, то она, очень хорошо зная подобнаго рода людей, тотчасъ разыскала его въ одномъ публичномъ дом, а денегъ, конечно, уже при немъ не оказалось.
Если бы даже и выискались между молодыми турками благонравные, то едва ли бы они могли устоять противъ соблазновъ распутнаго сотоварищества, которое въ Турци процвтаетъ во всей своей сил. Лтомъ 1873 года развратъ турецкой молодежи дошелъ до того, что образовалась цлая шайка подъ именемъ ‘тусунъ’ (жиръ, сало), которая выходила не на разбой, убйство и воровство, а затмъ, чтобы среди бла-дня хватать мальчиковъ, двушекъ и женщинъ и насиловать, такъ что никто не отваживался отпускать на улицу своихъ домашнихъ. Шайка эта такъ была организована, что даже полици ничего не могла противъ нея подлать: во глав ‘тусуна’ стоялъ человкъ, отецъ котораго нкогда былъ смотрителемъ султанскихъ садовъ, а тесть былъ военный министръ. Надо было прибгнуть въ самымъ энергическимъ мрамъ, чтобы положить конецъ этому безобразничанью.
Я слышалъ собственными ушами, какъ турецке мальчики-гимназисты, расхаживая по корридору въ здани министерства народнаго просвщеня, въ ожидани предстоявшаго имъ экзамена, и болтая между собою, хвастались другъ передъ другомъ, какъ они весело провели время наканун въ какихъ-то компаняхъ и кто изъ нихъ сколько выпилъ ‘мастики’ (крпкй спиртуозный напитокъ, въ род доппель-кюммеля) — чего же еще лучше?
Отсутстве нравственнаго семейнаго и общественнаго воспитаня въ Турци длаетъ то, что пресловутая гордость турокъ и наглая ихъ самоувренность вовсе не есть признакъ сознаня своего человческаго достоинства, свойственнаго истинно-культурному человку. Тотъ самый юный денди, который въ другомъ мст готовъ третировать не только райю,— но и бднаго человка изъ своихъ же турокъ, не стыдится играть роль пресмыкающагося животнаго въ кабинет министра или другого какого высшаго сановника и публично становиться передъ нимъ на колни и цловать край его одежды. Не стань онъ это длать,— онъ не можетъ разсчитывать получить мсто: его будутъ считать человкомъ, незнающимъ свтскаго обращеня, а человкъ безъ свтскихъ манеръ, по понятямъ турокъ, не годится для государственной службы.
Дуэль, напримръ, совершенно непонятна туркамъ, но только потому, это у нихъ нтъ понятя о личной чести. Они знаютъ одну только честь, которую жалуетъ имъ султанъ въ форм чина или орденовъ. У нихъ вовсе не считается предосудительнымъ пить, сть, за-просто бесдовать, короче — быть въ одномъ обществ съ человкомъ, который занимается какими-нибудь грязными длами, съ извстнымъ негодяемъ, не считается за стыдъ быть уличеннымъ во лжи, чему блистательнымъ примромъ можетъ служить знаменитый Ахмедъ-Вефикъ-паша, словомъ,— имъ вовсе непонятно, что человкъ можетъ и долженъ пробртать и поддерживать свою честь самъ, своею собственною личностью.
Точно также турецкй дловой человкъ никакъ не можетъ взять себ въ толкъ того,— зачмъ это дловой европеецъ такъ дорожитъ временемъ Первому ршительно ничего не значитъ на дло, на исполнене котораго достаточно получаса, употребить цлые дни, недли и даже мсяцы и годы. Онъ гд-нибудь въ чужомъ город преспокойно даромъ проживетъ нсколько недль въ ‘хан’ (азатская гостинница), если у него въ этомъ мст онъ какое-нибудь незначительное дло, которое онъ могъ бы окончить въ одинъ день. Спшность, съ которою европеецъ работаетъ, добывая себ хлбъ, туркамъ кажется просто какою-то безнравственностью. Когда еще европеецъ гонится за матеральными пробртенями, то онъ иметъ, по крайней мр, цлъ, которая если и не оправдываетъ въ глазахъ турка его торопливости, то все-таки очевидна и понятна для него. Но ужъ онъ ршительно недоумваетъ, какъ это европеецъ можетъ безъ всякихъ матеральныхъ выгодъ, напримръ, отыскивать и открывать неизвстныя страны, собирать камни, растеня, платить большя деньги за древня, ничего не стоющя монеты, проводить дни въ обозрни развалинъ и т. п.: все это ему кажется какимъ-то помшательствомъ. А если случится, что подобный ‘глупецъ’ при этомъ еще лишается жизни, то турокъ видитъ въ этомъ даже безумное злодйство. И было бы тщетно стараться разубдить его въ этомъ, отнюдь не слдуетъ думать, что это происходящее въ немъ изъ чистаго упрямства или ограниченности: это скоре коренится въ самой сущности ислама. Коранъ не ограничивается одними только религозными и нравственными понятями: онъ иметъ также претензю, на установлене всхъ вообще, каке только можно себ представить,— физическихъ, интеллектуальныхъ, гражданскихъ и политическихъ воззрнй своихъ послдователей. По взгляду мусульманина, все, что со составляетъ среду, окружающую его единоврцевъ, есть прямое слдстве этихъ религозныхъ установленй, и если онъ замчаетъ въ иномыслящихъ что-либо противорчащее этимъ исконнымъ традицямъ, онъ съ ужасомъ усматриваетъ въ этомъ религозную ересь. Это совершенно справедливо. Въ бытность свою въ Костантинопол, мн разъ случилось хать на пароход по Босфору. Въ числ пассажировъ находился одинъ англичанинъ, возвращавшйся съ зоологической экскурси, совершенной ихъ на азатской сторон пролива. Шляпа его вся была утыкана булавками, на которыхъ пришпилены были собранныя имъ разныя наскомыя. Боле живучя изъ нихъ еще продолжали шевелиться въ предсмертной агони, бабочки хлопали крыльями. Надо было видть, въ какое негодоване привело это одного солиднаго турка, который сталъ во всеуслышане читать мораль гяуру-зоологу, говоря, что гршно такъ обращаться съ животными безъ всякой надобности, и лучше еслибы онъ сейчасъ же снялъ этихъ наскомыхъ съ булавокъ и впредь не длалъ бы такихъ глупостей. По лицамъ прочихъ, сидвшихъ по близости турокъ и слышавшихъ его проповдь, видно было, что они вполн раздляли его мнне. Во всемъ этомъ странно именно то, что турки, не стсняющеся распарывать животы и подвергать другихъ всевозможнымъ истязанямъ беззащитныхъ христанъ, безъ различя пола и возраста,— тутъ проявляютъ жалость. Но наскомыя не исповдуютъ никакой религи, а это — гяуры!

VII.

Въ заключене два слова о младо-туркахъ. Младо-турецкая партя образовалась лтъ 12—15 тому назадъ въ оппозицю старо-турецкой, и именно самому выдававшемуся ея члену, верховному визирю Аали-паш. Это были молодые люди самаго обыкновеннаго покроя, которые набрались прогрессивныхъ идей частью во время своего долгаго или хорошаго пребываня въ Париж,— частью начитавшись пошленькихъ произведшй французской литературы. Это была какъ-разъ пора займовъ, пора безумнаго мотовства и расточительности. Надежды, возлагавшяся на Абду-ль-Азиса, съ его воцаренемъ совершенно исчезли, а тутъ еще чаще прежняго должностныя мста стали давать христанамъ, что ужасно какъ коробило стамбульскихъ эфенди и турецкую Jeuneese dore. Они питали невыразимую ненависть и презрне къ христанамъ, и разражались непомрнымъ шовинизмомъ въ газетахъ и другихъ литературныхъ произведеняхъ, которыя они издавали массами. Самыми выдающимися членами этой парти были Али-Соани-эфенди, Кемаль-бей, Тевфикъ-бей (журналистъ), Зя-бей (членъ государственнаго совта), Могемедъ-бей (племянникъ бывшаго верховнаго визиря Махмудъ-паши), Ахметъ-Митхадъ-эфенди (журналистъ), и. т. д.
Лтомъ, 1867 года, разразилась первая буря надъ Jeune Turquie. Издававшяся ею газеты отличались необузданностью тона и рчи, особенно газета. ‘Мухбиръ’, редакторомъ которой былъ Али-Соави-эфенди. Главнымъ образомъ, катастрофа вызвана была заговоромъ, который они составили съ цлью произвесть революцю. Тхъ членовъ этой компани, которые были незначительне, правительство хотло было привлечь на свою сторону и, назначивъ ихъ губернаторами, такимъ образомъ думало выпроводить ихъ изъ столицы. Али-Соави-эфенди получилъ мсто въ Малой Ази, кажется, въ Чангри, Зя-бей былъ назначенъ губернаторомъ Кипра. Но они не поддались на эту уловку, а предпочли поскоре спастись въ Парижъ, нкоторые же, опоздавше, были арестованы и потомъ сосланы въ различныя захолустья.
Большинство эмигрировавшихъ вели весьма плачевную жизнь въ Париж. Только время отъ времени имъ оказывалъ пособя египетскй принцъ Мустафа-Фазиль-паша, тоже находившйся тогда въ Париж, потому что онъ тогда протестовалъ противъ фирмана, которымъ онъ лишенъ былъ своихъ наслдственныхъ правъ на Египетъ. Онъ былъ тоже сосланъ, но вовсе не принадлежалъ къ младотуркамъ. Самымъ дятельнымъ изъ нихъ былъ Али-Соави-эфенди: онъ продолжалъ и въ Париж, и въ Лондон издавать свой ‘Мухбиръ’ и тысячи экземпляровъ спроваживалъ въ Турцю.
По смерти своего отъявленнаго врага Аали-паша, эти добровольные и невольные изгнанники были помилованы Махмудъ-Недимъ-пашею, и вс, за исключенемъ Али-Соави-эфенди, вернулись назадъ. Мегемедъ-бей, племянникъ верховнаго визиря, недолго, впрочемъ, подышалъ отечественнымъ воздухомъ: онъ вскор укоръ отъ пьянства, къ которому пристрастился еще до своей ссылки. Зя-бей былъ сдланъ тайнымъ совтникомъ, и такъ какъ заговорщика неловко было опредлять на государственную должность, то верховный визирь прикомандировалъ его къ своей домашней канцеляри.
Большая часть прочихъ членовъ молодой Турци опять обратилась къ журналистик. Всхъ ихъ видне былъ Кемаль-бей, который съ большемъ успхомъ издавалъ газету подъ названемъ ‘Ибрэтъ’ — ‘Образецъ’. Онъ написалъ, кром того, нсколько сочиненй, изъ которыхъ одно, а именно драма ‘Ватанъ, яходъ Силистра‘ — ‘Отечество или Силистря’, было роковымъ для его парти. Пьеса эта дана была въ апрл 1873 года на турецкомъ театр въ Константинопол съ такимъ успхомъ, что нашли нужнымъ дать еще представлене. Огромная толпа народа явилась въ этотъ вечеръ вооруженною, и вроятно бы дошло до кровопролитя, если бы только полицей не были приняты самыя энергическя мры. Главные члены Jeune Turquie, Кемаль-бей, Теафимь-бей, Ахмедъ-Мидхатъ-эфенди и т. д., были въ тотъ же вечеръ арестованы и сосланы частью въ Родосъ, частью въ Кипръ, чмъ дло на нсколько лтъ и прекратилось. При теперешнемъ султан они въ прошломъ году получили амнистю и возвратились опять въ Константинополь. Главные ихъ противники сошли со сцены: Аали-паша умеръ, Абду-ль-Азизъ умеръ, конституця дана, партя торжествуетъ. Въ настоящй моментъ она уже взяла въ свои руки турецкое общественное мнне въ лиц своего коновода Али-Соави-эфенди. Толпы народа стекались слушать этого мусульманскаго Савонаролу, когда онъ въ прошлый рамазанъ выступилъ на каедру къ качеств проповдника въ мечети Ая-Суфьи, а сборъ, предназначенный въ пользу раненыхъ, былъ громадный. Когда газета ‘Османлы’ упрекнула его, какъ ректора университета и лицея, за сокращене штатовъ воспитанниковъ (онъ выгналъ 95 учениковъ изъ лицея, не принадлежавшихъ къ османской наци), ему посыпались со всхъ сторонъ — и отъ учениковъ, и отъ ихъ родителей — благодарственные адреса и порицаня вышеупомянутой газет. Передъ парламентскими выборами изъ стамбульскихъ выборныхъ округовъ потекли къ нему письменныя просьбы принять на себя зване депутата. Самъ этотъ фарисей-фанатикъ наполняетъ своими сумасбродными статьями столбцы газеты ‘Имранъ’, ‘Цивилизаця’, редакторомъ которой хотя и подписывается какой-то Мегемедъ-Рашидъ, но которая по всмъ даннымъ есть органъ самого Али-Соави. Почуявъ новую силу, и старо-турки, кажется, примкнули теперь къ парти младо-турецкой. Да почему и не примкнуть, когда основные принципы тхъ и другихъ одинаковы? Самый ярый ихъ противникъ, Аали-паша, вполн раздлялъ ихъ воззрня, но, какъ дипломатъ, онъ не одобрялъ ихъ слишкомъ уже откровеннаго и рзкаго образа дйствй. Т и друге проникнуты одномъ и тмъ же, шовинизмомъ: они одинаково ненавидятъ христанъ, и притомъ не только живущихъ въ ихъ собственной стран, но и въ Европ вообще. Но такъ какъ до европейцевъ у нихъ руки коротки, то они изливаютъ теперь весь ядъ своего фанатизма на бдныхъ болгарахъ. Ахмедъ-Вефикъ-паша, подвизающйся на поприщ казней этихъ несчастныхъ беззащитныхъ рабовъ дикой орды, ведетъ дятельную переписку съ Али-Соави-эфенди и, очевидно, получаетъ отъ него варварское вдохновене. Одинъ дйствуетъ вислицею, другой печатнымъ словомъ, чтобы задержать несокрытое даже и отъ ихъ ослпленныхъ глазъ шатане и можетъ быть близкое разрушене ихъ возлюбленнаго отечества. А что одно время въ Европ приходили въ умилене отъ молодой Турци, то это было чистое недоразумне, въ которомъ умышлено держали европейцевъ какъ сами члены этой парти, такъ и ихъ европейске поклонники. Проповдуя печатно, что, по основному ученю ислама, государственно-общественныя дла должны подлежать обсужденю цлаго народа, они утверждали, что, по тому же самому ученю ислама, не-мохаммедане должны быть исключены изъ этого участя въ управлени государствомъ: дло этихъ ‘каналй’ только работать, а не политикою заниматься. Поэтому, перепечатывая свои произведеня на французскомъ язык на показъ Европ, младо-турецке фанатики выпустили въ перевод вс направленныя противъ христанъ и Европы датрибы, заключавшяся въ турецкомъ текст. Господствующее теперь направлене въ умахъ стамбульцевъ, руководимыхъ заклятыми врагами европейской культуры и человческой равноправности, способно разжечь фанатизмъ турецкой массы до того, что она ршится, пожалуй, на отчаянную борьбу съ ‘московами’ до послдней крайности, или же, принужденная уступить превосходящей сил, вымоститъ свою неудачу на ближайшихъ, какя подвергнутся ей подъ руку, жертвахъ — на беззащитныхъ христанахъ и даже на своихъ государственныхъ людяхъ, не исключая, пожалуй, и самого калифа врующихъ, султана. Если дла кончатся опять программою реформъ константинопольской конференци, то все это можетъ дать только срокъ туркамъ изыскать боле цлесообразныя средства въ систематическому истребленю не-мусульманскаго элемента въ своемъ государств, но едва ли заставить ихъ вполн образумиться и навсегда отказаться отъ своей завтной химерической мечты — возстановить прежнее могущество и блескъ Оттоманской Порты, и заставать трепетать вс прочя сосдня государства Европы.

В. Смирновъ.

Декабрь 1877.

‘Встникъ Европы’, No 2, 1878

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека