‘Отечественныя Записки’, No 7, 1848
О влиянии христианства на славянский язык. Опыт истории языка по Остромирову Евангелию, написанный … Ф. Буслаевым, Галахов Алексей Дмитриевич, Год: 1848
Время на прочтение: 6 минут(ы)
О вліяніи христіанства на славянскій языкъ. Опытъ исторіи языка по Остромирову Евангелію, написанный на степень магистра, кандидатомъ . Буслаевымъ. Москва. 1848. Въ университетской тип. Въ 8-ю д. л. 211 стр.
Въ новомъ сочиненіи своемъ, г. Буслаевъ вренъ взгляду на науку о язык, изложенному въ первомъ его сочиненіи: ‘О преподаваніи отечественнаго языка’. Тамъ, изъ трехъ способовъ изученія языка: сравнительнаго, историческаго и философскаго, онъ отдаетъ предпочтеніе историческому, который одинъ можетъ познакомить съ внутренними силами и богатствомъ языка. Съ историческимъ долженъ идти рука-объ-руку сравнительный, который, впрочемъ, надеженъ только тогда, когда исторически исчерпаны вс сокровища языка. Притомъ, историческій есть уже вмст и сравнительный, ибо предполагаетъ сравненіе формъ языка въ различныхъ періодахъ времени, а сравнительный — вмст и историческій, ибо сравниваетъ языки различныхъ временъ. Оба они служатъ матеріальной основой способу философскому, который, съ своей стороны, освщаетъ идеею различные факты, ими собранные.
Новое сочиненіе, какъ показываетъ самое его названіе (‘Опытъ’), не иметъ притязанія на окончательное ршеніе самаго важнаго въ исторіи славянскаго языка вопроса — вопроса о вліяніи христіанства на славянскій языкъ. Сочинитель ограничился только древнйшимъ текстомъ славянскаго ‘Евангелія’, такъ-называемаго остромирова. Притомъ же, въ этомъ текст, предметъ его диссертаціи опредляется исключительно корнесловомъ и изслдованіемъ нкоторыхъ приставокъ и образующимъ окончаній. Палеографическая и собственно-грамматическая части остромирова текста остались вн предловъ сочиненія, вліяніе греческаго словосочиненія на славянское есть уже не прямое вліяніе христіанства на языкъ, и можетъ быть опредлено только сличеніемъ остромирова текста со всми древнйшими переводами и сочиненіями оригинальными. Въ самомъ лексикологическомъ запас славянскаго языка ‘Евангелія’ многое остается нершеннымъ до-тхъ-поръ, пока не приведется въ ясность корнесловъ прочихъ книгъ ветхаго и новаго завта.
Для того, чтобъ опредлить степень вліянія христіанства на славянскій языкъ, слдовало сначала разсмотрть его вн христіанства, и потомъ уже обозначить, что внесено въ него христіанствомъ. Такимъ-образомъ, древнйшая исторія языка раздляется на два періода: миологическій и христіанскій.
Прослдимъ все содержаніе сочиненія, весьма-важнаго по матеріаламъ для исторіи языка.
Въ-старину, человкъ меньше отдлялъ отъ слова свою мысль, ибо, по мр развитія образованности и сближенія съ чуждыми народами, теряется сознательное употребленіе роднаго языка. Потому слово, какъ врное выраженіе преданій и обрядовъ, событій и предметовъ, понималось, въ-старину, въ тснйшей связи съ тмъ, что оно выражало: названіемъ запечатлвалось врованіе или событіе, и изъ названія вновь возникало сказаніе или миъ, изобразительнымъ воззрніемъ слово живописало страсти и духовныя способности человка, и своей изобразительностью порождало вру въ вещественное явленіе духовнаго. Изобразительность языка, въ древнйшемъ его період, казалась естественнымъ, прямымъ выраженіемъ мысли: ибо мысль не могла еще во всей отвлеченности отршиться отъ тхъ жизненныхъ образовъ, отъ тхъ врованій и наивныхъ убжденій, которыя собственно выражались словомъ. Этотъ древнйшій періодъ языка, по внутреннему значенію, можно назвать миологическимъ, по способу же воззрнія — эпическимъ. Въ эпическихъ формахъ, даже и досел удержанныхъ народною рчью, открываются слды глубокой древности. Слово означаетъ предметы по тмъ свойствамъ, какія ярче бросаются въ глаза и затрогиваютъ воображеніе. Ежедневное употребленіе въ-послдствіи возводитъ впечатлніе до общаго понятія, но сила начальнаго впечатлнія возникаетъ вновь и остается на память народу въ постоянномъ эпитет, который какъ-бы подновляетъ употребленіемъ сглаженную съ слова краску, придавая ему свжесть перваго впечатлнія. Родство происхожденія постояннаго эпитета и названія предмета убждаетъ насъ въ этомъ. Въ-послдствіи, изъ первоначальнаго впечатлнія и постояннаго эпитета развивается цлое поврье. Для исторіи языка весьма-важно обратить вниманіе на такой переходъ слова отъ значенія просто.нагляднаго къ миологическому, глубоко коренящемуся въ нравахъ и обычаяхъ народа. Здсь авторъ разбираетъ нкоторые эпитеты сербской народной поэзіи (сухое золото, блое серебро), преимущественно замчательные въ Исторіи языка, объясненіе названія русалокъ онъ выводитъ и изъ языка и изъ преданій и врованій, слдуя тому основанію, что исторія языка состоитъ въ тснйшей связи съ преданіями и врованіями народа.Такъ-какъ родство языковъ индо-европейской отрасли сопровождается согласіемъ преданій и поврій, сохранившихся въ этихъ языкахъ, то миологическія преданія Славянъ должны быть изучаемы въ связи съ преданіями другихъ средневковыхъ народовъ, и преимущественно съ преданіями нмецкихъ племенъ. Въ-слдствіе этого, авторъ беретъ примры различныхъ преданій и словъ славянскихъ и сравниваетъ ихъ съ такими же нмецкими.
Преданія мало-по-малу вытсняются христіанствомъ и образованностью, сказанія, не поддерживаясь общимъ интересомъ, предаются забвенію, врованія, отдлившись отъ жизненныхъ вопросовъ, превращаются въ суеврія и искажаются, Простой народъ, по мр распространенія грамотности, легко разстается съ своими преданьями и поврьями. Миологія народная видимо гибнетъ, и никакая нравственная сила не можетъ вдвинуть ее въ интересы житейскіе. Но сколько бы народъ ни отклонился отъ своего первобытнаго состоянія, пока онъ не утратитъ своего языка, до-тхъ-поръ не погибнетъ въ немъ духовная жизнь его предковъ. Мысль, извн привитая къ слову, никогда не осилитъ живаго образа, въ немъ впервые возсозданнаго. Подобно преданіямъ, донесшимся до насъ изъ отдаленныхъ вковъ только въ звук, миологія народная долго будетъ жить въ язык своею яркою изобразительностью и меткимъ взглядомъ на природу.
Слово Божіе, оглашаясь на язык необразованномъ, выводитъ его изъ предловъ домашняго, односторонняго воззрнія на общечеловческое поприще отвлеченной, нравственной мысли. Живость начальнаго впечатлнія уступаетъ величію влагаемой въ слово идеи, и христіанство сглаживаетъ съ языка его изобразительность, воспитанную язычествомъ. Возведеніе слова отъ нагляднаго представленія до общаго понятія, совершающееся въ язык по мр умственнаго развитія народа, получаетъ первое и ршительное направленіе отъ перевода св. писанія. Поэтому, существенный вопросъ въ исторіи языка во время перевода св. писанія состоитъ въ томъ, чтобъ показать, какъ языкъ отъ первоначальныхъ своихъ воззрній, глубокопроникнувшихъ и въ жизнь, и въ врованія, и въ преданія народныя, мало по малу переходитъ къ ясному выраженію христіанскихъ понятій.
Переводчики св. Писанія старались передать слово Божіе и идеи христіанскія во всевозможной чистот. Все, что только напоминало обрядъ или обычай, противный христіанству, всякое слово, имвшее смыслъ языческаго поклоненія, они почитали недостойными чистоты евангельской. Нтъ сомннія, что славянскій языкъ уже задолго до Кирилла и Меодія служилъ органомъ христіанскихъ понятій: въ противномъ случа, никакъ невозможно было бы избжать словъ и выраженій, намекающихъ на языческій бытъ при первой попытк переложить священное писаніе. Переводчики твердо и основательно знали славянскій языкъ и, какъ ревностные христіане, могли почерпнуть свое знаніе славянскаго языка только изъ источника христіанскаго. Притомъ Готы уже въ IV-мъ вк получили переводъ св. писанія, а они, по мсту жительства и по историческимъ своимъ судьбамъ, находились въ сношеніяхъ съ Славянами. Христіанство было центромъ разнообразныхъ врованій и обычаевъ разнородныхъ племенъ. Вотъ почему важнйшимъ источникомъ для исторіи славянскаго языка должно признать переводъ ‘Библіи’ Ульфилы. Показавъ отношеніе христіанскихъ понятій къ языку перевода IV вка и къ языку перевода Кирилла и Меодія IX вка, мы опредлимъ для себя періодъ исторіи языка, отъ языческихъ преданій мало-по-малу переходящій къ чистот христіанскихъ идей. Въ-слдствіе этого, авторъ обращаетъ сначала вниманіе на историческую связь языка готскаго съ славянскимъ. Исторію многихъ нашихъ словъ, а вмст съ ними и понятій, онъ возводитъ къ періоду языка готскаго. Потомъ онъ показываетъ, въ какомъ отношеніи и готскій и славянскій языки стоятъ къ христіанству. Это отношеніе противоположно. Славянскій переводъ ‘Евангелія’, какъ сказано выше, отличается чистотою выраженія христіанскихъ понятій, происшедшею въ-слдствіе отстраненія всхъ намёковъ на прежній, до-христіанскій бытъ. Напротивъ того, готскій переводъ ‘Библіи’ являетъ рзкій переходъ отъ выраженій миологическихъ къ христіанскимъ и составляетъ любопытный фактъ въ исторіи языка, сохраняя въ себ преданія языческія для выраженія христіанскихъ идей. Везд очевидно, что Ульфиля прямо изъ устъ язычника взялъ еще неочистившіяся молитвою слова и формы для выраженія ими св. писанія. По родству преданій славянскихъ съ нмецкими, не только готскій переводъ ‘Библіи’, но и другіе нмецкіе переводы ‘Евангелія’, VIII и IX вка, предлагаютъ намъ многіе общіе у Славянъ съ Нмцами древнйшіе обычаи и врованія, ясно сохранившіеся въ нмецкихъ переводахъ св. писанія, но невошедшіе въ славянскій. Переходя къ исторіи понятій семейныхъ въ язык, слдуетъ ршить вопросъ особенной важности о томъ, какое вліяніе произвелъ переводъ св. писанія на эти понятія. Славяне, преимущественно предъ всми индоевропейскими народами, въ большей чистот сохранили древнйшія названія семейныхъ отношеній и членовъ семейства, такъ-что славянскія слова, означающія эти понятія, по прямой линіи ведутъ свою исторію отъ санскрита и стоятъ въ самомъ близкомъ къ нему отношеніи. Семейныя понятія мало подверглись въ славянскомъ язык перевороту отъ внесенія въ него идей христіанскихъ. Конечно, язычество вошло во многіе обряды семейные, но христіанство, какъ-скоро проникло къ Славянамъ, еще во времена до-историческія, уже изгнало изъ языка перевода св. писанія все, что въ понятіяхъ семейныхъ оскорбляло христіанскія идеи. Нмецкіе переводчики св. писанія поступили иначе: христіанскія понятія о семейств часто передавали они такими словами, которыя во всей яркости живописали языческій обрядъ. Потомъ, суля по переводу св. писанія, можно заключить, что Славяне до позднйшаго времени удержали семейныя отношенія для опредленія общественныхъ отношеній. Это видно въ ‘Остромировомъ Евангеліи’ изъ словъ: ‘владыка’ и ‘старйшина’, которыя, получивъ значеніе въ быту семейномъ, распространились для выраженія власти не только гражданской, но и церковной. Въ славянскомъ перевод очевидны слды патріархальнаго быта, напротивъ, въ язык не только древне-нмецкихъ переводовъ св. писанія, но даже и готскаго, замчается большее развитіе государственныхъ понятій. Славянскіе переводчики хотя и стараются передать грецизмами понятія жизни государственной, напримръ игемонъ — владыка, но славянизмы невольно проскользаютъ и даютъ разумть, какъ необходимо было замнять ихъ грецизмами Текстъ славянскаго ‘Евангелія’ представляетъ періодъ броженія, когда еще не могли выработаться идеи общественныя, въ отвлеченіи отъ понятій семейныхъ. Съ теченіемъ времени, домашній кругъ воззрній въ язык расширяется. Столкновенія съ чуждыми народами и переводъ св. писанія извлекли Славянъ изъ ограниченныхъ домашнихъ отношеній, отразившись въ язык съ знаніемъ чужеземнаго и общечеловческаго. Исторія славянскаго племени положительно указываетъ, что прямо изъ жизни семейной и отношеній, ею опредляемыхъ, нельзя вывести всего многосложнаго устройства государственнаго, не предпославъ чуждаго вліянія въ образованіи понятій общежительныхъ и государственныхъ въ язык св. писанія. Древнйшимъ слоемъ языка, конечно, должно признать слова, выражающія бытъ семейный и родовой: потому они и стоятъ въ ближайшемъ родств съ санскритомъ. Но за нимъ надобно признать вторымъ, позднйшимъ, образовавшимся въ періодъ до-историческаго сближенія племенъ — слой племенной. Отвлеченность славянскаго языка въ перевод св. писанія, какъ слдствіе яснаго разумнія христіанскихъ идей, очищеннаго отъ преданій до-христіанскихъ, усилилась грецизмами, которыхъ, сравнительно съ славянскимъ текстомъ находимъ гораздо-мене въ готскомъ, Грецизмы, въ Остромировомъ Евангеліи ‘преимущественно ограничиваются только названіемъ предметовъ, касающихся удобствъ жизни, ремеслъ, произведеній природы, для которыхъ слова или вовсе не существовали въ язык славянскомъ, или же были неизвстны переводчикамъ. Переводчикамъ даже выгодно было употреблять иностранныя реченія въ этомъ случа для того, чтобъ придать слогу величіе, не унизивъ его напоминовеніемъ предметовъ жизни ежедневной. Иное дло съ понятіями нравственными: они уже сами по себ возбуждали приличную высокому предмету мысль, и, слдовательно, не нуждались въ понятномъ выраженіи посредствомъ грецизма, который въ этомъ случа могъ вредить переводу. Нравственное же понятіе, переданное грецизмомъ, получало въ славянскомъ текст какъ-бы значеніе собственнаго имени, какъ-бы олицетворялось.