О задачахъ Коммиссіи, учрежденной для составленія проекта новаго гражданскаго уложенія
О задачахъ Коммиссіи, учрежденной для составленія проекта новаго гражданскаго уложенія
‘Русь‘, 27-го ноября 1882 г.
О задачах Коммиссии, учрежденной для составления проекта нового гражданского уложения, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1882
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Въ числ многихъ коммиссій, тамъ, на рубеж нашего отечества, въ канцелярской сни равныхъ вдомствъ, исподоволь подготовляющихъ для Россіи рядъ законодательныхъ нечаянностей, состоитъ и комиссія для пересмотра X-го тома Свода Законовъ или для составленія проекта новаго Гражданскаго Уложенія. Х-й томъ, какъ извстіе, кром законовъ о судопроизводств и гражданскихъ взысканіяхъ, заключаетъ жъ себ весь циклъ частнаго русскаго гражданскаго нрава, опредляетъ и узаконяетъ юридическую сторону отношеній человка въ семь и имуществу, узаконяаетъ виды и формы владнія, перехода имуществъ (напр. по наслдству, пр завщанію, по дару, покупк и продаж и т. д.), временнаго отчужденія имуществъ и личныхъ правъ (напр. но найму, въ силу договора) и проч. и проч. Однимъ словомъ — это нашъ дйствующій русскій гражданскій кодексъ. Никакая область законодательства не облегаетъ такъ тсно вс отправленія частной жизни, не проникаетъ такъ глубоко во вс изгибы личнаго, а потому и общественнаго бытія, не оказываетъ такого воздйствій на нравственный, экономическій а соціальный строй человческаго общежитія, какъ именно область гражданская. Весь ея смыслъ, ея душу — составляетъ именно непосредственная свивъ съ жизнью и бытомъ, а новому и сама она, первоначальна, есть не боле какъ отраженія правоваго міросозерцанія данной страны, какъ записанный, отвержденный, приведенный въ систему, кодифицированный народный обычай, но разъ этотъ правовой обычай сошелъ съ живой зыбкой почвы, отвлекся отъ жизни и ея случайностей, кристаллизовался и обратился въ формальный завалъ,— законъ становится вншнею силою, въ свою очередь властительно подчиняетъ себ (не только духу, но и букв своей) самую жизнь, направляетъ ея ходъ и развитіе — до тхъ поръ, пока жизнь не переростетъ наложенныхъ на нее рамокъ, не станетъ съ закономъ въ противорчіе, не выработаетъ новыхъ правовыхъ воззрній и обычаевъ, и не почувствуетъ нужды дать и этимъ обычаямъ и воззрніямъ, взамнъ старыхъ, формулу точнаго закона. Тогда возникаетъ потребность въ пересмотр, въ измненіи законодательства, въ новомъ согласованіи его съ жизнью, ради сохраненія съ нею непосредственной органической связи.
Понятно, поэтому, великая, неизмримо великая важность предпринятаго пересмотра гражданскаго уложенія у насъ. Потребность въ такомъ пересмотр не можетъ подлежать и сомннію. Но само собою разумется, что и у васъ этотъ пересмотръ не для того же предпринимается, чтобы открыть поприще личнымъ теоретическимъ умозрніямъ ученыхъ цивилистовъ, а чтобы открыть доступъ новымъ явленіямъ русской дйствительности, не соглашеніе русскихъ законовъ съ ‘новйшими требованіями науки’ или съ лучшими иностранными законодательными образцами — иметъ мы долженъ имть въ виду этотъ пересмотръ, а новое соглашеніе ихъ именно съ русскою жизнью. Здсь было бы совершенна неумстно доходить ‘собственнымъ умомъ’ до отвлеченныхъ юридическихъ понятій и отношеній, здсь прежде всего необходимо соблюсти ту непосредственную органическую связь между законодательствомъ и жизнью, о которой мы говорили выше. Мене всего требуется знаніе Наполеонова Кодекса (Code Napoleon, къ которому, говорятъ, нкоторые петербургскіе высокопоставленные юристы испытываютъ ‘влеченье — родъ недуга’) или же иныхъ чужестранныхъ законодательствъ, а боле всего знаніе и главное — разумніе какъ исторіи русскаго дйствующаго гражданскаго права, такъ, въ особенности, настоящаго, неописаннаго юридическаго обычая и воззрнія — не въ иностранномъ, а въ нашемъ, Русскомъ народ.
Задача пересмотра стараго и составленія новаго гражданскаго уложенія нигд никогда не легка, но въ Россіи она представляетъ совершенно особенныя трудности, едвали даже одолимыя,— во всякомъ случа трудно одолимыя теперь, при современномъ состояніи русскаго знанія Русской земли, при томъ нравственномъ и умственномъ разъединеніи съ Русскимъ народомъ, которое, къ сожалнію, такъ упорно и подчасъ такъ рзко сказывается даже и въ настоящую нору у большинства русской интеллигенціи. Объ этихъ трудностяхъ мы и хотимъ сказать нсколько словъ.
Х-й томъ Свода Законовъ или наше дйствующее ‘гражданское право’ зиждется на почв вполн исторической. Это почти единственная отрасль нашего законодательства, которая перешла къ намъ изъ до-Петровской эпохи и наиболе избгла ломки, произвольныхъ сочиненій и случайныхъ заимствованій изъ Западной Европы, такъ обильно и безостановочно практиковавшихся въ Россіи со временъ ‘Преобразователя’. Что бы ни говорили о реформахъ Петра Великаго, но несомннно одно, что он все еще не утратили своего характера реформы и не вошла, въ плоть и кровь русскаго общественнаго организма до степени полной ассимиляціи. Вс он, такъ-сказать, еще подъ вопросомъ или подлежатъ вопросу, до сихъ поръ мы о никъ еще споримъ и препираемся, и эти спори, эти препирательства никому не кажутся праздными и безплодными. Преобразовательный процессъ, начавшійся съ эпохою Петра, еще не законченъ, сорвавъ съ себя старую одежду, мы все еще продолжаемъ примривать платья, бросая одно за другимъ Двинувшись въ путь, мы вотъ уже почти два вка все еще бродимъ: думается иногда, что вотъ-вотъ добираемся мы до дому, до постояннаго пристанища: глядишь — это только станція! Окажутъ: это общій ‘законъ природы’, это-то и называется прогрессомъ. Но поступательное движеніе общества впередъ не лишаетъ его чувства осдлости и нормальной жизни, мы же какъ будто еще не живемъ, а только все собираемся жить! Вотъ почему на новомъ законодательств нашемъ, не только Петра, но и отъ Петра до послдней норы (за исключеніемъ, конечно, нкоторыхъ отдльныхъ узаконеній) лежитъ неизгладимая печать чего-то временнаго и переходнаго или чего-то чужаго, взятаго на прокатъ. Двсти лтъ, напримръ, безъ малаго, существуетъ табель о рангахъ, и въ двсти лтъ не усвоилась она общенародному сознанію, все до сихъ поръ звучитъ и торчитъ въ нашей вигони переводомъ съ нмецкаго, глядитъ какимъ-то а не настоящимъ, цльнымъ благороднымъ металломъ, да и аплике-то совсмъ истершемся! Боле полутороста лтъ существуетъ въ Россіи Святйшій Синодъ, во и въ этотъ продолжительный періодъ времени ему не удалось пріобрсти той всезнаемости, того свободнаго всенароднаго авторитета, моггорымъ пользовался, напримръ, патріархатъ съ перваго же года своего учрежденія. Примровъ можно было бы подобрать великое множество. Признамъ однако нужнымъ оговориться,— въ предупрежденіе поспшныхъ и лживыхъ выводовъ, на которые такъ падко недомысліе нашихъ противниковъ,— что мы вовсе не проповдуемъ безусловнаго возвращенія нашего законодательства ко всмъ юридическимъ формамъ и нормамъ до-Петровской Руси. Многое изъ того, что уничтожено, уничтожилось безвозвратно, потому что уже въ самомъ себ осуждено било на смерть (хоть бы, напримръ, крпостное право), но многое, даже большая настъ того, что введено къ намъ законодательствомъ въ послдніе два вка, живетъ у насъ такъ-сказать только. механически, а не органически, лишено внутреннихъ условій бытія, держится вншнею только силою наперекоръ жмени. Конечно, не объ освобожденіи крестьянъ съ землею ведемъ мы здсь рчь: мы уже имли случай довольно пространно объяснять его значеніе и органическую связь со всмъ историческихъ процессомъ нашего земскаго сложенія, идущимъ изъ до-Петровской Руси (см. 1 No ‘Руси’ 1880 года). Но и этотъ великій актъ не лишенъ приправъ, носящихъ печать новйшаго времени, чужеродныхъ и дйствующихъ разлагающимъ образомъ на русскій народный строй (какъ напримръ начало выкупа, регламентація крестьянскаго исконнаго самоуправленія и пр.). Сила жизненнаго творчества, очевидно, еще отсутствуетъ въ нашемъ современномъ законодательств, и не столько отъ вншнихъ способовъ изданія законовъ (хотя и это иметъ свою важность), сколько отъ различія, а иногда и противоположности точекъ зрнія, юридическихъ понятій и представленій въ вашей законодательной сфер и въ Русскомъ народ. Вс эти обстоятельства складываются неблагопріятно для успшной законодательной работы, особенно такого значенія, какъ пересмотръ стараго и составленіе новаго гражданскаго кодекса.
Этотъ старый кодексъ зиждется, какъ мы выразились, на исторической законодательной почв,— не нотой, зыблющейся, ходенемъ ходящей, на которой стоятъ законоположенія XVIII и XIX вка,— на которой приходится стоять и почтеннымъ членамъ коммиссіи,— а на той, которая представляла несравненно большую устойчивость, вслдствіе большей внутренней, духовной и нравственной цльности всхъ слоевъ русскаго населенія, при всей ихъ вншней бытовой и экономической разрозненности. Вс главныя основанія нашего дйствующаго гражданскаго права взяты изъ Соборнаго Уложенія царя Алекся Михайловича 164У года. Оно названо ‘соборнымъ’ потому, что хотя и было изготовлено особою коммиссіей, однакоже окончательно составлено и издано — съ вдома и утвержденія собора всей Русской земли. ‘А для того своего Государева и земскаго великаго царственнаго дла’ (такъ читаемъ мы между прочимъ въ начал Уложенія) ‘указалъ Государь выбрати’ — кром опредленнаго числа лицъ изъ служилыхъ людей-1—‘изъ гостей трехъ человкъ, а изъ гостиныя и изъ суконныя сотни по два человка, а изъ черныхъ сотенъ и изъ слободъ, и изъ городовъ, съ посадовъ по человку добрыхъ и смышленныхъ людей, чтобъ Его Государево царственное и земское дло съ тми со всми выборными людьми утвердити и на мр поставити, чтобы т вс великія дла, по ныншнему Его Государеву указу и Соборному Уложенію впредь были ни въ чемъ нерушимы’. Оно было ‘чтено’ всмъ ‘выборнымъ людямъ’, подлинный свитокъ его и до сихъ поръ хранится въ Государственномъ Архив, скрпленный (если не ошибаемся въ цифр) боле чмъ шестью стами подписей. Въ самомъ Уложеніи по нкоторымъ статьямъ длается ссылка на челобитныя, поданныя царю отъ имени многихъ служилыхъ, торговыхъ и посадскихъ людей Московскаго государства. Понятно, что оно не упало какъ снгъ на голову, а вошло естественно во всеобщее вдніе и сознаніе. Здсь рчь идетъ не о внутреннемъ достоинств законовъ самихъ по себ, каковы бы они ни были, они соотвтствовали своей пор, ея правамъ и требованіямъ. Изъ той части Уложенія, которая содержала въ себ законы уголовные или касалась государственнаго устройства — не осталось почти и слда,— но такъ-называемое вещное право, въ главныхъ своихъ положеніяхъ, не измнилось и до сей норы, какъ, напримръ, порядокъ наслдованія имуществъ и нкоторыя другія установленія. Даже попытка могучаго Преобразователя замнить порядокъ наслдства маіоратомъ осталась безуспшною, какъ совершенно противорчивая кореннымъ началамъ русскаго общественнаго строя. Въ дальнйшимъ своемъ развитіи гражданское законодательство осложнялось частностями, дополненіями, приспособленіями къ являвшимся новымъ видоизмненіямъ этого строя, но сохранило въ сущности, какъ мы уже сказали, свои главныя основы. Эти основы, разумется, требовали бы пересмотра, потому что т условія жизни и быта, съ которыми они были въ органическомъ соотвтствіи, боле или мене упразднились, но нельзя не принять во вниманіе, что вдь и новыя-то далеко ее вполн сложились и опредлились! Въ этомъ отношеніи наше отечество представляетъ явленіе совершенно оригинальное, котораго не знаютъ современныя намъ иностранныя европейскія законодательства. Теперь и въ Германіи, и въ Италіи, и въ Бельгіи заняты составленіемъ новыхъ гражданскихъ кодексовъ, но это составленіе не можетъ встртить тхъ своеобразныхъ трудностей, которыя поставлены русскому законодателю историческимъ развитіемъ его отечества, не окончившеюся формаціею русскаго общественнаго строя. Тамъ, за границею, для замны стараго новымъ, имется матеріалъ совсмъ готовый, указанный мстною жизнью, у насъ же этотъ матеріалъ въ жизни трехъ четвертей русскаго населеніи — terra incognita!
Дло въ томъ, что гражданскіе законы Уложенія, царя Алекся Михайловича — и именно о правахъ имущественныхъ, о видахъ собственности, формахъ владнія и о порядк наслдства — писаны и изданы про одинъ верхній, служилый классъ, съ строгимъ примненіемъ къ понятіямъ о род, и вовсе не имли въ виду внутренній правовой бытъ тхъ сословій, которыя въ т времена отчислялись къ земщинѣ,,— то есть посадскихъ (съ торговыми людьми), или теперешнихъ мщанъ, цеховыхъ и купечество,— и крестьянъ всхъ подраздленій и именованій. Это не случайное, конечно, упущеніе, вроятне всего, это произошло потому, что въ законодательномъ опредленіи ихъ внутреннихъ правомрныхъ между собою и къ имуществу отношеній, вн прямаго отношенія къ государству и при той свобод самоуправленія, которою они искони пользовались, не настояло никакой практической надобности. Можетъ бить и историческій врный инстинктъ подсказывалъ законодателямъ, что періодъ сложенія этой земщины далеко еще не совершился: формація крестьянства, съ прикрпленіемъ его въ земл, только-что начиналась. Какъ бы то ни было, но наступившая вскор реформа Петра, всецло обрушившаяся на верхніе слои общества, еще глубже прорзала грань между ними и земщиной, присоединивъ въ различію юридическому, признанному Уложеніемъ, и существенную рознь свойства умственнаго и нравственнаго,— до того сильную, что эти верхніе образованные классы почта, совершенію утратили не только знаніе, во даже способность разумнія портныхъ началъ народнаго блата. Къ счастію, однако, ихъ цивилизующая законодательная дятельность почта и не пыталась проникнуть въ народныя массы. Этапъ и объясняется, почему, съ Уложенія почти до нашей поры, до половины XIX вха,— милліоновъ чуть не сорокъ населенія жили, существовали, въ гражданскомъ смысл, почти буквально внѣ, закона, по неписаннымъ обычаямъ предковъ: съ этой внутренней бытовой стороны законъ ихъ не вдалъ или ‘игнорировалъ’, хотя а признавалъ ихъ общее гражданское бытіе. Такъ продолжается отчасти и теперь, но теперь, съ уничтоженіемъ крпостнаго права, не вдать юридической внутренней стороны народнаго крестьянскаго строя становится почта невозможнымъ.
Мы уже говорили и прежде, что сквозь всю нашу исторію проходятъ и параллельно выработались начала — и общественное (т. е. не корпоративное, а общинное, мірское, пожалуй хоревое, какъ выражаются нкоторые). Оба начала выразились въ двухъ видахъ собственности — личной и общественной или лучше сказать общинной, мірской,— а также въ двухъ видахъ соціальнаго строя. Носителями перваго начала, личнаго, были люди служилые, впослдствіи переименовавшіеся въ дворяне, никогда не составлявшіе цльнаго общества и не знавшіе органическаго самоуправленія, а только потомъ подчинившіеся наложенному на нихъ Екатериною корпоративному устройству: но эта организація — чисто искусственная и не иметъ въ себ какъ организація, особенно теперь, несмотря на важное бытовое значеніе дворянскаго класса, никакихъ задатковъ самостоятельной жизни. Къ дворянамъ и теперь всецло прилагается наше дйствующее, на Уложеніи основанное, гражданское законодательство, которое сверхъ того распространяется и на примыкающихъ къ дворянству разночинцевъ — личныхъ собственниковъ. Носителями втораго начала, общественнаго или мірскаго (во владніи землею, во внутреннемъ самоуправленіи), были посадскіе (по ныншнему мщане и купцы) и крестьяне. Наши посады (пригородные и торговыя поселенія, а теперь города) были въ старину почти то же, что наши села, съ тмъ же мірскимъ устройствомъ. При Петр изъ посадскихъ выдляется и начинаетъ организоваться классъ купцевъ (зачатки котораго и прежде имлись въ гостиной и судебной сотняхъ). Наконецъ, при Екатерин II, Городами Грамота окончательно уничтожаетъ de jure (хотя de facto уничтоженіе совершилось не вдругъ) мірской видъ владнія и пользованія посадскою землею — и вводитъ совершенно новую форму самоуправленія, отчасти заимствованную изъ Магдебургскаго права и изъ другихъ иностранныхъ образцовъ, отчасти приноровленную, хоть и весьма неудачно, къ мстнымъ русскимъ условіямъ, посадскіе назвались мщанами. Но несмотря на то, что первоначальная основа у жителей посадовъ и городовъ — основа мірскаго владнія и пользованіи землею — была выдернута изъ-подъ ногъ и даже вншняя организація этихъ сословій была наложена на нихъ сверху, они сохранили,— т. е. купцы и мщане — (кром прирожденной способности къ сплоченному и сомкнутому самоуправленію, кром привычки и умнья дйствовать сообща) нсколько остатковъ отъ прежняго земскаго строя, признанныхъ за ними и новйшимъ гражданскимъ законодательствомъ. Таковы, напримръ, усыновленіе, распространеніе на пріемышей правъ наслдства и нкоторыя другія отличія. Во всей же своей полнот старый земскій строй со всми своими правовыми обычаями сохранился у крестьянъ, даже укрпился и развился у нихъ въ періодъ крпостнаго права. Послднее, досягая на личность крестьянина, на его личный трудъ, въ то же время, не только оставило неприкосновеннымъ крестьянскій бытъ и весь его внутренній міровой строй, но ограждая его, словно стекляннымъ колпакомъ, отъ цивилизаторскихъ посягательствъ петербургскаго законодательства, отъ казенной извн регламентаціи благо устроенія, дало ему возможность упрочиться, сложиться и установиться. Рушивъ крпостную зависимость крестьянъ, Положеніе 19 февраля 1861 года вмст съ тмъ обнажило предъ взорами государства цлый особый міръ правовыхъ отношеній, не вдомый нашимъ юристамъ, не имющій ничего общаго съ Сводомъ гражданскихъ законовъ и съ иностранными гражданскими кодексами, съ какими-то своими фермами владнія и пользованія, съ общиною землею и общиннымъ и артельнымъ трудомъ, съ совершенно особымъ видомъ семейнаго союза, съ своеобразными порядками наслдства, съ иными, чмъ у насъ, накалами внутренней дисциплины и управленія, съ иными судебными пріемами и воззрніями. къ счастію, Положеніе, одновременно съ освобожденіемъ крестьянъ, признало ‘узаконило и мірское владніе, и сельскую сходку или ‘міръ’ (древнее ‘вче’ — нисколько не похожее на наши юродскія думы и земскія собрата). Оно даже пошаталось формуоовать крестьянское органическое самоуправленіе, даже развитъ его до ‘волостнаго схода’ на начал ‘представительства’, (почти по типу вашихъ городскихъ и земскихъ ‘представительствъ’),— но эти попытки, какъ мы это видимъ теперь, не могутъ назваться вполн удачными. Крестьянамъ, кром того, даровано право суда на основаніи ихъ обычаевъ… Въ первый разъ произнесло наше новйшее законодательство, но отношенію къ русской народной жизни, слово обычай я признало его.
Такъ или иначе, но крестьянскія сельскія единицы получили право гражданства въ нашемъ современномъ государственномъ стро. Но признать ‘обычай’ оказывается еще недостаточнымъ, нужно прежде всего знать его и узнавши — согласовать или уравновсить его съ условіями этого строя и всего нашего гражданскаго законодательства, созданнаго на совершенно иныхъ началахъ. Столкновенія, недоразумнія не замедлили обнаружиться. Вотъ, для поясненія, нсколько примровъ.
Общинная форма землевладнія признана закономъ, однако же, если вздумаютъ крестьяне пріобрли’ землю всею общиной, міромъ, ни одинъ нотаріусъ не совершитъ имъ купчей, потому что онъ никакого ‘міра’ въ Х-мъ том Свода не знаетъ, онъ, пожалуй, и готовъ бы причислить село къ ‘юридическимъ личностямъ’, но никакого сельскаго ‘представительства’ къ род юродскаго или земскаго не вдаетъ, а гражданскаго нрава ‘сходки’ не признаетъ. Ему подавай именной описокъ всхъ пріобртающихъ (хоть бы пятьсотъ домохозяевъ!) — какъ на дняхъ требовалъ этого нотаріусъ въ Т… губерніи. Такое требованіе заставляетъ крестьянъ отказаться отъ мірской покупки и покупать порознь, въ личную собственность или товариществами, во вредъ ихъ общинному строю: здсь начало противоположное вытсняетъ коренное начало земское.— Умираетъ ли крестьянинъ, имющій (при участіи въ мірскомъ землевладніи) личную поземельную собственность, превышающую, по стоимости, извстную сумму,— длежъ наслдства, въ случа спора, долженъ совершаться уже не но обычаю, а не сил дйствующихъ гражданскихъ законовъ, которые въ крестьянскомъ быту совершенно непримнимы, съ своими выдлами седьмой и четырнадцатой доли, съ понятіемъ о родовыхъ и благопріобртенныхъ имуществахъ, съ отстраненіемъ отъ участіи въ наслдств женщинъ, и т. д.— Волостные писаря въ волостныхъ судахъ большею частью никакихъ народныхъ обычаевъ не знаютъ, а маракуя кое-что ‘въ законахъ’, навязываютъ крестьянамъ, авторитетомъ ‘закона’, примненіе того же X-го тома, во вредъ ихъ интересамъ и къ вящему уродованію ихъ быта! Мировые судьи также ограничены извстною суммою въ примненія обычая и отчасти поэтому, от-чести до невднію обычаевъ, вынуждены также подчинять явленія народнаго быта дйствію гражданскаго права, вовсе не про этотъ бытъ писаннаго. Начало семейнаго владнія, такъ сильно развитое въ нашемъ крестьянств, почти искусственно разлагается и уничтожается именно теперь, потому что никакъ не вмщается въ юридическія понятія нашихъ судей и въ формы указанныя закономъ… Недостатокъ мста не дозволяетъ намъ привести еще боле фактовъ въ подтвержденіе этой, подчасъ трагической коллизіи народнаго земскаго обычая (истекающаго изъ совершенно особаго строя жизни и иныхъ правовыхъ воззрній) съ дйствующимъ нын гражданскимъ правомъ, созданнымъ для служилыхъ людей, для личныхъ собственниковъ, на иныхъ началахъ. Впрочемъ. всякому практическому юристу, имвшему дло съ крестьянами, всякому порядочному участковому уздному мировому судь такіе факты извстны во множеств, и въ этомъ отношеніи несообразность нашего X-го тома ощущается едвали не живе, чмъ даже устарлость нкоторыхъ его узаконеній по отношенію къ лицамъ дворянскаго и другихъ сословій.
И такъ, ‘какое зрлище вредъ очи’ представила ваша настоящая современность почтеннымъ членамъ коммиссія, собравшихся для составленія новаго гражданскаго уложенія? Если изъ общаго счета населенія исключить нашихъ инородцевъ, то съ одной стороны — 20% населенія, живущихъ до началахъ писаннаго, приведеннаго въ систему, утвержденнаго закономъ гражданскаго права, боле или мене однороднаго въ существенныхъ чертахъ съ общими началами права въ другихъ европейскихъ странахъ, съ другой — по крайней мр цлыхъ 80% живущихъ по обучаю (притомъ весьма разнообразному), но началамъ быта, котораго юридическія условія въ своихъ подробностяхъ валовомъ еще не признана, не записаны, не систематизированы, да и толкомъ еще не узнаны или же не поняты, представляютъ совершенно особый міръ правовыхъ понятій, новыя, и невданныя до сихъ поръ юридическія воззрнія. Такъ, напримръ, ваше общинное землевладніе, хотя и существовало, положимъ, когда-то въ разныхъ мстахъ Европы, во не просуществовало и не развилось достаточно прочно, чтобы потребовать себ признанія и права гражданства. А между тмъ оно не подходитъ ни подъ одну, опредляемую наукою, юридическую норму, не вмщается въ понятіяхъ никакого иностраннаго юриста, точно такъ же какъ и большая часть видовъ нашего артельнаго устройства, которое никакъ нельзя смшивать съ европейскими ‘ассоціаціями’,— точно такъ же какъ и семейное владніе, которое также нельзя приравнять къ опредленному юридическому понятію о собственности ‘коллективной’.
Какъ же тутъ быть? Распространить ли на 80 процентовъ населенія блага X-го тома, исправивъ его согласно съ новйшими требованіями науки, подчинить ли вс эти 80% -населенія дйствію общихъ гражданскихъ законовъ, одинаковыхъ какъ для нихъ, такъ и для остальныхъ 20%? Другими словами: сочинить ли гражданское уложеніе единое и общее для всей русской Россіи, безъ изъятій? Много теперь развелось у насъ юристовъ, которые,— придерживаясь столь ходячаго у нашихъ мнимыхъ либераловъ отрицанія въ Русскомъ народ всякаго права на самобытность, между прочимъ и въ сфер юридическихъ идей,— съ легкимъ сердцемъ, ничтоже сумняся, готовы были бы поршить этотъ вопросъ утвердительно. По ихъ мннію — нечего бы тутъ и голову ломать! Что это — мудрствуютъ они — за особое сословіе крестьянское, которое составляетъ какой-то status in statu, съ своею особою, мірскою или общественною формой землевладнія? Это остатокъ варварства, это противорчить началу всесословности! Надо разбить эту народную замкнутость, уничтожить эту общину, мотъ міръ, во имя культуры и цивилизаціи,— обратить всхъ въ личныхъ собственниковъ, сочинить на всю имперію одинъ гражданскій кодексъ, взявъ въ основаніе Code Napoleon, да и все тутъ! Именно такъ разсуждаютъ многіе изъ юристовъ, которые, по самой ученой природ своей, вообще бюргеры, горожане. Но да отвратитъ Богъ отъ нашего народа практическое примненіе ихъ теорій! Не посягайте на село, господа! Въ немъ хранилище силъ и сокровищъ того духа, который создалъ наше государство, о которомъ стоитъ и держится Россія. Не городомъ стоитъ она, а селомъ, Не городъ спасетъ Россію въ часы предстоящихъ ей испытаній, а село спасетъ и Россію, и городъ, и самую русскую е интеллигенцію’,— село съ своимъ мірскимъ устройствомъ, съ своимъ нетронутымъ еще вашею цивилизаціею обычаемъ,— село, которому, въ союз съ людьми вполн земскими мыслью и духомъ, предстоитъ на Руси еще великая будущность, самостоятельное дальнйшее развитіе…
Мы не имемъ права предположить въ состав коммиссіи присутствіе членовъ съ подобными вожделніями. Но во всякомъ случа утшительно знать, что въ коммиссіи засдаетъ и бывшій профессоръ, а теперь сенаторъ Нахманъ, которому принадлежитъ опытъ, хотя бы и несовершенный, систематическаго изложенія русскаго современнаго ‘обычнаго права’ на основаніи данныхъ, далеко впрочемъ не полныхъ и не точныхъ, представляемыхъ ршеніями волостныхъ судовъ. Въ рчи, произнесенной г. Нахманомъ въ Петербургскомъ Юридическомъ Обществ, проводится мысль о необходимости сообразоваться при составленіи новаго гражданскаго уложеніи съ національными элементами права… И то слава Богу!
Но если бы коммиссіею и было признано въ принцип удлить долю вниманія и ‘обычному нраву’, то, вопервыхъ, возведеніе обычая въ юридическую норму, особенно такого обычая, который чуждъ самой природ существующихъ, общепринятыхъ юридическихъ нормъ дло вовсе не легкое и требующее спеціальной умлости. Вовторыхь, разв юридическіе обычаи вашего народа, которые, замтенъ, разнообразятся безконечно но мстностямъ, собраны вполн, приведены уже въ систему ‘обычнаго права’? Странное дло! Приступаютъ къ составленію новаго гражданскаго уложенія съ тмъ, чтобы подчинить ему 80% населенія, досел изъятаго изъ подъ дйствія Х-го тома Свода Законовъ, и не подумали о томъ, что для согласованія новаго законодательства съ жизнью (безъ чего оно никуда и не годится) необходимо прежде всего, угнать эту жизнь, ея требованія и условія. А располагаетъ ли коммиссія такимъ матеріаломъ знанія? Кром г. Нахмана, изучавшаго собраніе обычаевъ по книгамъ, кто изъ прочихъ членовъ коммиссіи, если не теоретически, то хотя бы практически знакомъ съ народною жизнью? Безспорно, всякій уздный мировой судья въ этомъ дл опытне ихъ. Мы не видимъ въ ея сред ни г. Матвева, извстнаго знатока народныхъ юридическихъ обычаевъ, ни другихъ спеціалистовъ но этой части, а они имются’
А если такъ’ то не представляется ли вся работа, порученная коммиссіи по сочиненію цлаго новаго гражданскаго уложенія, нсколько преждевременною, и какъ таковая — не грозитъ ли она русской жизни худшею бдой, чмъ даже отсрочка подобнаго сочиненія, при всей видимой потребности въ немъ? Страшно подумать — чего не способны натворить въ русскомъ народномъ быту теоретики-сочинители законовъ, люди отвлеченной науки и городскаго опыта, съ народною жизнью незнакомые, хотя бы самые наиблагонамренные! Правда, работа коммиссіи только подготовительная, но вдь и современный порядокъ изданія законовъ не тотъ у насъ, который существовалъ въ варварской до-Петровской Руси,— одно упоминаніе о которой производитъ припадки чуть не падучей болзни у вашихъ глаголемыхъ либераловъ и вообще бюрократовъ. Уложеніе царя Алекся Михайловича было по крайней мр соборное, было чтево всмъ людямъ Московскаго государства, во время составленія онаго поступали челобитныя и принимались въ соображеніе,— челобитныя, которыя, по юридическому міросозерцанію древней Руси, тогда только и получали значеніе въ глазахъ власти, когда подавались отъ достаточнаго множества лицъ, но которыя, по юридическимъ понятіямъ посл-Петровской Россіи, непремнно были бы отринуты, какъ составленныя ‘скопомъ и заговоромъ’…
Позволяемъ себ выразить мнніе, что коммиссіи слдовало бы пока ограничиться пересмотромъ X-го тома безъ распространенія его благодяній на вс т массы русскаго населенія, которыя жили до сихъ поръ вн нашего гражданскаго законодательства, и — напротивъ — оградить свободу народнаго обычая чрезъ установленіе нкоторыхъ правилъ въ закон, въ предотвращеніе указанныхъ нами выше столкновеній. А между тмъ, пусть предпримется и доведется до успшнаго конца самое полное собраніе и приведеніе въ систему живыхъ юридическихъ обычаевъ Русскаго народа въ области гражданскихъ правовыхъ отношеній… Отрадно было читать, что г. министръ юстиціи призываетъ къ участію въ дл сочиненія уложенія юридическія общества и вс ученыя силы Россіи. Еще было бы отрадне прочесть, что эти общества призываются къ той работ по ‘русскому обычному праву’, которую они столько разъ съ малымъ успхомъ предпринимали и которую, конечно, безъ могучаго содйствія, нравственнаго и матеріальнаго, Министерства юстиція — довершить едвали въ состояніи…