О ВЛІЯНІИ МУЗЫКИ НА ЧЕЛОВЧЕСКІЙ ОРГАНИЗМЪ.
О ВЛІЯНІИ МУЗЫКИ НА ЧЕЛОВЧЕСКІЙ ОРГАНИЗМЪ.
I.
II.
III.
И. Тархановъ.
(Окончаніе слдуетъ).
‘Сверный Встникъ’, No 1, 1893
О влиянии музыки на человеческий организм, Тарханов Иван Романович, Год: 1893
Время на прочтение: 32 минут(ы)
Едва-ли стоитъ долго останавливаться на томъ значеніи, которое иметъ музыка какъ въ общественной, такъ и въ частной жизни человка. Кому неизвстно, что музыка была во вс времена могучимъ орудіемъ дйствія на сердца людей — на ихъ чувства и настроенія, возбуждающимъ и возвышающимъ или подавляющимъ и успокаивающимъ ихъ и съ этой цлью музыка и пніе являлись и являются неразрывнымъ спутникомъ всевозможныхъ торжественныхъ собраній, процессій, пиршествъ, въ которыхъ требуется поддержать одно общее настроеніе массы и вызвать одинъ общій порывъ чувства.
Кому неизвстно, что возбуждающее вліяніе музыки распространяется не только на духъ человка — на сферу его чувствъ и интеллекта, но и на физическую энергію его, такъ какъ опытъ жизни указалъ, что музыка или псня являются важнымъ подспорьемъ при механическомъ труд человка, облегчая и ускоряя его.
Съ другой стороны музыка и псня, являясь естественнымъ языкомъ и притомъ общепонятнымъ, душевныхъ движеній человка, служила всегда средствомъ изліянія накопившихся въ немъ чувствъ и настроенія и тмъ самымъ орудіемъ его внутренняго облегченія. Если прибавить ко всему этому еще и высокое эстетическое наслажденіе, доставляемое красивымъ сочетаніемъ звуковъ и переливами ихъ, то станетъ понятнымъ, почему музыка такъ дорога человку, почему она является неизмнной спутницей его отъ колыбели и до могилы’.
Понятно то увлеченіе, съ которымъ говорятъ о музык — о мір звуковъ и мелодіи — многіе поэты, музыканты и философы, превозносящіе ея возвышенное дйствіе на людей, такъ въ устахъ Гёте музыка есть высшее изъ искусствъ, возвышающее и облагораживающее все, что она выражаетъ, Шопенгауэръ, приписывая музык способность возсоздавать вс сокровеннйшія движенія нашего существа, считаетъ дйствіе музыки боле могущественнымъ и глубокимъ, нежели всякаго другого искусства, такъ какъ послдніе говорятъ только о тни, а она о существ, музыка подобно Богу проникаетъ въ самое сердце, и она своими двумя общими основными ладами — dur или moll лучше всего можетъ выражать два общихъ основныхъ настроенія духа — веселость или бодрость, грусть или уныніе.
Бетховенъ былъ того мннія, что музыка есть откровеніе боле высокое, чмъ любая мудрость и философія, такъ какъ она представляетъ единственный путь къ тому высшему міру познанія, который только чувствуется человкомъ и въ который ему невозможно проникнуть. Музыка внушаетъ намъ поэтому предчувствіе о совершенной и божественной наук. Въ параллель съ этимъ интересно вспомнить Мартина Лютера, считавшаго музыку лучшей наставницей людей, небеснымъ даромъ, пріучающимъ людей къ кротости и любезности, и развивающимъ ихъ умственныя способности: это врный голосъ, которымъ человкъ можетъ передать Богу свои страданія и скорби, любовь свою и благодарность, — это языкъ ангеловъ на небесахъ и древнихъ пророковъ на земл, такъ выражается приблизительно Мартинъ Лютеръ о любимой имъ музык, игравшей великую роль въ распространеніи его религіозныхъ воззрній.
Сами противники Лютера говорили, что онъ причинилъ имъ боле вреда пніемъ, чмъ своимъ ученіемъ. И такихъ восторженныхъ отзывовъ о музык можно было-бы найти массу среди произведеній многихъ другихъ поэтовъ и писателей. Неудивительно поэтому, что древніе греки временъ Гомера и Перикла признавали божественное происхожденіе музыки, вели ее прямо отъ боговъ, пніе считали подаркомъ Музъ, флейту выдумкой Минервы, а побдоносные оды, исходившіе изъ устъ поэтовъ, считали за вдохновеніе Аполлона,.
Какъ не измнились съ тхъ поръ взгляды на происхожденіе и на способы вліянія музыки на людей, какъ не много уже снято наукой завсъ, прикрывавшихъ тайну этихъ явленій, тмъ не мене могущество музыки и псни надъ людьми нашей эпохи не только сохранилось въ полной сил, но даже усилилось и развилось въ самыхъ разнообразныхъ направленіяхъ. И въ самомъ дл едва-ли и въ наши дни существуетъ нормальный человкъ, который-бы не испытывалъ на себ того или инаго дйствія музыки или псни. Стоитъ только взглянуть на публику, присутствующую въ концертахъ, онерахъ и т. д., или на народныя гульбища при звукахъ тхъ или другихъ псень или музыки, чтобы видть по выраженію лицъ, по игр жестовъ, по блеску глазъ, переливу красокъ лица, по взрыву восторговъ, смняемому глубокой тишиной и т. д., то огромное чарующее вліяніе, которое міръ звуковъ и мелодій производитъ на человка нашихъ дней на разнообразныхъ ступеняхъ его развитія.
Конечно не вс люди реагируютъ на музыку въ одинаковой степени, одни неимоврно воспріимчивы къ ней, другіе въ боле слабой степени, а третьи могутъ быть и вовсе глухи къ ней, и эти индивидуальныя разницы обусловливаются главнымъ образомъ неодинаковостью въ тонкости слуха, въ общемъ умственномъ развитіи человка, отражающемся на его музыкальныхъ вкусахъ и, наконецъ, въ самомъ настроеніи слушающаго. Всхъ этихъ причинъ совершенно достаточно, чтобы объяснить себ, почему къ одной и той-же музыкальной фраз, мелодіи или псн, различные слушатели могутъ относиться совершенно неодинаково, тмъ боле, что образы и идеи, навваемые музыкой, отличаются вообще своею неопредленностью и зависятъ въ особенности рзко отъ внутренняго настроенія человка, подобно тому, напр., какъ люди реагируютъ совершенно различно на одни и т-же вкусовыя вещества, смотря по тому, находятся-ли слушатели въ сытомъ или голодномъ состояніи.
Не смотря, однако, на эту неодинаковость вліянія музыки на различныхъ людей едва-ли можно сомнваться въ томъ, что вокальная и инструментальная музыка является однимъ изъ самыхъ могучихъ вншнихъ орудій, управляющимъ душевнымъ настроеніемъ человка и міромъ его чувствъ и аффектовъ и естественно, что человкъ прибгаетъ къ міру звуковъ и мелодій для изліянія своего внутренняго настроенія.
Псней плача и рыданій начинаетъ новорожденный свое земное существованіе и стономъ агоніи заканчиваетъ человкъ свой жизненный путь. Въ промежутк между этими двумя крайними предлами жизни человкъ то и длаетъ, что въ интонаціяхъ своей словесной рчи, въ выпваемой имъ псн, въ звукахъ боле или мене элементарнаго или сложнаго музыкальнаго инструмента выливаетъ свое душевное настроеніе, свою радость или грусть и сказанное приложимо не только къ отдльной личности, но и къ цлому народу, складывающему свои псни сообразно характеру своему и преобладающему душевному настроенію. Неудивительно поэтому, что въ псняхъ народныхъ, какъ въ зеркал отражается коллективный духъ народа и это въ особенности рзко сказывается при сравненіи монотонной, грустной псни мрачнаго финна съ веселыми напвами живыхъ сыновъ Италіи.
Жизненный опытъ показываетъ намъ такимъ образомъ, что вокальная и инструментальная музыка являются родными сестрами, имющими одно и то же двойное назначеніе въ жизни: съ одной стороны выражать, а съ другой вызывать опредленныя чувства, душевныя движенія и настроенія.
Спрашивается теперь почему псня и музыка служитъ языкомъ нашихъ чувствъ и настроеній, въ чемъ лежатъ корни такого огромнаго назначенія ея въ жизни? Отвтомъ на это, хотя и не вполн ршающимъ задачу, можетъ служить извстная теорія музыки, принадлежащая талантливому всеупрощающему перу знаменитаго англійскаго мыслителя Спенсера. Прежде всего легко было доказать, что пніе или вокальная музыка предшествовала инструментальной, начало современной оркестровой музыки относится всего къ XVI вку и отношеніе ея къ пнію было далеко не одинаковымъ. Въ XV вк оркестръ былъ очень скуденъ со стороны разнообразія входившихъ въ него инструментовъ и онъ былъ не независимъ отъ пнія, а только являлся какъ бы аккомпаниментомъ послдняго. Въ эпоху до-христіанскую было очень немного музыкальныхъ инструментовъ и ихъ не связывали въ одинъ общій оркестръ. Наконецъ, восходя къ боле отдаленнымъ временамъ, мы встрчаемъ такую эпоху, когда человчество не обладало музыкальными инструментами и ему доступно было только одно пніе, т. е. игра на единственномъ присущемъ ему голосовомъ аппарат — т. е. на своей гортани.
Очевидно такимъ образомъ, что всякая музыка была въ начал вокальной и что изъ этой послдней развилась постепенно инструментальная. Но вдь голосъ самъ, какъ теперь, такъ и вроятно съ самаго начала, могъ примняться въ двухъ главныхъ направленіяхъ: или въ качеств артистическаго элемента, при пніи, или въ качеств орудія слова въ обыкновенной рчи. Изъ этихъ двухъ формъ выраженія человческаго голоса первая развилась вроятне всего изъ второй, такъ какъ въ интонаціяхъ рчи Спенсеръ находитъ въ зародыш вс основные элементы мелодіи.
Пніе, по мннію этого автора, должно было развиться именно изъ перемнъ въ интонаціи и изъ звуковыхъ модуляцій словесной рчи и, слдовательно, въ звукахъ эмоціонной рчи человка лежитъ первичный источникъ развитія сперва вокальной, а затмъ и инструментальной музыки. Разбираемый нами вопросъ такимъ образомъ упрощается и намъ остается прослдить связь, существующую между душевными движеніями, настроеніями, эмоціями человка и характеромъ его звуковой рчи.
Каждому, конечно, извстно, что эта связь представляется весьма тсной и стоитъ для этого вспомнить только человка, переживающаго во время какого-либо разсказа различныя душевныя состоянія — сравнительнаго покоя и индифферентности къ предмету рчи, переходящихъ затмъ, напр., въ восторгъ или радость, а затмъ въ грусть и уныніе. Какъ рзко мняются при этомъ, и при томъ невольно, мимика, жесты, дыханіе и въ особенности голосъ во всевозможныхъ направленіяхъ въ отношеніи его тембра, высоты, рзкости переходовъ — интерваловъ, быстроты измненія и т. д. Стоитъ возбудиться человку, быть живо затронутымъ чмъ нибудь и т. д., какъ онъ начинаетъ говорить боле громко, тембръ голоса длается боле блестящимъ, звонкимъ, звуки голоса повышаются, разстоянія между нотами, т. е. интервалы между ними, длаются больше и звуки голоса представляютъ рзкіе скачки, такъ что выражая сильно волнующія насъ событія, мы прибгаемъ сразу, то къ боле высокимъ, то къ боле низкимъ нотамъ вокальнаго ноля. И наоборотъ, рчь спокойная, не волнующая, не осложненная эмоціей, течетъ обыкновенно въ нотахъ средняго регистра и при томъ монотонно, т. е. интервалы между звуками рчи бываютъ очень незначительны.
Наконецъ, мы встрчаемъ въ обычной рчи и другіе элементы музыкальной экспрессіи, напр., тягучесть звука, длительность его при тяжелыхъ душевныхъ настроеніяхъ удручающаго характера, какъ это видимъ въ плач, стон и, наоборотъ, краткость и прерывистость звуковъ (staccato) при душевныхъ состояніяхъ, измнчивыхъ съ оттнкомъ радости и веселья, какъ это наблюдается напр., при смх и т. д. Легко видть такимъ образомъ, что опредленныя перемны въ звукахъ голоса, въ порядк ихъ комбинированія и теченія неразрывно связаны съ опредленными же душевными состояніями и намъ на минуту слдуетъ остановиться на причинахъ этой связи. Дло естественне всего объясняется слдующимъ образомъ.
Когда мозгъ нашъ приходитъ въ дятельность, рзко осложняемую эмоціоннымъ элементомъ, т. е. чувствами удовольствія или страданія, то нервное возбужденіе не ограничивается только областью одной мозговой ткани или нервныхъ центровъ, но невольно распространяется по центробжнымъ нервамъ вплоть до опредленныхъ мышечныхъ группъ и вовлекаетъ ихъ въ сокращеніе, такимъ образомъ излишекъ этой нервной силы, возникающій въ центральныхъ нервныхъ массахъ при эмоціяхъ, выражается съ вншней стороны въ извстныхъ жестахъ, въ извстной мимик и пантомим, а также и въ перемнахъ звуковъ голоса и ихъ чередованія, обусловленныхъ игрой грудныхъ дыхательныхъ мышцъ, мышцъ гортани и лица. Это вншнее выраженіе душевныхъ движеній человка иметъ свою тонкую градацію, начиная отъ едва уловимыхъ сокращеній лицевыхъ мышцъ и тончайшихъ оттнковъ въ голос и кончая сильнйшими мышечными движеніями и криками при сильныхъ аффектахъ.
Такъ какъ возбужденія мозга, сопровождающія опредленныя душевныя состоянія, центробжно распространяясь по нервамъ, приводятъ въ игру всегда только опредленную группу мышцъ тла и, слдовательно, сопровождаются всегда опредленными тлодвиженіями, мимикой, опредленной игрой гортанныхъ мышцъ, а возбужденія, соотвтствующія другимъ душевнымъ состояніямъ, распространяясь по другимъ нервнымъ приводамъ, приводятъ въ игру и другія, также всегда опредленныя мышцы тла и гортани, то ясно, что каждому типичному внутренному состоянію духа, каждой эмоціи соотвтствуютъ опредленная мимика, осанка тла, опредленныя жесты и характеристическія измненія въ голос, въ его тембр, высот, сил и т. д. и, слдовательно, по этимъ послднимъ легко судить обратно о настроеніи человка, о чувствахъ, господствующихъ въ немъ въ разбираемый моментъ.
При этомъ удивительна та тонкость, съ которой звуки голоса передаютъ разнообразными оттнками своего тембра, своей силы, высоты, тягучести, прерывистости и т. д., малйшія колебанія въ душевномъ настроеніи человка. Все дло, конечно, въ игр деликатныхъ и тонкихъ, очень подвижныхъ гортанныхъ мышцъ и связанныхъ съ дятельностью ихъ мышцъ грудныхъ и лицевыхъ, особенно чувствительныхъ къ возбужденіямъ, исходящимъ изъ мозга и усиливающимся или ослабляющимся при различныхъ настроеніяхъ.
Пріятное, веселое настроеніе духа, сопровождаемое повышенной энергіей, возбужденнымъ состояніемъ человка идетъ рука объ руку съ повышенной мышечной энергіей, съ усиленнымъ мышечнымъ тонусомъ, а, слдовательно, съ повышенной дятельностью и голосоваго аппарата и, наоборотъ, подавленныя состоянія, грусть и мрачныя настроенія съ разслабленнымъ состояніемъ тхъ-же приборовъ. Если вспомнить, что для выраженія своихъ мыслей и чувствъ человкъ прибгаетъ къ звуковой членораздльной рчи, что механизмомъ послдней служитъ гортань съ ея мышцами и связками, которая на подобіе обыкновенной язычковой трубы приводится снизу въ дйствіе струей воздуха, прогоняемаго чрезъ голосовую щель изъ легочныхъ мшковъ, сдавливаемыхъ при этомъ мышцами грудной клтки, что сверху надъ гортанью имется надставная резонантная ротовая полость, легко измняющая свою форму подъ вліяніемъ сокращенія или разслабленія лицевыхъ мышцъ и тмъ самымъ измняющая и тембръ звука, доходящаго до нея изъ гортани, — то станетъ легко понятнымъ, почему звуки человческаго голоса являются такимъ врнымъ отраженіемъ душевнаго настроенія его — возбужденнаго или подавленнаго характера.
Измненія въ состояніи очень подвижныхъ мышцъ гортани, лица, а также и измненія въ сфер дятельности грудныхъ мышцъ, обусловленныя настроеніемъ сейчасъ-же должны отражаться на качествахъ и сил голоса и придаютъ ему то мажорный, то минорный оттнокъ, то звонкость, то подавленность, то силу, то слабость и т. д. соотвтствующія различнымъ настроеніямъ. Какъ много зависитъ отъ интонаціи, съ которой произносится то или другое слово, можно судить по тому разнообразію смысла, которое можетъ принимать даже такая частичка, какъ ‘да’, выговариваемая на различные лады, протяжно, коротко, рзко, съ переходомъ звука отъ низкаго къ высокому или наоборотъ и т. д. Или восклицаніе ‘о’ выговариваемое на разные лады, которое сообразно съ характеромъ раздающагося при этомъ звука, можетъ по смыслу выражать и удивленіе, и радость, и стонъ и т. д.
А вотъ и другой наудачу взятый примръ причинной связи между настроеніемъ, состояніемъ мышцъ и качествомъ голоса. Кому неизвстно, что по одному даже тембру знакомаго голоса сразу легко опредлить настроеніе человка — звонкій, ясный голосъ свидтельствуетъ о пріятномъ веселомъ настроеніи его и наоборотъ тусклый, глухой голосъ является выраженіемъ подавленнаго настроенія духа — вся причина въ томъ, что послднее состояніе обусловливаетъ иное, боле разслабленное состояніе мышцъ гортани, а чрезъ это и голосовыхъ связокъ, а также и иное положеніе лицевыхъ мышцъ, соотвтствующее грустному настроенію, черезъ что измняется форма полости рта, какъ надставной резонантной трубки. Этихъ двухъ причинъ совершенно достаточно, чтобы придать грустный тембръ голосу.
Вообще, можно считать твердо установленной близкую связь между душевнымъ настроеніемъ и состояніемъ мышцъ тла и эта связь сказывается не только тмъ, что опредленные аффекты, душевныя движенія вызываютъ игру опредленныхъ мышцъ тла и отражаются на голос человка въ частности, но и тмъ обратнымъ фактомъ, что придачей опредленнаго положенія членамъ тла легко вызывать въ особенности у гипнотизированныхъ людей, соотвтствующіе этому положенію чувства и настроенія. Такъ, сжавъ только пальцы рукъ въ кулакъ и вытянувъ у нихъ руку, легко вызвать въ гипнотизированномъ чувство гнва, негодованія, что сказывается какъ общей позой человка такъ и выраженіемъ его физіономіи. Стоитъ, наоборотъ, привести ему руки въ то положеніе, которое свойственно при молитв, чтобы человкъ погрузился какъ-бы въ религіозное настроеніе, и представилъ вамъ съ вншней стороны всю картину молящагося человка и т. д. Очевидно, что настроенія духа и мышечная система интимнйшимъ образомъ связаны между собою.
Впрочемъ и въ обыденной жизни мы встрчаемъ на каждомъ шагу подтвержденіе того-же положенія и, сообразно съ обстановкой въ которую попадаемъ, мы невольно мняемъ наши настроенія — веселыя лица и псни навваютъ намъ радость, видъ молящихся погружаетъ насъ въ религіозное настроеніе, видъ плачущихъ, внушаетъ намъ горе, состраданіе и можетъ заставить прослезиться. На дтяхъ и дикаряхъ, мене владющихъ собою эти внушенія со стороны достигаются еще легче и всмъ извстно, какъ легко владть настроеніемъ дтей, придавая своему голосу различныя интонаціи, а лицу различныя выраженія. Въ этой особенности человка настраиваться сообразно съ условіями его окружающими — съ видомъ людей, звуками ихъ голоса и рчи, ихъ жестами и мимикой, лежитъ, конечно, причина подражанія и многихъ психическихъ эпидемій и въ то же время источникъ соціальныхъ чувствъ человка — состраданія и соболзнованія къ ближнему.
Мы видимъ такимъ образомъ, что измненія въ звукахъ рчи и псни, сопровождающія различныя душевныя Состоянія, являются частнымъ случаемъ того общаго положенія, по которому настроенія человка выражаются вообще въ игр мышцъ тла и гортани, именно игрой и состояніемъ мышцъ вообще и гортанныхъ мышцъ въ особенности и опредляется характеръ издаваемыхъ человкомъ звуковъ. Естественно поэтому, что игра звуковъ голоса при различныхъ настроеніяхъ должна идти рука объ руку съ соотвтствующими этимъ настроеніямъ тлодвиженіями и жестами.
И въ самомъ дл у дикихъ народовъ съ слабо еще развитой регулирующей силой психики, сильные аффекты радости и горя и т. д. выражаются обыкновенно въ конвульсивныхъ гримассахъ, прыжкахъ, кувырканіяхъ и т. д., причемъ звуки голоса выливаются въ форму безпорядочныхъ криковъ, стоновъ и тому подобное и только по мр развитія человка этотъ хаосъ, какъ мышечныхъ движеній, такъ и звуковъ, начинаетъ мало-по-малу облагороживаться, приводясь въ ритмическій порядокъ, въ извстную членораздльность, наиболе гармонирующими съ общей физіологической природой большинства функцій тла, отличающихся именно своей періодичностью, своей правильной повторяемостью и перемежаемостью, какова работа, напр., дыхательныхъ органовъ, сердца, локомоторнаго аппарата при ходьб, бг и смна сна съ бодрствованіемъ и т. д. Жесты, звуки голоса, служили однако въ начал не только выраженіемъ извстныхъ чувствъ и настроеній, но даже и разговорнымъ языкомъ, какъ это наблюдается еще и по сіе время въ сред дикихъ племенъ Сверной Америки при всякихъ выдающихся событіяхъ жизни.
Максъ Мюллеръ говоритъ напр., что на Аннамскомъ язык слогъ ба, произносимый 4 раза съ различнымъ удареніемъ, интонаціею и т. д. можетъ выразить цлую мысль, а именно: ‘дама дала по оплеух тремъ княжескимъ любимцамъ’, а Больё указываетъ, что благодаря разнообразію въ удареніи, интонаціи и т. п. китайскій языкъ, имя всего около 450 раздльныхъ звуковъ можетъ выражать отъ 40.000 до 50.000 понятій или словъ. Недостаточная, однако, опредленность и тонкость языка мимики, жестовъ и сопровождающихъ ихъ звуковъ въ дл обмна мыслей становились по мр развитія человка, однако на столько явными, что естественно должно было возникнуть стремленіе къ отдленію и созданію разговорнаго языка независимо отъ неопредленнаго языка мимики, жестовъ и безпорядочныхъ звуковъ. На этомъ длинномъ пути развитія изъ первоначальнаго языка жестовъ и безпорядочныхъ звуковъ мало-по-малу начали обособляться и выдляться т элементы его, изъ которыхъ съ одной стороны сложилось пніе, съ другой — танцы и, наконецъ, членораздльная рчь.
Каждая изъ перемнъ голоса въ первоначальной хаотической рчи, нераздльно сопровождавшая чувства горя или радости, гнва или ласки и вообще страданія или удовольствія и казавшаяся физіологическимъ выраженіемъ опредленныхъ душевныхъ состояній, въ пніи, возводится уже въ высшую степень, особенно выдвигается и приводится въ стройную систему, пніе реализируетъ такимъ образомъ естественные, звуковые признаки страсти, а міръ безпорядочныхъ жестовъ и тлодвиженій, обособляясь, переходитъ постепенно все въ боле и боле стройную систему ритмованныхъ тлодвиженій, танцевъ, соотвтствующихъ различнымъ настроеніямъ и, наконецъ, для выраженія мыслей, идей, вырабатывается тонкій языкъ членораздльной рчи, стремящійся постепенно отдлиться отъ примси къ нему лишнихъ звуковъ и тлодвиженій. Съ момента такого расчлененія первоначальнаго хаотическаго языка чувствъ, настроенія и мыслей человка на отдльныя отрасли — пніе, танцы и рчь, начинается съ одной стороны серьезное развитіе вокальной музыки, а съ другой развитіе безстрастной членораздльной рчи.
На основаніи всхъ этихъ соображеній естественно допустить, что первоначальнымъ музыкальнымъ инструментомъ человка служила для него его собственная гортань, представляющая ни что иное, какъ духовую язычковую трубку, которой онъ сознательно пользовался при нападеніи на врага или самозащит, издавая при этомъ пронзительные и сильные устрашающіе крики, изъ которыхъ и произошли въ послдствіи воинственныя псни. Онъ вроятно пользовался своимъ голосовымъ аппаратомъ и при другихъ важныхъ обстоятельствахъ жизни, какъ, напр., въ пору пылкой страсти къ слабому и прекрасному полу, когда сладкими звуками голоса и псни, мужчина стремился расположить и привлечь къ себ предметъ своей любви, откуда вытекли въ послдствіи любовныя псни.
Между этими двумя типичными категоріями псенъ, затрогивающими самыя сильныя чувства человка, а именно — самосохраненія личности и сохраненія рода, располагаются псни, выражавшія то или другое внутреннее душевное состояніе человка, возбужденное или угнетенное со всми ихъ оттнками, такъ легко передаваемыми гибкимъ голосовымъ аппаратомъ (сравнительно съ остальными мышечными механизмами тла), требующимъ при этомъ очень малой. затраты силы. Такимъ образомъ положено было основаніе къ отдленію пнія отъ танцевъ и міра жестовъ и кривляній и обособленіе вокальной музыки въ отдльную отрасль искусства, служившую главнымъ образомъ языкомъ чувствъ и настроеній.
Но этимъ дло конечно не ограничилось, такъ какъ человкъ, одаренный умомъ и наблюдательностью, вскор замтилъ, что звуки столь близкіе его чувствамъ и настроенію могутъ быть воспроизводимы не только его естественнымъ звуковымъ инструментомъ — гортанью, но и другими способами, повлекшими за собою устройство музыкальныхъ инструментовъ, а чрезъ это и развитіе инструментальной музыки. Отъ двухъ ладоней, приставленныхъ ко рту въ вид трубки для усиленія звука, ему не трудно было перейти къ духовымъ инструментамъ — трубамъ, звуки вибрирующей тетивы легко могли его навести на постройку струнныхъ инструментовъ, сильные звуки раздающіеся при удар твердыхъ тлъ о стнки замкнутыхъ полостей или полыхъ ящиковъ повели къ устройству барабановъ, цимбаловъ. Свистъ вихря и пніе птицъ привели его къ устройству флейты и т. д. и такимъ образомъ мало-по-малу обогащался реестръ музыкальныхъ инструментовъ, въ звукахъ которыхъ онъ на ряду съ звуками своего голоса выливалъ свои чувства и настроенія и вызывалъ въ себ подобныхъ соотвтствующія этимъ звукамъ душевныя движенія.
Указанная связь между чувствами, настроеніемъ духа, душевными движеніями съ одной стороны и тлодвиженіями, жестикуляціями, пніемъ съ другой, легко иллюстрируется исторіей жизни многихъ народовъ. Въ Египт, въ Рим и Греціи танцы рядомъ съ пніемъ входили въ религіозный культъ. У дикихъ народовъ даже въ наши дни мало-мальски сильныя душевныя движенія выражаются танцами, пніемъ и криками, такъ свидтельствуетъ объ этомъ Вайтцъ по отношенію къ неграмъ и тоже повторяется въ немене слабой степени у эскимосовъ, гренландцевъ, полинезійцевъ, каждое душевное движеніе которыхъ выражается пніемъ. У меланезійцевъ же мимическіе танцы вмшиваются почти во вс выдающіяся событія жизни, какъ то: при объявленіи войны, при торжественныхъ пирахъ по случаю рожденія, смерти и т. д.
По мр духовнаго развитія человка безпорядочныя тлодвиженія, крики, стоны, въ которыхъ разражался избытокъ нервнаго возбужденія, свойственный сильнымъ душевнымъ движеніямъ, стали все боле и боле умряться, приводиться въ порядокъ и въ тоже время сталъ развиваться, другой, боле тонкій и мене шокирующій способъ выраженія чувствъ — это музыкальная рчь, псня и инструментальная музыка вообще, достигшія въ наши дни такой высокой степени развитія.
Впрочемъ, не смотря на постепенное отодвиганіе на задній планъ языка жестовъ и тлодвиженій, какъ выразителей душевныхъ движеній, танцы, въ особенности въ народ, являются обыкновенными спутниками псни и музыки и спеціальнымъ предметомъ развлеченія на балахъ у интеллигентнаго класса, гд правильно ритмованные мелодичные звуки бальной музыки переводятся нами въ ритмованныя же движенія нашихъ членовъ. Наконецъ, мы и но сіе время встрчаемъ въ балетахъ примненіе жестовъ и тлодвиженій въ качеств языка нашихъ чувствъ, настроеній и мыслей, гд мелодичная и ритмированная музыка, согласованная съ теченіемъ изображаемыхъ событій, сопровождается не движеніемъ голосовыхъ и дыхательныхъ мышцъ, т. е. вокальнаго аппарата, а только игрой мимики и жестовъ.
Замчательно, что и въ мір позвоночныхъ животныхъ мы встрчаемъ ту же наклонность къ рзкимъ тлодвиженіямъ, къ проявленію разнообразныхъ звуковъ, а у многихъ и къ пнію при сильныхъ душевныхъ движеніяхъ въ трехъ главныхъ обстоятельствахъ жизни — это самозащит отъ враговъ, нападеніи на добычу и при наплыв любовныхъ чувствъ, когда самецъ во что-бы то ни стало стремится понравиться предмету страсти. Самцы многихъ рыбъ при ухаживаніи за самками длаются крайне подвижными, производятъ передъ ними массу невроятныхъ кувырканій, у нкоторыхъ представителей присоединяются ко всему этому еще издаваемые ими звуки. Самецъ исполинской черепахи, нмой при обыкновенныхъ условіяхъ жизни, издаетъ сильные звуки голосомъ въ період любви.
Болотныя лягушки, наслаждаясь теплыми лтними вечерами или весенними, въ періодъ свадебъ, выражаютъ свое пріятное и возбужденное состояніе въ мелодичныхъ серенадахъ съ трелями, вытягиваемыми иногда хоромъ, причемъ отдльные голоса могутъ пть въ мажорную терцію, въ большую секунду. Интересенъ очень любовный танецъ, соединенный съ любовнымъ пніемъ у многихъ птицъ. Такъ глухарь, чтобы растрогать сердце красавицы, начинаетъ точить, т. е. щелкаетъ, шипитъ, прыгаетъ на втк, жестикулируетъ и оканчиваетъ все бшеннымъ танцемъ, спустившись на лужайку.
Танцами занимаются, кром глухарей, еще многія другія птицы, отплясывающія даже подъ извстный ритмъ. У пвчихъ птицъ мы имемъ часто дло не съ простыми звуками голоса, а съ сочетаніемъ ихъ, вполн достойнымъ названія мелодій, но за то у большинства изъ нихъ танцы и тлодвиженія отступаютъ совершенно на задній планъ. Кому неизвстна музыкальность соловьевъ, канареекъ и т. д., изливающихъ свои душевныя состоянія въ псняхъ любви, столь близко трогающихъ и человка. Наконецъ, музыкальность у нкоторыхъ птицъ, можетъ быть настолько сильно развита, что он путемъ подражанія выучиваютъ сложныя музыкальныя мелодіи и перенимаютъ напвы другъ отъ друга, какъ на это въ особенности способенъ черный и американскій дроздъ.
Ритмичность и мелодичность пнія многихъ пвчихъ птицъ не подлежитъ, конечно, сомннію, также какъ и то, что псня у нихъ является выраженіемъ извстныхъ чувствъ и влеченій, страсти и вообще возбужденнаго состоянія духа. Интензивность этого возбужденія, нервнаго напряженія можетъ достигать въ нкоторыхъ случаяхъ такой высоты, что, но наблюденіямъ Бехштейна, хорошія пвчія птицы иногда падаютъ мертвыми вслдствіе разрыва легочныхъ сосудовъ.
Впрочемъ, музыкальность въ мір животныхъ можетъ и не ограничиваться только игрой на собственномъ голосовомъ аппарат или на другихъ мышечныхъ аппаратахъ своего тла, а нкоторые изъ нихъ пытаются, повидимому, добывать звуки изъ другихъ предметовъ вншняго міра, напр., дятелъ въ пору спариванія не только издаетъ сильные пронзительные звуки голосомъ, но и крайне частымъ долбленіемъ носикомъ сухого сука, приводитъ сукъ въ быстрое колебаніе, издающее нердко музыкальный тонъ, раздающійся иногда на большія разстоянія, а. нкоторыя обезьяны не чужды также инструментальной музыки и для извлеченія различныхъ тоновъ ударяютъ сухими палочками другъ о друга.
Музыкальность въ мір животныхъ не ограничивается, однако, только способностью ихъ издавать звуки, но выражается еще и впечатлительностью ихъ къ раздающимся вокругъ нихъ звукамъ и мелодіямъ и способностью реагировать на нихъ тмъ или другимъ образомъ. Всмъ, конечно, извстна впечатлительность собаки къ тону, съ которымъ обращается къ ней хозяинъ, какъ тонко улавливаетъ она малйшія оттнки голоса, выражающія или угрозу и порицаніе, или ласку и одобреніе и проявляетъ это пониманіе соотвтственной реакціей.
Нкоторыя собаки при первыхъ же звукахъ рояля или скрипки начинаютъ тотчасъ выть и впадаютъ, слдовательно, въ меланхоличное, грустное настроеніе, другія-же, напротивъ того, всякими тлодвиженіями и въ особенности движеніемъ хвоста выражаютъ тотчасъ свое полное удовольствіе. Кавалерійскія лошади приходятъ въ совершенно отчетливое и сильное возбужденіе при звукахъ походной музыки и разныхъ извстныхъ имъ звуковыхъ сигналовъ.
Въ слонахъ музыка вызываетъ нердко, по наблюденіямъ Страбона, сильное душевное волненіе и любовное настроеніе. Очень интересенъ въ этомъ отношеніи концертъ, данный въ Париж въ Jardin des plantes (10 prairial an VI) двумъ слонамъ — Ганцу и Маргерит. Вс присутствующіе.могли убдиться, что музыка вызывала въ нихъ самыя противуположныя чувства, радости, страха, скуки и даже любовныхъ стремленій, сообразно съ характеромъ разыгрывавшихся мотивовъ и отчетъ объ этомъ опыт приложенъ въ Dcade philosophique.
Фетисъ и Шаме указали на пріятное, повидимому, дйствіе мелодій на ящерицъ. Знаменитый Бёргаве во время своего отдыха давалъ уроки музыки многимъ домашнимъ пвчимъ птицамъ и удивлялся ихъ высокой способности усваивать звуки и ихъ любви и интересу къ звукамъ вообще. Шатобріанъ говоритъ о жител Канады, который звуками своей флейты привелъ въ восхищеніе и приковалъ все вниманіе одной гремучей зми, вошедшей въ лагерь и такимъ обрасомъ избавилъ, будто-бы, многихъ отъ грозившей имъ опасности.
Наконецъ, Бонне, въ своей книг Sur les effeties de la musique, приводитъ примръ одного заключеннаго въ Бастиліи, который мотивами, игранными имъ на лютн, собиралъ вокругъ себя всякій разъ большой кругъ слушателей изъ крысъ и пауковъ и посл этого уже длается не неправдоподобнымъ разсказъ Салга о томъ, что въ Дрезден, будто въ 1284 году, одинъ музыкантъ, домъ котораго былъ мстомъ сборища огромнаго числа крысъ и мышей, прибгалъ, съ цлью избавленія отъ нихъ, къ звукамъ флейты, очаровывавшимъ этихъ непрошенныхъ постителей, вся компанія эта, подъ звуки флейты, слдовала за нимъ на берегъ рки, въ которой и тонула.
Пніе птицъ другъ передъ другомъ является крайне заразительнымъ и иногда одна запвшая птица вовлекаетъ сряду въ пніе и массу ей подобныхъ, подъ ритмованныя звуки скрипки начинаетъ подплясывать въ тактъ обученный медвдь, а нжный паукъ спускается съ высотъ потолка на своей тонкой паутинк къ рояли, издающей какія-нибудь звучныя мелодіи, рыбки въ прудахъ сбгаются на звуки колокольчика, а одна изъ ядовитйшихъ змй — Copra de capella, въ Индіи, по свидтельству Шардена, очаровываясь звуками флейты, выражаетъ свое полное удовольствіе помахиваніемъ хвоста, поднятіемъ головы и подъ конецъ полнымъ разслабленнымъ состояніемъ всего тла, во время котораго ее и убиваютъ.
Приведенныхъ боле или мене достоврныхъ фактовъ достаточно, чтобы доказать, что и міръ животныхъ, по аналогіи съ человкомъ, не лишенъ извстной доли музыкальности и что звуки голоса и псенъ, въ связи съ тлодвиженіями, составляютъ и для животныхъ естественный языкъ ихъ чувствъ и настроенія. Существуетъ даже попытка выяснить причины возникновенія этой связи между міромъ чувствъ и міромъ звуковъ, издаваемыхъ животными и людьми и она принадлежитъ генію знаменитаго Дарвина. Вкратц попытка эта сводится къ слдующему.
Большинство представителей животнаго міра уже. очень рано выработало въ себ способность издавать звуки то потираніемъ приспособленныхъ для этого твердыхъ покрововъ, какъ это видимъ въ мір наскомыхъ, то приведеніемъ въ игру голосовыхъ связокъ, замыкающихъ верхній конецъ дыхательной трубки, какъ это иметъ мсто среди большинства позвоночныхъ животныхъ, дышащихъ воздухомъ. Когда первобытные представители позвоночныхъ приходили въ возбужденіе, это послднее невольно распространялось и на мышцы тла вообще и дыхательнаго аппарата въ особенности, воздухъ вслдствіе этого съ силой выталкивался изъ легкихъ въ дыхательное горло и гортань, приводилъ въ вибрацію голосовыя связки, что вело къ возникновенію звука, который, смотря по его полезности для особей, видоизмнялся — усиливался, ослаблялся и т. д., причемъ способность производить наиболе полезныя комбинаціи звуковъ въ извстныхъ обстоятельствахъ жизни закрплялась въ ряду безконечнаго ряда поколній.
Среди первоначальныхъ причинъ, вызывавшихъ звуки, отмтимъ прежде всего боль, заставлявшую животныхъ производить массу энергичныхъ движеній съ цлью избжанія страданія, и эти движенія прежде всего распространялись на подвижныя лицевыя, гортанныя и дыхательныя мышцы, всего чаще употреблявшіяся. Такимъ образомъ возникалъ при боли рефлекторный крикъ, призывавшій какъ-бы на помощь. Естествененъ крикъ также и при страх и ужас, когда боль предвидится, но еще не наступила. А при злоб и ярости, сопровождающихся сильнымъ мышечнымъ напряженіемъ, крики оказывались полезными съ цлью напугать врага.
Звуки голоса первоначально пускались въ ходъ, конечно, не только При самозащит или нападеніи на врага и добычу, но и въ качеств средства сообщенія, при предупрежденіи ближнихъ о грозящей имъ опасности. Но вс эти звуки представляли, конечно, мало эстетическаго, музыкальнаго элемента и послдній развился, по Дарвину, только путемъ взаимнаго отношенія половъ, а именно въ період половаго ухаживанія: животныя, т. е. преимущественно птицы, перекликаются между собою, и самецъ обыкновенно старается привлечь самку и очаровать ее звуками своего голоса. Тутъ, какъ извстно, звуки голоса льются въ форм псни, появляется мелодія, музыкальность, и притомъ у большинства животныхъ пвучестью отличаются преимущественно самцы. Естественно было предположить, что любовные, призывные звуки самца пріобртали все большую и большую музыкальность вслдствіе того, что самки плнялись лучшими пвцами и отдавали предпочтеніе имъ, такимъ образомъ въ ряду безконечныхъ поколній наслдственно закрплялись все боле и боле сильныя музыкальныя способности, исходною точкой которыхъ служили первоначально отношенія между полами, сильныя, глубокія, страстныя чувства ассоціировались такимъ образомъ мало-по-малу съ опредленными звуками и мелодіями, и музыкальныя способности животныхъ и древнихъ прародителей человка должны были развиться, слдовательно, съ точки зрнія Дарвина, путемъ полового подбора.
Конечно, такое положеніе допускаетъ не мало возраженій, уже сдланныхъ многими противниками Дарвина, напр., Штумифомъ, Гернеемъ, Серджи и т. д., и сводящихся главнымъ образомъ къ тому, что звуки издаются животными также и въ случаяхъ, не имющихъ ничего общаго съ ихъ половой жизнью, а съ другой стороны. многія животныя совсмъ обходятся безъ звуковъ въ період ухаживанія за самками, наконецъ, ближайшіе къ намъ, по Дарвину, прародители наши — обезьяны вовсе не пвучія существа и не обнаруживаютъ никакой наклонности къ пнію даже въ період ухаживаній, и д. д. Слдовательно, нтъ достаточныхъ причинъ, говорятъ эти противники, относить музыку и пніе къ явленіямъ, обусловленнымъ непремнно половымъ подборомъ, издаваемые звуки могутъ сами по себ служить выраженіемъ пріятнаго или какого иного настроенія и могутъ безъ всякаго полового оттнка вліять на другого человка.
Не вдаваясь здсь въ разборъ слабыхъ сторонъ этой теоріи Дарвина, такъ какъ это не относилось-бы прямо къ предмету изложенія, не слдуетъ упускать, однако, изъ виду, что этимъ глубокомысленнымъ авторомъ впервые физіологически выяснена связь между міромъ чувствъ, аффектовъ и всякихъ душевныхъ движеній, съ одной стороны, и міромъ звуковъ и псенъ съ другой, въ пользу же его взгляда на половой подборъ, какъ на средство развитія музыкальности въ мір животныхъ звуковъ, говоритъ тотъ фактъ, что половая сфера тснйшимъ образомъ связана съ гортанью, какъ музыкальнымъ аппаратомъ, и всмъ конечно извстно, какимъ образомъ кастрація на человк задерживаетъ развитіе гортани и голосовыхъ связокъ и какъ голосъ у кастратовъ остается на всю жизнь высокимъ и пискливымъ. Въ виду этого, нтъ ничего удивительнаго, что и звуки и мелодіи, издаваемые гортанью, могутъ, съ своей стороны, затрогивать половыя чувства животныхъ.
Это маленькое отступленіе въ область дарвиновской теоріи происхожденій музыки сдлано нами съ цлью еще боле укрпить развивавшійся выше взглядъ на міръ звуковъ и мелодій, т. е. на пснь и музыку, какъ на языкъ нашихъ чувствъ и настроенія, и сказанное относится не только къ человку, но и къ міру животныхъ. Такъ какъ опредленныя чувства и настроенія ассоціируются обыкновенно съ звуками и мелодіями извстнаго характера, то нтъ ничего удивительнаго въ томъ, что извстными сочетаніями звуковъ по ритму, сил и высот можно обратно вызывать въ людяхъ опредленныя настроенія и чувства, а чрезъ это вліять какъ на дйствія человка, такъ и на весь физическій организмъ его.
Корни вокальной и инструментальной музыки лежатъ такимъ образомъ въ чувствахъ и настроеніяхъ человка, отражавшихся прежде всего въ интонаціяхъ и модуляціяхъ его голоса и рчи, измненіемъ его силы, высоты, тембра, ритма, тягучести звука и т. д., затмъ эти отрывочныя звуковыя выраженія чувства и страсти, которыми запечатлвалась первобытная рчь человка, послужили матеріаломъ къ созданію псни, въ которой эти физіологическія выраженія чувства страданія и удовольствія возведены уже въ высшую степень, усилены и сочетаны въ форму мелодій, составляющихъ вокальную музыку.
Наконецъ, отъ этой послдней всего шагъ до инструментальной музыки, являющейся естественнымъ продолженіемъ вокальной съ той минуты, какъ человкъ мало-по-малу научался извлекать звуки изъ изобртавшихся имъ постепенно все новыхъ и новыхъ инструментовъ. Мы вправ сказать поэтому вмст съ Комбаріё, что эмоція произвела послдовательно другъ за другомъ, краснорчіе оратора, носящее характеръ музыкальный, дале лирическую декламацію древнихъ, затмъ речитативъ сперва слабо, затмъ боле развитой, за нимъ мелодію псни и подъ конецъ, уже по аналогіи съ послдней, инструментальную музыку. Изъ этого положенія, обнимающаго вс вышеприведенные соображенія и факты, непоколебимо вытекаетъ то любопытное заключеніе, что вся инструментальная музыка, какъ выразительница нашихъ чувствъ и настроеній, могла возникнуть и существовать только по стольку, по скольку человку извстны были передъ тмъ звуки своего голоса, соотвтствующіе различнымъ чувствамъ его и настроеніямъ.
Только при этомъ непремнномъ условіи звуки инструментальной музыки, напоминающіе по тембру, сил, высот, сочетанію ихъ, ритму, по мажорному или минорному тону и т. д., звуки, его родного голоса могутъ вызывать по ассоціаціи связанныя съ этими звуками чувства и настроенія, и, слдовательно, только при этомъ условіи инструментальная музыка и можетъ служить языкомъ нашихъ чувствъ и настроеній. Если-бы животный міръ и человкъ во глав не обладали способностью издавать звуки, передающіе различныя чувства и душевныя движенія, то звуки всего вншняго міра, какъ-бы они искусно не были сочетаны, могли-бы, правда, дйствовать на насъ въ качеств механическихъ раздражителей нашей чувствующей поверхности тла звуковыми колебаніями воздушныхъ волнъ, могли-бы пожалуй вызывать въ насъ чувства пріятнаго или непріятнаго, но ничего-бы не могли говорить нашему сердцу, т. е. не затрогивали-бы глубокаго внутренняго міра нашихъ чувствъ и настроенія. Такова роль гортани въ области музыки вообще и въ назначеніи ея въ жизни.
На основаніи всего вышеизложеннаго намъ уже сразу долженъ быть понятенъ главный путь, которымъ вокальная и инструментальная музыка можетъ дйствовать на человка. Очевидно, что она могучимъ образомъ можетъ вліять на его чувства и настроеніе, а чрезъ это и на отправленія разнообразныхъ органовъ тла и вс почти стороны его жизнедятельности.
И въ самомъ дл, кому неизвстна близкая зависимость, существующая между умственной и физической дятельностью человка, съ одной стороны, и господствующимъ душевнымъ настроеніемъ и волнующими его чувствами — съ другой.
Опытъ жизни, психологія и медицина единогласно доказываютъ, что подавленное угнетенное настроеніе духа, а также чувства горя и печали сопровождаются обыкновенно ослабленнымъ, замедленнымъ дыханіемъ, перерываемымъ глубокими вздохами, замедленной, пониженной дятельностью сердца, сравнительно разслабленнымъ состояніемъ мышечной системы, причемъ движенія длаются вялыми, тягостными и тяжелыми, блдность разливается по лицу, взглядъ становится тусклымъ и глаза какъ-бы углубляются въ орбиты.
Нтъ ничего удивительнаго въ томъ, что при этомъ и разумъ слабетъ и мысль оскудваетъ, и воцаряется своего рода психическая пустота, и наоборотъ, едва-ли кто не знаетъ, что возвышенныя настроенія духа, сопровождающіяся веселыми чувствами радости и восхищенія, влекутъ за собою въ вышеуказанныхъ отправленіяхъ человка совершенно обратныя перемны — все оживляется въ организм и тлесныя и духовныя функціи его, мысль и воображеніе окрыляются, воля крпнетъ и человкъ чувствуетъ въ себ общій подъемъ силъ и энергіи.
Факты этого рода многосторонне уже изучены многими наблюдателями и сводъ ихъ изложенъ въ сочиненіи Брэда ‘О вліяніи духа на тло’, а также и статьяхъ пишущаго эти строки и касавшихся вліянія психическихъ явленій на тлесныя функціи организма и изложенныхъ на страницахъ ‘Встника Европы’. Поэтому считаемъ лишнимъ вдаваться здсь въ боле детальный разборъ зависимости отправленій организма отъ его душевнаго настроенія и укажемъ только, что фактъ этотъ на столько реаленъ, что отъ душевнаго настроенія зависитъ, сверхъ всего, сказаннаго и противодйствіе, оказываемое организмомъ поразившей его болзни: она несравненно легче овладваетъ имъ и прогрессируетъ въ немъ неизмримо скоре при удрученныхъ настроеніяхъ духа, нежели при бодромъ, веселомъ состояніи его. Всегда въ госпиталяхъ побжденной арміи, состоящихъ изъ больныхъ, съ удрученнымъ подавленнымъ состояніемъ духа, смертность бываетъ рзко выше смертности въ соотвтствующихъ госпиталяхъ побдоноснаго войска, и исключенія изъ этого правила не представляла и послдняя франко-нмецкая война 1870 года.
Понятно посл всего этого, какъ велико должно быть значеніе въ жизни человка того магическаго жезла, которому дана сила управлять чувствами и настроеніемъ его, изъ всхъ искусствъ, которыми владетъ человкъ, на долю вокальной и инструментальной музыки, по причинамъ, выше выясненнымъ, и выпадаетъ преимущественно это высокое назначеніе въ жизни и уже древніе греки различали въ этомъ отношеніи музыку фригійскую, возбуждавшую отвагу и храбрость, музыку лидійскую, наввавшую грусть и тоску, дольскую — приводившую человка въ блаженное, безмятежное состояніе, и дорійскую — настраивавшую его въ дух торжественности и религіознаго экстаза. Съ тхъ поръ музыка сдлала гигантскіе шаги впередъ и всмъ, конечно, извстно, до какой степени разнообразенъ міръ чувствъ и ощущеній, возбуждаемый ея звуками, и какъ могущественно она подчиняетъ выражаемымъ ею чувствамъ и настроеніямъ и отдльнаго человка, и народныя массы.
Спрашивается теперь, какими способами достигаетъ музыка производимыхъ ею эффектовъ на человк, т. е. что длаетъ она съ звуками, находящимися въ ея распоряженіи для настраиванія людей въ желанномъ направленіи? Во всякомъ музыкальномъ явленіи слдуетъ отличать три элемента: сторону чисто физическую звука, разсматриваемаго объективно, сторону физіологическую, сводящуюся на механизмъ возбужденія слухового аппарата и распространенія возбужденія вплоть до центральныхъ механизмовъ слуховыхъ ощущеній, и, наконецъ, психологическую сторону, сводящуюся на возникновеніе психическаго элемента слухового ощущенія и связаннаго съ нимъ чувства и настроенія.
Обратимся прежде всего къ первой чисто физической сторон дла. Звуки, входящіе въ составъ музыкальныхъ пьесъ, могутъ отличаться по сил, высот, тембру, могутъ представляться въ гармоничныхъ сочетаніяхъ или диссонансахъ, могутъ слдовать съ различнымъ ритмомъ, отличаться тягучестью, густотой, прозрачностью, звонкостью, скоростью смны, слдовать въ плавной послдовательности или перерываться рзкими интервалами и т. д. При этомъ физика учитъ насъ, что сила звука зависитъ отъ амплитуды колебанія воздушныхъ волнъ: съ наростаніемъ ея растетъ и сила звука, высота — отъ числа колебаній воздушныхъ волнъ въ секунду, чмъ выше тонъ, тмъ онъ большее число колебаній даетъ въ секунду. Мы слышимъ звуки, соотвтствующіе отъ 16 до 32000 колебаній въ 1 секунду, а по Савару, даже до 4S000 или даже до 73000, что равно почти 11 октавамъ, но въ музык утилизируются обыкновенно всего 7 октавъ въ предлахъ отъ 40 до 4000 колебаній въ секунду.
Изъ тоновъ различной высоты, расположенныхъ въ правильной послдовательности, составляется гамма, представляющая постепенный переходъ тоновъ чрезъ вс промежуточные съ полутонами, т. е діэзами и бемолями. Отношенія между тонами суть интервалы, выражающіе разстояніе между ними. Сочетанія звуковъ по различнымъ интерваламъ суть гармоніи или аккорды и созвучные пріятные аккорды состоятъ изъ тоновъ, числа колебаній которыхъ относятся, какъ простыя числа 1 къ 2 или 2 къ 3 и т. д. Въ противномъ случа получается при сочетаніи звуковъ диссонансъ, который тмъ непріятне, чмъ сложне отношенія между числами колебаній, входящихъ въ составъ ихъ тоновъ.
Тембръ звука или голоса, какъ насъ учитъ физика, зависитъ отъ примси къ основному тону, издаваемому тмъ или другимъ инструментомъ, или гортанью различныхъ побочныхъ обертоновъ, простые звуки, не осложненные обертонами, издаютъ только камертоны, вс-же звуки, издаваемые другими извстными музыкальными аппаратами, сопровождаются различными обертонами, придающими имъ и различный тембръ. При посредств резонаторовъ легко проанализировать сложный звукъ и разложить его на основной тонъ и на обертоны, обусловливающіе тембръ звука. Звуки голоса суть сложные звуки и пріятность или непріятность голоса зависитъ отъ примшивающихся къ основному тону звука различныхъ обертоновъ, если числа колебаній обертоновъ относятся какъ между собою, такъ и къ основному тону въ отношеніяхъ простыхъ чиселъ, то звукъ голоса обыкновенно бываетъ пріятенъ, т. е. образуется гармоническій аккордъ, въ противномъ случа звукъ голоса диссонируетъ и является отталкивающимъ.
Объ остальныхъ сторонахъ звуковыхъ ощущеній, какъ не требующихъ никакихъ спеціальныхъ напоминовеній изъ физики, какъ-то о тягучести, звучности, густот, ритм ихъ и т. д., мы говорить здсь не станемъ, и слдовательно, легко видть, что музыка иметъ въ распоряженіи своемъ массу звуковыхъ средствъ и варіацій, какъ для выраженія, такъ и для вызова различныхъ чувствъ и настроенія. Остановимся вкратц на тхъ физическихъ особенностяхъ звука, которыя могутъ имть въ этомъ отношеніи большое значеніе.
Сила звука можетъ служить выраженіемъ интензивности чувствъ и ощущеній. Сильныя душевныя движенія, выражаясь, какъ извстно, сильными-же жестикуляціями, вообще должны сопровождаться сильными, рзкими звуками голоса, такъ какъ при этомъ воздухъ съ большей силой выдувается изъ легкихъ усиленными дыхательными движеніями. Т-же условія влекутъ за собой и повышеніе звука, такъ какъ усиленное продуваніе воздуха чрезъ духовую язычковую трубу можетъ приводить въ боле частыя колебанія колеблющіеся въ ней язычки и вести къ повышенію тона, и это въ особенности приложимо къ гортани, гд рядомъ съ усиленіемъ выдуванія черезъ нее воздуха усиливается вслдствіе разливающагося общаго возбужденія еще и напряженіе мышцъ, натягивающихъ голосовыя связки, а извстно, что всякое натяженіе струнъ, связокъ, перепонокъ только повышаетъ производимый ими тонъ.
И въ самомъ дл, человкъ, приведенный изъ покойнаго состоянія въ возбужденное, не только начинаетъ говорить боле сильнымъ голосомъ, но и боле высокимъ діапазономъ и обыкновенно тмъ боле высокимъ, чмъ сильне возбужденіе, и это-же наблюдается и на многихъ животныхъ млекопитающихъ, напр., на ла и визг собакъ, волковъ, на пніи птицъ, на призывныхъ крикахъ ихъ, прибгающихъ все къ боле и боле сильнымъ и высокимъ звукамъ при усиленіи душевнаго возбужденія и, наконецъ, изъ этого правила не длаетъ, вроятно, исключенія и міръ наскомыхъ, такъ какъ на пчелахъ, напр., замчено, что при спокойномъ состояніи духа во время собиранія меда он издаютъ своими крыльями тонъ боле низкій, чмъ когда ихъ разсердятъ, и тонъ съ 440 колебаній въ секунду при возбужденіи пчелы сильно поднимается кверху.
Штумпфъ полагаетъ даже, что человкъ прежнихъ временъ, меньше владвшій своими чувствами, боле импульсивный и непосредственный и, слдовательно, легче приходившій въ возбужденіе, чаще всего упражнялъ ноты своего верхняго регистра. Въ музыкальныхъ инструментахъ древнихъ египтянъ не имется, повидимому, многихъ низкихъ тоновъ и количество теноровъ, по мр развитія человчества падаетъ, а баритоновъ увеличивается. Штумифъ полагаетъ поэтому, что первобытные Донъ-Жуаны должны были пть свои серенады на такихъ высокихъ регистрахъ, которые были доступны разв ныншнимъ соловьямъ.
Ухо людей, какъ кажется, постепенно притупляется къ высокимъ звукамъ и многіе теперь уже не слышатъ писка кузнечиковъ, тогда какъ древніе греки наслаждались высокими звуками, издаваемыми наскомыми, какъ мы теперь звуками жаворонка или соловья.
Отсюда становится понятнымъ, почему средній регистръ голоса употребляется при обыкновенной спокойной рчи и почему тонъ рчи повышается въ минуты возбужденія, воодушевленія. Этимъ-же объясняется, почему монотонность звука свойственна спокойной рчи, спокойной псни, а, слдовательно, и спокойному душевному настроенію, и какъ только оживляется человкъ, какъ только возбуждаются въ немъ страсти и волненія, такъ появляются скачки въ нотахъ голоса въ квинту, октаву и даже въ большихъ интервалахъ и это вполн приложимо какъ къ рчи человка, такъ и къ пснямъ его. Переливы звука въ рзкихъ нотныхъ интервалахъ, противуположные монотонности и соотвтствующіе рзкимъ жестикуляціямъ въ области движенія, являются, слдовательно, также спутникомъ возбужденнаго состоянія человка.
Не подлежитъ, однако, сомннію, что и ритмъ въ псни, подобно ритму въ движеніяхъ человка, служитъ выраженіемъ подавленнаго или возбужденнаго настроенія, такъ какъ извстно, что чмъ спокойне человкъ, тмъ мене быстро онъ и ходитъ, и дышетъ, и говоритъ, и наоборотъ. Слдовательно, съ быстрымъ ритмомъ или темпомъ связываются оживленныя состоянія нашего духа, съ медленнымъ-же — спокойный и въ особенности грустный душевный тонъ. Въ связи съ этимъ стоитъ и тотъ извстный фактъ, что тягучесть звука идетъ рука объ руку съ подавленными грустными настроеніями духа, тогда какъ обрывистость звуковъ, слдующихъ быстро другъ за другомъ, какъ это иметъ мсто при staccato, выражаетъ обыкновенно веселыя и во всякомъ случа возбужденныя состоянія духа, такъ мы смемся, прибгая къ отрывистымъ, слдующимъ другъ за другомъ нотамъ голоса, т. е. къ staccato, тогда какъ стонемъ и ревемъ на протяжныхъ, тягучихъ нотахъ.
Дрожаніе звука голоса служитъ чаще всего выраженіемъ крайне возбужденнаго состоянія духа, какъ это бываетъ, напр., при сильной радости, при гнв, при овладвшей человкомъ страсти и т. д. и это является весьма естественнымъ, если вспомнить, что при сильныхъ душевныхъ порывахъ вся мышечная система человка впадаетъ въ состояніе дрожанія, т. е.ч мелкихъ перерывистыхъ сокращеній, которыя, овладвая также мышцами дыхательными и гортани, обусловливаютъ періодическія усиленія и ослабленія прогоняемой сквозь гортань струи воздуха, а чрезъ это и вибрацію звука голоса, которой и пользуется музыка для выраженія страстнаго оттнка чувствъ и настроенія.
Но вокальная и инструментальная музыка пользуется не только всми этими физическими свойствами звука для выраженія и вызова опредленныхъ чувствъ и настроеній, но прибгаетъ еще къ другимъ свойствамъ звуковъ и ихъ сочетаній для воздйствія на человка. Она пользуется для усиленія эффектовъ явленіями звуковыхъ контрастовъ, суть которыхъ сводится къ рзкому переходу отъ сильныхъ звуковъ къ слабымъ, отъ высокихъ тоновъ къ низкимъ, отъ медленнаго темпа къ быстрому и обратно, или наоборотъ: постепеннымъ усиленіемъ или ослабленіемъ звуковъ стремится выразить приближеніе или удаленіе какого-либо явленія, наростаніе или постепенное исчезаніе какого-либо чувства, какого-либо душевнаго движенія. Она нердко прибгаетъ и къ рзкимъ диссонансамъ, т. е. къ сочетанію звуковъ въ несозвучныхъ комбинаціяхъ, представляющихся непріятными для слуха, ими обыкновенно выражаются чувства боли или отчаянія и уже во всякомъ случа неудовольствія и, вызвавъ ими чувство неудовлетворенія и стремленія къ освобожденію отъ нихъ, постепенными переходами звуковъ все въ мене и мене диссонирующіе облегчаетъ чувства человка, а разршеніемъ диссонанса въ консонансъ подъ конецъ вызываетъ чувство полнаго удовольствія. Для усиленія временнаго чувства неудовольствія, долженствующаго разршиться затмъ чувствомъ удовлетворенія, музыка пользуется и явленіемъ внезапной задержки звуковъ, которое въ связи съ диссонансомъ достигаетъ максимума непріятнаго эффекта.
Быстрота перемнъ и переходовъ звуковъ, свойственная веселымъ настроеніямъ, даетъ въ руки музык способъ вызывать чувства легкости и граціи и, наоборотъ, медленное теченіе звука, медленный ритмъ, перерываемый остановками звука, служитъ выраженіемъ трудности, неловкости и въ общемъ тяжелаго настроенія.
Но что особенно придаетъ музык силу управлять настроеніемъ людей, такъ это мажорный и минорный тонъ сочетанныхъ звуковъ. Удивительна, съ одной стороны, та связь, которая существуетъ между веселыми, возвышенными настроеніями Духа и мажорными тонами голоса, а съ другой — между грустнымъ, подавленнымъ настроеніемъ и минорными тонами, эта связь такъ близка и неразрывна, что приходится по-невол допустить, что она органическая, т. е. что душевныя состоянія, лежащія въ основ печальныхъ чувствъ и настроеній, посредствомъ нервныхъ проводниковъ приводятъ въ такое состояніе голосовой аппаратъ, т. е. грудную клтку, гортань и полость рта, которое даетъ звуки минорнаго характера, чувства же обратнаго ха-. рактера связаны съ состояніями этихъ же органовъ, дающими звуки мажорные. Намъ трудно понять пока физіологическія основы этой связи, но въ ней сомнваться трудно, такъ какъ не только человкъ, но и многія животныя — собаки, волки, птицы и т. д., выражаютъ свою грусть и печаль въ стонахъ, крикахъ или псняхъ преимущественно минорнаго характера, стоитъ только вспомнить для этого вой собакъ, вытье волковъ, иногда грустную пснь соловья — все звуки съ преимущественно минорнымъ оттнкомъ.
Въ высокой степени замчателенъ тотъ фактъ, что минорный тонъ или ‘moll’, не представляя самъ по себ ничего болзненнаго для человка, въ то же время такъ трогаетъ его и такъ врно обозначаетъ страданіе, это можетъ только зависть отъ неразрывной физіологической ассоціаціи между грустными настроеніями и минорными звуками, выработанной когда-то первобытными прародителями человка и передаваемой наслдственно изъ поколнія въ поколніе, подобно тому какъ выработалась же неразрывная связь между извстнымъ выраженіемъ лица и грустнымъ, печальнымъ настроеніемъ и въ такомъ случа, какъ грустный складъ лица, такъ и минорный тонъ являются врными условными знаками удрученнаго, печальнаго настроенія. Но, подобно тому какъ вся жизнь человка представляетъ безпрерывную смну двухъ основныхъ настроеній человка, веселья и бодрости и грусти и унынія, такъ и въ звукахъ его голоса, въ псн, а черезъ это и музык мы встрчаемъ смну минорныхъ тоновъ мажорными и послднихъ первыми.
Этимъ, по мннію Шопенгауера, и исчерпывается въ сущности музыка. Понятно посл этого, почему музыка прибгаетъ къ мажорнымъ и минорнымъ тонамъ, очевидно, что черезъ нихъ она пробуждаетъ одно изъ двухъ основныхъ настроеній духа — это грустное или веселое. Согласно съ этимъ въ псняхъ и музык многихъ сверныхъ народовъ, живущихъ при тяжкихъ естественныхъ условіяхъ жизни. а также въ псняхъ южныхъ народовъ, страдавшихъ отъ гнета въ теченіе многихъ поколній, преобладаетъ минорный тонъ ‘moll’ и, наоборотъ, мажорный тонъ ‘dur’ преобладаетъ въ жизнерадостныхъ итальянц, француз и т. д.
Вотъ въ общихъ чертахъ т свойства звуковъ, которыми пользуется вокальная я инструментальная музыка для вызова опредленнаго дйствія на чувства и настроеніе человка. Мы видимъ, что она прежде всего является искусственнымъ подражаніемъ акцентовъ и оттнковъ голоса разговорной рчи, причемъ звуковые элементы рчи, наиболе связанные съ теченіемъ извстныхъ чувствъ и душевныхъ движеній, выдляются, усиливаются и располагаются въ такой послдовательности и въ такихъ сочетаніяхъ, которыя наиближе всего выражаютъ ходъ и переливы чувствъ и настроеній. Взглянемъ въ самомъ дл, какъ сочиняетъ музыкантъ мелодію на какой-нибудь данный текстъ. Прежде всего онъ проникается смысломъ словъ, затмъ онъ входитъ въ роль человка, говорящаго подъ вліяніемъ этихъ чувствъ, и Лулли, напр., читалъ громкимъ голосомъ стихи, которые ему приходилось перекладывать на музыку и, что особенно важно, прислушиваясь къ звукамъ своего голоса, къ его перемнамъ и модуляціямъ, находилъ характеръ и рисунокъ искомой мелодіи.
Для передачи перелива чувствъ и господствующихъ настроеній въ распоряженіи музыки, находится, какъ мы видли, масса физическихъ свойствъ звука, связь которыхъ съ тмъ или другимъ чувствомъ и настроеніемъ дана первоначально въ звучащемъ слов человка, а затмъ и въ псн. На долю музыки выпадала задача уловить эту связь, воспроизвести вншнія звуковыя проявленія чувствъ, отличить существенное отъ несущественнаго, усилить типичныя черты звуковъ и ихъ послдовательность, свойственныя различнымъ чувствамъ и настроеніямъ, связать эти элементы въ одно единое цлое, въ одну основную музыкальную мысль.
Какъ видно музыка далеко не ограничивается при этомъ однимъ подражаніемъ, она беретъ изъ міра человческихъ звуковъ только сырой матеріалъ, какъ исходную точку того или другого музыкальнаго творенія. Касаясь главнымъ образомъ чувствъ и настроеній, она, конечно, должна служить прежде всего врнымъ отраженіемъ жизни сердца и подобно тому, какъ эта послдняя представляетъ постоянное чередованіе тревогъ, надеждъ и страданій съ соотвтственнымъ удовлетвореніемъ, такъ и музыка представляетъ безпрерывное чередованіе аккордовъ, то возбуждающихъ, то гнетущихъ, съ аккордами успокаивающими, удовлетворяющими.
Для этого и имются въ распоряженіи музыки консонирующіе и диссонирующіе аккорды, которые, чередуясь въ извстной послдовательности, играютъ на чувствахъ человка, растравляя или лаская ихъ. Во всхъ разобранныхъ условіяхъ и кроются причины столь могущественнаго вліянія музыки на міръ чувствъ и настроенія, явнымъ выраженіемъ котораго она и служитъ.
Музыка, впрочемъ, не ограничивается только выраженіемъ чувствъ и настроеній человка, но, благодаря звукоподражанію вншнимъ предметамъ и явленіямъ природы, она иметъ и описательное значеніе, она легко воспроизводитъ скорость, ритмъ, величину и направленіе движеній, напр., топотъ скачущей лошади или приближеніе урагана, легко передаетъ свистъ втра, шумъ дождя, звукъ грома, варіируя тембръ звуковъ, она. можетъ даже оттнять качественно міръ вншнихъ явленій, придавая имъ большую легкость, прозрачность, блескъ или, наоборотъ, тяжеловсность и неуклюжесть. Она можетъ, слдовательно, рисовать явленія вншняго міра, воспроизводить ихъ въ нашемъ представленіи, какъ это, напр., особенно рзко выражено въ Symphonie pastorale Бетховена, и, слдовательно, нельзя не согласиться съ Берліозомъ, говорившимъ, что инструментовка въ музык аналогична колориту въ пейзаж.
Всякое музыкальное произведеніе, стремящееся выразить какую-нибудь музыкальную мысль, иметъ слдовательно непосредственно дло какъ съ предметами, явленіями вншняго міра, такъ и съ субъективнымъ міромъ чувствъ и настроеній, выливающихся вначал въ крикахъ инстинктивнаго языка, въ звукахъ человческаго голоса. Всякое цльное музыкальное произведеніе для гармоничнаго выраженія звуками міра объективныхъ и субъективныхъ явленій представляетъ, какъ извстно, боле или мене симметрическое подраздленіе на такты и ихъ доли, вносящее въ неопредленный по своей природ міръ звуковъ извстный порядокъ, извстную цльность, подобно, напр., симметріи въ какомъ-нибудь архитектурномъ зданіи, съ тою лишь существенной разницей, что въ послднемъ случа симметрія выражается въ пространств, тогда какъ въ музык она сказывается только во времени.
Эта аналогія вроятно и привела Гёте къ красивой фраз: ‘что архитектура есть застывшая музыка’, но эта аналогія касается, конечно, лишь вншней формы, т. е. сходства ритма и такта съ симметріей, и вовсе не относится къ сущности дла, такъ какъ кому-же неизвстно, на сколько обширне и мощне по своему дйствію на человка міръ музыкальныхъ звуковъ и мелодій сравнительно съ произведеніями архитектуры. Это сопоставленіе интересно для насъ лишь въ томъ отношеніи и справедливо лишь по стольку, по скольку указываетъ, что музыка можетъ имть и описательный характеръ, можетъ обрисовывать предметы и явленія вншняго міра и слдовательно можетъ говорить не только чувствамъ и настроенію человка, но и вызывать въ немъ опредленныя представленія и идеи объ окружающемъ его мір явленій.
Только въ этомъ отношеніи музыка чрезвычайно рзко отличается отъ другихъ изящныхъ искусствъ — живописи и скульптуры, такъ какъ послднимъ двумъ искусствамъ достаточно ограничиться врной передачей того, что есть въ природ, полнымъ подражаніемъ,— и произведеніе считается готовымъ и тмъ боле совершеннымъ, чмъ оно боле точно передаетъ уже готовыя формы и отношенія объектовъ во вншнемъ мір, тогда какъ музыкантъ, желающій съ фотографической точностью передать лишь раздающіеся, вокругъ него звуки и создать изъ этого музыкальное произведеніе, достигъ-бы этимъ только набора шумовъ и нотъ безъ всякаго смысла и недостойныхъ ни малйшаго вниманія. Такое музыкальное произведеніе было-бы аналогичнымъ литературному труду, составленному изъ словъ, случайно набранныхъ и поставленныхъ въ рядъ безо всякой внутренней связи, ничтожность такого произведенія всмъ, конечно, была бы понятна.
Чтобы ряды звуковъ, сочетаемыхъ между собою, имли право на названіе музыкальнаго произведенія, требуется прежде всего такая комбинація ихъ, чтобы въ результат изъ нихъ вытекала музыкальная мысль, и подобно тому, какъ мысль писателя переводится на слова, мысль музыканта должна выливаться въ звукахъ. Тотъ и другой творятъ, создаютъ то, чего нтъ въ готовомъ вид въ окружающей природ и сред, и, слдовательно, музыкальное искусство не можетъ быть сведено только на процессъ подражанія и усиленія естественныхъ звуковъ человческаго голоса, выражающихъ т или другія чувства и настроенія, но и проникнуто глубоко элементомъ музыкальнаго творчества, зависящаго отъ способности человка къ музыкальному мышленію.
Даже основа всей музыки — музыкальная гамма — не существуетъ въ готовомъ вид ни въ рчи человка, ни въ природ, и она должна была быть создана человкомъ изъ безчисленнаго множества звуковъ, раздающихся какъ въ неодушевленной природ, такъ и въ устахъ человка и всего животнаго царства, однимъ подражаніемъ, слдовательно, необъяснимо возникновеніе гаммы, люди лишь условно выбрали изъ безчисленнаго множества звуковъ нкоторое число ихъ и расположили въ извстномъ порядк, сообразно съ требованіями своего слуха и вкуса. Этимъ объясняется, почему звуковая гамма неодинакова у всхъ народовъ, и если гамма — этотъ основной элементъ музыки — не можетъ считаться исключительно продуктомъ прямого подражанія, то тмъ мене можно объяснять возникновеніе музыкальныхъ мелодій одними только законами подражанія, на помощь слдуетъ призвать и музыкальное творчество, выражающееся способностью мыслить звуками.
По мннію Комбаріё эта способность по была извстна примитивнымъ музыкантамъ и она развилась только путемъ долгой культуры артистическаго чувства. Весьма вроятно, говоритъ этотъ авторъ, что первоначально пли на тексты обыкновеннаго или религіознаго содержанія, потомъ начали постепенно устранять слова, при сохраненіи мелодіи, которая нравилась сама по себ, и ее развивали все дальше и дальше при помощи инструментовъ, устройство которыхъ совершенствовалось со дня на день, эти украшенія сводились на повтореніе въ вид эхо основныхъ мотивовъ, основной мелодіи съ модуляціями, пріятно дйствующими на слухъ, и получались какъ-бы звуковые узоры и варіаціи, очень цнившіеся Бахомъ въ качеств одного изъ существенныхъ источниковъ музыкальнаго выраженія.
Поздне въ составъ одного и того же музыкальнаго произведенія начали входить рядомъ нсколько мелодій, иногда органически связанныхъ переходными звуками. Складывались такимъ образомъ мало-по-малу произведенія съ явной печатью уже примненія закона контрастовъ и симметріи, а также и особенно рзко выраженнаго ритма, характеризующаго музыку танцевъ. Нкоторое число музыкальныхъ формъ, абстрагированныхъ отъ ихъ непосредственнаго объекта, отъ рзко выраженнаго подражательнаго и описательнаго элемента, стали понемногу достояніемъ разума, который создалъ изъ нихъ основу классической симфоніи.
Музыка шла такимъ образомъ въ своемъ развитіи отъ языка чувствъ въ міръ абстракціи, ассоціировалась все боле и боле съ разумомъ человка и постепенно становилась звуковой выразительницей не только чувствъ, но и сокровенныхъ мыслей человка. Нтъ ничего удивительнаго поэтому, что мелодія, свободная отъ всякаго словеснаго языка, можетъ выражать мысль — музыкальную мысль, безъ которой міръ звуковъ не представлялъ бы для насъ ничего цльнаго и эстетическаго.
Такимъ образомъ въ вокальной и инструментальной музык можетъ отражаться не только міръ чувствъ и настроеній человка, но въ извстной мр его разумъ, его умственный кругозоръ, отъ котораго и зависитъ разнообразіе и глубина музыкальной мысли произведенія. Поэтому нтъ ничего удивительнаго въ томъ, что съ одной стороны у различныхъ народовъ, стоящихъ на различныхъ ступеняхъ культуры, музыка представляется далеко неодинаковой по своей простот, музыкальности и глубин, а съ другой, что представители этихъ различныхъ народностей далеко неодинаково относятся къ извстной музык и пнію.
Все дло конечно зависитъ отъ степени развитія слуха, тонкости его, а также и развитія интеллекта, опредляемаго какъ уровнемъ анатомическаго развитія органовъ чувствъ и мозга, такъ и степенью упражненія ихъ. Если на музык отражается, судя по всему вышеприведенному, все состояніе дугой человка, то понятно, какъ элементарна должна быть музыка дикаря сравнительно съ музыкой культурныхъ народовъ. И въ самомъ дл, образцы приводимыхъ Догелемъ напвовъ племенъ, находящихся на низшихъ степеняхъ культуры, показываютъ, что псни ихъ являются сочетаніемъ 2 — И или 4-хъ монотонныхъ звуковъ, рдко мелодичныхъ, и тмъ боле бдныхъ по сочетаніямъ своимъ, чмъ мене развиты эти племена. Сюда относятся псни караибовъ, жителей Новой Зеландіи и т. д. Согласно съ этимъ и музыкальные инструменты мало развитыхъ въ культурномъ отношеніи племенъ и народовъ отличаются своей грубостью, простотой, какъ, напр., трубы, барабаны, свирели, при помощи которыхъ издаются сильные, рзкіе шумы и звуки безъ всякихъ слдовъ мелодіи и даже правильнаго ритма. Китайцевъ и тхъ даже, не смотря на ихъ стариннйшую цивилизацію, занимаютъ боле шумы и рзкіе звуки, нежели гармонія звуковъ или мелодія. Вс факты этого характера отчетливо доказываютъ врность вышеприведеннаго положенія, что музыка отражаетъ въ себ, какъ въ зеркал, не только міръ чувствъ и настроеній, но и умственный кругозоръ человка.
Для насъ конечно безразлична монотонная псня караиба, но зато и онъ остается глухъ къ сонатамъ Бетховена, и все дло конечно въ разниц интеллектуальнаго развитія въ широкомъ значеніи слова. Мы не можемъ согласиться поэтому съ Жанъ-Жакъ Руссо, говорившимъ, что музыка есть только ‘искусство комбинировать звуки пріятнымъ для уха образомъ’, нельзя также присоединиться и къ Канту, утверждавшему, что ‘музыка есть искусство выражать пріятную послдовательность чувствъ звуками’, нтъ, значеніе музыки несравненно обширне и могущественне и въ дйствительности ‘она возсоздаетъ вс движенія нашего сокровеннйшаго существа, но безъ всякой дйствительности и вдали отъ ея мученій’, какъ говоритъ о ней Шопенгауеръ, и слдовательно ею могутъ пробуждаться въ человк разнообразнйшія стороны его духовной жизни, различныя чувства, настроенія и мысли.
Ясно, что при такомъ вліяніи музыки на всю психическую сферу человка область ея вліянія на тлесный организмъ послдняго должна быть обширной, въ чемъ мы убдимся вскор.