Очерки по истории русской цензуры, Скабичевский Александр Михайлович, Год: 1884 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 79 минут(ы)

ОЧЕРКИ ПО ИСТОРІИ РУССКОЙ ЦЕНЗУРЫ

Когда возможна будетъ настоящая, полная и всесторонняя Асторія нашей цензуры, но обнародованіи и изслдованіи всей той массы документовъ, которые до сихъ поръ составляютъ административную тайну и хранятся въ недосягаемыхъ архивахъ, я убжденъ, что и тогда десятилтіе отъ 1855 по 1865 годъ, подлежащее нашему разсмотрнію, будетъ названо смутнымъ и хатотическимъ періодомъ въ исторіи русской цензуры. Это было время полной цензурной анархіи. Но это слово анархія отнюдь не слдуетъ принимать въ томъ смысл, чтобы цензура сдлалась такъ слаба, что все проходило сквозь нее безпрепятственно, какъ будто ея совсмъ не существовало. Напротивъ того, она заявляла о своемъ существованіи боле, чмъ когда-либо, но въ ней замчалось полное отсутствіе какого бы то ни было руководящаго принципа, опредленныхъ требованій, единства въ отправленіи ея своихъ обязанностей. Вс многочисленные члены ея вдомства разбились на отдльныя, враждебныя группы, ежедневно вступавшія въ ожесточенную борьбу между собою, и пропускъ чего бы то ни было, начиная отъ самаго смлаго и кончая невиннйшимъ, сталъ зависть отъ слпого, непредвидннаго случая.

Было бы совершенно ошибочно предполагать, чтобы съ общимъ оживленіемъ жизни во всхъ ея сферахъ и отправленіяхъ, съ общимъ стремленіемъ къ либеральнымъ реформамъ, обуявшимъ вс слои общества, и цензура сразу встала на либеральную почву, какъ это было нкогда въ начал царствованья Александра I. Если первое десятилтіе XIX вка иметъ не мало аналогическихъ сторонъ съ эпохою отъ 55 по 65 годовъ, то отнюдь эта аналогія не простирается на исторію цензуры. При Александр I цензурная реформа была чуть ли не первымъ дломъ правительства при самомъ вступленіи на престолъ молодого императора, теперь же, напротивъ того — иныя боле важныя и существенныя реформы поглотили все вниманіе правительства, печать же долгое время, почти цлое десятилтіе, оставалась все при тхъ же тягостныхъ законахъ, при которыхъ она существовала при Никола, если же и предпринимались кое-какія реформы въ этомъ отношеніи, то по большей части он клонились не столько къ освобожденію прессы отъ прежнихъ узъ, сколько къ обузданію ея и введенію въ прежнія границы.

Тмъ не мене, никогда ни до, ни посл того печать не была такъ либеральна и смла, никогда ей такъ много не допускалось, никогда не имла она такого ршающаго, почти господствующаго голоса въ русской жизни, какъ именно въ это достопамятное десятилтіе. Обойденная реформами, она затмила собою жалкую прессу эпохи Александра I, несмотря на то, что послдняя опиралась на либеральныя постановленія. И это очень понятно. Въ начал царствованія Александра I русская пресса находилась еще въ зародыш. Самый кругъ интеллигенціи въ это время былъ еще очень узокъ, и, не простираясь въ глубь общества, обнималъ собою одни верхи, сливки его. Верхи эти, увлеченные грандіозными событіями запада, смотрли на жалкую русскую прессу сверху внизъ, и, поощряя ее, въ тоже время питали къ ней высокомрное презрніе, и сама она безъ читателей, безъ умственныхъ силъ и матеріальныхъ средствъ, находясь въ полной зависимости отъ великодушныхъ меценатовъ, поневол была принижена, робка и ничтожна. Теперь же кругъ интеллигенціи значительно расширился, глубоко внедрился въ средніе слои общества, и пресса, богатая плеядою блестящихъ и образованнйшихъ талантовъ, опиралась на массу читающей публики. Когда, посл крымской войны, послдовалъ взрывъ реформеннаго энтузіазма, это было уже не увлеченіе кружка, а массовое движеніе, чисто стихійное. Подобныя же стихійныя движенія имютъ то свойство, что они нетолько рушатъ вс воздвигаемыя имъ преграды, но увлекаютъ ихъ за собою, такъ что преграды обращаются иногда въ участниковъ движенія. Тоже случилось и въ разсматриваемое нами время. Общее движеніе, увлекшее за собою прессу, вмст съ тмъ увлекло и значительную часть самихъ цензоровъ, и грозныя цензурныя постановленія конца сороковыхъ годовъ начали безцеремонно обходиться, а если и употреблялись, какъ слпое орудіе со стороны наиболе рьяныхъ приверженцевъ дореформенныхъ порядковъ, то возбуждали протесты и оппозицію въ либеральномъ мір, и реакціонеры очень часто принуждены бывали отступать.

Вотъ какими характеристическими чертами рисуетъ положеніе цензурнаго вдомства въ этотъ періодъ д. ст. сов. Берте въ своей записк, представленной имъ въ 1862 году въ качеств предсдателя комитета для пересмотра цензурнаго устава: ‘Здсь серізно возникаютъ вопросы: почему же цензура неудовлетворительно исполняетъ свою обязанность? Почему она допускаетъ уклоненіе литературныхъ произведеній за указанныя имъ границы? Заключается ли такое послабленіе только въ качествахъ и произвол самихъ цензоровъ, или имются еще другія къ тому побужденія? Надобно сознаться, что сначала, когда литературные органы гласности, пріобрвъ или придавъ себ большую свободу слова сравнительно съ прежнею, со всею пылкостью и страстностью ложно понятой свободы устремилась къ обсужденію и обработк такихъ предметовъ, которые прежде лежали вн литературной сферы, цензоры захвачены были такимъ порывомъ, такъ сказать, врасплохъ, переходъ отъ стараго строя словесности къ новому засталъ ихъ неприготовленными, недостаточно вразумленными. Главное управленіе цензуры, руководящее цензоровъ, не успло еще снабдить ихъ сколько-нибудь положительными наставленіями, да и не могло предвидть всхъ частныхъ случаевъ, всхъ вопросовъ и предметовъ, по которымъ цензура могла встртить недоразумніе. Слдствіемъ сего были нетолько шаткость, но и полное разнообразіе дйствій. Тогда какъ одни цензора, понимая дарованную литератур свободу въ слишкомъ обширномъ смысл, и, можетъ быть, сочувствуя общему движенію, дозволяли боле и боле разливаться этому потоку, другіе, неумвшіе постигнуть истинныхъ видовъ правительства, или считавшіе новое направленіе противнымъ своей обязанности и своимъ убжденіямъ, упорно сопротивлялись всякому облегченію и снисхожденію. Въ такомъ положеніи дла, одни цензоры были устранены начальствомъ, другіе же сами сознали свою несостоятельность и удалились добровольно. Вновь назначенные цензора, не имя опытности прежнихъ, встртили литературное поле уже разработаннымъ по новой систем, и, можетъ быть, считая ее законно признанною, продолжали длать послабленія, за которыя также подвергались взысканіямъ Главнаго управленія цензуры, которое непрерывно, и по собственному побужденію, и по настоянію другимъ вдомствъ, считавшихъ себя оскорбленными въ журнальныхъ статьяхъ, касавшихся предметовъ ихъ управленія, обращались къ цензорамъ съ наставленіями, указаніями, подтвержденіями и выговорами, и даже многихъ изъ нихъ удаляло отъ должностей, увщевало издателей и редакторовъ журналовъ, и нкоторыя изъ повременныхъ изданій прекратило. Но вс эти мры не вполн достигали своей цли: цензурныя упущенія продолжаются досел, авторы и издатели прибгаютъ къ разнымъ изворотамъ, чтобы провести цензора, осаждаютъ его неотступно, заваливаютъ грудами статей, которыя ни въ какомъ случа не могутъ появиться въ свтъ, и напрасно отнимаютъ у цензоровъ время. Къ этой безпрерывной борьб присоединяется часто общественное мнніе, направляемое литераторами противъ цензуры, а въ иныхъ случаяхъ и нкоторое сочувствіе самихъ цензоровъ успхамъ литературы и преуспянію тхъ отраслей знанія или сторонъ общественной жизни, которыхъ касаются сочиненія. Въ такомъ положеніи цензорамъ остается только дйствовать съ полнымъ самоотверженіемъ. Но если и самые благоразумные и преданные правительству цензора, несмотря на вс побужденія, изысканія и предстоящее даже удаленіе отъ службы, впадаютъ въ ошибки, оказывая послабленіе писателямъ и редакторамъ, то надобно сознаться, что цензур, въ настоящемъ положеніи, недостаетъ силы, необходимой для энергическаго исполненія своего долга, силы, которую она могла бы противопоставить враждебному натиску литературы. Скажемъ прямо: уклоненіе печатныхъ литературныхъ произведеній отъ указаннаго имъ направленія составляетъ не исключительную вину цензоровъ, оно объясняется обстоятельствами времени и поддерживается несоотвтствующимъ настоящимъ потребностямъ, страдательнымъ положеніемъ цензуры’… {Записка предсд. комит. для пересмотра ценз. уст. д. ст. сов. Берге и гл. сего комитета ст. сов. Яценкова, 1862 г. стр. 14—15.}

Но было бы ошибочно предполагать, что пресса ‘захвативъ — какъ выражается Берте — врасплохъ неприготовленныхъ и маловразумленныхъ цензоровъ’, сразу заняла то положеніе, какое она имла въ половин 60-хъ годовъ. Положеніе это было завоевано прессою медленно, шагъ за шагомъ, путемъ непрерывной борьбы — правда, весьма упорной, но заключавшейся не въ какихъ-либо грандіозныхъ сраженіяхъ, а въ безконечномъ ряд ежедневныхъ мелкихъ стычекъ. Уже въ первой половин 1855 года, въ главномъ управленіи цензуры начали раздаваться оппозиціонные голоса, протестущіе противъ излишнихъ строгостей цензуры. Во глав этихъ протестантовъ являются товарищъ министра народнаго просвщенія- князь Вяземскій и членъ Главнаго управленія, цензуры Скрипицинъ. Такъ, когда по поводу одной переводной статьи, въ которой проводилась параллель между современнымъ состояніемъ Франціи и Голландіи, нкоторые члены Главнаго управленія цензуры выразили подозрніе, что въ стать заключаются злонамренные намеки, князь Вяземскій письменно возражалъ противъ этихъ подозрній. ‘Нельзя не сожалть, писалъ онъ: — о кривомъ направленіи нкоторыхъ умовъ, слишкомъ щекотливыхъ, которые во всякомъ похвальномъ отзыв о чужомъ порядк вещей ищутъ тайнаго порицанія порядка, у насъ существующаго, и во всякомъ замчаніи на постороннія злоупотребленія и недостатки видятъ лукавый намекъ на наши’. Это мнніе князя Вяземскаго превозмогло, и статья была пропущена. Скрипицинъ въ томъ же году отстоялъ подобнымъ же образомъ какую-то повсть, которую цензоръ не пропускалъ, въ свою очередь, подозрвая автора въ тайной злонамренности. ‘Я полагаю, писалъ Скрипицинъ:— что цензоръ долженъ ограничиться разсмотрніемъ статьи, не входя въ Сужденія о предполагаемыхъ намреніяхъ автора’ {Истор. свд. о ценз. въ Россіи, стр. 62,}.

Мы уже говорили выше, что извстія съ поля войны составляли монополію ‘Русскаго Инвалида’, прочія же, какъ газеты, такъ и журналы, ограничивались лишь перепечаткою сообщаемаго въ ‘Русскомъ Инвалид’. Въ 1854 году редакторы ‘Современника’ обратились-было съ просьбою въ Главное управленіе цензуры о дозволеніи имъ помщать свои извстія о военныхъ дйствіяхъ. Но имъ было отказано на томъ основаніи, какъ писалъ военный министръ, что ‘отъ подобнаго совмстничества можетъ пострадать ‘Русскій Инвалидъ’, доходы съ изданія коего имютъ благотворительную цль’. Цензора же еще боле усугубили эту монополію ‘Русскаго Инвалида’: они не допускали печатанія въ періодическихъ изданіяхъ нетолько какихъ-либо корреспонденцій изъ военнаго лагеря, но даже и беллетристическихъ произведеній съ военною обстановкою. При такихъ условіяхъ ‘Севастопольскимъ разсказамъ’ гр. А. Толстова предстояла печальная участь пролежать въ портфел автора, Богъ знаетъ, сколько времени. Но въ ма мсяц 1855 г. редакторъ ‘Современника’ И. Панаевъ обратился въ Главное управленіе цензуры съ новою просьбою о дозволеніи печатать въ ‘Современник’, какъ извстія о военныхъ дйствіяхъ, такъ и военную беллетристику. ‘Такого рода статьи, писалъ онъ:— должны быть, кажется, достояніемъ всхъ газетъ и журналовъ, а не одного ‘Русскаго Инвалида’, или ‘Сверной Пчелы’, ибо патріотизмъ — чувство неотъемлемое ни у кого, присущее всмъ и не раздающееся, какъ монополія. Если литературные журналы будутъ вовсе лишены права разсказывать о подвигахъ нашихъ героевъ, быть проводниками патріотическихъ чувствъ, которыми живетъ и движется въ сію минуту вся Россія, то оставаться редакторомъ литературнаго журнала будетъ постыдно… Разв мы, редакторы этихъ журналовъ, не русскіе по сердцу и убжденіямъ? Можемъ ли мы оставаться въ эти минуты совершенно чуждыми великимъ совершающимся событіямъ? Можемъ ли подавить въ себ вс патріотическія стремленія, порыванія, чувства? Описывая петербургскія новости провиціальнымъ нашимъ читателямъ, мы не смемъ упомянуть о томъ, какъ Государь Императоръ изволилъ длать смотръ петербургской дружин государственнаго ополченія, энтузіазмъ всхъ видвшихъ это, наши впечатлнія, наши слезы, наши ощущенія при этомъ зрлищ!’

Князь Долгорукій уважилъ просьбу Папаева, и ему было разршено печатать нетолько повсти изъ военнаго быта, но и военныя корреспонденціи. Дозволеніе это, само собою разумется, простиралось и на всю прессу, которая не замедлила воспользоваться льготою. ‘Современникъ’ праздновалъ побду тмъ, что въ іюньской же книжк 1855 года появилось начало военныхъ разсказовъ гр. Л. Толстого, причемъ заглавіе перваго разсказа ‘Севастополь въ декабр мсяц, Л. H. Т.’ было напечатано въ оглавленіи нумера самымъ крупнымъ шрифтомъ. Посл этого разсказы и повсти изъ военнаго быта и корреспонденціи изъ-подъ Севастополя посыпались, какъ изъ рога изобилія, и ни одинъ нумеръ ‘Современника’ не обходился безъ нсколькихъ статей въ этомъ род {Ibid. 68.}.

Въ томъ же 1855 году было представлено въ московскую цензуру второе изданіе книги ‘Выбранныя мста изъ переписки Гоголя’. Московская цензура, сверхъ того, что было выпущено изъ перваго изданія, отмтила еще нсколько мстъ. Но князь Вяземскій подалъ слдующее мнніе по этому поводу: ‘Полагаю, что мста, отмченныя московскою цензурою въ книг ‘Выбранныя мста изъ переписки Гоголя’, могутъ и должны быть безъ малйшаго сомннія разршены къ перепечатанію. Боле того, желательно бы представить вновь и письма (19, 20, 21, 26 и 28), вовсе изъ помянутой книги исключенныя цензурою прежнихъ годовъ. Не помню въ подробности содержанія этихъ писемъ, но, судя по общему духу книги, духу высоконравственному, чисто религіозному и православному, нельзя не предполагать, что эти письма могутъ быть съ пользою допущены къ напечатанію. Впрочемъ, если и встртились бы въ нихъ нкоторыя рзкія выраженія, возбуждающія сомннія цензуры по своему изложенію, но вовсе не предосудительныя по смыслу, они не должны подвергаться безусловной строгости цензуры, эта рзкость выраженій принадлежитъ къ характеристическимъ особенностямъ таланта автора, и при общемъ направленіи настоящаго сочиненія, придастъ только боле блеска и живости разсужденіямъ нравственнымъ и назидательнымъ’ {Ibid. стр. 64.}.

Тотъ же 1855 годъ ознаменовался уничтоженіемъ того безусловнаго veto, которое тяготло надъ просьбами объ изданіи новыхъ періодическихъ изданій. Въ этомъ году было разршено изданіе разомъ двухъ московскихъ журналовъ ‘Русскаго Встника’ и ‘Русской Бесды’.

Г. Катковъ, въ просьб своей о изданіи новаго журнала, обратился къ министру народнаго просвщенія съ слдующими сло вами: ‘Просвщеніе, распространявшееся поверхностно и непосредственно изъ чуждыхъ источниковъ, теперь почувствовалось въ глубин собственной нашей народности. Прекрасные проблески поэзіи и искуства возвстили міру присутствіе новаго духовнаго дятеля въ семь человчества. Должно желать, чтобы образованіе наше укрплялось въ этомъ направленіи, чтобы все боле и боле прояснялся собственно русскій взглядъ на вещи, чтобы русскій умъ также свергъ съ себя иго чуждаго слова, чтобы наша литература, созрвая и обогащаясь, могла доставлять удовлетвореніе всмъ умственнымъ потребностямъ русскаго человка. Однхъ запретительныхъ мръ недостаточно для огражденія умовъ отъ несвойственныхъ вліяній, необходимо возбудить въ умахъ положительную силу, которая бы противодйствовала всему, ей не сродному. Къ сожалнію, мы въ этомъ отношеніи вооружены недостаточно… Отъ праздномыслія лучшее средство есть трудъ, совершаемый на глазахъ у всхъ, подлежащій общему суду и оцнк, и потому должно желать, чтобы сколь можно боле процвтали у насъ законныя и публичныя средоточенія умственной дятельности’.

Въ представленную при этой просьб программу новаго журнала г. Катковъ включилъ, между прочимъ, и политическій отдлъ. Этотъ отдлъ допускался до того времени лишь въ четырехъ газетахъ: ‘С.-Петербургскихъ’ и ‘Московскихъ Вдомостяхъ’, ‘Сверной Пчел’ и ‘Русскомъ Инвалид’, во всхъ же прочихъ періодическихъ изданіяхъ онъ издавна былъ безусловно воспрещенъ. Ходатайство г. Каткова было подкрплено письмомъ попечителя московскаго университета генералъ-адъютанта Назимова, который, отдавая ‘полную справедливссть отличнымъ способностямъ просителя’, представилъ лишь нсколько возраженій съ экономической точки зрнія относительно ‘Московскихъ Вдомостей’. Это побудило г. Каткова нсколько измнить свою программу, но политическій отдлъ былъ сохраненъ — и это была новая побда прессы, такъ какъ вслдъ за г. Катковымъ и вс прочія періодическія изданія исходатайствовали себ расширеніе своихъ программъ и дозволеніе говорить о политик {Ibid. 65,}.

Одновременно съ г. Катковымъ начали хлопотать объ изданіи новаго журнала и опальные московскіе славянофилы, но имъ было, конечно, гораздо трудне выхлопотать разршеніе. ‘Вскор посл того (то есть посл присяги новому Императору), говоритъ въ своихъ воспоминаніяхъ покойный Кошелевъ: — мы задумали издавать журналъ, но препятствій къ тому оказалось много. Въ сотрудникахъ, и весьма даровитыхъ, у насъ не было недостатка, но многіе изъ нихъ, Хомяковъ, И. Киревскій, К. Аксаковъ и нкоторые другіе, были подъ цензурною опалою, т. е. вс ихъ статьи должны были цензуроваться не въ Москв, а исключительно въ Петербург. Такое распоряженіе было сдлано вслдствіе статей, ими представленныхъ къ напечатанію во 2-й книг ‘Московскаго Сборника’. Я былъ нсколько разъ у попечителя университета В. И. Назимова, здилъ въ Петербургъ къ А. С. Норову, тогдашнему министру народнаго просвщенія, отправлялся туда и Хомяковъ. Наконецъ, посл долгихъ хлопотъ и разнаго рода разъясненій, особенно при горячемъ содйствіи В. И. Назимова, я получилъ разршеніе издавать журналъ подъ именемъ ‘Русская Бесда’ {‘Русскій Архивъ’, 1879 г., No 11, стр. 267.}.

Содйствіе В. И. Назимова въ этомъ дл заключалось въ двухъ письмахъ, посланныхъ имъ въ Главное правленіе цензуры и написанныхъ подъ несомнннымъ вліяніемъ и руководствомъ правителя канцеляріи Назимова, М. Н. Похвиснева {‘Русская Старина’, 1882 г., No 4, стр. 287.}. Въ первомъ письм онъ адресовался къ князю Вяземскому, и, между прочимъ, писалъ: ‘Москва, гд въ званіи издателей журнала когда-то дйствовали благороднйшіе представители русскаго слова, Карамзинъ и Жуковскій, гд въ томъ же званіи съ пользою трудился Каченовскій, Полевой, Надеждинъ и многіе другіе, гд возникла и развилась большая часть нашихъ талантовъ, въ настоящее время лишена всякой литературной дятельности и почти не иметъ журнала, въ которомъ московскіе ученые и литераторы могли бы размниваться своими мыслями и высказывать свои убжденія на пользу русскаго просвщенія. Я считаю излишнимъ входить здсь въ разсмотрніе причинъ такого упадка отечественной словесности въ город, гд она преимущественно процвтала въ прежнее время. Но, конечно, истинно любящіе русское просвщеніе пожелаютъ, чтобы наша словесность выведена была изъ этого усыпленія’… ‘Поступившее уже въ министерство народнаго просвщенія, говоритъ дале Назимовъ:— прошеніе Каткова объ изданіи въ Москв журнала, по моему мннію, не должно служить препятствіемъ къ другимъ предпріятіямъ подобнаго рода. Я даже думаю, что совмстное изданіе двухъ и боле журналовъ могло бы скоре дйствовать къ пробужденію полезной литературной дятельности въ Москв’ {Истор. свд. о ценз. въ Россіи, стр. 66.}.

Не получивъ никакого отвта на это письмо, Назимовъ обратился затмъ съ новымъ письмомъ на этотъ разъ къ самому министру А. С. Норову. ‘Вашему превосходительству не безъизвстно, писалъ онъ въ этомъ письм:— что въ послднее время публичная литературная дятельность, вслдствіе крайне стснительныхъ мръ цензуры, у насъ замтно ослабла. Стремленіе мысли и умственнаго развитія особенно должно было имть вредныя послдствія, какъ для успховъ отечественнаго просвщенія, такъ и вообще для нравственнаго состоянія русскаго общества, наша публика, уже достигшая извстной степени образованія, не находя для себя умственной пищи въ скудныхъ произведеніяхъ отечественнаго слова, по необходимости должна была обратиться къ источникамъ иностраннымъ, не всегда безукоризненнымъ, и въ нихъ почерпать вс свои насущныя свднія. Между тмъ, русская мысль и русское слово, при всхъ запретительныхъ мрахъ, не могли, однакожъ, совершенно остановиться въ своемъ развитіи: не имя возможности высказываться гласнымъ образомъ, они искали себ исхода на другомъ, боле безопасномъ пути, и вслдствіе этого приняли странное и совершенно неестественное направленіе. Вмсто печатной, гласной литературы образовалась литература безгласная, письменная. Въ рукахъ читающей публики появились, во множеств списковъ, разныя сочиненія по всмъ современнымъ вопросамъ наукъ и словесности, и между ними, разумется, нашли себ путь и рукописи, содержанія не совершенно одобрительнаго. Но что всего прискорбне: невозможность, въ которую были поставлены наши писатели, и вообще образованные люди печатно высказать свои мысли, была, можно сказать, одною изъ главныхъ причинъ того неудовольствія и того ропота, которые съ нкотораго времени обнаружились въ нашемъ обществ. Вс стснительныя по части народнаго просвщенія мры вызваны были, какъ мн кажется, излишнемъ опасеніемъ революціонныхъ идей, волнующихъ умы въ Западной Европ. Пора, наконецъ, убдиться, что эти идеи, какъ совершенно намъ чуждыя и противоположныя кореннымъ началамъ русской жизни, не могутъ имть вліянія на дйствія большинства нашего общества. Впрочемъ, русское правительство такъ сильно, что оно всегда можетъ съ успхомъ противодйствовать вторженію вредныхъ и ложныхъ началъ, не препятствуя черезъ то правильному и неизбжному ходу просвщенія. Въ настоящее время необходимо дать большій просторъ и движеніе нашей умственной жизни, для чего слдуетъ поощрять нашихъ писателей и наши таланты, обращая ихъ отъ вреднаго бездйствія, въ которомъ они коснютъ, разршаясь только въ безплодныхъ стованіяхъ, къ трудамъ полезнымъ. Само собою разумется, что одною изъ первыхъ мръ, для достиженія этой цли, должно быть смягченіе цензурныхъ правилъ, доведенныхъ въ послднее время до такой степени строгой придирчивости, при которой уже невозможна никакая литература. Не входя въ подробности по этому вопросу, я скажу только, что для выхода изъ того запутаннаго положенія, въ которое поставлена наша цензура, необходимо вернуться къ коренному уставу 1828 года, отмнивъ вс послдующія дополнительныя постановленія, ничего существенно недополняющія и только затрудняющія прямыя дйствія благоразумной цензуры’…

Дале затмъ Назимовъ изглагаетъ исторію славянофильства въ Россіи, стараясь оградить славяновиловъ отъ несправедливыхъ подозрній ихъ въ неблагонамренности. Такъ онъ доказываетъ, что славянофилы не имютъ ничего общаго съ панславистами, кличкою, сочиненною западными публицистами, что возникли они вслдствіе отрезвленія посл упоенія иноземными образцами и обращенія къ изученію отечественной старины и исторіи, причемъ само правительство одобряло и поощряло нашихъ ученыхъ и литераторовъ на этомъ благородномъ пути, доказательствомъ чего служатъ учрежденіе археологической комиссіи и изданіе разныхъ актовъ историческаго и юридическаго содержанія и древностей государства Россійскаго.

‘Къ сожалнію, пишетъ онъ дале:— нашлись люди, которые заподозрили такъ называемыхъ славянофиловъ въ какихъ-то политическихъ замыслахъ и признали ихъ людьми опасными и вредными, чмъ-то въ род якобинцевъ, тогда какъ это люди весьма мирные, благочестивые отцы семейства, помщики, вовсе не помышляющіе о нарушеніи законнаго порядка вещей. Можно отвергать крайніе выводы ихъ мннія, но нельзя вполн осуждать самое направленіе, потому что оно основано на чистой любви ко всему отечественному, къ уставамъ нашей церкви, къ народнымъ нашимъ обычаямъ, къ нашему родному языку и, вмст съ тмъ, на сочувствіи къ единоплеменнымъ и единоврнымъ народамъ. Люди, раздляющіе этотъ образъ мыслей, даже и въ его исключительности, отличаются благородными нравственными свойствами и не заслуживаютъ того нареканія, которому они. по недоразумнію, подверглись со стороны правительства. Если же обвинять всхъ любящихъ славянскую старину и исторію, то, пожалуй, можно назвать славянофилами и лучшихъ нашихъ писателей. Карамзинъ, Пушкинъ, Грибодовъ, Гоголь любили обращаться мыслію къ древней Россіи и въ ней искать примровъ для ныншняго поколнія, однакожь, никто изъ благонамренныхъ и просвщенныхъ людей не почиталъ ихъ опасными и вредными писателями. Замчательно, что между такъ называемыми московскими славянофилами есть люди съ истиннымъ талантомъ. Приведу имена Хомякова, Аксаковыхъ, Киревскаго’ {‘Русская Старина’, 1882 г., No 2, стр. 484—490.}…

Старанія Кошелева, подкрпленныя подобнымъ энергическимъ ходатайствомъ Назимова, получили, какъ мы говорили уже, успхъ и изданіе ‘Русской Бесды’ было допущено. Мало того, въ первый же годъ существованія этого журнала редакторы нашли возможность помстить въ немъ, почти вс т статьи, которыя предполагались для 2-го выпуска ‘Московскаго Сборника’ и были причиною недопущенія этого выпуска къ печати. Даже статья Аксакова ‘Богатыри великаго князя Владиміра’, показавшаяся въ прежнее время чуть-что не революціонною, теперь была пропущена, хотя и въ настоящее время она возбудила въ Главномъ правленіи цензуры не малую борьбу. Такъ одинъ изъ членовъ Главнаго правленія отозвался о ней, что это ‘рукопись безполезная, отчасти безсмысленная, а между тмъ общее ея направленіе состоитъ въ томъ, чтобы выказать прелесть бывшей вольности’. Другой членъ д. с. с. Рихтеръ написалъ слдующее: ‘Я не знаю, вредно ли славянофильство или нтъ, но я убжденъ въ томъ, что излишняя строгость цензуры направленія мыслей не измнитъ, а, напротивъ, придастъ имъ боле силы. Я направленія славянофильскаго не раздляю, и по сему самому считаю напечатаніе статьи ‘О богатыряхъ’ скоре полезнымъ… Статья эта безъ сомннія подвергнется критик, между тмъ, какъ мысли, которыя принуждены укрываться, остаются безъ всякаго контроля, безъ всякаго обсужденія и тмъ самымъ гораздо легче могутъ сдлаться впослдствіи опасными’.

Отзывы всхъ прочихъ членовъ Главнаго управленія сгруппировались около двухъ выше приведенныхъ мнній, но рзче и сильне всхъ и на этотъ разъ высказался кн. Вяземскій. Онъ устранилъ вопросъ о политическомъ значеніи славянофильскихъ идей, какъ неподлежащій вднію цензуры’. Въ отношеній же чисто литературномъ, писалъ онъ:— невозможно признать въ стать ничего предосудительнаго… Цензура должна судить не лицо, не автора, а только представленное имъ сочиненіе. Если совращать ее съ прямыхъ правилъ, коими руководствоваться она должна въ силу даннаго ей устава, требовать, чтобы она иначе смотрла на рукописи славянофила, нежели на рукопись послдователя натуральной школы, то сужденія ея будутъ пристрастны, своевольны и слдовательно противузаконны. Что же касается прямо до статьи ‘О богатыряхъ’, я никакъ не могу доискаться въ ней политическаго значенія и, во-первыхъ, просто потому, что не могу признать автора ея сумасшедшимъ, а одному безумію можно было бы приписать намреніе противодйствовать существующему законному порядку полу-историческою, полу-баснословною картиною нравовъ, обычаевъ и поврій, существовавшихъ въ Россіи почти за 1000 лтъ до насъ. Даже и стованія объ этой отдаленной эпох могутъ быть также неважны и чужды всякаго политическаго умысла, какъ общія стованія поэтовъ о золотомъ вк… Въ дополненіе къ моимъ замчаніямъ, позволяю себ подкрпить ихъ общимъ замчаніемъ. Боле 40 лтъ принадлежу я къ званію писателей. Съ нкоторымъ самолюбіемъ и съ благодарностью замчу, что дятельности моей по этому званію отчасти обязанъ я возможностью и честью подавать нын голосъ мой въ Главномъ управленіи цензуры. Такимъ образомъ, думаю, безъ излишней гордости, что нельзя отказать мн, по крайней мр, въ опытности по этому вопросу. Руководствуясь этою опытностью и добросовстнымъ убжденіемъ, которое, впрочемъ, раздляли со мною лучшіе и благороднйшіе писатели, начиная съ Карамзина и Жуковскаго, скажу откровенно, что вс многочисленныя, подозрительныя и слишкомъ хитро обдуманныя притсненія цензуры не служатъ къ измненію въ направленіи мыслей, понятій и сочувствій. Напротивъ, они только раздражаютъ умы и отвлекаютъ отъ правительства людей, которые, по дарованіямъ своимъ, могутъ быть ему полезны и нужны. Наконецъ, эти притсненія могутъ именно возродить ту опасность, отъ которой думаютъ отдлаться прозорливостью цензурной строгости. Они могутъ составить систематическую оппозицію, которая и безъ журнальныхъ статей и мимо стоокой цензуры, получитъ въ обществ значеніе, всъ и вліяніе… Слдуетъ опасаться дйствія и послдствій насильственнаго молчанія. Въ умренной свобод излагаемыя мннія, желанія, даже и тогда, когда они не буквально согласны съ общимъ порядкомъ и ходомъ дйствительности, уже и тмъ безвредны, что они самымъ дломъ выраженія испаряются и къ тому же обезсиливаются и нейтрализуются противодйствіемъ другихъ мнній, другихъ воззрній, направленій. Взаперти всякій протестъ, даже въ основаніи своемъ безопасный, крпнетъ и безмолвно вооружается, правительство обязано заботиться о текущемъ дн и случайныхъ явленіяхъ, съ нимъ сопряженныхъ, по еще боле должно пещись о будущемъ и о событіяхъ, которыя могутъ зародиться въ настоящемъ, чтобы впослдствіи созрть и осуществиться’ {Истор. свд. о ценз. въ Россіи, стр. 69—71.}.

Подкрпленная такою энергическою рчью кн. Вяземскаго, прогрессивная партія Главнаго правленія цензуры превозмогла, и статья ‘О богатыряхъ’ была пропущена. Мы нарочно сдлали подробныя выписки изъ записки кн. Вяземскаго, чтобы показать, какія рчи начали ежедневно раздаваться въ стнахъ Главнаго правленія цензуры, какія мннія съ каждымъ днемъ все боле и боле превозмогали въ немъ, и какими способами велась та борьба, о которой мы выше говорили. 1855 годъ ограничился тми первыми завоеваніями, о которыхъ шла рчь въ этой глав, т. е. періодическая пресса получила право печатать военныя корреспонденціи, и было разршено два новыхъ журнала. Въ общемъ же тон журналистика была попрежнему крайне сдержанна, робка, состояла исключительно изъ беллетристическихъ произведеній, сухихъ ученыхъ статей и индифферентныхъ извстій о новостяхъ наукъ, искуствъ, промышленности, изобртеній и т. п., однимъ словомъ, ничмъ еще пока не отличалась отъ беллетристики начала 50-хъ годовъ. Довольно сказать, что, когда въ ‘Современник’ въ конц 1855 года начался рядъ статей подъ заглавіемъ ‘Очерки гоголевскаго періода’, имвшихъ спеціальную цль опредлить значеніе Гоголя и критика его Блинскаго, авторъ этихъ статей не смлъ назвать Блинскаго по имени. Въ первой стать, онъ называетъ его ‘авторомъ статей о Пушкин’, статьи его именуетъ глухо ‘критикою гоголевскаго періода, центромъ которой были ‘Отечественныя Записки’, а въ другомъ мст говоритъ, что только-что высказанное мнніе извлечено имъ изъ статьи ‘О русской повсти и повстяхъ Гоголя’, напечатанной ровно двадцать лтъ тому назадъ въ ‘Телескоп’, 1835 г., часть XXVI, и принадлежавшей автору ‘Статей о Пушкин’. И только въ шестой уже стать, напечатанной въ іюльской книжк 1856 г., авторъ ршается впервые упомянуть имя Блинскаго, и сказать прямо, что главнымъ дятелемъ критики гоголевскаго періода былъ Блинскій. Изъ этого одного мы можемъ судить, какими медленными шагами выходила пресса наша изъ той подавленности, въ которой она находилась до 1855 года.

Выше мы видли, что въ либеральныхъ рчахъ прогрессивной партіи Главнаго управленія цензуры часто въ то время проскальзывало мнніе, что излишнія строгости цензуры ведутъ къ тому, что идеи, вмсто того, чтобы проводиться прямымъ путемъ въ легальной пресс, переходятъ на нелегальный путь, начинаютъ распространяться въ публик въ рукописяхъ или напечатанныхъ за-границею и тайно провозимыхъ нецензурныхъ сочиненіяхъ. Дйствительно, никогда въ публик не циркулировала такая масса рукописной и печатной нецензурной литературы, какъ именно въ разсматриваемое нами время. Очень понятно, что сдлавши первые шаги къ освобожденію прессы отъ излишнихъ цензурныхъ стсненій, правительство тотчасъ же озаботилось принять мры къ искорененію нецензурной литературы. Такъ циркуляромъ 26-го декабря 1855 г. было предложено министромъ внутреннихъ длъ, С. Ланскимъ, всмъ начальникамъ губерній ‘строго наблюдать за водвореніемъ издаваемыхъ за-границею на русскомъ язык разныхъ сочиненій, и своевременно останавливать этотъ незаконный промыселъ’. 26-го октября 1857 г. циркуляръ этотъ былъ снова подтвержденъ: ‘Между тмъ сочиненія эти продолжаютъ печататься за-границей. Министерству внутреннихъ длъ извстно, что нкоторыя изъ нихъ появляются въ Россіи и находятся въ обращеніи между частными лицами. Въ отвращеніе сего вновь предлагаю усилить мры осторожности и самымъ тщательнымъ образомъ слдить за появленіемъ всхъ вообще издаваемыхъ за границею на русскомъ язык предметовъ книгопечатанія, изготовляемыхъ тамъ нын возмутительныхъ сочиненій, имющихъ цлію поколебать основанія гражданскаго устройства нашего, и въ случа открытія сей контрабанды немедленно оную конфисковать, и доставлять въ министерство внутреннихъ длъ, адресуя прямо ко мн въ собственныя руки.

Вмст съ тмъ русское правительство снеслось съ правительствами дружественныхъ державъ, какъ, напримръ, Пруссіи и Саксоніи, о недопущеніи въ предлы этихъ державъ заграничной русской прессы.

II.

Въ 1856 и 1857 годахъ въ журналистик замчается гораздо боле оживленія и смлости. Само правительство какъ бы возбуждаетъ прессу изъ ея прежней летаргія и подаетъ ей примръ гласности. Такъ въ ‘Морскомъ Сборник’ въ неоффиціальномъ отдл, между прочимъ поднимается рядъ жгучихъ вопросовъ о воспитаніи, совершенно въ разрзъ съ господствовавшею до того времени воспитательной системой. Статьи Бема и знаменитые ‘Вопросы жизни’ Н. И. Пирогова произвели сенсацію не столько по своему содержанію, сколько именно потому, что возможность появленія ихъ въ печати, и притомъ въ оффиціальномъ орган, производило впечатлніе отреченія правительства отъ прежнихъ порядковъ, объявленіе новой программы дйствій, а для печати это было своего рода поднятіе шлагбаума и приглашеніе къ участію въ обсужденіи цлаго ряда новыхъ и существенныхъ вопросовъ, которые у всхъ были на ум и на язык. Статьи Бема и Пирогова сдлались предметами горячихъ обсужденій и восторженныхъ дифирамбовъ во всей журналистик. ‘Нумера такого спеціально казеннаго журнала, какъ ‘Морской Сборникъ’, до той поры не выходившіе изъ предловъ морскаго вдомства, сдлались вдругъ настольными книгами у каждаго литератора и начали вращаться въ салонахъ на ряду съ ‘Современникомъ’, ‘Отечественными Записками’ и прочими журналами.

Но не ограничиваясь однми статьями о воспитаніи, ‘Морской Сборникъ’ первый подалъ примръ обличательной гласности, допустивши на своихъ страницахъ печатаніе статей, обнаруживавшихъ различныя злоупотребленія во время севастопольской войны чиновъ, какъ морского, такъ и прочихъ военныхъ вдомствъ. Примру ‘Морского’ послдовалъ и ‘Военный Сборникъ’, въ свою очередь открывшій на своихъ страницахъ обличительный отдлъ. Даже въ журнал ‘Министерства Внутреннихъ длъ’, въ Правительственномъ указател помщались иногда статьи, заключающія въ себ описанія неправильныхъ и ошибочныхъ дйствій мстныхъ начальствъ, и кн. Вяземскій сдлалъ даже 12 іюня 1857 г. распоряженіе о неперепечатываніи ихъ въ прочихъ періодическихъ изданіяхъ на томъ основаніи, что ‘въ орган министерства он приличны, даже необходимы, но перепечатываніе ихъ въ другихъ сочиненіяхъ и періодическихъ изданіяхъ совершенно неумстно’. {Сборн. постановл. и распоряж. по ценз., стр. 413.}

Пресса, конечно, не замедлила послдовать этимъ примрамъ, преподаннымъ ей самимъ правительствомъ. Начался періодъ ‘обличительной гласности’ и горячаго обсужденія цлаго ряда вопросовъ, поднятыхъ жизнію. Появился рядъ новыхъ журналовъ. Многое, что лежало въ авторскихъ портфеляхъ, никогда не надясь выйти на свтъ, было теперь пропущено цензурою безпрепятственно. Литература входила въ моду, къ голосу ея внимательно прислушивались, ею интересовались, начинали бояться ея обличеній и приговоровъ. Высокопоставленныя лица приходили въ книжные магазины справляться, не вышло ли чего новенькаго. Не обходилось ни одного реформеннаго вопроса, въ ршеніе котораго литература не приняла бы самаго горячаго и вліятельнаго участія. Ниже мы разсмотримъ спеціально отношеніе цензуры къ пресс при ршеніи различныхъ реформенныхъ вопросовъ, какъ-то вопроса о гласности, объ освобожденіи крестьянъ, откупнаго, судебнаго и пр. Теперь же пока мы ограничимся характеристикою общаго отношенія цензуры къ печати конца 50 хъ годовъ.

Очень понятно, что съ усиленіемъ пульса общественной жизни и съ поднятіемъ ряда существенныхъ вопросовъ, со всхъ сторонъ начали раздаваться голоса противъ излишнихъ строгостей цензуры. Такъ представитель с.-петербургскаго цензурнаго комитета кн. Щербатовъ вооружался противъ множественности цензуръ и писалъ Норову: Нердко бываетъ, что одно вдомство допускаетъ гласность какихъ-либо фактовъ, а другое запрещаетъ подобное, вслдствіе чего, естественно рождается въ писателяхъ и читателяхъ недоумніе и даже жалобы’, и слова кн. Щербатова воочію передъ глазами всего министерства подтверждались вопіющимъ фактомъ: въ 1856 году была представлена въ Главное управленіе цензуры рукопись ‘Хозяйственное обозрніе Оренбургскаго края’ изъ с.-петербургскаго комитета, и затмъ она поочередно перебывала въ министерствахъ внутреннихъ длъ и финансовъ, въ вдомствахъ и почтовомъ и военно-учебныхъ заведеній, и у оберъ-прокурора Синода. {Истор. свд. о ценз. въ Россіи, стр. 73.}

Предсдатель московскаго цензурнаго комитета Назимовъ въ свою очередь писалъ Норову, что для оживленія литературы необходимо смягченіе самыхъ правилъ цензурныхъ, доведенныхъ въ послднее время до такой степени строгой придирчивости, при которой уже невозможна никакая литература’. ‘Не входя въ подробности по этому вопросу, писалъ онъ: — я скажу только, что для выхода изъ того запутаннаго положенія, въ которое поставлена наша цензура, необходимо вернуться къ коренному уставу 1828 года, отмнивъ вс послдующія дополнительныя постановленія, ничего существеннаго недополняющія и только затрудняющія прямыя дйствія благоразумной цензуры’{Ibid., стр. 71.}.

Не остался въ долгу передъ министерствомъ и новый предсдатель одесскаго цензурнаго комитета Н. И. Пироговъ и въ свою очередь представлялъ министру о своихъ затрудненіяхъ въ виду несоотвтствія цензурныхъ постановленій съ новымъ духомъ времени. ‘Съ нкотораго времени, писалъ онъ:— начали появляться во многихъ журналахъ и газетахъ обихъ столицъ статьи, въ которыхъ гласно высказываются мннія о разныхъ вопросахъ общественнаго и служебнаго интереса, не исключая даже и самаго значенія цензурнаго устава… Статьи эти, какъ по предмету содержанія, такъ и по духу самаго изложенія, ни мало не отвергая неоспоримой благонамренности ихъ, выходятъ изъ ряда тхъ постановленій, которыми руководствуются досел цензора ввреннаго управленію моему одесскаго цензурнаго комитета и поставляютъ ихъ въ крайнее затрудненіе отъ отношеній редакцій и авторовъ, навлекая незаслуженныя нареканія въ публик. Цензора, соблюдая во всей точности предписанныя имъ въ руководство правила и не имя въ виду позднйшихъ распоряженій, измняющихъ дйствія ихъ по внутренней цензур, остаются попрежнему строгими исполнителями предписанныхъ постановленій, авторы же и публика, ссылаясь на статьи ‘Русскаго Встника’, ‘Морского Сборника’, ‘Сына Отечества’ и другихъ журналовъ, требуютъ отъ цензоровъ, по духу и направленію этихъ статей, соразмрнаго снисхожденія, и приносятъ мн постоянно жалобы, а черезъ то побуждаютъ и самихъ цензоровъ обращаться ко мн за наставленіями…’ {Ibid., стр. 76.}

Частныя лица, въ свою очередь, при каждомъ случа длали съ своей стороны заявленія о ненормальности цензурныхъ постановленій. Такъ, напримръ, г. Катковъ въ объяснительной записк, представленной министру народнаго просвщенія, приписывалъ цензурнымъ затрудненіямъ и слишкомъ подозрительному контролю надъ мыслію, замчаемый въ натаемъ обществ упадокъ религіознаго чувства. ‘Нельзя безъ грусти, писалъ онъ: — видть, какъ въ русской мысли постепенно усиливается равнодушіе къ великимъ интересамъ религіи. Это слдствіе тхъ преградъ, которыми хотятъ насильственно выдлить высшіе интересы изъ живой мысли и живаго слова образованнаго русскаго общества. Вотъ почему въ литератур нашей замчается совершенное отсутствіе религіознаго направленія. Гд возможно повторять только казенныя и стереотипныя фразы, тамъ теряется довріе къ религіозному чувству, тамъ всякій поневол совстится выражать его, и русскій писатель никогда не посметъ говорить публик тономъ полнаго религіознаго убжденія, какимъ могутъ говорить писатели другихъ странъ, гд нтъ спеціальной духовной цензуры… Въ такомъ великомъ дл мы не должны ограничивать горизонтъ нашъ настоящимъ поколніемъ, и съ грустію должны сознаться, что будущность нашего отечества не общаетъ добра, если продлится эта система отчужденія мысли, этотъ ревнивый и недоброжелательный контроль надъ нею. Не добромъ помянутъ насъ потомки наши, вникая въ причины глубокаго упадка религіознаго чувства и высшихъ нравственныхъ интересовъ въ народ. Признаки этого упадка замчаются и теперь, и намъ, живущимъ среди общества и имющимъ возможность наблюдать жизнь въ самой жизни, признаки эти замтне, нежели оффиціальнымъ дятелямъ, которые по своему положенію, иногда при всей доброй вол, не могутъ усмотрть, нетолько оцнить многихъ характеристическихъ явленій въ народной жизни’ {Ibid, стр. 72.}.

Но, несмотря на вс эти либеральныя заявленія и протесты, практика цензурныхъ комитетовъ шла все тмъ же прежнимъ, рутиннымъ порядкомъ. При всемъ томъ, что въ литератур проходило многое такое, о чемъ до 1855 года не смли бы и заикнуться, рядомъ съ этимъ не мене часто запрещались или подвергались гнву начальства такія вещи, которыя по своей невинности не многимъ отличались отъ вольнаго духа поваренной книжки Авдевой. Не говоря уже о томъ, что открытые приверженцы дореформенныхъ порядковъ не падали духомъ, упорно отстаивали каждый шагъ, на который дерзала пресса, х гд только было возможно, дйствовали беззастнчиво, вполн въ дух цензуры начала пятидесятыхъ годовъ, но и сама приверженцы реформъ иногда не отставали отъ нихъ. Воспитанные эпохою тридцатыхъ и сороковыхъ годовъ, они до такой степени свыклись съ порядками этой эпохи, всосали въ плоть и кровь духъ ея, что въ то время, какъ въ общемъ направленіи своихъ мыслей, рчей и поступковъ, вполн искренне подчинялись духу новыхъ идей и вліяній, при встрч же съ тмъ или другимъ чистымъ фактомъ иногда вдругъ приходили въ смущеніе и прибгали къ старой рутин. Такое смущеніе овладло, напримръ, I. Ростовцевымъ, который впослдствіи, какъ извстно, вполн искренне стоялъ во глав крестьянской реформы. И вдругъ не боле, какъ за годъ, за два передъ этимъ, онъ выступилъ самымъ ршительнымъ образомъ противъ излишняго либерализма прессы. Когда вслдствіе поднятого вопроса о реформ воспитанія первымъ длом] было сдлано распоряженіе о томъ, чтобы въ гражданскія учебныя мста не назначали воспитателей изъ военныхъ, газеты и журналы, конечно, съ энтузіазмомъ привтствовали эту мру правительства, но боле всхъ размахнулись ‘С.-Петербургскія Вдомости,’, посвятивъ этой реформ цлый фельетонъ и распространившись въ немъ о преимуществ статскихъ воспитателей передъ военными. Статья была вполн невиннаго и приличнаго содержанія, и производила впечатлніе дифирамба новому царствованію. Тмъ не мене I. Ростовцеву она показалась неприличною, и онъ обратился съ докладомъ о ней къ самому Государю, заявивъ, что статья эта оскорбительна памяти покойнаго государя, оскорбительна для военнаго вдомства, что, наконецъ, такое выраженіе сочувствія новывъ распоряженіямъ есть какъ бы осужденіе старыхъ.

Государь, выслушавъ докладъ Ростовцева, препроводилъ дло на разсмотрніе министерства народнаго просвщенія. Въ цензурномъ вдомств произошелъ переполохъ. Цензоръ, пропустившій статью, получилъ, конечно, надлежащій выговоръ. Обратились въ редакцію ‘С.-Петербургскихъ Вдомостей’ за справкою, о томъ, кто авторъ статьи, и оказалось вдругъ, что статью писалъ подчиненный Ростовцева, учитель московскаго кадетскаго корпуса Батистовъ. Кн. Вяземскій доложилъ объ этомъ государю, и затмъ объ этомъ было доведено до свднія Ростовцева. Послдній, проглотивъ поднесенную ему кн. Вяземскимъ пилюлю, утшился тмъ, что приказалъ немедленно уволить Батистова изъ вдомства военно-учебныхъ заведеній, что и было исполнено, несмотря на вс ходатайства директора московскаго кадетскаго корпуса за Батистова, какъ за одного изъ лучшихъ преподавателей. Вслдъ затмъ, какъ прямой результатъ этого происшествія, былъ объявленъ министромъ народнаго просвщенія по высочайшему повелнію циркуляръ, отъ 15-го августа 1857 года, с.-петербургскому и московскому цензурнымъ комитетамъ о томъ, что ‘при выраженіи сочувствія къ правительственнымъ мрамъ, принимаемымъ ныншнимъ правительствомъ, не должно быть дозволяемо къ печатанію порицаніе мръ прошедшаго царствоваванія, имвшихъ еще недавно законную силу’. Вмст съ тмъ было ‘обращено вниманіе цензуры на вс сочиненія и особенно журнальныя статьи, въ которыхъ было бы въ невыгодномъ вид противопоставляемо военное вдомство гражданскому, или обратно’ {‘Сборн. ценз. постан.’, стр. 414.}.

Одновременно съ этимъ былъ изданъ циркуляръ, чтобы вс поступающія на разсмотрніе статьи о книг барона Корфа: ‘Восшествіе на престолъ императора Николая І-го’ должны быть представляемы на разсмотрніе въ Главное управленіе цензуры.

Въ No 4-мъ ‘Экономическаго Указателя’ (26-го января 1857 года) была напечатана статья г. Е. Даманскаго ‘Китайскія ассигнаціи’. Говоря о томъ, что Китай раньше Европы былъ знакомъ съ ассигнаціями, г. Даманскій разсказываетъ вкратц исторію китайскихъ ассигнацій, и при этомъ высказываетъ нсколько элементарныхъ финансовыхъ истинъ о томъ, какой вредъ приноситъ чрезмрный выпускъ ассигнацій, роняя кредитъ государства, производя паденіе куреа, общую дороговизну и пр. Однимъ словомъ, совершенно скромно и безобидно здсь проводится рядъ такихъ азбучныхъ трюизмовъ, какіе вы найдете въ любомъ курс финансоваго права. Тмъ не мене, министру финансовъ показалась эта статья неприличною, и напрасно кн. Щербатовъ съ своей стороны обратился съ представленіемъ въ главное правленіе цензуры, что ‘если мнніе цензурнаго комитета не будетъ признано достойнымъ уваженія и если оцнка статей не будетъ основана на чисто научныхъ соображеніяхъ, а на толкованіяхъ, подлежащихъ личному взгляду того или другого вдомства, то цензурный комитетъ будетъ находиться въ крайнемъ затрудненіи’. Министръ финансовъ, гр. Канкринъ, вошелъ съ докладомъ о стать г. Даманскаго, и 28-го марта 1857 года послдовало ршеніе: ‘не допускать къ печати статей, подобныхъ стать Е. Даманскаго’ {‘Сборн. постан. по ценз.’, стр. 412.}.

Въ томъ же ‘Экономическомъ Указател’, въ No 11-мъ, 1857 года, былъ напечатанъ юмористическій фбльетончикъ, въ которомъ проводилась совершенно безобидная параллель годовыхъ расходовъ трехъ чиновниковъ, одного — имющаго крупное мсто въ род начальника отдленія и получающаго солидное жалованье, другого — средняго оклада и третьяго — канцелярскаго служителя. При этомъ чиновникъ средняго оклада, Альчиковъ, изображенъ либераломъ, слдящимъ за новыми вяніями, и въ порыв своего либерализма онъ разражается тирадами въ род нижеслдующей:

‘— Чортъ знаетъ, что у насъ министръ куралеситъ! Мальчишку въ вице-директоры посадить! Экая важность, что статскій совтникъ! Вотъ у насъ есть еще трое статскихъ совтниковъ, начальники отдленія. Зачмъ было обижать старыхъ чиновниковъ, у которыхъ и пряжки почтенныя, и опытность, и все такое… Эхма! порядковъ нашихъ его высокопревосходительство не знаетъ, а туда же перестраивать на свой ладъ все хочетъ’ и т. д.

Подобная тирада, конечно, кмъ нибудь была признана неприличною, послдовалъ докладъ и затмъ циркуляромъ по цензурнымъ комитетамъ было объявлено: поставить на видъ цензур, дабы она была осмотрительне при пропуск статей, подобныхъ помщенной въ No 11-мъ ‘Экономическаго Указателя’, подъ заглавіемъ: ‘Бюджеты петербургскихъ чиновниковъ’, замчательной по неприличію сужденій, особенно въ разговор Альчикова’ {Ibid., стр. 412.}.

Попрежнему на цензуру, сверхъ чисто-полицейской обязанности слдить за благонамренностью прессы, возлагалась иногда обязанность патріархальной опеки на воззрнія народа, и нетоліко русскаго, но даже и армянъ. Такъ въ томъ же 1857 году былъ напечатанъ календарь на армянскомъ язык, и въ немъ было помщено нсколько предсказаній о добрыхъ и дурныхъ дняхъ и толкованій сновъ. И вотъ 20-го мая 1857 года послдовало отношеніе московскому цензурному комитету: ‘на будущее время не помщать въ календар, какъ книг положительной и основанной на научныхъ данныхъ, статей, могущихъ возбуждать и питать суеврные предразсудки’ {Ibid., стр. 413.}.

Даже и множественность цензуръ, несмотря на вс протесты со стороны предсдателей цензурныхъ комитетовъ, нетолько не сокращалась, а, напротивъ, возростала. Такъ 16-го іюля 1857 года были сдланы слдующія два распоряженія по московскому цензурному комитету: 1) вс статьи, касающіяся Земли Войска Черноморскаго должны быть препровождаемы на предварительное разсмотрніе канцеляріи кавказскаго комитета и 2) статьи, касающіяся до правительственныхъ распоряженій въ Сибири, а также т, гд помщаются историческія, статистическія, этнографическія и тому подобныя свднія объ означенномъ кра, должны быть препровождаемы на предварительное разсмотрніе въ канцелярію сибирскаго комитета.

Но въ наиболе затруднительное положеніе было поставлено министерство народнаго просвщенія послдовавшимъ въ 1857 году разршеніемъ министрамъ и главноуправляющимъ отдльными вдомствами докладывать Государю о статьяхъ, въ которыхъ проявляются сужденія о вопросахъ государственныхъ или стремленіе къ нововведеніямъ.

Очень возможно, что мра эта была предпринята съ намреніями вполн либеральными: именно, чтобы имть свднія о томъ, какъ отзывается литература на поднятые вопросы и чего желаетъ общество, но приверженцы старыхъ порядковъ не замедлили обратить эту мру въ свою пользу и воспользовались ею для доносовъ на вредное направленіе литературы. Такъ отъ одного вдомства послдовало донесеніе на высочайшее усмотрніе о нкоторыхъ вышедшихъ въ послднее время неодобрительныхъ статьяхъ, и между прочимъ о роман Мельникова ‘Старые годы’, несмотря на то, что романъ этотъ не имлъ никакого отношенія къ этому вдомству.

Въ отвтъ на это донесеніе кн. Вяземскій представилъ, что, по его мннію, изъ числа вышеозначенныхъ статей только одна касается злоупотребленій по тому вдомству, которое на нихъ указывало, остальныя же не должны были бы, писалъ кн. Вяземскій: ‘подлежать по моему мннію, разсмотрнію этого вдомства. Мн кажется, что въ этомъ отношеніи участіе гг. министровъ въ длахъ, подлежащихъ вдомству цензуры, должно быть ясно и твердо опредлено и положительно ограничено высочайшими выраженіями Государя императора. Изъ помянутой высочайшей резолюціи слдуетъ, что на гг. министровъ возлагается только на будущее время обязанность слдить за періодическими изданіями, и то исключительно въ отношеніи тхъ статей, которыя касаются постановленій и распоряженій ихъ личнаго вдомства, не входя въ постороннія и чисто литературныя отрасли и не устремляя обратнымъ путемъ изслдованій своихъ на такія статьи, которыя уже нсколько мсяцевъ тому напечатаны, и въ которыхъ, какъ напримръ, здсь (романъ ‘Старые годы’), описываются нравы и личный бытъ людей тысячи семисотыхъ годовъ, что уже совершенно чуждо государственныхъ вопросовъ и стремленія къ нововведеніямъ. Иначе, если вс министерства будутъ входить въ разсмотрніе разнородныхъ сочиненій, не имющихъ никакого характера ни административнаго, ни политическаго, и подвергать заднимъ числомъ сужденію своему даже повсти и романы, то дло цензуры, при множеств журналовъ, нын издающихся, такъ осложнится и расплодитъ такую переписку, что добросовстное длопроизводство по этому предмету окажется невозможнымъ’ {Истор. свд. о ценз. въ Россіи, стр. 76.}.

Но какъ ни отписывался кн. Вяземскій, давленіе реакціонеровъ было все-таки настолько сильно, что 14-го ноября 1857 года министерство должно было послать по цензурнымъ комитетамъ циркуляръ, по своей крайней туманности и неопредленности показывающій, что циркуляръ этотъ былъ вовсе не добровольнымъ дйствіемъ министерства, а былъ вынужденъ обстоятельствами и совершенно не согласовался съ духомъ министерства. Вотъ этотъ циркуляръ:

‘Съ нкотораго времени начали появляться въ нашихъ періодическихъ изданіяхъ сужденія слишкомъ смлыя, касающіяся вопросовъ государственныхъ и также стремящіяся къ нововведеніямъ. Эти сужденія весьма часто несогласны съ видами правительства. Конечно, не надлежитъ смшивать благороднаго желанія улучшеній съ тенденціями къ политическимъ преобразованіямъ, но сіи послднія не рдко облекаются въ благовидныя наружныя формы, и потому гг. цензора обязаны съ необходимою прозорливостью вникать въ духъ сочиненій и, покровительствуя науку, не давать хода вреднымъ умозрніямъ. Обязываясь покорнйше просить ваше… обративъ особенное вниманіе на сочиненія, въ которыхъ могутъ скрываться означенныя направленія, предписать гг. цензорамъ усугубить просвщенную строгость при разршеніи иныхъ къ печати’ {Сборн. ценз. постанов., стр. 418.}.

Очень понятно, что своею двусмысленностью циркуляръ этотъ не достигалъ никакихъ опредленныхъ результатовъ, и лишь подливалъ масла въ огонь: либеральнымъ цензорамъ онъ развязывалъ руки пропускать что угодно, подъ тмъ предлогомъ, что они въ пропускаемой стать не усмотрли никакой тенденціи къ политическимъ преобразованіямъ, а лишь одну науку, которую циркуляръ обязываетъ покровительствовать, цензора же противнаго лагеря на основаніи того же циркуляра смло могли стать на почву Бутурлинскаго комитета исканія сокровенныхъ смысловъ и запрещать что угодно, во всемъ усматривая ‘вредныя умозрнія подъ благовидными наружными формами’.

При всей своей двусмысленности циркуляръ этотъ, какъ дло во всякомъ случа реакціонеровъ, привелъ къ тому, что послдніе подняли голову, о чемъ мы можемъ судить по тмъ рчамъ, какія начали раздаваться въ ндрахъ самаго министерства народнаго просвщенія. Такъ, когда во время святокъ въ 1857 году кн. Щербатовъ ухалъ въ отпускъ, а мсто его въ качеств предсдателя цензурнаго комитета занялъ помощникъ попечителя учебнаго округа, то послдній собралъ цензоровъ и обратился къ нимъ съ рчью, въ которой жаловался на то, что журналисты начинаютъ говорить о предметахъ, не подлежащихъ ихъ обсужденію, вмшиваются въ правительственные вопросы и въ заключеніе рекомендовалъ цензорамъ не допускать такихъ безпорядковъ. Одинъ цензоръ замтилъ на это, что литература также можетъ высказывать что-нибудь полезное и практически дльное для правительства.

— Я не согласенъ съ этимъ, возразилъ товарищъ попечителя:— по моему, чиновникъ земскаго суда больше приноситъ пользы, чмъ какой-нибудь литераторъ!’

Если въ самыхъ ндрахъ министерства начали раздаваться подобныя рчи, то понятно, что положеніе министра А. С. Норова, открыто высказывавшагося за свободу прессы и вставшаго вслдствіе этого въ оппозицію со всми прочими министерствами, сдлалось крайне критическимъ. И вотъ мы видимъ, что въ 1858 году, А. С. Норовъ сходитъ съ министерскаго поприща, высказавъ передъ тмъ свое полное profession de foi по вопросу о свобод печати въ всеподданнйшей записк.

‘Для Россіи, писалъ онъ:— наступаетъ теперь новая эпоха, и въ дл ея обновленія литература призвана играть немаловажную роль’. Затмъ отмтивши три главныя направленія, господствующія въ современной литератур: нравоописательное и сатирическое, ученопрактическое и третье, стоящее особнякомъ, славянофильское, А. С. Норовъ обращаетъ особенное вниманіе на второе, т. е. учено практическое направленіе, проще говоря, публицистику, представлявшую предметъ наибольшей заботы и тревоги въ правительственныхъ сферахъ. ‘Оно, писалъ Норовъ:— прямо истекаетъ изъ современныхъ потребностей и обстоятельствъ. Литература никогда не оставалась равнодушною и нмою зрительницею тхъ общественныхъ интересовъ, которые преимущественно занимали и озабочивали современную ей эпоху. Нын это участіе, это вмшательство развилось боле противу прежняго, и таковое развитіе совершенно естественно. Нын эти интересы въ обществ сами заговорили громче… Можетъ ли она молчать о томъ, что въ помышленіяхъ каждаго и у каждаго на язык? Литература должна содйствовать и помогать обществу въ уразумніи и присвоеніи этихъ побдъ, одержанныхъ наукою и просвщеніемъ въ пользу правительствъ и въ пользу управляемыхъ. Въ эту среду, которою обхвачено все общество, сами собою врываются вопросы промышленности, торговли, финансовъ, законодательства, всего государственнаго хозяйства. Отчужденіе общества отъ знакомства, по крайней мр, въ общихъ понятіяхъ, съ сими важными и жизненными вопросами, равнодушіе къ ихъ дйствіямъ и польз было бы явленіемъ прискорбнымъ. Вмст съ тмъ, оно лишило бы правительство надежнйшаго пособія, нравственной силы, которою оно можетъ дйствовать на общество, на его довріе, убжденіе, сочувствіе и единомысліе… Однакожъ, эта важная общественная сила связана и затруднена въ приложеніи своего вліянія. При тхъ цензурныхъ требованіяхъ, которыя еще въ настоящее время существуютъ, невозможно изученіе ни всеобщей исторіи, ни законодательства, ни статистики. Между тмъ, слдя, хотя бы только и поверхностно, за ходомъ ученой журналистики, нельзя не признать, что въ послднее время появлялись нкоторыя весьма дльныя статьи…. Нердко появлялись ученыя разсужденія о поземельной собственности, о распредленіи сельскихъ работъ и т. п., гд безъ всякой рзкости и заносчивости, хладнокровнымъ и ученымъ образомъ, разсматривались тже вопросы, которые нын будутъ предложены на разсмотрніе губернскихъ комитетовъ. Подобное вмшательство науки уясняетъ и провряетъ частныя понятія. Многіе опасаются у насъ толковъ, которые каждая печатная статья можетъ породить. Но въ нкоторыхъ обстоятельствахъ вынужденное молчаніе породитъ еще боле толковъ, истекающихъ часто отъ невжества и невднія, а иногда отъ недоброжелательства. Когда умы заняты важными современными вопросами, здоровая пища нужна для ихъ возбужденнаго вниманія и дятельности. Извстно, что въ военное время недостатокъ встей изъ дйствующей арміи всегда порождаетъ въ масс самые нелпые, неблагонамренные и недоброжелательные слухи’…

Въ заключеніи же своей обширной записки Норовъ говоритъ: ‘должно положительно опредлить и обозначить ту долю благоразумной и законной свободы, которую правительство полагаетъ возможнымъ предоставить наук и литератур’ и съ этою цлію онъ предлагаетъ заняться опредленіемъ этихъ границъ и вмст съ тмъ назначить отъ различныхъ вдомствъ довренныхъ чиновниковъ, которые могли бы разршать спорные пункты, возникающіе въ цензур относительно статей, касающихся этихъ вдомствъ, чмъ нсколько упростилось бы дйствіе спеціальныхъ цензуръ, хотя бы въ томъ отношеніи, что мене было бы переписки.

Но записка Норова оставлена была безъ послдствій. Вопросъ о цензурной реформ былъ отложенъ въ долгій ящикъ и изъ предположеній министра осуществилось лишь назначеніе довренныхъ чиновниковъ отъ различныхъ вдомствъ {Истор. свд. о д. в. Р. стр. 78.}. Именно, 25-го января 1858 г. послдовало высочайшее повелніе: ‘для сношеній съ С.-Петербургскимъ цензурнымъ комитетомъ назначить по одному довренному чиновнику отъ всхъ министерствъ, главнаго штаба его императорскаго величества по военно-учебнымъ заведеніямъ и III отдленія собственной его императорскаго величества канцеляріи’. Лица эти, состоя въ непосредственныхъ сношеніяхъ съ цензорами, должны были разсматривать статьи, подлежащія ихъ вдомству и возвращать ихъ съ своими отзывами, въ случа же сомнній испрашивать разршенія своего начальства и затмъ сообщать объ этихъ разршеніяхъ цензур или редакціи. Если же цензурный комитетъ окажется несогласнымъ съ такимъ ршеніемъ посторонняго вдомства, тогда дло поступаетъ въ Главное правленіе по дламъ печати, оттуда въ министерство народнаго просвщенія и, наконецъ, на высочайшее разршеніе {Сборн. постановл. по ценз. стр. 423.}.

III.

И такъ мы видимъ, что по мр того, какъ пресса становилась съ каждымъ днемъ смле и вліятельне, и борьба противъ нея все боле и боле обострялась. Съ 1858 года это стало особенно замтно: репрессивныя мры противъ печати значительно учащаются и длаются ршительне, особенно же со вступленіемъ на постъ министра народнаго просвщенія вмсто Норова д. ст. сов. Ковалевскаго. Это усиленіе репрессивныхъ мръ, конечно, было обусловлено и тмъ обстоятельствомъ, что вмст съ Норовымъ оставили свои посты — кн. Вяземскій и кн. Щербатовъ, самые рьяные поборники свободы печати.

Впрочемъ, еще при Норов, въ самомъ начал 1858 года, были предприняты энергическія мры къ обузданію двухъ оффиціальныхъ журналовъ, именно ‘Морского’ и ‘Военнаго’ сборниковъ. Пользуясь привилегіею изъятія изъ общей цензуры, журналы эти помщали такія обличенія и разоблаченія вопіющихъ беззаконій и безпорядковъ, совершавшихся во время крымской войны, какія немыслимы были во всей остальной пресс, подчиненной общей цензур. И вотъ 19-го февраля 1858 года военно-цензурный комитетъ былъ упраздненъ и военная цензура была присоединена къ общей цензур министерства народнаго просвщенія. Вмст съ тмъ были подчинены общей цензур и вышеупомянутые военные журналы, за исключеніемъ оффиціальныхъ отдловъ, въ которыхъ печатались правительственныя распоряженія, отчеты и донесенія разныхъ мстъ и лицъ военнаго и морского вдомствъ, и статей, помщаемыхъ въ ‘Морскомъ Сборник’ по приказанію генералъ-адмирала {Ibid. стр. 400 и 425.}.

Прямымъ результатомъ этой мры было то, что редакція, завдывавшая въ то время ‘Военнымъ Сборникомъ’, принуждена была отказаться отъ дла, и Сборникъ, поступившій въ иныя, чисто военныя руки, сразу утратилъ весь прежній интересъ своего неоффиціальнаго отдла. ‘Морской Сборникъ’, хотя и продолжалъ обличать, но значительно понизилъ тонъ, и въ томъ же году не замедлилъ испытать на себ вліяніе общей цензуры по слдующему случаю.

Въ одну изъ книжекъ ‘Морского сборника’ предназначалась статья, обличавшая возмутительные порядки во время войны въ военномъ госпитал въ Николаев. Въ стать говорилось о томъ, какъ нердко транспортъ больныхъ и раненыхъ останавливался зимой въ мятель на улицахъ до вечера, и только въ сумерки слдовало распоряженіе о размщеніи страдальцевъ по квартирамъ, какъ въ госпиталь часто принимали умершихъ по дорог подъ видомъ трудно-больныхъ, замерзшіе трупы складывали въ сарай, и на нихъ по отчетамъ шли медикаменты и продовольствіе, а когда собиралось множество труповъ, то ихъ клали въ сколоченные кое-какъ гробы и отвозили на кладбище, но случалось, что гробы эти распадались и мертвецы нагишемъ валялись по улиц и т. п.

По новому закону 25-го января 1858 г., цензоръ спб. цензурнаго комитета представилъ эту статью довренному чиновнику отъ военнаго министерства. Послдній не ршился пропустить ее. Тогда морское вдомство апеллировало въ военное министерство, и 21-го августа 1858 года послдовало отношеніе предсдателя морского ученаго комитета къ военному министру князю Вик. Ил. Васильчикову слдующаго содержанія:

‘Представляя при семъ вашему сіятельству корректурные листы статьи, предназначенной для напечатанія въ ‘Морскомъ Сборник’, имю честь доложить, что но встртившимся затрудненіямъ со стороны военнаго цензора, статья эта была представлена на благоусмотрніе Великаго князя генералъ-адмирала, и его императорское высочество изволилъ замтить, что еслибы злоупотребленія, такъ ярко выставленныя въ этой стать, относились бы до морскаго вдомства, то горькая истина эта не встртила бы препятствій къ напечатанію въ ‘Морскомъ Сборник’, въ настоящемъ же случа, лица, по справедливости подлежащія кар общественнаго мннія, состояли на служб въ военномъ вдомств, а потому его ими. выс. изволилъ приказать представить эту статью на благоусмотрніе вашего сіятельства’.

Князь Васильчиковъ отвчалъ на это отношеніе слдующимъ письмомъ на имя Великаго князя, 7-го сентября 1858 г.:

‘Ваше императорское высочество! прочитавъ со вниманіемъ присланную мн изъ морского министерства корректурную статью, предполагавшуюся къ напечатанію въ ‘Морскомъ Сборник’, въ которой говорится о злоупотребленіяхъ въ Никопольскомъ госпитал, я созналъ въ ней дянія, мн частнымъ образомъ давно уже извстныя, но которыхъ я при производств изслдованія по госпиталямъ южнаго края, формальнымъ образомъ обнаружить не могъ. Причиною тому весьма простое и естественное обстоятельство.

‘При ныншнемъ порядк вещей таковыхъ преступленій совершается ежедневно столько же, сколько у насъ существуетъ госпиталей. Если каждое изъ нихъ преслдовать юридически, всего военнаго министерства будетъ недостаточно для длопроизводства по таковымъ дламъ. Доказательствомъ тому можетъ служить то, что огромная по составу своему комиссія генералъ-лейтенанта Тучкова, несмотря на усиленные труды свои, до сихъ поръ не можетъ разобрать всхъ фактовъ, обслдованныхъ мною въ теченіи годичнаго слдственнаго производства. Изъ этого слдуетъ, что, имя убжденіе въ существованіи зла и сознавая главнымъ поводомъ къ тому самое положеніе вещей и людей, остается только измнить это положеніе, не увлекаясь безполезнымъ преслдованіемъ преступниковъ, которое, утомляя административныя личности, можетъ только повредить успшному ходу современнаго длопроизводства.

‘Между тмъ, если допустить литературу до явнаго порицанія личностей, содявшихъ преступленія, въ публик непремнно должно возродиться убжденіе, что правительство знаетъ существованіе этого зла, но что оно безсильно къ огражденію государства отъ таковыхъ злодяній и это тмъ боле правдоподобно, что въ этой стать мстность и лица такъ ясно опредлены, что они тождественны съ ихъ наименованіемъ.

‘Поэтому я полагаю, что таковая статья не можетъ быть допущена, если авторъ не согласится измнить ее въ такой мр, чтобы читатель не могъ явно признать тхъ лицъ, о которыхъ идетъ рчь, и того города, гд эти преступленія совершились.

‘При этомъ не могу не выразить моего убжденія, что повствованія о содянныхъ, но не наказанныхъ преступленіяхъ, далеко не искореняя пороковъ, вреднымъ образомъ дйствуютъ на нравственность народа, убждающагося въ безнаказанности преступленія, и роняетъ кредитъ и достоинство правительственныхъ властей. Въ теченіи нсколькихъ десятилтій въ газетахъ, журналахъ и на сцен представлялись исправники и становые въ самыхъ гнусныхъ и отвратительныхъ формахъ. Что же? Исправилась ли нравственность земской полиціи? Напротивъ, должность исправниковъ, всюду и всми очерняемая, сдлалась недоступною порядочному человку, дорожащему общественнымъ мнніемъ. Дло не понравилось и положеніе общественнаго устройства стало еще затруднительне отъ отсутствія средствъ къ его отправленію. Между тмъ, обслдованныя, доказанныя и подвергшіяся кар преступленія, о которыхъ можно было бы всмъ и каждому открыто говорить, не нарушая достоинства и значенія правительства, взыскавшаго уже съ виновныхъ, остаются сокровенными. Въ приказахъ обыкновенно употребляется выраженіе: разжалывается въ рядовые безъ выслуги за противозаконные поступки, но въ чемъ состоятъ эти поступки — остается публик неизвстно, начальникъ части, изобличенный въ злоупотребленіи, подвергается боле или мене продолжительному аресту и исключенію изъ службы, публика, не зная, въ какой мр эти злоупотребленія дознаны и заслуживаютъ презрнія общества, встрчаетъ виновнаго въ клубахъ, театрахъ и собраніяхъ, не подвергая его вполн заслуженному презрнію, а черезъ нсколько лтъ неопозоренный преступникъ снова принимается на службу во вниманіе особаго о немъ ходатайства. Мн кажется, что еслибъ, вмсто того, чтобы разглашать т преступленія, которыя остались для правительства неуловимыми, литература сообщала публик т событія, которыя окончательно дознаны и доказаны — она оказала бы отечеству большую услугу, не развращая народа и не умаляя силы правительственныхъ властей.

‘Вошедшее въ послднее время въ употребленіе всеобщее порицаніе начальниковъ частей военнаго вдомства будетъ имть на военную службу то же пагубное вліяніе, какое оно имло на земскую полицію, и уничтожитъ дисциплину гораздо прежде, чмъ исправитъ нравственность полковыхъ, батальонныхъ, ротныхъ и эскадронныхъ командировъ. Тогда эти должности, повсюду заклейменныя, будутъ возбуждать всеобщее отвращеніе, и въ званіяхъ этихъ будутъ служить такого сорта люди, какіе въ настоящее время занимаютъ мста становыхъ и квартальныхъ. Я далекъ той мысли, чтобъ сохранять въ тайн существующее зло, но, клеймя преступниковъ, надобно быть убжденнымъ въ дйствительности совершеннаго преступленія, не говоря о тхъ именно случаяхъ, которые ускользнули отъ бдительности правительства и не распространяя позора за частное происшествіе на все то сословіе, къ которому принадлежитъ содявшее преступленіе лицо. Если допустить авторовъ статей къ поименному порицанію нкоторыхъ служебныхъ лицъ, то необходимо разршить порицаемому требовать отъ порицателя удовлетворенія за оскорбленную его честь, если онъ того по желаетъ.

‘Повергая мнніе мое объ этомъ предмет на благоусмотрніе вашего высочества, смю думать, что Вы не сочтете меня противникомъ гласности, ибо мое душевное желаніе состоитъ въ томъ, чтобы по окончаніи длопроизводства комиссіи генералъ-лейтенанта Тучкова, извлеченіе изъ всхъ этихъ грустныхъ длъ могло быть напечатано для назиданія всей служебной нашей публики. Мра эта казалась бы мн дйствительнйшею, чмъ напечатаніе отдльной какой-либо статьи, которой публика можетъ быть повритъ, но истину которой будутъ отвергать вс т, которымъ приходится вращаться въ этомъ кругу служебной дятельности. Съ совершеннымъ уваженіемъ и проч. князь В. Васильчиковъ’.

При Норов же, именно 31-го марта, было сдлано распоряженіе Главнаго управленія цензуры по спб. цензурному комитету по поводу рукописи Кукольника ‘Судьба страны, занимаемой древнею Литвою’, ‘исключить т акты, статьи, стихи и воззванія, которыя, бывъ составлены въ дух, враждебномъ нашему отечеству, могутъ произвести дурное впечатлніе на страсти еще не угасшія’ {Сборникъ постановл. по ценз., стр. 427.}.

Затмъ, когда въ апрл того же года были смнены разомъ три министра — Норовъ, Брокъ и Сухозанетъ, пресса не замедлила воспользоваться этимъ обстоятельствомъ и, подъ прикрытіемъ похвалъ вновь назначеннымъ министрамъ, расточила не мало сарказмовъ и порицаній насчетъ мрачнаго прошлаго. Поэтому первымъ распоряженіемъ по цензурному вдомству новаго министра народнаго просвщенія Е. Ковалевскаго былъ циркуляръ 15-го апрля слдующаго содержанія:

‘Въ послднее время явились въ нашихъ газетахъ сужденія о нкоторыхъ лицахъ, вновь призванныхъ Высочайшимъ довріемъ къ занятію высшихъ государственныхъ должностей. Въ сужденія эти входили похвалы, содержавшія въ себ иногда косвенное порицаніе предыдущаго времени и другіе неумстные намеки. Посему поводу Государь Императоръ Высочайше повелть соизволилъ: впредь не допускать къ печати никакихъ сужденій о лицахъ, назначаемыхъ къ занятію должностей государственной службы’ {Ibid., стр. 427.}.

Вслдъ затмъ, 1858 годъ ознаменовался нсколькими протестами со стороны духовнаго вдомства. Въ это время въ Петербургъ пріхалъ иностранецъ Роде со своими туманными геологическими картинами, изображавшими постепенное образованіе земного шара. Картины свои онъ показывалъ сначала въ нкоторыхъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ, а потомъ и публик въ зданіи цирка (теперешній Маріинскій театръ). С.-петербургскій митрополитъ преосв. Григорій былъ возмущенъ этими представленіями Роде и обратился къ оберъ-прокурору св. синода съ слдующимъ отношеніемъ за No 641:

‘Неоднократно доходили до меня слухи, что нкто иностранецъ Роде, здсь въ Петербург, въ разныхъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ, разными картинками, не упоминая ни слова о Богсоздател, показываетъ, что образованіе нашей земли, со всми ея растеніями и животными, не исключая и людей, произошло только отъ дйствія естественныхъ силъ какой-то первобытной матеріи, въ продолженіи не простыхъ шести дней, а шести боле или мене длинныхъ періодовъ.

‘Въ настоящее время, какъ сказываютъ, этотъ Роде уже длаетъ свои представленія публично, близь большого театра, въ цирк, и для большаго привлеченія народа съ торжественною музыкою.

‘Такое представленіе, явно колеблющее основаніе христіанства и истребляющее въ народ всми христіанскими народами благоговйно признаваемую и чтимую истину въ созданіи нашей земли отъ Всемогущаго, Премудраго и Всеблагого Творца Бога, весьма вредно для народной вры и нравственности.

‘Посему покорнйше прошу ваше сіятельство, чтобы означенное даваемое въ цирк представленіе было прекращено’.

Затмъ преосв. Григорій возмутился модною картинкою въ ‘Сын Отечества’ и обратился къ спб. генералъ-губернатору Игнатьеву съ слдующимъ отношеніемъ 15-го мая 1858 г. за No 1107:

‘Ваше высокопревосходительство, м. г., при послднемъ 19-мъ нумер издаваемаго здсь журнала, подъ названіемъ ‘Сынъ Отечества’, разослана къ подписчикамъ картинка парижскихъ модъ, на которой одна женская фигура представлена въ плать, украшенномъ, вмсто обыкновенныхъ женскихъ сборовъ — крестами, подобно тому, какъ изображаются они на церковныхъ священныхъ облаченіяхъ.

‘Находя такое злоупотребленіе священнаго знамени креста крайне неприличнымъ, оттого долгомъ считаю препроводить доставленную мн картинку вашему высокопревосходительству съ тмъ, не признаете ли нужнымъ воспретить въ здшнихъ мастерскихъ устройство означенныхъ платьевъ и принять другія, по усмотрнію вашему, мры, чтобы платья эти не были въ употребленіи’.

Спб. генералъ-губернаторъ отвчалъ на это слдующее:

‘Ваше высокопреосв. милостивый архипастырь, при почтеннйшемъ отношеніи вашего высокопреосв., отъ 15-го числа сего мсяца за No 1107, получивъ возвращаемую при семъ картинку, принадлежащую къ No 19 періодическаго изданія ‘Сынъ Отечества, долгомъ поставляю доложить вамъ, высокоуважаемый архипастырь, что воспрещеніе изготовленія въ здшнихъ мастерскихъ подобныхъ женскихъ убранствъ оказывается неудобнымъ, ибо многія таковыя бываютъ провозимы изъ-за границы или по иностраннымъ рисункамъ изготовляются въ домашнемъ быту. Притомъ воспрещеніе сіе дало бы поводъ къ неумстной отговорк, что изображеніе уподобляется не церковному облаченію, а математическому знаку умноженія.

‘Тмъ не мене, сообщилъ я министру народнаго просвщенія, что замчаніе ваше надлежало бы предписать къ руководству цензур, при пропуск рисунковъ всякаго рода’.

Вслдствіе вышеупомянутаго сообщенія генералъ-губернатора министру народнаго просвщенія, послдній послалъ въ цензурные комитеты слдующій циркуляръ, 28-го мая 1858 г.:

‘Обратить строгое вниманіе на то, чтобы въ картинкахъ или изображеніяхъ, неподлежащихъ отсылк въ духовную цензуру и одобряемыхъ, по существующимъ постановленіямъ, свтскою цензурою, не было допускаемо неприличнаго смшенія предметовъ религіозныхъ съ свтскими’ {Сборн. постановл. по ценз., стр. 430.}.

Третій протестъ со стороны духовнаго вдомства произошелъ по случаю статьи Даскалова ‘Возрожденіе болгаръ’, помщенной во 2-й книжк 1858 года ‘Русской Бесды’. Оберъ-прокуроръ св. синода сообщалъ министру народнаго просвщенія ‘о глубоко горестномъ впечатлніи, произведенномъ на св. патріарха константинопольскаго и тамошній синодъ статьею, допущенною московскою цензурою въ дух самомъ враждебномъ противъ Греческой церкви, какой никогда еще въ Россіи не появлялось…’ ‘Нельзя и представить себ, чтобы православный христіанинъ могъ ршиться писать въ семъ дух, но должно скоре предположить, что статья эта есть плодъ внушеній заграничной пропаганды. Съ перваго разу можно уже видть въ ней явное оскорбленіе главной іерархіи восточной православной церкви и что она не столько ведетъ къ возбужденію сочувствія нуждамъ болгаръ (которое можно возбуждать и не оскорбляя іерархіи), сколько къ тому, чтобы поселить въ русскомъ народ ненависть къ единоврному греческому народу и къ константинопольской церкви, отъ которой отечество наше получило свтъ вры Христовой’.

Вслдствіе этого отношенія министръ народнаго просвщенія предложилъ московскому ценз. комитету истребовать отъ редактора ‘Русской Бесды’ по поводу вышеозначенной статьи надлежащее объясненіе. И вотъ Хомяковъ послалъ въ московскій цензурный комитетъ записку, написанную въ очень горячемъ тон.

‘Статья не могла и не должна быть холодною, писалъ онъ въ ней между прочимъ:— стыдно было бы Болгарину говоритъ безъ глубокаго и горячаго негодованія о постоянномъ угнетеніи своихъ единоплеменниковъ, о постоянномъ и хитромъ насиліи греко-фанаріотовъ надъ славянскими народностями, о постоянномъ ихъ стремленіи искоренить всякую умственную жизнь’ мстную, непокорную или лучше сказать не рабствующую передъ своекорыстіемъ греческаго фанара. Но съ другой стороны, ни одно слово въ цлой стать не обращено нетолько противъ вры православной, но даже и противъ законовъ церковной іерархіи. Еще боле: обличая поступки фанаріотовъ, авторъ ограничивается только тми, которые прямо враждебны духовной жизни болгарскаго народа или раззорительны для его вещественнаго благосостоянія, и не касается многихъ и слишкомъ плачевныхъ явленій въ цареградской іерархіи, которыя извстны, къ несчастію, всмъ видвшемъ ее вблизи, но не прямо падаютъ на страдальческія головы задунайскихъ славянъ. Въ этомъ уже видно ясное доказательство, что перомъ его водила не вражда, не невріе, не непочтеніе къ закону іерархическому, но единственно тяжелая необходимость исполнить священный долгъ заступничества за истомленныхъ братій…

‘Не въ дух вражды или неврія, говоритъ въ заключеніе Хомяковъ:— а въ дух глубокой скорби и душевной болзни была написана и напечатана статья г. Даскалова. Она должна была познакомить русскихъ съ вопросомъ, близкимъ сердцу каждаго изъ насъ, она должна быть полезною славянамъ, которымъ покажетъ, что мы неравнодушны къ ихъ бдствіямъ, она можетъ быть, наконецъ, полезна самимъ фанаріотамъ, какъ предостереженіе, какъ доказательство, что сочувствіе Россіи будетъ не съ ними, а съ бднымъ народомъ, гонимымъ ихъ слпымъ своекорыстіемъ изъ ндръ истинной церкви въ лоно обманчивыхъ, но гостепріимныхъ ересей.

‘Іезуитская Австрія запретила нетолько перепечатывать, но даже и пропускать въ изданіяхъ заграничныхъ жалобы славянъ на греческое духовенство: она желаетъ заглушеніемъ жалобъ довести православный народъ до отчаянія и отпаденія. Такое дйствіе Австріи служитъ намъ назидательнымъ урокомъ. То, о чемъ она старается, не можетъ быть полезно для Россіи, то, чему ее учатъ духовные ея наставники іезуиты, не можетъ имть другихъ цлей, кром цлей гибельныхъ для вры православной.

‘Вотъ соображенія, на основаніи коихъ мною помщена статья г. Даскалова въ No 2 ‘Русской Бесды’, Я остаюсь вполн увреннымъ, что просвщенное начальство оцнитъ по справедливости дйствіе добросовстное, предпринятое въ видахъ общей пользы православной церкви, Россіи и соплеменныхъ ей единоврцевъ’ {‘Русск. Архивъ’ 1879 г. No 11, стр. 273—276.}.

IV.

Около того же времени разразилась буря надъ ‘Одесскимъ Встникомъ’, давно уже, впрочемъ, надвигавшаяся на эту маленькую газетку. До 1858 года ‘Одесскій Встникъ’ находился въ рукахъ военнаго генералъ-губернатора, въ этомъ же году онъ былъ причисленъ къ одесскому лицею и началъ издаваться подъ номинальною редакціею двухъ профессоровъ этого лицеи, настоящимъ же редакторомъ ‘Одесскаго Встника’ былъ Н. И. Пироговъ, сгруппировавшій вокругъ этой газетки вс умственныя силы Одессы въ тсный и дружный кружокъ. Такъ какъ Н. И. Пироговъ, въ качеств попечителя одесскаго округа, былъ въ тоже время и предсдателемъ одесскаго цензурнаго комитета, то ‘Одесскій Встникъ’, вслдствіе совмщенія въ одномъ лиц редактора и цензора, находился въ весьма выгодномъ положеніи самоцензированія. Тмъ не мене, хотя газета и заявила себя съ первыхъ же нумеровъ 1858 года впереди движенія, съ горячимъ сочувствіемъ относилась къ готовившимся реформамъ, отзывалась на вс вопросы, возбужденные въ литератур и жизни, будировала и обличала, но въ общемъ тонъ ея былъ очень умренный, и, какъ увидимъ ниже, ничего особенно выдающагося въ нецензурномъ отношеніи на столбцахъ ея не появлялось. Но какъ ни была сдержанна и умренна газета, одесскій генералъ-губернаторъ, гр. Строгоновъ, непреклонный поборникъ дореформеннаго режима, неблаговолившій къ Пирогову, какъ къ одному изъ самыхъ горячихъ приверженцевъ новыхъ вяній, враждебно отнесся къ преобразованію ‘Одесскаго Встника’, и въ первый же мсяцъ существованія газеты подъ новой редакціею поспшилъ отправить къ министру народнаго просвщенія Норову донесеніе о весьма вредномъ направленіи, принятомъ въ послднее время литературою вообще, ‘Одесскимъ же Встникомъ’ въ особенности. Вслдъ за гр. Строгоновымъ и херсонскій предводитель дворянства послалъ съ своей стороны донесеніе о вредномъ направленіи, принятомъ редакціею ‘Одесскаго Встника’ съ 1858 г., при чемъ онъ обращалъ вниманіе въ особенности на осужденіе правительственныхъ мръ, на неумстныя выходки противъ помщиковъ и частныхъ лицъ и на послабленіе цензуры въ этомъ отношеніи. При этихъ двухъ донесеніяхъ были обозначены и статьи, обратившія на себя особенное вниманіе одесскихъ властей своею непозволительностью. Мы сдлаемъ краткій перечень этихъ статей, чтобы читатели могли видть, до какихъ предловъ простиралось вольномысліе ‘Одесскаго Встника’.

Такъ въ No 5 въ корреспонденціи нкоего Ильина, подъ заглавіемъ ‘Замтки и всти изъ Подоліи’, авторъ говоритъ, что полевыя работы производятся въ Подоліи на реманентахъ помщика, т. е. его собственными волами или лошадьми, тогда какъ въ Россіи помщикъ для производства полевыхъ работъ иметъ у себя лишь земледльческія орудія, скотъ же употребляется крестьянскій. Поэтому въ Подоліи, помщикъ мало заботится о довольств своего крестьянина и вовсе не сочувствуетъ его нуждамъ: ‘по крайней мр, говоритъ авторъ, во время моего постояннаго здсь пребыванія я могъ въ этомъ убдиться собственными глазами’.

Въ No 6 въ стать ‘О юридическомъ образованіи’, авторъ высказываетъ нсколько ходячихъ стованій, что у насъ никто не знаетъ законовъ, правъ и обязанностей гражданскихъ, и это ведетъ часто къ самымъ печальнымъ послдствіямъ, вводитъ людей въ нечаянныя преступленія, длаетъ ихъ жертвами кляузнаго обмана и т. п. Противъ этого зла авторъ предлагаетъ слдующія средства: 1) чтобъ вс и каждый интересовались общественнымъ дломъ, принимали въ немъ живое участіе. Поднятіе выборнаго начала на служб, усиленіе и распространеніе его — есть готовое у насъ средство для привлеченія частныхъ людей къ дламъ общественнымъ, 2) судопроизводство, которое было бы всмъ доступно и извстно, 3) преподаваніе законовъ въ школахъ дтямъ старшаго возраста, 4) развитіе юридическихъ наукъ въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ.

Въ No 7, въ стать ‘Бюджетъ рабочаго въ Одесс’, обращается вниманіе на крайне бдственное положенія рабочаго класса въ Одесс, при чемъ авторъ вычисляетъ, что изъ всего скуднаго заработка поденьщика, по крайней мр, ⁴/₅ тратится на одно продовольствіе и лишь д на все остальное, и въ заключеніе авторъ задаетъ вопросъ, какъ ршить задачу, чтобы уравновсить заработную плату съ цною на первыя жизненныя потребности такъ, чтобы послдняя составляла лишь ¹/₅ или ¹/₄ заработка? Свободной ли конкурренціей, которая возвышаетъ косвеннымъ образомъ цну на жизненные припасы, напримръ, цховою платою, платою за мсто на площади и пр., или же таксой, составленной такимъ образомъ, чтобы хлбъ, мясо и пр. доставляли производителю справедливое вознагражденіе за трудъ и индустрію, а не входили бы въ разрядъ предметовъ, какіе избираетъ себ спекуляція для быстраго обогащенія.

Въ No 9, въ стать ‘о степномъ хозяйств’, авторъ говорить о преимуществ сельскаго хозяйства Новороссіи передъ Великороссіею. ‘У насъ въ степяхъ, говоритъ онъ’: не спрашиваютъ, какъ тамъ: сколько у васъ душъ? Но — желая узнать ваше состояніе, освдомляются о количеств десятинъ земли, испанскихъ овецъ, крупнаго скота и пр. Земля составляетъ главное богатство края, души же, т. е. крпостные крестьяне — на второмъ посл нея план. Косовица и уборка хлба производится наемными рабочими. Скотъ и орудія у помщика свои, оранка производится дворовыми, которые имютъ здсь совсмъ другое значеніе, чмъ въ Великороссіи, удовлетворяющее лишь личныя потребности и вкусы тамошнихъ помщиковъ’.

Въ NoNo 13, 16, и 21 описывается костюмированный балъ, данный какимъ-то богатымъ одесскимъ комерсантомъ. Все это описаніе полно нападокъ на пусканіе пыли въ глаза и безразсудную трату денегъ на наряды. ‘Вамъ кажется, говоритъ авторъ:— что стоитъ только дамамъ накупить себ кучу нарядовъ для того, чтобы оживить промышленность и торговлю, и вмст съ тмъ исполнить и долгъ христіанскій, своимъ избыткомъ подлиться съ неимущими. Что бы вамъ посовтываться на этотъ счетъ съ другою особою, тоже прекрасною пока, можетъ быть нестолько ослпленною блестящимъ свтомъ. Я говорю о миссъ Мартино, и ея письмахъ о политической экономіи. Отъ нея безъ труда узнали бы вы, какая разница между безплоднымъ и полезнымъ употребленіемъ богатства. Еслибъ, примрно, 40 тысячъ руб. сер. вмсто блестящихъ нарядовъ, употребить хоть на то, чтобъ возл вашего дома было вполн удобно ходить и здить, думаете ли вы, что оттого было бы меньше пользы промышленности и торговл, не подлились ли бы вы съ бдными каменьщиками и мостовщиками своими избытками, а вмст съ тмъ у васъ остались бы отличные тротуары и мостовые, не говоря о томъ, что на вашу долю досталась бы честь подать первый добрый примръ вашимъ согражданамъ. А теперь, что остается? Наряды, которыхъ вы боле двухъ, трехъ разъ не наднете’.

Въ No 17, въ стать ‘о существенныхъ условіяхъ процвтанія промышленности земледльческой‘, авторъ распространяется о необходимости свободнаго труда. Для процвтанія земледлія, по его мннію, необходимо 1), чтобы въ стран не было иного труда, кром свободнаго, установляемаго съ обоюднаго согласія, правильно установленнаго, 2), чтобъ земля свободно переходила изъ рукъ въ руки, попадая въ такія, которыя способны извлекать изъ нея наиболе пользы, чтобы пользованіе землею не было временною случайностью, зависящею отъ произвола, а было обезпечено или правомъ полной собственности, или особыми заключенными на долгіе сроки договорами.

Говоря затмъ объ австрійскихъ порядкахъ землевладнія, авторъ указываетъ, что тамъ для тхъ поселянъ, которымъ предоставлено было пользованіе господскою землею, поставлено было въ этомъ случа ограниченіе: отъзжать могли они не иначе, какъ предваривъ владльца за 6 мсяцевъ и предоставивъ ему на свое мсто годнаго хозяина. Изъ этого ограниченія, по мннію автора, произошло все зло, отъ котораго Австрія освободилась посл бурь 1848 г. съ такими тяжкими пожертвованіями.

Въ No 18, къ стать ‘о французской беллетристик’ говорится между прочимъ о Беранже, по случаю его смерти, что онъ безспорно первый великій поэтъ во Франціи въ настоящее столтіе, что онъ былъ ея народнымъ поэтомъ въ полномъ значеніи этого слова: каждая псня его обходила всю Францію и везд находила улыбку сочувствія или слезы участія. Ни одного національнаго интереса, народнаго чувства онъ не обошелъ. Онъ не былъ человкъ партіи. Партія, къ которой онъ принадлежалъ, есть вся мыслящая, благородная масса французскаго народа, для которой дороги счастіе и слава родины и т. п.

Въ No 28, статья ‘Ab ovo’ иметъ чисто мстный интересъ, это письмо изъ Екатеринославля, подписанное Ижицинымъ, и заключающее въ себ обличеніе какого-то сосда Петра Петровича Копейкина за то, что онъ взяточникъ, круглый невжда и не хочетъ просвщать своихъ дтей.

Наконецъ, въ No 29 помщена еврейская реклама въ вид письма, подписаннаго буквами О. Р., о какомъ-то глазномъ доктор Линк въ Одесс, слава о которомъ разнеслась такъ далеко, что онъ былъ восхваленъ даже въ одной еврейской газет, издаваемой въ прусскомъ город Лык, ‘Vox populi — vox Dei — гласъ народа — гласъ Божій! восклицалъ авторъ рекламы: сколько варьяцій можно написать на эти четыре латинскія слова, полныя глубокаго смысла! Чего народъ хочетъ, того и Богъ хочетъ, что Богу пріятно, то пріятно и народу, что народомъ опредлено, то Богомъ внушено, кого народъ отвергаетъ, того Богъ отвергаетъ, нтъ отъ Бога ничего скрытнаго, и отъ народа ничего не скроешь, какъ за Богомъ молитва не пропадетъ, такъ не пропадаетъ доброе дло за народомъ. Нечего и говорить, что латинская поговорка не иметъ въ виду какой-либо народъ исключительно: ея объемъ безпредленъ, потому что подъ словами ‘гласъ народа’ она разуметъ общественное мнніе.

‘Остается прибавить, что намъ, жителямъ Одессы, слдуетъ гордиться тмъ, что въ числ нашихъ согражданъ находятся такіе люди, какъ почтенный докторъ Линкъ’.

Вотъ и все, на что одесскія власти указали, какъ на выдающіеся признаки вреднаго направленія ‘Одесскаго Встника’. При Норов донесенія Строгонова и херсонскаго предводителя дворянства, конечно, не имли бы силы, и дло затормазилось бы, встртя энергическіе протесты со стороны кн. Вяземскаго, кн. Шербатова и прочихъ либеральныхъ членовъ Главнаго управленія цензуры. Но при Ковалевскомъ дло не замедлило принять иной оборотъ. Онъ не замедлилъ войти о немъ съ докладомъ къ Государю, и, по высочайшему повелнію, предложилъ Главному управленію цензуры на разсмотрніе вс статьи ‘Одесскаго Встника’ за 1858 годъ, какъ указанныя гр. Строгоновымъ и херсонскимъ предводителемъ дворянства, такъ и вообще обратившія на себя вниманіе по своему содержанію или способу изложенія.

Главное управленіе изъ числа вышеозначенныхъ статей признало предосудительными три: въ No 6 о юридическомъ образованіи, въ No 7 Бюджетъ рабочаго въ Одесс и въ No 28 Ab Ovo. ‘Въ первой нетолько осуждается вообще наша система судопроизводства и въ противоположность ей рекомендуется судопроизводство гласное, но въ ней явно видно направленіе чернить все отечественное. Во второй стать оправдывается пьянство въ простомъ народ недостаточностью будто бы платы за его труды, и во всей стать явно обнаруживается нерасположеніе къ достаточнымъ сословіямъ. Въ третьей стать, взяточничество чиновниковъ выставляется въ самой грязной картин, которая легко можетъ возбудить негодованіе простого народа противъ служащихъ, особенно противъ полицейскихъ властей, и притомъ взяточничество это оправдывается недостаточнымъ содержаніемъ чиновниковъ, и признается почти неизбжнымъ зломъ при нашей систем управленія’.

Въ другихъ статьяхъ, по мннію Главнаго управленія, встрчаются только неосторожныя фразы и выраженія, которыя слдовало бы исключить, не подвергая запрещенію самихъ статей, большею частью написанныхъ съ хорошимъ направленіемъ. Таковыя статьи: въ No 5 Замтки и всти изъ Подоліи, гд въ конц есть выходка противъ помщиковъ, въ No 18 о французской беллетристик, статья, заключающаяся слишкомъ безусловнымъ восхваленіемъ Беранже, и въ No 29 письмо г. О. Р. о доктор Жинк, въ которомъ неумстно превозносятся гласъ и мнніе народа. Въ иныхъ же статьяхъ, каковы: въ No 8 о современномъ положеніи русской мануфактурной промышленности, въ No 9 о степномъ хозяйств, въ No 17 о существенныхъ условіяхъ процвтанія промышленности земледльческой, имющихъ цль вполн благонамренную — возбудить нашу промышленность мануфактурную и земледльческую къ новой дятельности, нельзя одобрить упрековъ, хотя и справедливыхъ, но длаемыхъ исключительно русскимъ мануфактуристамъ, и слишкомъ общаго порицанія нашего помщичьяго хозяйства, причемъ исключительно чернятся помщики, и не совсмъ основательно. Въ послдней стать, сверхъ того, допущены отзывы о томъ, какъ уничтожилось крпостное состояніе въ Австріи, по мннію автора, ‘бурями 1848 года’, съ довольно явными намеками на недостаточностъ мръ, указанныхъ въ этомъ отношеніи правительствомъ у насъ. Иныя статьи, какъ напр. въ 13, 16 и 21 о частномъ бал въ Одесс, не противны въ строгомъ смысл цензурнымъ постановленіямъ, но показываютъ незнаніе общественныхъ приличій или недостатокъ такта въ авторахъ. Общее же разсмотрніе всхъ статей, указанныхъ, какъ предосудительныя въ ‘Одесскомъ Встник’, привело Главное управленіе цензуры къ заключенію, что нельзя согласиться съ мнніемъ гр. Строгонова, будто ныншняя редакція этой газеты приняла ршительно вредное направленіе, или, какъ утверждаетъ херсонскій губернскій предводитель дворянства, почти преступное, тмъ боле, что въ ‘Одесскомъ Встник’ ныншняго года появились въ другихъ нумерахъ статьи истинно полезныя и дльныя — можно только сказать, что направленіе большей части статей не вполн одобрительно, но довольно часто повторяющимся выходкамъ противъ помщиковъ и богатаго сословія, по рдкости отзывовъ о недостаткахъ нашего внутренняго устройства и по излишней наклонности къ теоретической полемик въ газет, имющей цли чисто практическія. А потому Главное управленіе цензуры положило: 1) сдлать замчаніе цензорамъ, 2) отдать ‘Одесскій Встникъ’ съ будущаго 1859 г. попрежнему въ распоряженіе г. новороссійскаго и бессарабскаго генералъ-губернатора, съ правомъ отъ себя назначить редактора и 3) въ замнъ предложить лицею издавать какой-нибудь учено-педагогическій журналъ.

Это предложеніе Главнаго управленія цензуры, по всеподданнйшему докладу министра, было высочайше утверждено 7-го іюля 1858 года.

Н. И. Пироговъ вслдъ затмъ былъ переведенъ изъ Одессы въ Кіевъ на подобное же мсто попечителя учебнаго округа.

Около того же времени, именно 17-го іюня 1858, былъ разосланъ по цензурнымъ комитетамъ нижеслдующій циркуляръ министра народнаго просвщенія:

‘Въ 1857 году напечатана въ С.-Петербург книга на малороссійскомъ язык, подъ заглавіемъ: ‘Граматика’. Помщенныя въ этой книг, на стр. 13, 14, 28 и 29, статьи, въ коихъ говорится о существовавшей нкогда между казаками и поляками вражд, возбудили неудовольствіе въ дворянств нкоторыхъ изъ нашихъ западныхъ губерній, которое выражаетъ опасеніе, чтобы съ распространеніемъ сей книги въ народ, не получила бы новой силы вражда, и безъ того еще незабытая въ тамошнемъ простомъ народ. Посему я покорнйше прошу ваше превосходительство предложить… скому цензурному комитету, въ случа представленія книги Граматика для одобренія къ напечатанію новымъ изданіемъ, исключить изъ онной т статьи, которыя, будучи написаны въ дух исключительной малороссійской народности въ противоположность общей русской, или заключая въ себ враждебныя между племенами воспоминанія, противны цензурнымъ правиламъ, и въ особенности не должны быть терпимы въ книг, предназначенной для дтскаго и народнаго чтенія’. {Сборн. постапов. ценз., стр. 431.}

Въ это время общество, въ высшей степени возбужденное, было преисполнено всякаго рода слуховъ о предстоящихъ реформахъ, слухахъ, подъ часъ совершенно невроятныхъ и фантастическихъ. Слухи эти проникали иногда и въ газеты. ‘Экономическій указатель’ завелъ даже постоянный отдлъ у себя, подъ заглавіемъ ‘Слухи и всти’, гд, передавая предположенія и сужденія о готовящихся реформахъ, дерзнулъ даже, вопреки высочайшаго повелнія 15-го апрля, отозваться съ похвалою о нкоторыхъ вновь назначенныхъ чиновникахъ (гг. Гагемейстер и Бутовскомъ).

И вотъ министръ народнаго просвщенія, 26-го ноября 1858 года, обратился въ с.-петербургскій цензурный комитетъ съ предложеніемъ, въ которомъ, подтверждая высочайшее повелніе 15-го апрля о недопущеніи въ печати никакихъ сужденій о лицахъ, назначаемыхъ къ занятію должностей государственной службы, дале говоритъ:

‘Что же касается до распубликованія по однимъ слухамъ, часто ложнымъ, предполагаемыхъ правительственныхъ мръ, то частныя изданія нетолько вовлекаютъ публику сими объявленіями иногда въ напрасныя ожиданія, неправильные точки и волнуютъ тмъ умы, но вообще и не имютъ никакого права объявлять правительственныхъ мръ, пока он не распубликованы законнымъ образомъ. Нельзя присемъ упустить изъ виду, что и частныя всти о разныхъ торговыхъ и промышленныхъ предпріятіяхъ должны быть всегда съ особенною осторожностью помщаемы въ журналахъ, дабы не произвести вреднаго впечатлнія на читателей или промышленный классъ, или не повредить предпріятіямъ.

‘Покорнйше прошу васъ, милостивый государь, предложить с.-петербургскому цензурному комитету сдлать по симъ предметамъ надлежащее внушеніе редакціямъ газетъ и журналовъ, въ которыхъ особенно замчено стремленіе помщать подобныя вышесказаннымъ статьи, и съ своей стороны, не дозволять имъ выходить изъ приличныхъ границъ.{Сборникъ постановл., по ценз. стр. 436.}

Конецъ 1858 года ознаменовался слдующимъ промахомъ со стороны довреннаго чиновника отъ министерства двора П. Федорова, которому, со времени учрежденія съ начала того года довренныхъ чиновниковъ отъ министерствъ, начали представляться на просмотръ между прочимъ статьи, касающіяся Высочайшихъ особъ. При открытіи одного женскаго училища въ Петербург, Императрица Марія Александровна сказала рчь, которая была напечатана въ нкоторыхъ газетахъ, причемъ въ рчь Императрицы вкралась фраза, что образованіе уравниваетъ вс сословія. Государыня заявила, что такія слова не были произнесены ею. Вслдствіе этого Федоровъ получилъ выговоръ, и затмъ, по высочайшему повелнію, былъ разосланъ по цензурнымъ комитетамъ циркуляръ 30-го декабря 1858 г., въ которомъ говорилось, что цензора ‘неправильно предполагаютъ, будто бы назначеніе особаго чиновника для разсмотрнія статей до министерства императорскаго двора относящихся, отмняетъ порядокъ, установленный 9 ст. цензурнаго устава’. По этому для предупрежденія на будущее время недоразумній и непріятныхъ отъ того послдствій, подтверждено было цензурнымъ комитетамъ о точномъ соблюденіи съ ихъ стороны означеннаго закона, т. е. о доставленіи на разсмотрніе министра двора выписокъ изъ тхъ сочиненій, въ коихъ описываются событія до Государя императора или Особъ императорской фамиліи относящіяся, вышеупомянутый же чиновникъ министерства двора — долженъ былъ разсматривать статьи, собственно до учрежденія министерства касающіяся.{Ibid, стр. 439.}

Предыдущія главы достаточно показали намъ, что почти вс цензурныя распоряженія второй половины 50-хъ годовъ клонились нестолько къ освобожденію прессы, сколько, напротивъ того, къ обузданію и введенію ея въ надлежащія границы. Между тмъ, несмотря вс эти распоряженія, пресса нетолько не смирялась, а съ каждымъ днемъ предлы ея обсужденій расширялись, и тонъ ея длался громче и ршительне. И это совершалось вполн непроизвольно, фатально, силою самихъ обстоятельствъ. Дло въ томъ, что во всхъ реформахъ, которыми увлекались въ то время правительство и общество, мы видимъ одинъ и тотъ же неизмнный путь: начиналось дло съ самыхъ скромныхъ, повидимому, преобразованій, съ непреклоннымъ желаніемъ сохранить но возможности все прежнее въ его основаніяхъ, причемъ опасались даже называть реформу ея настоящимъ именемъ, и давали ей какое-нибудь самое невинное названіе, а затмъ шагъ за шагомъ и сами не замчали, какъ приходили къ результатамъ, далеко оставлявшимъ за собою первоначальныя намренія. Это отражалось, конечно, и на пресс. То, о чемъ сегодня запрещалось нетолько писать, но даже и думать, черезъ годъ, черезъ два длалось вопросомъ дня, входило въ правительственные акты. Такимъ образомъ, обойденная до поры до времени реформою, прямо касающеюся ея собственнаго положенія, пресса сама создавала себ положеніе, цпляясь за вс прочія реформы. Это сдлается намъ вполн ясно, когда мы разсмотримъ отношенія цензуры къ пресс по вопросамъ о совершившихся въ то время реформахъ, къ чему мы теперь и приступимъ.

На первомъ план стояла въ то время, само собою разумется, крестьянская реформа.

Нужно ли говорить о томъ, что въ 1855 и 56 годахъ литература и заикаться не смла о такомъ издавна запретномъ вопрос, какъ освобожденіе крпостныхъ крестьянъ. Въ то время только и возможны были, что повсти изъ народнаго быта, съ изображеніемъ несчастнаго положенія крестьянъ подъ игомъ помщиковъ, причемъ изображенія эти бывали обыкновенно до крайности смягчены и затушеваны художественными аксесуарами да изрдка въ сухихъ, неудобочитаемыхъ статьяхъ о сельскомъ хозяйств авторы позволяли себ длать робкіе намеки на преимущества вольнонаемнаго труда. И тмъ боле строга была цензура къ малйшимъ покушеніямъ прессы затрогивать роковой вопросъ, что правительство повидимому не имло ни малйшаго намренія приступать къ ршенію его, какъ объ этомъ можно было заключить изъ словъ циркуляра новаго министра внутреннихъ длъ Ланского, гд прямо и ршительно было сказано: ‘Всемилостивйшій Государь нашъ повеллъ мн ненарушимо охранять права, внценосными его предками дарованныя дворянству?.

Лишь въ манифест 19 марта 1856 года, по поводу заключенія міра съ западными державами, правительство впервые ршается сдлать глухой и косвенный намекъ на крпостную реформу въ слдующихъ неопредленныхъ выраженіяхъ: ‘и каждый подъ снію законовъ, для всхъ равно справедливыхъ, всмъ равно покровительствующихъ да наслаждается въ мир плодомъ трудовъ невинныхъ‘. И если само правительство не ршалось еще въ то время печатно высказаться боле опредленно и ясно, то могла ли цензура допустить пресс свободное обсужденіе крестьянскаго вопроса? И хотя нсколько дней спустя посл объявленія этого манифеста, раздались въ Москв передъ предводителями дворянства историческія слова: ‘лучше отмнить крпостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собою начнетъ отмняться снизу’, эти слова, съ быстротою молніи облетвшія всю Россію, возбудившія всеобщее смятеніе, исполнившія однихъ восторгомъ, другихъ тревогою, не произвели ни малйшаго вліянія на прессу. По крайней мр, мы видимъ, что въ продолженіе нетолько 1856, но и большей части 1857 года литература ничего еще не могла говорить о крестьянскомъ вопрос, и лишь стороною, обиняками касалась его, поднимая разные побочные вопросы, относящіеся къ крестьянскому быту. Такъ въ 1857 велась достопамятная полемика между ‘Современникомъ’ и ‘Экономическимъ указателемъ? объ общинномъ землевладніи. Въ томъ же году въ ‘Русскомъ Встник’ печатались статьи Гакстгаузена объ отмн и выкуп помщичьихъ господскихъ правъ въ Пруссіи и Австріи.

‘Вопросъ о крпостномъ состояніи въ Россіи, писалъ кн. Вяземскій въ 1856 году предсдателю московскаго цензурнаго комитета: — есть одинъ изъ важнйшихъ и щекотливйшихъ нашихъ государственныхъ вопросовъ. Касаться до него должно съ чрезвычайною предусмотрительностью и осторожностью. Возбужденіе же о немъ частныхъ сужденій и преній въ печати едва ли дло литературное и, въ особенности, журнальное, такъ какъ вопросъ сей и по сущности своей, и по своимъ послдствіямъ есть преимущественно вопросъ правительственный и подлежащій въ свое время ршенію верховной власти. Не сомнваюсь въ благонамренности и добросовстности нашихъ писателей, но едва ли участіе литературы принесетъ въ этомъ дл пользу. Тхъ, которые не расположены къ длу этому, она не переувритъ, но раздразнитъ неизбжно’. Другая опасность, по мннію кн. Вяземскаго, предвидится со стороны тхъ малограмотныхъ читателей, для которыхъ ‘печатный каждый листъ быть кажется святымъ’ {Истор. свд. о ценз. въ Россіи, стр. 80.}.

Замтьте, что подобныя мысли о невозможности допущенія прессы обсуждать крестьянскій вопросъ, высказывались однимъ изъ самыхъ либеральныхъ приверженцевъ свободы прессы. Лишь съ появленіемъ высочайшихъ рескриптовъ на имя генералъ-губернатора Западнаго края Назимова, отъ 20 ноября, и на имя с.-петербургскаго военнаго генералъ-губернатора Игнатьева, 5-го декабря 1857 г., крестьянскій вопросъ впервые вступаетъ на путь гласности. Разосланные во вс концы Россіи, рескрипты эти были вмст съ тмъ и напечатаны во всхъ оффиціальныхъ и неоффиціальныхъ органахъ печати. Но и тутъ дло не обошлось безъ нкоторыхъ недоразумній. Между прочимъ, циркуляры были, конечно, напечатаны и въ ‘Сын Отечества’. Но надо же было случиться, что въ томъ же самомъ нумер была помщена въ фельетон небольшая статейка о поземельной собственности въ Остзейскихъ губерніяхъ, статейка совершенно невинная, состоящая изъ однихъ голыхъ фактовъ, безъ всякихъ выводовъ и обобщеній. Но достаточно было этого злополучнаго совпаденія, чтобы ‘Сынъ Отечества’ былъ заподозренъ въ злоумышленной тенденціозности, и министръ Норовъ веллъ цензору Бекетову, пропустившему номеръ, подать въ отставку, и лишь энергическое заступничество кн. Щербатова спасло Бекетова.

Въ декабрьской книжк ‘Русскаго Встника’ 1857 г., на стр. 640 было напечатано стихотвореніе кн. Кугушева ‘Дуняша, легенда давнихъ временъ’. Въ легенд этой довольно плохими стихами описывается помщикъ, любившій очень весего дожить и задававшій роскошные лиры. Полюбилъ онъ дочь буфетчика, Дуняшу, но послдняя не сочувствовала страсти барина, такъ какъ въ свою очередь была влюблена въ коробейника, молодого парня Семена. Это не помшало барину силою завладть Дуняшей, задеретъ ее въ отдльный флигель и приставить къ ней, въ вид стражи, злую старуху и сверхъ того домъ окружить дозоромъ. Однакоже, несмотря на весь этотъ дозоръ, возлюбленному Дуняши Семену удалось тайкомъ пробраться къ ней ночью, и чтобы умилостивить старуху, онъ подарилъ ей бумажный платокъ и въ платк золотой. Старуха отъ подарка не отказалась, но это не помшало ей тотчасъ же донести барину о посщеніи Семена, и дале затмъ слдуетъ трагическая развязка легенды въ дух Черной шали’ Пушкина: Съ безсоннаго ложа онъ молча встаетъ И Дуню съ Семеномъ вдвоемъ застаетъ.

Но встрчи ужасной не знаютъ конца.

Съ тхъ поръ не видали по селамъ купца,

Съ тхъ поръ въ одинокомъ Дуняши окн

Не свтится сторка при блдномъ огн.

Изъ дома молва на село прибрела,

Что Дуня внезапно въ ночи померла.

Пріхалъ исправникъ, но лекарь ршилъ,

Что видно скончаться Господь ей судилъ.

Помщикъ устроилъ Дуняш великолпные похороны, осыпалъ ея могилу цвтами, и затмъ угрюмо заперся въ своихъ хоромахъ, и наконецъ, въ заключеніи легенды говорится:

И слышится сказка въ народ одна,

Что баринъ не знаетъ покоя и сна,

Печально угрюмо стоитъ барскій домъ,

Надворнымъ строеньемъ обставленъ кругомъ,

На длинномъ порядк большого села

Съ избенекъ солому погода снесла,

Дырявыя крыши нагія торчать

И бариномъ дти пугаютъ внучатъ.

Стихотвореніе это обратило на себя вниманіе, и вотъ 27 декабря 1857 года былъ разосланъ министромъ народнаго просвщенія слдующій секретный циркуляръ:

‘Вслдствіе обнародованныхъ высочайшихъ рескриптовъ (поименовано какихъ именно) относительно помщичьихъ крестьянъ, обязываюсь покорнйше просить обратить строжайшее вниманіе на вс представляемыя статьи и стихотворенія, въ которыхъ могутъ появляться рзкіе и язвительные отзывы объ отношеніяхъ господъ и помщиковъ къ служителямъ и крестьянамъ. Излишнимъ было бы входить въ ближайшее указаніе на т причины, по которымъ журналы и печать вообще должны остерегаться отъ всего, что можетъ возбуждать враждебныя предубжденія и страсти въ то самое время, когда правительство приступило къ разршенію вопроса, столь близкаго всмъ по государственному своему значенію. Просвященной предусмотрительности и благоразумной заботливости вашей предоставляется и оцнить всю важность современныхъ обстоятельствъ и согласовать съ ними дйствія ввренной вамъ цензуры’ {Сборн. распоряж. по ценз. стр. 420.}.

Около того же времени Академія наукъ предложила на соисканіе особыхъ назначенныхъ ею премій задачу, относящуюся къ историческимъ изслдованіямъ объ отмн и выкуп помщичьихъ правъ въ разныхъ государствахъ Европы, но циркуляромъ 30 декабря 1857 г. запрещено было печатать въ русскихъ газетахъ и журналахъ программу этой задачи, и академія принуждена была обратиться къ иностранной пресс {Истор. свд. о ценз. въ Р, стр. 80, и Сборн. распор. стр. 421.}.

Странное впечатлніе производятъ вс эти тревоги министерства во поводу какой то ничтожной статейки въ ‘Сын Отечества’ плохого стихотворенія кн. Кугушева или ученой программы Академіи наукъ въ самое такое время, когда вся Россія была охвачена огнемъ необузданнаго энтузіазма посл обнародованія рескриптовъ. Во всхъ слояхъ общества, при каждой встрч двухъ трехъ человкъ, въ то время только и говорили, что о предстоящей реформ, и говорили не въ однхъ интимныхъ бесдахъ, но открыто, публично, чуть не на площадяхъ. Какъ разъ въ то время, именно 28 декабря состоялся знаменитый обдъ въ Москв въ купеческомъ клуб, на который въ числ около 200 человкъ собралась вся московская интеллигенція, и на которомъ и Катковъ, и Кавелинъ, и Павловъ, и Бабсть, и Коко ревъ разразились самыми восторженными рчами по поводу предстоящей реформы. Правительство, правда, было очень недовольно этой московской демонстраціей. Кокореву за его рчь былъ сдланъ выговоръ, обды, подобные московскому, были воспрещены. Тмъ не мене, вышеозначенныя дйствія министерства очень были похожи на стремленіе заткнуть пальцами дв-три скважины бочки, изъ которой вода свищетъ во вс поры. Могла ли пресса одна оставаться безмолвною въ виду всеобщаго говора и шума, возбужденнаго рескриптами? Это было бы вопіющимъ скандаломъ нетолько передъ возбужденнымъ обществомъ, но и передъ всею Европою. Понятно, что пресс тогда же было дозволено приступить къ обсужденіямъ крестьянскаго вопроса, и съ начала 1858 года во всхъ журналахъ: ‘Современник’, ‘Отечественныхъ Запискахъ’, ‘Библіотек для чтенія’, ‘Русскомъ Встник’, ‘Атене’ — начали печататься статьи по крестьянскому вопросу. Въ Москв возникъ даже ежемсячный журналъ ‘Сельское благоустройство’, А. И. Кошелева, спеціально предназначенный освобожденію крестьянъ. Въ высшихъ сферахъ теперь начали хлопотать не о томъ уже, дозволять или не дозволять пресс обсуждать крестьянскій вопросъ, а лишь бы пресса не выходила въ своихъ обсужденіяхъ изъ предловъ, намченныхъ рескриптами, не противорчила имъ и не дозволяла себ критиковать ихъ.

Въ предыдущихъ главахъ мы видли, что въ конц 1858 года и въ начал 1859 реакціонная партія значительно усилилась и подняла голову. Вліяніе ея замтно отразилось и на рескриптахъ, право земли оставалось за помщиками, крестьяне могли лишь пользоваться частью помщичьихъ земель и за это пользованіе платить оброкомъ или барщиною, помщикамъ предоставлялось право вотчинной полиціи надъ крестьянами и т. п. И вотъ посл того, какъ пресс разршено было толковать о крестьянскомъ вопрос, реакціонеры начинаютъ длать вс усилія, чтобы пресса въ своихъ обсужденіяхъ ни на іоту не отступала отъ рескриптовъ. По крайней мр, мы видимъ, что съ самаго начала 1858 года цензурные комитеты постоянно осаждаются циркулярами относительно этого предмета. Такъ, 16-го января является слдующій циркуляръ:

‘Для руководства внутренней цензуры при разсмотрніи и пропуск къ напечатанію статей, относящихся до предпринятаго нын освобожденія крпостного состоянія, предписываются слдующія правила:

а) Статей, гд будутъ разбирать, обсуждать и критиковать распоряженіе правительства по этому длу, къ напечатанію не допускать.

б) Не позволять печатать также тхъ статей, преимущественно литературнаго содержанія, гд въ форм разсказа или какой-либо другой, помщаются событія и сужденія, могущія возбудить крестьянъ противъ помщиковъ.

в) Затмъ, вс сочиненія и статьи, чисто ученыя, теоретическія, историческія и статистическія, гд будутъ разбираться и разсматриваться вопросы хозяйственные о теперешнемъ и будущемъ устройств помщичьихъ крестьянъ, дозволять печатать, какъ отдльными книжками, такъ и во всхъ періодическихъ изданіяхъ съ тмъ только: а) чтобы при этомъ не было допускаемо разсужденій и толкованій о главныхъ началахъ, высо чайшими рескриптами предписанныхъ въ руководство комитетамъ, по губерніямъ учрежденнымъ, б) чтобы при пропуск всхъ подобнаго рода статей и сочиненій въ точности соблюдались общія правила, цензурнымъ уставомъ предписанныя, в) чтобы обращено было особое вниманіе на духъ и благонамренность сочиненія и г) статьи, писанныя въ дух правительства, допускать къ печатанію во всхъ журналахъ’ {Сборн. постановл., стр. 422.}.

Затмъ слдуетъ 28-го февраля наистрожайшее запрещеніе московскому цензурному комитету ‘допускать въ печать все, что переноситъ настоящій крестьянскій у насъ вопросъ на политическую почву, удерживая писателей по этому предмету въ тхъ границахъ, которыя правительствомъ указаны’ {Ibid. стр. 426.}.

VI.

Вступленіе Е. Ковалевскаго на постъ министра народнаго просвщенія не замедлило и но крестьянскому вопросу, какъ и въ другихъ отношеніяхъ, ознаменоваться крупнымъ эпизодомъ. Таково было дло со статьею Кавелина.

Еще до возникновенія крестьянскаго вопроса, среди рукописной литературы, которою такъ богато было то время, въ числ множества проэктовъ освобожденія крестьянъ, наиболе выдавалась записка профессора Кавелина. Въ январ 1858 года, когда литератур было дозволено трактовать о крестьянскомъ вопрос, редакція ‘Современника’ обратилась къ Кавелину съ предложеніемъ помстить въ журнал этомъ записку его. Кавелинъ напечаталъ въ февральской и апрльской книжкахъ ‘Современника’ статью, подъ заглавіемъ: ‘О новыхъ условіяхъ сельскаго быта’, вторая часть которой (въ апрльской книжк) и заключала въ себ упомянутую записку. Надо замтить при этомъ, что Кавелинъ въ то время читалъ лекціи русскаго права наслднику цесаревичу, что очень не нравилось реакціонной партіи, въ томъ числ и шефу жандармовъ. Появленіе записки Кавелина въ печати было удобнымъ предлогомъ подкопаться подъ него. Тмъ не мене первая часть статьи Кавелина прошла благополучно: въ то время министромъ былъ еще Норовъ, и враги Кавелина могли встртить въ цензурномъ вдомств энергическій отпоръ князей Вяземскаго и Щербатова. Но вотъ вышла вторая часть статьи, въ апрл, когда министромъ былъ уже Ковалевскій, ни кн. Вяземскаго, ни кн. Щербатова не было уже въ цензурномъ вдомств. Къ тому же, самое содержаніе статьи давало поводъ къ поднятію дла. Написавъ записку свою ране поднятія крестьянскаго вопроса, Кавелинъ не имлъ, конечно, въ виду послдовавшихъ рескриптовъ и свободно разсуждалъ въ ней о выкуп полевой земли и необходимости замнить сословныя административныя привилегіи общимъ мстнымъ самоуправленіемъ. Мста эти были выпущены цензурою, тмъ не мене, нашлись люди, читавшіе раньше записку въ рукописи и полагавшіе необходимымъ заявить въ главномъ Комитет по крестьянскимъ дламъ о стать Кавелина, какъ о произведеніи совершенно противномъ видамъ правительства, расходящемся съ циркулярами и возмутительномъ. Шефу жандармовъ было поручено изслдовать дло. Панаевъ, редакторъ ‘Современника’, и Кавелинъ были призваны въ III отдленіе для объясненій. Вытребовали подлинную рукопись, и, не обращая вниманіе на цензурные пропуски, составили докладъ со сборными выписками изъ записки, со включеніемъ нетолько цензурныхъ пропусковъ, но даже и мстъ, вычеркнутыхъ или измненныхъ въ рукописи самимъ авторомъ. Министерство народнаго просвщенія въ доклад этомъ обвинялось въ злоумышленіи за то, что оно, зная содержаніе выпусковъ, допустило къ печати подобную статью, причемъ ставилось на видъ и то, что записка Кавелина была частію напечатана въ заграничномъ изданіи, именно въ ‘Голосахъ изъ Россіи’.

Результатомъ этого доклада было то, что цензору, пропустившему статью, былъ сдланъ выговоръ, а Ковалевскій разослалъ но цензурнымъ комитетамъ слдующій циркуляръ:

‘Въ апрльской книжк журнала ‘Современникъ’ напечатана статья: ‘О новыхъ условіяхъ сельскаго быта’. Не говоря уже о нкоторыхъ неумстныхъ выраженіяхъ и сужденіяхъ автора сей статьи о столь важномъ государственномъ вопрос, въ ней главная мысль состоитъ въ томъ, что помщичьи крестьяне должны, вопреки главнымъ началамъ, установленнымъ высочайшими рескриптами касательно устройства быта крестьянъ при освобожденіи ихъ изъ крпостнаго состоянія, получить въ полную собственность землю, которою они нын пользуются. Находя такое направленіе статей о помщичьихъ крестьянахъ противнымъ высочайше установленнымъ для цензуры ихъ правиламъ, я покорнйше прошу сдлать распоряженіе о недопущеніи къ печати статей вышеизъясненнаго содержанія и вообще о строгомъ соблюденіи предпринятыхъ правилъ’ {Ibid, стр. 427.}.

Вслдъ за тмъ, 22-го апрля, составленъ въ Главномъ комитет по крестьянскому длу и переданъ министру народнаго просвщенія къ подписанію и исполненію еще другой циркуляръ слдующаго содержанія:

‘Въ нкоторыхъ періодическихъ изданіяхъ начали появляться статьи, относящіяся до предпринятаго улучшенія и устройства, крестьянскаго быта, гд предлагаются не т начала, кои указаны правительствомъ, излагается необходимость освободить крестьянъ вполн отъ всякой зависимости помщиковъ и даже отъ полицейской ихъ власти, помщаются противу дворянъ и помщиковъ рзкія сужденія, и наконецъ, стараются доказать права собственности крестьянъ на помщичью землю и на пріобртеніе усадебъ въ собственность безъ выкупа. Въ нкоторыхъ литературныхъ статьяхъ начали помщаться весьма неприличные разсказы случаевъ злоупотребленія помщичьей власти.

‘Такое направленіе печатаемыхъ нын статей можетъ возбудить крестьянъ противу помщиковъ, оскорбляетъ сословіе дворянъ и вселяетъ въ умы крестьянъ такія надежды, кои въ послдствіи едва ли могутъ осуществиться. Кром того, дошло до свднія Его Императорскаго Величества, что цензура, разршая къ печатанію статьи, написанныя въ видахъ пользы крестьянскаго сословія, запрещаетъ вс т статьи, кои пишутся въ пользу помщиковъ. Государь Императоръ, признавая необходимымъ, чтобы при настоящемъ положеніи крестьянскаго вопроса не были ршительно допускаемы къ напечатанію такія статьи, въ Какой бы форм он ни были, кои могутъ волновать умы и помщиковъ, и крестьянъ, разсвая между сими послдними нелпые толки и сужденія, изволилъ высочайше повелть: ни въ какомъ случа не отступать отъ духа и смысла правилъ, указанныхъ уже по сему предмету Его Императорскимъ Величествомъ въ минувшемъ январ. Его Величеству угодно, чтобы съ изданіемъ нын особой программы для занятій дворянскихъ комитетовъ объ улучшеніи быта помщичьихъ крестьянъ, цензура дозволяла къ печатанію только т чисто ученыя, теоретическія и статистическія статьи, гд обсуждаются исключительно предметы сельскаго хозяйства и благоустройства, статьи, непротивныя духу и направленію означенной программы, не вдаваясь отнюдь въ сужденія о предметахъ будущаго устройства крестьянъ въ окончательномъ період предпринятаго правительствомъ преобразованія. Вмст съ тмъ Его Императорское Величество изволилъ признать необходимымъ, чтобы цензура, разршая печатаніе статей, написанныхъ въ пользу крестьянскаго сословія, не препятствовала печатать статей, написанныхъ въ пользу помщиковъ, запрещая критику главныхъ началъ, въ высочайшихъ рескриптахъ и въ означенной выше программ указанныхъ, и вообще сочиненія, кои могутъ возбуждать одно сословіе противъ другого, но всегда обращала строгое вниманіе на духъ и благонамренность сочиненія. Сверхъ того, Государю Императору благоугодно, чтобы въ отдльныхъ листкахъ, продаваемыхъ нын на улицахъ и перекресткахъ, не было Еовсе допускаемо сужденій и статей вообще до крестьянскаго сословія относящихся, и чтобы обращаемо особое строгое вниманіе на отдльныя книжки, издаваемыя для простого народа, дабы въ нихъ не было допускаемо нетолько ничего несогласнаго съ постановленными для устройства крпостного сословія началами, но и ничего такого, что бы могло давать поводъ, хотя и намеками, къ превратнымъ толкованіямъ’ {Ibid., стр. 428.}.

Какое вліяніе оказали на прессу вс эти циркуляры, мы можемъ судить но тому, что уже во второй апрльской книжк ‘Русскаго Встника’ редакція принуждена была закрыть заведенный ею особый отдлъ, подъ заглавіемъ ‘Крестьянскій вопросъ’, и вмсто него было напечатано слдующее объявленіе:

‘Редакція ‘Русскаго Встника’, по нкоторымъ обстоятельствамъ, отлагаетъ въ этомъ нумер, а можетъ бытъ и въ слдующемъ, продолженіе открытаго ею отдла, подъ заглавіемъ: ‘Крестьянскій вопросъ’. Такъ какъ статьи и письма по вопросу объ улучшеніи быта помщичьихъ крестьянъ были доставлены въ редакцію по ея собственному вызову, и такъ какъ она приняла на себя обязанность обнародовать ихъ, то считаетъ своимъ долгомъ объявить при этомъ случа, что она отнюдь не уклоняется отъ исполненія своей обязанности и воспользуется первою возможностью, чтобы дать полученнымъ ею корреспонденціямъ и замткамъ гласность, для которой он предназначены. Исполненные живйшаго желанія служить, по мр нашихъ силъ и средствъ, великому длу, мы, напротивъ, покорнйше просимъ гг. помщиковъ, которые пожелаютъ избрать насъ посредниками между ними и русскою публикою, о сообщеніи намъ и впредь своихъ замчаній. Какъ тмъ, что уже доставлено намъ съ разныхъ концовъ Россіи, такъ и тмъ, что будетъ и впредь доставляемо, мы не преминемъ воспользоваться со всею добросовстностью и будемъ служить врно, на основаніяхъ, объявленныхъ нашимъ журналомъ, обмну мыслей а соображеній, хотя бы они и не были согласны съ нашими собственными взглядами’.

Если въ столичной пресс статьи по крестьянской реформ встрчали подобныя затрудненія, то тмъ съ большимъ трудомъ проходили он въ провинціальной пресс. Такъ, мы видимъ, что предсдатель варшавскаго цензурнаго комитета Мухановъ, несмотря на то, что рескриптъ 20-го ноября относился прямо къ дворянству юго-западнаго края, въ сред котораго очень многіе не знали русскаго языка, тмъ не мене впродолженіи двухъ недль не могъ ршиться дозволить напечатать этотъ рескриптъ въ польскихъ газетахъ, несмотря на то, что во всхъ русскихъ изданіяхъ онъ былъ уже отпечатанъ, и лишь по сношеніи съ министерствомъ телеграфической депешей, онъ далъ, наконецъ, свое разршеніе. Что же касается до статей о крестьянскомъ вопрос, какъ оригинальныхъ, такъ и переводныхъ съ русскаго, на нихъ онъ постоянно налагалъ безусловное veto, и въ то время, какъ дворянство юго западнаго края обсуждало крестьянскій вопросъ, польская литература и не заикалась о немъ.

Впрочемъ, и русская литература въ теченіи всего 1858 года могла обсуждать крестьянскій вопросъ, касаясь лишь косвенно и обиняками такихъ существенныхъ его сторонъ, какъ выкупъ крестьянскихъ земель и вотчинная полиція помщиковъ, а это въ то время равнялось полной невозможности обсуждать вопросъ.

Но въ теченіи 1858 года, посл путешествія Государя Императора по Россіи и рчей, произнесенныхъ имъ дворянствамъ Тверской, Нижегородской и Московской губерній, посл представленія проектовъ губернскихъ комитетовъ, учрежденія земскаго отдла центральнаго статистическаго комитета, втеръ подулъ совершенно съ другой стороны. Реакціонная партія была окончательно поражена въ своихъ усиліяхъ затормозить освобожденіе крестьянъ, и правительство пришло къ убжденію въ необходимости выкупа крестьянской земли, равно какъ въ несообразности какой бы то ни было вотчинной власти помщиковъ надъ крестьянами. И вотъ, въ конц 1858 года, литератур вновь было разршено говорить о выкуп крестьянскихъ земель и о вотчинной полиціи. Но и при всемъ этомъ разршеніи, статьи но крестьянскому вопросу проходили сквозь цензуру весьма туго. Стоило появиться хоть сколько-нибудь смлой мысли или неловкому, слишкомъ рзкому выраженію, и въ цензурныхъ сферахъ тотчасъ же поднималась тревога. Такъ, мы видимъ, что едва послдовало упомянутое разршеніе, и одна изъ первыхъ же появившихся статей о выкуп возбудила такую сенсацію въ цензурныхъ сферахъ, что разршеніе тотчасъ подверглось новымъ ограниченіямъ. Это была статья Кокорева ‘Милліардъ въ туман’, помщенная въ No 5 и 6 ‘С.-Петербургскихъ Вдомостей’ за 1859 годъ. Вотъ краткій экстрактъ содержанія этой статьи для читателей, конечно, давно забывшихъ объ ея существованіи.

Оцнивая стоимость всхъ земель, которыми владли крестьяне въ одинъ милліардъ, Кокоревъ въ тоже время полагаетъ, что долги помщиковъ въ кредитныя установленія простираются, по крайней мр, на 500 милліоновъ. Слдовательно, правительству предстоитъ выдать государственныхъ актовъ лишь на половину милліарда. Если же затмъ помщичьихъ крестьянъ, вмсто 2 рублевой подушной подати, обложить, наравн съ государственными крестьянами, 7-ми-рублевой, въ такомъ случа въ 37 лтъ они выплатятъ 2 милліарда 220 милліоновъ, и долгъ будетъ уплаченъ съ процентами, полагая, что выкупные билеты будутъ приносить 6% (5% ренты и 1% погашенія). Если же подобный разсчетъ рискуетъ въ дйствительности подорваться неисправными платежами податей крестьянами, въ такомъ случа Кокоревъ совтуетъ разршить всмъ сословіямъ право покупать помщичьи земли съ тмъ условіемъ, чтобы покупатель уступалъ крестьянамъ въ собственность ихъ извстное количество десятинъ. ‘Въ доказательство убжденія моего въ возможности и полезности этой мры, говоритъ Кокоревъ:— я заявляю готовность купить удобныхъ для промышленности имній на 1 милліонъ рублей, съ тмъ, чтобы вс крестьяне, при нихъ живущіе, получили даромъ въ полную собственность владемыя ими поля и покосы. Въ кругу моихъ знакомыхъ я знаю многихъ, имющихъ крайнюю необходимость въ пріобртеніи земель на подобныхъ основаніяхъ для развитія промышленности. Въ заключеніе же Кокоревъ предлагаетъ еще третью мру: именно, взамнъ крестьянскихъ земель, давать помщикамъ въ новороссійскихъ степяхъ пустыя казенныя земли по дв десятины за одну крестьянскую.

Статья г. Кокорева, съ ретроспективной точки зрнія, въ настоящее время можетъ показаться весьма курьзной, такъ какъ г. Кокоревъ, явно играя въ ней въ руку своего сословія, предлагаетъ даровать ему за огромное съ его стороны пожертвованіе право, которымъ сословіе это впослдствіи воспользовалось и безъ малйшихъ съ своей стороны пожертвованій, т. е. начало скупать помщичьи земли, не уступая крестьянамъ ни пяди изъ нихъ. Но при появленіи своемъ статья г. Кокорева показалась въ Главномъ комитет по крестьянскому длу весьма предосудительною, и 22-го января 1859 г. появился слдующій циркуляръ по цензурному вдомству:

‘Главный комитетъ по крестьянскому длу обратилъ вниманіе на напечатанную въ ‘С.-Петербургскихъ Вдомостяхъ’ 8-го и 9-го сего января, NoNo 5 и 6, статью Кокорева ‘Милліардъ въ туман’. Въ этой стать сочинитель, доказывая необходимостъ выкупа у помщиковъ земли, которою нын пользуются ихъ крестьяне, и предлагая для сего финансовую мру, помстилъ сужденія вовсе неумстныя и которыя не слдовало бы допускать въ печать. По убжденію Главнаго комитета, можно и въ извстной степени полезно допускать печатаніе статей о выкуп крестьянами земли, дозволяя при этомъ и сужденія о необходимыхъ финансовыхъ для сего операціяхъ, о продаж казенныхъ земель, государственныхъ имуществъ и проч., но вс эти статьи могутъ быть допускаемы къ печатанію не иначе, какъ подъ условіемъ, чтобы въ нихъ не были помщаемы сужденія неумстныя, не относящіяся прямо къ предмету и возбуждающія толки противъ дйствій правительства. При этомъ необходимо также наблюдать постановленное уже, но не всегда строго соблюдаемое правило, чтобы вс статьи, касающіяся предметовъ одного или нсколькихъ министерствъ или главныхъ управленій, были непремнно сообщаемы на предварительное разсмотрніе чиновниковъ сихъ министерствъ и главныхъ управленій’.

Вслдствіе сего предписывалось цензорамъ: а) дозволяя къ печатанію статьи о выкуп крестьянами земли, строго наблюдать, чтобы въ статьяхъ не было неумстныхъ сужденій и выраженій, и б) вс вообще статьи, относящіяся до крестьянскаго вопроса, прежде пропуска въ печати, непремнно сообщать на разсмотрніе чиновниковъ, не одного только министерства внутреннихъ длъ, какъ это досел длалось, но всхъ тхъ министерствъ и главныхъ управленій, до вдомства коихъ относятся предметы въ стать обсуждаемые. При семъ пояснялось, что пропускъ статей въ министерствахъ нисколько не освобождаетъ цензоровъ ни отъ обязанности строгаго съ ихъ стороны разсмотрнія статей, ни отъ отвтственности за пропускъ тхъ изъ нихъ, которыя, по цензурнымъ правиламъ, не должны быть дозволяемы къ печатанію {Сборн. постановл., стр. 440.}.

Но этого оказалось еще недостаточно, и вслдъ затмъ, вышло новое постановленіе, чтобы статьи по крестьянскому вопросу, сверхъ трехъ цензуръ, о которыхъ упоминается въ циркуляр, поступали на спеціальную цензуру Главнаго комитета во крестьянскому длу. Это распоряженіе затормозило печатаніе статей по крестьянскому вопросу до послдней крайности. Главный комитетъ, у котораго и безъ того было масса дла, не особенно спшилъ со статьями, представляемыми ему на цензуру, и они залеживались у членовъ его по цлымъ мсяцамъ. Толстые журналы, конечно, могли ожидать резолюцій комитета сколько угодно, спеціальный же органъ по крестьянскому вопросу ‘Сельское Благоустройство’ положительно не могъ существовать при такихъ условіяхъ. Напрасно Кошелевъ хлопоталъ о расширеніи права изслдованій по крестьянскому вопросу, заявляя въ своей просьб, что ‘безъ права говорить о будущемъ окончательномъ устройств крестьянскаго сословія, нтъ возможности разсуждать о постепенномъ переход отъ настоящаго къ будущему’, и что ‘онъ не теоретикъ, а практическій, опытный хозяинъ, не мене кого бы то ни было заинтересовивый въ мирной развязк этого важнаго и затруднительнаго вопроса но видитъ ршительную невозможность продолжать журналъ, если цензурныя постановленія по крестьянскому вопросу не измнятся’ {Сбор. свд. о ценз. въ Р., стр. 82.}. Журналъ принужденъ былъ прекратиться на февральской книжк 1859 года, которая вышла уже въ апрл, причемъ Кошелевъ напечаталъ слдующее объявленіе:

‘Выпуская, наконецъ, въ апрл февральскій No ‘Сельскаго Благоустройства’, мы вмст съ тмъ объявляемъ, что ршились прекратить наше изданіе. Журналъ, имющій исключительно предметомъ крестьянское дло, такъ быстро у насъ развивающееся, долженъ выходить своевременно: статьи запоздалыя неминуемо утрачиваютъ свое значеніе. Не имя возможности по причинамъ, совершенно отъ редакціи независящимъ, выпускать книжки въ срокъ и въ надлежащемъ состав, мы предпочитаемъ отказаться отъ изданія, чмъ представлять нашимъ читателямъ статьи не полныя по содержанію и ослабленныя позднимъ появленіемъ. Прекращая ‘Сельское Благоустройство’, мы, впрочемъ, предоставляемъ себ помщать въ ‘Русской Бесд’ и статьи по крестьянскому длу, которыя заключаютъ въ сей интересъ не быстро преходящій, и которыя, по выполненіи всхъ формальностей, сохранятъ еще нкоторое значеніе. Искренно благодаримъ нашихъ почтенныхъ сотрудниковъ и подписчиковъ за ихъ содйствіе къ успху ‘Сельскаго Благоустройства’. Мы покидаемъ ежемсячную бесду съ ними неохотно, вслдствіе ршенія, принятаго нами не мгновенно, а посл трехъ-мсячныхъ ожиданій и размышленій’.

До какой степени крестьянскій вопросъ тревожилъ цензуру, можно судить по тому, что съ 1857 года по 19-е февраля 1861г. министръ народнаго просвщенія и Главное управленіе цензура разослали 14 циркуляровъ относительно статей по крестьянскому вопросу. Изъ Москвы, изъ редакцій ‘Сельскаго Благоустройства’, ‘Русскаго Встника’ и ‘Русской Бесды’ присылались цлыя кипы рукописей, и большая часть была устраняема отъ печати. Такъ, однажды (въ 1859 г) было прислано 14 статей, изъ нихъ одобрено было всего 4 статьи, въ другой разъ изъ 12, тоже всего 4, въ третій разъ изъ 9 — 3. Вотъ съ какимъ трудомъ проходили статьи по крестьянскому вопросу вплоть до самаго 19-го февраля 1861 г. Лишь за четыре дня до объявленія манифеста, именно 14-го февраля 1861 года былъ разосланъ новый циркуляръ о томъ, чтобы ‘вс сочиненія и статьи, касающіяся крестьянскаго вопроса и вообще настоящихъ и будущихъ отношеній помщиковъ и крестьянъ, а также устройства крестьянскаго быта на новыхъ началахъ, прежде пропуска ихъ къ напечатанію общею цензурою, передавать на предварительное разсмотрніе не министерства внутреннихъ длъ, какъ это было до сихъ поръ, но Государственной канцеляріи, и пропускать къ напечатанію только тогда, когда статьи сіи будутъ одобрены Государственнымъ Секретаремъ, или тмъ изъ чиновниковъ Государственной канцеляріи, который для этого будетъ имъ назначенъ’ {Сборн. пост. по ценз., стр. 457.}.

VII.

Не мене, чмъ и крестьянское дло, озабочивалъ правительство вопросъ о печатной гласности, о такъ называемой ‘обличительной литератур’. Поощряемая такими оффиціальными органами, какъ Морской, и Военный сборники, обличительная литература, начиная съ 1857 года, наводнила вс журналы и газеты, появляясь повсюду въ самыхъ разнообразныхъ формахъ и проникнувъ во вс отрасли литературы, начиная съ ученыхъ и публицистическихъ трактатовъ, газетныхъ передовыхъ статей и корреспонденцій, и кончая фельетонами, стихотвореніями, каррикатурами, даже повстями и романами объемистаго размра. Въ то время, какъ въ періодической пресс на взяточничество, казнокрадство и всевозможныя злоупотребленія сыпались со всхъ сторонъ безпощадныя перуны сатиры, порою съ весьма прозрачными намеками на лица и обстоятельства, на сцен Александринскаго театра гремлъ противъ взятокъ блестящій Надимовъ въ ‘Чиновник’ гр. Соллогуба, и публика апплодировала безкорыстному становому приставу въ комедіи Львова ‘Свтъ не безъ добрыхъ людей’. А такъ какъ такихъ просвщенныхъ чиновниковъ, какъ Надимовъ и такихъ неподкупныхъ становыхъ приставовъ, какъ герой комедій Львова, было очень немного до крымской кампаніи, то понятно, что обличительная литература не замедлила привести въ ужасъ, и при самомъ ея возникновеніи, уже въ 1857 году, началась противъ нея ожесточенная борьба со стороны всхъ недовольныхъ новыми порядками.

Такъ въ ‘Сын Отечества’ за 1857 годъ была напечатана въ нсколькихъ нумерахъ обличительная повсть ‘Червячки’.— Но прежде, чмъ явиться въ печати, повсть эта возбудила не мало толковъ и переписки въ цензурныхъ сферахъ. Предсдатель цензурнаго комитета, кн. Щербатовъ, найдя нужнымъ представить рукопись, содержавшую эту повсть, въ Главное правленіе цензуры, съ своей стороны далъ о ней вполн благопріятный отзывъ. ‘Польза такихъ статей, писалъ онъ:— неопровержима: снимать покровъ съ таящагося злоупотребленія, длать его явнымъ, не есть ли уже нравственно наказывать преступника, а еще боле отвращать другихъ отъ поползновенія къ пороку, слдовательно, обращать ихъ къ добродтели’? Притомъ, заключалъ кн. Щербатовъ, 14 цензурнаго устава, допускаетъ печатаніе статей ‘подъ общими чертами осмивающихъ общіе пороки и слабости, а слдовательно допускаетъ и настоящую статью’.

Но такъ какъ въ повсти обличенія направлены были главнымъ образомъ на лица военнаго званія, то рукопись была послана на разсмотрніе военнаго министра. Комитетъ военной цензуры призналъ, ‘что статья эта, заключая въ себ оскорбительные и насмшливые отзывы на счетъ всхъ вообще ротныхъ, эскадронныхъ и полковыхъ командировъ, по точному смыслу 2 и 6 высочайше утвержденной дополнительной инструкціи къ общему уставу о цензур для руководства военно-цензурнаго комитета, не можетъ быть допущена къ напечатанію въ ея настоящемъ вид’.

Предсдатель военно-цензурнаго комитета, баронъ Меденъ, замчалъ при этомъ, что можно осмивать общіе пороки и слабости, не разрушая уваженія къ учрежденіямъ и сословіямъ: ‘стоитъ только, чтобы авторъ не представлялъ обнаруживаемыя имъ злоупотребленія, какъ явленія общія, въ той или другой части военнаго правленія, а лишь какъ злоупотребленія частныхъ лицъ: это принесетъ еще и ту пользу, что откроетъ правительству вс тайныя увертки и хитрыя продлки злоупотребленій’.

Но, несмотря на это мнніе военно-цензурнаго комитета, военный министръ, г-лъ Сухозанетъ, одобрилъ повсть: ‘По ближайшемъ моемъ разсмотрніи этой статьи, писалъ онъ Норову:— я съ своей стороны покажу, что за исключеніемъ въ оной мста, обозначенныхъ краснымъ карандашомъ, со стороны военнаго вдомства не встрчается препятствія къ напечатанію оной’ {Истор. свд. о ценз. въ Р., стр. 74.}.

‘Червячки? были такимъ образомъ пропущены, наконецъ, цензурою, но это все-таки не прошло даромъ цензурному вдомству. Оказалось, что въ повсти задты были между прочимъ и чины вдомства путей сообщенія. И вотъ когда повсть явилась въ свтъ, вдомство путей сообщенія въ свою очередь протестовало противъ напечатанія повсти, и въ конц-концовъ, цензурные комитеты С.-Петербургскій и Московскій получили циркуляръ 7-го октября 1857 года, по поводу напечатанной въ ‘Сын Отечества’ статьи Щ. ‘Червячки’, въ которой ‘выставляются въ самой грубой картин личности и дйствія губернскихъ чиновниковъ, а въ особенности чиновъ вдомства путей сообщенія’. Циркуляръ ставилъ на видъ, что правительствомъ обращено вниманіе на эту статью ‘и вообще на полицейское направленіе, которое своевольно и неумстно принято въ послднее время большинствомъ нашихъ періодическихъ изданій. Обязанность цензуры имть благоразумное понятіе того, что можно допускать къ печати и чего нельзя, безъ потрясенія и подрыва общественнаго доврія и уваженія къ правительственнымъ мстамъ и лицамъ’.

Въ заключеніе же, циркуляръ подтверждаетъ всмъ цензорамъ ‘быть впредь осмотрительне въ пропуск статей, которыя длаютъ изъ журналовъ какую-то уголовную палату, а изъ всхъ чиновниковъ и администраторовъ, безъ разбора, лица, подсудимыя журнальному суду’ {Сборн. постанов., стр. 476.}.

Оваціи, которыя публика длала неподкупному становому въ комедіи Львова, въ свою очередь, не нравились многимъ лицамъ, и въ публик ходили упорные слухи о томъ, что піесу готовятся запретить. Но дло ограничилось тмъ, что Львова призвали къ генералъ-губернатору, и послдній убждалъ его смягчить комедію…

Въ 1858 году не мене шума, чмъ ‘Червячки’, надлалъ романъ ‘Откупное дло’, напечатанный въ ‘Современник’. Романъ этотъ изображалъ въ самыхъ черныхъ краскахъ цлое общество одного изъ губернскихъ городовъ, конечно, безъ означенія настоящихъ названій лицъ и мстности. По поводу этой повсти мстный начальникъ обратился съ энергическою жалобою къ министру просвщенія. ‘У какой власти, писалъ онъ:— должны оскорбленныя личности, считая себя обиженными, искать суда и расправы? И ежели правительство попускаетъ подобнаго рода оскорбленія, за которыя законнаго защищенія найти негд, то казалось бы, по крайней мр, справедливымъ не воспрещать поединковъ и оставлять самоуправство безнаказаннымъ. ‘Мы узнаемъ, говоритъ онъ въ заключеніе:— ‘Ревизора’ Гоголя въ боле широкомъ размр! Еще немного, и другой цензоръ — конечно, въ С.-Петербург этого никогда не допустятъ — разршитъ въ печати новую статью, въ которой главными предметами типическихъ изображеній будете уже вы, гг. министры’ {Истор. свд. о ценз. въ Р., стр. 83.}.

Тотъ же 1858 годъ ознаменовался особеннымъ обиліемъ уличныхъ сатирическихъ листковъ съ каррикатурами, которые одно время совершенно наводнили собою арки гостиннаго двора. Изданія глубоко-лубочныя, копеечныя, по большей части бездарныя и безграматныя, съ плоскими и скабрзными шуточками и куплетиками, они тоже порою впадали въ обличительный тонъ, а главное дло, открывали возможность издавать сатирическіе журналы, не испрашивая на это разршенія, такъ какъ авторы ихъ, довольствуясь розничною продажею, придавали своимъ листкамъ форму газетныхъ выпусковъ, и періодически выпуская новые листки подъ тмъ же наименованіемъ, по мр распродажи старыхъ. Обращено было вниманіе и на эту новую отрасль литературы, и 22-го мая и 13-го августа было два распоряженія по поводу ‘выходящихъ въ свтъ листковъ для простонароднаго чтенія подъ разными названіями, имющихъ наружный видъ періодическихъ изданій’. При этомъ С.-Петербургскому ценз. комитету предложено было: 1) руководствоваться въ точности, относительно этихъ листковъ высочайшимъ повелніемъ 1850 года касательно цензуры книгъ для простого народа, 2) воспретить придавать симъ листкамъ наружную форму, исключительно принадлежащую періодическимъ изданіямъ вообще, а въ особенности газетамъ, и 3) не допускать въ нихъ никакихъ безнравственныхъ статей, намековъ и выраженій’ {Сборн. постановл, стр. 429.}.

Посл этихъ двухъ распоряженій сатирическіе листки исчезли изъ подъ арокъ гостиннаго двора и прекратили свое эфемерное существованіе.

Проникши всюду, обличительная литература воспользовалась даже и отдломъ газетныхъ объявленій. Начали появляться мнимыя объявленія, скрывавшія въ себ сатирическую соль, иногда съ весьма прозрачными намеками и даже съ выставленіемъ адресовъ лицъ, подвергавшихся осмянію. Особенно въ ходу въ то время были объявленія о дантистахъ, подъ которыми подразумвались, конечно, люди съ размашистыми руками. Но тоже 13-е августа, которое положило конецъ уличнымъ листкамъ, привело къ законному порядку и объявленія о дантистахъ. Въ этотъ день вышло слдующее распоряженіе по С.-Петербургскому и Московскому цензурнымъ комитетамъ:

‘Вслдствіе отношенія министра внутреннихъ длъ предложено о томъ, чтобы не принимались къ напечатанію въ вдомостяхъ, газетахъ, журналахъ или отдльныхъ листахъ, объявленія дантистовъ, безъ разсмотрнія и пропуска къ напечатанію, согласно ст. 274 уст. врачебнаго, томъ XIII св. зак. (изд. 1842 г. св. 1857 г. ст. 309) и чтобы въ пропускаемыхъ на семъ основаніи статьяхъ не было допускаемо никакихъ выраженій, неприличныхъ ученому званію, а просто было разршаемо означеніе мста жительства дантиста, часовъ пріема имъ больныхъ’ и т. п. {Ibid., стр. 434.}.

Одною изъ самыхъ богатыхъ тэмъ для обличеній представлялись въ то время винные откупа, со всми ихъ вопіющими беззаконіями, которыми они прославились, какъ-то: систематическимъ подкупомъ административныхъ лицъ, начиная съ губернаторовъ и кончая становыми, опаиваніемъ народа самою дрянною водкою и т. п. Когда въ самомъ народ начался энергическій протестъ противъ винныхъ откуповъ въ вид обществъ трезвости, распространившихся повсемстно, винные откупщики, конечно, всячески противодйствовали обществамъ трезвости, при чемъ не малую услугу въ этомъ противодйствіи оказывали имъ полицейскіе чины, подкупленные откупщиками. Литература въ свою очередь не замедлила огласить массу подобнаго рода фактовъ, и такъ какъ подобнаго рода оглашенія, въ виду всеобщей ненависти, возбуждаемой винными откупами и сочувствія къ обществамъ трезвости, возбуждали впечатлнія вопіющаго скандала, то, чтобы прекратить подобныя обличенія, по цензурному вдомству былъ разосланъ слдующій циркуляръ 20-го марта 1859 года:

‘Въ періодическихъ изданіяхъ начали появляться съ нкотораго времени статьи, въ которыхъ описывается выражаемая въ разныхъ мстахъ Россіи ршимость крестьянъ не употреблять вовсе горячаго вина. Въ статьяхъ этого рода присовокупляются къ тому почти всегда извстія о принятыхъ мстнымъ начальствомъ и полицейскими чинами мрахъ, нердко сопровождаемыя осужденіями и весьма рзкими выходками противъ мстныхъ властей и существующей откупной системы.

‘При разсужденіи о семъ въ Совт гг. министровъ, найдено было, что сколь ни отрадно, въ нравственномъ отношеніи, явленіе о прекращеніи пьянства между крестьянами, заслуживающее сочувствія благомыслящихъ людей, и сколь ни желательно распространеніе извстій о немъ, однако, съ другой стороны, необходимо принять ограничительныя мры для устраненія притомъ всякихъ прямыхъ или косвенныхъ нападеній со стороны журналовъ и газетъ на мстныя начальства, а тмъ боле на правительственныя распоряженія и учрежденія’.

Вслдствіе этого предлагалось: ‘не воспрещая излагать въ періодическихъ изданіяхъ разсказы или извстія о событіяхъ, относящихся до обязательствъ между крестьянами, воздерживаться отъ употребленія крпкихъ напитковъ, дозволять въ подобныхъ статьяхъ помщать и нравственныя разсужденія вообще о польз воздержанія въ народ, но притомъ строго воспретить выходки противъ полиціи и мстныхъ властей, съ намреніемъ подрывать необходимое къ нимъ уваженіе, а также рзкія сужденія и дкія выходки противъ принятой правительствомъ откупной системы, пока она существуетъ’ {Ibid. стр. 442.}.

Въ связи съ этимъ стоитъ и другой циркуляръ 16-го іюля 1859 г., предписывающій, вслдствіе представленія министра финансовъ, печатаніе въ газетахъ и журналахъ статей о питейныхъ откупахъ и дйствіяхъ откупщиковъ не иначе, какъ съ разршенія состоящаго при С.-Петербургскомъ цензурномъ комитет чиновника министерства финансовъ {Ibid. стр. 447.}.

Однимъ изъ самыхъ горячихъ противниковъ обличительной литературы въ Главномъ правленіи цензуры былъ членъ его, знакомый уже намъ, О. А. Пржецлавскій, который, не довольствуясь преслдованіями тхъ или другихъ отдльныхъ случаевъ гласности, обратился въ Главное управленіе цензуры въ 1859 году съ особою запискою по этому предмету. Вотъ что онъ говоритъ объ этомъ въ своихъ воспоминаніяхъ:

‘Съ половины 1850-хъ годовъ цензура стала ощутительно свободне. Это имло благодтельное вліяніе на письменность вообще. Но какъ обыкновенно бываетъ посл продолжительнаго стсненія, это породило на первыхъ порахъ поползновеніе къ нкоторому своеволію. Симптомомъ его было появленіе почти во всхъ повременныхъ изданіяхъ такъ называемой обличительной литературы. Ее составляли статьи, въ которыхъ описывались иногда въ смшномъ, часто въ оскорбительномъ вид разныя, боле извстныя столичныя и провинціальныя личности, скандальные съ ними случаи, слабыя и дурныя ихъ стороны, а иногда возводимы были на нихъ и тяжкія обвиненія, такъ что большая часть этихъ статей подходили подъ опредленіе диффамаціи, клеветы, даже просто доноса. Хотя лица не назывались по имени, но въ ихъ фамиліяхъ длались незначительныя измненія, а ихъ общественное и служебное положеніе и вся обстановка были такъ съ натуры скопированы, что въ тождеств описываемаго субъекта не могло быть сомннія. А между тмъ обиженные не могли жаловаться, какъ потому, что тогда не было еще гласнаго суда, который одинъ можетъ удовлетворить всмъ требованіямъ публичнаго очищенія отъ позора, такъ и потому, что жаловаться на подобныя нападки, боле или мене аллегорическія, значило узнавать себя въ пасквильномъ изображеніи.

‘Такая литература сдлалась почти господствующею модою, такъ какъ она въ высшей степени интересовала читающую публику, вроятно, вслдствіе того недобраго расположенія, которое Ларошфуко замтилъ въ человческой природ. Но были и добрые и умные люди, одобрявшіе это своеволіе, они видли въ немъ справедливую кару за смшное и предосудительное, находили даже пользу въ общественной нравственности, не замчая, что подобныя представленія частныхъ случаевъ о лиц могутъ быть уродливо преувеличены, или даже вполн выдуманы и служить орудіемъ для злобы и личностей, какъ это часто и случалось.

‘Съ первыхъ же явленій этого жанра я энергично высказался противъ него по двоякому моему служебному званію: какъ членъ цензуры, я не могъ одобрять пасквильнаго характера, проникавшаго въ печать, а какъ чиновникъ юридической части — я находилъ его противнымъ общему духу законодательствъ, въ особенности нашего. Это послднее мнніе основывалось на слдующихъ соображеніяхъ.

‘Оглашеніе посредствомъ печати чьего-либо неблаговиднаго, предосудительнаго или даже неразумнаго поступка, или непохвальныхъ подробностей частной жизни, есть наказаніе, и нердко тяжкое. Изъ этого опредленія сами собою вытекаютъ слдующія заключенія:

‘Всякое наказаніе можетъ быть налагаемо единственно подлежащимъ судомъ, и не иначе какъ: а) по предварительному удостовренію въ дйствительности осуждаемаго дянія, и б) по истребованію отъ обвиняемаго объясненія и по принятіи къ совокупному соображенію всего, что онъ могъ бы привести въ свое оправданіе.

‘Черезъ возводимыя публично на частныхъ лицъ обвиненія и дкія выходки, нарушались вс эти необходимыя условія справедливости. Факты приводились бездоказательно, возраженія на нихъ были невозможны и наказаніе налагалось любымъ аматеромъ скандала, неподписывавшимся, или принявшимъ вымышленное имя. Въ конечномъ анализ это было присвоеніе себ частными, безъименными лицами судейской власти, безъ уполномочія на то и безъ всякаго ручательства въ праведности суда.

‘Поэтому вс обличительныя статьи, хотя бы въ нихъ изображались и правдивые факты, должны признаваться пасквилями потому именно, что оглашеніе ихъ составляетъ наказаніе, то есть такое юридическое дйствіе, которое не можетъ быть предоставлено произволу частныхъ лицъ, особенно принявъ въ уваженіе, что законное оглашеніе по суду примнялось къ весьма рдкимъ случаямъ.

‘Такой взглядъ казался мн тмъ боле справедливымъ, что при несуществованіи еще въ то время гласнаго суда, потерпвшіе отъ обличительныхъ статей не могли получить удовлетворенія полнаго, то есть настолько публичнаго, на сколько публично было помраченіе ихъ доброй славы.

‘Къ тому слдуетъ еще замтить, что въ обличительныхъ статьяхъ приходился очень значительный процентъ боле или мене ложныхъ, почти же вс отличались непомрнымъ преувеличеніемъ. Достоврно то, что великое большинство ихъ внушено было не какою-либо благонамренностью, а личнымъ озлобленіемъ и мщеніемъ.

‘Соображенія эти представлены были мною Главному управленію цензуры. Я прибавилъ къ нимъ проэктъ наставленія цензорамъ, заключающаго указанія признаковъ, по которымъ различается позволительная сатира отъ неодобряемаго пасквиля. Главный изъ этихъ признаковъ то, что первая иметъ предметомъ не лица, а общіе типы, свойственные цлымъ группамъ, цлымъ категоріямъ, а послдній — всегда только отдльныя личности. Затмъ слдовало подраздленіе этого главнаго признака на второстепенные признаки и подробности, изслдованіе которыхъ вело къ положительному опредленію: къ какому изъ двухъ жанровъ слдуетъ причислить данную юмористическую или сатирическую статью, дабы ни въ какомъ случа нельзя было взять одинъ за другой. Въ этомъ проэкт наставленія, какъ на примръ образцовой сатиры, я указывалъ на ‘Горе отъ ума’, на ‘Мертвыя души’, на ‘Ревизора’ и другія драматическія сочиненія’ {‘Рус. Стар’. 1875 г., No 9, стр. 148—151.}.

Записка Пржецлавскаго имла, повидимому, не малое вліяніе въ Главномъ управленіи цензуры, она установила опредленный критерій, которымъ не замедлили воспользоваться при дальнйшихъ отношеніяхъ къ обличительной литератур. По крайней мр, мы видимъ, что 3-го октября 1859 года былъ разосланъ циркуляръ, во многихъ мстахъ котораго взгляды Пржецлавскаго повторяются дословно. Вотъ этотъ циркуляръ: ‘Главное управленіе цензуры, слдя за ходомъ русской литературы, не могло не обратить вниманія на то, что въ послднее время въ нашей журналистик, сверхъ сатирическихъ произведеній беллетристики, изображающихъ вообще слабости и недостатки людей въ томъ числ и лицъ, занимающихъ должности въ государственной и общественной служб, стали появляться статьи, чуждыя литературнаго вымысла, но посвященныя преимущественно указанію на злоупотребленія лицъ существующихъ и разсказамъ дйствительныхъ будто бы происшествій, съ означеніемъ, иногда даже подлинныхъ именъ лицъ и мстъ, а большею частію съ такою обстановкою и прозрачнымъ замаскированіемъ ихъ, что очень не трудно догадаться, о комъ и о чемъ идетъ дло. Статьи подобнаго рода, не рдко изображающія самымъ рзкимъ образомъ злоупотребленія и даже уголовные проступки, побуждали правительство къ неоднократнымъ изслдованіямъ указанныхъ дйствій и происшествій. Произведенныя такимъ образомъ слдствія показали, что нкоторые изъ напечатанныхъ разсказовъ выдаютъ за дйствительно случившіяся такія событія, какихъ никогда не было, чему между прочимъ служить можетъ примромъ помщенное въ No 65 ‘С. Петербургскихъ Вдомостей’ извстіе о заживо погребенной женщин, какого происшествія по оффиціальномъ, самомъ тщательномъ изслдованіи, ршительно не было, а между тмъ оно едва не нарушило общественнаго спокойствія. Другія же статьи сего рода, хотя и заключали въ себ до нкоторой степени истину, но описанныя въ нихъ происшествія оказались чрезмрно преувеличенными и легковрно или недобросовстно записанными со словъ лицъ, вовсе незаслуживающихъ доврія, какъ напримръ, напечатанный въ No 175 ‘Московскихъ Вдомостей’ разсказъ инженернаго офицера, подъ названіемъ: ‘Нсколько словъ объ одномъ тюремномъ замк’. Къ этой категоріи принадлежитъ большинство обличительныхъ статей.

‘Распространеніе такого направленія журналистики можетъ повести къ весьма вреднымъ послдствіямъ злоупотребленія печати, а потому Главное управленіе цензуры, при обсужденіи сего предмета, не могло не остановиться: во-первыхъ, на допускаемыхъ, вопреки устава о цензур, въ печати личностяхъ, показывая именно описываемыя лица, или обозначая ихъ осязательно, во-вторыхъ, на необходимость установленія такого порядка при допущеніи къ печати разсказовъ о такъ называемыхъ истинныхъ происшествіяхъ, который обезпечилъ бы правительство и публику отъ ложныхъ извстій, вводящихъ ихъ въ заблужденіе тмъ боле, что опровергать вс печатаемые въ современныхъ изданіяхъ несправедливые и ложные разсказы было бы невозможно и недостойно правительства.

‘Вслдствіе сего Главное управленіе цензуры постановило:

1) Подтвердить по цензурному вдомству, что дальнйшее допущеніе въ печати, вопреки ст. 3. пункта 2 устава цензурнаго, статей, оскорбляющихъ честь какого либо лица, непремнно повлечетъ за собою удаленіе отъ должностей виновныхъ въ семъ упущеніи цензоровъ.

2) Принять за правило, чтобы отъ редакцій періодическихъ изданій, при представленіи или для одобренія въ печати статей, заключающихъ въ себ описаніе какихъ либо злоупотребленій или происшествій, выдаваемыхъ за дйствительно случившіяся, требовать фактическаго удостовренія въ ихъ дйствительности, и чтобы при этомъ, въ случа допущенія къ печати статьи непремнно было извстно цензур, какъ имя и мстопребываніе автора, такъ время и мсто описываемаго происшествія, съ тми фактическими подробностями, которыя всякій благоразумный цензоръ найдетъ необходимыми для удостовренія и которыя исчислить впередъ невозможно. Само собою разумется, что цензоръ при этомъ не въ прав требовать юридическихъ доказательствъ въ подкрпленіе описываемыхъ происшествій, а долженъ ограничиваться вышесказаннымъ руководствомъ. За симъ всякое ложное извстіе вышесказаннаго рода, допущенное цензоромъ въ печать, будетъ отнесено къ неизбжной его отвтственности’ {Сборникъ постанов., стр. 447.}.

Пржецлавскому же было обязано цензурное вдомство отмненіемъ печатанія цензорскихъ подписей на книгахъ и газетахъ. Въ той же своей записк между прочимъ онъ проводилъ ту мысль, что въ обличительной литератур жажда популярности овладваетъ не только авторами, но и цензорами, пропускающими обличительныя статьи, и такимъ образомъ щеголяющими передъ публикою своимъ либерализмомъ. На этомъ основаніи онъ предлагалъ отмнить существовавшій искони обычай печатной подписи цензора на книгахъ и газетахъ. ‘Я докладывалъ, говоритъ онъ въ своихъ воспоминаніяхъ:— что въ Австріи и другихъ странахъ, гд есть цензура, пропускъ печатается безъ подписи, по тому уваженію, что и современникамъ, и потомству нтъ никакой надобности знать, кто именно цензуровалъ напечатанное, и извстность фамиліи можетъ въ томъ или въ другомъ направленіи вліять на дйствія цензора. Онъ не можетъ не оглядываться боле или мене на общественное мнніе, тогда какъ оно, въ извстныхъ обстоятельствахъ, нердко идетъ въ разрзъ съ прямою обязанностью цензорскаго званія. Но какъ при этой отмн, вмсто подписи, принята была формула ‘одобрено цензурою’, то въ послдствіи, при перевод уже цензуры къ министерству внутреннихъ длъ, по моему же представленію о несвойственности выраженія: ‘одобрено’, принята и до сихъ поръ осталась боле соотвтствующая дйствію наблюдательной власти, формула: ‘Дозволено цензурою’ {‘Русская Старина’ 1875, No 9, стр. 159.}.

VIII.

Но, несмотря на вс эти распоряженія, обличительная литература нетолько не спадала съ тона, а напротивъ, все боле и боле возвышала голосъ. Страхъ попасть въ ряды взяточниковъ и казнокрадовъ и желаніе выставиться поборниками гражданской честности и безкорыстія довели нкоторыхъ администраторовъ до такого увлеченія, что они нашли нужнымъ печатно заявить о своей неподкупности. Такъ въ No 260, 1-го ноября, въ ‘Московскихъ Вдомостяхъ’ была напечатана слдующая корреспонденція изъ Вятки:

‘Вятка, октября 16-го. 14-го октября 1859 года явился ко мн одинъ изъ управляющихъ откупами по Вятской губерніи и принесъ въ даръ деньги на томъ основаніи, что он записаны въ расходную его книгу на мое имя. Не принявъ этихъ денегъ, я просилъ его распорядиться, чтобы имя мое не значилось въ его книг.

‘А такъ какъ я служилъ прокуроромъ въ Архангельск, Херсон и Екатеринославл, гд можетъ быть откупщики или управляющіе откупами также показывали по книгамъ своимъ, что мн даны деньги, то считаю долгомъ объявить всмъ, что я никогда и ни отъ кого во всю мою 35-тилтнюю службу ничего не принималъ и не принимаю. Вятскій губернскій прокуроръ А. И. Сырневъ’.

Вслдъ затмъ въ No 274-мъ ‘Московскихъ Вдомостей’ появилась слдующая корреспонденція изъ Орла:

‘Орелъ, ноября 14-го. Въ V. 260-мъ ‘Московскихъ Вдомостей’ напечатано письмо г. вятскаго губернскаго прокурора А, И. Сырнева, въ которомъ онъ, вслдствіе поступка съ намъ одного изъ управляющихъ откупами Вятской губерніи, объявляетъ всенародно, что онъ никогда и ни отъ кого во всю его 35-тилтнюю службу ничего не принималъ и не принимаетъ, Этотъ благородный, безпримрный поступокъ г. Сырнева истинно обрадовалъ всхъ безкорыстныхъ слугъ отечества. Дай Богъ, чтобы примръ его нашелъ многихъ подражателей. Я же съ своей стороны имю честь объявить, что въ теченіе своей 40-ка-лтней службы, тоже никогда и ни отъ кого никакихъ подарковъ и приношеній не принималъ и не принимаю. Надюсь, милостивый государь, что вы не откажитесь помстить письмо это въ одномъ изъ ближайшихъ NoNo ‘Московскихъ Вдомостей’. Орловскій гражданскій губернаторъ В. Сафоновичъ’.

Не беремся ршать, дйствительно ли это письмо принадлежало орловскому губернатору В. Сафоновичу, или же оно было подложное и представлялось лишь одною изъ формъ ироническаго обличенія, во всякомъ случа въ циркуляр по цензурному вдомству 23-го декабря 1859 г. оно объявлено подложнымъ, я циркуляръ этотъ, между прочимъ, предписываетъ ‘статьи, поступающія въ редакціи періодическихъ изданій за подписью правительственныхъ лицъ, печатать не иначе, какъ но тщательномъ удостовреніи въ дйствительной присылк оныхъ отъ сихъ лицъ’ {Сборн. постановл., стр. 449.}.

1859 годъ можно считать апогеемъ обличительной литературы еще и въ томъ отношеніи, что это былъ первый годъ изданія ‘Искры’, которая съ первыхъ же нумеровъ своихъ встала во глав обличительной прессы и сдлалась грозою для провинціальной администраціи. Выраженіе ‘попасть въ ‘Искру’ сдлалось такимъ же обычнымъ терминомъ, какъ въ послдствіи ‘ссть на скамью подсудимыхъ’, только пожалуй еще боле страшнымъ. Цензурному вдомству ‘Искра’ причиняла не мало хлопотъ и тревогъ во все время своего существованія. Я убжденъ, что еслибы была возможность перебрать вс т преслдованія и запрещенія, какимъ подвергались различныя статьи и рисунки ‘Искры’, вс жалобы и протесты обличенныхъ, вообще всю переписку, какую пришлось вести цензурному вдомству по поводу ‘Искры’, то составился бы объемистый томъ. Мы приведемъ здсь лишь три-четыре случая, которые имемъ подъ рукою.

Такъ въ 1860 году, въ No 4 мъ, вниманіе всей публики привлекла каррикатура, подъ заглавіемъ ‘Свободный выборъ’, изображавшая повара, обращающагося къ птухамъ съ слдующею рчью:

— Я призвалъ васъ, господа, съ тмъ, чтобы спросить вашего мннія: подъ какимъ соусомъ угодно вамъ быть приготовленными: водъ блымъ или краснымъ?

Въ этой каррикатур увидли намекъ и сочли нужнымъ сдлать о ней докладъ. Однакожь, дло было оставлено безъ послдствій.

Въ 1861 году, въ No 11-мъ (ст. 161) ‘Искры’ была перепечатана слдующая корреспонденція изъ No 59-го ‘С.-Петербургскихъ Вдомостей’:

‘Саратовъ, 10-го февраля 1861 г. Мм. гг., просимъ васъ напечатать слдующее:

‘Дворовый человкъ Елизаветы Дмитріевны Кривской, помщицы Саратовской губерніи, Сердобскаго узда, Яковъ Ивановъ, 35-ти лтъ, уже нсколько лтъ ходитъ по оброку, платя въ годъ своей помщиц, за себя и за свое семейство, 25 рублей серебромъ, и занимаясь въ город Саратов столярнымъ ремесломъ. Въ конц января 1861 года, г-жа Кривская прислала въ Саратовъ своего конторщика, отставного унтеръ-офицера, Петра Прокофьева, съ полномочіемъ сдать въ рекруты нсколькихъ изъ своихъ людей, между прочимъ и Якова Иванова, если онъ немедленно не откупится за двсти рублей серебромъ. Рекрутское присутствіе въ гор. Саратов бываетъ по четвергамъ и потому Яковъ Ивановъ, не имя наличныхъ денегъ, долженъ былъ искать убжища въ чужихъ домахъ въ продолженіи вторника, среды и четверга. Въ эти дни онъ усплъ занять у знакомыхъ только сто рублей, а такъ какъ конторщикъ не имлъ разршенія вручить ему отпускную за эту сумму, то мы убдили послдняго дать ему ее за нашимъ поручительствомъ въ уплат Яковомъ Ивановымъ остальныхъ ста рублей къ 1-му апрля 1861 г., что конторщикъ и исполнилъ.

‘Для большей же увренности г-жи Кривской въ прочности нашего ручательства, мы заявляемъ его публично, воздерживаясь отъ дальнйшаго обсужденія такого способа извлеченія доходовъ. Н. Мордвиновъ, Н. Москвинъ, I. Кондыревъ, В. Корсаковъ’.

Корреспонденція эта, конечно, осталась бы безъ всякихъ послдствій, еслибы 22-го сентября 1860 года не было издано новаго постановленія въ видахъ огражденія лицъ, потерпвшихъ отъ печатнаго обличенія. Вотъ это постановленіе:

‘Для предупрежденія вреда, могущаго произойти отъ распространенія въ періодическихъ изданіяхъ ложныхъ извстій и слуховъ, или появленія статей оскорбительныхъ для правительственныхъ мстъ и частныхъ лицъ, постановлены слдующія правила: 1) Издатели и редакторы журналовъ и газетъ обязаны печатать безплатно въ своихъ изданіяхъ опроверженія на появившіяся въ нихъ неосновательныя извстія и слухи или возраженія на статьи, оскорбительныя для какого-либо мста или лица, какъ скоро такія опроверженія и возраженія доставлены будутъ мстами или лицами, упоминаемыми въ означенныхъ извстіяхъ, слухахъ и статьяхъ. 2) Обязанность сія распространяется только на опроверженія и возраженія, имющія цлью возстановленіе истины посредствомъ поясненія или опроверженія неврно переданныхъ или умышленно искаженныхъ извстій или фактовъ, но отнюдь не относится къ возраженіямъ на критическіе разборы ученыхъ или литературныхъ мнній или сочиненій. 3) Доставляемыя издателямъ и редакторамъ опроверженія и возраженія должны быть печатаемы въ томъ самомъ отдл періодическаго изданія, въ которомъ появились опровергаемое извстіе или поясняемая статья, и притомъ въ теченіе трехъ дней по полученіи и одобреніи оныхъ цензурою, или въ ближайшемъ нумер, если таковый не выйдетъ до истеченія трехъ дней. 4) Недоразумнія, могущія возникнуть между издателями и редакторами, съ одной стороны, и лицами и мстами, требующими возстановленія истины, съ другой, относительно содержанія и объема представляемыхъ сими послдними опроверженій или возраженій, разршаются комитетомъ, въ которомъ цензуруется подлежащее періодическое изданіе, и который по разсмотрніи опроверженія или возраженія, опредляетъ: обязательно или нтъ помщеніе онаго въ томъ изданіи, по точному смыслу второго пункта сего дополненія. Въ случа утвержденія ршенія, ближайшій къ выходу нумеръ изданія не можетъ быть выпущенъ изъ типографіи безъ помщенія въ немъ признанной обязательною статьи. Недовольные ршеніемъ цензурнаго комитета могутъ обращаться съ жалобою, на основаніи статьи 164-й устава, въ Главное управленіе цензуры’ {Сборн. постановл., стр. 407.}.

Основываясь на этомъ постановленіи Кривская не замедляла написать опроверженіе на приведенную корреспонденцію съ требованіемъ, чтобы оно было напечатано во всхъ изданіяхъ, помстившихъ корреспонденцію, въ томъ числ и въ ‘Искр’. Напрасно редакторы ‘Искры’ представляли въ цензурный комитетъ свои основанія противъ печатанія письма Кривской’ 17-го іюня 1861 года — цензурный комитетъ, отказавши имъ въ ихъ просьб, предписалъ имъ напечатать въ ближайшемъ нумер у Искры’ упомянутое письмо, и дйствительно оно появилось, во не въ ближайшемъ нумер, а лишь въ 29-мъ, 4 августа.

Въ письм своемъ Кривская заявляетъ, что ‘съ тхъ поръ, какъ употребляютъ во зло гласность, какъ и многое прекрасное, публикуя обвиненія бездоказательныя, безъ предварительнаго, добросовстнаго изслдованія дла, выставляя его односторонне, подобной публикаціи она не удивляется, и по 65-лтней старости могла бы ею пренебречь, знающіе ее хорошо, особенно такъ, какъ ее знаютъ въ Саратов, не поврятъ такой несправедливости съ ея стороны, даже и въ такомъ случа, еслибы г. Мордвиновъ не ограничился тремя, а просилъ бы подписаться и всхъ остальныхъ чиновниковъ управляемой имъ удльной конторы. Для остальной же читающей публики нужнымъ считаетъ разсказать это дло такъ, какъ оно было’. И дале она поясняетъ, какъ было дло. Якову Иванову, по ея словамъ, содержавшему въ Саратов столярное заведеніе съ 15 рабочими, было поручено ею, какъ человку зажиточному, собирать оброки съ 20 крпостныхъ Кривской, проживавшихъ въ Саратов. Но они, въ виду близкаго освобожденія, перестали платить и наросла на нихъ недоимка до 600 руб. Въ числ этой недоимки 200 рублей были рабочими уплачены, но Яковъ Ивановъ удержалъ эти деньги при себ, да сверхъ того извелъ для себя господскихъ 500 березовыхъ досокъ на сумму слишкомъ 600 р. ‘Все это вмст, пишетъ Кривская:— не могло остаться безъ взысканія. Можетъ быть, кто-нибудь сдлалъ бы и такъ: веллъ бы продать его имущество, взыекать деньги и отдалъ бы потомъ за наказаніе въ рекруты — я же велла взыскать съ него принадлежащія мн деньги, и по настоящему времени, развязаться съ нимъ совершенно, то есть отпустить на волю, и въ противномъ только случа отдать его въ рекруты’ и т. д.

Въ томъ же 1861 году, въ No 41, было обращено вниманіе III отдленія на сцены г. Н. Потхина ‘Фигуры откупной колоды’. Въ этихъ сценахъ въ лицахъ Карла Иваныча и Нины Арсеньевны были заподозрны нкоторыя высокопоставленныя особы прошлаго времени, изображенныя въ весьма непривлекательномъ вид по отношенію къ откупамъ, и вотъ Главное управленіе цензуры, на основаніи статьи 61-й цензурнаго устава, потребовало у редакторовъ ‘Искры’ объявленія имени автора сценъ. Редакція, повидимому, ограничилась указаніемъ одного имени, безъ точнаго опредленія званія и мстожительства автора, и III отдленію пришлось напрасно потревожить нкоего штабсъ-ротмистра Кирасирскаго полка Сергя Аркадіевича Потхина, и затмъ канцелярія Главнаго управленія цензуры вновь обратилась въ редакціи ‘-Искры’, требуя подробнаго указанія о званіи, служб и адрес г. Н. Потхина. Но дло это, ограничившись однимъ конфиденціальнымъ объясненіемъ г. Потхина, дальнйшихъ послдствій не имло.

Затмъ въ 1863 году въ No 48. 14-го декабря, появилась статья ‘Благотворительность къ празднику’ (разсказъ одного выпущеннаго изъ долгового отдленія), подъ псевдонимомъ Власа Тонечкина, въ которой описывались различныя злоупотребленія и беззаконія, совершавшіяся въ Тарасовк, и опять въ редакцію ‘Искры’ посыпались бумаги и изъ цензурнаго комитета и изъ канцеляріи военнаго генералъ-губернатора объ имепи, званіи и мстожительств автора. На этотъ разъ дло дошло до суда. По крайней мр, на одной изъ бумагъ с.-петербургскаго цензурнаго комитета кто-то сдлалъ карандашомъ помтку, ‘до. по кончилось въ 1869 году (черезъ шесть лтъ по возникновеніи!) оправданіемъ въ какой-то соединенной палат уголовныхъ и гражданскихъ длъ’.

Вс эти безчисленныя столкновенія съ цензурою повели къ тому, что въ 1864 году министерство внутреннихъ длъ ршилось устранить В. Курочкина отъ званія отвтственнаго редактора ‘Искры’, и 3-го сентября 1864 года с.-петербургскій цензурный комитетъ отнесся къ нему съ слдующей бумагой: ‘Имя въ виду, что въ журнал ‘Искра’ постоянно помщаемы били статьи обличительнаго характера, направленныя главнымъ образомъ къ оскорбленію личной чести, г. министръ внутреннихъ длъ не призналъ возможнымъ допустить дальнйшее изданіе сего журнала подъ вашею редакціею. Вслдствіе сего, с.-петербургскій цензурный комитетъ предлагаетъ вамъ, м. г., представить лицо, которое могло бы быть утверждено въ званіи отвтственнаго редактора издаваемаго вами сатирическаго журнала’.

Въ Москв былъ свой сатирическій журналъ ‘Развлеченіе’, газета въ неизмримой степени скромне и безцвтне ‘Искры, но и она не замедлила навлечь на себя цензурныя кары. Такъ, 2-го апрля 1860 года предсдатель московскаго цензурнаго комитета М. Щербининъ получилъ слдующее письмо отъ члена Главнаго управленія цензуры Н. Муханова:

‘М. г., Михайлъ Ивановичъ, въ No 11 за сей годъ журнала ‘Развлеченіе’ напечатано нсколько статей, не заслуживающихъ цензурнаго одобренія. На первой страниц помщена неприличная каррикатура, оскорбляющая военный мундиръ. На страниц 124 находится стихотвореніе: ‘Петербургскій телеграфъ’, наполненное личностями противъ разныхъ писателей, журналистовъ, противъ общества для пособія нуждающимся литераторамъ и ученымъ, и, сверхъ того, содержащая въ себ неприличную и неосторожную выходку, на которую цензоръ не могъ не обратить своего вниманія: авторъ, говоря о недостаткахъ въ Россіи звонкой монеты, приводитъ слухи о причин такого явленія, и между прочимъ, замчаетъ, что, по мннію нкоторыхъ, металлъ ухалъ за-границу для поправленія здоровья, въ Баденъ, въ Ниццу.

Въ городской хроник, на страниц 131, есть язвительная выходка противъ московскаго почтамта: ‘Итакъ, стоитъ чиновнику умереть, чтобы ходъ дла, ему порученнаго, покрылся мракомъ неизвстности. Поучительно!’ Въ стихотвореніи изъ Гейне, страница 132, цвтъ воротника квартальнаго надзирателя и комиссаріатскаго чиновника названъ дурацкимъ.

‘Этотъ No ‘Развлеченія’ одобренъ къ печати цензоровъ Драшусовымъ. Имъ же допущена въ No 10 ‘Московскаго Встника’, въ отдл внутреннія извстія, на страниц 150, неумстная выходка противъ школъ дтей канцелярскихъ служителей, которыхъ и учрежденіе, и устройство представляется въ самомъ невыгодномъ свт, и на страниц 161 той же газеты въ ‘Замткахъ кое о чемъ‘ употреблено странное въ печати слово языкоблудіе, въ примненіи къ ложнымъ толкамъ о литературныхъ произведеніяхъ.

‘Главное управленіе цензуры, обративъ вниманіе на непрерывно длаемыя цензоромъ Драшусовымъ упущенія, за которыя онъ неоднократно подвергался замчаніямъ, находитъ невозможнымъ оставлять его доле цензоромъ, а потому предоставило мн покорнйше просить ваше превосходительство, попросить къ себ статскаго совтника Драшусова и отъ имени Главнаго управленія цензуры предложить ему подать просьбу объ увольненіи его отъ службы. Редактору же журнала ‘Развлеченіе’ Главное управленіе цензуры проситъ васъ, м. г., за помщеніе въ семъ журнал столь большого числа неодобрительныхъ статей, сдлать предвареніе, что если сіе изданіе останется при ныншнемъ направленіи, то подвергнется запрещенію’.

Не малый шумъ былъ поднятъ около этого времени приключеніями Павла Якушкина въ его скитаніяхъ, съ цлью собиранія народныхъ псенъ. Надо принятъ въ соображеніе, что еще въ 1857 году 3-го декабря, было предписано начальникамъ губерній ‘бдительно слдить за распространителями ложныхъ извстій, которыя могутъ нарушать общественное спокойствіе, а въ нужныхъ случаяхъ принимать мры для пресченія зла въ начал’. Павелъ Якушкинъ, своимъ простонароднымъ костюмомъ и постояннымъ пребываніемъ въ крестьянскомъ кругу сильно смущалъ мстныя полицейскія власти, подозрвавшія въ немъ именно одного изъ распространителей ложныхъ слуховъ, и однажды онъ былъ арестованъ становымъ приставомъ и подвергся различнымъ полицейскимъ мытарствамъ, что самъ онъ не замедлилъ предать гласности, и вся пресса разомъ заговорила объ этомъ. И вотъ для избжанія впредь подобныхъ скандаловъ былъ разосланъ 31-го декабря 1859 года циркуляръ, разъясняющій, ‘что только ученыя общества, утвержденныя правительствомъ, могутъ посылать отъ себя лицъ для собиранія нужныхъ имъ свдній, что и ученыя общества, посылая путешественниковъ, должны снабжать ихъ надлежащими видами и о каждомъ изъ нихъ поставлять въ извстность министерство внутреннихъ длъ, дабы начальники губерній могли быть предварены объ упомянутыхъ собирателяхъ прежде прибытія ихъ на мсто, а равно и сами собиратели обязаны заявлять о себ мстной полиціи, что издатели журналовъ и газетъ отправлять подобныхъ путешественниковъ права не имютъ, и что съ лицами, путешествующими безъ установленныхъ видовъ, слдуетъ поступать по закону’ {Сборн. постановл., стр. 450.}.

Въ начал 1860 года, для ршенія вопроса о печатной гласности и обузданіи обличительной литературы былъ даже составленъ особенный комитетъ изъ министровъ юстиціи, народнаго просвщенія, внутреннихъ длъ и шефа жандармовъ. Комитетъ этотъ пришелъ къ убжденію, что мры для обузданія обличительной литературы должны быть двоякія: административныя и судебныя. Относительно первыхъ результатомъ совщаній комитета является циркуляръ 8-го марта 1860 года, подтверждающій по цензурному вдомству, ‘чтобы не были допускаемы въ печать сочиненія и журнальныя статьи, а равно изображенія и каррикатуры: а) въ которыхъ возбуждается непріязнь и ненависть одного сословія въ государств къ другому, б) въ которыхъ заключаются оскорбительныя насмшки надъ цлыми сословіями И должностями гражданской и военной службы, надъ военнымъ мундиромъ и занятіями по фронтовой части въ мирное время и т. п., в) въ которыхъ, вопреки 3 (пунктъ 4) Уст. Ценз., хотя не прямо съ названіемъ фамиліи, а большею частью подъ такимъ прозрачнымъ замаскированіемъ, что легко узнать можно, о комъ и о чемъ идетъ дло, оглашаются обстоятельства, относящіяся до нравственности и частной жизни разнаго званія лицъ, до преступленій ихъ родителей, до происхожденія или дурного поведенія членовъ семействъ и т. д. А какъ въ цензурномъ устав нтъ особенной статьи, которая бы положительно воспрещала распространеніе извстій неосновательныхъ и по существу своему неприличныхъ къ разглашенію о жизни и правительственныхъ дйствіяхъ Августйшихъ Особъ Царствующаго Дома, уже скончавшихся и принадлежащихъ исторіи, то съ одной стороны, чтобы подобныя извстія не могли приносить вреда, а съ другой, дабы не стснить отечественную исторію въ ея развитіи, періодомъ, до котораго недолжны доходить подобныя извстія, принять конецъ царствованія Петра Великаго. Посл сего времени воспрещать оглашеніе свдній, могущихъ быть поводомъ къ распространенію неблагопріятныхъ мнній о скончавшихся Августйшихъ Лицахъ Царствующаго Дома, какъ въ журнальныхъ статьяхъ, такъ въ отдльныхъ мемуарахъ и книгахъ’ {Ibid. стр. 452.}.

Въ судебномъ же отношеніи министры постановили предположенія объ устройств новаго порядка судопроизводства надъ виновными въ печатномъ оскорбленіи личной чести, именно, чтобы дла о подобныхъ оскорбленіяхъ разсматривались въ судахъ второй степени, такъ какъ отъ судовъ первой степени нельзя ожидать правильной оцнки такихъ длъ и удовлетворительнаго постановленія приговоровъ.

Эти предположенія министровъ получили утвержденіе въ законодательномъ порядк и распубликованы въ указ Правительствующаго сената 23-го января 1861 года {Записка Д. С. С. Берте, стр. 20.}.

Выше мы видли уже примръ преданія суду, сообразно новому закону, неизвстнаго автора статьи ‘Благотворительность къ празднику’, напечатанной въ ‘Искр’.

Но и административныя мры имли, повидимому, не больше успха, по крайней мр, 28-го апрля 1861 года Главное управленіе цензуры считаетъ нужнымъ разослать новый циркуляръ касательно все той же неукротимой обличительной литературы Напоминая о вышеприведенныхъ циркулярахъ 3-го октября 1859 года и 8-го марта 1860 г., Главное управленіе внушаетъ слдующее:

‘Несмотря на вышеозначенныя постановленія, воспрещающія положительнымъ образомъ появленіе въ печати личностей, Главное управленіе цензуры усматриваетъ въ журналахъ и газетахъ статьи, описывающія злоупотребленія и проступки разныхъ лицъ, нетолько съ ясными намеками на обстоятельства, могущія вести къ открытію именъ сихъ лицъ, но даже съ поименованіемъ полныхъ ихъ фамилій. Примрами подобныхъ отступленій отъ цензурныхъ постановленій могутъ служитъ напечатанныя въ послднее время, возбудившія журнальную полемику, статьи о грубыхъ поступкахъ Козлянинова на Николаевской желзной дорог и о поступк студента Харьковскаго университета Страхова на маскарад въ Харьков. Въ No 60 же ‘Московскихъ Вдомостей’, 28-го истекшаго марта, напечатано извстіе о побояхъ, нанесенныхъ маіоромъ Чириковымъ кадету межевого института на улиц въ Москв, съ прямо выраженнымъ намреніемъ предать общему позору фамилію сего офицера.

‘Вслдствіе сего, Главное управленіе цензуры считаетъ своею обязанностію подтвердить снова цензурнымъ комитетамъ строго руководствоваться пунктомъ ст. 3 цен. уст., не допуская въ сочиненіяхъ и статьяхъ личностей и не дозволяя ни въ какомъ случа оглашенія подлинныхъ фамилій въ разсказахъ о происшествіяхъ, предосудительныхъ для нравственности приводимыхъ въ нихъ лицъ. Къ сему Главное управленіе цензуры считаетъ нужнымъ присовокупить, что напечатаніе статьи въ одномъ періодическомъ изданіи, не даетъ права къ перепечатанію оной въ другихъ повременныхъ изданіяхъ безъ новаго цензурнаго разсмотрнія’ {Сборн. постановл. стр. 459.}.

До какой нервной раздражительности была доведена администрація обличительною литературою, можно судить по тому, что она начала раздражаться всякимъ замчаніемъ прессы нетолько порицательнаго, но даже и хвалебнаго характера. Такъ посл величественныхъ похоронъ Мартынова ‘Русскій Инвалидъ’ получилъ со стороны С.-Петербургскаго генералъ-губернатора слдующее замчаніе, напечатанное въ ‘Полицейскихъ Вдомостяхъ’:

‘Въ фельетон No 200 газеты ‘Русскій Инвалидъ’, отъ 18-го сентября, въ стать о похоронахъ артиста императорскихъ театровъ Мартынова, между прочимъ напечатано: съ величавшимъ удовольствіемъ исполняю желаніе многихъ лицъ, просившихъ меня выразить печатно благодарность нашей полиціи, которая дйствовала въ день похоронъ съ величайшимъ тактомъ и умренностью.

‘С. Петербургскій военный генералъ-губернаторъ долгомъ поставляетъ объявить симъ редакціи означенной газеты, для руководства, что разсмотрніе служебныхъ дйствій здшней полиціи не подлежитъ вовсе контролю редакціи ‘Русскаго Инвалида’, не имющей права порицать полицію столицы, а слдовательно. и права объявлять ей благодарность за ея тактъ’.

А. Скабичевскій.

‘Отечественныя Записки’, No 3—4, 1884

ОЧЕРКИ ПО ИСТОРІИ РУССКОЙ ЦЕНЗУРЫ

Читайте также: