Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика, СПб.: Росток, 2009.
ОБ ИСПЫТАНИЯХ ЗРЕЛОСТИ В ГИМНАЗИЯХ
В циркуляре министра народного просвещения отменяются письменные испытания, однако только наполовину. ‘С наступающего учебного 1900—1901 года отменяются письменные испытания по древним языкам’, — сказано в пункте 3-м означенного циркуляра. Оставляются в прежней силе испытания по математике и русскому языку и словесности.
В истекшее тридцатилетие нашей учебной системы, несмотря на то, что все преподавание было сосредоточено на письменных испытаниях, экзаменационные работы по словесности и древним языкам, представляемые ежегодно со всей России в учебные округи, стояли ниже всякой критики.
И например, совершенная потеря русского стиля и замена его каким-то русским волапюком, бесцветным, безличным и наконец прямо безграмотным есть общеизвестный факт, которого не могло скрыть учебное начальство и который раздражал общество и литературу. Кажется, всякий кадет военного училища и, наверное, многие вдовые попадьи писали колоритнее, сочнее, душистее и во всяком случае соответственнее так называемому ‘духу русского языка’, нежели несчастные абитуриенты и собственные созревшие ученики гимназий. Таким образом через письменные упражнения не развивался русский язык, а терялся русский язык, заменяясь буквою ‘е’, правильно ставимой, и какими-то выжимками русской грамматики. Этого нельзя объяснить иначе, как равным страхом учителей и учеников ‘не угодить’ в работе, ‘не потрафить’ начальству, что в столь живом и жизненноэнергичном деле, как речь человеческая, и сказалась блеклостью, мертвенностью, упадком духа и оставлением речи при одной форме.
Смешными петушками прохаживались в письменных испытаниях зрелости по словесности наши гимназисты, едва ли в действительности столь тупые и неразвитые, как они казались и кажутся в этих письменных работах. Силы как самих учеников, так и учителей были все направлены на подавление личного в ученике духа, его личного языка и личной мысли и на выращивание взамен их общепедагогического духа, речи и содержания. Т. е. живая душа человеческая заменялась некоторым волапюком души человеческой. И все это не по природе самых сочинений, но оттого, что все сочинители и всякие в течение восьми лет сочинения приноровлялись к одному, главному и последнему, которое шло в учебный округ, как испытание зрелости, увы, так печальное!
Нам думается, что центр дела и лежит в испытаниях зрелости, которые невозможно объяснить иначе, как желанием учебных округов, так сказать, потребовать к себе, в Москву, Петербург, Киев, Одессу, Казань, Харьков местные провинциальные гимназии к испытанию. Ведь центр дела сосредоточивается в учебных округах, их тенденции подвергнуть критике годовую работу данной гимназии и всех вообще гимназий в годовом отчете. Мотив испытаний зрелости-ревизионный, а не педагогический и, уже скажем всю правду дела, это испытание есть искажение, порча провинциальной педагогической работы в видах облегчения попечителям и попечительским канцеляриям их обязанностей наблюдения, управления и исправления училищ. Строгость наблюдения на испытаниях зрелости, запечатанные темы и ответная кража гимназистами тем — все это без прикрас и риторики значит одно: ‘Нам лень поехать и посмотреть, и вот мы утроили так, что как будто вы сами все приехали к нам и держите экзамен у нас на глазах’. Чрезвычайная редкость ревизий, почти исчезновение ревизий окружных инспекторов и попечителей — все это тотчас же получило себе место со времени введения испытаний зрелости. И с тем вместе министерство народного просвещения потеряло чувство действительности, выпустило пульс больного из рук и только следит какие-то отвлеченные диаграммы…
Ясное требование — к пятому классу гимназий окончить русскую грамматику, этимологию и синтаксис, и писать под диктант совершенно безошибочно, и затем, если угодно, в качестве испытания этимологической и синтаксической ‘зрелости’, сохранить и потребовать в округа экзаменационный диктант при переходе из четвертого класса в пятый — вот это одна половина постановки русского языка в гимназиях. Затем старшие классы должны быть всецело посвящены изучению памятников новой и древней словесности и писанию по преимуществу рассуждений на отвлеченные темы или несложных компиляций по истории литературы и по истории гражданской, главным образом в целях приучения к пособиям, к чтению и работе по обширным и все-таки доступным руководствам, но все это в полном распоряжении учителя и с полным доверием к учителю — вот, нам думается, ясное средство устранения ‘волапюка’ из гимназий и возвращения их к здравому русскому языку и к прекрасной русской словесности и приучения учеников к сколько-нибудь сносному мышлению. Затем министерству следует обратить самое строгое внимание на деятельность собственно учебных округов, не допуская ее до формального и бездушного отношения к педагогическому состоянию гимназий и прогимназий, а позвав к работе живой и энергичной, главным образом направленной к выработке хорошего учителя, к хорошей его постановке в гимназии, к оздоровлению всего воспитательного и умственного строя гимназий. Самые ревизии должны потерять характер внезапного наезда и разгрома, ибо учителя — не инженеры-строители и не подрядчики, которых можно накрыть в грехе, они часто не умеют делать дела, а не то чтобы они злоупотребляли в деле, и их нужно не ловить, а научить. Для этого нужно приехать не на день, не на два, а на неделю, на две недели, нужно пожить с гимназиею, присмотреться к ученикам и к учителям, и их совместной работе. Нам думается, министерству следует совершенно изменить характер ревизии училищ, сообщив им педагогическое направление, взамен характера административного надзора. Ревизор должен не порицать, — ибо что же порицать неумелого? — но наставлять и руководить, а совершенно неспособного или замечено небрежного учителя устранять от должности. Но все это — большая и сложная задача и мы ее только намечаем здесь.