Один день из жизни Суворова, Фукс Егор Борисович, Год: 1826 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Одинъ день изъ жизни Суворова.

Соч. Е. Б. Фукса.

Однажды, въ Италіянскую кампанію 1799 года, кончивъ ввечеру вс дла свои но служб, вздумалъ я составишь дневную записку и описать въ оной вс происшествія, даже вс движенія и слова Графа Александра Васильевича Суворова-Рымникскаго (онъ тогда еще не быль Княземъ). Хншя день сей былъ и не достопамятнйшій, но и не виноватъ: я избралъ его потому, что имлъ нсколько досугу, а сіе случалось рдко. И такъ, вотъ опытъ журнала одного дня.

День начался, какъ и всегда начинался: въ четыре часа но полуночи вбгаетъ ко мн камердинеръ его, извстный Прошка, и запыхавшись, кричитъ: ‘Пожалуйте къ Графу!’ Я приказываю доложить Его Сіятельству, что явлюсь къ нему черезъ десять минутъ. Это было одно мое спасеніе. Тутъ выгадывалъ я себ время одться и приготовить бумаги, и онъ присылалъ по десяти разъ за мною, не сердясь. Если же бы я сказалъ, что пріиду чрезъ часъ, какъ я однажды и сдлалъ, то онъ бы раскричался: ‘скажите ему, что я не часами, а минутами дйствую.’ Три посольства у меня перебывали, четвертаго я не дождался и пришелъ къ нему. Онъ уже всталъ съ соломеннаго своего ложа, помолился Богу, окатился холодною водою и прокричалъ нсколько словъ по Турецки. Онъ былъ одтъ въ блой Австрійской куртк, но старые сапоги свои и чулки опускалъ необыкновенно. Онъ спросилъ меня, будетъ ли Лордъ Бентинкъ у него обдать? я ему отвчалъ, что пригласилъ его. Посл сего, перекрестясь, сли мы за столикъ и принялись за работу. Я читалъ сну разныя донесенія, письма, приказы, реляціи и проч. Онъ вслушивался со вниманіемъ, взвшивалъ каждое слово на Русскомъ, Французскомъ, Нмецкомъ и Италіанскомъ языкахъ, совтовалъ иное поправить, иное выпустить, иное прибавить. Шутки и странности исчезли. Опытность, начитанность, предусмотрительность, глубокомысліе и память его удивляли меня всегда. Не прежде вставалъ онъ, какъ по подписаніи всхъ бумагъ и выслушаніи всхъ докладовъ. Всегда былъ онъ веселъ, когда подкосилъ я ему много представленій къ наградамъ, и тогда обниметъ и перекреститъ меня, повторяя свою аксіому: добро длать спшить должно.— Сегодня кончили мы дла въ семь часовъ утра, и онъ кликнулъ Прошку. Съ симъ именемъ оканчивалась его важность. Онъ начиналъ бгать, скакать, кричать, вертться, помышлять объ обд и порываться выбжать къ гостямъ, отъ чего я его удерживалъ, увряя, что еще не вс собрались. Наконецъ, въ 8 часовъ, онъ выбжалъ и сталъ каждаго обнимать и цловать. Пока онъ еще водки не выпьетъ, представлялись ему обыкновенно новыя лица. Я подвелъ къ нему 18-лтняго Коммисаріатскаго Офицера, отправляющагося за покупкою 5000 сапоговъ для арміи. Онъ его обнялъ и вскричалъ: ‘спасай Европу» Юноша вспыхнулъ и убжалъ.— Италіянецъ-стихотворецъ, въ шелковомъ кафтан, со всми комплиментами поднесъ ему Поэму: Освобожденная Италія. Онъ обнялъ, прижалъ къ груди Поэта, поизмялъ его пукли и воскликнулъ по-Италіянски, съ переводомъ каждаго періода на Русскій я какъ: ‘какъ вы, питомецъ Аполлона, поете меня мальчика въ отечеств Тасса стою ли я того? Слышали ли вы, что и Сверъ иметъ Державина? Его недавно вздумали сравнить съ Анакреономъ {Графъ приказалъ не за долго предъ симъ одному своему чиновнику, написать къ Г. Р. Державину письмо, и сравнить ею съ первйшимъ въ свт Поэтомъ. Тотъ уподобилъ его Анакреону. Графъ на сіе разсердился и уничтожилъ письмо.}, но я за него вступился. Для пвца любви и вина довольно тихозвучной лиры, для славопвца труба, она со славою неразлучна, надобно, чтобъ звуки ея отдавались въ дальнемъ потомств, для котораго мы живемъ. Она воскресить насъ.’ — Вдругъ Его Императорское Высочество Государь Великій Князь Константинъ Павловичъ благоволилъ удостоить его Своимъ посщеніемъ. На лиц его изобразилось благоговніе. Онъ бжитъ на встрчу и повергается предъ Сыномъ своего Государя. Его Высочество, немного съ нимъ побесдовавъ, изволилъ ухать. Возвратясь съ радостнымъ лицемъ въ горницу, веллъ онъ, какъ обыкновенно, читать вслухъ: Отче нашъ. По окончаніи молитвы повторилъ: ‘кто Аминь не сказалъ, тому нтъ водки.’ Взявъ полстаканчика оной, провозгласилъ: ‘да здравствуетъ на многія лта нашъ Августйшій сподвижникъ, Его Императорское Высочество, драгоцнный залогъ любви къ Россіи Романовыхъ!’ — Посл сего просилъ онъ всхъ садиться за слюдъ по чинамъ. По лвую сторону подл него садился обыкновенно Маіоръ Румянцевъ, распоряжавшій блюдами. Первыя мста заняли Генералъ отъ Инфантеріи А. Г. Розенбергъ, и Австрійскій отъ Кавалеріи, Папа Мелась, Haute Excellence, такъ называлъ онъ его. Мн приказано было сидть вмст съ сыномъ Парнасса, и толковать ему, что Поэтъ и поетъ у насъ одно и то же. Сосдъ мой, въ жилахъ котораго лилась кажется не кровь, а лава Этны, былъ вн себя отъ восторга, что удостоился сидть съ нами, и созерцать великій феноменъ природы, какъ онъ поэтическимъ языкомъ изъяснялся. Я радовался, что онъ пресыщался лучами генія, ибо столъ нашъ быль очень скуденъ и не вкусенъ, а особливо въ постные дни. Едва услись мы, какъ Графъ Александръ Васильевичъ изъявилъ свою радость, что у насъ обдаютъ два Высокопревосходительные. Онъ заставилъ Меласа выговаривать по-Русски свой титулъ: Высокопревосходительство. Неповоротливый языкъ дрожащаго осьмидесятилтняго старца не могъ преодолть камня претыканія въ нашемъ ы. Онъ утомлялся и потлъ. Это подало Графу поводъ говорить о богатств нашего алфавита, о богатств Русскаго слова, что Славянскій языкъ, происходящій отъ славы, есть нашъ Перу, но что къ сожалнію, бросили мы отрывать сокровища. Все сіе говорилъ онъ на Нмецкомъ язык, весьма ясно и плавно. Потомъ спросилъ Меласа: есть ли у васъ, въ нашей союзной арміи переводчики Русскаго языка? На отвтъ, что нтъ, сказалъ онъ: ‘хороню, теперь буду и къ вамъ писать no-Русски, какъ я близъ Рымника написалъ къ Принцу Кобургскому: иду, Суворовъ. И надъ сими двумя Русскими словами вс въ главной его квартир ломали головы, какъ антикваріи надъ Египетскими іероглифами.— Но посл, побда на Рымник истолковала значеніе сихъ словъ {Посл обда, Меласъ говорилъ мн: ‘Боже мой! какъ этотъ человкъ убиваетъ своею гордостію. Что длать! Ему одному есть чмъ гордиться. Сидишь, молчишь и удивляешься.’— ‘Вкъ нашъ не вмстилъ еще въ себ двухъ Суворовыхъ!’ отвчалъ я ему.}.’ Кончивъ сей разговоръ, обратился ко мн: ‘зачмъ не бесдуешь съ дорогимъ гостемъ?’ Я и М. А. Милорадовичъ въ одинъ голосъ отвчали, что безпрестанно имъ занимаемся. Онъ веллъ сказать Италіянцу, что поетъ басомъ, плъ однажды съ Державинымъ и пригласилъ его въ церковь, дабы послушать тамъ его пнія. Подали говядину, довольно худо изготовленную. ‘Поподчуйте побольше Лорда Бентинка. Вы,’ обратясь къ нему: ‘какъ знатокъ, можете судить о доброт сего ростбифа. Люблю,’ продолжалъ онъ: ‘землю, гд родятся Дюки Портланды и Лорды Бентинки {Лордъ Бентинкъ, молодой Великобританецъ, сынъ знаменитаго Дюка Портланда, прибыль въ армію съ рекомендательными письмами отъ нашего и Внскаго Дворовъ, и отъ нашего Посла въ Лондон, Графа С. Р. Воронцова, служилъ волонтеромъ и пріобрлъ любезною кротостью своею довренность и уваженіе къ себ Фельдмаршала.}. Тамъ родился и Maльборугъ, другъ Принца Евгенія. И я имю друга въ Принц Кобургскомъ. Вкъ Ореста и Пилада длаемъ мы не баснословнымъ.’ Потомъ началъ возносить краснорчіе Лорда Чашама, сравнивать его съ Демосеномъ, Цицерономъ и хвалишь постоянство Министерства Великобританскаго. Въ продолженіе разговора съ Бентинкомъ, поднималъ онъ безпрестанно опускавшіеся свои чулки, какъ будто, чтобы показать, что у него нтъ подвязки {Извстно, что онъ желалъ имть Англійскій орденъ Подвязки.}. Не знаю, понялъ ли тотъ. Погодя нсколько, началъ онъ смыкать глаза, смяться, кривляться и обводишь перстами лице. Это, сказалъ онъ всмъ, лекарство отъ обморока. Совсмъ неожиданно начинаеть онъ разсказывать Адъютанту своему по-Нмецки, что въ молодыхъ лтахъ былъ онъ однажды въ Германіи, въ трактир, гд одинъ иностранный офицеръ, Оберъ-Лейтенантъ Импертинентъ, говорилъ съ гордостію о point d’honneur, и что онъ полюбилъ его за истину, потому что онъ n’avait point d’honneur. Бдный въ замшательств, не зная никакого языка, кром Русскаго, повторялъ нсколько разъ: ‘ja, да, gut, хорошо!’ Посл обратился ко всхъ и говорилъ: ‘Военному человку надобно знать языки тхъ народовъ, съ которыми ведетъ войну. Въ Турціи я выучился по-Турецки, въ Польш По-Польски, въ Финляндіи по-Чухонски.’ Тутъ декламировалъ онъ Чухонскую псню, и хвалилъ гармонію сего языка. Онъ говорилъ много съ Милорадовачемъ о военныхъ добродтеляхъ, и приказалъ ему со мною сдлать разборъ словъ: vaillance, valeur, courage и bravoure. Мы общали.

(Продолженіе впредь.)

‘Сверная Пчела’, No 122, 1826

Одинъ день изъ жизни Суворова.

(Продолженіе.)

Долго смотрлъ онъ (Графъ Александръ Васильевичъ) пристально на сосда моего Пшаліянца, держа по обыкновенію Итальянцевъ, палецъ подъ глазомъ.. Вдругъ спрашиваетъ его:, о чемъ вы думаете?’ Поэтъ, восхищенный симъ вопросомъ, со всми каррикатурными кривляньями отвтствуетъ: ‘Воображеніе мое переселило меня въ шатеръ Агамемнона, гд сижу въ совт Греческихъ Полководцевъ, и какъ будто уже вижу паденіе Трои и торжество Эллады.’ — Отвтъ Графа былъ по-Русски, а Милорадовичу и мн велно перевесть оный на Италіянскій языкъ. Оба мы, признаюсь, очень плохо тогда зналъ сей языкъ, но чтобы не попасть въ немогузнайки, переводили съ потомъ и отважностію. Вотъ, что Графъ приказалъ ему пересказать: ‘Я давно зналъ Омера. По короче познакомилъ меня съ нимъ на природномъ нашемъ язык пріятель мой Ермилъ Ивановичъ Костровъ {Съ Костровымъ былъ онъ въ переписк, и Оссіанъ, ему Переводчикомъ посвященный, былъ любимое его чтеніе, и былъ съ нимъ во всхъ походахъ.}). Люблю Омера, но не люблю десятилтней Троянской осады. Какая медленность! сколько бдъ для Греціи! Не могу быть Агамемнономъ, я бы не поссорился съ быстроногимъ Ахиллесомъ. Люблю друга Патрокла за его быстроту, гд онъ появится, тамъ врага нтъ.— И Оссіанъ, мой сопутникъ, меня воспламеняетъ, я вижу и слышу Фингала въ туман, на высокой скал сидящаго и говорящаго: ‘Оскаръ, одолвай силу въ оружіи, щади слабую руку.’ Честь и слава пвцамъ! Они мужаютъ насъ и длаются творцами общихъ благъ.’ — Это была искра, брошенная ₍на порохъ. Еще и теперь звенятъ въ ушахъ моихъ піитическія восклицанія: ‘О великій человкъ! о Геній! о grandissima testa,’ и пр. и пр. и пр. Кое-какъ могли мы потушить сей пожаръ.— Мн нужно было обращать все вниманіе свое на Суворова, чтобы ничего не пропустить: ‘Давно ли была Троянская война.’ спросилъ онъ Меласа. Сей, страшась нихтбештимтзагерства, немогузнанства, отвтствуетъ: ‘тысячу лтъ до Рождества Христова.’ — ‘Ахъ! помилуй Богъ! какъ давно начинается не эпоха, а эра военнаго нашего искуства! какъ оно вками усовершенствовалось! какъ оно въ наши вки исказилось! зачмъ Вурмзеръ спрятался въ Мантуу?’ Меласъ отвчаетъ: ‘тогдашнія обстоятельства это предписывали.’ — ‘Тогдашнія обстоятельства, тогдашнія обстоятельства, вихтбештимтзагенъ, уншеркунфтъ, методика, экивокъ!’ повторялъ безпрестанно Графъ. Обратясь ко мн и назвавъ меня, какъ и всегда, mon Premier Ministre et Grand Chancelier dans la guerre contre les athes: запиши, это мудрое: ‘любятъ посредственность, не терпятъ таланта, потому что сей неохотникъ до узды.’ Я сіе исполнилъ, карандашъ и записная книжка были всегда при мн. ‘Не правда ли, Папа Мелась,’ обратясь къ нему: ‘воина наша есть первая въ свт? ‘Ее ведетъ Павелъ Первый, и по истин первый ведетъ безъ корысти, безъ вознагражденіи: хочетъ возвратить каждому свое. Гд примры въ Исторіи? Ура! Царю Русскому!’ Мелась долженъ былъ согласишься.— Адъютантъ его, Австрійскій Маіоръ Экартъ ударилъ себя по лбу, чтобы согнать муху. ‘Ахъ! помилуй Богъ, вскрикнулъ, испугавшись, Графъ: не убили ли вы мухи?’ — ‘Нтъ’ отвтствовалъ Экэртъ: ‘я ее согналъ.— ‘Спасибо вамъ: не должно убивать бдныхъ малютокъ, они ищутъ пищи.— Есть и миролюбивые Фельдмаршалы, но т опять никуда не годятся.’ — Вскор за симъ спросилъ онъ его, читаетъ ли онъ Вольтера. Отвтъ его былъ: нтъ.— ‘Браво! браво! легкомысленная острота Вольтера, сумасбродные парадоксы Руссо и атеизмъ Дидерота породили адское древо вольности. Но штыки наши тотчасъ оное разрушили.’ Присемъ засмялся. ‘Какое дерево безъ корня!!

— Будемъ молиться Богу.— Читайте Геллерта, онъ не софистъ, не развратитъ.’ — Съ Андреемъ Григорьевичемъ Розенбергомъ разговаривалъ онъ о его Крымскихъ дачахъ, съ Михаиломъ Андреевичемъ о хлбосольств покойнаго его отца, съ Графомъ Павломъ Андреевичемъ Шуваловымъ о Пензенскихъ его помстьяхъ, съ величайшими подробностями. Шуваловъ былъ въ затрудненіи отвтствовать, потому что самъ онъ никогда не видалъ.— Милорадовичъ разсказывалъ анекдотъ, какъ два наши солдата поставлены были въ Германіи на квартиру къ одной старушк, которая угащивала ихъ, какъ мать. Тронутые ея ласкою, солдаты изъявляли ей знаками свою благодарность, но замтя, что она ихъ не понимаетъ, вскричали: куда старушка безтолкова! кажется говоришь ей и по-Польски, а она все нихтъ-ферштенъ. Знаешь ли, братъ, сказалъ одинъ: наднемъ мундиръ и отдадимъ нашей (доброй кормилиц честь къ ног. Тотчасъ, одлись, вытянулись и прокомандовали: къ ног. Старушка расхохоталась. ‘Я, продолжалъ Михаилъ Андреевичь, хочу непремнно заставить искуснаго артиста выгравировать эстампъ съ изображеніемъ изумленной старухи и двухъ солдатъ, отдающихъ ей честь къ ног, и съ надписью: Благодарность Русскихъ солдатъ за гостепріимство доброй хозяйки.’ — Графъ любилъ Милорадовича, и выслушавъ сіе съ особеннымъ удовольствіемъ, сказалъ: ‘Любезный Михаилъ Андреевичъ! этотъ анекдотъ Русской, прибавьте къ надписи еще и Русскую пословицу: хорошо, кто хлбъ-соль водитъ, а вдвое тому, кто хлбъ-соль помнитъ.’ И кончилъ: ‘вотъ каковы наши чудо богатыри {Эстампъ сей былъ дйствительно выгравированъ.}!’ — Начали разговоръ о послднемъ бал. Онъ сожаллъ очень, чти не было тамъ какой-ню Марьи Михайловны, первой плясуньи въ Боровицкомъ узд, которая, но его мннію, всхъ здшнихъ дамъ помрачила бы. ‘Я,’ говорилъ онъ: ‘оставляю теперь танцы до Парижа, гд буду танцевать menuet la Reine, подъ музыку: Vive Louis! vive Louis! vive Louis!’ — Опять началъ онъ шутить, что длалъ часто, на счетъ моей храбрости и неустрашимости. Я всегда его уврялъ, что эти воинскія добродтели извстны мн только по слуху, и что забавно бы было читать съ реляціи, что Статскій Совтникъ убитъ въ сраженіи, что вс сказали бы: кто жъ его на галеру носилъ? Не смотря на сіе, принуждалъ онъ меня быть съ нимъ на сраженіяхъ, гд я и бывалъ, увряя, что меня не убьютъ, потому, что онъ и самъ трусъ. Теперь, говоря о моихъ какихъ-то военныхъ подвигахъ, когда онъ произнесъ: ‘Пть, помилуй Богъ, онъ храбръ, какъ его шпага!’ — въ ту самую минуту снимаю я свою маленькую статскую шпагу, немного длинне кортика, кладу ее на столъ и говорю: ‘вотъ она!’ — Неожиданность сія произвела продолжительный хохотъ, и Графъ Александръ Васильевичъ смялся отъ души, а боле всего Графъ Михаилъ Андреевичъ, который часто о семъ раскалывалъ. Ушомесь за столомъ, за которымъ просидли ши почти три часа, началъ онъ дремать. Прошка толкалъ его въ бокъ, говоря ему на ухо: ‘Пора, сударь, спать!’ Онъ кивалъ головою. Просидвъ нсколько минутъ въ задумчивости, раскрываетъ глаза и говоритъ: ‘Посл громовъ оружія, Музы меня усыпили.’ — Перекрестился, вскочилъ, побжалъ въ другую горницу и стремглавъ бросился на солому.— Просидвъ три часа за обдомъ, вс пустились искать обда. Я имлъ счастіе быть удостоеннымъ стола у Его Императорскаго Высочества.

(Окончаніе впредь.)

‘Сверная Пчела’, No 123, 1826

Одинъ день изъ жизни Суворова.

(Окончаніе.)

Едва пришелъ я въ свою канцелярію и началъ заниматься бумагами въ вечеру, какъ новый нашъ Тассо въ двери.— Боже мой! какой восторгъ! какое изступленіе! съ крикомъ, съ ревомъ читалъ онъ мн свою Поэму. Понимая очень мало, я безстыдно восхищался, во чтобы избавиться коментарій, безпрестанно повторялъ ему: capisco, capisco, понимаю, понимаю. Мы распрощались до свиданія, котораго однако же не было. Впрочемъ меня посл увряли знатоки, что стихотвореніе его достойно героя. Въ шесть часовъ по полудни, пришелъ я съ Милорадовичемъ. Графъ уже съ часъ проснулся. Мы нашли у него большое собраніе. Онъ бгалъ изъ угла въ уголъ, шутилъ, многихъ называлъ фармазонами, которые водятся съ духами, чернокнижниками, чародями. Посл вдругъ полились слезы, онъ начинаетъ расказывать о великости Екатерины Второй, и между прочимъ, о семъ анекдот: ‘Однажды въ Петербург на бал, въ 8 часу вечера, изволила Она меня спросить: ‘Чмъ подчивать такого гостя дорогаго?’ — ‘Благослови, Царица, водочкой!’ отвчалъ я.— ‘Fi donc! что скажутъ красавицы фрейлины, которыя съ вами будутъ говорить?’ — ‘Он, Матушка, почувствуютъ, что съ ними говоритъ солдатъ.’ Вдругъ изволитъ подносить мн сама рюмку тминной, любимой моей водки. Я выпилъ за Ея здоровье, и обливаясь слезами, палъ къ Ея стопамъ и усплъ лишь сказать: ‘Твое снисхожденіе, Монархиня, длаешь меня Твоимъ рабомъ. Умру за Екатерину, мать мою, умру Твоимъ Зопиродъ.’ — ‘Не хочу, чтобъ вы для меня, какъ тотъ для Дарія, изуродовали себя. Живите невредимо для славы нашего отечества!’ были слова Монархини.— Одинъ взглядъ милости Царя,’ продолжалъ онъ: ‘даритъ насъ счастіемъ. Еще и понын храню и въ числ моихъ знаковъ отличія и цлую ежедневно крестовикъ, всемилостивйше пожалованный мн блаженной памяти Государынею Императрицею Елисаветою Петровною, когда я, солдатомъ Лейбъ-гвардія Семеновскаго полка, стоялъ въ Петергоф у Монъ плезира на караул и отдалъ Ей честь. Она изволила спросить меня, какъ меня зовутъ, узнавъ, что я сынъ Генералъ-Поручика Василія Ивановича Суворова, хотла пожаловать мн крестовикъ, но я осмлился сказать: ‘Всемилостивйшая Государыня! законъ запрещаетъ солдату принимать деньги на часахъ.’ — ‘Ай, молодецъ!’ изволила сказать, потрепавъ меня по щек и давъ мн поцловать Свою ручку: ‘ты знаешь службу. Я положу монету здсь на землю: возьми, когда смнишься.’ — Какъ я былъ счастливъ! ‘ Проскакавъ нсколько разъ по горниц, останавливается предъ Австрійскимъ Генералъ Лейтенантомъ Крейцомъ {Онъ былъ въ числ тхъ многихъ, которые прізжали тогда въ армію не на службу, но чтобы взглянуть на Суворова.}. Сей, не зная, какъ начать разговоръ, придумалъ сказать ему, что былъ нкогда въ переписк съ Княземъ Потемкимымъ, симъ великимъ человкомъ. ‘Какъ вы его назвали,’ подхватилъ Графъ:, великимъ человкомъ, или человкомъ великимъ: un grand homme, ou un hominc grand? Онъ былъ шишъ и другой, великъ умомъ, великъ и ростомъ, и не походилъ на того высокаго Французскаго Посла въ Лондон, о которомъ Канцлеръ Баковъ сказалъ, что чердакъ обыкновенно худо меблируютъ. А propos, Милордъ Бентинкъ: какъ знаменитъ ученостію землякъ вашъ Баконъ! по какія противоположности въ его жизни! Философія — и гинеи!’ — Подхватя меня, подводитъ къ Бентинку съ сими словами: ‘Господинъ Бригадиръ! (симъ титломъ величалъ онъ меня также иногда) читалъ вс исторіи, даже партикулярныя, но до такого чудака, какъ я, не дочитался. ‘ Спрашиваетъ подл стоящаго Крейца: ‘Какъ вы думаете, господинъ Генералъ, о моихъ штыкахъ?’ Отвтъ того:, превосходство ихъ доказано на дл. Вы теперь у насъ въ военномъ искуств законодатель: но боюсь, чтобы враги наши, вашими штыками битые, не научились обратить ихъ противъ учителя.’ — ‘жалокъ,’ отвчалъ Суворовъ: ‘тотъ Полководецъ, у котораго въ голов нтъ запасу. Я раскрою имъ новую исторію войны.’ — ‘Теперь вижу я,’ произнесъ Крейцъ: ‘что если Апеллесъ превзошелъ всхъ своихъ соперниковъ въ искуств живописи, то почему и въ нашемъ военномъ не быть Апеллесу? Но я удивляюсь не мене, какъ вы умете электризовать каждое войско!— ‘Бездлица! помни, что ты человкъ, что подчиненные твои такіе же человки и твои братія. Люби солдата, и онъ будетъ любить тебя.— Вотъ вся тайна. Такъ съ горстію воиновъ побждалъ я многочисленныя арміи, въ которыхъ не было воиновъ.’ Отошедъ отъ него, возвращается: ‘Ахъ! я позабылъ вамъ еще сказать: будь своему слову не господню а рабъ. Никогда я не лгалъ. Подъ Измаиломъ послалъ я сказать Паш, что возьму его крпость: я уврилъ Екатерину Великую, что Варшава будетъ наша, я общалъ быть на Требіи Аннибаловъ {Я вспомнилъ, что приближаясь къ Турину, Графъ веллъ присланнымъ съ отказомъ въ сдач города депутатамъ передать сіи самыя слова съ тмъ присовокупленіемъ, что и онъ Спинола — и чрезъ часъ городъ былъ въ нашихъ рукахъ.— Извстно, что Генрихъ IV, узнавъ отъ знаменитаго Маркиза Амброзіо Спинолы о план предполагаемому имъ на Нидерланды нападенію, сообщилъ оный Принцу Морицу Оранскому. Оба почли сіе съ его стороны обманомъ, но посл на дл оказалось, что планъ тотъ былъ не выдуманъ, и Принцъ Оранскій заплатилъ за сіе дорого. Тогда Генрихъ сказалъ: ‘другіе обманываютъ ложью, а Спинола правдою.’}.’ Потомъ пошелъ къ Экарту. Тутъ усплъ мн Крейцъ шепнуть: ‘Везд аттическая соль!’ Экарта спрашиваетъ: ‘Скоро ли увижу я свою полную, но разбросанную военную библіотеку, любезнаго Маркиза Шатлера?’ Отвтъ: ‘Вчера получилъ я отъ Вны извстіе, что рана его поправляется.’ — ‘Знаете ли вы, что онъ жилъ у Якобинца, и отъ него заразился, но я его вылечилъ.’ Посл: ‘который разъ теперь онъ раненъ’ — ‘Тринадцатый.’ — ‘Тринадцатый!’ повторялъ Графъ: ‘Кто такъ не боится смерти, тотъ достоинъ жить съ нами.’ — Видя, что не будетъ конца, и желая сбыть приготовленные доклады, подошелъ къ нему съ напоминаніемъ, что пора заняться работой. Тутъ онъ раскричался, назвалъ меня грубіяномъ, жаловался, что разлучаю его съ пріятелями и склоняю къ ненавистной ретирад. ‘Но накажите его, говорилъ онъ всему собранію: ‘останьтесь здсь и дождитесь моего скораго изъ блокады возвращенія.’ Едва лишь за порогъ, какъ настала тишина. Только предъ чтеніемъ пенялъ онъ мн, зачмъ я его не унялъ, когда онъ за столомъ въ горячк бредилъ: это значило у него, когда онъ здраво разсуждалъ. Отвтъ мой всегда былъ тотъ, что многіе желали бы имть такую горячку. Посл я читалъ бумаги, онъ слушалъ внимательно и подписывалъ. Въ заключеніе прочиталъ я ему реляцію о Новскомъ сраженіи. Ему чрезмрно понравились слдующія слова: ‘Такимъ образомъ продолжалось 16 часовъ сраженіе упорнйшее, кровопролитнйшее и въ лтописяхъ міра, ко выгодному положенію непріятеля, единственное. Мракъ ночи покрылъ бгство враговъ. Слава побды, дарованная Всевышнимъ оружіе Твоему, Великій Государь, озарится на вки лучезарнымъ, немерцающимъ свтомъ.’ Выхвативъ у меня реляцію, выбжалъ въ другую горницу и заставляя многихъ читать сіе мсто, повторяя безпрестанно: ‘какъ кудряво написано!’ — Посл возвратился и услся. Кончивъ вс офиціальныя бумаги, читалъ я ему всегда Газеты и журналы, которые тогда наполнены были его именемъ: старика это тшило. Въ 10 часовъ вечера все кончилось. Онъ меня поцловалъ и благословилъ, и симъ оканчивается Исторія одного дня италійскаго Италійскаго.

‘Сверная Пчела’, No 124, 1826

Одинъ день изъ жизни Суворова.

Одинъ день изъ жизни Суворова.

Одинъ день изъ жизни Суворова.

Читайте также: