Все уже давно приветствовали ‘Евгения Онегина’. ‘Дамский журнал’ поднес ему пучок рифм, ‘Северная пчела’ угостила его своим медом, ‘Телеграф’ также истощил перед ним все свои выразительные знаки*.
______________________
* Пишу на авось, ‘Телеграф’ говорил ли об ‘Онегине’?
______________________
С Онегиным давно познакомились все русские читатели, и нам некоторым образом, уже позд[н]о говорить о нем, но, как издатели журнала, мы обязаны прибавить свой голос к голосу общему и сказать о нем хоть несколько слов. Вот наше мнение:
Вторая песнь, по изобретению и изображению характеров, несравненно превосходнее первой. В ней уже совсем исчезли следы впечатлений, оставляемых Байроном, и в ‘Северной пчеле’ напрасно сравнивают Евгения Онегина с Чайльд-Гарольдом. Характер Онегина принадлежит нашему поэту и развит оригинально. Мы видим, что Онегин уже испытан жизнью, но опыт поселил в нем не страсть мучительную, не [сильную] едкую и деятельную досаду, а скуку, наружное бесстрастие, свойственное русской холодности (мы не [смеем сказать] говорим русской лени).
Для такого характера все решают обстоятельства. Если они пробудят в Онегине сильные чувства, мы не удивимся: он способен быть минутным энтузиастом и повиноваться порывам души. Если жизнь его будет без приключений, он проживет спокойно, рассуждая умно, а действуя лениво.
[Характеры Ленского и Татьяны также очень живы и много обещают для продолжения романа]. О стихах ни слова. Если мы опоздали говорить о самом Онегине, то хвалить стихи Пушкина и подавно позд[н]о.
1826
Впервые опубликовано: ‘Сын отечества’, 1825 ч. 100. No 8.