Обзор событий русской истории..., Соловьев Сергей Михайлович, Год: 1849 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 31 минут(ы)

ОБЗОРЪ СОБЫТЙ РУССКОЙ ИСТОРИ
ОТЪ КОНЧИНЫ ЦАРЯ ЕОДОРА ОАННОВИЧА ДО ВСТУПЛЕНЯ НА ПРЕСТОЛЪ ДОМА РОМАНОВЫХЪ.

ГЛАВА VIII **(*).
МЕЖДУЦАРСТВЕ.**

(*) См. Современникъ 1848 года I, II, III и IV, отд. II) и 1849 года (NoNo I, II, III).

Думали, что скоро объявится преемнику, Шуйскому, ибо знали, что въ чел замысловъ противъ него стоялъ князь Василій Васильичъ Голицынъ, что главными дйствователями были его клевреты. Въ-самомъ-дл, если нужно было дать Шуйскому въ преемники также кого-нибудь изъ бояръ, то это мсто безспорно принадлежало Голицыну, потому-что, посл Шуйскаго, онъ былъ послдній изъ старинныхъ московскихъ бояръ, бояръ съ преданіемъ, съ извстнымъ стремленіемъ: при новой династіи мы уже не увидимъ подобныхъ бояръ. Притомъ Голицынъ славился умомъ, способностями, зналъ старину, наконецъ имлъ сильную партію, самъ патріархъ стоялъ за него. Казалось, было много условій для успха,— и, однакожь, успха не было. Примръ Шуйскаго открылъ глаза. Шуйскій имлъ тже права на престолъ, что и Голицинъ, еще гораздо больше,— и, однако, былъ сверженъ: избрать Голицына значило повторить тоже самое явленіе. Послышался голосъ, дотол неслыханный, голосъ перваго боярина въ дум — князя Мстиславскаго: Мстиславскій объявилъ, что самъ онъ не хочетъ быть царемъ, но не хочетъ также видть царемъ и кого-нибудь изъ своихъ собратій, что должно избрать государя изъ царскаго племени. Это объявленіе Мстиславскаго приходилось какъ нельзя лучше по мысли и по сердцу народу, дло Голицына было проиграно, боярина больше не хотли, но гд было взять царскаго племени? Правда, одинъ королевичъ былъ уже указанъ давно боярами, но народу страшно было подумать о нерусскомъ цар: свергнули Годунова, какъ скоро заслышали о сын Грознаго, а теперь, обманутые и растерзанные должны были для спасенія своего принять иноземца! Никто не смлъ вымолвить о Владислав, въ нершительности присягнули временному боярскому правительству, въ присяг было сказано {Акты историч. II, 287.}, что ‘вс люди били челомъ князю Мстиславскому съ товарищи, чтобъ пожаловали приняли Московское государство, докуды намъ дастъ Богъ государя, клялись слушать бояръ и судъ ихъ любить — что они кому за службу или вину приговорятъ, за Московское государство и за нихъ стоять, и съ измнниками биться до смерти, вора, кто называется царевичемъ Димитріемъ, не хотть, и другъ на друга зла не мыслить и не длать, а выбрать государя на Московское государство боярамъ и всякимъ людямъ всею землею. А боярамъ всхъ праведнымъ судомъ, судить, и государя выбирать съ нами, со всякими людьми, всею землею, сослався съ городами, а бывшему государю Василью Ивановичу на государев двор не быть, и впередъ на государств не сидть, а князю Дмитрею, да князю Ивану Шуйскимъ съ боярами въ приговор не сидть’.

Въ этой присяг замчательно, во-первыхъ, отреченіе отъ вора, кто называется Димитріемъ: знакъ, что царство Самозванцевъ кончилось для Москвы и государства, ибо Москва узнала, чье это порожденіе, во-вторыхъ, требованіе, чтобъ выборъ былъ всею землею: примръ Шуйскаго показалъ гибельность противнаго…

Жолквскому хотлось достать Шуйскихъ въ свои руки, чтобы посл ихъ именемъ мутить государство и стращать бояръ, если они вздумаютъ противиться Владиславу, съ этою цлію гетманъ прислалъ грамоту князю Мстиславскому, въ которой писалъ {Сборн. Муханова, No 108.}: ‘Дошли до насъ слухи, что князь Василій Шуйскій сложилъ съ себя правленіе, постригся, и братья его находятся подъ крпкою стражею: мы отъ этого въ досад и кручин великой, и опасаемся, чтобъ съ ними не случилось чего худого. Сами вы вдаете, и намъ всмъ въ Польш и Литв извстно, что князья Шуйскіе въ Русскомъ государств издавна бояре большіе, и природнымъ своимъ господарямъ врою и правдою служили и головъ своихъ за Нихъ не щадили. Князь Петръ Ивановичъ Шуйскій славно защищалъ Псковъ, и князь Михаилъ Васильевичъ Шуйскій-Скопинъ сильно стоялъ за государство. А вс великія государства стоятъ своими великими боярами. Находящихся въ рукахъ вашихъ князей Шуйскихъ, братьевъ вашихъ, какъ людей достойныхъ, вы должны охранять, не Длая никакого покушенія на ихъ жизнь и здоровье, и не попуская причинять имъ никакого насильства, раззоренія и притсненія: ибо и ихъ наияснйшій господарь король его милость съ сыномъ своимъ, королевичемъ его милостію, равно какъ и всхъ васъ великихъ бояръ, когда вы будете служить господарямъ врою и правдою, готовь содержать во всякой чести и довріи и жаловать господарскимъ жалованьемъ’. Эта грамота была отправлена 22 іюля, а 20 Жолквскій уже выступилъ изъ Можайска, держа путь черезъ Звнигородъ къ Москв, посылая въ столицу грамоты, въ которыхъ извщалъ, что приближается съ цлію защитить москвитянъ отъ Самозванца. Гетманъ былъ уже въ 8 миляхъ отъ Москвы, когда принесли ему отвть отъ бояръ, гд отписали, что не нуждаются въ помощи, и требовали, чтобъ польское войско не приближалось къ столиц {Рукопись Жолкв., стр. 190, 121.}. Въ-самомъ-дл, хотя многіе въ Москв были убждены въ необходимости признать царемъ Владислава, хотя это ясно было выражено Мстиславскимъ, однако дло было такъ страшно, что ждали крайней необходимости для его оправданія въ чужихъ и собственныхъ глазахъ. Такъ въ разосланныхъ по городамъ грамотахъ отъ 20 іюля ни слова не говорится о Владислав {Акты арх. эксп. II, 162.}, напротивъ, Москва извщаетъ, что ‘видя усобицу между православными христіанами, польскіе и литовскіе люди пришли въ землю Московскаго государства и многую кровь пролили, церкви и монастыри раззорили, святын поругались, и хотятъ православную вру въ латынство превратить, что польскій король стоитъ подъ Смоленскомъ, а гетманъ Жолквскій въ Можайск, а воръ въ Коломенскомъ, и литовскіе люди, по ссылк съ Жолквскимъ, хотятъ государствомъ Московскимъ завладть, православную вру раззорить, а свою латинскую учинить. И мы, продолжаютъ москвитяне, поговоря межъ себя, и услыша украинскихъ городовъ отъ всякихъ людей, что государя царя Василья Ивановича на Московскомъ государств не стало, и кровь христіанская междусобная льется многое время, и всталъ отецъ на сына, и сынъ на отца, другъ на друга, и видя всякіе люди Московскому государству такое конечное раззоренье, били челомъ ему государю всею землею, всякіе люди, чтобъ государь государство оставилъ для междоусобныя брани и для того, которые отъ него государя боясь опалы, или которые его государя не любя, и къ нему государю и ко всему Московскому государству не обращаются, и тбь вс были въ соединеньи и стоялибъ за православную христіанскую вру вс за одно. И государь государство оставилъ, и съхалъ на свой старый дворъ, и нын въ чернецахъ. И мы цловали крестъ на томъ, что намъ всмъ противъ воровъ стояти всмъ государствомъ за одно и вора на государство не хотть, и вамъ бы всмъ, всякимъ людемъ, стоять съ нами вмст заодно и быть въ соединеньи, чтобъ наша православная христіанская вра не раззорилась, и матери бы наши и жены и дти въ латинской вр не были’.

Изъ этихъ словъ видно, что Москва вовсе не думала приготовлять области къ избранію Владислава, повторяя, что гетманъ Жолквскій хочетъ истребить православную вру, и умоляя соединиться дружно для отпора, чтобы матери, жены и дти въ латинской вр не были. Ясно было, повторяю, что въ Москв хотя многіе и видли необходимость признать Владислава, но боялись явно высказаться на этотъ счетъ и ждали побужденія отъ обстоятельствъ, какъ оправданія. Дожидались не долго. 24 числа гетманъ сталъ лагеремъ въ 7 верстахъ отъ Мисквы, на лугахъ Хорошовскихъ, съ другой стороны, самозванецъ хотлъ занять мсто Шуйскаго, думая, что народъ, изъ усердія къ православію, предпочтетъ его Владиславу. Но въ Москв знали хорошо тушинскаго сосда: позорное названіе вора, вора по преимуществу, вполн выражало его характеръ, и если кто-нибудь изъ черни московской хотлъ Самозванца, то лучшіе люди были вс противъ него, и когда онъ подступилъ къ городу, то встртилъ сильный отпоръ. Видя это, и зная, что москвитяне, въ случа крайности, могутъ признать Владислава и получить помощь отъ Жолквскаго, Самозванецъ хотлъ отстранить послдняго отъ вмшательства въ дло: съ этою цлію онъ даль Сапг запись, въ которой общалъ, тотчасъ по вступленіи на престолъ, дать королю польскому 300,000 золотыхъ, а въ казну республики, въ продолженіи 10 лтъ, выплачивать ежегодно по 300,000 злотыхъ, сверхъ того королевичу также ежегодно, въ теченіи означеннаго времени, по 100,000 злотыхъ. Даже общался завоевать для Польши всю Ливонію и для войны шведской выставлять по 15,000 войска. Касательно земли сверской дано уклончивое общаніе, что онъ не-прочь вести объ этомъ переговоры, и если дйствительно будетъ что-либо кому слдовать, то почему же и не отдать должнаго, однако лучше каждому остаться при своемъ {Прилож. XII къ III т. Истор. Смутн. врем.}. Съ этою записью изъ стана Сапги отправились послы въ станъ Сигизмунда уговаривать послдняго въ пользу Самозванца. Прибывъ сперва въ полки Жолквскаго, они объявили гетману о цли своего посольства, и о томъ, что Лжедимитрій хочетъ послать и къ нему съ подарками, но гетманъ, давъ посламъ свободный путь къ королю, самъ уклонился отъ всякихъ сношеній съ воромъ {Рукоп. Жолкв., стр. 122, 123.}. Чего опасался послдній, то и случилось: временное московское правительство вошло въ сношенія съ Жолквскимъ. Еще во время сраженія съ Самозванцемъ, Мстиславскій, чтобъ завязать сношенія, послалъ спросить гетмана: врагомъ или другомъ является онъ подъ стнами Москвы? Жолквскій отвчалъ, что готовъ помогать имъ, если они признаютъ Владислава. Вслдъ за тмъ Мстиславскій прислалъ письмо къ гетману, но тотъ не далъ письменнаго отвта, выразившись, что письменныя сношенія только затянутъ дло, которому не будетъ конца. Жолквскій не безъ причины такъ торопился: я уже сказалъ, какъ тяжело было для народа избраніе Владислава, вынуждаемое и оправдываемое только необходимостію, между чернью слышались голоса въ пользу Лжедимитрія, духовенство, во имя православія, сильно стояло противъ иноврнаго королевича, но бояре и лучшіе люди были противъ Самозванца, слдовательно были за Владислава, ибо о выбор царя изъ русскихъ думать было нельзя. Лучшіе люди знали, какой порядокъ вещей настанетъ съ воцареніемъ Лжедимитрія, и потому говорили: ‘лучше служить королевичу, чмъ быть побитыми отъ своихъ холопей, и въ вчной работ у нихъ мучиться’. Патріархъ настаивалъ на избраніе царя изъ русскихъ и убждалъ народъ примрами изъ исторіи….

Гермогенъ, настаивая на избраніе царя изъ русскихъ, указывалъ на князя Василья Васильича Голицына, но уже прежде объяснены были причины, почему не хотли боярина, потомъ, видя нерасположеніе къ Голицыну, патріархъ указалъ на человка, способнаго удовлетворить потребности — на юнаго Михаила еодоровича Романова, сына ростовскаго митрополита Филарета. Съ одной стороны, Михаилъ имлъ большія права на престолъ, какъ ближайшій родственникъ царя еодора, съ другой — постриженіе отца, безвстная жизнь въ удаленіи отъ двора отрывала его совершенно отъ смутнаго времени: Михаилъ былъ русскій, въ родств съ царскимъ корнемъ Рюрика, и вмст совершенно чистъ отъ всего того, чмъ запятнали себя русскіе люди въ это страшное время — Не избрали брата Филаретова, Ивана Никитича, мужа совершеннолтняго, и слдовательно боле способнаго управлять государствомъ, чмъ шестнадцатилтній юноша, но избрали послдняго…

Совтъ патріарха на этотъ разъ не могъ быть приведенъ однакожь въ исполненіе: съ одной стороны грозилъ Самозванецъ, съ другой Жолквскій, необходимость требовала признать или Самозванца, или Владислава. Однако, указаніе Гермогена не могло остаться безъ слдствій, и сильно должно было содйствовать избранію Михаила въ то время, когда Москва освободилась и отъ Самозванца и отъ поляковъ…

Эти волненія въ Москв, шаткость умовъ заставляли, повторяю, Гетмана торопиться переговорами, временное московское правительство также не имло причинъ медлить, начались създы, но дла и тутъ затянулись: сильнымъ препятствіемъ къ соглашенію было иновріе Владислава. Бояре знали, что народъ ни за что не согласится имть царемъ явнаго латынца, съ своей стороны гетманъ боялся уступить требованіямъ московскаго правительства, ибо не получалъ отъ короля никакой инструкціи. Личные переговоры Мстиславскаго съ Жолквскимъ, имвшіе мсто 2 августа, противъ Двичьяго монастыря, были прерваны извстіемъ, что Самозванецъ приступаетъ къ столиц: на этотъ разъ воръ былъ отбитъ съ помощію Ивана Михайлыча Салтыкова (сына знаменитаго Мих. Глбовича), который, съ соизволенія гетмана, присплъ на-помощь къ городу съ русскими людьми, находившимися при королевскомъ войск. Торжество Самозванца было равно гибельно и для бояръ московскихъ и для Жолквскаго, надобно было скоре согласиться, тмъ боле, что поляки, не получая жалованья, грозили возвратиться къ границамъ. Несмотря на то однако, гетманъ объявилъ, что онъ принимаетъ только т условія, которыя были утверждены королемъ, и на которыхъ цаловалъ крестъ Салтыковъ съ товарищами подъ Смоленскомъ, прибавки же, сдланныя временнымъ московскимъ правительствомъ, и между прочимъ, что Владиславъ перемнитъ вру въ Можайск, должны быть переданы на ршеніе короля. Бояре согласились, съ своей стороны гетманъ согласился также на нкоторыя измненія и прибавки къ салтыковскому договору. Такъ мы видли, что русскіе тушинцы признали необходимость вызда въ западныя государства для науки, но въ Москв этого желанія по оказалось, и въ московскомъ договор, составленномъ при участіи духовенства, означенное условіе выпущено. Мы видли также, что при составленіи статей салтыковскаго договора имли сильное вліяніе дьяки и вообще люди неродовитые, которыхъ смутное время выдвинуло впередъ, и которые, разумется, не могли сочувствовать мстничеству, но статьи московскаго договора составляли люди родовитые, старые бояре, и потому они внесли условіе: ‘Московскихъ княжескихъ и боярскихъ родовъ призжими иноземцы въ отечеств и въ чести не тснити и не понижати’. Прибавлено, чтобъ не мстить за убійство поляковъ при Лжедимитріи, Сапгу отвести отъ вора, помогать Москв противъ послдняго, и, по освобожденіи столицы отъ него, Жолквскій долженъ былъ отступить съ польскими войсками въ Можайскъ и тамъ, ожидать конца переговоровъ съ Сигизмундомъ, Марину отослать въ Польшу и запретить ей предъявлять свои притязанія на московскій престолъ, города Московскаго государства, занятые поляками и воромъ, очистить, какъ было до смутнаго времени, что же касается до вознагражденія короля и польскихъ ратныхъ людей за военные убытки, то объ этомъ должны говорить съ Сигизмундомъ великіе послы московскіе, наконецъ гетманъ обязывается писать къ королю, бить ему челомъ, чтобы снялъ осаду Смоленска {Собр. гос. гр, и дог. II, No 391.}. Условіе объ очистк городовъ очень важно, ибо ставило Сигизмунда въ затруднительное положеніе касательно отвтственности передъ республикою въ цли похода, но временное московское правительство также должно было отвчать за каждую пядь русской земли, уступленную Польш, бояре требовали, отказать имъ было слишкомъ неловко: это значило показать корыстные виды короля, тогда-какъ онъ до сихъ поръ выставлялся благонамреннымъ и безкорыстнымъ избавителемъ и умирителемъ Московскаго государства, Жолквскій боле другихъ могъ чувствовать эту неловкость и согласился тмъ боле, что войско ршительно отказывалось продолжать службу, если не получитъ въ срокъ жалованья.

27 августа происходила торжественная присяга московскихъ жителей королевичу Владиславу, гетманъ, съ своей стороны, именемъ Владислава, присягнулъ въ соблюденіи договора, эти присяги происходили на половин дороги отъ польскаго стана до города: здсь присягнули 10,000 человкъ {Рукоп. Жолк., стр. 129.}. На другой день присяга происходила въ Успенскомъ собор, въ присутствіи патріарха, сюда явились и русскіе тушинцы — Михаилъ Салтыковъ, князь Мосальскій съ товарищами, они подошли подъ благословеніе къ патріарху, тотъ встртилъ ихъ грознымъ словомъ: ‘Будетъ вы пришли правдою, а не лестію, и въ вашемъ умысл не будетъ нарушенія православной вр, то буди на васъ благословеніе отъ всего вселенскаго собора и отъ меня гршнаго, если же вы пришли съ лестію, съ злымъ умысломъ противъ вры, то будьте прокляты’. Салтыковъ зналъ, какая опасность грозитъ вр предковъ отъ ихъ умысла, мы видли, какъ онъ со слезами просилъ короля не трогать православія, теперь также слезы выступили на глазахъ его, когда онъ услыхала, отъ патріарха грозное если, онъ сталъ уврять Гермогена, что будетъ у нихъ прямой, истинный государь, и тогда патріархъ благословилъ его. Но когда подошелъ ко кресту Михайло Молчановъ, то Гермогенъ не вытерплъ и закричалъ на него: ‘Окаянный еретикъ! теб не должно быть въ церкви’, и веллъ его выгнать вонъ {Никон. VIII, стр. 142.}.

Разосланы были грамоты по городамъ съ приказомъ присягать Владиславу, въ этихъ грамотахъ временное правительство писало, что такъ-какъ выборные изъ городовъ для избранія царя еще не бывали въ Москв, то послдняя цаловала крестъ королевичу Владиславу на томъ, что ему государю быть въ нашей православной христіянской вр греческаго закона {Акты арх. эксп. II, 164.}. Многіе города повиновались приказу и присягнули королевичу, гетманъ и бояре угощали, дарили другъ друга, но дло было далеко отъ скораго и мирнаго окончанія: царство боярина кончилось, царство Самозванца приходило къ концу, нужно было поршить и съ царемъ иноземнымъ, и тогда только Московское государство могло успокоиться.

Черезъ два дня посл торжественной присяги съ обихъ сторонъ, къ гетману явился изъ-подъ Смоленска извстный едоръ Андроновъ съ письмомъ отъ короля, гд тотъ требовалъ, чтобъ Московское государство было упрочено за нимъ самимъ, а не за сыномъ его, вслдъ за Андроновымъ прибылъ также извстный намъ Гонсвскій съ подробнйшею инструкціею для гетмана, но не только Жолквскій, но даже и самъ Гонсвскій почелъ невозможнымъ нарушить договоръ и исполнить желаніе короля, котораго одно имя, по собственному сознанію поляковъ, было ненавистно московскому народу {Рукоп. Жалкв. стр. 133.}. Оба вождя ршились исполнять въ точности договоръ, начались условія относительно Сапги и Самозванца. Гетманъ послалъ къ первому съ увщаніемъ не препятствовать дламъ короля и республики и уговорить Самозванца къ изъявленію покорности Сигизмунду, въ какомъ случа Жолквскій общалъ выпросить ему у правительства Самборъ или Гродно въ кормленіе, въ случа же несогласія Самозванца, Сапга долженъ былъ выдать его гетману или, по-крайней-мр, отступить отъ него. Жолквскому очень хотлось получить и Лжедимитрія въ свои руки, какъ онъ уже получилъ троихъ Шуйскихъ — бывшаго царя съ братьями. Самъ Сапга готовъ былъ выполнить требованія гетмана, но буйные товарищи его никакъ не согласились и остались врны вору. Жолквскій увидалъ тогда необходимость употребить сильнйшія мры, онъ двинулся ночью изъ своего стана и на разсвт стоялъ уже передъ лагеремъ Сапги въ боевомъ порядк, князь Мстиславскій вывелъ къ нему также на-помощь пятнадцатитысячный отрядъ московскаго войска, оставивъ, по распоряженію гетмана, сильный отрядъ въ столиц для сдержанія приверженцевъ Лжедимитрія. Мстиславскій, при встрч съ гетманомъ, поступилъ подъ его начальство…. Войско Сапги испугалось, увидя передъ собою соединенные полки Жолквскаго и Мстиславскаго, русскіе, замтивъ эту робость, хотли тотчасъ же ударить на поляковъ, но гетманъ не хотлъ проливать крови своихъ и дождался мирной покорности, которая и не замедлила: Сапга явился на личное свиданіе къ гетману и общался или уговорить Самозванца къ покорности королю, или отступить отъ него {Рукоп. Жолкев. стр. 134 и слд.}. Лжедимитрій, или, лучше сказать, жена его, находившіяся тогда въ Угршскомъ монастыр, не хотли слышать объ условіяхъ, имъ придавало надежды несогласіе нкоторыхъ городовъ на избраніе Владислава: Суздаль, Владиміръ, Юрьевъ, Галичъ и Ростовъ тайно пересылались съ Самозванцемъ, изъявляя готовность передаться ему. Такъ въ это время одинъ интересъ, сильнйшій, смнялъ для народа другой, мене сильный. Мы видли, какъ эти самые города встали противъ Лжедимитрія, ибо въ его сподвижникахъ признали воровъ, отверженниковъ общества, нарушителей наряда, но теперь вра предковъ пересилила вс другіе интересы, и они предпочитаютъ Самозванца ляху Владиславу.

Узнавъ объ упрямств Лжедимитрія, гетманъ объявилъ боярамъ свое намреніе — пройдя ночью черезъ Москву, подступить къ монастырю и захватить тамъ въ-расплохъ Самозванца. Бояре согласились, позволили польскому войску, въ ночное время, пройти черезъ городъ, почти пустой, потому-что бояре еще прежде гетмана вывели тридцать тысячь поиска въ поле. Впрочемъ поляки не сдлали на этотъ разъ никакого вреда и прошли поспшно черезъ городъ, не сходя съ коней. Польское и московское войска соединились у Коломенской заставы и пошли къ Угршскому монастырю, но одинъ перелетъ московскій усплъ увдомить Лжедимитрія о грозящей ему опасности, и тотъ поспшно оставилъ монастырь и ухалъ въ Калугу, вмст съ женою и Заруцкимъ, который опять ратовалъ подъ его знаменами, разсорившись съ Жолквскимъ зато, что гетманъ не хотлъ дать ему главнаго начальства надъ русскимъ войскомъ, передавшимся на имя королевича. Не надясь нагнать Самозванца, гетманъ возвратился въ лагерь, а бояре въ городъ. На другой день русскіе приверженцы Лжедимитрія, остававшіеся въ его войск, пріхали къ гетману, объявляя желаніе присягнуть Владиславу, но требовали, чтобъ имъ оставили т званія, которыя получили они отъ, Самозвацца. Я уже упоминалъ о роли, которую играетъ воръ тушинскій въ нашей исторіи, упоминалъ, что люди, которымъ при прежнемъ порядк вещей нельзя было возвыситься до извстныхъ степеней, возвысились до нихъ посредствомъ Самозванца, теперь, оставя послдняго, они хотятъ удержать его пожалованія, но могли ли позволить это бояре московскіе? Разумется, нтъ, ибо такое втсненіе новопожалованныхъ сановниковъ запутало бы служебный распорядокъ. Жолквскій не понималъ московскихъ отношеній и просилъ бояръ исполнить требованія тушинцевъ, представляя, что этимъ исполненіемъ можно привлечь на сторону Владислава и остальныхъ, приверженцевъ Самозванца, но бояре, уступая во всемъ гетману, не уступили ему только въ этомъ, вотъ какъ они повстили городамъ о послднихъ событіяхъ {Акты арх. эксп. т. II, 165.}: ‘Литовскіе люди — Янъ Сапга съ товарищи, и рускіе люди — бояре князь Мих. Туренинъ да князь едоръ Долгорукій, и воровскіе совтники, князь Ал. Сицкій, Олександръ Нагой, Григорій Сунбуловъ, ед. Плещеевъ, князь ед. Заскипъ, да дьяки Петръ Третьяковъ, и всякіе служилые и не служилые люди, вину свою государю королевичу принесли.’ Здсь любопытно отдленіе двухъ бояръ — Туренина и Долгорукова — отъ остальныхъ сановниковъ тушинскихъ, которые называются воровскими совтниками, какъ-будто бы двое означенныхъ бояръ не были также воровскими совтниками. Что предвидлъ гетманъ, то и случилось: нкоторые изъ тушинцевъ недовольные московскимъ пріемомъ, опять отъхали къ Самозванцу {Рукоп. Жолкв. стр. 114.}.

Отогнавъ Лжедимитрія, гетманъ началъ настаивать на скор&#1123,йшее отправленіе пословъ къ Сигизмунду, что давало ему случай удалить изъ Московскаго государства подозрительныхъ людей, на которыхъ указано было народу, какъ на преемниковъ Шуйскаго. Съ этою цлію Жолквскій началъ уговаривать Голицына принять на себя посольство, представляя ему, что такое великое дло должно быть совершено такимъ знаменитымъ мужемъ, какимъ былъ онъ, Голицынъ, притомъ уврялъ его, что чрезъ предлагаемое посольство онъ будетъ имть первое мсто и ближайшій доступъ къ милости короля и королевича. Голицынъ принялъ предложеніе: и, въ-самомдл, первый изъ бояръ по уму, онъ имлъ право сказать: если я останусь, то кто пойдетъ, если я пойду, то кто останется? Жолквскій отъ удаленія Голицына получалъ двойную выгоду: во-первыхъ, онъ удалялъ изъ Москвы отдавалъ въ руки королевскія искателя престола, во-вторыхъ, удалялъ изъ Москвы самаго умнаго, самаго дятельнаго боярина, съ остальными же легко было управиться Михаилъ &#1138,еодоровичъ Романовъ былъ еще очень молодъ, не имлъ никакого служебнаго значенія, никакой должности, и потому его нельзя было включить въ посольство. Тогда гетманъ постарался, чтобъ посломъ отъ духовенства назначили отца Михайлова, митрополита Филарета, для этого Жолквскій представлялъ, что на такое важное дло нужно послать человка, не-только по званію, но и по происхожденію знаменитаго, а послднему условію вполн удовлетворялъ только одинъ Филаретъ {Рукоп. Жолк&#1123,в. стр. 146 и слд.}. Гетманъ достигъ своей цли: Голицынъ и Филаретъ отправлялись во глав посольства, между остальными членами его были: окольничій князь Мезецкій, думный дворянинъ Сукинъ, думный дьякъ Томила Луговской, и дьякъ Сыдавный Васильевъ, изъ духовныхъ — спасскій архимандритъ Евфимій и троицкій келарь, извстный Авраамій Палицынъ, и др., къ нимъ присоединены были выборные изъ сословій, число лицъ посольства простиралось до 1,146 человкъ {Голикова Допол. къ Д&#1123,ян. Петра Великаго, т. II, стр. 20, 21.}. Посламъ данъ былъ наказъ изъ слдующихъ статей {Тамъ же, стр. 22 и слд.}: 1) требовать, чтобъ Владиславъ принялъ греческую вру въ Смоленск отъ митрополита Филарета и смоленскаго архіепископа Сергія, и чтобъ пришелъ въ Москву православнымъ, 2) чтобъ Владиславъ, будучи на престол, не сносился съ напою о длахъ вры, а только о длахъ государственныхъ, 3) если кто-нибудь изъ людей Московскаго государства похочетъ своимъ малоуміемъ отступить отъ греческой вры, таковыхъ казнить смертію, а имущество ихъ отбирать въ казну. Слдовательно, здсь сдлано исключеніе изъ того пункта договора, по которому имущество у преступниковъ не отбиралось, но шло къ наслдникамъ. 4) Чтобъ королевичъ взялъ съ собою изъ Польши и Литвы немногихъ необходимыхъ людей, 5) прежняго титула московскихъ государей не умалять, 6) жениться Владиславу въ Московскомъ государств, на невст греческаго закона, 7) города и мста, занятые поляками и приверженцами Лжедимитрія, очистить къ Московскому государству, какъ было до смуты, и какъ условлено съ гетманомъ,

полякамъ и литовцамъ, которые прідутъ съ Владиславомъ, давать помстья внутри государства, а не въ порубежныхъ городахъ. Цль условія ясна: поляки, владя порубежными мстами, легко могли присоединить ихъ къ Польш. 9) Всхъ плнниковъ, взятыхъ въ Московскомъ государств во время смутъ, возвратить безъ выкупа, 10) король долженъ отступить отъ Смоленска, и на посад и въ узд никакого насилія не длать, 11) на будущій сеймъ должны прибыть московскіе послы, въ присутствіи которыхъ вся рчь посполитая должна подкр&#1123,пить великое утвержденіе между двумя государствами.

На случай неодолимаго сопротивленія съ польской стороны, посламъ дозволено было умрить свои требованія, касательно перваго пункта: если королевичъ на исполненіе его не согласится и отложитъ перемну вры до прибытія своего въ Москву, гд приметъ ршеніе, которое постановитъ духовный чинъ обоихъ исповданій, то послы должны отвчать, что у нихъ на такой случай нтъ наказу, просить позволенія переписаться съ патріархомъ, боярами и всею землею, а королевича просить итти немедленно въ Москву, тутъ же включено, чтобъ послы не спорили о вр съ панами или учителями латинскими. Касательно четвертой статьи послы должны были настоять, чтобъ Владиславъ не приводилъ съ собою боле пяти сотъ человкъ поляковъ. Касательно титула послы могли согласиться, что Владиславъ сдлаетъ о немъ окончательное ршеніе въ Москв съ приговору патріарха, бояръ и всхъ думныхъ людей. На-счетъ женитьбы послы могли измнить статью такъ: Владиславъ не можетъ жениться безъ совта патріарха, всего духовенства, бояръ и думныхъ людей. Послы не должны были соглашаться на вознагражденіе короля за подъемъ и на уплату жалованья польскому войску, бывшему при вор съ Сапгою, не должны были соглашаться на построеніе костела въ Москв, на оставленіе польскихъ чиновниковъ въ порубежныхъ русскихъ городахъ до совершеннаго успокоенія государства, должны были уклониться отъ переговоровъ касательно порубежныхъ спорныхъ длъ: ‘чтобъ за тмъ большому длу мешкоты не было.’ Въ случа же упорнаго настаиванія съ польской стороны на-счетъ означенныхъ послднихъ пунктовъ, послы должны были отвчать, что они не имютъ на то наказа, и потому ршеніе этихъ длъ должно отнести къ послдующимъ переговорамъ между Сигизмундомъ и его сыномъ, когда уже Владиславъ будетъ государемъ московскимъ. Въ Москв надялись, что какъ-скоро Владиславъ станетъ царемъ, то будетъ по необходимости блюсти интересы своего государства: вотъ почему послы должны были прежде всего настаивать на скорйшій отъздъ Владислава въ Москву.

Патріархъ отправилъ съ послами отъ себя письмо къ Сигизмунду, въ которомъ умолялъ короля отпустить сына въ греческую вру: ‘Любви ради Божіей смилуйся, великій государь, не презри нашего прошенія, да не и вы сами Богу погрубите, и насъ богомольцевъ и толикихъ неисчетныхъ народовъ оскорбите.’ Что же длалъ Сигизмундъ въ то время, когда Московское государство присягало сыну его? Сигизмундъ, поставленный въ необходимость возвратиться въ Польшу или съ цлымъ Московскимъ государствомъ, или по-крайней-мр съ частію его, продолжалъ осаду Смоленска. Съ другой стороны, Янъ Потоцкій, главный начальникъ надъ осаждающими войсками, завидуя успху Жолквскаго въ Москв, хотлъ непремнно взять Смоленскъ, его желаніе соотвтствовало и желанію войска, раздраженнаго долгою осадою. Несмотря однако на ревность и мужество осаждающихъ, ихъ приступы были постоянно отбиваемы осажденными, хотя между послдними свирпствовала заразительная болзнь. Когда получили извстіе о договор между Жолквскимъ и московскимъ правительствомъ, то вступили въ переговоры, но какъ-скоро король объявилъ Шеину, что Смоленскъ, древнее достояніе Польши, долженъ сдаться не королевичу, а самому королю, то воевода никакъ не согласился отдлиться отъ Москвы безъ согласія всей земли. Окончаніе переговоровъ было отложено до прізда великихъ московскихъ пословъ. И въ этомъ случа городъ раздлился, если врить перебжчикамъ: дворяне, которыхъ было около двухъ сотъ человкъ, стрльцы, числомъ около двнадцати тысячь, даже духовенство и воевода желали сдать крпость на имя короля, полагая, что имъ все равно жить, подъ властію ли Сигизмунда, или его сына, коль скоро вра и права будутъ сохранены, но торговые и посадскіе люди никакъ не хотли отложиться отъ Москвы и настаивали, чтобъ дожидаться пословъ {Дневн. oc. Смол. стр. 239.}.

Между тмъ на сверо-запад шведы также не хотли выйти изъ Россіи безъ добычи: они взяли Ладогу, но не имли никакого успха подъ Ивангородомъ, жители котораго, несмотря на крайность, оставались врны Самозванцу, Горнъ разбилъ Лисовскаго подъ Ямами, Лисовскій вмст съ Просовецкимъ отступили ко Пскову, но разсорились, потому-что Лисовскій хотлъ служить Владиславу, а Просовецкій Самозванцу: вслдствіе этого Лисовскій пошелъ въ Острова, а Просовецкій съ своими донцами остановился въ двадцати верстахъ отъ Пскова. Самозванецъ укрпился въ Калуг, надясь, что связь между Москвою и Польшею не будетъ продолжительна. Жолквскому, посл многихъ переговоровъ, удалось отдлаться отъ сапгиной шайки, взявши деньги, выданныя имъ изъ царской казны, эти бродяги, прогулявшіе все награбленное вовремя воины, выступили въ сверскую землю для отнятія ея у Самозванца. Важне были дла въ Москв. Гетманъ ясно видлъ, что русскіе вслдствіе только крайней необходимости пожертвовали своимъ народнымъ чувствомъ и призвали на престолъ иноземца, самая великость этой жертвы длала уже ихъ раздражительными, требовательными, уступивъ слишкомъ много, они тмъ крпче держались за остальное, принесши жертву, горькую для народнаго чувства, они тмъ боле стали держаться за православіе, какъ основу своей народности, вопросъ религіозный сталъ теперь главнымъ, господствующимъ: все остальное подчинилось ему. Одно слово патріарха — и вся Русь могла встать какъ одинъ человкъ, и еслибъ пришлось выбирать между Владиславомъ-католикомъ и Самозванцемъ, то соборъ не могъ быть въ пользу перваго. Жолквскій видлъ это, и зная, что всти Изъ-подъ Смоленска касательно обращенія Владислава въ православіе не могли быть благопріятны, трепеталъ за свое дло, за себя, за свой малочисленный отрядъ, стоящій надъ подкопомъ, готовымъ каждую минуту взорваться. Вотъ почему онъ старался достать въ свои руки Москву, ввести въ нее свои войска, чтобъ задушить возстаніе при первомъ его обнаруженіи. Ревностныхъ себ помощниковъ нашелъ онъ въ боярахъ московскихъ, которые видли, что ‘многіе начали вору калужскому прямить и ссылаться съ нимъ’ {Полон. стр. 239.}, и потому единственнымъ средствомъ избавленія отъ него считали введеніе въ городъ поляковъ, и сами предложили о томъ гетману. Легко понять, какъ обрадовался Жолквскій такому предложенію: онъ тотчасъ же послалъ росписать квартиры въ город, но городъ сторожилъ всякое движеніе, ударили въ набатъ, сзывая гражданъ и объявляя имъ, что поляки входятъ въ городъ. Бояре испугались возстанія, и упросили гетмана обождать еще три дня {Дневн. ос. Смол. стр. 243.}. Видя такое сопротивленіе въ народ, Жолквскій не хотлъ уже боле помщаться внутри города, но предлагалъ боярамъ, чтобъ они отвели ему Двичій монастырь, и близьлежащія слободы. Бояре согласились, но патріархъ воспротивился, возражая, что неприлично оставить монахинь въ монастыр вмст съ поляками, неприлично и выслать ихъ для поляковъ. Мнніе патріарха нашло отголосокъ сильный, около Гермогена начали собираться дворяне, торговые и посадскіе люди, стрльцы, присяга Владиславу терзала ихъ души, они искали предлога нарушить ее. Патріархъ дважды посылалъ за боярами, зовя ихъ къ себ: они отговаривались, что заняты государственнымъ дломъ. Тогда Гермогенъ послалъ имъ повстить, что если они не хотятъ итти къ нему, то онъ пойдетъ къ нимъ, и не одинъ, а со всмъ народомъ. Бояре испугались, пошли къ патріарху и толковали съ нимъ часа два, опровергая возраженія его противъ неблагонамеренныхъ замысловъ гетмана. Гермогенъ говорилъ, что Жолквскій нарушаетъ условія, не отправляетъ никого противъ калужскаго вора, хочетъ ввести войска свои въ Москву, а русскіе полки высылаетъ на службу противъ шведовъ. Бояре, съ своей стороны, утверждали, что введеніе польскихъ войскъ въ Москву необходимо: иначе чернь предастъ ее Лжедимитрію, Иванъ Никитичъ Романовъ даже сказалъ патріарху, что если гетманъ отойдетъ отъ Москвы, то имъ всмъ боярамъ придется слдовать за нимъ для спасенія головъ своихъ, что тогда Москва достанется вору, и патріархъ будетъ отвчать за бдствія отечества. Патріарху прочли строгій уставъ, написанный гетманомъ для предотвращенія и наказанія бунтовъ, которые могутъ позволить себ поляки, въ тоже время Гонсвскій, узнавъ, о чемъ идетъ дло у патріарха съ боярами, прислалъ къ послднимъ извстіе, что гетманъ завтра же высылаетъ войска противъ Самозванца, если только московскіе полки будутъ готовы. Это извстіе дало боярамъ ршительный перевсъ въ спор, Мстиславскій воспользовался случаемъ, чтобъ превознести гетмана, и патріахъ замолчалъ. Говорятъ даже, будто бы бояре, въ торжеств, Осмлились сказать Гермогену, чтобъ онъ смотрлъ за церковью, а въ свтскія дла не вмшивался, ибо прежде никогда духовенство не управляло государственными длами, если такъ, то бояре позабыли о тсной связи между государствомъ и церковію, позабыли, что въ это время церковь блюла за единствомъ и самостоятельностію государства, и что патріархъ вовсе не вмшивался въ свтскія дла, а заботился только о сохраненіи церкви, отъ котораго зависло и сохраненіе государства. Патріархъ не хотлъ ничего боле, какъ только того, чтобъ новый царь былъ православнаго исповданія. На этотъ разъ Гермогенъ уступилъ боярамъ, уступилъ и народъ. Салтыковъ, Шереметевъ, Андрей Голицынъ, дьякъ Грамотинъ поперемнно разъзжали среди толпы, выговаривали за мятежъ, приказывали не замышлять новаго, народъ утихъ, но до времени.

Ночью, съ 20 на 21 сентября, поляки тихо вступили въ Москву, помстились въ Кремл, Кита и Бломъ город, заняли и монастырь Двичій, заняли Можайскъ, Борисовъ, Верею для охраненія сообщеній своихъ съ королемъ. Жолквскій для собственной выгоды хотлъ исполнить свои общанія — и исполнилъ: ршеніе распрей между поляками и москвитянами предоставлено было равному числу судей изъ обоихъ народовъ {Рукоп. Жолкев., стр. 152.}, судъ былъ безпристрастный и строгій: полякъ насильно увелъ Дочь у одного изъ знатныхъ гражданъ: преступника выскли кнутомъ. Обязанность продовольствовать поляковъ была возложена на замосковные города и волости, которые были росписаны по разнымъ ротамъ, но когда посланные для сбора припасовъ поляки, по ихъ собственному признанію, самовольно брали все, что кому нравилось, силою отнимая женъ и дочерей у гражданъ, то, для избавленія себя отъ насилій, жители согласились платить полякамъ деньгами, сборъ которыхъ приняли на себя {Масквичъ, стр. 52, 55.}. Захвативъ Москву, гетманъ хотлъ прибрать къ своимъ рукамъ стрльцовъ, потому-что на нихъ, какъ на постоянно-вооруженномъ войск, должно было опереться народное возстаніе. Гетманъ довелъ дло до того, что по согласію бояръ (которые, видно, соглашались на все) начальство надъ стрльцами поручено было поляку Гонсвскому, стрльцы также лргко согласились на это, ибо Жолквскій обходительностію, подарками и угощеніями такъ привлекъ ихъ къ себ, что они готовы были исполнить все, чего бы онъ ни захотлъ: сами приходили къ нему и спрашивали, не подозрваетъ ли онъ кого въ измн, вызываясь тотчасъ схватить виновнаго. Гетману удалось даже поладить и съ патріархомъ: сперва сносился онъ съ нимъ посредствомъ другихъ, а потомъ сталъ посщать и самъ и пріобрлъ его пріязнь {Рукоп. Жолкв. стр. 158, 159.}.

Несмотря однако на всю ловкость гетмана, на все его стараніе поддержать дружелюбныя отношенія между своимъ войскомъ и гражданами, недоврчивость господствовала между ними. ‘Нсколько недль — говоритъ одинъ полякъ — очевидецъ {Масквичъ, стр. 53, 54.}, мы провели съ москвитянами во взаимной недоврчивости, съ дружбою на словахъ, съ камнемъ за пазухой, угощали другъ друга пирами, а мыслили иное. Мы наблюдали величайшую осторожность, стража день и ночь стояла у воротъ и на перекресткахъ. Для предупрежденія зла, по совту доброжелательныхъ намъ бояръ, Гонсвскій разослалъ по городамъ 18,000 стрльцовъ, подъ предлогомъ охраненія этихъ мстъ отъ шведовъ, но собственно для нашей безопасности: этимъ способомъ мы ослабили силы непріятеля. Москвитяне уже скучали нами, не знали только, какъ сбыть насъ, и, умышляя ковъ, часто производили тревогу,— такъ-что по два, по три и по четыре раза въ день мы Садились на, коней и почти не разсдлывали ихъ.’ — Какъ обыкновенно бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, осторожность, которую поляки считали своею обязанностію, еще боле оскорбляла москвитянъ, ибо во всхъ мрахъ ея они видли грозное, непріязненное положеніе, видли себя въ осад, подъ пушками враговъ, потому-что поляки завладли всмъ городскимъ нарядомъ (артиллеріею), завладли и казною царскою. Къ ней приставленъ былъ присланный отъ Сигизмунда и уже извстный намъ тушинецъ, купецъ едоръ Андроновъ…. Лтописецъ говоритъ объ Андронов: ‘онъ же наипаче московскимъ людямъ пакость дяте’ {Никон. VIII, стр. 147.}. Итакъ, причинъ къ неудовольствію было достаточно, сюда присоединялся глухой, но основательный слухъ о злыхъ намреніяхъ короля, ибо что было такъ явно въ Польш, то не могло быть тайно въ Москв. Жолквскій зналъ, что король не удовлетворитъ требованіямъ земскихъ пословъ, и потому спшилъ оставить Москву. Съ одной стороны, личнымъ присутствіемъ хотлъ онъ подкрпить своихъ единомышленниковъ, уговорить короля исполнить договоръ, какъ настаивалъ также и Левъ Сапга, канцлеръ литовскій, но противъ чего былъ Янъ Потоцкій, врагъ гетмана. Съ другой стороны, Жолквскій спшилъ изъ Москвы для того, чтобы сохранить свою славу: противъ всякаго чаянія и необыкновеннымъ успхомъ окончилъ онъ походъ свой, но теперь, при упорств Сигизмунда, дла грозили принять другой оборотъ. Гетманъ очень хорошо видлъ, что ему съ малочисленнымъ войскомъ не удержаться въ Москв противъ возстанія неминуемаго, и потому объявилъ боярамъ о необходимости своего отъзда, т упрашивали его остаться, чувствуя, что только личность гетмана отвращала непріязненное столкновеніе москвитянъ съ поляками, по-крайней-мр просили его назначить по себ преемника достойнаго: Жолквскій оставилъ имъ Гонсвскаго. Бояре провожали гетмана далеко за городъ, даже простой народъ обнаружилъ къ нему расположеніе, платя ласкою за ласку: когда онъ халъ по улицамъ, то жители забгали ему дорогу, желая счастливаго пути {Рукоп. Жолкв., стр. 164 и слд.}.

Что же длалось въ это время въ смоленскомъ лагер, гд ршалась судьба двухъ государствъ? 7-го октября прибыли московскіе послы подъ Смоленскъ {Голикова, Допол. къ Дян. П. В. T. II, стр. 37 и слд.}, ихъ приняли съ честію, отвели 14 шатровъ за версту отъ королевскаго стана, но продовольствіе было скудное, на жалобы пословъ отвчали, что король не въ своей земл, а на войн, и самъ нуждается во многомъ. 10 числа была первая аудіенція, Левъ Сапга, именемъ королевскимъ, въ неопредленныхъ словахъ, отвчалъ, что Сигизмундъ хочетъ успокоенья Московскому государству и назначитъ время для переговоровъ. Переговоры начались: первое затрудненіе состояло въ отступленіи короля изъ-подъ Смоленска. Паны объявили, что королю нельзя отступить отъ Смоленска и вывести войска изъ предловъ Московскаго государства, ибо онъ пришелъ съ тмъ, чтобъ утишить мятежи, истребить вора, очистить города, а потомъ дать сына свого на престолъ московскій. Послы возражали, что государство гораздо скоре успокоится, если король выведетъ изъ него свои войска, что для истребленія вора довольно одного отряда Жолквскаго, ибо воръ силенъ теперь только польскими войсками, что походъ королевскій на вора раззоритъ окончательно Московское государство, и безъ того уже опустошенное, послы заключили, что имъ странно даже и толковать объ этомъ, ибо условіе объ отступленіи отъ Смоленска подтверждено клятвенно гетманомъ (въ договор съ Валуевымъ и Елецкимъ при Царев-Займищ, въ договор же московскомъ сказано вообще объ. очистк всхъ городовъ къ Московскому государству, и гетманъ обязался просить короля, чтобъ тотъ снялъ осаду Смоленска), и слд. объ этомъ и рчи быть не должно. Паны отвчали, что король не можетъ дать своего пятнадцатилтняго сына на престолъ московскій, но хочетъ самъ прежде итти на вора, посл чего подетъ на сеймъ, безъ согласія котораго не можетъ согласиться на желаніе москвитянъ. 17 октября былъ другой създъ, паны повторили прежнее, только боле рзкимъ тономъ, этотъ тонъ выбрали они, вроятно, какъ средство отчаянное, ибо вся справедливость была на сторон русскихъ пословъ, вотъ почему Голицыну было легко опровергнуть вс возраженія пановъ, наконецъ поляки принуждены были высказать свою потайную мысль: ‘Для чего — говорили они,— вы не оказали королю до сихъ поръ никакого почета, и раздляете сына съ отцемъ? зачмъ до сихъ поръ не отдадите королю Смоленска? вы бъ велли смолянамъ присягнуть королю и королев вмст, и тмъ бы оказали честь королю’. Разумется, что и на это отвчать было легко, послы спросили у поляковъ: ‘Когда вы избрали короля своего, а у него былъ отецъ въ Швеціи Яганъ король, то для чего вы раздлили отца съ сыномъ, сыну цаловали крестъ, а отцу Не цаловали?’ Паны возражали, что Яганъ король не приходилъ успокоивать ихъ государство, и заключали рчь свою такъ: ‘А не взявъ государю нашему Смоленска, прочь не отхаживать.’ Желая уклониться отъ переговоровъ о Смоленск и выполнить скоре главную статью наказа, послы настаивали, чтобъ теперь король исполнилъ договоръ, а посл сынъ его, царь московскій, снесется уже съ нимъ относительно Смоленска, если не получить этого города Сигизмундъ считаетъ для себя такимъ безчестьемъ. ‘Впрочемъ — прибавили послы — честь государская состоитъ въ ненарушеніи даннаго слова, а король неоднократно объявлялъ, что онъ предпринялъ походъ не для, овладнія городами.’ Этимъ кончилось совщаніе…

20 октября былъ третій създъ. Здсь паны откровенно объявили, что еслибъ король согласился отступить отъ Смоленска, то они, паны и все рыцарство, на то не согласятся и скоре помрутъ, а вковчную свою отчину достанутъ. Послы въ отвтъ на это велли читать дьяку гетманскій договоръ, поляки съ сердцемъ закричали: ‘Не разъ вамъ говорено, что намъ до гетманской записи дла нтъ!’ Несмотря однако на это, они тотчасъ же начали толковать о вознагражденіяхъ королю и войску, упомянутыхъ въ гетманскомъ договор, послы отвчали, что странно будетъ платить опустошителямъ государства, и что объ этихъ вознагражденіяхъ царь Владиславъ снесется посл самъ съ отцомъ своимъ. Въ заключеніе послы просили пановъ донести королю, что до сихъ поръ вс разсужденія происходятъ не о главномъ предмет посольства, тогда-какъ они желаютъ боле всего знать: дастъ ли король на царство сына своего, и приметъ ли королевичъ православную вру греческаго закона? Паны общались донести объ этомъ Сигизмунду. 23 октября былъ четвертый създъ. Паны объявили, что король жалуетъ своего сына, но отпуститъ его не раньше сейма. Тутъ же паны прочли статьи, на которыя соглашается король: 1) Въ вр и женитьб королевича воленъ Богъ да онъ самъ. 2) Съ папою королевичъ о вр ссылаться не будетъ. 3) Плнныхъ выдать король велитъ. 4) О числ людей при королевич и о ихъ наград послы должны договориться съ самимъ Владиславомъ. 5) Касательно казни отступникамъ отъ православія король соглашается съ статьею его наказа. Касательно же другихъ статей будетъ ршеніе на сейм. Насчетъ отступленія отъ Смоленска послдовалъ ршительный отказъ, паны заключили отвтъ свой такъ: ‘Какъ скоро Смоленскъ поддастся и присягнетъ королю, то его величество пойдетъ самъ на вора, истребитъ его и, успокоивъ государство, отправится со всмъ войскомъ и съ вами послами на сейма., на сейм дастъ вамъ въ цари сына своего, съ которымъ вы и подете въ Москву’. Въ этомъ отвт обнаруживался весь планъ короля: взять Смоленскъ во что бы то ни стало, для Польши, дабы походъ совершенъ былъ съ пользою для послдней, дабы никто не смлъ сказать на сейм королю, что онъ потратилъ польскихъ людей и деньги единственно для достиженія своихъ цлей, потомъ, подъ видомъ истребленія вора, вступить дале въ московскія области, тогда-какъ русскіе измнники, подкрпляемые отрядомъ Гонсвскаго, будутъ стараться привести Москву и другіе города къ присяг на имя короля, а не Владислава, какъ бы это предпріятіе ни кончилось, удачно или неудачно, Смоленскъ оставался за королемъ, который былъ такимъ образомъ оправданъ предъ рчью посполитою.— Послы не могли не проникнуть въ королевскія намренія, и потому отвчали, что взять Смоленскъ, итти на вора, успокоить государство, итти.на сеймъ,— все это требуетъ долгаго времени, тогда-какъ для Московскаго государства дорога теперь каждая минута, и медленность королевская, породивъ сомнніе, произведетъ смуту, почему они, послы, просятъ пановъ отвратить короля отъ такого несчастнаго намренія и настоять на выполненіе гетманскаго договора, просили также позволенія обослаться съ смолянами, съ которыми до сихъ поръ запрещено было имъ сноситься.— Я не стану описывать здсь спора, который имлъ мсто между митрополитомъ Филаретомъ и канцлеромъ Львомъ Сапгою о томъ, нужно ли Владиславу принять греческую- вру, споръ кончился ничмъ, ибо противники остались при своихъ мнніяхъ, но должно упомянуть о заключительныхъ словахъ Филарета, который припомнилъ Сапг недавнюю старину: ‘А теб Льву Ивановичу и больше всхъ надобно о томъ радть, чтобъ государь нашъ королевичъ Владиславъ Жигимонтовичъ былъ въ нашей православной вр греческаго закона, потому-что ддъ твой и отецъ, да и ты самъ и иные вашего рода многіе были въ нашей православной вр, и невдомо какимъ обычаемъ ты съ нами нын поразрознился, и теб по нашей вр пригоже поборать.’ — 26 октября имлъ мсто пятый създъ, Паны, желая испугать пословъ и показать имъ необходимость подчиниться вол Сигизмунда, увдомили ихъ объ успхахъ шведовъ на сверо-запад и объ. усиленіи Самозванца. Послы отвчали, что они сомнваются въ истин этихъ извстій, ибо изъ Москвы къ нимъ объ этомъ не пишутъ, что же касается, впрочемъ, до усиленія Самозванца, то отъ короля зависитъ положить конецъ этому усиленію: пусть онъ только утвердитъ договоръ гетманскій, тогда послы напишутъ во вс города о прізд королевича, весь народъ обрадуется и отстанетъ отъ вора, въ противномъ же случа, разумется, народъ придетъ въ сомнніе, все начатое рушится и будетъ хуже прежняго. Извстно, что ничто не можетъ такъ раздражить, какъ справедливое возраженіе на требованія, которыхъ несправедливость сознаютъ сами требующіе, извстно также, что въ-сердцахъ поди скоре проговариваются, такъ и паны, раздраженные стойкостію пословъ, отвчали, что извстія, ими принесенныя, справедливы, и что послы сами не знаютъ, чего хотятъ, ибо, если бы король и запотлъ пойти въ свое государство, то воины его, какъ люди вольные, не послушаются — прекрасное ручательство для пословъ въ твердости обязательствъ королевскихъ! Паны кричали посламъ: ‘Вы пришли не съ указомъ, а къ указу, и не отъ государя пришли съ челобитьемъ, а отъ Москвы къ государю нашему, и что вамъ государь нашъ укажетъ, то и длайте.’ — Послы отвчали, что указывать королю они не могутъ, но какъ имъ приказано отъ патріарха, бояръ и всхъ людей Московскаго государства, такъ они и длаютъ, и потому просятъ позволенія отписать обо всемъ временному правительству, безъ дальнйшаго наказа отъ котораго они ни на что согласиться не могутъ.— Паны настаивали на полномочіе пословъ, явно говорили имъ: ‘Чего бы вамъ стоило поклониться его величеству Смоленскомъ, которымъ овладть король хочетъ не для себя, а для сына же своего! Сигизмундъ оставитъ посл себя сыну не только Смоленскъ, по и Польшу и Литву, тогда Польша, Литва и Русь будутъ все едино.’ — Послы отвчали ршительно, что ни теперь, ни посл на сейм, никогда не согласятся они уступить Польш хотя одинъ какой-нибудь городъ, что о присяг на имя королевское не только нтъ въ наказ, но и въ мысляхъ о томъ у всего народа никогда не было. Въ заключеніе послы жаловались, что дворяне, съ ними пріхавшіе, умираютъ съ голоду, да и сами они, послы, терпятъ большую нужду, а лошади ихъ вс погибли отъ недостатка въ корм, на это паны отвчали: ‘всему злу вы сами причиною, когдабъ исполнили вы королевскую волю, то и вамъ и всмъ дворянамъ вашимъ былобъ всего довольно.’

Въ то время, какъ князь Василій Голицынъ съ товарищами такъ твердо стояли за честь и выгоды Московскаго государства, соперникъ Голицына, сверженный царь Василій Ивановичъ Шуйскій въ послдній разъ обнаружилъ свою крпкую волю — Когда Жолквскій привезъ его къ Сигизмунду, то Василій и тутъ не отказался отъ своего величія, и тутъ хотлъ оставаться царемъ московскимъ: онъ не поклонился королю, сказавъ, что государю московскому неприлично кланяться польскому королю {Никон. VIII, 147.}. По взятіи Смоленска Шуйскіе были съ тріумфомъ введены въ Варшаву, гд имло мсто вторичное представленіе ихъ Сигизмунду, польскіе писатели говорятъ, что при этомъ случа Василій кланялся королю, опуская руку до земли, но они же и противорчатъ своему извстію, упрекая Василія въ крутомъ упорств: эти слова показываютъ, что Шуйскій до конца не переставалъ считать себя царемъ. Василій умеръ 12 сентября 1612 года, мы не станемъ вмст съ лтописцами, обвинять польское правительство въ ускореніи его кончины, ибо жизнь его была нужне для Полыни, чмъ смерть. Что же касается до братьевъ Василія, то Дмитрій умеръ въ Польш, Иванъ возвратился въ Москву, вмст съ Филаретомъ Никитичемъ, служилъ царямъ Михаилу еодоровичу и Алексю Михайловичу, въ начал царствованія котораго умеръ бездтнымъ {Финскій Встникъ, 1847, No 1.}. Шуйскіе жили въ Польш&#1123, небдно, получали подарки отъ короля и вельможъ, но находились подъ стражею {Акты Историч. II, No 340.}. Надъ могилами Василія и Димитрія Шуйскихъ, въ Краковскомъ предмстій, была вырзана латинская надпись, объявляющая, что Сигизмундъ повеллъ честно схоронить здсь своихъ плнниковъ, потому-что при немъ не лишались послднихъ почестей и враги его, неправедно завладвшіе скипетромъ.

Между тмъ какъ Шуйскій и Голицынъ поступали сообразно съ своимъ достоинствомъ, Жолквскій также старался поддержать свою честь, склоняя короля къ утвержденію московскаго договора, онъ оправдывалъ себя тмъ, что, будучи въ необходимости спшить и не имя инструкціи, оперся на договоръ Салтыкова, утвержденный самимъ королемъ, желая затронуть семейный интересъ Сигизмунда, гетманъ представлялъ, какъ важно для Владислава стать прежде царемъ Московскимъ для того, чтобъ но смерти отца безпрепятственно получить и престолъ польскій, ибо Фамилія Вазы иметъ много враговъ среди польскаго народа, льстилъ также королю завоеваніемъ Швеціи, которое было бы очень легко при соединенныхъ усиліяхъ двухъ государствъ, уговаривалъ уступить московскимъ требованіямъ на первый разъ, предоставя времени тснйшее соединеніе обоихъ государствъ въ политическомъ и религіозномъ отношеніи, при этомъ онъ указывалъ на литовскую Русь, которая окончательно соединилась съ Польшею 160 лтъ спустя посл восшествія Ягайла на престолъ польскій, грозилъ продолжительною войною въ случа упорства, грозилъ буйствомъ польскихъ воиновъ, которые не будутъ сражаться безъ жалованья, но все было тщетно: король не хотлъ мнять врнаго на неврное, не смлъ явиться на сеймъ безъ областей Московскихъ для польши. Гетманъ участвовалъ въ шестомъ совщаніи съ послами, бывшемъ 2 ноября. Послы обрадовались присутствію гетмана, думая, что онъ приметъ ихъ сторону, но обманулись въ своей надежд. Паны начали прежнимъ, требуя отъ пословъ, чтобы т велли смолянамъ цаловать крестъ Сигизмунду. Послы отвчали также по-прежнему, что безъ согласія всей земли этого сдлать не могутъ, при чемъ напоминали гетману объ его договор. Жолквскій отвчалъ: въ договор не написано, чтобъ королю отступить отъ Смоленска въ Польшу, я общалъ просить короля, чтобъ онъ прекратилъ нальбу но городу, и не чинилъ ему никакой тсноты — и сдержалъ общаніе, а предписать этого своему государю я не могъ. Чт ‘ же касается до моего общанія промышлять надъ воромъ, то оно не исполнено потому, что сами бояре-правители приходили ко мн въ станъ и просили меня войти въ Москву, боясь измны черныхъ людей, а потомъ у меня съ боярами многія договорныя статьи были измнены, въ истин чего засвидтельствуютъ вамъ московскіе дворяне, Иванъ Измайловъ съ товарищами, пріхавшіе со мною бить челомъ королю о помстьяхъ, они вамъ разскажутъ, какъ со мною въ Москв бояре длали и совтовали. И вы бы здсь, по ихъ примру, поступили съ панами радою, къ чести королевской и къ вашей польз. Я знаю свой договоръ, чтобъ по Смоленску не стрлять и тсноты ему не длать,— и договоръ исполненъ, что же касается до требованія пановъ, чтобъ для чести королевской отца съ сыномъ не раздлять, то это требованіе справедливо, и мы за честь государя готовы умереть. ‘Послы въ отвтъ напомнили ему о записи, данной князю Елецкому и Валуеву при Царев Займищ, въ которой именно сказано, что король тотчасъ отступитъ отъ Смоленска, какъ-скоро его жители присягнутъ Владиславу. Касательно перемны договорныхъ статей между гетманомъ и боярами послы сказали, что отъ бояръ объ этомъ они письма не получали, Ивану же Измайлову и ему подобнымъ, которые пріхали къ королю просить помстій, врить не будутъ: въ договор есть статья — сказали послы — что и при государ королевич польскимъ и литовскимъ людямъ въ приказахъ не быть и не владть, а теперь и до государева прихода помстья и вотчины даютъ. Мы упоминаемъ объ этомъ для того — заключали послы — чтобъ не вышло въ людяхъ сомннья и печали. Сапга отвчалъ на это: ‘Комужь ихъ до прихода королевича и жаловать, какъ не. его величеству?@ Тутъ же gослы изъ устъ Сапги получили извстіе, что Мстиславскій принялъ отъ короля званіе конюшаго,Юрій НикитичъТрубецкой — боярство. При конц совщанія, послы велли прочесть дьяку Луговскому запись Жолквскаго. данную Елецкому и Валуеву, но какъ скоро Луговской началъ чтеніе, то Сапга закричалъ на него: ‘Вамъ давно запрещено упоминать объ этой записи, вы хотите его только позорить пана гетмана, если упомянете въ другой разъ объ ней, то вамъ худо будетъ’. Луговской не утерплъ, и закричалъ въ свою очередь гетману: ‘хоть убейте, а я буду говорить правду, вы эту запись ставите ни во что, а мы и теперь и впредь будемъ ею защищаться’. Жолквскій вступился въ дло и сказалъ: ‘Я готовъ присягнуть, что ничего не помню, что написано въ этой записи, писали ее русскіе люди, бывшіе со мною, и ко мн поднесли, я не читавши приложилъ печать, и потому лучше оставимъ эту запись, а будемъ говорить объ одной московской, которую и король утверждаетъ’. Другіе паны прибавили, что если послы не велятъ смолянамъ цаловать крестъ Сигизмунду, то присяга гетмана.этимъ самымъ уничтожается, и городъ будетъ взятъ приступомъ, при чемъ въ немъ не останется и камня на камн. Послы просили позволенія отправить гонца въ Москву съ требованіемъ новаго наказа, гетманъ, тронутый сильными представленіями Филарета и Голицына, общалъ имъ исходатайствовать у короля, чтобъ до возвращенія гонца приступа къ Смоленску не было. На другой день послы отправились къ Жолквскому опять уговаривать его попомнить свою душу и не допускать до взятія Смоленска, на этотъ разъ гетманъ предложилъ имъ впустить въ Смоленскъ королевскія войска, какъ впущены они были въ Москву, и тогда, но его словамъ, быть можетъ, король и не велитъ смолянамъ цаловать на свое имя крестъ. Послы, разумется, не согласились на такое безстыдное предложеніе и настаивали на отсылку гонца въ Москву. Гетманъ общалъ и на другой день объявилъ, что король соглашается на отсылку гонца, но опять съ тмъ, чтобъ прежде было впущено въ Смоленскъ польское войско, послы отказали въ другой разъ и опять просили о гонц. На другой день гетманъ объявилъ о согласіи короля на отсылку гонца съ тмъ, чтобъ тотъ возвратился не позже двухъ недль: послы успокоились. Но 18 ноября ихъ позвали къ гетману, и здсь Сапга объявилъ о необходимости ввести польское войско въ Смоленскъ, потому-что Шеинъ ссылается съ воромъ, послы отказали, отговариваясь постоянно неимніемъ наказа изъ Москвы, паны отвчали, что его величество не намренъ дожидаться изъ Москвы указу: ‘не Москва государю нашему указъ, государь нашъ Москв указъ, и король, не взявши Смоленска и не введя въ него своей рати, прочь не пойдетъ. Вы имете полное право — продолжали паны — согласиться на королевское требованіе, и если на васъ за то будутъ въ Москв пенять, то вы можете сослаться на примръ самой же Москвы: въ Москв впустили польское войско въ городъ, и вы впустили его въ Смоленскъ’.. Въ заключеніе грозили немедленнымъ приступомъ. Послы отвчали, что исполненіе ₍этой угрозы повредитъ совершенно длу королевича и усилитъ сторону вора, притомъ же, еслибъ они, послы, и отправили отъ себя приказъ Шеину сдать городъ, то воевода не послушается до тхъ поръ, пока не будетъ прислана грамота изъ Москвы. Поляки ни на что не согласились и окончили совщаніе угрозами. 20 ноября гетманъ призвалъ къ себ одного дьяка Томилу Луговского, который, по своему энергическому характеру, имлъ сильное вліяніе въ посольств. Жолквскій представлялъ ему, что упорство пословъ будетъ имть слдствіемъ гибель Смоленска, но Луговской, съ своей стороны, представлялъ гибельныя и постыдныя слдствія нарушенія договора,— и дло опять кончилось ничмъ. 21 ноября былъ приступъ къ городу, но поляки трижды были отбиты осажденными. 29 ноября и 2 декабря были опять създы. На второмъ изъ нихъ поляки уступили посламъ, согласились на отсылку гонца въ Москву, но требовали, чтобъ они не писали туда ничего лишняго, потому-что поляки съ помощію русскихъ измнниковъ дознались о грамотахъ, отправляемыхъ тайно въ Москву послами: въ этихъ грамотахъ послы уговаривали русскихъ людей не позорить себя и не здить къ Сигизмунду съ челобитьями о помстьяхъ и о всякихъ длахъ. Послы отвчали прямо и благородно: ‘Мы рады, что вы знаете наши мысли изъ тхъ писемъ, да, мы писали, чтобъ не было челобитій о помстьяхъ, потому-что это можетъ весь народъ привести въ сомнніе’. 4 Декабря дали знать посламъ, чтобъ они отправили отъ себя гонца въ Москву, и что король съ нимъ вмст отправляетъ туда же собственнаго коморника, пана Исаковскаго. Оба дйствительно выхали 4 числа.

Успокоивъ главныхъ пословъ отправленіемъ гонца, поляки начали дйствовать на второстепенныхъ и преклонять ихъ на свою сторону, при чемъ не жалли никакихъ общаній. Эти общанія, соединенныя съ нуждою, какую претерпвали члены посольства зимою въ лагер, подйствовали на многихъ, скоро Филаретъ и Голицынъ узнали, что думный дворянинъ Сукинъ, дьякъ Сыдавный Васильевъ, спасскій архимандритъ Евфимій, троицкой келарь Аврамій Палицынъ и другіе передались полякамъ, получили отъ короля грамоты на помстья и разныя награды и вмст съ тмъ отпускъ домой. Надобно думать, что нкоторые изъ этихъ людей прельстились не столько наградами, сколько позволеніемъ ухать домой, они могли оправдываться въ собственныхъ глазахъ тмъ, что, возвратясь въ отечество, будутъ съ большею пользою дйствовать противъ польскихъ замысловъ. Какъ бы то ни было, однако поступокъ этихъ людей, судя строго, былъ явною измною, нарушеніемъ долга: вся земля поручила имъ великое дло — и они постыдно бросили его, какъ бы то ни было, ршиться на подобный поступокъ могли только люди слабые духомъ. Тмъ выше является поведеніе дьяка Луговского, который выкупилъ грхъ своихъ собратій — Сыдавнаго и Грамотина. Канцлеръ Сапга позвалъ Луговского къ себ подъ предлогомъ нужнаго дла, Томила отправился, и первые, кто попались ему на встрчу въ жилищ канцлера, были Сукинъ и Сыдавный, наряженные въ богатое платье. Сапга велъ ихъ къ королю и приказалъ Луговскому немного подождать: ‘Я сейчасъ возвращусь, только представлю этихъ господъ и другихъ дворянъ на отпускную аудіенцію, потому-что Сукинъ старь, а прочіе, живя здсь, пролись’. Луговской не вытерплъ, и остановя канцлера, сказалъ ему: ‘Левъ Иванычъ! неслыхано нигд, чтобъ послы такъ длывали, какъ теперь Сукинъ и Сыдавный длаютъ: покинувъ государево и земское дло и товарищей своихъ, дутъ къ Москв! Какъ имъ посмотрть на чудотворный образъ Богородицы, отъ котораго отпущены! хотя бы Сукинъ и въ-самомъ-дл былъ боленъ, то лучше бы ему умереть здсь, чмъ отъхать, если же ихъ отпускаютъ потому, что они пролись, то и насъ всхъ пора давно отпустить. Объявляю теб, Левъ Иванычъ! что какъ скоро они въ Москву прідутъ, то во всхъ городахъ будетъ недоумнье, печаль и шатость большая, да и митрополиту съ княземъ Насильемъ Васильевичемъ впередъ ничего нельзя будетъ длать’. Сапга отвчалъ на этотъ разъ открыто, что послы состоятъ въ вол государя, что Сукинъ и Сыдавный отпущены по ихъ челобитью, что въ Москв отъ ихъ прізда нельзя ожидать ничего дурного, потому-что они врные слуги королевскіе, и другіе, на нихъ глядя, захотятъ также служить королю, и государь ихъ также пожалуетъ своимъ великимъ жалованьемъ, а кто захочетъ, то и въ Москву укажетъ отпустить. Луговской отвчалъ: ‘Надобно того у Бога и у Жигимонта короля просить, чтобъ кровь христіянская литься перестала и государство успокоилось, а присланы мы къ королевскому величеству не о себ промышлять и бить челомъ, но о всемъ Московскомъ государств’. Когда Сапга возвратился отъ короля, то взялъ Луговского въ особую комнату и началъ уговаривать его, чтобъ халъ вмст съ Сукинымъ подъ Смоленскъ склонять гражданъ къ присяг на имя короля или, по-крайней-мр, ко внушенію въ городъ польскихъ войскъ. Луговской отвчалъ, что ему нельзя этого сдлать, что онъ не хочетъ навести на себя вчную клятву: ‘Не только Господь Богъ и люди Московскаго государства меня не потерпятъ, но и земля меня не понесетъ. Я присланъ отъ Московскаго государства въ челобитчикахъ, и вы хотите, чтобъ я первый положилъ соблазнъ въ людяхъ, лучше мн,.по Христову слову, навязать на себя камень и ввергнуться въ море, чмъ ршиться на такой соблазнъ’.

Луговской, возвратясь отъ Сапги, пересказалъ старшимъ посламъ вс улещенія послдняго. Тогда митрополитъ и князь призвали къ себ отъзжиковъ и умоляли ихъ попомнить Бога и свои души, и не покидать великаго дла, т отвчали: ‘Послалъ насъ король съ грамотами къ Москв для своего государскаго дла, то какъ намъ не хать?’ Ловкій келарь Аврамій Палицынъ остался вренъ своему характеру и здсь: онъ не хотлъ видться съ митрополитомъ, сказался больнымъ и тайно ухалъ вмст съ другими духовными лицами и многими дтьми боярскими. А Захаръ Ляпуновъ? и тотъ остался вренъ своему характеру, онъ не похалъ и въ Москву, ему пришлась но природ разгульная жизнь поляковъ, онъ остался въ королевскомъ лагер, и потшалъ пановъ своими насмшками надъ московскими послами {См. челобитную его Сигизмунду о вотчин, Акты Истор. II, No 311, III.}. Послдніе протестовали противъ отъзда упомянутыхъ лицъ, но напрасно, они представляли, что пріздъ ихъ въ Москву произведетъ смуту и сомннье и всему длу поруху. Но Москв и безъ того уже было много смутъ и сомннья, и дло рушилось, народъ вставалъ, почуявъ измну: измна была видимая.

С. СОЛОВЬЕВЪ.

‘Современникъ’, No 11, 1849

ОБЗОРЪ СОБЫТЙ РУССКОЙ ИСТОРИОТЪ КОНЧИНЫ ЦАРЯ ЕОДОРА ОАННОВИЧА ДО ВСТУПЛЕНЯ НА ПРЕСТОЛЪ ДОМА РОМАНОВЫХЪ.

ГЛАВА VIII (*).МЕЖДУЦАРСТВЕ.

Читайте также:

ОБЗОРЪ СОБЫТЙ РУССКОЙ ИСТОРИ
ОТЪ КОНЧИНЫ ЦАРЯ ЕОДОРА ОАННОВИЧА ДО ВСТУПЛЕНЯ НА ПРЕСТОЛЪ ДОМА РОМАНОВЫХЪ.

ГЛАВА VIII **(*).
МЕЖДУЦАРСТВЕ.**